Банки занимаются предоставлением услуг платежного оборота и кредитования на рынке этих услуг, на рынке, на котором банки в качестве кредиторов встречаются с индивидуумами и компаниями в качестве заемщиков и потребителей кредитов. Банковское дело следует описывать понятиями рынка кредитов и платежных услуг, а не понятиями квазигосударственного ведомства «Кредитование». В прежние времена банковское дело и предложение кредитов часто формулировались понятиями квазигосударственного управления и выдачи кредитов заявителям. В течение десятилетий кредитной экспансии и легких денег кредит, прежде всего в виде потребительского кредита и кредита на покупку акций, рассматривался как своего рода потребительское благо, по большому счету не связанное с этическим нормированием, как и любое другое потребительское благо.

Финансовый кризис показал, что обе эти позиции необоснованны. Кредит не является ни суверенным актом предоставления ссуд, ни потребительским благом, как все остальные. Банки и финансовые институты должны осознавать особый характер своей деятельности, не утрачивая при этом своего высокого статуса. Элемент доверия и веры клиентов играет при кредитовании ту роль, которая на других рынках существенно менее значима, так что чисто коммерческое, ориентированное на получение прибыли понимание кредитного дела как квазивозвышенной функции эмиссии денег в результате кредитования тоже далеко не полностью оправданно. Банк должен убеждаться в сохраняющейся кредитоспособности заемщика на протяжении всего срока кредитования, используя мониторинг и продолжая отношения «банк – клиент». Если он этого не делает или пытается свои обязанности мониторинга, как в примере с обеспеченными долговыми обязательствами (collateralized debt obligation), перекладывать на других, в свою очередь в недостаточной мере реализующих свои функции, долговой риск в финансовой системе будет передаваться вне зависимости от длительности отношений банка и заемщика с тщательным мониторингом.

 

2.1. Цели и задачи кредитного рынка

Экономические связи между кредитным рынком и рынком капитала предпочтительно демонстрировать, используя для характеристики банковского дела понятия рынка кредитов. Согласно теории портфельных инвестиций, инвестор вкладывает свои накопления в проекты с различной степенью риска, с различным классом риска. Вкладчик и инвестор могут сделать выбор между хранением собственных средств на банковском счете с возможностью немедленного изъятия их в любое время, вложениями средств на банковский счет с определенными периодами реализации права на их изъятие или перевод в качестве срочного вклада, инвестициями в интересах кредитора и инвестициями в акции на рынке капитала. Различие зависит от восприятия инвестором рисков и от его предпочтений доступности к своим деньгам, вложенным на определенное время, т. е. от его потребностей в ликвидности. Обладатели накоплений оптимизируют свой портфель, распределяя его между различными видами вложений, которые могут инвестироваться в кредитном рынке на краткосрочные или долгосрочные банковские счета или вкладываться в проекты в интересах клиента, а также размещаться на рынке капитала в виде долей участия или акций.

При этом банки конкурируют за финансовые активы или вклады своих клиентов, и прежде всего тех, кто открыл у них свои безналичные счета. Разумеется, они конкурируют не только между собой, с тем чтобы использовать эти средства в качестве банковских вкладов на своих счетах, но и с альтернативными способами использования накоплений в виде ценных бумаг с фиксированными процентами или акций.

а) Цель банка в отношениях с вкладчиками в качестве кредиторов банка

Владельцы счетов передают свои деньги банкам и тем самым хранят их на разного рода банковских счетах по трем причинам. Они размещают деньги на счета до востребования, с тем чтобы облегчить свои платежные операции и располагать своей наличностью таким образом, чтобы она была ликвидной в любой момент; они инвестируют также накопления во вклады на банковские счета, приносящие проценты, с конкретными сроками возврата как в ту часть своего портфеля, которая обеспечивает низкий риск и небольшую прибыль. Клиент, который имеет свой счет до востребования в банке, ожидает от него, что тот уменьшит и даже полностью возьмет на себя риски платежного оборота, а также послужит тем институтом, который будет гарантировать сохранность его ликвидных денег и финансовых инвестиций.

Первая обязанность банка перед своими клиентами, которые предоставляют ему свои деньги, вытекает из природы вещей банковского дела, из существа банковских операций, которые способствуют уменьшению рисков инвесторов, разместивших свои средства на счетах до востребования. Первая обязанность их менеджмента перед держателями вкладов до востребования – обеспечение доверия и надежности в управлении этими счетами. В этой обязанности проявляется и первая добродетель банкира – надежность и неприятие неоправданных рисков. Сюда следует добавить тактичность и соблюдение банковской тайны.

Обобщая все вышеназванное, задачу банков в отношениях с клиентами, имеющими безналичные счета, можно представить следующим образом:

1) банки облегчают и координируют платежные операции;

2) они обеспечивают сохранность ликвидных средств в условиях поддерживаемой ликвидности;

3) банки создают условия для инвестиций капитала, который должен вкладываться без риска и вместе с тем обеспечивать (незначительную) норму прибыли.

б) Цель банка в отношениях с пользователями кредитов как заемщиками банка

С позиций своих должников банки сталкиваются с совершенно различными ожиданиями. Частный и промышленный заемщик или получатель кредитов ожидает от своего банка, что тот предложит ему выгодные по ценам финансовые средства, включая возможность их использования и для рискованных сделок. На рынке кредитов для промышленных клиентов банки опять-таки конкурируют с рынком капитала и другими альтернативными возможностями, предлагаемыми компаниям для финансирования их инвестиций. Компании могут привлекать капитал путем выпуска займов или акций на рынок капитала, осуществлять самофинансирование на основе направления прибыли на пополнение собственного капитала. Банки конкурируют за своих должников и тем самым за приносящее прибыль кредитование как между собой, так и на рынке капитала или с различными формами самофинансирования компаний.

Первая обязанность банков перед своими клиентами, испытывающими потребность в кредите, возникает из природы вещей кредитования, из существа банковского дела, готовности предоставления финансовых ресурсов для рискованных сделок их клиентов.

Первая обязанность банков перед своими заемщиками при таком подходе отличается объективностью и благоразумным скепсисом даже при кредитовании хороших инвестиционных проектов. Первая добродетель банкира по отношению к своему заемщику – это объективность и взвешенный подход к риску.

в) Задача банка: посредничество между своими кредиторами и заемщиками

Очевидно, что обязанности и добродетели в активе банковского баланса не уравновешены соответствующими статьями в пассиве банковского баланса и находятся во взаимном конфликте. В своих действиях и правилах, определяющих отношения с клиентами – владельцами безналичных счетов или счетов до востребования, банк должен минимизировать риски и действовать осмотрительно, в то время как в отношениях с промышленными заемщиками он должен проявлять готовность к рискам и необходимую строгость. При этом банк должен найти путь, для того чтобы уравновесить различные обязанности и добродетели минимизации рисков и готовность взять их на себя. Он должен быть посредником между ожиданиями своих вкладчиков, обеспечивая минимальные риски, и ожиданиями заемщиков, беря на себя риски.

Противоречие между двумя ролевыми ожиданиями и добродетелями банковской деятельности и необходимостью достижения баланса между ними на уровне этики банковского дела отражает задачу банка, связанную с посредничеством между предложением и спросом на финансовые средства, между накоплениями и инвестициями или, выражаясь точнее, с посредничеством между предложением денежных средств для инвестиций с низким риском и спросом в финансовых средствах для инвестиций с высоким риском. Они отражают также тот факт, что банк одновременно выступает в роли должника и инвестора, заемщика и кредитора. Он является заемщиком в отношении своих вкладчиков и вкладчиком в отношении своих клиентов по кредитам. Он находится между двумя долговыми отношениями.

Не всегда легко выполнять задачу банка – соответствовать обеим ролям в качестве заемщика вкладчиков и кредитора заемщиков. В связи с этим необходимо в соответствии с требованиями хозяйственного права создать так называемую противопожарную стену (firewalls), реально изолировать подразделения одного и того же банка, которым по необходимости приходится руководствоваться различными правилами, с тем чтобы между ними не происходила инсайдерская торговля. Подразделение, консультирующее клиентов по вопросам покупки акций, должно функционировать отдельно от того подразделения, которое непосредственно осуществляет биржевые операции этих клиентов, их должна разделять своеобразная «противопожарная стена», для того чтобы различные ожидания клиентов этих подразделений не могли найти свое решение в инсайдерской торговле. Не все противоречия разрешаются путем торговли между банковскими подразделениями. В соответствии с этим должна существовать «противопожарная стена» между подразделением банка, управляющим его вкладами, и подразделением, которое занимается кредитованием. Здесь налицо конфликт интересов вкладчиков и интересов заемщиков, который надо иметь в виду для его успешного решения и соблюдения требуемого баланса. Пределы эффективности функционирования «противопожарной стены» определяются тем фактом, что правление компании и правление банка должны быть в курсе всех процессов, происходящих в компании, т. е. для них «противопожарная стена» должна быть прозрачной. Правление должно постоянно через «противопожарную стену» получать информацию обо всех проходящих в банке процессах. Применяемое иногда ограничение требований финансовой этики может позволить сторонам извлекать выгоду с любой стороны «противопожарной стены», что связано с их инсайдерским положением.

Из проделанного выше анализа следует, что банки не могут быть только маклерами, выступая посредниками между предложением финансовых средств для инвестиций с низким риском и спросом в финансовых средствах для инвестиций с высоким риском, так как предложение и спрос в финансовых средствах не совпадают по времени и по масштабам. Напротив, их следует в первую очередь уравновесить. Это возможно при выполнении банками задачи формирования пула средств с низким риском из привлеченных вкладов и трансформации их в финансовые средства с нормальным или высоким риском при выдаче кредитов. Банки должны точно так же брать на себя риски на стороне своих вкладчиков, выступающих в роли косвенных кредиторов, как и соглашаться с ними на стороне своих заемщиков или получателей кредитов.

г) Отступление от темы: долговые отношения

Долговое отношение – это любое отношение права или обмена, которое дает стороне, кредитору, продавцу, ребенку или одному из родителей, наконец, государству право требовать от другой стороны, должника, покупателя, ребенка или одного из родителей, наконец, гражданина определенного действия, возможно, даже в форме его неисполнения. Долговые отношения возникают из отношений обмена. Вступление в отношения обмена и изъявляемое затем согласие на обмен обосновывают долговое отношение, оформлено оно юридически или нет.

Правовые долговые отношения обосновывают определенный класс долговых отношений, а именно таких, которые регулируются в судебном или юридическом порядке, т. е. могут быть оспорены в суде. Согласно Гражданскому кодексу немецкого гражданского права, долговые отношения возникают из юридических сделок, неправомерных действий или особых положений (параграф 241). Долговое право формирует право долговых отношений и включает в себя юридические нормы, которые регулируют возникновение, формирование и завершение долгового отношения. В немецком законодательстве долговое право изложено в томе 2 Гражданского кодекса (параграфы 241, 853) и отличается от вещного права, а также от семейного и наследственного права. Свобода участников при заключении и формировании своих долговых отношений, или договорная свобода партнеров по договору, создает основу долгового права.

Австрийское законодательство регулирует долговое право как «личное вещное право» (параграфы 859, 1341 Гражданского кодекса Австрийской Республики), в то время как немецкое законодательство отделяет вещное право собственности и владения от долгового права как частного права. Швейцарское законодательство рассматривает долговое право в облигационном праве. Для него характерно то, что, находясь под сильным влиянием французского гражданского законодательства, оно использует понятия облигаций или обязательств, возникающих из юридической сделки, вместо морально ориентированного применения понятия долга или долговых отношений.

Немецкие и австрийские правовые традиции применяют такое широкое понятие долга, которое не делает различия между долгом в смысле вины (виновности) (dette/debt) и задолженностью в смысле обязательства (culpabilite/guilt), а используют категорию долга как в уголовном праве, так и в морали, и гражданском праве. Итальянский и латинский языки тоже не делают различия между обязательством и долгом, однако по-разному трактуют обязательство и долг (debito/debitum), с одной стороны, и моральный долг, вину (colpa/culpa), с другой стороны.

Понятие долга в широком смысле в немецком языке является обоснованием при определении долга. Долг является: 1) в гражданском праве – обязательной обязанностью должника действовать (или бездействовать) на основе долговых отношений; 2) в уголовном праве и в этике – предвосхищением оценки человеческого поведения (вины). Разумеется, гражданско-правовой долг, или задолженность (debt), тоже означает уголовно-правовой долг, или моральную обязанность, вину, виновность (guilt/culpabilite). Уголовно-правовой долг, напротив, в смысле вины (виновности) (guilt/culpabilite) может быть связан с гражданско-правовым долгом, обязанностью (debt), обязательством в смысле компенсационных выплат. Гражданско-правовой долг, или обязательство, и уголовно-правовой и моральный долг, или вина, связаны между собой вербально и по существу, но не идентичны. Субъект права несет ответственность по долговому отношению, потому что он является причиной этого, и кроме того, виновен, если этот субъект права является не только нейтральной причиной, но даже если его причастность была оправданна, так как класс действий, к которому она относится, является причиной действий, оправданных в моральном и правовом плане. Долги морально неоправданны, а с экономической точки зрения не только целесообразны в интересах расширения возможностей действий соответствующего субъекта в качестве инвестора, но часто даже востребованы. Они становятся правовой или моральной проблемой лишь в случае чрезмерной задолженности, когда должник больше не в состоянии нести долговую нагрузку и не может больше обслуживать и выплачивать долг.

Задолженность в смысле причины обмена, приводящей к долговым отношениям, и долговое отношение, которое возникает из задолженности, объединяются не только вербально. Вербальное сходство задолженности как причины с долгом как задолженностью и долгом как результатом кредитования подтверждается и по существу. Не каждая задолженность и не каждый долг обосновывают обязательство, но обязательство всегда связано с задолженностью, а все долги вызываются собственной виной. Наследник, принимающий долги вместе с наследством, становится обязанным по наследству. Это является возможным объяснением наследования долга, как это принято в христианском учении о первородном грехе. Сущность бытия, которую мы воспринимаем, пока живем, обосновывает необходимость согласия с хорошей и плохой частями наследства в качестве совокупного должника.

Долг, обязанность и исполнение долгов являются центральными понятиями христианства. Согласно Маргарет Этвуд, «вся теология христианства строится на понятии духовного долга и его искупления, а также подсказывает, что нужно сделать, чтобы вместо Вас долг заплатил кто-нибудь другой». У Августина есть выражение, что Бог не только прощает долги, но сам становится должником (debitor). Ницше развил эту мысль так: в христианстве кредитор жертвует собой ради должника: «Бог, сам жертвующий собою во искупление вины человека, Бог, сам заставляющий себя платить самому себе, Бог, как единственно способный искупить в человеке то, что в самом человеке стало неискупимым, – заимодавец, жертвующий собою ради своего должника, из любви (неужели в это поверили?), из любви к своему должнику!..». При таких феноменах, как освобождение от необходимости погашения экономического долга и временная отсрочка платежа и ритуалы прощения, речь идет, согласно Вальденфельсу, об экстраординарности (extraordinary fringe), окружающей обыденность.

д) Задача банка: трансформация временных периодов и управление рисками

«Концентрация» рисков банком является одновременно и «концентрацией» временных горизонтов инвестиций. Трансформация финансовых средств, предоставляемых в распоряжение для инвестиций с низким риском и слишком различающимися временными горизонтами, в высокорискованные инвестиции с различными временными периодами делает необходимым выполнение банками двуединой задачи трансформации.

Для того чтобы трансформировать вклады в кредиты, банки должны:

1) трансформировать вклады с различными, а частично очень короткими сроками вложений в краткосрочные и долгосрочные кредиты;

2) трансформировать различные подходы к рискам таким образом, чтобы они отражались в обеих частях своих балансов. При этом они должны обосновывать применение различных подходов к рискам как своих вкладчиков – кредиторов и инвесторов, так и получателей кредитов или заемщиков.

В современной рыночной экономике отмечается рациональный способ пополнения собственного капитала за счет внешних источников, т. е. кредитов, так как в противном случае пришлось бы отказаться от очень многих сделок, ограниченных собственными возможностями формирования долгосрочных ресурсов. И в этом смысле кредиты выполняют функцию трансформации временных интервалов между платежами.

Разница между доходами от трансформации временных периодов, в течение которых заемщик осуществляет платежи банку как кредитору, и теми расходами, которые банк как заемщик осуществляет в пользу вкладчиков как своих кредиторов, образует часть прибыли банка.

Банки имеют дело с разницей между двумя видами обещанных платежей: с одной стороны, они одалживают деньги у своих вкладчиков и обещают, что выплатят их в любой момент, в то время как, с другой стороны, заемщики одалживают у них деньги, обещая банкам, что возвратят взятые кредиты.

Исходя из функций банковского дела, из природы вещей можно сформулировать этически важные направления и соответствующие им этические обязанности и добродетели банковского дела. Обязательства и обязанности людей, работающих в банке, должны зависеть от природы их задач в экономике в целом. Обоснование таких обязанностей задается критическим изложением или искусством толкования функций и институциональными задачами банков.

При этом оказывается, что многие этические обязанности банковской деятельности совпадают с юридическими обязанностями, сформулированными банковскими законами и правилами. Однако законы банковского дела могут формулировать только юридические обязанности, но не обязанности, вытекающие из намерений и добродетельности субъекта хозяйствования. Юридически невозможно заставить кого-либо воспринимать точку зрения закона как собственную позицию, можно лишь определить этический минимум законопослушности и требовать его соблюдения. Однако законопослушность нельзя рассматривать в качестве аналога собственного мнения.

 

2.2. Обязанности банковского дела, вытекающие из природы его задач облегчения платежного оборота и предоставления кредита

Задача облегчения платежного оборота сама по себе этически не очень важна, тем не менее она ставит ряд этических вопросов.

а) обязанности, определяемые задачей банка по облегчению платежных операций и предоставлению ликвидных средств

Клиенты банков часто жалуются на то, что перевод средств на счета иногда осуществляется с задержкой, в то время как списания со счетов клиентов проводятся немедленно. Практика валютирования, осуществляемого банками, подвергается критике. Используя неодинаковую технологию валютирования, банки экономят на уплате процентов по тем банковским вкладам, на которые поступают средства, и дополнительно зарабатывают на взимании процентных платежей, причитающихся по счетам клиентов, допустивших краткосрочное превышение установленных лимитов, которое возникает прежде всего из-за этой задержки валютирования поступающих платежей. Таким образом банки зарабатывают дополнительную прибыль сверх их комиссии по платежному обороту и процентов, получаемых при направлении банковских вкладов на кредитование. Клиенты, на счетах которых образуются дебетовые остатки, вынужденные в этой связи помимо комиссии за обслуживание счетов нести дополнительные расходы за превышение остатков на них, могли бы на этом сэкономить, если бы валютирование осуществлялось быстрее.

Когда немецкие объединения групп потребителей исследовали затраты времени, требуемые немецким банкам для перевода денег, они выявили, что в настоящее время часто эти платежные операции проводятся не быстрее, чем во времена Фуггер-банка в XVI в. Особенно медленно и дорого осуществлялись операции с зарубежными счетами, хотя законодательство Европейского союза нацелено на ускорение переводов денежных средств между странами ЕС. Такие задержки не обусловлены реальными проблемами передачи информации или телекоммуникаций. Благодаря современным электронным коммуникационным системам международный финансовый мир в состоянии переводить колоссальные объемы денежных средств по всему миру практически мгновенно. При этом практика задержки валютирования и задержек в платежном обороте не может оправдываться техническими проблемами, напротив, служит средством извлечения кредитными институтами дополнительной прибыли.

В этой связи возникает вопрос о справедливости по отношению к клиентам, которые допускают дебетовые остатки на своих счетах и при этом уплачивают проценты за кредит, включая те подлежащие зачислению суммы, которые могли бы уменьшить их долги, хотя клиенты с кредитовыми остатками на счетах теряют лишь значительно меньшую часть процентов по их вкладам. Такая практика валютирования наносит больший вред немногим вкладчикам или заемщикам по сравнению с теми, кто располагает средствами и держит их на своих счетах. При этом такое валютирование не нейтрально с точки зрения распределительного критерия. Применяемая банками практика валютирования не является критерием справедливости обмена и не может служить критерием нейтральности распределения.

Поскольку клиенты депонируют часть своих накоплений на счетах до востребования, для того чтобы иметь в своем распоряжении ликвидные средства, одна из основных обязанностей банков заключается в обеспечении мгновенной ликвидности. Законодательное регулирование ликвидных резервов нацелено на обеспечение ликвидности банков. Однако возможны ситуации, при которых одних только сформированных, согласно законодательству, ликвидных резервов окажется недостаточно. При этом банк обязан выполнять обязательства по закону и одновременно с этим восполнять ликвидные резервы, если этого требует существо его деятельности, т. е. удовлетворение чрезмерно высокого спроса клиентов на наличные деньги. Обязанность специфической этики банковского дела здесь становится выше этического минимума обязанности по закону.

Этот вывод касается денежного рынка в целом. Предложение денег в экономике создается на основе кооперации между центральным банком и коммерческими банками. Этика банковского дела обязывает коммерческие банки работать в кооперации с центральным банком, чтобы обеспечивать наличие достаточного количества денег, предотвращать инфляцию, которая может вызываться избыточным предложением денег, и дефляцию, обусловленную недостаточным предложением денег. Здесь банки не могут ориентироваться на минимум, определяемый положениями закона. Они должны считать всеобщим благом стабильность цен, проявлять в ней особую заинтересованность, поддерживать центральный банк в его политике, а где это необходимо, критиковать его.

б) Обязанности, связанные с задачей банка по трансформации вкладов в кредиты

Обязанностью банка является выполнение задач и удовлетворение ожиданий по уменьшению риска для клиентов, осуществляющих инвестиции в виде вкладов на счетах до востребования, и наряду с этим удовлетворение ожиданий их заемщиков по предоставлению им капитала для рискованных сделок. Банк должен уравновешивать эти взаимно противоречащие ролевые ожидания, которые вытекают из названных двух функций. Равновесие между его обеими операционными функциями и ролевыми ожиданиями должно входить в определение этической и регулируемой законом деловой практики, поведения и добродетели, правил и обязанностей банков.

Природа банковского дела требует сочетания понимания рисков и готовности управлять ими, тщательного контроля за рисками и необходимой прозрачности для рискованного капитала и рискованных инвестиций. Однако систему универсальных банков всегда подстерегает опасность чрезмерного сдвига такой уравновешенности в тех направлениях, которые отдают явное предпочтение заинтересованности вкладчиков в безрисковых инвестициях, поскольку они являются кредиторами банка, или удовлетворяют заинтересованность заемщиков в легких (кредитных) деньгах, игнорируя риски вкладчиков.

В формировании названного первым дисбаланса оценки рисков в прошлом вина часто возлагалась на крупные банки, отказывавшие в кредитовании тем предпринимателям, которые, имея доверительные личные отношения и многообещающие проекты, не смогли при этом предоставить обычно требуемое обеспечение. Крупные банки обязаны противостоять тенденции, присущей всем крупным бюрократическим институтам, руководствующимся общепринятыми неизменными правилами, в отдельных случаях несправедливыми. Подразделения крупных банков часто подвергаются опасности того, что жесткое и нелицеприятное следование деловым правилам головных офисов приводит к отказу в личном кредите перспективным предпринимателям, которые наверняка получили бы его в частных банках. Крупные банки не склонны к тому, чтобы уделять много внимания необеспеченным личным кредитам. Такая практика является препятствием для рискованного капитала и зачастую не позволяет реализовать перспективные проекты.

С другой стороны, в течение десятилетий, предшествовавших кризису финансовых рынков 2008 г., сформировалось мнение, что политика легких денег имела в виду однозначный интерес в ущерб страхованию вкладов. Неэтично отказываться от институциональных правил кредитования, прежде всего от формирования минимальных обязательных резервов при кредитовании, и выходить за рамки, установленные минимальными резервами, путем продажи синтетических обеспеченных долговых обязательств, даже если эта политика легких денег соответствует интересам заемщиков, потому что такая политика кредитования банками ослабляет защиту интересов вкладчиков. Нельзя институциональные критерии кредитования заменять персональным доверием к личности заемщика.

Кредит выдается любому, кто уверен в своей способности платить по долгам. Приходится верить, что его предпринимательский талант позволит возвратить выданный ему кредит. При получении инвестиционного кредита это должно подтверждаться наличием многообещающего бизнес-плана и гарантий, при выдаче ипотечного кредита – определенной доли собственных накоплений и страховки по приобретаемой недвижимости. Доля собственных накоплений при ипотечном кредитовании может варьироваться. В Нидерландах до недавних пор были возможны ипотечные займы в размере 120 % рыночной стоимости кредитуемой недвижимости, в Германии эта доля в целом ограничивалась 80 %. Такая разница не значит, что нидерландские банки больше доверяют своим клиентам, чем немецкие банки немецким клиентам. Все дело в том, что нидерландские банки доверяют своей финансовой системе больше, чем немецкие банки и немецкий законодатель своей финансовой системе. Их институциональное доверие выше немецкого.

Зачастую институциональное доверие является антиподом личному доверию. Институты трансформируют неопределенность, используя индивидуальных партнеров по договорам, т. е. уменьшают недоверие к индивидуальным клиентам, применяя методики, позволяющие больше знать о них, снижать неуверенность в клиентах и связанные с этим риски, а также считают излишним обращение к личному доверию.

Очень часто этика банковского дела требует не введения новых правил, а соблюдения и внедрения уже существующих. Она требует подтверждения того, что правила – и часто это очень простые правила – строго соблюдаются. Примером может послужить немецкий финансовый кризис, связанный с банкротством фирмы «Шнайдер» на рынке недвижимости. В данном случае банки совершили ошибку, отказавшись выполнить предельно простые контрольные предписания. Они не изучили поземельные книги, для того чтобы проверить регистрацию недвижимости, не провели визуальный осмотр на местности тех зданий, для которых предназначался кредит, и не убедились в том, что указанные размеры жилой и офисной площади, на приобретение которой выдавался кредит, совпадают с фактически наличными площадями.

Простое правило, согласно которому каждый объект недвижимости следует осмотреть собственными глазами, чтобы убедиться в его соответствии данным заемщика, было проигнорировано – отчасти в связи с тенденцией, которая присуща всем поддерживаемым деловым отношениям: обычно каждый объект, который подлежит финансированию, не проверяют настолько тщательно, как при первоначально налаживаемых деловых отношениях, если они поддерживаются с тем же партнером на протяжении длительного времени.

Оценка инвестиционных проектов полностью зависит от решения кредитного института и при этом, как и любое другое свободное решение, является моральной ответственностью. Банки обладают неограниченной властью для принятия решения о возможности кредитования проекта, нуждающегося во внешнем капитале, или об отказе от кредитования. В процессе принятия своих решений банк должен исходить из критериев экономической эффективности и обоснованности обмена, а также справедливости цены, которые весьма жестко формализованы. При этом последствия принятия таких решений никогда в полной мере нельзя предопределить на стадии эксперимента или с помощью научных методов. Оценка будущих результатов инвестиций всегда в значительной степени определяется свободой решения.

С каждым потенциальным заемщиком банки должны быть открытыми, т. е. они должны просто обсуждать простые ситуации и сложно обсуждать сложные ситуации. Они должны соблюдать принцип равноправия и принцип объективности и универсальности. Ставки кредитования по всем кредитам клиентов должны быть на уровне рыночных ставок. Точно так же следует исключить послабления при оценке кредитоспособности, как и особую расположенность к клиентам при выдаче кредитов или необоснованные скидки или льготы в расходах при кредитовании.

Тот же принцип справедливой цены или справедливой процентной ставки касается и отношений банков с владельцами счетов до востребования и срочных вкладов. Рыночные цены и рыночные процентные ставки и здесь должны быть ориентиром для индивидуального ценообразования и формирования процентных ставок. Этика банковского дела требует, чтобы банки не практиковали льготы и предпочтения в отношении вкладчиков, как и неоправданную жесткость или чрезмерное пренебрежение по отношению к менее состоятельным клиентам.

Обязанность нейтральности и объективности особо подчеркивается тем фактом, что банки зачастую обладают естественной монополией в локальных отношениях, в которых рынок недостаточно большой для того, чтобы выдержать много конкурирующих между собой местных подразделений различных банков. Такие региональные монополии банков в небольших городах или в деревнях представляют проблему с точки зрения обеспечения конкуренции и свободы выбора потребителя. Однако в этом есть определенное оправдание, поскольку они могут выдавать персональные кредиты на основе личного знания своих клиентов и регионального сообщества зачастую намного эффективнее, чем анонимные банки.

Банки должны находить баланс в своих решениях по кредитованию между благосклонностью и жесткостью. С одной стороны, они должны быть готовы к определенному риску для облегчения инноваций, а с другой стороны, убеждаться при необходимости в том, что они не вкладывают средства в экономически убыточные проекты. Кредитные институты одалживают не свои деньги, а вклады своих клиентов. В этой диалектической взаимозависимости творческой предпринимательской профессиональной силы и смысла реальности, объективности и экономности и заключается обязанность и потребность эффективной и честной банковской практики.

Банки часто подвергаются критике за то, что их решения по кредитованию промышленных предприятий слишком узко ориентировались на аспекты прибыльности и надежности. Такие критерии, как интерпретация экономической эффективности в узком смысле слова, а также учет экологической эффективности инвестиций или влияния на общее благо, скорее всего, тоже учитывались недостаточно. Обычно банки убеждены в том, что ожидание прибыли от кредита, выдаваемого частным или корпоративным клиентам, совпадает с ожиданием прибыли банков и тем самым и с максимизацией рыночной стоимости акций, вложенных в банк, и что все это формирует контрольный принцип банковской деятельности, который невозможно ослабить включением других принципов в целевую функцию банка.

Против этого аргумента можно привести два возражения. Во-первых, имеется большое число акционеров и клиентов, которые предпочитают те банки, целевая функция которых масштабнее, чем у тех банков, которые ориентируются исключительно на рыночную стоимость, даже если эти банки не теряют из виду необходимость получения прибыли. Многие вкладчики ожидают от своего банка, что он учитывает определенные этические критерии при принятии решений о выдаче кредитов другим клиентам. Появление «этических фондов» или «экологических фондов», а также альтернативных банков подтверждает такую тенденцию. Вполне возможно, что коммерческим банкам более выгодно расширять и углублять критерии кредитования, чем привлекать перспективных клиентов и соблюдать принцип исключительной максимизации рыночной стоимости или прибыли.

Второе возражение против критерия «прибыль оправдывает все» – логическое. Если наличие прибыли является необходимым условием продолжения деятельности компании или банка, то из этого не следует, что наличие прибыли является достаточным условием для их деятельности. Ничто не препятствует банку в углублении контрольного принципа прибыли с помощью дополнительных принципов. Правда, эти принципы не должны уменьшать прибыль в долгосрочной перспективе, потому что такое сокращение прибыли может свидетельствовать о недостаточной эффективности деятельности банка.

 

Потребность в капитале и тем самым в финансовых средствах для финансирования предприятий и проектов создает свой собственный рынок, на котором капитал в своей наиболее абстрактной форме покупается и продается как ценная бумага, акция, обращающаяся на общедоступной бирже. Этот сформированный рынок требует определенных норм поведения и торговли на нем, норм обмена и консультирования, необходимых во взаимоотношениях фактически развивающегося рынка капитала с нормативными правилами этики и положениями законодательства.

 

3.1. Глобализация рынка капитала

Рынок капитала вступил в новую стадию в результате глобализации с начала 1990-х гг. Он сам стал глобальным, т. е. превратился в мировой – внутренний рынок капитала. Этот рынок в международном масштабе не только продает капитал, но «воспроизводит» его и в глобальном смысле. В прошлом интернационализация означала, что национальные блага производятся и затем продаются в международном масштабе на мировых рынках. Глобализация означает, что даже продукты, а не только их продажа, глобально производятся во многих странах. Предпосылкой глобализации является интеграция глобального внутреннего рынка с помощью Интернета.

а) Расширение одновременности пространства и уменьшение неодновременности времени человека в результате глобализации

Пространство, как считал Лейбниц, – это порядок всех вещей, которые существуют одновременно, а время – это порядок всех вещей, которые существуют неодновременно. Пространство и время упорядочивают вещи. Те вещи, которые существуют одновременно, упорядочиваются пространством, а те, что неодновременны, – временем. Все вещи находятся в пространстве и времени и при этом упорядочены в пространственном и временном смысле.

С помощью Интернета и новых технологий изменяются основополагающие характеристики упорядочения человека, места и времени и тем самым одновременность и неодновременность вещей для человека. Определение Лейбница описывает абсолютное пространство и абсолютное время, но не пространство и время человека. Однако в отношении пространства и времени человека справедливо определение, согласно которому пространство человека является порядком вещей, для которого они одновременны, и что время является порядком вещей, которые для человека являются неодновременными. Пространство человека расширяется теми вещами, которые одновременно достижимы для него. Время человека определяется тем, что для него неодновременно. Время представляет вещи в их последовательности, пространство – в их одновременности. С Интернетом изменяются отношения одновременности и последовательности, как и центра, и периферии. С его помощью и отдаленные территории, которые для нас ранее были неодновременными, становятся одновременными. Операции и информация на большие расстояния, которые раньше были неодновременными и выходили за рамки возможностей индивидуума при принятии решений, становятся одновременными и входят в круг его возможностей при принятии решений. Операции, ранее проводимые с большими временными задержками и не попадавшие в пространство человека, стали относиться к его пространству одновременности, синхронизированы и вошли в его поле принятия решений. Пространство принятия решений и действий индивидуума расширяется, поскольку возможен одновременный контроль на больших расстояниях.

Финансовые инвестиции всегда включают в себя момент принятия предпринимательского решения и предпринимательского контроля. В той мере, в какой стал возможным эффективный контроль на больших расстояниях, растут и пространственный охват, и контрольные возможности инвестиций. С помощью онлайн-брокеража из любой точки мира без значительных операционных издержек возможен контроль пакета акций.

В процессе глобализации в 90-х гг. произошло расширение масштабов финансовых инвестиций в тех регионах, которые до этого не были целью таких инвестиций, и прежде всего в странах бывшего Восточного блока, а также в Китае и Индии. Одновременно с этим с помощью Интернета, онлайн-банкинга и онлайн-брокеража был создан инструмент, позволяющий получать и передавать информацию, связанную с новыми регионами инвестиций, и встраивать их в отношения одновременности и виртуальной близости к финансовым метрополиям, вводить их в это пространство.

Три волны экспансии финансовых инвестиций были связаны с глобализацией, которая в сфере финансовых инвестиций и финансовых рынков была не только пространственной экспансией, в географическом смысле она была тесно связана с информационной и социальной экспансией финансовых инвестиций. С распространением финансовых инвестиций на широкие круги населения, которые до тех пор не участвовали на рынке капитала, наступил третий этап устранения границ в исторической динамике пространственной и информационной экспансии.

б) глобализация рынка капитала как движущая сила мировой глобализации

Типичными признаками глобализации, согласно Клаусу Мюллеру, являются следующие процессы:

♦ либерализация финансовых рынков;

♦ экологическая опасность, не знающая границ;

♦ транснациональные слияния;

♦ массовое и масштабное распространение западных потреби – тельских стандартов;

♦ усиливающиеся миграционные потоки;

♦ снижающаяся эффективность национальной политики.

Мюллер ставит либерализацию финансовых рынков на первое место, и действительно, либерализацию, интернационализацию и расширение финансовых рынков следует рассматривать как наибольшую движущую силу процесса глобализации. Все названные признаки процесса глобализации в целом характеризуются доступом к информации, не зависящим от ее места и масштабов, а также ее широким распространением. Пространство принятия решений и время принятия решений человеком становятся глобальными, поскольку информация быстрее, чем прежде, распространяется по всему миру и фиксируется на соответствующих носителях. Мы в свою очередь тоже в состоянии воспринимать глобализацию, поскольку наши информационные системы предоставляют возможность мгновенного познания глобальной реальности или по меньшей мере ее части. С помощью Интернета и глобализации информации значительно уменьшается и даже устраняется прежняя пропасть между центром и периферией знаний. Каталоги крупнейших библиотек мира становятся доступными и из последней деревни мира, если она телефонизирована.

Что следует понимать под снятием социальных границ финансовых институтов? В 1976 году Петер Друккер опубликовал свою книгу о пенсионном фонде социализма. Пенсионные фонды уже в 70-е гг. XX в. привели к социализации инвестиций. Они развили выявленную Марксом тенденцию акционерных обществ по отмене капиталистических отношений частных собственников. При этом утверждалось, что капитализм пенсионного фонда уже является реальным капитализмом. Однако фактом является то, что пенсионные и инвестиционные фонды привели к невиданному ранее расширению класса собственников капитала – 56 % семей в США имеют доли в компаниях, и что в этом проявляется момент социализации собственности на средства производства, а также ускоряется снятие границ рынка капитала.

Еще одним «локомотивом» расширения рынка капитала является наблюдаемая с 80-х гг. попытка многих наемных работников в США улучшить свое материальное положение путем участия в биржевых спекуляциях и тем самым обеспечить себе второй источник дохода. Все названные четыре тенденции сказываются на снятии границ рынка капитала с одновременным воздействием объема инвестиционных вложений и торгового оборота, неизвестного до сих пор экономической теории. Эта экспансия усилилась с появлением таких новых гибридных и синтетических финансовых инструментов, как обеспеченные требованиями ценные бумаги (asset backed securities) и структурированные финансовые инструменты, а также с расширением рынков деривативов и опционов.

Снятие границ и всемирная интернационализация финансовых инвестиций и рынка капитала, вероятно, являются важнейшими признаками глобализации. Глобализация для сферы финансового хозяйства больше, чем интернационализация. Она включает не только возможность функционирования в международном масштабе и представительство в другой стране, но и создание интегрированного пространства для биржевой торговли, которое становится возможным благодаря техническим средствам Интернета.

 

3.2. Цены и ценности на рынке капитала

Обязанности лиц, связанных с организациями или другими институтами, определяются целью того института, в котором они участвуют. При этом необходимо уточнить цель рынка капитала, а также то, какие обязанности вытекают из его постановки цели. Если исследовать цель рынка капитала в развитом обществе, то можно выделить три основные функции: рынок капитала должен обеспечивать компании финансовыми средствами и капиталом, в которых они нуждаются, для вложения в долгосрочные инвестиционные проекты. С другой стороны, вкладчик должен иметь возможность продуктивно использовать свои накопления и превратиться в инвестора, тем самым реализовав функцию вложения средств. Наконец, и это тоже является функцией рынка капитала, которая в последнее время усиленно выходит на передний план, он должен содействовать формированию рынка предпринимательского контроля, «корпоративного контроля» (corporate control), на котором инвесторы своими инвестициями контролируют менеджмент крупных компаний и оказывают на него соответствующее давление для достижения определенных результатов. Если менеджмент крупной компании ухудшает показатели ее деятельности, инвесторы могут его заменить при ее продаже другим компаниям или инвесторам.

Значимость задач может изменяться в зависимости от целей рынка капитала. Закон устанавливает для этих изменений правила функционирования рынка капитала, кодифицирует их и придает им законную силу. Однако ценности поддаются законодательному регулированию лишь с оговоркой. Они не могут быть предметом спора в суде, к тому же на них возложена лишь функция фоновых ориентировок действий, так называемого духа действия.

Участники рынка капитала могут руководствоваться правилами и обязанностями, но не обязательно определенными ценностями. Несмотря на это, значимость добродетели может дополнительно восприниматься как волеизъявленная личная обязанность. Уже в философии права и этики Канта была обозначена проблема взаимодействия правовых обязанностей и добродетели. Кант говорил о правовых обязанностях и обязанностях добродетели, которые Шляйермахер подверг критике. Кант считал, что обязанности могут быть таковыми, если они безусловны и при этом могут включать лишь правовые обязанности, однако он говорил и об обязанностях добродетели как о несовершенных категориях, превращающих добродетель или ее намерение в обязанность.

Если поставить вопрос о том, какую реальность представляет рынок капитала и какие ценности он воспроизводит, то необходимо убрать завесу алчности и обогащения, присущую рынку капитала, как и всему, связанному с человеческим общением. Одним из аргументов критики рынка капитала является то, что он особым образом поощряет алчность и обогащение, а также то, что спекуляция становится причиной этой алчности и утраты объективного восприятия реальности.

Считается, что единственная ценность рынка капитала заключается в его ликвидности. Правда, здесь следует согласиться с тем, что речь идет о бирже и о ликвидности акций и долей участия. Однако это означает, что здесь имеется в виду ликвидность инвестиций, доходы от которых будут получены в будущем, т. е. прогнозирование будущих экономических продуктов и видов деятельности.

Американский прагматизм постоянно ставит вопрос о ценности истинности, как и известный вопрос Пилата: «Что есть истина?» Так как цена истинности и сама истина в конечном итоге выражаются категорией ликвидности, прагматизм ставит вопрос: «Истинна ли ликвидность?» Если истинность должна проявляться в прагматических целях, то истинность рынка капитала и биржи должна проявляться, в частности, в их эффективности, т. е. в ликвидности. Истинность, реальность в экономическом смысле – это следование правильной стратегии, отвечающей нуждам потребителей. «Истинность», или правильное поведение на рынке, – это правильное прогнозирование потребительского спроса, как и доходов от будущих инвестиций и стратегий, получаемых при успешном удовлетворении потребностей. Во всем этом всегда присутствует элемент спекуляции, поскольку мы не можем знать, чего пожелают люди в будущем. Мы можем это только предполагать. Правильная стратегия выражается категорией ликвидности, которую она создает. Правильный прогноз ценится на бирже и на рынке капитала больше всего, поскольку каждый пытается правильно прогнозировать динамику акций. Ликвидность истинности биржи особенно высока, таков же и риск потерь.

Ценности – это намерения и предпочитаемые действия, стремление к которым является несовершенной обязанностью. Совершенной обязанностью они становятся лишь тогда, когда сотрудники организации возьмут на себя обязательства в отношении ее собственников в рамках трудового контракта и лишь в той мере, в какой собственник вправе их требовать в соответствии с общими законами.

Термины «цена», «ценность», «стоимость» обычны в лексиконе коммерсанта. Он знает рыночную цену, текущую стоимость, восстановительную стоимость и т. д. С помощью различных оценок выражаются различные характеристики одного и того же объекта. В связи с этим использование термина «ценность» в категориях этики осложняется тем, что ценность должна выражать то, что отражает субъективизм, а именно объективные ценности, которые формулируются на языке субъективных оценок, тоже ценностей. В связи с этим понятие ценности постоянно отличается неопределенностью, субъективностью.

В этой связи нельзя все внимание права и этики фокусировать на ней, в этике ее должны дополнять правила, обязанности и добродетели. Правила упорядочивают институциональные взаимосвязи. Порядок – это не что иное, как набор, свод правил. Обязанности формируют побудительные действия, вытекающие из правил и ролевых ожиданий. Добродетели или ценности определяют ориентиры и дух действий. В этом смысле рынок капитала, как и любой рынок, формирует правила, обосновывает обязанности, приветствует добродетель и стимулируется ценностями, но он не реализуется в моральных ценностях.

Лишь организации могут обязать своих сотрудников придерживаться определенных ценностей, а рынки не в состоянии это сделать, потому что непосредственно они являются институтами координации субъективных оценок и ценностей. Так, Франкфуртская биржа может обязать аккредитованных на ней членов придерживаться в своих действиях определенных ценностей как ориентиров их предпринимательской деятельности, однако сама она не может это сделать в отношении других участников биржи, продавцов и покупателей. Рынок капитала руководствуется правилами и обязанностями, юридическими и моральными правилами и обязанностями и лишь опосредованно – ценностями.

Другой вопрос заключается в том, обязаны ли финансовые консультанты и финансовые посредники, роль которых на рынке капитала становится все важнее, учитывая правила и обязанности по закону, руководствоваться также определенными ценностями рынка капитала.

Ценности являются установками, правилами предпочтительности и предпочтительными действиями, выходящими за рамки экономического смысла этого понятия. Они определяют идентичность организации и дух действий в организациях, прежде всего в формально нерегулируемых сферах и «серых зонах», которые нельзя описать свободно трактуемыми правилами и обязанностями. При этом признаками ценностей являются их идентификация и ориентация.

Ценности – это формулировки общепринятых ориентировок в организациях, но не на рынках и не в государствах. Организация может обязать соблюдать ее ценности, потому что вступление в организацию является добровольным и член организации может вступать в другие организации, не соблюдающие эти ценности. К государствам это неприменимо. В связи с этим проблематично говорить о «шкале ценностей основного закона». Гражданин государства может быть обязанным только соблюдать законы. Его нельзя заставить соглашаться со шкалой ценностей этого закона. Вместе с тем не лишен смысла разговор о шкале ценностей, обосновывающей законы, как и о том, как она в них отражена. Однако эти ценности нельзя сделать обязательными, совпадающими с точкой зрения закона.

Исполнение обязанностей может облегчаться путем распространения ценностей в организациях людей. Через так называемую организационную коммуникацию «указания об идентичности организации» поощряется настрой на эффективность работы внутри организации. Несмотря на это право, в конце концов закон может принудить всего лишь к исполнению обязанности, но не к приверженности ценностям в законах. Рынок капитала является рынком, а не организацией. Он вобрал в себя различные ценности. Одни инвесторы следуют правилам «социально ориентированного инвестирования», другие придерживаются не столь котируемых моральных целей. К примеру, «этический фонд» требует от компаний, в которые он вкладывает средства, более строгого соблюдения моральных «ценностей», а другие фонды, к примеру Фонд Моргана в США, гарантируют своим вкладчикам, что не инвестируют средства в алкоголь, табак и казино.

Правовые обязанности означают в первую очередь соблюдение обязанности заботы, предпосылками которых могут быть возможные определенные установки и ценности. В частности, в этике таких профессиональных специальностей, как врач, адвокат и т. п., от представителей этих профессий ожидается проявление заботы, предполагающее наличие определенных установок и ценностей. Эти возросшие правовые и личные обязанности, как и обязанности соблюдения стимулирующих ценностей профессионального статуса при выполнении профессиональных обязанностей, касаются также определенных групп свободных профессий, но не всех граждан. Гражданин Федеративной Республики Германии должен осознавать свои правовые обязанности, а не подчиняться «шкале ценностей основного закона». Требование абсолютной приверженности шкале ценностей государства каждого его гражданина представляется тоталитарным или чересчур романтичным.

 

3.3. Какие ценности должны определять действия финансового посредника на рынке капитала?

Значительные этические проблемы возникают из доверительного статуса финансовых посредников, которые выступают в качестве доверенных лиц и маклеров для инвесторов. В той же мере, в какой пенсионное обеспечение будет переходить от государственных институтов социального обеспечения к капитализированным частным страховым компаниям, будет усиливаться роль финансистов в качестве консультантов и посредников. Финансовые посредники должны квалифицированно и добросовестно консультировать людей, стремящихся к обеспеченной старости. Финансовый посредник находится в доверительном отношении к своему заказчику, из чего определяются как повышенные обязанности и гарантии с его стороны, так и предпочтение выбора доверителя. Доверенное лицо должно прежде всего отказаться от негативной практики использования в своих интересах любой возможной выгоды из доверительных отношений. Кроме того, оно должно обеспечивать обязанность проявления заботы, доверие и веру. При этом возникает вопрос о необходимости и разумности особых обязанностей финансового посредника по отношению к определенным ценностям на рынке капитала.

Необходимость высокого профессионального уровня финансовых посредников определяется тем обстоятельством, что они управляют чужим имуществом и их решение имеет огромное значение для будущего обеспеченного существования их клиентов. Роль финансового посредника аналогична роли врача, когда с учетом повышенного риска его влияния на жизнь и здоровье пациента закон обязывает его к особой ответственности и гарантиям. В сфере финансовых услуг речь идет не о жизни и смерти, а о далеко идущих последствиях для материального положения человека. С одной стороны, следовало бы потребовать обеспечения высокого профессионального уровня представителей таких специальностей и усиления акцента на определенные ценности в качестве условий обязательного действия. С другой стороны, нельзя допускать, чтобы все финансовые посредники обеспечивали всем клиентам одни и те же гарантии под давлением закона, поскольку это неизбежно привело бы к существенному удорожанию финансовых услуг и к тому, что некоторым клиентам пришлось бы взять на себя риски в связи с недостаточными гарантиями финансового посредника.

Что подтверждает необходимость профессионализации и усиленной ориентации финансовых посредников на определенные ценности? Это прежде всего известно из истории этики, согласно которой развитие профессиональной этики зачастую является первым шагом на пути формирования профессиональных групп, ориентированных на повышенный статус своей деятельности как профессии. Благодаря профессиональной этике формируется профессиональный стандарт, представляющий общественный интерес. Фактически в сфере финансовых услуг происходят так называемая этизация и профессионализация. Определенные группы объединяются, стремятся к сертификации своей деятельности и организуются в ассоциации, выдающие сертификаты качества, и т. п. Профессиональная этика и все этические кодексы подчеркивают обязанность обеспечения профессионального стандарта на всеобщее благо и делают при этом ссылку на норму, согласно которой следует ориентироваться на такие идеалы, как интегрированность, объективность, компетентность, забота, доверительность и недопущение конфликта интересов.

При этом следует подчеркнуть, что профессиональные союзы, ассоциации и объединения, имеющие титул «организация», выдвигают своим членам более масштабные требования и дают более масштабные ценностные ориентировки, чем государственное право и правила рынка. Участники таких союзов в качестве членов организаций обязаны соблюдать более сильные ценностные ориентировки, чем те, которые в них не входят. Они подвергаются также санкциям, которые применяются организациями при нарушении личных обязанностей приверженности ценностям организации. Оправданность санкций в таких союзах имеет большое значение, поскольку позволяет клиенту или заказчику услуг таких союзов надеяться на определенные гарантии соблюдения правил. Следует надеяться, что на немецком рынке капитала развитие будет проходить в направлении формирования более профессиональной и контролируемой профессиональными союзами этики финансовых услуг, которая достигла значительного прогресса в США и Великобритании. Перевод пенсионных услуг из сферы социального обеспечения в сферу частного пенсионного обеспечения на рынке капитала ускорит этот процесс и в странах континентальной Европы. Выбор профессионального статуса, в большинстве случаев предпочитаемого при приватизации системы пенсионного обеспечения и пенсий по инвалидности (согласно пенсионной реформе 2001 г. в Германии), будет определяться профессиональным уровнем финансового консультанта, финансового маклера и финансового посредника.

 

3.4. Об этике финансового консультирования

Вопрос хозяйственно-этических обязанностей финансового консультанта одновременно является вопросом правильных действий в рамках институциональных связей с рынком капитала. Консультант своим доверительным положением обязан действовать наилучшим образом в интересах клиента, а не в собственных интересах. В плане доверительных отношений и обязанности проявления заботы, которые в американском праве и в экономической этике имеют различное толкование и обозначаются как трастовые услуги (fiduciary duty) и обязанность предусмотрительности и надлежащего исполнения (prudence или due diligence), он должен действовать с определенной тщательностью. Любая другая, не обеспечивающая интересы клиента, неосмотрительная и небрежная форма действий финансового консультанта наносит вред его обязанностям и нарушает доверительные отношения.

На рынке капитала эта опасность проявляется прежде всего при попытках финансового посредника «злоупотреблять при совершении сделок за счет клиента» (churning, twisting) или «недобросовестно уговаривать клиента в совершении операций» (flipping).

Злоупотребление брокера при совершении сделок за счет клиента (churning) – это скандальные сделки с акциями, которые приносят лишь комиссию банку или маклеру, но не клиенту. Рекомендации по сделкам с акциями и торговле с ними, являющиеся злоупотреблением, нарушают обязанности маклера как доверенного лица, призванного осуществлять разумные инвестиции и учитывать связанные с ними риски. Финансовый консультант находится при этом под грузом многообразных ожиданий, которые зачастую ведут к конфликтам интересов, проблемных с точки зрения морали. В качестве представителя банка специалист должен наряду с интересами клиента учитывать и заинтересованность банка в получении доходов.

Особый случай представляют дей-трейдеры (биржевые игроки, совершающие сделки в течение торгового дня. – Прим. пер.), которые сами по себе, без своих консультантов, допускают злоупотребления при совершении сделок за счет клиента. Согласно аналитическим материалам Федерального ведомства по контролю торговли ценными бумагами (ныне Федеральное ведомство по надзору за финансовыми услугами (БАФИН), с 2001 г. большинство таких трейдеров в результате постоянной покупки и продажи одних и тех же акций потеряли свой капитал, потому что выплачивали постоянно растущие комиссионные за свою торговлю в онлайн-банках, часто «съедавших» полученные трейдерами курсовые прибыли.

Предоставление клиентам информации в искаженном виде (twisting) – это замена договора страхования новым, не содержащим никаких реальных улучшений страхователей, но вместе с тем приносящим лишь комиссию страховому маклеру и тем самым увеличивающим расходы страхователя. Покупка или продажа новых ценных бумаг (flipping) – это замена кредитного соглашения новым или несколькими новыми, обещающими заемщику улучшение его долгового положения, без реальной возможности наступления такого события, так как при этом зарабатывает только кредитный маклер.

Все три феномена недобросовестного поведения представляют собой нарушение доверительного отношения и обязанностей и наносят урон авторитету финансового маклера. С такими нарушениями обязанностей можно бороться не только этическими ценностными ориентировками финансового посредника, но они должны защищаться юридически и с учетом правовых санкций, т. е. путем возмещения убытков и в необходимых случаях – наложением штрафа на финансового посредника. Правда, такой подход эффективен лишь там, где реально сформированы доверительные отношения. Там, где клиент отказывается от них и намерен действовать по принципу «пусть защищается покупатель», он не сможет впоследствии воспользоваться необходимой доверительной обязанностью финансового посредника.

Еще одной проблемой является недостаточная независимость аналитиков в качестве финансовых посредников. Услуги аналитиков часто оплачиваются теми, кого они оценивают и должны поместить в «ренкинг», так что их объективный анализ ограничен заинтересованностью в продолжении деловых отношений с оцениваемой компанией. В связи с этим они бывают чрезмерно оптимистичными при оценке курсовой динамики.

 

3.5. Цели рынка капитала и обязанности участников рынка капитала

Как можно анализировать рынок капитала и этичность поведения на нем? В хозяйственно-этическом анализе рынка капитала речь идет об этических предпосылках условий функционирования и о рационализации рынка капитала и поведения на нем. Решающим тестом для этих условий функционирования является вопрос о том, вызовет ли поведение на этом рынке непредвиденный побочный эффект, который противоречит или препятствует выполнению соответствующей задачи или «информированию» рынка капитала. Если побочный эффект будет большим, необходимы институциональные изменения. Если же торговля проходит хорошо, однако из-за чрезмерной активности инвесторов, обеспечивающей большие комиссионные и сборы, расходы инвесторов при больших объемах торгов превысят их доходы, то институциональные инструкции тоже должны предотвращать такие действия.

Если говорить о трех принципах правового обоснования, примененных Радбрухом к институциональным взаимосвязям рынка капитала, то в первую очередь необходимо определить цель рынка капитала. Такая сложная конструкция, как рынок капитала и предпринимательский контроль, в общем преследует несколько целей, которые могут в известной степени быть взаимно противоречивыми.

Различаются четыре группы целей или функций рынка капитала:

1) функция накопления: рынок капитала принимает сбережения;

2) функция капитализации: рынок капитала поддерживает покупательную способность на длительные периоды времени;

3) функция ликвидности: рынок капитала дает инвесторам возможность постоянной трансформации своих финансовых вложений в наличные деньги, с тем чтобы они в любой момент могли располагать ликвидными финансовыми средствами;

4) экономико-политическая функция рынка капитала и денег: реализуя свою политику на рынке капитала и денежную политику, правительство в состоянии регулировать конъюнктуру и общеэкономический спрос.

В результате увеличения или сокращения денежной массы правительство влияет на увеличение или сокращение спроса на акции и тем самым на курс акций. Рост или снижение курса акций в свою очередь увеличивает или сокращает потребительские расходы хозяйствующих субъектов, потому что потребительские расходы зависят от индивидуального материального состояния хозяйствующих субъектов. Если курс акций высок, вкладчики обладают возросшим капиталом и могут при прочих равных условиях (ceteris paribus) нести большие потребительские расходы. Если правительство сокращает денежную массу и инициирует повышение процентных ставок, это сказывается на понижении курса акций. Падающие курсы акций являются причиной того, что хозяйствующие субъекты меньше потребляют, так как оказываются менее состоятельными.

Через денежную массу и проценты по кредитам правительство может оказывать определенное влияние на стоимость акций и на норму потребления хозяйствующих субъектов, зависящую от капитала, и тем самым подавлять или стимулировать конъюнктуру. Американское правительство в результате проведения политики легких денег в 2002–2003 гг. осознанно обрушило курс акций, для того чтобы через произошедшее таким образом изменение структуры частного состояния поддержать потребление на стадии рецессии. Поскольку потребление тоже является функцией уровня капитализации потребителей, тем самым выросло частное потребление.

Цель эффективного распределения капитала находится в центре внимания рынка капитала. Вопрос о том, куда вкладывать капитал, имеет большое значение для любого общества. Он заключается, в частности, в том, в какие проекты, технологии, регионы общество инвестирует и какие будущие инвестиции имеют перспективу. Поскольку инвестор сам оценивает, какое направление правильно и желательно, его решение всегда нагружено высокой степенью неопределенности. Потребитель на рынке, напротив, сам решает, что ему нравится из предложения компаний, ранее уже выбранных им, и помнит, что при этом он принимал правильные решения.

Как правило, в распоряжении общества находятся три механизма принятия решения по распределению капитала: оно может поручить принятие такого решения банкам или государственным инвестиционным структурам централизованно управляемой экономики или передоверить его собственному рынку, на котором инвесторы и предприниматели реализуют свои планы и ожидания. Очевидно, что рынок капитала в качестве координационного механизма распределения капитала в большей мере соответствует демократичному обществу, чем координация, осуществляемая крупными банками или при централизованном управлении экономикой. Рынок капитала, как и другие рынки, является средством распределения и контролирования экономической власти, поскольку он создает конкуренцию между владельцами капитала и теми, кто нуждается в капитале. При этом он открыт для новых концепций и дает шанс новому, неизвестному, как и выходящему за определенные рамки.

Если рынок капитала должен выполнять эту функцию, он все-таки нуждается в масштабной спекуляции. Спекуляция на рынке капитала неотвратима, более того, желательна по двум причинам. С одной стороны, прогнозы будущих возможных доходов в определенной степени спекулятивны, поскольку будущий спрос в продуктах и благах сегодня невозможно определить. Речь идет о феномене, известном из философской и теологической спекуляции, поскольку он использует спекулятивные сведения там, где невозможны полноценная информация и полноценный опыт. С другой стороны, фрагментарный опыт и неполноценный опыт во многом взаимозависимы. Биржевая спекуляция при этом является не столько игрой и манипуляцией, сколько прогнозом, обоснованным неполноценной информацией и опытом в отношении будущего развития и включающим прогноз прогнозов других спекулянтов и элемент игры.

Неотвратимость спекуляции вытекает из проблемы неопределенности будущего. На рынке капитала формируются две основные неопределенности – неопределенность будущих доходов бизнеса и неопределенность будущей динамики стоимости компаний и их акций.

В этой связи спекуляция нацелена как на правильное прогнозирование предпринимательских доходов – в случае акционерного общества – дивидендов, так и на правильное прогнозирование динамики стоимости акций, курса акций.

С другой стороны, спекуляция необходима и для формирования того объема торгов акциями, который требуется для реализации функции ликвидности рынка капитала. Сила рынка акций заключается в том, что долгосрочные инвестиции в предприятия в любой момент могут быть отозваны акционерами, не обязательно с прибылью, и превращаться в наличные деньги. Такое изъятие долгосрочных инвестиций и их превращение в наличные деньги возможны лишь тогда, когда существует профессиональная спекуляция и профессиональная торговля акциями, так как в противном случае инвестор при желании продать акции мог бы столкнуться с угрозой отсутствия спроса на них.

В силу обеих причин, связанных с неизбежной неопределенностью в отношении будущих предпринимательских доходов и с необходимостью обеспечения ликвидности на рынке акций, без спекуляции на рынке капитала не обойтись, поэтому рынок капитала немыслим без спекуляции. Это означает, что надо неоднозначно относиться к биржевой спекуляции. Не без серьезных на то оснований в Германии времен национал-социализма была развернута полемика вокруг спекуляции, в результате чего часть рынка капитала, а именно рынок опционов, была закрыта.

Спекуляция полезна и соответствует цели рынка капитала, поэтому она не должна запрещаться. Ничем не обосновывались при наличии функционирующего рынка капиталов высказывания бывшего министра финансов Германии Ганса Айхеля, когда он заявил осенью 2001 г. о том, что спекуляцию следует обуздать. Ведь одобренная правительством Германии возможность реализации населению народных акций компаниями «Дойче телеком» и «Дойче пост» могла бы подвергнуться критике с позиции неизбежности связанной с этим спекуляции. Так как рынок акций вынужденно спекулятивен, не может быть народной акции, не подверженной спекуляции и неопределенности в будущем. Каждая акция, даже акция таких бывших государственных монополистов, как «Дойче телеком» или «Дойче пост», подвержена курсовому риску и колебаниям на бирже. В этом заключается одна из слабых позиций инвесторов, так как они обычно недооценивают риски динамики курса акций. Риск является также моральной проблемой, а реализм или понимание действительности – моральным вызовом.

Вместо пропаганды и размещения народных акций было бы целесообразнее развивать народный капитализм, а не заменять его народной акцией. В демократическом общественном сознании желательно, чтобы как можно больше людей участвовало в принятии решений об инвестициях и бизнес-проектах и чтобы как можно в большей степени общеэкономическое самосознание нации совпадало с индивидуальными оценками всех хозяйствующих субъектов на рынке капитала. В этом смысле достижение цели «народного капитализма» поддерживается рынком капитала. Для того чтобы выполнять функцию эффективного управления распределением капитала, желательны не только концентрация на нескольких народных акциях, но и обеспечение масштабных и массовых инвестиционных вложений в акции многих инновационных, и прежде всего малых, компаний.

Если подвести итог анализа целей или функции рынка капитала, то становится ясно, что эффективное управление капиталом в инвестиционных целях с учетом информационной эффективности и ликвидности, а также немедленной трансформации инвестиций в ликвидные средства является основной функцией рынка капитала.

Тем самым формируется ответ на вопрос о том, какие этические и экономические ценности должны учитываться на глобализованном рынке капитала. С целью достижения информационной эффективности и выполнения функции ликвидности на рынке должно быть представлено как можно больше продавцов и покупателей с такими большими объемами предложений и спроса, чтобы возникали реальные рынки для компаний, позволяющие им реализовывать свои стратегии. Глобализация путем расширения рынков способствует при этом формированию тенденции информационной эффективности и ликвидности бирж. Эффективный рынок капитала требует достаточной ликвидности, с тем чтобы инвесторы не ограничивались в своих инвестициях. С другой стороны, цель обеспечения капитализации на рынке капитала и сохранности средств покупателей требует, чтобы колебания стоимости титулов собственности на рынке капитала не были слишком большими. То есть на рынке капитала стоимость следует определять таким образом, чтобы, с одной стороны, решения на рынке капитала быстро и гибко приводили капитал в наилучшую форму использования, а с другой стороны, чтобы не возникали нежелательные колебания стоимости, увеличивающие неуверенность инвесторов и вкладчиков и выталкивающие их с рынка капитала.

Мобильность капитала, его эффективное распределение, с одной стороны, и условия стабильности и ликвидности рынка капитала, с другой стороны, в определенной степени направлены друг против друга, что и вызывает спекуляцию. Биржевая спекуляция должна, с одной стороны, реагировать на незначительные изменения возможностей получения доходов от инвестиций и реализовывать их на рынке. Однако, с другой стороны, она должна предотвращать искусственные колебания стоимости, не имеющие никаких оснований в «стоимостных субстанциях» биржи. Это значит, что спекуляция, с одной стороны, должна в высшей степени отличаться присущими ей качествами и реагировать на малейшие различия в стоимостных параметрах, но, с другой стороны, она не должна создавать искусственную волатильность. При формировании стоимости участниками рынка капитала это приводит к противоречиям между спекулятивной подвижностью и стабилизацией волатильности в результате спекуляции.

Однако важно не упускать из виду тот факт, что биржевая спекуляция поощряет те спекулятивные прогнозы, которые правильно предсказывают невероятный рост стоимости. Действуя таким образом, рынок капитала стимулирует высокий уровень спекуляции, которая сглаживает колебания цен и забирает у рынка повышенную волатильность. В связи с этим распространенная точка зрения, согласно которой спекуляция постоянно усиливает колебания цен, не имеет никаких оснований.

 

3.6. Спекуляция и финансовая этика

Рынок капитала выполняет две задачи, в которых он аналогичен рынку кредитов. Как и последний, рынок капитала служит процессу трансформации, в котором накопления используются для инвестиций, а также процессу трансформации, в котором инвестиции с различным временным горизонтом преобразуются в инвестиции долгосрочного титула собственности или в акции. Превращение накоплений и трансформация временных периодов осуществляются на рынке капитала акций не через банки как финансовые посредники, а путем трансформации накоплений в рискованные ценные бумаги, их секьюритизации и рыночного обращения на бирже, а также с помощью институционализации спекулятивной торговли ценными бумагами. Контрольную функцию, реализуемую банками на кредитном рынке, на бирже берут на себя другие институты: через контроль при выдаче новых акций, который осуществляет биржевой надзор или правительство, через рыночное обращение акций и ценных бумаг и через профессиональную и публичную спекуляцию будущим курсом акций.

Вложения на рынке капитала по сравнению с банковскими активами или закладными листами представляют собой инвестиции повышенного риска. Рынок акций служит средством распределения инвестированных фондов компании. Цены или курсы акций отражают ожидаемую прибыль и ожидаемый риск ее получения теми компаниями, которые участвуют на рынке капитала. Курсы акций показывают, как котируемые на рынке капитала компании оцениваются его участниками. Цены на акции отражают оценки их прибыльности и рискованности рынка капитала.

Акционеры представляют собой инвесторов, которые в качестве собственников берут на себя полный риск инвестированного ими капитала. В условиях, когда задана полная прозрачность совершенных и будущих сделок, а также будущая стратегия компании, курс акций на рынке отражает оценку как совершенных и настоящих сделок, так и будущих ожидаемых доходов и рисков, учитываемую рыночными игроками, и при этом в полной мере определяет доходы и риски, прогнозируемые на идеальный случай.

На идеальном рынке каждая акция обладала бы определенной рыночной стоимостью. В такой ситуации торговля акциями вряд ли была бы возможной, поскольку цена акции оставалась бы одной и той же в любой момент для любого игрока. Тем не менее в реальности на современных рынках капитала совершаются колоссальные объемы сделок. Как утверждает Фридман, годовой оборот сделок на Нью-Йоркской бирже обычно равен почти половине совокупной стоимости акций, котирующихся в настоящее время на бирже. Фридман объясняет эту колоссальную торговлю акциями различными ожиданиями риска у инвесторов, но не указывает на различия, которые возникают с точки зрения соблюдения первоначальных сроков инвестиций и случайно меняющихся решений по продаже акций. Акции являются краткосрочными или долгосрочными инвестициями, несущими риски. Титул собственности, который они представляют, остается тем же, но со временем фактически меняет собственников. Периоды времени хранения акций невелики, и при незначительных затратах они могут трансформироваться, если их сравнивать с другими титулами собственности.

Такая трансформация возможна благодаря тому, что акции обращаются на бирже и ими можно торговать. То, что акции обращаются на рынке, в свою очередь предполагает, что предложение определенной акции в любой момент находит спрос на ту самую акцию даже тогда, если изначально намеченные временные периоды инвестиций в виде акций не совпадают у продавца и покупателя. Трансформация различных инвестиционных периодов обеспечивается торговлей акциями. Предложение и спрос на акции и их рыночное обращение выросли в невероятных объемах благодаря тем, кто, согласно разделению труда в экономике, профессионально торгует акциями, т. е. группе профессиональных спекулянтов.

 

3.7. Функции спекуляции на рынке капитала: управление неопределенностью и рисками, а также возможность разделения труда между расчетом и спекуляцией

Профессиональная спекуляция создает большой торговый оборот тем, что она формирует дополнительное предложение и дополнительный спрос на акции на бирже, значительно превышающие аналогичные объемы при ее отсутствии, т. е. в тех случаях, когда инвестиции в акции сами использовались бы для получения доходов от длительных или очень больших по срокам вложений. Спекуляция – это вид хозяйственной деятельности, нацеленной на извлечение прибыли на разнице между нынешним и будущим курсами акций. Спекулянт, играющий вдлинную (long), предполагает, что будущий курс акции превысит нынешний уровень. Спекулянт, играющий вкороткую (short), предполагает, что цена упадет. Спекулянт первого типа пытается извлечь прибыль тем, что акции покупает сейчас и продает в будущем. Его инвестиционное решение концентрируется не на ожидаемом доходе в виде дивидендов, а непосредственно на разнице между будущим и настоящим курсами акций.

Разделение труда на рынке капитала между теми, кто концентрируется на получении прибыли и капитализации акций, т. е. инвесторами в прямом смысле слова, и теми, кто концентрируется на разнице и колебаниях курса акций с течением времени, т. е. спекулянтами, предполагает, что инвестиция в акции может быть ликвидной в любой момент. Спекуляция акциями повышает рыночную обращаемость акций и тем самым трансформируемость периодов времени для капитала, вложенного на рынке капитала. Профессиональная биржевая спекуляция уменьшает риски, так как в принципе невозможно трансформировать периоды вложения в акции и выхода из них. Тем самым она оказывает экономике важную услугу.

Спекуляция берет на себя часть неопределенности по отношению к будущим случайным изменениям инвестиционных периодов и усиливает независимость инвестора от временного горизонта других инвесторов, от графика их инвестиций или продажи акций. Спекулятивная прибыль представляет цену, которую неспекулятивные инвесторы вынуждены платить за возможность дополнительного объема торговли акциями. Профессиональная спекуляция вне зависимости от наличия других проблемных аспектов является той интеллигентной игрой в удачу и прибыль, побочными явлениями которой являются рост объемов торговли акциями и облегчение трансформации инвестиционных периодов. Спекуляция на современном рынке акций настолько аналогична спекуляции опционами и срочными сделками (фьючерсами и форвардами), насколько они на обоих рынках – настоящем и будущем – приводят к увеличению объема торгов.

Спекуляция на будущих рынках товаров, валют или акций создает возможность хеджирования цен на те товары и акции, производители или инвесторы (собственники) которых не хотят спекулировать, а намерены соглашаться с предсказуемыми ценами на будущие товары. Спекуляция фьючерсами служит тем самым страховкой будущих цен или от колебания цен тем, кто не является спекулянтом. Таким образом, увеличение торговли акциями путем спекуляции является на современных рынках страховкой для тех, кто хочет быть свободным в своих решениях по поводу периода времени и срока своих инвестиций в акции. Спекуляция на современном рынке акций гарантирует инвестору, не заинтересованному в спекуляции, что он будет в состоянии найти спрос на свои акции, когда захочет их продать и тем самым вернуть инвестированные средства.

На рынке фьючерсов разделение труда между спекулянтами и другими участниками рынка, ограничивающими свой риск, т. е. практикующими хеджирование, реализуется на том основании, что одни люди могут спекулировать для того, чтобы другие могли рассчитывать на обещанные или даже зафиксированные на будущее цены. На современном рынке акций влияние спекуляции не означает полную гарантию будущих цен, а формирует лишь предположение, что временные периоды инвестиций в акции в будущем можно будет трансформировать таким образом, что их можно будет продать или купить на бирже.

Обеспечение возможности трансформирования периодов для акций с помощью спекуляции на бирже лишь тогда экономически выгодно, когда спекуляция сама по себе не заинтересована в усилении колебания цен на акции и если она фактически не участвует в этом в течение определенного времени. Если же профессиональная спекуляция усиливает колебания цен для извлечения из этого прибыли, то в результате этого может повыситься негативное воздействие вызванных спекуляцией усиленных колебаний цен, исходящих из возросшей рыночной обращаемости акций, что отразится и на всеобщем благе.

Экономическая теория различает спекуляцию акциями с негативной и положительной эластичностью ожиданий, адекватных ожиданиям биржи. Спекуляция с негативной эластичностью ожиданий характерна для спекулятивных вложений в акции, которые противоречат ожиданиям рынка, и при этом акции покупают, если рынок ожидает повышенных цен в будущем, и продают, если рынок в будущем ожидает снижение цен. Такой вид спекуляции ослабляет колебания курса акций с помощью противоциклических инвестиционных действий. Спекуляция с позитивной эластичностью ожиданий спроса на акции, напротив, характерна для покупок и продаж акций в соответствии с преобладающими ожиданиями рынка и циклически привлекает большинство рыночных игроков. Тем самым такой вид спекуляции усиливает колебания цен и оказывает негативный эффект на всеобщее благо.

Однако биржевая спекуляция становится наиболее успешной при двух условиях: во-первых, если ее прогнозы поведения цен относятся к будущим ценам на акции, и, во-вторых, если она заставляет инвесторов противоциклически вкладывать и изымать свои инвестиции против ожиданий рынка при негативной эластичности ожиданий спроса на акции. Спекуляция не очень прибыльна, если она следует рыночным ожиданиям с позитивной эластичностью, и она вообще не прибыльна, если ошибается в своих прогнозах в отношении будущих цен. Однако спекуляции присуща тенденция, привносимая мотивом прибыльности, корректного прогнозирования будущих изменений цен на акции, и при этом спекуляция поощряется таким образом, чтобы в связи с повышенными нормами прибыли от спекулятивных сделок в условиях негативных ожиданий эластичности ослаблять биржевые колебания путем получения повышенной прибыли в результате противоциклической спекуляции.

Наличием мнения, что спекуляция на современном рынке акций увеличивает неопределенность по отношению к будущей трансформируемости инвестиционных периодов, обосновывается вывод, согласно которому функцией спекуляции на рынке акций является снижение неопределенности у акционеров и невозможность выполнения этой функции другими инструментами. Риск дохода и банкротства компании может приблизительно рассчитываться рынком, однако неопределенность в отношении длительности будущих инвестиционных периодов, временных отрезков, в течение которых инвесторы намерены сохранять свои инвестиции, не может определяться с помощью расчета вероятностей. По поводу этих неопределенностей можно только «спекулировать».

Обе составные части спекуляции должны при этом различаться. Спекуляция делится на чистую спекуляцию, учитывающую динамику стоимости ценных бумаг в условиях неопределенности, случайности и зависимости от доходов, и на ту ее часть, которая представляет собой реальные долгосрочные вложения в акции и несет в себе риск для собственников и их партнеров. Хотя обе составные части спекуляции однозначно различаются аналитикой, фактические действия на рынке капитала таковы, что спекулянты могут проявлять себя в качестве спекулянтов, лишь вкладывая средства в акции, т. е. являться инвесторами.

Спекуляция на рынке капитала этически допустима, поскольку она выполняет объективную функцию в экономике: уменьшает неопределенность по отношению к рыночному обращению акций на бирже. При этом прибыль от спекуляции является платой за те услуги, которые предоставляются участникам биржевых операций в виде спекулятивных услуг, и она оправдана экономическим формированием стоимости, создаваемой спекуляцией.

То, что вклад в общее благо путем уменьшения неопределенности экономически и этически оправдывает профессиональную спекуляцию, в свою очередь означает, что спекуляция, использующая нехарактерные для нее средства неуменьшаемой неопределенности и фактически ее не уменьшающая, тоже не может оправдываться экономически и этически. Спекуляция оправдана задачей абсорбирования неопределенности в ситуациях, в которых не существует иного средства для решения данной задачи. Там, где неопределенность может уменьшаться с помощью менее затратных, чем спекуляция, средств, должны использоваться и эти средства. Там, где спекуляция реально не уменьшает неопределенность, она тоже неоправданна.

 

Биржа является центральным институтом посредничества в предложении и спросе на капитал. Вопрос справедливости на рынке капитала интенсивно обсуждается наряду с вопросом инсайдерской торговли, поскольку инсайдерская торговля является центральной проблемой экономической этики рынка капитала и биржи. Второй закон о стимулировании финансовых рынков запретил инсайдерскую торговлю с 1 августа 1994 г. и в Германии. Однако в дискуссии между различными школами экономической науки и юридическими науками нет согласия в вопросе о том, наносит инсайдерская торговля ущерб или нет, и необходимо ее при этом запретить в законном порядке или нет.

Инсайдерская торговля является не единственной проблемой хозяйственной этики рынка капитала. Существуют и другие вопросы оправданного поведения на рынке капитала, такие как этика инвестиций, выбор акций, т. е. хозяйственная этика инвестора, и предпринимательская этика котируемых на бирже компаний с точки зрения их отношения к своим акционерам и бирже. Важными вопросами хозяйственной этики являются и вопросы этики посредников и брокеров на рынке капитала, а также инвестиционных консультантов и банкиров, т. е. вопросы, выходящие за рамки проблемы инсайдерской торговли.

Этика всех этих трех групп участников рынка капитала – инвесторов как собственников капитала, финансовых подразделений компаний как пользователей капитала и финансовых посредников как маклеров между предложением и спросом – касается проблемы инсайдерской торговли, так что аргументы «за» и «против» инсайдерской торговли затрагивают существо хозяйственной этики или этической экономии рынка капитала. Дискуссия по проблемам инсайдерской торговли, развернувшаяся в Германии, неоднозначна. Направления дискуссии в целом соответствуют той линии, которая разделяет ученых-экономистов и ученых-юристов. В то время как многие ученые-экономисты оправдывают инсайдерскую торговлю тем аргументом, что она усиливает распределительный эффект биржи, большинство ученых-юристов отвергают этот аргумент и, более того, выступают за запрет инсайдерской торговли, обосновывая его мотивами справедливости, прежде всего равноправия всех акционеров, а также необходимостью обеспечения правовой защиты и правовой стабильности на бирже.

Это противоречие между позицией экономистов и позицией юристов в оценке инсайдерской торговли указывает на более глубокое различие в нормативных критериях, принятых обеими дисциплинами. В то время как ученые-экономисты склонны к тому, чтобы концентрироваться на распределительном аспекте и распределительной функции рынка капитала, юристы единодушно придерживаются той точки зрения, которая учитывает несколько нормативных критериев. В своей попытке синтеза критериев эффективности и справедливости этическая экономия, используя свои подходы, значительно ближе к юридическим, чем к научно-экономическим подходам, так как первые более открыты для интеграции нескольких нормативных критериев.

Решение с точки зрения этической экономии или хозяйственной этики характеризуется более высоким порядком в сравнении с исключительно экономическим, поскольку оно нацеливает на то, чтобы в его критериологию были включены оба аспекта проблемы – аспекты эффективности и справедливости. Если это применимо на рынке капитала в связи с вопросом об инсайдерской торговле, то вопрос хозяйственной этики сводится к тому, эффективна инсайдерская торговля или нет, справедлива и прозрачна она или нет, а не к тому, какая она – только эффективная или только прозрачная. Если правовую позицию наложить на позицию хозяйственной этики, то в поле зрения попадут и критерии правовой обоснованности и определяемости правил на рынке капитала, а также их корректировки в случаях нарушения. Право отличается своей способностью формулировать гарантии ожиданий и тем самым юридическую надежность, а также тем, что возможные конфликты можно корректировать и регулировать соответствующей судебной инстанцией.

Вопрос этической экономии рынка капитала и допустимости инсайдерской торговли является двойным. С одной стороны, это вопрос об институциональной этике и экономике рынка капитала как института, который формирует часть этики и экономики более масштабной культурно-вещественной среды или общественной субсистемы экономики. При этом он является также вопросом хозяйственного права. С другой стороны, хозяйственная этика инсайдерской торговли одновременно является и вопросом персональной этики тех, кто работает в рамках правил биржевой игры.

Обязанность формируется из миссии или телеологии института, из идеи справедливости и требований обоснованности права. Цели культурной среды и правовой сферы, которые здесь обсуждаются, а именно цель рынка капитала, посредничество между спросом и предложением капитала, идея справедливости (в частности, как формальной справедливости в смысле равноправия), и требования стабилизации ожиданий в юрисдикции и правоприменении определяют обязанности этики и права биржи.

 

4.1. Инсайдерская торговля как псевдоспекуляция и ажиотаж

Проблема инсайдерской торговли на бирже заключается в том, что тот, кто ею пользуется, извлекает из нее прибыль в ситуации, когда нет реальной неопределенности, так как факты инсайдерской информации уже известны. Отсутствует и легитимизация спекуляции, согласно которой имеют место неопределенность и риски.

Если биржевой маклер и акционер компании «Геко» дает указание своему маклеру и служащему Миллеру купить акции фирмы АВС, так как фирма ВСD намерена поглотить фирму АВС, и затем продать вновь приобретенные акции по повышенной цене, эта прогнозная информация на будущее уже имеется, но не исходит от маклера Миллера.

Неопределенность в этой ситуации может снижаться другими, менее затратными средствами, а именно публикацией инсайдерской информации в биржевых бюллетенях. Инсайдер не производит реальный продукт и не оказывает участникам рынка реальных услуг, и это невозможно совершить на основе простой публикации инсайдерских фактов соответствующими компаниями. Спекуляция инсайдера является разновидностью псевдоспекуляции, так как спекулирующий инсайдер не создает неопределенность, а лишь уменьшает псевдонеопределенность на основе уже известных фактов его инсайдерской информации.

Инсайдер, возможно, берет на себя определенный риск, так как поглощение еще не происходит, хотя инсайдер был об этом проинформирован. Влияние рекомендации журналиста, специализирующегося на экономической тематике, на определенную акцию может быть значительно меньше, чем он предполагал, но при этом речь не идет о его инсайдерских спекуляциях. Однако риск инсайдера всегда намного меньше, чем риск других спекулянтов, которые работают на этом рынке.

Прибыль от профессиональной спекуляции является вознаграждением за создающие стоимость услуги абсорбции неопределенности. Там, где усилия спекулянта не создают стоимость, потому что он приносит лишь псевдонеопределенность, спекулянт не вправе получать прибыль, «зарабатывать» ее. Инсайдер-спекулянт абсорбирует лишь псевдонеопределенность и при этом не вправе получать прибыль, возникающую из его инсайдерской торговли. По аналогии с азартной игрой инсайдера-спекулянта можно сравнить с игроком, который играет краплеными картами, что уменьшает факторы случайности и неопределенности. Точно так же инсайдер-спекулянт уменьшает элемент неопределенности и случайности только для себя, но не для других игроков. Инсайдер-спекулянт ведет игру с меньшей, чем его партнеры, неопределенностью, и прибыль, извлекаемая из игры краплеными картами, не равнозначна его реальным экономическим усилиям и его вкладу в создание стоимости.

а) Арбитраж, спекуляция, ажиотаж

Псевдопродуктивное влияние спекуляции инсайдерской торговлей является не арбитражем, не действительной спекуляцией, а ажиотажем (другими словами, мошенничеством). Арбитраж – это деятельность, создающая стоимость, прибыль в результате использования разницы в цене на различных площадках. Арбитр при этом получает прибыль в результате того, что уменьшает разницу в цене между различными торговыми площадками в одно и то же время. Если уровень процентов по кредитам в Токио низок и высок в Риме в одно и то же время, это и использует арбитраж, приносящий прибыль, занимая деньги по низким процентным ставкам в Токио и выдавая их по высоким процентным ставкам в Риме. Арбитр уменьшает разницу между ценами в разных местах и выравнивает уровень цен между двумя торговыми площадками тем, что на одной из них устраняет избыточное предложение и уменьшает дефицит предложения – в нашем случае дефицит кредитов – на другой. Арбитраж создает благоприятные условия путем выравнивания цен между различными рынками в одно и то же время, а спекуляция создает баланс цен на той же рыночной площадке между разными периодами времени. В связи с этим спекуляция является арбитражем между двумя различными точками времени, а не между различными торговыми площадками. Обе категории – арбитраж и спекуляция – оказывают услугу экономике в выравнивании разницы в ценах.

От арбитража и спекуляции следует отличать ажиотаж. Ажиотаж обозначает ту деятельность в получении прибыли, которая достигается путем добавки «ажио» к номиналу определенного актива или определенной услуги, без создания сколь-нибудь заметной стоимости. Разница в цене между купленными и проданными акциями является при этом всего лишь добавкой, или ажио, созданной биржевым игроком. Им является инсайдер, который, покупая в момент времени 7 и продавая в момент времени 7 + 1, не добавляет реальной стоимости к рассматриваемому активу, в нашем случае к акциям, так как информация, на которой основывается его прибыль, уже была доступна в момент времени 7. Разница между арбитражем по месту свершения сделки и спекуляцией как арбитражем по времени совершения сделки в качестве деятельности, создающей стоимость, с одной стороны, и ажиотажем как чистым мошенничеством без создания стоимости, с другой стороны, позволяет классифицировать инсайдерскую торговлю как простой ажиотаж и отличать ее от других видов деятельности, создающей стоимость на бирже, таких как арбитраж по месту совершения сделки и спекуляция во времени совершения сделки.

Такие представители схоластики в теории хозяйственной этики и экономической теологии, как Данс Скотус, и в первую очередь испанские исследователи естественного права раннего Средневековья, знали об этом отличии. Д. Скотус утверждал, что прибыль лишь тогда этически оправданна, если торговец или спекулянт совершил деятельность, создающую стоимость, в любой форме и тем самым оказал услугу обществу: «Того, кто не участвует ни в покупке, ни в хранении, ни в улучшении качества товаров, не предоставляет неопытному покупателю гарантию качества или информацию (располагая знаниями о товаре), а сегодня лишь покупает, не выполняя ни одной из указанных предпосылок, для последующей продажи, следует исключить из профессионального сообщества и подвергнуть моральному порицанию». Луго и Молина добавили к этому, что прибыль от арбитража и спекуляции тогда этически легитимна, если они приводят к созданию реальной стоимости в экономике, однако ажиотаж как чистое мошенничество слишком много требует от других, нарушая при этом принцип справедливости, когда каждому воздастся свое.

б) Инсайдерская торговля и доверительные отношения

Инсайдерская торговля как простой ажиотаж, т. е. перепродажа одного и того же актива без его облагораживания и внесения продуктивного вклада в общее благо путем перепродажи, искажает существо спекулятивной торговли. Такое определение относится к каждой ситуации, в которой инсайдерская торговля используется третьим лицом. К примеру, это может быть в том случае, когда компания планирует установить контроль над другой компанией. Менеджмент или один из акционеров может сказать лишь одному инсайдеру-торговцу о выгоде покупки акции той компании, которая будет поглощена. Инсайдер получит из этой информации сверхприбыль, компания, к которой относится эта информация, может растянуть продажу акций другим компаниям на длительное время и при этом позже приобрести акции у торговца-инсайдера или у других акционеров, вероятно, по пониженным ценам, так как их спрос на акции кандидата на поглощение будет растянут по времени. Таким образом, инсайдер-торговец с помощью информаторов поглощающей компании получает интересующую его лично информацию и способствует покупке акций поглощающей компании для последующей продажи и получения инсайдерской прибыли. В данном примере инсайдер-торговец оказывает определенную услугу экономике, причем фирма, планирующая поглощение, облегчает поиск кандидатов на поглощение.

Однако эта цель указанной услуги может так же успешно достигаться тогда, когда продаваемая компания сама приобретет акции или когда доверенное лицо купит акции для себя с условием, что это нужно компании. Компания, планирующая поглощение, не нуждается в использовании информации инсайдера-торговца и тем самым в применении этически неоправданных средств для достижения цели, когда это можно решить и с помощью этически и юридически допустимых средств.

Наличие случаев осуществления инсайдерской торговли в интересах третьей стороны, информируемого менеджера или акционера, т. е. совершения «преступления без жертвы», не опровергает тот тезис, согласно которому инсайдерская торговля является примером обычного ажиотажа, но не продуктивной спекуляцией. Информируемая компания располагает сведениями, на основе которых осуществляется инсайдерская торговля, и могла бы эту информацию распространять, а если это распространение наносит вред самой компании, то она может ее придержать и действовать таким образом, чтобы со временем самостоятельно приобрести акции.

Пример инсайдерской торговли, когда инсайдер приобретает акции за свой счет в интересах третьей стороны, показывает, что инсайдерскую торговлю нельзя назвать неэтичной только потому, что она нарушает доверительные отношения. Во многих случаях это так и происходит и инсайдерская торговля представляется неэтичной на основе того факта, что нарушаются обязанности доверительности. Однако в ряде случаев происходит именно так, что лицо, установившее доверительные отношения, передает инсайдерскую информацию другим, тем, кто предпочитает действовать в первую очередь в собственных интересах. Аргументы в пользу инсайдерской торговли, доказывающие, что она усиливает распределительную функцию рынка тем, что распространяет информацию об инсайдерских фактах при торговле акциями, исходят из того факта, что инсайдерская торговля может осуществляться не только в интересах инсайдера-торговца или маклера, но и в интересах заказчика или принципала.

Следует еще раз повторить: ни выгоды инсайдера-торговца, ни выгоды заказчика, ни незначительное распределительное влияние инсайдерской торговли на ценообразование на рынке акций не могут быть оправданием инсайдерской торговли, поскольку ее неэтичный характер проявляется там, где инсайдерская торговля искажает природу вещей спекуляции на рынке акций, а инсайдерская спекуляция не служит уменьшению реальной неопределенности. Поскольку инсайдерская информация уже существует, инсайдерская торговля не уменьшает неопределенность. Так как акционеры располагают одинаковым правом на информацию о своей компании, менеджмент не должен передавать информацию о поглощении компании только некоторым посторонним лицам для их обогащения. Отдельные владельцы акций не должны сами передавать инсайдерскую информацию посторонним лицам, если при этом возможно ущемление прав других акционеров на такую информацию. Принцип равноправия всех акционеров требует, чтобы все акционеры обладали инсайдерской информацией и могли ее распространить или чтобы ни один из них не делал этого. Если акционеры делятся такой информацией, она, естественно, перестает быть инсайдерской информацией.

Немецкое и американское законодательство, регулирующее инсайдерскую торговлю, запрещает акционерам передавать инсайдерскую информацию точно так же, как запрещает это и менеджменту компании. Законодательство при этом имеет в виду не доверительные отношения, а принцип равноправия, т. е. одинаковые права всех акционеров на информацию, включая условия создающей стоимость спекуляции на бирже как обоснование юридического запрета инсайдерской торговли.

в) Инсайдерская торговля как извращенный стимул

Условия, в которых спекуляция на бирже продуктивна и служит общему благу в том, что она берет на себя неопределенность, нарушаются не только в результате негативных воздействий происходящей инсайдерской торговли. Напротив, эти негативные воздействия становятся интенсивнее в результате того, что при инсайдерской торговле возникают извращенные или контрпродуктивные стимулы, которые только усилились законодательным разрешением инсайдерской торговли. Маклеры и посредники на финансовых рынках используют сильные стимулы поиска возможностей инвестиций в инсайдерскую торговлю, если она разрешена. Вместо поиска правильных прогнозов в будущих спекуляциях они заняты выявлением инсайдерской информации, связанной с будущим, которое не является реальным будущим, а скорее связано с действительностью. Они пренебрежительно относятся к реализации этой «спекулятивной задачи» и обращают свое внимание на условия для инсайдерской торговли.

Так как возможности для инсайдерской торговли увеличиваются при случайных колебаниях цен, и в первую очередь при высоких амплитудах таких колебаний, стимулы инсайдерской торговли еще больше склоняют финансовых маклеров к тому, чтобы усиливать колебания цен вместо их ослабления. Тем самым эти дополни – тельные извращенные стимулы, не уменьшающие, а повышающие неопределенность в отношении других участников рынка, создаются правовой доступностью инсайдерской торговли. Регулирование инсайдерской торговли отвлекает финансовых маклеров и биржевых спекулянтов от намерения инвестировать в снижение неопределенности в инвестиции, связанные с поиском инсайдерской информации, т. е. в инвестиции в получение уже имеющейся информации, и в стратегии роста внешней неопределенности в результате роста колебания цен на рынке акций. Извращенные стимулы, исходящие от инсайдерской торговли, отвлекают ресурсы на поиск непродуктивных сведений вместо продуктивной информации. Информация, которая уже имеется, но придерживается для частного использования в ажиотаже, является непродуктивной информацией.

г) Инсайдерская торговля и краткосрочность

Инсайдерская информация на рынке акций непродуктивна, поскольку она не используется ни для арбитража – балансирования разницы в ценах между различными торговыми площадками, ни для спекуляции – балансирования разницы в ценах во времени. Инсайдерская торговля осуществляется на том же рынке, и она нацелена на краткосрочное получение прибыли от капитала, не переходящее на длительные периоды времени. Сама по себе краткосрочность инсайдерской торговли уже указывает на тот факт, что она не служит ни уменьшению неопределенности, ни реальным инвестициям капитала.

И то и другое требует более продолжительных временных периодов инвестирования.

В связи с этим сама по себе инсайдерская торговля не может быть запрещена законом, так как сопровождается краткосрочным мышлением. Если спекулянт в результате необходимых и ответственных действий принимает решение о том, что экономически выгодно завершить инвестиции в течение очень короткого времени, так как этого требуют изменения в экономических параметрах, тогда это может признаваться моральным и при этом эффективным экономическим решением. По этой причине краткосрочность инвестиции не может служить ни индикатором инсайдерской торговли, ни достаточным основанием для правового запрета или исключения. Здесь решающим является тот факт, что имел в виду инвестор в самом начале – инсайдерскую торговлю или серьезные, долгосрочные инвестиции, т. е. продуктивную спекуляцию как уменьшение неопределенности.

д) Инсайдерская торговля и обязанность особой публичности

Инсайдерская информация является непродуктивной информацией, так как это лишает ее общедоступности в том смысле, что осознанно утаивает ее от рынка. Использование инсайдерской информации не приносит никакой выгоды с точки зрения экономического эффекта, так как оно не является актом арбитража между торговыми площадками или спекуляцией периодами времени. МакГри обосновывает свою аргументацию по поддержке легализации инсайдерской торговли тем фактом, что в арбитражных сделках арбитр не обязан информировать потенциального покупателя о том, что цена на товар, который он ищет для продажи, выше, чем в другом месте или, в случае спекулятивной торговли, что цена в будущем, вероятно, будет расти.

МакГри цитирует Фому Аквинского, который оспорил обязанность продавца информировать покупателя о такой разнице в цене между торговыми площадками и периодами времени. Однако МакГри игнорирует те доводы, которые лежат в основе аргументации Фомы Аквинского, а именно то, что арбитраж полезен экономически и социально, так как выравнивает разницу в ценах между различными рынками. Арбитраж уместен только тогда, когда создает стимулы, обосновывающие реальную возможность получения прибыли путем выравнивания разницы в ценах между различными рынками. Там, где эти стимулы отсутствуют, арбитраж не нужен. Там, где покупатель был обязан информировать продавца зерна на торговой площадке А о том, что на торговой площадке В имеется более дорогое зерно, продавец не должен был бы продавать товар, а купить его на рынке В и продать его там. Тем самым продавец должен был бы сам получить прибыль от инвестированных намерений арбитра, не выплачивая ему компенсации. Для того чтобы поощрить его полезную торговлю, необходимо допустить арбитраж в торговле. Это является причиной того, почему Фома Аквинский и теория естественных прав допускали инсайдер – скую торговлю.

Там, где торговля только ажиотажна или манипулятивна, но не использует арбитраж или спекуляцию, покупатель или продавец не вправе придерживать информацию, на которой базируется его торговая деятельность, и извлекать прибыль из сведений о будущих изменениях в ценах. Так как инсайдер инвестировал не в продуктивную, а в непродуктивную информацию, он не вправе извлекать прибыль из информационных преимуществ, полученных недопустимым образом, по сравнению со своими конкурентами или с теми, кто не участвует в создании стоимости.

е) Негативные воздействия инсайдерской торговли на распределение и стабильность

Инсайдерская торговля ведет к перераспределению ресурсов от спекуляции к псевдоспекуляции, от распространения информации к утаиванию сведений. Следует признаться, что недостаточный полезный эффект распространения информации на рынке акций определяется тем, что инсайдер-торговец может покупать акции и что возможен также незначительный эффект от временной рассрочки покупок акций в случаях поглощения фирм, которое осуществлено инсайдером-торговцем или поддержано им. Однако такие полезные эффекты распределения в дальнейшем в значительной мере нивелируются ошибочным распределением ресурсов в поиске непродуктивной инсайдерской информации, извращенными стимулами инсайдерской торговли, которые усиливают колебания цен и дестабилизируют рынок акций, а также в результате проблемных воздействий распределения прибыли от инсайдерской торговли.

Извращенные стимулы инсайдерской торговли приводят к сомнительным инсайдерским инвестициям и прибылям. Проблемные дивиденды от инсайдерской торговли, ее краткосрочность и другие моменты приводят к социально дестабилизирующему и экономически и этически сомнительному распределению доходов. Критика общественностью характера распределения доходов, получаемых как инсайдерская прибыль, не может отвергаться просто как комплекс завистливости. Это не столько результирующее распределение, сколько обратное влияние такого распределения на структуру стимулов и распределение инвестиций, создающих стоимость и возбуждающих финансовые рынки. Поскольку консолидацию и распределение нельзя отделить, чрезмерная прибыль от инсайдерской торговли направляется в качестве ресурсов, используемых в инсайдерской торговле.

Такие экономические критерии, как распределение и стабильность, требуют подавления инсайдерской торговли. Аргументы в пользу эффективности и справедливости распределения и экономической стабильности рынка капитала совпадают с тем выводом, который исходит из природы вещей, т. е. из существа рынка капитала. Экономические и этические аргументы приводят к заключению, что участники рынка капитала обязаны осуществлять инвестиции, создающие стоимость, и оказывать услуги компенсации неопределенности, но не заниматься псевдоспекуляцией инсайдерской торговли.

То, что запрет инсайдерской торговли поощряет профессиональную спекуляцию за счет спекулянтов-любителей, нельзя подвергать критике, как это делает Шнайдер, более того, это следует приветствовать. Если запрет на инсайдерскую торговлю уменьшает элемент игры, которая распространена в сфере биржевой спекуляции в пользу профессиональной спекуляции, то он сокращает ту часть рынка капитала, которая занимается неопределенностью и сокращает ее до неприемлемых масштабов. Запрет инсайдерской торговли исключает те факторы на бирже, которые создают ненужную и предотвращаемую неопределенность. Биржа должна быть не площадкой для спекулятивных игр, а институтом оказания услуг экономике и обществу, институтом посредничества для капитала и регулирования неопределенности.

Свыше 80 лет назад Нелл-Бройнинг поставил вопрос, нуждается ли биржа в спекуляции акциями и может ли биржа функционировать без спекуляции. Анализ инсайдерской торговли показывает, что рынок акций может функционировать без псевдоспекуляции, однако профессиональная спекуляция играет заметную роль в прогнозировании и регулировании необоснованной неопределенности.

Оценку инсайдерской торговли можно выразить следующими выводами. Существо и функции спекуляции на бирже требуют строгого подавления псевдоспекуляции в инсайдерской торговле, регулирования кажущейся неопределенности. Принцип равноправия для обоснования экономических норм требует одинакового права на доступ к информации для всех акционеров и спекулянтов. Равноправие акционеров при этом не исключает, что менеджмент или отдельные акционеры могут передавать третьим лицам инсайдерскую информацию. Принципы экономической и правовой безопасности и стабильности требуют, чтобы инсайдерской торговле было отказано в силу влияния ее извращенных стимулов. Колебания цен на рынке акций не должны усиливаться в результате использования различных форм спекуляции, которые не оправданы выполнением функций рынка капитала, направленных на регулирование и трансформацию риска и противостояние неопределенности.

 

4.2. Опыт вступления в силу положений закона о противодействии инсайдерской торговле в германии

С точки зрения экономики всегда ощущались сложности при разработке и реализации закона о противодействии инсайдерской торговле. Однако эти сложности оказывались меньшими, чем предполагалось. Вероятно, если это и происходило, то они не были никакими юридическими аргументами против запрета. В пользу реализуемости закона свидетельствует тот факт, что в I квартале 1995 г., т. е. в I квартале после вступления в силу законодательных положений о противодействии инсайдерской торговле, на Франкфуртскую биржу поступило около 200 сообщений согласно параграфу 15 Закона о ценных бумагах. По мнению Федеральной службы надзора за ценными бумагами в среднем поступало 100 сообщений в месяц, тогда как, согласно Хансу-Йоахиму Шварцу, ранее в среднем за год поступало два-три сообщения.

Следует признать, что «приверженность» закону потому и была намного выше, чем этого можно было ожидать с учетом очень больших соблазнов игнорирования запрета на инсайд, так как санкции по закону прежде всего касались источника информации. Угроза тюремного заключения за передачу инсайдерской информации и сведений о ее пользователях отразилась на том, что лицам, обладающим инсайдерской информацией, пришлось очень серьезно задуматься над тем, стоит ли им брать на себя риск передачи инсайдерской информации, притом что доход от реализации этой информации доставался главным образом тем, кто ею пользовался. Стало ясно, что именно поэтому узаконенный запрет эффективен прежде всего в отношении источника информации.

Для крупного акционерного общества обязанность публичного информирования о преступлениях, сказывающихся на курсе акций, согласно положениям Закона о противодействии инсайдерской торговле, является частью общепринятой политики «паблик рилейшнз».

Так как стабилизация курса акций для большинства крупных компаний является одной из целей работы с общественностью и функцией подразделения по связям с инвесторами, интересы акционерного общества совпадают с содержанием положений законодательства о противодействии инсайдерской торговле. Учет требований публичности становится элементом общепринятой информационной политики компании.

Опасение по поводу того, что не совсем точная правовая трактовка значимых для курса акций фактов, публикация которых является обязанностью компании, будет тем самым существенно облегчена, в значительной степени рассеивается тем, что компания придерживается принципа «При сомнениях – в пользу публичности». Этому принципу закон соответствует и потому, что он расширительно трактует особую обязанность такого информирования общественности о значимых для курса акций фактах, требующую, чтобы компания известила ее об этом еще до проведения годового собрания, а сама по себе публикация путем информирования участников годового общего собрания акционеров недостаточна.

Были опасения, что функционированию биржи будет нанесен урон в результате введения новых положений Закона об инсайдерской торговле, поскольку на котировки курса акций компании чаще всего влияет полученная информация о фактах, существенных при определении курса акций. Поскольку колебания курса часто давали повод для слухов о соответствующей компании, это могло оказывать дестабилизирующее влияние на рынок капитала. Однако биржа в большинстве случаев сама в состоянии справиться с проблемами влияния на котировки акций. Так, котировка акций после публикации фактов, существенных для определения курса акций, ощущает их влияние не дольше одного дня, т. е. демонстрирует кратковременную реакцию.

Складывается впечатление, что закон о противодействии инсайдерской торговле оказывает наибольшее устрашающее влияние. Так, один из швейцарских банкиров сообщил автору в 1995 г., что хотя в Швейцарии на протяжении ряда лет и действует закон о противодействии инсайдерской торговле, однако до сих пор никто не смог его опротестовать. Как уже было сказано, следует принимать во внимание как наличие значительной скрытой информации, так и сильное устрашающее влияние на обладателей такой информации.

Инсайдерская информация является распространенным феноменом, далеко превосходящим параметры ее использования на бирже. Масштабность феномена инсайдерской информации и торговли показывает, что использование экономически важной информации связано с законодательным регулированием, а право на те сведения, которые используются для получения прибыли, следует отличать от права на информацию, которая не должна использоваться в этих целях, к примеру на любую конфиденциальную информацию, имеющуюся у врача, налогового консультанта, исповедника и т. п.

То, что проблемы инсайдерской торговли часто сталкиваются с вопросом, какие экономические действия обосновывают получение прибыли, т. е. с вопросом возникновения прибыли и оправдания прибыли, объясняет, почему в отношении непосредственного осуществления инсайдерской торговли на бирже положения по-разному касаются регулируемых ими групп адресатов. Так, в отношении банков действуют более жесткие правила, а государство вправе использовать инсайдерскую информацию.

Отказ от приобретения или продажи инсайдерских бумаг на основе инсайдерской информации не является сделкой купли-продажи и при этом не регулируется запретом на инсайдерские сделки. В отношении банков в ряде обстоятельств применимы более строгие требования.

Если использование инсайдерской информации расширяет ее доступность, т. е. не представляет собой возможность частного присвоения прибыли, оно допустимо. В связи с этим государственные ведомства должны использовать инсайдерскую информацию или аналогичные сделки, которые «осуществляются в интересах денежной или валютной политики или в рамках публичного управления задолженностью федерации, ее специальных ведомств, федеральных земель, Немецкого банка, зарубежного государства или его центрального банка или уполномоченных ими организаций или лиц, осуществляющих с ними расчеты».

Вместе с тем положения Закона об инсайдерской торговле определяют право на получение прибыли и отделяют те виды деятельности, в которых, согласно Закону, можно извлекать прибыль, от тех видов деятельности, в которых это недопустимо.

 

4.3. Злоупотребление инсайдерской информацией как форма коррупции

Инсайдерскую торговлю на бирже следует рассматривать в качестве формы коррупции тех структур, деятельность которых связана с биржей и финансовыми институтами и рынками. Как и во всех распространенных случаях феномена коррупции, при этом нарушаются доверительные отношения и происходит злоупотребление доверительно переданными фактами в интересах личного обогащения. Даже там, где биржевые и финансовые маклеры уполномочены акционерами использовать инсайдерскую информацию, коррупция возникает тогда, когда маклеры нарушают доверительные отношения с другими акционерами компаний, предоставляющими соответствующую информацию, а также биржевые правила. Феномен использования знания конфиденциальной информации может рассматриваться как общепринятый признак коррупции и представлять собой основу общей теории коррупции.

Врач, обязанный соблюдать конфиденциальность, но использующий ставший ему известным диагноз пациента для того, чтобы проинформировать маклера, занимающегося недвижимостью, о том, что дом пациента скоро будет предложен на продажу, поскольку, согласно диагнозу, он скоро умрет, коррумпирован, злоупотребляет своим профессиональным положением и нарушает свои профессиональные обязанности. Служащий компании не может участвовать в розыгрыше рекламных призов, проводимом компанией, и не вправе использовать инсайдерскую информацию о таком розыгрыше, чтобы иметь преимущество перед другими участниками лотереи или сообщать детали другим лицам в их интересах. Служащий, ответственный за строительство дорог и мостов в городе, не вправе использовать инсайдерскую информацию о строительной политике города для заблаговременно – го приобретения земельных участков, предназначенных для мостов, по низким ценам, с тем чтобы затем продать их городу по завышенным ценам.

Архитектор, строящий дом для своего клиента, не должен одновременно с этим быть посредником в строительных контрактах строительных компаний и получать от них комиссионное вознаграждение за посреднические услуги в дополнение к гонорару архитектора. При этом он злоупотребляет профессиональным статусом объективного консультанта своего застройщика, своей инсайдерской информацией архитектора-застройщика и своим договором между заказчиком и архитектором, отдавая предпочтение торговле инсайдерской информацией со строительной компанией. Он злоупотребляет доверительными отношениями со своим застройщиком для того, чтобы осуществлять сделки, получая комиссионное вознаграждение от компаний, по отношению к которым он должен проявлять себя как объективный консультант и консультант застройщика. Очевидно, что в таком случае ему за одну и ту же услугу платят дважды, а это было бы приемлемо лишь тогда, когда бы он свой гонорар архитектора уменьшил на сумму, которую ему уплатила строительная компания в качестве комиссионного вознаграждения.

Злоупотребление инсайдерской информацией или доверительно сообщенными фактами в большинстве небольших компаний является основой коррупции в частном и государственном секторе. Коррупция является злоупотреблением властными полномочиями или степенью доверия при принятии решений, направленных против намерений и правил функционирования заказчика, с тем чтобы получить прибыль в своих интересах или создать третьей стороне необоснованные преимущества. Использование чиновниками служебного положения в своих интересах или в интересах третьих лиц вне зависимости от того, где это происходит – в частных фирмах или в государственном секторе, постоянно основывается на особой инсайдерской информации, которой обладает соответствующее лицо, использующее ее неправомерным способом для получения инсайдерской прибыли.

Жесткие формы коррупции в демократических правовых государствах становятся для чиновников все более нереализуемыми, так как контроль закона и демократической общественности в целом их довольно быстро останавливает. Судья не может явно принимать решение в пользу богатого и сильного за счет вдов и сирот, что осуждалось еще в библейских проповедях. Однако он может использовать инсайдерскую информацию для информирования одной стороны с целью извлечения ею выгоды от процесса. Премьер-министр не может сегодня назначить свою жену министром в своем кабинете, как это было возможно в коммунистических режимах. Однако он может использовать инсайдерскую информацию для того, чтобы подать сигнал своим друзьям. Использование инсайдерской информации членами совета центрального банка страны может стоить миллиарды долларов. Если Федеральная резервная система США снизит процентные ставки на один процентный пункт, это поднимет индекс Доу-Джонса на несколько пунктов. И тот, кто узнал бы об этом на 24 часа раньше остальных, мог бы получить прибыль на акции, исчисляемую миллионами долларов.

Прибыль, получаемая при коррупции и злоупотреблении инсайдерской информацией, переданной с использованием служебного положения, нарушает хозяйственное право и хозяйственную этику по трем причинам: коррупция и злоупотребление инсайдерской информацией нарушают принцип равноправия, принцип экономической эффективности и принцип демократического и правового государства, согласно которым все граждане имеют демократическое право на равный доступ к политической и административной власти и их ведомствам, а также право на то, чтобы менеджеров частных компаний и государственных чиновников можно было привлечь к ответственности за действия, которые они могли предпринять, находясь в своей должности.

Используя коррупцию, те, кто занимается подкупом, получают неоправданное преимущество перед остальными. Если бы это им не удавалось, они не «инвестировали» бы в коррупцию. Такое использование преимуществ должно исключаться правилами проведения государственным или частным заказчиком публичного конкурса по государственному строительному проекту или объекту. Для всех форм коррупции и инсайдерской информации общим является не только тот факт, что они нарушают доверительные отношения и агентские отношения, отношения между поверенным и доверителем. Более того, они формируют и извращенные стимулы, которые направляют все внимание и усилия именно на ту деятельность, которая не отвечает интересам всеобщего блага или отдельно взятой функционирующей компании.

Теория «извращенных стимулов» (perverse incentives), подтвердившая свое влияние на примере инсайдерской торговли на бирже, относится не только к рынку капитала. Стремление к инсайдерской информации, вызванное коррупцией, создает извращенные стимулы у работников, которые сосредоточиваются не на решении собственных задач, а на извлечении выгод от коррумпированного исполнения обязанностей по своей должности или по своей профессии.

В этой связи у предпринимателей и менеджеров должна возникнуть необходимость бороться со всеми формами коррупции вне зависимости от того, где они проявляются – внутри страны или за рубежом, потому что в долгосрочном плане они противоречат интересам компании. Именно там, где компания намерена с помощью «грязных» выплат зарубежным посредникам привлечь заказы, такая нечисто – плотная практика может вызывать столь негативные последствия для внутренней хозяйственной этики и профессиональной деятельности сотрудников, что лучше от нее отказаться. Согласие с «офшорной коррупцией», коррупционной практикой за границей за рамками национального права бросает тень на страну и на фирму.

Коррупция и использование инсайдерской информации часто проявляются там, где партнер по договору еще недостаточно знает рынок или где сложно согласовать общепринятую рыночную цену. Каждому известен феномен, встречающийся практически в любой стране, когда таксисты у аэропорта коррумпированы не в том смысле, что они один раз обманывают ничего не подозревающего вновь прибывшего человека, который не ориентируется в рыночных ценах для поездки на такси и не в состоянии отказаться от нее, так как не знает рыночной цены. Более важной причиной, облегчающей практику коррупции в этом случае является то, что право ожидания пассажиров такси в аэропорту может контролироваться монополистом или мафией аэропорта, вынуждающих все не разрешенные ими такси уезжать, притом что лишь они, осуществляя большие затраты, в состоянии контролировать все маршруты, связанные с аэропортом.

Знаток проблем «офшорной коррупции» Джордж Муди-Стюарт обращал внимание на то, что экспорт вооружения по тем же причинам может легко стать жертвой коррупции. Сложности заключаются в существе сделки с вооружениями: с одной стороны, непросто определить рыночную цену истребителя, к которому проявляют интерес три покупателя, министры обороны трех стран, так как его производство требует применения передовых технологий с трудно определяемыми рыночными ценами. С другой стороны, экспорт вооружений очень интересен в качестве экспорта в третьи страны, прежде всего в страны третьего мира, так как при нем в покупной цене можно легко спрятать «грязные деньги». Такое упрощение коррупции существом экспорта вооружений характерно как для покупающей стороны, так и для продавцов.

Диктатору одной из стран не так легко спрятать полученные им или членами его семьи «грязные деньги» при поставке автомобилей, везде имеющих одну и ту же рыночную цену, как при поставках вооружений высоких технологий, рыночные цены которых в его стране не может знать никто. Однако это не значит, что весь экспорт вооружений коррумпирован, это лишь возможность продемонстрировать, что чаще всего склонность к коррупции возникает в связи с товарами, которые нельзя сравнить с аналогичными другими товарами и тем самым нельзя сопоставить по ценам.

Этот факт подтверждает проблематичность перераспределения спроса коррумпированными правительствами. Из-за возросших возможностей спрятать «грязные деньги» при приобретении вооружений, не обращающихся на рынке, спрос инсайдеров правительства в прочих предметах импорта уменьшается и перенацеливается на такие товары. Поскольку они надеются на то, что при экспорте вооружений легче получить и спрятать комиссионное вознаграждение или «грязные деньги», они заказывают значительно больше вооружений, чем другие, крайне необходимые товары. Такой вид спирали «грязных денег» на экспорте вооружений в свою очередь приводит к излишнему потреблению вооружений, что в свою очередь является причиной дальнейшего ухудшения состоянии экономики.

 

4.4. Этические обязанности инвестора и компании, акции которой котируются на бирже, на рынке капитала

Завышены ли этические обязанности инвестора на рынке капитала по сравнению с теми обязанностями, что связаны с необходимостью отказа от инсайдерской торговли? Ставшая доминирующей концепция максимизации рыночной стоимости не является определяющим требованием для инвестора, как и для тех, кто стремится к максимизации стоимости собственных акций и последующей максимизации распределительной эффективности. С точки зрения концепции этической экономии такое сведение критериев инвестором к простой максимизации стоимости капитала недостаточно и должно дополняться этическим критерием действий, достаточно хороших и соответствующих природе вещей инвестирования. Инвестор несет этическую обязанность этически проверять в спорных вопросах, где и во что он вкладывает свои средства.

Финансовая этика должна также помогать при принятии решений о совершении сделок в «серых зонах». Вместе с тем исходя из анализа «серых зон» экономических действий формируются подходы к определению норм для «светлых зон». Специалист в области хозяйственной этики не является специалистом по «серым зонам», и хозяйственная этика не ставит перед собой задачу содействия необходимой маневренности достаточно успешных предпринимателей или бизнесменов в этих сферах, с тем чтобы они в максимальной степени могли избежать неприемлемых для них сделок.

В связи с этим использование хозяйственной этики в спорных вопросах представляет особый интерес, поскольку «серые зоны», в которых изначально не ясно, что является правильным действием, привлекают и тех, кто имеет хорошее намерение (intentio recta). Предприниматель, стоящий перед проблемой получения заказа за рубежом в конкуренции с другими предпринимателями, которые используют «грязные деньги», испытывает сложности в принятии решения не потому, что он одобряет коррупцию и хочет ее поддержать, а потому, что в определенных обстоятельствах ему ничего не остается для обеспечения конкурентоспособности своей компании и занятости в ней, кроме как использовать «проверенную» практику в своей сфере в отношении зарубежных заказчиков.

Согласно Месснеру, инвестиции в акции или в акционерные общества, преследующие сомнительные в моральном плане производственные цели, неэтичны. При этом он в качестве примера приводит инвестиции колониальных компаний в фирмы, эксплуатировавшие рабочую силу туземцев.

Другим этическим вопросом при инвестировании является выяснение того, должен ли инвестор быть свободным в своих вложениях в любом регионе мира. Необходимо изначально иметь в виду, что мировой рынок капитала должен быть максимально свободным. Однако с этической точки зрения инвестор обязан постоянно интересоваться тем, где он обязан осуществлять инвестиции – внутри страны или за рубежом. Ситуации существенного перетока капитала из одной страны в другую, осуществляемого, к примеру, элитами развивающихся стран в центры индустриального мира, ставят вопрос о том, обязаны ли инвесторы, руководствуясь принципом справедливости, инвестировать часть своего капитала в собственной стране. Нельзя требовать исполнения такой обязанности даже в силу юридических норм, определяемых государством. Такой закон оказал бы очень большое негативное влияние на экономическую эффективность. Эта обязанность должна обеспечиваться этически.

Хотя непосредственное влияние обладателя небольшого пакета акций на политику компании, в которой он имеет долю участия, весьма ограниченно, акционеры обязаны интересоваться тем, в какие проекты, в каких регионах и странах компания осуществляет инвестиции, какие доли она в них имеет. Месснер рассматривает также обязанность инвестирования как обязанность вкладывать собственный капитал с приемлемым риском вместо его накопления. Накопление денег и обычное хранение ценностей не соответствуют обязанности инвестирования.

Этическая обязанность собственности является частью Конституции Германии. Статья 14 параграфа 2 определяет: «Собственность обязывает. Ее использование должно служить одновременно и всеобщему благу». «Социальная обязанность собственности», социальные обязательства собственности, как определяет данная статья, обычно близки вопросам допустимости деприватизации и прав правительства и местных органов управления применять в общих интересах ограничения на использование частной собственности. Однако эта статья формулирует в качестве обязательного, но не принудительного требования обязанность инвестора, прежде всего крупного инвестора, учитывать критерии этической справедливости и всеобщего блага при принятии им инвестиционных решений.

Те же этические обязанности инвестирования распространяются и на менеджмент компаний, представленных на бирже, при принятии им решений по предпринимательской стратегии и политике. В дополнение к этим этическим обязанностям по стратегии и коммерческой деятельности менеджмента компании, эмитирующей акции, представленные на бирже компании обязаны прежде всего надлежащим образом информировать своих акционеров и участников биржи. Публично котируемые компании должны предоставлять инвесторам всю важную информацию о себе, поскольку природе рынка капитала свойственно, что менеджеры компании обладают лучшим доступом к информации о ее положении и экономическом состоянии, чем другие участники и акционеры, и в первую очередь миноритарные акционеры, которые имеют незначительные доли участия в компании.

Поскольку выплата дивидендов является основным сигналом того, что компания своими коммерческими показателями демонстрирует общественности свою состоятельность, она обязана проводить разумную дивидендную политику, которая не нацелена на направление чрезмерно больших объемов прибыли на финансирование собственного капитала и на выплату дивидендов в том размере, который не покрывается результатами работы компании. Компания не должна вводить в заблуждение общественность выплатой чрезмерных дивидендов с целью приукрашивания своих результатов.

 

Приобретение акций в размерах, позволяющих иметь квалифицированное большинство или контрольный пакет акций компании, – это свидетельство отношения к собственности, что позволяет отличать торговлю акциями с целью контроля компании от обычной торговли акциями. Хотя торговля, цель которой заключается в получении контроля над компанией, осуществляется на том же рынке, что и обычная торговля, т. е. на бирже, очевидно, что она следует иным образцам.

Долю участия в совокупном пакете акций компании, необходимую для контроля за назначением членов правления, можно приобрести только по той цене, которая позволит превысить показатель, необходимый для владения «некритичной» процентной долей участия. К примеру, она должна однозначно обеспечить обладание 51 % всех акций, а не 49 %. Парадокс заключается в том, рыночная стоимость компании может превысить совокупную стоимость ее акций. За возможность осуществления предпринимательской функции позиционирования компании и управления в ней уплачивается дополнительная цена. Уже Нелл-Бройнинг обращал внимание на то, что имеется различие между «обычными» долями и холдингом, который обладает контролем над компанией. Он объяснил этот факт тем, что не существует рынка компаний как такового. Существует лишь рынок предпринимательского контроля как часть общего рынка капитала.

 

5.1. Враждебные и дружественные поглощения: финансовая этика доминирования в компании и предпринимательского контроля над ней

Рынок доминирования в компании и контроля над ней особенно важен для этики рынка капитала. При этом имеются в виду не только доли в акционерном капитале и обычные отношения владельцев капитала, которые обслуживаются на этом рынке. Владение капиталом предоставляет также право осуществления контроля над компаниями через холдинги и контрольные пакеты акций. Это не просто капитал, которым торгуют, это капитал, одновременно обеспечивающий фактический контроль над компанией. Востребован и предлагается тот капитал, который позволяет осуществлять контроль над компанией.

Контроль мажоритарного акционера над компанией предполагает больше власти, чем обычное участие миноритарных акционеров, и тем самым связан с большей ответственностью. Он необходим для осознания этических масштабов собственных предпринимательских действий. На рынке предпринимательского контроля правильное намерение (intentio recta) еще важнее, чем на рынке акций, так как степень свободы и уровень полномочий при принятии решений с помощью контроля над компанией на рынке предпринимательского контроля больше, чем в торговле акциями на обычном рынке капитала.

Намерения, которыми руководствуются участники этого рынка, прежде всего определяют то, что они делают. Намерения определяют их цель: раздробить компанию (asset stripping) или попытаться улучшить менеджмент компании, допускавшей до сих пор убытки, путем ее поглощения.

«Правильное намерение» (intentio recta) или этически оправданная мотивация эффективной работы определяет возможность выбора стратегии слияния и поглощения компаний. Намерение поглощения по характеру действий может быть «дружественным» и «враждебным» поглощением одной компании другой. Слияния путем выкупа контрольного пакета акций с использованием заемных средств сами по себе не являются неэтичными. Они становятся неэтичными тогда, когда преследуют цель раздробить компанию. Дробление означает покупку компании, раздел и размельчение ее активов для последующей продажи этих частей, и все это с намерением обеспечить покупателю получение прибыли, не обращая внимание на значение компании и ее вклад в экономику в целом.

Предложения по поглощению и слиянию, если они служат лишь задаче получения прибыли путем дробления и распродажи компании или ее частей, а также если они выгодны стремящемуся к власти правлению, наносят ущерб целям экономики. Они полностью отделяют мотив получения прибыли покупателя от интереса покупаемого акционерного общества как такового. Слияние как простое дробление ставит под сомнение наличие у компании своей цели и собственной философии как социальной производственной единицы.

Пример слияния путем выкупа контрольного пакета акций компании с использованием привлеченных средств (leveraged buyot) представляет особый интерес для этической экономии, так как не всегда с самого начала ясно, соответствует ли слияние, финансируемое таким способом, цели экономики и природе вещей рынка капитала. Угроза поглощения может вынудить компанию усилить контроль менеджмента, улучшить его деятельность и тем самым более эффективно служить интересам персонала и акционеров. Такого рода поглощение может привести к более эффективному и реальному распределению ресурсов. В связи с этим нельзя с этической точки зрения осуждать покупку контрольного пакета акций с использованием привлеченных средств.

Вместе с тем покупку контрольного пакета акций с использованием привлеченных средств можно рассматривать и как обычную азартную игру, как способ получения удовольствия покупателями (рейдерами), которые хотят получить прибыль, ничего не вкладывая в деятельность компании. Если дробление части активов компании происходит без учета возможного, но еще не выраженного или недооцененного синергического эффекта и в большей части его игнорирует, образуется лишь второстепенная созданная стоимость, что оправданно лишь тогда, когда поглощаемая компания оказывается объективно несостоятельной, не способной своими активами приносить прибыль и соответствовать существенным целям экономики.

Исходя из намерения тех, кто собирается поглотить компанию, нельзя при этом упускать из виду то, что в случаях слияния или поглощения компании путем распродажи не приносящих прибыль активов (asset stripping) могут осуществляться действия, которые невозможно оценить ни этически, ни даже юридически с точки зрения наличия какого-либо преступного экономического умысла. Слияние в целях раздробления покупаемой компании не является слиянием, а служит цели поглощения другой компании путем распродажи ее неприбыльных активов (asset stripping), в то время как поглощение с целью достижения синергии между обеими компаниями повышает эффективность функционирования обеих компаний и распределительную эффективность экономики. Уже это оправдывает понятие «слияние» в смысле «укрупнение».

С точки зрения хозяйственной этики не имеет значения, каким является поглощение – дружественным или враждебным, т. е. согласовано оно или не согласовано с правлением покупаемой компании. Несогласованное поглощение тоже может быть оправданно с точки зрения хозяйственной этики, если менеджмент покупаемой компании бездействует. Если такой менеджмент неэффективен (slack) и его можно устранить только путем враждебного поглощения, так как только это позволяет заменить его, то «недружественное» поглощение оправданно экономически и этически. Если слияние служит лишь дроблению, поддерживаемому менеджментом, поскольку он может получить крупные денежные компенсации, такое «дружественное» слияние с точки зрения экономической этики неприемлемо, несмотря на согласие руководства компании. Объективное оправдание слияния и «правильное намерение» (intentio recta), объективно ориентированное и оправданное экономически намерение хозяйствующих субъектов, в данном случае тех, кто стремится к слиянию или поглощению, – именно это определяет степень этичности того или иного действия.

На примере слияния и покупки контрольного пакета акций с использованием привлеченных средств становится ясно, что экономика представляет собой не только формальную меновую связь рынка, на котором сталкиваются и опосредуются субъективные потребности и субъективно определенные предложения, напротив, экономика служит объективным целям, которые субъективным образом, т. е. с учетом субъективности хозяйствующих сторон, должны быть реализованы. Экономика служит главным образом не только намерениям индивидуумов в получении прибыли, но само данное намерение является тем средством, с помощью которого достижение субъективных целей индивидуумов позволяет добиться объективной цели экономики, т. е. удовлетворения потребительского спроса.

Исходя из критериев эффективности экономики необходимо проанализировать и понятие максимизации прибыли, так как оно меняет местами связь цели и средства. Наличие прибыли (не максимальной) является необходимым условием деятельности компании, но не ее конечной целью. Прибыль, т. е. рыночный успех, является критерием объективного успеха компании при достижении экономической цели, однако прибыль не может быть конечной и единственной целью предпринимательской деятельности, даже на рынке капитала.

Намерение получения прибыли нельзя сформулировать в контексте максимизации, так как целью компании не является макси – мизация остаточной прибыли. Напротив, прибыль как результат обозначает степень объективного успеха компании и выступает в роли дисциплинирующей функции всей компании, включая и ее правление. Или, как считает руководитель одной из компаний: «С прибылью – это как со здоровьем. Оно необходимо, и чем больше, тем лучше. Однако этим еще никто в мире не может похвастаться».

То, что здесь сказано о прибыли, имеет прямое отношение к теории, утверждающей, что рыночная стоимость является конечной целью фирмы. В соответствии с этой теорией менеджмент обязан максимизировать не только прибыль, но и курс акций своей компании.

 

5.2. Слияния и поглощения: рынок капитала как рынок фирменных ноу-хау и технологий

Современное развитие глобального рынка капитала в значительной степени характеризуется тем, что функцией рынка капитала как рынка акций является не только распределение капитала, но и распределение управленческого и информационного потенциала для их лучшего применения. Прежде всего необходимо поставить вопрос о том, почему в настоящее время наблюдается такой рост слияний и поглощений. Глобализация мировой экономики является двигателем слияний и поглощений. Путем покупки других компаний поглощающая компания приобретает сетевые преимущества. Благодаря сетевым преимуществам на основе интеграции новых компаний, которые в качестве предпринимательских единиц часто продолжают функционировать после слияния, сетевые преимущества превосходят классическую вертикальную интеграцию и повышают эффективность на основе роста объемов прибыли или экономии издержек, возникающей с увеличением масштабов деятельности.

Использование результатов разработки продуктов и технологий путем покупки компаний, обладающих такими ноу-хау, тоже позволяет сокращать сроки разработок. Более мощная компания может купить информацию и ноу-хау путем поглощения. Тем самым ей удается сократить сроки разработок. При этом возможна совершенно новая форма использования часовых поясов: в сфере исследований и разработок над одними и теми же проектами глобально можно работать 24 часа в сутки, если компания располагает различными научно-исследовательскими организациями во всех часовых поясах. Путем купли или продажи компания может адаптировать свою организационную структуру в соответствии с ее размерами и границами, что при создании собственной структуры в рамках старой организации потребовало бы больше времени. Тем самым можно оперативнее и более гибко изменять границы компании. Комплексность производства вынуждает постоянно увеличивать закупки вместо собственных разработок, и не в последнюю очередь с той целью, чтобы и здесь сэкономить время на покупке новых продуктов, поскольку их собственная разработка связана со значительными затратами времени и усилиями.

В то же время имеются возражения против растущего числа враждебных и дружественных слияний и поглощений, так как немногие примеры поглощения компаний оказались удачными. Исследования консалтинговых фирм PricewaterhouseCoopers и A.T. Kearney показали, что за период с 1996 по 2001 г. в мире произошло 40 тыс. слияний и поглощений совокупной стоимостью 5 млрд дол. 80 % этих объединившихся компаний не возместили капитальные затраты по сделке, 30 % снова распались или были проданы. A.T. Kearney оценивает долю неудач в 60–75 %. Эти показатели не являются существенным аргументом против враждебных поглощений, так как они не учитывают влияние возможных поглощений компаний, которые избежали этого. Влияние угрозы поглощения на менеджмент всех компаний на рынке выражается в том, что всем командам менеджеров приходится повышать свою эффективность или по меньшей мере не ухудшить ее. Такое влияние является основной превентивной мерой против самоуспокоенности и излишней комфортности поведения менеджмента.

Основное превентивное влияние угрозы поглощения не находит отражения в показателях успеха фактически произошедшего поглощения. Возможность и угроза факта поглощения представляет собой основную превентивную меру рынка против излишней комфортности поведения менеджмента, при которой решающее значение имеет не фактическое число осуществленных, а затем и успешно или безуспешно осуществленных сделок слияний и поглощений, а общая превентивность самоуспокоенности и комфортности менеджмента.

Как следует оценить так называемые враждебные поглощения с точки зрения хозяйственной этики, если они осуществляются при несогласии менеджмента поглощаемой компании? Для экономического и этического смысла слияний и поглощений главным является вопрос легитимности враждебного поглощения. Следует ли отвергать враждебное поглощение как «недружественный» процесс, или оно служит цели рынка капитала по обеспечению и улучшению процесса распределения капитала и «надзора корпоративного контроля»? Главное в легитимизации враждебного поглощения заключается в праве собственников компании продавать свои доли участия тем, кто предлагает им наивысшую цену за эти доли участия, или если владелец контрольного пакета акций вправе заменить менеджмент, обоснованно считая, что тот наносит вред компании или не реализует максимальную созданную стоимость компании.

Из этой логики права собственности следует, что менеджмент конкретной компании при угрозе поглощения в соответствии с принципом большинства голосов обладателей акций или акционерной стоимости не может отвергать предложение, позволяющее акционерам продать свои акции по курсу, превышающему действующий. Защитные меры, препятствующие или затрудняющие акционерам такие возможности продажи, должны оцениваться при этом с позиций занижения стоимости, так как они лишают собственников возможности продажи своей собственности, т. е. акций, по более высоким ценам. Оправдание враждебного поглощения в случае неэффективных действий руководства фирмы в данном контексте не оспаривается.

 

5.3. Враждебные поглощения и оценка глобальной конкуренции между командами менеджеров

В Германии принципу владения или поглощения часто противопоставляется принцип консенсуса всех участников компании, всех групп влияния. Следует упомянуть и принцип согласования, применяемый в крупных немецких компаниях, что обеспечивает представителям наемных работников право участия в обсуждении проблем управления компанией.

Англо-американская модель, напротив, нацеливает на контроль менеджмента и компании извне, силами акционеров. За этой моделью стоят реалистичные подходы к оценке опасности, какой подвергаются компании со стороны групп влияния. Возможны ситуации, когда менеджмент и наемный персонал предпочтут тот вариант, который обеспечит им более легкую жизнь за счет собственников, в то время когда они уменьшают стоимость компании и совсем не выплачивают дивиденды или доходы собственникам или акционерам, или осуществляют эти выплаты в минимальных суммах. Если исходить из того, что все сотрудники организации тоже пытаются устроить себе приятную жизнь в компании и что эту тенденцию собственникам следует пресечь извне, то становится понятной необходимость контроля компании со стороны ее акционеров.

Среди гипотез, объясняющих существо враждебных поглощений, гипотеза свободного денежного потока Йенсена делает особый упор на опасность формирования в состоявшихся компаниях и отраслях состояния комфортности менеджмента. Успешно работающие отрасли располагают очень большими денежными потоками, т. е. очень большими доходами в виде выручки и поступлений, которые должны использоваться для эффективного распределения капитала в пользу акционеров, а полученные таким образом средства должны вкладываться ими в альтернативные проекты других компаний. Однако менеджмент заинтересован в том, чтобы эти доходные потоки оставались в компании. Тем самым он завышает степень свободы в своих действиях за счет ослабления контроля на рынке капитала.

Угроза враждебного поглощения на глобализованных рынках, исходящая от международной группы менеджеров, уменьшает склонность менеджмента компаний к накоплению прибыли в компании, что в свою очередь формирует тенденцию увеличения оборота, не отражаемого в общем годовом доходе с вложенного капитала, т. е. в полученной прибыли, и тем самым роста доходов менеджмента, связанного с этим оборотом, за счет уменьшения дивидендов. Такую зависимость, анализируемую гипотезой свободного денежного потока, можно считать распространенным феноменом, согласно которому люди, кое-что создавшие, позволяют себе делать передышку и работать не так интенсивно. Разумеется, это противоречит интересам организации, в которую эти люди что-то вложили. С другой стороны, здесь в случае враждебного поглощения возникает необходимость учета профессиональных заслуг и вклада менеджмента в рост капитализации компании, если они адекватно не были оценены заработной платой менеджмента на основе выплаты ему соответствующих денежных компенсаций. При этом следует приглушить часто звучащую критику высоких компенсационных выплат менеджерам, которые увольняются в результате враждебного поглощения.

Еще одним аргументом в пользу целесообразности получения разрешения на враждебные поглощения является то, что прежде всего в крупных анонимных акционерных обществах акционеры не могут постоянно присутствовать в компании и отстаивать свои интересы, при этом у них есть лишь право нанять или уволить менеджмент, но не отказывать ему в чрезмерных выплатах.

Аргумент роста эффективности деятельности менеджмента с помощью угрозы поглощения здесь не очень убедителен. Прежде всего сомнительно, что для его применения необходимо оперировать общей теорией рыночной стоимости. Может случиться так, что рыночная стоимость как контрольный принцип тоже необходима в качестве дисциплинирующего фактора угрозы поглощения, однако это не значит, что максимизация рыночной стоимости является целью компании.

 

5.4. Корпоративное управление на основе самоконтроля и консенсуса участников и корпоративное управление с учетом внешней конкуренции: немецкая и американская модели

В немецкой модели управления компанией принято исходить из того, что консенсус участвующих групп обеспечивается уже тем фактом, что он представляется самым лучшим и оптимальным решением для компании. Противоречия между сотрудниками компании и группами акционеров рассматриваются здесь как свидетельство кризиса и неэффективного управления, консенсус же, напротив, с точки зрения консенсусной теории реальности Хабермаса является гарантией правильности принимаемых решений.

Несложно понять, что в вопросе, связанном с принципом консенсуса или принципом рыночной стоимости, содержатся далеко идущие философские отличия концепции управления от реального управления, руководства и правительства, да и от конституции, которые затрагивают и политические конституционные дебаты. В немецкой, как и в континентально-европейской трактовке существа республиканского правительства и конституции, идея саморегулирования с помощью консенсуса является доминирующей моделью, а в англоамериканском республиканизме господствует идея правительства, представляющего определенные группы, а также идея смены конкурирующей политической правительственной группировки и экономических групп менеджеров на основе приходящей извне конкуренции за выборщиков и акционеров. Глобализация рынков капитала способствует распространению принципа конкуренции на основе глобализации конкуренции менеджмента, а не принципа консенсуса, так как глобализация отменяет или по меньшей мере ослабляет национальные и региональные особенности достижения консенсуса.

Консенсус не гарантирует истинности принятых на его основе решений. Это консенсус определенных групп влияния за счет других групп влияния, однако реальна и такая ситуация, в которой все группы влияния в компании заблуждаются в оценке ее фактического состояния и эффективности ее деятельности, что может быть предотвращено лишь внедрением внешнего «видения» консенсуса на основе конкуренции с альтернативной командой менеджеров.

Дебаты вокруг корпоративного управления и устава компании, а также роли рынка капитала, которые идут внутри Европейского сообщества, касаются решения принципиальных вопросов реализации модели корпоративного управления после финансового кризиса, так как англо-американская модель во многом ответственна за кризис финансовых рынков. Однако необходима осторожность. Принцип поглощения уместен, если его понимать в примененном здесь рестриктивном смысле.

Комиссия ЕС на основе своей директивы, связанной с поглощениями, сформулировала действие принципа поглощений в законодательстве и юрисдикции стран – участниц ЕС. Эта директива требует усиленного корпоративного контроля за враждебными поглощениями и отмены законов, препятствующих конкуренции. Так, например, был отменен Закон о компании «Фольксваген», согласно которому федеральная земля Нижняя Саксония в качестве государственного собственника компании пользовалась в акционерном обществе «Фольксваген АГ» особыми правами.

Философский интерес представляет и то, что тогдашний комиссар Европейского сообщества по вопросам конкуренции Марио Монти в 2001 г. придерживался того мнения, что в Европейском сообществе не должно быть различия между компаниями, находящимися в частной или государственной собственности. Государственная собственность на компании в Европейском сообществе, согласно утверждению Монти, не должна иметь никаких конкурентных преимуществ, так как они разрушают конкуренцию между частными и государственными компаниями.

Это требование можно рассматривать с двух сторон. Можно считать, что Комиссия ЕС тем самым поставила под сомнение особенно подчеркиваемое в Германии различие между государством и обществом, когда отрицалось особое положение государства среди общественных групп, и компании, в которых участвовало государство, не обладали особым статусом в сравнении с другими частными компаниями.

С другой стороны, на это возражение можно ответить тем, что именно привилегированное положение компаний, в которых участвует государство, отменяет различие между государством и обществом, и что тем самым создается третья смешанная форма политико-экономического управления, которая не руководствуется ни рыночным принципом конкуренции, суверенности потребителей и прибыльности, ни политическим представительством, исключительно обосновывающим суверенность выбора. Полугосударственные компании в полной мере не подвергаются давлению конкуренции и в такой же степени не нацелены на получение прибыли в общих интересах, так как они получают прибыль, использование которой часто носит политический характер. То есть они в полной мере не относятся ни к государственной сфере, ни тем более к обществу. Из-за вмешательства государства они разрушают конкуренцию в экономической сфере общества тем, что государственные привилегии реализуют перед своими конкурентами в сфере частной экономики.

Динамика внутреннего рынка Европейского сообщества характеризуется тем же направлением, что и динамика глобального рынка. Внутри ЕС сложно объяснить, почему «Фольксваген» благодаря тому, что федеральная земля Нижняя Саксония имеет в нем большую долю акций, должен иметь конкурентные преимущества перед такими французскими конкурентами, как «Пежо» или «Рено», тоже отчасти принадлежащими государству, и наоборот, почему французские автомобилестроители должны иметь привилегии перед компанией «Фольксваген». С точки зрения разделения государства и общества целесообразно вести разговор об обеспечении важных государственных функций, а смешанная форма полугосударственного, полуобщественного акционерного общества приносит пользу полностью приватизированным акционерным обществам и полностью реализуется при государственном управлении, заменяя тем самым функционирующие некоммерческие компании.

Если поставить вопрос о том, какие принципиальные ценно – сти и какие критерии восприятия основных принципов находятся под сомнением в части допустимости и недопустимости враждебных поглощений, то все можно свести к противостоянию консенсуса и конкуренции, самоконтроля и контроля извне. Немецкая модель управления компанией основывается на принципе консенсуса и самоконтроля групп влияния. Она демонстрирует рынку капитала подчиненную роль руководства компании в контроле ее деятельности. Наиболее существенные компоненты контроля компании должны реализовываться внутри компании в виде самоконтроля ее групп влияния. Англо-американская модель, напротив, исходит из того, что консенсус не обязательно эффективен, так как переоценка значимости консенсуса тоже может привести к удовлетворению интересов участников компании при обсуждении решений, которые их устраивают.

Здесь играют роль культурные и религиозные традиции. В пуританской, кальвинистски-протестантской традиции в большей степени характерно усиление недоверия к удовлетворению собственного интереса и самоконтролю групп, как и более сильная, чем в лютерански-протестантской и католической традиции, субъективность индивидуума.

Конфессиональным различиям в модели республиканизма соответствуют черты, возникшие как из американской идеи, так и из Французской революции. Согласно англо-американской, пуританской, модели, все участники на основе ограниченности человеческих знаний, проявляя личный интерес или, теологически, волю, выраженную в накопленных грехах, не могут сами оценивать свои достижения. Модель идентичной демократии республиканизма, которой руководствуются правительство и корпоративное управление, исходит из того, что именно в консенсусе или в мнении большинства, согласно Руссо (volonte generale), содержится генерирующий истину элемент политических и других процессов управления.

Трактовку философской идентичности демократии как единства управляемых и управляющих, определявшую немецкую и континентально-европейскую политическую философию от Гегеля до Хабермаса, и ее понимание правительством нельзя воспринимать так, как она сама себе это внушила. Более того, в ее основу положена принципиально спорная гипотеза, что как абсолютная вещь Гегеля осознает себя в качестве объекта, так и субъект народа в качестве объекта, государства является существенным и осознанным. Из этой предполагаемой идентичности субъекта и объекта власти следует идея философии идентичности, согласно которой субъективно-объективное становление народа в качестве государства реализуется в консенсусе, обеспечивающем идентичность народа и государства, автора и адресата права и благодаря которой устраняется политическое господство, переходящее в саморегулирование.

Дискуссионные теории корпоративного управления переносят эту модель консенсусности и теории идентичности политического правительства на компанию и управление компанией, а также требуют участия в дискуссии групп влияния акционеров компании, обладающих крупными пакетами акций, в качестве принципа корпоративного контроля.

С точки зрения всеобщей антропологии личной заинтересованности человека и его недостаточной объективности по отношению к себе рассматриваемая теория дискурса остается частью комплекса проблем контроля власти. Наблюдаемая в корпоративизме тенденция к дискуссиям и коалициям с сильным влиянием групп интересов или групп влияния требует акцентирования идеи контроля политической и экономической власти с помощью конкуренции и индивидуумов или институтов, осуществляющих внешние проверки. Враждебные поглощения являются одним из возможных механизмов контроля по отношению к мнимым формам консенсуса и коалициям менеджмента и групп интересов в компании. При этом, согласно немецкому праву, устав компании должен это, скорее, стимулировать, чем предотвращать. Усиленный контроль менеджмента крупных немецких компаний с помощью конкурирующей команды менеджеров, угрожающей компании поглощением, мог бы привести к росту эффективности деятельности компании.

Это не исключает необходимости достижения согласия как формы представительства наемного персонала в руководстве компании. Правила достижения согласия не отменяют принцип контроля со стороны собственников и акционеров, а лишь однозначно подтверждают право большинства и окончательного принятия решения собственниками в наблюдательном совете акционерного общества. В сочетании с принципами контроля враждебных поглощений принцип достижения согласия как принцип представительства, но не консенсуса, может повышать эффективность деятельности компании. Достижение согласия представляемого наемного персонала повышает эффективность организации и выполняет положительную функцию при разрешении конфликтных ситуаций внутри компании.

Синтез англо-американского принципа построения рынка капитала как рынка корпоративного контроля и немецкого принципа достижения согласия представляемого наемного персонала в управлении компанией тоже возможен в условиях глобализации, причем при этом усилится его информационное и результативное влияние на компанию. В этой связи с высокой степенью вероятности предпочтительной является модель чистого рынка капитала без достижения согласия и модель достижения согласия без враждебного поглощения на рынке капитала. Глобализация не должна нарушать корпоративное право Европейского сообщества и США при достижении такого синтеза.

 

Необходимо отличать рынок деривативов от рынка кредитов и капитала, даже если он предлагает такие структурированные продукты, сочетающие элементы продуктов рынка кредитов и капитала, как обеспеченные долговые обязательства (collateralized debt obligation). Опционы на покупку или продажу акций являются классическим случаем деривативов рынка капитала. Процентный своп (interest rate swap) является классическим случаем деривативов кредитного рынка. Комплексная природа рынка деривативных продуктов позволяет считать такой рынок обособленным, даже если существуют деривативы кредитного рынка и деривативы рынка капитала, а также такие гибридные, деривативные продукты, которые следует рассматривать в качестве гибрида продуктов рынка кредитов и капитала, исключая такие гибридные ценные бумаги в узком смысле слова, как конверсионные займы.

Деривативы вводят в финансовую систему усложненные, комплексные определения. Деривативы представляют собой финансовые контракты, цена которых зависит от другого критерия или определяется другим критерием, лежащим в основе базисной стоимости. Их основной функцией является использование дериватива для страхования от падения цены базовой ценности. Это достигается помощью фьючерсного контракта, дающего покупателю право купить или продать базисную ценность в определенное время в будущем или посредством опциона. Применение опциона дает покупателю опциона право купить или продать базисную ценность по заранее определенной цене, если произойдет изменение базисной ценности.

Экономическая функция деривативов заключается в возможности переноса риска при осуществлении платежа c того, кто не желает его нести, на того, кто с этим согласен. Фьючерсы и опционы служат при этом непосредственному хеджированию, страхованию активов или капитала от изменения стоимости в будущем и переносу риска изменения стоимости с тех, кто не хочет его нести, а желает его хеджировать, на тех, кто готов взять его на себя против осуществления платежа. Однако для того, чтобы нуждающийся в фьючерсах и опционах мог встретить предложение по его намерению застраховаться, необходимо предложение фьючерсов и контрактов, которые удовлетворяют соответствующие ожидания в будущем и могут дополнительно гарантировать их исполнение в будущем при ожидаемых, дополнительных изменениях стоимости, или обеспечивают наличие группы партнеров, которые занимаются предложением фьючерсов и опционов в спекулятивных или арбитражных интересах. Спрос в хеджировании и его удовлетворение предполагает предложение фьючерсов и опционов в спекулятивных целях и тем самым определенный масштаб спекуляций фьючерсами и опционами. Интерес к хеджированию и спекуляциям определяет рынок фьючерсов и опционов.

Структурированные финансовые продукты в качестве такого инвестиционного инструмента, как сертификаты (индексные, портфельные и подобные сертификаты), по меньшей мере включают в себя элемент деривативов. В отличие от акций или других продуктов рынка капитала, как и от ценных бумаг с фиксированным доходом, они дополнительно структурируются деривативом. Они могут рассматриваться в качестве гибрида инструментов рынка кредитов и капитала, хотя термин «гибридная ценная бумага» используется и в связи с такими продуктами, как конверсионные займы, которые меняют свою форму. Конверсионные займы как классический гибридный продукт являются займами, т. е. ссудами компании, которые трансформируются в долю, акцию компании.

Структурированные продукты фактически являются гибридными ценными бумагами, так как они представляют собой гибридные комбинации, состоящие из частей с фиксированным доходом и деривативной составляющей. С помощью обеспеченных долговых обязательств создана такая форма ценных бумаг, а также такой инструмент финансирования, который сочетает элементы ссуды и элементы финансирования собственного капитала. Различие между рынком кредитов и рынком капитала для таких бумаг весьма условно. Эти бумаги обращаются на обоих рынках. С помощью структурированных продуктов или сертификатов созданы инструменты финансирования, которые имеют характер гибридов и не могут быть отнесены лишь к одному рынку. Они являются структурированными комбинациями акций и опционов или ссуд и опционов, связывающими рынок кредитов и рынок капитала с рынком срочных сделок и опционов, поэтому они здесь выделены и в соответствии с классификацией рынков кредитов, капитала и деривативов и рассматриваются отдельно от рынка кредитов и рынка капитала.

Доля деривативов в структурированных продуктах является составной частью стратегии инвестирования, учитывающей повышенные риски и использующей повышенный леверидж. Спекулятивный интерес формирует основное содержание стратегии использования деривативов. Однако структурированный продукт может использоваться и для хеджирования.

Характер гибридной природы структурированных продуктов и деривативных продуктов часто является причиной высокой комплексности финансовых продуктов, которая часто усложняется сторонами по сделкам с этими продуктами, а также налоговыми органами, а также причиной высоких затрат на эти продукты, которые приходится осуществлять в пользу банков в виде комиссионных платежей, отличающихся непрозрачностью и невозможностью контроля. Как выразился один финансовый посредник, имея в виду отношение банков к структурированным продуктам: «Игра – это украденные деньги», особенно в тех случаях, когда они при использовании обеспеченных долговых обязательств взаимно покупают друг у друга свои кредиты или свои риски либо и то и другое.

 

6.1. Фьючерсы и опционы: безусловные и условные срочные сделки

Деривативы, представляют, с одной стороны, торговлю финансовыми титулами, активами к определенному сроку в будущем, срочные сделки или фьючерсы, а с другой стороны, торговлю финансовыми титулами или другими активами при условии, реализуемом к определенному сроку в будущем, т. е. условные сделки. В отличие от рынка текущих или кассовых сделок, на котором текущие сделки осуществляются при непосредственной оплате и поставке предмета соглашения, на рынках срочных сделок контракты заключаются по сделке, совершаемой в будущем. Деривативы или деривативные инструменты в основном вторичны по отношению к таким активам, как акции, ссуды, сырье и полуфабрикаты или к таким базисным элементам, как валюта, проценты и индексы. Основополагающий объект (базисный актив) не определен. Он может иметь любую природу. Деривативы могут также рассматриваться как пари в ценообразовании базисной стоимости (underlying).

Предметом безусловной срочной сделки или срочной сделки с фиксированным доходом является поставка актива по определенной цене в определенный срок. Срочная сделка позволяет определять качество и цену актива для его поставки определенной ценности к определенному сроку в будущем. Такие сделки делятся на однородные, обращающиеся на бирже срочные сделки или фьючерсы и индивидуально продаваемые внебиржевые форварды, т. е. «внебиржевые сделки» (over the counter).

Благодаря условным сделкам, опционам повышается уровень комплексности. Опцион обеспечивает поставку актива по определенной цене к определенному сроку в специфических условиях, учитывая базисную стоимость, т. е. цену специфического индекса определенной, заранее установленной цены, которая впоследствии определяет цену (индекс) опциона.

Безусловная срочная сделка (не зависящая от других условий) должна, а опцион может или не может осуществляться покупателем опциона с помощью условной срочной сделки, отличающейся от нее своими параметрами. Будущее связывается с настоящим с помощью условных или безусловных срочных сделок. Спекуляция, на которой основываются срочные сделки, представляет собой особый вид спекуляции. Это не просто спекуляция типа арбитража между двумя торговыми площадками в реальном времени, при которой остается открытым срок продажи актива в будущем. Более того, она определяет срок (европейский опцион) или период времени (американский опцион) в будущем и цену покупки или продажи, предвосхищает будущее в уточненных условиях. Поскольку такая спекуляция становится зависимой не только от динамики изменения стоимости определенного актива в будущем, но и от фиксированного срока в будущем, ей присуща еще большая зависимость от определенного срока в будущем, а также то обстоятельство, что она обеспечивает одному из партнеров по контракту гарантию цены опциона к определенному сроку в будущем.

Деривативы являются финансовыми инструментами, цены на которые зависят от изменений курса или ценовых ожиданий других инвесторов. Тот, кто принимает дериватив, покупатель, обязуется осуществить финансовую операцию при достижении определенной базисной стоимости. Деривативы для создания стимулов их покупателям должны конструироваться таким образом, чтобы достаточно синхронно следовать за колебаниями цен на эти объекты вложений Они могут использоваться как для страхования потерь стоимости, так и для спекуляции на курсовых доходах, поскольку колебания цен достаточно синхронны изменениям базисной стоимости.

 

6.2. Варианты деривативов: фьючерсы, опционы, свопы, структурированные финансовые и инвестиционные продукты

Важнейшими деривативами являются фьючерсы, опционы, свопы и структурированные финансовые и инвестиционные продукты, которые в краткой форме представлены далее. В связи с их значимостью структурированные финансовые продукты, прежде всего обеспеченные долговые обязательства, представлены более подробно последними.

а) Безусловные срочные сделки: фьючерсы и опционы

Фьючерсы являются стандартизированными сделками, с помощью которых в настоящее время возможна покупка (продажа) сырья, валюты, определенной процентной ставки или акции по оговоренной цене к определенному сроку в будущем или в определенный промежуток времени в будущем. Фьючерсы стандартизируются в зависимости от сумм контрактов и наступления сроков их исполнения и реализуются в биржевой торговле банком или брокером. Форварды – это те же самые сделки без стандартизации по индивидуальному оформлению контракта. Сумма и срок исполнения контракта при форварде определяются по желанию партнеров по сделке.

б) Условные срочные сделки: опционы

Опцион представляет собой соглашение, согласно которому партнеру по контракту предоставляется одностороннее право купить или продать в заранее определенном объеме товар или актив по установленной цене в определенный период времени. За это соглашение выплачивается премия. Стоимость соглашения определяется платежом премии, так называемой опционной премии (цены опциона). Опционный контракт может быть индивидуальным или стандартизированным. Стандартизированные опционы торгуются на определенных биржах, в Германии – на бирже EUREX – бирже опционов, финансовых инструментов и фьючерсов.

Экономическая функция дериватива заключается в том, чтобы осуществлением платежа перенести основной риск динамики стоимости с того, кто не желает его нести, на того, кто согласен взять его на себя. Покупатель колл-опциона, желающий купить акцию по определенной стоимости к определенному сроку в будущем, переносит риск динамики стоимости этой акции на продавца этого опциона. Покупатель надеется на рост курса акции, однако не желает нести риск курсовой динамики, а продавец готов взять его на себя, так как ожидает понижения курса акции. Оба – покупатель и продавец опциона – заключают противоположные, но дополняющие пари в связи с динамикой курса акций. Покупатель готов уплатить продавцу за то, что тот берет на себя курсовой риск, а продавец готов взять на себя риск за эту плату.

в) Свопы: последовательность форвардов или опционов

Свопы представляют собой обязательства по обмену платежных потоков. Они служат стабилизации платежных потоков, прежде всего платежей процентов. Процентные свопы наряду с кредитными дефолтными свопами являются важнейшим классом свопов. При этом существуют также валютные свопы, свопы акций и товарные свопы. Своповый контракт – это не что иное, как последовательность форвардных контрактов, которые связаны одной зависимостью. Он обязывает стороны по контракту обмениваться платежными потоками.

г) Процентные свопы

Представим себе компанию, которая согласилась на уплату гибких процентных ставок по своему кредиту. Однако она намерена обеспечить плановые гарантии по предстоящим платежам и при этом в течение определенного периода времени уплачивать фиксированные проценты. В своп-контракте она договаривается с другой компанией или банком, которые за определенную плату предлагают ей обеспечить ежемесячную уплату фиксированных процентов R, а сами к каждому сроку уплаты гибких ставок выплачивают гибкий процент R. Выплачиваемые в будущих платежных периодах гибкие процентные платежи, т. е. Rt* (для t = 1…, n), заменяются фиксированными платежами процентов R, т. е. для Rt = 1…, n, и платой по форвардному контракту. Своп представляет собой последовательность форвардных контрактов F, для F = Fa и a* = 1…, n, которые торгуются индивидуально и в свопе сводятся к единственному своповому контракту.

д) Кредитные дефолтные свопы

При кредитных дефолтных свопах, свопах невозврата кредитов продавец свопов или гарант, чаще всего банк, обязуется на условиях осуществления платежа покупателем свопа или пользователем гарантии, кредитующей компанией или инвестором в случае неплатежей компании, получившей кредит, или в случае банкротства, кредитного дефолта выплатить покупателю свопа всю сумму кредита. При кредитном дефолтном свопе возникают интересы хеджирования кредитора и покупателя свопа наряду со спекулятивным интересом покупателя свопа и (или) продавца свопа. Кредитный дефолтный своп приравнивается к страхованию кредитов, если держатель страховки в случае неплатежа гаранта заемщика обеспечит возврат базисной стоимости кредитного дефолтного свопа.

Однако наряду с этим имеются важные и типичные для проблематики деривативов отличия кредитных дефолтных свопов от страхования кредитов. Покупатель кредитного дефолтного свопа, держатель страховки, не должен располагать базисной суммой, которая может быть идентична застрахованной ценной бумаге, но может и отличаться от нее; он должен с помощью базисной стоимости не просто перекрыть убыток, но держать кредитный дефолтный своп исходя из чисто спекулятивных соображений. Страховщик, продавец свопа, не должен быть регулируемым законом институтом и создавать резервы для выплат держателю страховки. В отличие от страхования, регулирующего риски согласно закону больших чисел, риски торговцев кредитными дефолтными свопами приемлемы потому, что их кредитные дефолтные свопы могут обеспечиваться компенсациями – хеджируются другими торговцами. Смысл заключается в том, что покупатель кредитных дефолтных свопов заключает пари по поводу банкротства компании и может проявить интерес в содействии такому банкротству рыночными методами для того, чтобы получить вознаграждение в виде своп-премии.

Кредитные дефолтные свопы появились в начале 1990-х гг. JP Morgan Chase продал в 1997 г. первые выпущенные кредитные дефолтные свопы. Объем рынка кредитных дефолтных свопов с тех пор стремительно рос. В конце 2007 г. объем базисной стоимости кредитных дефолтных свопов достиг 45 млрд дол. США. В результате кризиса финансовых рынков до конца 2008 г. он уменьшился до 38,6 млрд дол. США.

Финансовый своп является деривативом, в котором партнеры по контракту пришли к соглашению обменяться денежными потоками, причем они не противопоставляют в своих оценках будущую динамику платежных потоков (например, уплату процентов и возврат кредитов), но соглашаются со взаимно дополняющимися оценками. Обе стороны заключают пари на взаимоисключающую динамику платежных потоков. В вышеприведенном примере процентного свопа продавец свопа, гарант или инвестор, который берет на себя уплату процентов с гибкой ставкой, заключает пари на то, что гибкие ставки снизятся, в то время как покупатель свопа или держатель гарантии рассчитывает на рост гибких процентных ставок и пытается застраховаться от этого. Процентные свопы могут при этом рассматриваться как вид страхования кредита. Однако они могут использоваться лишь для спекуляции изменениями тренда цен, лежащих в основе свопов, т. е. процентов. По большинству кредитных дефолтных свопов существует договоренность между банками, своего рода пари, заключенные банками.

е) Обеспеченные долговые обязательства как структурированный финансовый продукт и инструмент кредитной экспансии

К деривативам относится и такой финансовый инструмент, как обеспеченные долговые обязательства, если они содержат деривативный элемент. Это относится прежде всего к синтетическим обеспеченным долговым обязательствам, которые в значительной степени идентичны кредитным дефолтным свопам.

Обеспеченные долговые обязательства являются структурированными финансовыми продуктами, которые служат инструментами кредитной экспансии. Для удовлетворения повышенного спроса в кредитах финансовые институты пытались найти пути, расширяющие их возможности в выдаче кредитов. Расширение возможностей кредитования было побудительным мотивом к секьюритизации кредитов для структурирования, т. е. к созданию деривативов, включающих в себя финансовые продукты. При этом кредитная экспансия, стремление выйти за пределы, определяемые требуемыми для этого минимальными обязательными резервами из собственного капитала, для расширения возможностей кредитования стали одними из причин информационно-технологического кризиса 2000 г. и кризиса финансовых рынков в 2007–2008 гг.

Основным препятствием для банков, стремящихся постоянно расширять масштабы кредитования, является обязанность создания минимальных резервов по вложениям, несущим риски. Если банк находит путь, позволяющий ему частично перенести риск выдачи части своих кредитов за пределы банка, то он сможет увеличить масштабы кредитования, а его капитальные затраты, возникающие при формировании резервного капитала, соответственно будут уменьшаться.

Одним из основных инструментов, позволяющих обходить требования по формированию минимальных резервов, стала секьюритизация кредитов в виде обеспеченных долговых обязательств. Секьюритизация является процессом, с помощью которого активы, продуцирующие денежные потоки, обычно трансформируются в пул требований, секьюритизируемые ценные бумаги, часто получающие соответствующий рейтинг, которые могут быть проданы инвесторам. Секьюритизированные ценные бумаги структурируются таким образом, что они оплачиваются напрямую из платежного потока активов в дополнение к доходам от выдачи кредитов, а не самим продавцом ценных бумаг, оригинатором (первичным кредитором). Из кредитов банка формируются торгуемые активы, которые со своей стороны частично обеспечены страхованием кредитов (collaterally Ценная бумага обеспечена требованиями (asset backed security). Страховкой могут быть активы (asset backed security), ипотека (mortgage backed security) или отчасти различные ссуды, закладные листы или ипотечные бумаги, обеспеченные долговыми обязательствами (collateralized debt, collateralized bond, collateralized mortgage obligation). Обеспеченные долговые обязательства продаются траншами, они создают различные классы риска и определяют различный уровень покупателей таких инструментов в качестве кредиторов. Лучшие транши в случае банкротства должников обслуживаются в первую очередь за счет активов, следующие транши – во вторую очередь и т. д. Транши с обеспеченными долговыми обязательствами благодаря своим деривативным составляющим приводят к структуризации этих структурированных финансовых продуктов.

При использовании обеспеченных долговых обязательств кредиты объединяются специализированной компанией с другими кредитами для трансформации их в долговые обязательства, которые частично обеспечены ссудами и продаются инвесторам вне банка. При использовании этих обязательств, образующихся в результате «реальной продажи» (true sale) требований или активов, с баланса банка списываются ссуды, гарантии или активы. Одновременно с этим уменьшается собственный капитал банка.

Такой трансформации помогают синтетические обеспеченные долговые обязательства. В этом случае продаются только риск и купонные требования, а сам актив остается в банке. Синтетические обеспеченные долговые обязательства осуществляют платежи по долговым обязательствам искусственно. Речь идет о синтетической секьюритизации (synthetic securitisation), когда требования одного банка или нескольких банков объединяются в один пакет (пул, портфель, особый актив), так что кредитный риск с помощью кредитного дериватива отделяется и продается специализированной компании; однако кредитное требование (в отличие от реальной секьюритизации) длительное время остается на балансе банка. Несмотря на свой синтетический, искусственный характер, такие долговые обязательства легче и дешевле создать, чем реально продаваемые обеспеченные долговые обязательства (true sale CDO), так как они требуют меньших юридических формальностей. Они вычленяют кредиты, однако служащие обеспечением ссуды активы остаются в банке и тем самым расширяют его кредитные возможности.

Так как продается только кредитный риск, но не сам актив, синтетические обеспеченные долговые обязательства аналогичны кредитным дефолтным свопам. Различное наименование одного и того же финансового инструмента объясняется их различным происхождением и стремлением банка списать кредитный риск с баланса. Синтетические обеспеченные долговые обязательства являются кредитными дефолтными свопами, выпускаемыми банками, которые намерены сократить свои минимальные обязательные резервы и сохранить и даже увеличить свою капитальную базу, в то время как кредитные дефолтные свопы по самым различным причинам согласовываются пользователями страховок и гарантами.

Наконец, имеются еще и гибридные обеспеченные долговые обязательства, комбинации из аналогичных платежных и синтетических инструментов, т. е. гарантии по кредитам частично продаются покупателям таких обеспеченных долговых обязательств, а частично продается только риск.

Уплата процентов или купонов инвесторам по облигациям осуществляется за счет уплаты процентов по кредитам и комиссий, которые получает банк, передающий кредит специализированной компании, и за счет доходов от увеличения масштабов кредитования, связанных с использованием обеспеченных долговых облигаций. Все три составные части дохода должны быть больше, чем затраты, связанные с обеспеченными долговыми обязательствами. Комиссии, подлежащие уплате инвесторами (покупателями) обеспеченных долговых обязательств в пользу их продавцов, оригинаторов (первичных кредиторов), достаточно существенны. Расходы на секьюритизацию, как и во многих других сферах структурированных финансов, чрезвычайно высоки. В этом заключается основная проблема структуризации финансовых инструментов: расходы на реструктуризацию высоки, в то время как фактически создаваемая стоимость путем реструктуризации, и прежде всего при многократных повторениях одних и тех же финансовых операций, сомнительна.

Почему банки видят интерес в том, чтобы трансформировать свои кредиты в обеспеченные долговые обязательства? В числе причин можно назвать:

♦ прибыль от арбитража на основе перехода к другой системе регулирования (regulatory arbitrage);

♦ индивидуальную адаптацию финансирования к запросам клиентов (customization);

♦ кредитную экспансию (credit enhancement);

♦ адаптацию номинальных параметров кредитов к потребностям розничных клиентов (retail denomination).

Обеспеченные долговые обязательства создают представленную ранее возможность снижения минимальных обязательных резервов путем продажи кредитов как облигаций и использования других возможностей регулирующего арбитража. Очевидно то, что такой арбитраж служит частным интересам финансовых институтов. Более чем сомнительной представляется его польза всей финансовой системе и всей экономике. Возможность обойти обязанность создания минимальных резервов не отвечает интересам финансовой системы. Так как крупные банки имеют больше возможностей в проведении такого арбитража, чем мелкие институты, такая возможность усиливает концентрацию финансовой отрасли. Адаптация к финансовым запросам клиентов и индивидуализация финансового предложения на основе обеспеченных долговых обязательств, как и возможность снижения их номинальной стоимости, скорее всего отвечают интересам клиентов. Лондонская фондовая биржа устанавливает предел розничной деноминации для облигаций в 50 тыс. евро, сверх этой суммы речь идет об «оптовой деноминации» (wholesale denomination). В интересах клиентов и расширение масштабов кредитования, если оно сопровождается удешевлением кредитов.

Хотя обеспеченные долговые обязательства требуют выплаты больших комиссионных сумм, обусловленных затратами на их выпуск и размещение специализированной компанией (special purpose vehicle, SPV), не ясно, связан ли исключительный интерес оригинатора (первичного кредитора) с получением комиссионных платежей. Однако даже если эти инструменты приносят пользу клиенту, то здесь следует задаться вопросом, не связано ли это с уходом от требований обязательного минимального резервирования в его долгосрочных интересах. Тем самым наносится ущерб финансовой системе, которую в итоге приходится спасать и обеспечивать новым капиталом для создания минимальных резервов, используя средства налогоплательщиков, включая и средства клиентов.

Обеспеченные долговые обязательства склоняют оригинатора (первичного кредитора) к тому, чтобы больше внимания обращать на объемы кредитования, а не на его качество. Здесь рынок секьюритизированных кредитов демонстрирует ту же самую структурную ошибку, предпочитая объемы кредитов их качеству и пренебрегая при этом мониторингом заемщиков.

 

6.3. Функции спекуляции на рынке деривативов: возможность разделения труда между хеджированием и спекуляцией

Спекуляция на рынках срочных сделок (фьючерсов), опционов и структурированных продуктов, связанных с сырьем, валютой, кредитами или акциями или с их сочетанием, создает возможность хеджирования цен на эти сырье, валюту, кредиты и акции, производители или инвесторы (владельцы) которых намерены не спекулировать, а рассчитывать на предсказуемые будущие цены. Страхование с помощью так называемой срочной сделки, опциона, при которой покупатель опциона или страхователь покупает у его держателя гарантию цены, создает при этом ту степень свободы, когда опцион может не исполняться, если это невыгодно покупателю опциона. Спекуляция фьючерсами, опционами и структурированными финансовыми инструментами, комбинацией ценной бумаги с деривативной составной частью служит гарантией будущей цены или страхует от колебаний цен тех, кто не желает заниматься спекуляцией. Спекуляция на современном рынке акций гарантирует неспекулятивному инвестору, что будет обеспечен спрос на его акции, если он в любой момент пожелает их продать и тем самым вернуть вложенные средства. В той же мере, что и рост торговли акциями на основе спекуляции на современных рынках, рынок фьючерсов, опционов и структурированных продуктов, отличающийся постоянной ликвидностью и использующий ее для сглаживания колебаний цен, дает возможность застраховаться с помощью покупки фьючерсов, опционов и структурированных продуктов тем, кто не хочет брать на себя риск принятия решения по времени и срокам своих инвестиций и их возврата. Такое страхование возможно и на индивидуальной основе, без организованного рынка, однако без организованного рынка необходимость поиска партнера по контракту осложняется меньшей ликвидностью предложения.

На рынке фьючерсов, опционов и структурированных продуктов разделение труда между спекулирующими участниками и теми, кто намерен ограничить свой риск, т. е. практиковать хеджирование, вызвано тем, что одни люди должны спекулировать для того, чтобы другие могли рассчитывать в будущем на гарантированные или почти гарантированные цены. На современном рынке акций влияние спекуляции заключается не в страховании будущих цен, а в том, чтобы временные периоды инвестирования в акции в будущем могли трансформироваться таким образом, чтобы в любой момент – пусть и не по тем же ценам – акции можно было продать или купить на бирже.

Эта сентенция позволяет утверждать, что спекуляция служит ликвидности рынка, т. е. ее участие в формировании стоимости поддается регулированию. При этом ясно, что спекуляция может быть излишней, если объемы такого рода операций превышают потребности в ликвидности и если спекуляция не сглаживает колебания цен на активы, а усиливает их.

Может ли спекуляция на рынке деривативов оказаться ненужной? Спекуляция – это в значительной степени пари по поводу будущей динамики цен. Спекуляция деривативами является пари в квадрате. Она ставит не только на будущее, на будущую стоимость определенного параметра, но и на будущее влияние определенной стоимости этого параметра на будущую стоимость другого параметра к определенному сроку в будущем. Оказывается, что результаты пари, реальных пари на деривативы лучше, чем у простых пари по поводу будущей цены на акции или сырье. Предпосылкой пари является то, что всегда найдутся игроки, заключившие противоположные пари. Игрок, желающий в расчете на будущее повышение ставок застраховаться с помощью процентных свопов, должен для этих свопов найти другого игрока, заключившего противоположные пари в расчете на снижение ставок. И хотя они строятся на взаимно исключающихся, но при этом на взаимно дополняющихся будущих ожиданиях, таким пари ничего не мешает. При использовании деривативов часть платежа по пари в отличие от других пари имеет характер комиссионного сбора.

Вместе с тем каждый может застраховать себя от всего, заключив пари по любому поводу, если имеют место взаимно исключающиеся, но и взаимно дополняющиеся ожидания в будущем. Теоретически возможен случай, когда весь валовой национальный продукт, разделенный пополам, половиной населения оценивается как Ах, где х = 1…, n, а другой половиной населения – как не Ах, где х = 1…, n. Совокупный экономический эффект формирования стоимости в результате такого тотального пари равен нулю, так как с точки зрения экономики идет игра с нулевым выигрышем. Однако из-за необходимости осуществления затрат на пари, т. е. уплаты комиссионных и сборов, если пари заключаются на финансовых рынках, совокупный эффект, даже с учетом генерирования доходов, может быть негативным, так как наносится урон продуктивной деятельности.

Приведенный пример, разумеется, надуман, так как ни одна экономика не может заниматься исключительно пари. Однако необходимо поинтересоваться, какой объем пари может допустить экономика, соглашаясь с тем, что пари полезны для хеджирования колебаний цен. В свободной экономике нет никого, кто мог бы при этом рассчитать предельно допустимый показатель их отношения к валовому национальному продукту. Однако задачей участников финансового рынка является постановка такого вопроса. Действительно ли на рынке деривативов создается реальная стоимость для хеджирования или существует лишь одна большая контора по заключению пари? Как относиться к затратам на страхование при спекуляции деривативами? Разве нельзя ум и время использовать более продуктивно, чем в спекуляциях?

Рынок деривативов вырос буквально за несколько последних десятилетий. Количество деривативов определяет масштаб пари.

Согласно весьма приблизительным оценкам, объем деривативных контрактов в мире достиг 1600 трлн (1 600 000 млрд) дол. США.

Валовой национальный доход крупнейшей экономики мира – США в 2004 г. составил 12 969,56 млрд дол. США, Германии в 2005 г. – 2 852,33 млрд дол. США (согласно информации Всемирного банка, по методу Атласа). Если этот объем деривативов оценить только по отношению к США, это означает, что на каждый миллиард валового национального продукта США приходится пари на 123,36 млрд, а на каждый доллар США – пари на сумму 123 дол. США. Если расчетным путем допустить, что среднегодовой доход американца составляет 24 тыс. дол. США, то на него приходятся пари в объеме 2 952 000 дол. США.

Люттерман полагает, что на мировом рынке обращаются деривативы в объеме 600 трлн дол. США. Согласно значительно заниженным оценкам Ассоциации профессиональных участников рынка международных свопов и деривативов (ISDA), совокупный объем обращающихся деривативных контрактов в 2007 г. вырос с 327,4 трлн до 454,5 трлн дол. США. Процентные деривативы, к примеру, процентные свопы, представляют наибольший объем контрактов. Согласно данным ISDA, объем обращающихся процентных деривативов вырос в 2007 г. с 285,7 трлн до 382,3 трлн дол. США.

Если пересчитать указанный выше объем в соответствии с указанными оценками, на каждого американца дополнительно приходятся пари в объеме 838 552 дол. США. Разумеется, эти пари заключены не только в США. Но соотнести весь объем с населением Земли непросто. И тем не менее приведенные показатели экстраординарны.

Также чрезмерны и суммы затрат, связанных с пари. Понятно, что масса деривативных пари намного превышает необходимую потребность в хеджировании и используется исключительно в спекулятивных целях. Складывается впечатление, что банки заключают слишком много пари в форме опционов или структурированных продуктов. Оправданно использование единичных пари, но не сотен. Тысячекратные пари по одному и тому же событию служат не целям хеджирования, а удовлетворяют лишь запросы игроков. Такие пари аналогичны экономии на налогах. Если индивидуумы в налоговом государстве больше озабочены экономией на налогах, чем производством, то проблема заключается в том, что это целесообразно для частных интересов индивидуумов, но не для всей экономики. Затрачиваемые при этом энергию и усилия лучше было бы использовать в целях, ориентированных на производительность.

 

Банки обязаны соблюдать конфиденциальность своих деловых отношений с клиентами, включая состояние их счетов. Они должны хранить банковскую тайну. Банковская тайна представляет собой прежде всего лишь частный случай защиты доверительно сообщенных сведений и всего класса профессиональных и коммерческих секретов, точно так же, как это требуется при посещении врача, а также от маклера в связи с названной выше инсайдерской информацией на бирже. Банковская тайна является профессиональной и коммерческой тайной кредитного дела. Банк в качестве инсайдера не должен извлекать выгоду из информации, полученной из деловых отношений, как того требуют обязанности доверительности, не должен передавать ее или сообщать об этом другим.

 

8.1. Защита доверительно сообщенных сведений

Банковская тайна включает в себя обязанность сохранения тайны по отношению к клиентам и право банка отказывать третьим лицам, включая и налоговые ведомства своей страны, в таких сведениях о своих клиентах. Этот порядок существует во многих странах. Он следует из гражданско-договорного права и вытекает из свободы договора. Его соблюдение непосредственно не определяется уважением к человеческому достоинству как к конституционному принципу, поскольку связано не с личностью, а с имуществом, однако относится к уважаемым правам личности на свою персональную защиту и на защиту частной жизни.

Банковская тайна в гражданском праве вытекает из согласованной банком и клиентом защиты доверительности и конфиденциальности. Однако в гражданском праве этот принцип действует лишь в той мере, в какой кредитный институт не обязан предоставлять информацию в соответствии с законами более высокого ранга. Как правило, это тот случай, когда в уголовном процессе органы правосудия требуют от банков информацию о подследственных. В этом случае уголовное право отменяет гражданское право. Так как в настоящее время наблюдается растущее значение налогообложения денежного состояния, обязанность банков по информированию в случаях выявления и расследования налоговых преступлений становится проблемой для соблюдения обязанности банков в конфиденциальности и правил банковской тайны.

Здесь речь идет о конфликтах между правовыми нормами немецких налоговых органов и гражданско-правовыми положениями банковской тайны в таких соседних с Германией странах, как Швейцария, Австрия, Люксембург и Лихтенштейн. Нельзя не учитывать того, что речь идет о самой соблюдаемой банковской тайне прежде всего в этих соседних с Германией государствах, причем Люксембург в своей «плотности» банковской тайны даже превосходит Швейцарию. Как считает министр финансов Германии Пеер Штайнбрюкк, попытавшийся оказать значительное давление на Швейцарию в начале 2009 г., так и ряд немецких финансистов, большая приверженность к банковской тайне в этих странах объясняется лишь их стремлением направить международные финансовые потоки в свои страны. Необходимо убедиться в том, справедлива ли такая точка зрения.

 

8.2. Банковская тайна, налоговые преследования, «отмывание денег» и споры вокруг банковской тайны в Швейцарии

Известно, что защита банковской тайны в Швейцарии более строга и масштабна, чем в других промышленно развитых странах, поэтому интересно обсудить проблемы банковской тайны именно на примере Швейцарии. Условия, при которых швейцарскую банковскую тайну можно отменить, весьма ограниченны. Налоговое право не отменяет гражданское право. В этом проявляется главное ее отличие от США и Германии: Швейцария твердо придерживается того принципа, что интерес фискальной системы в «просвечивании» своих граждан и, естественно, интерес зарубежных фискальных органов к информации о счетах своих граждан в швейцарских банках не отменяет банковскую тайну. Американское право уделяет меньше внимания защите банковской тайны. Особенную озабоченность вызывает то, что американские фискальные органы могут в определенной степени нарушать банковскую тайну других стран, что еще недавно было неприемлемым для суверенных стран и рассматривалось как вмешательство во внутренние дела другого государства. У немецких банков в этом вопросе проявляется поспешная послушность США, что объясняется постоянно декларируемой угрозой американского бойкота.

Различие между швейцарским законодательством о банковской тайне и немецким с одной стороны, а также американским правом с другой стороны состоит в том, что в Швейцарии интерес соблюдения тайны клиентов приоритетен перед фискальным интересом налоговых ведомств, в то время как в Германии фискальный интерес доминирует над интересом сохранения тайны клиентов. Однако различие в трактовке законов Швейцарией и другими странами – и это важно подчеркнуть – не связано с приоритетностью банковской тайны в отношении уголовно-правовых интересов в уголовном процессе. И швейцарская банковская тайна применима лишь в той мере, в какой отсутствуют уголовно наказуемые действия и необходимость уголовного преследования.

Сначала следует назвать те тенденции, которые превращают банковскую тайну в проблему, изучаемую хозяйственной этикой и хозяйственным правом. Это прежде всего интернационализация экономики как феномен, безусловно утверждающий необходимость интернационализации налоговых преследований. Если прибыль в значительных объемах формируется и хранится за рубежом, а убытки из-за границы переносятся в страну, необходимо, чтобы национальные налоговые органы имели соответствующее право на доступ к международным операциям национальных компаний. Такой интерес к интернационализации и гармонизации налоговых законов и налоговых преследований относится ко всем странам, так как они, и страны ЕС, и Швейцария, охвачены процессами интернационализации экономики. Европейское сообщество, Европейский парламент, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе и Организация Объединенных Наций призваны бороться с международными налоговыми преступлениями.

Вторая тенденция, которая может превратиться в проблему банковской тайны, – это рост количества «грязных денег» в мире, что приводит к попыткам превращения «грязных денег» в «чистые» путем их «отмывания». Так, годовой оборот торговли наркотиками в мире уже в 1992 г. превысил 800 млрд марок ФРГ. Годовая преступная прибыль только от торговли героином оценивалась в 1,5 млрд марок ФРГ. В США уже в конце 1990-х гг. ежегодное «отмывание денег» в объеме 125 млрд марок ФРГ было связано с наркотиками.

Под «отмыванием денег» понимается обмен или транспортировка ценностей, имеющих криминальное происхождение, в целях сокрытия этого источника и расчета на то, что преступник избежит правовых последствий этого преступления.

Пока «отмывание денег» не считалось преступной деятельностью, оно не могло обосновывать отмену банковской тайны. Однако в связи с тем, что банковская тайна распространялась и на колоссальные суммы наличных денег, зарабатываемых на производстве наркотиков и «отмываемых» при их переводе на банковские счета, доказательство наличия «грязных денег» было затруднено. Для отмены банковской тайны в отношении «отмывания денег» потребовалась ее криминализация, поскольку банковскую тайну можно отменить только в случае уголовно наказуемых деяний. Это обязательное как с точки зрения хозяйственного права, так и с точки зрения хозяйственной этики требование в настоящее время учтено законодательством, так как непонятно было, почему торговля наркотиками криминализирована, а связанное с этим «отмывание денег» нет. Правда, при этом постоянно возникают вопросы о том, какие обязанности по выяснению их происхождения и их верификации банки должны, в частности, брать на себя.

Швейцария является одной из первых стран, которые ввели положения против «отмывания денег». С 1990 года согласно ст. 305б Уголовного кодекса Швейцарии «отмывание денег» является преступлением. При осуществлении кассовых операций в сумме свыше 25 тыс. швейцарских франков требуется выяснить идентичность клиента. Были также сформулированы признаки подозрений в преступных деньгах, которые позволяют банкам выявлять «грязные» деньги. Так как Швейцария ввела в свое законодательство многочисленные уголовно-правовые определения, направленные против «отмывания денег», и тем самым отчасти отменила банковскую тайну в случаях уголовного преследования, некоторые критики придерживаются того мнения, что швейцарская банковская тайна стала дырявой, как швейцарский сыр. Однако анализ фактического положения дел не подтверждает такую точку зрения.

По исторически легитимным причинам Швейцария твердо соблюдает банковскую тайну. Нельзя не признать, что швейцарская банковская тайна предотвратила доступ нацистов к еврейским счетам в Швейцарии. Разумеется, при этом Швейцария преследовала и собственные интересы. Имея близко расположенные банковские центры в Цюрихе, Женеве и Базеле, она теперь представляет собой третий по значимости банковский центр мира после Нью-Йорка и Лондона, опережая Париж и Франкфурт-на-Майне. В конце 1990-х гг. одни только зарубежные вклады в Швейцарии превысили 500 млрд швейцарских франков, а по другим источникам, в швейцарских банках размещены ценности стоимостью около 3000 млрд швейцарских франков.

Если более точно проанализировать те условия и те ситуации, при которых можно отменить швейцарскую банковскую тайну, то окажется, что эти условия очень ограниченны. Во-первых, хотя гражданское право при подтверждении факта смерти обосновывает обязанность информирования об этом наследников, однако эта обязанность информирования связана только с имущественными отношениями завещателя при его смерти, но не с предшествующими ей операциями на счетах и с их остатками. По законодательству, регулирующему долговые отношения и банкротство, Швейцария не вправе оказывать правовую поддержку.

Во-вторых, становится понятно, что налоговое право не нарушает банковскую тайну. Основным отличием от США и Германии является то, что Швейцария твердо придерживается того правила, что интересы фиска в «просвечивании» ее граждан, и, естественно, прежде всего интересы зарубежных фискальных служб к информации о счетах своих граждан в швейцарских банках, не могут нарушать банковскую тайну.

В-третьих, бывает так, что уголовное право все-таки отменяет банковскую тайну – пусть и не в той мере, что в США и Германии. Обычное уклонение от уплаты налогов не обосновывает отмену банковской тайны ни по отношению к гражданам Швейцарии, ни по отношению к иностранцам – владельцам счетов. Лишь длительное уклонение от уплаты налогов в значительных налоговых суммах обосновывает право специальных контрольных налоговых органов (ВБ8КО), если это относится к прямым федеральным налогам. Швейцарские банки могут и обязаны давать зарубежным фискальным службам информацию только в случаях тяжелых налоговых преступлений. Однако уголовное право обосновывает отмену банковской тайны в случаях налоговых преступлений и по отношению к гражданам Швейцарии. Так, преступление, связанное с подделкой документов, содержит состав преступления и отменяет банковскую тайну. Налоговое преступление квалифицируется при умышленном введении в заблуждение путем фальсификации документов и т. п.

С точки зрения хозяйственной этики возникает вопрос, соответствует ли швейцарское законодательство принципу справедливости и букве закона. Часто при критике швейцарской банковской тайны утверждается, что Швейцария в силу соблюдения банковской тайны содействует налоговым преступлениям и несет прямую вину в случаях совершения тяжелых налоговых преступлений и насилия, как это было с Мобуту, бывшим президентом Заира. Правомерен вопрос, оправданно ли с точки зрения экономической этики согласие страны с тем, что действующая в ней банковская тайна облегчает возможности зарубежных вкладчиков совершать налоговые преступления в своих странах, в то время как она отказывает их фискальным службам в доступе к информации о счетах, открытых в Швейцарии.

Необходимо задаться также вопросом, одобряет ли Швейцария уклонение от уплаты налогов иностранцами, использующими швейцарские счета, или лишь декларирует свою непричастность к налоговым преступлениям иностранцев. Прежде всего следует сказать, что такое благоприятствование имело бы место тогда, если бы Швейцария рассматривала преследования за налоговые преступления в отношении иностранцев иначе, чем в отношении жителей своей страны. Однако анализ швейцарского права показывает, что швейцарским фискальным органам в принципе отказано в доступе к счетам швейцарских граждан в Швейцарии, а если это и возможно, то намного сложнее, чем, например, в Германии. Так что банковская тайна и осложненное этим доказательство уклонения от уплаты налогов в равной степени относятся и к местным жителям, и к иностранцам. При этом следует сказать, что швейцарские ведомства не одобряют и не поощряют уклонение от уплаты налогов иностранцами за рубежом, более того, одинаково подходят в этом вопросе и к жителям страны, и к иностранцам.

Следует наконец поинтересоваться и тем, существует ли этическая обязанность швейцарских ведомств поддерживать преследования за налоговые преступления за рубежом, если речь идет лишь об обычных подозрительных моментах или о схемах ухода от налогов. Здесь важно проявлять сдержанность. С одной стороны, необходимо признать право Швейцарии привлекать международный капитал, используя банковскую тайну. Если этот капитал, учитывая строгую банковскую тайну, предпочитает размещать свои деньги в Швейцарии, нельзя ожидать от Швейцарии ничего иного, кроме как ограничения относительной выгоды от оказания поддержки иностранцам в уходе от налогов или отказа от нее. Швейцарские учреждения в качестве аргумента могут с полным правом заявить, что они не ответственны за явно завышенные ставки налогообложения соседних государств и что в этой связи они не несут этическую обязанность перед этими странами по сбору явно завышенных налогов соседних государств или по содействию сбору.

Прогрессивное налогообложение доходов не является естественным законом, который должно соблюдать и исполнять каждое государство. Уход от налогов при завышенных прогрессивных ставках налогообложения не противоречит международному частному праву и поэтому не может преследоваться каждым государством.

Для Германии разница между налоговыми ставками внутри страны и в соседних странах по меньшей мере настолько очевидна, что мешает «голодным» немецким фискальным органам еще больше «завинчивать» налоговый пресс. К сожалению, последствия такой динамики распределительной политики не радуют, так как они позволяют снижать налоговую нагрузку лишь обеспеченным слоям населения Германии, переводящим свои капиталы за границу, а простому человеку в такой возможности протеста против такой системы налогообложения отказано. Это, без сомнения, представляет ахиллесову пяту швейцарской банковской тайны, как ее постоянно именуют критики в Швейцарии.

Принципиально то, что в глобализованной экономике небольшие государства могут извлекать прибыль, если они вводят пониженные налоговые ставки внутри страны и тем самым привлекают зарубежный капитал из соседних государств с большим населением и высокими ставками налогообложения и если их граждане говорят на том же языке. Потери, возникающие в результате более низких ставок налогообложения при сборе налогов с жителей страны, могут компенсироваться притоком капитала, привлеченного низкими налоговыми ставками, и вызванными этим дополнительными налоговыми платежами или процентами по счетам в банках. В долговременном плане это относительное преимущество маленьких государств может таким образом опустошить налоговую базу крупных государств, что они вынуждены будут прибегнуть к существенным снижениям ставок налогообложения. То, что в странах Европейского сообщества все громче раздается призыв к гармонизации ставок налогообложения всеми странами, объясняется именно этой тенденцией. Громче всего он звучит в Германии, высокие ставки налогообложения которой подвергаются давлению со стороны небольших соседних стран, население которых говорит на немецком языке.

Гармонизация налогообложения в Европе неизбежна. Никто не должен надеяться на то, что эта гармонизация пойдет вверх в направлении повышенных средних ставок налогообложения. Гармонизация будет однозначно направлена вниз в направлении более низких ставок налогообложения и тем самым, вероятно, будет означать конец налогового государства в Европе. Давление, которое оказывает Швейцария на ставки налогообложения стран – членов ЕС, не следует критиковать, так как в случае повышения Швейцарией ставок налогообложения и ослабления ею банковской тайны другие страны, такие как Австрия, Лихтенштейн и Люксембург, этим воспользуются. Инициативы правительства Германии конца 2002 г., направленные на амнистию при последующем декларировании доходов от капитала, хранящегося за рубежом и уклонившегося от налогообложения, подтверждают тенденцию введения более низких ставок налогообложения, правда, это осложняется чрезвычайно возросшими долгами государства в связи с государственной помощью банкам и конъюнктурными программами, вызванными кризисом финансовых рынков.

Однако смысл вопроса о том, что швейцарская банковская тайна не только служит уменьшению налогов, но и содействует уклонению от уплаты налогов, полностью изменится, если речь пойдет не только о различных налоговых ставках, но и о накоплении нечестно приобретенного, преступно добытого или украденного состояния или об уклонении от уплаты налогов, ставшем объектом документально подтвержденного уголовного преследования за рубежом. Швейцарии в случае сокрытия банковской тайной факта перевода таких ценно – стей в Швейцарию пришлось бы признаться в укрывательстве. Швейцарское право тогда отменяет банковскую тайну, когда возбуждено уголовное дело и зарубежные фискальные органы могут доказать материальный или налоговый ущерб, нанесенный гражданином, который имеет счет в Швейцарии. Швейцария в этом случае не настаивает на банковской тайне в противовес интересам международного уголовного преследования. Несомненно, правильно то, что Швейцария оказывает административную и юридическую помощь при выявлении фактов нанесения налогового ущерба иностранному государству.

Тем самым швейцарская банковская тайна сохраняет баланс между интересом в сохранении банковской тайны и необоснованностью подозрения в поддержке уклонения от уплаты налогов зарубежными владельцами счетов.

Во-первых, это видно из того, что швейцарские банки отказывают своим фискальным органам в той информации, какую не предо – ставляют и зарубежным фискальным органам. Швейцарские ведомства не предоставляют зарубежным фискальным органам банковскую информацию, в которой банки отказывают и своим швейцарским фискальным органам.

Во-вторых, Швейцария, придерживаясь своего нейтралитета, не оказывает юридическую помощь при выявлении преступлений, которые рассматриваются ею как политические, военные или валютно-правовые преступления. Считается, что при таком отстаивании нейтралитета даже при налоговых преступлениях, вытекающих из политических, военных или валютно-правовых преступлений, отсутствует повод для хозяйственно-этической оценки.

В-третьих, Швейцария не оказывает никакую правовую помощь, если объектом зарубежного обращения является преступление, нарушающее нормативные положения по вопросам налогообложения, таможенных процедур или валютного контроля зарубежных стран или нормы их торговых или экономических законов. Здесь менее однозначно то, что позиция нейтралитета требует такого же отношения ко всем положениям налогового законодательства зарубежных стран. Одновременно, нельзя обосновать срочную отмену позиции нейтралитета наличием нормативных документов по вопросам налогообложения, таможенных процедур или валютного контроля, так как при этом не задеты ни достоинство человека, ни его личностные права.

Нейтралитет в вопросах зарубежного налогового, таможенного и валютного законодательства соответствует однозначной обязанности Швейцарии оказывать правовую помощь в тех случаях, когда налоговый ущерб, причиненный иностранцем, представляет собой действие, точно так же квалифицируемое и швейцарским законодательством. Однако Швейцария при таком налоговом ущербе оказывает лишь «небольшую правовую помощь», т. е. направляет документы из Швейцарии за границу, но не исполняет зарубежный запрос в Швейцарии на арест состояния и счетов иностранца в Швейцарии.

С позиций хозяйственной этики оправдан такой швейцарский баланс между нейтралитетом по отношению к интересу зарубежных фискальных органов в получении причитающихся им налогов и четкой поддержкой зарубежных уголовных ведомств в случаях, когда имеется однозначный состав преступления. Этическая обязанность суверенного государства по поддержке фискальных органов зарубежных стран здесь вряд ли требует обоснования.

Необходимо прежде всего поинтересоваться, будет ли длительным нейтралитет Швейцарии и тем самым строгое соблюдение банковской тайны на фоне международных нормативных актов по налогообложению, таможенным процедурам и валютному контролю. Если же швейцарская экономика в еще большей степени будет вовлечена в международные проекты и швейцарские ведомства проявят со своей стороны интерес к тому, чтобы реализовывать за рубежом свои правовые претензии по уголовным преступлениям к активам, находящимся в собственности швейцарских граждан, то они не обойдутся без масштабной международной кооперации в вопросах уголовного преследования за уклонения от уплаты налогов. В этом, очевидно, и заключается нахождение баланса ценностей между интересами Швейцарии по соблюдению банковской тайны и ее заинтересованностью в международном сотрудничестве по расследованию налоговых преступлений.

То, каким образом такой баланс будет формироваться, не является вопросом хозяйственной этики, это прерогатива самой Швейцарии. Пока выгоды от «хозяйственно-политического и налогово-правового» нейтралитета превышают издержки, связанные с этим, Швейцария – а этот прогноз может много значить – будет придерживаться его и соглашаться с потерями в своем экспорте и в международных отношениях.

Если же потери для швейцарской промышленности и фискальных органов превзойдут выгоды швейцарских финансовых институтов и финансовых рынков, банковская тайна будет ограниченна. В этом вопросе вероятен конфликт между швейцарскими банками и финансовыми институтами, с одной стороны, и швейцарской (экспортной) промышленностью, с другой стороны. Сложно предсказать, кто его выиграет, так как очень сложно прогнозировать динамику относительного значения этих отраслей и оценить выгоды и потери, возникающие у обеих сторон. Хозяйственная этика по этому вопросу, явно не этическому, а, скорее, хозяйственно-политическому и фискальнополитическому, не дает однозначного ответа.

Швейцарская банковская тайна является формой фискального нейтралитета Швейцарии по отношению к зарубежным финансовым ведомствам. Решение о ее реформе или о ее сохранении, как и все вопросы реформы или соблюдения сложившихся форм швейцарского нейтралитета, затрагивает суверенитет Швейцарии, и швейцарский народ должен принять это решение для достижения компромисса между группами швейцарских интересов, совершенно по-разному связанными с этим вопросом.

 

8.3. Право на конфиденциальность, банковская тайна и государство. некоторые соображения о политической философии

Банковская тайна является интегральной составной частью защиты частной жизни. Соблюдение этого принципа дает возможность избежать зависти и озлобления, и отказаться от него можно только в очень хорошо обоснованных случаях, например при реальном доказательстве уклонения от уплаты налогов. Преследование за уклонение от уплаты налогов и отмена банковской тайны при явно слабой доказательной базе представляют собой нарушение установленных государством границ и угрожают тому, что отличает частную жизнь от публичной. Налоговое право государства, несмотря на широко распространенные мнения, не доминирует над правом на конфиденциальность. Напротив, в каждом отдельном случае необходимо проверять, согласно государство на отмену банковской тайны и права на защиту частной жизни или нет. Это относится и к современному обострению ситуации с международным терроризмом, и к его международным финансовым операциям.

Защита частной жизни и тем самым банковской тайны учитывает глубоко укоренившееся в Западной Европе различие между частной жизнью и публичностью, что является константой европейской духовной истории. Для Америки защита банковской тайны не так важна, поскольку она не в той степени, как Европа, характеризуется историей властно-государственных вмешательств в частную жизнь.

а) Дуализм частного и публичного, общества и государства

В праве на частную жизнь не бывает так, что государство распространяет свое право на нее, напротив, гражданское общество передает государству такое право на вмешательство, как налоговое право в широко определяемых правовых ситуациях. Право собственности по рангу выше налогового права государства, так как налоги взимаются с правомерно полученного дохода и имущества гражданина. На основе права собственности банковская тайна защищает от вмешательства государства. Она может быть отменена лишь в ситуациях, не требующих отлагательства.

Аристотель в своей политической философии отличал сферу политического и публичного, polis, или города, от сферы экономического и частного, oikos, или дома. Он критиковал теорию государства Платона, которая требовала отмены такого отличия. Платон, разумеется, защищал тот тезис, что в идеальном государстве, politeia, не должно быть различия между частным и публичным, oikonomia и politeia. В интересах сосуществования, которому он придавал большое значение, важно, чтобы эти отличия в равной степени касались всех. Однако даже при существовании частной сферы значительно больше тех, кто привержен государству, чем тех, кто готов вернуться в свою частную жизнь.

Это является одним из часто используемых аргументов против права на частную жизнь. Конфиденциальность выражается в том, что не все политизированное в равной степени распространяется на всех. Право на конфиденциальность создает защищенное пространство в частной жизни и тем самым отличает ее от публичности. Это право по своей природе неодинаково в своих проявлениях. Тот, кто обладает большим земельным участком или апартаментами, располагает большим пространством для частной жизни, чем тот, чье жизненное пространство меньше. Зависимость между частным и неравенством существует постоянно, и это вызывает неприятие принципа существования частного, а аргументы против него часто аналогичны аргументам против неравенства.

Аргументы в пользу частного являются контраргументами доказательства Платона о необходимости всеобщей ответственности. Заинтересованность в такой общности была вызвана тем, что во времена политических ошибок или заблуждений не все из них в равной степени можно относить на общество. Частная сфера является гарантией от тотализации политической фальши. Это, естественно, предполагает, что наличие хороших публичных качеств нельзя в той же мере обобществить, так как пространство частной жизни может утверждаться вне публичного.

Не подлежит сомнению то, что благодаря приверженности банковской тайне в Швейцарии удалось предотвратить доступ нацистов к еврейским счетам в Швейцарии. Вместе с тем вмешательство нацистов в частное право в целом и отмена любой формы частноправовой защиты еврейских граждан привели к тому, что тоталитарная идеология и практика смогли проникнуть во все жизненные сферы в Германии во время нацизма.

Защита частной жизни при этом аналогична способам минимизации риска от тотального вмешательства государства и тем самым от его политических, правовых и культурных ошибок. Право на частную жизнь и отстаивание отличия частного от публичного, вероятно, сказались на том, что не удалось создать оптимальное государство. Граждане оговорили право на частную жизнь, но при этом они предотвратили самое плохое, что может проявляться во всеобщей плохой публичности, в тотализации плохой публичности. Отличие частного от публичного необходимо, поскольку всегда необходимо устранять риск самого плохого, хотя при этом не всегда возможно воплотить лучшее. Требование отказа от политической тотализации следует из принципа права и этики устранения фальши, но не достижения оптимума.

Требование соблюдения отличия частного от публичного является разновидностью негативного утилитаризма. Речь не идет о том, чтобы реализовать монизм и максимальный эффект оптимальной публичности, а о том, чтобы исключить негативный эффект или ущерб от тотализации плохой публичности. Это требование вытекает из недостатков человеческой природы и опасности, существующей тогда, когда эти недостатки накапливаются и тотализуются в коллективных акциях политического.

Аристотель сделал решающие выводы, связанные с отменой отличия частного от публичного, направленные против теории всеобщей собственности Платона и отмены различия между частным и публичным, oikos и polis. Он возразил Платону в том, что всеобщая собственность не является настоящей собственностью и что отдельные личности перестают заботиться о ней, если нет различия между всеобщим и обособленным. Он критиковал Платона и за то, что принцип смешанной конституции и распределения власти нескольких конституционных принципов, как и принципа различия между публичным и частным, не может быть реализован в государстве с всеобщей собственностью и отменой частной сферы.

Похоже, что Платон согласился с некоторыми из этих критических замечаний. Подтверждением отхода от его политической философии в его законах служит отказ от идеи всеобщей собственности и от отмены различия между городом и миром.

Христианство на своих ранних стадиях склонялось к тому, чтобы обострить проблему различия между публичной и частной сферой для подтверждения различия между публичной сферой и сферой религиозной самобытности. Различие между государством и церковью в латинском христианстве сделало ненужным деление сферы политического и религиозного, сферы частного и религиозной самобытности, включая и государственную религию.

Михаэль Оаксхотт указывал на то, что гражданское общество (civil societe) является сферой индивидуального права, которая не определяется государством. В нем люди преследуют свои цели, которые всегда должны быть интересами, не связанными с обязательствами по отношению к коллективным целям, с коллективными обязательствами.

б) Защита различия между частным и публичным как следствие скепсиса в отношении человека как политического существа

Различие между публичным и частным является константой, тесно связанной с западным скепсисом в отношении человека, и прежде всего человека как политического существа (zoon politikon). Здесь проявляются связи с учением о первородным грехе. Даже если индивидуум постоянно пытается действовать противоправно и часто ведет себя противоправно, то в куда большей степени следует опасаться объединения людей в коллективных действиях. Требование различия между публичным и частным возникает из мнения, что коллектив накапливает плохое, если большинство или сильное меньшинство озлоблено или намерено совершить плохое. Это плохое может идти по нарастающей – от тривиального зла и простой зависти до неистовой ревности и полной криминализации публичности, применяя приемы закабаления и геноцида. Власть объединенных сил государства и частной сферы может воплощаться в зле и значительно увеличивать его масштабы и потенциал того, что возможно как индивидуальное злое действие. Небольшое изменение смысла слова «хорошо», если оно публично и касается всех, может превратить сферу публичности в зло.

Главным фактором здесь выступает зависть. Зависть является важной причиной защиты частной сферы. Зависть является также основным аргументом для банковской тайны и потребности доверительности в финансовых отношениях. Зависть и ревность по своей эффективности существенно превосходят индивидуальную зависть, если они связаны с политической властью и формируют политическую силу против индивидуумов, групп или наций.

Информационные барьеры и барьеры прозрачности, отгораживающие частную сферу, часто являются лучшим средством для того, чтобы не допустить эскалацию враждебности. Это стратегии разрушения враждебности. И если враждебность вместе с завистью овладевает целыми группами и грозит разжиганием нетерпимости по отношению к меньшинству или к представителям других национальностей, защита от неоправданной прозрачности при противостоянии враждебных групп, как и защита их частной сферы, является единственной возможностью ограничения враждебности и зависти и сохранения контроля над ними. Такой контроль зависти на пользу и банковской тайне.