Возможно, кто-то когда-нибудь напишет сагу о роде Орловских, так как история этой варшавской рабочей семьи имеет поистине много прекрасных страниц и в сжатом виде представляет собой как бы в миниатюре историю Польши на протяжении последнего полувека. Есть в этой семье Игнаций Орловский, фамилия которого фигурирует в списке поляков — участников Великой Октябрьской социалистической революции. Есть Людвик Орловский, деятель коммунистической партии, который в межвоенные годы, пожалуй, больше отсидел в политических тюрьмах и под предварительным следствием, чем находился на свободе, и который сумел привить свои идеи детям. Есть и военное поколение Орловских, которое выросло в революционной, патриотической атмосфере своего дома и окружения и которое в годы оккупации присоединилось к освободительной борьбе, некоторые представители его — еще совсем в детском возрасте, но с полным пониманием того, где их место в этой борьбе и за какую Польшу они сражаются.
Из пятерых Орловских именно этого военного поколения четверо носят знак «Сын полка». Трое братьев и сестра: Станислав, Ежи, Хелена и Рышард.
Когда Станислав и Ежи вступали в ряды Союза борьбы молодых и начинали свою деятельность в Гвардии Людовой, первому из них было семнадцать лет, второму — пятнадцать. Хеленка пошла по их пути только годом позднее, когда ей было тринадцать лет. Самый молодой, Рысек, уже в девять лет носил в своем школьном ранце газеты и оружие, позднее был связным на баррикадах Варшавского восстания. Это осознание целей разгоревшейся борьбы и своего места в ней были у Орловских в крови.
Только самая старшая в семье — Мария, которая в годы оккупации была уже замужем (ее муж, Витольд Курковский, по кличке Стах, тоже солдат Гвардии Людовой, геройски погиб в борьбе с оккупантами), родилась еще в нормальном, человеческом жилище — в комнате, снимаемой на улице Сенной. Станислав и Ежи Орловские родились в бараках для безработных на улице Лешно. Хеленка и Рысек уже с колыбели росли в другом большом бараке для безработных на улице Любельской в правобережном районе Варшавы — Праге. Весь этот огромный «комбинат» располагался в строениях ликвидированной фабрики, известной под названием «Полюс». До начала войны в необычайно трудных условиях ютились там свыше семисот человек — самая крайняя беднота этого района города.
Но бедность и нужда часто закаляют людей, объединяют их в совместной борьбе.
Именно с территории «Полюса» в каждый праздник Первомая отправлялись колонны безработных с красными знаменами и революционными песнями. Именно оттуда наряду с лозунгами, требующими хлеба и работы, настойчиво раздавались и политические требования: социалистической Польши, рабоче-крестьянского правительства, союза с Советской Россией, а в первых рядах демонстрантов всегда шла вся семья Орловских: отец, мать, дети, даже самые младшие. До сегодняшнего дня они помнят, с какими переживаниями это было связано, когда всюду вокруг можно было видеть поднятые над головами сжатые в кулаки рабочие руки, трепещущие на ветру красные знамена; и каждый шаг рабочего марша казался шагом к новой Польше.
Именно на территории «Полюса» у отца было самое большое число верных друзей, а у ребят — больше всего сердечных приятелей.
Ведь именно в их двери, когда они жили на территории «Полюса», не раз стучались совершенно незнакомые люди: предупреждали об обыске, приносили тайные записки от отца, находящегося под арестом либо в тюрьме…
Вот почему в школе родительский комитет, в котором верховодили местные святоши и ханжи, обходил детей Орловских и при раздаче молока, и при организации летних лагерей для наиболее бедных, а некоторые учителя стремились унизить их, так как они принадлежали к организации Красного харцерства, а не к организации, например, Молодежи миссионерской. До сих пор они помнят случай, когда во время урока в класс вошел инспектор-куратор и сказал:
— Ничего удивительного, что в классе падает дисциплина, если некоторые отцы наших учеников сидят в тюрьмах за преступную коммунистическую деятельность.
И хотя он тогда не назвал фамилий, все и так знали, что разговор идет об Орловских, так как именно за день до этого варшавская печать сообщила об аресте коммуниста Людвика Орловского.
Такова была школа жизни — грубая и жестокая. Сколько раз они старались не замечать, как некоторые их одноклассники во время большой перемены вытаскивали из портфелей вкусные булки с толстыми кусками ветчины или колбасы, аппетитные апельсины и бананы, в то время когда их мать не могла порой дать им в школу даже куска черствого хлеба! Однако дома, когда она впадала в безысходное отчаяние, когда, причитая над своей и их судьбой, от жалости и раздражения иногда пыталась обвинить во всем мужа: что только «из-за этой своей политики» он имеет волчий билет и никогда не получит работу, — дети становились на сторону отца. Они верили ему. Верили, что он борется за лучшую, рабочую Польшу, за счастье для них — своей жены и детей.
Хеленка и Рысек уже не помнят «Полюса». Их сознание формировалось под влиянием событий в оккупированной Варшаве.
«Полюс» сгорел в сентябре 1939 года от зажигательных бомб. Разбежались все его жители. Орловские пережили штурм Варшавы в закоулках одного из коридоров известной Галереи Люксембурга на Сенаторской улице. Снаряды гитлеровской артиллерии несли разрушения и смерть. Орловским удалось как-то уцелеть. В памяти Станислава и Ежи сохранился эпизод тех дней: пылающие склады боеприпасов на улице Нецалой и солдаты, самоотверженно выносящие из огня снаряды, передаваемые затем из рук в руки к стоящим в Саксонском парке батареям зенитных орудий. Группа гражданских лиц помогала солдатам в этой небезопасной работе, а в этой группе они — два маленьких пролетария «Полюса», которых родители отправили на поиски воды или какой-нибудь провизии. Запомнилось и то, как они вырезали куски мяса из убитых осколками снарядов армейских лошадей. В те дни не только их семья спасалась таким образом от голода.
Капитуляция Варшавы. Поиски какого-нибудь угла, где бы можно было поселиться, заканчиваются неожиданным успехом. Отцу, который перед самой войной благодаря своим различным знакомым получил, наконец, постоянную работу — должность надсмотрщика, а правильнее сказать — помощника сборщика налогов на Мариенштатском рынке, удалось вымолить в магистратуре разрешение на занятие пустующей большой квартиры в районе Повисле на улице Доброй, 53.
Именно там начинается новая страница в истории семьи Орловских. Страница, главным действующим лицом которой по-прежнему будет отец — последовательный и верный своим убеждениям и идеям. Он первый установит утраченные связи с товарищами, организует в своей квартире конспиративную явку, вовлечет в работу сначала старших сыновей, а затем даже младших детей. Однако героями этой новой страницы будет уже военное поколение Орловских: Сташек, Ежи, Хеленка, а также маленький Рысек.
Здесь, на Доброй, они взрослели pi мужали. Когда создавалась Польская рабочая партия (ППР), в их присутствии происходили «ночные земляков беседы». Здесь рождались их стремления к активному участию в развернувшейся борьбе с врагом. Здесь они начинали работать в рядах Союза борьбы молодых, отсюда отправлялись на все более опасные задания и боевые операции. В этом доме прятали подпольные газеты. В их квартире был пункт, где хранилось оружие и прятались люди — товарищи по борьбе, которых они затем провожали в партизанские отряды. Отсюда они вышли в последний раз, чтобы бороться на баррикадах Варшавского восстания и затем обрести уже освобожденную Родину.
Первые годы оккупации. Еще нет Польской рабочей партии и Союза борьбы молодых. Нет еще и Гвардии Людовой. Что делают в это время Орловские?
Станислав учится в вечерней технической гимназии и одновременно работает учеником слесаря на Жолибоже, на территории бывшего химического института, переоборудованного немцами в большую базу по снабжению подразделений СС. Заработки там грошовые, но работа в таком учреждении дает ему прежде всего аусвайс — документ с гитлеровским орлом и свастикой. Хороший аусвайс часто охранял в тот период от принудительного вывоза на работы в Германию, помогал во время уличных облав.
Почти каждый варшавянин старался иметь именно такой документ. Особенно он был удобен для подпольщиков. Были люди, которые занимались даже подделкой такого рода документов тем же способом, как подделывались в то время кеннкарты и арбайтскарты. Первые из них были оккупационными паспортами, вторые — ведомственными удостоверениями немецкого управления по труду, которые подтверждали, что такой-то поляк имеет определенную профессию и в настоящее время работает на фабрике либо в учреждении.
Этот добрый аусвайс не раз пригодится Станиславу Орловскому, особенно тогда, когда он будет уже в Гвардии Людовой, а затем в Армии Людовой.
Ежи кончает в это время общеобразовательную школу на улице Древняной, но одновременно по вечерам вместе со старшим братом спешит в техническую гимназию, которая тогда называлась «Обязательная профессиональная школа». Ежи боготворит старшего брата. Старается во всем брать с него пример, даже избирает ту же самую профессию, что и брат. Они всегда неразлучны, и, хотя Ежи моложе Станислава на целых два года, он догоняет брата в науке: днем штудирует программу начальной школы, а вечером вникает в технические проблемы.
Затем они оба переходят в другую профессиональную школу, в которой есть так называемые «спецклассы», что соответствует уровню лицея. Ежи начинает работать слесарем в частном предприятии «Пионир» на улице Крохмальной.
Хеленка ходит в общеобразовательную школу на улице Древняной, куда Рысек начнет ходить только в 1941 году.
А годы были тяжелые, месяц от месяца становилось все труднее. В Варшаве все более усиливался террор гитлеровцев. Не проходило дня, чтобы не было облав и арестов. Тюрьма Павяк переполнена. Вся Варшава говорит о пытках в гестапо, которое расположилось на аллее Шуха. Доходят уже первые слухи о газовых камерах в Освенциме. В дома поляков все более настойчиво стучатся голод и нужда. Скромные пайки глинистого хлеба, получаемые по карточкам, слишком малы, чтобы прожить, а на черном рынке свирепствует дороговизна.
Для семьи Орловских беда не является чем-то новым, ведь они прошли закалку в бараках для безработных, прежде чем переехали на улицу Добрую.
Но новая квартира не улучшила условий их быта. Мебель, которую они застали в этом доме, немцы конфисковали как «еврейское имущество». Станиславу удалось припрятать пару лыж и лыжных ботинок, и теперь он чувствует себя богачом. Ребята с улицы завидуют ему, когда зимой он катается на этих лыжах. А дома положение очень тяжелое. Заработков отца хватает только на неделю, а иногда на несколько дней. Стах, как ученик слесаря, зарабатывает еще меньше.
В других семьях, чтобы раздобыть деньги на жизнь, люди начинают продавать вещи. В доме же Орловских продавать нечего. Все, даже дети, стараются подрабатывать, кто как может и как удастся. Станислав и Ежи торгуют сигаретами — это очень популярное в то время занятие для молодых ребят. Выкрикивают на углах улиц названия сигарет, вскакивают в трамваи, продают их поштучно и пачками. Необходимость заставляет их заниматься торговлей сигаретами почти до начала восстания. Подрабатывали на жизнь также Хеленка и Рысек. Самое раннее, что помнит Рышард Орловский из периода оккупации, — это, видимо, то жаркое лето, когда ежедневно с утра мать отправляла его с корзинкой на железнодорожную насыпь собирать мать-и-мачеху. Она сушила растения и продавала их торговцу зеленью. И еще одно воспоминание: когда вместе с отцом торговали хлебом и за ними потом гнались жандармы.
Отцу удалось достать немного фальшивых продовольственных карточек. Он купил на них хлеба и вместе с Рысеком продавал на Новом Зъязде, а затем на Старувке. Неожиданно как из-под земли выросли жандармы. Люди стали разбегаться. Убегал и он, девятилетний мальчуган, постоянно помня о необходимости как можно крепче прижимать к себе мешок с хлебом, несмотря на то что жандармы стреляли по убегающим…
Террор усиливался с каждым месяцем. Все чаще слышался на варшавских улицах прерывистый вой полицейских машин. На стенах домов появлялось все больше красных плакатов с фамилиями расстрелянных поляков. И все большие масштабы приобретала всеобщая ненависть к врагу, желание мести, вооруженной борьбы.
В такой обстановке наступил 1942 год.
В квартире на улице Доброй в это время все чаще скрывается друг отца, Миколай Кузьмич, худощавый, с черными волосами, тронутыми серебряными нитями, хотя лицо еще молодо и энергично. Ему тогда было лет тридцать пять. У Кузьмича была своя личная тревога: его молодая жена, Тереска, была еврейкой, и ей грозила смертельная опасность. В довершение всего у них недавно родился ребенок. Молодые Орловские часто видели Тереску на улице с коляской. Но Кузьмич, однако, приходил на улицу Добрую не с личными заботами, точно так же как и Казимеж Климашевский, который привел сюда Кузьмича.
Миколай Кузьмич был офицером при штабе Гвардии Людовой и носил в то время подпольные клички Сикорка и Владек. Именно Кузьмич посвятил молодых Орловских в тайну, что уже создана Польская рабочая партия, что по всей стране формируются и вступают в борьбу с врагом вооруженные отряды — Гвардия Людова, что патриотическая молодежь объединяется в Союз борьбы молодых (ЗВМ).
Это Кузьмич принес в их дом воззвание Польской рабочей партии, в котором они с волнением читали:
«Польская молодежь!
Будь достойна наших славных предков, великих патриотов нашей Родины!.. Все на борьбу против нашего смертельного врага!.. В бой! На борьбу за свободную и независимую Польшу! Мы победим!..»
Отец уже в рядах ППР и проводит конкретную работу, в которой ему очень помогает должность помощника сборщика налогов на рынке. Рынок был прекрасным местом для конспиративных встреч. Почти ежедневно отец приносил домой подпольные газеты. Как долго будут ждать молодые Орловские? Они чувствуют, что уже готовы к участию в борьбе.
Благодаря Сикорке они уже члены ЗВМ. Но ведь партия призывает всю патриотическую молодежь в ряды Гвардии Людовой. Рекомендует создавать новые отряды. Они готовы хоть сегодня вступить в Гвардию Людову и сформировать отряд. Присоединиться к борьбе. Но как это сделать?
Миколай Кузьмич советует им внимательно присматриваться к своим ближайшим друзьям и знакомым, определить, кого из них можно привлечь на свою сторону. Это должны быть люди храбрые, на которых можно положиться. Что касается связей, то он, Кузьмич, им поможет.
Наконец на квартире Орловских состоялась первая встреча с капитаном Эдвардом Лянотой (подпольная кличка Эдвард) — членом Главного штаба Гвардии Людовой, а затем начальником варшавского штаба Армии Людовой. Капитан Эдвард говорил о необходимости создания специальной секции Гвардии Людовой, которая будет временно работать на нужды штаба. Беседа была продолжительной и сердечной. Проверена и детально обсуждена каждая кандидатура. Окончательное решение, принятое ими, сводилось к тому, что секция будет состоять из пяти человек: двух братьев Орловских — Станислава и Ежи, двух братьев Архициньских — Яцека и Веслава. Пятым был Антоний Покрывка.
Капитан Эдвард напомнил принципы конспирации. Затем — принятие присяги, каждый из пятерых должен выбрать себе подпольную кличку, и с этого времени во всякого рода контактах можно пользоваться только условленными паролями и кличками.
Время стерло в памяти многие события. Этот же день запечатлелся в сердце на всю жизнь. День присяги.
Все происходит на улице Доброй, 53. Но даже их квартира в этот день кажется им какой-то другой: торжественной, праздничной. Собрались уже все, ждут — взволнованные, в приподнятом настроении. Волнуется также и отец, который отдает двух сыновей на службу партии. Условились, что с этого дня Станислав будет выступать под кличкой Стек, а Ежи — Ендрек. Яцек Архициньский останется Яцеком, а его брат, Веслав, будет называться Хуго. Антонию Покрывке дали кличку Козёлек…
Раздался условный стук в дверь. Сходятся товарищи из штаба Гвардии Людовой. Присутствуют организатор секции капитан Эдвард, а также майор Сенк (Сенк-Малецкий), которого Станислав и Ежи немного знали, так как он дважды приходил к отцу. Здесь же несколько новых лиц: капитан Носек (Пашковский), подпоручник Сыр. Акт принятия присяги должны засвидетельствовать заслуженные люди.
Все встают. Лица ребят слегка побледнели. Майор Сенк начинает медленно читать слова присяги, а они повторяют слово за словом, предложение за предложением; от волнения в горле появляются спазмы.
«Я, сын польского народа, антифашист, клянусь, что буду мужественно и до последних сил бороться за независимость Родины и свободу народа!
Клянусь, что, находясь под командованием Гвардии Людовой, я буду беспрекословно выполнять приказы и порученные мне боевые задания и не отступлю ни перед какой опасностью.
Клянусь, что буду сохранять военную тайну, никогда не изменю даже под самыми страшными пытками и буду безжалостно разоблачать тех, кто встал на путь измены!
В борьбе за освобождение Родины и народа я буду преданным всегда, вплоть до полной нашей победы!..»
Каждое слово той присяги глубоко западает в молодые сердца. Они присягали Родине и народу, и эта присяга запомнится им навсегда, они будут помнить о ней в самые трудные минуты, будут верны ей до последней капли крови. Из их сегодняшней пятерки во время Варшавского восстания в Старом Мясте героической смертью погибнет младший из братьев Архициньских — Хуго вместе с организатором их секции товарищем Эдвардом Лянотой. Это произойдет в тот момент, когда немецкая бомба попадет прямо в здание на улице Фрета и под его развалинами будет погребен весь варшавский штаб Армии Людовой. Станислав Орловский во время восстания получит две тяжелые раны. Ранен будет также Ежи Орловский. Каждый из этой пятерки не раз будет рисковать свой жизнью в различных боевых операциях.
Сейчас они все стоят в молчании, зачарованные величием минуты. Чувство энтузиазма и восторга переполняет их.
— Садитесь, товарищи, — приглашает майор Сенк, который берет на себя роль хозяина, — мы должны немножечко поговорить.
Беседа получилась сердечная и дружеская, но одновременно и серьезная. Никто из старших не считает здесь молодых недозрелыми, малолетками, а относятся к ним как к младшим коллегам и товарищам по совместной борьбе. И ребята чувствуют это и благодарны им.
Капитан Эдвард начал с организационных вопросов.
Специальная секция Гвардии Людовой, члены которой только что приняли присягу, будет подчиняться непосредственно ему. Секцией будет руководить Стек — Станислав Орловский. Какие будут задания?
— Начнем, товарищи, с вещей, на первый взгляд, мелких, но таких же важных, как и борьба с оружием в руках. Мы начнем с пропагандистской деятельности. Это очень трудное задание, и мы докажем, что сумеем сдать этот экзамен. Одни товарищи печатают подпольные издания, другие забирают их из типографии. Вы, в частности, будете получать эти материалы в установленных пунктах, а к вам будут, в свою очередь, обращаться распространители. К задачам секции будет относиться также пропаганда идей и лозунгов нашей партии в рабочих коллективах и в широких слоях общественности. Делать это необходимо различными способами. Мы будем также, товарищи, собирать сведения о противнике… Потом будут, несомненно, еще более важные задания: организация и обучение военному делу…
Секция будет постоянно расширяться. Присматривайтесь к людям из вашего окружения, товарищи. Привлекайте их в ряды Гвардии Людовой… И помните, никаких самостоятельных действий! Товарищ Стек будет передавать вам все мои распоряжения…
Надолго в их памяти останется то, о чем говорил им в тот вечер майор Сенк-Малецкий: они приступают к выполнению трудных и опасных заданий, и опасность им будет грозить не только со стороны гитлеровцев. Нельзя забывать о враждебном отношении к ППР некоторых польских правых кругов. Правые стараются очернить ППР в глазах всего общества. Их деятельность в этом направлении проводится на страницах подпольных газет, издаваемых силами, связанными с польским буржуазным эмигрантским правительством в Лондоне. Следует иметь в виду, что правые уже давно организованы, а левые — только теперь собирают и мобилизуют свои силы.
Из того, что сказал майор Сенк-Малецкий, молодые ребята начинают лучше понимать смысл задания, поставленного перед ними капитаном Эдвардом.
Так, в довольно простой и одновременно торжественной обстановке они стали солдатами Гвардии Людовой.
Адреса самые различные, главным образом ворота домов в Старом Мясте, иногда рынок Нового Мяста, иногда Тамка или улица Броня. Стек получает распоряжения от капитана Эдварда, а затем они идут и получают в условленных пунктах пачки газет «Гвардиста», «Глос Варшавы» либо бюллетени с последними радиосводками. Со временем появятся новые названия: «Трибуна Вольности», «Армия Людова». Местом назначения, куда они доставляют пакеты, является их квартира на улице Доброй. Только туда по условленному паролю приходят распространители, которые забирают эти газеты и разносят их по местам назначения.
Будут проходить месяцы и годы, ребята будут получать новые, все более трудные и сложные задания, но никто не освободит их от доставки печати. В 1943 году начнет носить ее в своей школьной сумке Хеленка. Маленький Рысек Орловский будет в течение дня делать несколько рейсов с газетами в своем ранце. Сегодня часто говорят, разводя руками: «Чего там, девятилетний ребенок! Что он понимает!» А ведь хотя Рысеку Орловскому было тогда девять лет, он знал и понимал, что к чему.
Однажды ему пришлось разносить газеты в своем ранце с обеда до позднего вечера. На следующий день он заснул на уроке, на котором они должны были разбирать какой-то материал из детского журнала под названием «Стер». В этот же день должен был состояться осмотр класса. Учительница разбудила разоспавшегося мальчика, который никак не мог понять, чего от него хотят.
— Где твой «Стер», положи его на парту перед собой, как и другие дети!
Но до Рысека все же не доходил смысл ее требования, и тогда учительница открыла его ранец и вместе с детским журналом вытащила, к своему удивлению, самый последний номер «Глоса Варшавы». Не зная что делать, она быстро сунула газету за отопительную батарею, так как дверь в класс открылась и началась проверка. Рысек тоже не знал, что у него в ранце была эта газета: он их разносил в предыдущий день, и, видимо, одна из них каким-то образом осталась.
Группа Стека получала все новые и новые задания: например, завтра расклеивание плакатов на таких и таких улицах. Они выходят на задания как минимум по двое, разбрасывают листовки с лозунгами и воззванием ППР, расклеивают газеты, пишут мелом лозунги и призывы к населению на стенах домов, на лестницах, на асфальте улиц. Главным районом их действий является Повисле, но бывают они и на Жолибоже, где работает Стах, и на Воле, где работает Ежи.
Любое задание, выполняемое в условиях гитлеровской оккупации, было опасным. Во время переноса прессы можно попасть в облаву или наскочить на жандармский патруль — а жандармы все чаще проводят проверку прямо на улицах, — можно нарваться на шпика, который пойдет по следу. Расклеивание плакатов при хорошей подготовке кажется наиболее безопасным, разве только какой-нибудь фольксдойче — местный житель немецкого происхождения — увидит их из окна своей квартиры и запомнит лица. Наибольшего нервного напряжения требовало разбрасывание листовок и газет в общественных местах.
Вот, например, Стек получает от капитана Эдварда задание: в пятницу, ровно в семнадцать часов, когда по радио передаются сообщения, члены секции разбрасывают листовки и газеты на Мариенштатской рыночной площади под радиорепродуктором, который люди прозвали «гавкалкой».
Операция была разработана до мельчайших деталей. Каждый получает свою порцию газет или листовок, которые он должен держать заткнутыми за поясной ремень, под рубашкой или пальто. Все обязаны распределиться в толпе, которая начинает в это время собираться под репродуктором. Когда начнется передача, кто-нибудь из их группы подаст сигнал — громкий свист. Все к этому времени уже держат руки под полами одежды и крепко сжимают листовки. По сигналу они выбросят листовки высоко вверх. И когда люди начнут собирать листовки, члены секции покинут место операции…
Казалось бы, ничего необычного, но каждый из мальчиков уже начинает испытывать какое-то внутреннее беспокойство. Однако все, кажется, должно пройти хорошо.
И вот наконец семнадцать часов. Толпа под «гавкалкой» увеличивается. Из репродуктора доносятся первые слова диктора. И тут же раздается громкий свист. Ежи оттренированным движением вытаскивает листовки из-под пиджака и высоко бросает их вверх. С левой и правой сторон летят целые пачки газет и листовок, которые привлекают внимание стоящих людей, и именно в этот момент кто-то, видимо опоздавший, бросает в воздух еще одну пачку. Отчетливо видна его поднятая вверх рука и раскрасневшееся от волнения лицо. Кто это? Пораженный Ежи видит, что это Стах! По всей вероятности, он зацепился рукой за ремень. Теперь его видели все. Вокруг него падали на землю брошенные им несколько секунд назад листовки. И тут Ежи заметил, что в направлении брата сквозь толпу пробирается рослый полицейский, на ходу расстегивая кобуру пистолета.
Сташек пробует скрыться в толпе, убежать, но полицейский уже рядом с ним, хватает его за руку. В эту же минуту по бокам полицейского как из-под земли вырастают фигуры двух молодых людей в длинных пальто. Они держат руки в карманах, но Ежи отчетливо видит, что карман одного из них подозрительно раздут и касается уже спины полицейского. Второй что-то шепчет ему на ухо: лицо полицейского бледнеет, рука оставляет кобуру в покое, и теперь уже он старается затеряться в толпе.
Капитан Эдвард все же обеспечил прикрытие группы.
Подобных операций под «гавкалками» проводилось довольно много. В памяти Станислава и Ежи Орловских отчетливо запечатлелась эта первая и еще одна, которая была осуществлена в районе улиц Хлодной и Вроней. Бросили, как обычно, листовки, и люди начали собирать их (еще никогда так не случалось, чтобы какая-нибудь из них оставалась на мостовой), и вдруг из боковой улицы с характерным прерывистым воем сирены выскочил грузовик, битком набитый вооруженными до зубов жандармами. Все бросились бежать. Жандармы были так близко, что не могли не видеть лежащие на мостовой газеты. Но грузовик только прибавил газу и быстро проехал дальше.
Разбрасывание листовок и газет частично совмещалось с мероприятиями, целью которых было то, чтобы люди не посещали кинотеатры.
Население оккупированной и погруженной в траур по ежедневным жертвам террора Варшавы бойкотировало кинотеатры и варьете. Немецкие фильмы, которые демонстрировались в них, были одной из форм геббельсовской пропаганды, преследовавшей цель ослабить дух сопротивления в народе. Они прославляли превосходство немецкой расы господ над другими порабощенными народами, пытаясь убедить польскую общественность в непобедимости немецкого оружия, сломить волю к борьбе и веру в победу. Находились, однако, люди, которых манили неоновые огни кинотеатров и названия фильмов. Часть из них была представлена варшавскими люмпен-пролетариями, была среди них различные мошенники, но были также люди политически несориентированные, идейно отсталые. Первых из них надо было припугнуть, вторым открыть глаза, убедить в лживости пропаганды фашистов. Стены домов в то время были покрыты надписями типа: «Только свиньи сидят в кино». Наряду с этим время от времени предпринимались акции, с тем чтобы создать переполох среди зрителей в кинотеатрах.
Стек и его ребята неоднократно разбрасывали листовки и газеты в тот момент, когда люди расходились после просмотра фильмов, порою проводилось «газирование» кинозалов. Любимыми объектами их операций были кинотеатры «Атлантик» и «Полония», несколько раз они проводились в кинотеатрах на Новом Святе. Брошенная в зрительный зал дымовая шашка вызывала неслыханную панику среди зрителей. Однажды от такой шашки в «Атлантике» загорелись шторы на дверях, что привело к закрытию этого кинотеатра на долгое время.
В постоянные обязанности секции входил также сбор сведений о противнике: о дислокации в Варшаве немецких войсковых частей и военных учреждений, передвижении войск, настроениях среди немецких солдат. Эти же задания по сбору сведений о противнике выполняли и другие секции Гвардии Людовой. В штабе эта информация тщательно анализировалась.
Для молодых гвардистов секции Стека эти задания были далеко не легкими и не безопасными. Ведь ни один из них не имел свободного времени, чтобы, например, усевшись где-нибудь около виадука, подсчитывать количество военных эшелонов, направляющихся на восток. Необходимо было расспрашивать людей, вести записи, а шифровать никто из них не умел. Уже сами разговоры с людьми могли вызвать подозрение. А что было бы, если во время жандармского обыска у кого-нибудь были бы обнаружены записи с подобными данными?
Возможно, не всегда лучшим образом, но они старательно выполняли свои первые разведывательные задания: например, добывали сведения о прибытии раненых в три больших немецких госпиталя на Повисле, сообщали данные о некоторых замеченных военных перевозках.
Станислав благодаря знакомству с охранниками на своем предприятии и работавшими там поляками, которых он регулярно снабжал газетами, лучше разбирался в настроениях немецких солдат. Оказалось, что большинство кладовщиков, учетчиков и различных интендантов в мундирах, в прошлом фронтовые солдаты, были негодны к несению строевой службы.
Многие из них рассказывали теперь об ужасах восточного фронта и о том, что получают от своих родных и близких письма, полные отчаяния, ибо и в тылу стало далеко не безопасно в результате налетов авиации противника.
Все более четкими становятся донесения, вручаемые капитану Эдварду.
Первоначально для молодых Орловских и для руководимой Стеком секции сбор сведений о противнике являлся своеобразной подготовительной школой — очень важной и необходимой. Однако во время неожиданно начавшегося восстания в варшавском еврейском гетто партия наряду с другими политическими группами и организациями начала мобилизовывать силы для оказания помощи товарищам еврейской национальности. И тогда капитан Эдвард ставит перед Станиславом Орловским конкретную задачу: добыть сведения о силах гитлеровцев за восточной стеной гетто, вооружении, расположении пулеметных гнезд и орудий, наименее укрепленных гитлеровцами пунктах. Секция своими силами должна была представить данные о входах в канализационные туннели, идущие в направлении гетто, составить их схему, узнать, какие входы в подземные каналы охраняются немцами…
Все эти сведения были срочно нужны для оказания конкретной помощи восставшим в гетто. Необходимо было также получить данные о гитлеровских подразделениях вокруг гетто и выявить возможности прохода по каналам, чтобы этим путем доставлять восставшим оружие либо эвакуировать отдельных товарищей с наиболее угрожаемых участков.
Эта разведывательная работа доставляет молодым гвардистам большое удовлетворение.
Участие в операции по оказанию помощи евреям — это, по существу, один из эпизодов деятельности всех членов семьи Орловских в оккупированной Варшаве.
Отец, как надсмотрщик рынка и помощник сборщика налогов, в течение определенного периода времени имел даже постоянный пропуск в гетто, на Мурановскую площадь. И хотя семья Орловских сама бедствовала, он всегда ездил туда, имея при себе хлеб для еврейских семей, которые прямо на улицах умирали от голода.
Трамвай на Жолибож в то время ходил через гетто. На площади Красиньских, у ворот гетто, в тамбур вагона обычно вскакивали два полицейских охранника. В то же время с другой стороны в вагон часто впрыгивали еврейские дети и прятались среди пассажиров. Орловский-старший из каждой такой поездки через гетто привозил домой одного-двух ребятишек-евреев, которых затем распределяли среди варшавских семей или переправляли за город. Обычно Орловский брал с собой кого-нибудь из своих детей для помощи. Иногда таким помощником была Хеленка, порой и самый меньший — Рысек. Рышард Орловский до сих пор помнит, как однажды в трамвае между ним и отцом примостились двое еврейских детей, которых они привезли к себе на улицу Добрую…
Некоторое время их дом служил переправочным пунктом для евреев, совершивших побег из гетто. Они условным сигналом стучались в их дверь, входили измученные, грязные, страшно истощенные. В квартире на Доброй они мылись, надевали чистое белье, затем Сташек, Ежи или Хеленка сопровождали их до окраин Варшавы, где уже ожидали связные из леса, чтобы увести их в партизанские отряды.
Нет сомнения, что каждая неосторожность грозила катастрофой. Поэтому во время восстания в гетто через их дом переправляли людей наиболее проверенных. Но даже и при этих ограничениях в дверь их квартиры почти ежедневно раздавался условный стук.
Однажды в организации побега еврейских товарищей принимал участие также и Сташек. Это было спустя много месяцев после подавления восстания в варшавском гетто. Однако существовало еще одно, так называемое «малое гетто» на улице Желязной, где гитлеровцы содержали различных специалистов-евреев и возили их на работу на свои военные предприятия. Большая группа евреев использовалась также на заводе, где Сташек Орловский работал учеником слесаря. Там и произошел неудавшийся побег евреев.
Как-то по дороге на работу Сташека Орловского остановила какая-то незнакомая девушка и сразу же без подготовки изложила суть дела: знает немецкий язык и хочет работать на этом заводе, но ее не принимают. Ее же интересует только одно — установить связь с группой работающих там евреев. Не может ли Сташек оказать ей помощь в этом деле?
Так началось это сотрудничество. От девушки Сташек получил описание и особые приметы людей, с которыми надо было установить связь. По словам девушки, этой группой евреев интересовалась одна организация, которая намеревалась помочь ей совершить побег.
Однако ни Сташек, ни сама незнакомка не открыли друг другу своей принадлежности к какой-либо организации. Он был тем не менее уверен, что девушка принадлежала к организации Польской рабочей партии, которая готовила операцию по спасению еще нескольких коммунистов-евреев. Так он стал связным между девушкой и ними. Через него она ежедневно передавала немного провизии, обсуждала план побега. Девушка сообщила ему несколько адресов явочных квартир, где товарищи могли спрятаться после побега. Передав эти данные, он сообщил также адрес на улице Доброй одному из организаторов побега, который вызывал у него наибольшее доверие. Побег планировалось осуществить под вечер небольшой группой, сделав под стеной подкоп, который рыли очень осторожно и старательно.
В день побега Сташек на всякий случай на завод не явился. Уже поздно ночью на Доброй раздался условный стук в дверь: в квартиру вошел грязный с головы до ног, истощенный и измученный человек, которому он дал свой адрес. Вошедший рассказал, что побег завершился полным провалом. Подкоп, рассчитанный на несколько человек, был узким. А между тем почти все узнали о его существовании и одновременно ринулись в него. Люди начали задыхаться. Некоторые в отчаянии стали бросаться прямо на колючую проволоку ограждения. По бегущим немцы открыли огонь из пулеметов. Все вокруг превратилось в настоящий ад. Многие были убиты, и только некоторым удалось бежать.
На следующий день Сташек узнал, что на территории завода произошло массовое варварское уничтожение людей. Под стенами лежали груды убитых, несколько человек было повешено.
В этих эпизодах нет какой-либо четко выраженной хронологии, так как сделать это довольно трудно. Один день сменялся другим, принося с собой новые задания и новые события. Одна боевая операция переплеталась с другой. Секция, которой руководил Сташек Орловский, также подверглась реорганизации и изменениям. Товарищи уходили согласно распоряжениям капитана Эдварда на выполнение заданий в другие специальные секции, даже в спецгруппу, которая действовала при штабе Гвардии Людовой, а позднее при штабе Армии Людовой.
Ушел от них Покрывка (Козёлек), а на его место пришел муж Марии, Витольд Курковский (Стах), однако ненадолго. Капитан Эдвард определил ему новое опасное задание. После принятия присяги в их секцию пришла младшая сестра Хеленка. В деятельности секции стал принимать участие и маленький Рысек. Однако, несмотря на все изменения, ядро группы по-прежнему составляли Орловские и Архициньские.
В 1942 году Сташек Орловский первым из их группы был принят в партию. Ему тогда было семнадцать лет.
Он и Ежи, невысокого роста, худощавые, производили впечатление детей. Возможно, поэтому капитан Эдвард как-то щадил их секцию, не поручая им особо опасные боевые операции с применением оружия, хотя они так мечтали об этом.
Как и прежде, в их квартире всегда бывает много оружия. Отсюда его забирают связные и спустя некоторое время приносят обратно. Отсюда по приказу капитана Эдварда они сами разносят оружие на различные промежуточные пункты и потом забирают. Это обычно делается в тех случаях, когда готовится какая-нибудь вооруженная акция. Какая? Об этом им нельзя даже спрашивать. Их задание — доставить оружие и забрать его обратно, и все. Однако ребятам очень хочется испытать, что чувствует человек, когда с оружием в руках он идет на выполнение боевого задания.
Секция Стека по-прежнему используется для выполнения все тех же операций. Только дважды им приказали с оружием в руках держать под наблюдением участки некоторых улиц. Так было, например, когда разоружали немцев, правда, не они, а другие товарищи. Ребята шли на эти задания, имея строгий приказ: оружие применять только в случае крайней необходимости.
В переноске оружия через город участвовали все Орловские, даже Хеленка и маленький Рысек. Девятилетний мальчик сначала даже не знал, что носил в своем ранце. Он получал только адрес и пароль, а также приказ отнести полный ранец, а вернуться с пустым. Но однажды он заглянул в ранец и обнаружил в нем два пистолета. И вполне обоснованно у него возникло чувство обиды на отца и старших братьев: почему они ничего ему не сказали?
В то тяжелое время даже маленькие дети учились проворству и ловкости. Однажды Рысек вместе с отцом возвращался домой из Праги. Его ранец и сумка отца были наполнены оружием. Они были уже на Новом Зъязде, когда столкнулись с жандармским патрулем. Все пути для отхода были перекрыты. Рысек уже видел прямо перед собой людей с поднятыми руками, которых обыскивали жандармы.
Решение мальчика созрело мгновенно: он вырвал из рук отца сумку и прыгнул в сторону. В то время обочина Нового Зъязда была выложена каменной плиткой. Рысек сел на эти плитки и, как на санках, съехал вниз. Штаны превратились в лохмотья, на теле остались кровавые ссадины, которые впоследствии мучили его не менее двух недель. Но все это не имело большого значения: сумка и ранец с оружием были при нем, и сколько жандармы ни обыскивали отца — ничего не могли найти.
Квартира на улице Доброй в течение определенного времени служила также в качестве вспомогательного склада оружия, которым, однако, чаще всего пользовались члены других секций. Сташек и Ежи на чердаке дома оборудовали даже специальные тайники для его хранения. Главной проблемой для Гвардии Людовой по-прежнему являлась явная нехватка оружия, которое гвардистам приходилось добывать у врага, поэтому очень часто проводились операции по разоружению немцев. Кроме того, прибегали даже к покупке оружия у самих оккупантов.
Однажды Сташек, возвратившись на своем велосипеде домой с работы, выложил на стол разобранный на части немецкий автомат. Он купил его на территории завода у немецкого солдата. Вообще велосипед в жизни Сташека значил многое: без него ему ни за что не удалось бы в течение одного дня побывать и в школе, и на работе на Жолибоже, и во многих других районах города. Он всегда привозил с собой что-нибудь.
Работая в течение стольких лет на территории базы снабжения, он неплохо освоил немецкий язык. Познакомился также с местными охранниками, которые привязались к нему и очень любили поговорить с ним просто о делах житейских. Со своей стороны он всегда старался тайком пронести для них бутылку самогона, никогда не уклонялся от бесед. И поэтому они доверяли ему. В ходе именно этих бесед Сташеку удавалось добыть много различных сведений, которые затем он передавал капитану Эдварду. Как раз в то время к Сташеку обратился один из охранников и рассказал, что к нему приехал с фронта знакомый солдат, который едет к семье в отпуск. Однако обстоятельства сложились таким образом, что в Германию он едет почти с пустыми руками. Этот солдат был готов продать что угодно, лишь бы только добыть немного денег. Нет ли у Сташека знакомых покупателей, но только таких, на которых можно положиться и которые его не выдадут.
Сташек Орловский решил играть напрямую: в случае чего — все превратит в шутку.
Конечно, покупателя можно найти, но только на автомат. У него, например, сочинял он, есть один знакомый, который живет на окраине города и очень боится быть ограбленным, так как имеет немного денег. Однажды он признался, что если бы у него был автомат, то чувствовал бы себя намного безопаснее.
Сделка была завершена неожиданно быстро. На следующий день Сташек принес деньги, полученные от капитана Эдварда, и получил от охранника старательно упакованный автомат — тот самый, который он привез на велосипеде.
Особенно легко можно было купить оружие в период, непосредственно предшествующий началу Варшавского восстания. Гитлеровские войска в это время в панике отступали, и через Варшаву ежедневно проходили толпы солдат из разгромленных немецких воинских частей.
Пользуясь особым расположением к нему со стороны охранников, которые на многие вещи смотрели сквозь пальцы, Сташек прямо на их глазах начал таскать со склада то пару ботинок, то китель или брюки, иногда эсэсовское нательное белье, теплое одеяло и т. п. Все это было нужно для Гвардии Людовой: ведь не было такого дня, чтобы кого-нибудь не переправляли из Варшавы в партизанские отряды. Даже самые скромные предметы обмундирования были на вес золота. Особенно это касалось одежды, одеял, белья, обуви.
Но самым ценным было, конечно, оружие. И поэтому эсэсовцы, не обращая особого внимания на небольшую недостачу тех или иных вещей на складах, очень тщательно контролировали наличие оружия. Взять что-нибудь из оружия со склада было равносильно самоубийству.
Оружие. Даже занятия по его изучению, которые проводились в течение этих двух лет, доставляли Орловским и другим гвардистам секции Стека огромное удовольствие. Занятия также проходили на квартире Орловских. Сюда приходили все члены секции, здесь под руководством опытных инструкторов гвардисты знакомились с различными системами пистолетов, боеприпасами, учились разряжать гранаты и мины.
Насколько увереннее они чувствовали себя в тот момент, когда у них в руках было оружие, когда рукоятка заряженного пистолета холодила ладонь, когда они узнавали устройство гранаты, когда инструктор учил их ведению огня из автомата очередью или одиночными выстрелами!
Тот день 1944 года был неудачным.
К этому времени спецсекция Гвардии Людовой уже давно преобразовалась в секцию Армии Людовой. Ее члены отлично освоили оружие, однако занятий по матчасти никто не пропускал.
Все заняли места за столом. Перед каждым лежал пистолет. Инструктор еще раз показал, как разобрать его, и дал задание быстро проделать все операции самостоятельно.
И именно в этот момент Хуго совершил непоправимую ошибку. Он вынул магазин из пистолета и, будучи уверенным, что в стволе не было патрона, вытянул руку, затем опустил ее и нажал на спусковой крючок.
В комнате раздался выстрел, и сидящий у края стола инструктор со стоном упал на пол.
Звук выстрела был настолько сильным, что в течение нескольких минут в ушах находящихся в комнате стоял звон. Не было сомнения, что этот выстрел должны были слышать во всем доме, так как из-за невыносимой жары окно было открыто, лишь занавешено желтой шторой.
Только спустя несколько секунд до сознания Станислава дошло, что в их доме жили два фольксдойче. Он взглянул на окно: через слегка приподнятую штору дуновение ветерка выносило на улицу голубоватые струйки дыма, а там на балконах, должно быть, сидели люди…
Он оглянулся: в открытых дверях стояла его мать, лицо ее было бледным и испуганным. Она была единственным человеком в семье, который не был посвящен в тайны детей. Мать с ужасом смотрела на разобранное на столе оружие и на лежащего на полу в луже крови незнакомого ей молодого человека.
— Мама, быстрее воды и какой-нибудь бинт! — Сташек, не задумываясь, взял на себя роль старшего. Он прекрасно понимал, что сейчас надо было действовать быстро и решительно.
— А вы куда? — крикнул он двум хлопцам, которые испугались и кинулись к выходу. — Всем оставаться на своих местах! Ендрек, бери пистолет и смотри за дверью! Всем остальным быстро собрать оружие и зарядить.
Паника временно была ликвидирована. Все это происходило в гнетущем молчании, так что можно было отчетливо слышать тот переполох, который вызвал звук выстрела во всем доме. Люди бегали по лестницам, на разных этажах открывались и закрывались двери, жильцы спрашивали друг друга о том, что произошло.
Около раненого инструктора хлопотали мать и Хеленка. Пуля прошла через бедро, повредив, видимо, артерию: сильно текла кровь. Мать, как умела, забинтовала рану, однако это не очень помогло. Необходимо было ногу туго перетянуть жгутом, а самого раненого положить на кровать. Из-за большой потери крови он то и дело терял сознание.
Постепенно движение и шум голосов затихли, лестничная клетка опустела.
Станислав вспомнил, что капитан Эдвард дал ему номер телефона, по которому он должен был позвонить в случае, если произойдет что-либо чрезвычайное и потребуется помощь. Но кто пойдет звонить? Лучше всего это мог сделать отец.
Соблюдая осторожность, они перенесли оружие в тайники на чердаке. Орловский-старший возвратился и сообщил, что скоро должны прийти за раненым инструктором. Оружие же еще сегодня необходимо переправить в другое место, где его заберут связные.
Только после этого Стек разрешил нескольким ребятам по одному выйти из дому. Оба Архициньские должны были остаться и помочь перенести оружие.
На кровати лежал раненый человек, а в полу было видно отверстие, пробитое пулей. Что было бы, если бы в этот момент нагрянули поднятые по тревоге немцы?!
Наконец раздался условный стук в дверь. Вошли два молодых человека, один из которых, назвавшись Кубой и выяснив, каким образом был ранен инструктор, сразу же принял решение. Пострадавший не должен оставаться в их квартире — ему необходима срочная врачебная помощь, в противном случае он изойдет кровью. Оружие в течение часа необходимо доставить на угол улицы Каровой и Костюшковской набережной, где его заберут связные. Однако сначала надо увести раненого.
— Есть в доме водка? — спросил Куба.
В те трудные времена, когда почти каждый торговал чем мог, всегда можно было найти бутылку самогона, предназначенную для продажи. Куба и его напарник сделали из бутылки по нескольку глотков, смочили самогоном себе лица и лацканы пиджаков, а также дали глоток раненому. Затем одели, подняли под руки пострадавшего, который совершенно ослаб, не мог стоять на ногах, качался и готов был в любую секунду упасть.
— Откройте дверь! — приказал Куба.
Стараясь произвести как можно больше шума, они спустились по лестнице. Шатаясь от стены к стене, громко разговаривая и ругаясь, они производили впечатление трех сильно подгулявших молодых людей. Так они прошли через ворота, возле которых сидела дворничиха. Она с любопытством оглядела их и бросила вдогонку несколько оскорбительных слов:
— Э, напились-то как средь бела дня, свиньи, шпана!
Такими их и видели люди с балконов.
Когда они дошли до угла улицы, возле них остановилась пролетка, в которую и усадили раненого. Вся операция была проделана быстро и четко.
Оставшимся же в квартире Орловских предстояло срочно перенести оружие в указанное место.
Но каким образом? Взять и разложить по сумкам? Однако после случившегося это казалось слишком рискованным. Несмотря на то что оружия очень много, решили перенести его спрятанным под одеждой. Ребята разложили гранаты по карманам, засунули каждый по нескольку пистолетов за пояс. Один из братьев Архициньских, перекинув через плечо автомат, спрятал его под пальто. Из дому они выходили по одному. В тот момент, когда Сташек, переходя улицу напротив школы, в которой немцы устроили военный госпиталь, оказался у ворот почти рядом с часовым, он вдруг почувствовал, что один из пистолетов выскользнул у него из-за пояса и через мгновение с грохотом упал из штанины на тротуар.
Сташек замер на месте: что будет дальше? Неужели их весь этот день будут преследовать одни неприятности? Он внимательно смотрел на часового.
Но как раз в тот момент, когда пистолет упал на тротуар, что трудно было не заметить, часовой круто повернулся назад и начал спокойно удаляться в глубину двора госпиталя.
Сташек поднял оружие, снова заткнул его за ремень, внимательно проследил за удалявшимся размеренным шагом часовым и только после этого, постепенно ускоряя шаг, догнал ребят. Все, что произошло, заметил только Ежи.
В условленном месте их уже ожидали связные. Ребята отдали оружие и только тогда почувствовали, как в течение последних двух часов напряжены были их нервы.
К заданиям, которые время от времени капитан Эдвард передавал через Стека членам секции, относились также диверсии против немецких военных автомашин. Стек непосредственно от капитана Эдварда получал коробки со специально подготовленными детонаторами. Ребята затем разбрасывали их на дорогах, по которым наиболее часто проходили немецкие военные автоколонны. При наезде колеса такой детонатор взрывался, разрушал покрышку и камеру, и автомашина на некоторое время выходила из строя. Детонаторы делались плоскими, серого цвета, чтобы их не было видно на асфальте либо брусчатке мостовых. Умело разложив их в определенном порядке, можно было остановить целую автоколонну. Например, следовавший сзади грузовик при объезде остановившейся перед ним машины тоже наезжал на уложенный сбоку детонатор. Таким образом блокировалась вся проезжая часть дороги.
Наибольший размах такие диверсии приняли в июле 1944 года, когда через Варшаву поспешно отступали колонны немецких войск, разгромленных на Восточном фронте. Орловские и гвардисты из их секции действовали главным образом на Гроховской и Радзыминьской улицах, Гданьской и Костюшковской набережных, а также на мостах. Это они вместе с другими товарищами создавали огромные пробки на этих улицах, вызывая среди гитлеровцев в Варшаве суету и замешательство.
Одновременно секция получила новое задание: сбор данных об отступающих войсках.
В это время вся Варшава, и особенно варшавская молодежь, жила мечтой только об одном — о вооруженном восстании. О том, чтобы ударить по отступающим деморализованным фашистам, отомстить за все преступления гитлеровцев в годы оккупации, добыть оружие, принять активное участие в освобождении Варшавы, которое казалось уже таким близким.
Однако когда через Варшаву прошел этот поток разбитых войск, через мосты над Вислой с запада на восток опять двинулись новые, отдохнувшие, отборные части гитлеровских войск. Орловские и ребята из их секции начали посылать в штаб капитану Эдварду сообщения о передвигающихся колоннах. Снова возобновились операции по разбрасыванию под колеса автомашин детонаторов, чтобы хоть как-нибудь затормозить, приостановить их продвижение.
Это были последние дни перед началом Варшавского восстания. Очень трудные дни. Уже прошло около месяца, как их квартира на улице Доброй перестала быть явочным пунктом; оружие, хранившееся в ней, перенесли в более надежное место. Сами Орловские получили указание прекратить какие-либо контакты с другими членами организации. Даже Стек не имел непосредственной связи с капитаном Эдвардом.
Однажды в их дверь раздался стук, но совершенно отличный от того, каким к ним стучался кто-либо из товарищей. И прежде чем отец успел открыть дверь, снаружи загрохотали прикладами автоматов.
— Немедленно открыть! Уголовная полиция!
С автоматами в руках в квартиру вломились несколько человек в форме и двое одетых в штатское. Лица их были угрюмы и перекошены злобой.
— Где есть этот бандит, Станислав Орловский?
Сташека как раз не было дома: он был на занятиях в школе. Мать с младшими детьми тоже куда-то вышла. В квартире остались только отец и Ежи.
— Где есть этот бандит, Станислав Орловский? — грозно повторил немец.
— Мой сын не бандит, — пробовал объяснить отец. — Он учащийся профессиональной школы, сегодня у него занятия. Должен скоро вернуться…
— Хорошо, мы подождем, — сказал один из немцев. — А вы быстро выкладывайте, где у вас спрятано оружие! Быстро! Где оружие? — И свой крик он сопроводил ударом кулака.
В то время, когда жандармы допрашивали отца, Ежи лихорадочно соображал: он знал, что в доме нет оружия. Но газеты! В кухне на столе под скатертью их лежало несколько штук. Он украдкой посмотрел вверх. Целая связка газет была спрятана в абажуре. Эти, возможно, не найдут, если не будут, конечно, смотреть на лампу, но в кухне!..
Тем временем немцы выбрасывали из шкафа одну вещь за другой, перевернули постели. Тот из них, который с самого начала пристал с расспросами к отцу, все еще тыкал в него стволом пистолета, допытываясь об оружии.
Ежи кое-как все же удалось на минуту выскользнуть в кухню. Выхватив из-под скатерти газеты, он скомкал их и одним движением руки выбросил в окно, выходящее во двор. И в тот же момент застыл в оцепенении: а что, если дом окружен? Если другие жандармы стоят на улице? Только позднее оказалось, что газеты упали на кучу кокса и остались никем не замеченными.
Один из двух гестаповцев в штатском начал допрос отца. По-польски он говорил очень неплохо.
— Скажи нам, отец, где у вас спрятаны, к примеру, «яйца»? Скажешь, будешь жить! Не скажешь, умрешь вместе с твоим сыном-бандитом и всей своей семьей!..
Орловский-старший старался сделать вид, будто не понимает, что речь идет о гранатах.
— Надо было сразу так и спросить, а не драться, — сказал он и проводил немцев на кухню. Затем, открыв ящик, пристроенный под подоконником, вытащил из него большой глиняный горшок.
В тот же момент один из немцев вырвал горшок из рук отца, и на пол посыпались какие-то завернутые в газету круглые предметы. Немцы с криком отпрянули в сторону, а на полу… лежало несколько разбитых яиц.
Гестаповец побагровел от злости. Он с размаху ударил старого Орловского рукояткой пистолета по голове. Удар был настолько сильным, что отец свалился с ног.
— Я тебя спрашивал не об этих яйцах! — заорал немец. — А ты нас за дураков принимаешь! А ну показывай!
Орловский-старший, по-прежнему делая вид, что он не понял, чего от него хотят, показал еще один горшок. Один из немцев сунул в него руку и вытащил ее, вымазанную яичным желтком. Все запасы продовольствия, которые так старательно делала хозяйка, были испорчены.
— Говоришь, что сын в школе? Проверим. Проверим также, почему он еще не вернулся. Соседи тоже кое-что скажут.
Один из немцев возвратился от ближайшей соседки Орловских, которая сказала, что семья эта очень порядочная, спокойная, дети учатся и работают…
— А где работает Станислав? — поинтересовался один из гестаповцев.
— У вас. — Отец показал на немецкие мундиры. — У вас на Жолибоже, у таких, которые носят черепа на фуражках, наверное, в СС…
Эти слова вызвали среди немцев смятение. Они посовещались и, в конце концов, собрались уходить.
— Сын Станислав должен завтра явиться в уголовную полицию, — сказал один из одетых в штатское. — Он должен принести с собой документ, подтверждающий, что был сегодня на работе и в школе. А мы все это проверим. Если это не подтвердится, то… — Он не договорил и сделал жест рукой вокруг шеи, как бы накидывая петлю.
Так неожиданно окончился этот обыск. Станислав вернулся буквально несколько минут спустя. Возвращаясь домой, он увидел гитлеровский фургон, какую-то легковую машину и предпочел немного подождать.
Было очень трудно принять решение, что делать в сложившейся обстановке.
Прежде всего необходимо срочно оповестить всех товарищей, что их квартира как явка временно провалилась. Другая проблема: что должен завтра делать Станислав? Идти утром прямо в пасть льву или бежать, скрыться?
Выбрали первый вариант. Рано утром он вскочил на велосипед. Получил в школе подтверждение, что вчера вечером был на вечерних занятиях. В секретариате ему сообщили, что немцы уже наводили о нем справки. Затем поехал на Жолибож. В канцелярии ему без затруднений дали справку о том, что вчера он был на работе. Пользуясь оказией, он продлил свой аусвайс. Со всеми этими документами в двенадцать часов дня он явился в комендатуру немецкой уголовной полиции.
Немец, к которому он обратился, долго изучал врученные ему документы.
— Твое счастье, — сказал он. — Мы это уже проверили. Все совпадает. Можешь идти.
Мать, как бы что-то предчувствуя, собрала все наличные деньги и отправила всю семью за покупками. Отец и Ежи, которые делали закупки недалеко, домой вернулись первыми. Станислав же последнюю часть пути пробежал уже под обстрелом, пробираясь боковыми улочками, чтобы попасть домой. Мать, которая уехала в Старое Място, так и не вернулась: она погибла под развалинами. Не вернулись также Хеленка и Рысек. Начало восстания застало их на улице Сенной, и там вместе со своими ровесниками они сразу же включились в строительство баррикад, подносили воду раненым.
В первые часы восстания Сташек и Ежи с крыши своего дома наблюдали, как отряды Армии Крайовой штурмовали варшавскую электростанцию. Они восхищались отважными людьми с бело-красными повязками на рукавах. Ребята же были только зрителями. Если бы у них было оружие, они могли бы открыть огонь по группе жандармов, которая сосредоточилась за грудой угля, чего не могли видеть восставшие. Но у ребят не было оружия. Неожиданный обыск у них на квартире прервал все контакты. Как помочь восставшим? Ребята начали кричать с крыши дома, предупреждая атакующих. Их услышали. Восставшие стали окружать немцев. Уже валялись на земле тела убитых жандармов. Наконец немцы подняли руки вверх — сдаются.
Смелым был этот штурм, замечателен успех!
Тем временем вся улица Добра оказалась под обстрелом. С территории Варшавского университета вели огонь танки и стреляли снайперы. Обстрел велся со стороны виадука и из других пунктов, так что трудно было перебежать на другую сторону улицы. На тротуарах и мостовой лежали тела первых убитых.
Утром следующего дня началось строительство баррикад и укреплений.
Вместе с солдатами Армии Крайовой приступили к строительству баррикад и оба младшие Орловские. Они понимали, что это их первая обязанность. Затем они начали искать отряды Армии Людовой.
Измученный Ежи на минуту присел в тени отдохнуть. Уставший и потный Сташек вывернул из тротуара каменную плиту и понес ее на вершину баррикады. Что было дальше, он не помнил. Был только свист летящего снаряда и грохот обрушивающихся стен. Вот что рассказал Ежи:
— Это был снаряд, выпущенный из немецкого «тигра». Их много стояло на территории Варшавского университета. Секторы обстрела для них были очень удобными. Снаряд попал в угол дома, осколками и обломками стены были убиты и ранены многие из тех, кто строил баррикаду. Сташек был тяжело ранен в бедро большим осколком. Мы принесли его домой. Он впал в беспамятство из-за потери крови, необходимо было на месте сделать переливание крови. Осмотр раненого произвела врач-дантист, так как другого специалиста не было. Одна из девушек вызвалась стать донором.
Несмотря на то что условия были чрезвычайно примитивные, операция прошла успешно. Позднее брат был перенесен в детскую больницу на улице Коперника. С каким удовлетворением я наблюдал сцену, когда носилки с тяжело раненным братом несли немцы, взятые в плен при вчерашнем штурме электростанции…
Так уж случилось, что на второй день восстания Сташек Орловский, который так рвался в бой, был тяжело ранен. В больнице он пролежал почти месяц. Вместе с ним в одной палате лежали немецкие жандармы, которые обороняли от восставших электростанцию. Отношение к ним было самое гуманное. Врачи их оперировали, они получали такие же продовольственные пайки, как и раненые поляки.
Однажды ночью в больницу ворвались вооруженные до зубов немцы с повязками Красного Креста на рукавах, не скрывающие, однако, своих преступных намерений: забрать своих солдат и перебить поляков. Но когда они узнали, как обращались с ранеными немцами, то умерили свой пыл.
Это была случайная группа с территории Варшавского университета, которой удалось пробраться к больнице лишь благодаря повязкам Красного Креста. Несмотря на заверения немцев, что они не будут стрелять по больнице, через несколько дней немецкий снаряд угодил прямо между окон больничной палаты. Снова появились раненые. Началась быстрая эвакуация на заранее подготовленные частные квартиры. Врачи и сестры работали не щадя своих сил, а раненые все прибывали.
В больнице на улице Коперника Сташека навестили отец и Ежи. От них он узнал, что брату удалось найти штаб Армии Людовой, которым руководил майор Сенк-Малецкий, в районе Повисле.
Однако связь с Ежи скоро оборвалась. Почти весь район Повисле оказался в руках немцев. Больница срочно была эвакуирована в центр города. Здесь они оказались в очень трудных условиях. Раненых было много, они поступали сюда со всех районов города, поэтому подлеченных и легкораненых отправляли в строй либо по домам.
Сташек вышел из больницы на костылях. В течение всех лет оккупации он мечтал о том, чтобы бороться с врагом с оружием в руках. Получилось так, что он был назначен командиром спецсекции Гвардии Людовой, главной задачей которой была, однако, пропагандистская работа. Сколько оружия было в их квартире — и ни одной настоящей боевой операции с участием его группы ни перед этим, ни после, когда они уже составляли подотряд Армии Людовой! Затем донос и обыск в их квартире привели к тому, что в тот момент, когда началось восстание, они оказались совершенно без оружия. И вот сейчас боролись все кроме него. Он был теперь на костылях, хотя борьба еще не была окончена.
Именно в это время он узнал, что в районе улицы Вильчей действует какой-то большой отряд Армии Людовой. Сташек проник в расположение отряда и предстал перед его командиром. Справедливо сказано, что мир тесен. Перед ним стоял тот самый товарищ, который принимал у него присягу солдата Гвардии Людовой — майор Сенк-Малецкий. Почти со слезами на глазах Сташек рассказал ему о своей беде. Он говорил о том, как ему хотелось воевать, что он очень желает быть полезным. Сенк-Малецкий тоже узнал мальчика. Как помочь ему?
— Есть только один выход, — сказал он. — Будешь моим адъютантом. В таком состоянии ты еще не пригоден к строевой службе.
В группе Армии Людовой на Вильчей сражалось около 150 человек. В ряде районов они осуществляли операции вместе с отрядами Армии Крайовой. К сожалению, высадившиеся отряды 1-й армии Войска Польского были вынуждены оставить плацдарм в районе Чернякува. Советские и польские самолеты сбрасывали восставшим оружие и снаряжение. В районе площади Трех Крестов приземлились с парашютом два советских офицера, которые поддерживали радиосвязь с правым берегом Вислы и руководили огнем артиллерии, указывая координаты немецких объектов, помогали в выборе пунктов десантирования, инструктировали восставших, как пользоваться советским оружием.
Сташек Орловский первоначально передвигался на двух костылях, затем начал прибегать к помощи только одного. Он старался быть как можно более полезным: передавал отдельным отрядам приказы майора Сенк-Малецкого, приносил ему донесения, участвовал в приемке десантов с оружием, проверял боевые посты.
Однажды он встретил своего старого знакомого — Миколая Кузьмича, который в свое время привел его в ряды Союза борьбы молодых. Кузьмич подтвердил сведения, о которых уже говорил майор Сенк-Малецкий. В районе Старого Мяста под развалинами дома погибли все члены варшавского штаба Армии Людовой. Видимо, там же погиб начальник штаба, капитан Эдвард Лянота. Сам Кузьмич как бы мимоходом сообщил, что собирается на другой берег Вислы. Но больше сказать он ничего не захотел. Только позже Станислав Орловский узнал, что Миколай Кузьмич переправил на правый берег Вислы двух связисток Армии Людовой, что во время переправы он был ранен, а одна из девушек начала тонуть, но благодаря его помощи обе счастливо добрались до места назначения…
За два дня до капитуляции восставших Сташека Орловского ранило еще раз — пуля попала в другую ногу.
В плен Станислав шел на двух костылях. Он прошел через лагерь для военнопленных в Ламбиновицах, потом — Бавария, Аугсбург. Домой Сташек вернулся только в 1946 году.
После того как Ежи расстался с братом, он не мог найти себе места. Они всегда были неразлучны, всегда Сташек был для него тем человеком, от которого исходила инициатива, он всегда был впереди. Теперь же, когда необходимо было действовать, Сташека тяжело ранило, и он находился в больнице, а Ежи был предоставлен самому себе. Он знал только одно, что не должен ждать, что надо действовать.
На его счастье в их квартире на улице Доброй однажды появился Сенк-Малецкий. Майор сказал, что начало восстания явилось неожиданностью для всех группировок Армии Людовой в Варшаве. Сам он был командирован варшавским штабом Армии Людовой для создания отрядов на территории районов Повисле, Чернякува, Сьрудмесьце. Вопрос теперь был в том, чтобы включиться в борьбу вместе с отрядами Армии Крайовой. Сенк-Малецкий дал Ежи адрес, где располагались бойцы Армии Людовой, куда он и явился. Группа была сравнительно небольшой, оружия не хватало. Его принял какой-то поручник, и в первый же день он вместе с несколькими такими же мальчиками получил боевое задание: они должны обеспечить боевую поддержку отряда, действовавшего в районе Воли, где продолжались еще последние затяжные бои. Группа должна была проникнуть на территорию складов транспортной фирмы Хартвига и вынести оттуда ящики с оружием. Ежи выдали две гранаты.
Не без трудностей, пробираясь через районы, уже частично занятые немцами, они прибыли на место. Вокруг них пылали дома и шла перестрелка. Ребята были не в состоянии перенести весь груз за один раз, и Ежи с частью ящиков остался в подворотне одного из домов. Каждую минуту могли появиться немцы. Чтобы избежать неприятностей, ребята должны были вернуться не со стороны улицы, а через двор. Там они натолкнулись на перепуганных жильцов, которые не знали, что им делать и куда убегать. Выстрелы все приближались. Ежи чувствовал, что нервы у него натянуты, как струны. Каждый звук шагов со стороны улицы мог принадлежать немцам, а у него нет никакого оружия, чтобы обороняться, только две гранаты. Напряжение достигло предела, когда до него донесся стук в ворота. Немцы?!
Ежи вытащил гранату из кармана и даже выдернул чеку, но вдруг отчетливо услышал, что с той стороны ворот говорили по-польски. Люди побежали к воротам и открыли их, а Ежи все еще продолжал стоять с гранатой в руке.
Вернулись за ящиками ребята из его группы. Они не могли пройти дворами, так как пути были перекрыты немцами, поэтому было принято решение идти через улицу. Это был их последний поход на Волю, которая вскоре пала.
В памяти стирается хронология тех дней. Снова одна из многих, похожих одна на другую ночей. Чтобы немного отдохнуть, они покидали баррикаду на Маршалковской, где отряд Армии Людовой вел многочасовую оборону. Их было семь или восемь человек. Ежи и его товарищи уже прошли солидный участок пути, когда со стороны Саксонского парка раздался ужасающий грохот.
Этот неоднократно повторяющийся грохот навсегда запомнили люди, которые пережили Варшавское восстание. Он означал, что немцы запускали реактивные снаряды большой разрушительной силы, которые варшавяне называли «шкафами» или «ревущими коровами».
Скорее в укрытие! Посредине Маршалковской была какая-то огромная воронка, оставшаяся после взрыва авиабомбы. Командир группы вместе с солдатами бросился на дно этой гигантской воронки. Ноги Ежи как будто бы приросли к земле: он испугался. Наконец одним прыжком он все же добрался до пролома в стене дома. И почти в тот же момент несколько «коров» попали в соседние дома. Последствия взрывов были ужасны, они снесли с лица земли целые многоэтажные дома. Ежи почувствовал, что его рот полон пыли и извести. Взрывная волна с огромной силой бросила его на землю, и он на минуту потерял сознание. Когда он пришел в себя, все было кончено. Мальчик вскочил и бросился к воронке, в которой укрылись его товарищи. Прибежав на место, он увидел груды развалин, услышал чей-то стон. Ежи бросился через Маршалковскую к другой баррикаде, однако он не знал пароль, и поэтому ему долго пришлось лежать перед баррикадой, пока восставшие не убедились в том, что он свой. Он позвал их на помощь засыпанным товарищам.
Вид, открывшийся им, привел их в ужас: здесь из-под обломков торчала рука, там нога. Но, к общей радости, всех откопали живыми. Некоторые были ранены, но после перевязки быстро вернулись в строй.
Вскоре, на углу Нового Свята и Варецкой, Ежи попал под обстрел. Он почувствовал удар и потерял сознание. Рана оказалась не опасной — пробито предплечье, но, несмотря на это, рука пухла прямо на глазах. Он носил ее на перевязи, как что-то совершенно чужое. Именно в это время он посетил в больнице брата.
Приближались последние дни восстания в Повисле. Уже было известно, что в каждую минуту может начаться эвакуация в район Сьрудмесьце. Ежи с отцом отправились в квартиру на улице Доброй, чтобы спасти кое-что из вещей. Они забрали с собой какую-то одежду, немного белья, остальные вещи отец спрятал во дворе в складской стене.
При возвращении оказалось, что дорога перерезана. Напрасно они бегали по боковым улицам, им не удалось выйти к своим. Так их и застала ночь. Они уже не понимали, где находились немцы, где свои. Ночь провели в саду монастыря. Утром они узнали, что все вокруг было занято немцами, которые начали выгонять жителей из домов. Что делать? Ничего не оставалось, как закопать оружие, бело-красные нарукавные повязки и удостоверения солдат Армии Людовой. Закончив эти приготовления, они вышли на улицу и сразу же попали в руки немцев, которые выселяли в этот момент людей из соседнего дома, старательно всех обыскивая. И снова — в который раз! — отец принял моментальное решение: Орловский-старший подтолкнул сына в сторону тележки, на которой лежала какая-то старушка, и вот уже они оба тянут за собой повозку…
Начался длинный, изнуряющий путь, путь в сторону Воли. Ежи приходилось прятать свою раненую руку, так как расставленные по улицам эсэсовцы один за другим вытаскивали из толпы молодых мужчин, особенно раненых, чтобы через минуту расстрелять в развалинах домов. Они зверски издевались над женщинами.
Затем отец и Ежи попали в лагерь в Прушкуве, откуда им помог бежать какой-то врач, которого очень беспокоило состояние руки Ежи. После пребывания в деревне они одни из первых вернулись в разрушенную Варшаву, чтобы, как и тысячи других влюбленных в свой город варшавян начать голыми руками восстанавливать ее заново…
Первые выстрелы застали Хеленку и Рысека на улице Сенной. Молодые люди, на рукавах которых были повязки Армии Крайовой, уже возводили там первую баррикаду.
Хеленке в то время было четырнадцать лет, а Рысеку только недавно исполнилось десять. Без единого указания и тем более принуждения они отставили в сторону свои кошелки (мать их послала за покупками) и вместе со всеми принялись за работу.
Когда командир отряда — молодой симпатичный поручник — узнал, что детям перекрыта дорога домой, он предложил им остаться в отряде и быть связными. Он сразу же позаботился об ужине и ночлеге для них. Совсем рядом, на Сенной, находился Дом ребенка. Его кухня служила теперь повстанцам. Хеленку и Рысека поместили туда.
Дети помогали взрослым на кухне, носили воду и провизию. Эта работа занимала у них целые дни. Однако день ото дня она становилась все опасней, так как все чаще путь до склада и обратно проходил под обстрелом.
Немцы все усиливали атаки на позиции восставших. К складам с водой и провизией уже было не пробраться даже мыши, а раненые прибывали. Рышард Орловский до сих пор помнит шепот умирающих: «Воды!» Но воды уже не хватало даже тяжелораненым.
В этих условиях начались походы за водой по местам, где еще сохранились колодцы. Лишь дети могли туда проникнуть. Трудно подсчитать сегодня, сколько фляжек и бидонов воды они доставили в те трудные дни. Сохранились в памяти, однако, другие переживания: адский грохот «шкафов», рушащиеся вокруг до самого основания дома, раненые и убитые. Взрыв очередного снаряда. Мгновение — и несколько только что улыбавшихся детей превратились в окровавленные бездыханные тела.
Он уже не помнит, боялся ли он тогда. Помнит только, что оба они с Хеленкой хотели быть нужными до самого конца. Рысек все время находился недалеко от командира. Передавал донесения, подносил боеприпасы, под пулями ходил за водой, закладывал камнями поврежденные участки баррикады…
Станислав и Ежи Орловские закончили свой боевой путь в звании хорунжего. Сегодня Ежи подпоручник запаса. Оба Орловских рядом с памятными военными медалями и Грюнвальдскими знаками отличия носят также Партизанские кресты и почетные золотые знаки «За заслуги перед Варшавой». Оба они, несмотря на молодой возраст, официально признаны заслуженными деятелями рабочего движения. Сразу же после освобождения полковник Сенк-Малецкий представил обоих Орловских к награждению Крестом Грюнвальда.
Хеленка и Рысек также награждены Грюнвальдскими знаками и медалями «За Варшаву». Когда сразу же после войны двенадцатилетний Рысек Орловский появился в морской школе с Грюнвальдским знаком на лацкане, учитель даже хотел отобрать его у мальчика: он был возмущен, что дети играют военными наградами родителей. Рысеку пришлось показать удостоверение, и после этого классный воспитатель смотрел на него с уважением.
Все четверо Орловских получили знаки «Сын полка».
Что делают Орловские сегодня?
Станислав работает в Бюро Знака качества Центрального управления качества и мер. Он является партийным активистом. За свою военную и партийную деятельность в годы оккупации, а также общественно-политическую работу после освобождения он был награжден Кавалерским Крестом ордена Возрождения Польши.
У Станислава двое взрослых сыновей.
Ежи Орловский принимал активное участие в работе молодежных и партийных студенческих организаций. Он окончил юридический факультет Варшавского университета. В настоящее время работает в министерстве юстиции. Как и старший брат, он является партийным и профсоюзным активистом и также гордится Кавалерским Крестом ордена Возрождения Польши, которым он был награжден за партийную и военную деятельность в годы оккупации и общественно-политическую работу после освобождения.
Выросли и уже стали родителями Хеленка и Рышард Орловские. Они, как и их старшие братья, также работают на благо своей страны и народа.