Коля Гаврилов появился утром. В руках у него был брезентовый мешочек, тот самый, с которым я увидел его в первый раз. Мы с Алёнкой ждали его… Думали, что он появится со стороны острова, но Коля пришёл по берегу. Вернее, приплыл. Волосы мокрые, трусы только что выжаты.

- Поплывём на вашей лодке, - сказал Коля.

Мы с Алёнкой не возражали. Я предложил и Гарика захватить, но Коля сказал, что не надо. Обычно разговорчивый, он сегодня помалкивал. На меня старался не смотреть. Упал я в Колиных глазах. И всё из-за Федькиной бомбы. Ещё раньше, чем появился Коля, к Гарику пожаловал Гриб. Они растянулись на траве, рядом с машиной, и о чём-то толковали. Когда я подошёл, они замолчали.

- Твоё барахло вернули? - спросил Гарик.

- И банку с червями, - сказал я.

- Мне тоже всё принесли.

- А мне ни шиша, - ввернул Федя.

Я сказал им, что меня пригласили на остров. С Сорокой буду беседовать. Вот только зачем я ему понадобился - ума не приложу.

Гарик с Федей переглянулись.

- Тебя не тронут, - заметил Гриб.

- Запомни, где у них вход, - сказал Гарик.

- Ладно, - пообещал я.

- Про бомбу не ляпни, - предупредил Федя.

- Иди ты к чёрту, - сказал я.

У них было что-то на уме, я видел по глазам, но допытываться не стал. Не хотят говорить - не надо.

Втроём - я, Алёнка и Коля - мы подплыли к острову.

- Кто в лесу книжки читает? - стал разговаривать с Алёнкой Коля. На меня он по-прежнему не смотрел. - Книжки и в городе можно читать, а тут природа. Я бы на твоём месте весь день ходил в лесу. Сколько тут земляники! Где ещё такой бор найдёшь? А озеро? Когда сюда из города приезжают, так им не до книжек. Тут знаменитый артист с месяц жил. Фамилию забыл… Его часто по радио передают. Он стихи читает, а здесь всё время пел. Умываться идёт - поёт. В лес идёт - поёт. Громко так. На охоту идёт - поёт. Он ни разу никого не застрелил. А всё одно был весёлый. Сумка пустая, а поёт. Эти… серенады из разных опер… «О дайте, дайте мне свободу…» Как же его фамилия? Трудная какая-то. Уехал, когда дожди зарядили. У нас, бывает, как зарядит, так на неделю. Вот начнутся дожди - и читай…

- Мне здесь нравится, - сказала Алёнка.

- Хочешь, покажу тебе одну полянку? Красным-красно от земляники.

- Покажи, - сказала Алёнка.

Я молчал. Взглянув на берег, я увидел, как Гарик и Федя поспешно усаживаются в резиновую лодку. Куда это они собрались?

Вот и остров. Тихий стоит, ни одно дерево не шелохнётся. У самого берега на осоку налипли комки пены.

Куда же мы пристанем? Мне не терпелось увидеть таинственный вход. Это, должно быть, настоящий грот. Ведь туда заходит даже моторка. Когда нос нашей лодки коснулся камышей, Коля опустил вёсла и посмотрел на нас.

- Сейчас ты скажешь: «Сезам отворись!» - и мы очутимся на острове, - сказала Алёнка.

Но Коля сказал совсем другое:

- Завяжите глаза.

И протянул нам два лоскута. Мы с Алёнкой переглянулись.

- Это обязательно? - спросил я.

Коля кивнул.

- И мне? - спросила Алёнка.

- Всем, - ответил Коля.

- Я зажмурю глаза.

- Будем сидеть в лодке, - сказал Коля. - Я подожду.

Делать было нечего, пришлось завязывать глаза.

Я, правда, попытался щёлку оставить, но Коля поправил повязку, и я больше ничего не видел. Сразу вспомнилась сказка «Али-баба и сорок разбойников». Там тоже всем завязывали глаза. И в романах, которые читает Алёнка, путешественникам разбойники набрасывали на глаза чёрные повязки. А потом всё равно убивали их. Придётся и нам потерпеть.

Я слышал, как за лодку цеплялись водоросли и камыши, как негромко всплёскивает весло.

- Нагнитесь, - сказал Коля.

Мы с Алёнкой разом нагнулись и стукнулись головами. Запахло колодезной сыростью. Если раньше сквозь повязку слабо ощущался солнечный свет, то сейчас - сплошная темнота.

- Снимите, - громко сказал кто-то. Голос прозвучал, как в бочке. Сдёрнув повязку, я сначала ничего не увидел. Темно, как ночью, потом сверху просочился неяркий свет. Над нами было небо. Оно врезалось в отчётливый четырёхугольник. Мы сидели в колодце, широком внизу и сужающемся кверху. Коля привязал лодку и первым полез вверх по скобам, вбитым в сруб. Не дожидаясь приглашения, полез и я. Колодец был не очень глубокий, и скоро Колины ноги перестали мельтешить над моей головой. Я выбрался из колодца. Вслед за мной показалась Алёнка. Нос у неё был испачкан в земле. В волосах мокрая трава. Алёнка улыбалась.

- Ура! Я на таинственном острове, - сказала она. - А где капитан Немо?

Сорока стоял к нам спиной и о чём-то негромко говорил с Колей.

Я оглянулся. Высоченные ели и сосны придвинулись к самому берегу. Это их корни торчат над водой. В глубь острова вела тропинка. Кругом валялись еловые шишки. Вокруг бревенчатого сруба буйно разрослась трава. На колодезной крышке - крепкий засов. Закроют крышку - и никто на остров не попадёт.

Из-за куста выпрыгнул пушистый зверёк и бесстрашно посмотрел на меня.

- Заяц, - прошептал я.

- Два зайца, - сказала Алёнка, глядя совсем в другую сторону. Я удивился и перевёл взгляд туда, куда смотрела она. В траве сидели ещё два серых зайца и, не обращая на нас внимания, щипали траву. Сорока, увидев наши изумлённые лица, сказал:

- Кролики.

- А медведей у вас нет? - спросила Алёнка.

- Есть, - невозмутимо ответил Сорока и, повернувшись к лесу, крикнул: - Кеша!

И тут случилось удивительное: ветви на высоченной сосне, стоявшей всего в десяти шагах от нас, зашевелились, посыпались мелкие сучки, и по стволу довольно быстро спустился бурый медвежонок. Потёр растопыренной лапой нос, чихнул и не спеша поковылял к Сороке.

Глаза у Алёнки стали по ложке. Она ничего не могла сказать.

Да и я опешил. Всё это произошло быстро, как в цирке. Медвежонок поднялся на задние лапы и стал заглядывать Сороке в лицо. Он просил что-то, но у того ничего не было.

- Не веришь? - сказал Сорока. - Обыщи.

Медвежонок засунул лапу сначала в один карман, потом в другой. Недовольно фыркнул и заковылял к нам. Он был не так уж мал. Алёнка схватила меня за руку.

- У меня… ничего нет, - запинаясь, сказала она.

Зато у меня лежал в кармане затасканный кусок сахару. Я его давно собирался съесть, да всё забывал. Я бросил Кеше сахар. Он взял его и, довольный, удалился в лес.

Мы услышали всплеск и приглушённые голоса. Сорока осторожно подошёл к обрыву, лёг на живот и, раздвинув траву, стал смотреть вниз.

- Гриб? - шёпотом спросил Коля.

- Выкупаю я их, - сказал Сорока и, вскочив на ноги, стал стаскивать с себя штаны и рубашку. Оставшись в одних плавках, что-то негромко сказал Коле. Тот пулей помчался в глубь острова. Ошарашенные увиденным, мы стояли проглотив языки. Сорока, как говорится, сразил нас наповал. Что это за всплески, я догадался: Гарик и Федя тайком отправились вслед за нами к острову. Хотели подглядеть, куда мы причалим. Но, наверное, не успели, и вот теперь шныряют по камышам на своей резинке.

Коля принёс брезентовый мешок, точно такой же, как у него. Достал оттуда маску и ласты. Схватив всё это, Сорока полез в колодец. Теперь мне стало ясно, кто уволакивал мою лодку, когда она приближалась к острову. Сейчас такая же штука произойдёт и с моими дружками. Нужно было их как-то предупредить. Видя, что Коля свесил голову вниз и наблюдает за лодкой, я тоже подполз к нему. За мной Алёнка. Гарик и Федя плыли вдоль самого берега и тыкали вёслами в осоку, по-видимому надеясь таким образом обнаружить вход на остров. Когда они проплывали под нами, я ковырнул пальцем землю, и на них посыпался песок.

- Заработаешь, - прошипел в ухо Коля.

Комочки земли защёлкали по огромной Фединой кепке. Он задрал вверх голову, но нас, конечно, не заметил.

А Гарик продолжал тыкать веслом в берег.

- Дураки, - прошептала Алёнка.

Вдруг лодка закрутилась на месте и пошла в сторону от острова. Гарик беспорядочно замахал короткими, напоминающими теннисные ракетки вёслами, пытаясь остановить её, но не тут-то было. Резиновая лодка быстро уходила к противоположному берегу. Мне смешно было смотреть на озадаченные лица приятелей. Они, кажется, не понимали, в чём дело. Я вспомнил, как не так давно и меня тащило к берегу, но Гарик тогда не поверил, а теперь сам очутился в моём положении. Дело, оказывается, не в течении: это Сорока, спрятавшись под водой, тащит её куда хочет. Вон у борта торчит кончик дыхательной трубки.

Посередине озера лодка легла на борт и опрокинулась. Гарик и Федя забарахтались в воде. Они что-то кричали, но я не расслышал. Я внимательно смотрел на воду и наконец снова увидел кусочек зелёной трубки, через которую дышал Сорока. Трубка то исчезала под водой, то снова появлялась, каждый раз всё ближе к острову.

Скоро он стоял перед нами. Капли блестели на его загорелой коже. От маски на лбу осталась красная полоска. Сорока отдал ласты и маску Коле, а сам повернулся к нам.

- Купаются, - сказал он.

- Чего они испугались? - спросила Алёнка. Она так и не поняла, что произошло.

- Тут щука одна есть, - сказал Коля. - Бревно. Её все боятся. Один раз нашего пацана за пятку схватила, еле вырвался. А сколько утей сожрала! У неё на спине мох вырос. Она ещё до революции жила тут. Пудов на пять, верно, Сорока?

- Не взвешивал, - ответил Президент.

- Зачем ты их? - спросил я, кивнув на тот берег.

- Крадутся, как воры…

- Нечего им у нашего острова делать, - сразу посерьёзнев, сказал Коля.

- Федьке Грибу лодку не отдам, - сказал Президент. - Это не рыбак.

- Истребитель мальков, - добавил Коля. - Штук с тыщу кверху животами плавало.

- Этот Гарик, откуда он? - спросил Сорока.

- Москвич.

- Сошлись с Федькой… Свой свояка видит издалека.

- Он машину водит, - сказал я. - А каких щук ловит!

- Я видела, - подтвердила Алёнка.

- Гарик… По-русски Егор, что ли?

- Георгий, - сказала Алёнка.

На тропинке показался Васька и с ним ещё трое. Все в трусах. Васька налегке шагал впереди, а те трое тащили на плечах длинную доску. Двое по краям, один посередине. Они прошествовали мимо нас. Васька мельком взглянул на меня и отвернулся. Сделал вид, что не узнал. Нос у него облез, стал острый и красный, как морковка.

Эта доска была предназначена для трамплина. Нырять будут. Высота подходящая, метра три. Первым ступил на доску Васька. Покачался, потрогал свой красный нос, но нырять всё ещё не решался. Мальчишки что-то советовали ему, он охотно их слушал. Слушать лучше, чем прыгать с такой высоты.

- О чём задумался, детина? - спросил Сорока.

- А если пузом приложусь? - Васька хлопнул себя по ляжкам, ещё раз качнулся, вздохнул и шарахнул вниз головой. Раздался громкий всплеск. Я не видел, как вошёл в воду Васька, но и по звуку догадался, что он действительно приложился животом.

Скоро из колодца показалась Васькина мокрая голова. А потом и весь Васька. Левый бок у него покраснел. Я думал, что больше он нырять не будет. Но Васька сразу пошёл к доске. Мальчишки снова стали давать советы, но Васька отмахивался.

- Я сам, - сказал он. И, долго не раздумывая, бултыхнулся в воду.

- Раз пять приложится животом - научится, - сказал Сорока.

- А это обязательно? - спросила Алёнка.

- Пошли, - сказал Сорока.

Вслед за ним мы зашагали по тропинке, протоптанной в лесу. Сосновый бор насквозь просвечивался солнцем. Меж деревьев мы увидели небольшой дом, сложенный из крепких неотёсанных брёвен. Дом был без крыльца. Одной стеной плотно прижимался к двум могучим соснам. Колючие лапы наполовину прикрыли крышу. На крыше несколько каких-то мудрёных антенн. В доме три окна. На скамейке, что приткнулась к фасаду, сидел большой кролик, а внизу суетились ещё два. Они поднимались на задние лапы и дотрагивались до своего приятеля, словно пытались спихнуть его со скамейки. Неподалёку от дома большая спортивная площадка. Видно, ребятам пришлось здорово поработать, чтобы отвоевать её у леса. Турник, столбы с баскетбольными щитами, самодельный деревянный конь, бревно и другие приспособления, каких я ещё и не видел.

Сорока, столкнув кролика, присел на скамейку. Мы с Алёнкой опустились в траву. Кролики подковыляли к нам и стали деловито обнюхивать руки и ноги. У них были маленькие смешные носы и печальные глаза. Алёнка погладила одного, он зажмурился от удовольствия и замурлыкал, как кошка.

Я понимал, что Сорока позвал меня не просто так, в гости, а для серьёзного разговора. Но, возможно, Алёнка мешала ему. Мы молча сидели минут пять. Алёнка обхватила руками колени. Она смотрела на кролика, который шевелил своими просвечивающими на солнце розовыми ушами. Алёнкины золотистые, с рыжим отблеском волосы тоже шевелились. С озера тянул ветерок. Из бора доносились птичьи крики. На сосновом стволе золотом сверкнула капля смолы. Она только что появилась на свет. И вот, растаяв на солнце, медленно вытянулась по красноватой коре в длинную сиреневую нить.

Из дома выскочил мальчишка. Он был в трусах. На голове наушники. Стрельнув в нашу сторону голубыми глазами, позвал Сороку. Я думал, что Президент надолго застрянет, но он вернулся быстро. Сел на прежнее место, посмотрел на меня. Сейчас начнёт выяснять насчёт бомбы.

- На какой вы улице живёте? - спросил он.

Мы жили на Потёмкинской улице. Из окна нашего дома виден Таврический сад. И панорамный кинотеатр «Ленинград». Только я там редко бываю. Один фильм полгода идёт. Зимой мы с Алёнкой в Таврический на каток ходим. И летом в саду хорошо. Вот только купаться не разрешают. Однажды я с приятелем всё-таки выкупался. Правда, еле убежали потом. За нами дядька гнался.

Сорока сказал, что был в Ленинграде. Ему там очень нравится. Удивил - Ленинград всем нравится. Разве есть ещё лучше город, чем наш Ленинград?

- Лётчик там один жил… - Сорока замолчал и стал смотреть на облако, которое никак не могло перевалить через высокую сосну.

- Он двадцать фашистов сбил, - сказал Коля. Он только что пришёл. Видя, что Президент с нами разговаривает по-хорошему, Коля тоже смягчился.

Облако наконец перекочевало на другое место. Оно теперь стояло над нами.

- Ты это дело брось, - сказал Сорока.

- Какое дело?

- Гриб тебе не компания.

- У него кепка замечательная!

- Я знаю, это его работа…

- Известный мародёр, - поддакнул Коля.

- О чём вы говорите? - спросила Алёнка.

- Вы ленинградцы, и я не хочу с вами ссориться… А с Федькой у нас старые счёты.

- Это вы про того, в клетчатой кепке? - сказала Алёнка.

- Ну да, - сказал Сорока.

- Отдай лодку, - попросил я. - Без лодки он пропал.

- Я ему говорил: доиграешься, мальчик!

- У тебя прозвище Сорока? - спросила Алёнка. - Или мама так назвала?

- Допустим, прозвище. А что?

- Я вчера видела сороку, - сказала Алёнка. - Она прилетела из лесу, такая белая с чёрным. Уселась на крышу нашего дома и стала трещать без умолку. И ещё хвостом вертела. Хвост у неё длинный-предлинный!

- Надо же, - сказал Сорока.

- Интересная птица…

Я взглянул на Президента. Из рубахи выпирали широкие плечи. На крепкой загорелой шее - крупная голова. Тёмные волосы слиплись после купания и косо лежали на лбу.

Сорока поднялся со скамейки, взял кролика за уши.

- Ему ведь больно! - сказала Алёнка.

Президент погладил кролика и отпустил. Тот поскакал за дом. Сорока посмотрел на Алёнку и в первый раз улыбнулся. Я заметил, что у него один зуб сломан пополам.

- Хочешь поймать большую рыбу?

- Я пробовала, - сказала Алёнка. - Большие срываются.

- Поймаешь, - сказал Сорока.

- Мне не везёт…

- Камыши видишь? Встань на лодке в тресту и лови. Утром.

- Ершей?

- Леща поймаешь, - уверенно сказал Сорока.

- Кто это? - воскликнула Алёнка и схватила Президента за руку.

Из бора не спеша вышел огромный лось. Его бурые рога были как раз на одном уровне с крышей. Этот лось как две капли был похож на того, который погиб в болоте. Выбрасывая длинные ноги, лось подошёл к Сороке, ткнулся горбатой мордой в его шею, потом обнюхал руки.

- Серёжа… - сказал Сорока. Если бы это не прозвучало так ласково, я подумал бы, что он меня позвал. Но это относилось к лосю. Зверь величаво повернул огромную голову и посмотрел на нас. Алёнка спряталась за спину Сороки. Лось потянулся было к ней, но она вскрикнула, и лось отвернулся. Коля достал из кармана кусок хлеба и протянул ему. Лось мягкими губами осторожно подобрал с ладони хлеб и в знак признательности покачал рогами.

- А где Борька? - спросил лося Коля, почёсывая ему мощное выпуклое плечо.

Лось с минуту постоял, помаргивая длинными седыми ресницами, и так же величаво ушёл в бор. Нижние ветви сосен касались его спины.

Я удивился, как может такой огромный зверь так бесшумно ходить. Не треснул ни один сучок. Лось словно растворился в лесу.

Алёнка, заметив, что стоит совсем близко от Сороки и держится за его руку, отодвинулась.

- Я вспомнила про того… - сказала она.

- Был лось - и нет…

- Сорока на лосе верхом ездил, - сказал Коля. - А потом Серёжа его как об ель…

- А кто такой Борька? - спросил я.

- Лосёнок, - ответил Коля. - Серёжин сын.

- И мама у них есть? - спросила Алёнка.

- Её зимой убили, - сказал Сорока. - Те самые, которые рыбу в озере толом глушат.

- Порохом, - сказал я. Как будто это имело значение.

- Мы Борьку в снегу нашли, - стал рассказывать Коля, - он дрожал. У него одна нога подвернулась, когда от охотников удирал. А Серёжа стоял рядом и лизал его. Мы Борьку на санках на свою ферму привезли. К коровам. Он до весны с нами жил. И Серёжа часто приходил к хлеву. Мы ему в ящик сено клали. Страсть как собак не любит. Как увидит собаку, так рога в землю и копытами стучит…

- Зачем вы шары в небо пускаете? - спросил я.

Коля хотел что-то ответить, но, перехватив взгляд Сороки, промолчал.

- Какие шары? - переспросил Сорока.

- Вы к ним рыб и картонных человечков привязываете.

- Ты видел какие-нибудь шары? - Сорока посмотрел на Колю.

- Нет у нас шаров.

- И я не видел, - сказал Сорока.

- Значит, показалось… - ответил я. Не хотят про шары говорить. Тайна.

- А вертолёты…

- Летают, - перебил Сорока. - И вертолёты, и самолёты…

Он встал. Мы поняли, что пора и честь знать.

По той же тропинке мы пришли к колодцу. Один кролик увязался провожать нас.

Васька всё ещё нырял с доски. Бока и живот у него были красные, словно кирпичом натёрты. Те трое тоже ныряли. Обучали Ваську. Когда мы подошли, Васька сказал:

- Двадцать раз прыгнул…

- Ну и как?

- Полный порядок!

Васька разбежался и лихо сиганул в воду.

Я думал, что больше нам повязку на глаза не наденут, но не тут-то было. Коля протянул нам тряпки и сказал, что завязать глаза придётся в колодце.

Мы спустились в грот. Он был тёмный и вместительный. С земляного потолка капала вода. Мне показалось, что в углу стоит лодка, а может быть, я ошибся. В одном месте скупо пробивался свет. Очевидно, вход у них закрывается, иначе любой заметил бы пещеру. Впотьмах мы надели повязки. Снять их Коля разрешил, когда вывел лодку на чистую воду. Искусно замаскировались они. Мы отплыли всего метров на сто от острова, но я так и не смог точно определить, где вход. Лишь приблизительно заприметил то место по сосне, которая возвышалась над колодцем.

- Пока, - сказал Коля и прыгнул с лодки в воду.

Я видел, он нарочно стал кружиться на одном месте, дожидаясь, когда мы отплывём подальше.

Сорока стоял на берегу и смотрел на нас. Ветер дул с озера. Он полоскал парусиновые штаны Президента. На остров катились небольшие волны. То в одном, то в другом месте вскипали белые гребешки. И тут же исчезали. Добежав до острова, волна громко чмокала и откатывалась назад.

- Умеешь рано вставать? - спросил Сорока Алёнку.

- У нас будильника нет, - ответила она.

- В шесть утра становись вон там в тресту - леща поймаешь. - Он показал на наш берег. Немного в сторону от дома. Выдумывает он, нет там никаких лещей. Я ловил, даже крошечный подлещик не клюнул.

- Я проснусь, - сказала Алёнка. В это я тоже не очень-то верю. Алёнка не любит рано вставать. А без будильника и подавно не проснётся.

- Тут лещи по расписанию клюют? - спросил я.

- А ты лучше помалкивай, - сказала Алёнка.

- В семь часов ловить уже бесполезно? - допытывался я.

- Попробуй, - ответил Сорока.

- Я обязательно встану, - сказала Алёнка.

Пока мы разговаривали, Коля, улучив момент, юркнул в камыш. Я так и не успел подсмотреть. Ну хорошо, найдёшь грот, они колодец крышкой прихлопнут - и на задвижку.

Когда мы отплыли подальше, Алёнка спросила:

- И ты глушил?

- Глушил, - сказал я.

- Вот почему вы в одних трусах пришли!

- Зато загорели, - сказал я.

- Мне этот Гриб в клетчатой кепке не нравится.

- Ты ему тоже.

- Чтобы я тебя вместе с ним больше не видела!

- Пошла ты подальше, - сказал я.