В современных энциклопедиях на соответствующем месте алфавитного ранжира мы обязательно найдем слово Апрелевка. Раскрывая его смысл и содержание, однако, узнаем только самые поверхностные сведения. Что это, мол, поселение на территории Московской области, получившее статус города совсем-совсем недавно, в 1961 году. Читателю напомнят о производстве грампластинок, неизвестно когда начавшемся и как бы существующем еще в наши благословенные дни демократических реформ. Больше ничего существенного (о славной Апрелевке) не добавят. Нам это обидно. Захочется большего.

Но как тут ни крутись, а приходится признать, что еще в прошлом веке деревни, окружающие Апрелевку, существовали; речка Апрелевка, хоть и не судоходная и лишь по весне полноводная, была; лес был – местами еловый, местами дубовый, а вот города Апрелевки с его прославленным на весь музыкальный мир заводом грампластинок не значилось. С XVI века между Мамырями и Горками была небольшая деревенька Мерлинки... Тем не менее, история Апрелевки берет свое начало от этих самых деревень и небольшой речушки. Гидроним гораздо старше топонима. Поэтому логично начать повествование с этимологии гидронима Апрелевка.

По документам речку с названием Апрелевка мы встречаем на географической карте 1850 года. Однако, что из себя представляла эта водная артерия, мы можем узнать только из источников позднего периода.

Устье реки, место ее впадения в Десну, находится напротив северной границы парка бывшего имения Демидовых – села Петровского. Ясно, что прежде всего в сфере интересов хозяев и крестьян этого поселения только и могла находиться река. Ее исток - на территории современного города, точнее, возле школы № 1. Разумеется, как и всякая река, Апрелевка на своем пути вбирает в себя воды из других ручьев, подпитывается из болотистой низины к югу и западу от деревни Мамыри. Но все равно водный баланс ее очень скуден, а поэтичное свое название она обрела за его переменчивость. В соответствии с поговоркой, когда-то записанной Владимиром Далем: в апреле это река, а в июне – ручей. Иначе, как Апрелевкой, речку и назвать нельзя.

Правда, об этом уже говорилось ранее, в первой главе, как и о том, что об этом срединном весеннем месяце существует еще одна присказка: в апреле земля преет. Преет, конечно, не сама земля, а находящаяся в ней органика. Отсюда понятным становится желание некоторых людей перенести акцент на этот процесс и произносить: Преловка, Апреловка. Но это уже из области вкусов. О них не спорят.

О том, какой была речка Апрелевка в 1892 году, рассказала в своих воспоминаниях дочь писателя Н.Н.Златовратского Софья Николаевна:

"В весну 1892 года мы выехали в Апрелевку, так по названию протекающей здесь речки мы назвали нашу будущую усадьбу...

Справа и слева на границе наших будущих владений поля прорезали две рощицы: одна осиновая, другая березовая. Они точно отбежали от леса, который с одной стороны за глубоким оврагом, по которому протекала речка Апрелевка, далеко уходил вглубь, с другой же – на десятки верст тянулся густой порослью, богатой всякой дичью.

... Весною Апрелевка выходила из берегов, ... скромный ручеек обращался в реку, а в засушливое лето совсем пересыхал.

По правую сторону речушки было несколько десятин распаханного поля, которое неожиданно прерывалось купами широко раскинувшихся берез и старых сосен. А по берегу небольшого овражка, сбегающего к реке, росла моя любимая, такая пышная, такая душистая черемуха. Здесь-то, в этом оазисе и начали строить наш дом по чертежам и рисункам отца. Справа участок замыкала небольшая еловая рощица... "Елочки" как назвал впоследствии эту рощицу отец. За "Елочками" начинались поля, принадлежащие деревне Мамыри".

Как видим, описание местности, оставленное С.Н., и сегодня помогает довольно точно определить место расположения дома писателя Златовратского.

Строили дом для Златовратских мастеровые люди из деревни Мамыри. Сам Николай Николаевич часто с ними беседовал, даже дружил. Некоторые из них послужили прототипами написанных впоследствии Златовратским значительных художественных произведений. Один из них – образ Липатыча в рассказе "Мечтатели".

Николай Николаевич Златовратский (1845-1911) был одним из крупных и читаемых писателей русской литературы второй половины XIX и начала XX веков. Первый рассказ Златовратского был напечатан в журнале "Отечественные записки" и назывался "Чупринский мир". В дальнейшем Николай Николаевич систематически печатался в этом журнале. Сотрудничал также с изданиями "Будильник", "Неделя", "Русская мысль", "Искра". Писатель в 60-х и 70-х годах рассказывал в своих произведениях о жизни рабочих стекольных заводов и типографий, крестьян, пришедших в столицу на заработки. В рассказах "Деревенский король Лир", "Авраам", "Горе старого Кабана" создает целую галерею крестьянских типов, реалистически воспроизводя картины деревенской жизни в пореформенной России. Много шума наделал его роман "Устои". Затем были повести "Скиталец", "Барская дочь", "Безумец".

Златовратский часто под своими произведениями ставил псевдоним "Маленький Щедрин". Собрания сочинений Н.Н.Златовратского издавались дважды: в 1897 году – трехтомник, в 1912-13 годах – в 8 томах. Златовратский за два года до смерти был избран почетным академиком по разряду изящной словесности.

У Златовратского было две дочери и два сына. Оставившая свои многозначащие для нас воспоминания о речке Апрелевке Софья Николаевна стала крупной детской писательницей. Вторая дочь – Стефания Николаевна – вышла замуж за брата жены Венедикта Кругликова, породнившись таким образом с дворянами из соседних Малых Горок.

Софья Николаевна оставила нам еще одно свидетельство о событиях того периода.

"Поблизости от нашей Апрелевки, писала она, – в Петровской больнице, работала в то время известная не только в нашем Верейском уезде, но и в Москве и всей Московской губернии женщина-врач Александра Гавриловна Архангельская, окулист и хирург. С ней работала врач Линтварева, ее подруга".

Софья Николаевна хорошо запомнила домик, очень уютный домик в Петровском, где жили эти женщины. Архангельская неплохо рисовала, и стены небольшого зала в их доме были сплошь завешены акварелями. Линтварева была украинкой, и вышитые ею полотенца украшали окна и полку с книгами. Соседи ходили друг к другу в гости и очень сдружились. Разумеется, само сближение произошло на почве особой любви к литературному творчеству самого Златовратского. Один из сыновей Николая Николаевича, Александр, окончил Петербургскую академию художеств и вылепил скульптурный бюст врача Архангельской. Долгие десятилетия он занимал заслуженное почетное место в Петровской больнице.

Дом Н.Н.Златовратского стоял на том конце Апрелевки, который в наши дни носит название Кетрица. Именно две расположенные между 2-й Майской и платформой Дачная и вытянутые вдоль железнодорожной линии улицы составляют Кетрицу. Название настраивает на лирический лад, но выглядит так же, как уродуемое некоторыми произношение основного топонима – "Апреловка". Но если от "уродца" несет чем-то перепревшим, то о Кетрице подобного не скажешь. Скорее, наоборот: черт его знает, что это такое, а – звучит.

Противоположная граница Апрелевки лишь полоской Киевского шоссе отделена от деревни Горки. Современное административное деление относит ее, как и деревню Мамыри, к Петровскому сельскому административному округу. Поскольку на территории Наро-Фоминского района есть еще один населенный пункт с аналогичным названием, то во избежание путаницы к Горкам апрелевским стали добавлять уточнение: Горки Малые. В противоположность другим, Большим Горкам.

У Горок Малых есть своя заслуга перед Апрелевкой. Состоит она в том, что именно на горкинских землях возникла сначала железнодорожная станция, а затем и основная, ныне центральная часть современного города. Деревня Горки, пожалуй, единственная в районе, которая на протяжении трех столетий "не меняла" своих хозяев. Начиная с середины XVII столетия, деревня и земли вокруг нее, особенно в районе центральной части города, принадлежали дворянам Николевым-Кругликовым и никогда не продавались другим господам.

К тому же, что довольно примечательно в своем роде, в М.Горках никогда не строились культовые здания. Много лет существовала обыкновенная подмосковная дворянская усадьба, останки которой при желании можно обнаружить в наши дни.

История ее такова. Где-то в середине XVII века, а точнее при царе Михаиле Федоровиче Романове, в России делались первые попытки создания регулярного, в достаточной мере обученного войска. Как писал об этой поре известный русский историк Дмитрий Иловайский:

"Зная недостаток военного искусства у московских ратных людей и превосходство в этом отношении западных европейцев, государи озаботились (имеются в виду, конечно, цари Михаил Федорович и Алексей Михайлович – В.К.) заграничною вербовкою в свою службу большого количества офицеров и солдат. Ради этой цели Московское правительство воспользовалось услугами находившихся на его службе опытных иноземных офицеров, которых отправило для найма ратных людей и для закупки оружия в Швецию, Данию, Пруссию, в вольные немецкие города Гамбург, Любек и Бремен, в Голландию и Англию. Так, зимою 1631 года в Швецию к королю Густаву Адольфу поехал через Новгород полковник Александр Лесли, родом шотландец, в сопровождении стольника Племянникова и подьячего Аристова; последние должны были закупить 10 тысяч мушкетов с зарядами и 5 тысяч шпаг; а полковнику поручалось нанять 5 тысяч солдат с потребным количеством офицеров"...

Лесли имел полномочия нанимать людей только на один год и не более полутора лет. Любопытно при этом, что он мог брать в московскую службу всяких иноземцев, но только не французов и вообще не католиков. Предпринимая войну с католическою Польшей, государи не доверяли ее единоверцам; еще в свежей памяти была измена французских наемников в день "Клушинской битвы".

Главный элемент в составе наемных иноземцев представляли, конечно, немцы; но были представители других народностей: шведы, датчане, шотландцы, англичане, нидерландцы и даже французы, появившиеся в московской армии вопреки указанному выше запрещению принимать католиков. (Возможно, что то были гугеноты. Сторонники кальвинистов вели длительные религиозные войны с католиками и Московское правительство, естественно, знало настроения гугенотов). Вот среди этих представителей французских мушкетеров и прибыл в Московское государство человек по имени Николя де Мануар. Он был отпрыском одного из дворянских родов, получившим свой титул еще от французского короля Людовика XII.

В числе офицеров, обучавших русские формирования, были также иноземцы, прибывшие в более ранние годы и успевшие обзавестись на русской земле вотчинами и поместьями, в которых и жили в свободное от службы время. Другие жили постоянно в городе, в назначенное время являлись в свои полки, где и занимались обучением "ратному делу русских людей". Николя де Мануар был зачислен на русскую службу под именем Николева и под этим же именем получил впоследствии от царя Алексея Михайловича не денежное довольствие, а кормовые в виде восьмисот десятин земли и небольшое подмосковное сельцо Горки. Применявшаяся в то время хозяйственная или владельческая десятина равнялась почти полутора гектарам земли. Учтем это, и нам станет ясно, сколь далеко простирались владения горкинского помещика.

Получив на "прокорм" сельцо Горки и 800 десятин земли при нем, Николевы служили Российскому государству стольниками, стряпчими и в иных чинах.

Но вот наступил 1758 год. 21 ноября (а по старому стилю 10 числа) в семье Николевых, имевших в то время и в Москве свой небольшой дом, родился мальчик, которому дали имя в честь своего первого российского мушкетера – Николай.

Детство и юность складывается удачно для Николая Петровича. За прошедшие годы Николевы сумели породниться со знаменитыми российскими вельможами, и совсем еще мальчиком Николай Петрович попадает в дом блестящей Екатерины Дашковой, где получает великолепное образование. За время пребывания за границей Екатерина Романовна познакомилась с Вольтером, Дидро, Адамом Смитом и, естественно, передовые идеи выдающихся мыслителей не остались для Николая Петровича тайной за семью печатями. Он становится твердым сторонником классицизма, и свои взгляды на тему излагает Дашковой в так называемом "Лиродидактическом послании". Однако в своей дальнейшей творческой практике, как отмечали исследователи, Николев испытал влияние различных направлений.

Николай Петрович женится на княгине Екатерине Александровне Долгоруковой. К сожалению, к 1784 году он теряет зрение и вынужден целиком отдаться литературной деятельности. Следуя канонам классицизма, написал "Две оды на взятие победоносным российским воинством города Очакова 1788 года декабря 6 дня": одна была написана в жанре пародии, другая – с использованием фольклорных мотивов. Позже в духе сентиментализма были написаны стихи "Вечерком в румяну зорю...", "Взвейся, выше понесися" и другие, ставшие популярными народными песнями. Однако основное место в творчестве Николева занимает драматургия. Некоторые пьесы настолько полно выражали идею протеста против деспотизма, что театральная цензура вмешивалась и запрещала их постановку. В 1792 году Н.П.Николев был избран членом Российской академии наук.

Если в литературных кругах Николева называли "российским Мильтоном", то Павел I, например, попеременно величал его "слепым прозорливцем" или "ясновидящим слепцом". Очевидно, за поэмы "Потерянный рай" и "Возвращенный рай".

Николевым были написаны трагедии "Сорена и Замир", "Пальмира", "Святослав". Преуспел он и в комедийном жанре. Например, комедия "Самолюбивый стихотворец" высмеивала хорошо известного в то время А.Сумарокова. А комическая опера "Розана и Любим" была проникнута глубоким сочувствием к крепостным крестьянам. Комедия "Попытка не шутка" ставилась в коллективах художественной самодеятельности в течение долгого времени после Великой Отечественной войны.

В 1795 году предпринимается издание собрания сочинений Николева в 10 томах. Но после выхода первых пяти томов прекращается. С тех пор издание собрания сочинений Николева не предпринималось.

Николай Петрович был мастером едкой эпиграммы, и за свой сарказм ему иногда приходилось расплачиваться. Одна из эпиграмм явилась причиной его многолетнего пребывания в своем имении (Малые) Горки. Произошло следующее.

Готовился спуск на воду со стапелей трехмачтового военного корабля, название которому дал сам император: "Благодать". Спуск на воду нового корабля – это всегда праздник. Разодетая знать, моряки, музыка... Фрегат скользит по стапелям, минует последний кильблок, врезается в воду... и переворачивается вверх дном. Конфуз. Не только для строителей. Об этой впечатляющей картине рассказывают Николеву, который сочиняет эпиграмму:

Ни в чем удачи нет уроду,

И "Благодать" не лезет в воду.

Император по достоинству "оценил" личный выпад против него и приказал слепому поэту продолжать свою литературную деятельность в родной подмосковной деревушке. В Горках у Николева был трехэтажный дворец. По воспоминаниям современника, фасад здания простирался на 52 сажени (русская сажень равнялась 2,1336 метра длины), в Горках был свой театр, английский парк. О размере дворца можно было судить по величине одного из флигелей, сохранявшемся до 20-х годов нашего столетия. Все эти великолепные строения могли бы стоять в Горках очень и очень долго, если бы не французское нашествие в 1812 году.

В окрестных нынешней Апрелевке деревнях и селах во время оккупации располагался корпус наполеоновского маршала Понятовского. И, конечно же, зная об отношениях самого французского императора к тем иностранцам, которые находились на русской службе (Наполеон считал их предателями, ибо ему была уже подчинена вся Европа и место каждого европейца, как он считал, только в его армии), Понятовский должен был наказать потомка французского мушкетера. Николев, конечно, не оставался в Горках с приходом французов, но дворец-то стоял на высоком откосе берега Десны. Его не увезешь. И оккупанты дворец сожгли, разрушив остатки.

В период горкинского заточения Николай Петрович, естественно, вел большую переписку с друзьями по перу. Вот что, например, в 1799 году писал его ровесник, поэт-сатирик Дмитрий Петрович Горчаков. Стихотворение это называлось "Письмо к другу моему Николаю Петровичу Николеву":

От слепого

Нет ни слова!

Что за лень!

Иль работа,

Иль забота

Всякий день?

Горчаков любил менять размеры в своих стихотворениях. И в этом же своем послании Николеву спрашивает уже другой стихотворной строкой:

Скажи, когда с тобой беседы

Опять в Москве возобновим?

Н.П.Николев и Д.П.Горчаков одно время входили в объединение под названием "Беседы любителей русского слова".

Николев, как автор тираноборческой трагедии "Сорена и Замир" пользовался известностью и почитанием среди просвещенных кругов оппозиционного дворянства. Горчаков, между прочим, преклонялся перед литературным авторитетом Николева. Литературоведы нашей эпохи отмечали, что "в период тиранического правления Павла 1 Николев сохранил свойственный ему независимый образ мыслей".

Единственная дочь Николева вышла замуж за верейского дворянина Кругликова, и с тех пор история Малых Горок связана с фамилией Кругликовых. После французского нашествия, когда основа имения была уничтожена, семья до тридцатого года жила в одном, чудом сохранившемся флигеле.

Строить новый дворец у Кругликовых не было ни желания, ни сил. В справочной книге Московской губернии за 1890 год в Верейском уезде втором стане Петровской волости значится усадьба дворянина Егора Николаевича Кругликова при сельце Горки с 68 крестьянскими душами обоего пола.

Из Горок вышли в прошлом веке несколько хорошо известных как в столицах, так и во всей России людей. Первым можно назвать Семена Николаевича Кругликова. Родился в 1851 году, скончался в 1910-м. Несколько лет работал директором музыкального училища Московского филармонического общества. Но, разумеется, не этим измеряются его заслуги перед Россией. Вместе со Стасовым выступал активным пропагандистом музыкального творчества композиторов "Могучей кучки", боролся за народность музыкального искусства. Имя его вошло во все отечественные энциклопедии.

Брат Семена Николаевича Георгий Николаевич значительную часть своей жизни провел в родном Верейском уезде. Одно время как представитель Московского сельскохозяйственного общества работал в уездном центре. Имел звание титулярного советника – чин 9 класса, равный дворянскому званию. Потом работал в Москве мировым судьей Хамовническо-Пречистенского участка.

Георгий Николаевич Кругликов женился на представительнице рода знаменитых грузинских князей Омелахвари. После свадьбы Г.Н. решил познакомить молодую жену со своим родовым имением в Горках. Приехали, посмотрели. Очевидно, по грузинским меркам верейско-нарофоминские Горки показались княжне слишком убогими. Она решительно отказалась хоть на день приезжать в Горки в дальнейшем. Естественно, и самому хозяину пришлось поставить своего рода крест на имении. Поэтому он сообщил горкинским крестьянам, чтобы они не стеснялись брать в хозяйском флигеле все, что может пригодиться в их личном крестьянском хозяйстве.

Г.Н.Кругликов был убежденным демократом и по мере своих сил и возможностей старался помогать крестьянству. Например, в результате его хлопот в Горках была открыта сельская школа, единственная в округе.

К югу от Апрелевки есть село Афинеево, до революции принадлежавшее известному меценату, основателю театрального музея в Москве А.А.Бахрушину. Его сын Юрий в середине прошлого века также написал весьма интересные литературные воспоминания, которые долгое время оставались в архивах основанного отцом музея и были изданы только в середине 90-х годов.

Бахрушины поселились в соседнем Афинееве в 1913 году, и свои впечатления о Малых Горках Юрий Алексеевич Бахрушин записал так:

"Всюду обнаруживались запущенные остатки некогда великолепного имения. Заросший и потерявший всякий вид английский парк затянутые водорослями копаные пруды с островами, разрушенный сход от главного долю к реке, заросли одичавшей сирени, жасмина, акаций были единственными жалкими остатками былого великолепия".

Скончался Кругликов 5 сентября 1907 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище. Московские рабочие выразили свое отношение к его памяти возложением венка с красными лентами и следующей надписью: "Судье, защитнику угнетенных".

Гуманизм творческого наследия Николева наложил свой след и на следующие поколения хозяев Горок, ставших уже Кругликовыми. В печатных изданиях Московского региона в последние годы время от времени появляются публикации о Кругликовых. Скажем, одна из них называлась "Последний помещик Подмосковья". В ней очень тепло рассказывалось о Венедикте Георгиевиче Кругликове.

Он родился в Верее 18 января 1887 года. Окончил московскую классическую гимназию, затем поступил на физико-математический факультет Московского университета. В годы учебы однажды принял участие в студенческих беспорядках, за что был на год исключен из числа студентов.

В 1903 году Венедикт Георгиевич оканчивает университет и, не теряя даром времени, поступает в Петровскую сельскохозяйственную академию. Заканчивает нынешнюю Тимирязевку в 1906 году и вскоре начинает работать агрономом в Бронницком уездном земстве. Затем его переводят участковым агрономом в Подольский уезд, работает он в Звенигородском уезде, в областных сельскохозяйственных органах.

В годы учебы в сельскохозяйственной академии Кругликов примкнул к группе революционно настроенных эсеров. Из академии Венедикт Георгиевич вынес революционные взгляды, а от отца унаследовал его любовь к деревне и демократичность. Он, например, считал, что пользоваться принудительным трудом преступно, а потому самолично обрабатывал свою землю, пахал, боронил, сеял и убирал с нее урожай. Косил траву и заготовлял на зиму дрова. Это создало ему репутацию чудака как среди окружающих помещиков, так и среди крестьян. Он был очень добрым человеком и прекрасным семьянином.

До 1908 года в Горках прилегающие земли не распахивали – на них пасли скот. Получив сельскохозяйственное образование, Кругликов пришел к выводу, что землю надо использовать более продуктивно. Началась распашка заброшенных земель. Правда, сначала было небольшое опытное поле, помогавшее Кругликову в его агрономической деятельности. С января 1919 года участок перешел в пользование созданной по инициативе Кругликова сельскохозяйственной артели. Ее организовали, между прочим, в порядке соревнования с аналогичной артелью в соседнем селе Староникольское.

Новые идеи по совместному ведению сельского хозяйства вызвали приток свежих сил в артель, означали увеличение хозяйства. Сообща отремонтировали скотный двор, вырыли колодец, построили сенной сарай, погреб для хранения овощей и семенников. В тот же год был заложен фруктовый сад на сто корней. В хозяйстве был принят восьмипольный севооборот, в артельное стадо отбирали только породистых животных. В 1921 году стадо было осмотрено специальной комиссией и занесено в племенную книгу московского губернского земотдела. Характерно, что артель стремилась обеспечить семенами и рассадой овощных культур окрестное население. Крестьяне обращались к агроному за советами по огородничеству и вообще по ведению личного хозяйства.

В 1921 году по инициативе губземотдела в Наро-Фоминске организуется кустовая сельскохозяйственная выставка. Горкинская артель принимает в ней участие по всему спектру земледелия и получает Диплом I степени за свои экспонаты по полеводству, семеноводству и огородничеству. Следом проводится губернская выставка в Московском зоологическом саду, и горкинские достижения оцениваются Дипломом 3 степени.

В 1922 году земотдел Моссовета выдал горкинской артели удостоверение о том, что она "признается племенным хозяйством губернского значения". А в следующем году Наркомзем освободил артель от уплаты налогов "как племенное и опытное хозяйство". Как видим, Венедикт Георгиевич Кругликов знал, как правильно трудиться на земле.

В те годы в Горках еще не увяла традиция встреч деятелей музыкального искусства. Все приезжавшие на день-другой артисты и композиторы, естественно, входили в круг друзей в то время уже ушедшего из жизни Семена Николаевича Кругликова. Среди них один из первых народных артистов республики, советский дирижер и композитор Вячеслав Иванович Сук (1861-1933); известный певец, в самые трудные военные годы руководивший вокальной группой Всесоюзного радио, тридцать лет проработавший в оперных театрах Москвы и Ленинграда народный артист республики Сергей Иванович Мигай (1888-1959); выдающийся дирижер, главный хормейстер Большого театра Ульрих Иосифович Авранек. Он родился в 1853 году в Чехословакии, в Россию приехал в 1874 году, у нас ему было присвоено звание Героя труда. Умер Авранек в 1937 году.

Это, разумеется, не все звезды музыкальной культуры, приезжавшие в Горки в первой трети теперь уже прошлого столетия. Все работали в Большом театре. И когда хозяин Горок оказался в опале, то музыканты "получили" другое место возле Апрелевки, с ее западной стороны. Здесь возник поселок дач Большого театра. В нем жили незабвенные Сергей Лемешев, Иван Скобцов и многие другие, в том числе ныне здравствующие звезды оперного и балетного искусства.

В 1929 году В.Г.Кругликова арестовывают и ссылают на три года в Соловецкие лагеря. Однако за Кругликова вступается один из известных в стране политических деятелей, секретарь ВЦИКа Авель Сафронович Енукидзе.

Приговор пересматривается и уже в следующем, 1930 году, Венедикт Георгиевич возвращается в свои родные Горки и работает по специальности в ряде сельскохозяйственных учреждений Наро-Фоминского района.

В одном остросюжетном фильме далеких советских лет происходит такой диалог между засланным в немецкий тыл советским разведчиком и немецким офицером. Последний не верит "тюремному прошлому" разведчика и просит предъявить справку об отсидке. Ответ разведчика стал крылатой фразой:

"НКВД справок не давал – НКВД срок давал".

Венедикту Георгиевичу повезло: НКВД дал ему не только срок, но и справку. Не имеет значения, что НКВД в те годы именовалось ГПУ.

Вот что славное ГПУ изобразило в своей "ксиве" (реквизиты, как то: штамп, исходящий номер, дату называть не буду, главное – содержание):

"Удостоверение дано Кругликову Венедикту Георгиевичу.

Осужденному ОСОО ГПУ 18.XI.29 г. № 1211 (как аферист, сроком на три года, считая срок с 18.10.29 г.) в том, что он сего числа освобожден из Соллагерей по пересмотру дела № 88540 особого совещания КОГПУ от 13.3.1930 г. досрочно от наказания освободить и направить в г. Москву.

Происходит из г. Верея Московской г., в армиях (белой, старой) не служил, по специальности агроном (женат), что подписями и приложением печати удостоверяется. На проезд выдан литер за номером... заменой паспорту служить не может и подлежит обязательной регистрации в местном отделении милиции".

Тридцатые годы были вообще трудными для всего крестьянства страны. Особенно первая половина десятилетия, когда шла коллективизация. Не раз Кругликовых принимались "раскулачивать", выселять, переселять, увольнять с работы.

Очевидно, что чиновники из Наро-Фоминского райисполкома и райземотдела попросту боялись специалиста высокого класса и старались освободиться от его влияния. После очередного увольнения из РАЙЗО Венедикт Георгиевич вынужден был обратиться в Наркомат рабоче-крестьянской инспекции. Те создали комиссию, произвели детальную проверку и выдали свое заключение: "Агроном Кругликов был уволен РАЙЗО "за дачу преуменьшенных норм высева в 1932 году и за непринятие мер к очистке колхозов от чуждых элементов".

Одновременно Наро-Фоминский РИК 19 мая 1933 года возбудил ходатайство перед Мособлисполкомом о выселении Кругликова из пределов селения Малые Горки, как бывшего помещика, мешающего организационному укреплению колхозов. Произведенной путем выезда на место проверкой ОБЖ НК РКИ установлено: Кругликов действительно является бывшим помещиком, но работает агрономом в Московской области, из них 16 лет – при Советской власти.

Обвинение Кругликова в даче преуменьшенных норм высева и непринятии мер к очистке колхозов от чуждых элементов не подтвердилось, а наоборот установлено, что Кругликов работал добросовестно и своей работой способствовал организационно-хозяйственному укреплению колхозов.

По вопросу выселения Кругликова имеется постановление ВЦИКа от 25 ноября 1930 года об оставлении Кругликова в селе М.Горки ввиду его полезной агрокультурной деятельности.

ОБЖ НК РКИ постановляет:

"Ввиду того, что обвинение, предъявленное Кругликову, не подтвердилось, приказ РАЙЗО об увольнении Кругликова отменить и предложить РАЙЗО восстановить Кругликова в прежней должности.

Довести до сведения Мособлисполкома, что за отсутствием новых данных, которые могли бы служить основанием к постановке вопроса перед ВЦИКом о пересмотре решения от 25 ноября 1930 года, ОБЖ НК РКИ считает ходатайство Наро-Фоминского РИКа о выселении Кругликова совершенно не обоснованным и не подлежащим удовлетворению".

Вот так отбивался от высосанных из пальца обвинений Венедикт Кругликов, последний помещик Подмосковья. Официально у нас в преследовании людей провозглашается принцип: сын за отца не отвечает. Но неофициально, даже "совершенно секретно" действовали иные механизмы. Вот такую "характеристику" отправили в Москву нарофоминские чекисты на сына Венедикта Георгиевича Георгия Венедиктовича. Конечно, в порядке ответа на соответствующий запрос.

"Сов. секретно.

14 августа 1935 года. Наро-Фоминск. Нач. СПО УГБ УНКВД по МО на №30818

Сообщаю, что гражданин Кругликов Г. В. 1911 г. р. уроженец деревни Горки Мартемьяновского сельсовета Наро-Фоминского района М.О.

По социальному происхождению Кр. - сын крупного помещика Кругликова Венедикта Георгиевича, имевшего 500 десятин земли.

Кругликов Венедикт Георгиевич, бывший дворянин, состоял в партии эсеров с 1922 по 1928 гг. До революции также подвергался арестам. Активный участник партии ТКП и являлся одним из организаторов данной партии в Наро-Фоминском районе, за что в 1930 году был осужден коллегией ОГПУ на 3 года в Соловки, но так как Кругликов был хорошо знаком с бывшим секретарем ЦИК Енукидзе, по ходатайству Енукидзе Кругликов был освобожден. Сам Енукидзе часто бывал у Кругликова. Кроме того, Енукидзе и Кругликов были хорошо знакомы с помещиком села Афинеево Мартемьяновского сельсовета Наро-Фоминского района М.О. Бахрушиным, который по рекомендации Енукидзе устроился на работу в аппарат ЦИК, где работает по настоящее время, с которым Кругликов имеет хорошее знакомство и часто у того бывает на квартире в г. Москве.

Кроме того, Кругликов хорошо знаком с директором Большого академического театра. Сам Кругликов в данное время работает участковым агрономом в Наро-Фоминском районе ".

В 1937 году не стало Енукидзе и Марии Ульяновой, Венедикт Георгиевич снова подвергается аресту, опять Соловки.

Конечно же, отец и сын полностью реабилитированы. Георгию Венедиктовичу была предоставлена полная возможность ознакомиться с делом, которое было заведено на него в середине 30-х годов. К этому времени он уже знал, что и как писали о нем его студенческие друзья, которых вызывали по его "делу". Увы, в папке присутствовал только "негатив".