Синие глаза, ускользающие от нее с каждой секундой, тихие хрипы с пересохшего горла, ноздри, с шумом втягивающие последние глотки кислорода…

Лиза не помнила, как перешагнув через бездвижные тела мужчин, в такт своему сердцу оказалась рядом с Андреем, прильнула к нему, трясущимися руками ощупывая лицо, руки, грудную клетку. Притянула к себе, впиваясь холодными пальцами в смуглую кожу лица, слыша очередной хрип, словно в бреду, прижимая к себе, другой ладонью чувствуя горячее пятно слева на груди, просачивающееся сквозь его футболку.

Уже не обращала внимания на то, что рядом суетились люди, некоторые из мужчин заламывали руки раненным парням Глеба, услышала за спиной знакомый голос, знала, что отец. Склонился рядом, тормоша обмякшего племянника за руку, видела, как синие глаза Никиты заблестели, наливаясь горечью слез. Оторвала от груди его лицо, рывком отклеив со своих губ серую полоску скотча, чувствуя терпкий вкус собственной крови и жжение от отодранной кожи.

Вновь крик, какой-то мужчина рысью бросился к ним, присев на колени, принялся нащупывать пульс на запястье Истомина, то и дело шепча: "Дружище, прорвемся… не из таких передряг вытаскивались…"

А она, заглушая горькие потоки слез, жадно, словно обезумевшая принялась целовать его лицо, подрагивающие веки, холодную кожу щек и сухие, синюшные губы…

— Андрей…обещал же…говорил верить…, - словно в бреду раз за разом повторяла, впиваясь ногтями в кожу ладоней, оставляя на себе кровавые метки. — Ты же обещал мне!!! — Перешла на крик, давясь собственными слезами, зарыдала навзрыд. — …никогда не бросать, не оставлять меня!!! Я же не смогу без тебя!!! Люблю…люблю тебя…, - кричала, сменяя крик на шепот, вновь срывая воспаленный голос, впиваясь застланными пеленой горячих слез глазами в черты его лица.

Уже не слышала, как в спешке забегал мужчина возле нее, что-то жестикуляцией доказывая Никите, как тот напрягся, как-то изменился в лице, с лучом надежды внутри…

— Лиза, это Владимир, он врач, сейчас осмотрит…, - слова Никиты, словно с того света, убеждающие Лизу, о чем-то просящие…не слышала ничего, пытаясь заткнуть кровящую рану пальцами, срывая с себя остатки футболки, уже насквозь пропитанные багряной жидкостью. Район сердца…темная, горячая струя, выбегая из тела, отбирая последнюю надежду на жизнь…

— Не смогу без тебя…с тобой…не могу потерять…уже теряла самую дорогую часть тебя…люблю…люблю…,словно заклятие, Лиза приподняла его голову, укладывая на свое плечо, закрывая темные курчавые волосы светлыми прядями своих, в беспорядке свисающих на лицо мужчины.

— Девочка моя…Лиза…, - не верила, широко распахнув глаза, метнула взгляд на любимое лицо, еще до конца не понимая, причудилось ли? — Ты сможешь…, - прошептал, прикладывая последние силы, с нежностью вглядываясь в любимое лицо, опухшие от слез глаза, капельки крови на истерзанных губах, прижимающихся к его остывающей коже.

Замерла, в следующую секунду уже ни видя ничего перед собой, только прозрачность его взгляда, ласкающего ее лицо.

— Андрей…, - сквозь поток слез, не слыша собственный голос, только стук сердца в ушах, пронзенный его осипшим шепотом. — Смогу, я все смогу…рядом с тобой…

— Хочу чувствовать твои руки…, - напрягся, отдавая последние силы этой просьбе, чувствуя кончики тонких пальцев на лбу, нежно ласкающих кожу носа и губ, блаженно улыбнулся. — Прости меня…Лиза…за все… Прости за боль, которую причинял тебе…прости за слезинки, которые я знаю, сейчас сбегаю по твоим щекам…

— Простила, давно простила…, - в перерыве, касаясь губами его век, подрагивающих при ее горячем дыхании. — Не говори ничего…тебе тяжело…

— Холодные…, - словно в пустоту, чувствуя ее озябшие ладони, с каждой секундой все менее четко видя ее лицо, горящие пламенные глаза…, - прости, что не смогу больше согреть… Лиза, обещай мне…

— Я сделаю это, когда ты поправишься…, - прошептала, давясь от дикого потока слез, струйками стекающими вдоль бледного лица, горячими каплями спадающими на Андрея.

— Родная, не плачь…я опять заставил тебя плакать…, - замолчал, с неимоверным усилием сглотнув, уже не видя, только слыша ее хриплый голос, дрожащий между рыданиями. — Лиза…я хочу знать, что ты будешь счастлива…

— Я не смогу…я никогда не смогу быть счастливой без тебя…

— Обещай, что ты постараешься…ради меня…

— Я не могу…не умею…Андрей…, - припала губами к его глазам, лихорадочно что-то высматривающим перед собой.

— Не вижу тебя…родная, обещай…я хочу знать, что ты проживешь до глубокой старости, покинув мир…в окружении детей и внуков…

— Я обещаю…, - шептала ему в губы, водя пальцами по подрагивающим векам, мягко вжимаясь в его губы, в последний раз пробуя их на вкус…твердые, холодные.

— Ты всегда была моим солнечным лучиком…моей единственной…я всегда любил тебя…буду любить и в аду… унесу с собой…

— Люблю тебя…никогда не забуду…Боже…ну за что?!! — уже кричала, вновь срывая голос, тихо шептала в губы, слыша, как они остывают с каждым мгновеньем.

— Ты обещала… я всегда буду рядом, не оставлю…, - последние слова, эхом застрявшие в комнате, срывающиеся с сухих кровящих губ… Откинутая на ее живот голова Андрея, закрытые потухшие факелы глаз, всегда освещающие ее жизнь, теперь догорали навеки. Дико вскрикнула, уже не понимая, как чьи-то руки оттаскивали в сторону, а она все рвалась к нему, пытаясь удержать в алых от его крови руках любимые холодные ладони, что-то выкрикивала в своем сладком безумии. Как крепко держал отец, прижимая к себе ее обессиленное тело, сумбурно гладил по светлым волосам. А потом…лишь спасающее душу забвение, унесшее Лизу с собой, когда падая в мягкие руки отца, видела перед собой любимое лицо и его последнее: "…солнечным лучиком…единственно…всегда любил…буду любить. не оставлю…"…

Запись из дневника:

" В тот день я узнала, что значит побывать в Аду, полностью окунувшись душой в эту бездну…

Тяжелая голова, которая непонятно какими силами сумела удержаться на мое шее, отдавала мелкими покалываниями в районе висков, все тело ломило. Открыла глаза, наткнувшись взглядом на обеспокоенный вид отца, сидевшего рядом. Медленно обвела глазами комнату, только сейчас поняв, что нахожусь в больнице. Белый потолок, белоснежные стены, я на бледно — серой койке и тонкая игла, вводящая в организм препарат, подключенная к моей вене.

Спустя несколько минут стало доходить, что именно я здесь делаю. Моменты недавнего прошлого, словно сцены из черно-белого кино, хаотично прокручивались в сознании, пронзая тело почти физической болью.

Андрей…Его больше нет. Я уже привыкла к сознанию, что никогда больше не увижу его моим, навеки отдавая его другой женщине. Знала, что по утрам свой нежный ласковый поцелуй он будет дарить другой, не меня обнимая, засыпать ночью, переплетая свои ноги с моими, не я буду ощущать его горячую ладонь на своей талии под одеялом, не я рожу первенца, которого Он так заветно мечтал увидеть…я знала, я чувствовала, Он мужчина, и ничто мужское Ему не чуждо.

Но вот так…знать, что больше никогда не увижу его на людных улицах, не смогу посмотреть в глубину глаз, вновь тоня и всплывая в их темных угольках, не смогу слышать родной голос, пускай обращенный и ни ко мне, не увижу…больше…никогда…

Заплакала навзрыд, отчего система от капельницы задергалась на руке, и тонкая игла выскользнула из кожи, прихватив лейкопластырь. Через несколько минут сестра, тут же вызванная моим отцом, вновь подключила лекарство, а я чувствовала лишь пустоту, поглощающую все мое существо.

Пришла в себя лишь тогда, почувствовав, как отец сильно трясет меня за плечи, сияя синими, так похожими на Его глаза, глазами.

— Лиза, доченька…он жив! Андрей жив! Сейчас он в операционной…молись, Лиза, молись…

И я молилась, залпом, словно в последний раз и больше не успею, перебирала в памяти все слышимые мной когда-либо молитвы, моля Господа об одном, что бы он даровал Ему жизнь. Я клялась, я божилась, что взамен отдам Богу все, что он пожелает, включая и свою жизнь. Попросила отца принести мне иконку или маленький крестик. Отец улыбнулся сквозь застилавшие глаза слезы, потянулся рукой к шее, вытягивая из-за ворота рубашки тонкую цепочку с изящным крестиком внизу.

— Боже, я обещаю…я исчезну из его жизни, я навсегда уйду, я не могу дать обет забыть Его, потому что это не в моих силах. Но я даю тебе клятву, я больше никогда Его не потревожу, только подари ему жизнь. Я знаю, Он не безгрешен, но я откуплю собой все его грехи, только дай ему дышать. Я знаю, мы грешны оба, потому что вступили в кровную связь, но я готова тащить этот крест на себе, только не забирай его душу, возьми мою…

Медленно, словно прощаясь с ним, передала крестик в протянутую ладонь отца, прикоснувшись к ней пальцами, почувствовала обволакивающее тепло.

— Лизочка, я позвонил маме, она в пробке, но через полчаса должна быть здесь. — Отец, казалось, постарел на лет пять, он продолжал находиться рядом, и я еще никогда не чувствовала его так близко. Я немного кивнула головой, чувствуя, как рябь вновь встает перед глазами, словно помехи в черно-белом телевизоре.

— Сколько времени длиться операция? — Выдавила из себя, до ужаса боясь услышать точную цифру.

— Солнышко, мы здесь всего час. — Отец склонился, нежно поцеловав мою раскрытую ладонь. — Владимир, друг Андрея, он оказался замечательным врачом, сейчас он в операционной с профессиональной бригадой хирургов, они делают все возможное.

— Где мы? — Хотела спросить громче, но получилось глухо.

— В Подмосковье, у Андрея было сильное кровотечение, он потерял слишком много крови, поэтому ехать в Москву было бы опасно. Лиз…? — Отец хотел что-то спросить, но тут дверь отворилась, и в палату буквально вбежала встревоженная медсестра в маске, больничных бахилах, с каплями крови на белоснежном хирургическом костюме. Я замерла, сердце, казалось, остановилось, предчувствуя неладное. Что могло заставить мед работника вот в таком виде сорваться с рабочего места, не укладывалось в голове. Если только…кровь отлила от лица, и я бессильно откинулась на подушку, отмечая крупные капли пота, выступившие на лбу.

— Черкасова? — Девушка метнулась ко мне, застывая посреди комнаты. — Владимир Алексеевич говорил, что вы являетесь родственницей пациента Истомина. — На мгновенье перевела дыхание, после заговорив скороговоркой. — У нас маленькая больница, сами понимаете, до станции переливания крови еще часа три… У оперируемого сильное кровотечение, мы никак не можем остановить, антикоагулянты не помогают. Если бы ваша группа крови? — Замолчала, уставив на меня глубокие чистые глаза, с паникой и волнением вглядываясь в мое лицо. — Если бы, или ваш отец…

— Я…, - твердо поднялась, хотя это давалось с большим трудом. Отец, не смея перечить, видя полыхающий огонь в моих глазах, приподнял за талию, помог свесить ноги с кровати.

— Оля! — Крикнула та кому-то позади, показывая мне присесть. — Готовь реактивы на совместимость!

А после…после для меня наступил полнейший шок, когда узнав, что наши группы крови совершенно разные, более того, они вовсе не совместимы для близких родственников.

Не имея времени для размышлений, видя только не понимающий взгляд отца и девушки в белом халате, смогла уловить только легкий кивок папы, и понятливый взгляд медсестры.

— Третья резус позитивный! — Я видела, как радостно улыбнулась молодая девушка, напряжение на ее лице стало постепенно спадать. Она в паре еще с одной медсестрой, к которым после подключился лет сорока доктор, оставили отца в манипуляционной, мне же посоветовали прилечь на кушетку. Я тяжело опустилась вниз, чувствуя, как вновь закружилась комната перед глазами, и сознание в очередной раз помахало на прощанье рукой.

С мамой встретилась спустя несколько часов, все-таки пробка была существенной, и она задержалась на полтора часа. Отец, отдав племяннику приличное количество крови, теперь лежал на кушетке, принесенной несколькими санитарами в мою палату. Я же, под присмотром другой, приветливой краснощекой медсестры отлучилась в туалет, опираясь на полную фигурку медработницы. Если бы тогда я знала, чем обернется для меня возвращение.

С матерью я встретилась буквально в пяти метрах от палаты, она, словно обезумев, неслась в палату, не увидев меня, ворвалась внутрь, видя распростертого на кушетке отца и женщину-доктора, наблюдающую за его состоянием.

— Где Лиза?!! — Крик мамы разносился по всему холлу, наверняка вырываясь за пределы трехэтажного здания, носившего звание местной больницы.

— Ее нет…, - прохрипел отец, видимо, намереваясь продолжить, что я отлучилась в уборную. Следующая реакция матери была непредсказуемой. Она глухо упала на колени, сгибаясь вдвое, уронив голову с безупречной прической на руки.

— Будь он проклят! Будь проклят твой Андрей, который забрал мою девочку с собой! Ненавижу! Ненавижу и презираю! Лучше бы он сдох!!! — Отборная брань, которую я никогда прежде не слышала от своей матери, сыпалась как из рога изобилия. — Все из-за него!!! Мразь, поддонок!!! Сломал нам всю жизнь!!! Вначале обрюхатил мою дочь, потом вовсе сбежал в кусты, оставив Лизу одну разгребаться со всем эти дерьмом! Моя дочь, Боже…, - закричала, и до того, как я протянула руку, пытаясь дотронуться до ее плеча, ненавидяще сверкнула в отца безумными зелеными глазами.

— Алла, Андрей не знал, он думал, что… — Отец попытался привстать, но был оглушен новым потоком информации, заставившей его побледнеть и схватиться за сердце.

— Что?! — Захохотала, вызвав неподдельный ужас на моем лице. — Что, брат?! Боже…моя девочка…, - зашептала, в следующий миг подняв горящие адским пламенем глаза на отца. — Да не брат он ей, и никогда не был!!! Что, Никита, удивлен?!! — Вновь приступ хохота, и мама продолжила, упиваясь собой и истощая новый поток яда. — Лиза никогда не была твоей дочерью!!! Ни-ког-да!!! Ты…я пыталась, видит Бог, я пыталась забеременеть от тебя, но после того злосчастного выкидыша, когда я застала тебя с секретаршей, я больше не могла забеременеть от тебя!!!

— Я никогда не…, - Папа завертел головой, не веря в происходящее, что-то шептал, смотря на жену широко распахнутыми глазами, не понимая и не желая верить ни одному слову.

— Ты кобель, ты всегда им был и останешься до самого гроба!!! Лиза моя дочь, она моя и будет ею до конца!!! Ее нет, но теперь она никогда не будет принадлежать этому ублюдку, твоему племяннику…Бог мой, как же я вас ненавижу!!! — Перекошенное лицо матери, медленно поворачиваемое ко мне в тот момент, когда я тихо вскрикнув, стала медленно сползать по стене.

Запись из дневника:

Два дня я безвылазно сидела у Его постели, час за часом наблюдая, как медленно оживает лицо любимого. Нет, до здорового румянца здесь было еще далеко, но Андрей наконец стал проявлять первые признаки своего присутствия. Кожа, не такая бледная, как прежде, синие круги под глазами, в противовес им размеренное, уже не подключенное к аппарату дыхание.

Андрей пришел в себя на вторые сутки, в девять вечера, под сильные струи дождя, моросящие в больничное окно. Отец убеждал меня перевести Его в Москву, но я наотрез отказалась. Почему? Во-первых, поговорив с Владимиром, как потом оказалось, тем самым товарищем Андрея, в чьей квартире мы обитали, он убедил меня остаться, объясняя, что встряски и переезд негативно может сказаться на еще не ослабшем организме. Во-вторых…да, я была эгоисткой, но я боялась. Боялась, что в один миг в палате появиться Его жена, женщина, на чей палец Он надел обручальное кольцо, клянясь в вечной верности.

Я сидела рядом, утопая босыми ногами в просторном кресле, притащенном для меня специально из ординаторской, прикрывшись клетчатым пледом, легонько облокотилась о спинку, не сводя глаз со спящего мужчины.

— Лиза…, - словно изо сна. Когда открыла глаза, на меня смотрели синие, уставшие и оттого не менее счастливые огоньки его глаз, мягкая улыбка на приподнятых кончиках губах и поток нежности, исходящий от любимого. Я встрепенулась, еще до конца не веря в происходящее, больно ущипнула себя за ногу, сквозь ткань брюк почувствовав щипок. В следующую минуту бросилась в объятья Андрея, обнимая мужчину, зарылась губами в выемку на шее, слыша тихое в район уха: "Люблю…"

Андрея перевели в Москву на пятые сутки, а до тех пор… Эти пять дней, когда я была бесконечно счастлива, дни и ночи, которые я проводила рядом с любимым мужчиной. Это было данное Богом блаженство и одновременно сладкая пытка, ведь я понимала, что всему приходит конец…

Я промокала его губы салфеткой, видя, как Он хочет сделать несколько глотков воды, поила из ложечки, видя немую благодарность в синих омутах глаз. Я сидела рядом, любуясь его сомкнутыми веками и тем, каким смешным, почти детским становиться его лицо под покровом сна, как смешно он морщит нос, хмурит брови, а после ищет мою маленькую ладонь, пытаясь заключить в свою большую. В тот вечер он впервые попросил меня лечь рядом, и я смогла сменить продавленную кушетку на еще более твердую постель Андрея, которая рядом с ним казалась мне мягкой периной. Я прилегла сбоку, видя его взгляд в отблесках заглядывающей в окна луны, улыбаясь краешками губ. Проснулась, чувствуя, как сильные, слегка похудевшие руки крепко обнимают меня за талию, а мужчина, уткнувшись лицом в затылок, обдавал горячим дыханием воспаленную кожу. Легко выскользнула от любимого, видя, как он недовольно нахмурился во сне, ища меня рядом. Направилась в больничную столовую, принеся оттуда куриный бульон, стала кормить Андрея из ложечки. Владимир Алексеевич, тот самый Вовка из юности Андрея, заходил по нескольку раз на день, улыбаясь, говорил, что благодаря такой сиделке Андрей невероятными темпами пошел на поправку, а я сидела, не сводя глаз с любимого, загадочно улыбаясь. Пять дней, пролетевших незаметно, дыша одним воздухом, засыпая и просыпаясь в один миг.

Сказки не для меня, и я отнюдь не тяну на героиню Золушки. Моя сказка окончилась по прошествии пяти дней, когда отлучившись на чуток домой и наконец-то приняв полноценный душ, по полной затарилась сумками, направившись в больницу. Длинный безлюдный коридор, вдоль стены которого обнаружила пожилую женщину, рыдающую навзрыд и молодого мужчину со стетоскопом, видимо врача, сломя ноги бегущего в соседний корпус. Переместила увесистый пакет в другую руку, почувствовав, как затекли пальцы, мягко улыбнулась. Столько продовольства, какое я загрузила для Андрея, несколько часов подряд простояв у плиты. Даже бедная кухарка, с интересом поглядывающая на меня, разулыбалась, впервые видя меня за этим занятием. Чаще всего я поглощала, а не готовила пищу.

Тихий, блестяще чистый холл, ведущий к элит- палатам, и я, словно почувствовав неладное, замерла в двух шагах от нужной палаты. Шестое чутье, долбанная интуиция, преследовавшая меня по пятом, я до последнего надеялась, что бы на этот раз она меня подвела.

Подошла ближе, сквозь случайно неприкрытую створку двери услышала тихий женский плач, со временем переходящий навзрыд.

— Я чуть сума не сошла, я искала, я сотню раз на день звонила Никите, но он упорно продолжал молчать…, - женщина всхлипнула, а я так и замерла у двери, мысленно умоляя, что бы мне заложило уши. Потому что сделать шаг и уйти я просто физически не могла. Его жена, я поняла это из диалога, по тому, как близко она склонилась к лежащему мужчине, увидела его смуглую руку на ее темных волосах.

— Света, все слишком далеко зашло, я не хочу причинять тебе новую боль…, - хотел продолжить, но его жена в два мига перебила, всхлипывая и прикладывая к лицу салфетку.

— Андрей, если бы я только знала…я бы все отдала, только бы быть рядом с тобой…, - новый поток слез, утонувший в ее рыданиях, и то, что я отчетливо смогла расслышать, — …уже два месяца, срок небольшой, но я не хочу терять этот шанс. Ты мой муж, ты должен быть со мной, особенно сейчас… Рим…

Дальше я уже плохо соображала, слыша только последние обрывки фраз и сказанное напоследок "Два месяца…срок небольшой…не хочу терять этот шанс…". Его жена была беременна, и он, всегда мечтающий о крепкой настоящее семье, наконец-то имел возможность ее обрести.

А я? Тихо, словно привидение, отошла от стены, ища глазами пост, возле массивного стола отыскала взглядом пожилую медсестру, попросив отнести в пятую палату приготовленный пакет. Не чувствуя ничего, только поглощающую меня пустоту, все еще пошатываясь направилась к выходу, понимая, что вот и пришел черед выполнить перед Богом мою клятву, оставив Его навсегда…

Пять дней, за которые я так и не сказала Андрею о нашем "родстве", поначалу просто боясь тревожить, потом…все время искала подходящего момента. Не понадобился.

Словно под воздействием чего-то вызвала такси, с отрешенным взглядом уставилась в окно, пытаясь не замечать заинтересованного взгляда водителя. Добравшись до дома, в знак приветствия кивнула отцу, сидевшего возле камина в обнимку с бокалом виски. Уже не в первый раз замечала его за этим занятием, подошла ближе. Подавленный, разбитый…сейчас Никита Черкасов больше не напоминал мне того властного, самодовольного мужчину, стоящего в моих глазах много лет.

— Папа, — Я приблизилась к отцу, отодвигая бокал, крепко обняла. — Ты навсегда останешься для меня моим отцом, самым любимым и единственным. — Вложила в эти слова всю свою любовь к этому мужчине, спустя столько лет наконец-то сумев осознать, что испытываю к своему отцу. Он наклонился, и я увидела несколько прозрачных ручейков, стекающих с уголков пронзительно синих глаз, с любовью и нежностью смотрящих на меня.

— Доченька, моя самая родная дочь. Моя кровь, ты всегда ею была, ты останешься ею навсегда. — Первый раз в жизни я видела, как этот рослый мужественный мужчина плачет, смахивая крупные слезинки руками, прижимая меня к себе. — Я люблю тебя, доченька, моя малышка, самая родная…

Шептал в мою светлую макушку, крепко-накрепко вжимая меня в себя.

Вещи матери отец собрал еще в первый день, отправив их в загородный дом вместе с нанятой прислугой. Он не хотел бередить эту тему, и я лишь смогла узнать, что мать действительно изменила отцу после неудачно оборвавшейся беременности, придумав себе его роман с секретаршей. Злые люди, которые часто встречаются на нашем пути постарались, благодаря им крепкая любовь, испытываема мамой многие годы превратилась в дикую ненависть, потом же укрепляясь уже присущими изменами отца.

Отец уже приступил к оформлению развода, а я так и не смогла проведать мать, хотя она и рвалась устроить нашу встречу. Узнала только, что сейчас мама проходит реабилитацию в психологическом центре, приводя свое внутреннее состояние в нужный баланс.

А я? Поговорив с папой, видя тревогу во взгляде, но все же так нужную мне поддержку, поднялась к себе в комнату, отодвинув дверцу шкафа-купе, принялась лихорадочно вытаскивать осенние вещи, не выдержав, опустилась на колени, уронив светлую голову на замок рук. Я уезжала из этого города, теперь уже навсегда…

Тогда я еще не знала, что после визита дежурной медсестры с увесистым пакетом в руках, при ее словах, что данную снедь передала молоденькая высокая светловолосая девушка, Андрей, словно раненный зверь, выскочил из палаты, придерживаясь правой ладонью за еще не зажившую рану на груди, на ходу выкрикивая мое имя.