С южной стороны форта в мелкой воде росли необыкновенные коралловые сады. Если встать на головку коралла ногой, то вода доходила только до колена. Между кораллами же глубина не превышала шести футов, а дно между ними было устлано ярким белым песком. И вот сюда мы привезли наших детей обучаться в увлекательной морской школе. Кстати, и мы сами кое-чему поучились.

Все дети были одеты в одинаковые длинные черные трико, что бы предохранить их от царапин при соприкосновении с кораллами. В подражание нашим костюмам на острове Андрос, каждый нашил страшную физиономию на черном пространстве, прикрывающем части тела ниже спины. Эти чудовища были действительно страшными, с голубыми глазами и ярко-красными языками. Для защиты от солнца все дети надели желтые с длинными рукавами трикотажные фуфайки. На ноги они надели ярко-зеленые ласты; на головы — зеленые водолазные маски, а на руки — белые нитяные перчатки. На поясе у каждого висел охотничий нож в ножнах, а в руках было длинное копье для охоты на рыбу.

Из крепостных ворот для вылазок вышел необычный отряд, который вброд перешел ров, затем, миновав береговой уступ, направился к открытому океану, где росли морские коралловые сады.

Именно в этих морских садах дети научились понимать, что предметы, которые они видят в океане, совершенно иные, чем кажутся на первый взгляд. Даже время идет по-иному. В медленном ритме волн при безмолвном дрейфе висящих в воде рыб время превращается в бесконечность, а миг — в час.

Под поверхностью моря и жизнь совершенно иная. Морские веера, морские перья, морские хлысты и морские кустарники на первый взгляд напоминают ярко расцвеченные растения сада, но на самом деле это не растения, а живые хищные организмы: еще не затвердевшие кораллы.

Первое время нас очень смешили и удивляли причудливые обитатели моря: распустившиеся цветком щупальца коралла, исчезающие при прикосновении, подобно яркому платку в ладони фокусника; плавающие парами черные щетинозубые рыбы с яркими белыми губками загримированных негритянских «нянюшек»; тонкие змееподобные прозрачно-синего цвета рыбки, живущие в заднем проходе морского огурца. И наконец сам морской огурец — грубый, сморщенный, жесткий, откупающийся от своих врагов тем, что выбрасывает им на съедение свои внутренности. Куда ни глянь, повсюду на дне лежали морские огурцы. Они очень похожи на огромных гусениц. Дети доставляли их нам десятками. В полости живота у многих мы находили небрезгливых мелких рыбок.

Но самая нелепая рыба из всей морской фауны — это рыба-дутыш. Ее бледная морда, похожая на человеческое лицо, смотрела на нас круглыми глазами из-за скал. Когда Джоун ткнула ее своим копьем, рыба стала жадно глотать воду и на глазах разрасталась до неимоверных размеров. Ее иглы, лежавшие плашмя, расправились и торчали во все стороны; она стала такой же большой и круглой, как медицин-болл. По мере того как она надувалась, она теряла над собой всякую власть; она беспомощно каталась в прибое, ударяясь о различные предметы на дне и стукаясь о кораллы. Она так растолстела, что даже не могла шевелить своим хвостом. Единственно, что она могла еще делать, это двигать двумя маленькими плавниками, которые дрожали, как уши, по сторонам ее неимоверно раздутого лица.

Мы выкатили рыбу-дутыш на берег и усадили ее на дамбу. Она хрюкала, рыгала и выбрасывала воду. Анна сунула отросток коралла в ее открытую пасть, раздался хруст, рыба раскусила коралл пополам и размолола его в порошок. Рыба-дутыш пасется на кораллах, как корова на лугу. Барни едва успел предупредить детей, насколько опасно класть палец в пасть этой рыбы, как рыба-дутыш стала бочком скатываться к воде.

— Лови ее! — крикнула Джоун. Барни протянул руку, которая случайно прошла мимо раскрытой пасти рыбы. Воздух был потрясен отчаянным воплем. Лицо Барни выражало совершенное недоумение: как это могло случиться именно с ним? Пасть рыбы замкнулась на его среднем пальце, пониже ногтя. Каждый раз, как он прикасался к рыбе, или пытался вытащить свой палец, ее челюсти смыкались еще сильнее. Он уже скатил в море рыбу, державшую мертвой хваткой его палец, и стонал ожидая, что эта коралловая мельница отпустит его. В это время я подплыла к нему, чтобы оказать помощь. Рыба, довольная тем, что оказалась снова в воде, слегка разжала челюсти.

— Не трогай ее, — взвыл Барни. Но мне так хотелось ему помочь, что я уже сделала попытку раздвинуть рыбью пасть. Рыба-дутыш еще крепче сжала палец Барни с силой слесарных тисков. Прошло три минуты, хотя Барни и уверяет, что не три, а тридцать, прежде чем рыба отпустила его палец. Палец Барни надолго был изуродован отметиной с кровоподтеком.

В море мы встречались и с другими опасностями, но в большинстве случаев это были скорее неприятности, чем несчастные случаи. Бывало, что тонкие иглы колючих морских яиц прокалывали резиновые ласты, оставляя в ноге отравленные кончики. Были и «жалящие» кораллы, ядовитые нематоцисты, свернутые наподобие пружины, всегда готовые ужалить при малейшем прикосновении. Попадались и мурены в углублениях скал. Мы предупреждали детей, чтобы они не совали туда руки. Сюзи не могла побороть соблазн, пока мы не показали ей логово мурены, которая открывала и закрывала свою пасть, обнажая острые белые иглы зубов. Мы навещали мурену каждый раз, когда ходили купаться, и неизменно находили ее в одном и том же скалистом логове. Когда мы приближались к ней, чтобы сказать: «Здравствуйте», она медленно выплывала из скалы, открывая и закрывая свою пасть и пропуская через жабры воду. Но мы никогда не дразнили мурену, и она тоже не трогала нас. Если неосторожно сунуть руку в такую пещеру, мурена может ужалить, подобно гремучей змее, запустив длинные острые иглообразные зубы в тело.

Чтобы не изуродовать руку, пловцу следует схватить мурену другой рукой, вытащить из логова на поверхность и только тогда раздвинуть ее пасть и освободиться.

Мы учили детей остерегаться жалящих скатов; показали им, как те наполовину зарываются в песок. Мы предупреждали их, что скаты имеют ядовитый клинок под хвостом. Для полной наглядности пришлось заколоть копьем не успевшего скрыться от нас маленького ската. По размерам он был не больше блина, весь в ярких яблоках.

— Как ты думаешь, почему он нас не боится? — спросил Барни, вытаскивая ската и кладя его в лодку. Тут он наступил ногой на спинку рыбы и наклонился, чтобы вытащить копье. Трах! И скат, и копье полетели в море. Барни шлепнулся на спину на дно лодки. Дети визжали от смеха. Скат оказался электрическим, и копье пробило его батарею — группу веретенообразных клеток, которые дают такой разряд, как магнето на автомобильную свечу. Рука Барни онемела, а в груди покалывало.

На отмелях позади форта в лучах солнца нежились вест-индские акулы — ленивые плоские животные коричневого цвета. Шкура у вест-индских акул темнее, чем у других акул, а плавники хвоста выдаются выше, как стабилизаторы реактивных самолетов. У скошенной назад нижней челюсти этой акулы растут два курчавых усика. Вест-индские акулы совершенно не опасны — у них нет зубов. Питаются они омарами и крабами, которых давят твердым, как кость, языком. Иногда дети незаметно подползали к спящей вест-индской акуле и пытались на ней прокатиться. Им удавалось продержаться несколько секунд, уцепившись за ее шкуру, шершавую, как наждачная бумага; затем акула стряхивала их с себя.

Вест-индские акулы были нашими товарищами по играм. Но мы зорко следили за появлением гладких серых акул открытого моря, хотя и не очень боялись их. Случаев нападения акул на водолазов вообще зарегистрировано не было. Они нападали только на купающихся в бурной мутной воде или бредущих по воде людей со связкой рыбы в руках, иногда на раненых. Акулы, с которыми нам приходилось встречаться, — были или пугливыми или равнодушными.

Однажды в Калифорнии мы обучали выздоравливающих ветеранов боев в Тихом океане искусству нырять. Они с увлечением охотились за калифорнийскими устрицами. Вдруг кто-то закричал: «Акулы!» Океан буквально кишел шестифутовыми полосатыми, как тигры, акулами, носившимися под водой. И морские пехотинцы, разгромившие японцев на острове Гуадалканал, молниеносно выскакивали из моря в лодки, как будто бы сам дьявол гнался за ними.

Барни и мне случалось не один раз видеть группы акул. Купаясь в одном районе, мы в течение часа встречали их по десятку за раз. Акулы резвились в водорослях, возможно нерестились; они были полностью заняты своими делами и совсем не обращали внимания на нас.

В лагуне островов Тортуга, защищенной кольцом рифов, «настоящие» акулы появлялись редко. Мы объяснили детям, что акулы, как собаки, чаще всего нападают на убегающего от них человека. Иногда акулу можно испугать криком или же пусканием пузырей под водой. Анна запомнила этот урок настолько хорошо, что однажды, к нашему ужасу, совершенно безоружная поплыла навстречу двенадцатифутовой серо-стального цвета акуле, пуская пузыри. Или акула была занята чем-то другим, или же теория наша оказалась правильной, но как бы то ни было, акула повернулась и ушла в море.

Мы играли и занимались охотой с копьем, добывая продукты для нашего стола. Мы настолько привыкли к тем физиономиям, которые были нарисованы ниже спины у наших детей, что могли по ним узнавать каждого ребенка не только спереди, но и сзади, когда он или она преследовали рыбу с копьем. Все они охотились по-разному, в полной мере проявляя свой характер. Анна, обладавшая безграничным терпением, загоняла рыбу в пещеры и била ее копьем, когда та прижималась к скале, Джоун хитро выслеживала свои жертвы, незаметно спускаясь в тень морского веера, и наносила быстрый внезапный удар. Сюзи, наша младшая дочка, охотилась неистово, брызгаясь и пуская пузыри. Она распугивала при этом рыбу на много миль вокруг. Но даже и ей удавалось кое-что добыть. Все мы получали огромное удовольствие.

Возвращаясь вечером в форт, мы любили нырять под ржавеющие фермы угольных причалов. Там в осененных густой тенью водах дрейфовали мириады серебряных рыбешек. Они плавали вокруг свай, тщательно выписывая геометрические фигуры и восьмерки. Какая коллоидальная сила держала каждую живую частичку на равном расстоянии от другой? По какому циркулю они выписывали круги, по точности не уступающие кругам Сатурна? Каким образом каждая рыбка могла удерживать определенное место в водном пространстве? По какому сигналу десятки тысяч отдельных рыбок одновременно бросали серебряный отблеск, когда на них падал луч солнца? И по какой причине эти беззащитные маленькие рыбки не проявляли никаких признаков тревоги при появлении огромных серых морских щук? Неужели геометрическая точность их строя была волшебным средством защиты от хищников? Вполне возможно, что и так. Если, например, пять рыбешек поместить в аквариум с дельфином, то они образуют кольцо и будут плавать по кругу точно в хвост друг другу. Дельфин, хищник, никогда не решится нарушить это волшебное кольцо. Но если этих рыбок пускать в аквариум по одной, то дельфин немедленно пожирает их.

На охоту за крупной рыбой мы выходили всей семьей. Самыми большими рыбами были джуфиш весом в триста фунтов. Это уродливые, неуклюжие рыбы до того медлительны, что в Мексиканском заливе среди нефтяных вышек на воде, водолазы ловили их, подплывая вплотную и кладя крючья с приманкой прямо им в пасти. Одну такую рыбу мы обнаружили в пещере под плоским, как стол, козырьком скалы.

Через щели в стенках пещеры нам удалось взглянуть на эту рыбу, которая лениво и медленно открывала и закрывала свою огромную пещерообразную пасть. Барни предложил детям спуститься под воду и тыкать древками копий в рыбу сквозь щели в скале, чтобы выгнать ее из пещеры. Это ему нужно было для киносъемки. Рыба хрюкнула, ее огромная злая пасть широко раскрывалась, приближаясь к Барни и объективу аппарата, расположившемуся у самого входа в пещеру. Вдруг раздался грохот, и вода взбудоражилась, как будто бы произошло извержение вулкана. Послышался удар и что-то со свистом пронеслось мимо. Барни оказался распростертым на дне, наполовину оглушенный, а рыба исчезла.

Однажды Сюзи удила с угольного причала и поймала на крючок такую же большую рыбу. Ей только что попалась лютианида, и она с визгом вытаскивала ее. В этот момент в прозрачной голубой воде промелькнула коричневая тень, как отблеск подводной лодки. Пасть рыбы могла бы проглотить Сюзи одним махом. Она медленно открывалась и снова закрывалась. Лютианида, пойманная на удочку Сюзи, исчезла, затянутая в пищевод движением огромных челюстей. В течение одной минуты пятидесятифунтовая Сюзи удерживала трехсотфунтовую рыбу на леске, свитой из девяти ниток!

Наш стол зависел от успеха охоты за подводными обитателями. К столу всегда был вареный омар, свежий и нежный, плавающий в растопленном масле. В жареном виде подавались брюхоногие моллюски, нарезанные тонкими ломтиками, отбитыми, как калифорнийские устрицы. Бывали и свежие груперы, а также только что вынутые из сетей креветки. Пищу мы готовили на старой керосинке в прохладном, чисто отбеленном уголке, отведенном под кухню. Эта сводчатая комната длиной в добрый городской квартал когда-то была столовой для 1700 солдат. Здесь мы держали и консервы, и джем, и хлеб, привезенные из Ки-Уэста. Наши запасы были столь внушительными, что моряки с промысловых судов приняли их за магазин и пытались купить у нас конфет. Мы охотно выменивали креветок на шоколад, и все были довольны.

Однажды вечером мы с Барни, готовя ужин, услышали возбужденные крики. Выглянув через амбразуру, мы увидели, что весь ров заполнили мужчины и женщины, одетые в трусики. Все они были вооружены сачками, и проводили по воде у ее поверхности ведрами с стеклянными днищами. С криками и визгом они черпали воду и доставали какие-то предметы со дна. Мы спустились вниз, чтобы посмотреть, какие сокровища они нашли во рву.

— Что вы ищете? — спросили мы у толстенького краснолицего человека, который по пояс в воде неуверенно шел по скользким камням. Он не ответил, так как был поглощен тем, что видел сквозь стеклянное днище своего ведра. Он попросту не расслышал нашего вопроса. Вдруг раздался радостный крик:

— Поймал! — закричал он. — Я поймал, посмотри, Мэйбл, это же цифома гиббоза. — Мэйбл бросилась в брод с быстротой лося. Глянув на какой-то мелкий предмет, лежавший на ладони счастливца, она криком подтвердила правильность диагноза. Вся толпа окружила его и смотрела на раковинку с удивлением и восхищением. Обнаруженная цифома гиббоза, которая больше известна под названием «язычок фламинго», несколько разрядила обстановку.

— Мы группа гидробиологов на практике, — пояснил один из них. — А вот и профессор.

Он показал на лодочку с подвесным моторчиком, подходившую к причалу. У руля сидел аккуратно одетый молодой человек в трусиках тропического покроя и пробковом шлеме. Рядом с ним сидела красивая девушка с развевающимися белокурыми волосами. Она держала тянувшуюся за лодкой сетку для вылавливания планктона.

Моторка подошла к причалу. Профессор вытащил длинный воронкообразный мешок, который тянулся за лодкой.

— Я наловил планктона, — пояснил он студентам. — Все за микроскопы.

Принесли и мы свой микроскоп. Вместе со студентами стали рассматривать планктон. Эти люди, которые на первый взгляд выглядели сумасшедшими, оказались замечательными учителями. Они показали детям не уступающие в симметрии снежинкам тонкие структурные кремниевые скелеты, невидимых живых организмов, свободно плавающих в море.

Старшие дети были словно зачарованы. Но Сюзи предпочитала барахтаться во рву, чем сидеть за микроскопом. Ее заворожила ярко расцвеченная цифома гиббоза. Этот моллюск был украшен мантией, похожей на бесподобное оранжевое в крапинку вечернее платье. Если ее потревожить, то платье-мантия сбрасывается и убирается в гладкую розового цвета раковинку. Сюзи охотилась за капризной цифомой с таким энтузиазмом, какого не проявляли даже гидробиологи. Она ныряла в поисках цифомы и находила ее на каждом морском кусте, пробивалась на такие глубины, что удивляла нас, поднималась, жадно хватая воздух, неся в руках множество блестящих сокровищ. Прежде чем наше путешествие окончилось, она набрала 30 цифом. Никто другой больше одной-двух не находил.

Увлекшись собиранием раковин под водой, Сюзи стала находить их повсюду. На морских кустах она обнаруживала не только цифомы. В нежных восьмилучевых кораллах и морских перьях уютно притаились жемчужные раковины, колючие раковины и «крылатые» раковины. Она набивала свой купальный костюм миниатюрными морскими улитками и брюхоногими моллюсками. Больше всего ей нравилась морская улитка с кровоточащим зубом. На внешней губке улитки рос алый, похожий на пятнышко зубок.

И все же не на дне моря, а в мангровых рощах Буш Ки обнаружила Сюзи целые россыпи раковин.

Наше внимание сначала привлек слабый побрякивающий звук, исходивший из глубины болота, на котором находилась мангровая роща. Мы пошли на звук, раздвинули ветви и заглянули в полумрак. Вначале мы ничего не увидели, но по мере того как наши глаза привыкали к темноте, мы заметили, что вся земля ожила; она буквально ползла и волновалась. Сюзи издала крик радости: это же были живые морские раковины. Болото мангровой рощи было устлано тысячами раковин, которые бегали, натыкаясь друг на друга. В каждой раковине обитал рак-отшельник. Они взбирались по стволам деревьев, ползали по ветвям и по нашим ногам. Одни раковины были величиной с кулак, а другие не более булавочной головки. Там были раковины всевозможных форм, окрасок и размеров. Все это походило на выставку мод морских раковин.

Имея уязвимое брюшко, каждый рак выбирает раковину по своему вкусу и размеру. Когда ему предлагается выбор раковины, то рак не уступает в разборчивости женщине, покупающей платье. Он примеривает каждую раковину, вертит ее и ощупывает своими усиками. Найдя раковину по своему вкусу, рак влезает в нее своим серо-розоватым телом, хвостом вперед, плотно надевая раковину-корсет.

Щеголи раки-отшельники, собравшиеся в тени мангровой рощи, чтобы не испечься на солнце, создали рай для коллекционера раковин. Дети ведрами набирали ракушки и менялись друг с другом, как будто это были стеклянные шарики. Мы собирали раковины, бродя по болоту, лазая на деревья, спускаясь под воду.

Вода была спокойной и прозрачной, а дно было ярко освещено солнцем. Мы проводили целые дни, плавая над рифами и наблюдая жизнь моря.

Впервые мы ознакомились с потерпевшим крушение кораблем, обнаружив старую французскую бригантину на рифах у Логерхед Ки. Этот корабль затонул пятьдесят лет назад, металлические части его уже подверглись разрушению и обросли кораллами. Волны снесли надстройку. Стаи рыб плавали в его тени, а омары высовывали свои усики из пещер, образованных скрученными листами. Спуститься в трюм этого корабля было страшновато, особенно глядя на детей, одетых в черные трико и желтые фуфайки, когда они как бы парили над разбитым судном, а потом резко пикировали, проплывая между ржавеющими шпангоутами.

Джоун пустилась за самцом лютианиды, пробиваясь через серебряную штору мелкой рыбешки, которая весела у носа корабля. Анна заколола копьем десятифунтового групера, которого она загнала в трюм. С ржавеющих железных остатков судна Сюзи поднимала раковины-багрянки величиной с яблоко.

Мальчики тоже ныряли, пытаясь сдвинуть с места стальные листы. Они искали остатки груза или же личные вещи членов команды. Однако все крепко-накрепко приросло к морскому дну. Все на дюйм покрылось сплошным вновь образовавшимся коралловым камнем. Мы ничего не нашли и поняли, что затонувшие в мелкой воде суда быстро очищаются трофейщиками, а останки судов покрываются песком или же порастают кораллами, наполняющими эти моря.

Бригантина затонула всего лишь каких-нибудь пятьдесят лет назад. Как же выглядят суда, затонувшие сотни лет назад? Остаются ли какие-либо следы от их деревянных корпусов? Не засасывает ли морской песок их якоря и пушки?

Глазенки детей стали острее, они научились искать под водой. Знания, полученные во время этой учебы, думали мы, пригодятся им. Этот сезон — последний, когда наша семья занималась рыбной ловлей, охотой, собиранием раковин, да и просто игрой в океане. В следующем сезоне нам уже предстояло найти первую пушку, первое сокровище среди остатков судна, затонувшего три века тому назад.