Вначале был Белгород. Там на сборном пункте, где толкалось с рюкзаками и чемоданами около полусотни разношёрстной публики. Им в бухгалтерии выдали деньги на билеты и подъёмные до Красноярска. Олег из этой толпы выделил одного амбала в клетчатом вытертом из лавсана пиджаке. Он ему показался знакомым. Но выяснять с ним место пересечения не стал. Они вообще ни с кем не общались, а пошли на железнодорожный вокзал и сели на Харьковскую электричку.

Затем из Харькова ехали с огромной группой вербованных людей в пассажирском поезде плацкартного вагона следующего до Красноярска. Хорошо, что все вербованные ехали в разных вагонах, если бы их объединили в одном вагоне, то получился бы настоящий содом. И это радовало друзей. Но часть людей, из вербованных кадров всё — таки попала в их вагон. Не сказать, что они сильно докучали пассажирам своим присутствием, но мелкие эпизоды присутствовали в вагонах.

Вместе с ними четвёртую полку занимал молодой парень, ехавший до Омска. После знакомства, они узнали, что его зовут Игорь и что он уже студент первого курса педагогического института и возвращается домой с Азовского моря, где гостил у родственников.

Сергей был не особенно многословен. Он сразу забрался на верхнюю полку и начал смотреть в окно, любуясь необъятными просторами страны. Иногда он прикрывал глаза, и создавалось впечатление, что он не спит, а прислушивается, к разговорам попутчиков.

Олег в поездку, взял с собой двадцать колод краплёных карт, с разными рубашками и дорожные шахматы. — Пацаны ни с кем в поезде не сходится, — роясь в своём рюкзаке, сказал Олег. — Едем своей компанией, нам никто больше не нужен. А то я смотрю, там наши землячки уже посматривают в нашу сторону. Но у них планы, похоже, прямо — противоположные нашим планам. Они в Белгороде, как получили бабки, начали вино пить. Тем более едут, кажется в Ачинск и Норильск. У нас с их весёлой компанией дороги разные. Даю голову на отсечение, что вся эта команда из непутёвых каторжан. Одного амбала я, кажется, знаю, работал шнырём у нас на зоне в санчасти. Пока точно не могу сказать, но похож здорово. По дороге всё равно проявится, если пьёт безмерно, — он достал из рюкзака дорожные шахматы и, выложив их на стол, кивнул Мартыну. — А это нам с тобой в пути время коротать.

Но Мартын безразлично отнёсся к шахматам. Он приблизился к уху Олега и таинственно зашептал:

— Один с корявой рожей из той компашки вроде тоже в Игарку едет. Он деньги в кассе за мной получал. Я слышал, он говорил Игарка. Морда до ужаса страшная. На конкурсе уродов, точно бы в тройке лидеров был. Такому нож в сердце вонзить, что мне на костёр отлить.

Олег иронически улыбнулся нелепой логике друга, но поучать того не стал:

— Пускай едет куда хочет, но мы ведём себя скромно и тихо выпиваем в день по одной бутылке водки на троих. Я вижу у них компания шумная. На столе карты магнитофон и вино появилось. Не исключено, что они могут подвалить поиграть. Будем культурно отказываться, а потом наклоним их до букс. Пускай потом локти чешут. Я с такой публикой знаком. Им главное акцент один раз правильно сделать, и они больше не подойдут к нам или совсем испарятся. А на рожи ты Мартын не обращай внимания. Смотри в глаза, чем они яснее у человека — тем у него душа чище.

В соседних купе была сборная компания, в основном это были мужчины затрапезного вида с полыхающим запахом изо рта. А так же семейные мужчины, поругавшиеся со своими жёнами, — эта группа ехала в Норильск. Но они были степенные и вели себя пристойно. Самая беспокойная компания была именно та из Белгорода, в которой находился амбал. Они направлялись в Ачинск на глинозёмный комбинат и в Лесосибирск на лесоразработки, — туда, где местные жители не справлялись с государственным планом. Вся эта сборная компания ехала по орг. набору.

В Норильск для таких рабочих дорога была закрыта. Так — как Норильск считался границей полярных владений СССР.

Они шумно разговаривали под песню из давнишнего кинофильма «Старики на уборке хмеля», которая беспрестанно лилась из их магнитофона. Щупленькая проводница несколько раз их предупреждала, чтобы они убавили звук или совсем выключили свою бандуру. Они выключали магнитофон, но через некоторое время вновь была слышна надоевшая всем мелодия. Она до того била по ушам, пока пассажиры всего вагона не потребовали у проводницы, чтобы пьяных меломанов на ближайшей станции передали в руки милиции. Только после этого воцарилась тишина.

Вечером Олег с друзьями накрыли стол и чинно отдыхали под водочку. Игорь скромно отказался от застолья, сославшись, что предпочитает горячие блюда. Он спустился сверху и, взяв кошелёк, направился в вагон — ресторан. Через минут сорок, он возвратился оттуда сытый и, посмотрев, что его попутчики ещё трапезничают, сказал:

— Я сейчас после ресторана в тамбуре нашего вагона курил. Похоже, тот о ком вы вели речь, мечтает в гости к вам зайти. Лучше бы вам подальше от него спрятать деньги и ценные вещи, — предостерег Игорь. — Больно планы у него не хорошие.

Он бросил свой кошелёк под подушку и вновь забрался на свою полку.

— Спасибо Игорь, — поблагодарил Дорогой, — но мы гостям завсегда рады. Даже если это будет орда Мамая.

Мартын недовольно поморщился от такого известия.

Ему не хотелось, чтобы кто — то нарушал их дружескую идиллию. Поэтому он выразил свой интеллигентный протест:

— Я понимаю, что поезд лучший транспорт для знакомства. Но мне кажется, не тактично вламываться в чужую компанию. Даже если здесь и нет дверей.

Олег слегка осадил друга локтем в бок:

— Пускай приходит, эта публика ничем не гнушается. Для некоторых такие поезда зачастую бывают смыслом жизни. Хлеб у них такой. Понимаешь?

Уверенность в словах и поведении Дорогого, успокоила Мартына.

Цветок же совсем не проникся к известию Игоря. Он знал, что с таким другом как Дорогой боятся нечего. Иначе бы он и не поехал покорять север.

Игорь давно понял, что Олег у попутчиков едет за командира, и он с верхней полки внимательно наблюдал за ним. В его глазах усматривалось недоверие. Он по своей ещё детской наивности не мог поверить, что три интеллигентных парня, смогут срезать громилу с уголовной физиономией, и поэтому напомнил ещё раз:

— Всё же я бы поостерегся на вашем месте и предупредил проводника.

Олег, пропустил мимо ушей его фразу и перевёл свой взгляд на окно. Он отодвинул шторки окна, и цепко ухватившись за ручку, потянул её к низу. Окно открылось. В их купе гудящим покровом ворвался свежий воздух и отчётливей застучали колёса:

— Ты не против, если нас обдует немного свежаком? — посмотрел он на Игоря.

— Я простуды не боюсь, — ответил студент и высунул свою голову в окно.

Олег сел на место и стал взирать за лесными просторами, которые проплывали перед его глазами. Промелькнул семафор, с железнодорожным переездом, около которого стоял словно почётный постовой стрелочник. Проскочив под небольшим мостом, поезд начал делать крутой вираж. Олег увидал хвост своего поезда и быстро пересчитал для чего — то вагоны. Их оказалось восемнадцать.

— При таком шуме и не поговоришь хорошо, — первым нарушил небольшую паузу Цветок.

— Пускай немного освежит. Как стемнеет, закроем, — бросил Олег, не отрываясь от окна. И в это время он спиной почувствовал незваного гостя.

В их пролёте стоял здоровый детина, с красным и опухшим лицом, как самовар. Его короткая стрижка, больше напоминала видавшие виды обувную щётку, — без труда можно было определить, что стриг его доморощенный парикмахер.

Ещё в Белгороде Дорогой обратил на него внимания, — это была самая колоритная фигура из пятидесяти человек вербованного люду. Тогда он сомневался, что им приходилось где — то раньше встречаться. Сейчас, без всякого сомнения, Дорогой признал арестанта из его колонии.

Посмотрев на обилие стола, верзила глотнул слюну и раскрыл свою массивную ладонь, в которой лежала колода карт.

— Ну, чего пацанва, скучаем? Давай скатаем в стиры? — предложил он.

— Нет, мы такую игру не знаем, — вежливо отказался Олег.

— Эх, деревня, где вы только росли, — засмеялся детина, — стиры это по фене карты.

— А феня, это что финский язык? — продолжил игру Олега Мартын.

— Ха, ХА, Ха, — вы меня уморили по чёрному замесу, — зашёлся от смеха детина, — действительно деревня. Феня, — это блатной жаргон молодёжь не обстрелянная.

Олег без интереса посмотрел на ладонь, в которой лежала колода карт, и резко переведя взгляд в окно, робко сказал:

— Мы только в шахматы можем, да в дурака немного играем, а других игр не знаем.

Верзила вёл себя развязано, явно демонстрируя свои габариты и уголовную внешность. Небритое лицо, серо — зелёные настойчивые глаза и рот в кривой улыбке — на слабоватых людей все эти факторы действовали угнетающе, и они, как правило, подчинялись в этот миг обстоятельствам. Беспрекословно выполняя «просьбы» активного приставалы.

Олег отметил про себя, что у громилы этот психологический трюк получается и неплохо. Но при своём личном присутствии и участии этот дешёвый номер амбала он прикончит с позором:

— Интересно, конечно, — робко продолжил Олег, — но карты это наука серьёзная. Чтобы даже в дурака играть нужно не только хороший карточный расклад иметь, но и голову. Я об этом в одном журнале читал.

Амбал чтобы не упустить своего шанса, сел напротив Олега. Поняв, что этот мальчик с шелковистым лицом и будет его жертва:

— Если в шахматы играешь, значит, голова кумекает. Я вас сейчас быстро в покер или буру научу играть, а дурак — это игра пенсионеров и пионеров. По гривеннику и поехали. Плесните мне только, пожалуйста, пятьдесят граммов водочки? — попросил детина.

— Опоздал ты уважаемый, — сказал Мартын, — бутылка у нас пустая уже.

— Моя кличка, — Косач, а не уважаемый, — поправил он Мартына, не сводя взгляда с аппетитного стола.

— Тогда мясца мне кусочек дайте с хлебом, а то у меня от ливерной колбасы изжога. Мои попутчики накупили продуктов дешёвых, в глотку уже не лезет.

— А имя то у тебя есть? — спросил Олег у Косача, — а то мы, люди, не привыкшие к таким обращениям, — протянул он тому кусок жареной говядины и батон.

— Коля меня зовут, фамилия Глухарёв, вот и кличку такую получил на зоне Косач.

— Теперь понятно, — сказал Олег, — а меня Олег зовут, этого Паша, — кивнул он в сторону Цветка, — а около меня сидит Лёшка.

— Вот и познакомились, — сказал Косач и встал с полки.

— Вы тут сгребите немного свою провизию, а я сейчас деньги возьму, — положил он карты на стол.

Колода была новая, со знакомой одёжкой. Олег быстро порылся у себя в рюкзаке и достал в точности с такой же рубашкой свою колоду карт, а карты Косача бросил в рюкзак.

Быстро раздав на троих листы, они начали играть в дурачка.

За стенкой слышался голос Косача, как он выпрашивал у кого — то из своих попутчиков деньги:

— Дай ещё полсотни? Пацаны зелёные, я их быстро сейчас обую. Они при бабках, а играть совсем не могут.

— А если проиграешь, что жрать будем? — отвечал ему шепелявый голос, — дорога ещё длинная.

— Давай сказал сюда? Через час, я у них все бабки, как магнитом выужу.

— Как хочешь, но если проиграешь, мы тебя съедим, — пообещал всё тот же шепелявый голос.

Косач довольный появился в купе у Олега и положил возле себя семьдесят рублей.

— Скобарь Шорник, не давал денег с общей кассы, — сказал он.

Поплевав на руки, Косач взял колоду в руки.

— Сейчас я вас вначале научу в буру играть.

Он раздал по три карты всем и начал объяснять ходы и как считать очки.

— Понятно сказал Олег, — и положил на банк десять рублей.

— Ты, что с ума сошёл? — Я же сказал пока по гривеннику, а потом завысим взнос, — удивлённо сказал Косач.

— А я думал ты, имел в виду десять рублей, — сделал непонятливое лицо Олег.

— Мне ещё лучше — по декану, так по декану. Игра жгучей будет, — лихорадочно затряслись руки у Косача.

Через десять минут Косач оказался без копейки. У него пропала кривая улыбка, вспотели ладони, от чего он постоянно вытирал их о свои дешёвые джинсы. Он несколько минут не мог прийти в себя, уставившись в окно, за которым уже спустились сумерки. Вдруг резко сорвался с места, но через минуту вернулся.

В руках он держал портативный работающий магнитофон, воспроизводивший заезженную музыку из кинофильма «Старики на уборке хмеля». Только плёнка уже плыла, так, как батарейки в магнитофоне подсели.

— За сто рублей покатит милорд? — выпалил он, положив магнитофон на стол ближе к окошку.

— Покатит, — ответил Мартын.

С магнитофоном Косач так же быстро простился.

— Ты играешь как знаменитый Гера Паштет, — побледнев, сказал Косач Дорогому.

В то время ни одного заключённого не было на зонах, который бы не слышал о самом сильном карточном катале Паштете. Это был старый дед с полным ртом золотых зубов и с платиновым кольцом на мизинце, которое срослось у него с мясом. Этим кольцом он творил большие чудеса при тасовке и раздаче карт.

— А ты его знаешь этого Геру Паштета? — спросил Олег.

— А как же на семёрке с ним чалился не один год. Он меня и обучил многим играм. Я только освободился оттуда, а он еще лямку тянет.

Олега до и неимоверности возмутила это наглая неправда. Он с пренебрежением посмотрел в глаза амбала и с металлом в голосе произнёс:

— Не знаю, чему он тебя обучал и где? Но я точно знаю, что Паштет на семёрке никогда не был. Это меня он обучил в Новочеркасске в тюремной больничке премудростям карт. Там он и скончался. Это я был на семёрке и весной откинулся оттуда. Паха тоже там был, но освободился раньше, — соврал Дорогой, чтобы больше жути нагнать на неудачного шулера. — А ты человек ниоткуда и никто, если не знаешь Дорогого, у которого всегда туз лишний в рукаве найдётся.

— За Дорогого я слышал много, — задёргалось у Косача левое веко.

— Может быть, и слышал, — но что меня не знал, это точно! Я с такими чеками, как ты, не общался. Да и в санчасть я не ходок был, где ты полы драил, да утки за немощными больными мыл. Так, что Коля, ты сам деревня иди на своё место и больше к нам постарайся не подходить без особой нужды.

Косач после такого позорного разоблачения, опустил голову, затем медленно встал, показав ребятам спину своей нескладной фигуры, но его остановил Дорогой:

— Кстати, слово милорд означает «Ваша милость», но мне весьма приятно было, когда ты меня так назвал.

Амбал на этот познавательный этикет ничего не ответил. Только указательным пальцем, под ногтем которого таился чернозём, почесал свою переносицу, и скрылся быстро за перегородкой.

Игорь убрал голову из окна. Лицо его было хоть и копчёное, но восторженное:

— Если бы здесь был духовой оркестр, я бы вам заказал триумфальную тушь. Такого мне ещё никогда не приходилось видать. Молодцы!

— Больше ни он, ни его кенты к нам не посмеют подойти, — сказал Олег студенту, — а ты сходи в туалет и посмотри в зеркало на своё лицо

— Ну а подойдут, рога им быстро обломаем, — осмелел Мартын, геройски смотря на Игоря. — С кем там базар вести, одни синюшные лица.

— А вот этого не надо, — возразил Олег, — лучшее оружие это язык. Кулаками махать нужно только в крайнем случае. Сам же только — что, дал понять, что попутчики наши ничего серьёзного не представляют. И на будущее запомните, едем в незнакомое место. Никаких выпадов к дракам не должно быть. Я немного по разговорам знаю об Игарке. Там в полный рост гуляет землячество. По понятиям разбор никто не будет вести. Нас едет туда человек пять, а с других областей по сто человек приезжает и больше. То есть хочу вам популярно объяснить, что при любом конфликте разбираться не будут кто прав, кто виноват. Просто налетят, как саранча и переломают все кости. Ставку будем делать на работу и по ситуации на карты. Я везу половина рюкзака карт. Найдём игровых людей там и будем за картами проводить время.

Игорь с уважением посмотрел на Олега и, взяв мыло с полотенцем, пошёл в туалет.

Олег же прошёлся по вагону и посмотрел на полки попутчиков. Все кто сел с ними в Харькове в поезд спали на голых полках без матрасов пьяные.

***

Утром они проснулись от громкой ругани своих соседей.

— Вот сука, пьянь конченая, — раздавался шепелявый голос корявого Шорника, — обчистил нас всех и сбежал.

Он подошёл к купе Олега и, убедившись, что пассажиры там проснулись, спросил:

— Ребят вы не видели нашего соседа? —

— У тебя много соседей, мы к ним не присматривались, — ответил Цветок.

— Ну, тот, который с вами в карты резался, — объяснил Шорник.

— Нет, мы сыграли, и он ушёл, — сказал Олег, — магнитофон, правда, он нам свой проиграл.

Олег посмотрел на стол. На нём магнитофона не было.

— Похоже, что его прихватил с собой, ваш блатной попутчик, — сказал Олег.

— Какой он блатной? — явно нервничая, объяснял шепелявый, — в ЛТП сидел пару раз, а потом ему год дали за лук с колхозного поля. И последний раз за поджог три года отсидел. Мы с ним из одного посёлка. Выходит, он ночью украл у нас все последние деньги, остатки продуктов и кое — что из вещей. Ну, домой крыса приедет, я с ним поговорю по душам, — распалялся от обиды шепелявый.

— Ладно, землячок проехали, — сказал Олег, — нам твой корешок не интересен. До следующих подъёмных ещё много верст нужно трястись. Думай, чем питаться будете? Или придётся вам вместо еды смотреть в окно и любоваться природой Урала и Сибири.

— Больше ничего и не остаётся делать, — печально сказал Шорник, и ушёл к своим дружкам.

Но голод не тётка и шепелявый парень, постоянно ходил по проходу и посматривал на столик ребят, где лежало обилие съестных припасов. Догадаться было не трудно, что парень кушать хочет.

— Надо его угостить мясом и колбасой, — сказал Олег, — жалко парня. Он же вчера отговаривал Косача не играть в карты.

— Пригласи, — равнодушно сказал Мартын.

Но это равнодушие было сравни протесту. Уж Олег знал хорошо своего друга. Мартын не был ярым физиономистом. Но если ему человек не понравился с первого раза, то эта антипатия будет до тех пор продолжаться, пока Мартын не выпьет с несимпатичным типажом хотя бы чуточку водки.

Когда голодный парень очередной раз появился около них, Дорогой без промедления пригласил его:

— Земляк, хватит пролётки бить по вагону? Присаживайся с нами позавтракай?

— Спасибо ребят! — сел он рядом с Мартыном. — Я бы с удовольствием с вами покушал, но то, что лежит у вас на столе, я не разгрызу. У меня зубов совсем нет. Думаю в Игарке поставить себе челюсти. Мне бы сто граммов сейчас и ливерной колбасы, я бы тогда, что — ни будь, придумал.

— Цветок достань бутылку? — сказал Олег другу, — налей ему похмелиться? Да и нам немного не помешает, — он перевёл взгляд на Шорника. — А ты закусывай мясом, оно мягкое, одними деснами прожуёшь, а нет, то нарежь маленькими кусочками и глотай живьём, — посоветовал Олег гостю.

За своим столиком они познакомились с новым попутчиком. Его звали Толик Шорников, и ехал он в Игарку.

Анатолий оказался забавным парнем с деревенским говором и широкой душой.

Выпив водки, он разговорился и начал несусветно врать. Рассказывал, что он весь север объездил вдоль и поперёк, только в Игарке не был.

Он пытался произвести на себя впечатление опытного полярного волка, чем вызывал неподдельный смех у ребят.

— Я был в бухте Проведения, золото извлекал из руды. Была возможность драгметалла на зубы притырить, но не посмел, а золото там, в цеху на полу валяется, как у нас в колхозном элеваторе зерна.

— Ты там, на аффинажном заводе работал? — спросил Олег.

— Нет, на обогатительном комбинате золотых самородков, — серьёзно отвечал он. — А народ там живёт до того тупой, чукчи в основном. Им перчатку покажи, они не сообразят, как на руку её надеть. Такие они отсталые.

— А на каком море эта бухта находится? — продолжал раскручивать Толика Олег.

— Там моря нет, кругом льды Северного Ледовитого океана, белые медведи, моржи и птичьи базары.

— Загибаешь ты не хило, — засмеялся Олег, — никак Клуб кинопутешествий по телевизору посмотрел, но не вник до конца. Бухта Проведения находится у берегов Берингова моря, — уличил Толика во лжи Дорогой.

Толик не изобразил на своём лице никакого смущения, а только веско заявил:

— По телику часто врут, верьте мне! Я весь Север избороздил!

— Толик, ты сам, откуда будешь родом? — спросил Мартын.

— Сам я из Валуек, но всю жизнь жил в городе Донбассе.

— В каком говоришь, городе жил? — переспросил Цветок.

Толик звонко цокнул языком и показал свой обнесённый белым налётом, язык:

— Я же говорю город Донбасс, ну что вы не слышали про такой город на Украине? — осуждающе покачивая головой, смотрел он на ребят.

— Нет такого города ни на карте, ни на глобусе, — ответил ему Цветок, — есть Донецк, Ворошиловград, — эти области и называют Донецким угольным бассейном или сокращённо Донбассом.

— Вы, что мне рассказываете, я до седьмого класса там проживал, — пытался убедить Толик ребят, что город Донбасс существует.

— Ну и врать мастаки ребята из ваших Валуек, — смеялся Олег. — Вчера твой земляк нам арапа заправлял, сегодня ты. Мы живём от Донбасса не далеко и знаем, что это не город. Ты слышал, про Кузбасс? — спросил нового знакомого Дорогой.

— А як — же, где — то в ту сторону сейчас и едем.

— Так вот Кузбасс, — это Кузнецкий угольный бассейн, а Донбасс, — Донецкий угольный бассейн. Понятно?

Только теперь Толик понял, что попал впросак на своём безобидном вранье. Почесав затылок, он ещё раз цокнул языком:

— Я прошу прощения? Немного заклинило. В Донецке я жил, — начал изворачиваться он, — и уехал оттуда, когда Гагарина запустили в космос.

— Гагарина запустили в 1961 году, до этого не было города Донецка, а был город Сталин, — удивил всех своими познаниями Цветок.

И вновь Толик оказался не в своей тарелке, но он не отворачивался в сторону окна поезда и не прятал свои глаза. Напротив его глаза весело зашевелились, озаряя ребят полуулыбкой.

— Видишь Толик, как нехорошо в нашей компании туфту гнать. Мы хоть и моложе тебя, но в жизни кое — что соображаем, несмотря на то, что север нам предстоит увидеть в первый раз, — сказал Олег.

— Я сам там ни разу не был, просто болтаю для уюта, — признался он. — Вам — то какая разница, что слушать. Но своим попутчикам я так рассказал, поэтому и вам правды не стал говорить. Пускай это враньё, зато я вселил в них уверенность, а то они не успели порог дома переступить, поголовно все ударились в хандру. Я в основном по шабашкам ездил в нашей округе, плотничал да кирпич, клал.

— Вот так бы и давно Анатолий, а то мы уж перепугались, думали, снежный человек к нам подсел, — улыбнулся Олег.

— А ты я вижу в этой команде самый главный? — спросил Толик у Олега.

— Нет, мы друзья, у нас главных нет, — ответил Олег.

— А я главный у своих мужиков, — гордо заявил он. — Банк держал, которого, правда, лишился. Но меня всё равно они слушаются. Сам понимаешь, может они и не пьяницы, но впервые от дома отлучились и так необдуманно себя ведут. А я их как — никак, а за узды держу.

Олег одобрительно посмотрел на Толика:

— Ну, если ты пахан, то отнеси своим дружкам, подкрепится с нашего стола, — протянул он Толику четыре больших отбивных котлеты, предварительно завернув их в газету.

— За это большое спасибо! — оживился он.

— Не спасибо надо говорить, а благодарю, — поправил его Мартын.

Поезд проезжал Башкирию. Из его окон хорошо были видны горные хребты, усеянные густыми лесами.

— Да вот это леса здесь! — удивлялся Цветок. — Не то, что у нас. Не понимаю, зачем Гитлер напал на Союз? До этих мест если бы дошёл, то здесь и смерть свою нашёл. Задавили, как цыплёнка. Хотя он вроде на Сибирь не косился.

— Сюда фашисты бы не пошли, — сделал вывод Олег. — Зачем самим себя в мёртвый капкан загонять? Они обожглись на Курской дуге и в Сталинграде.

Поезд, сбавлял скорость. Проскочили реку Белую. На горизонте замаячила столица Башкирии Уфа.

— Сейчас остановка. Пойдём по перрону пройдёмся, — предложил Олег друзьям. — Тридцать минут стоять будем, купим, попить воды.

— Вы идите, а я здесь посижу, — отказался Цветок, — а то не дай бог, и нас обчистят эти хмыри.

Он зачем — то приоткрыл полку, где лежал их багаж, посмотрел на него и, убедившись, что всё на месте, опустил её назад.

— Сам себе уже не веришь, — сделал ему замечание Мартын.

— Убедиться лишний раз не вредно. Мы и так на предыдущей станции все на воздух выходили, — проворчал Цветок, — а проверить багаж забыли.

Поезд остановился, из окна было видно, как толпа бабок ринулась к вагонам. Они несли на продажу пассажирам варёную картошку, свежие овощи, фрукты, рыбу, маринованные грибочки.

Не успели Олег с Мартыном сойти на перрон, как с другого вагона к ним навстречу бежал Толик. Он махал им рукой.

— Покупайте. Покупайте. Горячие пирожки с мясом, с капустой, — раздавался призыв молодой лоточницы, внезапно вставшей на пути друзей.

Но они вежливо отказались и стали дожидаться Толика. По его лицу стекал пот, а лицо было изрядно перевозбуждено.

— Олег смотри? — разжал он кулак. На его ладони блеснул золотой массивный мужской перстень. Возьми за полтинник? — попросил он. — Не ворованный, это нашего парня перстень. Он тоже, как и мы на бобах остался. Я бегал в вагон — ресторан, хотел там толкнуть, а они закрылись.

Олег без разговора отсчитал пятьдесят рублей и забрал перстень. После чего Толик так — же быстро исчез, как и появился.

— Здесь граммов восемь (золота), — определил на глаз Олег, и одел на свой палец.

Затем они подошли к киоску и купили две литровых бутылки башкирского кефира и пошли в вагон.

В полку их соседей после Уфы ряды сократились, кто сошёл специально с поезда, чтобы вернутся назад, а кто-то отстал, так — как на вырученные деньги они накупили дешёвого вина и, не задумываясь, начали его употреблять прямо на перроне. В этой компании был и Анатолий. В Омске ребята проводили Игоря и на его место посадили пассажира по литеру, какого — то железнодорожника. Миновали Новосибирск, но Анатолий так и не показывался. Ребята решили, что в Уфе загудел и там же остался. Всё — таки три дня это большой срок. Но за час до прибытия в Красноярск он появился в вагоне. Выглядел он довольно — таки свежо, будто из бани. Щербатое лицо отражало независимое самодовольство. Его словно подменили, и Олег мысленно для себя вывел жизненную формулу.

«Пить на людях не аморально, но знай меру, абы не выглядеть в их глазах придурком».

— «Обязательно скажу ему при удобном случае, что плохие компании ему не к лицу» — подумал Дорогой и первым поинтересовался:

— Ты где пропадал всё это время?

— В вагоне — ресторане прописался, работал у них за пайку. Я своим сказал в Уфе, что купим вина немного и продуктов. А они мне противоречить начали, я плюнул и ушёл от них, после того конечно, как вино выпили всё. Их от двенадцати человек трое осталось, но в другом вагоне. Один в Норильск едет, а двое в Ачинск, — эти уже сошли. Сейчас нас должен встречать в Красноярске покупатель и, наверное, сразу подъёмные деньги выдаст.

Олега от такого оптимизма чуть покоробило, и он посмотрел на часы:

— Ты посмотри на время? Уже восемь часов вечера. Кому мы нужны. Теперь на вокзале до завтрашнего дня будем ожидать твоего покупателя.

***

Олег оказался прав. Когда они вышли на перрон по громкой связи передали.

— Рабочих прибывших в Красноярский край по орг. набору, просят до девяти утра подождать на вокзале. Вас будет встречать представитель краевого оргкомитета в кассовом зале.

Толик вышел из вагона без багажа вслед за ребятами, но на вокзале его почему — то не оказалось.

Дорогой тщательно посмотрел вокруг, но всегда натыкался на незнакомые лица.

— Кого ты высматриваешь? — спросил Мартын Олега.

— Фигаро, — крутил он головой, — может в вагоне — ресторане его багаж, и он пошёл за ним туда?

— Это ты о Толике волнуешься? — съязвил Мартын, — такие люди в огне не горят и в воде не тонут.

На вокзале только вербованных оказалось человек двести. Все были из разных областей. Публика была разношёрстная, от студентов до бородатых землепроходцев. (Так называли мужиков без дома и семьи.) Вместе толпились и мужики с синюшными лицами, и молоденькие интересные девушки с длинными ногтями. Девушки ехали на север за романтикой, и длинным рублём. А синюшники бежали от себя. Были там и семейные пары, не знавшие, что их ждёт на севере. Одна молодая пара ехала с ребятами в их вагоне с солидным мужчиной. Но никто не знал, что едут они в Игарку, так — как держались они особняком в дороге и ни с кем в разговоры не вступали. В зале ожидания, они первые подошли к Олегу, и мужчина спросил:

— Извините в одном вагоне ехали и не знали, что направление у нас одно. Вы — же в Игарку едете?

— Да именно туда, — ответил Олег.

— Давайте вместе держатся. Я вижу, вы ребята серьёзные, не то что те пьяницы, которые ехали в нашем вагоне. Я сам корреспондент из Харьковской газеты. Зовут меня Герман, — представился он, — а эта молодая чета Люся и Серёжа, — мои земляки, решили север посмотреть и денег подзаработать.

— Мы за дружбу между народов, — сказал приветливо Олег, — но сейчас нам, край нужно к родственникам отлучиться, а позже, часа через три мы подъедем.

— Вот и ладненько, тогда отметим наше знакомство. Ресторан я оплачиваю, — предупредил Герман.

Ребята сдали свой багаж в камеру хранения и поехали в Зелёную рощу к тётке Олега, так и не встретив Толика.

Тётя Катя их уже ждала. Мать Олега отбила ей телеграмму, чтобы радушно встретила племянника с друзьями.

Тётка жила в двухкомнатной квартире со своей невесткой и маленьким ребёнком. Двоюродный брат Олега, был геологом и редко бывал дома.

Олег передал тёте гостинец от матери. На столе сразу появились традиционные сибирские пельмени и водка.

— Много пить мы не будем, только чуточку для аппетита, — сказал Олег. — Нам обратно на вокзал надо добраться, пока транспорт ходит.

— Пейте по своему желанию, но пельмени, чтобы все съели, — сказала тётя, — так — как настряпала я их на целую роту.

— Ясно тётя Катя, сколько сможем столько и съедим, — заверил её племянник.

Пельмени были сытные и все осилить они не смогли. Наевшись в меру, они попрощались с гостеприимными хозяевами и не спеша, тронулись на автобус с полным свёртком пирогов с голубикой. Пироги доверили транспортировать Мартыну.

Герман в это время слонялся по залу, поглядывая постоянно на входные двери. Когда он увидел, своих новых знакомых, с радостью бросился им навстречу, поздоровавшись с каждым за руку, как будто давно их не видел:

— Пойдёмте быстрее, а не то ресторан закроют. Мои молодые уже там сидят, я договорился с директором ресторана, они нам продлят вечернею трапезу.

— Как это вам удалось? — спросил Мартын.

— Очень просто. Показал удостоверение собкора. Объяснил культурно, что надо в хорошем ресторане за приятным ужином побеседовать с исследователями Сибири. Объяснил, что вы транзитом едете на запад и я намерен о вас написать очерк. Так — что не смотрите на меня с удивлением, когда я вытащу блокнот и авторучку.

— Поняли мы всё, — сказал Цветок, — но ужинать мы, скорее всего не будем. Пивка или вина можно выпить?

— Была бы честь предложена! — улыбнулся Герман.

Они прошли в зал, где для основной массы посетителей двери были уже закрыты. За столом Герман заказал два графина хорошего коньяку лимон и салаты. Перед ним лежал блокнот. Подперев голову рукой, он разлил коньяк по рюмкам и сказал:

— Я хочу, чтобы мы въезжали в Игарку с коньяком и уезжали так — же! Если вы ребятки будете себя вести, как в поезде, удача вам будет сопутствовать! Поверьте мне, я север знаю. Единственное плохо, что едете вы туда в конце сезона. Лето уже на исходе.

— Ну и что из этого? — спросил Олег.

— Когда там заканчивается отгрузка, все сезонные рабочие разъезжаются по своим городам. Редко, кто остаётся там зимовать. Максимум вам работать в порту, два с половиной месяца. Обычно к Октябрьским праздникам в Игарке наступает тишина.

Это известие немного огорчило Олега. Он рассчитывал с друзьями подольше поработать на Севере. Он включил воображение, подумав, что соседи решат, что неразлучная троица испугалась суровых условий и с позором сбежала оттуда, не успев заработать больших денег.

— А вы, что там были раньше Герман? — подавленно спросил Олег.

Герман для видимости полистал страницы альбома и, не поднимая головы, произнёс:

— У меня к вам всем просьба небольшая есть. Не надо выкать со мной? Хоть я и значительно старше вас всех и мне это не в радость. Предпочитаю простоту в общении, тем более мы с вами уже знакомы.

— Понял Герман, — сказал Олег, — мне тоже, чем проще, тем лучше.

— Друг мой. В порт Игарку я еду второй раз, — сообщил Герман, — в прошлом году в командировке был, а сейчас намеренно еду по орг набору. Книгу я пишу интересную о трудной судьбе одной большой закарпатской семье, которую Сталин выслал после войны. Они все живут сейчас в Игарке и еду я туда не северное сияние созерцать, а за историческими фактами. Там два брата и сестра, все они в войну состояли в ОУН. Буду собирать конечный материал, и заканчивать свою книгу. Но работать мне всё равно там придётся, так — же как и вам.

— Даже такие там есть люди? — спросил Цветок.

— Основная масса населения там ссыльные, — Игарка раньше закрытая зона была. А тех, кто попал не по своей воле туда, разрешения для выезда на материк не давали. Молодые девочки или ребята, получившие аттестаты, не могли поступить в институты в больших городах. И вековали на берегах Енисея до умопомрачения. Ухищрялись некоторые родители, создавать за большие деньги фиктивные браки с вербованными рабочими. А по окончании сезона со своими фиктивными мужьями и жёнами выезжали на большую землю и там разводились.

— А куда нам лучше на работу пристроится? — спросил Мартын.

Герман сдвинул брови и задумался:

— Наверное, на погрузку в порт, или на биржу? Если на биржу, то лучше четвёртого участка вы ничего не найдёте, там материал легче и денег больше платят. А если в порт устроитесь, то месяц всего один заработаете, а потом шуга пойдёт. А это значит, доски будут обледенелые, и естественно тяжёлые, и вряд ли вы в это время хорошие деньги заработаете.

— А ты сам, куда думаешь идти? — спросил Мартын.

— Я матросом на плавкран устроюсь. Мне деньги не нужны у меня цель пребывания в Игарке иная. Хотя в порту на любом кране можно, немало заработать. Смену вахту отстоял, а после иди, подрабатывай на погрузку или на биржу. Кто водку не пьёт, все зарабатывают хорошо. Главное не лениться.

— А нам можно матросами устроиться? — одолевал Германа вопросами Мартын.

— А почему нельзя. Там везде устроишься, куда душа пожелает, — успокоил Мартына Герман.

Через некоторое время к ним подошёл мужчина официант и предупредил, что ужин их затянулся. Герман рассчитался с ним за столик, и они пошли в зал ожидания. Мартын так и не расставался с пирогами, периодически перебрасывая свёрток с одной руки на другую. Хоть и была ночь, но на вокзале было много пассажиров. Создавалось такое впечатление, что поезда не отправляются с Красноярского вокзала. Но это был обман зрения. Поезда шли в обе стороны, один за другим. Отток пассажиров был не малый, но приток не меньше. Очень много было геологов и студентов из стройотрядов. Они одеты были в штормовки и сидели все на рюкзаках. В разных углах вокзала исполнялись под гитару туристические песни. Они пели о запахе севера и неизведанных тропах. Этот железнодорожный вокзал Красноярска, многим гостям Восточной Сибири открывал ворота в романтическую жизнь.

— До утра ещё долго и нам нужно где — то приземлиться, — задумался Герман, — а здесь негде присесть.

— Пойдёмте на улицу? — предложил Цветок, — погода хорошая, а лавок там полно.

— Это сейчас тепло, а под утро холодно будет, — сказал Герман, — я что предлагаю. Пошли сейчас на отстой поездов и попросимся за деньги, переспать в каком ни будь вагоне до утра? Нас шесть человек за двадцать, тридцать рублей всех запустят в любой вагон, тем более у меня солидные корочки на руках и бутылка водки на всякий случай есть. Но с водкой мне бы не хотелось расставаться. Она нам самим может пригодиться.

Он по-отечески обнял Люсю и повёл всех за собой в тупик, где ночевали поезда разных направлений.

Проблем с ночёвкой, как и обещал Герман, у них не возникло. Показав три червонца проводнику казаху, тот без разговора провёл их в купе, вдобавок напоил ещё чаем с галетами.

Олег спал со своими друзьями в одном купе, а Герман с молодой парой в другом.

Но уснуть Олег так и не смог. Ворочался с боку на бок, иногда слышал, как открывается тихо дверь соседнего купе.

Ворочался с боку на бок, иногда слышал, как открывается тихо дверь соседнего купе. И кто — то крадучись проходил мимо них.

— Наверное, молодые не спят? — подумал он, — может выйти покурить с ними?

Он обулся, достал сигарету и вышел из купе. Тихо пальцем постучал в полуоткрытую дверь соседей. Но, не дождавшись ответа, заглянул в купе. На столе стояла пустая бутылка от водки и закуска. На верхней полке спал, как убитый молодой муж, а его жены и Германа не было.

— Что — то не похож этот писатель на порядочного человека? — подумал Олег, — надо будет присмотреться к нему? Больно он щедрый для рядового корреспондента. Интересное кино получается, мужа подпоил, а девочку в тамбур водит всю ночь на перекуры.

Олег решил отменить перекур, что бы ни спугнуть парочку. Хотя его сильно подмывало, застать их в интересной позе и врезать по румяной роже писателя.

Он зашёл к себе в купе, не закрывая плотно дверь, бросил сигарету на столик и устроился обозревать не спящих соседей.

Дождавшись, когда они прошли, он закрыл глаза, но уснуть так ему и не пришлось. В пять тридцать утра казах их выпроводил из вагона.

Плохо себя чувствовал Серёжа, его подташнивало, и кружилась голова, так, что пока они шли до вокзала, ему приходилось несколько раз присаживаться на бетонный бордюр.

— Говорил, тебе много не пей, а ты не слушал, — сказал ему Герман, — здесь кислороду меньше чем у нас в Харькове на двадцать процентов, и люди с непривычки сильно болеют, а на севере ещё больше ощущается похмелье. Так, что аккуратней будьте там с водкой, а то за два месяца сопьётесь.

Жена Сергея выглядела бледной и осунувшейся после бессонной ночи. На мужа она совсем не смотрела, а шла за Германом, слегка придерживая его за локоть.

— Ему надо опохмелиться, и будет всё нормально, — сказал Мартын, — или пускай пирожок с голубикой съест. А то я уже устал их носить.

— Сейчас выпивки мы нигде не найдём, только у проводников проходящих поездов, — знающе произнёс Герман.

— Найдём без проводников, — оптимистически заявил Олег. — А пироги нам ещё пригодятся сегодня. Пошли со мной? — позвал он Сережу.

Они вдвоём пошли в камеру хранения, где Олег взял рюкзак и достал оттуда фляжку с водкой:

— Идём на улицу? На лавке присядем, а то здесь неудобно пить, — позвал он страдающего от головной боли парня.

Они вышли на аллейку напротив вокзала, где в два ряда стояло несколько лавок. Проходя по освещённой аллее, они стали искать свободную лавку. Олег осмотрелся вокруг. Стоял не тёплый утренник, но свободных мест пока не попадалось. Люди спали на холодных лавках, укутавшись с головой своей одеждой, которая была на них или газетами. На одной лавке рядом с мужчиной лежало охотничье ружьё в чехле, под головой рюкзак. Очевидно, это спал охотник — промысловик. И если бы кто — то захотел воспользоваться его крепким сном и увести, наверняка дорогое ружьё, то не посмел бы. Покой его зорко охраняла крупная чёрная северная лайка. И была она не пустолайкой, а очень умной собакой. При любом шорохе она подымала свою морду и упреждающе рычала. Олега и Сергея она тоже так встретила, но когда поняла, что у этих прохожих нет дурных намерений, замолчала. Вся эта картина со спящими людьми на улице напоминала кадры из документальных фильмов об американских бездомных. Но здесь бездомных не было, это были бывалые пассажиры, ожидавшие своего поезда в суровые климатические регионы, где за работу платили длинный рубль.

В середине аллеи они всё — таки облюбовали свободное место, освещаемое ярким фонарём.

Олег налил в раскладной стаканчик немного водки и протянул молодому человеку:

— Пей молодожён, подлечись? Сразу легче станет — приободрил он того.

Сергей не задумываясь, выпил водку, после чего его глаза оживились, и лицо покрылось румянцем.

— Спасибо Олег, — поблагодарил Серёжа, — выручил. Мне так плохо никогда не было.

Олегу было жалко парня. Болеет, да и жена неверная попалась. Червячок внутри зашевелился, требуя жизненной справедливости хорошему человеку.

Олега подмывало открыть глаза молодому человеку. Но, трезво рассудив, он решил дать отставку своему червячку и всего лишь спросил:

— Ты мне скажи, ты корреспондента давно знаешь?

— Нет, на один день раньше, чем тебя, — ответил он, — а почему ты интересуешься? — спросил Серёжа.

— Я вначале подумал, что он родственник ваш. Он так заботливо опекает вас. А если не родственник, значит человек хороший!

— Не просто хороший, а замечательный человек!

Герман обещал похлопотать за нас и пристроить в Игарке на приличные деньги.

— Соглашайся, но только, чтобы вы работали вместе с женой, иначе отобьют у тебя красивую Люсю. На севере я слышал ухарей, пруд пруди.

Сергей вдруг ойкнул и ударил себя по руке, где сидела до этого муха:

— Насекомые зло кусаются, осень знать ранняя будет.

А за Люсю я не беспокоюсь, мы с ней вместе росли — и жили в одном дворе. Она не позволит мне ни с кем изменить, — уверенно сказал Сергей.

— Дай бог если это так, — пытливо взглянул на молодого человека Олег, — тогда выпей ещё сто граммов за её верность.

— Можно — уже более оживлённо произнёс Сергей.

Олег налил ему ещё и, положив фляжку на скамейку, закурил.

— А ты сам, почему не пьёшь? — спросил Сергей.

— Мне не обязательно, я не болен. — И услышав приближающие шаги, он повернулся. Показался знакомый силуэт.

— А вот к нам идёт наш общий знакомый, тот наверняка ищет опохмелиться.

К ним подошёл Толик с обескураженным видом:

— Куда вы все запропастились? — спросил он. — Я тут один считай, остался. Никого знакомых нет. Притулиться на вокзале негде, вот и пришлось перебиваться ночь на этой лавке. Замёрз словно сосулька на крыше. Вернулся посмотреть, я тут ножик вроде перочинный случайно обронил.

— Не знаем — посмотри? — ответил Олег, — мы сами здесь минут пять сидим.

Толик потянул глубоко носом. Видимо ощутил запах свежей водки, но спрашивать ничего не стал. Только опустился на колени и заглянул под лавку.

— Вот он родимый нашёлся, — нащупал он складной перочинный нож. — Я к нему уже привык. Он у меня лет пять живёт, жалко было с ним прощаться.

— Водку будешь пить? — спросил Олег.

— Нет, не хочу, — неожиданно отказался Толик, — надо подъёмные вначале получить, а там видно будет. — Он посмотрел на тёмное небо. — Интересно в Игарку самолётом нас будут отправлять или пароходом?

— Не знаю точно. Но нам говорили, что по Енисею вплавь будем добираться. Пароходов кстати сейчас нет — давно уже теплоходы бороздят речные просторы, — внёс ясность Олег. — Так — что получай подъёмные и покупай себе тельняшку.

— Хорошо бы если так, а то я на самолёте ни разу не летал, боязно очень. А тельняшка у меня есть.

— А чего самолёта бояться, на машине больше шансов разбиться, — весело сказал подлечившийся Сергей.

Олег открыл рюкзак:

— Ладно, если не будешь водку, то, я её прячу в сидор, и пошли на вокзал, а то нас ребята искать будут, — встал с лавки Олег, набрасывая рюкзак на плечи.

***

Вокзал был похож на муравейник. Но, несмотря на это, своих попутчиков они нашли без труда. Ребята стояли одним кругом, в середине которого находился бородатый мужчина державший толстую пачку десятирублёвых купюр:

— Ребятки, у меня глаз намётанный. Я хороших людей замечаю без ошибки из толпы. Даже боковым зрением определю, кто есть кто? Выручайте? Достаньте выпить или я сейчас кончусь в этом лютом крае. Помогите мужику с севера, дяде Карлу? — протягивал он пачку денег Цветку.

— Я здесь впервые и не знаю, как вам помочь, — объяснял ему Паша.

— Я знаю, как помочь — раздвинув круг рукой, сказал Олег, и вытащил из рюкзака фляжку с водкой.

— Стакан нужен? — спросил он у бородатого мужчины. Но тот уже засунув почти пол фляжки в рот, глотал водку без стакана. Потом он оторвался на секунду и, глядя на Олега, спросил:

— До конца можно пить?

— Пейте, пейте, — улыбнулся Олег.

Он допил водку, и присел на корточки, прижимая фляжку к животу. Олег отломил кусок копчёной колбасы и протянул Карлу:

— Закуси немного, а то назад уйдёт.

— Не позволю, — встал с корточек Карл и прильнул носом к голове Олега, глубоко вдыхая запах пота, несколько дней не мывшей головы.

Олег опешил от такого оригинального закусывания.

— Не удивляйтесь? — оторвался от головы мужик с севера. — Пот на голове, это самый лучший способ прервать рвотные позывы. Спасибо тебе, брат! Не дал дяде Карлу умереть, — взял он из рук Олега колбасу.

Съев быстро колбасу и утерев губы и руки носовым платком, он снял с руки большие, по-видимому, новые и красивые позолоченные часы с браслетом и протянул их Олегу:

— Не обижай дядю Карла? Прими подарок, — умолял он, — таких часов тебе нигде не купить. Я их буквально сам приобрел два дня назад у моего знакомого лётчика. Но у меня возможность будет ещё такие котлы одеть на руку, так что ты ничего не думай?

Он сам насильно начал одевать Олегу на запястье свой подарок. Часы действительно были необычные с прекрасным дизайном и крутящимся часовым поясом по циферблату.

— Не надо, зачем? — отказывался Олег. — Это дорогой подарок для меня.

— Мне приятно дарить, а тебе должно быть приятно, принимать. Так, что будем считать, что мы оба сделали себе обоюдно подарки, — сказал Карл. — Жалко, что мы не в Игарке, а то бы я вас всех опустил вниз на единственную мерзлотную станцию в нашей стране. Познакомил бы вас с моим близким другом писателем Виктором Астафьевым, который часто там бывает. Бог даст, свидимся там, если, что ищите меня через месяц, в центральной больнице. Я там водителем в скорой помощи работаю. Спросите Карла, меня там все знают. Удачи вам ребятки, — пожелал он, на прощание. Затем пожал всем руки, а Олега сжал в своих объятиях.

— Извините? — спросил его Герман, — это Виктор Астафьев, не тот, что Царь — рыбу написал?

— Именно он самый, — ответил бодро Карл.

— Интересно было бы с ним познакомиться, — сказал Герман, но он вроде не в Игарке живёт?

— Верно, не живёт, — сказал Карл, — но наезды часто к нам делает. Игарка это его малая родина. Когда он в Игарке, весь город знает о его приезде, и он останавливается у меня. Мы с ним ряпушку и сига ловим на Енисее.

Карл взял свой чемодан и, ещё раз простившись персонально с Олегом, удалился в сторону перрона.

— Олег покажи часики? — попросил Герман.

Олег снял их с руки и дал Герману. Затем их подержали все в руках, и каждый дал им отличную оценку.

— Везёт тебе Олег, и почему у меня не было в это время водки? — с сожалением сказал Мартын, прижимая к груди свёрток с пирогами.

— Ты, наверное, не имеешь привычки оставлять спиртное на утро, как Олег, — произнёс Герман, — а это плохо. У таких людей в конечном итоге есть быстрая перспектива спиться. Вот вам наглядный пример с Серёжей, — перевёл он взгляд на молодого человека. — Говорил, ему не пей всё до конца, плохо утром будет. А он надрался, как сантехник, забыв про свою не совсем здоровую жену. А мне пришлось всю ночь за ней смотреть и лечить таблетками. Она смотри, сегодня совсем не разговаривает, — обратился он к Сергею, — ей бы малинового варенья с кипячёным молоком. Стрептоцид ей совсем не помогает. Сегодня обязательно купи хороших антибиотиков в дорогу.

Сергей нежно обнял молодую жену и на ухо прошептал ей. — Прости!

Олегу стало неловко от слов Германа.

Устыдившись своей первоначальной версии, он вновь проникся уважением к этому корреспонденту. Но показывать своих эмоций не стал а, только отведя в сторону Сергея, спросил:

— А чем она больна у тебя?

— У неё хроническая ангина и сердце больное. Нам подсказал один знакомый, что в Игарке есть замечательный родник, который лечит ангину, лучше, чем морская вода.

— Сказки я думаю это все, — сказал недоверчиво Олег, — как может простая вода лечить? Что она сильнее лекарства?

— Мы верим в целебные свойства родниковой воды, и главное она верит. Поэтому и едем убить двух зайцев. Её вылечить и денег подзаработать, — оптимистически заявил Сергей.

Их разговор прервал Мартын:

— Дорогой мы тоже пойдем, заберём свои рюкзаки с камеры хранения. Я хоть этот куль туда затолкаю, — пихая прямо в лицо Олегу надоевший ему свёрток. — Скоро должен появиться представитель, а мы не готовы.

— Идите, сложим их пока в одну кучу. Если потребуется всем куда отлучиться, кого — ни будь, оставим охранять.

— Вот мне хорошо, — сказал Анатолий, — у меня всех вещей одна электробритва и документы и всё упаковано в кармане пиджака.

— А тельняшка где? — вспомнил Олег.

— Под свитером, — и он для наглядности расстегнул пуговицы пиджака и, задрав свитер, засветил полосатую рубашку.

— Как же это на севере ты думаешь существовать с таким гардеробом? — спросил Герман.

— Деньги заработаю куплю, а на первое время там выдадут спецовку. Штормовку, полушубок овчинный и унты на меху.

— А шубу бобровую не хочешь? — иронически сказал Герман, — сезонные рабочие получают там, штормовки сапоги кирзовые, валенки и ватники. А о полушубке думать забудь. Только за свои деньги можешь купить. А стоит он рублей сто пятьдесят. Но если ты там будешь пить, как пил в поезде, то и сапоги казённые пропьёшь.

— Нет, я пить там не буду, — замахал рукой Толик, — я еду на заработки. Вот если бы я выпил эту водку во фляжке до бородача, то Олег остался бы без часов. А я отказался конкретно, несмотря на то, что он мне предлагал. И в поезде я пил вначале за знакомство, а потом от скуки.

Герман осуждающе покачал головой:

— А если положить руку на сердце то деньги все промотал, потом душу свою продал в вагон ресторан, — закончил исповедь Толика Герман.

— А вы откуда знаете?

— Видал я тебя там. Могу тебе сказать одно. Возможно, это и находчиво с твоей стороны, но это не совсем почётно и даже больше сказать, очень унизительно.

— Ладно, забыли, не надо только меня учить уму разуму. Жизнь северная покажет, кто на что способен. Я ведь не лоботряс, работать люблю и могу. С пяти лет дрова колол дома. А в двенадцать с рубанком и долотом, профессионально разговаривал. Сейчас могу любой дом срубить или баню

— С такими золотыми руками вовсе не надо на север ехать, — похвалил его Герман. — Большие деньги и на материке можно заработать.

— Всё я понимаю, но мир хочется посмотреть, — мечтательно проговорил Толик.

Вдруг из громкоговорителя раздался долгожданный голос диспетчера:

— Внимание. Кто прибыл по орг. набору в город Игарка, прошу всех пройти к парадному выходу. Вас ожидает представитель с повязкой на рукаве.

Все ринулись вперёд. На выходе стоял грузный и высокий мужчина с красной повязкой на рукаве, на которой была белая надпись Игарка.

— Так товарищи, — сказал он, — сейчас организованно садимся в скотовозы. (Так в народе называли большие автобусы ЛИАЗ) Два штуки стоят около вокзала, и едем на речной вокзал. Там получите подъёмные и только завтра утром на теплоходе Валерий Чкалов поедете самостоятельно до Игарки. Вас там встретят. Убедительная просьба вести себя на судне прилежно. Вся власть там находится у капитана. Захочет в ящик вас посадить, то обязательно посадит. А на первой пристани сдаст в руки милиции нарушителя. А может просто высадить на необитаемом острове, — пошутил представитель.

— Хорош пугать дядя, вези туда, где подъёмные будут давать? А то мы в дороге поиздержались, — сказала длинноногая блондинка с вульгарно накрашенным лицом.

— Катька кончай хамить, не то сразу в ящик попадёшь, — предостерёг её лохматый парень.

— Откуда такие весёлые будете? — спросил представитель у них.

— Воронежские мы, — ответила рядом стоявшая миловидная девушка.

— Выходит вы земляки мои. Я тоже там детство и молодые годы провёл в Эртиле.

— Знаем такую деревню, — сказала Катька, — а вы если, наш земляк, то могли персонально для земляков автобус ближе подать, а то далеко идти.

— Не девка, а конь, — шутливо сказал представитель. — Для тебя, что пятнадцать метров, это уже большой километраж? Обманываешь, что ты из Воронежа. Наверное, Екатерина в городе Конь — Колодец проживала, Липецкой области? — в столице репчатого лука — добавил он.

— Тогда я вовсе не Катя, а Екатерина вторая, — заржала, она как лошадь.

— Иди в автобус Екатерина вторая, а то стоя будешь ехать через весь город, — сказал ей представитель.

***

Человек сто набилось народу в два автобуса. Кате представитель уступил своё место. Она ехала и важно крутила головой.

— Хоть она и грубоватая, а очень милая, — прошептал Герман на ухо Олегу.

— Для меня если грубая, то уже не милая, — ответил Олег.

— Я смотрю ты интересный человек, с необычайным мышлением. У тебя образование, какое?

— Высшее. Закон и право изучал почти шесть лет, — отмахнулся от него Олег и протиснулся ближе к Мартыну и почти на ухо сказал:

— Надо будет первыми получить подъёмные деньги, и пойдём по городу погуляем. Я хочу домой посылку отправить для матери и Регины. Успокою, таким образом, их. Ты мне на выходе передашь свой рюкзак и иди за командиром, иначе с такой толпой мы до вечера будем получать подъёмные.

— Хорошо, — ответил тот.

Вся толпа сезонных рабочих на речном вокзале заметно оживилась. Предвкушая получения подъёмных денег, действовали на всех позитивно. И многие озвучено строили планы их траты.

Олег с Цветком пробился к Мартыну, который стоял первым и держался за ручку двери, ожидая команды «Войдите».

— Постой, не спеши, я первым зайду, — сказал Олег ему. — Надо создать липовую картину. А ты Толик, бросай свой рюкзак и сходи поищи Германа с молодыми. Не надо от них отчуждаться.

— Заходи по одному, — раздалось за дверью.

Олег вошёл первым в маленькую тесную комнату, где сидели женщина — кассир и грузный представитель.

— Распишитесь за двадцать рублей, — сказала женщина.

Олег поставил подпись в ведомости, потом достал свои наличные деньги и вложил двадцать рублей в них.

— Хорошая примета парень, — сказал представитель. — Кто на Север с деньгами приезжает, тот и оттуда с ними возвращается.

— Ваши бы слова, да богу в уши, — ответил Олег и вышел в узкий коридор, держа свою пачку денег напоказ всем.

— Сколько дали? — спросила Екатерина, жадно смотря на красные десятирублёвые ассигнации, которые Олег начал демонстративно пересчитывать.

— До места назначения думаю, хватит, — убирая пачку в карман, ответил ей Олег.

По толпе пронёсся ложный огонёк надежды, что денег выдают по сто пятьдесят рублей.

Олег дождался всю свою компанию, и они пошли гулять по городу, предварительно сдав свой багаж на вокзале в камеру хранения. Им всем объявили, что на теплоход спать их запустят в двадцать три часа.

Они недолго гуляли по городу. Дорогой в центральном универмаге купил две мохеровых кофты и две коробки конфет. Затем зашёл на почту, чтобы отправить посылку.

Пока Олег занимался процедурой отправления к его друзьям подошёл на улице мужчина и стал их сватать работать в леспромхоз:

— Ребята не пожалеете и деньги большие заработаете и лесу себе по вагону на дом заработаете, — уговаривал он, — условия там хорошие. Жилья свободного много. Кто пожелает устроиться на постоянную работу, дом выдаём без разговоров.

— А где это такие условия? — спросил Мартын.

— Здесь не далеко в Богучанах.

— А почему вы вдруг решили к нам подойти? — спросил Герман.

— Я брат покупатель опытный, и глаз у меня алмаз. Не сибиряка вижу сразу. А если приезжие то, безусловно, работу ищут, вот и подошёл к вам. На вокзале работать по этому вопросу сложно. Там в основном бомжи и преступные элементы обитают. Такого уговоришь, а он на второй день сбежит.

— Ваше предложение заманчиво, — сказал Цветок, — но мы на два месяца едем в Игарку. Вот после этого срока мы бы согласились приехать в Богучаны.

Мужчина понял, что поймал нужные кадры и чтобы доказать правдивость своего приглашения, вытащил из кармана несколько визиток и всем раздал:

— Меня вполне устраивает такое время. Вот мой телефон и адрес на улице Карла Маркса. Спросите в шестом кабинете Косорукого Михаила Павловича. Если вы с собой пригласите ещё рабочих, я буду только рад этому, — сказал он и распрощался со всеми.

Олег вышел довольный и умиротворённый с почты.

— Всё ребята долг сына и мужа я выполнил, теперь думаю можно и расслабится.

— Выпить хочешь? — спросил Толик.

— Можно и выпить, но я никогда не видал знаменитые столбы, хоть и был в Красноярске в детстве несколько раз.

— Ничего там интересного нет, — отговаривал Герман от ненужной затеи. — Намучаемся только и время зря убьём. Я предлагаю взять слабенького вина, кусок мыла и идти на Енисей ближе к нашему «лайнеру». Хорошенько помыться в чистой и прохладной воде. Посчитайте сколько дней мы не мытые.

— Мне нравится это предложение, — поддержал его Олег.

Возражать никто не стал. Всей толпой зашли в магазин, где отоварились под завязку. С двумя авоськами провианта они вступили на берег Енисея. Шли по пустому пляжу. Смельчаков не было проверить температуру воды. Расположились в метрах пятидесяти от теплохода Валерий Чкалов. Красивое похожее на морской лайнер судно, безмолвствовало. Задраенные трапы. Ни на палубе, ни в рубке не души. Даже вахтенного матроса не видать. Зато вербованных рабочих около него много крутилось. Им уже сказали, какой теплоход должен доставить их на север, но команду на посадку дадут только в 23 часа.

Приняв водные процедуры, кроме Люси, (ей категорически была противопоказана холодная вода), они принялись за вино. По берегу неприкаянно бродили знакомые лица, которые на вокзале намозолили глаза и в очереди за получением подъёмных денег. Эти люди были трезвые и очень хотели выпить, но их сознание превышало желание. Ничтожную сумму денег, которую они получили утром, они оставили на пропитание. Олег старался запомнить их лица. По переданному ему опытными людьми совету он знал, что эти люди едут действительно зарабатывать деньги, а не прожигать жизнь за полярным кругом, и сторониться их совсем не обязательно. Где — то и когда — то они могут чем — то помочь.

Позже появилась знакомая Воронежская компания во главе с Катей. Они шли навеселе, держа в руках бутылки с вином и шумно разговаривая. Их было больше десяти человек, но шестеро сразу от них отделилось, присев под пляжным грибком.

Узнав Олега, Катя крикнула:

— Вот он обманщик чёртов, — тыкала она в Олега пальцем. — Ты симпатичный дядечка баламутом хорошим оказался, — проговорила она добродушно. — Знаешь, после тебя, какой шум подняли все сезонные рабочие? Пришлось нашему земляку выносить ведомость и показывать, что все без исключения получают по двадцать рублей, а не по сто пятьдесят.

— А я и не говорил, что получил такую сумму, — показал белозубую улыбку Дорогой. — Я сказал, что до Игарки мне денег хватит. С чего все решили, что выдают по сто пятьдесят рублей? Я думаю это Катя твоя заслуга. Ввела публику в заблуждение.

— Катька ты сама балда, — сказал ей лохматый парень, которого звали Николай. — Мог же человек, иметь свои деньги, а ты не допёрла. Взбудоражила весь народ.

— А вы ребята, откуда будете? — спросил высокий парень из подошедшей компании.

— Можно считать, что мы все здесь земляки, — сказал Олег, — город Харьков и Белгородская область.

— Приятно слышать, — сказал самый старший мужчина, из весёлой компании которого все уважительно называли Пилатом. — Я работал в вашей области на строительстве Лебединского ГОКА, — пусконаладочные работы вёл.

Он искренне улыбнулся и подошёл к новым знакомым: — Мы помехой не будем, если присоединимся к вам? — попросил он за всех и опустился коленями на песок.

— Присаживайтесь, чего спрашивать, — радушно предложил Герман, — и, кивнув на группу под грибком, спросил, — а те, что не ваши попутчики?

— Наши, — подтвердил Пилат, — но эта молодёжь сами по себе. Они лимонадом и томатным соком балуются. Мы будем строго следить за их поведением. У меня всегдашнее правило помогать молодёжи. В бригаде коммунистического труда работал, хоть и не бригадиром был, но наставником часто приходилось бывать.

***

За вином они все перезнакомились, и Герман провозгласил душевный тост за знакомство.

Олег сидел напротив миловидной девушки, Катиной подруги Алисы и чувствовал, что она жжёт его своим взглядом. Он с безразличием делал вид, что не замечает её пристального внимания к своей персоне.

— Мы все почти здесь с одного двора, — сказал высокий и модно одетый парень, который представился Оскаром Светловым. — Решили поехать посмотреть на Северное сияние. А с Катькой, Алисой и Колькой мы вообще одноклассники. Пилат наш вдохновитель, тоже с нашего двора. Он, то нас и сманил на север.

— Мне нравится ваша Алиса, — толкнул слегка в бок, Оскара Цветок.

— Если нравится, подсядь к ней и ближе познакомься. Она у нас девочка контактная без предрассудков. — Дочь Монтесума.

— Это почему она его дочь? — спросил Толик, услышав разговор Светлова и Цветка.

— Её папа был большим начальником и до своей смерти возил Алису в Мехико на Олимпийские игры, теперь она бредит Мексикой. За это мы её и нарекли такой дочерью.

— Всё равно не понял, — сказал Толик.

— А ты и не поймёшь, — встрял в разговор Олег. — Тебе нужно отдельно читать курс истории ацтеков. А сейчас не мешай Цветку навести мосты с креолкой.

Цветок пересел к Алисе, но она не проявляла никаких признаков симпатии к нему. Отвечая коротко на его вопросы, не переставая в то время, словно лазерными лучами прожигать Олега.

Пилат, увидав на плёнке мыло, вскрикнул от радости:

— Ребята да здесь мыло есть, давайте помоемся?

Первой разделась Алиса, показав своё красивое тело. Оно было облачено, в голубой сплошной купальник, в котором она и полезла в холодную воду Енисея.

Олег смотрел на неё, когда она стояло задом к нему по колено в воде. Но когда она поворачивалась к толпе лицом, он свой взгляд быстро отводил, что не ушло от зорких глаз Катерины.

Выйдя из воды, словно Афродита, она, обхватив руками, крест — накрест свои плечи, дрожа от холода, сказала:

— Полотенца нет, придётся так обсыхать.

— Смотри, как у тебя губы посинели, — сказала Катя, — холодно же. Всё — таки время предосеннее, иди, сядь к Олегу он тебя обнимет. Пока ты словно русалка обмывалась, он с тебя глаз не сводил.

Олега смутили слова Катерины и он, чтобы не выдать свой конфуз, взял сигарету в губы, но прикуривать не торопился.

А Катя не унималась. Она осторожно толкнула Алису на вытянутые ноги Олегу. Тому пришлось поймать её и, не боясь намочить свою одежду об её мокрое тело, сильно прижал к себе. Влага проявилась на его рубашке моментально. Её трясло не то от холода, не то от объятия, было не понятно? Олег накинул на её плечи свой пуловер, обвил одной рукой её шею и притянул голову к своей груди.

Она не сопротивлялась, а наоборот плотно прижалась к нему, обвив его талию своими мокрыми руками.

— Тебе ноги не больно? — спросила она.

— Нет, мне тоже приятно, как и тебе, — нашёлся Олег.

Эта шутка порадовала всех и Алисе первой налили в стакан вина.

— Дайте второй стакан? — протянула Алиса руку. — Я хочу выпить с моим обогревателем, — сказала она.

Олегу тут — же сунули в руки стакан с вином, и они вместе выпили, после чего она без всякого смущения звонко поцеловала его в щеку.

— Будем считать, что регистрация состоялась. Осталось, только вечером свадьбу в ресторане сыграть, — сказал Светлов, — а денег я думаю, на это дело у нас хватит.

— Хоть свадьба, хоть не свадьба, всё равно в ресторан пойдём. До посадки на пароход, время нужно, как — то убивать — сказал Николай.

До самого вечера Алиса не отставала от Олега, и смело при всех лезла целоваться к нему.

Олег не отвергал её, но и не особо позволял себе публично совершать глупости. Хотя внутренний голос ему подсказывал, что это знакомство будет иметь длительное продолжение. Вернее сказать он сам этого хотел, но не смел, себе признаться в этом.

Вечером в зале ресторана речного вокзала они сдвинули несколько столов в ряд и продолжили праздник знакомства.

Олег в этот вечер по просьбе Алисы несколько раз заказывал музыкантам песни из репертуара болгарской певицы Лили Ивановой. Она кроме Олега больше ни с кем не танцевала в ресторане, отказав танец Герману и Цветку. Мартын с Толиком были в изрядном подпитии и порывались идти спать в теплоход, но Оскар, их остановил, сказав, что там даже трап убрали до двадцати трёх часов.

Вечер предрасполагал к хорошему завершению, но когда Олег танцевал с Алисой, непроизвольно бросил взгляд на Николая и Екатерину. Они о чём — то бурно спорили. После он увидал, как Катя резко поднялась со стула и, взяв Николая за волосы, сильно ударила его несколько раз головой об стол, разбив при этом несколько хрустальных фужеров. Стол был весь залит кровью. Николай не поднимал головы, а Катя вышла на балкон ресторана. Олег с Алисой сразу прервали танец, и подошли к столику. В зале появилась милиция, Николая сопроводили в медпункт вокзала, где ему промыли рану, и перебинтовали голову, и затем он опять вернулся в ресторан.

Катя взбудораженная сидела около Пилата и Германа и когда вновь увидала свою жертву, пьяно произнесла:

— Вот он Николай Щорс явился. Голова повязана, кровь на рукаве. Красное знамя осталось только в руки всучить!

— Ну, ты и ведьма Катька, шуток совсем не понимаешь, — сказал протрезвевший Николай. — За это на голодный паёк тебя посажу. Посмотрим, как ты передо мной будешь вьюном ходить на теплоходе.

— Пошёл ты в жопу, миллионер сраный, — бросила она ему оскорбление, — у меня есть свой загашник. Не помру, в крайнем случае, подвяжусь палубу за пайку мыть или картошку на камбузе буду чистить. Я видела сейчас, как на наш теплоход загрузили мешков сто картошки.

Дальше оставаться в ресторане, им двоим, было опасно. Мог назреть второй конфликт. И потому что у Николая были общие деньги Оскар Светлов, взял под руку Екатерину и вывел её из зала. Назад больше они не вернулись.

Попав на теплоход первыми, Катя с Оскаром опустились вниз, где располагались спальные места четвёртого класса. Они тут — же разложили свои вещи на полки, показав этим, что места заняты для всей компании. Остальные свободные места облюбовали другие сезонные рабочие, большинство которых находились, как и они в нетрезвом состоянии.

Ровно в двадцать три часа остальная компания набрала с собой пива и гурьбой тронулась на теплоход.

Олег и Алиса разместились в одном отсеке с Катей и Оскаром. Остальные ребята были рядом. Все загородили свои спальные места простынями и продолжали пьянствовать.

Олег склонился над Алисой и вполголоса произнёс:

— Я пойду, почирикаю с вахтенным матросом, чтобы он душ нам открыл. Что это за помывка сегодня было в холодной воде? Кратковременное полоскание.

— Я с тобой пойду, — потянулась за ним Алиса.

Вахтенный матрос оказался сговорчивым малым. За бутылку вина он дал ключ от душа, где первыми вымылись вместе Олег с Алисой, а затем и другие.

Люсе после душа стало намного лучше и, приняв на ночь лекарство, она сразу уснула. А её Сергей и Герман примкнули к компании и прокутили до утра. Здесь и пироги с голубикой все прикончили.

Теплоход был уже в пути. Первым проснулся Олег, он понял, что они едут, предварительно посмотрев на часы, подаренные Карлом. Он хотел подняться, но ощутил около себя спящую Алису. Закрыв глаза, он смутно начал вспоминать приятные моменты прошедшего дня.

— Это первая моя измена Регине, — подумал он.

Но совесть его не грызла и не, потому что он был не совсем трезв. Нет, просто он осознавал, что Алиса ему дала больше любви, чем он получал от молодой жены. — А собственно, почему измена? — таков закон природы, когда гормоны бурлят вдали от родины. Это закономерность жизни! — успокоил он себя непечатным мужским актом солидарности.

Олег вспомнил, как все его под утро стали называть папой. Особенно подчёркнуто это слово выделяла Катя. Она только и щебетала папа да папочка. Николая она называла Щорсом, и он согласился, чтобы впредь его называли комиссарской кличкой. Дорогой ощутил, как упала на пол перегородка, сооружённая из простыни, и перед его взором появился пожилой седой мужчина с купеческим лицом.

— Зачем полог сдернул? — спросил Олег, — не видишь, люди отдыхают?

— Это не я, простыня сама упала, — оправдывался дед и въедливо смотрел в глаза Олега. — Я вижу тебе сынок плохо после вчерашнего сабантуя, может подлечить?

— Посмотри на столе в бутылках, что осталось? — попросил он у деда. — Хотя вряд — ли, я вспомнил, — под утро хотели Пилата зарядить за бархатным пивом, но буфет был закрыт.

— Уже открыт, — посмотрел дед на часы, — я сейчас там возьму румынского или арабского вина.

— Погоди, я денег дам, — остановил его Олег.

— Не надо, обойдусь, — на ходу бросил дед.

Он обернулся быстро с четырьмя бутылками вина, и как только откупорил первую бутылку, открыла глаза и Катя.

— Папа ты вино пьёшь, а почему дочку не будишь? — потягиваясь в постели, произнесла она.

Олег посмотрел на часы, было уже два часа дня:

— Время ещё детское, спи, — но стакан с вином ей в руки сунул.

На запах вина проснулись и остальные компаньоны. Эти четыре бутылки выпили за одно мгновение. Затем принёс десять бутылок Герман, за ним ходили Мартын с Цветком. В пьяном угаре они не заметили, как наступила следующая ночь.

И вновь наступила процедура отгораживания простынями друг от друга.

Деда с купеческим лицом без чувств уложили на своё место одетым и в обуви.

Катя ходила перед Дорогим гусыней, подёргивая плечами, и выписывала попкой восьмёрки. Спать она не собиралась, так — как была в тонусе. Она, не стесняясь никого, нежно обвила его шею, и на ухо как ей казалось начала нашёптывать ему. Но её «секретный разговор» был услышан всеми:

— Папочка, а давай продадим меня понарошку, этому с благообразным лицом дедушке. Мне кажется, он не ровно дышит на меня, а денег у него много. Он меня в ресторан звал сегодня. Но я ему сказала, что без тебя и шагу не сделаю. А он почему — то боится тебя. Глупый, ты именно один из всех с ярлыком добра на лице.

— Ты права Катерина, есть в его лице такая чёрточка, но если внимательно присмотреться, то там ещё замаскирована большая внутренняя сила властного человека, — сказал Герман. — Вот дедушка нашёл в нём этот золотой дар. Значит он не простой дед, а умный!

— Какой он умный, картошку едет продавать в Игарку, — сообщила Катя, — сто мешков везёт на борту.

— Завтра посмотрим, чем он дышит, — сказал Олег, — но если он слаб до женского пола, то коммерсант из него плохой. Он мне больше напоминает старовера, такие причёски и бородки носили именно они и купцы тоже. Больно сильно он смахивает на них.

— Староверы до беспамятства никогда не напивались. Обычно эти люди, ведут трезвый образ жизни, — сказал Герман, — мне приходилось заниматься освещением их жизни. Его я думаю вам надо оставить в покое, пускай справляется своей дорогой. У деда впереди нелёгкий путь. Продать и купить — это два разных понятия. Картофель сбыть, ему будет очень сложно. И даже если он весь товар довезёт до конечной пристани, его заставят в принудительном порядке сдать картошку по дешёвке, если половиной не поделится с пограничниками. Я его спрашивал, он впервые, оказывается, занимается подобной коммерцией. Он живёт в достатке, имеет большой дом вблизи Красноярска и двух взрослых дочерей на выданье. Сам вдовец, по профессии сыро вар. В отпуске сейчас находится, решил использовать его на коммерцию, чтобы дочкам на свадьбу заработать. Поэтому я и прошу отнестись к деду с пониманием. Не надо с него шкуру драть, там без вас люди найдутся охочие испортить ему кураж.

Олег уже неоднократно для себя отметил умудрённость Германа, но ему сейчас не в жилу было полемизировать с корреспондентом, да и к Алисе хотелось поскорее прижаться:

— Герман ты, наверное, прав. А теперь давай поспим. Мои друзья притихли. Видать, уснули.

— Нет, Цветок, и Мартын с молодыми на ночь пошли на палубу воздухом перед сном подышать.

— Тогда надо сходить посмотреть за Мартыном, — сказал Олег. — Он пьяный может и рынду на корабле спереть.

— Он совершенно трезвый и чувствует себя в отличие от тебя бодро, — сказал Герман, — а ты излишне расслаблен на корабле. На тебя это не похоже.

— Герман это ты виноват, ты первый принёс десять бутылок вина, а мне не нельзя было отставать от тебя.

— А давайте с завтрашнего дня не пить? — предложила Катя.

— Нельзя вечером зарекаться, не зная, какое самочувствие у вас будет утром, — сказал Герман и, пожелав всем спокойной ночи, ушёл спать.

Утром перед Олегом опять предстал дед. Он был одет в двубортный пиджак в полоску и белую водолазку, на ногах блестели вишнёвого цвета модные туфли. Этот наряд его сильно молодил, и у Олега язык не повернулся назвать того дедом.

— Ну, что болеешь? — спросил дед.

— На душе муторно. Возьми на столе червонец принеси вина? — попросил Олег.

Дед деньги со стола не взял, а тихо удалился и принёс четыре бутылки вина.

— Давай только тихо, а то опять всех разбудим, и считай, день пропал, а мне бы хотелось посмотреть сегодня на берега Енисея.

— Одевайся, пошли на палубу посидим? — предложил дед.

Олег бесшумно встал, не тревожа Алису, и последовал за ним, толкнув мимоходом в бок Германа.

Они уселись в плетёные кресла, на носу теплохода и пить начали вино из больших капроновых пробок, которыми были закупорены бутылки. Утренний холодный ветер пробирал их до косточек, так, что креплёное вино, не оказывало никакого согревающего действия.

— Мне этот климат не по нраву, пойдём, дед лучше на корму, — предложил Олег, — там нас Герман быстрее найдёт, всё — таки наша сторона.

Они переместились на безлюдную корму.

— У тебя дед могут возникнуть проблемы с реализацией картофеля, — сообщил ему Олег.

— Поверь моему знакомому Герману, он много чего знает и дурного не посоветует.

— Я помню, он мне вчера, что — то отвратительное рассказывал. Но я память утром напрягал, а вспомнить ничего не мог. У меня голова забита этой Катей. Может и грешно об этом думать, но запала она мне в душу и без тебя никаких разговоров со мной не ведёт. Не пойму, кто ты ей? Хоть она и называет тебя папой, но я понимаю, что это не так. Но точно знаю, что влияние ты на всех имеешь, не только на Катю. Поверь мне, я это вижу как через дырки сыра.

— Не знаю, откуда у вас такая проницательность, — сказал Олег, — но я думаю, мы все одинаковы на этом борту.

— А я до молокозавода работал несколько лет в исправительном учреждении замполитом и психологию людей изучил от и до.

— Если вы такой хороший психолог, как же вы согласились ехать с коммерческой целью в авантюрный рейс? Тут дураку ясно, что навар от вас будут иметь другие, но никак не вы.

— Это почему? — расширил он глаза.

— А потому, что, вам в Игарке общепит поставит пять копеек за килограмм, и вы понесёте только убытки, — сказал Олег.

— А не согласитесь, вас разгружать никто не будет, — сказал подошедший Герман.

— А что мне делать тогда? — спросил разочарованно дед.

— Выход я думаю здесь один, либо давать большую взятку, либо делится жирно с ними товаром, — посоветовал Герман.

— А есть ещё один выход, — сказал Олег, — нужно попытаться всю картошку толкнуть на последующих пристанях, тогда вы не только спасёте свои расходы, но и будете иметь значительную прибыль.

Эта идея понравилась деду, и он зацепился за неё, как за спасательный круг:

— Помогите мне ребятки, — умолял он, — век у вам должен буду. Я ведь на закупку картошки крупную сумму денег в долг взял у своего сослуживца. А картошка свежая, только что выкопанная.

— Не переживай дед, с нами не пропадёшь, что — ни будь ещё придумаем? — успокоил Олег его.

Дед сорвался с места и второпях негромко крикнул:

— Я сейчас быстро, а вы пейте добрые люди. Я кое — что забыл.

Вернулся он с головкой сыра, кульком шоколадных конфет и дорогими двумя бутылками вина. Положив всё это на столик, он обратился к Дорогому:

— Олег очень прошу тебя, пригласи Катю сюда? Мне так хочется с ней поговорить по душам. Ты, наверное, заметил, что я и оделся сегодня для неё?

Герман напряг лоб. Было видно, что он ищет в своём мозгу ценный совет для деда. И тут — же выдал:

— Заметить то он заметил, впрочем, и я тоже, но не пойму, зачем она вам? Катя молодая и разболтанная женщина, а у вас почтенный возраст уже. Пора искать покой, а не жизненные проблемы, — дал философский совет корреспондент.

— Нравится она мне очень, — приложил дед обе руки к груди, — а разница в возрасте это ерунда. Испытать хочу и её и себя.

— Кто мудр, испытывать не станет, ни женщин друг мой, ни стекла, — прочитал поучительно Герман. — Это не я сказал, а Лопе де Вега, — пояснил он.

— Плевать, — твёрдо заявил дед.

Олег не стал с ними дискутировать, а пошел молча и пригласил Катю. За ними увязалась и Алиса.

Германа на корме уже не было, там сидел один дед. Они немного посидели вчетвером, а потом дед попросил, чтобы Олег пробил у проводниц свободную каюту, доверив Олегу продажу картошки на остановках. Вручив ему пятьдесят рублей для переговоров с проводницей, он остался, наконец, то наедине с Катей.

Ища проводницу первого класса, он неожиданно наткнулся в одной из кают большую игру в карты, где азарт перемешивался с громкой речью. Олег на всякий случай запомнил окно и продолжил с Алисой поиски проводницы. Её нашли на камбузе ресторана.

Двухместную свободную каюту на сутки он выторговал у проводницы за двадцать пять рублей без всяких проблем.

Вручив деду, ключи от каюты он пошел вместе с Алисой к своим друзьям Мартыну и Цветку.

Те в своей плацкарте скрестив ноги, играли в шахматы. Олег с Алисой присели к ним:

— Откладывайте партию, — сказал им Дорогой. — Надо картошку помочь деду выгодно продать, не то он сильно прогорит.

— А нам, какая забота до его картошки, — недовольно буркнул Мартын.

— Нам забот, нет никаких говоришь? А когда ты пил вчера весь день его вино, он для тебя был, чуть ли не первым другом. А сегодня ты его уже не знаешь. Я вам предлагаю продать, так чтобы вы и себе смогли наварить. Думать надо головой!

— Если так, то это другое дело, — смягчился Мартын, — можно попробовать заняться этим купеческим делом, — подмигнул он Цветку.

— Вы начните вначале с ресторана, — посоветовал Олег, — и подключите к этому делу Толика. Он по деревенским меркам нагл и прижимист. Знает, как торговаться.

А я пойду, попробую поиграть в первом классе. Сейчас ходил по палубе. В одной каюте, через окно приметил солидную игру, где на кон большие бабки ставят.

***

Олег прочитал Алисе инструктаж, как она должна себя вести при картёжниках и что должна говорить. Потом он взял в буфете бутылку армянского пятизвёздочного коньяка с шоколадом, и они подсели на кресла около окна, где шла игра между кавказцами. Сделав вид, что не замечают, что творится за окном в каюте, они демонстративно поставили коньяк на маленький столик и специально начали громко вести беседу, чтобы их разговор долетал в полуоткрытое окно до ушей картёжников.

Картёжники, завидев, что под их окном присели молодые ребята, сразу заговорили на своём кавказском языке.

— Хорош лопотать по своему, — раздался голос русского, — откуда мне знать, может, вы договариваетесь, как меня сообща разуть на картах.

— Нет, уважаемый дантист, ты, что! — заговорил кавказец на чисто русском языке. — Мы девочку небесной красоты обсасываем, что у нас под окном поселилась.

Олег положил один палец на стол и склонился к уху Алисы, это был сигнал для Алисы, чтобы она заразительно засмеялась, после чего должна была последовать её капризная просьба.

Когда она кончила смеяться, громко и артистически сказала:

— Если ты меня не осыплешь золотом через четыре дня, то я брошу тебя и уйду к старому и больному еврею Лазарю. Он меня всегда боготворит и ценит, — надула она губки.

— Браво мне нравится твой план, — ответил Олег, — потом ты его оставляешь без штанов, и мы вместе едем с тобой на Мадагаскар. Покупаем, там плантации сахарного тростника и производим франки, — небрежно размахивал Олег рукой, на которой блестела массивная печатка и часы Карла.

— Тогда ты мне не нужен будешь, — подала голос Алиса. — Я не буду брать у него ни штанов, ни золота, а дождусь, когда он богу душу отдаст и оставит мне своё наследство.

Наступила очередь смеяться Олегу:

— Не смеши меня так сильно, а то я лопну, как пузырь, — сказал Олег. — Запомни раз и навсегда одиноких евреев не бывает. Когда они умирают, то на похороны съезжается куча наследников и тебе в лучшем случае в наследство достанется только его зубная щётка. Да и то я сомневаюсь, что они тебе и её отдадут. Мне кажется, я тебя сильно избаловал деньгами, иногда отказываю себе во многом. Пора думаю урезать смету на твои капризы и купить себе новую машину.

— Правильно дружище, — показалась голова немолодого грузина из окна, — зачем тебе такой избалованный ребёнок? Отдай ей коньяк, а сам с шоколадом, ходи в нашу каюту. Коньяк у нас свой есть, а девочка пусть подумает, как джигитов оскорблядь.

Олег понял, что последнее слово грузин произнёс намеренно, чтобы зацепить его мужское самолюбие и уколоть Алису, что и требовалось доказать. Это было начало большой игры.

— Давай к нам брат? — закричал второй грузин, мелькая перед окном.

— Наверное, я так и сделаю, — произнёс Олег, забрав со стола шоколад, — а ты сиди под окном пока не одумаешься.

— Не напугаешь, иди куда хочешь, — вошла в роль Алиса и помахала ему кокетливо ручкой.

Олегу открыл каюту седоволосый, но не старый мужчина с выделявшими желваками на щеках.

— Я Феликс Ильич, — представился он, — а это Зураб и Каха.

— А я Олег, — пожал он всем руки.

— Садись дорогой, — предложил Зураб, на вид, выглядевший старше Кахи.

— Пей наш коньяк, кушай фрукты, а шоколад, через окно твоей девочке будем торговать. Умный будет, в нашу каюту придёт, — и протянул Алисе в окно большой гранат.

Алиса с ослепительной улыбкой приняла плод и сразу отвернулась от окна.

Выпив по рюмке коньяку, Феликс Ильич предложил Олегу сыграть в азартную игру «Баккара».

— Я помню эту игру. В пионерском лагере, часто в неё играли, — соврал Олег, — но у меня денег в данный момент маловато.

— Сколько хочешь за перстень и часы? — спросил Каха.

— Пока нет нужды продавать с себя вещи, я ведь выигрывать должен всегда. Мне на картах везёт, особенно в дурака и козла.

Феликс Ильич хитро улыбнулся, перетасовывая карты, сказал:

— Тогда держи колоду везунчик — банкомётом будешь, а мы понтеры.

Олег перетасовал колоду ещё раз и снял верхнею карту, затем положил в банк деньги.

— Кто покупает? — спросил он.

— Э давай я без торга куплю, — сказал Каха и бросил сто рублей, равную сумму в банке. Посмотрев на свои карты Каха, прикупил себе ещё карту, но очков у него оказалось меньше, чем у Олега. Банк Олег держал до тех пор, пока не почувствовал, распухший от денег карман. Алиса за окном слышала возгласы отчаяния кавказцев и Феликса Ильича, но ни разу не слышала Олега.

За сорок минут игры, Феликс Ильич не только проиграл свою наличность, но и задолжал Олегу полторы тысячи.

— Всё хватит, — выбросил стоматолог карты в окно каюты, — так можно и рассудок проиграть. Я по приезду в Игарку отдам тебе долг, — пообещал он Олегу, — зайдёшь ко мне в стоматологический кабинет. Он один на всю Игарку.

Кавказцы тоже много проиграли, но не грустили. Каха налил после игры всем по рюмашке коньяку и, предложив выпить, сказал:

Олег, как ловко ты нас заделал. Давай твою победу отметим сейчас в ресторане, бери свой девочка под окном с коньяком и пойдём кушать обед.

Они сидели впятером в ресторане и поглощали горячие блюда, поданные в нержавеющей блестящей посуде, запивая всё это дорогим вином.

Феликс постоянно молчал о чём — то думая, а Зураб и Каха были веселы и разговорчивы. От них Олег узнал, что они всё лето работают в Игарке на дорожных работах и в Красноярск ездили за запасными частями для их небольшого асфальтного завода. Зураб у них был бригадиром и жил постоянно с семьёй в Игарке, а остальные члены бригады являлись его родственниками и приезжали на летний сезон из Кутаиси.

Олег предложил им рассчитаться за ресторан. Но Зураб категорически воспрепятствовал этому, сказав ему:

— Мы уважаем, чужой ум и силу. Но когда нам хотят показать, что есть люди гостеприимней нас, — мы негодуем.

— Красиво сказали, — отметила Алиса.

— Слушай Олег, а твоя девочка Алиса совсем поумнела, — сказал Каха. — Как царица Тамара стала, погоди не уводи так быстро её, мы купим маленький конфет.

Он подозвал официанта и велел принести банку чёрной икры и коробку конфет.

Алиса хоть и была под хмельком, но её до красноты смутило их внимание к себе.

— Под окном ты такое говорила нехорошо. Я никогда бы не поверил, что ты можешь покрываться краской смущения, — растопырив пальцы на руках, говорил Зураб. — Если ты артистка то я тебе похлопаю, а если нет, то два раза похлопаю.

— Нет, никакая я не артистка, просто в присутствии хороших людей, становлюсь сама хорошей. А если бы я сидела вдвоём с Феликсом Ильичом, то и у меня бы надулись щёки от огорчения.

— Вы что — то про меня говорите? — встряхнул головой задумчивый стоматолог.

— Отдыхай друг мой? — похлопал его по плечу Зураб, — зачем про тебя, про жизнь красивую и виноград.

Олег вышел, из ресторана с Алисой обнявшись, но как только они скрылись из обзора посторонних глаз, она плотно грудью прижалась к Олегу и спросила:

— Ты кто Олег дьявол, фокусник или бабник?

— Скорее всего, я кудесник, — ответил он ей.

— Будь добр переведи.

— Наверное, я везучий человек. За что не возьмусь, у меня всегда всё получается. Если даже не получается, но мне всё равно, кажется что всё хорошо идёт. А догадываешься почему?

— Нет, конечно, — отрицательно помотала Алиса головой.

— Я человек такой, любые цели покоряю. Понятно?

— Теперь да, — и она впилась горячо своими губами в его губы.

Алиса оторвалась от него и, поправив кофточку на своих плечах, сказала:

— А я сидела за окном и нелепость разную думала, слушая недовольную брань хозяев каюты. В голове планы разные строила, чтобы я сделала, если бы они надумали на тебя напасть.

— И что ты интересно надумала? — спросил Олег.

— Мне не только говорить, но и повторно думать об этом стыдно. Они оказались очень милыми и хорошими людьми.

— И ещё они оказались сообразительными, — добавил Олег, — они поняли, что под окном был устроен театр.

Не успел Олег закончить фразу, как где — то рядом раздалась залихватская деревенская песня в исполнении Толика Шорникова.

За моим. За окном

Сладко пахнет говном

Это милый насрал за измену

Олег и Алиса прыснули от смеха.

Они выглянули в дверь и увидали Толика в одной тельняшке в компании человек двадцати сезонных рабочих, среди которых был Пилат, Оскар и Коля. Они выплясывали босиком на палубе первого класса. Вытворяли кто, во что горазд, и выглядело это и смешно и безобразно.

— Толик ты чего здесь гопака выдаёшь, в ящик хочешь попасть? — предостерёг его Олег, — ведь это палуба первого класса.

— Не спрашивай? — смеялся он, — после расскажу, — но сорок мешков картошки мы сдали на одной пристани. Впереди ещё Верещагино и Туруханск. Не переживай. Продадим всё. Деньги у Цветка, — сообщил он.

— Давай, пройдём на корму? — потянул Олег Алису за руку. — А ты испарись отсюда, с этим не шути, — предупредил он Толика. — Не забывай, что в первом классе едут солидные люди, представители интеллигенции и им твои частушки слушать не совсем приятно. А мы скоро придём.

Олег на корме вынул все выигранные деньги и дал Алисе пересчитать их.

— Как много, — воскликнула она от удивления, — мне в жизни не приходилось столько держать в руках.

Она пересчитала деньги и, хлопая своими длинными ресницами, протянула ровную пачку денег Олегу.

— Здесь четыре тысячи сто рублей, — прошептала она, — зачем тебе работа на севере? Ты можешь за минуты состояние себе сколотить.

— Затем и еду на север, чтобы жадных до денег людей наказывать, а ты отсчитай себе две тысячи. Это твоя доля, без твоей мастерской поддержки, я бы не стал банкомётом.

— Я не могу взять эти деньги, я боюсь, — прильнула она к Олегу, — ты лучше оставь их у себя.

— Чего ты дурочка боишься, не ворованные бабки, а заработанные в честной схватке, — нажал ей пальцем кончик носа Олег. — Пойми, это они меня пригласили играть в карты, а не я их. И ребята грузины приличные люди, они не жадные, а просто азартные иногда бывают.

— Не обижайся Олег, но я тебя почти не знаю. Кто ты такой, ты для меня пока загадка? И всё-таки я сплю с тобой, потому что хочу тебе верить. Хотя мысли плохие ползут в голову. Я вспомнила фильм с участием Бельмондо, как он с одной дамочкой на корабле обманывал богатеев.

— Это кинокомедия, а у нас явь, — улыбнулся Олег, — а во мне ничего таинственного нет, я простой, как сберегательная книга. Недавно освободился из тюрьмы после не очень большого срока. Кличка в криминальных кругах Дорогой. Женился на красивой девушке похожей на тебя. Как ты уже наверно заметила, перед сном всегда чищу зубы, умываю не только лицо, а и ноги. И главное, не храплю. Ежедневно ухаживаю за пальцами рук. Очень люблю красиво одеваться, ни чванлив, ни привередлив. Могу, есть с одинаковым аппетитом перловку и копчёное баранье ребрышко. Вот весь я такой, без излишних заворотов.

Она тяжело вздохнула:

— Хорошая характеристика для идеального мужа, но, к сожалению, ты женатый и мне на брак с тобой рассчитывать нет смысла. Буду лишь наслаждаться приятным времяпровождением с тобой.

— Наконец — то ты поняла, что я не опасный человек, а паспорт свой я тебе после покажу.

— Если я с тобой в первый день в душ пошла без паспорта, зачем он мне сейчас? Я о тебе всё практически узнала. Но давай договоримся, деньги пускай будут у тебя, и если у меня будет острая нужда в них, я у тебя попрошу.

— Согласен, — кивнул Олег.

Они спустились вниз, где сезонный народ веселился, пропивая последние деньги. Будучи, каждый день в пьяном угаре, они не могли любоваться прибрежной красотой могучего Енисея.

Мартын и Цветок находились в прекрасном расположении духа, но были совершенно трезвые.

— Знаю, что картошку сдвинули, — опередил их Олег имеющей информацией, — а, сколько себе наварили?

— Штуку, — три сотни Толику отдали. Нам и выгружать её не пришлось. С палубы раскупили её жители. По пять, восемь мешков брали, как в голодный год. А чем дальше, тем она дороже будет. В Туруханске, говорят геологи, и охотники всё остатки заберут. Им по рации уже, наверное, сообщили, что у Валерия Чкалова картофельный рейс.

Цветок достал деньги и передал Олегу.

— Здесь шесть тысяч, можешь не пересчитывать.

— Отлично! — одобрительно произнёс Олег, пряча деньги за пазуху, — теперь пацаны запомните, — меня не искать? Я сейчас пойду, сниму двухместную свободную каюту и до конца с Алисой буду там, а вы все свои вещи заберёте отсюда и принесёте мне. Питаться будем у меня. Мне в этом хлеву не в кайф уже ехать.

— Может и нам снять каюту по — приличней? — изъявил желание Цветок, — бабки же есть.

— Вот этого делать не надо, — предупредил Олег, — неизвестно что нас впереди ждёт. Деньги берегите, да и зачем вам каюта. Находиться в основном у меня будете, а здесь ночевать. Но, придерживайтесь больше Германа.

— Тоже верно, — сказал Мартын, но ты себя ведёшь так, что мы и не вместе едем. Скучно без тебя.

— Мартын давай без обид? — Должен понять, что я ангажирован красивой девушкой, — крепко обнял Олег Алису. — Хотите, найдите и вы себе девушек по душе. Смотрите сколько «экзальтированных» сезонниц рядом едет. Потратьтесь на них немного и вперёд.

— Можно подумать, что ты на меня тратился? — надула губки Алиса.

— Прямо сейчас приступаю, — заверил Олег и пошёл искать свободную каюту.

Прежде он зашёл в каюту к деду. Катя в это время спала, а дед приставил палец к губам, давая понять, чтобы соблюдалась тишина.

— Держи деньги за сорок мешков, — протянул Олег ему свёрток, — здесь шесть тысяч.

— Сколько? — забыв про тишину, громко спросил дед, открыв от удивления рот.

— Сколько сказал столько и есть.

— Я уже тысяча рублей плюса имею. Закупил то я картошку на пять тысяч, а у меня, её ещё шестьдесят мешков осталось.

Дед развернул свёрток, пересчитал деньги и пятьсот рублей протянул Олегу.

— Не обижай за труды возьми? Спасибо тебе, не ошибся я в тебе. Хорошего человека видно и за высокой сопкой, — мудро произнёс дед.

Олег отказываться не стал от денег. Сжав их в руке, он вышел от деда и пошёл к знакомой проводнице. За небольшую сумму он получил ключи от свободной каюты и последовал вниз.

— Мартын вот вам дед ещё стимул передал за оперативную работу, — открыл он ладонь с деньгами. — Здесь пятьсот рублей, если хотите, можете себе с Цветком двухместную каюту позволить.

— Нет, мы уже передумали, — обрадовался он неожиданно свалившимся деньгам, — нам сподручней здесь за картошкой приглядывать. Скоро будем проезжать таёжные селения, а ими нельзя пренебрегать. В тех селениях люди живут и картошечку любят.

Олег ничего им не ответил, только забрал свой рюкзак и вместе с Алисой ушёл в первоклассный номер. До самого Туруханска они не показывали носа на палубах теплохода.

Обеды из ресторана им доставляли в каюту.

Картошку всю забрали в Верещагино. Девять тысяч рублей Цветок принёс Олегу, но он деньги брать не стал, а только сказал:

— Отдайте деду сами он в шестнадцатой каюте. Окупил её до Игарки. И не забудьте напомнить ему про премию. Он щедрый дед, обязательно отблагодарит! Штуку отстегнёт, а лучше, если вы сами себя премируете такой суммой, он всё равно рад будет и восьми тысячам.

Ребята всё сделали, как им сказал Олег, а в Туруханске воронежские ребята обнаружили, что на борту теплохода нет ни деда, ни Кати. Поднялась суматоха.

— Они мне сегодня ночью ключи передали, когда к нам пришвартовалось судно гидрографов, — сказала проводница. — Спросите у вахтенного матроса, может он что знает? Возможно, они пересели на то судно?

Матрос подтвердил, что судно шло в Енисейск. Пожилой мужчина с молодой девушкой договорились, что бы их взяли с собой на борт.

— Там самолёты летают, — сказал он. — За полчаса они будут в Красноярске.

— Вот это Катька, ну подруга, ну и непутёвая, оставила меня одну, — расстроено причитала Алиса.

— Зря горюешь, ты не одна, ты со мной, и твои ребята рядом, — утешал её Олег, — а на Катю не надо обижаться. Это стечение обстоятельств. Видимо дедушка ей впору пришёлся.

— А как я буду смотреть в глаза её родителям? Они её отпустили, только благодаря моим уговорам. С каким лицом я появлюсь дома?

— Вот это тебя совсем не должно волновать. Катя совершеннолетняя и за свои поступки сама отчитается перед своими предками, — убеждал её Олег, — а ты оденься теплее, северный край нас уже сутки ласкает. Холодно стало, — передёрнул плечами Олег.

— Сейчас я жилетку меховую на кофту надену и согреюсь. Быстрее бы до места добраться, — тяжело вздохнула она, — и мне почему — то больше не хочется ехать на север. Я домой хочу?

— Это на тебя хандра напала, на место приедем, всё образуется, — утешил её Олег.

***

Игарка встретила сезонных рабочих серыми тучами и обильным ливнем. Слякоть на дорогах и почерневшие дома, сколоченные из широкого бруса, предавали городу своеобразную суровость и многие молодые ребята и девушки с палубы подплывающего теплохода, испуганно смотрели на всю эту обстановку. Подогретые вином в дороге они поголовно бахвалились и выставляли себя с геройской стороны. Всё им было нипочём, ни север, ни любая неизвестность. А тут при виде мрачной природной картины, да еще с похмелья без копейки в кармане и пустыми желудками, сразу поникли. Разговаривали шёпотом, и по трапу сходили осторожно, держась за поручни и озираясь по сторонам. Они вышли на вымощенную досками мостовую, где их встречали четыре автобуса ПАЗ. Бойкая девушка с мегафоном в руках всех вербованных приглашала пройти в автобусы и занять места. Автобусы взяли курс на Лесопромышленный комбинат, который находился от порта километрах в пяти. Большинство пассажиров в дороге пропились, и у них не оказалось тридцати копеек на временную прописку. Олег и Толик попали вместе на четвёртый участок на сортировку бруса. Мартын и Цветок пошли работать матросами на плавкраны. Туда же, как и планировал, попал Герман. Оформились все быстро в течение часа, затем получили подъёмные и спецодежду. Одному Светлову спецодежда не досталась. На его рост не нашли нужного размера, но обещали на следующий день подобрать подходящею спецовку. Всех кроме матросов поселили жить в посёлок «Северный», где стояли двухэтажные общежития, побеленные извёсткой. Удобства находились на улице. В каждом общежитии была кухня совместно с грязным умывальником. Комнаты, правда, блистали чистотой, но без занавесок на окнах. Зато стояли добротные кровати, вполне приличный дубовый стол и новые прикроватные тумбочки. Шкафа не было, вместо него из досок была сбита рамка размерами 180 на 100 и закрывалась занавеской. В целом условия общежития были не плохие, что вполне устраивало сезонников.

Олег, Толик, Оскар и Щорс поселились в одной комнате. Пилат с двумя молодыми парнями из Воронежа Ваней и Костей подселились рядом к бородатому худосочному мужчине. Он находился один в общежитии и новых сезонных рабочих с радостью встретил. Большинство комнат были пусты, и он страдал от скуки. Немного одичав от одиночества, он обрадовался новосёлам. Бородатый мужчина ходил по коридору заглядывал в открытые двери и попыхивал трубкой, давая всем житейские советы:

— Теперь и мне весело будет, — говорил он коменданту, — а то я совсем, здесь один зачах Ангелина.

Ангелина, — комендант общежития была не по годам очень крупной женщиной, ей не было и тридцати лет. Она была довольно — таки миловидной, но эта миловидность не определяла её истинный возраст. Габариты были весомей, поэтому выглядела она намного старше своих лет. Она была женщиной одинокой с острым языком и голодными по мужской ласке глазами. Приятный и совсем неместный говор в ней выдавал тюркскую казачку. Жила она в этом же общежитии, но только на первом этаже, рядом со своим складом. Ангелина, встретившись глазами со Светловым, который был одет не по сезону, обмерила взглядом его рост и, подойдя к нему вплотную, пальцами потрогала его толстый свитер.

— Заболеть хочешь? — это тебя не спасёт, — обласкала она его глазами. — Получишь постельное бельё, зайдёшь ко мне, я тебе на время куртку свою дам.

И тут — же не отрывая взгляда от Светлова, обратилась к Мише:

— А ты дядя Миша объясни им, где у нас магазин, клуб, столовая. Но водку у них не проси, а то опять провалишься в болото, будешь кричать караул.

— А что здесь болот много? — спросил Светлов.

— Хватает, но адмирал Тореро, — так зовут дядю Мишу, — пояснила она, — на днях ходил за грибами под ним болотный ковёр и заходил. Он и давай орать, как ночной филин. Весь посёлок перебудоражил. Его услышали, а он пластунским стилем ползёт и кричит, — «засасывает». Весу то в нём сорок килограммов, а глотка, правда, дюже лужёная.

— Я ему кричу, дядя Миша вставай, здесь болота не опасные, семьдесят сантиметров и дальше вечная мерзлота, но поздно я ему это сообщила.

— Ангелина ты всё — то не рассказывай, — не дал ей дядя Миша договорить до конца, — мало — ли с кем такое может случиться. Откуда мне было знать, что после семидесяти сантиметров вечная мерзлота.

Ангелина прикрыла рот, но насмешливого взгляда от Миши не отвела.

— А за грибами далеко ходили? — спросил Щорс.

— Двадцать метров отсюда лес стоит. Грибов море, за считанные минуты набрал подосиновиков и боровиков, но если пойдёте, возьмите у меня мази иначе гнус заест до корня. Местные жители за грибами только поэтому не ходят в лес, а покупают у сезонников по десять рублей за ведро.

— Ребята, если пойдёте и мне ведра два принесите? — попросила комендант, — я деньги отдам. Но только в получку.

Она забрала с собой Оскара, и вскоре он вернулся в новом одеянии. На нём сидела импортная куртка свободного покроя. Подходила ему по росту, а главное, она спасала его от промозглой погоды, с какой встретила их Игарка.

— Нормально, — оценил Олег новый гардероб Оскара, — важно, что тепло и впечатление, наверное, такое, что ты постоянно в объятиях этой казачки находишься.

— Вот об этом я как раз и не подумал.

— Напрасно, глаз она на тебя положила, я это заметил. Так что уверяю тебя, если ты здесь бабок не заработаешь, то и с голоду не помрёшь.

— Это точно, — встрял в разговор Тореро, — теперь она ни одну местную бабу в общагу не пустит. Я её знаю. Мы с ней уже несколько месяцев живём вместе в этой общаге. До ремонта таких «телевышек», как ты, не было. Местные бабы валили к нам сюда на гон. А после мужья сетями здесь голыми их вылавливали. Она тогда молчала, ей было до фонаря. А сейчас вот им, — показал он дулю на дверь. — Я хоть и глуховатый, но сноп искр увидал в её глазах. Да и куртку она не просто так на тебе примерила. Не иначе как привораживает?

— Дай поносить? — вполне серьёзно обратился Толик.

— Ростом не вышел, — осадил его Олег, — пошли лучше за грибами.

За грибами пошли почти все приезжие, кроме Толика, — грибов он не знал, да и болот боялся. Он с навара от продажи картошки решил сделать поход по ближайшим магазинам — купить себе верхнюю тёплую парадную одежду.

Грибники в лесу долго не задержались, быстро нарезав полные вёдра и сумки подосиновиков, и красавцев боровиков они вернулись в общежитие.

Всё общежитие пропахло жареными и варёными грибами. Дядя Миша дал большую сковородку Оскару, а Щорс с Пилатом побежали в магазин за питьевым спиртом. Деньги им выделил Дорогой, посоветовав экономнее обращаться с подъёмными деньгами.

В магазине они встретили Толика в обновке. На нём была вся в пряжках меховая куртка, из кармана торчала бутылка водки и пальцами за жабры он крепко сжимал свежего килограмма на два налима.

— Козырная куртка, — оценил Пилат, — в первую получку себе тоже куплю. А рыбину где поймал?

— Здесь, — довольно ответил Толик, — тридцать пять копеек килограмм, — и показал на витрину набитую до отказа тушками разнообразной рыбы.

Пилат от жадности взял две здоровые щуки, которые тащил на своём плече.

У входа их встретила Ангелина:

— Вы зачем такую рыбу большую купили? — спросила она. — У нас здесь такой рыбой только собак кормят. Жёсткая она, словно деревянная, — и заметив налима, которого держал Толик, протянула к нему свою руку. — Вот этот в самый раз.

— Пожарь? — осмелился Толик и с охотой освободился

от нелёгкой ноши, не забыв прокрутиться перед ней на триста шестьдесят градусов, продемонстрировав, таким образом, свою новую куртку:

— Как Ангелина тебе моя душегрейка?

— Да вроде ничего, только пряжек да хлястиков с избытком — на сбрую лошадиную больше смахивает. В нашем домоуправлении рабочим выдают такие куртки вместо спецовки.

— Мало ли что у вас выдают, — обиделся Толик, — у вас я слышал сейчас в магазине, на праздники шашлыки из собак готовят, а у нас из барашка и, чушки. Так что эта куртка на материке будет смотреться не как сбруя, а как заморская вещь.

Ангелина ничего не ответила ему на это, только игриво передёрнула своими широкими плечами и, приподняв налима пальцами словно безменом, бросила:

— Как поджарю, занесу.

— Не буду брать эту сбрую, — передумал Пилат. И они, громыхая ногами по деревянной лестнице, поднялись на второй этаж.

В комнате сидел Дорогой и Миша.

Светлов в этот час отсутствовал. Он, взяв в долг у Олега деньги, тоже убежал себе покупать в магазин подходящий гардероб.

Ангелина принесла через полчаса целую тарелку жареной рыбы, но, увидав, что в комнате нет Оскара, задерживаться не стала, несмотря на упорные уговоры Щорса и Тореро.

скар пришёл из магазина в рыжем полушубке. Узнав, что завхоз нажарила рыбы, и сама принесла её, он покосился на Дорогого:

— Не справлюсь я с ней. Великовата она для меня. Хотя очень мила!

— А давайте я, её заарканю, — насмешил всех Толик. — Я ней уже побалакал сегодня, и налима она моего без сопротивления зажарить взялась. Думаю, Ангелина и в других случаях брыкаться не будет?

— У тебя росту Толик максимум метр шестьдесят пять, а у неё все метр девяносто, — напомнил ему про важный фактор Дорогой.

— Ну и что, в постели все равны. Потому что тела имеют один размер, а ноги по индивидуальности, — удивил Толик Олега своими анатомическими познаниями. Оскар только в ответ улыбнулся и приступил помогать Щорсу, готовить стол. Тореро же давал им советы, что и как надо солить и перчить. Как резать хлеб на севере и как есть щучьи головы, которые уже варились на кухне.

Позже пришла Алиса, она была грустная и одета в красную непромокаемую куртку с капюшоном.

— В такой куртке не пристало грустить, — сказал Алисе Олег, посадив её на свою кровать, — сейчас выпьем немного, поедим грибков, рыбки и жизнь будет краше казаться. Скажи, как ты устроилась?

Она осмотрела придирчиво комнату и сказала:

— Ваша общага сарай против нашего общежития. У нас общежитие большое и вахтёр сидит. Поселили меня в одной комнате с девчонками из Иванова, они уже вина набрали. Все поголовно приехали с одной целью, выйти замуж здесь.

— Что ж женихов у нас много, — расплылся в улыбке Олег, — особенно Толик. Тот уже и куртку для свиданий приобрёл.

— Да ну тебя, жениха тоже нашёл. Там девчонки все симпатичные и молодые. Могу тебя обрадовать, ты одной безумно понравился в отделе кадров. Она туда пришла своих подруг, устраивать, которые ехали с нами. Зовут её Маша, она здесь работает с начала сезона. Деньги говорит, большие зарабатывает. Видела нас вместе там и давай меня выспрашивать всё о тебе. Что за парень с тобой был с большим перстнем на пальце? Я ей сказала, если интересно, — сама познакомишься. А у меня Катька зараза из головы никак не выходит.

— Перестань о плохом думать? Я что — ни будь, придумаю не сегодня, так завтра, чтобы подсластить тебе настроение.

Он притулился к подушке, запрокинув обе руки за голову, поглядывая, на Оскара и Щорса, как они сервируют стол грибными и рыбными блюдами. Показал жестом на двух её земляков:

— Самостоятельные парни, голодать я с ними точно не буду.

Она показала ему добрую улыбку, не высказав своего мнения о земляках, а только спросила:

— Можно я у тебя сегодня останусь? — взглянула она на Олега с умилением. — Не хочу я сегодня туда идти.

— Конечно, оставайся, зачем спрашиваешь? — обнял её Олег.

В этот день пьяных никого не было, выпивали все размеренно по норме. Знали, что на следующий день нужно выходить на работу. Зато адмирал Тореро, отметился в каждой комнате и Оскар, его как ребёнка отнёс на руках на своё спальное место.

Адмирал Тореро, работал по сменам, собирая колодки по бирже, а в свободное время подрабатывал на погрузке стропальщиком. Заработками и жизнью в Игарке он был доволен. Но его тяготила постоянно одна мысль, что дело подходит к старости, а он так и не создал своей семьи. У него была сокровенная и тайная мечта, — найти себе подходящую пассию, с которой бы он смог бросить якорь и встретить старость. Об этой «тайной» мечте в этот день он рассказал практически всему общежитию.

Алиса, не раздеваясь, уснула вместе с Олегом на одной кровати, а утром встала и пошла к себе, чтобы переодеться и идти на работу. Её оформили учётчицей на один участок с Олегом, с небольшой заработанной платой, но у неё была возможность в свободное время вязать в пачки багеты, так ей объяснили в отделе кадров. И так — же всем сказали, кто хочет заработать большие деньги, тот зарабатывает. А кто пьёт, ничего не получает и сбегает отсюда.

***

Лесная биржа оказалась своеобразным большим городом с названием улиц каждого пролёта. Только вместо домов там стояли шестиметровые штабеля из пиломатериалов, покрытые пропитанной битумом бумагой. Улицы в основном имели романтические названия: — улица Счастливая, улица Розовая, Сиреневая, и только около лесозаводов, которые стояли на территории ЛПК улицы носили названия; 1 — Заводская, 2,3, и так далее. А на дорогах, ведущих к порту, стояли повсюду столбики с указателями, Морская, Портовая, Якутская, и других улиц.

Олегу с Анатолием повезло больше всех. У них, и брус оказался лёгким, и работа ценилась всех дороже. Они растаскивали пакеты, сбитые из бруса по длинам.

За первую смену работы план они намного перевыполнили. На второй день к ним с недовольными лицами подошли кадровые рабочие и предупредили их, чтобы они сильно не рвали, иначе им план подымут на зиму.

— Скажите вашим мастерам, чтобы по двенадцать часов нам в табеле ставили, а мы сюда приехали не сопли жевать, а деньги зарабатывать, — недовольно сказал им Олег.

Больше местные рабочие к ним не подходили с этим вопросом, а Олег с Толиком работали уже не по восемь часов, а по десять и когда не было подвезённого материала, помогали Алисе вязать метровые багеты.

Очень многие молодые девушки с длинными и накрашенными ногтями, приехавшие на север за романтикой больше курили в специально отведённых местах, чем работали. Но в день получки они весомо ощущали, сколько стоят их длительные перекуры и тогда они шли в мужские общежития на прокорм, где их поочерёдно кормили и поили в каждой комнате, получая взамен приятные мгновения, интима. Их носили в одеялах из одной комнаты в другую. Не имея ни копейки денег, они не могли возвратиться домой, а работать они не умели и не хотели. Некоторые умудрялись, продавать с себя золотые украшения, и махали вечером Игарке с отплывающего теплохода. Самой известной труженицей на бирже была Маша Ивановская. Она работала ежедневно по две смены, включая и выходные, но после получки все заработанные деньги спускала на мужиков. Первым «пылесосом» у неё стал Толик. Он был не интересен женскому полу, как и Маша мужскому. Они познакомились на участке, но их знакомство закончилось, когда у Маши иссякли все деньги.

Олег снял для Алисы дом близ ЛПК и больше находился там, но иногда ему приходилось работать сутками, и он шёл к себе в общежитие.

Как — то они с Толиком возвращались в первом часу ночи к себе в общежитие. У Толика сосала под ложечкой и он, припрыгивая, постоянно ныл:

— Кушать хочу, спасу нет. Сейчас придём в общагу, съедим с тобой целого барана. Один я его не осилю.

Он потер ладони в предвкушении позднего ужина и, прибавив скорость, ободрено крикнул:

— Вперёд, к заветной мечте!

Олег скептически отнёсся к преждевременной гастрономической радости своего напарника и только промолвил:

— Беги, Беги! Там и кости все сжевали, наверное?

Толик первым переступил порог накуренной комнаты общежития.

Комната была переполнена незнакомыми девочками из Иванова и Саратова. Они спали с Оскаром, Щорсом и Пилатом. Пилат спал на кровати Олега спина к спине с маленькой девочкой. Только на кровати Толика вольготно устроилась одна Маша.

В комнате после крупной попойки творился бардак. Копчёный баран Толика, висевший на окне, был коллективно сгрызен и от него по полу и на столе валялись обглоданные кости.

— Что делать Олег? — спросил он, — это уже не первый раз. У тебя хоть есть место, где ты можешь отдохнуть, а мне куда деваться?

— Отучи Толик раз и навсегда, — посоветовал Олег.

— А как?

— Сними с девок, все корейские парики с голов и золотые украшения, а у Маши забери всю денежную наличность и пойдём продолжать работу, или на плавкран к моим друзьям залезем, — вспомнил он про них. — Если они, конечно, не на рейде стоят? Только Маше деньги утром верни. Жалко её. Всё — таки пашет, как пчёлка.

Толик так и сделал, засунув в целлофановый пакет всё содержимое, он присыпал в цоколе его опилками, и они пошли на кран к Мартыну. Его кран находился в порту. Они у него вымылись в душе, потом выпили по стакану Киевской ароматной и, съев каждый по килограммовому жареному налиму, улеглись спать.

Олег сквозь сон слушал Мартына. Он рассказывал, что хорошо устроился, что помимо основной работы приходится подрабатывать на погрузке и должен не хило заработать за текущий месяц. Он рассказывал о Цветке, что у того покрылось тело фурункулами, и по этой причине он не всегда мог идти на приработок.

Проснулись они рано. Дорогой заметил, что Мартын уже с утра был навеселе.

— Ты тут не испортился случайно? — спросил Олег у друга.

— Да нет, всё нормально, — и он открыл шкаф, в котором хранились два ящика Киевской ароматной настойки. — Приторговываю я, ей здесь. Стивидоры в пыль разбирают по ящику в день. А у меня сегодня выходной, сейчас в город пойду, отправлю посылку домой. Вы — то будете похмеляться? — достал он бутылку из ящика.

Олег с Толиком отказались от угощения, и пошли на работу. Материала ещё не было на их рабочем месте, и Олег решил отлучиться в город.

— Ты Толик покрутись пока один, а я отлучусь до обеда, — сказал он, и ушёл в сторону посёлка.

В его комнате в это время проснулись все и рылись в постелях и под кроватью.

— Вы что мышей ловите? — спросил Дорогой.

— Двери перед сном не закрыли, и девочек кто — то наших лихо обул, — сообщил Пилат, — теперь похмелится не на что.

— Как не на что, а вон на Маше медальон висит золотой, — увидал он на помятой Маше единственную блестящую вещь, которую Толик не заметил.

— Это не мой, — закрыла она рукой медальон, — я его попросила у подруги на вечер. Для тебя, кстати говоря, повесила, а ты смотреть на меня не хочешь, — выпалила она в лицо Олегу.

— Маша тебе пункцию случайно не делали раньше? — спросил Олег.

— А ты откуда знаешь? — изумилась она.

— По тебе видно, но ты запомни одно. Нормальные мужчины не любят пьющих женщин. А сейчас женский персонал прошу выйти из комнаты на время, — объявил он. — Мне нужно переодеться и сходить в сберкассу, снять деньги.

Оскар Светлов сразу сделал задумчивый вид, потом подошёл к Маше:

— Маш давай загоним ему твой медальон? — предложил Оскар, — а ты деньги получишь, подруге новый купишь. Ведь болеть будем сильно целый день.

Но Маша не хотела слушать его, и вышла с другими девушками из комнаты.

— Сейчас я её уговорю, — сказал Щорс и последовал за девчатами..

Олег переоделся, побрился и собрался уходить, как в комнату вбежал Щорс, поматывая перед лицом Олега медальоном на золотой цепочке.

— За тридцатку отдала, — радостно сказал он, — ты назад будешь возвращаться купи нам два литра спирту и закусить. Влезешь в тридцатку, и нам хватит.

— А ты у неё случайно не отнял его? — спросил, смеясь, Олег.

Щорс открыл двери и крикнул:

— Маша ты — же отдала медальон?

— Отдала, пускай быстрее идёт в сберкассу. Я буду ждать его, — прокричала она в ответ.

Олег забрал у Николая медальон и вышел из общежития.

Пройдя короткую лесную тропинку и мост, он вышел в город. Город Игарка, был уютным и напоминал больше поселение ковбоев из американских вестернов. По городу ходило много моряков и геологов, но больше всего ему попадались рыбаки. Их не узнать нельзя было. Они рыбой торговали на ходу. Это был сиг и нельма. Осетрину они боялись, открыто продавать.

Спросив, как пройти в поликлинику, он быстро нашёл её и зашёл в кабинет к Феликсу Ильичу. Тот встретил его приветливо и сразу отдал половину долга:

— Олег с остальным долгом повремени немного? — сказал он, — сам понимаешь, я после отпуска.

— Я вам совсем его могу простить, если вы сведёте меня с серьёзными игроками, — обрадовал Олег стоматолога.

— Было бы не плохо. Тут дело вот в чём, что у нас серьёзные игроки в вашем посёлке и на втором участке живут, но там поголовно одни бывшие зэки обитают. А это не наша лига. Мы же играем редко, когда мальчишник собираем. Но играем шикарно.

— Так соберите мальчишник, выигрыш мой поделим пополам, — предложил Олег.

Такая идея привлекла стоматолога и у него азартно сверкнули глаза:

— Это дело заманчивое и я думаю, что — ни будь, придумаю, — он вдруг обратил внимание на часы Олега. — Кстати, откуда у тебя эти часы? Встречаю такую прелесть, второй раз в жизни. Хотел у тебя про них ещё на теплоходе спросить.

— Подарил один мужчина на вокзале в Красноярске.

— Его не Карлом случаем звали?

— Да, — удивился Олег.

— Не подымай брови молодой человек, — Карл мой родной младший брат. Эти часы были у его друга лётчика Зосима. Когда — то он Карлу обещал их подарить. Выходит, Зосим был верен своему слову.

— А ваш брат не приехал? — спросил Олег.

— Нет, он не скоро будет в городе. Он в Ленинград поехал, а оттуда в Новосибирск отправится.

— Тогда я пойду, но иногда навещать вас буду, — на прощание сказал Олег.

— Непременно заходи. Лучше в конце недели. Я на выходной постараюсь сколотить компанию. Вначале рыбалка, потом банька с играми по интересам, — посулил Феликс Ильич.

На обратном пути Олег взял страждущим сезонникам в магазине горячительный заказ и пошёл в общагу, где его ждали с нетерпением.

Только он переступил порог, к нему с объятиями бросилась Маша:

— Я тебя никуда не пущу теперь. Коля Щорс сказал, что если я соглашусь отдать медальон, то ты до ночи мой. Сказал, что ты с превеликим удовольствием готов подарить мне тепло своей души!

Олег положил покупки на стол и вежливо отстранил похотливую работницу постели и штабельного труда:

— Маша, сейчас пока здесь белые ночи, я стесняюсь привольных действий, даже наедине. А если Щорс тебе обещал, то и хватай его, а мне на работу надо, — и он весело погрозил Коле пальчиком.

— Колька пёс брехливый, — завопила она, — как напьёшься и уснёшь, я тебе на нос прищепку бельевую посажу, чтобы ты задохнулся. Наобещал мне незабываемую любовь при северном сиянии.

— Северное сияние бывает только зимой, — сказал Олег и, не переодеваясь, пошёл на работу.

Вначале он подошёл к Алисе, та была занята своей работой. Увидав Олега, она откровенно обрадовалась.

— Ты, почему вчера не появился у меня? — спросила она.

— Работал всю ночь.

— Работай, работай, — укоризненно проговорила она, — а ты знаешь, что мастер Нина Васильевна вам наряды заниженные пишет. Я была сегодня у нормировщиков и смотрела, что ваша работа за сортировку одного пакета стоит на полтора рубля дороже. То есть вместе с северными и премиальными, она в свой карман кладёт большую часть вашего труда. Я уже примерно подсчитала, только с вас двоих она получит тысяча шестьсот рублей. А наряды пишет на своих близких родственников. Они получают денежки и наверняка с ней делятся.

Олег воспринял эту новость спокойно, но на самом деле внутри всё бурлило. Не любил он, когда из него делают лоха.

Он вытащил из кармана медальон и протянул его Алисе:

— У Машки сердцеедки сейчас купил. Чуть меня не сняла за него, — пошутил он, — хорошо я мужественно оборонялся.

— Всё шутишь, — улыбнулась она, — а я ведь тебе на полном серьёзе говорю, что вас нагло дурачат.

— Алиса, если она с нас списывает, то ты нам начинай с сегодняшнего дня приписывать, — ежедневно по пять пакетов. С нас хватит. Пускай в конце сезона она отчитывается за свои обманы.

— Это мне не трудно сделать, но в начале месяца меня переведут помогать в бухгалтерию, обсчитывать сезонную премию.

Олег задумался и начал в уме что — то подсчитывать, шевеля губами.

— За десять дней ты успеешь нам приписать пятьдесят пакетов, а это много, — сказал он. — И не бойся ничего, мастер материально ответственное лицо, а ты нет.

— А я с тобой и так ничего не боюсь и не переживаю. Мне Катька вчера весточку и деньги прислала. Она просит, чтобы я погасила её подъёмные деньги в комбинате, которые она получала в Красноярске и забрала паспорт. Замуж она выходит по правде за деда того. Вот — так, — облегчённо вздохнула она и прижалась к плечу Олега.

— Я сегодня обязательно у тебя буду вечером, — сказал Олег и подошёл к Толику:

— Толик сколько пакетов рассортировал?

— Шесть, а нам нужно десять.

— Больше пахать не будем, я знаю способ, как, не сгибая спин можно заработать неплохо. Ищем водителя, он нам подвозит пакеты, учётчица обсчитывает каждый брус по торцам, и мы его заставляем увозить пакет назад.

— Алиса и так всё считает, — сказал Толик, не поняв, о чём хочет поведать Олег.

— Не перебивай? Дай мысль до конца высказать, — мы с тобой не притязательны были к нарядам, такими и останемся до завершения всех сезонных работ, — объяснял Олег. — Алиса скоро нас не будет обсчитывать. С начала месяца у нас другой будет учётчик. Так вот слушай дальше? На сегодня у нас рабочий день закончен, а к октябрю месяцу ищем персонального водителя за магарыч. Привезёт и после обсчёта увезёт. Покурит за штабелями пяток минут, этот же пакет привезёт вновь. Итак, один и тот — же пакет нам обсчитают не меньше пяти раз. У мастеров участок большой они и не заметят, а водителю платят за рейсы, им разницы нет, тем более они такие же вербованные, как и мы. Я случайно узнал сегодня, что нас дурят здесь и прилично. Таких вещей я не люблю. Не в моём характере это прощать.

— Я сразу понял, что здесь Советской властью не пахнет, — прошепелявил Толик, своим беззубым ртом.

— Толик деньги получай и вставляй зубы, — заглянул ему Олег в пустой рот, — у меня стоматолог есть один знакомый. Хочешь, я с ним переговорю? Я только сейчас от него иду.

— Зубы не мешало бы вставить, — мечтательно произнёс Толик. — Если хорошо получу, то обязательно вставлю, — трогая пальцами челюсть, сказал он, — и пойду девушек покорять по Северному посёлку.

— Покоряют горы, а девушек или любят или ненавидят, — философски заключил Олег, — потом задумался и добавил. — А зачем ты без зубов баранов покупаешь? Тебе манку сквозь тряпку надо сосать.

— Скажешь тоже, манку! — обиделся Толик, — отварные копчёные косточки очень мягкие и вкусные, люблю до безумия. Один запах только чего стоит. Да и тебя угощал бы, вспомнил бы дом от такой пищи.

Олег присел на половину сбитый пакет багета и, почесав затылок, загадочно промолвил:

— Удивительно, почему мне из дома ни одного письма не было?

— А зачем тебе письма? — удивился Толик, — они знают, что ты нигде не пропадёшь.

— Это понятно и без писем, но всё равно я два письма отправил, а мне в ответ молчок. Ладно, я это переживу, — сказал Олег.

Толик посмотрел в сторону дороги.

— Смотри Олег, молодые идут, — увидал Толик Серёжу и Люсю. Они шли по Морской улице с пластмассовым ведром, закрытым крышкой.

Олег их окликнул и они, увидав своих бывших попутчиков, радостные подошли к ним.

— За водичкой ходили? — спросил Толик.

— Нет, это пищевые отходы для собачки. Мы же в доме живём, а хозяйка по суткам работает в столовой, вот и попросила, нас зайти забрать ведро.

— А работаете где вы? — спросил Олег.

— В порт нас Герман устроил, Люсю учётчицей, а меня стивидором. Работа тяжёлая, но мне нравится, и платят хорошо, и полноценным мужчиной, себя чувствую. А вода Олег Люсе действительно помогла, она ни разу не болела больше, как начала пить.

— Ну, дай бог, — сказал Олег, — а Герман, как поживает? — спросил он.

— Он бывает у нас часто, когда не работает, тем более его книжные персоналии живут рядом с нами, — ответила за Сергея Люся. — И вы заходите, когда захотите, — пригласила она ребят. — У нас хозяйка добрая и хорошая. Она с нас денег за проживание не берёт. Мало того, ещё прикармливает, как малых детей. — Люся приветливо посмотрела в глаза Олегу и добавила: — Удивительно добрые люди на севере живут!

— Это всё благодаря Герману, — он нас так устроил, — поддержал молодую супругу Сергей.

— Хороший у вас земляк, — отозвался Олег, — передавайте ему от нас привет большой. И скажите, что мы на жизнь тоже не жалуемся.

***

Олег пришли с Алисой в его общежитие, где он не появлялся несколько дней. В комнате не продохнуть, хоть топор вешай. Тореро сидел на кровати Олега с дымящейся капитанской трубкой в армейских кальсонах и простой майке. Эта майка, не видавшая давно воды и стирального порошка, была прожженной и висела на одной бретельке. На столе стояли пустые бутылки от водки, большое блюдо солёной капусты и много всякой рыбы. Это говорило о том, что сегодня была получка. Велик был на взводе, — он сидел на своей кровати и обнимал женщину бальзаковского возраста. Олег её знал, она работала в буфете в столовой, и сезонные рабочие её про себя называли Людка — гречанка. Все остальные лежали по валом на свободных кроватях. Когда Олег появился в комнате, капитан Тореро сразу встал:

— Я тут в гостях. Извини, что на твою кровать присел, — оправдывался он.

— Сиди, не переживай, — сказал Олег, рассматривая майку капитана.

— Откуда такая роскошь? — в шутку спросил Олег. — Не продашь?

— Не может быть и речи, — пьяно икнув, сказал капитан, — это раритет! Майка восемь месяцев не стирана и я ей дорожу. Она срослась с моей мохнатой грудью, — хотя из Мишиной груди не пробивалось ни одного волоса.

— А чего тебя зовут не капитан Сореро, а Тореро, — спросила гречанка.

— И так звали, — ответил Миша, — до тех пор, пока бык не забодал на втором участке пьяного.

— А ну приколи нам адмирал, как ты ему на рога попал? — засмеялся Олег.

— Хорошо, но только не смеяться громко, — предупредил всех Миша, — теперь слушайте, — поднял он многозначительно указательный палец вверх.

— Только навигация началась, кораблей тогда много стояло и в порту и на рейде. Спиртное местные власти запретили продавать, чтобы не сорвать погрузку. А есть одеколон, Маша пляшет — так «Кармен» здесь называют и огуречный лосьон по фамилии «Бальзам с грядки». Я тогда выкушал его изрядно, иду мимо домов второго участка, около больницы для психов, а на меня собаки набросились здоровые, на волкодавов похожие. Я через забор перепрыгнул, а там бык на цепи с красными глазами будто ждал меня ну и поддел меня как мячик. Хорошо, что на рог не насадил. Я схватил рядом валявший дрын и пошёл на него. И я бы уделал его этим колом, если бы санитары из психбольницы, меня не скрутили и не приютили в свой институт. Правда, утром поняли, что я не их клиент, отпустили восвояси. Бок тогда долго болел у меня. Это меня Тореро нарекла Ангелина, да и Сореро она меня окрестила за курительную трубку, когда я сюда приехал.

— Ты мне нравишься Мишель, — сказала гречанка, — купи меня у Оскара за две бутылки водки?

— Если я тебе нравлюсь, ты и покупай меня, — попыхивая трубкой, сказал Тореро.

— Миша у меня денег нет, а ты сегодня получку получил. В следующий раз, по твоим условиям сделку будем совершать.

— А не обманешь? — хитро сощурил глаз Тореро.

— Зачем мне это? Правду я Оскар говорю? — погладила она по голове засыпающего друга.

— Правильно, как в геометрии, — промычал он.

Олег подошёл к спящему Толику. Подёргав кровать за душку и не получив ответа, заключил:

— Сомневаюсь я, что он завтра выйдет на работу?

— Не обращай внимания, здесь все так поступают, кто денег больших не видал — сказала гречанка. — Первая получка у них именно до такой степени обмывается. Главное, чтобы он завтра не продолжил. И ваша змея Ангелина не появилась здесь сейчас. Она здесь всех мужиков уже считает своей собственностью. Единоличница, какая.

Олег с Алисой вышли из комнаты, чтобы не слушать бред пьяной женщины.

— Время ещё есть, пошли фильм посмотрим? — предложил Олег, — а потом за работу.

Местный клуб для сезонников и коренных жителей посёлка был больше похож на сельский клуб. Огромный сруб, покрытый шифером, с кинозалом, вместительное фойе, где частенько проводят танцы и непременный атрибут таких клубов — доска почёта кадровых рабочих, над которой водружено красное знамя.

Дорогой с Алисой заняли места в среднем ряду и приготовились смотреть фильм «Неподсуден». Погас свет, на экране появились титры, которые моментально пропали. Пять минут зал сидел в темноте, затем зрители стали возмущаться. Раздался звук работающего проектора и вновь на экране замелькали титры, но ненадолго. Плёнка резко оборвалась и вновь зал окутала темнота. Было ясно либо киномеханик пьян, либо кинопроектор поломался. Поднялся свист, кто — то выкрикнул «сапожник». Включился свет. Из окошечка киномеханика замаячило пьяное лицо, и пронзительный крик, словно из рупора прокатился по всему залу:

— Сейчас в залу спущусь и рожу начищу, кто сказал сапожник. Что я виноват, если установка «Украина» давно устарела.

— Хороший фильм, — сказала с иронией Алиса, — мне нравится! Ты меня привёл сюда, а я тебя уведу.

Они покинули клуб и прогулялись по посёлку.

Гудела в этот день не только их комната, а весь посёлок, который в шутку называли Белград за то, что многие её жители в горячий сезон зарабатывали белую горячку. Их сразу помещали на второй участок в психиатрическую больницу. Получка для посёлка — это было великое событие. По всем общежитиям бегали местные мужики и вылавливали своих пьяных жён. Из окон повсюду раздавались крики и песни. Проходя мимо одного общежития, они услышали, как под гармошку раздавались башкирские песни.

— Здесь башкиры живут, наверное, или татары? — предположила Алиса, — узнаю их мотивы.

— Здесь кто только не живёт, — ответил Олег, — позже в драках, будут выяснять у кого какая родословная.

Они остановились около общежития, где раздавался пляс под детсадовскую песню. «Топни ножкой раз, два, три».

— Вот сюда нам и надо, — сказал Олег, — только запомни, не обращай внимания на маты и их грязные разговоры. Твоя роль будет одна, сходить и принести новые карты.

Три колоды с разными рубашками, которые он зарядил ей в сумочку, были, как две капли воды похожи с теми картами, что продавались в газетном киоске местной столовой.

Алисе нужно было только под видом покупки карт прогуляться до столовой, купить журнал «Огонёк», несколько свежих газет и принести карты, которые лежат у неё в сумочке.

В этом общежитии Олега ждали. Его пригласили ребята с Томска, работавшие на погрузке и приезжали в Игарку на заработки каждый сезон. С ними он познакомился на кране, у Мартына, когда в обеденный перерыв он специально проиграл им двести пятьдесят рублей. Увидав, что он в золоте и при деньгах они и пригласили его в день получки пятого октября поиграть к себе в общежитие.

— Вот и Дорогой явился, — сказал щербатый Юрка, которого все называли Балабан, — присаживайся? — А подругу ты зря привёл, бывает, мы играем до утра. Она замучается здесь сидеть в накуренной комнате.

— Она недолго побудет, потом я на минуту отлучусь проводить её до общежития, — сказал Олег.

— Твоё дело — ты барин! По нам пускай хоть до утра сидит. Но она может и утомится здесь?

Алиса присела на край чей — то кровати, а Олег сел за стол. Он за десять минут проиграл сразу сто рублей в старую известную игру секу.

— Нет, ребята мне карты ваши не нравятся? — недовольно сказал он, — пускай, кто — ни будь, сходит в столовую за новыми картами. Эти карты все потрёпаны.

— Не в картах дело, а в везении, — сгребая выигранные деньги, сказал крепкий мужчина с густыми бакенбардами на щеках по кличке Плохой.

Олег проиграл тут — же ещё раз сто рублей и бросил недовольно карты на стол:

— Нет, ребята, я так получку всю свою проиграю. Такими картами играть я не хочу, пойду лучше в кино схожу. Две тысячи хоть сохраню. Я получил две двести. За пятнадцать минут двести рублей продул, это выходит за полтора часа, я проиграю две тысячи, за которые я работал целый месяц.

— Успокойся Дорогой? — сказал Балабан, — зашли свою принцессу за картами, а сам играй, — не желали он отпускать денежного клиента.

Он перевёл взгляд на Алису.

— Алиса сходи, купи карты? — попросил Олег, — и не одну, а две или три колоды, только разные и газет свежих с журналом «Огонёк» возьми.

— Перестань, глупостями заниматься? — сказала Алиса, — пошли лучше в ресторан или кино сходим?

— Тебе говорят, иди, — прикрикнул нарочито на неё Олег, — я чувствую, что мне сегодня повезёт.

Алиса обиженно встала и выбежала из комнаты.

— Или слушает тебя, или обиделась, а это значит не придёт больше, — высказал свою мысль парень по кличке Лис.

— Придёт куда она денется, — сказал уверенно Олег, — она меня любит и думает уехать отсюда моей женой.

— А она ничего красивая, — оценил Балабан.

— Плохих женщин не любим, — парировал Олег.

Алиса пришла, бросила на стол три колоды карт и сунула Олегу пачку корреспонденций.

— Проигрывай, читай, а я не намерена у тебя за спиной сидеть и любоваться, как ты деньги на ветер спускаешь.

Хлопнув дверью, она ушла.

— С характером девица, — произнёс Лис.

— К утру остынет, — сама ко мне прибежит, — бросил важно Олег.

***

Было пять утра, к Алисе пешком было идти далеко. Тем более наступила полярная ночь, и на улице ничего не было видно. Он, к этому времени обчистил всех Томских стивидоров и довольный пошёл к себе в общежитие. Навар был ошеломляющим — семь тысяч. Хоть машину покупай — хоть квартиру. Подходя к своему общежитию, он посмотрел на окно своей комнаты. Там горел свет.

«Точно, завтра на работу не выйдут» — подумал он.

Подойдя к комнате, он шума не слышал и его это успокоило. Была надежда хоть немножко вздремнуть.

Он открыл дверь. На его кровати спал Тореро, а Толик сидел за столом с большой шишкой на лбу и ел руками солёную капусту.

— Ты откуда в такую рань? — спросил он у Олега.

— Я умственно работал за столом, — в упор он посмотрел на Толика, — а вот ты скажи, откуда у тебя шишка? Я тебя вчера видал спящим, лицо чистое было.

— Это свежак, только что заработал и бесплатно, — потрогал он шишку. — И самое обидное, что кто её жамкал, седьмые сны смотрят, а мне провожатому в лоб закатал её муж.

— Ты про Людку, что ли говоришь? — спросил Олег.

— А про кого ещё. Она вчера из дома забрала свежую рыбу, которую он поймал. Сказала ему, что пошла, продавать сезонникам, а Светлов её с рыбой и заарканил к нам. С ней Щорс и Оскар переспали прямо при мне, а недавно просыпаюсь, а она в одной сорочке сидит, на твоей кровати в которой Тореро спит. Ну, думаю и морскому волку, обломилось, а я проспал своё удовольствие. Она меня и попросила, чтобы я, её до дома проводил. Пока я ходил, умывался, она одетая меня уже ждала. Через дорогу перешёл, а навстречу её муж. Спрашивает у неё про рыбу, и где она была. Она на меня показывает, что была у меня в гостях, и рыбу я съел с дружками. Он ни слова, не говоря, сразу мне в роговой отсек задвинул и бегом со своей Людкой от меня.

— Пойдём к ним домой, шарахнём его? — предложил Олег.

— Не надо я с ним сегодня на бирже посчитаюсь. Некуда ему от меня деваться, — сказал Толик.

— Как хочешь, твоё дело, но для острастки вначале бы я ему сейчас нервы потрепал, чтобы он, пританцовывая, шёл на работу.

— Тогда пошли, — согласился Толик.

— Возьми у Миши в комнате топор под кроватью, чтобы он понял, что мы здесь не шутим, — сказал Олег.

Толик положил топор за телогрейку, и они пошли в дом Людки — гречанки.

Покосивший от старости маленький дом, горел огнями. В доме слышались вопли Людки. На их счастье двери были открыты. Открыв сапогом дверь, Толик вбежал со зверским лицом в дом. Топор он держал в правой руке над своей головой. Людка была, как колода сдавлена к кровати тонким металлическим стропом, а муж бил её своим крючком, которым он на работе цеплял колодки. Увидав непрошеных гостей, он бросил из руки крюк и попятился назад.

— Братан, только по голове его не бей, лучше ту руку отруби, которая твой лоб измеряла, — придерживая руку Толика с топором, сказал серьёзно Олег.

— Вы чего ребята, на полном серьёзе хотите сотворить со мной кровавое глумление? — испуганно спросил муж, смотря на Олега.

— Мы, что шутки сюда приехали шутить из Колымского края, — показал ему свой беззубый рот Толик. — Ты спроси у неё, я имею к ней какое отношение или нет? — надвигался он с топором на мужа.

Угроза показалась мужику очевидной, и он от страху рухнул на колени:

— Я виноват. За это я и бью её, — оправдывался муж. — Она мне дома всю правду рассказала. Не убивайте ребята? Хотите, я вас сегодня возьму на большого осётра после работы.

— Заманчиво, — отодвинул рукой Олег Толика от мужа Людки. — А катер у тебя есть?

— А как — же без него. У меня и катер, и мотоцикл есть. Тут если не охотится и не рыбачить, то и жить не зачем. Сопьёшься или сдохнешь от скуки. Второго не дано.

Толик сделал ещё один порыв в сторону мужа, но Олег без всякого труда отобрал у него топор и бросил к ногам привязанной жены, увидав при этом краем глаза на этажерке несколько потрепанных колод карт. Ничего, не спросив про карты, он подошёл к мужу и протянул руку:

— Меня Олег зовут, — сказал он.

— Я знаю, ты заметный парень. На работе примелькался, — успокоился муж.

— Тебя — то, как зовут? — спросил Толик.

— А, меня, — опомнился он, — я Патым, но все меня зовут Пат, за хорошую игру в шахматы.

— Да я смотрю, ты и в карты любитель поиграть, вместо книг на этажерке карты лежат.

— Иногда собираемся с рыбаками после хорошего улова, в очко гоняем.

— Хорошо Пат, мы согласны порыбачить с тобой. Когда поедем? — спросил Олег.

— Давайте сегодня после обеда, мне хоть на рубль, наряд написать надо, иначе прогул будет, — объяснил он.

— Согласны, — сказал Олег, — в час дня мы у тебя будем в полном снаряжении, а жену отвяжи, а то чего доброго забьёшь её до смерти.

Людка была рада такому исходу и с благодарностью смотрела на Олега.

Супруг развязал её при ребятах, после чего они спокойно ушли.

***

Вернувшись в комнату, они специально грохнули дверями, чтобы разбудить ребят. Все вскочили, кроме Тореро и начали выжимать остатки из пустых бутылок.

— Всё выпили, — с сожалением сказал Оскар, — надо Тореро в шашлычную за вином засылать. Она в семь утра открывается.

— Время еще шесть утра, — сказал Пилат.

— Пока дойдёт, будет семь, — посмотрел на часы Щорс.

— Миша, я смотрю, ты облюбовал мою кровать без разрешения, — толкнул его в плечо Олег. — Я сам как ты, наверное, заметил, не всегда сижу на ней в верхней одежде.

— Ты можно сказать, здесь почти и не живёшь, — протирая глаза, сказал Тореро.

— Беги в шашлычную? — торопил его Оскар, — ты за Людку ещё полностью не рассчитался.

— Как, — заморгал он, — я же принёс бутылку спирту, чего ты от меня ещё хочешь?

— Договаривались на две, — нажимал на него Оскар.

— Ладно, сейчас схожу, — спустил он ноги с постели.

— Миша, ты хоть болванку то попарил, — спросил Олег.

Тореро непонятно потряс взлохмаченной головой.

— Не могу вспомнить, но что она спала со мной, точно помню, — взял он с края кровати брюки и достал оттуда бумажник. Напрягая глаза, он заглянул в него и кроме одной пуговицы от кальсон Миша в нём ничего не обнаружил.

— Ничего не понимаю, у меня оставалось сто восемьдесят рублей после магазина, — недоуменно произнёс Тореро.

— Это от получки столько осталось? — удивлённо спросил Олег.

— Нет, я все деньги перевожу на книжку, оставляю только сто рублей на вино и сто на еду. Я не дурак, я знаю, где деньги на севере нужно хранить.

— Выходит, тебя Людка обчистила ночью и убежала, — сказал Толик, — а ты знаешь, что она по национальности гречанка.

— Её я знаю давно, но про национальность не знал, — пробормотал он.

Затем гордо обвёл всех своим похмельным взглядом и важно сказал: — Чёрт с ними с деньгами, зато я гречку обуздал на Олега постели! Один раз живу!

— Не обуздал ты её, а обдудонил, — засмеялся Пилат, — вон смотри лужа под кроватью. Вот она тебе и отомстила.

— Где лужа? — засуетился Миша и схватился руками за кальсоны.

— Это гречка сделала и меня обдула с ног до головы, — начал он сваливать мокрый грех на Людку.

— Она при мне одевалась и была сухая, как твоя майка, — сказал Толик, — теперь Олегу меняй всю постель у коменданта.

— Придётся, а что делать? — растерянно мямлил себе в бороду Тореро. — Тогда денег мне до обеда на вино дайте, а потом я сниму с книжки и рассчитаюсь.

— Ни с кем рассчитываться не надо, — протянул ему двадцать рублей Олег, — только мне обязательно поменяй всю постель.

— Так точно, — обрадовался Миша нежданной подачки.

После чего Толик и Олег ушли на работу.

— Наш лес кончается, — сказал Олег, — и нас, вероятно первыми отпустят домой.

— А я не спешу, дождусь твоих друзей и поеду с ними в Богучаны, адрес и телефон вербовщика у нас есть. Там пока лесу не заработаю на новый дом, не вернусь. Тебе хорошо, ты в карты играешь — прославленный, наверное, картёжник? — спросил Толик.

— Нет, я не прославленный, но прибедняться не хочу, бывают фееричные дни. А бывает, наступает такой тупик, когда серьёзной игры в обозримом будущем не просматривается. Это называется хандра и исходит она от меня. Так мне объяснял великий шулер Паштет, который и передал мне свой опыт. А я не особо азартный к игре, мне просто нравиться наказывать жадных и понтовитых людей. Только в этом я ощущаю кайф, а выигрыш это второе дело.

— А ты мне не передашь несколько своих заморочек? Может пригодиться, когда — ни будь? — спросил Толик.

— Именно своих секретов, могу, но не Паштета, — пообещал Олег, и обвёл Толика изучающим взглядом. — А, у тебя с деревенской рожей кураж будет. Серьёзно тебя ни кто не воспримет, — а ты им — нате три шаха и сгрёб банк под себя.

***

Они пришли на рабочее место. На их площадке стояло только два пакета, которые они должны рассортировать.

— Толик я переодеваться не буду, — сказал Олег, — ты один растаскай эти пакеты? А я дойду до бухгалтерии к Алисе.

— Иди, и не забывай про рыбалку, — махнул рукой Толик.

Олег, не входя в кабинет бухгалтерии, просунул голову в дверь и сразу встретился взглядом с Алисой.

Она, выбежав к нему навстречу, бросилась на грудь и с облегчением вздохнув произнесла:

— Я всю ночь не спала, переживала за тебя.

— Зачем за меня переживать? — отстранил он её от себя и заглянул ей в глаза.

— Мне кажется, там вчера одни бандиты сидели.

— Нормальные ребята, рабочий люд, просто их мечты обуть меня у них не срослись.

А их поведение за столом и каменные лица это всё напускное. К пяти утра у них лица другие стали. Все колоды испробовали, но везло в эту ночь только мне практически. Я чего пришёл. Предупредить тебя хочу, чтобы ты на всякий случай меня сегодня не ждала. Нас с Толиком на рыбалку пригласили. Когда вернёмся — неизвестно. Так — что скоро осетрину будем есть.

— Хорошо Олежек, я люблю тебя, хоть и безответно, но всё равно буду ждать тебя каждый день, — сказала она взгрустнув.

— Не горюй, — нажал он ей пальцем на нос, — я что — ни будь, придумаю вместе с ответом. А в любви я не могу признаваться. Считаю это пустословием. Смотри за моим отношением к тебе, и ты поймёшь, что не так уж безответная твоя любовь. Ты же давно должна выучить меня за всё это время.

Он чмокнул её в щёку и пошёл к Толику.

Толик заканчивал растаскивать второй пакет.

— Вон видишь, дым за штабелем валит? — показал Толик на разобранный на половину штабель, — это Тореро курит, ждёт тебя уже полчаса по срочному делу.

Олег пошёл за штабель. Действительно там усевшись на колодку, сидел Тореро и покуривал свою неизменную трубку:

— Я постель поменял всю, и даже кровать другую на счастье поставил, — доложил он, — а тебе я письмо принёс. На бутылочку подкинь? Всё — таки пешим ходом до тебя добирался, все ноги промочил.

— Давай письмо сюда? — сказал Олег, — оценю, его стоимость.

Письмо было тоненьким от матери.

Олег распечатал его и прочитал.

Здравствуй сынок!

Не решалась тебе написать сразу. Не хотела тебя расстраивать, но как ты уехал, к нам домой вскоре приехала родня твоей зазнобы с её родины и забрали её с собой. Но хочу тебя успокоить. Чему быть того не миновать. Ты только не переживай? Она не стоит этого вместе со своей роднёй. Хотя я как невестку её уважала. Мы многого не знали о ней. Оказывается она и вся её родня состояли в секте. Регина до тебя была замужем с их сектантом и сбежала от него. Почему у вас на свадьбе и не было с её стороны родственников. Вот такая она сирота оказалась. Перед отъездом она мне рассказала про их средневековые законы, от которых мороз по коже идёт. Я ей на прощание сказала, что воля твоя, как поступать. Но не забывай, что ты плод моего сына носишь в своём чреве и смотри, чтобы твои сектанты как Христа не распяли тебя на кресте. Она уезжала в слезах, но я в них уже не верила. Своим соседям я постоянно вру и говорю, что невестка моя лежит на сохранении. Не отчаивайся сынок, девчонок хороших много у нас в городе. А о твоей жизни на севере я всё знаю. Со мной делятся родители Лёши и Паши, они часто им пишут письма. За меня не беспокойся, у меня всё хорошо.

Сидела и шила себе новый халат и думала о тебе, потом отложила всё шитьё и села за письмо. И прошу тебя, приезжай домой? Не езди больше по миру? А то Лёша своим пишет, что собрался на полгода ехать лес валить.

До скорого свидания. Целую. Мама.

Олег сложил письмо и засунул его в карман.

— Хорошую весточку я тебе доставил или нет? — спросил Тореро.

— Сам пока не знаю Миша, радоваться мне таким известиям или запить от горя, — сказал Олег.

— Лучше в запой уходить от радости, — посоветовал Миша.

— Так я и сделаю, — бодро сказал Олег и протянул Мише пятьдесят рублей.

Тореро от такой щедрости задохнулся дымом, вскочил резко и, забыв поблагодарить Олега, вприпрыжку побежал мимо штабелей, не выпуская изо рта свою дымящуюся трубку.

В час, как и договорились, Пат ждал ребят у себя дома. Людка лежала в постели с компрессом на лбу и тяжко вздыхала. Олег достал бутылку хорошего вина и потряс ей перед Патом.

— Перед рыбалкой давайте выпьем по стакану?

— Лучше оставь на рыбалке выпьем? — отсоветовал Пат, — там холодно будет, вино нас согреет.

— Я пять бутылок взял, хватит и на обогрев, — сказал Олег, раскупоривая бутылку.

— Тогда я не против немного пропустить вина внутрь, — оживился Пат.

Олег первый стакан протянул издыхающей Людке. Она с жадностью выпила вино и, возвращая пустой стакан Олегу, незаметно поцеловала ему руку.

Он сделал вид, что не заметил этого жеста и открыл вторую бутылку.

Пат ходил в рыбацких сапогах по дому, что — то ища и ворча себе под нос. А когда нашёл, обрадовался. Это были ключи от мотоцикла:

— Придёт Грек, через три часа, отдашь ему, — положил он перед ней на стол ключи, — пускай нас с уловом ждёт на кессоне.

— Ладно, удачи вам, — пожелала им Людка, ожившая после вина и, бросилась к столу, где Олег специально для неё оставил половину бутылки марочного вина.

Пат взял в руки вёсла, передав канистру с бензином Толику, сказал:

— Идти тут не далеко до катера, так — что потерпи эту флягу. Я не знаю, как у меня там с горючим? Но резерв необходим, чтобы на вёслах назад не возвращаться.

Толик сморщился от такой просьбы, но канистру взял.

Они сели в катер Прогресс, со стационарным мотором и ветровым стеклом. Пат положил вёсла на дно и, проверив горючее и масло, опробовал работу мотора.

Он при запуске чихнул, потом сразу же заработал ровно.

— На этой ласточке и в Карском море можно рассекать, — похвалил он свой катер.

С Енисея дул холодный ветер, по воде плыла шуга. Олег и Толик накинули на себя капюшоны штормовок.

— Что, замёрзли? — это вам не Сочи, а Таймыр, — сказал Пат.

— Давай перед «отлётом» ещё выпьем? — предложил Толик, — что — то не приветлив сегодня Енисей.

— Я не против такого предложения. Гастроль, у нас будет хоть и не трудная, но промозглая, — предупредил Пат, отключив зажигание.

Они выпили ещё по стакану и тронулись с места, разрезая носом катера суровые волны Енисея. Шуга, словно дробь била не только по борту, но иногда хлёстко врезалась и в лица рыбаков.

— Вон, кто — то плывёт, — заметил Толик бурое пятно на середине протоки.

— Медведь, кто же ещё, — сказал Пат.

— Давай подплывём ближе к нему? — попросил Толик, — ни разу в жизни не видал живых медведей.

Медведь спокойно плыл, но, заслышав вблизи себя шум мотора, обернулся в сторону катера и тут — же получил сильный удар веслом по бурой морде.

Толик и Олег от души захохотали. А Пат, сидя, задом к ним не увидав, что сотворил Анатолий, от бешеного рявканья, неожиданно сделал вираж вокруг медведя. Медведь в это время показал свои жёлтые большие зубы и выпрыгнул из воды в сторону катера, так, будто у него под лапами была точка опоры. Не достав несколько сантиметров до борта катера, он получил второй удар увесистым веслом. Возмущённо ещё раз рявкнув, медведь поплыл к берегу.

— Вы, чего с ума сошли? — заглушил мотор Пат и выпучил глаза от испуга, — с Мишкой так шутить не полагается, порвёт не задумываясь. Зверь он непредсказуемый и опасный. Это с виду он кажется большим и неповоротливым, а на самом деле, у него ловкость и реакция как у рыси.

— Успокойся вон он на берег уже выходит? — сказал Олег.

Медведь вышел в это время на остров, посмотрел в сторону катера. Прорычал, потряс задней лапой, освободившись от воды, он скрылся в прибрежных зарослях.

— Знаете, что он подумал сейчас? — спросил Пат.

— Медведи ещё думать умеют? — засмеялся Толик.

— А как же! — утвердительно воскликнул Пат. — Мишка подумал, за что — же меня эти «укротители» веслом по морде треснули?

После чего он завёл мотор.

— А рыбу, где будем ловить? — поинтересовался Олег.

— Ловить мы не будем, проверим мои сети и назад. А они у меня в разных местах заброшены, на осетра и сига. Мы должны управиться за три часа. На кессоне, откуда мы отплывали, будет нас ждать мой шурин на мотоцикле.

— Шурин это твоей жены брат? — спросил Толик.

— Да он, греческого рода и племени, но больше похож на еврея или грузина.

— Не похож, наверное? Грузины и евреи на машинах ездят, а этот твоим мотоциклом пользуется, — сделал вывод Олег.

— Всё у него было раньше, но просадил в карты своё добро вашему брату в Северном посёлке. Теперь зарёкся не садиться больше за игру. Он охотник и портной хороший. Сам шапки шьёт любого фасона. Почитай вся Игарка в его шапках ходит.

— Ну и как слово держит? — не унимался Олег.

— Когда мы с мужиками играем, с нами не садиться, а где — то может и поигрывает, но жить, однако лучше стал. На материк собрался бежать, выходит, денег под копил.

После проверки первой сети, руки у всех заледенели. Но богатый улов стоил этого. С десяток осетров и огромную стерлядь килограммов на пятнадцать они извлекли из сети.

— Это дело надо обмыть, — радостно заявил Олег, — у меня пальцы не сгибаются от промозглого холода.

— Обязательно, — почти в унисон ответил ему Толик. Раздался громкий щелчок пробки, которая улетела за борт. Забулькало вначале в горле у Толика. Затем бутылка перешла к Пату. Олегу достались остатки. Он допил и выбросил тару в Енисей:

— Я столько рыбы ценной никогда не видал. Раньше почему — то всегда думал, что такая рыба обитает только в Каспии и низовьях Волги. А оказывается она и в Енисее водится. Откуда интересно она здесь?

— С Карского моря заходит, — ответил Пат. — Не забывайте, что Игарка это морские ворота.

Он посмотрел на часы.

— Время уже три часа, нам надо ещё одну сеть проверить. В четыре часа полярная ночь окутает нас, и мы ничего не увидим.

Действительно атмосфера отдавала тусклотой. Заревел мотор и, отбрасывая шугу в сторону, катер устремился вперёд.

Во второй сети тоже много рыбы оказалось пеляди и сига, но всю рыбу Пат отпустил в Енисей.

— Зачем ты это делаешь? — закричал Толик.

— Рыба сонная, а пелядь вся с икрой, — спокойно ответил Пат.

— Так рыба же вроде только весной с икрой ходит? — удивился Олег.

— Пелядь осенью и даже зимой может нереститься, а сонную я рыбу выкинул, чтобы не отравится. Нам и этого улова за глаза хватит. Засолим, возьмёте с собой по двадцать килограммов на материк. Только самолётом вы её не увезёте. Обратно по воде придётся возвращаться. А хотите, ешьте всю сейчас, до отъезда, — посоветовал Пат.

— Надо же век живи, век учись, — сказал Толик, — откуда бы мне знать, что со спящей рыбы можно отравиться.

— Я однажды так отравился, думал, что зрение ко мне не вернётся, но ничего выходился, — дрожа от холода, рассказывал Пат.

— Допей вино остатки, — не дрожи? Ещё бутылка осталась, — предложил ему Олег.

— Я лучше дома допью, в тепле под жареную стерлядь.

— Да пей ты не скромничай? — принуждал его Олег, — дома мы тебя зальём вином.

— Ребята, а деньги у вас есть? — спросил Пат, — а то я всю свою зарплату кредит выплачиваю, и дочке в Норильск отсылаю, она учиться в индустриальном институте, — сетовал он. — Вот за счёт рыбы живу. Людка у меня не особо много получает и то половину пропивает.

— Хорошо, что не все, — сказал Олег.

— Да ей дай волю, она всё пропьёт, если бы, я её не стегал, давно бы прописалась в психушке на втором участке.

На кессоне их встретил Грек. Он был в кожане, руки спрятаны в тёплые на меху рукавицы. На мотоцикле не мудрено в такую погоду руки обморозить.

Затолкав всю рыбу в люльку, они проводили его домой к Пату, а сами пошли пешком. По дороге Олег зашёл в магазин и набрал целую батарею вина и килограмм шоколадных конфет.

Все осетры лежали в кухне на полу. Людка со своим братом Греком уже жарили стерлядь большими кусками на чугунной сковороде.

— Это вам? — положил Олег перед Людкой пакет с конфетами.

— Да ты, что милый ты мой! — обрадовалась она, — я уже забыла, когда мне муж покупал сладости.

— Тебе не конфет покупать надо, а кочергу хорошую заказать у кузнеца надо, — сказал ей грозно брат. — Молиться на такого мужа необходимо, он и тебя кормит, и дочь студентку тащит.

— Вон он меня, чем кормит, — бросила она взгляд, на крючок, для сбора колодок висевший около входной двери, похожий больше на пожарный багор, но меньших размеров.

— Хватит страдания выдавать? — оборвал Людку муж, — подавай на стол и займись засолкой рыбы? Пока она у нас повисит, потом ребята её на материк заберут.

Людка успела и с рыбой управиться и за столом посидеть. Когда все были пьяненькие, Олег попросил у Пата карты.

— За добро я добром люблю отвечать, — сказал Олег Пату. — Если вы часто играете в очко, я вам покажу хороший трюк, чтобы вы умели за игрой снимать кучерявый банк. И ты Толик смотри, тебе это пригодиться.

Олег виртуозно раздал всем карты и со всеми он был в выигрыше, дав одному недобор, другому перебор, а у него всегда приходило двадцать одно очко.

Потом он доходчиво объяснил, как это делается.

Грек восторженно смотрел на него.

— Олег, а по другим играм, ты сечёшь?

— Нет такой игры, которой я не знаю.

— Подождите меня, я сейчас, — сказал Грек, напяливая на себя, кожан.

— Сейчас шапки свои притащит, — пьяно пробормотал Пат, и опустил голову на стол.

— Про меня ещё, что — то говорит, — возмутилась Людка, — сам нализался чужого вина, как кот сметаны, что голову ровно держать не может.

— Это он с устатку, — сказал Толик.

Грек действительно принёс в бумажном мешке несколько шапок и вывалил на кровать.

— Выбирай любую, но умоляю тебя, покажи ещё подобный трюк с картами? — просил он.

— А два покажу, значит, две шапки получу? — спросил хитро Олег.

— Сколько захочешь, столько и возьмёшь, — задышал азартом Грек.

Олег примерил себе ондатровую шапку и сел в ней за стол, продемонстрировав Греку технику тасовки карт и расклад очков по игрокам.

— Это невероятно! Давай ещё, покажи? — просил Грек.

— Ты далеко живёшь? — поинтересовался Олег.

— Рядом две минуты ходьбы, — ответил Грек.

— Хорошо, я готов тебе показать ещё несколько мулек, — согласился Дорогой, — но принеси мне женскую шапку из песца или соболя. Я же тебе сейчас тоже принесу пять колод карт и покажу на них фокусы экстра — класса. Карты оставляю тебе в дар.

Они вместе с Греком вышли из дома, а Толик остался с Людкой наедине при пьяном спящем муже.

Когда Олег вернулся, Грек уже сидел за столом вместе с Толиком и практиковался на старых картах. На голове Толика сидела мохнатая волчья шапка.

Олег высыпал колоды карт на стол. Распечатав одну колоду для обозрения, он раскинул карты веером и искусно одной рукой сложил их назад, а второй рукой извлёк из колоды четыре туза сразу вместе.

— Вот так и будешь играть в очко со всеми, — сказал Олег, — здесь весь секрет в картах.

Он показал ему, как сточены карты, на одних колодах и как нанесён незаметный крап на других колодах.

Грек был на взлёте от увиденного зрелища и не думал униматься. Он просил в порядке повышения квалификации поиграть с ним несколько партий. Грек оказался способным учеником, у него всё получалось. Он радовался как ребёнок.

— Только запомни, пока эти элементы ювелирно не отточишь, за карты не садись, а то можно и голову потерять, — посоветовал ему Олег на прощание.

Ребята вышли из дому в шапках и с большим свёртком жареной стерляди, которую им завернула Людка.

Толик мялся по пути, мялся, а подойдя к своему общежитию, выпалил:

— Олег, пока вы в отлучке были с Греком, у меня свадьба с гречкой была. Эту шапку она для меня выхлопотала у брата.

— Ты хоть и беззубый, но парень смотрю не промах, — улыбнулся Олег, — я ей конфеты покупаю, а ты свадьбу себе с ней правишь.

— Я же твой напарник, беру с тебя пример, — сделал довольное лицо Толик.

— Пошли — ка напарник к Алисе? В общаге все пьяные в лоскут. И капитана Тореро, говорят, из столовой пьяным в вытрезвитель увезли. У неё отдохнём, вино и рыба у нас есть, а завтра с утра на работу махнём не торопясь.

— Я не против, — согласился быстро Толик на предложение Олега, и они, развернувшись, пошли в сторону второго участка, где жила Алиса.

Алиса в это время сидела у печки и читала книгу.

Увидав нежданных гостей у себя в доме, она несказанно обрадовалась и сразу поставила на печку чайник.

— И рыбу подогрей, хоть она недавно зажарена, — сказал Толик, положив свёрток на стол.

Алиса взглянула на их головные уборы:

— Это вы на рыбалке, себе такие богатые шапки выловили?

— Можно сказать что да, — загадочно ответил Олег, — вытаскивая из бумажного мешка для Алисы две шапки.

— Примеряй они обе твои, — щедро заявил Олег.

— Как мои шапки, а жене ты не хочешь в подарок привезти? — удивлённо спросила Алиса.

— Я сказал, примеряй, значит примеряй? — повысил голос Олег, — не бойся они чистые? Люблю делать сюрпризы!

Алиса недовольно надела песцовую шапку, которая ей пришлась впору. Сняв её с головы, она подула ртом по пушистому ворсу шапки и бережно её положила на подушку. Вторая шапка оказалась ещё лучше первой.

— Это — же дорого Олег, где вы взяли такую прелесть?

— Не бойся шапки чистые, как это вино, вытащил он из мешка две бутылки марочного вина.

— Этот знак внимания дорогого стоит, — сказала Алиса, вываливая рыбу на сковороду.

— Можешь считать это моим приглашением к венцу, — вновь загадочно сказал ей Олег.

— Хватит болтать чушь? Выпил, лучше помолчи и не говори ничего? Не тревожь мои чистые и сокровенные чувства к тебе, — сказала она с обидой.

— Я же тебе только промолвил, что люблю делать сюрпризы, — повторил Олег и протянул ей смятое письмо от матери. — Прочитай и выкинь в печку.

Она осторожно взяла письмо и, прочитав его до конца, взвизгнула от радости и молниеносно бросилась Олегу на шею.

— От меня согласия не жди, — горячо шептала она ему на ухо, — я давно согласная, как только тебя в первый раз увидала в Красноярске.

— Всё успокойся? — приставил он палец к её губам, — я не люблю при посторонних изливать свои чувства.

В эту ночь они спали с ней на печке, а Толик один на большой кровати.

***

Анатолий ещё спал, а Олег сидел за столом и ждал чай. Алиса крутилась возле печки.

— Рыбы много поймали, но на самолёте мы её не сможем вывезти, — рассуждал вслух Олег. — Только по воде, а последний теплоход будет двадцатого октября. Осталось две недели. Я уеду с напарником одним из первых, так — как наш лес кончается. Тебя же могут не отпустить со мной, — размышлял вслух Олег.

— Не отпустят, я брошу смело всё. Паспорт у меня на руках, а на трудовую книжку я плевала. Вышлют домой, я ни государству, ни комбинату ничего не должна.

— Так делать не надо, — возразил Олег, — ты лучше составь бумагу по нашей мастерице, как она занижает наряды и поторгуйся с директором комбината или начальником биржи. Пообещаешь им показать интересные цифры, которые им будут небезразличны, при условии, если они тебя досрочно рассчитают с работы. А если они не пойдут на такую сделку, посули им отдать бумагу в прокуратуру.

Алиса поставила на стол сковороду с подогретой стерлядью и кружку с горячим чаем.

— Ты дорогой очень красиво объясняешь, но я боюсь, что у меня без тебя не получиться такой номер.

— У тебя всё получится, — уговаривал он её, — ты талантливая, а я буду рядом. Эта стерва не только нас надувала, но и весь участок. Её надо наказать. Я посчитал, она нас с напарником обманула на двести кубов, а это почти по две тысячи рублей. Но я своим методом перекрыл её обман. Ни копейки больше не взяли с Анатолием. Где она будет искать эту недостачу, это её вопрос. Я заметил она уже сейчас с тревогой бегает по бирже, обсчитывает оставшийся лес. А если не одни мы такие ушлые? Тогда ей очень скверно придётся и очень даже скоро.

Он подул на горячий чай и, сделав глоток, поставил его остывать.

— Лес это не спички — его в магазине, вряд ли купишь.

— Хорошо я согласна. Пускай будет, как задумал ты. Я же должна слушать во всём своего будущего мужа, — поцеловала она Олега и встала из-за стола.

— Тогда я побегу на работу, а вы завтракайте и ключ положите над дверью, — наказала Алиса.

— Я тебе его занесу на работу, когда пойду навещать в порт Мартына и Цветка, — предупредил её Олег.

Через час на улице немного рассвело, Олег разбудил Толика. Он умылся, и сел завтракать.

— Сейчас если нам пакеты не поставят на сортировку, будем проситься домой, — сказал Олег, — Что это за работа по два три пакета растаскивать на двоих. По полчаса работать в день.

— Я не тороплюсь, я буду ждать твоих друзей, а порт и погрузку последних всегда отпускают. За это время я снаряжусь хорошенько для зимней работы в лесу, шапка у меня уже есть, куплю полушубок и унты. Пока буду их дожидаться, на погрузке успею поработать. Деньги нужны. Хотя я за один месяц с тобой на автомобиль Запорожец заработал, — важничал Толик.

Он без устали молотил языком о своих намеченных планах на материке. И сожалел, что не удалось сделать зубы.

Дорогой сделал вид, что совсем не слушает своего напарника. Ждал, когда тот умолкнет. Олег поднёс спичку к зажатой во рту папиросе «Беломорканал». Пыхнул в сторону печки дымом. Потрогал пальцем кружку с чаем, она была остывшая. Залпом, словно это был квас, а не чай осушил кружку и отставил её к печке.

— Слушай меня внимательно Толик, — задумчиво произнёс Олег, — у меня идея есть смехотворная, но мудрая, наравне идей Гераклита. Если нас не отпустят, ляжем в больницу в инфекционное отделение с поносом. Я знаю, как закосить можно. Тогда мы получим такую — же получку, за больничный лист. Мы же за профсоюз с тобой платим. А здесь не зависимо от стажа всем членам профсоюза бюллетень оплачивают сто процентов. И ты денег столько не пропьёшь и не проешь, находясь на государственном обеспечении.

— Это ты чудно придумал, — заегозил на стуле Толик, — давай тогда никуда не пойдём, а сразу заквасим, по — твоему, оригинальному методу поносом.

— Нет, я схожу, — передумал Дорогой, — у меня больше нет желания задерживаться здесь. В субботу только зайду в баню к моему знакомому медику, а тебя я научу, как закосить.

***

Планы их не сбылись в этот день. Мастер сказала, что дневная норма материала поступать для них будет ещё неделю.

— Пока они везут нам пакеты, я в порт сбегаю, — предупредил Олег Толика, — надо парней своих проведать, посмотреть, чем они дышат.

Он занёс вначале Алисе ключи, а потом, минуя пограничный пост, спустился в порт. К его счастью он пообщался не только со своими ребятами, но и повстречал Германа. Тот был одет уже по — зимнему варианту севера, в меховой куртке и унтах.

— Ты как здесь оказался? — радостно спросил он у Олега, в приветствии тряся его руку.

— Ребят навестил, — ответил Олег.

— А как твоя работа? Месяц хорошо закрыл?

— Неплохо, но меньше чем на погрузке. У моих ребят под три штуки вышло.

— Так ты посмотри на них. Они все измочалены от изнурительной работы, а ты выглядишь свежим и счастливым, как Ротшильд. Когда домой собираешься? — спросил Герман.

— Я хоть сейчас бы уехал, надоел мне этот север своей хмуростью.

— Хочешь, поехали со мной на катере Бахта, пятнадцатого числа до Енисейска. Я с командой уже договорился. Они нас с молодыми забирают.

— Не могу, я тоже не один, а у меня перед тем человеком конкретные обязательства есть.

— Смотри, если надумаешь, сообщи через Мартына. Мы с ним в одной смене работаем и видимся каждый день, — сказал Герман.

— Хорошо, буду иметь в виду, но это маловероятно, — ответил Олег.

Попрощавшись с Германом, он вернулся на свою площадку, где Толик вовсю, скособочившись, таскал брус.

— Обледенел он падла, тяжёлый стал, — пожаловался Анатолий. — Мы так не успеем пятнадцать пакетов раскидать.

— Успеем, — заверил Олег Толика.

С работы они шли в этот день уставшие. Не переодеваясь, Олег рухнул на новую постель, которую ему заменил Миша, и сразу уснул. Сон был крепким, но шумный голос Тореро, его утром разбудил:

— Я потеряю за вытрезвитель сезонную премию, а это две с половиной тысячи рублей. Жалко весь сезон горбатился, а этот сволочь участковый Руслан на финишной прямой перекрыл мне кислород, — горевал Тореро.

— Миша ты сам маленький, а глотка у тебя как иерихонская труба, — недовольно спросонья бросил Олег.

— Ты слышал про мою беду? — спросил Миша, — сумасшедшая ночь у меня была. Закатали как маринованного опёнка в банку и трубку отобрали. Уши без табака опухли.

— Какая это беда — это семечки. Напиши жалостливую просьбу на директора, и он не будет тебя лишать премии, — посоветовал Олег.

— А что я ему напишу? — Выдайте мне ради бога премию, за это я вас в попку чмокну?!

— Это тоже вариант не плохой, — улыбнулся Олег и встал с постели. — Но я бы написал на твоём месте так:

Уважаемый товарищ Бутрин. Девятого мая сего года по неизвестной причине у меня сгорел дом, и я с пятью детишками остался сидеть на пепле, что меня и привело на север, чтобы заработать на новый дом. Но седьмого октября не мог установить спиртовой контроль в организме, поэтому оказался в медицинском вытрезвителе. Ну и дальше описывай свою просьбу, — подсказал ему Дорогой.

— Умный совет, — изрёк Пилат.

Тореро выбежал из комнаты и через минуту вернулся со школьной тетрадкой и авторучкой:

— Повтори, я сейчас запишу, — обратился Миша к Олегу, — если у меня премия срастётся, то я тебе панты марала подарю. Они у меня бинтами обвязанные лежат под кроватью.

— Рога оставь себе, — сел за стол Дорогой, — они тебе пригодятся. Понимаешь, Миша мне этот символ ни к чему, на молодости лет. А вот от коньячка хорошего я не откажусь.

— Будет, — без промедления выпалил Тореро.

— А если они узнают, что у тебя дома и детей в помине не было? — спросил Оскар, засунув палец в ухо.

— А была, не была, — сказал Миша и начал переписывать под диктовку Олега заявление.

Писал он медленно, и вся комната следила, как он выписывал дрожащей рукой завитушки над каждой заглавной буквой. Когда бумага была готова, Олег помылся, переоделся и пошёл к Алисе.

***

В субботу Олег шёл в новых французских сапожках и модной зимней куртке к Феликсу в баню. В последние дни он прикупил у матросов заграничного плавания, много одежды для себя и Алисы. Его вид нисколько в нём не выдавал, вербованного сезонного рабочего. Он больше походил на работника торговли или матроса дальнего плавания. Около рубленой бани на распиленной трубе большого диаметра жарилась осетрина и свинина. Кулинара Олег сразу признал, это был Карл.

— Добрый день, — сказал Олег.

— День добрый, — не узнав Олега, ответил Карл и начал с любопытством рассматривать его с ног до головы.

— Ты, наверное, сын Гомона? — спросил Карл, — проходи папка уже третий пар получает.

— А кто такой Гомон Карл Ильич?

— Как кто? — недоумённо спросил Карл, — отец твой, начальник ОРСА.

Олег демонстративно посмотрел на часы, что не ушло от взгляда Карла.

— Постой, так это ты лекарь мой с вокзала? — обрадовано сказал он и поднял внезапно Олега, как пушинку себе на плечо и внёс в баню:

— Прошу любить и жаловать? — поставил он Олега на пол, — это мой старый хороший друг. Смотри Гомон, что твой отпрыск, что этот парень. Одно лицо.

— Ничего похожего, — раздался чей — то басовитый голос.

Карл махнул рукой и заглянув в лицо Олегу, торжественно изрёк:

— Это лучше когда ты на свете один. Эксклюзив, я тебе скажу, очень дорого стоит! Люди не должны быть похожи на кукурузные початки. В каждом человеке должен быть свой индивидуум. А теперь пришла моя очередь тебя потчевать, — положил он руку на плечо Олегу. — Сейчас немедленно раздевайся, и бери себе простынь? — начал он сам расстегивать змейку на куртке Олега.

Олег пока раздевался, сфотографировал глазами всю компанию. Это были на вид солидные и почтенные люди, но Феликса Ильича среди них не было.

— А Феликс Ильич где? — спросил он у Карла.

— Брат задерживается, он зубы делает своему клиенту, с ним сюда позже придёт. Я теперь понял всё. Он мне о тебе рассказывал. А принял я тебя за сына вон того дядьки с животом свиноматки, — показал он на полного мужчину в роговых очках и завёрнутого по пояс в простыню.

— Действительно похож на моего Андрея и сильно, — пробасил мужчина, когда увидал Дорогого раздетым, — надо же какое сходство бывает, — удивился он.

— Иди, парься, — подтолкнул Карл Олега в парилку, — хочешь, я веничком попарю тебя?

— Нет спасибо, не надо я сам управлюсь, — отказался Олег.

— Лучше ступай за мясом смотри, а то сгорит, уголь тогда сам будешь жрать? — сказал мужчина средних лет с кудрявой головой и приятным лицом. Его Олегу представили как Витольда.

— Прошу не указывать мне, вы хоть по статусу и главнее все меня, но без меня ни одна сволочь и шагу не можете сделать, — в шутку сказал Карл — тем более находитесь в бане моего брата. Значит и моей.

Олег нырнул в парилку. Густой пар с запахом пихты ударил в нос. Парилка была большая и видимость ноль. Натолкнулся на гигантские деревянные бочки с водой, которых оказалось четыре и служили они для охлаждения тела. Он содрал с себя простыню и, найдя алюминиевый крючок на входе, повесил её на него. Тазиков на нижнем полке было с избытком, и в каждом отмыкал берёзовый веник. Взяв подвернувшийся ему под руку тазик с веником, он забрался на самую верхнюю полку и начал полоскать себя по бокам веником. Он слышал, что кто — то следом за ним тоже зашёл в парилку, но из — за пара точно определить не мог кто именно. Это был Витольд, мужчина с приятной внешностью и по возрасту он, если судить по его здоровой коже, очевидно, был всего лет на десять старше Олега.

— Не обращай внимания на него, — сказал звонко Витольд и взял в руки веник.

Олег хотел спросить, про кого Витольд ведёт речь, но тот не дал ему и рта открыть, а продолжил:

— Карл у нас человек с изюминкой и чересчур деятельный. Один на весь город такой. Можно сказать уникальный человек. Хотя доля правды в его словах есть, он простой водитель на скорой помощи, а я главный врач и все глобальные вопросы со снабжением решает Карл. И не только у меня в больнице, а в любой сфере деятельности. Город у нас маленький, как кому что, то нужно пробить, так у меня просят его на прокат. Вот приехал сегодня с Ленинграда, добыл там Гомону четыре погрузчика, а пошли другого человека, пустой бы приехал. Обаянием обладает и речью хорошо владеет. Одним словом талант! А ты давно его знаешь? — спросил Витольд.

— Знаю полтора месяца, но общался с ним три минуты. Потом он подарил мне свои часы, — разгоняя рукой пар, сказал Олег.

— Выходит, заслужил, — сказал Витольд, — он хороших людей сразу распознаёт. Сам общительный и в людях разбирается.

— Да обыкновенный я без всяких заморочек, — спустился Олег сверху и залез в бочку с холодной водой. — Вербованный сезонник я. С отцом доктором юридических наук поругался и решил на северное сияние взглянуть, а в институте взял академический отпуск на год. Но скоро думаю, буду дома. Работа сезонная заканчивается.

Витольд положил веник в тазик с водой и подошёл к бочке, в которой сидел Дорогой.

— Это у вас заканчивается, а у нас в больнице в это время горячая страда благодаря вашему брату начинается. Они к концу сезона как с ума сходят. Сплошная поножовщина, драки и даже убийства бывают. Хирурги безвылазно в операционной дежурят. С аэропорта пачками привозят. По нескольку дней нелётная погода бывает в это время, вот они до безобразия там напиваются и естественно выясняют отношения. Потом кого в больницу, а кого в тюрьму.

Олег поморщился от такого известия и, вылезая из бочки, внимательно посмотрел на Витольда:

— Мне бы не хотелось в это время в посёлке жить. Хотя со мной в комнате такие — же интеллигенты, как и я, живут, но все остальные в общаге поголовная пьянь. Драк больших конечно не бывает, но всё равно неприятно. В будущем мне придётся плотно работать с таким контингентом, я же на юриста учусь.

Олега вначале понесло не на шутку, и вдруг его обуял словесный стопор. Видимо парок достал его сосуды мозга, и он не знал, что говорить дальше. Наступила кратковременная прострация. Он засунул голову в бочку с холодной водой и, подержав её, там несколько минут вытащил. Врач, не заметил ни каких перемен в поведении молодого человека и только добродушно улыбался, когда Олег, словно маятник после охлаждения головы начал приплясывать.

— Извините, как вас по отчеству? — поинтересовался Олег, не переставая плясать.

— Аскольдович, — ответил он, — да ты особо не напрягайся просто Витольд. Мы в бане никаких рангов не признаём. Здесь все равны, — задницами голыми одинаково сверкаем.

— Справедливое правило — остановил припляс Олег, — но мне интересно, почему у вас у всех имена необычные в Игарке?

Врач протянул простынь Олегу. Сам умело обернул своё мокрое тело. И будто извиняясь, неуверенным и тонким голосом заговорил:

— Игарка — это бывшее поселение сосланных врагов народа. В тридцатые годы стали заселять. И после войны немало нагнали. Здесь и латыши, и литовцы, и крымские татары, кого только нет. Все национальности. А наши родители по сути дела были преданны делу партии и, называя своих детей патриотическими именами, они лишний раз доказывали, что до сих пор верны Родине. Заметь имена, какие в бане сидят. Карл и Феликс, есть у них ещё старший брат в Новосибирске. Он у них Владимир Ильич, — опытный хирург. В бане так — же сидит лысенький дядя с покалеченным плечом, его зовут Йозеф Гибель. Работал учителем в школе по географии. Потом за свою созвучную фамилию с Геббельсом, пришло с краевого центра указание, чтобы он заменил фамилию или увольнялся. Он выбрал второе, так — как никакого отношения к главному идеологу фашисткой Германии не имел. Весь их род испокон веков занимались рыбным хозяйством. Натерпелись они все от этой фамилии, а сейчас Йозефу никто ничего не говорит, даже в партию предлагали вступить, а он ни в какую. Работает директором ГОРТОПА. Уголь, дрова, мазут, — это его хлеб.

Олег выслушал его и решил свою задумку воплотить в жизнь. Он состроил серьёзное и немного озабоченное лицо и без запинки выложил свою просьбу главному врачу больничного комплекса:

— Витольд Аскольдович у меня к вам просьба не совсем скромная будет. Можно?

— Валяй! Я же сказал уже, что в бане все равны и всё можно.

Голос у врача был явно не мужской, — тонкий, можно сказать даже писклявый, сравни скрипке. Но внешность колоритная была, — коммуникабельности выше крыши, — эти качества уже располагали для делового разговора. На этом и решил сыграть Дорогой:

— Мне бы хотелось миновать кризисные времена сезонного контингента. Нельзя в виде исключения на пару неделек прописаться у вас в инфекционном отделении? Переждать, как вы говорите горячую страду.

Витольд с юморком всхлипнул, делая вид, что сейчас заплачет. И неожиданно рассмеялся на всю парилку. Но быстро взял себя в руки и положил свою руку на голое плечо Олега:

— Неплохо придумал. Для меня это не проблема, но я могу ускорить тебе отъезд, если пожелаешь. — Выдать справку, что ты срочно нуждаешься в операции, и тебя в течение двух часов рассчитают с комбината.

Олега и такой расклад вполне устраивал, но, не забывая об Алисе, отмёл этот вариант сразу:

— Понимаете, я не один здесь, а со своей любимой девушкой. Она работает в бухгалтерии и ей уже сказали, что она расчёт получит, только двадцать девятого числа.

Витольд развернул Олега к двери, и чуть подтолкнув его, сказал:

— В понедельник приходи ко мне в головной корпус к девяти часам, я всё решу. Кабинет мой найдёшь. А сейчас пошли к мясу, я отсюда чувствую его вкусный запах.

Олег вышел распаренный и ему в руки Карл сразу сунул бутылку холодного пива.

Феликс уже находился в бане и сидел с одноногим мужчиной за столом. На столе дымилось мясо и рыба, а посредине красовался полосатый арбуз. Свежих помидор и кавказских груш было в изобилии. Взгляд Олега упал на тумбочку. На ней стоял целый ящик настоящего армянского пятизвёздочного коньяка.

— Ничего себе, вот это я попал на пирушку, — подумал Олег, — как — бы не нарезаться на халяву, а то спугну всю игру.

Феликс Ильич сбросил с себя полотенце и пошёл в парную. Движением головы незаметно позвал Олега с собой.

Дорогой, поняв его маяк, допил быстро пиво, нырнул вновь в парную:

— Одноногий это богатый закройщик Дона, — доложил Феликс, — самый азартный игрок из всех. Любит играть с шиком. И ему постоянно везёт. С собой взял семь тысяч. Тысячу мне за зубы дал только сейчас. Обрати внимание у него почти весь рот в золоте. Остальные, не сильные игроки и проиграть штуку всегда могут, не страдая, но Гомон привёз ящик коньяка. Это изумительно! Я думаю, сегодня они будут все щедрые. Брат мой в карты не играет и вероятно первый проигравший перейдёт к нему на нарды.

У Олега не то от важного сообщения, не то от выпитого пива, по телу протекла приятная истома:

— Я всё понял Феликс Ильич, теперь ваша задача посадить меня впереди себя, и не расстраивайтесь, что вам будет не везти в игре иногда. Последнею свару я сделаю богатой, и раздам нам обоим по два туза. Другие игроки больше двадцати очков, у меня не получат. Я их смогу завести на крупной игре, вы не опасайтесь, проходитесь и поднимайте больше, до тех пор, пока нас не останется два человека — ты и я. А потом мы вскроемся с одинаковыми очками, и деньги поделим.

Олег налепил на себя берёзовые листья и вышел, как ни в чём не бывало, а Феликс весь красный, вытирая простынёй лицо, сказал:

— Фу, какой пар, за него немедленно надо выпить.

— Давно пора, не знаю, что ты телишься? — сказал Гомон.

Феликс подсел на свободный стул перед Олегом, как они и договорились и начали безмерно пить коньяк и поглощать мясо. Все разговоры у них были, только о работе и женщинах.

— Надо же, сколько выпили, а не пьяные, — подумал Олег.

— Вы когда французами будете, ядрёна баба, — прикрикнул на них Карл, — о женщинах они могут говорить и на работе, но о работе на досуге ни когда не говорят. А вы все командуете в разных местах и кому интересно, что у кого там твориться. Пора прекращать пить. Время пришло создавать совместную артель, для игры в нарды. Комплектов на всех хватит. Устроим Чемпионат бани.

— В карты — же договорились играть? — обвёл всех взглядом Дона.

— В них и будем, — начальственным тоном сказал Гомон.

Со стола быстро убрали закуску, и на нём тут — же появилась новая колода карт.

Олег не стал прибегать в этой игре к своим картам, так — как был уверен в себе, что игру сможет сделать и на этих картах. И эта уверенность сопровождала его до тех пор, пока, его задумка не увенчалась полным успехом. Он высосал у всей компании деньги на большой сваре, которую он в присутствии всех поделил с Феликсом. Так — как ввариваться по пять с половиной тысяч каждому, было никому уже не по карману.

Дона вытащил свои золотые челюсти изо рта, но Гомон, стукнул кулаком по столу и грозно на него прикрикнул:

— Прекрати сейчас — же! Ты перед кем здесь султана из себя строишь? — Сильвер хромой, — погрозил он Дону пальцем. — У меня дома может тараканы с золотыми зубами бегают, и я не кичусь этим. Не порти баню нам. Всё хорошо окончилось, продолжаем пить коньяк и соревноваться в нарды. Искушений в наших кошельках больше не осталось.

Олег и в нарды у всех выиграл, проиграв специально только одному Витольду, но по суме набранных очков занял первое место и получил приз две бутылки коньяка и меховые варежки.

Карл упаковал ему всё в импортный пакет и проводил до автобуса.

— Ты, молодец парень! Я от Феликса знаю о твоём промысле, — сказал он Олегу, — но послушай моего совета. Прекрати играть? — Иначе погубишь себя. Найдутся люди всё равно, сильнее тебе, и тогда за одно мгновение жизнь у тебя перевернётся в отрицательную сторону. У нас в Игарке знаешь, сколько хороших людей за карты пострадало?

— Кое с кем знаком уже, — ответил Олег, — но карты для меня не основное занятие, — это так баловство. Я скоро юристом буду.

Карл человек большелобый с умными голубыми глазами, не верил ни одному слову своему старому знакомому. Он просто изучал этого интересного парня:

— Мне только не накручивай вермишель на уши, я таких людей, как ты видал здесь видимо, не видимо. Ты хоть фрак с бабочкой одень, на себя, а я всё равно распознаю в тебе бывшего арестант с хорошей начинкой.

Такой быстрой реакции от Карла Дорогой не ожидал. Он понял, что комедию перед ним нет смысла играть:

— Всё правильно, но я придерживаюсь той версии, которую изложил главному врачу, — без конфуза сказал Олег. — Он мне обещал помочь перекантоваться в больнице пару недель.

— С этим делом можно было и ко мне обратится. Ну, уж ладно, коль на него вышел. А Витольд поможет, куда он денется, — уверил его Карл и, пожав на прощание руку, посадил Олега в подошедший автобус с обледеневшими стёклами.

— Неужели зима начинается, — подумал Олег.

Это обстоятельство его и радовало и разочаровывало. Не хотелось прощаться с воронежскими парнями, к которым он привык. Соседские территориальные факторы вдалеке от родины давали о себе знать. Тем более север их сблизил. Все они немного родственниками стали. Даже капитан Тореро удачно вписался в их компанию. Но он понимал, что такова жизнь — прощаться придётся со всеми. И на него за этими мыслями незаметно наехала гремучая тоска. Он сошёл у своего посёлка с автобуса и прямиком направился в общежитие, чтобы угостить ребят приличным коньяком. По деревянным ступеням с ободранной краской Олег поднялся на второй этаж. На этаже была сносная тишина. И причиной тому было отсутствие денег у сезонников. С кем общался Олег, в этих комнатах никого не было, кроме одного Пилата. Он спал на своей кровати в одиночестве и выдавал губами рулады. Под глазом красовался большой кровоподтёк.

Олег разбудил его и спросил:

— Где все?

— На день рождение к Машке пошли в женскую общагу? — пробурчал он.

— А ты чего не пошёл?

— Я был, видишь, чего получил? — показал он на подбитый глаз.

— Кто тебя так?

— Я думаю черкесы? — не определённо сказал Пилат. — Я, с работы пришёл в обед, а наших ребят, никого на работе не было. Смотрю записка на столе.

«Мы все на день рождение, у ивановских девчонок, приходи»?

Я побрился, оделся и на дорогу засадил стакан водки. В общагу женскую зашёл, спрашивать начал по всем комнатам, где ивановские девочки живут? Никто не знает. Я был очень вежлив со всеми. Потом в одну комнату открываю дверь, а там тёлка лежит рыжая и соблазнительная, как Софи Лорен. Она мне говорит, — заходи? Я зашёл. Она спрашивает у меня, не хочу ли я несколько минут заняться любовью? Я естественно сопротивляться не стал. Одеколон у меня хороший был, не Маша пляшет, а Саша. Думаю, на него она и повелась. Эта тёлка предложила мне лечь с ней и подвинулась на кровати. Я снял брюки и лёг, вдруг здоровый черкес заходит и молча, хвать мне по физии. Я его спрашиваю, за что? А он мне отвечает. За то, что я с его женой сплю. А потом меня спрашивает: Выпить хочешь? Я ему, — хочу. Он берет мои брюки и запускает в карман руку. Забирает последний четвертак паскуда. Я ему говорю, возьми спирту и вина, а сдачу принеси? Думаю, подпою его и потом отомщу ему за удар, а он пришёл с другом сволочь. Сами напились, и мне ещё добавили. Даже ста граммов суки не налили за мои бабки. Ни сдачи, ни культуры, — возмущался Пилат, — выкинули меня, как щенка из комнаты. А баба эта никакая ни жена была, — подстава самая настоящая, с красивой рожей. Она тоже с ними бухала.

— Ты комнату помнишь? — спросил Олег.

— Второй этаж тридцать девятая комната, — вспомнил он.

— Тогда пошли? — настойчиво потянул он Пилата за руку, — таких вещей прощать нельзя!

На вахте Олег спросил, где Маша Пчёлка живёт и, забрав всех ребят, тронулись в комнату, где находились обидчики. Женщина с безобразно наложенной косметикой на лице и в рваном халате лежала поперёк кровати, ноги лежали на табурете. Она была до невменяемости пьяна. Увидав непрошеных гостей, она чуть приподняла голову. Глаза её разъехались в разные стороны, и голова бесчувственно упала, ударившись о голую стену. Два крепких черкеса сидели за столом уставленным батареей бутылок от спиртного.

— Вы чего вломились сюда? — спросил здоровый черкес. — Здесь семейные живут.

— Проходи сюда? — дернул за рукав пальто Пилата Олег.

— Ах, так вы за этим сюда пришли? — зарычал пьяно черкес, — да я вас перережу сейчас всех, — схватил он со стола кухонный нож. Воспользоваться он им не смог, так, как получил сильный удар табуреткой по голове, той, которая подпирала ноги пьяной женщины. Дорогой был проворнее и трезвее всех. Поэтому на табуретке сразу сориентировался, когда оказался на территории черкесов. В комнате всё трещало и хрустело. Второй парень оказался, покрепче первого и попытался оказать сопротивление, но ненадолго. Его быстро затоптали. На их подружку вылили, тазик с помоями и ушли к себе в общежитие. А Пилат в это время спокойно проверил их карманы и забрал всю наличность. Бережно сложил недопитые бутылки в пластиковый пакет и перед уходом пригрозил обескураженной жрице любви, вытирающей с себя отходы:

— Руки прочь от Черноземья! — сказал он ей гордо, и тихо закрыл за собой дверь.

Коньяк Олега в этот день остался нетронутым, так — как спиртного у девчат было в изобилии.

***

В воскресение утром Олег научил Толика с дешёвым яблочным вином выпить английской соли:

— Как только процесс пойдёт, — сказал он, — вызывай скорую помощь, — после чего на весь день с ночёвкой ушёл к Алисе.

В понедельник сам пошёл к главному врачу больницы Витольду Аскольдовичу. Без проволочек и без назначения курса лечения он оказался в одной палате с Толиком, геологом и милиционером.

Олег окинул взглядом палату.

— Привет снайпера, — поприветствовал он больных.

Геолог спал и ничего не слышал. А милиционер с Толиком лежали и смотрели на него со страдальческим взглядом. Такое впечатление было, что у них от отравления сил не было языком пошевелить.

Одна кровать, стоявшая, около Толика была свободной. Её Дорогой и облюбовал, положив на него пакет с вещами. Ещё пустовала кровать около окна. Палата была шикарная с телевизором и холодильником. В ней отдельно за дверью находилась ванна с совмещённым туалетом, где помимо унитаза на полу стояли горшки, как в детском садике персонально для каждого. Даже для вновь поступивших больных в стационар наклеивали бумажку с фамилией. При основном входе отгороженной дверью, стоял на всякий случай ещё один умывальник. Осмотрев палату, он одобрил условия, а по поводу второго умывальника внёс критическую ремарку:

— Лучше бы второй унитаз поставили для специфических больных. Умыться, всегда можно подождать. А тут если революция взыграется в животе, то Аврора может отдыхать.

— Это для врачей умывальник, — внимательно рассматривал бодрого больного мент. — Они после обхода руки там моют, — пояснил он и закрыл глаза.

Толик лежал тоже с полуоткрытыми глазами. На нового больного он смотрел с безразличием. Высунув свой белый и шершавый язык, он словно наждачной бумагой поскрёб им по губам и вымолвил:

— Я, кажется, переборщил и с вином и с солью? — шептал Толик Олегу с искажённым лицом, — водопад на меня лютый напал, с горшка не слезаю. С ментом Борей наперегонки бегаем в ванную. Зря я тебя послушал, лучше бы пошёл дорабатывать на погрузку.

Дорогой отвернулся от напарника, спрятав свой насмешливый взгляд. Толик догадывался, что тот смеётся, но Олега он не винил в своём недуге. Понимал, что это временная напасть. Олег же выслушав его страдания, как ни в чём не бывало, повернулся к Толику:

— На погрузке всего два корабля стоят. Остальные стивидоры занимаются уборкой территории порта, за копейки. Понимаешь? Держись и береги попку — у человека, это самый дорогой орган, так — как рыба гниёт с головы, а человек с прямой кишки. Эту догму не знает только невежда. А тебе перед лесоповалом профилактика организма лишней не будет. Попьёшь витаминов, почистишь кровь, а главное подлатаешь духовку. Ты сейчас в туалет не хочешь? — спросил Олег с сарказмом.

— Пока нет, а что?

— Да пойду в ванной погреюсь и покурю, проверю какие у мента анализы.

— Не надо он мужик хороший и весёлый, с утра меня жареными куропатками накормил.

— Я тоже хочу повеселиться, — сказал Олег и зашёл в ванную, предварительно закрыв дверь на защёлку.

Плескаясь в ванной, он слышал, как ходуном дёргалась дверь, и жалобный голос милиционера просил немедленно открыть её.

— Извините, я в неглиже, — повремените минут пять, ванна свободна будет, — отвечал Олег.

Не торопясь, он обтёрся, причесался перед зеркалом и вышел из ванной. Милиционер, придерживая двумя руками зад, пулей влетел в ванную комнату.

Вышел он минут через двадцать в застиранной пижаме и бледным лицом.

— Не полагается, здесь двери запирать, — сказал он, — и ткнул пальцем в дверь, на которой висел клочок бумажки, где было написано правило поведения больных.

— Извините, я не знал? — оправдывался Олег, — если защёлка существует, то думаю можно закрывать. Вот и заперся. Ничего страшного не случилось, мы все здесь под богом ходим, сегодня у тебя залп произошёл, завтра с моим другом Толиком такое несчастье может случиться. А всех лучше лечить нашу болезнь надо хорошим марочным вином или коньяком.

— Знаем мы про это лекарство, но пить надо после обхода врача. Иначе выпишут отсюда с нарушением режима, — сказал милиционер.

Тут в палату вошёл старый немощный дед с толстыми круглыми очками и в генеральском галифе с лампасами. Он сразу проследовал к пустой кровати, стоявшей около окна. Вслед за ним вбежала санитарка:

— Дядя Вася ну — ка вернись, снимай свои штаны?

— Не буду, — буркнул он и лёг на свободную кровать.

— Я сейчас заведующую позову, — решила напугать она его.

— Зови. Мать тебя за сикель, — ответил он санитарке, после чего она пулей выбежала из палаты.

Олег с любопытством наблюдал за новым клиентом. Тот после того как выдворил не совсем культурно санитарку, лёг в своей одежде на чистую постель, водрузив ноги на душку кровати, осветив всей палате рваные носки, из которых выглядывали пальцы с «когтями», давно не встречавшимися с ножницами.

— Дед ты, где работаешь? — спросил Олег, — что — то лицо мне твоё знакомо.

— Меня в больнице все знают, я в году по пять, раз здесь лежу, а работаю я колонизатором.

— Это, что в этих штанах с лампасами ты земли захватываешь в насильственной форме? — спросил у него насмешливо Олег.

— Да не слушайте вы его? — сказал Боря, — он шамкает не понятно что, своим беззубым ртом. Ассенизатор он, а не колонизатор. Его действительно весь город знает. Он бывший генерал, ему уже семьдесят пять лет. Прибыл сюда в пятидесятых годах.

— А с чем тебя положили? — допытывался у деда Олег.

— С солитёром, — ответил почти гордо дед, будто у него не паразит внутри прижился, а огромный редкой породы бриллиант.

— И что за столько госпитализаций не могли нагнать из твоего нутра этого подлого дармоеда?

— Не, — замотал он головой, — одни хлопья только вылетают из задницы. Я ему сам иногда такого разгона даю, что он у меня, как мышь сидит, внутри не шелохнётся. Пару пузырей одеколона волью, или денатурату, и пожиратель моего веса сразу смиренным становиться.

Тут пришла заведующая с санитаркой, и начали выпроваживать деда домой.

— Придёшь, завтра трезвым Василий Кузьмич и оденешь, больничную пижаму, — сказала заведующая отделением.

Перед обедом в палате появилась молодая симпатичная лечащая врач. Под белым халатом у неё проглядывался небесного цвета свитер с большим воротом. Он удачно сочетался с наложенными тенями на её глазах. Короткая стрижка, хорошо гармонировала с её милым обликом. Олег, как заворожённый смотрел на неё и незаметно для себя улыбнулся ей. Она ответила на его улыбку шаловливым коротким взглядом, будто быстро сфотографировала, а затем нажала на стоп кадр. Потом присела на его кровать, так — как она стояла крайней к стенке. Пощупав ему, живот и проверив пульс, она вновь шаловливо щёлкнула своим глазным затвором, будто безмолвно кокетничая с ним. Закончив его быстрый осмотр, она послала Олегу соблазнительную улыбку — так и не промолвив ни слова, перешла на кровать Толика, который обуял её своими жалобами.

— Потерпите больной? — немного лечения и ваш стул восстановится, — сказала она.

Геолог глаза не открывал, у него только убрали капельницу, и он лежал словно мёртвый.

— Так — так, с этим всё ясно, — сказала она и, проверив милиционера, вышла из палаты.

— Толик согласился бы потискать эту куколку? — спросил Боря.

— Ещё как, — ответил Толик, — я представляю, как она стонала бы подо мной, и её тело извивается словно змея.

— Я бы тоже не отказался от такой радости, — проговорил милиционер, — но она…

— Мечтать не вредно, — перебил Олег милиционера, — у меня тоже до боли сжалось сердце, когда увидал у неё на пальце обручальное кольцо. Почему — то мне показалось, что эта женщина в прошлой жизни была уже моею, а в этой жизни мы с ней поздно встретились, вот поэтому я огорчился. Но, как бы то ни было, думаю большое кощунство с её стороны прятать такое милое лицо в тундре. Оно должно радовать весь мир, а не этот медвежий угол на краю земли с населением в восемь тысяч человек. Её место в Голливуде или на обложках самых популярных журналов.

Толик захлопал глазами и, посмотрев на милиционера, мечтательно зашепелявил своим беззубым ртом:

— Из моих тисков она бы не вырвалась. Сжал бы так, что косточки захрустели.

Олег снисходительно улыбнулся:

— Думаю, она бы подняла свою ляжку и на ваш мечтающий поносный дуэт пописала. Вы посмотрите на неё? — это не женщина, а цветочная оса. Ужалит, сразу опухнете.

— Это почему, ты такой вывод сделал? — спросил милиционер, — не забывай, женщины не предсказуемы. Они могут, что угодно выкинуть и кому угодно дать.

— Не каждая женщина, — многозначительно заявил Олег, и с большой скоростью вскочив с кровати, открыл дверь палаты, где находилась маленькая прихожая с умывальником.

— Вы мужики были не осторожны, — сказал он Толику и милиционеру, — она слышала весь наш разговор. Вода из крана за дверью капает и мыло влажное. Она как вышла из палаты руки мыла. Завтра обязательно пропишет вам клизму с серными уколами, и будете помалкивать несколько дней.

— А тебе? — спросил милиционер, всерьёз не воспринимая его слова.

— А у меня дорогие друзья по горшкам, курс лечения врачом предписан единый и изменению не подлежит. Строгий постельный режим и усиленное питание. Всё остальное противопоказано, кроме марочного вина и коньяка, — он посмотрел на часы. — Пора идти уже в магазин, нечего утопические разговоры вести. От неё нам с вами никому не обломиться, а вино нас на полках магазина ожидает.

— Отсюда не выйдешь, надо в форточку у прохожих просить, — сказал милиционер, — через дорогу магазины Таймыр и Арктика.

— А что с геологом случилось, что он очи не поднимает? — поинтересовался Олег.

— Красной рыбой отравился, вот и прозреть не может, — объяснил Боря.

— Тяжёлый случай, — заключил Олег.

И милиционер, высунув голову в форточку, подозвал какую — то знакомую ему женщину. Сунув ей деньги, он слез с окна и сказал:

— Толик мечи из холодильника куропаток, сыр и яблоки? Сейчас приступим к реальному излечению.

— Никто сюда не зайдёт? — спросил Олег.

— Нет после обхода, здесь никто не показывается, — наконец то подал голос геолог.

— Ожил ясный сокол, когда о вине заговорили? — спросил Боря.

— Я и не умирал, просто глаза открывать больно и страшно, а выпить я не откажусь, — сказал геолог.

Вскоре в форточку просунули четыре противотанковых бутылки «Солнце в бокале».

— Две бутылки сейчас выпьем, две перед сном, — сказал Олег, — а то не дай бог, у вас после лекарств реакция на вино возникнет.

— Мы в храме спасения находимся, — не открывая глаз, произнёс геолог, — умереть не дадут, а врач наша, жена главного целителя медицинского центра.

— Я знал об этом и хотел сказать, да Олег меня с мысли сбил, — проворчал Борис.

У Олега это известие пролетело мимо ушей, так — как он выбивал в это время пробки из бутылок в ванной.

Они вначале немного выпили. Реакции ни у кого не последовало, и приняли решение не искушать себя временем, а допить всё до конца. Вечером к Олегу пришла Алиса, которую он заслал в магазин за вином. Потом, перемолвившись с ней несколькими фразами, он отправил её домой, наказав ей, чтобы она обязательно назад ехала на такси.

***

На следующее утро в палату принесли завтрак, только для Олега и геолога. Это была отварная щука под белым соусом и гречка.

— А нам? — спросил Боря.

— Шорников и Морозов готовьтесь. Сейчас больные позавтракают, приду вам клизму ставить, — сказала санитарка, — вам сегодня будут колоноскоп вставлять.

— Не шиша себе, — воскликнул милиционер, — это почему?

— У вас нашли в анализах примеси крови, — отрезала санитарка и ушла.

— Не пойму, что они с нами хотят сотворить? — испуганно заговорил Борис.

— Страшного ничего нет, — успокоил их геолог, — процедура безболезненная, хотя не совсем приятная. Вам очистят кишечник вначале, потом на голый зад наденут фартук, с дыркой и засунут туда трубку с лампочкой по размеру вашего выходного отверстия. Просветят и всё. Своего типа рентген, — объяснил популярно геолог.

Толик и Боря лежали с перекосившимися лицами, что предавало им глупый вид, и молчали. Без улыбки на них смотреть нельзя было.

Олег сразу не стал завтракать, а ушёл в ванную. Вдоволь насмеявшись, он обмылся холодной водой и принялся за завтрак.

— Я ей не дамся, — протестовал Толик, — она самая настоящая Медуза Горгона.

Хуже, — вставил милиционер, — она изощрённая садистка.

— Я вам говорил, что эта дама настоящая оса, а вы мне не поверили. Теперь готовьте свои румяные задницы, к толстому шлангу, — сказал Олег, — а ты страж порядка, — обратился он к Морозову, — вчера говорил, что женщины непредсказуемы, и сотворить, что угодно могут. Вот она тебя послушала и назначила вам турбулентный кабинет, — еле сдерживая смех, объяснил Олег.

— Пресвятая Мария! А я при чём здесь? — мямлил растерянно Анатолий.

— А тебе она хочет доказать, кто под кем стонать и извиваться будет, а не дашься ей, как минимум лишишься двух штук за больничный лист.

— Ей всё равно не дамся, — не успокаивался Толик.

В это время в палату санитарка привела вчерашнего деда, одетого в этот раз во всё больничное одеяние. Он молча лёг в постель и начал громко постанывать, мучаясь с похмелья.

— Да замолчи ты дядя Вася, — прикрикнул на него милиционер. — Нам хуже, чем тебе, и мы не голосим, как ты. Ещё раз простонешь, в ванную твою кровать занесём. Будешь там с унитазом в обнимку спать.

Дед закатил глаза и сразу замолчал.

Чуть позже Толику и милиционеру очистили кишечники и вывели из палаты. Они хоть и с неохотой, но подчинились медсестре.

Первым с процедуры пришел, осторожно ступая по полу Толик. Ни слова не говоря, он лёг на кровать и окутался с головой одеялом.

Через пятнадцать минут явился и милиционер, но выглядел он веселее Толика.

— Ну и как непредсказуемая женщина? — поддел его Олег.

— Как пить дай, садистка. Сидит в кресле и смотрит на нас презрительно, и ногти свои рассматривает. Мы сразу ей отказали. Вместо неё нас просвечивала старенькая заведующая отделением. Ей мы без всякого открыли доступ к нашим калориферам. И я заметил, как наша стерва врач, не вставая с кресла, ехидно ухмылялась, когда из этой смотровой конуры вышел Толик. Мне ещё повезло, у меня трубка тоньше была, чем у Толика.

— За две тысячи честь мужскую потерять! — скинул с себя одеяло Толик. — Зачем я тебя Дорогой послушал? Лучше бы я с метлой по порту или бирже махал.

— Уймись Толик? Я никому не расскажу, как тебя обесчестила женщина в белом, — явно издевался Олег над Толиком.

В углу опять начали раздаваться стоны деда.

— Заткнись ты старый хрыч? — крикнул Толик на деда, — без тебя тошно.

— Плохо мне, ой, плохо, — жалостливо взвывал тот.

В этот день молодая врач осматривала только геолога и Олега. Оба её клиента, специально усыпили себя перед обходом или сделали вид, что спят, но тревожить она их не стала.

— Как самочувствие супруг из прошлой жизни? — улыбнулась она Олегу и положила правую руку ему на обнажённый живот.

— А вы, что сами определить не в силе? — добродушно съязвил Олег и, не убирая улыбки с лица, добавил. — Хотелось бы вам заметить, как родственнице из прошлой жизни, что подслушивать не совсем прилично даже таким милым и красивым женщинам!

— Боже мой, кому я своё сердце отдала в прошлой жизни? — кокетничала она, не убирая руку с живота, — да ты брюзга оказывается. Хорошо хоть не грубый брюзга, — поправилась она.

— Брюзга не брюзга, а соседей по палате жалко. Вы им развод ног испортили. Неважный у вас автосервис, наградили мужиков сладкой истомой, — засмеялся Олег и внезапно накрыл её руку своей ладонью.

После такого смелого выпада Олега, она не отдёрнула руку, а только одарила его озорной улыбкой.

Ощутив холодок обручального кольца, он опустил с досадой глаза и быстро спрятал свою руку под одеяло.

Она поняла, почему он быстро разорвал минутный контакт с ней, и одобрительно сказала:

— Ну и правильно Олег Матвеевич. Моего супруга в настоящей жизни зовут Витольд Аскольдович.

Она встала с кровати и направилась к выходу.

— Дочка, а меня, почему не осматриваете? — охая, спросил у неё Василий Кузьмич, — разве не видите, что мне плохо?

— Вы не мой больной, а Клары Эдуардовны, — сказала она.

— Ну и что, — заявил дед, — там у вас в шкафчике мензурки стоят. Налейте мне спирту в одну и принесите, чтобы я утихомирил своего наглого квартиранта.

— Сейчас! — в иносказательной форме произнесла она и вышла из палаты.

— Я буду ждать дочка, — крикнул он ей в след.

— Спирт просить не так надо и не сейчас, а чуть позже, — сказал Олег. — Я тебя научу, как это делать, только все врачи уйдут домой и медсестра одна останется, так и приступим к нашему плану. А сейчас не вздыхай, посмотри лучше телевизор? А то у некоторых больных и без твоего стона задницы разрываются.

После дневного сна у Толика поднялось настроение, и он мурлыкал себе под нос, мотив песни «Хороши вечера на Оби».

— Оклемался? — спросил Дорогой у Толика. — После процедуры, возгонку не испытываешь?

— Я бы тебе ответил, но не понимаю, некоторые твои слова, — бодро сказал Толик.

— Тогда это плохо, надо кого — то в Таймыр засылать. Я тебе после вина объясню, что означает возгонка..

— Ты же обещал мне помочь? — раздался голос деда.

— С тобой будет совсем просто, — сказал Олег, — вставай с постели, иди к унитазу и начинай выть и охать, но делай это, как можно громче. А я побегу к сестре.

Василий Кузьмич сделал, как он велел. По больнице пронёсся медвежий рёв, какой издаёт медведь после зимней спячки. Олег открыл все двери настежь, чтобы позывные Василия Кузьмича как можно быстрее дошли до ушей дежурной медсестры. Испуганная медсестра бежала к палате.

— Что тут у вас? — спросила она.

— Синдром, — сказал Олег и щёлкнул себя звонко по горлу пальцем, показав на открытые двери ванной.

Василий Кузьмич склонился над унитазом, распустив до пола слюни, и смотря на медсестру своими толстыми линзами, продолжал громко стонать:

— Плохо мне, очень плохо. Спирту быстро принеси?

— Ложись в кровать громовержец, сейчас принесу, — торопливо произнесла медсестра и убежала на свой пост за лекарством страждущему ассенизатору.

После чего он лег на кровать и уставился в потолок в ожидании спирта.

— Видишь, я сказал, что помогу, значит, помогу, — подбодрил его Олег. — Сейчас тяпнешь мерзавчик спирта и в улюлю откинешься, а мы из Таймыра микстуру будем пить.

— Спасибо тебе сынок, век не забуду твою услугу, — прошамкал он.

Но, увидев, что медсестра вместо мензурки со спиртом, вошла в палату со шприцем, быстро развернулся и лёг на живот, оголив непроизвольно верхнюю часть ягодицы. Шприц вошёл туда, как по маслу. Это была лошадиная доза димедрола.

— Ну и вылечил ты меня злодей, — говорил дед уже в подушку и вскоре уснул.

После укола он спал до утра, а когда проснулся, увидал перед собой Олега. Зло на него посмотрел сквозь свои линзы и вновь уснул.

Когда он полностью отошёл от укола, ему была назначена обезжиренная диета и таблетки. Таблетки он бросал в унитаз, а обезжиренную пищу мешал с жареными куропатками и жирной корейкой. Этого добра в холодильнике было достаточно. Он без всяких церемоний открывал холодильник, и без разрешения брал, что душе угодно.

— Теперь ясно, почему ты здесь лежишь по нескольку раз в году, — заметил Дорогой. — Ты сам не хочешь прощаться со своим нутряным другом. Закормил его нашей корейкой. Впроголодь твоего червяка надо держать, а ты его деликатесами потчуешь.

— Жалко, что ли? — сверкнул дед линзами.

— Для тебя нет. Ты кушай, кушай. Останется, домой унесёшь. А вот для твоего паразита жалко. Не заслужил он царского харча.

— Это ты царь? — обиделся дед.

— Мог бы быть, если бы родился в царской династии, — пошутил Дорогой.

— Баламут ты, каких свет не видывал, а не царь, — проворчал дед, — на передовую бы тебя. Чтобы знал, как над старым человеком измываться. Я же тебе поверил, а мне вместо спирту жопу огромной иглой прошили.

Дорогой никому не показывал и не говорил, что в больницу он пришёл с коньяком, который ему завернул Карл на дорогу. Он склонился над тумбочкой и извлёк оттуда одну бутылку, удивив всех в палате. Скрутил пробку и налил полстакана деду. Тот залпом выпил коньяк и, положив на кончик языка щепотку соли, восторженно произнёс:

— Благодарствую ваше императорское величество!

За это Олег налил ему ещё сто грамм, но тот убрал стакан в тумбочку. Решил оставить напиток на вечер.

Весь остальной коньяк Олег выпил с другими больными из своей палаты.

Перед сном уже лёжа в постели, Толик сказал Дорогому:

— Олег меня скоро, наверное, выпишут? У меня стул нормализовался.

— Ты не спеши, — отдыхай, а стул разжижай тепленькой водичкой, — посоветовал Олег. — Я первый покину это заведение, попрощавшись с тобой надолго.

***

Их выписали из больницы в один день. Они зашли до необычайности в тихое общежитие. Многие уже покинули его. Комнаты были пустые и через открытые двери просматривались одни панцирные сетки кроватей. В их комнате тоже стояли две кровати без матрасов. Обстановка подсказывала, что Оскар и Коля уехали.

— Обманули скоты, — в сердцах бросил Анатолий, — собирались же вместе лес пилить ехать.

— Один доберёшься, — отрезал Олег, — дорогу знаешь. А нам сейчас надо личные вещи собрать и рассчитаться с комендантом. Вещи у неё пока оставим. После заберём и пойдём за расчётом.

Толик скрутил обе постели и понёс их на первый этаж Ангелине. Назад возвратился с хорошим настроением и запиской, которую протянул Олегу:

— Вот читай! Никуда они не уехали!

Олег взял записку. На ней карандашом было написано. «Ищите нас на седьмом плав кране у Мартына — лесоповал не отменяется»

— Вот видишь, как всё хорошо складывается, а ты уже бочку на них покатил.

Анатолий не придал значения, критическим высказываниям Олега. Собрал спецодежду, на сдачу. Личные вещи он рассовал по карманам своей одежды. Поправив волчью шапку на голове, он взглянул на Олега:

— Ну, вот я и готов. Осталось только расчёт получить и приодеться трошки. А ты иди, оставь рюкзак у Ангелины, я тебя на улице подожду.

Избавившись от ненужной ноши, Дорогой вышел на улицу. Было морозно и немного пуржило. Он присел на корточки, держа в зубах не зажжённую папиросу. Посмотрел на свинцовое небо. Затем прикурил и, поставив на снегу спичкой точку, сказал:

— Погода сегодня не лётная, чувствуешь тишина? Я сегодня ещё не слышал рёва моторов железных птиц.

Анатолия передёрнуло. Не любил он разговоров про самолёты. Он снял шапку с головы и, отвернув на ней уши, натянул до отказа, слегка завязав лямки:

— Ну, если разобьюсь — пускай считают меня коммунистом! И в некрологе напишут, что погиб как герой! Я ведь так думаю, что лес валить отвага нужна. Почему лес в основном валят зеки под автоматами? Да потому что не каждый гражданский решится на этот опасный и тяжёлый труд.

Олег докурил папиросу, и рядом со спичкой воткнув её в снег, сказал:

— Не будет тебе никаких некрологов. Ты же не член политбюро и не видный учёный. Превратишься в горящем самолёте в пепел, который осядет в тундре на ягель. А ягель это любимая пища оленей. Вот и будут, твои останки хранится до определённого времени в кишках этих рогатых животных. А то размечтался он о некрологе, — ухмыльнулся Дорогой. — Хорошо хоть на кремлёвскую стену не замахнулся.

— Господи помилуй, — перекрестился Толик, — да я после таких слов и к аэропорту близко не подойду. Лучше пешком по зимнику до материка пойду.

— Какой же ты храбрец, если боишься воздуха? — засмеялся Олег.

— Как представлю, что в лепёшку могу превратиться, такая жуть берёт. Жалко погибать просто так.

— Примешь на грудь водочки, перед взлётом и будешь любоваться белогривыми лошадками, а сейчас пошли на биржу.

Олег поднялся с корточек и, подождав немного, когда отойдут затёкшие ноги, обнял слегка Толика за плечи, и они не спеша двинулись на биржу по знакомой проторённой тропе, которая им изрядно надоела.

Простояв в отделе кадров два часа, они переместились в кассу, где народу было ничуть не меньше, чем в кадрах. Полный расчёт ребята получили, когда на выпавший снег легла полярная ночь. У кассы они встретили радостного Тореро. Ему на основании жалобного заявления всё — таки выдали сезонную премию. А это ни много ни мало, а двадцать процентов за все отработанные месяца в Игарке, почти две тысячи. Он тряс перед глазами Олега тугой пачкой денег:

— Сегодня я тебя обильно отблагодарю!

— Не получится Миша, — отказался Олег, — я вечером иду к Алисе, и тебе не советую пить. Собирай свои вещички и беги на материк пока самолёты летают, а то все деньги просадишь.

Он замотал словно козёл своей отросшей бородой:

— Я решил перезимовать здесь. Уже договорился в гараже, — буду работать автослесарем, а Ангелина обещала меня опекать.

— Это до тех пор, пока у тебя деньги имеются, — сказал Толик, — а как кончатся, так опять сиротой станешь.

Олег отстранил в сторону Толика:

— Не слушай его? Может оно и правильно, я лично одобряю твоё решение! Ангелина хорошая хозяйка и что немаловажно она не болеет алчностью, и разум у неё на пять. Ты смотри, как она быстро разобралась в Оскаре. Ей пьющие люди не нужны. Так — что и тебе не советую в стакан заглядывать. Тогда всё будет АЛИС ГУТ!

— Будет сделано, — протянул Тореро Олегу и Толику свою руку. — Ну, я думаю, мы ещё увидимся.

С полными карманами денег ребята зашли в универмаг, где Дорогой помог Толику приодеться, а затем их дорожки разминулись. Анатолий направился на плавкран, а Олег, купив хорошего вина и большой ананас, сел в автобус и через пять минут стоял уже у окон Алисы. Свету в доме не было. Он не стал подниматься на крыльцо. Подошёл к окну и через ситцевые наполовину зашторенные занавески, заглянул в комнату. На столе горела керосиновая лампа, по стенам комнаты гуляли озорные блики от потрескивающих дров в печке. Алиса стояла задом и разбирала постель. Она словно предчувствуя, что за ней кто — то наблюдает, резко повернулась к окну и, узнав Олега, шарахнулась к двери.

На крыльце, уткнувшись ему в шею, она навзрыд расплакалась:

— Почему ты после больницы не пришёл ко мне? Я думала, ты улетел, оставив меня одну.

— Куда же я без денег и своего сокровища уеду? — успокаивал он её, — к тому же весь мой основной багаж у тебя хранится.

Ответа не последовало. Он почувствовал, как её горячие слёзы мгновенно замерзают на его шее. Взяв Алису на руки, он внёс её в тёмные сени и, открыв ногой комнатную дверь, проследовал к кровати.

— Не надо меня сюда укладывать? — не переставая рыдать, попросила она. — Тепла в доме пока маловато. Не так давно растопила печку и как назло свет отрубили. Ты не знаешь, как я сегодня все ноги избила, чтобы увидать тебя. Комната твоя пустая, спросить не у кого. Хотела встретиться с Павлом или Алёшей — узнать у них о тебе, но мне сказали, что ледоколы давно отбуксировали все плавучие краны в затон.

Олег усадил её около печки и, вытерев слёзы сел рядом:

— Вот если бы ты меня вчера навестила в больнице, то ноги бы сегодня твои были в норме, и слёз бы этих не было, — смахнул он у неё со щеки выкатившуюся одинокую слезу. — И встретила меня пускай в тёмной горнице, но зато тёплом и лаской.

Алиса всхлипнула:

— Сам же говорил, чтобы я в темень не появлялась у тебя. А вчера я с утра до темноты развязывалась с бухгалтерией. Кстати поздравляю тебя, — успокоившись, взглянула она на него.

— С чем же это?

— Твою мастерицу арестовал сегодня ОБХСС. Подняли весь архив. Оказывается она на протяжении четырёх лет подобным образом себе, и своим родственникам карман грела.

— Значит, заслужила, но давай не будем сейчас об этом. Я принёс хорошего вина и экзотический плод. — Он осмотрелся вокруг и, вспомнив, что пакет оставил на крыльце выбежал туда. Пакет был на месте, только на нём лежал уже приличный слой снега. Стряхнув с него порошу, он закрыл за собой дверь. С шумом, лязгнув задвижкой, чертыхнулся в темноте. Нащупал дверную ручку и потянул за неё. Пахнуло теплом. Керосиновая лампа на фоне летящего снега за окном придавала своеобразный уют. Олегу на минуту показалось, что подобный эпизод в его жизни был уже, но отмёл эту версию. Считая, что царящая обстановка могла встретиться в прочитанных книгах или фильмах, поэтому и отложился этот романтический антураж в его мозгу. Ему была приятна эта обстановка, она располагала к большой и тёплой любви и массу других приятных впечатлений.

Алиса порезала оттаявший ананас и положила его кусочками на тарелку. Хлопнула пробка из бутылки.

Зазвенели стаканы. Вино было сладковатым и тонизирующим. Пили они его не за праздничным столом, а у печки, максимально приблизившись к открытой топке. До полуночи они так сидели, периодически подкидывая дровишки в печь. Рисовали планы своей совместной жизни, но не забывали и про любовь, в нагретой от двух горячих тел постели.

Улететь с севера им на следующий день помог Карл, на ИЛ — 18. Этот самолёт не был пассажирским, скорее грузовым, принадлежавшим геологам. Его назначение было перемещать незначительные груза, к которым в основном относились разнообразные породы, добытые геологами в недрах северного края.

Карл занёс сумку с осетриной в самолёт и, поставив её за ящики, сказал:

— До Красноярска для вас небо будет бесплатным, а там уж без меня сами определитесь, — и, пожав им руки, сошёл с трапа.

Олег ехал с севера с большой суммой, где помимо осетрины лежала крупная сумма денег. За два месяца работы и успешной игры в карты, он сумел сколотить неплохой капитал. А в Красноярске матери отбил телеграмму, чтобы ждала его с новой молодой женой.

Его друзья остались еще на полгода в Сибири, покорять тайгу.

Позже, когда Мартын и Цветок приедут с лесоповала от них он узнает, что Анатолий в Богучанах работал не на лесоповале, а бригадиром плотников. На новом месте он женился на поварихе из таёжной столовой и был безмерно счастлив. Назад на родину возвращаться он не планировал. Его вполне устраивала жизнь в этом таёжном посёлке.