19 сентября.

Холм чуть заметно возвышался над опоясавшими его деревьями. Могучие ясени, раскидистые клёны, стройные берёзы, никто из древесного царства не решался взобраться на холм, лишь тонкий слой трав покрывал одеялом плавные склоны. Под пронзительным ветром травяной полог ходил волнами. Буря постепенно утихала. Ещё совсем недавно по холму и окрестным перелескам пронёсся ураган, срывавший ветви с деревьев и скручивающий листву в десятки миниатюрных смерчей. Ливень хлестал будто плетью так, что длинные капли иглами впивались в землю, но всё закончилось. В этом мире всё когда-нибудь заканчивается. Вечна только смерть.

Не понимает этого лишь последний глупец. Смерть правит миром. С самого рождения мир движется к смерти, все, что он порождает — мёртво. Тела, вещи, идеи — всё устаревает и кончается в лоне смерти. Всё есть тлен. Всё — пепел. Такова философия отверженных. Философия, которую мир не готов принять, потому что судорожно цепляется за жизнь, что вовсе и не жизнь, а вечное страдание. Но таков уж мир с его обывателями — всем нравится пребывать клетке иллюзий.

Именно поэтому он сейчас стоял на этом холме, потому что считал философию отверженных частью себя. Он проник глубоко в её суть и должен будет вот-вот приблизиться к самым тайным её откровениям. И когда это произойдёт, для него не останется тёмных уголков в этом мире невежд и слепцов, он уйдёт навсегда и сможет посвятить себя истинному служению Её Величеству Смерти. Жизнь отречения останется в прошлом вместе с её подобием служения. Залы Храма Заката ждут. Они вечны как сама смерть. И по сравнению с их жизнью, его ожидание лишь тень капли в океан времени. Его учили ждать, и он подождёт столько, сколько понадобится. Тем более что ещё слишком многое нужно успеть сделать для предшественников. С его уходом философия отверженных должна прорасти в нескольких учениках. Это так же важно для служителя смерти, как для селянина — рождение детей, тех, кто будет помогать ему, и будет держать хозяйство, когда он сам уйдёт в лучший мир. Сравнение грубое, но доступное для любого хлипкого разума.

Человеческие маги оказались не так уж глупы, отказавшись от идеи атаковать одинокий холм, когда почувствовали на нём присутствие чужого мага. И даже когда поняли, что это за маг, всё равно остались при своём. Но в отличие от него, некроманта Мебета, они не могли подготовиться к магическому поединку, все, что им оставалось, попасть в сплетенную сеть. Любым действием они запутывались в ней всё сильнее. Пожалуй, обвинять их в глупости было бы не разумно, ибо сама их жизнь выстроена неразумно с самого фундамента. Равнозначно можно обвинить дурачка от рождения в том, что он чего-то не схватывает.

Они так надеялись разрушить некий рисунок силы, что раскрыли себя с потрохами. Сначала смерч, а потом и ливень устроили на холме настоящее безумие, и не будь некромант тем кто он есть, то, скорее всего, в страхе сбежал бы, потеряв при этом всё, что так долго готовил. Рисунки, на которые так привыкли полагаться людские колдуны, в реальности не играли для слуги тьмы никакой роли. Самое важное богатство он носил в голове, и потому на него не смогли бы повлиять ни ливни, ни молнии, ни пожары. И теперь, когда маги противника сжались в скорлупе ожидания его действий, настал момент пустить в ход уже готовое заклинание, и подготовить новое, коим занимается «верный» слуга.

Маги, что возомнили о себе так много, сегодня пожмут плоды своих глупых жизней, но так этого и не узнают. Неспешно и выверено петля паутины сжимается на их глотках, а они продолжают верить в победу, подобно слепой донной рыбе, что гонится за червячком и попадает на крючок рыбака, о котором не может составить никакого мнения. Если бы она мыслила категориями разумных существ этого мира, то решила бы, что сам Бог взял её в лучший мир, но это был бы всего лишь бедный рыбак.

Так произойдёт и сейчас. Маги и простые воины будут считать, что это Орда забирает их жизни, что они станут жертвами беспощадного боя, но истинное понимание случившегося останется сокрытым от них. Невежество. Хоть в нём они будут равны королю. Слепой Исселбар вознамерился запереть некроманта в замке, выставил тройной кордон ковалеристов, поставил боевых магов. Все эти воины больше пригодились бы здесь, а не там, где и воевать-то не с кем. Ну как это можно назвать? Непроходимая тупость.

Если бы не чуждость к мирским чувствам, то на бледном лице некроманта появилась бы усмешка.

За годы служения Её Величеству в нём многое изменилось. Чтение тёмных трудов и долгие беседы с учителем не прошли даром. Понимание вещей менялось десятки раз, пока он не подобрался к тому восприятию, что чётче других отражает истину. Несомненно, он ещё далёк от неё, но теперь он видит цель. В юношестве же приходилось наугад двигаться по дороги знания, будто слепой котенок, ищущий чёрную дверь в глубокой подземной пещере. В таких исканиях он не продвинулся бы далеко, если бы не огонёк, маячивший во тьме. Учитель редко помогал понять что-либо, но часто тыкал носом в ошибочные выводы и заставлял изучать их с кропотливой тщательностью. Он рассказывал истории о ком-то и просил объяснять, почему их герои поступали так или иначе, где они поступили удачно, а где просчитались. Проходили годы, и учитель возвращался к старым историям, он задавал те же вопросы и получал другие ответы. Развитие любит перемены. И не только умственные.

Занятия магией издревле оставляли отпечаток на телах магов, а некромантия делала это жёстче других магических направлений. Возможно, от того, что отвергала любую материю. Сама магия смерти будто стремится лишить своего служителя порочной оболочки, дабы предоставить радость свободы.

От года к году тёмные ритуалы всё сильней разрушали узы плоти. Волосы давно не росли на теле некроманта, кожа обесцветилась, истончилась. Красивые и ровные некогда зубы выпали до единого, уши иссохли, щёки впали. Иссохли и мышцы, обнажив полный набор костей. Если бы не кожа, то Мебет походил бы на ходячего скелета. Изменения эти происходили параллельно с осознанием слабости плоти перед мыслью и силой разума. Магу не нужны могучие руки, он апеллирует другими силами, куда более могущественными, а некромант — вершина магической самоотдачи. Ни крепыши боевые маги, ни толстяки из академий и орденов не сравняться в магическом ремесле со служителем смерти. Он мог бы многому их научить, если бы не тупость и ограниченность их умов.

Пока численный перевес на их стороне они будут считать себя непоколебимой мощью, но выйди он с любым из них один на один, то раздавил бы в лепёшку как таракана. К счастью, поиск знаний даёт плоды, проверять себя в бесплотных боях с насекомыми бессмысленно. А вот прогнать их с медового местечка — не грех. Но сделать это надо так, чтобы не спугнуть весь рой. Когда тебя жалит пчела, это не страшно, но десяток жал способен убить. Если же улей сжечь, то погибнет и рой. Проблема местного пчелиного сообщества в том, что он разрознен: жечь их не рационально, а перебивать по одному — долго. Нужно их напугать, согнать в улей, и спалить всех разом.

На счёт же пчёл одиночек можно не переживать — жаля, они умирают. Для этого сюда и надо было тащить орду, уверенную в том, что провидение ведёт их к победе. В итоге, все грехи люди спишут на зеленокожих дикарей — силу, что некромант мог бы назвать своей пчёлкой. Он даст ей ужалить несколько раз, перед её гибелью. А другие пчёлки ужалят её и тоже умрут.

Сегодня Оглфир выпустит жало, и добить его не составит труда. Возможно, Оплот не даст Орде разорить оставшиеся без надзора земли, это не страшно, зато те, кто раньше избегал присоединяться к Оплоту, будут вынуждены оставить принципы в угоду безопасности. Номинально мощь Оплота усилится, соседние земли, опасаясь нападения государственного гиганта, начнут укреплять границы, на что королевства людей обязательно отреагируют тем же. Владыки Оплота увлекутся внешней политикой, а на устранение некроманта отправят незначительные силы и тем самым лишь умножат армию смерти. Возможно, будет и второй поход, но и в нём они вновь недооценят реальную угрозу, а после этого придёт время ему самому, служителю тьмы Мебету, навестить их столицу.

Чёрные, глубоко впавшие глаза пристально всматривались в разворачивающееся сражение. Небесная лазурь, некогда жившая в этом взгляде, безвозвратно погибла под напором тьмы, холодный расчёт поселился в них, вытеснив радость, боль и всё то, чем так дорожит любой смертный. Битва шла с преимуществом орков. Зеленокожие чаще теснили людей, хоть и теряли убитыми вдвое больше. Измождённая армия Оглфира продержится ещё совсем немного, прежде чем король поймёт — битва проиграна. Отряды орков уже окружили людской лагерь, и скоро неминуемо случится решающая атака. Новый вождь орды выжидает, изматывает врага, а всё новые отряды окружения растекаются вокруг лагеря людей, занимают удобные позиции, ждут команды.

Некромант отвернулся, ближайший час не произойдёт ничего интересного. Утихающий ветер раздувал чёрную мантию, но маг смерти не чувствовал холода. Температура тела давно опустилась в половину от нормы. Он привык к холоду.

С другой стороны холма, где деревья решились занять часть склона, скрытые от посторонних глаз, трудились слуги Мебета. В глаза бросались три пустых железных телеги, ожидающих своего часа. Запряжённые в них кони, тощие и бледные, замерли подобно изваяниям. Уже завтра, телегам предстоит принять огромный груз: оружие и обмундирование павших в сражении воинов. Для перевозки такого веса необходимы особые кони, ведь даже пустую телегу, выкованную из чистой стали, с трудом сдвинут четыре мощных тягловых жеребца, но Мебет обходился меньшим количеством жеребцов из выведенной им самим породы.

У одной из телег возились двое. Мужчина в чёрных свободных одеждах, чёрной чалме с красным камешком на лбу, чёрном плаще и в таких же чёрных сапогах с загнутым носком. Вся эта чернота наряда едва ли смогла бы отразить черноту души его носившего. Даже последний дилетант в магии принял бы этого мужчину за тёмного пустынного колдуна и не ошибся бы.

Маг вычерчивал что-то на земле крючковатым пальцем, издали бросались в глаза покрашенные чёрным, длинные ногти. Другую руку маг предпочитал держать за спиной. Восточное мужественное лицо обрамляла тонкая бородка, сплетенная в косичку на подбородке, густые брови сходились над переносицей, а орлиный нос по насыщенности цвета мог бы поспорить с вечерним чистым небом — настолько синий и выделяющийся на смуглом лице, что казался окрашенным краской. Морщины вокруг глаз говорили о немалом возрасте колдуна, но Мебет предполагал, что судить по морщинам не стоит — у магов свои мерила возраста.

Вокруг колдуна крутился помощник — уродец-карлик с бельмами вместо глаз, серая накидка с золотым узором, рядом с чёрными одеждами колдуна смотрелась радужно. Карлик подавал колдуну разные предметы из мешка, лежавшего рядом, и изредка присоединялся к возне в земле.

Чуть поодаль дремал сквернокрыл — ездовой грифон пустынного колдуна. Толстые львиные лапы и мощное тело венчала орлиная голова, клюв которой с лёгкостью переламывал деревянные бруски. Принадлежащий к породе королевских грифонов, в плену у колдуна зверь изменился. Ритуалы придали ему новые полезные для чёрных дел способности, дух гордого зверя был сломлен неволей и тот подчинился колдуну. Небывалый случай.

Золочёный цвет шкуры и перьев грифона потух, сменившись мрачно фиолетовым свечением, проявлявшимся только в светлое время суток, ночью же летящего по небу сквернокрыла не смог бы разглядеть и эльф. Зверь всегда находился рядом с колдуном, особенно после того как Мебет заполучил пустынника к себе в услужение. Не дремлющий страж — сейчас сквернокрыл лишь претворялся, что спит, сам же неотрывно следил за некромантом, и Мебет чувствовал это всем телом.

Здесь же, но с другой стороны от колдуна и карлика, так же как и кони, застыл изваянием огромный рыцарь в чёрных латах. Воронёный, двуручный меч, вогнан в землю подобно кресту, руки в латных перчатках лежат на эфесе, а в прорези рогатого шлема зияет ночь. Чёрный рыцарь нёс караул.

Мебет направил стопы к колдуну.

— На какой стадии ваш чертёж? — уважительно обратился некромант к магу, несмотря на то, что тот слуга, хоть и временный. Делать это Мебету не составляло труда, зато самолюбие пустынника останется не ущемлённым.

Колдун медленно прочертил ногтем идеально ровную прямую, на конце вывел кружок размером с монетку и только после этого, не отрываясь от чертежа, ответил.

— Последний штрих ты лицезрел, о, Темнейший. Чертёж закончен, — слова колдуна отдавали жутким акцентом, он предпочитал разговаривать тихо и неспешно.

— Несмотря на всю вашу внешнюю неторопливость, вы всегда отличались завидной пунктуальностью, господин Хадиф, — безжизненный хриплый голос мог бы сойти и для старика, и для больного человека. Ни тем, ни другим Мебет себя не считал.

— Сделай время своим пророком, и мир падёт к твоим ногам, — господин Хадиф всегда любил витиеватые восточные мудрости и пользовался ими в каждом подходящем случае. Колдун поднялся, из его глаз на некроманта лукаво взглянула бледно розовая пустота. Какой магией Хадиф занимался в прошлом, что глаза приобрели такой странный цвет, для Мебета оставалось загадкой. — Когда пожелаешь начать, о Великий?

— Как только маги хорошенько потратятся. Когда останутся хотя бы с половиной сил. Думаю, к ближайшему утру положение дел людской армии совсем ухудшится и они начнут мощную магическую атаку. Тогда и ударим, — Мебет, не наклоняя головы, одними глазами проверял на точность чертёж под ногами.

- Мудрое решение, — склонился в льстивом поклоне Хадиф.

Мебет видел всю фальшь, вложенную в каждое движение и слово, он уже привык к ней, привык к недомолвкам и намёкам. Своенравный колдун сгорает от ненависти к тому, кто сделал его слугой, но виду не показывает, что вполне естественно для мага высокого уровня. Историю пленения Хадифа Мебет вспоминал с особой гордостью. Какими бы прагматичными не слыли великие колдуны, многие их них иногда играют в игры, где нельзя с точностью предсказать исход. В той игре Мебет оказался лучше и, может быть, немного удачливей.

И некромант, и пустынник точно знали, что игра не окончена, и кончится она только со смертью одного из них. Пока Мебет пользовался всем обширным спектром талантов и знаний Хадифа, тот в свою очередь готовил достойный ответ на некогда проигранную схватку. А Мебет же пытался вникнуть в эти действия и, по возможности, обрушить. Двуличное служение продолжалось уже около десяти лет, и пока некромант удачно обрезал самые важные паутинки в сети оппонента, но кто знает, что будет дальше. Возможно, однажды некромант оступится, и война будет окончена.

За время знакомства Мебет многое узнал о колдуне, но главное что он уяснил — Хадиф ещё тот хитрющий паук, такой же, как и сам Мебет, а может даже хитрее. Но так ли это — будет известно только после смерти одного из них. Сотрудничество с чёрным колдуном столь же полезно, сколь и опасно. Поэтому Мебет тоже действовал. До конца служения Хадифа осталось девять десятков лет, но отпускать колдуна живым некромант не намеривался. Негоже оставлять за спиной смертельного врага.

— Ваше Темнейшество, — обратился к некроманту карлик.

— Что тебе, любезный малыш?

— Топор вождя говорит мне, что в нашу сторону направлен отряд наездников. Они хотят бить людей со спины, но могут пройти слишком близко от нас, — противный голосок карлика подходил к его внешности как нельзя кстати.

— Благодарю тебя, дружок.

Мебет отошёл на пару шагов, явственно ощущая пристальный взгляд колдуна, впившийся в спину. Раньше карлику не разрешалось говорить без разрешения хозяина, но Мебет поменял это правило, чем вызвал негодование в душе пустынного мага. Господин Хадиф, вырастивший карлика из обычного человека, считал себя полноправным владельцем, но противиться слову некроманта не мог. Слуга — есть слуга. Хотя были в их договоре и оговорки, одна из которых касалась сквернокрыла: Мебет не имел на него никакого влияния, ни напрямую, ни косвенно.

С отрядом же орков, идущих сюда непременно надо что-то сделать. Вмешиваться в ход битвы Мебет не хотел, всё должно произойти своим чередом, но ставить под угрозу весь план тоже нельзя. К тому же, чтобы не раскрыться перед магами людей придётся забыть о магии, разве что после их устранения, но даже тогда эманации некромантии могут учуять могущественные чародеи Оплота и по этим знакам оценить уровень мастерства сотворившего волшбу. Действовать надо через посредников и такие посредники есть.

Отряд из двух десятков чёрных рыцарей, ждущих приказа в ближайшей роще. Они медлительны, и не стоит затягивать с их отправкой на перехват всадников. Но Мебет привык действовать наверняка, вряд ли карлик мог слукавить, давая информацию о возможной встрече с зеленокожими, и всё же стоит дождаться более верного вестника. А рыцари справятся, в этом сомнений быть не может, они прошли все испытания боеспособности и выживаемости в новом замке некроманта, не должны сплоховать и в реальных условиях, тем более что эти условия могут оказаться куда проще испытаний.

Вестник прибыл спустя минуту после донесения карлика. Огромный иссиня-чёрный гримм, с выбритой на лысо макушкой и следами швов на ней. Из волчьей пасти вырвались отрывистые звуки, отдалённо напоминающие слова.

— Орки… на быках… с востока… будут здесь… скоро, — языком гримм ворочал с трудом.

— Сколько? — сухо спросил Мебет.

«Три десятка» — показал гримм на пальцах.

Свободные гриммы не обладают интеллектом, способным к изучению наук, и потому, во время путешествия по топям, Мебет придирчиво выбирал себе будущего слугу. Тогда он привёз в свою пещеру сразу четырёх полуволков, и одним из них был вожак-великан, отличавшийся особой хитростью — поймать его было тяжелее остальных. Ему-то Мебет и пересадил человеческий мозг, после чего некоторое время всерьёз занимался обучением. В итоге кое-что всё-таки получилось: гримм умел считать на пальцах, обладал неплохой памятью, а с помощью человеческого же языка обучился речи, пусть слабо, но всё же. Учёные оплота продали бы души за то, чтобы узнать, как возможно проводить подобные операции. Вот только информация о том, что краеугольный камень этих изысканий — некромантия, их бы огорчила. Довольный результатом, Мебет дал гримму кличку, которой никогда не пользовался. Рожа — имя, соответствующее внешности. И действительно Рожа выглядел ужасающе по меркам простого обывателя людских или гномьих королевств: выпрямляясь во весь рост, он превосходил хозяина на полкорпуса, тощее, но сильное тело рвало на части взрослого кабана, ну а лицо… Лицо выше всяких похвал, встреть такое ночью в подворотне и сумасшествие обеспечено.

— Возвращайся в лес и следи за орками, — членораздельно выговаривал некромант, чтобы зверь успевал усваивать, — когда начнётся бой, убивай тех, кто будет убегать. Никто из орков не должен выжить. Понял?

Гримм кивнул. Мебет погладил слугу по гладкой макушке.

— Бегом, родной.

Не издав ни звука, Рожа скрылся за деревьями, в три прыжка преодолев расстояние в пятьдесят человеческих шагов.

Мебет подошёл к рыцарю, стоявшему неподалёку и, приблизившись лицом к шлему, прошептал:

— Веди солдат по южной дороге, убивайте всех, кого встретите.

Скрипнули доспехи, рыцарь безмолвно развернулся и побрел к роще, где находился отряд.

Мебет гордился чёрными рыцарями. Каждый, без исключений, получился на славу, сильные, соображалистые — именно такие, какими должны быть по канонам некромантии. В отличие от зомби, рыцари не нуждались в постоянной опеке, они выполняли задачи самостоятельно. Пусть действуют они прямолинейно и далёки от изощрённости, но некромант всегда может повлиять на их сознания, к тому же, просто фантастические возможности по разрушению и убийству делали их незаменимой силой в армии любого некроманта.

— Господин Хадиф, можно узнать ваше мнение? — издали выкрикнул некромант и неспешным шагом двинулся к вершине холма, откуда хорошо обозревалось поле битвы.

Колдун подошел, чуть склонив голову.

— Чем могу быть полезен, Темнейший?

— Как вы думаете, скольких нам удастся поднять из этого хаоса.

Хадиф медленно обвёл поле свечением розовых глаз, ответил как всегда с почтением.

— Если мой скромный разум ещё не совсем состарился, то думаю, около десяти тысяч. При условии, что погибнут все.

— Как-то маловато, господин Хадиф, — с укоризной отозвался Мебет.

— Топчут друг друга, о Темнейший. Много не годного материала. Целых тел будет мало.

— Как бы нам увеличить названное вами число? — пальцы некроманта поскребли висок лысого черепа, как раз там, где находилась татуировка чёрного паука, повисшего на паутинке.

Колдун ненадолго задумался.

— Только магией. Но маги людей не дадут нам этого сделать. Они ещё сильны, мой господин.

— И что же? В нашем распоряжении остаётся только ожидание? Не находите это слабоватым выбором для таких интриганов как мы с вами?

Колдун позволил себе лёгкую улыбку. Спрятанная до сего момент за спиной, рука показалась из-под плаща, колдун пристально всмотрелся в кисть. Светящаяся насыщенным голубым светом, рука казалась прозрачной, а внутри неё плавали маленькие белёсые пятнышки, будто звезды, проступившие в синем небе. Остальную часть руки плотно прикрывал просторный рукав.

Волшебная рука — один из множества потаённых секретов господина Хадифа. Как рассказывал сам колдун, в руке живёт пленённый джин. Часть тела, ставшая вместилищем могущественной сущности, под напором её мощи, изменила внешний вид и приобрела некоторые полезные для мага свойства. Джин, попавшийся на удочку коварного мага, повиновался воле хозяина уже долгие годы. С помощью ритуала великой привязи жизнь слуги напрямую зависела от жизни колдуна, и поэтому джин не мог причинить ему вред. Вольные духи пустыни — джины хитры и изворотливы, и заполучить их в услужение, ничего не отдав взамен, вряд ли кому-то под силу. Господин Хадиф нисколько не жалел об утраченной конечности, она потеряла всякую связь с материальным миром, но полученные магические преимущества окупали всё сторицей.

— Ммм, — удивлённо вскинул тонкие брови колдун, пристально вглядываясь в неторопливые движения белых пятнышек. — Мне дают знать, что с обеих сторон сражения — слабые места — правители. Хан и Король. Воздействуя на них, мы сможем воздействовать и на армии.

Мебет отвёл взгляд от живого «артефакта».

— И как же нам сделать это без участия магии?

— Джин поможет нам, но он хочет взамен часть той силы, что ты собираешь.

Мебет глубоко вдохнул. Запах смерти заполз в ноздри. Сотни жизней обрывались совсем рядом, и энергия чужих страданий переполняла землю на пол-лиги во все стороны. Силы этой с лихвой хватит для воплощения задуманного.

— Как много он хочет? — брезгливо бросил Мебет.

— Не много, — уклончиво ответил Хадиф.

— И что он сделает?

— Он сломает чары человеческих магов, и зеленокожие начнут побеждать. Это вынудит и правителей, и магов действовать, — голос колдуна звучал слегка раздражённо, расспросы некроманта ему порядком надоели.

— Надеюсь, никто не узнает, что это сделали мы? — не сдавался Мебет.

— Это сделает джин, — без тени насмешки произнёс чёрный колдун.

Из кустов вынырнул запыхавшийся гоблин-разведчик, глаза круглые, трясущиеся руки сжимают короткий лук. Гоблин ловко подскочил к орку, ехавшему впереди остальных. Косматый бурр недоверчиво покосился на зеленокожего карлика. Отряд бычьих всадников остановился.

— Что у тебя? — вожак отряда, носивший шлем с забралом, чинно выпрямив спину держался в седле. Могучие руки ослабили натяжение уздечки, сила и уверенность исходили от воина.

Почуяв это, гоблин чуть осмелел, тоже выпрямился.

— Доставай топоры, вождь! Впереди заслон. Три дюжины латников. Стоят посреди дороги, молчат, строй не держат.

Вожак удивлённо поднял бровь, оказывается, у людей ещё остались незадействованные резервы. Только что им могло понадобиться в лесу? Неужто прознали об орочьей вылазке?

— Как далеко? — прорычал вожак.

— Полёт стрелы, — махнул рукой гоблин. — Мы проверили обочины — засад нет.

Вожак посмотрел в заросли, туда, где из густой листвы торчали две гоблинские макушки, затем развернулся к воинам.

— Эй, братцы! Нам предстоит разогреться перед битвой! Как считаете, пары дюжин латников хватит на смазку топоров?

Орки дружно заревели.

— Тогда погнали! — вожак одним движение отцепил от седла секиру, воины последовали его примеру.

Угрюмый бурр попёр вперёд, заставив зазевавшегося гоблина резво отпрыгнуть в кусты.

— Прикройте стрелами! — задорно донеслось до зеленокожего карлика.

Перегородивший дорогу отряд показался впереди совсем скоро. Вожак сразу же всмотрелся в чёрный строй. Королевские панцирники не носят таких лат… Обилие шипов и чёрная расцветка могли бы символизировать принадлежность отряда к какому-нибудь особому подразделению. Привычные для тяжёлой пехоты пики заменяли двуручные мечи. Вожак криво усмехнулся: чтобы эффективно пользоваться такой махиной в бою, нужно орочье здоровье.

Завидев приближающихся врагов, чёрные рыцари выдвинулись навстречу. Медленные, слегка дёрганные движения наводили на мысль, что внутри доспеха не живое тело, а набор шестерёнок. Вожак невольно вспомнил, как однажды выковыривал из подобного доспеха сбитого с коня всадника, латы те по весу были тяжелы даже для орка и передвигаться в них пешком человек не смог бы. А эти идут, да ещё и мечи перед собой держат. Оценив рост противников, вожак мельком предположил, что это орки-перебежники, но быстро отказался от это мысли. Ни к чему омрачать себе дух на пороге возрождения новой Орды. Да и выглядело это маловероятно. Скорее всего, Исселбар просто набрал десяток другой богатырей со всего королевства и укомплектовал из них отряд.

Вожак поднял вверх сжатый кулак и тряхнул поводьями, быки ускорили шаг, медленно, но верно набирая ход. Даже если это орки в человеческих латах перегородили дорогу, то их тем более надо уничтожить — предателям нет места в этом мире. Втереть всех в дорогу и, не задерживаясь, двинуться дальше — наилучший вариант.

Быки уже грохотали так, что с веток сыпалась листва и мелкие веточки, а воины в чёрных доспехах всё шли на встречу, будто совсем не боясь быть растоптанными. А когда из кустов вылетела гоблинская стрела и вонзилась в смотровой разрез одного из рыцарей и тот, как ни в чём не бывало, продолжил движение, вожак всерьёз насторожился. Но времени для раздумий не оставалось, ещё миг и быки снесут рыцарей подобно горному камнепаду.

По лесу разнёсся боевой клич, а следом за ним жуткий лязг и звериный рёв распугали редких птиц. В образовавшейся свалке на узкой лесной дороге первым погиб вожак — двуручный меч разрубил его тело пополам от макушки до пуза быка. Первые бурры врезались в железный ряд, будто в стену. Лишь один рыцарь, покарёженный страшным ударом, отлетел в сторону, остальные, вкопанными обелисками встретили врага. Три первых быка остались лежать изувеченными тушами, остальные дружно спрессовали друг друга в одно целое и кровавое. Пара всадников вылетела из сёдел и рухнула на рогатые шлемы. Одному удалось выжить. Он извернулся, чтобы соскользнуть с железных великанов на ноги и взмахом тяжёлой секиры сбил шлем с одного из рыцарей. Увиденное, заставило орка на миг потерять бдительность. Головы под шлемом не оказалось, в доспехе чернела пустота, но рука рыцаря продолжила движение, стальная перчатка врезалась в лицо орка с тяжестью кувалды.

Разрубив в капусту первые ряды наездников, воины тьмы добрались до тех, кто замыкал колонну. Стрелы перестали вылетать из кустов, а орки, встретившие врага ураганом ударов, всё же пали от чёрных мечей. Оставшиеся в живых, те, кто не успел столкнуться с таранной мощью чёрных рыцарей, смекнули, что изменить ход битвы они не в их силах. Операция по заходу вражеской армии в тыл провалилась, и выжившие орки поспрыгивав с быков, ломанулись кто в чащу, кто прямо по дороге обратно к лагерю. Пока рыцари будут дорубать бурров, у воинов будет возможность спастись.

Один из орков ворвался в кусты и узрел страшную картину: изувеченные тела устилали путь в лес, кровь забрызгала деревья, с нижних суков свисали кишки. В кровавом месиве с трудом угадывались элементы тел гоблинов.

Позади орка что-то зашуршало, но обернуться он не успел. В спину будто ударили тараном. Орк явственно ощутил, как переламывается пополам не только позвоночник, но и само тело, а ближайшее дерево рванулось навстречу со скоростью выпущенной стрелы.

Бежавших по дороге орков смерть настигла так же стремительно. На одного из последних убегающих сверху спрыгнула огромная мохнатая туша, вдавила в землю. Длинные пальцы с завидной лёгкостью отделили голову от тела. В длинном прыжке, гримм метнулся за следующей жертвой, на ходу сорвал голову и тут же устремился за последним орком.

Обернувшись, зеленокожий понял — убежать без боя ему не суждено. Вид мчащейся во всю прыть зверюги в любой другой ситуации лишил бы сознания кого угодно, но сейчас, находясь в безвыходном положении, воин не потерял твёрдости рук и сердца. Секира взметнулась навстречу чёрной твари, и… Оружие распороло воздух. Мохнатая лапа сгребла в кучу ноги орка, подняла в воздух и тут же опустила. Тело громыхнуло о вытоптанную землю. Ослабевшие руки разжались, выпуская оружие. Больше орк не сопротивлялся.

Зверь всмотрелся в тело, пытаясь определить степень мёртвости и, решив не рисковать, наступил задней лапой на спину поверженному врагу, передней же дёрнул за голову, вырывая её с куском позвоночного столба.

А позади чёрные рыцари двинулись в обратный путь, оставив на лесной дороге фарш из орков и бурров.