На суглинистый проселок из березняка выскочил пепельного цвета рослый зайчонок, на миг замер, вытянувшись столбиком, подвигал маленьким треугольным носом и снова бросился в лес. Он пробежал всего в двух шагах от толстой сосны, что росла на обочине. Немного погодя из тех же кустов вымахнула рыжая лиса с белым пятном на широком лбу. Зыркнув по сторонам желтыми глазами, остановилась, пошевелила острыми ушами и вдруг зевнула. Обнюхав то место, где постоял зайчонок, лиса было устремилась по его следам, но, добежав до обочины, резко остановилась с поднятой передней лапой. Так охотничья собака делает стойку перед обнаруженной дичью. Беспокойно втягивая в себя воздух, хищница попятилась назад. Сердито фыркнув, лиса крутнулась на месте, будто хотела ухватить собственный хвост мелкими острыми зубами, и исчезла в березняке.
Со стороны деревни послышался шум мотора. Из высокой травы, что неровной полосой тянулась между неглубокими колеями, с треском сорвался некрупный тетерев. Блеснув на солнце рябым оперением, скрылся меж деревьев. Покачиваясь на колдобинах и объезжая полувысохшие лужи с черной грязью, машина приближалась. Когда до толстой сосны, мимо которой проскочил зайчонок, осталось метров тридцать, из-за нее вышел на проселок Сорока. Расставив ноги, он утвердился посередине дороги и стал смотреть на приближающиеся «Жигули». За рулем сидел Длинный Боб, рядом Алена. На заднем сиденье разместились близнецы и Глеб.
Машина, не сбавляя скорости (она шла по неровной дороге километров сорок в час), приближалась. Хотя день был и солнечный, порывистый ветер раскачивал вершины деревьев. Редкие белесые облака, почти не загораживая солнцу низко проплывали над лесом. Их легкие кружевные тени то и дело пересекали дорогу.
— Вот болван! — проворчал Борис, нажимая на клаксон. — Пьяный, что ли?
Человек на пустынном лесном проселке даже не пошевелился.
— Боже мой, Сорока! — воскликнула Алена. На щеках ее выступил румянец.
— Сорока-воровка, — усмехнулся Борис. — Хочет тебя, Алена, умыкнуть… в свое гнездо!
Одна скула у него залеплена пластырем, наполовину уменьшившийся глаз блестел из-под нахмуренной брови синей льдинкой.
— Изображает из себя светофор! — заметил Глеб. Пугни-ка его, Боря…
— Давайте лучше возьмем его с собой? — предложила Аня.
— Я сяду к нему на колени, — беспечно засмеялась Оля.
Машина, не снижая скорости, приближалась к Сороке. Алена растерянно смотрела на него. Высокий, широкоплечий, он будто врос в землю. Лишь сузившиеся глаза выдают напряженность. Он немного подался вперед, будто приготовился на таран принять машину.
Борис, улыбаясь, рулил прямо на него. Алена встревоженно повернулась к нему:
— Ты же его задавишь!
Борис молчал. Красивое лицо его было спокойным, руки крепко держали оплетенную коричневым пластиком с кнопками баранку.
На заднем сиденье притихли. В зеркальце мелькнуло испуганное лицо одной из сестер. Сейчас Алена не сказала бы, кто это: Аня или Оля.
— Что ты делаешь, Борис… — послышался сзади приглушенный девичий голос.
— Стой! Он не сойдет с дороги! Неужели не видишь?! — почти шепотом произнесла вторая сестра.
— Почему я должен уступать ему дорогу? — не поймешь, всерьез или в шутку, сказал Борис.
— Остановись! — крикнула Алена. Ей показалось, что Сорока уже навис над радиатором и сейчас… Она изо всех сил крутанула руль на себя, послышался визг торм скрежет днища о песок, затем глухой сильный удар, веселый переливчатый звон разбитого стекла — и машина остановилась.
— Приехали!.. — Борис ругнулся, распахнул дверцу и, сложившись почти пополам, выскочил из машины.
— Он с ума сошел! — растерянно проговорила Алена. И непонятно было, к кому это относится: к Борису или Сороке.
— Не задели? — спросила Оля, испуганно тараща карие глаза.
— Какой смелый этот парень, Сорока! — с восхищением произнесла Аня.
— Правая фара тю-тю! — присвистнул расстроенный Глеб, выбираясь вслед за Борисом.
Алена не смогла открыть дверцу: ольховый куст плотно подпер ее своими согнувшимися в дугу ветвями. Она выбралась из машины, проскользнув под рулем, через дверь водителя. И сразу почувствовала, как ее кто-то крепко взял за руку и увлекает в сторону. Ошеломленная всем происшедшим, она сразу не сообразила, что это Сорока. Попыталась вырвать руку, но не тут-то было: Сорока не отпускал.
— Куда ты меня тащишь? — наконец возмутилась она.
— Домой, — спокойно ответил он. — Куда же еще?
— Да подожди ты, сумасшедший! — воскликнула она, ухватившись рукой за тонкую березу.
Он остановился, бросил взгляд через плечо, туда, где, нелепо вывернувшись с дороги, уткнулась носом в толстую сосну машина. Глеб, присев на корточки и что-то бормоча себе под нос, ощупывал бампер и вдавленную внутрь решетку радиатора. Борис, прислонившись к машине спиной, курил, бросая сумрачные взгляды на Алену и Сороку. Близнецы, выбравшись из машины, поохали-поахали, затем напали у самой обочины на спелую землянику и, забыв про все на свете, лакомились, весело переговаривались друг с другом. Они вдвоем никогда не скучали.
— Что это тебе вдруг взбрело… лезть под машину? — взглянула на него Алена.
— Я совсем забыл… — очнувшись от своих мыслей, пробормотал он. И лицо у него было виноватое.
— Что ты забыл?
— Поздравляю… У тебя сегодня день рождения, ответил он. — Стол накрыт, и тебя все ждут.
Алена секунду смотрела ему в глаза, а потом вдруг громко рассмеялась. И долго не могла остановиться. Глядя на нее, улыбнулся и он, затем коротко рассмеялся.
— Человеку машину угробили, а им смешно, — услышали они голос Глеба, все еще сидевшего на корточках у «Жигулей».
— Ты знаешь, я тоже забыла, — сквозь смех выговорила Алена и громко крикнула: — У меня сегодня день рождения-я! Мне исполнилось восемнадца-ать лет! Ура-а! Я-а-а совершенно-о-летння-я!
— Поздравляем! — в один голос откликнулись Оля и Аня. Подбежали, расцеловали Алену в обе щеки. И даже преподнесли по кустику спелой земляники.
Борис и Глеб негромко о чем-то переговаривались. Выплюнув сигарету, Длинный Боб взглянул на развеселившуюся девушку.
— Как я понял, наша совместная экскурсия по старинным городам закончилась? — усмехнулся он.
Глеб мрачно смотрел прямо перед собой. Круглое лицо его было расстроенным, маленькие глазки мигали, будто он хотел заплакать.
Алена перестала смеяться, глаза ее погрустнели. Она вздохнула и посмотрела на Бориса, но ничего не произнесла. Сорока сбоку встревоженно взглянул на нее. Рука его непроизвольно нащупала ее руку. Алена резко высвободилась и пошла к машине. Медленно, нерешительно… Лицо у Сороки окаменело. А Борис, довольно улыбаясь, вразвалочку обогнул машину и распахнул для девушки дверцу.
— Открой, пожалуйста, багажник, — произнесла Алена. — У меня там сумка.
Надо отдать должное Длинному Бобу, он оказался на высоте в этой довольно щекотливой ситуации: придержал дверь, пока забирались в машину близнецы, затем, продолжая улыбаться — правда, улыбка стала кислой, открыл багажник, достал сумку и вручил Алене.
— Подарок за мной… — пробормотал он, желая остаться до конца любезным, хотя и видно было, каких это стоило ему усилий.
Держа сумку за длинный ремень, Алена посмотрела ему в глаза и тихо произнесла:
— Боря, больше, пожалуйста, никогда не ругайся при девушках, ладно?
— Что? — опешив, грубо переспросил он.
— Тебе это очень не идет, — с грустью сказала Алена и, отвернувшись, понуро пошла к Сороке.
Из кабины высунулся Глеб и крикнул:
— С тебя причитается за ремонт!
— Привет, — усмехнулся Сорока.
— Одним приветом не отделаешься, — не унимался Глеб.
— Заткнись! — блеснул на него злыми глазами Борис.
Глеб дал несколько пискливых сигналов и тронул машину. Близнецы в заднее окно махали руками, что-то говорили. Две одинаковые симпатичные улыбающиеся мордашки. Неожиданно «Жигули» остановились, на дорогу выскочил Глеб,
— Эй, Сорока-а! — снова закричал он. — Раз забрали у нас Алену, верните нам Нину-у! Слышишь?!
— Сразу видно — торговец, — взглянув на улыбающегося Сороку, пробормотала Алена.
— Мы тут подождем ее-е… — кричал им в спину Глеб.
Сорока обернулся.
— Не стоит ждать, — сказал он. — Видишь ли, ей надоела ваша компания…
— А в вашей компании и подавно с тоски можно подохнуть! — кричал Глеб. — Она все равно через три дня сбежит, как нынче чуть не сбежала от вас Алена…
— Каков наглец! И ты это стерпишь? — покосилась на Сороку девушка.
— Я решил поменьше драться, — добродушно заметил Сорока.
Она забежала вперед, загородила дорогу и снизу вверх посмотрела на него. Глаза ее метали молнии.
— Если бы ты знал, как я тебя ненавижу!
Швырнула на землю свою роскошную сумку и быстро зашагала по дороге. Она вдруг напомнила ему косулю — не ту, мертвую, а легкую, стремительную, грациозную…
Он поднял сумку, повесил на плечо, оглянулся: «Жигули» удалялись по проселку в сторону шоссе. Сорока вложил два пальца в рот и изо всей силы свистнул, вспугнув целый выводок чибисов, копошившихся у кромки леса в траве. Повернулся и бегом припустил вслед за разъяренной девушкой.