Занятия мы прогуливали, а домашние задания не выполняли. Анютик к нам, естественно, присоединилась. Утром мы выходили из дома, встречались с Мареком и полтора часа гуляли по набережной, пока его родители не уходили на работу. Потом мы шли к нему, Марек включал для Анютика плэйстейшен, а мы с ним ложились в постель в комнате его родителей. Там в двери был замок. Потом мы обедали и отводили Анютика домой, а сами шли в кино. Или еще куда-то. Всем троим было понятно, что подобный образ жизни не предполагает будущего, но если Анютик даже не пыталась исправиться, то мы хотя бы предпринимали такие попытки. После недели сплошных прогулов мы с Мареком приходили в школу, сидели рядом за партой и выслушивали какую-то ахинею. Про свойства серной кислоты, которую никто в глаза не видел, или нам показывали, как нужно высчитывать площадь трапеции.
Закончилось все довольно предсказуемо. Маму вызвали к директору. Помимо него, присутствовала наша классная руководительница, которая показала ей журнал посещаемости. Директор припугнул маму органами опеки, потом вызвали классную Анютика, и она сказала, что не видела эту девочку на уроках уже больше месяца.
— Вы знаете, что ваша дочь дружит с Мареком Рыдваньским? — спросила историчка.
— Ну… Я что-то слышала, — пробормотала мама.
— Они очень плохо друг на друга влияют. Между прочим, он несколько раз приходил на уроки пьяный. Как вы считаете, это подходящая компания для ваших детей?
Домой мама вернулась в том же оцепенении, какое охватило ее после обнаружения меня в ночной рубашке на переезде, в десяти километрах от дачи Елены Борисовны. Она позвонила маме Марека, та выслушала ее и сказала, что она вообще не знает, что с ним делать, потому что он просто больной. И вся ее жизнь покатилась к чертям собачьим после того, как она его родила. Вечером она пришла к нам вместе с Мареком и его отцом. Нас посадили рядом на диван в большой комнате, следом из ванной, где она от страха заперлась, выволокли Анютика. Родители Марека и мама с Толиком смотрели на нас, как будто впервые увидели, и молчали.
— Может… — Толик неопределенно развел руками, — выпить хотите?
Они хотели. Через сорок минут на столе стояла пустая бутылка водки, Толик пошел в «Ароматный мир» еще за одной, а мама Марека с красным лицом орала на его отца по-польски. Больше половины слов я не понимала, но суть претензий тем не менее доходила вполне ясно. Она считала, что Марек такой же порочный, как его отец, и она вообще не удивлена, что он не учится и трахается целыми днями с одноклассницей. А чего еще можно было ожидать, когда с детства у него перед глазами такой пример?
— Знаете, — сказала мама, — он, может, и не виноват. Она могла сама его соблазнить, она ненормальная. Летом я отправила их на дачу, — она запнулась, — к свекрови, и там она спуталась с парнем старше ее на шесть лет.
— Я такого не делала в четырнадцать лет! — сказала мама Марека. — И вы его тоже не знаете. Я его сколько раз ловила, а компьютер его мы только успеваем чинить от вирусов, потому, что он все время смотрит порнографию.
Вернулся Толик. Отец Марека, все это время молчавший, разлил водку и спросил с сильным акцентом, в чем смысл его присутствия у нас?
— Самое ужасное, что они все это делают на глазах у сестры! — воскликнула мама. — А ей двенадцать лет!
— Да что они такого делают? — отмахнулся Толик. — Они же смотреть ее не заставляют.
— А ты считаешь, это все нормально?! — заорала мама. — Почему она не на уроках, а сидит в квартире, где они занимаются сексом?
— Ну, это ты у нее спроси, — хмыкнул Толик.
— Да, — добавил отец Марека, — у нас в детстве тоже все это было. Но я хотел учиться и ходил на занятия.
Они с Толиком переглянулись, как бы поддерживая друг друга.
— Нет, это уже просто я не знаю, что такое! — мама сама схватила бутылку и налила себе водки. — Мы здесь собрались все, чтобы обсудить, что дальше делать с нашими детьми. А ты мне говоришь, что ничего с ними не сделать, потому что они неисправимые!
— А что же можно сделать? — отец Марека как-то неуместно улыбнулся. — Вот мы тут сидим, четверо взрослых людей. Все ведь очевидно. Что им сказать? Не смотрите порнографию? В вашем возрасте рано вступать в интимные отношения?
Мама Марека вдруг вскочила со своего стула и забегала по комнате.
— Как может воспитывать ребенка человек, который сам только и думает, что про баб?! — она подошла к своему мужу и схватила его за плечи:
— Признайся, ты ведь ему просто завидуешь! Ты бы сам так хотел, как он!
— О, господи! — мама громко всхлипнула. — А если она забеременеет?! Что тогда делать?
— Вы пользуетесь презервативами? — спросил у меня Толик.
Я кивнула.
— Как тебе не стыдно?! — мама размазывала по лицу тушь. — Ты понимаешь, что это дети?
— Сегодня пользуются, завтра не пользуются, — сказал отец Марека.
— Конечно, вас это не очень волнует! — взвизгнула мама. — Это ведь не вам потом бегать по врачам, а нам!
— Ну вот только не надо сейчас говорить, что мы во всем виноваты! — вступила мама Марека, подошла к столу и знаком попросила, чтобы Толик налил ей водки.
Все на несколько секунд замолчали. Она выпила, запрокинув голову, потом подошла к Мареку и сказала:
— Встань, гадина такая!
Марек встал. Она засунула руку в карман его джинсов. На пол выпали две зажигалки и несколько презервативов.
— Видишь, как он запасся! — крикнула она своему мужу. — Он думал, что ему и сегодня получится переспать с ней! Я требую, чтобы ты вообще больше не давал ему деньги!
— Ну, это уже глупости, — ответил отец Марека, — или ты что, считаешь, если у них не будет презервативов, они не будут спать?
— А вы еще и курите? — спросил Толик.
— Что же это такое?! — мама раскачивалась на стуле с рюмкой водки в руке. — Наши дети курят, пьют, занимаются сексом! Как мы могли это допустить?! Что мы сделали не так?
— А причем тут мы? — спросила мама Марека. — Мы работали всю жизнь, мы его лечили, когда он сломал позвоночник! Я два года из клиники не вылезала…
— Не вылезала ты по другой причине, — сказал отец Марека.
— Что?! — она выпучила глаза.
— А что я, скрывать буду? — он усмехнулся. — Все прекрасно знали, что ты имела роман с доктором, который его лечил, поэтому мы и не уехали домой…
— Какая же ты скотина!
— Давайте все-таки мы успокоимся и не будем друг друга обвинять, — сказал Толик, — мы собрались обсудить сложившуюся проблему, а не то, кто из нас… — он на секунду примолк, — что делал…
— Так это и есть самое важное! — не согласился с ним отец Марека. — Именно это и влияет! Вот эта женщина, моя жена, изменяла мне с хирургом, по фамилии… Я не помню, Марек, как звали твоего доктора?
— Рубинштейн, — сказал Марек.
— Рубинштейн! — отец Марека поднял вверх палец. — А почему, кстати, мы до сих пор не можем уехать домой? Потому, что у нас работа, да. И квартира… А может быть, она просто спит с Рубинштейном?
Мама Марека вдруг бросилась на его отца и замолотила кулаками по его груди и лицу. Он сбросил ее с себя, и она упала на пол, задев стол. На столе покачнулись стаканы и бутылки. Толик помог ей встать. Отец Марека сидел и тер подбородок, куда она ему врезала. Нас с Анютиком отправили спать.
На следующий день мы встретились в школе. Первым уроком была история. Марека вызвали в доске, чтобы проверить его знания по теме «новое индустриальное общество».
— Итак, — сказала историчка, — в каком веке начался переход к новому индустриальному обществу в странах Западной Европы?
Он не смог ничего сказать по этому поводу, и историчка поставила ему два. Потом она потребовала, чтобы я встала с места и пересела к Наташе Мироновой. Я встала, собрала учебники и вышла из класса.
После уроков Анютик ждала нас у памятника поэту. Это меня почему-то взбесило.
— Зачем ты тут стоишь?! — крикнула я.
— Я хочу пойти с вами, — сказала она.
— Ты не будешь больше ходить с нами!
— Почему? — удивилась Анютик.
— Потому что тебе двенадцать лет! И ты должна сидеть дома и заниматься!
— Это мы еще посмотрим! — Анютик плюнула в меня и побежала от памятника.
Я догнала ее, повалила на землю и принялась изо всех сил душить. Марек выбросил только что прикуренную сигарету и бросился нас разнимать. В результате Анютик укусила его за палец. Потом она вскочила и крикнула, отряхиваясь, как собака:
— Чтобы вы сдохли оба! Твари! Ублюдки!
Мы вдвоем пошли к Мареку и переспали на обеденном столе. Все это было уже невыносимо. Я встала со стола и начала одеваться. Марек открыл окно и закурил.
— Ты хочешь обедать? — спросил он.
— Нет, я пойду, — ответила я.
— Почему?
— Потому, что я так не могу.
— Как? — удивился он.
— Так! Нас все презирают! Даже наши родители… Ты мне говоришь про какую-то любовь, а в чем она состоит?! В том, что мы трахаемся на обеденном столе?
— А в чем она должна состоять? — он выкинул окурок и со злостью захлопнул раму.
— Я не знаю! — сказала я. — Но если это все, что между нами происходит, не надо называть это любовью. Такую любовь можно получить от кого угодно.
— Ну, иди и получи! — крикнул он. — Это все, что тебе надо! Можно было с самого начала понять, какая ты шлюха! Ты сразу была готова раздвинуть свои ноги!
— Это я была готова раздвинуть ноги? — от изумления я даже задохнулась. — А ты разве не этого хотел?!
— Я хотел с тобой общаться! — сказал он.
— Тогда мог бы пригласить меня в театр! А не к себе домой, когда у тебя уехали родители!
Руки у меня дрожали, я путалась в рукавах свитера и никак не могла его правильно надеть. Марек подошел ко мне и обнял, я делала яростные попытки вырваться, но он меня держал.
— Прости меня, — говорил он, — пожалуйста, прости.
Я заплакала.
— Я чувствую к тебе больше, чем только это, — сказал он мне в волосы, — я просто не знаю, как… как тебе это показать.
— Я тоже не знаю, — сказала я.
Я стала разломанной куклой, неудачницей. Раньше у меня не было никаких вопросов, и вдруг они возникли, встали передо мной, покачивая своими закругленными головками. Почему так? Что я должна была сделать? Могла ли я что-то сделать? Как-то утром в субботу, когда мама с Толиком еще спали, а бабушка остервенело стирала в ванной носки, я взяла со стола на кухне один из маминых журналов. Там все было про то, как спасти отношения. Рекомендовались сексуальное белье и нежность. Я прочитала: «Любовь приходит сама, но удержать ее может только кропотливая и каждодневная работа». Я закрыла журнал, опустила голову на руки и длинно, с завыванием захохотала.