Свадьба. На ней голубое платье с сиреневым оттенком. Материал мать купила давным-давно — собиралась сшить себе что-нибудь ко дню рождения сына, на семейное торжество. Это цвет перванш, самый модный — он нравился Уоллис Симпсон. На венчании с Эдуардом VIII — или, может, на свадьбе — она была в таком платье, голубовато-сиреневом. Мать так ничего себе и не сшила, потому что двухлетний сын умер от воспаления легких. Она надела черное платье. Сказала, что будет носить траур до конца своих дней.

Юрек Шварцвальд, который воспринял их разрыв на удивление легко и тоже женился (Поля Шварцвальд умная и симпатичная, даже хорошенькая, хотя нос и длинноват), так вот, Юрек — студент-медик — устраивает ее на работу в больницу. Она ухаживает за тифозными больными. Подает им воду с валерьянкой, обрабатывает пролежни и поправляет подушки. Первый раз в жизни видит покойников (трупы отвозят на кладбище на деревянных тележках, у них большие колеса и ручки для носильщиков с обеих сторон).

При ней пока еще никто не умирал, а ей очень хочется увидеть чью-нибудь смерть. Дело не в том, что явится умирающему — свет, тьма, ангел или Господь. Ей интересно, что увидит она сама в то мгновение, когда завершится чья-то жизнь. Душу? Знамение? Если знамение, его нужно будет разгадать.

Она садится рядом с молодой девушкой, очень красивой, несмотря на болезнь. Дежурит всю ночь, а на рассвете слышит тихий вздох. Грудная клетка больной приподнимается — и замирает. Она наклоняется, вглядывается пристально: спокойное, серьезное лицо, души не видно. Девушку укладывают на черную деревянную тележку. А она снимает халат и идет домой.

Рассказывает мужу, как выглядит смерть:

— Ничего нет — ни души, ни знамения.

И добавляет в утешение:

— Но мы есть.

— Это тоже все более сомнительно, — говорит муж.