Мой роман о Древней Руси продвигался с трудом. Наверное, я засиделся в городе, нужно ехать в деревню, но какие-то дела, редкие, но важные выступления перед читателями все задерживали меня. В Петухах я за свой рабочий день писал по три-четыре страницы, а здесь с трудом одну-две. Иногда часами ждал, когда позвонит Ирина Ветрова, а она меня не баловала звонками. Мне же было трудно себя заставить набрать ее номер.

Зима, наконец, установилась. Снег, морозы, даже белые метели с завыванием холодных ветров. Новый год мы, как и намечали, встретили вдвоем с Ириной. Сначала побыли у нее, а потом, во втором часу ночи, поехали ко мне. На Дворцовой площади горели разноцветные огни, стояла гигантская елка, бродили толпы людей. Были открыты киоски и ларьки со сладостями и соками. Продавали шоколадное мороженое, и даже очереди не было. Мы с Ириной немного побродили в праздной толпе, но вскоре пошли по набережной к моему дому. Все-таки Новый год лучше встречать в тепле и уюте, чем на морозной, хотя и красивой, площади. Это что-то новое, раньше, вроде бы, таких массовых новогодних гуляний не устраивали. В Новый год на улицах было удивительно тихо, разве прошелестит такси или прогрохочет запоздалый трамвай. А теперь вон что творится на улицах, площадях. Меньше пить стали, вот и потянуло из жарких квартир на морозный свежий воздух. В четвертом часу ночи мы выключили телевизор и улеглись спать. На столе осталась бутылка шампанского, которую мы даже не допили.

Прогуливаясь первого января по Кутузовской набережной, я внимательно всматривался в лица прохожих: люди выглядели свежими, выспавшимися и без признаков глубокого похмелья.

Я гоню посторонние мысли прочь и снова вызываю перед мысленным взором образ князя Владимира Красное Солнышко. Сын Святослава и его наложницы Малуши Любечанки, он мог бы и не стать великим князем, учитывая тогдашнюю жестокую борьбу за власть между братьями и другими наследниками за киевский престол, но Владимиру повезло, и он, кого называли «робичичем» и «холопищем», вошел в историю и был воспет в былинах наравне с Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и другими богатырями- героями того времени.

Во стольном городе во Киеве,

У ласкова князя у Владимира

Было пированьице, почестей пир

На многих на князей на бояров,

На могучих на богатырей,

На всех купцов торговых,

На всех на мужиков деревенских.

Князь Владимир изгнал из Киева варягов, ввел культ шести языческих богов во главе с богом грозы и войны Перуном. Византийские миссионеры, ринувшиеся к славянам, несли им лишь новые христианские имена для старых языческих богов, несколько отличную обрядность. Древнейший путешественник и писатель, имя его неизвестно, предложил такую периодизацию славянских верований: поначалу славяне «клали требы» упырям и берегыням, то есть приносили жертвы, потом они начали «трапезу ставити Роду и рожаницам», затем молились Перуну, не забывая и других богов...

Позвонила Ирина. Я с удовольствием слушал ее тонкий, девичий голос. Странно: когда мы рядом, ее голос кажется мне глуховатым, а вот по телефону со мной будто говорит звонкоголосая девчонка.

— Как поживает твой Владимир Красное Солнышко? — спрашивает она.

— «И рече Володимер: „Се не добро, еже мало город около Кыева“. И нача ставити городы по Десне и по Въстри и по Трубешеви...» — шпарю я по-старославянски, текст лежит перед моими глазами.

— Что за тарабарщина?

— Так говорили наши предки, — улыбаюсь я.

— Андрей, сколько мы не виделись?

— Вечность, — бодро отвечаю я, а губы мои расползаются в самодовольной улыбке: неужели Ирина соскучилась?

— Это много или мало?

— Давай сегодня увидимся, — предлагаю я. — Я тебя встречу после работы.

— Сегодня? — делает она паузу. — Сегодня, милый, не могу...

Меня обычно раздражают всякие дурацкие словечки вроде «пупсик», «пампушечка», «котик», а «милый» звучит в устах Ирины сладкой музыкой. Кстати, не так уж часто она меня так называет. Я не настаиваю и не уточняю, почему не может, — Ирина этого не любит. Я теперь стараюсь не делать того, чего она не любит.

— Тогда завтра? — говорю я. — Завтра пятница, хочешь, махнем в Парголово? На лыжах покатаемся.

— Лучше на финских санях, у меня на лыжах плохо получается.

Я уже знаю ее. За город она не поедет, все сейчас закончится тем, что я должен буду на завтра взять билеты в кинотеатр на новый фильм. Ирине очень нравится серия про Анжелику. Я тоже с удовольствием смотрю эту бесконечную эпопею про своенравную красавицу и ее хромого и вечно гонимого королями мужа. Последний фильм, который мы смотрели с Ириной в кинотеатре «Молодежный», кажется, назывался «Анжелика в гневе». Прекрасная маркиза весь фильм только и делала, что отбивалась от мужчин.

— Ты что замолчал? — спрашивает Ирина.

— Вспоминаю, какой сейчас идет в городе новый зарубежный фильм, — улыбаюсь я.

— Умница! — восклицает Ирина. — Возьми на завтра билет, знаешь на что? На «Окно в спальне». Про сексуального маньяка, который одну за другой убивает хорошеньких женщин.

— Дурак! — говорю я.

— Это мягко сказано, — помолчав, отвечает она. — Подонок! Мразь!

— Конечно, конечно, — поспешно соглашаюсь я. Ирина такая, может широко развить эту тему, этак минут на десять-пятнадцать. И тогда всем мужчинам на белом свете станет тошно. В том числе и мне.

— Я сегодня с самого утра думаю о тебе, — воркующим голоском негромко произносит она в трубку. — А ты?

— Ты всегда со мной, — отвечаю я, мельком подумав, что, пожалуй, эта фраза прозвучала банально.

И тотчас наступило возмездие!

— Праздник, который всегда со мной... Это ты у Хемингуэя украл? Может, ты и для своих романов воруешь сюжеты у классиков?

— Я тебя люблю, Ирина, и хочу, чтобы ты за меня вышла замуж.

— Начало хорошее... — произнесла она, и я почувствовал, что она улыбается. — А конец фразы...

— Должен же быть конец? — излишне горячо вырывается у меня. — У любого начала есть конец!

— Конец чего? Нашей любви?

— Ты считаешь, что замужество — это конец любви? — возмущаюсь я.

— По статистике больше всего разводов приходится на первый год брака, — тоненьким голоском говорит она мне ужасные вещи. — Ты ведь не хочешь меня потерять?

— Статистика, разводы, брак... И это я слышу от любимой женщины!

— Потому и любишь, что я еще не твоя собственность, — разит она меня наповал.

— Я возьму билеты на шесть, — сдаюсь я. — В пятнадцать минут шестого встречаемся у твоего института.

— Андрей! — кричит она, сообразив, что я сейчас повешу трубку. — Возьми три билета. Мой шеф тоже хочет посмотреть этот фильм...

— К черту твоего шефа! — рычу я в трубку и с размаха кладу на рычаг.