На заимке в это время до ужаса встревоженный Кактус ругался с Фурой.

– Боровик пропал. Он нас специально ввергнул в эту аллегорию, – орал Кактус, – чтобы мы на его перемёт попались, а сам он точно свалил за кордон. Нас в глушь загнал, чтобы мы втюхались, как лохи. Но этих в живых оставлять теперь никого нельзя, – показал он пальцем в сторону окоченевших от холода Колчака и Джагу.

– Их трогать я не позволю, и тебе не надо усугублять своё положение, может всё обойдётся, – уговаривал Фура Кактуса.

– Как обойдётся? – Часы и пушку нашли. Если воры мне сядут на хвост, пиши, – пропало. Они со мной такое сотворят, что для меня комната психологической разгрузки, будет адом казаться.

Кактус пошёл к машине. Извлёк из неё десять коробок Эметина и пять бутылок водки. Эметин влил в водку и отнёс бичам. Водку все с радостью выпили, кроме Кудряша, Манделы и Гаврилы. Они не притронулись к ней. Два стакана он отнёс Колчаку и Джаге, и собственноручно влил им в рот.

– Грейтесь, а то вы пристыли чуток, – приговаривал он, насильно вливая им в рот водку, смешанную с Эметином.

Через несколько минут всех кто принял водку, скрутило. Бичи валялись валком у своих лежаков и панически кричали, что они умирают.

Колчак с Джагой, получив острую реакцию приворотного коктейля, извергали из себя тошнотворные массы.

– Ты, что сволочь сделал с ними? – бегал и голосил взмыленный около Кактуса Фура.

– Не паникуй, всё будет нормально. Я тебе отвечаю, – визжал Кактус, – ты лучше подумай о своём будущем. Я в судный день всё равно скажу, что ты мне заплатил за смерть Луки. И, ты не буксуй, выхода у тебя из этой ситуации нет. Ты мне должен помогать, а не защищать этих волков. Запомни, они – это верная твоя вторая ходка на долгую зону.

– Ты сволочь Кактус, – сказал Фура, нервно крутя промеж пальцев дорогую зажигалку. – Я никогда не оплачивал такие заказы. Для меня это дико, это средневековье. Я тебе платил не плохие деньги за работу. Ты уж без меня, с отчимом разбирайся в своих перипетиях, а меня извини в эти дела не впутывай?

Кактус перешёл к мучавшемуся от перемешенной водки Колчаку:

– Хочешь жить, говори, где марки? Я вам дам противоядие, которое вас сию минуту поставит на ноги.

– Пошёл в жопу, – с бледным и перекосившим лицом, крикнул Джага.

– Хорошо, – перекосив лицо от злости, сказал Кактус, – но прежде чем вы умрёте, с вами поработает Гаврила, – предупредил он их. – Признавайтесь, куда марки запрятали? – Скажете правду, я вам дам противоядие.

У Колчака побагровело лицо. Эметин, препарат который практически вреда организму никакого не приносил, а делал страдальческую чистку внутренних органов, но имел прямое воздействие на психику человека. Чего накапал в водку Кактус, Колчак не знал. Он думал, что настали последние минуты его жизни. В это время ему казалось, что смерть без стука вошла в эту холодную кладовку.

– Ты гребень, вшивый. Если так кому – то угодно, то мы с тобой встретимся, в загробном мире. Я клянусь тебе, что там я тоже буду в авторитете и таких, как ты буду ставить, на четыре мосла и буду иметь, как мне заблагорассудится.

– Не успеешь парень. Ты молод ещё, чтобы вершить суды, над такими исполинами, как я. Это я для Фуры и Боровика Кактус, а на улице в молодые годы меня Барсом звали.

…В кладовку вбежал Фура. Он был безмерно встревожен.

– Я тебе сказал, что их не трогать. Иначе сейчас у Гаврилы возьму ствол и пришпилю тебя в этой келье при всех.

– Хорошо, я их не буду трогать, – миротворно произнёс Кактус. – Тогда давай проверим, что нам с тобой оставил, твой щедрый отчим.

– Гаврила? – заорал Кактус.

Гаврила мгновенно оказался в полутёмной кладовке.

– Я уже здесь, – влетел он в кладовку и с подобострастием спросил:

– Что мясо можно разделывать?

– Позже. Сейчас сходи в баню и из потолка над дверью вынь жестяную банку. Там паспорта лежат на нас и бабки. Тащи всё сюда, а банку положи на место, – сказал Кактус.

– Как скажешь, – покорно ответил Гаврила, – сейчас я мигом принесу.

Это были последние слова и взгляд на мир Гаврилы. Баня вместе с брёвнами, через две минуты разлетелась по территории заимки, охватив огнём сложенные веники.

Милиция и ОМОН приехали вовремя. Взрыв они услышали за километр, до места заимки. Они вытащили из помещения вначале бичей, а после нашли задыхающихся в кладовке Колчака и Джагу. Фура лежал около входа в кладовку, с воткнутым в бок напильником, который на прощание оставил ему друг Кактус. Пепел крупными хлопьями витал в морозном воздухе, оседая на форму омоновцев.

…Колчак открыл глаза в больничной палате, ощутив на своей руке горячие капли слёз, и прикосновение нежной женской руки на его щеке.

Около него сидела Надежда.

– Я жив? – спросил он.

– Жив, что с тобой будет, – ответила она, – у тебя всего – навсего лишь сильное отравление и не больше.

– А, как Джага?

– Джага в сознании был, от госпитализации отказался. Он с ребятами у больницы на машинах стоят, ждут сведения о твоём здоровье. Сейчас я их обрадую. Мне врач сказал, что ты день, другой отлежишься, и тебя выпишут из больницы. Все лесные обитатели, кто пил водку, тоже здесь находятся. Фурко скончался на месте. Милиции предстоит ещё выяснить, сколько человек пострадало от взрыва. Ушёл один Ялымов, по кличке Кактус, у которого были погоны капитана милиции. В этой компании многие в органах работали раньше.

– Вот, такие они менты, – барбосы поганые, – проскрипел зубами Колчак.

– Они менты, но несостоявшиеся, их вовремя распознали.

– Все они одним миром мазаны, – сказал Колчак.

– Вовка, я теперь всё знаю, почему у меня к тебе тяга всегда неимоверная была.

Колчак смотрел на Надежду в полном сознании и твёрдой памяти:

– Надя, мы же с тобой с пелёнок росли вместе, учились одиннадцать лет в одном классе. Как же не будет тебя тянуть? И меня к тебе тянуло, а об остальных событиях, говорить не обязательно, – размеренным и отчётливым голосом сказал он.

– Нет, милый мой и родной Вовка. Говорить надо. Ты вот мне всегда, твердишь, что менты это гадость. А они, между прочим, тебе жизнь спасли. Не успев во время, я не знаю, что бы с тобой и со мной было. Ланин активное участие принимал в твоём спасении. Он просил меня, чтобы я с тобой поговорила, насчёт его пропавшего мотоцикла, говорит, что только ты ему сможешь помочь.

Вовка, устремил свой взгляд в потолок и сказал:

– Передай ему, что я не стол находок и не бюро добрых услуг. Я не могу знать, кто у нас в городе этим промышляет. А тебе Надя, я скажу. Самый лучший мент в мире – это ты. Остальные мне до фонаря.

– Спасибо братец мой хороший, – утирая слёзы носовым платком, говорила Надежда. – Меня переводят сразу после Нового года в уголовный розыск. Я как женщина с сегодняшнего дня от тебя отдаляюсь насовсем.

– Братцем ты меня ещё никогда не называла, – произнёс он, – и почему ты думаешь, что я от тебя отдалюсь. Я же тебе сказал, что ты самый лучший мент в мире.

– Да, да именно братец, – плакала она. – Я говорю тебе это в прямом смысле слова.

– Говори не загадками, а то я уже начинаю думать, что мы с тобой два одинаковых плода я от Колчина, а ты от моего деда гулёны, который на досуге любил заглянуть к одиноким женщинам. Для него чужой подол, это таинственный колодец с массой сюрпризов. Сам слышал, как он один раз произнёс эту фразу за рюмкой Ивану Романовичу.

– Нет, дорогой Вовочка. Сегодня я узнала, что я дочь знаменитой аферистки Нины Зарецкой, которая отравилась в этой больнице, когда появилась я, двадцать три года назад 19 мая. Она была верной и преданной марухой твоего дяди Захара Минина, – моего отца. И на свет я появилась благодаря, их внебрачной любви.

Он вспомнил фотографии, которые он нашёл в тайнике Захара. Там была женщина – лейтенант в форме ВВС. Его только осенило, что женщина и Надежда были одно лицо:

– Наверное Надя у тебя не правильная информация о маме? – Думаю ты должна быть больше похожа на неё. Хотя дядя Захар тоже мужчина был высшего качества! Поверь мне, – лучше меня его никто не знал. Ну вор в законе! Ну и что? В наше время это приравнивается как к депутату верхней или нижней палаты.

– Так какая жена должна быть у твоего депутата, – плаксиво сказала она, – конечно воровка на доверии или аферистка.

– Никакая! – по воровским законам.

Надежда, уронила платок на грудь Колчаку, и свои жгучие слёзы стала растирать ладонями рук.