С 1895 года в Венском университете существовала кафедра философии индуктивных наук, созданная для Эрнста Маха, который и заведовал ею до 1901 года. После него кафедру занимал Л. Больцман (с 1902 по 1906 г.). Позднее кафедрой руководил оригинальный мыслитель Адольф Штер. Благодаря этому в Вене в течение длительного времени существовала эмпирическая философская традиция, которая была связана, главным образом, с естественными науками. Благодаря Францу Брентано эмпирические традиции в тех или иных отношениях проявились еще раньше. Антиметафизическую философию представляли Теодор Гомперц и Фридрих Йодль. В 1922 г. заведовать кафедрой философии индуктивных наук был приглашен Мориц Шлик. Как и его предшественники, он пришел в философию из физики. Свою диссертацию об отражении световых лучей в неоднородной среде он написал под руководством Планка и в статье «Пространство и время в современной физике» («Raum und Zeit in der gegenwärtigen Physik», 1917) первым дал философскую оценку теории относительности. Он непосредственно общался с ведущими представителями точных наук — Планком, Эйнштейном, Гильбертом. Однако в отличие от предшественников (не только Больцмана, но даже и Маха) он был основательно знаком с философией.

Вскоре вокруг Шлика в Вене образовался кружок, в который входили не только студенты, но и интересовавшиеся философией ученые. Здесь были не только его быстро прогрессирующие ученики, среди которых особое место занимал Ф. Вайсман, но также уже защитившиеся доктора наук, такие как О. Нейрат, Е. Цильзель, Г. Фейгль, Б. Юхос, Г. Нейдер; в кружок входили и некоторый коллеги Шлика — доценты Р. Карнап, В. Крафт, Ф. Кауфман, причем не только «чистые» философы, но также и интересующиеся философией математики — проф. Г. Ган, доценты Менгер, Радакович и Гёдель. Такой состав участников обеспечил необычайно высокий уровень обсуждений. Участие математиков, причем Карнап, Вайсман, Цильзель, Нейрат, Кауфман имели хорошую математическую подготовку, усиливало стремление к логической строгости и аккуратности. В кратких сообщениях и долгих обсуждениях рассматривались логические и теоретико-познавательные вопросы, причем благодаря высокой квалификации и интеллектуальной смелости ведущих участников, прежде всего Шлика, Карнапа, Нейрата, Вайсмана, Гана, Цильзеля, часто удавалось получить интересные результаты. Это была совместная конструктивная умственная деятельность, а не усвоение тезисов учителя. Тон задавал не только один Шлик. В высшей степени влиятельные импульсы исходили от Витгенштейна, хотя сам он никогда не появлялся на собраниях кружка. Посредниками выступали Шлик и Вайсман, которые общались с ним в то время, когда он был в Вене. Они во многом опирались на его «Логико-философский трактат». Совместная работа обеспечила такой быстрый прогресс, который бывает только в конкретных науках. Вполне естественно, что столь быстрое развитие было сопряжено с многочисленными изменениями и некоторые первоначальные и слишком упрощенные истолкования впоследствии были отброшены.

В 1929 г. Шлик был приглашен в Бонн, однако после некоторых колебаний отказался от этого приглашения. Весной и летом того же года он находился в Калифорнии в качестве приглашенного профессора Стэнфордского университета. В этот период сначала угроза потерять Шлика, а затем его долгое отсутствие привели членов кружка к осознанию того факта, что они уже представляют собой особое духовное сообщество, специфическую философскую группу. Съезд Немецкого физического общества и Союза немецких математиков, состоявшийся в середине сентября того же года в Праге, послужил внешним поводом для того, чтобы выступить в качестве самостоятельной группы и вместе с Берлинским обществом эмпирической философии, в которое входили Ф. Краус, Г. Рейхенбах, А. Герцберг, А. Парсеваль, В. Дубислав, К. Греллинг, провести симпозиум по теории познания точных наук. В это же время появилась небольшая программная статья «Научное мировоззрение. Венский кружок» («Wissenschaftliche Weltaufflassung. Der Wiener Kreis», написанная Карнапом, Ганом и Нейратом, которые кратко изложили историю возникновения, состав, установки и цели этого сообщества. Статья была посвящена Шлику и была вручена ему после его возвращения в Вену в октябре 1929 г. «в знак благодарности и радости в связи с тем, что он остается в Вене», как трогательно говорилось в предисловии. Вот так получило известность выражение «Венский кружок».

Этому содействовало также то обстоятельство, что кружок приобрел собственный печатный орган благодаря тому, что журнал «Анналы философии» («Annalen der Philosophie») в 1930 г. перешел во владение Карнапа и Рейхенбаха и стал выходить под названием «Erkenntnis». Еще одну возможность публиковать небольшие статьи кружок нашел в «Известиях общества Эрнста Маха», издаваемых обществом «Эрнст Мах», которое было основано в 1928 г. несколькими членами кружка с целью популяризации своих идей, а также в ряде статей «Единая наука» («Einheitswissenschaft»), издаваемых Нейратом с 1934 года.

«Венский кружок» стал быстро приобретать все более широкую известность. В сентябре 1930 г. в связи с Конгрессом немецких физиков и математиков, проходившим в Кенигсберге, кружок совместно с Берлинской группой эмпирической философии вновь провел конференцию по теории познания точных наук, на которой обсуждались фундаментальные проблемы математики и квантовой механики.

В 1931 г. Карнап был приглашен на естественно-научный факультет Пражского университета в качестве экстраординарного профессора. Для Венского кружка это было, несомненно, чувствительной потерей, но Карнап вместе с профессором физики Филиппом Франком организовал в Праге филиал кружка. Обе группы установили связи с единомышленниками из других стран — с профессором философии в Копенгагене Йоргенсеном, с Ружье, бывшим тогда профессором в Безансоне и Каире, с профессором Чикагского университета Моррисом, мисс Стеббинг, профессором университета в Лондоне, и др. Были установлены личные связи с представителями логических школ Варшавы и Лемберга. Все это послужило благоприятной почвой для проведения международного Конгресса по научной философии. Он был подготовлен на предварительной конференции в Праге Ружье, Рейхенбахом, Карнапом, Франком и Ней-ратом в 1934 г. и проведен в сентябре 1935 г. в Сорбонне (Париж). Проведению Конгресса содействовало французское правительство и Международный научный институт в Париже, Рассел и Энрике выступили на его открытии, в работе Конгресса приняли участие приблизительно 170 человек из 20 стран, правда, из Германии кроме Берлинской группы приехал еще только профессор Шольц из Мюнстера. Это был большой успех. Если в 1929 г. на конференции в Праге идеи Венского кружка еще столкнулись с резкими возражениями, то теперь они получили широкое признание. Энрике и генерал Вуйе-мен лишь предостерегали от опасности догматизма и новой схоластики, Моррис — от одностороности, а Рейхенбах — от слишком поспешного осуждения каких-то идей как метафизических. Некоторые участники выступили против отдельных интерпретаций. По предложению Карнапа был создан комитет по международной унификации логической символики, прежде всего для немецкой терминологии; Конгресс призвал также к участию в создании предложенной Нейратом международной Энциклопедии единой науки.

Уже в июле следующего 1936 г. в Копенгагене состоялся II Международный конгресс «по проблемам единства науки», который был посвящен проблеме причинности, главным образом, в квантовой физике и биологии. В работе Конгресса приняло участие около 100 человек из большинства европейских стран, особенно много приехало их Америки. Первый доклад сделал Н. Бор. Открывая Конгресс, Йоргенсен подчеркнул, что инициатива его проведения, как и предыдущего конгресса, исходила от Венского кружка и что именно на нем были разработаны основоположения нового философского направления. В июле следующего 1937 года вновь в Париже, в Сорбонне был проведен III Конгресс по проблемам единства науки, на котором обсуждалась работа над запланированной Энциклопедией. И год спустя, в июле 1938 г., в Кембридже состоялся IV Конгресс по проблемам единства науки, на котором обсуждались вопросы анализа языка науки1 К Открывал Конгресс Д. Мур, участники вновь были из разных стран. Последний конгресс состоялся в сентябре 1939 г. в Америке, в Кембридже (Массачусетс). В Европе началась война. В целом это был блестящий взлет. Венский кружок дал начало международному философскому течению — неопозитивизму или неоэмпиризму.

Однако сам Венский кружок тем временем нес тяжелые потери. В 1931 г. Фейгль был приглашен на должность профессора в университет Айовы, откуда позднее переехал в университет Миннесоты. В 1934 г. неожиданно скончался профессор Ган. Карнап, ставший почетным доктором Гарвардского университета, в 1936 г. уехал в Америку и там был приглашен в Чикагский университет. В том же году кружок испытал самый тяжелый удар: профессор Шлик был убит в университете одним из прежних своих учеников, страдавшим манией преследования. Это была невосполнимая потеря, ибо Шлик находился в расцвете творческой деятельности и многие из его трудов остались незаконченными. Кружок перестал собираться, а после насильственного присоединения Австрии к Германии в 1938 г. вообще прекратил свое существование. Члены кружка рассеялись по всем странам. Вайсман и Нейрат уехали в Англию, где Вайсман работал на подготовительных курсах сначала в Кембридже, а затем в Оксфорде, и где Нейрат умер в 1946 г.; Цильзель и Кауфман уехали в Северную Америку, где Цильзель в 1943 г. умер; Менгер и Гёдель еще раньше получили приглашение уехать туда работать. Журнал «Erkenntnis» в 1938 г. переехал из Лейпцига в Гаагу, где его восьмой том вышел под названием «Журнал унифицированной науки» («The Journal of Unified Science» («Erkenntnis»), однако из-за войны 1940 г. его издание прекратилось. Распространение сочинений Венского кружка было запрещено по политическим соображениям, ибо среди его членов было несколько евреев, а деятельность общества «Эрнст Мах» стала считаться «подрывной».

В Вене больше не существовало никакого Венского кружка. Однако заданное им направление получило широкое распространение за рубежом, прежде всего в Соединенных Штатах, где благодаря Моррису, Лэнгфорду, Льюису, Бриджмену, Нагелю уже прочно укоренились близкие идеи, где Рейхенбах и Р. фон Мизес нашли себе достойное место, а Карнап в Чикаго и Фейгль в Миннесоте продолжали свою работу; в Англии, где жил родоначальник целого направления

Рассел, идеи Венского кружка благодаря Вайсману проникли в Оксфорд, а благодаря Айеру и в значительной мере также Попперу — в Лондонский университет, в котором близкое направление представляла мисс Стеббинг (умерла в 1943 г.). Замечательное продолжение деятельность Венского кружка получила в Финляндии благодаря Кайла, который, как и Айер, иногда приезжал в Вену на собрания кружка, и благодаря Г.Х. фон Вриггу, который был сначала учеником, а затем коллегой Кайла в университете Хельсинки. Сейчас он является профессором Кембриджа. Естественно, что прежние участники и сторонники Венского кружка не остались на первоначальных позициях, их взгляды значительно изменились в ходе дальнейшего развития.

К Венскому кружку близок по своим взглядам профессор Йоргенсен из Копенгагена и профессор Дюрр из Цюриха, профессор Ружье, генерал Вуйемен, М. Болл во Франции и др. Связи с Венским кружком устанавливали ученые тех стран, в которых хотя бы отчасти было представлено близкое направление. Такие связи были установлены с эмпиристской школой Упсалы и с профессором Тегеном из Лунда, с логическими школами Геттингена и Мюнстера, а также с логическими школами Варшавы и Лемберга, которые вследствие войны распались так же, как и сам Венский кружок.

Только в Германии направление, представленное Венским кружком, не получило никакого распространения. В то время как, например, Рассел выразил свое полное согласие с этим направлением и даже далекие по своим воззрениям авторы признают его большое значение, здесь — с тех пор как на него вообще обратили внимание — это направление подвергается резкой критике и решительно отвергается. Обвинения против Венского кружка выразил сам Шлик в своей статье «Венский кружок и традиционная философия» («L'äcole de Vienne et la philosophie traditionelle»): «Венскую школу часто упрекают в том, что она состоит не из философов, а из врагов философии. Говорят, что учение этой школы ничего не дает для развития и прогресса философии, а служит лишь уничтожению философии». Однако так можно говорить лишь в том случае, если философия отождествляется с метафизикой. Отрицание же метафизики отнюдь не является изобретением Венского кружка. То, что упрек в пренебрежительном отношении к философии несправедлив, обнаруживается в благожелательных словах, которые находит Шлик в своей статье для исторической философии: «Так называемые ‘антиметафизики’ часто несправедливы по отношению к традиционной философии, утверждая, будто она представляет собой лишь собрание псевдопроблем. Напротив, я полагаю, что все мы имеем право гордиться тем, что наши идеи являются результатом долгого исторического развития человеческого духа». «По отношению к системам прошлого мы будем проявлять историческое понимание, хотя их догмы нас уже не воодушевляют; со спокойной совестью мы можем восхищаться великими эпохами развития человечества, которые в своих поисках и ошибках обнаружили неуклонное стремление к истине». Отношение Венского кружка к традиционной философии следует оценивать не только по внешним проявлениям его радикализма. Конечно, тот, кто в философии видит выражение жизненной мудрости, субъективное понимание мира и жизни, кто в своих спекулятивных построениях находит окутанные тайной, непознаваемые основы миропорядка или выраженную в понятиях поэзию мира, тот может, конечно, рассматривать философию Венского кружка как убогую нищету, ибо она отвергает все то, чего нельзя достигнуть средствами науки. Но только на этом пути можно преодолеть субъективные различия и шатания и претендовать на общезначимость и прочность результатов.