Еще не до конца осознав, что произошло, Влад поднял перевернутый тазик и заглянул в него, как будто все пропавшие друзья могли каким-нибудь образом вместе там спрятаться. Толстый ворсистый ковер, на который пролилась достойная Нобелевской премии жидкость, тоже бесследно растворился. Паркет остался сухим, что очень обрадовало Влада: протек бы реактив на пол, еще, чего доброго, весь дом куда-то перенесся бы. А юный изобретатель еще на теоретической стадии изучил, что не реагирует «омут» из всей таблицы Менделеева только с алюминием. Из алюминиевого в квартире он нашел только таз, в котором и проводил свои эксперименты.
Когда до горе-химика, наконец, дошло, что он натворил, Влад опустился на стул, тот самый, на котором несколько секунд назад стоял злополучный тазик, и обхватил голову руками. Чтобы «подсластить» ситуацию, в комнату тотчас же заглянула мама со словами «что-то у вас тут тихо стало».
— Эй! Влад, а где все? — оторопела она, войдя. — Где ковер??!
— А-а… все уже ушли, — заявил Влад и понял, что сморозил глупость.
— Ушли? Еще только семь часов!
— А… они в клуб ушли, — придумал Влад. — А я их сейчас догоню.
Лариса Евгеньевна, наверное, забыла про исчезнувший ковер и взглянула на стол.
— Надо же, и не съели ничего! Все почти нетронутое… а я столько наготовила! — запричитала она. — Ну, ладно, идите в клуб…
Когда мама вышла, Влад с облегчением выдохнул и подумал, что надо бы сейчас пойти погулять где-нибудь часика хотя бы три-четыре для правдоподобности и заодно освежить мысли. О своем «омуте» родителям он пока не сообщал, но сейчас, в виду последних событий, для этого был явно не самый подходящий момент.
— Влад, я не поняла! — прокричала мама с прихожей. — Как это они ушли, а обувь свою оставили? И куртки, — она снова вошла в гостиную и вопросительно посмотрела на сына.
Пришлось опять выкручиваться.
— Это у нас игра такая. Они босиком ушли, — брякнул Влад.
Лариса Евгеньевна всплеснула руками.
— Хорошая игра — в октябре босиком!
— Здесь до клуба недалеко, — оправдывался новоявленный Нобелевский лауреат.
— Ты тоже босиком пойдешь? — полюбопытствовала мама.
— Ну да, — Влад вышел в коридор.
— Эх, старая я стала, — вздохнула Лариса Евгеньевна, махнув рукой. — Не понимаю ваших развлечений.
«Какая хорошая у меня мама, со всем соглашается», — промелькнуло в мыслях у Влада. Он ожидал, что его хорошая мама сейчас уйдет куда-нибудь на кухню, но не тут то было — она стояла и выжидательно на него смотрела. Пришлось Владу соответствовать придуманной им самим ахинеи. Бросив «пока», он вышел из квартиры — во избежание лишних вопросов, разумеется, босиком — и закрыл за собой дверь. И вот он стоял на холодной лестничной площадке и мысленно ругал себя за свою глупость и за глупость положения, в котором оказался. Стоять здесь так четыре часа Владу вовсе не улыбалось, и он уже подумывал о том, чтобы вернуться и объяснить все родителям, но вовремя осекся. Узнай они об этой его выходке — и вовек Владу больше не видать своих исследований. Ему никогда не позволят брать в руки реактивы или что бы то ни было, а к каморке-«лаборатории» и близко не подпустят. А ведь ему еще предстоит выяснить, как его «омут» работает.
Вся жидкость вылилась, но Влад мог изготовить новую. «Лишь бы только ребята живы-здоровы остались, — твердил он про себя. — А пока придется немножко подзакаляться. Не маячить же мне здесь до ночи!».
Просидеть босиком в одной легкой рубашке, продуваемой не таким уж и легким октябрьским ветром, на лавочке в парке три часа подряд, да еще и когда на тебя палится каждый прохожий, кроме подслеповатой бабульки — удовольствие очень сомнительное. Первые полчаса Влад занимался тем, что пытался дозвониться до кого-нибудь из своих недавних гостей, что было тщетно, хоть он и набирал номер каждого, а затем еще и прошелся для верности по второму кругу. После этого фанат науки раздумывал над тем, как может работать его изобретение: какая-то закономерность все же должна была быть. Но она упорно не желала находиться! Сначала у Влада в голове родилось предположение: чем больше жидкости на объект попадет, тем дальше во времени он перенесется, но тут же гипотеза потащила за собой вопрос: а как жидкость «решает», в прошлое переносить или в будущее? И вообще, действительно ли она переносит во времени? Ведь все это предполагала только теория, на практике ничего такого доказано не было! Да, все предметы, которые Влад макал в «омут», исчезали, но куда исчезали? В какое-нибудь другое время или вообще вникуда? От этой мысли у Влада мороз пробежал по спине, и он изо всех сил пытался успокоиться, уверяя себя, что все рассчитал правильно.
Когда юному химику наскучило обо всем этом думать, он снизошел до самого банального и низкоинтеллектуального развлечения — принялся убивать время игрой на мобилке. А между тем все темнело и темнело. Люди постепенно начинали расходиться, парк опустевал. Первыми ушли две девицы, сидевшие на скамейке напротив него, что-то увлеченно обсуждавшие и то и дело косившиеся на его босые ноги. Затем начали расходиться влюбленные парочки, и скоро Влад остался чуть ли не один во всем парке. Он взглянул на часы — 22.17. «В такое время в моем возрасте возвращаться с дискотеки рано, родители наверняка что-нибудь заподозрят, — удрученно подумал Влад. — Да и чтобы избежать лишних расспросов, желательно вернуться, когда все уже будут спать, так как нужно незаметно спрятать куда-нибудь одежду и обувь ребят. Получается, гулять мне нужно как минимум до полуночи». Становилось все холоднее, плюс к тому же одиночества в ночном парке Влад побаивался, ведь потренироваться на боксерской груше еще не успел. «Пойду, посижу у подъезда, старушки на скамейках уже давно разошлись спать», — решил он.
От парка до его дома было метров сто пятьдесят, не больше. Он, стуча зубами, сел на скамейку у подъезда. В данный момент его волновали три вещи: как бы не заболеть, как бы не вышла сейчас мама или кто-нибудь из ее близких знакомых и, естественно, как он будет возвращать своих без вести пропавших друзей. Однако думать обо всем этом постоянно было утомительно, и Влад, взглянув на часы, показывающие без десяти одиннадцать, снова отдался мобильной стрелялке.
К началу двенадцатого его сало клонить в сон. «У-у, завтра же в универ! — вспомнил он. — Я ведь совсем ничего не учил. Решено: завтра не пойду на пары, буду сидеть дома и колдовать над реактивами».
С титаническим трудом отгоняя сон, Влад досидел-таки ровно до 00.00. «Эх, раз я свечи не задувал, то хоть сейчас желание загадаю», — подумал он, смотря на нолики. Желание задумано уже давно и, конечно, касается Киры… «А не важнее ли сейчас загадать, чтобы все ребята вернулись в целости и сохранности, — спохватился именинник, правда, уже вчерашний, и тут же посмеялся сам над собой: — Ну что за детский садик? Как будто от этого желания что-то зависит». Но все же для успокоения совести загадал про друзей.
На цыпочках Влад пробрался на третий этаж, бесшумно отворил дверь и по выключенному везде свету убедился, что родители спят. Увидев проснувшегося Рэкса, Влад испугался, как бы он не залаял. Но Рэкс — пес умный, даже можно сказать, уже мудрый. Он ограничился только энергичным вилянием хвоста: понимал все-таки, что хозяева спят и будить их нельзя.
Влад задумался, куда можно деть обувь и одежду ребят. А деть их требовалось в такое место, куда бы ни папа, ни, в особенности, мама никогда не заглянули. Можно было в лабораторию, но в той каморке и так развернуться негде. «Тогда в шкаф, — решил Влад. — Туда мама точно не заглянет. Не выдержит сопротивления вываливающихся на нее вещей».
Он собрал в охапку все плащи и куртки, отнес их в комнату, затем ту же операцию проделал с обувью, убедился, насколько это было возможно в темноте, что ничего не забыл, достал с верхней полки своего шкафа постель, освободив таким образом место, и все это без разбору туда впихнул, поспешно захлопнув дверцу.
Еще часов в одиннадцать он был уверен, что, как только попадет домой, немедленно займется реактивами. Но как бы ни был он неспокоен, а все же встал сегодня в полседьмого, и теперь мечтал об одном — завалиться на кровать. Свою мечту он мгновенно исполнил — лег прямо в одежде, не расстилая постель и не видя надобности, да и не помня совсем о том, что нужно завести будильник.
— Влад! Вставай, ты же все на свете проспишь! Боже мой, даже не разделся… это ж во сколько вы вчера домой явились? — мамины слова дошли до Владового сознания где-то через минуту после того, как были произнесены. Добирались они долго, сквозь натянутое кое-как одеяло и крепкие объятия сна.
— У нас сегодня первой пары нет, — проворчал Влад еще вчера приготовленный ответ.
— Смотри, чтоб и вторую не проспал! Я на работу, — сказала мама и хлопнула дверью.
«Так, значит, папа на работу уже ушел, — неповоротливо проворочалась мысль у Влада в голове. — Самое время работать над «омутом», — подумал он и провалился в сон. Когда проснулся, часы показывали без пяти восемь. Влад вскочил с кровати, понесся на кухню, хотел намазать маслом хлеб, но увидел в холодильнике оставшиеся со вчерашнего вечера бутерброды, водрузил два из них на тарелку и, не утруждая себя завариванием кофе, продолжил завтрак уже в лаборатории. Он еще раз пересмотрел сложнейшие уравнения реакций, которые в итоге производили уникальную жидкость, расщепляющую на мгновение тела на мельчайшие частицы и собирающую их уже в другом времени.
Не представляя еще отчетливо для чего, Влад соорудил свою жидкость заново в том же алюминиевом тазике. Потом взял валявшуюся рядом без дела железку и окунул ее в зеленый раствор. Железка исчезла в его руках и оказалась почти на том же самом месте, где было до этого. Не ожидавший такого результата, Влад вначале оторопел, а потом задумался. «Значит, железка вернулась в прошлое, не в очень далекое, и ее положили на то же место. А если в прошлый раз ручка исчезала совсем, значит, она переносилась в будущее, — заключил юный химик и тут же сам опроверг свою мысль. — Хотя она могла оказаться и в каком-нибудь далеком прошлом.
Настойчивый звонок в дверь прервал его мучительные раздумья. Сначала Влад испугался, но тут же успокоился: это не могут быть родители, так как у них всегда есть с собой ключи. А потом даже обрадовался: вдруг это его друзья каким-нибудь образом вернулись? Но радовался он недолго, только пока шел к входной двери. А прильнув к глазку, Влад растерялся: этого ему никак не приходило в голову ожидать.
На пороге стояла мама Ани Алена Васильевна, которую он прекрасно узнал. Ее беспокойство понятно — дочь ушла из дома к Владу на день рождения, а домой вернуться не соизволила. Естественно и закономерно, что мама, не обнаружив утром своей дочки в постели или еще где либо и не сумев до нее дозвониться, подняла тревогу. «Не буду открывать, — решил Нобелевский лауреат. — Пусть думает, что Аня вчера вернулась поздно, а ушла, когда родители еще спали. А я, соответственно, тоже сейчас в универе». Но Алена Васильевна мысли читать не умела, тем более через дверь, и поэтому не знала, что ей следует думать. «Открыть, что ли, и сказать, что я заболел, а Анюта на парах?», - но эту мысль Влад сразу же отмел как неправдоподобную, вздохнул и зашагал в лабораторию, стараясь не обращать внимания на назойливый звук звонка.
После второго часа тщетных усилий и ни к чему не приводящий раздумий Влад разозлился. Это был нонсенс: он смог изобрести машину времени, но не смог понять, как она работает!
В результате его экспериментов с «омутом» безвозвратно исчезли две шариковые ручки, красный карандаш, пластиковая бутылка из-под кока-колы, заколка Лины и бутерброд с красной икрой, который Влад по неосторожности уронил в чудотворную жидкость. Он бился над своим изобретением и в переносном, и даже в прямом смысле слова, нервно постукивая руками по столешнице, а то и в порыве отчаяния головой. И только сейчас, спустя мучительные два часа к злому и усталому Владу наконец-таки пришла первая за все время разумная мысль — обратиться за помощью к профессору, преподавателю химии в медицинском университете, декану медико-биолого-химического факультета, академику Геннадию Аркадьевичу Галогенову. Уж он-то наверняка больше смыслит в химии, чем студент первого курса! И с «омутом» разберется в два счета. «И как я раньше до этого не додумался?» — ругал себя Влад, уже выпрыгивая из квартиры.
Влад рассчитал, что в университет он попадет как раз к тому времени, когда закончится первая пара, а после первой пары в четверг у профессора Галогенова должно быть окно. Юный химик не ошибся: проделав на маршрутке двадцатиминутный путь к университету, в без малого одиннадцать он уже стоял перед дверью кабинета декана. Влад решительно постучал.
— Войдите, — донесся из-за двери низкий, чуть хрипловатый голос академика. Потенциальный претендент на состояние дядюшки Нобеля не заставил себя ждать.
Академик Галогенов был высоким статным мужчиной, или, скорее, господином, с черными бакенбардами и бородой, в очках и обязательно в строгом костюме. Посмотришь на него и сразу поймешь — академик. Однако в кабинете этого уважаемого человека царил беспорядок. Наверное, ученые в этом плане мало чем отличаются от творческих людей. Наука — это ведь тоже своего рода творчество.
— Зеницкий? — профессор изобразил удивление. — Ну, здравствуйте. Проходите, присаживайтесь. Я как раз хочу задать вам с утра мучающий меня вопрос.
— Да? Я тоже хочу задать вам несколько вопросов, Геннадий Аркадьевич, — сказал Влад и опустился в кресло перед профессором.
— Вот как? — хмыкнул академик. — Разрешите мне все-таки поинтересоваться первым.
Влад милостиво разрешил, подумав, что свои вопросы ему будет задать гораздо сложнее, так как он намучается с их формулировкой.
— Потрудитесь объяснить, Владислав, почему сегодня ваша группа в полном составе отсутствовала на лекции? Кое-какие предположения у меня есть, так как я располагаю сведениями, что вчера вы с одногруппниками отмечали одну знаменательную дату. С прошедшим Вас, кстати, — Геннадий Аркадьевич улыбнулся, но глаза по-прежнему смотрели строго.
«Блин! — пронеслось у Влада в голове. — Сегодня же первой парой химия была!».
— Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Представляете, Геннадий Аркадьевич, я изобрел машину времени! — внушительно проговорил Влад. — Это достойно Нобелевской премии, не правда ли? — его глаза сверкнули, и он с воодушевлением продолжил. — Только это не машина, а жидкость. Я еще не до конца в ней разобрался, поэтому мне нужна ваша помощь. Но это не самое главное! Насчет отсутствия группы на лекции… дело в том, что Машка Свиридова подарила мне вчера котенка. Эта лохматая катастрофа игралась с моим псом, и они нечаянно перевернули тазик с «омутом времени». Раствор брызнул на моих друзей, и они все вместе с ковром исчезли в другом временном отрезке, или даже в разных отрезках. Я не изучил до конца принцип действия своего изобретения и не могу их вернуть, поэтому очень надеюсь на вашу помощь, профессор.
Все время, пока Влад произносил свою речь, академик внимательно смотрел на него глазами болотного цвета сквозь тонкие стекла своих очков. После небольшой паузы он прокашлялся в кулак и сказал:
— Не знаю насчет Нобелевской премии, но если бы в нашем университете проходил конкурс на самую оригинальную отмазку прогулявшего студента, то вы бы вне всяких сомнений победили.
— Геннадий Аркадьевич, я серьезно! — возмутился Влад. Наверное, весь его внешний вид в этот момент выражал саму серьезность, потому что академик посмотрел на него еще внимательнее и пристальнее.
— Простите, не могу не поинтересоваться, что вы вчера пили?
— Шампанское, — наивно ответил Влад, не почувствовав подвоха.
Профессор задумчиво хмыкнул.
— И много?
— Геннадий Аркадьевич, Вы что, думаете, что я неадекватен?! — воскликнул Влад, у которого внутри все заклокотало от праведного гнева. Профессор тоже слегка повысил голос:
— Вы меня извините, Владислав, но все, что вы мне здесь рассказываете, по меньше мере неадекватно! А грубо говоря, это просто ересь! Вы якобы получили раствор, который каким-то образом вступает в реакцию со всем человеком! Эту, по вашим словам, уникальную жидкость вы храните в самом обыкновенном тазике! Пес его опрокинул, и чудотворный омут обрызгал всех, кроме, почему-то, вас… или он признает своего изобретателя и не трогает его? — Галогенов явно не закончил, но Влад не дал ему перечислить все, что на его взгляд было неадекватным.
— Да этот раствор не взаимодействует только с алюминием! Я не мог найти другого алюминиевого сосуда! И когда ребята разглядывали омут, я стоял дальше всех!
Академик смерил своего студента унылым взглядом.
— Не верите мне, да? — устало спросил далекий потомок Авогадро, хотя ответ и так был очевиден.
— Ни на миллиграмм, — спокойно ответил декан.
— Но как Вы тогда объясните исчезновение всей группы?
— Как я объясню? — возмущенно переспросил Геннадий Аркадьевич. — Это Вы мне должны объяснить, Зеницкий, а не я Вам! И желательно поправдоподобней.
— Я объяснил! Не виноват же я, что правда чаще всего совсем не похожа на правду. Если Вы не верите мне, поедемте со мной в лабораторию…
— Ух ты! — не дал договорить профессор и расплылся в улыбке. — Не успел еще получить миллионы за свое открытие, прославиться, а уже обзавелся собственной лабораторией! Я пропустил, когда день дурака перенесли на 20 октября?.. Хватит с меня ваших сказок, Зеницкий, Андерсена Вам все равно не превзойти, высот Ломоносова не достичь и наследство Нобеля не получить! Во всяком случае, в ближайшее время, если будете так относиться к химии и так открыто демонстрировать своему преподавателю пробелы в ее знаниях! В общем, если Вы полагаете, что мне нечего делать, кроме как разъезжать по городу в вашей компании, то крупно ошибаетесь. Так что ступайте в свою лабораторию один, а у меня семинар.
Влад с разочарованным выражением лица поднялся и зашагал к двери.
— А я-то рассчитывал на вашу помощь, Геннадий Аркадиевич. А вам, оказывается, семинар важнее человеческих жизней, — в сердцах бросил он, обернувшись, и толкнул дверь. «Ну и хорошо, ни с кем премию и признание делить не придется», — мрачно подумал он.