– Эй, Лесник, – на уроке ботаники тихонько сказал Тритон-Харитон, – что я знаю – ахнешь!

– Ничего ты не знаешь, – подковырнул приятеля Митька. – Тебе только что двойку поставили...

– Подумаешь, лютики... А ты знаешь, где у них рыльце? – Стёпка тряхнул светлыми лохмами. – То-то... Исправлю! Мне батя утром такое сказал... Район разрешил нам строить гидроэлектростанцию. Теперь у всех будет электричество, а не только в школе и больнице.

– Загнул!

– Уже эти... фонды отпустили.

Митька не знал, что такое фонды, но это непонятное слово сразу заставило поверить.

– На Калинке? – спросил Митька.

– Понятно, – сказал Стёпка. – Батя говорил, что у вас тоже будет свет. На всех улицах фонари зажгут, как в городе.

Митька вдруг вспомнил: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет...» Враньё все это, оказывается! Вот построят электростанцию, тогда действительно будет свет. И без бога обойдутся. Включат рубильник – и будет свет.

– А ты точно знаешь, что их отпустили? – спросил Митька.

– Что?

– Ну, фонды.

– Отпустили, – сказал Стёпка.

Митька немного помолчал и снова спросил:

– А вдруг их не хватит?

– Чего?

– Ну, фондов.

– Вот человек! – рассердился Стёпка. – Говорят, хватит. .. На каждом столбе лампочку повесят.

Стёпка тоже не знал, что такое фонды, и боялся, что Митька спросит.

– Стёп, а ты попроси батю, чтобы повесили хоть две лампочки в лесу! Всё равно ведь провод будут через рощу тянуть.

– Это можно, – согласился Тритон-Харитон. – Знаешь что? Давай помолчим: учительница на нас смотрит.

После звонка Митька стал не спеша собирать свои книжки и тетрадки. Класс опустел, а он всё ещё сидел за партой.

– Ну, чего ты копаешься? – заглянул в дверь Тритон- Харитон. – Пошли!

Митька заглянул в портфель: до сих пор пахнет свечками! Куда идти? Домой? С полицаем в одной избе он жить не будет. И на мельницу больше – ни шагу. Мало того, что окрестили, так ещё надумали какую-то сатану гнать. Нашли дурака!

На спортплощадке Митьку поджидал Огурец. Он стоял у шведской стенки и насмешливо улыбался. На голове у него красовалась новенькая в красную шашечку тюбетейка.

– Эй, Богомол, скажи, Земля круглая иль нет? – крикнул Огурец и захихикал.

Стёпка незаметно подтолкнул Митьку и, насвистывая, пошёл вперёд. Он даже не глядел в Петькину сторону, а тот состроил противную рожу и снова крикнул:

– Богомол, вертится Земля иль нет?

Стёпка изловчился и поймал Петьку за локоть.

– Сейчас, Огурец, узнаешь, какая Земля... круглая или нет, – торжествовал Тритон-Харитон. – Лесник, иди, бить будем.

Митька подошёл к Петьке, лениво размахнулся… и опустил руку.

– Бей! – подзадорил Стёпка.

– Неохота, – сказал Митька. – Заплачет.

Огурец, приготовившийся было зареветь, приободрился.

– Прими грабли, – сказал он Стёпке и попытался выдернуть руку.

– Ябедничал? – спросил Тритон-Харитон. – Получай!

И хлёстко шлёпнул ладонью Огурца по щеке.

– Дразнился?

И вторая звонкая пощёчина разнеслась по двору, вспугнув с забора стайку воробьёв.

Новенькая тюбетейка слетела с Петькиной головы, длинное лицо сморщилось, губы задрожали.

– Хва-а-тит... Тритонище!

– Ну что, Земля вертится? – спросил Стёпка, награждая Огурца подзатыльником.

Петька заревел.

– А теперь иди жалуйся! – Стёпка повернул Огурца спиной и напоследок дал ему хорошего пинка.

– Плачет? – спросил Митька, который уже успел отойти на порядочное расстояние.

– Не будет капать, – сказал Тритон-Харитон.

– И Землю зачем-то приплёл?

– Дурак он, – сказал Стёпка. – Дурак в тюбетейке.

– А если опять наябедничает?

– Пускай...

Даже расправа с Огурцом не подняла Митькино настроение. Петька поплачет, позлится – и домой придёт. А куда ему, Митьке, деться?

– Хорошо, бы в футбол сыграть, – сказал Митька,

– Камера спустила... Дырка.

– Заклеим...

– Клею нет... А потом, трава мокрая. Кончился сезон. Теперь до весны.

У магазина остановились. Дед Андрон был на месте. Видно, с утра сидит тут. Он перешёл на зимнюю форму: закутался в красный длинный тулуп, а сверху прикрылся своей любимой фуражкой с отломанным козырьком. Из тулупа торчали борода, усы да толстый красный нос.

– Дедушка, скоро всем электричество проведут, – сообщил Митька. – И тебе над головой лампочку повесят... Чтобы воров было видно.

– Дай бог, – сказал дед.

– А бога-то, оказывается, нет, – сказал Митька. – Бога древние люди выдумали... Это когда они совсем как обезьяны были.

– Обезьяны выдумали? – толком не расслышав, переспросил дед. – Обезьяна тоже божья тварь.

– Чего это ты, дед, в тулуп завернулся? Озяб? – спросил Стёпка.

– Кровь не греет, – сказал сторож. – Моё дело табак.

Дед Андрон сегодня был опять не в духе. Фуражка прямо сидела на его голове. Он глядел мимо ребят и о чём-то думал.

– Дедушка, а филин – божья тварь? – спросил Митька.

– Ну зачем чёрт принёс его сюда? – сердито взглянул сторож на Митьку. – И жил бы на Колыме.

Митька со Стёпкой переглянулись.

– Кого чёрт принёс? – спросил Митька.

– Ишь придумал... Борода! Мне сразу его обличье показалось знакомым. Рыбачок!

Митька, наконец, сообразил, о ком речь.

– Деда, он у немцев полицаем был. Да?

– Внучонка с невесткой отправил в неметчину, – сказал сторож. – Сгинули. А он жив-живёхонек. Рыбку, язви его в душу, удит.

– Мамка сказала, чтоб он уходил от нас... Полицай он.

– Внучонок-то мой сейчас уж школу бы кончил... Там, в Германии, пропал... А он, гляди-ко, пришёл и рыбку удит.

– Пойдём, Мить, – потянул приятеля за рукав Стёпка. – Переживает дед...

Андрон ещё глубже забрался в свой тулуп. Глаза его были красными и часто моргали.

До рощи дошли молча. На лужайке вокруг кола бродила коза. Митька чувствовал, что Тритон-Харитон что-то хочет сказать, но не решается.

Странный какой-то сегодня Стёпка! В школе Митька несколько раз ловил на себе его пристальный взгляд. И сейчас идёт, всё время сбоку поглядывает на Митьку, как будто год не виделись. Митька спросил:

– Нос у меня в чернилах, что ли?

– Нос в порядке, – сказал Стёпка.

– Ну чего ты на меня всё время глаза таращишь?

– Куда хочу – туда и гляжу.

– Смотри лучше на небо, а на меня не надо, – сказал Митька. – Не люблю.

Стёпка посмотрел на небо, вздохнул и вдруг спросил:

– Хочешь быть моим братом?

– Братом? – изумился Митька. – Как это?

– Ну так... – сказал Стёпка. – Будешь жить у нас и всё такое... Не надоело тебе такую даль в школу ходить?

– А мамка?

– Мамка, – повторил Стёпка. – У ней бог.

Митька на лету поймал падающий с берёзы лист, рассеянно положил его в рот и стал жевать. Даже не заметил, что горько. В лесу тихо. Деревья стоят молча. Не шевелятся и не шумят. На редких листьях блестят дождевые капли. Пахнет муравьиной кислотой. Не слышно и филина. Днём филин спит. А как только стемнеет, – выберется из своего дупла и давай людей и птиц пугать. И почему у него такой голос противный? Не то плачет, не то смеётся – не поймёшь!

– Так как, Мить?

Хороший парень Тритон-Харитон. Такого брата одно удовольствие иметь. И дядя Гриша, помнится, звал. Будете, говорил, со Стёпкой спать.

– А ты где спишь? – спросил Митька.

– Что? – удивился Стёпка и расплылся в улыбке: – На кровати... Она ужас какая широкая, Мить! Втроём можно спать – не вывалишься.