Мы стояли с Ириной у ее дома. Тусклый фонарь с люминесцентной лампой освещал черные деревья в сквере, изумрудно посверкивал снег, у мусорных бачков противно визжали кошки. Ветер разбойничьи посвистывал в голых узловатых ветвях деревьев, слышался негромкий, будто стеклянный звон — это когда обледенелые сучья ударялись друг о дружку. В окнах девятиэтажного дома светились огни. Преобладал голубоватый свет затухающей электросварки — это были включены телевизоры.

— Сегодня мне нельзя, — вдруг огорошила меня Ирина. — У меня это... самое.

Черт возьми, почему-то всегда женские проблемы застают нас, мужчин, врасплох! Мне часто приходила в голову мысль, что наша связь в любой момент может оборваться, как тонкая нитка. Ну почему она меня все время держит в напряжении? Мы уже третий месяц вместе, то есть более-менее регулярно встречаемся то у меня, то у нее, а вот уверенности, что это надолго, у меня нет. Иногда мне кажется, что мы почти муж и жена, не хватает лишь самой малости — штампа в паспорте, а в другой раз возникает ощущение, что мы чужие: завтра позвоню Ирине, а она спокойно заявит, что все кончилось...

— Ты даже меня к себе не приглашаешь? — кашлянув, сказал я.

— Мне хочется сегодня побыть одной, — ответила она. — Этот фильм... Ну почему мужчины такие? Маньяки, убийцы, преступники! Согласись, женщин, подверженных этим отвратительным порокам, почти нет.

Пожалуй, Ирина права: закоренелых преступниц женщин гораздо меньше, чем мужчин. Я видел какой- то американский фильм, где садистка-проститутка бритвой, зажатой в зубах, перерезала горло своим клиентам... Правда, она была неизлечимой наркоманкой. Да и потом, вся эта история с убийством могла быть фантазией режиссера.

Порыв ветра громыхнул железом на крыше, кошачий визг стал громче, я видел, как Ирина передернула плечами, будто от озноба. Почему кошки так противно кричат? Повисла продолжительная пауза. Не то чтобы я обиделся — мне понятно состояние человека, когда ему хочется остаться одному, — но свое разочарование я, по-видимому, не смог скрыть. Одно неосторожное слово, небрежное движение могли надолго испортить мне настроение. И я ничего с этим не мог поделать.

В широко раскрытых глазах ее отражались два светлячка — отблеск уличного фонаря. Она переступила в своих высоких сапожках с ноги на ногу, послышался пронзительный скрип, будто канифолью провели по стеклу. Припухлые губы чернели на белом в сумраке лице.

— Ну, я пойду? — негромко произнесла она.

— До свидания, — я слегка коснулся губами ее щеки.

Хлопнула тяжелая дверь, стук ее каблуков по железобетонным ступенькам становился все глуше. Я поддал носком ботинка ледяную голышку и направился было через сквер к автобусной остановке, как вдруг услышал приглушенный вскрик, потом чье-то глухое бормотание, снова тонкий женский вскрик. Я бросился к парадной, не помня себя взлетел на лестничную площадку, затем на вторую и увидел у низкого квадратного окна с широким подоконником Ирину с дико вытаращенными глазами. Ниже были двери в квартиры, выше — тоже, а здесь, на лестничной площадке, чуть освещенной лампочкой с другого этажа, в напряженных позах стояли двое мужчин с неразличимыми хмурыми лицами, и один из них, правой рукой обхватив мою Ирину за плечи, левой в кожаной перчатке зажимал ей рот. Увидев меня, второй, что стоял ближе к лифту, сделал шаг мне навстречу. Это был невысокий парень в синей финской куртке с капюшоном и блестящими пуговицами, на голове — вязаная шапочка с иностранной надписью. Глаза его походили на две оловянные пуговицы, такие я видел на немецких мундирах.

В следующее мгновение я сильно ударил парня в выпяченный подбородок. Он отлетел к металлической коробке лифта и гулко стукнулся об нее. Я схватил его за грудки и несколько раз припечатал к лифту. Гулкие удары эхом покатились по этажам. Парень замигал, что-то промычал и сполз на серый бетонный пол. Перешагнув через него, я бросился ко второму, который все еще держал Ирину и таращил на меня такие же оловянные глаза, только более темные, чем у первого бандита. Этого я наотмашь ударил в лицо. Зимняя кроличья шапка скатилась с его головы, он, наконец, отпустил Ирину, по-собачьи оскалившись, бросился на меня. Мы тузили друг друга кулаками.

Краем глаза я видел Ирину: она стояла у окна и расширившимися от ужаса ярко-синими глазами смотрела на нас. Золотистые волосы залепили ей лоб, струились по плечам. Ей даже не пришло в голову закричать, позвать соседей на помощь. Однако, как чуть позже оказалось, мужества ей было не занимать. Первый, сваленный мною на пол у лифта, поднялся и кинулся сзади на меня. И тут Ирина схватила его за длинные черные волосы и оттащила в сторону. Мой противник не уступал мне в силе, уклоняясь от моих кулаков, норовил заехать мне в глаз или в нос. Раз или два ему это удалось.

— Андрей, у него нож! — послышался пронзительный крик Ирины.

В следующее мгновение я почувствовал легкий скользящий укол в лопатку, резанула боль в плече. И тем не менее я успел нанести в голову удар своему противнику, сбив костяшки пальцев. Тот, не отвечая мне, крикнул: «Атас, Блин!» — проскользнул у меня под локтем и, схватив с пола шапку, рванул вниз по лестнице. Второму, Блину, я не дал убежать, резко повернувшись, сгреб его за капюшон — он уже навострился кинуться вслед за дружком, — посыпались на пол кнопки, затрещала материя. Наверное, я так и остался бы с капюшоном в руках, если бы вдруг не распахнулась дверь, загородив дорогу парню, и не вышел на лестничную площадку высокий мужчина в голубой пижаме с каким-то вензелем, вышитым на нагрудном кармане. Вцепившись парню в плечо, я развернул его на себя и от души врезал в челюсть. Оловянные глаза его помутнели, заморгали, он прислонился спиной к зеленой крашеной стене. Наверное, я еще хотел его ударить, потому что мужчина в пижаме, оттолкнув меня плечом, громко спросил:

— Вы что тут затеяли?! Я сейчас милицию вызову!

— Андрей, ты совсем белый, — услышал я тонкий голос Ирины. Перед моими глазами замаячило ее лицо с растрепанными волосами. Не отпуская куртку парня с оловянными глазами, я проговорил:

— Позвоните в милицию, это бандиты... Они напали на женщину.

— Хотели меня ограбить, — вставила Ирина, не спуская с меня встревоженного взгляда. — Андрей, ты ранен?

Мужчина метнулся в свою квартиру, не забыв прикрыть дверь. Парень, тупо глядя на меня, вдруг быстро сунул руку в карман, выхватил оттуда блеснувшую сталью финку и швырнул ее в щель между лифтом и полом. Однако финка за что-то зацепилась и со звоном отлетела к двери того самого гражданина, который, по-видимому, звонил в милицию.

— Подними, — кивнул я Ирине. Та послушно нагнулась за ножом.

— Андрюша, он в крови... — испуганно прошелестела она, рассматривая финку, которую брезгливо держала в двух пальцах. — Это он тебя?

Я уже не чувствовал плеча, оно одеревенело, однако моя рука крепко сжимала куртку черноволосого парня с оловянными глазами и вздувшейся нижней губой. Мы молча смотрели друг другу в глаза. Краем глаза я видел Ирину, прислонившуюся к стене, в руке ее поблескивал нож с наборной рукояткой. Такие теперь редко встретишь, бандиты, насмотревшись заграничных фильмов, мастерят ножи с мгновенно выскакивающим из рукоятки лезвием.

— Отпусти лучше, дядя, — наконец разжал разбитые губы парень. — Мои кореша все равно тебя достанут...

— Ира, дай нож! — потребовал я.

В мутных глазах парня — его напарник назвал Блином — что-то дрогнуло, он еще плотнее вжался в железный бок лифта. Струсил, подонок!

Ирина брезгливо протянула мне нож, я зажал его в здоровой руке.

— Ты что, дядя? — забормотал Блин. — Очумел? За это и тебе не поздоровится!

— Ты же меня смог, племянник! — глядя на него, как потом утверждала Ирина, бешеными глазами, произнес я. — Самооборона, Блин! А дядей твоим, видит Бог, я не хотел бы быть.

Я замахнулся, он тоненько, как поросенок, завизжал, задергался. Оловянные глаза зажмурились, колени задрожали. Конечно, я его не ударил бы, но мне было омерзительно видеть его наглую, с вздувшейся губой рожу. Ранил меня, сволочь, и еще грозит расправой.

— Милиция сейчас будет, — деловито сообщил высокий мужчина, появляясь из-за моей спины. Поверх пижамы он набросил на себя черный кожаный пиджак. Вслед за ним вышла на лестничную площадку полная круглолицая женщина в розовом стеганом халате с оборками и в платке, повязанном поверх торчащих во все стороны алюминиевых бигуди.

— Вы живете этажом выше? — на редкость пронзительным голосом спросила она Ирину. Вернее, прокричала. Та промолчала, может, кивнула, я не видел.

— Они шастают к Чумаковым, — все тем же пронзительным голосом продолжала женщина. — Бывает, до утра гоняют магнитофон, пьют, гуляют... Точно, оттуда! Еще у парадной поставят на землю орущий ящик и выплясывают. Этот «брек данс»! Ну, как негры на улицах в Америке... Я по телевизору видела... И когда только это осиное гнездо прикроют?!

— Сашенька, иди в комнату, — посоветовал мужчина, очевидно, ее муж. — Мы тут сами разберемся.

— Житья от них, паразитов, не стало! — крикливо возмущалась Сашенька. — Позавчера кто-то сбросил в шахту лифта рыжую кошечку... Кому она мешала?

Внизу хлопнула дверь парадной, и скоро притопали три милиционера, один из них был в звании лейтенанта. Недолго раздумывая, они схватили парня в синей куртке, а заодно довольно бесцеремонно потащили вниз и меня.

— Этот товарищ защищал женщину, — подскочил к ним высокий мужчина. — Они, кажется, его ранили!

Лейтенант приказал меня отпустить, внимательно оглядел, пощупал плечо, а потом взглянул на свои окровавленные пальцы.

— Что же вы молчите, гражданин? — сердито спросил он.

— А что я должен говорить? Вы меня пока ни о чем не спрашивали.

— С нами в отделение, — распорядился лейтенант. — Там разберемся, и дежурный врач вас посмотрит...

В это время сержант записал фамилии свидетелей — высокого мужчины, его жены и Ирины. Когда мы все стали спускаться вниз, Ирина догнала нас и решительно заявила лейтенанту, что поедет в отделение.

— Они ведь на меня напали, — сказала она.

Лейтенант не возражал. Я только сейчас заметил

у него финку. Странно, я ведь держал ее в руке, как же она к нему попала?

Внизу ожидал желто-синий газик с вращающейся мигалкой наверху. Мы все забрались в холодный кузов, разместились на боковых жестких скамейках. Я думал, что сержант или второй милиционер наденут на Блина наручники, но ничего подобного не случилось. Бледный, с распухшей губой, Блин сидел между сержантом и милиционером, лейтенант сел в кабину рядом с шофером.

Ирина нащупала впотьмах мою ладонь.

— Я так испугалась, — прошептала она. — Тот, который убежал, почему-то спросил: «Ты — Зинка?» А потом стал сдирать с меня дубленку...

— Говорил ведь, зайдем к тебе, — упрекнул я. И голоса своего не узнал: какой-то тонкий, жалобный!

Милицейский газик мчался по пустынной ночной улице, иногда нас подбрасывало на выбоинах; в гулкое днище машины ударялись ледышки, что-то металлическое постукивало, каталось под сиденьем, пахло бензином и сигаретным дымом.

— Наверное, моя Лариска уже родила, — послышался в темноте голос милиционера.

— Кого ждешь-то? — спросил сержант. — Мальчика или девочку?

— Сына, — с гордостью ответил милиционер. — И врач говорил...

— А у меня две девочки, — весело произнес сержант. — Тоже неплохо!

Весь этот разговор я слышал будто во сне. В плече что-то запульсировало, пришла тупая ноющая боль, она постепенно распространялась вглубь и вширь. Немного подташнивало. Теперь при каждом толчке боль отдавалась в шее и даже в ухе. Ладони Ирины я не чувствовал в своей руке, глаза стали слипаться, голоса отдалились, и я вдруг отчетливо увидел перед собой небритое лицо своего деревенского соседа Николая Арсентьевича. Он улыбался, показывая желтые редкие зубы, и неторопливо говорил:

— Девчонки теперь бывают почище парней: пьют, курят, блудят почем зря. На Народной улице, помнишь, красивый бардачок накрыли? Встретишь на улице — никогда не подумаешь, что такая модная цаца в золотых кольцах промышляет проституцией. Особенно падки на иностранцев, а от них ведь пошла эта зараза СПИД! Они его и к нам завезли...

Какой же это Николай Арсентьевич? Это рассказывает милиционер... Мне стало тепло и спокойно, я уже не в тряской машине еду, а плыву на лодке по голубому озеру. И рядом со мной — Ирина Ветрова. Ее золотые волосы растрепал ветер, синие глаза смотрят на меня, маленький припухлый рот улыбается...

— У нас будут тоже дети, — говорит она. — Много детей... И мальчиков, и девочек!

Лодка ткнулась носом в заросший светло-зеленой осокой и камышом берег, и незнакомый голос надо мной строго произнес:

— Вы что, заснули? Приехали, гражданин!

— Он ранен... — услышал я далекий голос Ирины. — Врача нужно, врача...