По широкому тротуару Суворовского проспекта теплым августовским днем 1995 года неторопливо шла высокая молодая женщина лет двадцати пяти в черной рубашке с карманчиками и короткой белой юбке, высоко открывающей длинные стройные ноги. Светлые босоножки на низком каблуке негромко постукивали по тротуару, под мышкой у нее коричневая замшевая сумочка. Густые с золотым отливом волосы рассыпались по узкой спине, большие, чуть сужающиеся к вискам глаза — ярко-синего цвета. Мужчины оглядывались на роскошную блондинку с великолепной фигурой. Но женщина, казалось, ничего не замечала и никак не реагировала на восхищенные взоры мужчин. Ее овальное, немного загорелое лицо было озабоченным, даже больше того — печальным. Она прошла мимо троллейбусной остановки, в этом месте каменные дома отступили вглубь, а за чугунными коваными решетками возвышались перед ними старые черные липы с уже тронутыми легкой желтизной листьями. С шелестящим звуком по чистому асфальту проносились легковые машины. Над телевизионными антеннами на железных крышах зданий плыли белые облака. Клонящееся к закату солнце щедро заливало лучами город.

Золотоволосая красавица не видела, как от стенда с «Санкт-Петербургскими ведомостями» отделился рослый широкоплечий мужчина с грубым неприятным лицом и на приличном расстоянии последовал за ней. Он был в джинсовой куртке, широких коричневых брюках и голубых кроссовках. Темно-русые волосы на продолговатой голове коротко подстрижены, на чуть вдавленных висках волос оставлено совсем мало. На верхней губе небольшой косой шрам, широкий нос посередине продавлен, расплющенные уши. Типичная внешность боксера. И боксера злого, мстительного. Об этом свидетельствовали жесткие глаза блекло-голубого цвета. Под мышкой он нес перевязанную голубой лентой коробку.

Перейдя выходящую на Суворовский Таврическую улицу, женщина миновала еще полквартала и свернула к парадной огромного дома № 28. Рядом в широких блестящих окнах обувного магазина «Саламандра» виднелась модельная обувь, которая по карману была только богатым людям, а потому мимо витрины прохожие шли не задерживаясь. Останавливались здесь чаще всего «Мерседесы», «Вольво», «БМВ» и другие роскошные иномарки. Женщина поднялась на лифте на пятый этаж, достала из сумочки ключи и, по привычке оглядевшись на пустой лестничной площадке, открыла обитую узкой желтой вагонкой высокую дверь. Именно здесь месяц назад вечером и прихватили ее спрятавшиеся этажом выше бандиты. Показав нож, бесцеремонно втолкнули в прихожую, закрыли дверь… Об этом ей не хотелось вспоминать. Однако всякий раз, выйдя из лифта на пятом этаже, она чувствовала, как по спине пробегают мурашки. Запоры были несложные, нужно два ключа, чтобы открыть дверь. Этого времени вполне достаточно, чтобы застигнуть жильца врасплох у открытой двери и втолкнуть в квартиру. Кричи не кричи, все равно никто не выйдет. Тут в общем-то живут богатые люди, и двойные двери у них стальные или бронированные, а вот охранный пост в парадном почему-то не выставили. Наверное, потому, что здесь было немало и коммуналок, а к нищим воры обычно не залезают.

В прихожей женщина включила свет, отсюда двери вели в две комнаты и на кухню. Старинный дом, высокие потолки, в коридоре застекленные книжные секции, набитые журналами и книгами. Ее покойный муж преподавал философию в Высшей партийной школе до самого ее закрытия. После капитального ремонта дома получил здесь двухкомнатную квартиру. Погиб муж в октябре 1993 года. Став безработным, он не пошел к знакомым партийцам в банк или коммерческие структуры, а стал деятельно заниматься политикой. Когда в Москве разразился политический кризис, он с единомышленниками поехал защищать Белый дом. Пуля снайпера, засевшего где-то на крыше, угодила Игорю Владимировичу прямо в глаз. Когда Кристина получила из одного из столичных моргов его тело, то при одном взгляде на изуродованное лицо мужа ей стало дурно. Похоронили его на Волховском кладбище. Игорь Владимирович был в ВПШ самым молодым доктором философских наук. С тех пор Кристина Евгеньевна Васильева жила одна в квартире. По образованию она инженер-электронщик и вот уже пятый год работает программистом в НПО «Аист». Их цех выпускает сыро- и маслодельные мини-заводы. Генеральный директор Иванов оснастил предприятие самой современной техникой. Кристина Евгеньевна считалась одной из лучших программисток, играючи работала на самых сложных зарубежных компьютерах. Тоска по убитому мужу уже стала притупляться, при высокой зарплате жила она безбедно, даже могла модно одеваться, и если бы не хитроумный бандитский капкан, в который она попала, можно было бы более-менее нормально жить в этом свихнувшемся мире…

Кристина вздрогнула, услышав нетерпеливое лязганье дверной цепочки, на которую она всегда теперь запирала дверь изнутри. В неширокую щель она увидела недовольную физиономию Михаила Хруща. Этот здоровенный бугай мог бы запросто вырвать цепочку из паза, что уже и грозил сделать.

— Говорил, не закрывайся на цепочку! — бурчал он, входя в прихожую. — Сорву к черту, если еще раз накинешь ее…

— Я не знала, что ты сегодня придешь, — тусклым голосом произнесла Кристина.

— Но уж знать-то, что для нас не существует запоров, ты бы должна, красотка! — ухмыльнулся Хрущ, пожирая ее плотоядным взглядом. Ключи от квартиры у него были. Протянув длинную лапу, он слегка помял ее упругую грудь нерожавшей женщины.

— Я не люблю этого, — дернулась в сторону Кристина.

— Для меня этого слова, красотка, не существует. Люблю — не люблю! Это только в кино. Я свое всегда получаю, разве не так?

Как ей хотелось ударить маленьким кулачком в эту широкую наглую рожу или хотя бы плюнуть, но она отлично знала, что не успеет ничего сделать, как отлетит на другой конец коридора. У него позавидуешь какая реакция, мастер спорта по боксу в полутяжелом весе. Не раз этим хвастался. Говорил, что кулаком может убить человека. А раньше говорили — кулаком быка с ног свалит…

Целый месяц живет в полной безысходности и страхе Кристина Евгеньевна. Даже с ближайшей подругой не поделилась, что с ней произошло месяц назад…

— Сначала поедим, а потом… — он снова поглядел на нее маслеными глазами.

— Потом не будет, — отрывисто произнесла она, пытаясь скрыть отвращение к этому типу. — У меня эти… дела начались.

Он, помрачнев, выругался:

— А я весь день о тебе, сучке, думал.

— Не называй меня так, — проходя мимо него в кухню, сказала она. — Меня так никто не называет.

— Мне насрать на твоих «никто»! — буркнул он, идя сзади и прихватывая пальцами женщину за выпуклый зад. — Может, сходишь в ванну и трахнемся?

— И тебе не противно? — не оглядываясь, сказала она.

— Хорошего, конечно, мало, — согласился Хрущ. — Ладно, похаваем, потом побазланим… Есть дело.

Кристина достала из высокого импортного холодильника две банки пива, сыр, колбасу, включила электрический кипятильник. Миша Хрущ по-хозяйски уселся на белую табуретку у окна с капроновой занавеской, ноги его в огромных кроссовках вытянулись на покрытом линолеумом полу.

— Ну что твой шеф — икру мечет? — отколупнув ногтем язычок на пивной банке, спросил неумный гость. — Небось в свою контору мусоров нагнал с десяток?

— Я не считала.

— А надо было бы, — сказал он.

— Послушай, Миша, — другим, жалобным голосом заговорила Кристина. — Ты же обещал, что вы оставите меня в покое, как только я сделаю то о чем вы просили… А ты заявляешься ко мне, когда вздумается. И у других, наверное, есть ключи от моих замков?

— Твои запоры, Кристиночка, это — туфта. Любой опытный квартирный вор проникнет к тебе… А что касается дела… Мы же его не закончили? Вот когда твой шеф выложит нам «зелененьки», мы… — он жирно хохотнул. — Уволим тебя в запас! Хотя мне будет жаль расставаться с такой сексапильной бабой!

— Ты мне отвратителен! — помимо воли вырвалось у нее. И в то же мгновение от удара по лицу ее белокурая голова откинулась назад, а на щеке заалело пятно.

— Я же говорил тебе, е… сучка, что со мной так базланить нельзя! — рявкнул Хрущ. Угловато лицо его с губастым ртом стало еще отвратительнее. — Не играй с огнем, девочка! Я таких, как ты, двумя пальцами душил за три минуты. Или хочешь, чтобы я привел с собой еще парочку приятелей? На «хор» поставили? Устроим групповой секс? Охотников на такую кралю немало у нас найдется! Мы тебя разыграли в карты — досталась мне. Кое-кто стал возникать, мне пришлось им ряшки подправить. Так что все по закону, милашка! Радуйся, что я у тебя один, а то могли бы в очередь дрючить, а потом на свалку. У нас ойе-ей какие крутые мужики. А попалась бы в клыки к камерной вони? Или кавказским зверям?

Кристина уже корила себя за несдержанность. Побывав в лапах этих жестоких подонков, она и впрямь должна была Бога благодарить, что имеет дело с одним Хрущом. Он не бьет ее, не издевается в постели, а то, что груб и от него разит табаком и спиртным, что же делать? И хотя страшной жизнью жила она целый месяц, все же это жизнь. Бандиты могут ее в любой момент убить — в этом она не сомневалась. Вон по телевидению каждый день передают об убийствах и похищениях людей. Верила и в то, что сильный и свирепый боксер Хрущ, пока он с ней, не позволит своим приятелям и прикоснуться к ней. Может, он и не самый главный в этой шайке, но и не рядовой боевик, как они сами себя называют.

— Миша, Иванов не выложит вам, как ты говоришь, «зелененькие», — немного успокоившись, мягко произнесла Кристина. — Понимаешь он не такой человек… До вас уже пробовали к нему подкатиться рэкетиры, ничего же не вышло. Еще год назад. Иван Иванович сдал их в милицию. У него там связи с большими начальниками. А как он с вашими разделался? Двоих чуть ли не до смерти избили с помощником, а третий выпрыгнул в окно с третьего этажа и сломал ногу.

— Это ему даром не пройдет, — жестко усмехнулся Хрущ. — Если жив останется… — Миша вытянул руки и сжал огромные кулаки. — И важняк из милиции не поможет. Я из него все жилы вытяну, ремни нарежу со спины, скальп сниму у гада!

— Почему вы на него… наехали? — робко спросила Кристина, употребив услышанное от него же слово «наехали».

— Все нам платят — и живут, не кашляют, а этот деловик заартачился. И спесь с него мы собьем… И поможешь в этом нам ты, моя ласковая!

— Я? — запротестовала она. — Ради Бога, не надо!

Пока она пила кофе со сгущенкой, он высосал обе банки пива, подобрал с тарелок почти всю закуску. Сказал, что ему двадцать шесть лет, а выглядит на все тридцать. Надо отдать ему должное: Кристина ни разу не видела его сильно пьяным, даже когда он на ночь оставался. Пил только хороший марочный коньяк и водку «Абсолют», «Смирновскую». Случалось, приносил с собой целый короб с выпивкой и закуской. Раз даже выложил полукилограммовую банку красной икры. Кристина пила мало — только сухие вина, ликеры и очень хорошее пиво. Он это знал и иногда приносил «Амаретту», не ту, которую делают поляки по лицензии, а настоящую итальянскую — в красивой, как графин, желтой бутылке. Очевидно, Хрущ в деньгах не нуждался, да и не был жадным. Вот грубым — это да! Иногда Кристине казалось, что бандит не только хочет выглядеть в ее глазах жестоким, способным на все, даже на убийство. Он и не скрывал от нее, что на нем «висит» не один труп. При его бандитской профессии — это и неудивительно. И угрозы его в адрес генерального «Аиста» — не пустая болтовня. Но она-то тут при чем? На какую помощь с ее стороны он намекал?..

Как-то, подвыпив у нее и оставшись на ночь, Михаил Ломов разоткровенничался:

— Я был хорошим боксером, участвовал в республиканских соревнованиях, тренер сулил мне большое будущее. А потом что? Ты сейчас слышала у нас о матчах боксеров? И я не слышал. Команда наша распалась. И что же мне оставалось делать. Подыхать с голоду при всей этой дороговизне? Или стоять в метро с табличкой на груди: «Подайте, Христа ради, безработному мастеру спорта?» Ну и нашлись люди, которым я понадобился… в охране у одного богатого самца на «Мерседес», потом его пришили. Взял меня к себе бензиновый «король» в телохранители — и этого коллеги замочили. Если кого-либо захотят убрать, никакой телохранитель не спасет. Это у президента целая армия! И потом, какой телохранитель будет подставлять себя даже за большие деньги под нож или пулю? И я подался не к тем, кто защищается, а к тем, кто нападает. Здесь больше преимуществ. Эта работенка по мне! Нас, кто вне закона, боятся, уважают… Было несколько разборок, так наша «Банда три» верх взяла! — Он хохотнул. — Читала, как нашего брата теперь прославляют писатели? По телевизору показывают, интервью берут, а сроки даже за «сочельники» небольшие дают.

Кристина тогда не поняла, что такое «сочельники», но не стала уточнять, а бывший боксер продолжал:

— В стране теперь правят бал деньги. У кого бабки — у того и власть. Вопрос теперь стоит так: или ты в авторитете, или ты — никто! Пустое место. Я выбрал первое. Знаю крупных воров и бандитов, которые, как говорится, в большие люди выбились: не воруют, не убивают, а заправляют миллиардами, сидят в комитетах и администрациях, ходят в генеральных директорах… А всю грязную работу за них делаем мы — их шестерки. У меня талантов стать боссом нет, деньги делать не умею, а вот отбирать — это пожалуйста! Это мы могем! И твой дядя Ваня Иванов никуда не денется: выложит нам «зелененькие», если не захочет ба-альших неприятностей! Мы ведь не шутки шутим — не звоним в офисы, мол, бомбу подложили. После двух-трех предупреждений мочим из «макара» или взрываем…

— И ты мне все это рассказываешь? — содрогаясь от ужаса, спросила тогда его Кристина.

— Не заявила же ты на нас мусорам? Не заложила? А сделай это — сейчас бы мы не лежали в твоей кровати и не трахались… Лежала бы ты, красотка, в земле сырой, а квартирку твою занял бы какой-нибудь лох! Деловик с толстой мошной. Перед смертью ты написала бы заверенную дарственную на нее… Вот какие дела теперь творятся в нашем Отечестве, Кристинка!..

Три бандита, ворвавшиеся месяц назад к ней, — среди них был и Хрущ — ничего не взяли в квартире, не били ее, не пытали, но зато очень популярно все объяснили: их интересует НПО «Аист», даже не так само НПО, как его генеральный директор Иванов, они его называли «дядей Ваней». Кристина должна будет передать ему письмо, причем положить прямо на письменный стол. К директору были вхожи почти все сотрудники «Аиста», поэтому поручение бандитов не показалось ей очень уж трудным. Но как говорится, дальше в лес — больше дров. Михаил Ломов, по прозвищу «Хрущ», каким-то образом обзавелся ключами и предпочитал заявляться без предупреждения, что еще больше травмировало молодую женщину. Правда, после смерти мужа она не завела постоянного мужчину, но ее коллега из цеха по производству мини-заводов инженер Саша Мордвин претендовал на это место. В мае этого года он навязался к ней в гости (была веская причина — день рождения) и остался на ночь. После это они два-три раза встречались. Мордвин был женат. Как только грянула эта беда, Кристине пришлось с ним порвать. Ей совсем не хотелось, чтобы интеллигентный и в общем-то нравившийся ей Саша повстречался у нее дома с бандитом… После того как она положила на стол Иванова конверт без адреса, Ломов потребовал, чтобы она скрупулезно описала весь рабочий день генерального директора: когда приходит и уходит, в каких цехах чаще всего бывает, время и место обеда, его привычки, увлечения…

Еще в тот день, когда бандиты ворвались к ней, а потом «мирно» ушли, Кристина долго мучилась сомнениями: позвонить в милицию или нет? Может, все рассказать Ивану Ивановичу? Или Саше Мордвину?.. Бандиты очень посоветовали ничего подобного не делать, если хочет остаться живой и невредимой. Хрущ красочно расписал, что может с ней произойти, если она ослушается… Смерть от ножа или от пули — это пустяк! Она может лишиться глаза, руки или ноги, симпатичное ее личико от соляной кислоты может превратиться в сырое мясо, ей могут забить бутылку шампанского в одно место… И все-таки она позвонила дежурному в районное отделение милиции и сказала, что завтра утром хотела бы встретиться с начальником…

Утром она встретилась с Михаилом Ломовым, который пожаловал перед самым ее уходом из дома. Тогда она еще не знала, что у него есть ключи от ее квартиры. Она многого тогда еще не знала… И была крайне удивлена, когда он по-хозяйски открыл дверь и вошел. Не успев даже высказать свое негодование, она вылетела из прихожей в узкий коридор и растянулась на линолеуме. Хрущ мощной рукой поставил ее на ноги и звонко отхлестал по щекам, стараясь не оставлять заметных следов.

— Мы же тебя предупредили, курва, что не надо звонить в милицию, — приговаривал он. — К начальничку разбежалась?

Он сгреб ее под мышку, унес в спальню и там, разодрав на ней узкую юбку, грубо изнасиловал, оставив синяки на груди и бедрах. Это было настолько дико и отвратительно, что она даже не плакала и не умоляла не трогать ее. Перед ней понемногу открывался совершенно иной, страшный мир… Кто из нас, читая детективные романы, может представить себе, что с ним произойдет когда-нибудь то, что претерпевают жертвы буйной фантазии автора?..

Хрущ снова, будто гвозди в доску, вбивал ей в голову:

— Еще одна ошибка с твоей стороны, и тебе кранты, красотка! Неужели ты подумала, что мы так глупо подставимся? У нас везде свои люди… Каждый твой шаг нам известен… Кстати, скажи своему черненькому хмырю в галстучке, чтобы он больше к тебе не приходил… — (Она поняла, что это про Сашу Мордвина.) Он ухмыльнулся. — Я его заменю… Будешь хорошо себя вести — вылезешь из этой ямы живой и невредимой, а скурвишься — пожалеешь, что и на свет родилась!..

Он совершенно правильно выразился, Миша Ломов! Ее бросили в глубокую зловонную яму, из которой уже и не чаяла живой выбраться. Как смогли бандиты узнать, что она звонила в милицию и собиралась встретиться с начальником? Неужели у них и там свой осведомитель? Она даже не запомнила фамилию дежурного…

И вот они сидят на кухне, косой луч августовского солнца заставил багровым огнем пылать окно напротив, там мелькает женская фигура. Живут люди, и им в голову не может прийти, что в квартире напротив их окон сидит на табуретке молодая женщина, а рядом махровый бандит, который чувствует себя в ее квартире, как у себя дома. И она не знает, уйдет ли он сегодня или останется на ночь? Будет тискать ее груди, бедра, грубо и больно, врываться в нее, скрипеть зубами и рычать, как дикий зверь. Еще хорошо, что он не требует от нее никакой отдачи: овладевает ею, быстро получает удовольствие и откатывается в сторону. Кто она для него? Вещь, игрушка! Прикажи ему главный бандит — и он не моргнув глазом задушит ее или зарежет. Неужели нет никакого выхода? Кристина вспомнила, что в «Аист» две недели назад пришел новый начальник охраны, фамилии его она не знала. Выше среднего роста, зеленоглазый, буйные русые волосы, строгий правильный профиль. Девушки говорили, что он везде уже побывал, со многими побеседовал. А вот с ней еще нет… Сегодня утром она видела его в приемной генерального — тот собирал в кабинете инженеров на короткое совещание. Начальник охраны небрежно сидел на широком подоконнике с журналом в руке и внимательно провожал взглядом всех входящих в кабинет. Умное, симпатичное лицо, правда, взгляд серо-зеленых миндалевидных глаз жестковат. Увидев ее, он чуть приметно улыбнулся, будто хотел что-то произнести, но промолчал. И пока она шла от обитой черным дерматином двери кабинета шефа, она чувствовала его пристальный взгляд. Взгляд мужчины. Кристина знала, что у нее хорошая фигура, красивая походка. Но все это сейчас принадлежало не ей, а грубому животному с волосатыми руками, ногами и широченной грудью — Михаилу Ломову. Даже от одной мысли, что он в любое время может, вот как сегодня, прийти к ней и швырнуть ее на постель, не хотелось жить…

— Ладно, теперь о деле, — взглянув на часы, озабоченно сказал Хрущ. Она поняла, что он скоро уйдет, и от этого чуть-чуть стало легче на душе. — Ты была права: этот мудак дядя Ваня не хочет платить… Мой босс недоволен, а я рад. Понимаешь, он бронзовой статуэткой проломил голову моему корешу, он жив, но ему грозит большой срок… Вся наша кодла склоняется, что Ваню надо замочить. По сути дела, он грохнул наших двоих, и третий все еще в гипсе… Такие вещи нельзя прощать фраерам. Дядя Ваня должен получить свое, чтобы другим деловикам было неповадно подымать хвост на нас. А «зелененькие» нам будет платить тот, кто займет его место…

Хрущ уже считал, что полностью подмял под себя — в буквальном и фигуральном смысле — молодую женщину, и не таился от нее…

— Я тебе дам одну штучку, ты положишь ее в кабинете дяди Вани… Конечно, чтобы он не заметил ее.

— Какую штучку? — вырвалось у нее.

— Слушай сюда, — повысил голос Михаил. Голубые глаза стали еще более жесткими и хищными. — К себе ты его никак не сможешь заманить? Он ведь у вас не бабник.

— Никак, — согласно кивнула Кристина, хотя внутри все дрожало от ужаса. Вот она, страшная правда: теперь ее заставляют участвовать в убийстве генерального директора…

— Даже на такую красотку с отдельной квартирой не клюнет? — насмешливо пялил на нее заблестевшие глазки Хрущ.

Кристина промолчала.

— Штучка небольшая, незаметная, весь вопрос — куда ее положить, — продолжал тот. А положить нужно так, чтобы… — Он поднялся с табуретки, вышел в прихожую и принес коробку. В ней лежала бутылка шампанского с горлышком в желтой фольге и завернутый в коричневую бумагу какой-то предмет размером с кулак — какая-то серая масса, напоминающая пластилин с вмонтированным внутри цифровым табло. — Поближе к письменному столу или креслу, где Ваня штаны просиживает… Усекла?

— Это что? — содрогнулась Кристина.

— То, что надо, — резко сказал он. — Твое дело положить завтра утром так, чтобы не было видно. В тумбочку, ящик письменного стола или, наконец, в мусорную корзину для бумаг. Можно прилепить лентой к креслу.

— Я не знаю… — промямлила Кристина, с ужасом глядя на страшный предмет. Она уже догадалась, что это такое: какая-то синтетическая взрывчатка с устройством, позволяющим взрывать ее на расстоянии. Она слышала про такие «адские штучки», но вот увидела впервые.

— Это последнее твое задание, — отводя глаза, пообещал Хрущ. — Больше я к тебе никогда не обращусь. Главное, держи язык за зубами. Расколешься — умрешь! Я не пугаю тебя, цыпка, таковы наши правила… Буду с тобой как на духу: наши хотели убрать тебя после… — он взглянул на пакет. — Но я отговорил… Наверное, потому что ты мне сильно нравишься, красотка! И потом, ты не так уж много и знаешь. Может, мы еще с тобой встретимся…

Она отрицательно покачала головой, отводя взгляд в сторону. Нет уж, встречаться с ним она никогда больше не будет!

— А ключи мне вернешь?

— Ради Бога! — усмехнулся он и, достав из кармана ключи на кольце, небрежно бросил на стол. — Насчет встретиться я имел в виду не дело, а…

— Ни «а», ни «б»! — твердо взглянула Кристина бандиту в глаза. — Я должна точно знать, что больше никогда никого из вас не увижу! Я хочу забыть про весь этот кошмар! Может, уйду с работы и уеду на край света… Как я буду жить с этим? — кивнула она на пакет. — Пусть вы меня заставили под страхом смерти, но… это же ужасно! Я буду чувствовать себя такой же убийцей, как и вы!

— Придержи язык, дурочка! — оборвал он. — Никто никогда ничего не узнает. Мы работаем чисто, иначе давно бы на моей могилке торчал крест.

— Ты — православный? — с презрением посмотрела на него Кристина. — Да святые апостолы и близко тебя не подпустят на том свете, даже к Чистилищу! Твое место, Миша, в огненном аду!

— Пусть в аду жарятся на сковородке те, кто нас сделал такими… какие мы сейчас есть! — Как ни странно, он не обиделся. — Не было бы этих реформ, перемен, гайдаров-чубайсов, я бы дубасил боксеров кожаной перчаткой на ринге и в ус не дул. Может, ездил бы на заграничные турниры. Я тебе говорил: тренер сулил мне большое будущее…

— Так какие ты мне дашь гарантии?

— Гарантии?

— Ну в том, что все кончилось? — устало сказала она. — И я не буду больше видеть… тебя?

— Ты рвешь на куски мое сердце, красотка! — ухмыльнулся Ломов. — А я-то думал, что оставишь меня при себе… Неужели этот чернявый хлюпик в галстуке лучше в постели, чем я.

— Значит, ты мне ничего не обещаешь… — проигнорировав его слова, тусклым голосом произнесла молодая женщина.

— Что переливать из пустого в порожнее? — жестко посмотрел он ей в глаза. — Я уже сказал, что это последнее твое задание. Положи эту штучку в кабинет дяди Вани и дай мне знать, что дело сделано. — Заметив, как напряглось ее лицо, усмехнулся: — Встречаться мы не будем: я позвоню тебе с автомата на работу. Если все о’кей, скажешь: «В кино я не пойду, а в театр — пожалуйста!» Врубилась?

Хрущ.

— Я постараюсь, — сказала она, когда он поднялся из-за стола, снова взглянув на часы. Ей даже не верилось, что он встанет и уйдет и она больше не увидит эту бандитскую рожу со сломанным носом и сплющенными ушами.

На пороге Хрущ задержался, повернувшись к ней, заглянул в ее синие глаза, пошевелил плечом, будто хотел до нее дотронуться, но передумал и только сказал:

— Только, красотка, без булды…

— Без чего? — округлила она свои большие глаза.

— Не дурочка — сама знаешь, — грубо продолжал он. — Если даже мелькнет мыслишка меня подставить — с корнем вырви ее из себя! Ты уже поняла — мы не шутим! Могила, забудь про все — и живи как хочешь. Сорвешь дело — вот этими руками… — он пошевелил сильными короткими пальцами, поросшими редкими жесткими волосинками. — Разорву на куски! Помни об этом!

— Я ничего не забываю, — глухо ответила она.

Он еще раз впился своими блекло-голубыми глазами в ее лицо, криво усмехнулся:

— Кое-что тебе придется забыть… Прощай, красотка!

Ей много раз хотелось крикнуть ему в наглое лицо, мол, не называй меня «красоткой», это вульгарно! Но она не крикнула, даже не попросила: ее мнение, заботы, переживания — все это для него пустой звук.

А Хрущ, шагая по тротуару в сторону Смольного, размышлял: Кристинка все сделает, потому что он явственно видел ее смертельный страх и ужас перед ним и его дружками, когда они в первый раз ворвались к ней. Кто может так бояться, из того можно веревки вить. В надежности Кристины убедил он и своих приятелей вместе с боссом. Весь этот месяц следил за ней, ходил по пятам на улицу Рылеева, где ее НПО, возвращался к дому на Суворовском проспекте после шести вечера. Конечно, она его не видела. Кореш на Некрасовском телефонном узле прослушивал ее телефон — никаких подозрительных звонков за весь месяц! И Ломов поверил, что Кристина Васильева в его руках. Да что Кристина! Они умели заставить дрожать от страха как осенний лист на ветру и крепких на вид мужчин с тугой мошной, счетами в банках! Богатые за красивую жизнь еще больше держатся, чем бедные… Впрочем, с бедными они дел не имели. Бедные — это выброшенное за борт жизни быдло, которое медленно умирает от нищеты, болезней и голода. Ему, Хрущу, было противно видеть мужчин и женщин, ковыряющихся по утрам в металлических мусорных баках. «Сильные, здоровые — выживаю, больные, слабые — умирают!» — вот девиз их банды. Или, как они себя называют, питерской группировки. Так называют себя многие, это и хорошо: попробуй найти среди всех этих группировок их немногочисленную — всего-то двадцать человек — банду! Немного их по сравнению с другими, но «командиры» имеют отдельные квартиры, приличные иномарки да и «зелененьких» у каждого в заначке достаточно, чтобы прибарахлиться, слетать на Канары или Лазурный берег, поиграть в казино или на ипподроме… Все плачут, клянут жизнь, а он, Хрущ, чувствует себя в этой жизни как рыба в воде. Идет он по Невскому, смотрит на прохожих и знает, что любого, если захочет, может взять за горло, почувствовать его страх, потребовать в обмен за жизнь, которой он распоряжается, все что угодно… Весь Санкт-Петербург превратился для него в один гигантский ринг, где победителем и чемпионом чувствовал себя он, Мишка Ломов!..