Ева со скучным лицом стояла перед деканом в просторной комнате канцелярии и смотрела в окно. Короткая замшевая юбка высоко открывала ее длиннущие прямые, как сосновые стволы, ноги. В университетском дворе худощавый парень в джинсах и белокурая девушка в белой войлочной панаме, которые носят на черноморских курортах, растягивали длинную металлическую ленту, посверкивающую на солнце. Команды им подавал пожилой мужчина, стоящий возле небольшого прибора на толстой желтой треноге. Мужчина нагибался и смотрел в окуляр, потом что-то говорил подсобникам, и те послушно передвигали с места на место длинную белую рейку с черными делениями.
- В этом году, Кругликова, вы пропустили сорок две лекции, - говорил декан, коренастый круглолицый мужчина в вельветовом пиджаке. Волосы у него зачесаны назад, но с высоты Евиного роста видна просвечивающаяся лысина. Декан тщательно избегал смотреть на ее ноги, но Ева чувствовала, что смотреть ему на них очень хочется. Девочки говорили, что декан не совсем равнодушен к красивым студенткам, и многие старались на экзаменах попасть именно к нему. Перед экзаменами ходили в парикмахерскую, делали маникюр и надевали юбки. Слух шел, что декан не любит девушек в брюках.
- ...Вы, Кругликова, чемпионка факультета, - доносился до нее приглушенный голос декана. - Больше вас никто не пропустил без уважительной причины столько лекций!
"Надо бы присесть, - лениво подумала Ева. - Тогда он волей-неволей будет на мои ноги смотреть..."
Но присесть на стул у двери было неудобно, ведь декан был на ногах. Он неторопливо мерял шагами квадратную комнату, увешанную расписаниями, графиками посещаемости и успеваемости иностранного факультета, одна рука его была засунута в нагрудный карман, будто там у декана лежала ведомость с фамилиями злостных прогульщиков.
- Вы что, учиться не хотите? - остановился он перед ней.
Конечно, честнее всего было бы сказать ему правду: да, она не хочет учиться. Ей надоело ходить в университет, сидеть на лекциях, толкаться в коридорах, выслушивать болтовню однокурсниц и остроты заумных студентов, корчащих из себя будущих гениев... Тесно ей в лекционном зале, тянет на улицу, на простор... Но так говорить нельзя. Декан ее не поймет. А если и поймет, то все равно ничего не изменит...
- Жизнь такая беспокойная, - сказала Ева. - То да се...
- Великолепный ответ! - воскликнул декан. - Это все сразу объясняет: и вашу неуспеваемость, и пропуски лекций...
- Я больше не буду, - подумав, ответила Ева и состроила совсем детски-наивную гримасу. Она боялась рассмеяться.
- Кругликова, я вижу, с вами бесполезно разговаривать...
- Вы поговорите с моим отцом. Он все за меня решает... Это он решил, что мое призвание - английский язык.
- А вы как считаете? - спросил декан. - Какое же ваше истинное призвание? - Его взгляд окинул ее с головы до ног.
- Не знаю, - вздохнула Ева.
- Вот что, Кругликова, говорить мне с вашим отцом незачем. А то, что я вам сейчас скажу, усвойте как следует: до конца семестра осталось меньше месяца, потом зачеты и экзамены. Если не хотите, чтобы на кафедре был поставлен вопрос о вашем исключении из университета...
"Ну это ты перехватил, милый!.." - подумала Ева.
- ...подтянитесь! Ходите на лекции, готовьтесь к летней сессии, Я знаю, для вас эти слова - пустой звук, но дело действительно обстоит очень серьезно, Кругликова. Учтите это.
- Постараюсь, - пробормотала она и, наградив декана откровенно бесстыдным взглядом, повернулась и направилась к двери. Она была уверена, что он смотрит ей вслед. И тогда она еще больше выпрямилась, вздернула горделивую голову с рассыпавшимися за спиной длинными, выкрашенными хной до бронзового блеска волосами и своей необычной подпрыгивающей походкой гордо вышла из канцелярии.
Нет, она не пошла на лекцию, как думал декан, а вышла из здания на набережную, подошла к "Жигулям" и уселась рядом с Томом Лядининым. Из колонок, укрепленных у заднего стекла, лилась любимая Евина мелодия. У Тома, как он небрежно сообщил Еве, был один из лучших автомобильных стереомагнитофонов с риверсом. Что такое риверс, Ева толком не поняла, но это слово в устах Тома звучало весьма солидно.
- Что было интересного в храме науки? - стараясь ее развеселить, весело спросил Том.
- Что может быть там интересного? Скука: пахнет пылью и табаком. Кстати, дай закурить? Мои кончились.
Лядинин откинул пальцем крышку ящика, что рядом с приборным щитом, и достал красивую пачку "Мальборо".
- Декан грозился исключить из университета, если еще буду пропускать лекции, - выпуская дым, равнодушно сообщила Ева.
- Не исключит.
- Ты думаешь? - покосилась на него Ева.
- Таких красивых не исключают, - ухмыльнулся он и фамильярно, с видом собственника, похлопал ее по бедру.
- Я этого не люблю, - поморщилась Ева.
Он сидел рядом с Евой, и довольство собой переполняло его. Но если бы он знал, что сейчас думает девушка, радость его значительно бы поубавилась...
А Ева думала, что какой все-таки он недалекий и неинтересный... На даче он стал показывать ей золотые и серебряные украшения, которые хранил в старинной, инкрустированной перламутром и серебром шкатулке. И надо было видеть, как он их гладил, ласкал, протирал носовым платком. И при этом у него было глупое восторженное лицо. Но Тому не откажешь в настойчивости и упорстве. Другой бы на его месте давно отстал от нее, хотя бы после того случая в Таллине, а Лядинин выдержал и это. Не любя никого, Ева не верила и в чужую любовь. Утром Том развернул тот самый пакет, который лежал у него в сумке, там были фирменные джинсы, о которых Ева давно мечтала. Он заставил ее тут же примерить их. Джинсы были в самый раз и сидели как влитые.
Он смотрит на нее, ждет, что она скажет. Вернее, что прикажет. Том сейчас готов выполнить любое ее желание. Ну что же, ей это нравится... Куда же поехать? После вчерашнего побаливала голова. Третий день она гуляет. Домой звонить не хотелось. Пусть думают, что она пошла вразнос... Да, в общем-то, на этот раз так оно и. было. У Тома они провели два дня и две ночи. На даче больше неинтересно...
- Поехали в Новгород? - предложила Ева.
Она смотрела на него и улыбалась.
"Если сейчас скажет, что далеко и ему завтра на работу, то нынче же порву с ним..." - загадала Ева.
Том лишь на мгновение заколебался. В светлых глазах его мелькнула тень и тут же пропала.
- Заедем на работу, я предупрежу директора, - сказал он. - В Новгород так в Новгород!
Ева засмеялась и взъерошила ему рыжие вьющиеся кудри, буйно растущие в разные стороны. Удивительно было, как только круглая замшевая кепочка держалась на его лобастой голове.
- Ты мне нравишься, Том!
Как мало нужно Тому, чтобы привести его в телячий восторг! Он даже весь засветился от этих слов.
"А вот Кирилл не поехал бы... - с ноткой сожаления подумала она. - Ну и черт с ним! Пусть сидит в своей конторе, и..." Только тут Ева сообразила, что толком не знает, чем же в своем институте на Литейном занимается Кирилл? Ей как-то и в голову не приходило поинтересоваться, а если он иногда и говорил о своей работе, то у нее в одно ухо влетало, в другое вылетало... Кажется, он это заметил и больше никогда не заводил речь о своих делах.
Луч солнца, казалось, сорвался с Адмиралтейской иглы и ударил в лобовое стекло машины. Том, одной рукой держась за баранку, второй достал из ящика очки в красивой роговой оправе и протянул девушке.
- Тебе дарю, - сказал он с самодовольной улыбкой.
Улыбка Еве не понравилась, а очки понравились. Она надела их, заглянула в зеркальце заднего обзора, повернув его к себе. Том мягко отстранил ее руку и опустил щиток. На обратной стороне его тоже оказалось зеркальце.
- Тебе идут, - заметил он, бросив на нее оценивающий взгляд.
- Спасибо, Том, - сказала Ева.
Он наклонил к ней голову, глядя на дорогу. Ева сначала ничего не поняла, но потом, вздохнув, клюнула его в щеку. От Тома пахло хорошим, одеколоном.
"А ты, милый, сю-сюрреалист..." - подумала она. "Сю-сюрреалистами Ева называла сентиментальных, любящих произносить уменьшительные, ласкательные слова, вроде "кошечка", "малышка" и прочее. К этой категории она относила и "лизунов", то есть готовых по любому поводу и без повода целоваться.
Ева не терпела таких мужчин. А вот Марии они нравились. Наверное, потому, что ее Борис был грубым.
Они выехали на Невский. По обе стороны двигались толпы прохожих. Ева обратила внимание, что у магазина на Садовой не было деда-мороза. Наверное, ночью разобрали на части и увезли. До следующего Нового года. На том месте, где стоял дед-мороз, блестела лужа. Она пускала прохожим солнечные зайчики в глаза.
Внезапно Ева подалась вперед, рука ее вцепилась в мягкую подушку сиденья: по той стороне, где "Пассаж", шел Кирилл Воронцов и невысокая стройная девушка с черными волосами, заплетенными в толстую косу. Миловидное лицо девушки было немного приподнято и повернуто в сторону Кирилла. Она, смеясь, что-то говорила ему. На ней светлый плащ, в руке небольшая сумка. Кирилл осторожно поддерживал ее за локоть.
- Знакомого встретила? - покосился на нее Том.
- У меня много в Ленинграде знакомых, - внезапно севшим голосом произнесла Ева.
- Я знаю, - улыбнулся Том и въехал на Аничков мост. По Фонтанке плыли льдины. Они ярко сверкали на солнце. Сверкали и гривы у взметнувших вверх мускулистые ноги чугунных лошадей.
- Я передумала, - сказала Ева. - Отвези меня домой, Том.
Он не стал уговаривать, и хотя по его лицу ничего нельзя было определить, Том внимательно смотрел прямо перед собой, лавируя в разноцветном потоке машин, Ева знала, что он обрадовался. Том только делает вид, что он хозяин в магазине, работа есть работа. И над ним тоже начальство.
Том действительно обрадовался, в Новгород ему совсем тащиться не хотелось, и потом, он и так достаточно истратился за эти сумасшедшие дни... А сегодня к нему должен прийти в магазин очень выгодный клиент, таких Лядинин звал "сладкими". И Том рассчитывал сегодня в какой-то мере возместить все то, что ухнул на Еву.
- В другой раз съездим, - сказал он. - Хочешь в следующую пятницу? И не в Новгород, а в...
Он, по-видимому, хотел сказать в Таллин, но, вспомнив, что там произошло, запнулся.
- ...например, в Выборг?
Ева и сама не смогла бы себе объяснить, почему она вдруг раздумала ехать в Новгород. А решение никуда не ехать пришло внезапно. И был тому причиной Кирилл, хотя она и себе не хотела в этом признаться. Да и тревога каждое утро закрадывалась к ней в сердце: впереди ее ожидает встреча с родителями... И как можно дольше старалась отложить эту встречу. Но домой рано или поздно нужно было возвращаться. И Ева решила, что лучше всего сегодня, вот сейчас вернуться, когда дома никого нет. Отец в Красном Селе, а мать в поликлинике. Надо, так сказать, войти в домашнюю обстановку. И всегда лучше, когда ты встречаешь на пороге квартиры родителей, чем они тебя.
- Когда увидимся? - остановившись возле ее дома, спросил Том.
- Я тебе, позвоню, - сказала Ева.
Он снова наклонил к ней голову, но девушка сделала вид, что не заметила. Вылезла из машины, захлопнула за собой дверцу и своей, немного птичьей, подпрыгивающей походкой пошла к парадной. Том ожидал, что она оглянется, помашет рукой, но Ева не оглянулась. Лишь когда он тихонько посигналил, бросила на машину быстрый косой взгляд и скрылась в парадной.
Тем включил магнитофон и, насвистывая в такт музыке, развернулся. Улыбаясь своим приятным мыслям, он затормозил перед светофором. Мимо с нарастающим грохотом несся трамвай. Из заднего окна на него смотрели две молоденькие девушки. Том улыбнулся им и помахал рукой. Девушки будто по команде разом отвернулись.
"Глупышки! - рассмеялся Том. - Кому вы нужны?.. У меня есть Ева!"
Он вспомнил дачу, приглушенный зеленоватый свет торшера и Еву с бокалом шампанского в одной руке и с сигаретой в другой...
"Когда ока позвонит? - подумал он. - Попрошу Марию, чтобы завтра же ее вызвала... Нет, завтра ничего не выйдет: родители ее теперь не сразу из дома выпустят... Ладно, что-нибудь придумаем!"
Он свернул на Греческий проспект, оттуда поехал прямиком к своему магазину. Еще издали он увидел того самого человека, с которым должен был встретиться. Солидный мужчина в дубленке и высоких сапогах па молнии стоял на тротуаре и смотрел на противоположную сторону улицы. Судя по всему, он собирался отчаливать: на той стороне приткнулась к тротуару его вишневая "Волга". Том посигналил и затормозил рядом. Лицо у мужчины было недовольное. Взглянув на роскошные японские часы, он пробурчал:
- Это на вас не похоже, Том... Я уже час жду, думал, вы не придете.
- Обижаете, - ответил тот. - Семейные обстоятельства... Заходите ко мне, я только машину поставлю!
Мужчина кивнул и, прижимая к боку раздутый желтый кожаный портфель, вошел в комиссионный.
Кирилл случайно встретил Евгению на Невском. Он зашел в кассу "Аэрофлота" и заказал на пятое мая билет до Умбы. Пока кассирша брала заказ, что-то уточняла по селектору, Кирилл мучительно раздумывал: брать второй билет или нет? На то, что Евгения действительно поедет с ним, он не надеялся, но, как говорится, чем черт не шутит? В конце концов билет он всегда успеет сдать назад... Кирилл заказал и второй билет. Фамилии Евгении он не знал и назвал свою.
Выйдя из агентства, Кирилл побрел по Невскому к Думе, там, под знаменитой башней с часами, находился большой спортивный магазин. А ему необходимо было кое-что купить для путешествия. В первую очередь вместительный рюкзак. Старый, с которым он не расставался лет шесть, порвался, да и был маловат. Нужно купить походный примус, есть такие маленькие, помещающиеся в аккуратной металлической коробке, потом спальный мешок и надувной матрас, ну и еще кое-что по мелочи, например, разборную удочку, спиннинг, рыболовные снасти. Кирилл внимательно познакомился с картой Кольского полуострова и поразился, сколько там больших и малых озер! Ну, а где озера, там и рыба. О том, какая замечательная рыбалка на Севере, он наслышался от сотрудников института, побывавших в тех благословенных краях. Даже знал, что окунь охотно берет на глаз. Но представить себе, как можно ловить окуня на окуневый же глаз, он не мог, поэтому купил несколько маленьких блесен.
Проходя мимо Казанского собора, Кирилл и увидел Евгению. В легком светлом плаще она шла навстречу. Лицо задумчивое, овальные глаза грустные. Евгения не смотрела на прохожих и наверняка прошла бы мимо, не заметив Кирилла, если бы он не загородил ей дорогу. В первое мгновенье в глазах промелькнуло недоумение, смешанное с раздражением, затем в них замельтешили знакомые веселые искорки, которые он прозвал про себя звездами и планетами. И только сейчас увидел за ее спиной толстую блестящую косу. Евгения выглядела прямо-таки девчонкой, десятиклассницей. Только вместо портфеля с книжками и тетрадками в руке у нее была замшевая сумочка с красивой серебряной застежкой.
- А мне говорили, что вероятность встретить в Ленинграде на улице знакомого почти равна нулю, - улыбнулась она, ответив на его приветствие.
- Ваш знакомый плохой математик, - ответил Кирилл, не в силах скрыть свою радость от встречи с ней.
- Он доктор физико-математических наук.
- Бог с ним, с доктором, - улыбнулся Кирилл. - Куда вы идете?
- Я уже пришла, - сказала она, кивнув на Казанский собор. - Хотите, я вам покажу одно замечательное местечко?
Она взяла Кирилла за руку и повела за собой. Они миновали сквер с зеленоватыми скамейками и взрыхленными лопатой клумбами, поднялись на массивные каменные ступеньки, прошли мимо двух огромных ребристых колонн и очутились на каменной терраске, откуда открывался вид на улицу Софьи Перовской. Отпустив его руку, Евгения легко спрыгнула с терраски на каменные плиты, нагроможденные в беспорядке на земле. Одна плита лежала горизонтально. Обмытая дождями, она была гладкой и чистой. Подобрав полы плаща, Евгения уселась на нее и кивнула Кириллу, мол, садись рядом. Когда она повернула к нему голову с блестящими глазами, ее коса тяжело шевельнулась за спиной.
- Нравится? - спросила она, глядя на него. - Кругом город, люди, а здесь тихо и никого нет.
- Есть в Ленинграде места и поинтереснее, - сказал Кирилл.
- Мне это нравится, - с ноткой разочарования в голосе ответила она.
- Вы солнца боитесь? - спросил он.
Здесь было сумрачно и пахло влажной землей и гниющими листьями. Кое-где среди каменных глыб виднелись полоски грязного льда с вмерзшими в него бумажками и окурками.
- Вам не кажется, что вы задаете глупые вопросы? - холодно поглядела она на него.
- При встрече с вами я всегда глупею, - улыбнулся он.
- В таком случае вам лучше не встречаться со мной, - сказала она.
- Что вы? - сделал он испуганные глаза. - Это невозможно!
- Почему? - уже мягче поинтересовалась она.
- Потому что вы мне очень нравитесь. - Он чуть было не брякнул, что взял для нее билет на самолет, но удержался: чего доброго, она совсем примет его за дурака...
- Опять вы за свое... - в ее голосе прозвучали грустные нотки. Она смотрела прямо перед собой.
А ему хотелось взять в руки ее толстую косу и взвесить: она почему-то казалась ему очень тяжелой, будто сплетена из черного металла.
- Я все время думаю о вас и жду звонка, - продолжал он. - А вы все не звоните...
- Вы непохожи на человека, который день и ночь дежурит у телефона, - усмехнулась она.
- А вы бы этого хотели?
- В том-то все и дело, что я ничего не хочу, - ответила она и, помолчав, прибавила: - Тем более морочить вам голову.
- А вы этого и не умеете делать, - заметил он.
- Кирилл, я любила, была замужем, у меня ребенок...
- И у и что?
- Вы считаете, этого мало, чтобы научиться в жизни кое-что смыслить?
Жизнь, конечно, нас многому учит, но совсем не для того, чтобы разочаровывались в ней, - сказал Кирилл. - Я тоже любил... Ну и что же? Прошла эта любовь. И я не считаю, что мне не повезло. В отличие от всего бренного, одна лишь любовь вечно молода. Она не стареет. Никогда. Любовей бывает много, а настоящая - одна. Но люди плохо в этом разбираются, иногда случайную любовь принимают за настоящую, отсюда и все беды: разочарования и все такое...
- Вы хотите сказать, что у вас и у меня была любовь ненастоящая? - Евгения с интересом смотрела на Кирилла.
- Не знаю, как у вас, а у меня - да, - сказал он.
- Пережив эту ненастоящую любовь, мы теперь с вами имеем право на настоящую? Правильно я поняла вас?
- Каждый человек имеет право на настоящую любовь, на далеко не каждый это право использует.
- Все это слова, дорогой Кирилл! - сказала она. - Вы случайно лекции на тему "Что такое любовь и как с ней бороться?" не читаете в домоуправлении?
- Почему в домоуправлении? - улыбнулся он.
- Не хватит же у вас мужества говорить все это современным молодым людям? А в домоуправлении на лекции ходят лишь пенсионеры и домохозяйки...
- Я уже взял два билета на пятое мая, - перевел Кирилл разговор на другое.
- Разве вы едете не один? - Она не смотрела на него. Глаза ее были устремлены на троллейбус, который круто сворачивал с улицы Софьи Перовской к каналу Грибоедова.
- Мы едем вдвоем, - улыбнулся он. - Вернее, летим. Вы и я.
- Здорово вы за меня решили! - восхитилась ока. - А если бы я вам не позвонила и мы не встретились?
- Вы бы позвонили, и мы обязательно бы встретились, - спокойно ответил он. - Иначе и быть не могло, Евгения.
- Вы или до неприличия самоуверенны, или...
- Вот увидите, будет по-моему, - сказал он и взял ее теплую узкую ладонь в свою руку.
Она сделала слабую попытку освободиться, но он не отпустил. Ее рука осталась в его ладони.
- Покажите билет! - потребовала она.
Кирилл достал из внутреннего кармана пиджака два билета. Евгения внимательно прочитала и вернула назад.
- Евгения Воронцова... - произнесла она, будто прислушиваясь к звучанию этой фамилии. - Какая же я Воронцова?
- Вы почему-то упорно скрываете от меня свою фамилию.
- Она очень простая, - ответила она. - Соловьева.
- Красивая фамилия... По мужу или девичья?
- Моя фамилия, - ответила она.
Они молча сидели на камне, еще сохранившем в своих глубинах зимний холод. Наверное, и Евгения почувствовала это, потому что первая встала и поправила плащ. И снова коса ее тяжело колыхнулась: Кирилл протянул руку - и его пальцы охватили упругую теплую, перевитую петлями косу. Она действительно была тяжелой.
- Вы хотите дернуть меня за косу? - блеснула она в его сторону глазами. - Тогда скорее, пока у меня хорошее настроение!
- Я и в школе-то не дергал девчонок за косы, - сказал он и невольно прижал косу к лицу. Она пахла уже знакомыми ему духами. Наверное, французскими, потому что такой стойкий запах только у них бывает.
Она высвободилась и легко вспрыгнула на каменную площадку. Вслед за ней поднялся и Кирилл. На широких каменных ступенях собора и у дверей остановилась экскурсия. Худощавая чернявая девушка бойко стала рассказывать об истории создания Казанского собора. Туристы задирали головы и рассматривали своды собора, украшенные лепкой. Они прошли мимо, по влажным нечищеным дорожкам разгуливали голуби. Птицы сидели на обнаженных головах Кутузова и Барклая де Толли, равнодушно взирающих с гранитных постаментов на многолюдный Невский.
- Почему вы не носите с собой альбом и карандаш? - поинтересовался Кирилл.
- Я вам говорила, что уже с год не держала кисти в руках, - после некоторой паузы ответила она.
Он чуть было не спросил: на что же она живет? - но промолчал, посчитав, что задавать этот вопрос бестактно.
- Вы хотели, наверное, спросить, каким образом я деньги зарабатываю? - догадалась она - Иллюстрирую детские книжки. Недавно сдала макет с оформлением и тридцатью рисунками.
- А говорите, кисть в руках не держите.
- Рисунки я делаю карандашом, - пояснила она. - А кисть - это совсем другое, - она с неудовольствием взглянула на него. - Не будем больше об этом, ладно?
Напротив Елисеевского магазина она свернула в скверик к памятнику Екатерины Второй. Кирилл уже заметил, что ее, как магнитом, притягивают к себе памятники, соборы, дворцы. Вот и сейчас она направилась в сквер машинально, по привычке. Кириллу и самому нравилось это красивое местечко: великолепный скульптурный памятник, сквер, а через площадь Пушкинский театр, бывший Александринский. На скамейках сидели шахматисты, окруженные болельщиками. Площадь перед театром пересекали стройные, модно одетые женщины. Они скрывались в служебном театральном подъезде. Наверное, актрисы спешили на репетицию или на утренний спектакль.
Он думал, она присядет на скамью, но Евгения повела его мимо театра на улицу Зодчего Росси. От невысоких зданий как раз до середины улицы опрокинулись тени. Небо над головой было непривычно синее с редкими, не загораживающими солнце облаками. На этой улице народу было мало. Лишь у парадной одного из домов толпились юноши и девушки. Рядом рабочие в спецовках разгружали машину с прицепом-шаландой. Они вносили через выставленное окно на первый этаж доски внутрь здания. Доски были желтые, свежие и пахли смолистой сосной. Этот запах вызвал в памяти небольшую псковскую деревушку на берегу реки, груду бревен и досок, из которых они мастерили скотный для колхоза... В этом году поход по селам, и весям не состоится: Василий Иванов снимает фильм под Валдаем, он, Кирилл, уезжает в командировку, а Вадим Вронский в июне на месяц уезжает в Москву на курсы повышения квалификации. Один лишь Николай Балясный никуда не уезжает. А осенью они договорились во что бы ни стало слетать хоть на две недели в Коктебель...
На площади Ломоносова Евгения сказала, что ей надо домой, там Олька... Правда, она с матерью, но Евгения обещала сходить с ней в кино.
- Я провожу, - сказал Кирилл.
- Вам хочется узнать мой адрес? - улыбнулась она. - Это не очень далеко. Я живу на Бассейной, рядом с метро "Парк Победы".
- А точнее? - настаивал он.
- Вам надоело день и ночь ждать у телефона... - сказала она.
- Вот именно, - кивнул он.
Она раскрыла сумку, достала записную книжку в розовой глянцевитой обложке, быстро записала телефон и вырвала страницу.
- В одном вы уже добились своего, - заметила она, протягивая ему узкий листок в мелкую клетку.
- И в другом добьюсь своего, - совершенно серьезно пообещал он.
- Вы настойчивы, как Финдлей из знаменитого стихотворения Бернса.
- "Ну да", - сказал Финдлей... - вспомнил одну строчку Кирилл.
- Мой автобус, - сказала она, глядя мимо его плеча.
Автобус остановился, открылись двери. Кирилл хотел было войти вслед за ней, но она мягко остановила:
- До свидания!
- Евгения, вы собирайтесь, - сказал он, стоя у раскрытой дверцы.
- Куда?
- Со мной на Кольский полуостров. И не забудьте захватить кисти и мольберт!
- Вы опять за свое! - рассмеялась она.
Послышалось нарастающее шипение, двери лязгнули в петлях и затворились. Теперь он видел ее лицо через пыльное стекло. Но и через окно было видно, как переливаются в ее глазах маленькие пятнышки. Коса перебралась со спины на плечо и, обогнув высокую грудь, свисала до самого кармана ее светлого плаща.
Автобус ушел, а Кирилл стоял на остановке и смотрел вслед, потом перевел взгляд на Фонтанку: по темной, с дегтярным блеском воде плыли ослепительно белые льдины. Это не городской закопченный угольной пылью лед, видно, приплыл сюда издалека. Оттуда, где нет дворцов и соборов, где нет людей и заводов, лишь поля да леса, где зимой по узким тропинкам через реку ходят зайцы, волки и лоси...