Колчак при активной помощи своего одноклассника, учившегося на последнем курсе университета Александра Хаюрова, успешно сдал экзамены в педагогический университет. Был дополнительный набор на заочное отделение. Александр Хаюров вошёл в аудиторию под фамилией Колчин Владимир и через десять минут вышел из этой аудитории с 5 пропускными баллами.

В этот вечер у Колчиных все окна были раскрыты настежь, из которых доносились шумные голоса и музыка. Отмечали не только удачное Вовкино поступление, но и день рождение матери. На это веселье пришла милиция якобы с проверкой своего поднадзорного. В этот вечер милиция, за свой визит, получила от матери Колчака и гостей столько не лестных слов, от которых они, как оплёванные быстро сбежали с лестницы. Среди милицейской компании находился, бывший знакомый Колчака Ланин, который не мог простить старой обиды, когда он получил по горбу амбарным замком. К тому – же он был раньше подчинённым Моисея, который до своей деградации работал в областном управлении исправления наказаний, а после заместителем начальника милиции

После устроенного разноса гостями, ненависть у Ланина к Колчаку возросла ещё сильнее. Зло он затаил и надолго.

Колчак понимал, что в лице Ланина, он давно нажил себе лютого врага и вёл себя вполне прилично, готовясь к свадьбе с Полиной.

После дня рождения, когда Колчак пошёл отмечаться в милицию, Ланин в погонах майора его уже ждал в дежурке. Увидав Вовку в бодром настроении, подошедшего к дежурному со своей авторучкой, он сжал свои тонкие губы и звонким дискантом проголосил:

– Колчин после ко мне в двадцать первый кабинет зайдёшь, распишешься в инструкциях на ближайшие пять лет.

– Что – то я не слышал о таких инструкциях и в твой кабинет я приду в двух случаях или по повестке или при аресте, – сказал Вовка.

Дежурный понимающе посмотрел в сторону Колчака и сказал Ланину:

– Он с зоны пришёл, а не из школы умственно отсталых, а там законы знают лучше нас с тобой.

– Помолчи Силантьев, я у тебя не просил произносить своих словоизлияний. Я без твоей помощи сейчас его осажу.

Ланин подошёл вплотную к Колчаку и произнёс громко:

– Хочешь, ты этого или не хочешь, но тебя я в любом случае посажу, – угрожал он Колчаку, – ты не должен быть на свободе. Твоё место в тюрьме. Без тебя воздух в городе чище. И зону тебе подберу самую, что ни наесть красную, где блатные вроде тебя туалеты моют. А у меня связи есть в управлении. Куда пальцем ткну, там и очутишься.

– Успокойся Ланин, таких зон в пределах России не может существовать по многим понятиям. И ты зря парафин льёшь на блатной мир. Этот мир по многим критериям должен заслуживать от народа большого уважения. Если блатные узнают, что ты их так мило «обожаешь,» то они тебя тоже мило обожгут. А свои прожекты насчёт меня засунь себе в тухлую вену, чтобы геморрой твой не разлагался на всю вселенную. Найдёшь, за что, – сажай? – разволновавшись, зло процедил Колчак. – А будешь беспричинно придираться, и вешать на меня всех собак убью, как последнюю тварь и глазом не моргну. Я, думаешь, не понимаю, почему у тебя повышено внимание ко мне.

Вовка больше ничего ему не сказал, а развернулся и пошёл к выходу.

– Постой Колчин, – окликну он Вовку.

Вовка остановился.

Ланин уже стоял сзади его спины. Только смотрел он по иному, не так горделиво и воинственно. Он избегал смелых и ясных глаз Колчака, бросая на него только разбросанные отрывистые взгляды:

– Я никогда не забуду, когда ты мне, произвёл удар по хребту, – начал вспоминать старую историю Ланин. – Этот подлый удар из – за спины, отпечатался на моём здоровье и временами до сих пор даёт знать о себе. А потом запер, опозорив меня перед коллегами и народом.

– То, что ты мне говоришь, это старо, как фекалии мамонта, – нагло заявил ему Вовка, – и если ты такие вещи помнишь, то тебе не место в милиции. Из таких змеев, как ты получаются настоящие губители человеческих душ. И если ты хоть близко ко мне приблизишься, то можешь считать себя безработным. Я вначале вышлю на начальника милиции бандероль для тебя персонально, с банкой серно – ртутной мази и журналом свиноводство и напишу полную расшифровку на твою рожу. А когда тебя выгонят из ментуры, тогда я посмотрю на твоё поведение.

Ланин, услышав, такие речи из уст Колчака, скривил лицо и, обхватив ладонями раскалившие до пунцового цвета щёки, словно флейта – пикколо с растяжкой проговорил:

– Иди, ты свободен, но твоя мать была не права, оскорбив меня и сотрудников милиции. Мы не знали, что у вас торжественные события отмечались в этот день. Хотя музыка лилась громко из ваших окон.

– И ты решил, вероятно, зайти на огонёк музыку послушать и бесплатного пирога отведать. Ко мне даже участковый домой не ходит, а ты кто такой?

…Вовка вышел из милиции и неожиданно столкнулся со своим двоюродным братом Максимом. Он был ровесником Сергея, но семьёй своей не обзавёлся. Жил он в Осинках с дедом Романом, но в своём доме. Максим длительное время работал в Сибирском леспромхозе. Когда вернулся оттуда, Захар подтянул его к себе, занимаясь сбытом древесины. После смерти Захара этот бизнес вместе с деревообрабатывающим заводом полностью отошёл к Максиму.

Встречи оба были рады и решили её отметить в ресторане Волга, где работала Полина. Облюбовав свободный столик, они заказали марочного вина, фруктов и пастилы.

– У меня здесь девушка работает, – сказал Колчак, – скоро свадьба будет, так, что и ты обязательно приходи со своей женой.

– Я ещё пока не женат, – улыбнулся Максим, – гражданские были пару штук, но это всё не для меня. Каждая меркантильная тварь выгоду личную себе выискивала. А одна была с рынка женщина, красивая, как Ирина Алфёрова, но скудоумная, как Нина Копеечка. – Может ты не помнишь, но была такая тётя в городе, – копейки по городу просила. Все разговоры у моей очередной жены были только о рынке и выручке. Безумно скучно! Как найду себе подходящую женщину, так сходу женюсь. И работы сейчас, как назло, – позарез. Был Захар живой, Серёга твой на свободе, у нас тогда не было вопросов со сбытом товара, а тут приходится одному разъезжать, искать клиентуру, заключать договора. Август мог бы помочь, но он почти в городе не бывает. Да и зачем я свои проблемы буду вешать ему на шею. У него своих забот по горло. Вот дождусь Серёгу, и мы развернёмся. А сидеть ему осталось джють – джють.

– Жил бы ты в городе, я бы тебе охотно помог, – сказал Колчак, – но я устроился на работу и поступил учиться в ВУЗ. Планов у меня на бизнес, никаких нет. Пацаны мне предлагают прибрать город к рукам, говорят, здесь правят бандиты с того берега.

– Не то, что правят, а нагло хозяйничают, разъезжая с бейсбольными битами, но они ко мне никогда не подойдут, да и к тебе тоже. Попробовали они на Зуриту наехать, им Август быстро место указал. Зачем им напрягаться, – они давят слабаков. Они знают мои связи, да и наверняка о тебе навели справки, с кем и как ты сидел. Наши то все знают, что ты у Севы под крылом был. Вот кому в правительство надо, – посетовал Максим Колчаку. – Сева это фигура сравни статуи Христа Искупителя в Рио – де – Жанейро, а это один из самых величественных памятников за всю историю человечества!

– Да с этим мне повезло, – сказал Колчак, – Сева фигура значимая. И я бы не против был, если бы ты его кандидатуру выдвинул в Организации Объединённых наций, – скупо улыбнулся Колчак.

– Молодец Вовка, что чувство юмора не потерял. Юмор это по жизни был коньком всего нашего рода. А если по серьёзному взглянуть на каторжанский аспект, то получается, что Захар опекал Серого с воли. Тебя же опекал лучший друг Захара, Сева, находясь на зоне, – подытожил к конусу, важные жизненные факты Максим.

– Я ещё Зубу, очень благодарен, – это был кент Сергея, и Хлястику само собой, – добавил Колчак, – от них немало жизненных уроков получал.

– Зуба хорошо знаю. Он молодец, он сейчас автосервисом заправляет, – сказал Максим. – Женился, женщину с ребёнком взял. Он кстати с Серым контактирует как – то. Мы же через него все новости узнаём. Я с Зубом иногда встречаюсь. У него сервис на выезде Нижнего Новгорода стоит. Если желание возникнет, всегда можно с ним созвониться и встретиться.

– Только не в ближайшие дни, – отказался Колчак, – у меня со свадьбой дел невпроворот.

– А девушка твоя сегодня работает? – поинтересовался Максим.

– Работает, и я, пожалуй, её дождусь, чтобы из ресторана вместе идти.

Пока они ждали заказ, Колчак спустился, вниз предупредив Полину, что будет её ждать после окончания рабочей смены, наверху в зале ресторана. Когда он вернулся, официант уже принёс заказ. Колчака весь персонал ресторана за то время пока он ухаживал за Полиной, изучил. И старались быстро его обслужить, когда он заходил в зал.

– Давай за встречу, и богатое наше будущее выпьем? – поднял свой фужер Максим.

– Хороший тост! – подметил Колчак, выпив содержимое своего фужера до дна.

– Я не хотел тебя спрашивать, но родственный долг обязывает к этому, – обратился, Максим к Колчаку, – ты мне скажи с Лукой у тебя подвязок, никаких нет сейчас? – Я слышал, он освободился.

– Нет, конечно. Впрочем, у меня и не было с ним никогда ничего. Он же в два раза старше меня. Общаемся на улице не больше, – ответил Колчак. – Он дядька неплохой, но бесшабашный. Я знаю, что с ним легко можно впутаться в историю, хоть он и говорит, что пять судимостей имеет, и за собой никого и никогда не тащил.

– Это оттого, что у него срока были не большие, а если бы ему червонец горел, неизвестно, как бы он себя повёл. На зоне он красавцем был, а вот свобода на него плохо действует. Сергей считай, за его братца отсидел. Если бы не его жадность, не был бы Сергей на зоне. Юра хорошим всегда был парнем, я его уважал, и буду уважать, чтобы с ним не произошло. Не знаю, как Серый на это смотрит? Наше поколение многим ему обязано, но три года Серёга из жизни вычеркнул по его вине. Юру винить за это тоже нельзя. Серый был уже взрослый и к тому же его Захар, и Иван предупреждали о непредсказуемости Лба. Сергей должен был правильно оценивать свои поступки. А любопытство и азарт наживы неправедным путём взяло верх над его сознанием, вот и залетел на долгую командировку. Теперь – то он ни о чём не жалеет. Эти года для него были неплохой школой мужества. Но вот второй срок для Сергея, это лишне. Ему Иван однажды сказал, что года, проведённые в неволе, будут отрыгаться до последних дней твоей жизни, как бы ты не хотел забыть неприятные для тебя времена. Потому – что на жизненном пути говорит, будут попадаться похожие лица, запахи, продукты питания, житейские ситуации, которые будут напоминать о прошлом.

– Может быть, и прав Иван Романович, – сказал Колчак, – но чтобы уйти от воспоминаний необходимо отвлечься, найти себе занятие по душе, создать семью, ради которой ты будешь стараться устроить не пустую, а интересную жизнь.

– Тогда, давай за будущее твоё семейное счастье и выпьем? – предложил новый тост Максим, – а Луку всё равно по возможности не отталкивай от себя? На него опереться всегда можно, я в этом убедился и не раз. Да и жалко его. Всё – таки рано остался сиротой. А в детском доме шоколадом пускай хоть каждый день кормят, но главного, что называют лаской, там никто не получает. И руки у него фантастически ценные, всё может делать. Я бы его без вопросов забрал на свой завод, но заранее знаю, что он не подпишется ехать в лес. Он панически боится клещей, так как в детстве перенёс энцефалит.

Не успели, они выпить за семейное счастье, в зале появилась Полина. Она красивая и нарядная величаво вошла в зал, притягивая к себе взоры посетителей ресторана. Пройдя к столику Колчака, она, глядя на него, сказала:

– Я готова, пойдём?

– Это у тебя такая красивая девушка? – восхитился Максим.

– Это не девушка, а без пяти минут жена, – сообщил Колчак.

– Полина посиди немного, я встретил брата своего, и он тост произнёс за наше семейное счастье. И тут ты появилась. Услышала, наверное? Придётся теперь и тебе выпить за своё счастье. А зовут его Максим, – подвинул ей стул Колчак.

– Вовка я от всей души поздравляю тебя и Полину, что вы нашли друг друга. – Вы очень гармоничны! – торжественно произнёс Максим, – особенно рад за тебя Вовка, за удачный выбор! И сегодня я уверенно могу сказать, что ты на правильном пути стоишь! С такой красавицей женой ты будешь только совершенствоваться, – она у тебя богиня!

Полину от таких слов, сразу бросило в краску. А Максим не заметив перемены в её лице, встал из стола и подошёл к барной стойке, где взял две бутылки шампанского и коробку конфет с трюфелями.

– Это событие надо отметить, – сказал он, ставя шампанское на стол. Коробку конфет положил на колени Полине, смутив её ещё раз этим.

– Полина, не возражай, – не дал ей Колчак выразить свой отказ к подаренным конфетам, – это не тот человек, что ты думаешь. Это серьёзно мой двоюродный брат Максим, живёт с дедом Романом.

– Я поняла, что этот мужчина не с твоей старой гвардии. Интеллигентного человека за версту видать, – посмотрев на Максима, сказала она.

– Давай забудем про старую гвардию? – Будем шампанское пить! – торжественно сказал Максим.

Колчак одобрительно посмотрел в глаза родственнику и стал открывать шампанское. Налили и Полине полный бокал.

– Полина, а кушать, что будешь? – спросил её официант.

– Нет, конечно, недавно ужинали, – отказалась она.

– Я смотрю, вы все здесь популярны. Вас все знают, – заметил Максим.

– Я здесь работаю, в кондитерском цеху, – ответила она, – а Володю знают, как моего парня.

Когда всё шампанскоё было выпито, и Полина начала настоятельно уговаривать родственников покинуть ресторан. Максим попросил ещё для завершения приятного вечера выпить по чашке кофе. Он заказал кофе, и попросил швейцара, чтобы вызвал такси:

– Назад поедем, на машине, – сказал он.

– Нет, мы пешком пройдёмся, – запротестовала Полина, – надо свежим воздухом подышать.

Допив кофе, они все вышли из ресторана. Посадив Максима в такси, Колчак с Полиной пошли по Центральной улице.

– Сегодня у меня неприятная встреча состоялась, – сказал Вовка Полине. – После работы ходил в милицию отмечаться. Осадок не хороший остался. Можно было посидеть подольше в ресторане с Максимом, поговорить с ним о, наболевшем. Он дядька грамотный, и с понятиями.

– Ты, я смотрю, любишь общепит, – сменила она тему. – Не увлекайся ресторанами, я знаю многих завсегдатаев, которые потеряли семьи и свой человеческий облик, не вылезая из ресторанов. Есть такие гурманы по ресторации, которые придут, закажут бутылку пива, а потом ходят по всем столикам и пристают к посетителям, чтобы им налили. А в ресторане весь народ в основном щедрый. Вот они и катятся по наклонной.

– Я до такого не дойду, уверяю тебя, – заверил он Полину.

– Надеюсь! – поверив ему, ответила она.

Он ей рассказал о разговоре с Ланиным:

– Мне тревожно стало после твоего рассказа. Этот Ланин тебя в покое не оставит. Неужели таких нечистоплотных людей допускают к службе в милиции. Мне просто не верится. А ты меня не обманываешь? – с недоверием спросила она.

– Какой мне смысл тебя обманывать, я тебе говорю, как оно есть, – грубо оборвал он Полину.

После чего они шли, молча несколько минут, не произнося ни одного слова. Первой тишину нарушила Полина:

– Может тебе стоит за помощью или советом обратится к Ивану Романовичу.

– Кстати, Максим, с которым мы, сейчас, простились, с моим родным братом одногодки. И до меня они с Серёгой ухаживали за его голубями и собаками, – сообщил Колчак.

– А вы с ним чем – то похожи, я сразу обратила внимание, – отметила Полина.

– Иван Романович в городе известный человек, но к нему обращаться ещё рано, – сказал Вовка.

– Ты должен всё напрочь забыть и больше думать обо мне, а я всегда буду рядом с тобой, и буду максимально помогать тебе во всём, – прижавшись к его плечу, ласково сказала она.

Проходя мимо вечного огня, Колчака окликнула толпа парней, где был Лука, Джага, Марека и все остальные парни со двора. В центре их стоял Володя Назаров, – больной на голову мужчина. Его все в городе называли юродивым. Отличительная особенность Володи была; он ходил до первого снега в военном кителе, который был увешан разными знаками. Он цеплял туда всё, что ему дарили, от октябрятских звёздочек, до ударника коммунистического труда. Своими «наградами» он очень дорожил. Смотреть разрешал, но руками трогать не позволял. И ещё он любил ходить по отделениям связи, где с умным видом садился за стол и писал письма Хрущёву и Брежневу, которых не было давно в живых. У Брежнева он просил, чтобы ему, как покорителю целинных земель тот выслал все его авторские книги, а Хрущёву писал. «Я Америку пропивал, Англию пропивал, а тебя Никита Сергеевич и подавно пропью, потому, что, я не коров пасу, а тебя пасу».

Все эти письма он естественно не куда не отправлял, а оставлял на столе, которые читали посетители.

В этот вечер Юродивый был в центре внимания, ребята стояли и потешались над ним.

– Колчак, ты послушай, что он нам прикалывает, после вина. Не спеши, тебе интересно будет послушать, – сказал Марека.

– С ним японская императрица рядом находится. При ней я не буду, говорить о своей тайне, – не соглашался повторять историю Володя Назаров.

– Давай Володя рассказывай? – мы с ней в сторону отойдём, – подгонял его Лука.

Когда Лука с Полиной отошли в сторону, Марека принудил Володю, пообещав ему ещё налить вина, чтобы он пересказал Колчаку свою тайну.

– Налей вначале, не – то обманешь потом? – сказал Володя.

Марека достал из кармана складной стакан и бутылку вина. Налил Володе меньше пятидесяти грамм, которые он без промедления опрокинул себе в рот. Володя вытер губы после вина, и поблагодарив Сашку, затем начал поведывать таинственную историю своего невольного бесчестия:

– Это случилось в ночь на Новый 1991 год. По китайскому календарю, начался новый век. Во многих домах на нашей улице погас свет, как и у меня. Я заглянул в окно. На улице шёл крупными хлопьями снег, я это отчётливо помню. Прощелкав всеми выключателями вхолостую, я пошёл в сени и достал керосиновую лампу. Слышу, в дверях кто – то скребётся, и жалобно просит:

«Володя, пусти ради бога? – плакал он, – не дай замёрзнуть, двери захлопнул в доме. Я только с больницы сегодня выписался».

– Я открываю двери, и вижу передо мной, стоит мой сосед – милиционер Ланин, в одних трусах, пальто и тапочках. Я знал, что он в больнице лежал. Говорит мне, дай я у тебя посижу, мать подожду, а то во двор пошёл и дверь захлопнул. А мать утром с дежурства придёт, двери откроет. Я и положил его на диван, а он ночью весь мой суп сожрал из копчёных рёбер и украл дорогую икону. Я когда проснулся, Ланина уже не было в доме. Я к нему домой с претензиями пошёл. А он мне сказал, что в эту ночь инопланетяне рейд делали по холостым мужчинам. Выкидывали из дома лишнее, что может навредить здоровью. И сказал, что это они так поздравили меня с Новым годом. Пьяный он был в ту ночь поросёнок этакий. Я знаю, мой суп у него в брюхе переварился, а икону спрятал в сундук.

Колчак, улыбаясь, слушал Володю, не придав никакого значения его рассказу. Затем его внезапно осенило, и он спросил Володю:

– А причём здесь невольное бесчестие?

– А кровь – то думаешь, мне на простынь инопланетяне вылили?

– Володя да тебе уже лет семьдесят наверно, может это просто скверный сон у тебя по пьяной лавочке был.

– Ничего мне не приснилось, – перекрестился он, – зад – то болит, спасу никакого нет. У доктора был, он мне сказал. Здоров!

Вовка, задумался:

– А Ланин, где живёт?

– Улица Первомайская, дом сорок семь, а я в доме сорок пять. Через забор, от него, – по – военному отрапортовал он.

– Всё правильно он говорит, – подтвердил Петька Лазарев, – я на работу хожу мимо их домов. Часто Ланина вижу там, на импортном мотоцикле. Мальчиков он на нём катает

.А зимой, он использует для этих целей своего Жигулёнка. У Ланина гараж больше, чем его дом. Но я слышал, что Назаров Ланину приходится единственным дальним родственником.

– У меня родственник знаменитый авиаконструктор Александр Сергеевич Назаров, а Ланин мне чужой. Он меня в психушку пытается сдать, чтобы мой дом к рукам прибрать. Наши дома все на снос идут. Набережная на этом месте будет. Хочет, чтобы ему две квартиры досталось. И вместо таблеток приносит мне яд. Но я их не пью, за иконку складываю. Теперь иконки нет.

– Володя, если ты на почте перестанешь писать идиотские письма Брежневу и Хрущёву, а будешь писать конкретные жалобы на своего соседа Ланина, начальнику областного УВД, или мэру нашего города, – я тебе непременно подарю офицерский китель, с наградами и аксельбантами. Писать надо в точности так, как ты нам сейчас рассказывал. И про таблетки пиши.

– Завтра будет китель, завтра будут, и жалобы на почтах лежать, – сказал Володя.

– Я смотрю, ты не такой и глупый, больше под придурка косишь, чтобы харчеваться за государственный счёт.

– Я далеко не дурак, в кремле раньше в охране работал. Оберегал от воров оружейную палату, – сказал он, чем ещё раз насмешил парней. Все знали, что за свою жизнь он нигде не работал, не смотря, что имел высшее образование. Вызывался только присматривать за коровами и козами, которые паслись, у него за забором. За это его соседи кормили и давали ему молоко.

Выслушав Володю до конца, Колчак взял Полину под руку, и они пошли домой.

Пацаны по просьбе Колчака в ближайшие дни организовали Володе Назарову солдатский, добротный китель и навешали на него значки, по разнообразной тематике. Вскоре на почтах стали попадаться смешные письма – заявления с интересным текстом. Володя своим доступным языком рассказывал, о том, как у него Назарова Володи на китайский новый год, получился казус с майором милиции Ланиным. Володя в подробностях излагал, как начальник уголовного розыска жульническим путём съел у него в доме не прокисший суп, целую кастрюлю. Похитил дорогостоящую икону старинную, а покидая дом, без разрешения лишил мужской чести, инвалида третьей группы, – то есть Назарова Владимира Васильевича. Все письма были написаны, начальнику УВД и членам политбюро КПСС, которого к этому времени уже не существовало.