Когда Уилсон приобрел подержанный «Линкольн-Континентал» у отца Лиз Викершэм в Оранже, он пошутил, что капот автомобиля такой же огромный, как палуба авианосца. Он назвал машину «Нимиц» в честь техасского адмирала Честера У. Нимица, который с боями провел свой флот через Тихий океан, чтобы разгромить Японскую империю.

Уилсон всегда радовался как ребенок, когда садился за руль. Вечером 11 августа 1983 года он испытывал особый подъем духа, когда выехал на Кей-Бридж и начал разгоняться. Он только что завершил романтический ужин с Триш Уилсон, добросердечной и симпатичной блондинкой, с которой он встречался уже много лет, хотя и с большими перерывами. На следующий день в Париже у него была назначена встреча с Джоанной. Но Париж находился на другой стороне океана, а конгрессмену всегда было трудно лишать себя таких маленьких радостей, как вечер в обществе старой подруги. Они пошли в ресторан «Триест», где Чарли порядочно напился. В таких случаях он предпочитал коктейль «Манхэтген» из-за изящных бокалов. Пока Триш восхищенно глядела на него, он в общих чертах обрисовал опасную миссию, в которую ему предстояло отправиться. Он чувствовал себя героем военного кинофильма — возможно, пилотом Королевских ВВС в ночном лондонском баре перед вылетом на патрулирование. После пятого коктейля Триш согласилась провести с ним ночь, а после восьмого «Манхэтгена» он уехал на «Нимице», а Триш вернулась к себе, чтобы переодеться. Они договорились встретиться в его апартаментах через полчаса.

Когда конгрессмен мчался по Кей-Бридж, мост был затянут пеленой дождя. И вдруг — бац! Двадцатидвухлетний водитель, который недавно переехал в Вашингтон из Миннесоты, пролетел на своей новенькой «мазде» шестьдесят футов, прежде чем врезаться в ограждение, которое спасло его от падения в Потомак.

По словам мистера и миссис Стэндифорд, которые впоследствии дали свидетельские показания о столкновении, они забеспокоились, когда увидели большой синий автомобиль, вихлявший перед ними с одной полосы на другую. Они с ужасом наблюдали, как «Линкольн» врезался в задний бампер маленькой «мазды» и вильнул в сторону. Покореженный капот «Нимица» задрался вверх, и водитель озабоченно выглядывал из окошка, стараясь увидеть дорогу впереди. Потом взвизгнули шины, и «Линкольн» умчался по направлению к Виргинии, но не раньше, чем супруги Стэндифорд успели заметить странную номерную табличку с надписью «Техас 2».

К Уилсону, сидевшему за рулем «Нимица», вернулась ясность мысли. Ехать дальше было опасно: задранный капот закрывал обзор. Он мог видеть дорогу, лишь высунув голову в окошко. С другой стороны, оставалось не более двух минут езды до монумента Иводзимы и дома, где он жил. Когда он поставит машину в подземный гараж «Уэсли», то будет в безопасности. Теперь Уилсон действовал очень быстро. Выскочив из автомобиля, он забежал в лифт, поднялся на девятый этаж, распахнул дверь и молниеносно запер ее за собой.

Спустя годы он вспоминал этот момент: «Я был пьян в стельку Другой автомобиль я заметил лишь после того, как наподдал ему под зад. Я знал, что если копы застигнут меня там, то мне конец. Поэтому убедившись, что водитель не пострадал, я доехал до дома и заперся у себя в квартире. Должно быть, у полицейских из северной Виргинии был самый быстрый компьютер в мире, потому что они ломились ко мне в дверь уже через полчаса».

Чарли Уилсон, затаившийся по другую сторону двери, хранил молчание. Стук не прекращался, а требовательные голоса звучали все громче. Наконец он прокрался к телефону и шепотом передал Триш, чтобы она не приезжала: «Полиция у меня на хвосте. Они уже в здании».

Чарльз Симпсон, административный помощник Уилсона, был разбужен звонком посреди ночи. «Симпсон, на этот раз я влип по уши. Вот что ты должен сделать». К этому времени Уилсон уже позвонил своему адвокату, и тот сообщил, что полицейские вполне могут попытаться арестовать его, но он будет в безопасности, если поедет прямо в Конгресс. Федеральный закон запрещает местным властям подвергать аресту национальных законодателей по пути в Конгресс или обратно. Но Уилсон не хотел ехать в Конгресс. Он должен был попасть на самолет Дока Лонга, который ждал его на базе Эндрюс ВВС США. У него были все основания полагать, что обозленные полицейские из Виргинии арестуют его при попытке выезда из подземного гаража. Но удача вновь оказалась на стороне Уилсона.

Как выяснилось, Кей-Бридж подпадает под юрисдикцию округа Колумбия, а не штата Виргиния, поэтому арлингтонские копы, стучавшие в дверь конгрессмена, превышали свои полномочия. По словам Симпсона, самые лучшие моменты для его босса наступали после того, как его загоняли в угол. Главная угроза для Уилсона теперь исходила от полиции Вашингтона, но до недавних пор он был председателем подкомиссии Конгресса, финансировавшей округ Колумбия. Он всегда был очень щедр по отношению к федеральному городу, особенно к полицейскому управлению, бюджет которого находился под его личной защитой. Поэтому незадолго до рассвета он позвонил одному из своих друзей в полицейском департаменте.

Уилсон объяснил свою проблему: через несколько часов он должен вылететь из страны на самолете ВВС для выполнения важной правительственной миссии. «Возможно, я сказал ему, что собираюсь спасти мир от коммунистической агрессии в Афганистане, — с некоторым юмором вспоминает Уилсон. — А потом добавил, что полицию округа Колумбия ожидает существенное повышение зарплаты». Главный вопрос сводился к следующему: может ли он вылететь из страны? «Без проблем, мистер председатель. Только свяжитесь с нами по возвращении».

Еще оставалась вероятность, что полицейские из Виргинии попытаются арестовать Уилсона, но Пентагон решил эту проблему для него. Как это принято при организации служебных полетов для членов Конгресса, военное ведомство прислало машину с водителем и офицером сопровождения, чтобы Уилсон мог без помех добраться до самолета. Когда офицер открыл дверь автомобиля, конгрессмен пытался выглядеть спокойным, но он провел ночь без сна, и его трясло от волнения. Он не мог удержаться от нервных взглядов по сторонам, пока они ехали через Арлингтон, мимо сцены преступления и по округу Колумбия до ограды авиабазы Эндрюс, за которой ему уже ничто не угрожало.

На борту Уилсон сразу же попросил «булшот», чтобы хотя бы немного облегчить жестокое похмелье. В первые минуты, когда самолет пролетал над столицей, все выглядело прекрасно. Но потом из кокпита посыпались телеграммы.

«Ангелы Чарли», сидевшие в офисе Уилсона, лихорадочно пытались связаться с шефом и передать, что в аэропорте Орли его, судя по всему, встретят камеры и вопросы репортеров. С каждой новой сводкой новостей, описывающей подробности столкновения и бегства из Вашингтона, приходила новая телеграмма, которую приносили несчастному конгрессмену.

В самолете было полно коллег Уилсона из Комиссии по ассигнованиям вместе с их женами, и вскоре Чарли поведал Доку Лонгу свою печальную историю. Другой, более консервативный человек мог бы решить, что Уилсон компрометирует парламентскую делегацию и даже позорит репутацию всего Конгресса. «Док просто покосился на меня, как на плохого мальчика Пека, — говорит Уилсон, имея в виду героя старого немого кино Джеки Кутана. — Иногда он был очень терпимым человеком».

Но для Чарли Симпсона, административного помощника Уилсона, это было уже чересчур. Симпсон оставил свою работу в штатной должности профессора истории в университете Сэма Хьюстона только потому, что считал Чарли одним из тех политиков, которые появляются лишь раз в десять лет. По словам Симпсона, когда они вместе прилетели в Вашингтон в 1972 году, Уилсон попросил водителя такси остановиться возле мемориала Линкольна. «Я должен научиться быть конгрессменом, а ты должен научиться быть АА (административным советником), — сказал Уилсон. — И это первый урок, который мы должны усвоить». Водитель ждал, пока двое мужчин поднимались по белой мраморной лестнице. «Чарли прочитал каждое слово, написанное на стенах, — вспоминает Симпсон. — Когда мы уходили, его глаза блестели от слез». Этот случай оставил у Симпсона впечатление, что они связаны одной судьбой.

С годами Симпсон научился мириться с женщинами Чарли, с его выпивкой, с его диктаторами и подозрительными друзьями, с его невнимательностью и общей безответственностью… даже с кокаиновым скандалом. Но когда Уилсон позвонил на рассвете и сообщил, что он только что врезался в другую машину и сбежал с места происшествия, в Симпсоне что-то надломилось.

— Это молодой человек на “Мазде RX-7”, — сказал Уилсон. — Если он позвонит, распорядись о починке его автомобиля.

— Хорошо, — сокрушенно ответил Симпсон. — Я обо всем позабочусь, а ты делай то, что собирался сделать.

Каким-то образом ему удалось потушить пожар, оставленный Уилсоном. С бесстрастным лицом он объяснил репортерам, почему конгрессмен покинул место происшествия: «Он подумал, что задел за перила ограждения, и поехал домой».

Потом Симпсон связался с пострадавшим водителем и предложил починить его машину. Ремонт обошелся в 3800 долларов, но Симпсон так любезно обошелся с молодым человеком, что тот и не подумал обращаться в суд. «Этот парень совсем недавно перебрался в Вашингтон и еще не успел привыкнуть к местным нравам. Он просто не знал, что держал нас за яйца».

Все сложилось удачно, но Симпсон впервые почувствовал себя так, словно повалялся в грязи. «С этого дня мне было наплевать, чего хочет Уилсон», — сказал он. Он больше не смотрел на конгрессмена через розовые очки, которые так хорошо служили ему и Чарли в течение последних десяти лет. Теперь он видел только безответственного мальчишку-переростка. На следующий год, когда техасский сенатор Ллойд Бентсен предложил Симпсону должность своего административного помощника, тот обратился за благословением к Уилсону, получил желаемое и сразу же перешел на новую работу.

Наутро после аварии, скорчившись в кресле на борту самолета, Уилсон пребывал в самом мрачном состоянии духа. Впервые он усомнился в легитимности своего положения. Афганская война поддерживала в нем уважение к себе в худшие дни скандала с наркотиками, но теперь он не знал, хватит ли у него сил хотя бы переманить Дока Лонга на свою сторону.

К счастью, в Париже его ждала Джоанна Херринг, готовая вдохнуть чистый огонь вдохновения в померкшую душу страдающего от похмелья конгрессмена. Он сразу же сказал ей, что его карьера висит на волоске и очередной инцидент вскоре после скандала может оказаться последней каплей. Он честно предложил ей отказаться от своих обязательств перед ним.

Но казалось, в тот год никакие поступки Чарли не могли смутить ее: ни наркотики, ни истории о Лиз Викершэм и горячей ванне, ни даже танцовщица, выдающая себя за секретаршу конгрессмена в Пакистане. Она отнеслась к происшествию на Кей-Бридж как к обычному превышению скорости. Наверное, ее милосердие будет лучше всего объяснить тем, что Джоанна Херринг находилась во власти своих религиозных откровений.

Лишь за год до этого она приняла крещение и обрела Христа. Как и для всех новообращенных христиан, змей-искуситель был для нее хорошо знакомым персонажем. С ее точки зрения, дьявол ставил препоны на пути ее мужчины и пытался соблазнить его, потому что Чарли собирался на смертный бой с силами зла. Джоанна была воспитана на учении общества Джона Бирча, выросла в мире техасских нефтяных магнатов, а недавно приобщилась к графу де Маренше в его видении глобального коммунистического заговора, пособниками которого были даже известные капиталисты. Все это каким-то образом сложилось для нее в цельную картину после того, как она приняла крещение. Теперь она видела апокалипсическую схватку, в которой они с Чарли были орудиями Иисуса.

Она сказала кающемуся Уилсону, что сейчас не время для сантиментов, что он самый замечательный и что им предстоит священная битва. Сражение должно было начаться уже этим вечером в доме виконтессы де Греве, «самой прекрасной женщины в Париже». Убедить эту французскую патрицианку устроить званый ужин для группы неизвестных американских политиков само по себе было непростым делом, и Чарли должен был сыграть свою роль.

У Джоанны уже давно сложилась теория о том, как она, светская львица из Техаса, может влиять на ход мировых событий. Путь к этому лежал через роскошные приемы и великолепные обеды, где она с удовольствием знакомила разных людей. Для нее вечеринка была не только развлечением, но и серьезной работой. Все следовало сочетать в нужной пропорции: бизнес и развлечения, представителей высшего общества и тех людей, которые на самом деле заставляют вращаться колеса реальной политики. Она сновала между ними, как челнок в ткацком станке, находила партнеров, которые иначе бы никогда не встретились, и сводила вершителей судеб, которые могли изменить мир согласно ее замыслам.

Док Лонг определенно не был тем человеком, который мог бы оказаться почетным гостем на аристократическом собрании в Париже, но виконтесса сочувственно отнеслась к планам Джоанны и пригласила «весь Париж». По словам самой Джоанны, ее стратегия была очень простой: «Мы хотели оставить у Дока Лонга такое приятное впечатление, что, когда он встретится с Зией, почва уже будет подготовлена — точно так же, как это было сделано для Чарли, когда он впервые отправился в Пакистан».

Она рассматривала эту вечеринку как идеальный первый шаг в исполнении своего плана и поспешила завязать дружеские отношения со всеми конгрессменами. На парижских фотографиях того времени Джоанна одета в прихотливый розовый наряд «маленькой мисс Маффет» с солнечным зонтиком, кружевами и очень короткой юбкой. На каждой из этих фотографий она окружена целым морем улыбок. Док Лонг улыбается до ушей, как и его жена. «Никогда не стоит игнорировать жен», — объясняет Джоанна. В этой поездке она специально позаботилась о том, чтобы все участники были с супругами.

Делегация сделала короткую остановку в Сирии, а затем отправилась в Израиль, где председателя встретили с огромным уважением. Никому не нужно было советовать израильтянам, как обращаться с человеком, который вместе со своими коллегами из Комиссии по ассигнованиям ежегодно утверждал крупную сумму американской помощи для каждого мужчины, женщины и ребенка в этой стране.

Между тем Чарли нанес отдельный визит своему старому другу Цви Рафиаху и его боссу Михаэлю Шору, председателю совета директоров IMI. Как всегда, Уилсона в первую очередь беспокоили советские штурмовые вертолеты, и он хотел узнать, как обстоят дела с «лошадкой Чарли» — зенитной установкой, которую IMI согласилась разработать для афганцев.

Обсудив дела, израильтяне перешли к личным вопросам. Они беспокоились, что их друг может проиграть на предстоящих выборах из-за скандалов, связанных с его именем. Они дали понять, что нуждаются в Уилсоне, и хотя сами не могут вложить средства в его предвыборную кампанию, но позаботятся о том, чтобы их друзья в Америке сделали это. Потом они подарили ему захваченный автомат Калашникова, который Чарли с гордостью пронес на борт самолета ВВС, несмотря на строгие правила, запрещавшие незаконную перевозку оружия. «Док был очень доволен, что я принес эту штуку, — вспоминает Уилсон, — Ему также понравилось, что израильтяне любят меня».

Израильтяне от всей души постарались и для Джоанны после того, как Уилсон поведал им о ее религиозных откровениях. «Он знал, что Иисус Христос — самое главное в моей жизни, — с умилением рассказывает Джоанна, — поэтому он попросил израильтян показать мне все места, где бывал Иисус». Посещение остановок Христа на крестном пути еще больше укрепило ее убежденность в священной природе миссии, которую они возглавили вместе с Чарли. Это кажется невообразимым, но, по ее словам, во время этой поездки она неоднократно убеждала конгрессмена присоединяться к ней в ревностных молитвах. «Мы молились за то, чтобы обеды прошли хорошо и Зия получил бы теплый прием, — говорит она. — Мы молились, чтобы у Чарли нашлись силы пройти через это и чтобы Господь помог нам с Доком Лонгом».

Когда они вылетели из Иерусалима в Пакистан, Джоанна с удвоенной энергией принялась за работу. Она ходила от одного кресла к другому и рассказывала конгрессменам и их женам свои трогательные истории о пришествии капитализма в пакистанские деревни и о том, на какие жертвы идет замечательный генерал Зия, чтобы помочь афганцам. Она знала об ужасной репутации Зии уль-Хака, но начисто отвергала «ложные обвинения» в том, что он фактически убил своего предшественника Зульфикара Бхутто. «Я хочу, чтобы вы твердо знали: он не убивал Бхутто», — говорила она, обходя всех по очереди, пока не столкнулась с непонимающим взглядом одного из конгрессменов. «Он спросил меня “кто такой Бхутто”, и я подумала: эти типы собираются посетить страну, о которой не имеют ни малейшего представления». Тем не менее Джоанна мило улыбнулась, поведала ему «настоящую историю» и с профессиональной невозмутимостью перешла к следующему клиенту.

Док Лонг, этот самодовольный кудесник, распределяющий сотни миллионов долларов зарубежной помощи, давно привык к уважительному отношению со стороны иностранных правительств. Но генерал Зия по настоятельной просьбе своего почетного консула позаботился о том, чтобы председателю был оказан поистине незабываемый прием — с красной ковровой дорожкой, духовым оркестром, генералами в парадной форме, вытянувшимися по струнке рядами солдат и маленькими детьми с букетами цветов, бегущими поздравить подозрительного старика.

Уилсон и Джоанна поймали Дока в подготовленную ими хореографию событий. Пакистан мог не нравиться председателю из-за военной диктатуры, зато когда Зия приказывал военным устроить хорошее представление, вся страна брала под козырек. Гольфистов из парламентской делегации отвезли в местный загородный клуб и подали чай в серебряных приборах на девятой лунке. Торговец из антикварной лавки в Равалпинди предлагал невероятно низкие цены, и жены конгрессменов не сомневались, что сам генерал Зия распорядился о скидках для американских гостей.

Но гвоздем программы была вертолетная прогулка в прифронтовую зону. Она началась с посещения лагерей беженцев в Пешаваре, где два с половиной миллиона афганцев жили в глинобитных хижинах. Потом парламентариев проводили в госпиталь Красного Креста, где они увидели детей и молодых людей без рук, без ног, иногда без глаз, которые не жаловались на свою судьбу. Док Лонг был единственным членом Конгресса, чей сын получил тяжелое ранение во время вьетнамской войны, и он не мог не восхищаться молчаливым мужеством этих людей.

Как обычно, Чарли сдал пинту своей крови для моджахедов — поступок, который служит немым укором для тех, кто не присоединяется к нему. Затем конгрессменов вместе с женами повели на встречу с афганскими старейшинами, собравшимися в большом шатре для встречи со старым американским вождем, который, как им сказали, может оказать помощь в священной войне.

Билл Шерш, работавший референтом у Дока Лонга, вспоминает благоговейный страх при виде афганцев, когда они с шефом вошли в шатер. Один за другим старейшины вставали и обращались к Лонгу; каждый раз речь шла о русских штурмовых вертолетах, которые убивали моджахедов, оставаясь неуязвимыми для автоматов и пулеметов. Шерш подумал, что это настоящие борцы за свободу. «По сравнению с ними “контрас” и камбоджийцы выглядели городскими ковбоями», — говорит он.

Как и любой другой американец, прибывавший сюда в то время, Док Лонг не мог сохранить невозмутимый вид, когда все афганцы в унисон издали боевой клич джихада «Аллах Акбар!» («Бог велик»). Внезапно он тоже ощутил присутствие Советской армии за горным хребтом. Он находился среди людей своего возраста, носивших оружие. Седобородые мужчины с горящими глазами рассказывали ему о дьявольских вертолетах. Они хотели, чтобы кто-нибудь из членов делегации обратился к ним, но Уилсон хитроумно уклонился, предложив сцену председателю.

Док начал с сочувственного, но довольно сдержанного заявления, осуждающего зверства Советской армии в Афганистане. Под сводами шатра грянул новый клич «Аллах Акбар!» Уилсон с изумлением и некоторым восторгом наблюдал, как семидесятидвухлетний бывший профессор экономики на глазах превращается в пламенного оратора. Внезапно старик закричал, что он сделает для воинов ислама все, что нужно, чтобы очистить небо от вертолетов. «Аллах Акбар! Аллах Акбар!» — отозвались они. Каждый раз, когда Док произносил хоть что-нибудь, афганцы хлопали, воздевали руки к небу и потрясали шатер своим боевым кличем.

Это напоминало самое экстатическое собрание секты «возрожденцев» в восточном Техасе. Когда Док Лонг вышел из шатра, Уилсон осознал, что только что был свидетелем превращения врага ЦРУ в почетного моджахеда, В тот вечер, по возвращении в Исламабад, Зия уль-Хак нанес финальный удар.

Обычно генерал избегал роскошного дворца своего предшественника, но Джоанна вместе с Чарли рассказала Зие о том, каким отзывчивым человеком становится Док, если оказать ему высшие почести. Поэтому Зия превратил дворец Бхутто в видение из «Тысячи и одной ночи». Джоанна даже убедила его смягчить исламские ограничения ради такого случая. Она понимала, что он не может посадить женщин за стол, но настояла на том, чтобы в конце вечера все собрались вместе, иначе жены конгрессменов почувствуют себя обиженными.

Как обычно, Зия прислушался к совету своего почетного консула. Во время последней перемены блюд, перед приглашением женщин, он спросил Дока, можно ли им побеседовать наедине. Как и большинство американцев, Док Лонг знал о Зие уль-Хаке только то, что это нехороший человек — военный диктатор, который правит в фундаменталистском государстве. Но у Зии был свой подход к американцам, неизменно застававший врасплох недоверчивых гостей.

За двадцать лет до описываемых событий молодой капитан пакистанской армии Зия уль-Хак отправился на годичный курс военной подготовки в Форт-Нокс, штат Кентукки. Однажды вечером, вскоре после прибытия, офицер-мусульманин сидел в одиночестве в своей комнате, обставленной с военной простотой, и грустил по дому. Внезапно в дверь постучались. Супруги из Луисвилля представились ему и сказали, что им интересно заводить дружбу с иностранными офицерами. Согласится ли он поужинать вместе с ними?

Капитан Зия уль-Хак не забыл душевной щедрости этих и многих других американцев, с которыми он познакомился. Когда он стал президентом, то каждый раз, принимая американцев у себя дома, относился к ним с такой же искренней теплотой, какую встретил в Кентукки. Как и все остальные, Док Лонг поддался обаянию этого умного, рассудительного и, по всей видимости, честного человека.

Уилсон не присутствовал на этой встрече, но быстро осознал ее значение. Америка могла струсить, но председатель Кларенс Д. Лонг, старейшина «коллегии кардиналов», давал личную гарантию, что Комиссия по ассигнованиям и правительство США направят сотни миллионов долларов в Пакистан и, в частности, обеспечат замечательных афганских воинов тем оружием, в котором они нуждаются.

Той ночью в роскошном исламабадском отеле Holiday Inn Уилсон был один в своей спальне. Несмотря на свое распутство, сейчас он не был склонен торопить события. Но дверь отворилась, и в комнату вошла его истинная любовь, облаченная лишь в банное полотенце. Теперь все кошмары Уилсона закончились. Это было похоже на возвращение в волшебную сказку.

На следующее утро в аэропорте устроили пышную прощальную церемонию с оркестрами, цветами, коврами и подарками от Зии уль-Хака для всех конгрессменов. Когда самолет поднялся над Исламабадом и полетел на запад, Док подсел к Чарли и сказал ему: «Теперь это дело чести для меня, Я дал слово президенту Пакистана и обещал этим старикам, что достану оружие для них».

Самолет направлялся в Вашингтон, но после приватной беседы с Джоанной Док Лонг внезапно приказал пилотам приземлиться в Венеции для срочной дозаправки. Очарованный Джоанной, он откликнулся на ее слезную просьбу, когда она объяснила, что замечательный кинофестиваль «Спасите Венецию» идет полным ходом и она уже опаздывает на один день.

Прощаясь с конгрессменами на взлетной дорожке, Чарли и Джоанна обняли каждого члена делегации. Они завершили миссию по соблазнению Дока Лонга и теперь могли перейти к делам Джоанны. Они стали гостями семейства Макиавелли и получили приглашения на все великосветские вечера и во все аристократические дома Венеции. Сохранились фотографии Джоанны рядом с Чарльтоном Хестоном и Роджером Муром, вторым Джеймсом Бондом, который произвел впечатление на Уилсона своими рассказами о количестве женщин, хотевших встретиться с «агентом 007» не в кино, а в постели.

Однажды вечером, когда они сидели за бокалом вина у Гранд-Канала, Джоанна испытала поразительное чувство близости к Уилсону. «Нам просто было очень хорошо вместе», — говорит она. Они подвели итог своих побед. Теперь, когда Док Лонг находился на их стороне, деньги для Пакистана и моджахедов были гарантированы. По словам Уилсона, оставалось убедиться, что средства будут использованы на приобретение нужных вооружений. Но в тот момент они купались в лучах славы. «Нам казалось, что мы неуязвимы», — вспоминает Джоанна.

Потом, в довершение торжества, появились папарацци и стали фотографировать гламурную пару. Вскоре вокруг собралась толпа зрителей, просивших автографы. Джоанна подписывалась «Ава Гарднер», а Чарли — «Гэри Купер».