Во дворе прокукарекал петух. Шумно одна за другой слетели с насеста куры и, постукивая коготками, стали разгуливать в сенях. Рита растопила огромную русскую печь, налила из ведра в пузатый чугун воды.
— Наша хозяюшка уже за работой? — улыбнулся летчик. Он только что встал. Волосы на его голове стояли торчком. Забрав с собой полотенце, мыло, зубную щетку, Константин Васильевич пошел умываться во двор. Дик увязался за ним.
Юра проснулся вместе со всеми, но вставать не хотелось. Он слышал, как возилась у печки Рита, как лаял на улице Дик.
— Летный денек! — вернувшись в избу, сказал Северов. Его смуглое мускулистое тело порозовело от холода и жесткого полотенца. На сапогах блестели капельки воды. — А ты все валяешься?
Он стащил с Юрки одеяло.
— Подъем!
Юрка кисло улыбнулся и не спеша стал одеваться. Он чувствовал себя разбитым и все еще не мог понять, в чем дело. «Сухари!» — вспомнил он, и настроение сразу упало. Черт бы побрал этого Ангела! Опять втянул в аферу… А что, если узнает Северов! Тогда сразу конец дружбе.
Летчик надел толстую кожаную куртку, взял под мышку меховые унты и помахал ребятам рукой:
— До вечера!
— А чаю? — выглянула из кухни Рита. — Я вам крепкого заварила.
Северов взглянул на часы, сожалеюще покачал головой:
— Не успею… Вылет.
Он ушел. Дик немного поскучал возле закрытой двери и, повесив голову, улегся у порога на половике. Юрка вместе с дядей Колей позавтракал. Тракторист свернул козью ножку, оделся и тоже собрался уходить.
— А ты? — спросил он.
— Иди, дядя Коля, я потом, — сказал Юрка.
Как только за трактористом захлопнулась дверь, он улегся на широкую скамью, заменявшую ему кровать, и стал смотреть в потолок. Не пойдет он сегодня на работу. Неохота. Пускай Катя позлится. Надоела она Юрке. Все спрашивает про Северова. И зачем он сдуру показал ей летчика.
А с другой стороны, Юрке легче стало жить. Катя ласковая такая, все время заботится о нем. Уже два раза сахар в карман клала… Надоест Юрке работать — скажет, что надо друга Северова проведать. Катя всегда отпустит.
На кухне, отгороженной занавеской, что-то загремело, и оттуда на середину избы выкатилась алюминиевая тарелка. Дик вскочил с половика и обнюхал ее.
— Чего ты там? — спросил Юрка.
— Уронила.
— Надо глядеть, — наставительно сказал Юрка.
Снова что-то загремело громче прежнего, и две тарелки подкатились к самой Юркиной кровати.
— Эй! — крикнул он. — Ты нарочно?
Рита молча подобрала тарелки и поставила на полку.
— Остриги ты свою дурацкую косу, — сказал Юрка, — оторву!
— Дурак, — сказала Рита.
— Гляди…
— Боюсь я тебя.
Юрке лень было слезать с лавки. А то бы он живо проучил ее. Потом, не хотелось ссориться с Диком. Пес терпеть не мог, когда они с Маргариткой дрались. Налетал на них, громко лаял, скулил. То Риту потянет зубами за платье, то Юрку за широкие галифе.
Рита стала прибираться в избе. Тряпкой собрала воду с подоконников, смахнула пыль с печи, потом взяла сухой березовый веник и, засунув конец косы в карман фартука, начала подметать пол.
— Тебя прогонят с работы, — не глядя в Юркину сторону, сказала она.
— Пускай.
— Думаешь, Константин Васильевич будет тебя кормить?
— А тебе-то что за дело? — сердито посмотрел на нее Гусь. — Давай мети себе пол да помалкивай в тряпочку.
За окном раздался свист. Юрка вскочил со своей скамейки, отдернул занавеску. По дороге разгуливал Ангел и, щуря глаза, посматривал на окна. Челюсти у Гришки двигались, пережевывая что-то. «Какаву жрет, собака! — догадался Юрка. — Чего ему надо?»
Встречаться с Ангелом не хотелось. Юрка отвернулся от окна.
— Кто это там свистит? — спросила Рита. — Тот тип?
— Тип… — пробурчал Юрка и подумал: «А вдруг еще сюда припрется?» Но, взглянув на Дика, сразу успокоился: пусть только попробует нос в дверь сунуть.
Рита сняла фартук, который сама себе сшила из старой отцовской гимнастерки, уселась с книжкой на подоконник. Первое время она часто отрывалась от книги, поглядывая на «типа», разгуливающего у дома, но потом увлеклась и забыла про все на свете. Юрка походил по избе: деться некуда. Дик, положив морду на лапы, с любопытством следил за ним. Над его глазами двигались маленькие серые бугорки.
Снова за окном свистнули. Рита подняла глаза от книги, посмотрела на Юрку.
— Ждет.
— А-а, плевать!
В стекло мягко стукнулся снежок. Рита положила книгу на колени и повернулась к Юрке.
— Он целый час тут ходит.
«Дика натравить? — подумал Гусь. — Ух, припустит!» Он сорвал с гвоздя фуфайку и ахнул: карман до самой полы был оторван. «Где же это я?» И вспомнил: когда переваливался через борт машины, что-то треснуло…
— Где у тебя нитки-иголки? — спросил он Риту.
— А зачем тебе?
Юрка показал на фуфайку:
— Вот рассадил.
Рита раскрыла круглую жестяную коробку.
— Каких тебе ниток? Черных или зеленых?
— Все равно.
Юрка неловко вдел в ушко иголки толстую нитку, завязал на конце узел и стал пришивать карман. Иголка воткнулась в палец, и он заорал:
— У, черт!
Рита, уткнув нос в книгу, тихонько засмеялась. Гусь свирепо покосился на нее.
— Юр, возьми наперсток! — сказала Рита и бросила ему маленькую блестящую штучку. Юрка повертел ее в руках.
— На палец надень, — подсказала Рита.
— Понятно, не на нос, — сказал Юрка.
Он надел наперсток на большой палец, но через минуту сломалась иголка.
— А-а, и без кармана проживу! — крикнул он, обрывая нитки.
— Дай-ка сюда!
Рита забрала у него фуфайку и в пять минут пришила карман.
— Это… ну, спасибо, — выдавил он из себя.
— Пожалуйста, — сказала Рита.
Юрка взял с подоконника книгу и прочитал на обложке:
— «Айвенго», Вальтер Скотт… Это какой еще Скотт?
— Английский писатель… Знаешь какая интересная!
— А про что?
— Про рыцарей.
Юрка вспомнил, что, когда еще учился в школе, он как-то начал читать книгу «Дон Кихот». Там тоже было про рыцарей, только Юрка не дочитал эту книжку до конца.
— Про рыцарей не люблю, — сказал он. — У тебя про шпану нет книжек?
— Про шпану книг не бывает, — ответила Рита. Ее задело Юркино пренебрежение к Вальтеру Скотту.
— Бывает, — уверенно сказал Юрка. — «Странники» читала?
— А кто писатель?
Юрка, морща лоб, стал вспоминать.
— Ага, есть, — обрадованно воскликнул он. — Этот… Шишкин!
— Шишкин — это художник. — Рита старалась быть серьезной, но губы сами складывались в улыбку. — А писатель — Вячеслав Шишков.
— Про шпану даже кино показывали… «Путевка в жизнь», — оживился Юрка. — И песня есть такая: «Мустафа дорогу строил, а Жиган по ней ходил… Мустафа по ней проехал, а Жиган его убил…»
В стекло опять стукнулся снежок.
— Чего ему надо? — нахмурился Юрка. И вдруг, взглянув Рите в глаза, набросил на себя фуфайку и, обманув бдительность Дика, который все утро терпеливо ждал, когда Юрка возьмет его на улицу, быстро выскочил за дверь.
— Какой-то ненормальный… — сказала Рита Дику и, пожав плечами, раскрыла «Айвенго».
Увидев Юрку, Ангел засунул руки в карманы, подошел вплотную и отрывисто сказал:
— Ты брось эти штучки!
— Какие штучки? — спросил Юрка.
— Час хожу под окном, а он как барин!
— А-а, — протянул Юрка. — Я спал.
Ангел поддал ногой мерзлую голышку. Она далеко отлетела и стукнулась о забор.
— У тебя тут приятель есть, — спокойно сказал Ангел. — Ну, этот шофер с бензовоза… Как он?
— Семен? Хороший мужик. А что?
— Поговори с ним, пусть подбросит на станцию.
— Это всегда пожалуйста, — обрадованно сказал Юрка. — Отрываешься?
Ангел с любопытством посмотрел на Юрку. И тот медленно опустил голову. Глаза у Гришки пустые и холодные. Неприятные глаза. Нет, не вырваться ему из Гришкиных лап…
И зачем он тогда связался с ним? Если бы не Ангел, может быть, Юркина судьба совсем иначе сложилась бы.
Познакомились они в детской трудовой колонии. Гусь попал туда впервые. Его сняли с поезда. Тогда Юрка еще не воровал и даже не знал, как это делается. Он просто ехал в тамбуре в уральский город Кунгур, где жила его родная тетка. Он не знал ее фамилии по мужу, точного адреса, но верил, что найдет. Кормился как попало. Военные выручали: то котелок каши дадут, то сухарей подкинут.
Милиционер, снявший мальчишку с поезда, знать ничего не хотел про уральскую тетку.
«Уже слышал, — сказал он. — Все вы едете к теткам».
И с рук на руки сдал Юрку начальнику колонии. Там и встретился Гусь с Гришкой по прозвищу Ангел.
Гришка уговорил его бежать. А потом на воле свел с бойкими черномазыми мальчишками. Они слушались Ангела и делали все, что он приказывал им. Черномазыми они были оттого, что редко умывались. Некогда было. Курсировали на поездах: в собачьих ящиках, в тамбурах, на угольном тендере. Не успел Юрка оглядеться, как эта черномазая шайка вовлекла его в воровство. Сначала на стреме стоял, потом и сам научился в мгновение ока срезать на вокзале пухлые вещевые мешки со спин теток. Научился перед самым отходом поезда выхватывать из рук зазевавшихся пассажиров чемоданы и нырять с ними под вагон, когда колеса начинали вертеться.
А потом с Гришкой поссорился. У Ангела были здоровые кулаки, и он при случае пускал их в ход в «разговоре» с черномазыми разбойниками. Обычно он это делал при дележе добычи, когда его сообщники требовали свою законную долю. Гришка забирал себе все самое лучшее. И попробуй возразить! Кровью умоешься…
Юрка однажды сдуру дал Ангелу сдачи, но тут же пришлось раскаяться: Гришка так отлупил его, что он два дня не мог с тряпья подняться. Еще хорошо, что Ангел нож не вытащил.
Гусь решил отколоться от черномазой шайки. Он сел на первый попавшийся поезд и уехал куда глаза глядят, только бы подальше от Ангела…
И вот снова Гришка стоит перед ним и смотрит Юрке в самую душу.
— Хоть режь меня, никуда я с тобой не поеду, — твердо сказал Юрка. — Мне здесь нравится.
Он ожидал, что Ангел рассвирепеет, начнет грозить, но ничего подобного не произошло. Гришка отвел глаза в сторону, усмехнулся.
— Живи, коли нравится… Мне-то что?
Юрка подозрительно посмотрел на него: «Крутит!»
— Здесь летчики… — сказал он. — Северов обещал меня в рейс взять.
— Куда же ты полетишь?
— На фронт, фашистов крошить.
— А-а, — протянул Ангел. — Ну-ну, слетай.
Юрка пощупал пришитый Ритой карман и спросил:
— Где какава?
— Сховал.
— Гони мою долю.
— Бери.
Ангел оглянулся и направился к крыльцу. Там, спрятавшись за дощатым забором, он выгреб из своих карманов десятка два блестящих кубиков.
— Хватит?
— Не жирно, — заметил Юрка.
— Потом еще дам, — сказал Ангел.
Юрка не понимал: что случилось с Гришкой? Сам пришел к нему и принес эти шоколадные кубики. Не ругается, добрый такой. Что он задумал?
Усевшись на мокрую ступеньку, Ангел потер меховым рукавом голенища хромовых сапог. В голенищах отразилась лужа, подступившая к самому крыльцу. С крыши срывались увесистые капли и со звоном разбивались о ледяной бруствер, опоясывавший избу. Капли выдолбили во льду круглые лунки.
С кладбища, что на пригорке приткнулось к деревянной церквушке, доносились отрывистые крики. Это галки кружились над высокими голыми березами и осинами. На деревьях чернели большие прутяные гнезда. Издали они напоминали шапки, которые будто кто-то нарочно забросил на ветви.
— Гусь, — помолчав, сказал Ангел, — сегодня опять машины пойдут.
— Ну и что? — насторожился Юрка. — Они каждый день ходят.
— Еще бы пару ящичков какавы.
— А этого не хочешь? — Юрка показал Ангелу кукиш. — Работай один. В этом деле я тебе больше не помощник.
Глаза у Гришки стали злыми. Он готов был вскипеть, но сдержался.
— А я хотел погрузить продукты на машину твоему корешку — и будь здоров… На барахолку!
Юрка задумался. Ради того чтобы развязаться с Ангелом, он готов был еще раз забраться в кузов машины. Но Гришка хитрый… Загонит на барахолке продукты и опять сюда заявится.
— А потом махну в Сибирь, — словно читая Юркины мысли, говорил Ангел. — Там у меня есть…
— Тетка! — подсказал Юрка.
— А ты откуда знаешь? — удивился Ангел.
— Знаю.
— Какая тетка? — рассмеялся Гришка. — У меня там дружок кантуется… Мы с ним прошлым летом такое дельце обтяпали!
«Дружок у него… — думал Юрка. — Заливает, собака!»
— Сам воруй какаву, — сказал он. — Я не буду.
И опять Ангел не стал спорить, поднялся с крыльца, запахнул на груди меховую тужурку.
— Ну и врать ты здоров, — усмехнулся он. — На фронт полетит… Да тебя и близко к самолету не подпустят!
— Меня подпустят… — сказал Юрка.
Ангел ступил сапогом в лужу. И в луже все закачалось: синее небо, крыша, маленькое белое облако.
— Когда тебе принести твою долю? — уже у калитки спросил он.
— Можешь не приносить, — сказал Юрка. — Ты ведь на барахолку собрался?
— Погожу… — многозначительно сказал Гришка и, треснув расшатанной калиткой, зашагал прочь.
Юрка проводил его взглядом и тяжело вздохнул. Неспокойно стало на душе. Не такой человек Гришка Ангел, чтобы по-доброму убраться отсюда. Жди беды…
Рита читала «Айвенго», а Дик дремал возле печки. На Юрку не обратил внимания. Видно, крепко обиделся.
— Противное лицо у твоего дружка, — сказала Рита. — Красное и все в белых лишаях.
— Наплевать.
Юрка нагнулся и достал из-под скамейки зеленый сундучок, где хранились его пожитки. Сложил туда кубики с сухим какао. Подошел к Рите и пять штук высыпал ей на колени.
— Это тебе, — сказал он. — Говорят, сладкая штука.
Рита развернула кубик и откусила кусочек.
— Ага, — кивнула она, — сладкая.
Юрка тоже съел один кубик. А другой, развернув, протянул Дику.
— Возьми!
Дик не шевельнулся. Тогда Юрка присел на корточки и положил кубик перед самой мордой. Дик, скосив глаза, посмотрел на шоколад, облизнулся, но не взял.
— Как хочешь, — сказал Юрка и отошел.
— Где ты достал?
— Ешь, — сказал Юрка.
— Хочешь, я сейчас приготовлю настоящее какао? — спросила Рита.
— Валяй.
Юрка услышал глухое ворчание. Дик не выдержал характера. Он оскалил пасть и, склонив набок голову, осторожно взял белыми зубами коричневый кубик.