Опять отец целый день пропадает в интернате. Даже обедать не пришёл. Гарик, я и Алёнка ели уху, сваренную из щуки и окуней, пойманных Гариком. Отцовская тарелка стояла на столе. И ложка положена. А отца нет.
- Безобразие, - сказала Алёнка, - он совсем отбился от дома…
- Я не буду с ним разговаривать, - сказал я.
- Второй день не обедает дома… Для кого я варю?
- Для нас, - сказал я.
Гарик ел уху и помалкивал. Уха получилась вкусная, наваристая. Костей в щуке мало, не то что в окуне и плотве.
- Хороша уха, - похвалил Гарик. Алёнка расцвела от удовольствия и тут же предложила ещё тарелку. Гарик был сыт, но, чтобы не обидеть Алёнку, протянул тарелку.
В это время отворилась дверь и в комнату вошли отец и Сорока. Мы не слышали, как они причалили.
- Как раз к обеду, - сказал отец и повернулся к Сороке: - Садись к столу.
Президент не стал ломаться. Взял табуретку и сел рядом со мной. Алёнка достала из буфета ещё тарелку, налила ухи.
- Сколько километров до райцентра? - спросил отец.
- Около тридцати…
- Антена должна быть высотой метров пятнадцать, не меньше.
- Я знаю.
- Как вы её установите на острове?
- Я вам покажу чертёж, - ответил Сорока.
- Помолчали бы за столом, - сказала Алёнка.
Я заметил, что Сорока не ест. Оказывается, Алёнка забыла ему ложку положить.
Гарик доел уху и, сказав Алёнке «спасибо», поднялся из-за стола.
- А второе? - спросила Алёнка.
- Я ведь две тарелки съел, - сказал Гарик. - Пощади.
Он забрал с подоконника спиннинговую катушку и вышел из комнаты.
Я видел, как он прошёл мимо окон и уселся на пень. Катушка стала барахлить, вот Гарик и решил её отремонтировать.
Сорока с невозмутимым видом хлебал деревянной ложкой уху. Когда он нагибает голову к тарелке, видна выбритая макушка и красноватый шрам. Крепко хватил его дубинкой Свищ! Такой удар и быка свалит.
- Вы что, по аршину проглотили? - спросил отец.
Мы молчали.
- Я расцениваю это как бойкот.
- Правильно, - сказала Алёнка.
- Это всё из-за вас, - взглянул отец на Сороку. Но тот думал о другом. Положив ложку, он сказал:
- Мы сделаем усилители… Детали и материал будут.
- Это другое дело, - ответил отец. - А то получается мартышкин труд…
- Мы вам не мешаем? - спросила Алёнка.
- Хватит дуться, - сказал отец.
- Как поживает Кеша? - спросил я.
- Лапу где-то поранил… Всю ночь скулил. Я утром огромную занозу вытащил.
Алёнка достала из буфета несколько кусков сахару и протянула Сороке:
- Угости его.
Президент взял сахар, подержал на ладони и отдал Алёнке.
- Сама угостишь…
- Когда? - живо спросила она.
- Вот заживёт лапа… - сказал Президент.
- Показывай свой чертёж, - сказал отец, отодвигая тарелки.
Алёнка убрала со стола, и они склонились над смятым тетрадным листом, который Сорока достал из кармана. Мне хотелось поговорить с Президентом, я обещал Феде спросить насчёт лодки, но сейчас толковать с ним бесполезно. Какую-то антенну начертил. И отец втравился в это дело. Глядит на чертёж, улыбается.
- Послушай, Сорока, - сказал отец, - кончишь школу - поступай в наш институт. В станкостроительный.
Сорока молчит. Алёнка смотрит на него.
- У меня другие планы, - наконец отвечает Сорока.
- Какие, если не секрет?
- Я не скажу, - говорит Сорока.
- У тебя способности к технике.
- А если мы установим три усилителя? - спрашивает Сорока.
- Тебе не нравится специальность инженера-станкостроителя?
- Нравится.
- Будешь изобретать новые электронные станки…
- Вас тоже уговорили стать инженером? - спросил Сорока, посмотрев отцу в глаза.
- Я сам выбрал эту профессию… - смутился отец. - И ещё ни разу не пожалел.
- Я тоже сам выбрал, - сказал Сорока.
Отец встал и прошёлся по комнате. Это признак взволнованности.
- Профессию я сам выбрал, это верно… Но и советами старших не пренебрегал.
- Я не хотел вас обидеть, - сказал Президент.
- Не в этом дело…
Сорока поднялся.
- Я завтра приду.
Он хотел взять чертёж, но отец сказал:
- Оставь.
Сорока переступил порог, посмотрел на Алёнку:
- За уху спасибо…
И ушёл.
Отец снова прошёлся по комнате, взял со стола лист.
- За это сочинение, - сказал он, - я бы с чистой совестью поставил студенту наивысший балл… Он, паршивец, даже не понимает, что сделал…
- У него свои планы, - сказала Алёнка.
- Характер - о-го-го! - улыбнулся отец. - Из этого парня выйдет толк. Я бы, не задумываясь, взял его в институт.
- Папа, ты никогда не пожалел, что стал инженером? - спросила Алёнка.
- Что ещё за новости?
- А кто говорил, что в тебе пропадает археолог?
- Одно другому не мешает, - сказал отец. - Академик Павлов писал: «Лучший отдых - это смена форм труда».
- Академик прав, - сказала Алёнка. - В порядке отдыха сложи из кирпичей летнюю печь. Мне надоело тут у плиты жариться…
- Мужчин полный дом…
- А что толку? - сказала Алёнка.
- Ты просила меня ножи наточить? - спросил я.
- Совсем затупились…
- Так вот, сама будешь точить, - сказал я.
- Дети, не ссорьтесь!
- А тебя, папа, я очень прошу приходить обедать вовремя… Здесь нет газовой плиты, чтобы подогревать.
- Я пошёл печь сооружать, - сказал отец.
Алёнка сердито гремела тарелками и ложками. И чего разозлилась, спрашивается? Всё ей не так да не этак. А может быть, из-за Сороки? Не обращает никакого внимания. И на остров не пригласил. «Отдашь, - говорит, - сахар, когда у медвежонка лапа заживёт». А когда она заживёт? И вообще при чём тут лапа?