Смятая ткань простыней, все тот же шорох влаги дождя за окном, и мужчина, с рыком рвущейся наружу невыносимо боли, до посинения стиснув почти бескровные губы, словно в тумане подымается из пола. Струя крови, тонкой дорожкой стекающая из пулевого отверстия плеча и еще одна, из района лопатки. Вновь рык, и тот же мужчина, попытавшись подняться в немалый, наделенный природой рост, поежился, правой рукой ощупывая сквозное отверстие на левой.
Вновь неразборчивый взгляд по комнате, где все еще напоминало о недавних часах страсти, проведенных вместе. Где яркие изумрудные глаза сияли лишь для него, где отдаваясь телом друг другу, в каждом вздохе, в каждой ласке принадлежали еще и душой… Затуманенный болью взгляд на постель, которая за какой-то миг успела поблекнуть, и белоснежное убранство стало чересчур серым и обыденным. Вновь взгляд в сторону, как будто что то высматривая на ложе, еще недавно заполненным их телами, двигающимися в унисон с сердцем. Капля алой крови на простыне, ее крови… Андрей поморщился, сквозь дымку затуманенного сознания он все еще помнил ее мольбу не останавливаться и хриплое: "Хочу быть твоей…до конца…". Его девочка…! Теперь только его! Что бы не уготовила судьба, он вернет ее, уже не может без ее сиплого шепота, без гортанного смеха, без сияния чистых глаз… Кровь, медленно застывая в жилах, словно во сне с новым потоком забурлила в сосудах, давая шанс наполняющему ею человеку на жизнь…
Словно не с ним… горькая ухмылка сквозь новый приступ боли. Развернулся, сил хватило на восемь шагов до кухни, где откупорив бутылку со спиртным, жадно сделал пару глотков, остальное вылил на сочащуюся кровью рану.
— Лиза…! — Словно в бреду, чувствуя, как огненная дорожка опаляет высохшее горло и внутренности. Повторяя вот так из раза в раз ее имя, сам не понимал, становилось легче… — Я найду… обещаю…
Тик настенных часов и мощный удар тела об стену, в бессилии прислонился покрытым испариной лбом к деревянным брусьям. Безысходность…чувство, от которого хотелось выть, впервые за последний десяток лет.
Резкий толчок в области раны, и Андрей дернулся, пробуя онемевшими кончиками пальцев собственную плоть, разорванную выпущенной пулей заботливой руки Лизиного отца. Парадокс…очередной, в голове промелькнула взбалмошная мысль, что первый, не значит последний…
В ушах еще до сих пор стоял ее голос, разметанные в беспорядке светлые волосы, слегка прилипшие к изящной белой шее, лихорадочный блеск вмиг потемневших глаз.
"Папа, не надо…! Я прошу…! Ну не трогай его…! Прошу…", — и ее взгляд, словно загнанного в угол зверька, просящего о пощаде, о нем…
Андрей напрягся, со все мочи рванул пропитавшуюся бардовой жидкостью ткань рубашки, разорвав пополам. Пуля насквозь, только рваная плоть мышц и поврежденная кость…не впервой. И ее голос, с новым приступом его физической боли все больше проникающий в хмельное сознание. Он мог, он бы успел вытащить свой пистолет раньше ее отца…не стал. Последние отрывки недавних событий, все еще вертящиеся перед глазами, когда ее отец набросил на Лизу скомканное покрывало, сверху накрывая своим пиджаком, передал в руки сопровождающих его ребят. Она сопротивлялась, с каждым моментом все тише и тише выкрикивая его имя, словно чеканя в последний раз… А после…за первой дозой свинца последовала вторая, отбивая в ушах глухой удар согнутых коленей о деревянный пол, тяжелый звон в голове и стук собственного сердца, бьющийся в унисон с сердцем яро вырывающейся девушки за стеной…
— Считай свою жизнь подарком от меня. — Сухой тон ее отца, когда небрежно сплюнув рядом с Андреем, тот с презрением окинул синим взглядом согнувшегося высокого мужчину на полу. — Я бы убил тебя… но ты спас мою дочь…, - секундная пауза, заполненная безумным рыком Андрея и вновь ненавидящий голос совсем рядом. — Используй свой шанс, если ты попытаешься ее увидеть — это будет последнее, что ты сделаешь в своей жизни.
* * *
Месяц… тридцать дней мучительных воспоминаний, время ожидания, час истины…
Девушка, свернувшись калачиком на широком подоконнике, дернулась, крепче прижимаясь к холодному стеклу. Дрожь тропинкой пробежала по озябшему телу, пытаясь смягчить тяжелые удары ее сердца… Очередная порция боли, охватившая все нутро девушки, и пустота…
Стало тяжело, такое впечатление, будто все внутренности один за другим вытянули из ее бренного тела, оставив внутри усталость и пустоту. Ничтожность собственного существования угнетала, сводила сума, заставляла легкие работать с утроенным ритмом, а потом вновь замирать, забыв, что нужно вдохнуть. Существовать… жизнь, которая по сути ничего не стоит, и, оставшись в этом мире одна, она ей попросту не нужна. Каждую ночь, засыпая, прижимаясь влажной от слез щекой к шелковой подушке, она часами могла смотреть в пустую темень своей комнаты, вспоминая, миг за мигом прокручивая самые дорогие памяти моменты, намертво врезавшиеся в ее сознание.
"Никогда не оставлю…моя…", — бархатный мужской тембр, который она до сих пор, словно умалишенная, слышит в своих ушах. Пристальный синий взгляд, в глубине которого давно утонула ее душа, с уймой масок смотрит на нее, сквозь ее, прожигая до тла… Обман, новая ложь, только вот зачем?
Тихий всхлип, на большее просто не оставалось сил, и новая волна ярости, заставившая девушку пантерой спрыгнуть с подоконника, прихватив кистями рук подол длинной футболки, служившей ей вместо ночной рубашки.
— Ты же обещал…Обещал, ты клялся, что не оставишь меня одну!!! Ненавижу, ненавижу тебя!!! — Приступ боли, ядовитого отчаяния и рвущий на части душу взгляд, сквозь расширившиеся зрачки, в котором уже невозможно было рассмотреть их цвет. Одинокий флакон с едкими духами, когда-то подаренный подругой на день рождение, мгновенье, резкий взмах руки, и прозрачное стекло на окне разлетелось вдребезги, пронзенное злосчастным флаконом. Желание смерти, что бы больше не видеть, не дышать, не вспоминать. — Люблю…, - одними губами, повторяя до бесконечности долго, то, что так и не успела сказать…
Шатающийся пластик оконной рамы, порыв ветра, сквозь капли дождя ворвавшийся в дорого обставленную комнату, окутывая хрупкую высокую фигурку ореолом прохлады и влаги. И вновь эта боль, поток безумства, разрывающего ее душу на части, чувство давления, мешающего дышать. Бессильно опустилась на колени, обхватив светлую голову руками, тонкими пальцами лихорадочно стала перебирать слипшиеся от непогоды пряди шелковых волос.
Всегда сильная, она, сколько помнила себя в этой жизни, всегда шла напролом. Даже когда было невыносимо больно, она ступала по этим осколкам, раня ноги в кровь, продолжала идти дальше. Сейчас же… Лиза ухмыльнулась, со стороны она выглядела невозмутимо спокойной, только нездоровый блеск изумрудных глаз выдавал внутреннее состояние девушки. Накал безысходности, понимания того, что ничего не вернуть, не вернуть его… А жизнь? Зачем она ей? Что стоит пара ненужных глотков свежего кислорода, если не для кого дышать? Чего стоит ТАКАЯ жизнь? Сплошное загрязнение атмосферы…
Бредовая мысль, какой бы она назвала ее раньше, теперь пиявкой забралась в мозг, клещами впившись в сознание девушки. "К нему…", — словно в тумане, сквозь новый порыв ветра что-то ища в полуосвещенной комнате. В следующий миг резко вскочила, как-то слишком аккуратно, с неким удовольствием поправила кремовую ткань облачавшей тело футболки, провела тонким пальцем с безупречно отточенным ногтем по изгибу запястья. Прозрачная, светло синяя вена, видневшаяся сквозь тонкую нежную кожу ее руки. Сосуд, в котором потоком шла жизнь, принадлежащая только одному человеку, ему…
* * *
— Она сходит сума! Никита, сделай что-нибудь! Ты обязан, ты просто должен ей помочь!
Еще молодая женщина, чья дочь вечно служила мужчине напоминанием о жене, размашистыми шагами измеряла помещение его кабинета, еще крепче продолжая впиваться ногтями в нежную кожу ладоней. Красивая…как и прежде. Легкий румянец от царившего в голове возбуждения, растрепанная в беспорядке светлая шевелюра гладких волос, горящие зеленые глаза с сужеными зрачками, впивающиеся в черствое лицо мужа.
— Алла, ты преувеличиваешь. Лиза забудет это, как страшный сон. — Мужчина вздохнул, неотрывно гипнотизируя взглядом обычно тихую и робкую жену, взгляд которой сейчас извергал молнии вперемешку с заботой об их дочери. — Она уже не так рьяно реагирует на все это. Алла, мы должны дать ей время, Лиза сильная девочка, она поймет, что совершила глупость и как хорошая дочь ее справит.
— Она не выходит из дома. — Женщина замолчала, присев на стул напротив мужа, беспокойно поджала губы. — Она молчит, она замкнулась в себе…
— Она взбалмошная девчонка! — Сорвался, перешев на крик. Холод ледяных синих глаз, пригвоздивших Аллу к обивке стула. — Лиза перебесится и все будет как раньше! Я так сказал!
— Я не знаю этого мужчину, из-за которого она так, но наша девочка…Никит, я вчера рассказала Лизе правду.
Два шага навстречу жене, и словно раненный зверь, с пылающими огнем безумными глазами, Никита оказался рядом.
— Сволочь! Я же сказал тебе молчать! Я же предупреждал…! — Стальное кольцо рук, сомкнутое на ее шее, прежде чем женщина дернулась, с грохотом падающего стула отпрыгнув от мужа.
— Ты можешь ударить меня! Ты можешь…Знаешь, Никита, а мне не привыкать! — Лихорадочный блеск в зеленых глазах, и Никита в коей раз подумал, что даже это его дочь унаследовала от матери. — Я сказала Лизе, что тот мужчина остался жив, ты не понимаешь…
Сбивчивое дыхание мужчины, которое он пытался привести в унисон с собственным сердцебиением, и следующие слова, вновь выдающие его нервозность.
— Алла! Так было бы только лучше! Лиза погоревала бы месяц другой и забылась в объятьях нового ухажера! — Видя немой протест в глазах жены, быстро продолжил. — Я знаю девиц ее возраста! И если бы не ты…, - ткнул пальцем в сторону женщины. — Мне было бы на одну головную боль меньше! Ну зачем?! Какого черта ты это сделала?!
— У меня не было выбора. — Криво улыбнулась, в очередной раз не понимая, как двадцать лет назад она сумела полюбить этого холодного жесткого мужчину, при взгляде на которого сейчас женщина чувствовала что то подобное страху и омерзению одновременно. — Никит… твоя дочь хотела покончить с собой… — Протяжное молчание в ответ и бледное, почти бесцветное лицо мужчины, с мучительной болью растирающего немеющие виски.
— Этого не может быть… Бог мой…этого не может быть…!!! — Последние несколько слов, которые Никита выдавит из себя несколько часов спустя. Пустой смятый дрожащими пальцами конверт, бегающие в унисон с вырывающимся сердцем синие льдинки глаз и голос, словно мертвец, восстав из могилы, заживо стоит перед ним. А так… всего лишь дубовый стол, на котором рядом с искромсанным конвертом охапкой в беспорядке несколько фотографий — маленького голубоглазого мальчишки и взрослого ослепительного мужчины, в чертах которых было лишь одно сходство — глаза…
Бессвязный рык из горла Никиты, все еще неверяще уставившегося на фотографии, пронизывающий насквозь взгляд, от которого, кажется, смогла бы загореться глянцевая бумага на снимках. Дрожащие кончики пальцев, побелевшее от напряжения красивое лицо, и то ощущение, которое он испытал в злосчастное утро, пронзая высокого темноволосого мужчину, обнимающего его дочь, чередой пуль. Глаза незнакомца… Синие, холодные льдинки, так похожие на потухшее когда-то пламя его самого. Смоляные курчавые волосы, надменные скулы, твердый подбородок, так похожий на его собственный.
Плотно закрыл глаза, еще до сих пор не веря в происходящее, не осознавая до конца. Распахнутые угольки зрачков и вновь этот взгляд, устремленный в кипу лежащих возле фотографий бумаг. "Детство…юность…детство…", — заглавия, под которыми вплоть до мельчайшей подробности описывала вся подноготная молодого мужчины, с заглавными инициалами "ИА".
Никита вновь прикрыл глаза, горько усмехнувшись, не видя другого выхода, дабы не сойти сума, лихорадочно стал шарить в шухляде стола, в поисках любимого коньяка… нашел…Несколько глотков горячительной жидкости, унявших предательское дрожание собственных рук. Разложив перед собой бумаги, принесенные полчаса назад одним из его людей, уронил темную голову с курчавым вихрем волос на сложенные в замок руки. Желание знать, до последней мелочи, до каждого потайного уголка человеческой душонки…сегодня подвело. Лучше бы не знал, не ведал, не приказал в срочном порядке найти всю информацию об наемном убийце, с которым связалась его любимая дочь. Если бы повернуть время вспять…
Прикрыл глаза, под действием алкоголя события двадцатипятилетней давности четко стали вырисовываться перед глазами.
"Дядя…а покружи меня…ну дядь…", — просящий голосок любимого племяшки и его собственные руки, высоко подбрасывающие тельце малыша вверх.
"Андрейка, ну как, нравиться?" — Смеется он сам, слыша счастливый смех мальчугана и радостный взгляд брата, хлопающего его по спине.
"Никит, вам бы с Аллочкой тоже не мешало бы о наследнике подумать!", — подтрунивает, вновь делая хлопок. Оба начинают улыбаться, счастливые…
"Дядь, ну дядь…давай еще…", — подлизывающийся голосок племяша, и два громких мужских, явно забавлявшиеся этой ситуацией. "Я же не за так…я кафет дам…", — серьезный тон Андрея, и мужчины, радостно улыбаясь, уже вместе подхватывают будущего "пронырливого коммерсанта" на руки.
— Бог мой…помоги мне…, - распахнул глаза, вновь возвращаясь в настоящее. Опять голос, теперь уже его матери: " Никит, так было всегда…", — женщина, усадив возле себя двух сыновей улыбалась, — "в нашем роду мужчины всегда были похожи друг на друга. Это гены…и вам никогда не уйти от этого". Память услужливо нарисовала смуглое лицо брата, так похожее внешне, и с полной противоположностью внутри…
Уже знал, что ничто на свете не сможет ему помочь. Просил Бога, а ведь даже не заслуживает вымолвить его имя вслух. Никто не сможет отпустить ему его грех, когда он твердо поднял руку, тисками сжимающую заряженный револьвер, на свою кровь…
Авария… двадцать пять лет назад…унесшая с собой жизни троих дорогих сердцу людей — брата, племянника и невестки. Были похороны, завернутые в простыни тела и закрытая надгробная крышка, уносящая под землю не только сгоревшие души, но и завесу тайны, разгадать которую мужчина так и не смог тогда. Их мать, не выдержав испытания, умерла несколькими годами позже, а он сам, превратившийся в человека с вечно пустым взглядом, казалось, очерствел настолько, что сам перестал воспринимать себя прежним. А дальше…грязный бизнес, сделка с наркоторговлей и продавая душу самому дьяволу, Никита, по сути, считал, что ее уже и так не существует, она погибла в той аварии с его братом. Не было к кому пойти за советом, не было руки помощи старшего брата, не было детского смеха его Андрейки… Он был первенцем, безумно любимым и дорогим для всей их семьи… А теперь…Мужчина сглотнул, вновь потянулся к бутылке с янтарной жидкостью, жадно припав губами. Кровь…она всегда брала свое, возьмет и сейчас…Этих уз никто не отменял, они тянули их друг к другу, спустя столько лет все же приведя в семью… От них не избавиться, потому как никто еще не смог преодолеть зов собственной крови, тяги к предкам и осознания единства.
Единственное, от чего кровь в лихорадке начинала бродить по венам, в следующий миг превращаясь в глыбу льда, была его дочь… Не зря говорят, что детям свойственно платить за грехи своих отцов… Он бы продал душу дьяволу дважды, лишь бы не видеть тех страданий, которые принесет ей жизнь ночь спустя…