Злость распирала Михаила Ломова: на все его телефонные звонки Кристина Васильева лаконично отвечала: «Нет!» Сунулся было к ней на квартиру, но она сменила все замки. И дверь не открывала. И до дома ее провожал коллега. Этого худощавого смазливого пижона в кожаной куртке и джинсах он смог бы одним ударом сразу послать в нокаут. И что она нашла в нем? Хлипкий, остролицый, с розовыми, как у девушки, щеками, наверное, для мужественности он отпустил короткие черные усики. Нет, это была не ревность. Хрущ вообще не умел ревновать: в его новой компании девушки являлись общим достоянием. С этим проблем не было. Любую симпатичную ларечницу, продавщицу бери и веди на хату: банда контролировала многие торговые точки в своем районе. Хрущом его прозвали свои же ребята, которые были свидетелями, как он при большой разборке с хрустом свернул шейные позвонки двум конкурентам. Кстати, этот прием он подсмотрел в крутом американском боевике, оттуда многое можно было позаимствовать...
Кристину Хрущ перехватил лишь на третий день после того, как вручил ей «адскую машинку». Уж как она старалась отгородиться от него — все бесполезно. Уж если попала в лапы банды, то могла бы сообразить, что вырваться будет трудно, а точнее просто невозможно. Благодарила бы, дурочка, Бога, что жива останется... Михаил не врал, когда говорил, что вступился за нее перед главарем. Но как вступился, так же может и отступиться, и тогда прощай, синеглазая красотка Кристина с круглой попкой и тугой грудью!
Было около семи вечера, когда он подкараулил Васильеву у Заячьего переулка. Молодая женщина вышла из троллейбуса и направилась в ближайший гастроном. Минут через десять с пакетом пошла пешком к своему дому по Суворовскому проспекту.
— Не вздумай орать, — негромко предупредил, приблизившись к ней сзади Михаил. — «Перо» под лопатку — и кранты!
Нельзя сказать, что она испугалась. Даже не оглянулась, все так же шла, играя округлыми бедрами, обтянутыми короткой юбкой. Было тепло, крыши зданий багрово светились, далеко впереди сияли позолоченные купола Смольнинского монастыря. Машины с шелестом проносились по асфальту, прохожих было немного.
— Я не могу одна попасть к нему в кабинет, взглянув сбоку на Хруща, негромко произнесла Кристина. — В приемной все время кто-нибудь находится: секретарша или охранник. Какой-то новый, я его раньше не видела.
Ломов помолчал, переваривая услышанное, злость постепенно испарялась: значит, Кристина не продала, не отказалась от поручения — это главное.
— Только один?
— Да нет, еще несколько незнакомых молодых мужчин ходят по цехам, коридорам, дежурят на проходной, о чем-то беседуют с работниками.
— А с тобой?
— Пока нет.
— Заговорят — гони им какую-нибудь туфту.
— Чего?
— Лапшу на уши вешай! — повысил он голос.
Выходит, дядя Ваня обложился со всех сторон охранниками! Только вряд ли это ему поможет: песенка его спета! От их банды спрятаться невозможно. Если бы было нужно, то и жену Иванова похитили бы, но пока такого намерения не было: главарь понял, что с дяди Вани пенку не снимешь! Встречаются такие кремни, к счастью, довольно редко. По мнению Хруща, лучше бы отступиться от Иванова, но главарь Хмель никогда не пойдет на это: нужно всем показать, что с его бандой шутки плохи. Небольшой взрыв в офисе дяди Вани не останется незамеченным ни бандитами всех мастей, ни городской общественностью. Генеральный директор «Аиста» — заметная личность в городе. И похороны его будут торжественными, развоняются печать, телевидение... В общем, нагонят на всех обывателей страху! Это только на руку бандитам. Сами власти признаются в своих выступлениях, что громкие убийства известных людей не раскрываются... Кристинка будет держать рот на замке, все устроено так, что и сама будет замешана: взрывчатку-то положит в кабинет она?..
— Зачем замки-то на дверях сменила?
— Мы же договорились, что ты больше не будешь приходить ко мне?
— Не будь идиоткой! — усмехнулся Хрущ. — Если понадобится, никакие твои запоры нас не остановят. Где угодно можем тебя прихватить — не по воздуху же ты будешь летать? Как Михаил Архангел?
— Мне так спокойнее, — сказала убитая его словами Кристина.
До дома оставался всего один квартал, Хрущ придержал женщину за руку и кивнул на пустынный сквер справа:
— Присядем на минутку.
Кристина была довольна, что он не набивается к ней домой, и охотно свернула с тротуара к чугунным распахнутым воротам в парк, окружающий какое-то старинное здание с белыми колоннами, вернее, особняк. Уселись рядом на скамейку, на которой краснели опавшие кленовые листья. Уже середина августа, и листья понемногу опадают, хотя в парке полно и совершенно зеленых деревьев. Багровый отблеск заходящего солнца играл в огромных окнах, щебетали в кустах воробьи, на спинке отдаленной скамьи сидела ворона и смотрела на них блестящими круглыми глазами. От кого-то Кристина слышала, что питерские бомжи отлавливают голубей и едят их. А освободившиеся места занимают вороны. В городе много их стало, но пока еще не обнаглели, как в Москве. И вороны не садятся на головы великим людям, отлитым в чугуне и бронзе.
— Я спрятала эту... штуку под бумагами в своем письменном столе, — сказала Кристина. — Это не опасно? Не взорвется?
— Она сработает, когда ты мне скажешь: «В кино я не пойду, а в театр — пожалуйста!» Не сразу, конечно, а когда уйдешь из кабинета. Постарайся это сделать утром, когда твой шеф приходит в офис и садится за письменный стол... Впрочем, я это и сам увижу.
— Увидишь? — удивилась Кристина. — К нам так-то просто через проходную не попасть.
— Это моя забота, — сообразив, что сболтнул лишнее, сказал Михаил. — Куда ты положишь пакет?
— Как ты сказал: в мусорную корзину для бумаг. Она рядом с креслом. Суну туда и прикрою сверху обрывками.
— Умница, — похвалил Ломов. Все его сомнения исчезли: Кристина по-прежнему боится его и послушна! Глядя на ее обтянутые колготками крутые колени, он подумал, что хорошо бы сейчас заглянуть к ней домой...
— Хочешь, возьму шампанского, коньяку, хорошей закуси? — предложил он. Немного посидим?
— Выходит, тебе верить нельзя? — повернула она к нему пышноволосую голову с большими синими глазами. Мы с тобой люди, Миша, совершенно из разных миров. Вы на меня напали, сломали меня, подавили мою волю, поставили перед выбором: жизнь или смерть? Я выбрала жизнь, я все сделаю, что вы попросили, но на этом конец! Точка! Если я смогу с этим страшным грузом на душе жить, то пусть Господь Бог простит меня, грешницу! Я все-таки слабая женщина. И пусть этот страшный грех целиком ляжет на вас, проклятых убийц! Быть такого не может, чтобы вам все это сошло с рук!..
— Не заводись, детка, — усмехнулся Хрущ. — На мне уже столько грехов, что еще один ничего не изменит! А тебя Бог простит, ты же не по своей воле пошла на это?..
— Я ухожу, Миша, — поднялась со скамьи Васильева.
С толстой липы бабочкой спикировал тронутый желтизной по краям лист и опустился на ее золотые волосы. Он протянул руку, чтобы снять его, но женщина испуганно отклонила голову, и лист сам упал.
— Неужели я тебе так противен? — с кривой ухмылкой спросил он, тоже вставая. Огромный, плечистый, с неприятным лицом. Глаза злые, вмятина на носу побелела.
— Я сама себе противна, — вздохнула она.
— Постарайся завтра это сделать, — угрюмо проговорил он. Я, как обычно, позвоню после десяти утра.
— Можно, я не буду творить в трубку этот дурацкий текст про кино и театр? Просто скажу «да» или «нет»?
Он секунду подумал и жестко сказал:
— Не надо, красотка, никакой самодеятельности: ответишь, как условились, усекла?
— Как ты сказал, Михаил? Она выпрямилась и посмотрела в его холодные светлые глаза. «Перо» под лопатку — и кранты? Может, это наилучший выход из тупика, в который вы загнали меня?
— Тебе виднее, — узкие глаза его еще больше сощурились, белая вмятина на носу стала глубже. — Будь здорова, не кашляй. До завтра! В его грубом голосе прозвучала неприкрытая угроза.
— Сделаю я! Сделаю! — почти выкрикнула она.
А он в этом и не сомневался. Шагая к Таврической улице, подумал, что главарь был прав, когда всех их не раз предупреждал, что дело и блядство нельзя совмещать: не один талантливый вор и бандит погорел из-за бабы, в которую втюрился... Черт с ней, красоткой! На улице Воинова есть кабачок, где пиво и водку подает бывшая учительница Ляля. Похожа на артистку... Вот какую только, забыл. А Ниночка Примакова из продовольственного? У нее попка и грудь тоже дай Бог! И в постели творит чудеса... А эта нехотя ноги раздвинет и лежит как деревянная колода, да еще в глаза смотрит своими синими колодцами! И хоть бы раз застонала или дрогнула: вскочит с постели и бежит на полчаса в ванну подмываться марганцовкой, даже рот эликсиром прополощет...
А Кристина, поднимаясь в лифте на пятый этаж, думала о другом: неужели она будет способна положить взрывчатку в корзину для бумаг Ивана Ивановича Иванова? Этот человек ни разу ее не обидел, не повысил на нее голоса, когда муж погиб, дал ей оплаченный двухмесячный отпуск. Больше того, за счет «Аиста» Игоря Владимировича похоронили в красивом гробу на Волховском кладбище, а теперь похороны обходятся петербуржцам в большие миллионы! И она, Кристина, должна помочь гнусным бандитам отправить этого уважаемого всеми человека на тот свет?! Да как же она после этого будет жить-то на белом свете? Уйдет с работы? Это ничего не изменит... Но что же делать? Насчет «пера» под лопатку Ломов не шутил. Он или его дружки это запросто сделают. И никакие новые замки не удержат их от проникновения в ее квартиру. Вот тебе и мой дом — моя крепость!..
Наскоро поужинав разогретыми на плите сырниками, выпив кружку чаю с лимоном, Кристина включила цветной телевизор «Сони» и улеглась на тахту. Но происходящее на экране не доходило до ее сознания, тяжелые, как чугунные плиты, мысли ворочались в голове... «Думай, думай, Кристина! — внушала она себе. — Как же могло так случиться, что ты стала игрушкой в руках негодяев, бандитов?! И не только игрушкой и наложницей Хруща, хотят тебя сделать и убийцей!.. Чем же ты, трусиха, лучше их?..»
Утром, шагая по Суворовскому проспекту на работу, Кристина Васильева еще не знала, как сегодня поступит... Вообще то решение она приняла бессонной ночью, но утром снова стали терзать ее сомнения, страх. Она нажимала клавиши компьютера, невидяще смотрела на голубой цветной экран с буквами и цифрами, а в голове стучало: «Сейчас он позвонит! Что делать?» Неожиданно вскочила с кресла и отправилась в приемную генерального директора. Из окна она увидела его «Волгу», за столом сидела секретарша в очках и правила отпечатанный текст. На черном диване сидел с «Санкт-Петербургскими ведомостями» в руках молодой симпатичный мужчина с коротко подстриженными темно-русыми волосами, умным взглядом серых глаз. Уже несколько дней она видит его то в приемной, то в цехе, то в офисе Иванова. У него классическая фигура киногероя: высокий, но не чрезмерно, широкоплечий, с узкой талией и длинными ногами танцора. И походка у него легкая, неслышная. Один раз он ее даже напугал, незаметно появившись вслед за ней у дверей лифта. Как и все в «Аисте», она знала, что после нападения на генерального в НПО появились несколько новых охранников. Этот симпатичный, стройный был их начальником.
Увидев Кристину, мужчина выпрямился, разгладил на коленях брюки и улыбнулся. Улыбка у него мальчишеская, белозубая, а лицо загорелое.
— Я к Ивану Ивановичу, — пожелав присутствующим доброго утра, сказала Кристина. Под мышкой у нее оранжевая папка с золотым тиснением. В этой папке она приносит шефу последние компьютерные данные по реализации их продукции в России и странах СНГ.
— Он разговаривает с Мюнхеном, — сказала секретарша. — Подождите немного, Кристина.
Молодая женщина, вздохнув, уселась на черный диван подальше от охранника. Не то чтобы он был ей неприятен, наоборот, она всегда с удовольствием смотрела на него, чувствовала, что и он заинтересован ею. К этому Кристина давно привыкла: многие мужчины с интересом поглядывали на нее, но после убийства мужа она никому не отвечала взаимностью, кроме Саши Мордвина, да и то, скорее всего, от безысходности. Александр Михайлович как-то на днях полюбопытствовал, мол, что произошло? Почему Кристина стала будто бы сторониться его? Сначала она отделывалась от него разными пустыми отговорками, вроде недомогания, плохого настроения, что было истинной правдой, а когда он стал слишком назойлив, резко осадила:
— У тебя жена, ребенок, Саша, а у меня ничего не осталось... Ты ведь не уйдешь от них ради меня? — Она понимала, что это запрещенный прием, но нужно было как-то положить конец их двусмысленным отношениям. Легким и беспечным оказался на поверку коллега. Больше думал о своих собственных удовольствиях, да и защитить от обрушившихся на Кристину напастей не смог бы...
— Ну, я... не знаю... — в своей обычной нерешительной манере заговорил Мордвин. — При чем тут они? Мы ведь...
— Любовники? — с горькой улыбкой перебила Кристина. — Мне надоело быть любовницей.
Теперь Александр Мордвин, сидя за своим письменным столом у двери, бросал на нее печальные взгляды и вздыхал. Черноволосый, с пижонскими тонкими усиками, девичьими розовыми щеками он напоминал обиженного школьника-старшеклассника. Глаза у него большие, бархатистые, полные губы красные, мягкий подбородок, черные длинные волосы были зачесаны назад. Ей вспомнились слова Михаила Ломова, обозвавшего Мордвина усатым хлюпиком. И еще он сказал, что в зоне Сашу быстро бы «опетушили». Она не поняла, что это такое, и тогда бывший боксер, очевидно уже отсидевший срок, гнусно осклабившись, пояснил: «Педерастом бы сделали! Там таких розоволицых, с томными глазами ох как урки любят!..»
Вроде бы и чепуха, но с того раза она стала смотреть на своего любовника другими глазами, находя в нем куда больше женского, чем мужского. Разве можно сравнить Мордвина с этим, по-видимому, очень сильным, мужественным человеком, сидящим с ней на черном диване в приемной шефа. Она даже не знает, как его звать... Будто прочитав ее мысли, русоволосый мужчина взглянул на нее и с улыбкой представился:
— Артур... — он чуть помешкал: — Артур Константинович Князев, а вы — Кристина Евгеньевна Васильева из цеха по производству мини-маслосыродельных заводов?
Руки они не стали жать друг другу, хотя стоило бы ей проявить инициативу, и он сразу бы вскочил с дивана.
— Вы всех у нас... так хорошо знаете? — только и нашлась она что сказать.
Секретарша в очках читала машинописные листы и делала вид, что не обращает на них внимания. Кристине нравилась эта спокойная пожилая женщина с платиновыми волосами. Звали ее Олимпиадой Семеновной Лапшиной. Со всеми была ровной, приветливой, к шефу своему, с которым проработала более двух десятков лет, относилась с благоговением. Впрочем, Иванова все уважали в «Аисте».
— Вы чем-то расстроены, Кристина Евгеньевна? — тихо спросил Князев. — Шеф освободится не скоро… Можно я вас приглашу на чашку кофе в буфет? Или вы чай предпочитаете?
В тоне Князева не было и намека на примитивное ухаживание, наоборот, в нем прозвучали настойчивые нотки. Его можно было понять так: «Мне необходимо с вами поговорить, но не здесь же?» На селекторе на столе Олимпиады Семеновны загорелась красная лампочка, что-то щелкнуло, и звучно прозвучал басистый голос шефа:
— Есть кто ко мне?
Секретарша взглянула на Кристину и уже было открыла рот, как молодая женщина сорвалась с места и бросилась вон из приемной: она вспомнила, что Хрущ сказал, что он и сам будет знать, на месте Иванов или нет! Бандит может решить, что она зашла в кабинет шефа, положила взрывчатку в корзинку, и… спокойно нажать на пульт, чтобы включить свою «адскую машинку»! Неужели такой подонок будет ждать, когда она, Кристина, уйдет отсюда подальше? Значит, он откуда-то следит за окнами офиса. Напротив, на порядочном расстоянии, через улицу, находится жилая пятиэтажка с множеством окон и железными балконами.
Она не стала ждать лифта, спустилась по каменным ступенькам вниз, бегом промчалась по коридору до своей комнаты. Распахнула дверь и увидела у своего стола Сашу Мордвина с белой телефонной трубкой в руке и широко раскрытыми глазами, смотрящими на нее.
— Это тебя, — сказал он совсем по-женски. — Мужчина...
Кристина выхватила трубку и, услышав голос Ломова, громко произнесла:
— Нет! Нет! Нет! — и резко опустила трубку на рычаг. И только сейчас заметила у своего стола Князева, не спускающего с нее настороженного взгляда своих вдруг сузившихся и ставших ярко-зелеными глаз.
— Кристина Евгеньевна... — начал было он.
— Я хотела... — вырвалось у нее. — Все рассказать Ивану Ивановичу, но вспомнила… — Она широко распахнутыми синими глазами взглянула на Князева. — Вы главный у них?
— У них? — удивился он.
— Пойдемте! — скомандовала Кристина и, провожаемая удивленными взглядами находящихся в светлой комнате, уставленной компьютерами, коллег, устремилась к двери. — Вы, кажется, пригласили меня в буфет?
— Лучше пройдемте ко мне, — сказал он, а кофе или чай с бутербродами нам принесут.
Он умел слушать, этот зеленоглазый мужчина. Кстати, довольно редкий цвет глаз. Сидел за письменным столом, а она на точно таком же черном диване из кожзаменителя, что стоял у окна в приемной. Была она в юбке, открывающей ее стройные длинные ноги, но сейчас она не думала, какое это производит на него впечатление. Пожалуй, никакого, потому что он пристально смотрел ей в глаза и ни разу не опустил их вниз. По мере ее подробного рассказа продолговатое лицо его с твердым подбородком все больше мрачнело, зеленый ободок в крупных глазах расширялся. Странные у него глаза, мелькнула мысль, то серые, то зеленые… Но очень красивые и умные. ’
— И вы только сейчас решились все это рассказать? — упрекнул ее Князев.
— Я боялась, мне было страшно, — призналась она. — Видели бы вы их... хари!
— Насмотрелся... — вырвалось у него. — Пакет в вашем письменном столе?
— Я вчера перепрятала его в другое место... Подумала, что могут пострадать и другие...
— Правильно подумали! — прервал он. Теперь глаза его смотрели на нее спокойно, голос был ровным, лишь лицо стало жестче, суровее. — И куда же?
— Он может нажать на... кнопку? Да? — побледнела Кристина.
— Без вашего пароля вряд ли, — сказал он.
— Он до смерти меня запугал, — произнесла она. — И потом, им нужен Иванов...
— Извините, — сказал он и, вытащив из кармана куртки — надо же, успел ее взять со спинки дивана! — сотовый черный аппарат, быстро поиграл кнопками. — Вася, проследи за домом напротив… Только очень осторожно — опасный тип! Приметы: высокий, плотный, темно-русые волосы коротко подстрижены, лицо неприятное, с вмятиной на носу, шрам на губе... В общем, боксер... Что делать? Ничего. Проследить, куда пойдет, если еще не ушел.
Нажав на кнопку, снова спрятал черный складной аппарат в карман кожаной куртки и поднялся со стула:
— Так где же эта чертова машинка?
— За вашей спиной под батареей, — ответила Кристина. Она думала, он сейчас подпрыгнет под самый потолок и обругает ее последними словами, но он даже не пошевелился: молча смотрел на нее, твердые полные губы его тронула чуть приметная улыбка.
— За что же вы меня так невзлюбили? — спросил он.
— Я вспомнила, что эта комната была никем не занята,— сказала Кристина. — Ну и засунула под батарею этот проклятый пакет.
Он обошел письменный стол, присел и, пошарив под батареей, правой рукой извлек небольшой квадратный пакет в коричневой бумаге. Поднес к уху, послушал и стал разворачивать, но в последний момент поднял глаза на женщину и сказал:
— Вы лучше выйдите и подождите меня... в буфете...
— Мне интересно, что там, — сказала она.
Он пожал широкими плечами и извлек из твердой бумаги серый кубик, повертел его в пальцах. Даже понюхал. Затем вытащил из кармана перочинный нож и осторожно вытащил из кубика небольшую микросхему с цифровым экраном.
— Пластиковая бомба, — сказал Князев. — Дорогая штучка и американского происхождения. Если бы она сработала в кабинете шефа, то вряд ли там что-нибудь уцелело... Срабатывает по принципу сотового телефона: набирают на пульте цифровой код — и происходит мощнейший взрыв… — Он повертел в пальцах микросхему с пайкой, золочеными контактами, цифрами. — Ничего не скажешь: банда оснащена, как говорится, по последнему слову техники!
— И вы так... спокойно эту бомбу обезвредили?
— Я уже имел дела с такими... сюрпризами, — усмехнулся он.
— Что же теперь будет... — вздохнула она. — Они убьют меня, Артур Константинович!
— Вы полагаете, если бы эта штука сработала, они бы вас пощадили? Я думаю, в этот же день расправились бы с вами — зачем им такой опасный свидетель? Вы, Кристина Евгеньевна, были бы для них живая опаснее этой штучки!
— Неужели у них нет ничего человеческого?
— Вы меня об этом спрашиваете? — усмехнулся он. — Черные люди живут по законам джунглей: сильный убивает слабого.
— Черные люди... — повторила она.
— Я бы не называл их и людьми.
— Будь что будет, — устало произнесла она. — Но мне стало легче после того, как я вам все рассказала.
— Ничего не будет, — помолчав, ответил он. — Неужели я допущу, чтобы вы погибли от рук этих выродков?
— Правда? — совсем по-детски вырвалось у нее. — Но как? Этот Хрущ сегодня же вломится ко мне в квартиру... Что им замки? Он сам сказал, что от них не спрячешься и в стальном сейфе с кодовым запором.
— Пойдемте к Иванову, — сказал Князев. — Там мы все и обсудим.