Еве до смерти хотелось курить, но она знала, что в пачке, спрятанной на книжной полке, не осталось ни одной сигареты. В ее жизни сейчас происходил самый мучительный и неприятный период - ответ перед родителями за все содеянное.. Она вернулась домой с Гришиной дачи лишь на четвертый день. Пожарник уже не был таким восторженным и радушным, как в день их знакомства. Нахал Блоха опустошил все его запасы спиртного и, как Гриша с огорчением сообщил, захватил с собой "на память" его любимую бронзовую статуэтку: нимфа на кентавре. Между прочим, эта статуэтка антикварная и стоит немалых денег, бронза теперь в цене...

Ева успокоила его, сказав, что поговорит с Лядининым, и тот заставит Бориса вернуть статуэтку. На что Гриша ответил, что и сам потолкует с Томиком... Такие вещи даже по пьянке делать нельзя.

Дома, как пи странно, особенного скандала не было, отец лишь строго допросил, где она была? Ева придумала на ходу незамысловатую историю о том, что встретила знакомых, и они уговорили поехать с ними в Новгород на экскурсию. Там соборы, музей... Отец, конечно, стал уточнять, что за знакомые и от какой организации был автобус?

Ева наобум сказала, что девочек она не знает, одну из них звать Элла, а автобус от одного НИИ, название она не помнит. Отец потребовал, чтобы она вспомнила, тогда Ева сказала что НИИ находится неподалеку от музея Суворова...

Она знала, что отец сядет в машину и поедет разыскивать НИИ и выяснять, действительно ли состоялась экскурсия в Новгород?.. В общем, на день она отсрочку получила, а потом что-нибудь еще придумает...

Уходя на работу, отец не удержался прочесть ей небольшую лекцию. Он стал распространяться, что молодой девушке, студентке, в разгар летней сессии уезжать на трое суток из дома, даже не предупредив родителей...

- Вы бы меня все равно не пустили, - сказала Ева.

Но отец не дал сбить себя с толку, он продолжал пилить ее, а мать, расчесывая в прихожей свои роскошные золотистые волосы, смотрела на нее в зеркало, презрительно поджав губы. Мать предпочитала слов на ветер не бросать, в этом отношении она была умнее отца.

Наконец они ушли, и Ева вздохнула с облегчением. Она еще валялась в постели, голова побаливала, настроение было паршивое, а тут еще сигареты кончились! Сволочь все-таки Борис! Мало того что пил-гулял на дармовщину, так еще спер ценную вещицу... Как Мария может с таким подонком водиться? Ева вспомнила, что он все время приставал к ней с разговорами о Кирилле... Блоха злопамятный, он не забыл, как его тот отделал в Коктебеле на пляже. Теперь при случае сведет счеты. Только ничего у него не выйдет. Кирилл сильный и не даст себя в обиду, даже если Борис подобьет дружков посчитаться с ним... А Борис, очевидно, только на это и рассчитывает.

Еве было невдомек, что Борис Блохин в отношении Кирилла Воронцова вынашивает совсем другие планы...

В пепельнице она нашла окурок - мать оставила, - пошла к плите, зажгла газ электрической зажигалкой и с жадностью затянулась. День стоял солнечный, во дворе носились с мячом ребятишки, на крыше соседнего дома два долговязых парня загорали на раскладушках оба в черных очках и с книжками в руках. Наверное, студенты... Вспомнив про университет, она поморщилась: самого главного отец пока не знает! Вот будет скандал, когда он докопается, что она исключена... А это наверняка случится на днях. Удивительно, что отец, разыскивая ее, не наведался в деканат. Наверное, с самого начала пошел по неверному пути... Он почему-то уверен, что Ева проводит время с Кириллом. Отец упорный и терпеливый, он может часами сидеть в машине у подъезда дома и караулить.

Окурок только распалил ее желание по-настоящему закурить. Есть не хотелось.

Ева умылась, влезла в свои роскошные джинсы, именно в этот момент и возникло у нее желание пойти в магазин к Тому. Наверное, бесится, что она уже несколько дней не показывается...

Ева внимательно посмотрела на себя в зеркало. Пока на ее лице ни выпивка, ни бессонные ночи особенно не отражаются. Другое дело мать: после праздников на нее утром страшно посмотреть! Под белесыми страдальческими глазами мешки, шея в морщинах, волосы всклокочены. Ходит по комнате в халате и, шарахаясь от зеркала, как от чумы, теряет заколки. Не сразу сможет она заставить себя сесть за низкий туалетный столик и начать приводить лицо и волосы в порядок. А встанет из-за столика, и снова женщина что надо.

Ева подкрасила губы, подвела тени под глазами, наложила на лицо тон. Собой она осталась довольна и, захватив сумочку с косметикой, вышла из квартиры, так и забыв позавтракать. Лучше бы поехать в магазин на такси, но денег, как всегда, не было.

Чутко реагируя на взгляды мужчин, оборачивающихся вслед, Ева неторопливо шла по Суворовскому проспекту к автобусной остановке. Иногда проверяя себя, она тоже смотрела на мужчин, только не так, как они, разинув рот и оборачиваясь, а иначе: ей достаточно было бросить косой взгляд на витрину магазина, и в зеркальном стекле во весь рост отражался глазевший на нее мужчина.

Том встретил Еву не так, как она ожидала. Он не стал выспрашивать, где она пропадала, почему не заходила в магазин, даже не предложил сигарет. Подняв голову от квитанции, которую он выписывал старушке с канделябром в руке, улыбнулся и, коротко бросив: "Привет!" - занялся изучением паспорта старушки.

Когда зашел другой клиент, Ева думала, он, как обычно, попросит его подождать за дверью и поговорит с ней, но Том стал внимательно рассматривать транзистор, принесенный на комиссию. Не глядя на мужчину - хозяина приемника, назвал цену. Тот, на секунду задумавшись, кивнул в знак согласия, и Том, положив перед собой паспорт, стал выписывать новую квитанцию.

- Я смотрю, ты очень занят? - оскорбленная Ева поднялась со стула.

- Как погуляли на даче у Григория Даниловича? - Том с улыбкой взглянул на нее.

"Блоха уже доложил..." - подумала Ева и не без тайного злорадства ответила:

- Интересный мужчина...

- Приятно слышать... - продолжал улыбаться Том. - У тебя ко мне дело?

Если бы он разозлился или даже обозвал, Еве и то было бы приятнее, но эта невозмутимость и вежливая наглость ее взбесили.

- Скажи своему дружку Блохе, чтобы он вернул Грише статуэтку, которую спер у него... - не обращая внимания на насторожившегося мужчину, отчеканила она и вышла из комнаты.

Том догнал ее у дверей, выходящих на улицу. Схватил за руку и уже без улыбки проговорил:

- Приходи к концу рабочего дня... Поедем ко мне. У меня сегодня будет большая игра.

Ева помолчала, соображая про себя: пренебречь приглашением или нет?.. Пересилило желание курить, да и деньги ей были нужны.

- Дай мне пачку сигарет и... рублей пять, - сказала она.

- А что же Гриша жмется? - не удержался и съязвил он.

Ева холодно смотрела на него, не собираясь отвечать на глупые вопросы.

- Подожди на улице, - сказал Том.

Возвращаясь к себе в отдел, он подумал, что недооценил Еву, в результате так блестяще задуманной и проведенной операции в дураках, выходит, остался он, а не она?.. Он испугался, что она привыкнет к нему и, чего доброго, принудит жениться на ней, но, судя по тому, как она себя ведет, ей подобное и в голову не приходило. Иначе бы она хотя бы смутилась или растерялась, но такого не произошло. И потом, Борис рассказывал, что она веселилась напропалую, про него ни разу и не вспомнила... Значит, он перестраховался? Не она пришла с повинной, а он перед ней виноват? Уйдет - и концы в воду, как говорится, ищи-свищи!..

Как бы там ни было, Еву терять Том не собирался. За эти дни он понял, что она ему необходима. Та девчонка-продавщица Еве и в подметки не годится. Оказывается, он к Еве привязался сам, а не она к нему?..

Это был серьезный просчет с его стороны. Интуиция, никогда не подводившая его в торговых делах, в этом случае дала осечку! У разбитого корыта осталась не Ева, а он сам. Ей наплевать на него, а ему - нет. И слишком много он вложил в нее денег, чтобы теперь отказаться от нее. Это не в его правилах. Капитал вложен, он должен приносить проценты...

Том вынес ей пачку "Кента" и десятирублевку. Ева, ни слова не говоря, сунула все это в сумку и повернулась, чтобы идти.

- Я жду тебя в восемь, - сказал Том.

Она ничего не ответила. Он смотрел ей вслед и чувствовал, как в сердце заползает тревога: может быть, не стоило этого делать?... Но он тут же успокоил себя: у Гриши жена, и он почти старик по сравнению с ним, Томом.

Ева быстро шагала по тротуару к автобусной остановке. Высокая, в джинсах, в светлой рубашке с отложным воротничком, она выделялась среди девушек, и на нее оглядывались. Зато она не оглядывалась ни на кого. И никогда. Ева умела все видеть и замечать в окнах первых этажей и витринах магазинов. Все, что ей было нужно.

В половине восьмого Том начал нервничать, поглядывать на часы. Обычно в это время Ева приходила. Прием товаров и оформление Том прекращал ровно в семь, но ему необходимо было до закрытия магазина привести в порядок документы, передать продавцам товар. В это время обычно заглядывали к нему приятели и знакомые. Тут совершались сделки, договаривались насчет дефицитного товара. Том показывал все то, что отложил для знакомых в течение дня. Знакомый шел в отдел к продавцу. Крупные сделки по продаже дорогих магнитофонных дек, усилителей, колонок совершались не здесь: на даче у Тома или у кого-либо его знакомых, если он не доверял клиенту. Иногда он забрасывал на машине Блохе ценный товар, и тот выступал в роли продавца, а Том был якобы посредником. С некоторых пор он перестал привлекать Бориса для этих дел. Физиономия его не стала внушать доверия клиентам.

Уже без пятнадцати восемь, а Евы все нет. Она ведь такая, может и не прийти, зря, пожалуй, он расщедрился и отвалил ей червонец...

Пожаловал, легок на помине, Борис. Глаза поблескивают, на тонких искривленных губах блуждает улыбка. Блоха навеселе и доволен жизнью. Причем не за счет Тома, об этом красноречиво свидетельствует его независимый вид. Набившиеся в комнату радиолюбители, а точнее, мелкие делаши и спекулянты рассматривали принятый еще утром японский приемник оригинальной конструкции: он автоматически включался в нужное время и отключался. И внешне выглядел необычно.

- Ты, Блоха, вконец обнаглел, - негромко заметил Том. - Опять за старое? Статуэтку Грише придется вернуть.

- Перебьется, - нагло улыбнулся Борис. Черные бачки, спускающиеся до самого подбородка, придавали его длинному лицу сходство с лошадиной мордой. Из кармашка нейлоновой рубашки торчал кончик двадцатипятирублевки. Том был уверен, что Блоха нарочно ее так засунул, чтобы было заметно, вот, мол, какой я богатый...

- Он все-таки мой знакомый...

- Я думаю, красотка Ева стоит подороже какой-то паршивой статуэтки, - ухмыльнулся Блоха.

- Ты, никак, сутенером заделался? - не моргнув глазом, заметил Том. В данном случае он мог смело считать сутенером и себя, ведь он на Еве заработал две кассеты...

- С тебя пример беру... - улыбка еще шире раздвинула тонкие губы Бориса, обнажив большие неровные зубы с желтизной. - Не верю, что ты задарма подкинул Еву этому старикану с капустой!

Тому не оставалось ничего другого, как улыбнуться в ответ, однако он подумал, что Борис становится опасным. Когда человек так пьет, он способен и на шантаж и на предательство... Случись что, Борис многое мог бы рассказать следователю про него, Тома... Пора как-то от этого типа избавляться... Но как? От таких, как Блоха, не просто отделаться. Сколько уже лет он околачивается возле Тома! Раньше хоть была какая польза, а теперь одни неприятности...

- Статуэтка ерунда... Я тут задумал одно прибыльное дельце... - Борис многозначительно посмотрел па приятеля, но тот помалкивал. Тома дела Бориса не интересовали. Он был уверен, что это опасное и грязное дело. Сам-то Борис за собой не замечал, а Тому со стороны видно, что дружок его опускается, доходит до ручки... Не в правилах Тома было кого бы то ни было воспитывать и удерживать на краю пропасти. Он и сам ходил по этому самому краю... А сорвется человек и упадет - туда ему и дорога. Значит, мозгов не хватило, чтобы удержаться!

- Дело тысячное... - старался заинтересовать Блоха. - Ты не знаешь человека, интересующегося картинами? Подлинниками, а не какими-нибудь паршивыми копиями?

Тому все стало ясно: Блоха собирается ограбить музей или какую-нибудь картинную галерею! Насмотрелся заграничных детективных фильмов, кретин! И в газетах часто пишут, как в капиталистических странах похищают даже из известных охраняемых музеев бесценные полотна великих художников. Так это там, за границей, а у нас такой номер не пройдет! Ну, хорошо, допустим, украдешь, а куда сбудешь? Кому? Миллионеру-коллекционеру из Техаса или Филадельфии? Кто у нас сейчас купит дорогостоящую краденую картину?

Том ничего этого не стал говорить Борису. И тем более не стал отговаривать от опасной затеи, обреченной на явный провал! Может быть, это и есть тот самый случай, который поможет ему надолго избавиться от Блохи?..

Но напрасно тот рассчитывает впутать его в это безнадежное дело! Если Борис попадется с картинами, он не будет на суде рассказывать о другом... Не такой он дурак, чтобы увеличивать себе срок! Что такое тюрьма, Блоха знает, он, еще когда ему не было восемнадцати, уже успел побывать в колонии для несовершеннолетних.

- Скупщиков картин, да и вообще краденого, я не знаю, - ответил Том.

- Ну, а магнитофон, проигрыватель, усилитель и прочие примочки поможешь реализовать?

"Попахивает не музеем, а квартирной кражей..." - подумал Том.

- Спятил? - сказал он. - Нас же обэхээсовцы пасут! Привезенное-то из-за границы законным путем и то трудно сбывать, а ты... - Он чуть было не сказал "краденое", но удержался. Не нужно произносить этих криминальных слов. Мало ли чего, его запросто могут вызвать свидетелем по делу Блохи.... И этот разговор может всплыть. Следователи - они народ цепкий, за любую ниточку потянут...

- Обтяпаю это дельце и с Машкой на юг! - мечтательно улыбнулся Борис.

"Скорее всего, мой милый, на Север загремишь! - усмехнулся про себя Том. - И без толстухи Машки!"

- Ох и погуляем! - продолжал фантазировать Борис. - Я ведь не ты, не буду над каждым рублем трястись... Я, брат, гулять умею!

К ним подошел хромой в кожаном пиджаке мужчина. В руках у него автомобильный магнитофон и коробка с динамиками.

- Я возьму, Том, - сказал он.

- Тридцатник сверху, - коротко бросил тот и взглянул на часы: - Жми в кассу, сейчас закроют.

Без пяти восемь, а Евы нет. Настроение катастрофически падало, он соскучился по ней и надеялся сегодня увезти к себе на дачу. Там соберутся знакомые, будет игра по крупной...

Том сказал, что закрывается, и клиенты один за другим стали покидать комнату. До завтра. В семь вечера они снова будут толпиться тут и рассматривать товар. Некоторые, как этот Виктор в кожаном пиджаке, приходят каждый день, будто на работу. Том знает, что, купив у него дефицитную вещь, он потом перепродаст своим знакомым. Много не заработает, но что-то имеет, раз не бросает это дело. Том знает его уже несколько лет.

- Послушай, та, черненькая Люся... - нагнулся к нему Борис. От него пахнуло перегаром. - Как она? Ничего?..

- Зачем ты ей нужен! - сказал Том. - Она уважает тех, кто с деньгами и машиной...

- Деньги будут, - самоуверенно заявил Блоха. А машину у отца уведу...

- Ну-ну, попробуй, - улыбнулся Том. Он не сомневался, что Люся того быстро отошьет. Она хоть и молодая, да ранняя и отличит гнилой товар от доброго...

Он закрыл па ключ комнату, на минуту зашел к директору магазина, коротко сказал про дневной товарооборот и вышел из магазина. Сразу к машине не пошел, минут пятнадцать подождал на углу улицы Еву, а потом, чувствуя досаду и злость на себя, за то что дал ей денег, перешел лицу, сел в машину и поехал на дачу.

А Ева в это время сидела в ресторане гостиницы "Европейская" напротив режиссера Василия Ивановича Иванова и, держа в тонкой руке фужер с шампанским, смотрела на него и внимательно слушала. Василий был в расстегнутой безрукавке, давно не стриженная борода спускалась на обнаженную загорелую грудь, широченную, как деревянное корыто, маленькие синие глаза его зло поблескивали из-под густых бровей. Василий пил водку и разглагольствовал. Молча пить он не умел. На толстых могучих руках его топорщились белесоватые волосы.

- Искусства нет ни в кино, ни на телевидении, - говорил он, вперив в девушку неподвижный взгляд - Назови мне нашумевший в последнее время фильм? Ну хотя бы один?

Ева не могла назвать не потому, что была согласна с Ивановым, просто она редко ходила в кинотеатр, а летом особенно. А телефильмы вообще не смотрела, разве что иностранные многосерийные.

- А почему нет искусства? - таращился на нее Василий. - Потому что в кино и на телевидении работают ремесленники... Да и в театре - тоже! И я - ремесленник! Меня тоже надо гнать со студии в три шеи. Ремесленниками мы стали потому, что нет в кино настоящей литературы! Режиссеры выражают только себя. Они и хорошую литературу в два счета угробят. Чего себя выражать-то, если у тебя ничего за душой нет? Вот и жуют жвачку, а зритель у нас добрый, все проглотит... Это не в Англии, где киностудии одна за другой прогорают... Не ходят англичане в кино, хоть ты караул кричи! Не ходят, и баста! Телевизоры еще смотрят, а в кино не хотят... Не нравится им современное кино... Ты согласна со мной?

- Да что вы все про кино и про кино, - сказала Ева. - Как будто больше не о чем говорить?

- Хочешь, я из тебя сделаю известную актрису? - рассмеялся он. - Сейчас в кино командует господин случай. На фоне всеобщей бесталанности ничего не стоит прославитьсяиылезла на экран, спела хриплым голосом смешную песенку, поиграла подведенными глазами, покрутила бедрами, показала бюст - тут уж оператор должен постараться! А если хорошая фигура и красивые ноги, можно обнаженной показать в русской бане или в ванной... Заметила, что не фильм, то баня с паром... Нет в сценарии, так режиссер вставит, теперь каждый режиссер соавтор... И новая кинозвезда готова! Бери ее и катай по экранам...

- Хочу, - прямо взглянула в глаза ему Ева.

- И голая в речку полезешь? Это тоже теперь модно!

- Если надо, - усмехнулась Ева.

- В баню-то я уж тебя точно запру! - рассмеялся Василий. - К черту литературу! Даешь голый секс!

- Я серьезно готова сниматься в кино в любой роли: в бане, ванной, речке...

- В постели, - ввернул он.

- И в постели, - спокойно сказала Ева. - Как это говорится, искусство требует жертв!

- Не искусство, а самодур-режиссер, - ударил себя кулаком по ляжке Василий.

- Вы ведь не самодур? - взглянула ему в глаза Ева.

- Чем я лучше других? - вздохнул он, налил в рюмку из бутылки водки и лихо выплеснул в бородатый рот.

- Не наговаривайте на себя, Василий Иванович, вы не такой, - тихо произнесла Ева, глядя на него светло-карими прищуренными глазами.

- Чего же не приходила на студию? - повнимательнее посмотрел и он на нее. - Я снял бы тебя еще в одном фильме.

- Раньше не хотела, а теперь хочу, - повторила Ева. - Обстоятельства изменились. Меня из университета исключили.

- Не хочу учиться, а хочу жениться... - рассмеялся Иванов.

- Не поэтому, - сказала Ева. - Я не захотела изучать английский язык.

- И зря, - рубанул воздух толстой рукой Василий. - Читала бы в подлиннике Шекспира.

- Я его не люблю.

Василий грохнул кулаком по столу, так что все задребезжало, а бутылка с шампанским подскочила и чуть не упала, и оглушительно захохотал:

- Она Шекспира не любит! Толстой тоже не любил, гении, они тоже не любят друг друга... А ты за что не любишь великого трагика и поэта?

- Я не верю ему, - ровным голосом произнесла Ева. - Не верю, что Ромео отравился, а Джульетта заколола себя кинжалом из-за любви... Не верю, что Отелло мог задушить Дездемону из-за такого пустяка... А король Лир роздал неблагодарным дочерям свое царство. Все это красиво, впечатляет, но не правда.

- Оригинальная точка зрения на Уильяма Шекспира... - усмехнулся Василий, снова наливая себе водки и пододвигая бутерброд с семгой. - Ну, бог с ним, с Шекспиром... А Кирилл знает, что тебя того... из университета?

- При чем тут Кирилл? - надменно надула губки Ева. - С Кириллом мы расстались.

- Надеюсь, не на почве Шекспира?

- Он, наверно, лучше меня, он умеет любить, - задумчиво произнесла она. - А я никого не люблю.

- Правильно и делаешь, - помрачнел Василий и положил свою огромную лапищу ей на руку. - В наше время любовь - это расточительство...

- Не понимаю? - Взглянула на него Ева.

- Проживешь с мое, милая, поймешь... - Василий еще налил рюмку и выпил. Отерев накрахмаленной салфеткой рот и бороду, грустно улыбнулся: - Я недавно разошелся со своей Нонкой... Ну, с женой моей! Я ведь любил ее и, как видишь, все напрасно... Вся моя любовь коту под хвост!

- Первый раз встречаю человека, который жалеет свою собственную любовь, - засмеялась Ева - она не умела жалеть - и сама налила в фужер шампанского. Она поняла, что на душе у режиссера скверно, но и ей было невесело.

- Тебе этого не понять, ты же никогда не любила, - подковырнул Василий.

- Стоит ли прошлое жалеть, а тем более любить то, чего уже нет?

- Есть люди, которые только прошлым живут, - грустно заметил Василий. - Слышала про такого писателя Марселя Пруста?

- Он жил в комнате, обитой пробкой, и не выносил малейшего шума, - сказала Ева. - Чем ему еще было жить, если он из комнаты не выходил?

- А ты читала его?

- Начала что-то про Свана и не смогла закончить, - призналась Ева. - Тоска смертная...

- Ты молода, и у тебя есть будущее.

- Можно подумать, что вы старый.,.

- Дело не в возрасте...

- Вот именно, - подхватила Ева. - Я иногда чувствую себя старухой.

- Странно, что вы расстались с Кириллом, - думая о другом, проговорил Василий. - Мне казалось, он тебя любил...

- Меня долго любить невозможно, - сказала Ева, - В меня многие влюбляются, а потом...

- Что потом?

- Мне на них наплевать, а это никому не нравится.

- У тебя сердца нет, что ли?

- Вы уверены, что любовь прячется в сердце?

- Не знаю, где она прячется, а отними у человека любовь - и он перестает быть человеком, - сказал Василий.

- Кто же тогда я? - с улыбкой спросила она.

- Дурочка ты, - беззлобно ответил он. - Маленькая дурочка.

- Я хотела бы поумнеть.

- Та женщина, которую полюбит Кирилл, будет счастливая, - убежденно сказал Василий.

- Значит, мне не повезло, - усмехнулась Ева.

Василий налил ей в фужер шампанского, себе водки и, задумчиво глядя в пространство, внушительно сказал:

- Давай, сестренка, выпьем за Кирилла! Счастья ему...

- Почему вы назвали меня сестренкой?

- Сестренка по несчастью! - невесело рассмеялся Василий. - Мне худо, вижу, и тебе от радости плясать не хочется...

Ева молча улыбнулась и выпила все до дна.

- Кирилл, он настоящий, - все так же задумчиво продолжал Василий. - И если он тебя любил, а ты... В общем, тогда тебе действительно не повезло.

- Я молода, и у меня есть будущее...

- Сдается мне, девочка, что нет у нас с тобой будущего... - с расстановкой, что-то про себя обдумывая, проговорил Василий. - Вот что, Ева, мне до чертиков надоел этот чопорный ресторан с иностранцами, официантами в смокингах, да и метр на нас уже косо поглядывает... Поедем лучше ко мне? Только попросим этого критика в штатском, чтобы он дал нам с тобой хорошую выпивку?

- У тебя есть кофе и музыка? - посмотрела на него девушка, незаметно для себя самой перейдя на "ты".

- У меня четыре голых стены и раскладушка, - сказал Василий. - Я ведь на днях ушел из дома...

- Ну что ж, - вздохнула она. - В таком случае, обойдемся без кофе и музыки.

- Штопор и стаканы у меня найдутся! - весело улыбнулся Василий и на весь зал басисто гаркнул, подзывая официанта.

Ни Ева, ни Василий не видели, как неподалеку от Стоянки такси, что у Казанского собора, остановились "Жигули". Кто-то проворный из очереди кинулся было к машине, но тут же вернулся несолоно хлебавши: водитель наотрез отказался подхалтурить. У бородатого Василия под мышкой две разнокалиберных бутылки, у Евы разбухла сумочка от закусок и яблок. Лохматая голова Иванова возвышалась над очередью, синие глаза его возбужденно поблескивали. Когда подошла их машина, какая-то парочка ринулась к ней, но Василий молча поймал нахального юношу за штанину и вернул в очередь. Накрашенная девица с сигаретой во рту сама вернулась, бросив на Еву высокомерный взгляд. Еве было весело, она одна выпила в ресторане бутылку шампанского, обернувшись, она показала девице язык.

Парень и его подружка что-то бубнили, но они уже не слушали, забрались в машину и выехали на ярко освещенный Невский. Вслед за ними неторопливо двинулись "Жигули".

Василий ушел из дома в чем был, позднее Нонна привезла на студию чемодан с его личными вещами, а за пальто и плащом, заявила она, мол, сам придешь осенью. Временно Василий поселился у одного приятеля-киношника, только что получившего однокомнатную квартиру в Купчино и не успевшего еще ее обставить. Приятель с киногруппой на все лето уехал в Сибирь, где снимался многосерийный фильм из жизни дореволюционных промышленников. Можно было бы пожить у Кирилла, но тот улетел в длительную командировку на Кольский полуостров, а развод произошел уже в его отсутствие. Недавно Иванов сдал комиссии отснятый фильм, получил деньги и теперь, как говорится, прожигал жизнь. На студии он не показывался уже с полмесяца, хотя знал, что за ним закреплен новый фильм, который надо будет снимать осенью. Пока автор дорабатывал сценарий, Василий гулял, как он это умел делать, широко и шумно... Однажды в разгар веселья в Купчино приехал Вадим в милицейской форме и, вызвав его в прихожую - в комнате были гости, - заявил, что ему позарез нужны деньги, подвернулись две путевки за границу, ну и они с Люсей решили поехать... Василий спросил, сколько надо? Вадим сказал, сколько не жалко... И щедрый Иванов тут же вручил ему большую часть постановочных... Лишь потом он сообразил, что Вадим его просто-напросто надул: подумал, что он все пропьет и таким манером выманил деньги... Пока у Василия еще были наличные, но скоро придется идти на поклон к другу. Волнения и переживания после развода понемногу улеглись, и Василий сам чувствовал, что надо кончать с весельем и браться за работу. Фильм он будет снимать в Средней Азии в городе Чимкенте. А из Ленинграда ему хотелось уехать.

Вот в такой момент и скрестились пути Василия Иванова и Евы Кругликовой. У обоих на душе было муторно, оба перешагнули в жизни через какой-то немаловажный рубеж.

Примерно через час после того, как они приехали, дверь раздался настойчивый дребезжащий звонок.

- Кого это черт несет? - проворчал Василий, слезая с подоконника, где он сидел со стаканом в руке разглагольствовал о коварстве женщин. После развода с Нонной он любил на эту тему поговорить, тем более что Ева не спорила с ним, а даже соглашалась.

Когда в проеме двери возникла величественная фигура Иванова, Сергею Петровичу Кругликову пришлось задрать голову, чтобы посмотреть тому в лицо.

- Я отец Евы, - сообщил он. - Она у вас?

- А вам, собственно, какое дело? - свел вместе густые светлые брови Василий.

Такого Сергей Петрович не ожидал, обычно мужчины конфузились, мялись, а затем, посторонившись, пропускали его в прихожую, куда он входил с трагическим выражением на лице и первым делом бросал взгляд на пол, где должны стоять сапоги или туфли Евы, в зависимости от погоды и времени года, а потом на вешалку, где должно висеть ее пальто или плащ...

- Можно зайти? - намерился он переступить порог, но Василий загородил проход.

- Нельзя, - коротко ответил он, собираясь захлопнуть дверь.

- Я отец... - смешавшись, повторил Кругликов, пытаясь заглянуть в прихожую.

- Вот что... папочка... - презрительно сказал Василий, подавляя гнев. - Катись отсюда, пока я тебя не спустил с лестницы! Ишь ты сыщик какой нашелся!

И перед самым носом его с треском захлопнул дверь, но не успел вернуться в комнату, где на единственном кресле с красной обивкой, закинув нога на ногу, сидела Ева с сигаретой и консервной банкой на коленях, куда она стряхивала пепел, как раздался длинный звонок. Ева даже не пошевелилась. Положив сигарету на деревянный подлокотник, протянула руку и взяла с полированного журнального столика стакан с шампанским. Лицо у нее невозмутимое, глаза задумчиво устремлены на незашторенное, распахнутое окно, в которое заглядывало темное небо с тусклыми крошечными звездочками. Еву совершенно не волновало то, что происходит в прихожей. Она знала, что никакая сила сейчас не поднимет ее с кресла. Этот громадный бородатый мужчина ей нравился еще с тех пор, как она снималась в его фильме. Он многим женщинам в киногруппе нравился, но режиссер почему-то мало обращал на них внимания. В том числе и на нее.

Встретились они сегодня случайно на углу Невского и улицы Бродского. Ева направлялась к автобусной остановке, чтобы поехать к Тому, а Василий покупал в киоске сигареты. Она сразу узнала его могучую фигуру, буйную русую бороду. Сама подошла и поздоровалась. Василий уже был навеселе и без лишних слов предложил пойти в "Европейскую" поужинать. Ему не так хотелось поужинать, как выпить, а такие люди, как Иванов, не любят пить в одиночестве. Ева с удовольствием составила ему компанию...

Она услышала гневный приглушенный бас Василия, потом грохот, удаляющийся шум, затихающие голоса, а немного погодя вернулся побагровевший и возбужденный Василий.

- Отбил нападение? - улыбнулась Ева, не изменяя позы. Глаза ее прикрыты черными ресницами.

- Какой-то гнусный тип рвался сюда... утверждает, что твой отец.

- Надеюсь, ты его не спустил в мусоропровод?

- Если еще раз сунется, так и сделаю...

- Если бы ты знал, как он мне надоел! - вздохнула Ева. - Теперь будет дежурить под окном.

- Он что, ненормальный?

- Ты первый, кто так с ним сурово обошелся, - сказала Ева. - Может быть, это его чему-нибудь научит?

- Если хочешь, поезжай с ним, - успокаиваясь, сказал Василий.

- Ты этого хочешь? - пристально взглянула она на него.

- Нет.

- Тогда забудь о нем, - сказала она, отпивая из стакана.

Однако Кругликов сам напомнил о себе. Они слышали, как фыркнул внизу мотор машины, потом послышались пронзительные гудки. Кто-то с первого этажа в форточку обругал его, мол, как не совестно по ночам людей беспокоить?.. После этого машина уехала. Ева даже не встала с кресла и не посмотрела в окно. Лицо ее было безмятежно, глаза мерцали. Чтобы яркий свет от торшера не бил в глаза, Василий набросил на него свой пиджак.

- Диву даюсь, как нашел он тебя? - не мог успокоиться Василий.

- Он всегда меня рано или поздно находит.

- И у Кирилла был?

- Ты спроси, у кого он не был, - усмехнулась Ева.

- Поразительный тип! - покачал головой Василий. - А зачем он это делает?

- Меня, видишь ли, спасает...

- А ты от него спасаешься?

- Вот именно.

- Ну и положеньице у тебя... - сочувственно сказал Василий. - Всю жизнь таскать за собой хвост в образе заботливого папочки! Но каков подлец, а? Стал звонить, когда ты свет выключила...

- Я тоже научилась его обманывать, - сказала Ева. - Но как он нас сегодня выследил, не могу в толк взять!

- В следующий раз я его поколочу! - пообещал Василий.

Они помолчали. На кухне водопроводная труба издала громкий утробный рык, потом над головой явственно заскрипели паркетины под чьими-то тяжелыми шагами. Непривычно было видеть незашторенное окно, смотревшее прямо в темное небо. Послышался могучий звук двигателей, и звездный мрак наискосок прорезали розовые и зеленые вспышки идущего на посадку самолета.

- Здесь хорошо, - тихо произнесла Ева.

- Хорошо? - с сомнением переспросил Василий, оглядывая пустую необжитую комнату, в которой еще пахло обойным клеем и краской.

- Мне с тобой хорошо, - уточнила девушка.

Василий снова уселся на подоконник, загородив собой небо и звезды, и задумчиво уставился на нее. Очень привлекательная, с богатыми данными и... такая несчастная! Ей хорошо в пустой комнате, где всего одно кресло и у голой стены раскладушка со скомканным постельным бельем. Какой надо быть одинокой и неприкаянной, чтобы чувствовать себя в этой обстановке хорошо. Василию иногда хотелось волком выть в этой убогой комнате, когда он утром просыпался с тяжелой похмельной головой.

Он был по натуре добрым человеком и искренне пожалел Еву. Он разглядел в ней то, что еще не видел ни один ее знакомый: неприкаянность и одиночество, глухую тоску по чему-то и самой ей еще неясному... Все видели в ней красивую желанную женщину, а человека не замечали. Таков уж удел красивых: они никогда не кажутся окружающим несчастными. Мужчины ими восхищаются, женщины им завидуют. Хорошая фигура, красота - это божий дар, который далеко не всем достается. Если к красоте да еще немного ума, женщина может добиться в своей жизни многого, об этом свидетельствует многовековая история человечества. Красивые женщины, даже невысокородные, из низов, при королевских дворцах правили государствами, иногда определяли мировую политику, развязывали кровавые войны...

Теперь другие времена, но женская красота и обаяние и сейчас много значат. Красивая женщина всегда может лучше устроить свою жизнь, чем некрасивая. То, что обыкновенной женщине нужно добиваться годами упорного труда, красавице дается легко, даром.

Как Ева распорядится своим богатством - красотой? Растратит все впустую или добьется всего, чего пожелает? Но для того чтобы что-либо достичь, нужно этого хотеть, а у Василия сложилось впечатление, что Ева ничего не хочет. Живет как живется, а под лежачий камень и вода не течет.

Василию захотелось чем-нибудь помочь ей, растормошить ее, заставить шевелиться, действовать! Лишь красота и энергия могут поистине сотворить чудо...

- Ева, поехали со мной в Среднюю Азию, - предложил он. - Я тебя завтра же на студии оформлю помрежем, и уедем отсюда к чертовой матери! На полгода, а? Подальше от моей Нонки и твоего папочки! Ну как, поедешь?

В глазах ее что-то вспыхнуло, ресницы задрожали, она зашевелилась в кресле, встала и, протянув руки, как слепая, подошла к нему. Совсем близко.

- И ты еще спрашиваешь? - прошептала она и, уткнувшись ему в широченную грудь лицом, затихла. Плечи ее задрожали, непрошеные слезы хлынули из глаз. Так облако на небе вдруг неожиданно разразится дождем, хотя светит солнце и ничто не предвещает грозы. Ева и не помнит, когда в последний раз плакала, непривычно это для нее. Она чувствовала, что краска щиплет глаза и вместе со слезами черными ручейками течет по щекам, но даже не пошевелилась.

Василий растерялся, он даже протрезвел. Большая рука его стала осторожно гладить ее длинные гладкие волосы. Сквозь тонкую ткань рубашки он ощущал ее твердую горячую спину. Она плакала, а он улыбался в густую бороду. Ему вдруг стало легко и спокойно, как давно уже не было... Права эта девчонка, что прижалась к его груди, нечего цепляться за прошлое. Надо жить будущим, а будущее вот оно, рядом, в твоих руках... Только сумеет ли он его долго удержать, вот в чем вопрос!..