Никита откинулся в кресле, вертя в пальцах уже пустой стакан с коньяком. Следовало бы обновить…
Решение, которое он продумывал множество раз, уже было принято. Он так и не смог понять, является ли оно верным. Его девочка…Лиза…
Он обрел родного себе человека, своего давно потерянного племянника, теперь же терял единственную дочь. Разговор с Андреем и потерянный, пусто взгляд молодого мужчины, полон горячи и рвущейся наружу боли.
— Я хочу видеть ее счастливой…., - Андрей сидел, былая безмятежность покинула суровое лицо мужчины, сменяя давно застывшую маску.
— Андрей, я отдал бы все на свете, что бы это было так…Мой ребенок несчастен, и я ничего не могу сделать. — Нервно заломил руки, ходя взад вперед вдоль дубового стола.
— Я сделал все возможное от меня. Теперь она меня ненавидит. — Горько ухмыльнулся, подняв со стола дядьки графин с коньяком, медленно провел пальцем по горлышку.
Видит Бог, он пытался. Говорил такое, от чего у самого кровь застывала в жилах, до смерти хотелось вырвать собственный язык. Он до сих пор помнил ее блеклый, вмиг потерянный взгляд, тухнущие огоньки зеленых глаз, потерянные для него навеки. "Счастливый…", — ее слова, эхом отдающиеся в его мозгу, которые стали снится по ночам, не давая измученному рассудку покоя. Не знала, что нет человека несчастнее того, кто собственными руками рушит и убивает свою любовь. "Люблю тебя…", — вновь родной, чуть хриплый голос, шепчущий ему слова, которыми он грезил столько одиноких ночей, желая увидеть ее, прикоснуться, держать в объятьях и не отпускать. "Я не люблю тебя", — знал, какую боль причинял своей девочке, но так было нужно. Так было лучше для нее самой… Пройдет время, она забудет его и сможет забыться, она найдет достойного ее мужчину, родит ему кучу ребятишек, она будет счастлива, не с ним… Несбыточными грезами была мечта о семье с Лизой, но кто он такой, что бы обрести ее на годы, лишенные теплой детской улыбки? Лишенные ее материнской любви? Сейчас она молода, ее чувства горячи и возможно она и согласиться, но потом… Этого Андрей никогда не сможет простить себе, он, сам выросший в детском доме, прекрасно знал цену детям. Его девочка обязательно будет счастлива, пускай и не с ним…
— А ты? — Никита встал напротив, напряженно вглядываясь в лицо племянника. — Андрей, что чувствуешь к Лизе ты?
Тишина, усталый взгляд синих глаз, и Никита, вмиг поникнув, бессильно опустил голову.
— А я ведь знал. — Каждое слов, пропитано невыносимо болью, пока он не замолчал. — Андрей, не мучай ее…Хотя…я знаю, ты сделаешь все, что бы облегчить ее участь. Послушай меня, я многое передумал, я не хочу, что бы вы оба сломали себе жизнь, она не такая длинная, как вы себе думаете, и другой вы не проживете.
— Никита, я готов на все, только бы не видеть боли в ее глазах. Я готов землю рыть носом. — Недобро усмехнулся своим мыслям, щелкая пальцами по поверхности стола. — Я хочу видеть улыбку на ее лице.
— Она не сможет тебя забыть, если ты то и дело будешь мелькать у нее перед глазами. — Опустился в кресло.
— Я как можно реже посещаю твой дом. Никит, я знаю… Лучшее, что я смогу сделать, это уехать из города, тогда…
— Тогда ты ничего не изменишь. — Изысканным движением налил коньяк из графина, залпом осушив его. — Андрей, сынок, прости меня… Я люблю свою дочь, но я люблю и тебя…я не могу видеть ее страданья, я вижу твои… Твой отъезд делу не поможет, я знаю Лизу, она ни за что не отступиться от своего, она упряма как редкостная ослица, в этом вы похожи, одна кровь…
Видел, как при этих словах резко напрягся племянник, откинувшись в кресле, костяшками пальцев до боли впился в подручники.
— Мы поговорили и объяснились. Я не думаю, что стоит вновь затрагивать данную тему.
— Ты ошибаешься! — Перебил Никита, вскочив, подошел к спине Андрея, положив руки на плечи. — Андрей, сынок, это не поможет…ты же хочешь, что бы Лизочка была счастлива, ты можешь ей помочь…
— Я сделаю все, если это будет так…, - пристальный взгляд Андрея из-под прищуренных смоляных ресниц и кадык, нервно скользящий по шее.
— Женись. — Словно контрольный выстрел, и Никита синхронно продолжил. — Убей для нее последний шанс, просто уничтожь его…Лиза должна будет знать, что ничего уже не вернуть…Андрей, я прошу тебя…хочешь, я встану перед тобой на колени…
Мольба в голосе, и Андрей, все еще созерцая тухнущими зрачками глаз опускающегося на колено мужчину, резко дернулся с местом, опускаясь рядом.
— Дядя…не надо! — Крик, вырванный из кровящей души, впервые… Скупая слеза на лице Никиты, впервые не по имени, взамен такое простое и нужное ему "дядя". — Она будет счастливой… давно понял, что не со мной. Я сделаю все, как нужно.
Все оборвалось внутри, сердце, приготовившись для очередного удара, казалось, замерло. Жениться…всего лишь? Желчь комком подступила к горлу, ища выход наружу. Он готов был пустить пулю себе в висок, готов попросту был уйти из жизни, если бы это облегчило ее дни…
Так и продолжали стоять, уткнувшись взглядом друг в друга, одновременно похожи и такие разные по сути… Тишина, немое молчание и мысли, вихрем сменяя друг друга в измученных головах мужчин.
— Так надо. — Никита первый подошел ближе, крепко касаясь мощного плеча племянника рукой. До последнего боялся, что он оттолкнет, ошибся… Андрей приблизился, тоже хлопнув Никиту по плечу, устало опустив голову, метнул взгляд на мужчину.
Лишь тогда Никита еще на мгновенье задумался, правильно ли он поступает, но мелкое прозрение в следующие секунды покинуло его. Он прав, он всегда поступал верно, и так будет и на сей раз. Медленный разворот Андрея по направлению к двери и вновь его синие глаза, пустые, увядшие, практически бесцветные.
— Неделя. — Глухо произнес Истомин, уже находясь у дверей. Странное чувство на миг посетило мужчину…Было впечатление, словно он вновь, как и в прежней жизни, снова выполняет заданье. Только вот на этот раз он не исполнитель, он — клиент…
Никита прав, как бы он не относился к этому человеку, за несколько месяцев ставшему ему близким, он был прав. Странная штука жизнь, Андрей никогда не относился к женитьбе, как к чему-то существенному, теперь же это простое действо, возможно, могло решить все его проблемы. Хотя проблемы ли? Он горько ухмыльнулся, подходя к своему автомобилю, нажатием кнопки открывая дверцу. Сможет ли скороспешная "женитьба" убрать, спрятать и умертвить всю ту боль, которая в последнее время разрывала его на куски. Сможет ли она принести хоть толику облегчения Лизе? Впервые за долгое время, проведенное сначала в детдоме, потом, глубокими ночами выполняя очередной заказ, мужчина просил, он молился…
Готовый на все, лишь бы принести Ей такое нужное облегчение… Пускай ценой собственного счастья. Хотя какое может быть счастье, зная, что никогда уже не сможет быть с ней. Смотреть, и не имея возможности прикоснуться, наблюдать за ее жизнью с видом простого прохожего, не имея ни одного шанса стать участником ее действа. Пытка…жесткая пытка, и вся его жизнь, прожитая "До" показалась Андрею сущим раем по сравнению с этой, "После".
А чего он собственно хотел? Мужчина плавно опустился в салон, глухим ударом захлопнув дверцу. Загорелые руки властно охватывают твердую поверхность руля, нога жестко давит на педаль. Прошлая жизнь…его сущее наказание. Он заслужил эту муку, но чем не угодила Господу Она? Она не должна расплачиваться за сделанные им ошибки, она не заслуживает такой жизни, за что же она? Он грязный…он давно пропитался этим дерьмом, названием которому было его существование. Не жизнь, именно существование. Тридцать лет, именно столько времени Андрей потратил на то, что бы просто употреблять воздух, пропуская его сквозь легкие. Возможно, если бы не он, на свет родился бы другой человек, который прожил бы эту гадскую жизнь хоть с каким-то смыслом! Чертыхнувшись, встретился взглядом со спидометром, казалось, тот зашкаливал. Скорость, так нужный сейчас мужчине полет…Оторваться бы от земли, не слышать, не видеть, не чувствовать…
Всегда думал, что был сильным, а оказалось, просто не имел возможности сделать своеобразный эксперимент. За него это сделала жизнь… Никогда не имея рядом близкого человека, ради которого готов был бы отдать собственную жизнь, теперь в бессилии проклинал тот день, когда желаемое стало явью. Зверское желание напиться, которое посещало его голову уже ни один вечер и на этот раз не минуло стороной. Добраться бы до родных пенат, а там…Он никогда не топил свое горе в алкоголе, он жил, он выживал, и он вытянет Ее из того дерьма, в которое хоть и невольно, но подтолкнул.
Андрей усмехнулся, воспоминания новой волной нахлынули на мужчину, мешая дышать. Солнце за окном, жаркий летний ветерок колышет жесткие пряди волос, обдувая воспаленное лицо, а на душе мерзко и слякотно. Он помнил тот вечер, когда впервые увидел ее, их короткое знакомство. Лениво улыбнулся, и эта улыбка нехотя затронула самые глубокие участочки его души. Тогда он удивился, сможет ли Лиза кого-либо соблазнить… Глупый! Лишь однажды увидев ее, эта девчонка вместе с потрепанными кроссовками забралась в самую душу, впившись в нее клещами, она останется там навсегда.
Улыбнулся, вспомнив ее тихое обеспокоенное бурчание, когда глубокой ночью Лиза тащила его на себе, искромсанного пулевыми отверстиями в кровящем теле. "А пока молчи и сопи в две дырки! Сам он!", — она продолжала бурчать себе под нос, опирая его большое тело о свою хрупкую фигурку, так и тащила на себе до самой кухни. Потом, словно не боясь алого вида крови, промывала багровую рану, прижимая видневшийся из мышцы сосуд тыльной стороной ладони. "Не отпускай…", — шептали ее губы в беспамятстве, когда он выносил ее из дома того отморозка, ставшим ее первым и единственным заданием. "Пришел…нужна…", — в ответ на его мощные руки она хрипло выговаривала слово за словом, и видя ее покрытые ссадинами пересохшие губы он уже знал, нужна больше жизни… К черту никчемную жизнь, если в ней не будет ее! Но Она есть, просто теперь слишком чужая и слишком родная… Каламбур, но родная, она стала для него навеки чужой… Потерянная для него, на всю жизнь, на все его никчемное существование.
Странно, но частенько он стал завидовать людям, топящим свою боль в заветной бутылке алкоголя. Они напивались, теряя человеческий образ и тяготящие душу мысли. Они уходили в другой мир, где не было той постоянной пытки, преследовавшей их долгое время. Он никогда не пил, вначале просто было не интересно, потом и вовсе противно. Лишь иногда, продырявленный очередной долей свинца, делал несколько жадных глотков, дабы заглушить пульсирующую в теле боль. Своеобразная, такая древняя анестезия.
Сегодня ночью он напился впервые. Не просто выпил, он жадно вбирал в себя горячее содержимое очередной бутылки, пытаясь изгнать Ее из себя, вбирая в себя эту гадость, хотел навеки убить новое чувство, словно демон вселившееся в его душу. И батюшка здесь не поможет, все силы земли здесь бессильны… Новый бокал водки, не стал церемониться на более хороший коньяк, а боль так и не покидала… Приглохла, затихла, но чувство ноющего покалывания так и не ушло, намертво вонзившись в тело. Ему показалось, что он уже стал слышать ее голос, хриплый смех, гортанное хохотанье… Стал видеть, как она быстрым движением отбрасывает ото лба длинную челку, как шелковые пряди светлым водопадом оседают вниз, нежно лаская кожу щек и шеи. Он помнил еще их запах, аромат ее волос и негу сладости жарких губ. Он помнил ее всю, от крупной родинки на груди до мелкого шрама на бедре. Он слышал ее, видел ее, он сходил сума… Еще глоток, новый…и вновь. Чувство забвения, которое новым утром с трехкратной силой ворвалось в затуманенное алкоголем сознанье, вместо того, что бы забрать, только принося новую горечь и разочарование.
Запись из дневника:
"Я всегда любила лето, я любила ходить под теплыми каплями дождя, ощущая на теле легкий трепещущий волосы ветерок. Я любила зеленую пушистую траву, бесконечные рожки мороженного в детстве, купания голышом у реки. Я любила июнь, с его первой клубникой, которую всегда уплетала за обе щеки, с его яркими закатами и темными, долгими горячими ночами. Ты думаешь, я романтик? Нет, романтика и я совершенно несовместимые вещи. Я не умела любоваться "чудным" рассветом и маленькой бабочкой на окне, только лишь в детстве… Я научилась радоваться всему этому сейчас, когда вместе со мной во мне жил Наш ребенок.
Никто не знал о моем интересном положении, все настолько были заняты сложившейся ситуацией, попытками отвлечь и развеять меня, что не заметили, как вновь засияли мои глаза, а на щеку вернулся прежний, давно пропавший румянец. Я вновь жила, я дышала полной грудью, я делала это за двоих…
Не удивительно, что мой срок в 13 недель никто не заметил, я помнила рассказы своей матери, что подруги только на шестом месяце наконец-то смогли поверить в ее беременность, лицезрев ее заметно округлившийся живот. Я пошла в мать… я во многом была на ее похожа, своей смелостью и своей трусостью. Несколько дней назад я, наверное, скупила практически весь магазин, купив уйму сменного нижнего белья и свободных джинс и футболок. Подходящий лиф, теперь поддерживающий мою грудь уже третьего размера, широкого покроя майки и аляпистые футболки, отвлекающие взор от моей фигуры. Я вертелась у зеркала, щелкая свое отражение по носу и нежно прикладывая ладони к слегка выпуклому животу, в котором теперь билось сердечко самого дорогого мне человечка…
Я улыбалась, впервые за долгое время я нашла на это силы. Смотря в отражающиеся на меня искрящиеся зеленые глаза моего зеркального отражения, в них я вновь узнавала себя, меня прежнюю. Мне показалось, что я стала еще красивее, глупо, но мне многое что стало казаться… зеленее трава, чище воздух…
Я вдруг вспомнила древнее нарекание, что дочь всегда отбирает у матери всю ее красоту, сын же, наоборот, делает женщину еще более привлекательной. Мне было все равно, какого пола будет мой малыш, я любила его озорной девчонкой и грозным мальчишкой, я буквально боготворила жизнь, родившуюся во мне… И все же, каким то шестым чутьем я осознавала, что у меня будет сын… Не знаю, я до сих пор не могу объяснить это ощущение, которое преследовало меня в то время, наверное преусловная женская интуиция, врожденное материнское чутье… Я буду матерью… От этих слов приятная нега разливалась по всему телу, вызывая на моем лице счастливую и загадочную для всех остальных улыбку. Я знала, что у меня будет мальчик, малыш с темными курчавыми волосами, глубокими голубыми глазами, маленькой родинкой на правом крыле носа и еще одной над ключицей. Он будет похож на своего отца и своего деда… От этих мыслей неприятно кольнуло внутри, и я крепче охватила живот ладонью, пытаясь оградить свое еще не родившееся сокровище от всех земных бед.
В то утро меня по прежнему тошнило, наблюдающий меня акушер-гинеколог объяснила, что для многих женщин это бывает нормой, главное, наблюдать за собой, не поддаваться стрессам и тому подобному. Голова, казалось, стала чугунной, и только огромным усилием воли я смогла поднять себя с постели. Легкий душ, совсем не ледяной, как прежде, и я улыбнулась. До чего же быстро смогли смениться все мои вкусы, как только я задумывалась о благополучии своего малыша. Я понемногу привела себя в порядок, и, набросив на еще влажное тело свободные брюки и точно такую же белую футболку, с каким-то особенным выражением на лице спустилась вниз.
Первое, что услышала в то злосчастное утро, было его имя. Его имя вперемешку с женским, и еще одно слово, никак не вяжущееся у меня в голове. Женитьба… Мать что-то рьяно доказывала отцу, он же советовал сбавить ей тон, что бы "она" не услышала. Кто была загадочная "она" я поняла только несколько минут спустя, лихорадочно вдыхая раскрытым ртом воздух, я с шумом прислонилась к стене. Я так и стояла, крепко обхватив руками живот, резко открытыми глазами глухо взирая в пространство перед собой.
— Лиза…Лизочка…девочка моя…что с тобой…доченька…? — родители наперебой вились вокруг меня, потом я слышала тихую ругань и злющий голос отца, упрекающий мою мать. Комната завертелась перед глазами, и мне вдруг стало казаться, что голоса удалялись, пока полностью не исчезли из сознания. Темнота вперемешку с крепкими руками отца подхватили меня, прежде чем я полностью погрузилась в бездну.
— Знают…все знают…, - первое, что пришло мне на ум, когда сквозь сон сумела открыть глаза, находя взглядом обеспокоенное лицо отца и поникший взгляд матери.
— Лизочка, как ты? — мать нежно держала мою озябшую ладонь в своей, ласково поглаживая и разминая мои пальцы.
— Лиза, уже больше трех месяцев. — Жесткий голос отца пронзил комнату и меня, калачиком свернувшуюся на огромной больничной постели. — Слишком поздно для аборта.
Я замерла, в следующую секунду услышав предупреждающий голос матери, яростно сверкнула глазами. Казалось, силы с двойным упорством погрузились в мое тело, помогая мне в борьбе за маленькую жизнь.
— Я никогда бы не сделала аборт! Папа… никогда…
— Девочка моя…, - отец приблизился ближе, смахивая прозрачную слезу с моей щеки, нежно провел по ней пальцем. — Прости меня, Лиза… Ты молода, ты еще не понимаешь…ведь это…Андрей…, - он запнулся, произнося имя племянника, суровое ранее лицо охватила волна горечи.
Я тихо кивнула, тело расслабилось, видимо, я еще до сих пор находилась под действием препаратов.
— Бог мой…Лиза…, - глухо прошептал в темноту, вновь касаясь моей безвольно поникшей руки с торчащей в вене капельницей. Аккуратно поправил небольшой валик под локтем, обеспокоенным взглядом осмотрел наполнимое системы. — Но ведь могут быть последствия… Лиза, гены…и ребенок…
Он сел рядом, опустошенно уронив голову на руки. Смоляной волос, едва покрытый сединой…
— Пап, — я приподнялась, тут же будучи обратно уложенной своим отцом, легко прикоснулась ладонью к его напряженно руке. — Это МОЙ ребенок, и я люблю его…я ничего не боюсь… для меня он важнее всего.
Отец с тоской посмотрел на меня, и в тот момент я отчетливо видела нежность в его взгляде, так, как никогда…
— Пусть будет так…, - сквозь мягкую улыбку прошептал он, ласково потрепав меня по щеке, выделил на прощание. — Дочка, береги себя…ешь что нужно… вообщем делай все, что говорят врачи. Я вечером обязательно буду.
В этот момент он стал для меня близким как никогда. Я невольно перевела взгляд на маму, она сидела, все так же с любовью перебирая мои пальцы, в улыбке сквозила нежность и еще что-то, назвать определенно тогда я не могла. Только лишь сквозь накрывающий сон я вдруг услышала тихое всхлипывание и ее тихое "Прости", сказанное в унисон моему ускользающему сознанию. За что мать просила у меня прощения, этот вопрос терзал меня до первого сладкого посапывания. Решила спросить у нее на следующий день, но все как-то закрутилось.
Я ничего не сказала Андрею, я знала, что это уже ничего не сможет изменить. А приносить новый разлад в его, как мне тогда казалось, ровную и разлаженную жизнь мне просто не хотелось. Я не могла…не могла и не хотела делать его несчастным. Два дня, которые я, активист и неунываемый живчик, провалялась в больнице, показались мне вечностью. Я перечитала несколько книг, смотрела иностранные каналы телевиденья, с ужасом представляя возможность взять в руки глянцевое изданье или лицезреть отечественный телеканал, с упоением распинающийся о скорой свадьбе того самого Истомина — Черкасова. Пот покрывал мой бледный лоб, и мать, которая все это время безвылазно была рядом, заботливо промокала мне его полотенцем.
Я знала, что он не придет…приготовления к свадьбе и прочая лабудень, но я надеялась… Это стало привычкой, но моим надеждам вновь не суждено было сбыться. Лишь однажды, еще в первый день моего пребывания в этом рассаднике плохого настроения, полностью напичканная лекарствами, я видела сон… В нем он был рядом: тихо шепча мне что-то во сне он ласково гладил мою руку, сквозь поглаживания орошая ее теплом горячего дыхания, пытаясь согреть.
Всего лишь сон… Яркий, настолько красочный, и оттого еще более горький в своем забытье. Я знала, что буквально брежу им, но я продолжала надеяться увидеть его хотя бы во сне.
Несколько пачек таблеток, парочку флаконов с лекарствами, и я поняла, что по-прежнему до ужаса ненавижу больницу, еще с тех пор, как в обнимку с мамочкой провалялась в ней месяц с воспалением легких. Банально…наелась снега. Я рьяно выполняла все указания врача, принимала синие, желтые и красные капсулы, с невероятным рвением желая почувствовать обещаемый ими результат. Прошла неделя, а противная тошнота по утрам так и не прекращалась, в дополнение ко всему по нескольку часов в день мне приходилось проводить в обнимку с "белым другом". Противное бульканье унитаза, каждое утро смывающее пустое содержимое моего желудка. Тогда от меня оставалась одна тень, казалось, за одну неделю я сбросила пятую часть своего веса.
"Никаких стрессов", — в обнимку твердили врачи, и я подчинялась, послушно сидя дома, с диким ужасом боясь включить собственный телевизор.
"21 июня", этот день я запомнила на всю жизнь, день, в который я потеряла самое дорогое в моей жизни. Его свадьба, по кратким разговорам родителей я поняла, что Андрей не собирается устраивать пышное торжество, ограничившись небольшим кругом нужных людей и знакомых. Видимо, со стороны невесты, я же отлично знала, что никаких знакомых со стороны Андрея быть не может. Я уже стала счастливой обладательнице сведений, кто же счастливица, в тот день ставшая его невестой, и самое противное слово, которое вымолвить так и не смогла…его женой…
Девица, чей папенька являлся одним из самых успешных предпринимателей города; девушка, послужной список желающих жениться на которой тянулся вдоль всей Москвы. Красивая… здесь я не поспорю, при таких деньгах из гадкой утки можно было бы слепить белого лебедя. Высокая, утонченная…как раз под стать Ему. Почему она выходит за Него замуж для меня не являлось загадкой. Успешное дело пополам с моим отцом и яркая привлекательная внешность самца…на таких мужчинах всегда околачивалась очередная женщина, держа за спиной давненько припрятанную табличку с надписью "Занято". Но вот он? Я до последней минуты не верила в то, что он мог ее полюбить… За несколько недель знакомства? Только кошки плодятся быстрее!
Я глупая, я глупая человеческая самка! Отбросив все свои предубеждения в сторону, я знала, на этой свадьбе меня будет не хватать! В тот вечер я с особой тщательностью выбирала свой наряд. Ярая противница цветастых платьев, и на сей раз не изменила своему выработанному годами вкусу. Легка стальная туника, отлично сочетающаяся с моими светлыми волосами и зелеными глазами, она плавными изгибами собиралась на груди, волнами спадая вниз чуть ниже бедра, открывая взору слегка загорелую кожу спины. Белые широкого покроя брюки, в тон подобранные босоножки на низком ходу. Неброский мейк-ап, в том состоянии ни на какую другую серьезную раскраску претендовать я не могла…безумно дрожали руки.
Я слышала тихие голоса родителей в холле, как практически беззвучно отъехала их машина. Собрав всю свою волю в кулак, я в последний раз оглядела себя в зеркале, отметив, что мне совершенно наплевать как я выгляжу… Мне показалось, что то же самое мог бы ощущать покойник на собственных похоронах…полное безразличие и пофигизм. Я медленно, словно что-то предчувствуя, спускалась по лестнице, крепко обхватив ладонью ввинченное перило, я шла к Нему, зная, что в сей торжественный предстоящим событием день я не забуду вручить ему свой подарок… последний, прощающийся взгляд.
Что я тогда чувствовала? Скажу однозначно — пустоту. Она настолько охватила меня, что я словно не живая стояла у дверей загса. Видя счастливы и радостные лица людей, я искала глазами Его. Нашла, я всегда находила Его в толпе, я смогла бы сделать это даже с закрытыми глазами. Его пристальный синий взгляд встретился с моим, и он легко кивнул мне в знак приветствия. Земля, казалось, в коей раз рухнула у моих ног, но я крепко стояла, зная, что вижу его в последний раз… На что я надеялась тогда? Я не знала сама. Мое сердце рвалось к нему, и оно не ведало, что перед ним стоит в стильном костюме жениха его кровь и плоть, не ведало, что мужчина, чьи взгляды гостей были прикованы к его грации и гордой осанке, мой близкий родственник, мой брат… Лишь разум пытался достучаться до воспаленного сознания, но в тот миг я не слышала его окриков, медленно убивая себя я стояла, что бы услышать: "Муж и жена… навеки". Какое жуткое, страшное слово…Оно в равной степени принадлежало не только молодым, но и мне. Теперь я потеряла Его "навеки"…
Нет, он не обернулся, я видела напряжение в его спине и как нервно задергалась знакомая венка на шее, он судорожно сжимал длинные пальцы руки, до побеления, до моей боли… В тот вечер со словами служащей сего мерзкого заведение я умерла в первый раз.
Во второй я стояла, крепко прижимаясь спиной к мощному дереву, росшему возле особняка дома отца невесты. Гулянку молодые решили сделать именно там, решив привлечь меньше представителей СМИ, чем это было бы в ресторане. Я постоянно ловила на себе удручающие взгляды родителей, в ушах еще до сих пор стоял злой и напуганный голос отца.
— Лиза, ты сошла сума! Что ты здесь делаешь?!
— Праздную свадьбу любимого брата! — Я выдавила из себя улыбку, под бледный вид вмиг осунувшейся матери отошла в сторону, так и нашев спасительный ствол дерева. И вправду, что я здесь делала? Словно мазохист, пыталась причинить себе как можно максимум боли.
Я слегка наклонила голову, пытаясь убрать с слегка влажной шеи пряди волос, невольно сконцентрировалась на своих ощущениях. Не обращая внимания на гостей, бродивших неподалеку, с нежностью приложила ладонь к своему животу. Легкий толчок, первое шевеление где-то в центре самой меня, глубоко внутри… Замерла, не веря собственным ощущением, с придыханием посмотрела вниз, как вдруг ощутила новое, совсем невесомое шевеление. Несколько слезинок, скатившихся с уголков глаз, и я вновь замерла, уже совершенно от другого. Много ночей спустя я сумела понять, шевелясь вот как впервые, мой малыш предупреждал свою глупую мать об опасности…
— Лиза, зачем ты пришла? — родной, до неузнаваемости осипший голос совсем рядом. Кожей обнаженной спины я чувствовала его испепеляющий взгляд, сверлящий мое нутро. С характерным жестом, на автомате прикрывая кистями рук живот, медленно обернулась.
— Праздную! — Попыталась выдавить на лице одну из самых изумительных улыбок. Видимо, не получилось. — Андрей, ты с этими свадебными приготовлениями совсем забыл отправить любимой сестричке пригласительное. Ничего, я малек исправила твое упущение.
Глаза в глаза. На этот раз я не увидела там того безразличия, переменно чередующегося с отбликами нахлынувшей боли. На мгновение мне показалось, что в глубине родных синих глаз я все же увидела то, прежнее, что они могли говорить мне одной… Показалось. Теперь Истомин, оперевшись ногой о дерево, с пустым, абсолютно ничего не говорящим взглядом изучал меня из-под слегка прищуренных ресниц.
— Это не упущение. Ты знаешь, так было бы только лучше, в первую очередь для тебя.
— Ты так хорошо знаешь, что для меня было бы лучшим? — Я скривила губы, вопросительно вглядываясь в его глаза. Странно, но предполагая увидеть ярость, смогла разглядеть только горечь вперемешку с дикой усталостью. На мгновенье, потом Андрей резко прикрыл глаза, как бы собираясь с мыслями, в следующую секунду меня понесло. — Все знают, что будет для меня лучше. Только вот…слабо поинтересоваться у меня самой?! — Голос слегка повысился и оттого охрип, я нервно сглотнула.
— Лиза…, - он попытался меня остановить, но в такие моменты я была просто неуправляемой.
— Я уже двадцать лет Лиза! Через несколько месяцев стану двадцать один!
— Ты ведешь себя как маленький непослушный ребенок, пытаешься все сделать наоборот. Лиз… ты ничего не сможешь изменить.
— Чего именно? — Я напряглась, судорожно прижавшись кистями рук к малышу. — Твоей скороспешно женитьбы? Если бы я захотела, сделала бы это раньше.
— Нас не изменить. — Истомин грустно окинул меня взглядом, вновь эта венка на его шее…
— Зачем? — Он сразу же понял. Не отвел глаз, я знала, не в его правилах сдаваться. Человек, на кону которого ума людских душ, сейчас с остервенением губил и мою.
— Затем, для чего люди создают обычную нормальную семью. — Он заметно напрягся, а в моем мозгу только и слышался отрывок последних сказанных слов "нормальную, обычную…".
— Ты не задумывался над этим несколько месяцев назад. Дело в деньгах?
Он резко поднял глаза, и я остановилась, слова стали застревать в горле. На что-что, но деньгами Андрея никогда не можно было купить, так было всегда.
— Угадала! — Почему-то слегка усмехнулся, сделавшись похожим на дьявола, исказив края красивых губ в ехидной ухмылке. — Лиз, тебе незачем здесь быть. Давай прекратим этот бессмысленный разговор, и я отвезу тебя домой.
— В день собственной свадьбы? — Точно такая же ухмылка тронула мои пересохшие от напряжения губы. — Как мило, ради меня ты собираешься пожертвовать таким запоминательным вечером!
Он сделал шаг в сторону, параллельно касаясь меня чуть выше локтя, попытался сдвинуть с места. Тщетно.
— Бог мой, Андрей, ты даже не попрощаешься с любимой женушкой? — Я изобразила дикое удивление, хотя в груди все клокотало. — Облом, милый братишка! Я никуда не поеду!
Казалось, Истомин раз пять изменился в лице. От ярко выражено злости, ярости, горечи и…здесь я наверняка ошиблась…он смотрел на меня с грустью и толикой нежности внутри.
— Лиза, я когда-то обещал засунуть в твой ротик подходящий фрукт, еще несколько слов и я совершу задуманное.
В памяти обоих мигом всплыл тот вечер, когда я, как обычно бурча что-то себе под нос, в очередной раз вывела его из себя.
— Иди. Наверняка тебя ждет орда гостей и миллион подарков в розовых ленточках. — Я предусмотрительно отступила на шаг, давая Истомину возможность пройти.
— Я думаю, Светлана разберет их без меня.
Имя его жены лезвием резануло слух, но я сдержалась.
— Наверное, твои важные гости подарят не менее важные подарки. Рулон туалетной бумаги, что бы вытирать сопли своей благоверной, расческу, что-бы наконец привести ее прическу в божеский вид, эпилятор… — Мой занимательный рассказ прервал необычно тихий голос Андрея.
— Лиза, а ты…? Что хотела подарить мне ты?
Я подняла голову, на мгновение захотелось провалиться сквозь землю и втайне от него утихомирить сумасшедший ритм собственного сердца. Ничего вроде не поменялось, Истомин так и стоял в полуметре от меня, но мне вдруг показалось, что расстояние стало довольно ближе. Кожей щеки сквозь стену воздуха я ощущала его горячее дыхание, видела прозрачную венку на шее, совершающую ритмичные подергивания чаще, чем обычно. Любимые синие глаза, в эту минуту застланные пеленой нежности и боли. Легкое касание моей щеки, и на несколько секунд ощущение кончиков пальцев на моей трепещущей коже. Я вздрогнула, как можно ближе прижавшись к нему всем телом.
— Себя…, - не веря собственным ушам, что слова все же вырвались их моего рта, в следующую секунду я жадно припала к его губам, впиваясь в его плоть в страстном нетерпеливом поцелуе. Столько ночей, проведенных о воспоминаниях сладости его губ, их манящих глубинах…Сейчас я таяла, словно снег при первых лучах солнца, я полностью растворялась в Моем мужчине. Всего несколько секунд, когда я почувствовала ответное движение языка, дикое объятие его рук на своей талии, длинные пальцы, лихорадочно скользящие вдоль кожи позвоночника. Приглушенны стон, принадлежащий обоим…
— Последний раз…, - я бессвязно шептала, ладонями пробравшись за ворот рубашки, в непонятном охватившем тело безумстве исследуя его кожу на ощупь.
— Лиза…, - хриплый стон мужчины и… Я уже стала понемногу забывать, как может звучать мое имя на Его губах в моменты страсти…
Всего несколько секунд…когда начатая мной пытка прекратилась, и, остановившись в миллиметре от моих губ, Андрей медленно, слишком медленно оторвался, отступив на шаг. Руки, по-прежнему лежащие на моих плечах, сбивчивое дыхание обоих, и его хриплое: "Прости", буквально на самое ухо.
— Никогда. — Я до крови закусила распухшую от его ласк губу, резко отворачиваясь от мужчины.
А дальше…тихо вскрикнув, почувствовав внутри себя адскую нечеловеческую боль, я стала медленно сползать вниз, руками продолжая до жути сжимать вездесущее дерево. Вновь моя родная темень, ставшая для меня в последнее время таким нужным спасением и чувство, как будто из тебя выдирают все внутренности, разрывая тебя насквозь. Я глухо сползала вниз, и уже чувствуя на талии такие родные крепкие руки, в полутьме продолжала молиться, просить, молить у Бога не забирать у меня мое дитя…"