Каждый месяц в полнолуние и новолуние, когда солнце и луна располагаются на одной прямой с землей, их объединенная сила притяжения поднимает уровень моря, вызывая «большую воду». Высокие приливы сменяются большими отливами, когда море на несколько часов отступает до самого низкого уровня, оставляя в заполненных водой углублениях разные мелочи, позволяющие проникнуть в некоторые тайны океана. Во время этих приливов, когда на побережье Калифорнии отметка малой воды на восемь футов ниже большой воды, открываются большие поросли зеленой морской травы и обнажаются участки морского дна. Эта «ничейная» земля между берегом и водой — настоящий рай для детей (ведь стремление вернуться к морю у нас в крови).

Мы никогда не обучали наших детей ни плавать, ни нырять; никогда не торопили их; они просто играли в воронках с водой во время отлива или на мелких местах. Мы надевали на их худенькие тельца капоковые спасательные пояса. Дети инстинктивно знали свои возможности, и нам даже не приходилось предупреждать их о слишком глубоких для них местах. Постепенно привыкая к воде и набираясь сил и опыта, они становились все более уверенными в своих силах и проявляли все больший интерес к жизни моря.

Слабый прибой, подобно колыбельной песне, убаюкивал нашего младшего сына Джорджа, лежавшего в своей коляске. Наша белокурая ласковая Сюзи очень любила откапывать ракушки и ловить крабов, пытавшихся скрыться в своих норках. Она охотилась за быстрыми, как молния, рыбками, оставшимися в углублениях дна при отливе, тыкала своими толстенькими пальчиками в шевелящиеся белые щупальца актиний и заливалась счастливым смехом, когда сокращались и исчезали лепестки этих морских цветков. Она показывала нам пузыри-поплавки бурых водорослей, принесенных морем из удаленных от берега зарослей, где обычно промышляли шаланды, занимающиеся добычей этих гигантских водорослей. Она отрывала моллюсков от скал и играла в пятнашки с пляшущей пеной убегающих волн, собирала выброшенные морем предметы, которые отступившая во время отлива вода оставляла на скалистом берегу.

Джоун, гибкая, как водяной эльф, заходила дальше остававшихся от отлива луж. Она вечно играла в волнах, выплывала на надувном матрасике и скользила по белым барашкам волн, возвращаясь к спасительному берегу. Вместе с десятками других детей она играла в акваплан, плавая по сверкающим волнам прибоя на ярких — желтых, красных и зеленых — надувных мешках.

Мы и не заметили, как Анна стала хорошим пловцом. Она ныряла в мелких местах с уверенностью загорелого восьмилетнего крепыша в надежде достать неосторожную калифорнийскую устрицу, рискнувшую выползти из своей щели. Однажды она заколола копьем молодого палтуса. Мы не могли надивиться необычными повадками этой плоской маскирующейся под песок рыбы, которая вечно лежит на левом боку. Мы рассказали Анне, что когда-то палтус был похож на любую другую рыбу; у него было по глазу с каждой стороны и плавал он нормально, держась вертикального положения. Но по мере того как палтусы достигли таких размеров, что стали питаться другими рыбами, они стали плавать на одном боку, левый глаз перешел сквозь голову, присоединившись к правому, и тогда правая сторона рыбы стала верхней частью. Даже пасть и та повернулась под углом, чтобы палтус мог лежать на дне, зарывшись в песок, и хватать проплывающую мимо мелкую рыбешку. Эволюция палтуса сама по себе наглядный пример приспособления животных к окружающей среде.

Здесь были и другие столь же необычные рыбы. Некоторые экземпляры мы вскрывали, чтобы наглядно показать детям те замечательные механизмы, которые обеспечивают им жизнеспособность. Наиболее интересным экземпляром, пожалуй, была самка ската, которую мы закололи копьем у морского вала в Ла Джолла и вытащили на берег. При всеобщем изумлении она тут же на берегу произвела на свет один за другим десять живых маленьких скатов.

— Папа, покажи мне щитовидную железу, — упрашивала Айна, зная, что Барни, как медик, проявляет особый интерес к этому органу.

— Щитовидная железа, — заявил безаппеляционно Барни, — всегда находится в области шеи.

Но где же шея у этого круглого и плоского животного? Если смотреть сверху, то там совершенно невозможно обнаружить какие-либо признаки шеи. Если смотреть снизу, то кажется, что вся поверхность составляет лицо ската. Широко разинутая пасть расположена, где полагалось бы быть груди; в пасти мы обнаружили твердый, как кость, язык, при помощи которого скат раздавливал крабов и моллюсков, прижимая их к небному хрящу. Мы вскрыли ската посередине и нашли, что небольшая брюшная полость содержит огромный орган с толстыми стенками, похожий на исполинскую глотку. Это глоткоподобное сочетание желудка с кишечником имело подкладку из складчатой ткани и напоминало бетономешалку, которая служила, чтобы перемешивать и переваривать размолотых моллюсков и крабов. Несмотря на то что скат был уже полностью анатомирован, никаких признаков шеи обнаружить не удалось.

— Щитовидная железа вероятнее всего там, где пищевод, — сказал Барни. Дети словно зачарованные наблюдали, как он, просматривая весь путь пролегания пищевода, нашел щитовидную железу в тканях под челюстью.

Даже в зимнее время, когда вода была слишком холодной для плавания и охоты, дети с удовольствием искали сокровища, выброшенные морем на берег. Они наслушались рассказов о серой амбре китов, которая ценилась на вес золота; о браслетах и кольцах, выбрасываемых морем. Дети всегда находили блестящие, похожие на драгоценные камни кусочки отшлифованного водой стекла, которые ими высоко ценились.

Кое-что из выброшенного морем на пляжах Калифорнии небезопасно для искателей такого рода сокровищ. Когда в Тихом океане начинает свирепствовать «красная смерть», которая окрашивает поверхность воды в зловещий кроваво-красный цвет, устрицы, крабы и моллюски, питающиеся красными водорослями, становятся ядовитыми и смертельно опасными. Летом 1945 года мы наблюдали, как красное течение распространилось вдоль побережья к югу от Ла Джолла. На пляже мы находили сотни омаров, еще живых, но наполовину парализованных ядом мельчайших жгутиковых, поглощенных ими.

Периодическое необъяснимое размножение этих микроорганизмов, вызывающих красное течение, называется «цветением» моря. Оно наблюдается во многих частях света. Благодаря цвету подобных микроорганизмов получили свое название Красное море и «Киноварное море» (Калифорнийский залив). В Японии на жемчужные промыслы также время от времени нападает эта красная чума, которая убивает драгоценные жемчужные устрицы. Возможно, что ужасное зловоние, распространявшееся в долине Нила, когда, согласно древним писаниям, речная вода превращалась в кровь, происходило от трупов животных, убитых цветением планктона. Жгутиковые вырабатывают смертельный алкалоид, который поражает нервную систему. У человека он сначала вызывает зуд, затем онемение губ, языка и кончиков пальцев и наконец прогрессирующий паралич и смерть. На побережье Калифорнии люди умирали от паралича мышц дыхательных органов через два часа после употребления в пищу отравленных ракушек.

Но волны выбрасывают на берег и замечательные живые существа. Некоторые из них, например леурестес, подвержены воздействию луны, которая с начала марта до конца августа в ночное время околдовывает пляжи Тихого океана. В эти месяцы, когда воздух напоен ароматом цветущих апельсиновых деревьев с примесью соленого запаха моря, приносимого ветром, на вторую ночь после полнолуния и на седьмой волне после достижения высшей точки прилива, серебристые леурестесы покидают волнующееся море и романтическими парочками, прыгая, взбираются на берег, чтобы зарыть свои икринки в песке.

Однажды вечером в начале марта мы ужинали в офицерском клубе, совершенно не подозревая о том, что где-то вблизи линии прибоя между мысом Консепшен и мексиканской границей в ожидании назначенного часа сосредоточивались миллионы серебристых, как кефаль, леурестесов. Мы уже кончали ужинать, как вдруг кто-то объявил:

— Сегодня на Пасифик Бич выходят леурестесы. Только что передавали по радио.

Если бы по радио объявили воздушную тревогу, реакция не могла бы быть сильней. Оставив еду, все повскакали со своих мест, крича:

— Леурестесы выходят на берег! Леурестесы выходят на берег! Спешите, а то опоздаете!

Для непосвященных нерест леурестеса — просто сумасшествие. Нас захватило общее возбуждение, все устремились к своим машинам, чтобы сломя голову мчаться на пляж.

— А как ловить леурестесов! — спрашивали мы.

— Голыми руками и ногами, — прокричал кто-то в ответ.

Согласно калифорнийским законам об охоте, ловить скользких леурестесов граблями, сетями, ведрами, бить их палками или камнями запрещается. Их можно брать только голыми руками или ногами. И, конечно, в этих условиях преимущество на стороне леурестеса.

Подходы к пляжу были забиты сплошной массой автомобилей. С того места, где мы остановились, можно было видеть освещенную луной матово-серебристую поверхность и дугообразный берег Пасифик Бич, который горел огнями сотен небольших костров и гудел, как улей, от множества толпившихся там людей.

Мы едва успели, так как вскоре услышали:

— Вот один уже появился!

Это был сигнал об открытии охоты. И тут началась битва голыми руками с шестидюймовой рыбкой. Все бросились к воде, потащив нас за собой. Я подобрала платье и подвязала узлом вокруг пояса, наподобие малайской саронги. Как и все вокруг, я бегала в воде взад и вперед, пытаясь найти хотя бы одну рыбку, в существование которой я не вполне верила. Взглянув на моего степенного соседа по столу — военного моряка в чине коммандера — я увидела, что он прыгал в воде как безумный. Он снял ботинки, носки и брюки, а от пояса и выше он был одет в полном соответствии с военно-морским уставом — в тужурке с золотыми нашивками и в фуражке.

Я смотрела на него остолбенев, а он тем временем выплясывал в воде джиттербаг. Вдруг он сделал необычный поворот, закричав:

— Поймал!

И он поднял обветренную ногу, державшую в пальцах извивающуюся рыбку.

После этого я была способна поверить во что угодно.

Тут я заметила, что там, где лунный свет озарял гребешок волны, мелькали с быстротой молнии серебристые блестки. Я попыталась схватить их руками, но они, как ртуть, проскальзывали между пальцами и быстро исчезали в волне. Я видела их повсюду, но они от меня ускользали. Я попыталась наступать на них ногами по методу коммандера, но рыбки только щекотали мне пальцы и исчезали.

Все движения леурестеса подобны мгновенной вспышке света. Самка бросается на берег за край уходящей волны и своим трепещущим хвостиком вырывает в мокром песке глубокое гнездышко, в которое кладет комок своих икринок. После этого она выпрыгивает из гнезда, а самец прыгает над ямкой и оплодотворяет икринки молоками. С момента, когда самка начинает рыть ямку, до того, когда самец присоединяется к ней в воде после оплодотворения икринок, проходит всего лишь шестьдесят секунд. Но для того, чтобы из икринок, защищенных слоем мокрого песка в три-четыре дюйма, получились мальки, требуется десять дней. Они ждут еще три-четыре дня в своем гнездышке, пока следующий большой прилив не смоет их в море.

Час спустя, когда окончилось икрометание, я обнаружила Барни; его военно-морская фуражка до краев была наполнена леурестесами. Кто-то уже успел развести костер и нагреть котелок масла. Мы стали сушить нашу одежду, с которой после оргии в волнах вода стекала ручьями. Затем мы стали бросать рыбку в котелок с маслом по нескольку штук сразу. Они щелкали, шипели и зажаривались тонкой корочкой, подобно картофельным хлопьям, приготовленным французским способом. Через две минуты они уже были готовы и хрустели у нас на зубах; мы ели их, как пресноводную корюшку, вместе с головой и потрохами.

В гребне разбивающейся волны на какой-то миг отразился красный свет сотен костров на берегу. Мерцающая пена с шепотом подбиралась к берегу и беззвучно исчезала в мокром песке. Она пропадала бесследно, подобно ей, затухнут береговые костры, и также мгновенно исчезнут леурестесы, как только освободятся от странного колдовства луны.