Михаил учил Марту трогать мотоцикл с места. После секса их союз обрел, может быть, не смысл, но некоторую возможность будущего. В паузах между поцелуйчиками и интимными щипками Михаил рассказал, что страсть к мотоциклам охватила его не так давно, месяцев шесть назад, а до этого, как он выразился, он вел жизнь унылого офисного говна.

Он не то чтобы врал, но и не говорил всей правды, а правда заключалась в том, что жизнь унылого офисного говна Михаил влачил не один, а с женщиной по имени Лена. Ничего интересного в этой жизни и этой женщине и впрямь не было, но не было и ничего плохого.

Проблемы начались в тот момент, когда Михаил приобрел мотоцикл.

Лена не разделила его увлечения, всякий раз, когда он пытался ее покатать, она омерзительно визжала и вдобавок создавала аварийно-опасные ситуации, пытаясь соскочить с мотоцикла на светофорах. К тому же она была убеждена (небезосновательно), что Михаил купил мотоцикл для того, чтобы знакомиться с другими женщинами.

А этого делать было, конечно, нельзя.

Несмотря на то что к сексуальным отношениям Лена относилась с отчетливым презрением и, как могла, избегала их, Михаила она постоянно и яростно ревновала. Привело это только к тому, что одним утром он сел на мотоцикл и уехал, оставив Лене записку с предложением расстаться.

— Короче, так, — Михаил подвел Марту к стоящему на подножке R1200RS, — сначала вставляешь ключ в зажигание, поворачиваешь, потом садишься.

Это Марта как раз делать умела — в ее жизни уже был мужчина, потративший время и нервы на повторение команд «выжми сцепление», «плавно открывай газ», — но Марта в этом, конечно, не призналась: ей хотелось, чтобы Михаил отнес результаты чужих уроков на свой педагогический счет.

— Сцепление выжми, — говорил Михаил, — и самое главное, нужно научиться плавно, слышишь — плавно, открывать газ!

Вижу, вы настолько взбудоражены услышанным, что практически не способны следить за указками Михаила. Вам не терпится узнать, кто же этот мужчина, научивший Марту трогать мотоцикл с места? Не стану вас томить, да и, честно говоря, мне самой не очень интересно смотреть, как во имя прошлых и будущих соитий Михаил жжет сцепление своего R1200RS.

Чтобы встретиться с тем, другим мужчиной, нам придется отправиться в Португалию, прямо на пляж Эшпинью. Год там сейчас две тысячи одиннадцатый, на аквабайке сидит довольно противного вида девочка и, надувшись, слушает человека, стоящего по пояс в воде.

— Не спеши, — говорит он, — положи указательные пальцы на кнопки. Левой рукой ты его заводишь, правой подаешь газ.

Марта (конечно же, это она) тыкает пальцем в стартер, поддает слишком много газа — аквабайк ревет, как тигр, наступивший на стекло. От ужаса она бросает газ — дернувшись вперед, аквабайк глохнет. С этим, в общем, все понятно: Марте десять лет, и указания выполнять не так просто, как кажется. Руки соскальзывают с руля, солнце жарит, спасательный жилет, который ее заставили надеть, ужасно воняет, а страстное желание покататься довольно быстро уступило место желанию, чтобы ее оставили в покое.

Давайте повнимательнее посмотрим на мужчину, который стоит с ней рядом.

Ему тридцать восемь. Он уже начал лысеть и поэтому бреет голову под ноль. В левом ухе у него серьга с маленьким бриллиантом, он невысокого роста, но отлично сложен, малейшее его движение возле злосчастного аквабайка словно заводит какой-то внутренний механизм, и под загорелой кожей выступают крепкие, рельефно очерченные мышцы. Его бритый череп и постоянная ухмылка словно намекают на не слишком твердые моральные установки, и женщины со всего мира посматривают на него из-под своих зонтиков и темных очков, в их глазах интерес и боязливое презрение, гордость, которую они якобы готовы защищать, и разочарование от того, что защищать не придется.

Разрешите представить — это отец Марты. Его зовут Олег, он здесь с дочкой и ее няней по имени Светка, и, к слову сказать, Светку он трахает. Вот, кстати, и она, растеклась по лежаку и блестит кокосовым маслом, личико простенькое, русское-равнинное, но фигура — высший класс. Никаких других достоинств в Светке нет, и трудно предположить, что у любого мужчины, включая даже вас, она может вызвать иное желание, кроме как отодрать ее.

Ну вот. Вы уже собираете губы в куриную гузку, дабы выразить свое негодование таким поворотом разговора. Я бы и рада вам подыграть, потрендеть на тему бедственного положения нянь, которые вынуждены давать отцам своих подопечных, чтобы не вылететь с работы, но не стану.

В нашем случае это будет противоречить истине.

А истина в том, что не бриллиант в мочке левого уха, не зарплата и жилье заставляют Светку раздвигать перед этим мужчиной ноги и бешено впиваться ногтями в его ягодицы. Ее волнует и влечет тот грубый, простой, жестокий заряд, который заставляет перекатываться железные мышцы под его загорелой кожей, который вырабатывается у таких самцов в половых актах не с женщинами, а с Вселенной, — который заставляет разрушать все вокруг долгие годы, толкая к тому отрицательному полюсу, что наконец поглотит его.

Мы с вами в курсе, что это называется коротким замыканием, и, поверьте мне, оно случится, но не Светке суждено заземлить этого мужчину, как бы ей этого ни хотелось.

Пусть Светка жмурится на лежаке, пусть Марта злится на неподатливый аквабайк, мы с вами лучше посмотрим, кто это пробирается между зонтиками и шезлонгами по пляжу Эшпинью?

Да-да, я имею в виду именно эту женщину в черном купальнике, за тридцать, которая нарочно медленно, словно издеваясь над остальными людьми, что отчаянно, до паники, стыдятся лишнего веса, идет к океану. Ее полные бедра, не прикрытые ни полотенцем, ни парео, вызывающе покачиваются, подрагивает в такт им большой мягкий живот. Дойдя до самой кромки воды, она останавливается и некоторое время наблюдает за возней у аквабайка. С ее губ не сходит добродушная улыбка, но в глазах живет тот особенный страх, что часто становится почвой для отличного чувства юмора.

— Простите, пожалуйста! — говорит она негромко, но Олег мгновенно оборачивается.

Марта тоже оборачивается. Она видит лишь тетку с целлюлитом.

А что видит Олег?

— Я слышу, вы говорите по-русски, это очень приятно, — продолжает женщина светским, благожелательным тоном.

— Взаимно! — Олег широко улыбается.

Марта, отдавая дань вежливости, машет женщине рукой. Она прекрасно знает, что интерес для отца представляют девушки до двадцати пяти, ростом под два метра, с большими сиськами и не сильно богатым словарным запасом, поэтому не ждет от этой беседы ничего судьбоносного.

— У меня есть мальчик десяти лет, с довольно омерзительным характером, — говорит женщина, — он просто затрахал нас с его отцом этими аквабайками, но кататься с ним мы совершенно не хотим, а доверить его инструкторам как-то боимся… Сами понимаете, наш мальчик им не очень интересен, им бы снять какую-нибудь голодную женщину, все равно какого возраста.

Она улыбается и почему-то смотрит на Светку. Она не может знать, что Светка — няня Марты и без пяти минут спутница жизни Олега, а не просто русская равнинная шлюха, но откуда-то она это знает. И то, как безошибочно эта женщина маркирует непредсказуемые явления действительности, заставляет Олега рассмеяться. Он вряд ли понимает, почему ему вдруг стало так радостно на пляже Эшпинью, в две тысячи одиннадцатом году, но эта радость была ему обещана первым взглядом, который он бросил через плечо, услышав «простите, пожалуйста». Так радуются, вернувшись домой после долгого отсутствия, так радуются, услышав в чужой стране родной язык.

— Я Ира, — сказала женщина.

— Олег. Очень приятно!

Через пятнадцать минут они все уже сидели за столиком в кафе — Марта, Олег, Светка, Ира, ее муж Саша Гурвич и их сын Яша.

Формальным поводом для знакомства послужило согласие Олега научить Яшу управлять аквабайком. По лицу Яши трудно было предположить, что это и есть его мечта. Впрочем, как только принесли белое вино со льдом, о Яше и Марте забыли. Олег, как всегда, завладел всеобщим вниманием и делился довольно остроумными наблюдениями относительно национального характера португальцев.

Много о них, правда, не скажешь, да и большого интереса для компании португальцы не представляли. И Олег оседлал своего верного коня, не раз и не два выносившего его из битв прямо в альковы размякших женщин. Заявил, что аквабайк — это детская забава, курортная глупость, и если Яше действительно нравятся мотоциклы, то надо поехать в горы и поучиться мотокроссу. Никто толком не знал, что такое мотокросс, но от этого слова прямо-таки несло кислым потом и кровью из расквашенного носа.

— Мотокросс! — мечтательно повторила Ира.

— Я не хочу в горы, — буркнул Яша.

— Милый, — сказала Ира, прикуривая сигарету, — ты сюда приехал, чтобы отдыхать и наслаждаться жизнью. Так наслаждайся, будь добр.

Яша злобно фыркнул, но возражать не решился. Время от времени он посматривал на Марту, но явно стеснялся заговорить с ней при всех. Марта в свои десять была куда лучше Яши подкована в искусстве клянчить — она спрыгнула со стула, подошла к отцу и обняла его за шею.

— Что, котик? — спросил Олег, не глядя на нее.

— Можно мы пойдем немного погуляем? — Марта посмотрела на Яшу.

— Конечно.

— Только с пляжа ни шагу! — Светка воспользовалась шансом указать, что не зря спит в хозяйской постели.

Но Марта не торопилась уходить, даже получив разрешение. И когда отец все же повернулся к ней, сказала:

— Вдруг захочется пить, а денег нет!

Полученные десять евро Марта засунула в трусы. Их с Яшей путь лежал в ларек около центра водных развлечений, где Яша намеревался купить пива.

— Ты сможешь по-английски сказать, что это для родителей? — спросил он.

— It’s not for us, it’s for our parents, — подтвердила свою компетентность Марта.

С пивом никаких проблем не возникло. Португальскому глухому старику, торгующему в пляжном ларьке, была совершенно безразлична дальнейшая судьба отпускаемого им товара.

Яша и Марта сели в тени платана, Яша потянул за колечко, и банка «бекса», чмокнув, выпустила пену.

— Во сколько твоя мама тебя родила? — спросил Яша.

К этому вопросу Марта была готова.

— Света не моя мама.

— Да?

— Моя мама умерла. А Света — это няня.

Яша несколько секунд молчал.

— Хреново, — наконец сказал он.

— Наверное, хреново, если ты знаешь свою маму, — эту фразу Марта повторяла уже по меньшей мере восемь лет своей жизни — по сути, с тех пор, как научилась говорить, — но когда ты ее не помнишь, это не так страшно.

Если уж совсем честно, то восемь лет своей жизни Марта повторяла то, что когда-то сказал ей отец. В раннем детстве она приставала к нему с вопросами о маме и не могла не заметить, что эти вопросы портят ему настроение. А поскольку, как я вам уже намекала, Марта всегда была умной и сообразительной девочкой, она не могла не видеть противоречий в словах отца.

Иногда мама умирала в автокатастрофе, но на элементарный вопрос, куда она ехала и какого цвета была машина, отец почему-то не мог ответить. После парочки порций односолодового виски он вообще мог сказать, что машину вела не мама, а водитель, потому что это было такси. Иногда мама стояла на остановке, в которую врезался самосвал. Иногда перебегала дорогу в неположенном месте.

В райском саду их нежной дружбы мама была пятачком земли у забора, где никогда ничего не росло. Похоже, отец надеялся, что пятачок так и останется пятачком, что однажды на нем можно будет поставить садового гнома (пошловато, но все же традиция) или красивый скворечник. Но вышло не так, как он ожидал, — вирус садового бесплодия, зараза под названием «мама», неумолимо расползался. Пока Марте всего десять, она сидит со своим новым другом на пляже Эшпинью, и мертвая мама внутри нее еще только начинает наступление на жизнь.

Чтобы убить все, маме понадобится семь лет.

— А у меня есть попугай, — сказал Яша.

За пару часов Марта научилась сносно трогаться и вполне уверенно тормозить. Михаил был в восторге.

Напротив мотеля располагался магазин спортивных товаров с загаженными мухами стеклами. Марта не преминула привлечь к нему внимание Михаила, заметив, что в ее дряхлых кедах страшно неудобно переключать передачи — шнурки цепляются. Михаил уставился на нее с недоумением, которое быстро сменилось тяжелым, безрадостным прозрением.

— Зайдем? — Не удосужившись дождаться ответа, Марта бросилась в магазин.

По диагонали от входа на полке стояли белые кожаные «рибоки» за восемь тысяч. Старая добрая классика. Марта деловито попросила померить тридцать восьмой размер. Пока продавщица искала тридцать восьмой на складе, Марта сообщила Михаилу, что это ее любимая модель кроссовок — они подо все подходят и очень долговечные. Михаил попытался внести смуту, заявив, что переключать передачи в белых «рибоках» еще менее практично, чем в кедах, но Марта даже слушать не стала.

Она надела принесенные продавщицей кроссовки и любовалась собой в зеркале.

— Обалденно! — высказалась продавщица.

Повисла напряженная пауза.

Михаил стоял посреди магазина в своих кожаных штанах, Марта и продавщица улыбались ему заискивающе и одновременно агрессивно. Так смотрят на вратаря, ожидающего одиннадцатиметровый: есть надежда, что он возьмет мяч, но настолько призрачная, что лучше и не надеяться.

— Ну ладно… — Марта сняла кроссовки и медленно, чтобы Михаил ничего не пропустил, натянула свои старенькие кеды.

Продавщица покачала головой.

Михаила вдруг пронзил невыносимый стыд, ему показалось, что даже магазинные мухи, пролетая мимо, жужжат с укоризной.

Марта двинулась в сторону выхода, продавщица прижимала кроссовки к груди, как котят, которых ей не удалось пристроить в хорошие руки.

Михаил купил R1200RS в кредит. Первый взнос — восемьдесят тысяч, ежемесячный платеж — тридцать семь пятьсот девяносто, плюс полтинник обязательная страховка. Не то чтобы у него были лишние восемь тысяч, но, повинуясь уродливым социальным ожиданиям, он вспомнил про кредитку и купил кроссовки.

Марта обняла его и поцеловала, продавщица презрительно хмыкнула, выражение ее лица как бы сообщало: и не таких ломали!

Когда они вернулись в мотель, женщина на входе потребовала заплатить еще за сутки, коль уж они никуда не уезжают. Михаил ответил нечто неопределенное, и они с Мартой прошли в номер, где закрылись на ключ.

Что-то сломалось в этой истории.

Михаилу уже тридцать шесть, он сидит на кровати и смотрит на коробку с кроссовками «Рибок», будто это маленькое надгробие на кладбище надежд. В этой коробке лежит жизнь, что могла бы стремительно нестись, как мотоцикл R1200RS, по гладкому черному шоссе, а потом замедлиться естественным образом, как притормаживает R1200RS на проселке. В ней были бы яркие, хоть и не слишком оригинальные события, преимущественно сексуального характера, взаимная нежность взрослого мужчины и совсем юной девушки, их страстный интерес друг к другу, конфликты, страхи, чем черт не шутит, эта история могла бы занять годы, поменять их роли, оставить, как это принято называть, глубокий след.

Но ничему из этого не суждено сбыться.

Смотри же, смотри, мой бедный Михаил, обладатель брутальных штанов и нежного сердца, попрощайся с мечтой у коробки с белыми кроссовками, которые подо все подходят и очень долговечные. Сейчас ты ближе к своему неизвестному отцу, чем когда-либо был и когда-либо будешь. Это ведь он смотрит на маленький гроб, где лежит мертвое желание делать все правильно, это его ужас ты испытываешь в присутствии юной девушки, которую еще вчера так великодушно пригласил в свою жизнь.

Все может продолжиться, ты это знаешь, но тебе придется притворяться, что ты не понимаешь того, что понял только что. Что понял твой отец, и отец твоего лучшего друга, и отцы твоих коллег, с которыми ты обсуждал за обедом футбол.

В твоей жизни уже была Лена, была твоя мать, и ты не хочешь делать все правильно, но у девушки, кажется, есть иллюзии об игре, которую она с тобой затеяла. Так похлопай рукой по кровати, как хлопают, приглашая кота. Пусть она сядет рядом, засунь ладонь ей между ног, схвати ее больно — так, чтобы ей стало стыдно, так, чтобы она почувствовала себя пиздой, а не повелительницей мужских сердец и кошельков.

Поставь ее раком, Михаил, воткни ее лицо в подушку, войди в нее посуху и молоти, пока не кончишь.

А что это вы отворачиваетесь? Вам противно?

Удивительное дело, всем становится противно, когда искренние эмоции проявляют мужчины, хотя, если вы будете бить собаку по носу пятнадцать минут, она вас точно цапнет, и никто не удивится.

Но только в случае с мужчинами считается, что они обязаны принимать прямо в душу бесконечный конвейер из кучек дерьма и ни в коем случае не показывать своего разочарования. Или вы правда считаете, что принимать дерьмо от того, кто зависим от тебя, не так обидно, как от равного? Или, возможно, вы находите вовсе не обидной ситуацию, когда тебя не считают равным, но при этом отчаянно за тебя цепляются? И почему, мне интересно, любая подлость со стороны женщины мгновенно оправдывается ее мифической зависимостью, а нормальная реакция мужчины на подлость объявляется недопустимой?

Мы с вами еще вернемся к этому разговору, а сейчас наш Михаил выходит на прямую дорогу, ведущую к оргазму, но тут звонит его телефон.

Он изо всех сил старается не обращать на телефон внимания, но и телефон, в свою очередь, не собирается сдаваться. Он звонит, звонит, звонит, пока возбуждение не покидает Михаила, уступив место глухому, звериному раздражению.

Михаил встает с кровати, хватает лежащую на тумбочке трубку, чтобы выключить звонок, и видит фото Лены на экране.

Он держит в руках разрывающийся телефон, а Лена улыбается ему, протягивая букет тюльпанов. Когда-то это была его любимая фотография, он сам снял Лену с тюльпанами прошлым летом. Михаил не отвечает на звонок, в каком-то смысле не берет предлагаемые тюльпаны, но чувство вины, которое его подружка протягивает заодно с цветами, он не взять не смог.

Михаил надевает свои скрипучие кожаные штаны, берет сигареты и выходит на улицу.

Один-единственный не отвеченный вызов заставляет его взглянуть на происходящее под иным углом. Еще вчера он казался себе свободным человеком, смело встречавшим вызовы жизни.

Вчера он был героем фильма, персонажем культового романа, сегодня вдруг выяснилось, что он — просто кукла на ниточках, за которые все желающие могут дергать.

С героями романов не спят за кроссовки, а с Михаилом спали, вот что было непереносимо.

Он не сожалелеет об измене. Дело не в сожалении, а в отвращении, которое он чувствует к себе.

Пока Михаил курит сигареты одну за одной на испепеляемой солнцем стоянке мотеля, Марта сидит на кровати в номере, а в руках у нее телефон Михаила. Он вздрагивает и пищит каждую секунду — это Лена начала строчить в мессенджер.

Она интересуется, где Михаил сейчас.

И не трудно ли будет ему позвонить ей, когда будет время?

Чтобы сообщения еще больше походили на ковровую бомбардировку, она добавляет, что скучает.

Очень сильно.

Любит.

Все время думает о нем.

А в конце для убедительности присылает свою фотографию.

Голая, всклокоченная Марта взбешена таким поворотом событий.

Михаил, оказывается, обманул ее. Она-то думала, у Михаила никого нет, а у него, оказывается, есть! Какая-то сука звонит ему в полном праве, а он трусливо не отвечает и убегает курить, стыдясь встретиться с Мартой взглядом.

Ей хочется кричать, хочется разгромить всю комнату, так велика ее боль, так глубоко ранено ее женское достоинство.

Марта не задает себе вопрос, зачем ей Михаил? Какие, собственно, чувства она сама к нему испытывает? Какое ей вообще дело до его запутанных личных обстоятельств? Единственное, чего она сейчас хочет, — это чтобы все вокруг, знакомые и далекие, испытали то, что испытывает она.

Поэтому Марта, наш «лучик света», широко расставляет ноги и делает телефоном несколько зажигательных снимков.

Самое горячее фото она отправляет Лене, после чего изображает тупую мужскую панику — стирает сообщение, а потом пишет: «это вирус».

Но и этого мало.

Пройдясь по контактам, Марта посылает сообщения людям, которых выбирает совершенно произвольно. Алексею Столярову она пишет: «Соси хуй!», Софье Шуваевой: «Ты говно!», а Борису Володину: «Сдохни, тварь!»

Она успевает выключить телефон за секунду до того, как Михаил возвращается в номер. Он надевает куртку, берет шлем и советует ей тоже собраться, если она не передумала ехать. Телефон Михаил не глядя запихивает в карман. Он рассчитывает к ночи быть в Архангельске, избавиться от Марты и уже потом разобраться с Леной.

Его расчеты не оправдаются, но он пока не знает об этом.

Давайте дадим ему доехать ну хотя бы до Вельска, это займет часов пять, а мы пока навестим Катю Беляеву в ее квартирке недалеко от метро «Кутузовская».

За сутки, минувшие с момента «исчезновения» Марты, квартирка переоборудовалась в штаб. Катя создала на сайте «Страны +7» открытый топик «Ищем Марту», куда люди со всей страны могли при желании отправлять ценную для поисков информацию.

Проблема состояла лишь в том, что никакой ценной информации у них не было, поэтому топик довольно быстро превратился в своего рода сортир, куда все кому не лень сливали свои бесценные соображения о жизни, современном положении женщины и кризисе традиционной семьи, а Катя Беляева все это модерировала, лежа в постели и пристроив ноутбук на груди.

Она уже не рада, что ввязалась, вы уж мне поверьте. Даже ей, закаленной «дневником жертвы», не приходилось читать такую отборную ахинею, да еще в таком объеме. Никогда в глаза Марту не видевшие, даже не подозревавшие о ее существовании женщины проклинали ее отца «за такое равнодушие», именовали его «монстром» и «гнидой», директора интерната «Полигистор» призывали «посадить», а предварительно «кастрировать», и это я еще оставляю без внимания мелкие стычки между комментаторами. Всегда найдутся люди, которые знают, как другим следует жить, такие ни за что не упустят возможности похвастать своим положительным примером и написать на форуме, посвященном пропаже чужого ребенка, о том, что их ребенок с ними и под присмотром.

Катя уже подумывала наведаться в магазинчик за углом и взять бухла, настолько безысходной представлялась ей модераторская деятельность, как вдруг в топик пришло сообщение от некоей barashki78.

Руки трясутся, целый день реву, когда думаю об этой девочке! Так хочется, чтоб она была жива и невредима! Спасибо Кате Беляевой за такую прекрасную статью о Марте… да и обо всех нас! К сожалению, все, что там написано, правда. Я приходила лет восемь назад на собеседование в адвокатскую контору Олега N. Первое, что он сделал, — под каким-то предлогом удалил ассистентов, запер дверь, сел передо мной и придвинулся вплотную! Так, что его колени касались моих… Он задавал мне очень странные вопросы… Про мое семейное положение, например, про мои предпочтения… Я была молодая девушка после института и не очень понимала, как все это связано с работой. Он все время касался меня… Потом спросил, не хочу ли я выпить кофе с ним, мне было так страшно, что я даже не могла ничего ответить. Кажется, промямлила, что болит голова, и убежала!

Катя Беляева оживилась: ну наконец-то разговор становится по-настоящему содержательным!

Информация о чудовищном поступке отца Марты распространилась в мгновение ока. В топике тут же выделилась отдельная ветка, целиком посвященная его сексуальной невоздержанности. Огромное количество женщин самого разного возраста принялись вспоминать, что видели его когда-то, некоторым довелось даже коротко с ним поговорить, кто-то пересекался по рабочим вопросам, и все в один голос утверждали, что более распущенного, аморального человека они не знают. Неудивительно, что именно его дочка пропала.

Женщина, скрывающаяся за псевдонимом Разливное Хуанхэ, рассказала, что однажды брала у него интервью и на протяжении всего разговора он подавлял ее «сексистскими шуточками и намеками».

Однако же козырной туз припрятала в рукаве вовсе не Разливное Хуанхэ, а Любимаиебома, заметившая вскользь, что ее лучшая подруга Светка вообще-то жила с Олегом долгое время и такое про него рассказывала, что в публичном пространстве (даже таком отстойном, как топик на портале «Страна +7») об этом не напишешь. Из чего Разливное Хуанхэ мгновенно сделала вывод, что «обесчещенные» женщины настолько запуганы известным адвокатом, что до сих пор боятся слово сказать.

Найти Светку труда не составило. Катя тут же связалась с Любимойиебомой через личку, а та тут же выдала ей Светкин телефон.

Светка, в свою очередь, тут же ответила:

— Алло!

— Добрый день, вы Света? — спросила Катя.

— Да. А кто это?

— Меня зовут Катя Беляева, я журналист, представляю информационный портал «Страна +7». Ваш телефон мне дала ваша подруга, и я…

— Простите, какая подруга?

— Честно говоря… не знаю ее имени… Любима и… ебома.

— Что?..

— У нее такой ник.

— И что вы хотите?

— Я бы хотела поговорить с вами про Олега N. Лю… Ваша подруга сказала, вы неплохо его знаете. Его дочь пропала, если вы слышали…

— Марта? Что значит — пропала?

— Сбежала из интерната, и никто не знает, где она теперь.

Со Светкой они встретились в том же кафе, где недавно Катя выслушивала Любу Красилову. Светка все так же хороша собой и все так же молода — вследствие неумолимого ухода за собой определить ее настоящий возраст невозможно.

— Мы действительно с Олегом жили вместе, года три, наверное, — сказала она, заказав огуречный сок.

— Как вы познакомились? — спросила Катя.

— А… — Светка слегка притормозила, словно не зная, стоит ли сообщать такую компрометирующую информацию, но все же решилась: — Я работала у него.

— Вы юрист? — уточнила Катя.

— Я приехала в Москву из Орла, — начала Светка издалека, — в институт не поступила, ну и что делать было? Стала работу искать, и так получилось, что он меня взял. Секретаршей.

Катя Беляева была слегка озадачена.

— Когда начался ваш… роман?

— Да практически сразу! — весело улыбнулась Светка.

— А Марта?

— Что — Марта?

— Сколько ей было лет тогда?

— Лет шесть, по-моему. Она уже в школу пошла.

— Вы когда-нибудь видели мать Марты? Может, что-то о ней слышали?

— Она умерла.

— Как?

Светка развела руками, как бы демонстрируя, что подобные мелочи не интересовали ее тогда, не интересуют и сейчас.

Катя медлила со следующим вопросом, и Светке представилась возможность произнести монолог, ради которого она, собственно, и приехала. Она убрала с гладкого лба локон и начала рассказывать о красивых ухаживаниях, которыми Олег ее взял, иначе бы она, конечно, никогда. Чего только не делал этот известный, богатый, явно неглупый мужчина, чтобы покорить сердце своей секретарши из Орла.

Розы, ювелирка, выходные в Париже и Неаполе — все летело к Светкиным ногам.

— Он игрок по натуре, понимаешь, — в азарте Светка перешла на «ты», — не успокоится, пока не получит то, что хочет. И пока он хочет, все средства хороши, ему просто невозможно противостоять!

Катя Беляева взволнованно кивала.

Надеюсь, вы меня не осудите, но я не буду Катю подгонять, хочу тоже послушать Светку.

Может, я и не женщина в полном смысле, но женского во мне определенно больше, чем мужского, поэтому истории о замарашках, которые пробились на самый верх благодаря одному только искусству подмахивать, всегда меня завораживают. Есть в них что-то по-настоящему сказочное, что-то необъяснимое, они как ларчик без замка, что вертят в нервных руках женщины по всему миру, не зная, как открыть.

Да хватит вам морщиться, хватит изображать скуку! Я не подменяю понятия, я всего лишь описываю вещи такими, какие они есть. Никакой загадки в бабе, выучившей пару языков, упорно работавшей и достигшей к сорока годам известности и благосостояния, нет. Ну что тут интересного?

А вот «вице-мисс Орел 1999», прибывшая в столицу нашей родины с контрафактной сумкой на плече и через каких-то пару месяцев оказавшаяся под письменным столом известного адвоката, — вот это да, это сюжет. И он вечно будет популярен, потому что успех в нем основан не на, может, и уникальных, но все же понятных большинству качествах героя, а на чуде.

И женщины вроде Светки вечно будут лить воду на эту дряхлую мельницу, потому что женщины вроде Кати Беляевой вечно будут слушать их открыв рот.

Сейчас Светка как раз подходит к «расставанию», понятное дело, что оно неизбежно следует за килограммами ювелирных украшений и выходными в лучших отелях Европы. Никогда не догадаетесь, почему же они с Олегом «расстались», так слушайте.

— Он хотел, чтобы я родила. — Светка улыбнулась грустно, но и мудро, как всякая женщина, познавшая истинную цену успеха. — Но у меня… не было веры в наши отношения.

— Он изменял? — В вопрос Катя вложила все сочувствие, на которое в принципе была способна.

Еще как!

Светка припомнила и задержки на работе до пяти утра, и звонки с неизвестных номеров, и презервативы, которые она вечно обнаруживала в карманах брюк, это уж не говоря про женщин, которых он приводил в их спальню.

Конечно, немного не вяжется с подарками и выходными в Неаполе, но Катю Беляеву так потряс рассказ, что на мелкие несуразности она не обратила внимания.

Но ведь и вы их не замечаете, не так ли?

Правда так неприятна и неугодна, что люди готовы громоздить баррикады из какой угодно галиматьи, только бы ее не видеть. После моего признания в слабости, которую я испытываю к женской болтовне, вы, как я замечаю, чувствуете некоторое надо мной превосходство.

Полноте, вернитесь на землю с вершин вашего мужского рационализма, признайтесь, что немногим отличаетесь от бедной Светки, которая изо всех сил пытается прикрыть двуспальную яму своего краха носовым платком.

Пусть Катя Беляева верит, что мужчина способен разлюбить ни с того ни с сего и через неделю после предложения о совместной жизни завести речь об эксперименте втроем, но ведь и вы верите.

Вы верите, что женщины вам не дают, потому что сомневаются в серьезности ваших намерений, что не разрешают вам видеться с вашими же детьми, поскольку вы не умеете с ними обращаться, и так далее — до бесконечности, до отвращения, до смерти. Если бы я ставила себе задачу разоблачать весь этот абсурд, мне бы и века не хватило. Но, к счастью, у меня другая цель.

— В общем, я просто поставила его перед фактом, что я ухожу, — сказала Светка, — в то, что он изменится, я не верила.

— А он?

— Он купил мне квартиру в Москве. На прощанье.

Ну что? Отлично пообщались, можно как-нибудь и повторить. Но Кате Беляевой надо продолжать поиски Марты, да и у Светки дел по горло. Она нынче на содержании у депутата-коммуниста, до развода, конечно, вряд ли дойдет, но Светка старается.

Она села в машину с номерами Государственной думы, и водитель Славик повез ее на массаж. В окна немецкого авто салютовали чарующие улочки центра столицы нашей родины, но перед Светкиным внутренним взором другой город. Она вспоминала Порту, две тысячи одиннадцатый год, апартаменты с двумя спальнями (их и Марты), гулкий мраморный коридор, по которому десятилетняя Марта нарезала на самокате. Светка тогда была одержима идеей залететь и, поскольку в прямом разговоре Олег отказал ей в таком праве, пыталась осуществить свою мечту тайком. Она вскакивала с кровати после того, как он кончал ей на живот или на спину, неслась в ванную и пыталась осемениться с помощью шприца, который хранила в косметичке. Ничего не выходило, Светка волновалась и часами читала форумы, где женщины делились своими маленькими залетными хитростями.

Светка, конечно, не сказала Кате Беляевой всей правды, на самом деле ее горячо интересовало, кем была мать Марты. За три года работы няней она перерыла все ящики в доме, но не нашла ни одной ее фотографии, из чего сделала вывод, что женаты они с Олегом не были.

Олег как-то обмолвился, что она умерла, когда Марте был год, но это тоже мало что объясняло. Почему он вообще оставил ребенка себе? Неужели у Марты не было бабушки и дедушки? Светка никак не могла взять в толк, зачем такому мужчине, как Олег, эта девчонка, а чтение форума окончательно убедило ее в том, что мужчины не испытывают никаких чувств к собственным детям. Если какие чувства у них и имеются, то лишь к женщине-матери.

Мертвая женщина-мать, по мнению Светки, держала ее бедного Олега еще крепче, чем живая. Она решила, что он пережил страшную личную драму (никому такого не пожелаешь, девочки!). Это в каком-то смысле объясняло и его довольно поверхностное отношение к самой Светке — спать-то он с ней спал, и вполне охотно, но никогда не брал с собой на светские мероприятия, дни рождения друзей, даже у него на работе Светка ни разу не была. Что это, как не боль от незаживающей раны, которую нанесла ему мать Марты своей смертью?

Знакомство с Гурвичами состоялось на третий день португальского отдыха, и все последующие девятнадцать дней они провели вместе.

Поездка в горы действительно состоялась. Сначала они вшестером три часа тряслись в микроавтобусе, потом на Яшу и Марту надели кроссовые шлемы, похожие на черепа вымерших животных.

Олег, выходя из себя, требовал выжимать сцепление и медленно поворачивать ручку газа. Для того чтобы показать, насколько это элементарно, он периодически сам вскакивал на байк, с легкостью заводил его и вертелся на месте, как грешник на адской сковороде.

Яше тронуться так и не удалось.

Марта титаническим усилием воли сделала это, проехала два метра, после чего случайно открыла газ, и мотоцикл врезался в дерево. Марта слетела с него и сильно ударилась головой.

Светка не могла взять в толк, чем этот Саша, и уж тем более эта Ира смогли покорить Олега. Саша был мужчиной крайне запущенным — с пузом и бараньей завивкой на большой башке, местами уже сильно поседевшей. Он всегда был одет в нечто ветхое и как будто несвежее, все футболки были ему почему-то коротки, а шорты — тесны, сандалии натирали ноги, и если удавалось присесть, то он со вздохом выставлял свои узловатые, с кровавыми мозолями ступни под солнце. Ира обычно с едва уловимым презрением спрашивала:

— Может, купить тебе пластырь?

А он неизменно отвечал:

— Да так все пройдет!

Ира, со Светкиной точки зрения, воплощала наихудшие черты той социальной группы, к которой сама Светка не принадлежала. Ира свободно говорила по-английски и по-немецки (как-то в ресторане к ним обратились немецкие пенсы, не знавшие, как заказать еду), поразительным образом она читала все книги, о которых заходила речь, но по части женских чар, конечно же, и в подметки не годилась Светке.

Во-первых, она была откровенно толстой, но ее это словно устраивало, иначе она не ела бы так много.

А Ира ела.

Хлеб, сыр, жареную картошку — все то, к чему сама Светка не прикасалась десятилетиями.

Во-вторых, она не пользовалась косметикой, не носила каблуки, не красила волосы. Однажды Олег спросил Светку, нравится ли ей Ира, и Светка сказала:

— Она милая, но, знаешь… мне кажется, она поставила на себе крест как на женщине!

Он почему-то расхохотался, и Светка растерялась.

В первый раз, когда Гурвичи пришли в гости, Саша прорвался в туалет и сидел там, громко пердя, пока Ира с невозмутимой улыбкой осматривала апартаменты. Светка, красная как рак (туалет был впритык к кухне), раскладывала закуски. Она слышала (сквозь пердеж и стоны), как Ира восхищается «мавританским стилем», а Олег, в свою очередь, нахваливает какие-то «розетки». Светка даже осмотрела розетки на кухонной панели, но ничего восхитительного в них не нашла.

Из туалета вышел Саша. Дверь он не закрыл, и в кухне остро запахло дерьмом.

— Добрый вечер! — приветливо сказал он и протянул ей руку.

— Добрый. — Она выдавила улыбку и кончиками пальцев коснулась его влажной пятерни.

Саша бесцеремонно цапнул с блюда канапе и прошелся по кухне.

— Великолепный дубовый пол, — сказал он.

— Да… — Светка не нашлась что ответить.

— Кстати, я все не могу понять, как у них тут, в Португалии, принято поступать с жопой. — Саша схватил бутылку белого вина, не спрашивая позволения открыл и налил себе.

— С жопой?.. — переспросила потрясенная Светка.

— Во всех туалетах есть гигиенический душ! — Саша сделал внушительный глоток. — Но и бумага тоже есть.

Светка пребывала в оцепенении, с блюда стремительно исчезали приготовленные ею (для всех!) канапе.

— В сущности, цивилизации определяются не религией, как бы нам ни хотелось так думать, а едой и испражнением. — Саша налил себе снова.

Светка молчала.

— Бумага или вода — вот основной вопрос всех религиозных войн. В этом смысле гротеск Свифта выглядит не таким уж гротеском, правда?

— Ну… да… Наверное, — сказала Светка.

Глядя, как толстая волосатая рука (неизвестно, помыл он ее или нет) вновь потянулась к блюду, она вышла из ступора и ловко выставила вилку:

— Вот, возьмите!

Саша взял вилку и несколько секунд изучал, словно впервые видел. Потом с некоторой брезгливостью положил на стол.

— В том, чтобы есть руками, гораздо больше смысла, чем может показаться представителю западной цивилизации, представителю вилок. — Он замолчал и после паузы радостно расхохотался своей собственной шутке.

— И… какой же смысл? — спросила Светка.

— Вы всегда можете оценить температуру еды.

После чего со словами «Слава Сатане!» Саша покинул кухню.