Глава 1

Нелепая случайность

– Ты когда авто в гараже брал, о чем думал? – поинтересовался Горский у Аскольда, копавшегося в моторе. – Хочешь операцию сорвать?

Аскольд пропустил вопросы мимо ушей. Он наконец разобрался, почему температура в паровом котле постоянно падает, подкрутил флажок вентиля подачи керосина в горелки, опустил боковую крышку на передке авто и попросил, натягивая краги:

– Глянь на стрелку термометра, Мишель.

На Аскольде были штаны из темной плотной ткани, кожаная куртка, полусапоги с медными матовыми пряжками и кепка, над козырьком которой в лучах теплого осеннего солнца поблескивали очки с прямоугольными стеклами, – униформа водителей дорогих таксо, полученная в гардеробе штаб-квартиры русской разведки в Париже.

– Глянул?

Горский, изображавший недовольного неполадками в моторе пассажира на заднем сиденье авто с откинутым верхом, махнул рукой:

– Да. Все в порядке.

– Ну вот, а ты переживал. – Аскольд занял место шофера и, сдвинув на глаза очки, взялся за баранку. – На дворе двадцатый век – эпоха машинерии.

– Ты это к чему?

– В наступившем столетии все уже подчиняется цифрам. Не жизнь, а сплошное расписание. Вот смотри, дирижабль Ларне пришвартовался пять минут назад. Еще десять уйдет на то, чтобы спуститься на летное поле, затем паспортный контроль…

– Помолчи. – Пригладив бородку, Горский привстал, высматривая кого-то в толпе встречающих у здания аэровокзала на Монмартре.

Аскольд проследил его взгляд – высокий мужчина в котелке, стоявший возле тумбы с афишами, обернулся и отрицательно качнул головой.

Тем временем из ворот порта вырулил грузовой дилижанс. Параллельно с ним в направлении авто Аскольда вдоль решетчатой ограды шагала парочка: мужчина и женщина средних лет. Кавалер вел под руку даму с зонтиком – со стороны все выглядело так, будто мужчина провожает возлюбленную в путешествие и оба неспешно идут от стоянки таксо к зданию вокзала. Впереди них катилась тележка на паровом ходу, везла чемоданы; на задке за рычагами восседал пожилой француз с лихо закрученными усами.

Все эти люди были участниками операции, агентами русской разведки, созванными в столицу Франции главой резидентуры для встречи и обеспечения безопасности ученого по фамилии Ларне, прилетевшего утренним рейсом из Лондона. Старшим у агентов был назначен Михаил Горский, куратор резидентуры особого делопроизводства Департамента полиции Российской империи, откомандированный в Париж из Швейцарии вместе с Аскольдом.

Влюбленная парочка вдруг остановилась, женщина подняла и раскрыла над головой зонтик от солнца – сигнал, что Ларне замечен на летном поле и вот-вот войдет в здание аэровокзала.

Горский кивнул агенту возле афишной тумбы, опустился на сиденье, достал из внутреннего кармана сигару и неспешно раскурил.

– Когда Ларне покажется в дверях, подъедешь ближе к вокзалу, – сказал он. – Не хочу, чтобы кто-то из ушлых шоферо́в перехватил его у нас.

– Будет сделано, – хмыкнул Аскольд. Он включил передачу, но температура в котле вновь резко упала, и авто вдруг задергалось и затряслось, словно стреноженный дикий жеребец в стойле. – Что за черт?..

– Опять?! – Горский сердито подался вперед.

По плану операции он так и должен был себя вести: раздраженно реагировать на водителя, который никак не может сладить со своим таксо. Но поломка в моторе случилась на самом деле, и выяснилось это в последний момент.

– У тебя минута! – прошипел Горский и начал нервно пыхать сигарой, поглядывая в сторону проходной.

Аскольд выругался про себя. Он действительно осмотрел авто в гараже, проверил исправность всех агрегатов. До вокзала доехали без происшествий – и вот чем все закончилось. Операция могла сорваться по его вине. Его первая в карьере нелегала ответственная операция!

Аскольд выдохнул, вернул рычаг передачи в исходное положение и включил ее вновь. Авто перестало дрожать, стрелка температуры пара в котле прыгнула вверх.

Будьте прокляты современные паровозки!.. Аскольд выждал некоторое время, наблюдая за термометром. Пусть в России авто называют каретами, пусть работают они на угле и кузов устарел, но там бы такого с мотором не случилось!

– Он выходит, – сообщил Горский у него за спиной.

– Поехали. – Аскольд толкнул рукоять тормоза от себя и надавил на педаль акселератора.

Авто, вместо того чтобы плавно тронуться, вдруг рванулось к выезду со стоянки, куда заруливало другое таксо. Шофер что-то закричал Аскольду, громко сигналя, принял вправо. Аскольд успел крутануть руль и разминулся с «коллегой», едва не столкнувшись.

– Тормози! – скомандовал Горский.

Аскольд дернул рукоятку тормоза, и куратор, больно ударившись о спинку переднего пассажирского кресла, чуть не вылетел из авто.

– Да чтоб тебя!.. – закашлялся Горский, подавившись сигарным дымом. – Угробить хочешь?!

Аскольд сидел, вцепившись в руль, не понимая, что творится с мотором.

Горский вновь привстал на сиденье. Агент около тумбы поправил котелок и развернул газету, изображая увлеченного статьей читателя. Мимо него прошел худощавый мужчина в сером костюме и шляпе, с портфелем в правой руке и бежевым плащом на сгибе левой. Все соответствовало описанию. Это и был профессор Ларне, подававший условный знак встречающим его агентам.

– Стой на месте, – бросил Горский Аскольду и призывно махнул Ларне. – Сам его приведу. – Он выпрыгнул из авто.

Ученый остановился на тротуаре, пропуская встречающих и пассажиров лондонского рейса к припаркованным паровым таксо.

Наконец поток желающих уехать первыми схлынул. Горский вновь махнул Ларне рукой, ученый шагнул на дорогу. И тут произошло то, чего никто не ожидал: очередной грузовой дилижанс, один из тех, что народ прозвал «паровыми утюгами» за схожесть силуэта и долгий прогрев котла, медленно выехав из ворот порта, почему-то резко ускорился и преодолел путь до стоянки за считаные мгновения. Ларне не успел отступить на тротуар. На его лице мелькнуло удивление, потом страх – многотонный железный паровик ударил его тупым носом в бок, подмял под колеса и выбросил позади, спустя десяток метров.

Крик жертвы заглушили визг тормозов и восклицания людей на тротуаре. Аскольд застыл с открытым ртом, противясь мысли о том, что ученый погиб.

– Почини мотор! – выдохнул Горский и побежал к Ларне.

Через пару секунд он уже переворачивал тело, щупал пульс на шее, но даже Аскольду было ясно: Ларне мертв. Остекленевшие глаза ученого смотрели в небо.

Горский быстро проверил карманы мертвеца, неуловимым жестом заправского воришки извлек бумажник и спрятал у себя под курткой. Затем поднял голову, оглянулся на толпу, сквозь которую протискивался водитель дилижанса, и заорал:

– Держите шофера!

Свидетели на тротуаре зашевелились, раздались беспокойные голоса. Кто-то начал звать полицию, и Аскольд вышел из ступора. Выскочив из авто, он, пока все отвлеклись от дороги, подобрал портфель, лежавший там, где случилось столкновение, и быстро вернулся. Поднял боковую крышку на передке, заглянув в мотор, – ну вот, опять керосин к горелкам плохо поступает, подкрученный вентиль почти перекрыт… Аскольд стянул перчатки, перевел разболтанный флажок вентиля вверх, достал из походного набора связку отмычек, распрямил проволочное кольцо и притянул проволокой флажок к патрубку, подающему керосин в горелки. Все, теперь точно не слетит.

– Можем ехать? – Рядом с авто появился Горский.

– Да. – Аскольд хотел распахнуть перед куратором дверцу, но тот, отмахнувшись, сам забрался на заднее сиденье.

– Не стой столбом! Гони в город.

Аскольд прыгнул за баранку и вперился взглядом в дорогу. Он гнал авто так, что ветер свистел в ушах.

Вскоре Горский похлопал его по плечу, попросив сбавить ход, свернуть на тихую улочку и остановиться.

– Снимаем маскировку, – приказал куратор и сорвал накладную бородку.

У Аскольда не было грима – бо́льшую часть лица скрывали шоферские очки, – поэтому он, вооружившись пропитанной растворителем тряпкой, в первую очередь смыл эмблемы таксомоторной компании на дверцах и только после этого стал переодеваться.

Горский тем временем, облачившись в светлый клетчатый пиджак, поднял у авто матерчатый верх, закрепил его шпингалетами по краю лобового стекла и занял место водителя.

– Я готов, – сообщил он.

– Я тоже. – Аскольд сменил шоферскую куртку на модный сюртук. На голове у него вместо кожаной кепки теперь красовался черный цилиндр, в руке появилась тросточка. Он меланхолично улыбнулся, усаживаясь на заднее сиденье, и вставил в глаз монокль. Ну чем не джентльмен, осматривающий достопримечательности Парижа?

Неоспоримое преимущество паромобилей перед дизельными авто заключается в том, что в них можно разговаривать, не повышая голоса: ни тебе урчания мотора, ни шума выхлопной трубы.

– Куда едем? – уточнил Аскольд все с той же фальшивой улыбкой, когда Горский плавно тронулся с места.

– В штаб-квартиру, к Вязовскому.

Аскольд покосился на раскрытый портфель Ларне, лежавший рядом на сиденье. Бумаг в нем не было.

– Смотри по сторонам, – предупредил Горский. – Надо убедиться, что нет хвоста.

С непринужденным видом Аскольд посмотрел в заднее окошко, потом высунулся из авто, шаря взглядом по улице.

– Вроде чисто.

– Смотри внимательней. – Горский выехал на оживленную улицу, обогнал почтовый дилижанс, грузовик с песком и встал в правый ряд, пропуская спешащие вперед авто.

– Все в порядке, – наконец сообщил Аскольд. Подумал и добавил: – Что теперь?

– Доложим Вязовскому ситуацию.

– И все? Нужно было задержать водителя дилижанса. Вдруг он…

– Чтобы засветиться перед полицией? Думай, что говоришь.

– Но… – Аскольд представил себе ситуацию: стоит заявиться в полицию, их «привлекут», и хорошо, если в качестве свидетелей. Возьмут показания, составят протокольный опрос, куда впишут имена… – Да, ты прав. Не подумал. Но вдруг смерть Ларне не случайность?

– Мы вряд ли установим это в ближайшее время.

– Все равно. Нужно было проследить за водителем и…

– Поставить под угрозу разоблачения всех созванных в Париж агентов? – Горский быстро оглянулся. – Видел, сколько людей было у вокзала? Некоторые из них наблюдали за мной и видели, как я шарил по карманам Ларне, как ты забрал портфель, как уезжало таксо…

– Я понял, – сдался Аскольд. – Но мы должны…

– Спланировать новую операцию.

– Как? Ларне же мертв…

– Именно. Все, забудь о нем. Нам важны бумаги.

– Но в портфеле нет бумаг!

– Вот, возьми. – Горский протянул ему портмоне ученого. – Тут визитка Рудольфа Бремена и квитанция.

– Бремен… Бремен… – забормотал Аскольд, открывая портмоне, и чуть не ахнул, увидев почтовую квитанцию. – Хочешь сказать, до прилета в Париж Ларне отправил бумаги в Швейцарию этому Бремену? Тогда нам нужно вернуться туда!

 

Глава 2

Крик – тоже оружие

Ева нервничала. Гости вот-вот начнут разъезжаться, а хозяин особняка почему-то решил подняться на второй этаж в компании с русским. Это против правил. Рудольф Бремен всегда провожал гостей лично, дожидался, пока каждый сядет в свой экипаж. Мадам Бремен с дочерью обычно оставались в стороне на парадной лестнице у входа в особняк. Так было при Еве оба раза в течение двух недель по субботам. И так было заведено в доме Бремена – она специально уточнила у его дочери.

Но сейчас все пошло иначе. Ева лихорадочно соображала, как поступить. Ей тоже надо наверх, в хранилище, ключ от потайной двери которого она выкрала у хозяина час назад. И если Бремен с русским направляются туда же – все пропало, придется выйти из игры. Ключ, конечно, легко подкинуть куда угодно, но другого шанса выкрасть картины может и не быть. Хозяин особняка заподозрит неладное – вон как возбужден, что-то тихо и быстро говорит русскому, поднимаясь по боковой лестнице зала.

Ева непринужденно улыбнулась Маргарет, супруге Бремена, стоявшей по правую руку, кивком поблагодарила слугу, сняв с подноса бокал, пригубила игристого вина. В зале играла музыка – струнный квартет вопреки обыкновению расположился ближе к выходу, несколько пар кружились в вальсе, среди танцующих была и дочь Бремена, Кетти, в обществе офицера-кавалериста в красно-синем парадном мундире. Часть гостей разбрелась по углам, ведя светские беседы. Все как обычно, кроме одного.

Взгляд Евы невольно притягивало к боковой лестнице.

Куда Бремен поведет русского? Если направо по балкону – значит, идут в хранилище. Если прямо по коридору – в кабинет хозяина особняка.

А этот русский ничего, в ее вкусе. Жаль, не носит усы и бородку. Ему около тридцати, острый подбородок, как у покойного мужа Евы, серые глаза и темные вьющиеся волосы. У русского необычное, но весьма звучное имя – Аскольд. При других обстоятельствах она непременно дала бы понять, что не против завязать отношения. Аскольд трижды появлялся в особняке за истекшую неделю – стоило придать этому значение, но она не стала. И зря.

Музыка в зале смолкла, гости зааплодировали танцевавшим.

– Мадам Бремен, возвращаю вам дочь. – Кавалерист, подведя Кетти к матери, щелкнул каблуками. – Мадмуазель, вы прекрасно танцуете. – Галантный, но сдержанный поклон в сторону зардевшейся партнерши. – Баронесса… – Это уже Еве.

– Простите, Маргарет, – Ева изобразила волнение, добавив в голос немного хрипоты, – у меня что-то голова весь вечер кружится. И дышать трудно…

– О, дорогая, да вы совсем бледненькая!

– Вам нужно выйти на воздух. – Кавалерист вежливо предложил Еве локоть.

– Нет-нет, только не на улицу! Это все из-за цветущих хризантем… – Она отметила, что русский с Бременом прошли сразу в коридор. Значит, все-таки в кабинет. – Кетти, – Ева коснулась плеча девушки, – позволь воспользоваться твоей туалетной комнатой. Хочу немного освежиться.

Квартет вновь заиграл, на этот раз воздушную польку – до завершения приема осталось чуть более четверти часа.

– Пусть девочка еще потанцует. – Ева слабо улыбнулась Маргарет, собравшейся сказать дочери, чтобы проводила гостью наверх. – Вечер уже подходит к концу, не стоит оставлять гостей в такой момент.

– Вы уверены?

– Да-да, все в порядке, спущусь, как только музыканты сыграют прощальный менуэт. – Ева поставила бокал с недопитым вином на поднос в руках проходившего мимо слуги и уже шагнула к лестнице, когда Маргарет Бремен протянула ей свой веер:

– Вот, возьмите, он непременно поможет.

– О, я не могу… Такая вещь…

– Голубушка, я настаиваю!

Ева понимала, что теряет драгоценное время, но доигрывать роль надо до конца. Веер принадлежал еще прабабке Маргарет – на посеребренной раскладной лопатке с обеих сторон красовались фамильные инициалы и поблескивали два маленьких бриллианта. На страусовых перьях, если разложить веер, взгляду откроется сценка из эпохи ампира. Такая вещица в кругу знатоков могла потянуть на три сотни золотых франков.

– Благодарю вас, Маргарет. – Ева взяла веер и, помахивая им, двинулась вдоль стены к лестнице.

– Осторожнее наверху, дорогая, там сняли все светильники!

– Спасибо.

Очень хотелось ускорить шаг, но было нельзя – лишнее внимание ей ни к чему. Поднявшись на балкон, Ева окинула взглядом зал, кивнула наблюдавшей за ней Маргарет. Все так же обмахиваясь веером, прошла по балкону, придерживаясь за перила, и свернула в коридор, ведущий к спальням в западной части особняка.

Теперь счет пошел на минуты. Двадцать шагов до спальни Кетти, от нее еще пятнадцать к потайной двери в хранилище и пять до ближайшего окна, выходящего в сад. Ева скинула туфли, чтобы не стучать каблуками по начищенному до блеска паркету, и пробежала намеченный путь быстрее, чем делала это раньше. Раздвинула портьеры, слегка сощурившись на ясный серебристый диск луны, отомкнула заранее смазанные щеколды на тяжелых оконных рамах, распахнула створки и зафиксировала их, сунув в щели под петлями заготовленные на такой случай изогнутые железные пластины.

У нее все было рассчитано заранее: квартет доиграет польку через минуту, затем будет романс, который Маргарет исполнит для гостей вместе с Кетти, – еще пять-шесть минут, учитывая приготовления. После прозвучит этюд, за ним менуэт, и гости начнут разъезжаться. Времени вполне достаточно.

В лицо дохнуло ночной свежестью и запахом хризантем. Лунный свет залил коридор. Масляных светильников на стенах уже не было – Бремен решил поменять их на современные, электрические, предпочитая идти в ногу со временем, как все обеспеченные жители Берна. Поэтому старые лампы сняли, а работы с проводами и подключением должны начаться только в понедельник. Слуги в этой части особняка сейчас отсутствовали. Двое заняты в зале на приеме, еще двое – на кухне. Горничная ожидает в восточном крыле…

Ева остановилась у потайной двери в хранилище – с виду обычная стена, от потолка до середины красивые обои, ниже обоев тянется лепной барельеф, под ним до пола лакированные панели красного дерева. Но если присмотреться, в барельефе на высоте пояса есть небольшая щербатая впадинка. На нее нужно надавить, и фрагмент лепнины слегка уйдет в стену, открыв прорезь для ключа.

Прежде чем приступить к делу, Ева подвернула юбку выше колен, зацепив ее нижний край на талии пришитыми с внутренней стороны крючками. Наряд для приемов был особенный – сделанный на заказ еще при жизни мужа, он имел множество потайных карманов и хитрых складок. Туфли Ева закрепила ремешками на тугой подвязке чулка. Расстегнула бархатный жакет и сунула веер за скрытый под верхним краем юбки широкий кожаный пояс. Успокоила дыхание и только после этого достала ключ.

Но когда она уже собиралась надавить на впадинку в барельефе, послышались голоса. Большинство комнат в особняке Бремена имели хорошую звукоизоляцию – заслуга архитектора. Пение из зала сейчас едва долетало в коридор второго этажа. Ветра на улице не было, поэтому звуки из сада и вовсе не доносились. Неудивительно: в окнах стоят идеально подогнанные под проемы рамы и толстые двойные стекла, а между ними – решетки, выкрашенные в белый цвет. И все окна закрыты на щеколды, кроме одного в коридоре. Снаружи все выглядит пристойно и красиво, но на самом деле служит целям безопасности. Вору так просто не разбить стекло и не пролезть внутрь. Дом Бремена – неприступная крепость, если вор не находится внутри.

Ева опять занервничала. Голоса были мужские, и кажется, они приближались, доносясь из-за угла. А вдруг это хозяин вместе с русским решил заглянуть в хранилище? Вышли из кабинета и направляются сюда… Если что, можно сослаться на недомогание, объяснив тем самым открытое окно. А разговор с Маргарет в зале снимет все подозрения.

Она отступила от стены и сделала шаг в сторону спальни Кетти, напряженно прислушиваясь.

Нет. Голоса раздаются из кабинета Бремена. Видимо, дверь осталась открыта, а разговор вдруг пошел на повышенных тонах – отсюда обманчивое впечатление, будто мужчины перемещаются по коридору. Ева решила убедиться в этом и двинулась вперед. Осторожно выглянула из-за угла. Коридор в западном крыле опоясывал этаж и имел два выхода в зал: через балкон и боковую лестницу.

Ну вот, все, как она и предполагала. Дверь в кабинет была приоткрыта. На столе у Бремена горела лампа, локоть хозяина опирался на зеленое сукно. В щель между наличником и дверью также были видны ноги Аскольда, сидящего в кресле напротив стола.

– И вы ему отказали? – уточнил русский.

– Да!

– Почему решили рассказать об этом мне?

– Я… – Голос у Бремена был очень взволнованный. – Вы можете защитить меня и мою семью?

– Такой вопрос не решается за пятнадцать минут до конца приема. Обычно вы провожаете…

– Черт с ними! – Бремен дал петуха. – Гостей проводит жена. Умоляю вас, Пантелеев, подумайте прямо сейчас. Мне нужны гарантии! Только вы и…

Русский резко поднялся из кресла, повернулся к двери. Ева отпрянула за угол. Но прежде чем дверь в кабинет захлопнулась, Бремен с придыханием произнес:

– Уверен, гибель Ларне под колесами дилижанса – спланированное убийство! Это они…

Ева затаила дыхание. И что все это значит? Раньше она не видела хозяина особняка в таком состоянии. Он хороший семьянин, заботливый отец и знаток искусств. Респектабельный господин, у которого консультируются музеи. У него своя приличная коллекция дорогих картин и прочих исторических ценностей, связи на аукционах. Впрочем, на подпольных тоже. Но кто не без греха?

Сердце быстро билось в груди. Больше медлить нельзя! Ева вернулась к двери в хранилище и надавила на потайную впадину.

Комнату, где она уже однажды побывала с Кетти, заполнял мрак. Надо отдать должное юной дочери хозяина, которая рассказала Еве все про особняк и даже показала, где находится фонарь. Собственно, Кетти сыграла главную роль в приготовлениях Евы к краже. Девочке всегда хотелось иметь старшую подругу. Они познакомились случайно на выставке импрессионистов, где Ева присматривала жертву среди коллекционеров. Но получилось так, что Кетти сама навязалась, затем представила ее родителям – Маргарет была очарована общением с баронессой, Рудольф поражен ее познаниями в живописи. В общем, Ева сумела произвести впечатление. Последним доводом стал титул, которым она владела по праву.

Она сняла с крючка на стене фонарь, чиркнула спичкой, убавила яркость в горелке и, прикрывая свет полой жакета, подошла к сейфу.

А ведь ей, когда выходила замуж, было столько же, сколько сейчас крошке Кетти. Но почему-то кажется, прошло не пять лет, а целая вечность. Жизнь упрямо заставляла Еву учиться на своих ошибках. Не будь она тогда столь наивной девочкой, попавшей в безвыходное положение, возможно, поступила бы иначе и сейчас не стояла бы здесь, расплачиваясь за долги покойного мужа.

Она коснулась циферблата механического замка на дверце огнестойкого сейфа, вмурованного в стену. Легко набрала комбинацию, подсмотренную в блокноте на столе в кабинете Бремена, и отомкнула замок.

Денежные ассигнации, перетянутые лентой, лежали в верхней ячейке, на полке ниже – пара шкатулок с драгоценностями, какие-то письма… Все это мелочь. Картины – вот истинная ценность. Похищенные и после выкупленные на подпольных аукционах ценнее вдвойне.

Ева потянулась к картонному тубусу, куда обычно запаковывают полотна, но вдруг остановилась, вновь вспомнив о Кетти. Одно дело – украсть картины у какого-нибудь противного старика, другое – обмануть ни в чем неповинного ребенка, из дружеских чувств доверившего тебе свои и отцовские тайны…

Кетти нравилась Еве, с ней было легко, с ней она чувствовала себя старшой сестрой.

Ее начало лихорадить от отвращения к себе. Неужели проснулась совесть? У Кетти все будет хорошо. Ну поругают, может быть, накажут как-то. В любом случае она не станет беднее. Папа заработает и купит новые картины. На ошибках учатся, пусть эта будет ее единственной.

Ева решительно взяла тубус, но услышала шорох шагов в коридоре и, погасив фонарь, отступила в противоположный от сейфа угол, где на огромном, почти в два человеческих роста, мольберте под старой продранной портьерой стоял незаконченный неизвестным художником семейный портрет Бременов. Это было единственное место, где можно укрыться на некоторое время. А потом, если хранилище не запрут, она тихо выскочит в коридор и оттуда улизнет через окно.

Сквозь дыры в портьере виднелись вход в хранилище и две фигуры, тихо переступившие порог.

Если это Бремен и русский, почему они молчат, не зовут на помощь слуг, а крадутся, будто воры?..

Недоброе предчувствие охватило Еву. Фигуры были одинакового роста, высокие, крепкие, выглядели сильнее, чем Аскольд, и в их движениях было что-то хищное, словно они не люди, а звери в человеческом обличье. А ведь русский силой не обижен. Чего нельзя сказать о Бремене – приземистом пожилом мужчине, давно не бравшем в руки гири и гантели.

Яркий узкий луч фонаря мазнул по портьере, за которой пряталась Ева. Она чуть не выдала себя, вовремя подавив желание бежать. Неизвестные грабители направились к сейфу. На них были маски, скрывавшие лица, и котелки. Один опустился на колено, поворошил бумаги на полках и обернулся, снова направив фонарь на портьеру.

И тут в коридоре прозвучал голос Бремена:

– Кто здесь?!

Метнувшийся луч выхватил из сумрака лицо хозяина особняка, замершего в проеме, заставил его зажмуриться и закрыться руками. Что-то свистнуло, рассекая воздух, – Бремен вздрогнул, захрипел, по-прежнему заслоняясь ладонями от света. Только теперь в одной из них торчала черная рукоять метательного ножа, пригвоздившего кисть к шее.

Ева многое повидала в жизни, но сейчас вскрикнула. Бремен начал заваливаться назад, сумел сделать шаг и налетел спиной на стену в коридоре, после чего сполз на пол. Его белоснежная рубашка начала пропитываться кровью, и только тогда Ева окончательно осознала, что хозяин особняка мертв.

Женский крик – все-таки оружие. Крик позволил ей выиграть драгоценные мгновения. Остолбеневшие от неожиданности грабители вышли из ступора, когда на пороге появился Аскольд. Он уклонился от брошенного в него метательного ножа так, словно это для него привычное дело, и прыгнул на ближайшего грабителя.

Второй мужчина в маске почему-то не стал вмешиваться в драку, он повернулся к стене, выхватил из-под полы пиджака, как показалось Еве, блестящую дубинку и зачем-то согнул ее. Раздался щелчок – дубинка в полутьме стала похожа на пистолет. Но выстрела не последовало. Вместо пули из ствола бесшумно вырвалось бледно-синее пламя. А может, это было и не пламя вовсе, а светящаяся жидкость, струей ударившая в стену. Мужчина плавно повел руками, очерчивая круг, и штукатурка на стене зашипела, стала чернеть, как фотобумага, на которую пролили кислоту. Спустя пару мгновений он ударил в стену ногой, отчего вылетело несколько кирпичей, а его нога ушла в прореху и застряла.

Другого шанса не будет! Ева кинулась к выходу, возле которого Аскольд сцепился с метателем ножей. У русского получилось достать незнакомца кулаком в челюсть и после провести апперкот – Ева узнала название этого удара от мужа, любившего бывать на подпольных боях без правил.

Ей оставался шаг до выхода, когда падающий незнакомец, которого нокаутировал Аскольд, резко взмахнул рукой, будто в поисках опоры, и заехал Еве в нос. Она даже вскрикнуть не успела, а когда очнулась, поняла, что лежит на полу и рядом с ней сопят двое мужчин, готовых убить друг друга.

Похоже, апперкот не выручил русского. И похоже, она сама на время отключилась, потому что ситуация изменилась в корне. Теперь незнакомец был в лучшем положении: он умудрился сбить Аскольда с ног, сидел на нем сверху и душил локтем, прижимая к полу. А русский бил противника коленом в поясницу и хрипел.

Второй незнакомец, проделавший в стене дыру, смог наконец расширить прореху руками, вытолкнув новые кирпичи из кладки, и высвободиться. Именно в этот момент Ева оказалась на ногах и что было сил врезала фонарем по голове душителю. Звякнула колба, брызнуло стекло. Душитель обмяк, Аскольд шумно втянул воздух ртом, повалив противника на пол.

Дальше Ева не смотрела, кинулась по коридору к раскрытому окну. Выбросила в него похищенный тубус и быстро перелезла через подоконник на карниз, откуда спрыгнула в кусты. Не обращая внимания на поцарапанные ветками ноги, подобрала тубус и побежала через сад к калитке в ограде. Выскочила через нее на тротуар и замерла.

На улице было пусто.

Но этого не может быть! Фогт обещал, что ее будет ждать фаэтон. Он обещал! Он никогда не подводил покойного мужа и всегда держал слово!

Ева направилась сначала к центру города, затем повернула назад, сообразив, что в центре ей делать нечего.

Огнем горели исцарапанные ветками ноги, болел разбитый нос, но больше всего беспокоила шея – будто это ее душили, а не Аскольда пару минут назад в хранилище.

Она вновь встала как вкопанная, осознав, что с шеи исчез медальон, который был у нее с младенчества. Даже в сиротском приюте ей удалось его сберечь, но, вероятно, незнакомец, когда взмахнул рукой и разбил ей нос, одновременно сорвал цепочку.

Ева ощупала шею, жакет, блузку. Нет, медальон не застрял в складках одежды, скорее всего, он остался в хранилище. Она в отчаянии хлопнула себя по бедрам и поняла, что маячит на улице в свете фонарей растрепанная, с подвернутой к талии юбкой. Мигом расправив ее, Ева надела туфли и побежала в темный переулок – как можно быстрее, как можно дальше от проклятого особняка.

 

Глава 3

Ошибка резидента

Аскольд сидел в глубоком кресле, вытянув ноги. В одной руке у него был бокал с коньяком, другой он прижимал к скуле завернутый в полотенце лед. Лишних мыслей не было; прикрыв глаза, он вел диалог с самим собой, выстраивая цепочку событий, случившихся в доме покойного Бремена.

– Не спишь? – В комнату заглянул Горский, хозяин конспиративной квартиры, куда заявился Аскольд глубокой ночью.

– Нет.

– Ты так уже четверть часа сидишь.

– Думаю. Принеси еще лед, а то этот растаял.

Аскольд поморщился, отняв руку от лица, и протянул полотенце Горскому.

Еще при первом их знакомстве куратор велел забыть о субординации в приватных беседах. Чины и звания важны лишь в кабинетах или на плацу. В первое время Аскольд никак не мог перестроиться, обращался к Горскому на «вы» или по чину, но куратор легко вытравил эту привычку, рассказав одну поучительную историю о том, как двое агентов спалились на задании лишь потому, что ставили во главу угла устав. И вообще, он настоятельно рекомендовал прислушиваться к инструкциям, но не стараться их дотошно исполнять.

– Тебе точно врач не требуется? – уточнил Горский. – Вон как помяли…

– Ерунда. Не впервой. Я же лед попросил – если долго держать, утром отека не будет.

– Льда тоже не будет. Холодильный шкаф протек, старый он, а Департамент на такие вещи денег не выделяет, сам знаешь.

Аскольд разочарованно кивнул. В их работе деньги играют не последнюю роль. Ему еще предстоит отчитываться и отписываться за те, которые он вручил Бремену перед смертью, да так и не успел вернуть. Сам едва не погиб, еле ноги унес. И сейчас он главный подозреваемый в убийстве коллекционера.

– А поесть у тебя найдется? – Аскольд сел прямо.

– Поесть найдется. – Горский закинул на плечо полотенце и вытер заляпанные жиром руки о мокрый край. – На примусе приготовил, пока ты тут раны зализывал.

Аскольд вздохнул:

– Неси жрать, а то неизвестно, когда в следующий раз удастся.

Горский скрылся на кухне. Аскольд махнул залпом коньяк, хотя никогда так не делал, и вытянул из кармана за цепочку медальон, больше похожий на кустарно изготовленный жетон: круглый, увесистый, с выгравированным на аверсе узором, напоминающим снежинку. Восемь заостренных лучей, и между ними нанесены черточки, различные геометрические фигурки – треугольники, кружочки… В принципе, красиво смотрится, эстетично. И определенно смахивает на символы.

Что бы это значило? Пиктограмма какая-то. Раньше Аскольд не видел подобных рисунков. Странный медальон. Оборотная сторона гладкая, только в центре высверлено углубление. Интересно, для чего?

Услышав шаги, он сунул медальон в карман брюк.

– Вот, – сказал Горский, вернувшись в комнату. Ногой пододвинул банкетку ближе к креслу, поставил на нее тарелку и передал нож с вилкой. – Бифштекс.

Сбитыми до крови пальцами Аскольд взял приборы и принялся за еду.

– Ну и видок, – протянул Горский. – Тебе переодеться надо. Сейчас поищу что-нибудь в гардеробе.

Он снова удалился. Заскрипели дверцы шкафа в прихожей, донеслись слабое бормотание и шорох.

Аскольд мысленно поблагодарил куратора за то, что не спешит с вопросами. Горский был на девять лет старше его, но работал на нелегальном положении еще дольше, пятнадцатый год пошел. Немалый опыт.

Запихнув последний кусок бифштекса в рот, Аскольд поднялся из кресла. Горский как раз вновь возник в комнате и кинул ему чистую рубашку:

– Переодевайся и рассказывай.

– Ага. Коньяка еще нальешь?

– Только немного. – Горский достал из секретера бутылку и второй бокал.

Морщась от боли в ребрах – только бы не трещина, – Аскольд стащил жилетку, затем рубашку с порванным рукавом и принялся надевать чистую.

Горский, усевшись на стул напротив и разглядывая синяки и ссадины на теле агента, недовольно качнул головой, но промолчал. Наполнил бокалы, один протянул Аскольду.

– Угу, – сказал тот, – подготовленные были парни, грамотно работали. Я когда у мертвого Бремена торчащий в шее нож заметил, понял: убийство – их профессия.

– Никогда не начинай с середины. Давай лучше с живого Бремена.

Аскольд поднял бокал, прошептал: «Прими, Господи, его душу…» – и вылил коньяк в рот. Посидел некоторое время молча. Горский, сделав маленький глоток, терпеливо ждал.

– Бремен просил защитить его от неизвестного покупателя бумаг Ларне, – начал наконец Аскольд. – Мы поднялись в кабинет примерно за час до полуночи. До завершения приема оставалось уже немного, десять-пятнадцать минут, по моим прикидкам. Я начал расспрашивать о приметах человека, предложившего сделку. Бремен сказал, что видел его впервые. Обычный человек, лысоватый, под сорок, вот на тебя похож. Одет был в поношенное пальто и мятый костюм.

Горский невольно усмехнулся.

– Да, под это описание можно пятую часть мужского населения Берна подвести, – кивнул Аскольд. – Ясно, что к Рудольфу приходил посредник, который заказчика в глаза не видел. Рудольф отказался сотрудничать, тогда ему озвучили угрозы. Он, видимо, думал весь прием, как поступить. Ему выдвинули ультиматум, посредник обещал явиться за ответом в десять утра. В общем, под конец приема Бремен решился-таки на сделку с нами и повел меня в кабинет. Кстати, он почему-то был уверен, что смерть Ларне – вовсе не несчастный случай.

– Что было дальше?

– Дальше… – Аскольд машинально потрогал припухшую скулу, на которой проступил лиловый кровоподтек. – Я вручил Бремену деньги, он пошел в сейфовую комнату за бумагами, оставив меня в кабинете. Затем был крик. Такой истошный, женский… – Он сглотнул. – У Бремена дом по спецпроекту построен, толстые стены, везде звукоизолирующие материалы, двойные стекла, все дорого и со вкусом, везде уют, но когда она закричала, я чуть не оглох. Представляю, каково было тем, кто оказался поблизости…

– Уверен, что кричала женщина?

– Я даже видел ее мельком. Она мне жизнь спасла.

– Ладно, извини, продолжай.

– Я выскочил на крик. Вижу – в коридоре открытое окно и мертвый Бремен. Я в хранилище, там двое с масками на лицах. Один в меня бросил нож, мы сцепились. Второй что-то такое делал, не вмешивался в драку. Потом бац – стенку ногой проломил. Я толком не понял, как у него это получилось, там же не просто кирпич, там особым раствором все зацементировано. А он ударил и проломил. В общем, я отвлекся на это представление и прозевал подсечку, оказался на полу. Потом появилась эта женщина – пряталась где-то в темном углу, – двинула чем-то тяжелым моего противника по голове и убежала. Я разобрался с убийцей, но в драку вмешался второй. По ребрам мне заехал, выбросив в коридор. Ну и когда я сунулся обратно в комнату, обоих уже не было – ушли через пролом в стене…

– Всё?

– Я заглянул в сейф. Если в нем и были бумаги Ларне, то сплыли с убийцами или с той девицей. Потом хотел забрать деньги у Бремена, но какое там… Слуги и гости сбежались на шум. Я, чтобы не попадаться на глаза, сиганул в пролом – и к ограде. А что мне оставалось делать? Полицию дожидаться?

– Нужно было сразу идти ко мне, а не шататься по городу.

– Я действовал по инструкции, проверялся. Потом пошел к себе, там же саквояж…

Горский встал и вновь открыл секретер.

– Этот?

– Он самый, но…

– Откуда он у меня? – Горский усмехнулся. – Забыл, что куратору по инструкции положен ключ от квартиры оперативника?

Аскольд продолжал смотреть на Горского с немым вопросом в глазах.

– Считай, предчувствие меня не обмануло, – развел руками Горский. – Когда ты отправился на прием, я решил все подчистить в твоей квартире.

– Спасибо, Мишель.

– Не благодари.

– Скажешь тоже, не благодари. Я к своему дому и подойти не смог – полиция улицу перекрыла, у входа толчея… Как они так быстро узнали мой адрес?

Аскольд открыл саквояж: фальшивые паспорта, гримерный набор, ридикюль, аптечка, парабеллум с двумя запасными магазинами и географический атлас Европы. Все было на месте и аккуратно сложено в ячейки.

– Я всегда так делаю, когда операция переходит в заключительную фазу, – пояснил Горский. – Всегда подчищаю за собой и агентами вот на такой случай. У меня что-то подобное было, когда в Бразилии оперативником начинал. Только куратора опытного поблизости не оказалось, ну и… – Он потер белый рубец на шее – память о тех событиях, про которые Аскольду было известно совсем немного. Горский никогда не откровенничал с ним, да и не положено это было по инструкции.

Последовало напряженное молчание. Аскольд не спешил проявлять инициативу раньше времени – пусть теперь куратор решает, что делать дальше. Ведь было у Горского предчувствие, а может, знал что-то, но не успел сообщить – сделку с Бременом изначально планировали на следующей неделе.

Аскольд вынул из саквояжа аптечку и принялся перебирать баночки с мазями. Сковырнул у одной пробку, насадил на спичку тампон из ваты и стал обрабатывать синяки. Уж в этом он знал толк – все-таки пять лет держал первые места по боксу в секции Петербургского технического университета и опыт по залечиванию гематом имел приличный. Затем была служба в уголовном сыске – почти четыре года отпахал, убийц и террористов-народовольцев брать приходилось. А в особое делопроизводство попал по собственному желанию: подал прошение, когда невеста трагически погибла в воздушной катастрофе вместе с семьей и в столице жить стало невмоготу – все о любимой напоминало. Начальство быстро удовлетворило рапо́рт. Было у Аскольда подозрение, что не случайно. Похоже, давно разведчики к нему присматривались: сирота, владеет английским, французским, немецким, неплохо разбирается в международном праве, дружит с техникой, психологически выдержан, морально устойчив, без вредных привычек – так… ну, почти так было записано в его личном деле, куда однажды удалось заглянуть. Практически идеальная кандидатура на должность агента-нелегала.

– Кто эта женщина, мысли есть? – наконец спросил Горский.

– Да. – Аскольд закупорил баночку с мазью и вернул ее в аптечку. – Всего на приеме было семь женщин. Но три из них – дамы пожилые и довольно упитанные, а в хранилище была стройная шустрая особа. Маргарет Бремен тоже исключаю из списка – она высокая, выше меня на пару дюймов, когда на каблуках.

– А если полнота – всего лишь маскировка? Могли же они накладные бока сделать…

– Исключено. – Аскольд назвал имена и фамилии трех толстух, и Горский согласился с доводами, потому что знал, чьи это жены.

В списке подозреваемых остались дочь Бремена, баронесса Ева фон Мендель и госпожа Дюваль, женщина средних лет, супруга банкира, через которого Бремен проворачивал свои аферы с купленными на фондовой бирже акциями.

Для большинства обывателей Рудольф Бремен являлся знатоком живописи, но лишь немногие знали о реальном занятии преуспевающего швейцарца: финансовые махинации были его коньком. Вот откуда дорогой дом, коллекция и связи с людьми из различных деловых кругов, пользующихся незаконными схемами с целью обогащения. А незаконные схемы – объект интереса не только правоохранительной системы, но и иностранных разведок.

– Ты забыл о горничной, – сказал Горский.

– Не забыл. Просто не стал включать ее в список. Конечно, в хранилище было темновато, но цвет кожи я все-таки смог различить.

Горский кивнул. Он знал, что горничная была чернокожей, Бремен привез ее откуда-то из Франции десять лет назад.

– Итак, – сказал куратор. – Ты у нас сыскарь. Какие будут версии?

– Дочь вряд ли пошла на сговор с кем-либо, чтобы насолить отцу. Она любила Рудольфа, он обожал свое чадо. Маргарет тщательно контролировала ребенка на балу, поэтому…

– Согласен. Давай дальше.

– Баронесса Ева фон Мендель. – Аскольд поднял взгляд на Горского. – Вот реальный подозреваемый. Ей двадцать – двадцать три, не больше. Ничего почти о ней не знаю, в круг Бремена вхожа благодаря недавнему знакомству на выставке. Обаятельна, умеет расположить к себе собеседника, хорошо разбирается в искусстве, подружилась с дочерью Рудольфа, часто бывала у него в доме.

– Она точно баронесса?

– Да, ее покойный муж Ричард фон Мендель находился в дальнем родстве с потомками древнего прусского рода, переехавшими в Россию два столетия назад.

– И?

– У меня не было времени проверить ее личность. На это нужен месяц, а то и больше. Пока отошлешь запрос через Вязовского, пока этот запрос примут к исполнению…

– Ладно. Дюваль уже не рассматриваешь?

– У Дюваль было длинное платье с открытыми плечами, и у нее белые, я бы сказал, платиновые волосы. А у той, что была в хранилище, – темные, как у Мендель. Дюваль шагу не может сделать без разрешения мужа, он ее в туалетную комнату водит лично. Когда ей было переодеться и на длительное время остаться одной?

– А если она в сговоре с супругом?

Аскольд покачал головой:

– Она подходит под описание, но… Нет, Мишель, не тянет она на решительную женщину, способную впустить в дом грабителей и забраться с ними в хранилище. Она скорее покорная тень банкира Дюваля.

– Хорошо. Допустим, баронесса провела в дом двух грабителей через окно. Они вскрыли сейф, вдруг пришел Бремен. Его убили ножом. Появился ты. Зачем она тебя спасла? И почему кричала?

– Вот тут у меня тоже вопрос. Может, они что-то не поделили? Добычу, например. Она поругалась с сообщниками. А крик был реакцией на убийство.

– Возможно, изначально убийство не планировалось, но Бремен оказался в ненужный час в ненужном месте, и твоя спасительница вдруг передумала действовать сообща с грабителями.

– То есть мы сводим все к версии банального ограбления? Никак не связываем просьбу Бремена о защите и его заявление насчет смерти Ларне с этой троицей?

– А ты думаешь, что грабители и незнакомка пришли именно за бумагами Ларне?

– Если бы я знал, что в тех бумагах, я бы смог более четко выстроить версию. Сейчас главное – не взять ложный след.

Горский молчал. Аскольд смотрел на него, пытаясь понять, известно ли куратору, какие документы собирался продать русской разведке Бремен.

– Я не знаю, что было в бумагах, – заговорил наконец Горский. – Глава резидентуры в Париже об этом тоже может не знать. Скажу лишь, операция на личном контроле у императора. Важность документов неоспорима. Но искать похитителей нет времени.

– Тогда мы в тупике, – вздохнул Аскольд. – К утру бумаг не будет в Берне…

– Нас тоже не будет. – Горский вновь полез в секретер за коньяком. – Полиция начнет копать под Бремена и уже копает под тебя. Рано или поздно они выяснят, кем на самом деле был покойный, чем занимался, и выйдут на нашу фирму. Дальше сложить два и два будет проще простого.

Аскольд не ожидал такого поворота, он рассчитывал на поддержку куратора. То есть считал, что они с Горским выработают алгоритм действий и в ближайшие часы отправятся на поиски бумаг.

– Э-э… – Аскольд все-таки решил не озвучивать мысли. – Куда едем?

– В Париж, на доклад к Вязовскому. – Горский поставил перед ним наполненный коньяком бокал. – Выпей еще и постарайся поспать хотя бы пару часов. А я пока таксо закажу на утро.

– Но пытаться сесть на дирижабль очень рискованно. Полицейский контроль на летном поле наверняка будет усиленный. Если меня вдруг опознают в воздухе, с дирижабля не сбежать.

– А кто сказал, что таксо отвезет нас на летное поле?

Аскольд уставился в спину куратора – действительно, с чего он взял, что Горский хочет выбраться из Швейцарии по воздуху?

– Более того, – куратор обернулся в дверном проеме, – сначала поедем на юг, вглубь страны, а там решим, на чем лучше отправиться в Париж.

Аскольд остался в комнате один. Собрался было глотнуть коньяка, но пить расхотелось – во второй раз по нелепейшей случайности погиб ценный источник информации. Покинуть Берн, не вернув бумаг, означает поставить крест на карьере нелегала, начавшейся чуть больше месяца назад. Но задержаться в городе – значит не подчиниться приказу куратора, которого он тоже подвел под удар…

Он перебрался из кресла на узкий гостевой диван рядом с секретером, одну руку подложил под голову, другой нащупал медальон в брючном кармане.

Если выяснить, есть ли связь между незнакомкой и грабителями, можно установить истинный мотив их поступков и попытаться взять след. Но Горский прав – на расследование времени нет. Им нужно уходить из города, и как можно скорее, пока не угодили за решетку.

Аскольд вытащил из кармана медальон и в очередной раз внимательно осмотрел его.

Чей же ты? Убийцы, его напарника, незнакомки? Или лежал в сейфе у Бремена вместе с бумагами Ларне?

 

Глава 4

Кошмар продолжается

– Их там не было, Лео! – повысила голос Ева. – Не было!

Леопольд Фогт спокойно выдержал ее взгляд и приказал:

– Нико, выясни, куда эти бездари слиняли.

Хлопнула дверь, по железной лесенке забухали шаги – Нико покинул каморку, где остались Ева, Леопольд и еще двое парней, готовых выполнить любое распоряжение главаря.

Сказать, что Фогт был удивлен, – не сказать ничего. Он был в ярости. Своих людей пожилой вор держал в железном кулаке. В преступном мире Берна его боялись и уважали, любили и ненавидели, но четко знали: слово Фогта нерушимо и его люди поставят на ножи всякого усомнившегося в этом. Невыполнение поручения главаря в банде приравнивали к предательству и карали смертью.

– Ева, девочка моя, я все выясню, не сомневайся, – все в той же спокойной манере пообещал Фогт.

– Не сомневаюсь, – бросила Ева и вновь завелась: – Меня чуть не пришили в том доме! Я еле ноги унесла! А эти… эти… – От беготни по городу в горле у нее пересохло.

– Томас, дай ей воды, – велел Фогт.

Один из парней за его спиной наполнил кружку из кувшина на столе и поднес ее Еве, которая тотчас принялась жадно глотать воду.

– Еще, – выдохнула она, прикончив кружку.

Томас повторил. Ева выпила вновь, собралась попросить третью, но Фогт отрезал:

– Достаточно.

Ева удивленно заморгала, будто забыла, где находится и на кого только что повышала голос.

– Говори. – Фогт сцепил пухлые пальцы в замок, опершись локтями на щербатую столешницу.

Каморка вора находилась под крышей каменного пакгауза возле Нидеггской церкви в старой части Берна. Чтобы добраться сюда, Еве потребовалось немало времени и сил. Она оказалась на улице без денег и документов. Сторонилась редких прохожих и спешащих в центр города и обратно паровых таксо – не хотела кому-нибудь попасться на глаза, и больше всего боялась преследователей. В каждом шорохе за спиной, в звуке шагов и шелесте колес ей мерещились те двое в масках, с которыми пришлось столкнуться в хранилище.

У нее на глазах было совершено хладнокровное убийство. Ева нисколько не сомневалась: не появись русский вовремя, незнакомцы прикончили бы и ее.

– Я добыла картины. – Она коснулась нижнего конца тубуса, висевшего на тесьме за спиной. – Но отдам их, только когда получу обещанный паспорт и гарантию, что твои люди доставят меня на вокзал.

Фогт кивнул. Томас вновь выступил вперед и выложил на стол британский паспорт. Ева взяла документ, начала листать, склонившись к керосиновой лампе.

– Он настоящий, – вдруг сказал Лео.

– Но… откуда? – Ева изумленно взглянула на него.

– Связи, – уклончиво ответил Фогт.

– Спасибо, Лео. – Она спрятала паспорт в карман жакета. – Надеюсь, мы теперь в расчете?

– Картины.

Ева медлила отдавать тубус. Оглянулась на дверь.

– Нико сейчас вернется и расскажет, почему два урода не встретили тебя возле особняка, – заверил Фогт и повторил настойчивее: – Картины.

Неужели сейчас все закончится? Ева взялась за тесьму на груди. Фогт заберет картины и навсегда ее отпустит. Рассчитавшись по долгам покойного мужа сполна, она освободится от обязательств перед вором и начнет новую жизнь, перестанет опасаться полиции, спокойно уедет из страны…

За дверью на лестнице раздались уверенные шаги. Ева вновь обернулась, отступила в тень, освобождая проход к столу, так и не успев снять тубус.

Фогт вдруг напрягся, подобравшись на стуле, и взялся за лампу.

– Быстро мальчик обернулся, – пробормотала Ева, по-прежнему возясь с узлом на тесьме.

– Это не Нико. Шаги слишком тяжелые.

Осознать до конца сказанное вором Ева не успела. Дверь распахнулась, через порог шагнул высокий мужчина в котелке, маске и с револьвером в руке.

И он сразу начал стрелять.

Первым упал Томас, ринувшийся навстречу незнакомцу. Вторым – парень, имени которого Еве так и не суждено было узнать.

Стрелок быстро давил на спуск и метко клал пули, но Фогт все-таки успел швырнуть в него керосиновую лампу и опрокинуть стол.

Когда стрелок вспыхнул – лампа, угодив ему в грудь, разбилась – и замахал руками, пытаясь сбить пламя, Ева все еще стояла на месте, не в силах пошевелиться. Ее поразил не вид горящего человека, а то, что он молча вертится, не издавая звуков, будто боль от ожогов его не волнует в принципе.

Опрокинутый Фогтом стол сдвинулся. Старый вор зарычал, словно разбуженный в берлоге медведь, толкая его вперед, и сбросил стрелка на лестницу, перегородив проем.

– Уходим, Ева! – Он вскочил на стул, где недавно сидел, и подпрыгнул.

Под потолком что-то лязгнуло – Фогт вытянул, держась за железную скобу, телескопическую лестницу.

В дополнительных приглашениях Ева не нуждалась. Перебирая руками перекладины, она быстро вскарабкалась в открывшийся над головой люк и оказалась на покатой крыше пакгауза. Замерев на миг, осмотрелась, услышала, как сопит, взбираясь следом по лестнице, тучный Фогт, и спросила:

– Куда дальше?

– На южную сторону, – кивнул Лео, высунув голову из проема.

– Но там…

– Бегом!

Ева устремилась к южному краю крыши – на гладкой отвесной стене не было пожарной лестницы, а соседнее здание находилось на приличном расстоянии от пакгауза.

Оказавшись у низкого, по колено, парапета, она обернулась. Сгорбленная фигура Фогта маячила над люком. Чиркнула спичка, заискрился и, змеясь в темноте, к люку сбежал яркий огонек.

Что он делает?!.. Ева сейчас плохо соображала, ее заботило одно: каким образом незнакомцы в масках узнали, что после приема в доме Бремена она встречается с Фогтом.

– Сюда! – Лео подбежал к железному штырю на парапете, едва видневшемуся в темноте.

На штыре был закреплен провод, протянувшийся между домами, – электричество в городе было не у многих, а в старой части и подавно. Ева знала, что провода делают из железа, потому что оно пропускает ток, но при этом к ним нельзя прикасаться голыми руками – ток убьет тебя. Так утверждал муж. Поэтому она полезла в карман жакета за кожаными перчатками, посчитав, что Фогт сейчас предложит ей перебраться на крышу соседнего здания по импровизированной канатной дороге.

– Чего возишься? У нас не больше двух минут.

Фогт взялся за провод голыми руками, коснулся штыря, чем-то скрипнул, легко отгибая железку на себя. При этом раздались характерные щелчки, будто где-то провернулся шестереночный механизм.

– Скорее, иначе взорвемся!

Ева вспомнила змеящийся огонек – так это был бикфордов шнур! У Лео в пакгаузе полно динамита…

Она шагнула к Фогту. Тот обхватил ее за талию, поставил на парапет и опоясал плотной лентой, карабин которой пристегнул к широкому кожаному ремню, выступавшему из-под юбки Евы. Дернул, проверяя на прочность.

– Что ты делаешь?

– Спасаю нас. – Он засопел, возясь с другим карабином, которым хотел сам пристегнуться к тросу. – Твой непутевый муж… – Фогт засопел громче – застежка карабина не поддавалась, – хоть и был бароном, но оставался честным фраером до конца. Однажды он спас мне жизнь… – Толстяк сжал руками карабин, закряхтел от натуги, пытаясь продавить застежку, но та опять не поддалась.

На противоположном краю крыши мелькнула тень.

– Они здесь! – прошептала, встрепенувшись, Ева.

Фогт оглянулся, и тогда в ночи замелькали вспышки выстрелов.

Следом за первой фигурой на крыше показалась еще одна, за ней другая. Троица поднялась по пожарной лестнице с северной стороны пакгауза.

Ева не успела толком сообразить, что случилось с Фогтом. Он вздрогнул, будто в спину ударили кулаком, кашлянул:

– Мы в расчете, Ева, – и толкнул железный штырь от себя.

Глаза вора блеснули в свете луны, и Еву рывком увлекло с парапета прочь.

Она в отчаянной попытке протянула руки к быстро удаляющейся фигуре Лео, но было поздно.

Со скоростью курьерского поезда ее перенесло на крышу соседнего с пакгаузом дома. Ева больно ударилась ягодицами, потом спиной, даже перекувырнулась через голову, врезалась в чердачную надстройку и остановилась, запутавшись в жгутах, которые в темноте приняла за провода.

На самом деле на боль и катапульту, оборудованную вот на такой случай, ей было плевать. Все внимание Евы было приковано к пакгаузу, где остались Фогт и три устремившиеся к нему фигуры.

Незнакомцы добрались до середины крыши, когда та вдруг медленно вздулась. Ева ощутила толчок. Вор упал на парапет – не ясно было, свалился с крыши или нет. Яркая огненная вспышка озарила небо над пакгаузом: в воздух взметнулись куски жести, обломки перекрытий, кирпичи. И вместе с ними прочь умчалась слабая надежда на то, что Фогту удалось спастись.

Порыв горячего воздуха ударил Еве в лицо, заставил отвернуться и закрыться рукой. А когда поток схлынул, над пакгаузом столбом поднимался черный едкий дым и в нем плясали языки огня.

В часовне Нидеггской церкви тревожно зазвонил колокол. Ева нащупала дрожащими пальцами карабин на ремне, отстегнулась и полезла в чердачное окно с одной лишь мыслью: нужно скорее добраться до вокзала, срочно убраться из Берна, уехать из страны…

 

Глава 5

Скорый до Женевы

Несмотря на раннее утро, путешественников и провожающих на вокзале было полно. Но еще больше было полицейских. И стоило отметить, что основная масса блюстителей порядка находилась на перронах, откуда уходят поезда за границу.

Пока Горский покупал билеты, Аскольд успел приобрести свежую газету и узнать о себе много нового: в колонке криминальной хроники даже его портрет имелся. Правда, не совсем четкий, обладавший лишь поверхностным сходством с оригиналом. Видимо, полицейский художник рисовал его со слов присутствовавших на приеме у Бремена гостей. Но и этого вполне хватило бы, чтобы какой-нибудь наблюдательный господин в толпе опознал Аскольда, не будь тот в гриме.

– Идем, – к нему подошел Горский, – наш поезд через пятнадцать минут, – и поправил на переносице пенсне в золотой оправе.

– Вот, полюбуйся. – Аскольд протянул ему газету. – Они пишут, что я цинично расправился с Бременом, долго и тщательно готовил убийство. Мне светит виселица. И заметь, ни слова о женщине и других подозреваемых.

Горский бегло просмотрел статью и кивнул.

– Да, ситуация хуже, чем я думал. – Он свернул газету и протянул ее Аскольду вместе с билетом. – Едем на женевском скором до Фрайбурга, но в разных вагонах.

– Почему?

Впрочем, Аскольд понял причину, взглянув на билет: люксовый скорый поезд «Король Георг», первый класс, отдельное купе. Билеты на него обычно раскупаются заблаговременно – в Швейцарии всегда хватает желающих с комфортом отправиться в Альпы.

– Ого! – воскликнул он. – Кто-то снял бронь?

– Да. Три места освободились. Причем какая-то наглая дамочка, оттолкнув меня, взяла билет именно в твой вагон.

– Это ж в какую сумму нам встанет поездка?

Горский лишь отмахнулся. Взял Аскольда под локоть, увлекая в сторону афишной тумбы, и громко попросил на немецком обратить внимание на объявление о том, что завтра в Берн приезжает Императорская русская опера, гастролирующая по Европе. На сцене будет петь Шаляпин. Аскольд хотел было поинтересоваться, к чему все это, но вовремя заметил двух полицейских, неспешной походкой направлявшихся им навстречу, зацокал языком и ответил Горскому с сожалением, что, мол, как всегда, не повезло, пропустит такое представление.

Полицейские, не обратив на них внимания, прошествовали мимо. Аскольд осторожно ощупал накладные усики и бородку, с немым вопросом повернулся к Горскому.

– Грим в порядке, – прошептал тот. – Пошли.

Спустя пару минут они были на перроне. Мимо сновали носильщики, катились паровые тележки, груженные чемоданами, за которыми спешили пассажиры «Короля Георга».

– У меня третий, у тебя последний вагон, – сказал Горский. – Как из города выберемся, приду к тебе, поговорим.

– Хорошо, – кивнул Аскольд и направился в конец состава.

– Поторопись. А то маневровый уже отцепили.

Аскольд, не оборачиваясь, ускорил шаг.

Купе оказалось шикарным. Другого слова он просто подобрать не смог. Тут было все: мини-кухня с баром, туалетная комната, спальня и огромный, во всю стену, платяной шкаф. И даже телефонный аппарат для связи с кондуктором. По стилю отделки и материалам купе не уступало люксу в дорогой гостинице, проигрывало разве что размерами комнат.

Всего таких купе в вагоне было пять. Вагонов в поезде – девять, и все первого класса, соединенные между собой тамбурами-переходниками, прикрытыми от дождя и ветра плотными каучуковыми уплотнителями, которые железнодорожники почему-то обозвали странным словом «суфле». Люксовыми поездами в Швейцарии пользовалась в основном богатая деловая публика, не зря девизом компании, владевшей «Королем Георгом», был слоган: «Мы ценим ваше время, дарим скорость и комфорт».

Аскольд, поставив саквояж на кухонный столик, подошел к окну. «Скорость и комфорт», – повторил он про себя и усмехнулся. Конкуренция с воздушным флотом в полный рост. К тому же аэрофобия, новая болезнь наступившего столетия, не делит людей на бедных и богатых. Дирижабли и бипланы, конечно, способны перелетать через океан быстрее, чем то же расстояние преодолеют корабли, но авиастроители пока не могут себе позволить подобные каюты и обеспечить пассажиров сервисом высшего разряда. Хотя кто знает, технический прогресс не стоит на месте. Вон в матушке России уже начали пассажирские самолеты строить, один «Русский витязь» Сикорского чего стоит – два двигателя, грузоподъемность больше тонны…

Он скинул дорогое пальто, пиджак, переложил документы в саквояж. Вытянул за цепочку серебристый хронометр, посмотрел, который час, и оставил хронометр на столе.

Ехали они с Горским под личинами немецких предпринимателей. В Швейцарии у куратора была зарегистрирована юридическая фирма, где Аскольд, а точнее, Адольф Пройсс, как было записано в фальшивом паспорте, числился помощником генерального директора.

М-да, Горскому не откажешь в умении с выгодой использовать служебное положение. Впереди пусть недолгая, но приятная поездка в одном из самых дорогих поездов Европы… Аскольд извлек из наплечной кобуры парабеллум, положил на газету и заглянул в бар: алкоголь только лучших марок. Будет чем скрасить беседу, но главное – сразу не налегать на спиртное.

Перрон за окном плавно поплыл в сторону. Аскольд качнул головой – какой тихий ход, ни толчков, ни скрипа колес, ни шума локомотива… Сквозь стекло прорвался слабый гудок, ветер донес обрывки шлейфов дыма и пара. Мимо его окна, обгоняя поезд, пробежала женщина. Аскольд не успел разглядеть лица, но она явно что-то выкрикивала. Может, опоздала к отбытию и просила задержать состав?

Он вновь полез в бар, однако любопытство пересилило. Чтобы рассмотреть, куда направилась женщина, пришлось придвинуться к стеклу почти вплотную. Так и есть, кондуктор помог ей запрыгнуть на подножку. Одета вроде весьма прилично, Аскольд сказал бы – по последней моде: светлая юбка из плотного дорогого атласа, гармонирующий с ней кремовый жакет из дубленой кожи с меховой оторочкой, шляпка-букет. Но почему эта женщина едет без сумок и чемоданов? В руке у нее был лишь кожаный пенал – в таких перевозят астрономические телескопы.

Аскольд ухмыльнулся, вспомнив сюжет одного детективного романа, где любовники могли встречаться только в поезде: главный герой был промышленником и женился по воле родителей на богатой наследнице, чтобы вывести из кризиса бизнес отца. С героиней, которая была замужем, он познакомился на деловой встрече, а потом случайно оказался с ней в одном поезде, который и стал в дальнейшем местом их тайных свиданий. Героиня увлекалась астрономией и мечтала о полетах к звездам. Герой обещал построить ей космический аппарат и… Ладно, вполне возможно, здесь происходит что-нибудь подобное. Аскольд проверил, хорошо ли заперта дверь, и опустился на сиденье у окна.

Поезд набирал ход. За стеклом уже тянулись ряды приземистых домиков с черепичными крышами, терявшимися в ковре разноцветной листвы, – осень вступала в свои права, перекрашивая все вокруг. Старый город Берн сейчас выглядел как на открытке, отретушированной умелым художником.

В купе вновь проник слабый сигнал локомотива. На склоне холма показался сгоревший пакгауз, в небе над ним расползалось облако сизого дыма.

Пожар случился ночью, отметил Аскольд, но потушили только к утру, поэтому над пепелищем дым еще не развеялся. Он даже почувствовал слабый запах гари, проникший в купе с улицы.

Взгляд упал на газету. Аскольд вспомнил о сообщении в колонке криминальной хроники и развернул страницы. Ага, вот оно что – примерно в два часа ночи в промышленном квартале на старом складе случился взрыв. Ему предшествовала короткая перестрелка. На месте пожара найдены шесть обгоревших тел, не поддающихся опознанию. По предварительной версии полиции, причиной взрыва стали разногласия между бандами, борющимися за влияние в рабочем квартале. Информация уточняется.

В дверь требовательно постучали.

– Кто?

– Свои!

Аскольд узнал голос Горского, но на всякий случай накрыл газетой парабеллум и только тогда разблокировал замок.

– Проходи. – Он вернулся к окну.

Горский запер купе и сразу полез в бар.

– Что будешь – водку, коньяк или вино?

– Ничего, спасибо. – Аскольд небрежно закинул ногу на ногу и уставился в окно.

– Чего так?

– Успею. Закажи лучше кофе и завтрак на две персоны.

Горский с сожалением кивнул, спрятал бутылку водки в бар и связался по телефону с кондуктором.

– Ну, ты уже обдумал, что скажешь Вязовскому? – спросил куратор, когда дверь за кондуктором закрылась. – Рекомендую заранее подготовить рапорт.

На столе появились серебристый термос с горячим ароматным кофе и подносы с едой: Аскольд заказал яичницу и свежие огурцы, Горский пожелал отведать немецких колбасок, сырное ассорти, а в дополнение к кусочку торта, поданного к кофе, взял розетку вишневого варенья с ягодами.

– Пожалуй, все-таки выпью, – решил он и опять полез в бар за бутылкой.

Аскольд пододвинул к себе тарелку – странный намек на заранее подготовленный доклад ему не понравился.

– Твое здоровье! – Горский отсалютовал рюмкой, выпил и принялся за колбаски. – Чего молчишь?

– Жду.

– Чего?

Аскольд оторвался от еды, скрестив над тарелкой нож с вилкой.

– Хочу понять, на что намекаешь.

– Сразу видно, что ты сыщик, а не разведчик. – Горский вновь потянулся за бутылкой. – Я тут поразмыслил. Если Бремен говорил, что смерть Ларне не случайность, какие выводы из этого можно сделать? – Он наполнил рюмку, выпил и уставился на Аскольда.

Тот пожал плечами:

– Ну, что кто-то еще в курсе наших дел с Ларне и решил его устранить. Ларне ведь мертв, его уже не спросишь. Что в бумагах, мы с тобой не знаем.

– Верно. Бремен согласился продать тебе бумаги и тоже умер. Теперь свяжи эти события и хорошо подумай – как такое возможно? И еще подумай о том, что случилось в Берне. Кстати, учти, в нашей конторе пока никто об этом не знает.

– Ага, сначала погиб, то есть был убит Ларне, за ним Бремен… Хочешь сказать… – Аскольд откинулся на спинку стула. – В конторе действует предатель?

– Именно. – Горский налег на колбаски и добавил с набитым ртом: – Наша задача сейчас – понять, кто сливает информацию. Вязовский не присутствовал на аэровокзале при встрече Ларне в Париже. Там были задействованы шесть агентов. Порядок и правила операции Вязовский изложил нам лично за час до начала. Вывод?

– Как-то грубо у тебя получается, – после паузы сказал Аскольд. – Сам же говорил: дело на контроле у императора. Может, утечка произошла в России?

– Нет. Утечка была у нас. Слишком быстро действуют противники. Фактически тебя подставили. Я пусть косвенно, но тоже попадаю под подозрение. И когда мы явимся в Париж, Вязовский примет меры.

– Нас что, арестуют? – Аскольд не понимал, какие меры может принять их Департамент против нелегалов. Они находятся под прикрытием на территории чужой страны, штаб-квартира не располагает законными инструментами воздействия на агентов и даже будет всячески открещиваться от них, если их раскроют.

– Изолируют, если доберемся в штаб-квартиру. Вязовский, подчиняясь внутреннему регламенту службы, станет выяснять все обстоятельства операции и вынужден будет нас отстранить на время от работы… А может, нас сразу устранят, – спокойно сказал Горский и собрался налить себе еще водки.

Но Аскольд убрал бутылку раньше, чем куратор смог коснуться ее рукой.

– Как это «устранят»? Кто?

– Бутылку верни. – Тон Горского изменился, стал более жестким.

– На вопросы ответь.

– Все просто, – быстро смягчился Горский. – Устранят – значит, убьют. Кто? Конечно, предатель. Вряд ли сам, скорее подошлет тех двоих в масках. Ну или кого-то еще. – Он забрал у Аскольда бутылку, плеснул в рюмку. – Поэтому предлагаю обсудить возможные варианты развития событий в Париже.

– Ну хорошо. – Аскольд отодвинул тарелку (есть совсем расхотелось). – Какие у нас варианты?

– Расскажу. Только доем.

Аскольд уставился в окно, где проплывали холмы.

Горский наконец прикончил колбаски, промокнул губы салфеткой и заговорил:

– У меня была похожая ситуация в карьере. Франко-бразильский территориальный спор помнишь?

– Угу.

– Ну вот, тогда меня подставили. Был у России там свой интерес. Подробностей, конечно, не скажу, не взыщи. Я год скрывался от своих, пока не выяснил, кто работал на бразильцев. Случай помог, столкнул с Хосе Батистой, желавшим перебраться в Европу. Он бежал от местных властей, мне тоже надо было в Европу. Он помог мне, я ему. После чего меня восстановили в должности и оставили работать в Швейцарии. И Батисту я успешно в итоге завербовал. Благодаря ему у нас наладилась связь с такими фигурами, как Бремен, и прояснились схемы теневых игроков на биржах. Батиста слегка изменил имя, теперь он Жан-Марк Батист, далеко не последний человек среди венчурных инвесторов.

– Я слышал о нем. Его компания купила SPAD.

– Точно, крупную авиастроительную фирму. Люди Батисты подставили Депердюссена, бывшего владельца фирмы, добились его осуждения за махинации и урвали серьезный контракт от министерства обороны Франции, лишив «Ньюпор-Дюплекс» возможности поставок своих бипланов военным.

Взгляд у Горского слегка осоловел. Он снял пиджак, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, достал из кармана пенал для сигар и кусачки.

– Так вот, именно Батиста назвал мне имя предателя, которым оказался шеф нашей резидентуры в Колумбии. В Департаменте тогда много шума было, головы летели… А, ладно. К чему я все это? – Он обрезал кончик сигары и взял спички. – Мне пришлось исчезнуть на время, когда я попал под подозрение в Бразилии. Но это не было выходом из положения – Департамент по-прежнему считал меня предателем. И вот тогда я вынудил действовать настоящего предателя, засветив свою связь с Хосе. – Горский указал на белый рубец на шее. – Меня хотели убрать, что почти удалось. Мне крупно повезло, предатель поверил в мою смерть, после чего я благополучно перебрался в Европу и разоблачил его.

– Понял. Но почему ты уверен, что наша контора будет считать предателем меня да при этом еще и косвенно подозревать тебя?

– Аскольд, ты вроде неплохой аналитик. Ну, смотри: провал при встрече Ларне в Париже, после чего мы возвращаемся в Швейцарию, где погибает Бремен. Мы снова едем в Париж…

– Достаточно. Операцией в Париже руководил ты. Операцию в Берне осуществлял я, но под твоим надзором.

– И? – Горский одобрительно взмахнул рукой – мол, продолжай.

– После Парижа никто из агентов, кроме самого Вязовского, не знал, что мы оба работаем по бумагам Ларне. Следовательно, все стрелки сходятся на нас.

– Точно!

– Получается, нам с тобой, чтобы оправдаться перед конторой, нужно выявить предателя. Но это можно сделать только одним путем: заставить его действовать.

– Именно. – Горский, довольный рассуждениями Аскольда, раскурил сигару. – Только нужно учитывать одно важное обстоятельство…

– Бумаги Ларне должны быть у нас.

– Браво!

– Но как вынудить противников совершить ошибку? Как заставить их думать, что бумаги Ларне у нас? Только в этом случае, ставя себя на их место, я предпринял бы активные действия, невзирая ни на что…

– Все верно. И я так рассудил. Поэтому телеграфировал Вязовскому, что мы будем с бумагами в Париже через сутки.

– Толково, – признал Аскольд. – Если предатель находится в штаб-квартире, он засуетится, попытается нам помешать. Однако… вдруг наши конкуренты не поверят, что бумаги Ларне у нас? Может, бумаги давно у них?

– О, – Горский пыхнул сигарой, – тут такое дело… Помнишь барышню, которая тебя спасла в доме Бремена? А что, если она никак не связана с нашими конкурентами? Оказалась в хранилище совсем по другой надобности. Ну, авантюристка она, решила ограбить Бремена. Сам же говорил – хорошо разбирается в искусстве и все такое. Допускаешь?

– Не уверен, но пусть будет так.

– И вот эта барышня по ошибке стащила из хранилища бумаги, за которыми приходили те двое, убившие Бремена. То есть заказчик, отправивший наемников на дело, вполне может решить, что бумаги у нас, понимаешь? И что же тогда?

– Тогда он станет охотиться за нами.

Аскольд озадаченно смотрел на Горского, который только что заставил его проанализировать ситуацию и сделать верный вывод. А ведь сам он даже не рассматривал подобную версию событий. Как же так? Упустил… По специальности сыщик, неплохой аналитик, за годы в уголовке научился подмечать важные детали, но куратор оказался умнее…

Захотелось показать Горскому найденный в хранилище Бремена медальон, спросить, что он думает по поводу необычной вещицы, которая на первый взгляд вовсе не представляет ценности, если говорить о металле… И тут до Аскольда вдруг дошло:

– Выходит, ты и меня подозревал?

– Конечно, – Горский непринужденно улыбнулся, – подозревал. С того самого момента, как у нас мотор забарахлил в авто, когда встречали Ларне. А уж после его гибели и подавно. Портфель Ларне на дороге кто подобрал?

– Я…

– Вдруг и бумаги вытащил? Я и квартиру твою тщательно обыскал именно по этой причине, пока ты с Бременом встречался. Если бы ты после встречи попытался исчезнуть, тогда…

– Что тогда?

– Но ты не исчез. – Горский повертел головой, не увидел пепельницы и встряхнул сигару над кофейным блюдцем. – Давай выпьем, Аскольд, а?

Аскольд молчал, глядя в окно. Его не то чтобы задело признание куратора в подозрениях и обыске, он больше злился на себя – за то, что слишком легкомысленно отнесся к событиям в Париже и затем в Берне. Ведь даже мысли не возникло о предателе среди своих…

Не дождавшись ответа, Горский налил себе водки.

– Если они клюнут на твою телеграмму, – начал Аскольд, – то…

– Нас постараются перехватить где-нибудь по пути в Париж.

Горский поднял рюмку, но Аскольд не дал ему выпить, указав на окно.

По склону холма скользила тень поезда, а над ней висела еще одна, крупная, вытянутая в форме эллипса. Аскольд вскочил, дернул задвижку, опустил раму и высунулся наружу.

Над поездом висел дирижабль. Аскольд без труда определил тип: «La France 3». Размерами далеко не «Цеппелин» и даже не российский «Рассвет империи», зато самый скоростной аппарат в своем классе в Европе.

Бортовые номера и обозначение авиакомпании на днище кабины были скрыты темной тканью. Но не это настораживало. Боковые двери кабины были отодвинуты, из проемов свисали тросы, а по тросам на крышу вагонов поезда спускались крепкие мужчины в кожаных шлемах, масках и плотно прилегающих очках с круглыми стеклами…

 

Глава 6

Опять этот русский

У Евы не было денег, поэтому, чтобы купить билет и хоть как-то приодеться, ей пришлось расстаться с веером Маргарет. Жалко было отдавать такую вещь за бесценок, но что поделать – в ее положении не до торгов.

Она добралась до вокзала, когда начало светать. Наметанным глазом определила, где толкутся настоящие попрошайки, а где те, кто лишь маскируется под них, а на самом деле промышляет кражами кошельков.

Почти не раздумывая, Ева подошла к чумазому мальчишке и шепнула, что она от Лео Фогта и ей нужно к «смотрителю». Имя Фогта произвело на мальчугана впечатление похлеще удара полицейской дубинкой. Карманник-беспризорник быстро отвел Еву к «смотрителю», которому она и толкнула веер за пятьдесят золотых франков. А после отправилась в лавку мадам Буше близ вокзала.

Лавка работала круглосуточно, на первом этаже был магазин, на втором – мини-отель. Ева купила новые чулки, юбку, жакет в тон и подобрала изящную шляпку-букет.

Не всякий знал, что мадам Буше торгует крадеными и ношеными, но подвергнутыми легкой реставрации вещами. Ева знала, однако ее нисколько не смущал сей факт. На одежду она потратила чуть больше пяти франков. Сняв номер на час, заказала себе завтрак и кофе (такая услуга стоила франк) и стала раздумывать, куда лучше отправиться.

Конечной целью Ева наметила Лондон. Там жила тетка Ричарда, которую она никогда не видела, но слышала о ней много хорошего. Покойный муж считал тетушку истинной леди, постоянно обещал свозить Еву в Лондон и познакомить с ней. Уверял, что тетушка будет от нее без ума, что они непременно подружатся… Ева запомнила адрес.

Но мало помнить адрес, нужно добраться туда без происшествий. Добраться скрытно, обманув преследователей. С людьми в масках она сталкивалась дважды. В первый раз в доме Бремена, куда они заявились, явно не подозревая о ее существовании. А вот во второй… Похоже, эти незнакомцы пришли в пакгауз целенаправленно за ней.

Что же им нужно?..

Ясно было одно: каждая лишняя минута в Берне может стоить ей жизни. Уточнив утреннее расписание поездов у мадам Буше, Ева решила купить билет незадолго до отхода ближайшего и сесть в него в последний момент. Нужно ехать не за границу, а в глубь страны, и уже оттуда выбираться за пределы Швейцарии, дирижаблем. Или же скорым до Парижа и там пересесть на дирижабль… Или сделать иначе – доехать до северного побережья Франции и пересечь Ла-Манш на пароме.

Вариантов множество, только бы выбраться из страны!

Она услышала, как на вокзальной башне часы пробили восемь. Решив, что картонный тубус слишком приметен в руках, к тому же надо куда-то упаковать старые вещи, которые не хотелось выбрасывать (лишний наряд с профессиональными особенностями всегда пригодится в гардеробе), Ева обратилась к хозяйке лавки с просьбой подыскать подходящую сумку для тубуса, и мадам Буше, просияв, вынесла из кладовки вытянутый увесистый чехол. В чехле оказался телескоп. Конечно, краденый.

Еве телескоп был не нужен, мадам Буше тоже. Ева торопилась, мадам Буше не хотела упускать шанс избавиться от бесполезной вещи. В итоге женщины сторговались на полутора франках. Ева взяла чехол, а телескоп оставила мадам Буше и покинула лавку.

На вокзале у касс уже было много людей. Но Ева направилась в дальнюю, фешенебельную часть, где продавались билеты на люксовые поезда. Краем глаза она заметила, что от газетного ларька туда же шагает импозантный господин в дорогом пальто и лакированных штиблетах. Почувствовав его взгляд, Ева присмотрелась внимательнее. В одной руке держит шляпу, в другой саквояж, на переносице пенсне в золотой оправе. Лысоват, под сорок. Ничего необычного.

У заветного окошка кассы господин все-таки оказался первым. Ева случайно задела его сумкой, он оглянулся и обратился к ней на немецком с явным баварским акцентом: «Фройляйн торопится?» Ева кивнула, и тогда господин уступил ей место. Она торопливо шагнула к окну, снова задев баварца сумкой, – очень неловко получилось, – быстро пробормотала извинения и спросила у кассира, есть ли билеты на «Короля Георга», после чего взяла один в последний вагон.

Денег у Евы почти не осталось, но это ее не пугало – в конце концов, можно по дешевке продать одну из украденных картин, пока не найдется истинный ценитель. Осталось дождаться отправления поезда и сесть в вагон в последний момент. Ева поспешила на перрон, но на всякий случай не в сторону «Короля Георга», а к путям, откуда уходили составы за границу, – она заметила, что там полицейских больше, чем обычно. Рассуждала Ева просто: рядом с полицейскими сейчас безопаснее, при них люди в масках не рискнут напасть.

«Король Георг» отходил примерно через пятнадцать минут. Ева изучила плакат со схемой вокзала – от путей для заграничных поездов перекинут пешеходный мост, по которому можно перейти к внутренним линиям, – и спокойно отправилась туда. Но на подходе к мосту поняла, что совершила ошибку: мост был на ремонте.

Ругая себя за оплошность, она кинулась обратно к зданию вокзала – «Король Георг» уже стоял под парами. Раздался предупредительный сигнал локомотива, поезд тронулся. Ева, едва успев добежать до своего вагона, закричала, размахивая драгоценным билетом, кондуктору, чтобы помог, протянула ему руку и на ходу запрыгнула на подножку.

– Успела! – радостно выдохнула она и достала из кармашка жакета франк. – Вот, возьмите.

– Благодарю, мадемуазель. – Кондуктор приподнял форменное кепи с красным верхом, взглянул на билет Евы и улыбнулся: – Рад приветствовать вас в лучшем поезде Европы! У вас второе купе, мадемуазель.

– Спасибо.

Кондуктор закрыл наружную дверь и хотел взять у Евы чехол, но она не позволила:

– Я сама донесу. Где будет первая остановка?

– Во Фрайбурге, мадемуазель. Через полчаса.

– Отлично. Прошу меня не беспокоить.

– Конечно, мадемуазель. Приятного путешествия.

Ева быстро прошла в купе и заперла дверь.

Уф, вырвалась! Она бросила чехол с тубусом на кровать и стала раздеваться. Ужасно хотелось принять душ.

На плескание в туалетной комнате у нее ушло минут десять. Все-таки «Король Георг» стоил потраченных денег: горячая вода, набор ароматических масел и шампуней от лучших парфюмерных домов, мягкие бархатистые турецкие полотенца. Как жаль, что путь до Женевы займет чуть больше двух часов. Ехать бы так до самого Лондона!

Еще минут пять она повертелась перед зеркалом, смазывая слегка смуглую кожу душистым маслом. Ей показалось, что в купе кто-то постучался, в коридоре зазвучали голоса, но прерываться на шум не хотелось – наверное, случайность. Кондуктор знает, что ее не следует беспокоить. Может, пассажир какой-нибудь ошибся. Придирчиво осмотрев себя напоследок в зеркале, Ева подмигнула отражению и наконец вышла из туалетной комнаты.

Ну, теперь посмотрим, каков улов… Завернувшись в полотенце, она присела на кровать, откинула мокрые волосы назад и достала из чехла тубус. Откупорила крышку…

Нет. Нет и нет! Ева вытряхнула содержимое, заглянула в тубус – не может быть! На кровати лежали три пожелтевших от времени листа бумаги. Черточки, кружочки, треугольники, какие-то символы… Вроде бы схема, но в ней ничего не понять. Минутку…

Ева судорожно ощупала шею в поисках медальона. И вспомнила, что потеряла его в доме Бремена. На медальоне были похожие символы. Нет, именно такие, как на листах. Но как такое возможно?!

Ева прикрыла глаза, восстанавливая в памяти выгравированную снежинку на круглом увесистом кусочке металла. Она не ошиблась. Только это совпадение ей уже ничем не поможет.

Бесполезные бумаги полетели на кровать. Ну и что теперь делать? Денег хватит доехать до границы. Листки эти никто не купит, ими только подтереться можно в отхожем месте, ну еще камин растопить…

В гневе топнув ногой по мягкому ковру, Ева встала с кровати и принялась одеваться. Шелковая сорочка, кружевные панталоны, чулки… Она остановилась. А если именно эти документы интересовали незнакомцев? Раз люди в масках готовы убить за них любого, листки представляют серьезную ценность. Но как выяснить, кому нужны эти бумаги и зачем?

Она потянулась к купленной у мадам Буше юбке, но передумала и надела свою, особую, с потайными карманами и складками.

Через пару минут Ева была при параде, осталось расчесать волосы и нанести макияж – даме, путешествующей «Королем Георгом», нужно выглядеть достойно. А после можно немного выпить… Но не успела она открыть косметичку, в коридоре опять зашумели и раздался стук в дверь.

Ну как так можно? Дала кондуктору целый франк, просила не беспокоить… Настойчивый голос, почему-то требующий покинуть вагон, и повторившийся стук разозлили Еву. Она все-таки выглянула из купе.

– Берегись, Аскольд! – раздалось поблизости.

Ева повернула голову – тот самый лысоватый баварец, с которым она столкнулась у кассы, только уже без пенсне и пальто, лишь в белой рубашке и брюках, стоял в коридоре, сжимая в вытянутой руке пистолет. Лицо у него было красное, глаза блестели, Ева ощутила легкий запах алкоголя. Мужчина целился в…

Черт! В двух шагах тот самый русский, Аскольд, боролся с человеком в маске, пытаясь выбить у него револьвер.

– Пригнись! – крикнул баварец.

Русский оттолкнул противника, присел. Человек в маске врезал ему ногой по лицу, и Аскольд опрокинулся на спину прямо перед Евой.

Выстрелы в вагоне громыхнули одновременно. Ева вскрикнула. Баварец схватился за грудь, где появилось багряное пятно, и рухнул замертво. Русский на полу ударил противника каблуком в голень. Незнакомец в маске охнул, наводя на него ствол, но выстрелить не успел – Аскольд выбил оружие ногой, вскочил и саданул противника кулаком в лицо.

В следующую секунду он, не церемонясь, впихнул Еву плечом в купе, ввалился следом за ней и запер дверь.

– Вы!

– Ты! – воскликнули они почти одновременно, когда русский обернулся.

Мгновение смотрели друг на друга не моргая. Ева успела удивиться – откуда у русского усики и бородка?

– Прочь от окна! – вдруг крикнул Аскольд и втолкнул ее в спальню.

Вовремя. Раздался хруст стекла, в купе ворвались громкий перестук колес, шум ветра. Мелькнула тень. Ева, упавшая на кровать, перевернулась и села – русский сцепился возле мини-кухни с новым противником.

В ход пошли чашки и блюдца. Вновь раздался хруст, на этот раз фарфора, разбившегося о физиономию в маске. Русский провел уже знакомый Еве по стычке в доме Бремена апперкот, и незнакомца отбросило обратно к окну. Аскольд шагнул следом, но Ева не смогла увидеть, что там происходит, потому что оба противника оказались за перегородкой, разделявшей купе на две комнаты.

Когда она сунулась к выходу, Аскольд выпихнул незнакомца в окно. Только тот, против ее ожиданий, не исчез за стенкой вагона, а завис в воздухе, как в цирке. Маски уже не было на его лице – видимо, слетела в драке, – на щеке виднелось уродливое родимое пятно. Но не оно привлекло внимание Евы, а кожа незнакомца – цвета темной меди – и еще слегка необычные усы-скобочки. Такие редко носят в Европе.

Незнакомец был без сознания, руки болтались плетьми, он покачивался и медленно поворачивался в воздухе… И вот тогда Ева увидела трос, пристегнутый карабином к поясу у него за спиной.

– Назад! – Аскольд вновь швырнул ее на кровать.

И опять вовремя. В коридоре загремели выстрелы, в двери появились дырки. Звякнув, выпал поворотный замок вместе с ручкой. Дверь отъехала в сторону, но проникнуть в купе из коридора человек в маске не смог.

Аскольд ребром ладони стукнул его по кадыку и почти одновременно всадил в затянутую перчаткой кисть вилку. Незнакомец надсадно хрипнул, уронил револьвер и, получив локтем в грудь, отлетел в коридор.

– Кто они?! – не выдержала Ева.

– Наемники. – Русский подобрал с пола револьвер. – За мной, живо! – И протянул ей руку, стоя в дверном проеме.

Его рубашка и брюки были порваны, из носа текла кровь. Ева подалась к нему, но в окне появился третий наемник и сразу начал стрелять. Аскольд был вынужден укрыться в коридоре, где тоже загрохотали выстрелы.

Все, сейчас ее убьют! Ева в испуге взялась за край одеяла, прикрылась им, будто мягкая ворсистая ткань могла защитить от пуль. В комнате появился наемник, проникший в купе через окно.

– Где бумаги? – рявкнул он с сильным акцентом на английском. – Бумаги! – И влепил Еве пощечину. Потом увидел тубус на кровати, схватил его, встряхнул. – Бумаги!

Наемник вновь ударил Еву так, что у нее на миг потемнело в глазах. Очнулась она на полу. Человек в маске сбросил туда же постельное белье, открыл шкаф, выкинул из него купленную у мадам Буше одежду.

Ева начала отползать в сторону в надежде выскользнуть в коридор, где по-прежнему звучали выстрелы, и напоролась взглядом на свой медальон.

Откуда он здесь?.. Она накрыла медальон рукой и спрятала в потайной карманчик за поясом юбки. Наверное, был у Аскольда все это время и, когда тот дрался с наемником на кухне, выпал из порванного кармана…

Свет в окне заслонила новая широкоплечая фигура. Мужчина выкрикнул что-то по-испански. Ева поняла лишь слово «документ». «Но ай!» – ответил ему наемник, рывшийся в спальне. Те же слова повторил широкоплечий, зависший в окне, адресуя их кому-то на крыше вагона. И это определенно означало, что искомого документа нет.

Сквозь грохот выстрелов в коридоре, шум ветра и перестук колес в купе долетел третий голос. Кто-то явно отдал приказ. Тогда оба наемника обратили лица к сидевшей на полу женщине. Широкоплечий в окне что-то быстро сказал, кивнув на нее, и спрыгнул в купе.

– Нет-нет-нет! – запротестовала Ева. – Вам нужна не я!

Но мужчины рывком поставили ее на ноги. Один снял с себя пояс с карабином и застегнул на Еве. Не обращая внимания на протесты, ее вытолкнули в окно.

Мир закачался, дыхание перехватило, сердце зачастило в груди. Ева зажмурилась, но когда поняла, что ее продолжает тянуть вверх, заставила себя открыть глаза – и снова зажмурилась.

Одно дело – когда стоишь на палубе дирижабля, вокруг стены, в которых есть маленькие иллюминаторы, и ты чувствуешь себя в безопасности за ними. Другое – если вокруг столько пространства, ты несешься в пустоту на высокой скорости и, кажется, вот-вот оборвется трос…

Голова закружилась, перед глазами поплыло, начало мутить.

И в это время внизу грянул взрыв.

 

Глава 7

Снова сыщик

Оказавшись в коридоре, Аскольд выстрелил в маячившую у купе кондуктора фигуру наемника. И попал. Правда, не убил, а лишь ранил.

Человек в маске отступил в межвагонное «суфле», Аскольд – в свое купе, напротив которого лежал мертвый Горский. Аскольд знал, что передышка будет недолгой: ему удалось сосчитать людей, спускавшихся на крышу вагона. Их было шестеро. Двоих он вывел из игры, одного ранил. Но остались еще трое, и возможно, к ним спустилось подкрепление. Они точно не заставят себя ждать.

Хорошо, пассажиров вовремя предупредили – все покинули вагон. Жаль, Еву не успели увести к себе – почему-то не отозвалась на стук в дверь. Как она вообще оказалась в одном поезде с ними?.. Кондуктора тоже жаль, смелый был человек, не пожелал уйти, пытался добраться до шнура связи с машинистом, высунувшись в окно, за что и поплатился, поймав пулю от наемников с крыши вагона…

Рассуждения прервали выстрелы. В коридоре мелькнула тень. За стенкой раздались голоса. Похоже, в купе у Евы пополнение. Наемники переговаривались на непонятном языке, вроде бы на испанском.

Аскольд тоже выстрелил и быстро перебежал в следующее купе. Он решил выбраться на крышу – в конце вагона была открытая площадка, с нее можно подняться наверх и открыть огонь по наемникам и дирижаблю.

Взгляд упал на тело Горского. Ох, Мишель… Куратор лежал на спине, закинув руку. Лицо закрывал локоть, рубашка на груди пропиталась кровью.

Пуля в сердце. Умер сразу.

– Прости, – сказал Аскольд убитому куратору, – но мне придется на время оставить тебя здесь.

Он опять высунулся, выстрелил и рванул в дальнюю часть вагона. Ногой вышиб дверь. Оказавшись на площадке, сунул револьвер за пояс, ухватился за край крыши и рывком подтянулся.

Дирижабль по-прежнему висел над составом – большая остроносая серебристая капля, обтянутая металлизированной тканью, парила в вышине, бешено вращались пропеллеры, все боковые двери кабины были открыты, вниз свисали отклонявшиеся в противоположную движению сторону тросы с пристегнутыми к ним наемниками.

Хотя нет, на одном была Ева, ее быстро поднимали в кабину, выбирая трос. На крыше вагона остался лишь один рослый наемник.

Аскольд вскинул револьвер, надавил на спусковой крючок.

Щелчок.

Он взвел курок и еще раз нажал на спуск – патроны в барабане закончились.

Наемник отшвырнул в сторону дымящийся, плюющийся искрами шнур, ткнул в Аскольда пальцем и резко ударил себя по локтевому сгибу – мол, мы тебя сделали.

Дирижабль быстро пошел вверх, и человек в маске, повиснув на натянутом тросе, последовал за ним к облакам. Задержать его Аскольд уже не мог и побежал по крыше в начало вагона, куда упал огнепроводный шнур.

Едва устояв на краю, он громко выругался – шнур сбегал по каучуковым складкам «суфле», возможно, в тамбур-переходник, а возможно, и под вагон. По всей видимости, там закрепили бомбу. Шнур будет гореть минуту или две, а после бомба взорвется.

Но зачем взрывать пустой вагон? Аскольд поднял взгляд.

Постепенно снижая скорость, поезд приближался к Фрайбургу. Впереди показались фермы железнодорожного моста через устье реки, впадавшей в озеро Шиффенен, на темной волнующейся поверхности воды пестрело бликами солнце. Если взрыв случится перед мостом, последний вагон сойдет с рельс, слетит в реку, и все улики вместе с телом Горского уйдут под воду. Но вагон потянет за собой весь состав – пострадают десятки невинных людей!

Аскольд сместился в сторону, глядя вдоль стенки вагона. Наемники предусмотрительно перерезали шнур связи с машинистом, поэтому состав не остановился. А на мосту, согласно своду правил железнодорожников, останавливаться нельзя. Даже если обеспокоенные пассажиры сообщили машинисту или начальнику поезда о происшествии в последнем вагоне, состав проследует дальше. И похоже, машинист с начальником приняли решение ехать до станции. Они ведь видели: дирижабль набрал высоту, и вполне могут думать, что угроза миновала.

Аскольд сунул револьвер за пояс, ухватился за латунный патрубок закрепленного на торце вагона газового фонаря, дернул его, проверяя на прочность, и осторожно свесил ноги в просвет между вагонами. Затем повис на руках, коснувшись носками туфель узкого выступа, приваренного рядом с нижним краем «суфле».

Теперь все зависело от того, насколько он гибок и насколько длинны его ноги. Аскольд повернулся боком к стенке, оказавшись лицом к «суфле», сильно оттолкнулся одной рукой в сторону движения поезда и уперся ногой в стенку противоположного вагона, угодив подошвой на такой же выступ.

Так долго не простоять, выступы слишком узкие, зато можно заглянуть в щель на смычке «суфле» между вагонами.

С трудом раздвинув плотные каучуковые складки, Аскольд не обнаружил бомбу в тамбуре-переходнике и, ругаясь, полез под вагон.

Впрочем, полез – громко сказано. Прямо под ним по рельсам стучали колеса, проносились шпалы, сливаясь с гравием в одно сплошное темное полотно. Достаточно неловкого движения – и он сорвется. И еще неизвестно, умрет от удара о шпалы сразу или успеет осознать тот миг, когда угодит под колеса.

Сначала пришлось поставить ноги на железную раскачивающуюся цепь, провисшую между вагонами, присесть так, что брюки затрещали, расходясь по швам, и перехватиться руками за край железной площадки, по которой пассажиры обычно переходят из вагона в вагон внутри «суфле».

Утешало одно – перед мостом поезд сильно сбавил ход. Аскольд сунул руку в щель между каучуковыми складками и все-таки не удержался на цепи – ступни соскользнули. Ободрав плечо о железные звенья, он вытянулся в струну, чувствуя, как саднят от напряжения мышцы спины и пресса, и зашарил другой рукой под площадкой, в поисках за что бы ухватиться. Нащупал скобу, вцепился в нее и только после этого целиком сместился под вагон, закинув ноги на цепи справа и слева от себя.

Своей цели он все-таки достиг: оказался под вагоном и обнаружил бомбу. Но обезвредить ее не мог – обмотанные огнепроводным шнуром динамитные шашки были закреплены перед колесной тележкой последнего вагона. Слишком далеко, он не успеет к ним добраться прежде, чем прогремит взрыв.

Наемники основательно подошли к делу. Видимо, пока он дрался и перестреливался с ними в вагоне, один или двое, рискуя жизнью, трудились здесь. И поезд теперь можно спасти, лишь расцепив вагоны.

Аскольд потянулся к поворотной штанге сцепной муфты, чтобы выкрутить ее, но вовремя сообразил: если разомкнет соединение, страховочные цепи будут по-прежнему удерживать вагоны вместе.

Пришлось сместиться немного вперед, ухватиться за демпферы, напоминавшие шляпки огромных гвоздей, поочередно скинуть цепи с крюков и уже после выкручивать штангу муфты.

Дело шло медленно, дымок огнепроводного шнура уже добрался до динамитных шашек и безудержно приближался к запалам. Вот-вот прогремит взрыв.

Аскольд с силой ударил по штанге, выкрутив ее до конца. Сцепка разомкнулась, ушла вниз – получилась удобная подставка для ног. Последний вагон начал терять скорость и постепенно отдаляться от состава, когда дымок на огнепроводном шнуре достиг запалов.

Шум колес на мгновенье исчез. Вернулся, но был уже не таким отчетливым – поезд выехал на мост. Локомотив просигналил на всю округу, издав тяжелый длинный гудок на одной ноте. Аскольд напряг мышцы, держась за демпферы.

Громыхнул взрыв.

Приотставший вагон подпрыгнул на передней колесной тележке, оставив облако дыма в стороне, наискось ушел перед мостом с рельс, быстро заваливаясь набок, съехал по насыпи и ухнул в воду, подняв большую волну.

Некоторое время казалось, вагон так и останется на поверхности, но спустя пару секунд изо всех щелей выстрелил вытесняемый водой воздух, потревоженная поверхность реки вздулась от пузырей, и вагон почти целиком скрылся в мутной колышущейся толще.

Всё. Аскольд выругался про себя. Тело Горского, саквояж с документами и деньгами – все ушло на дно реки. Наемники улетели вместе с Евой и, вероятно, похищенными ею бумагами Ларне. Да, люди в масках действительно сделали его…

Он получше утвердился ногами на штанге сцепного механизма, протянул руку к краю площадки и рывком сместился к нему, на свой страх и риск отпустив межвагонную балку.

Вспотевшие от напряжения ладони скользнули по площадке, Аскольд понял: еще немного, и сорвется. Но чьи-то руки схватили его за плечи, не дав опрокинуться назад.

Аскольд задрал голову. Незнакомый усатый господин в костюме и шляпе помог ему выбраться на площадку невредимым.

Повезло, что подол рубашки выпростался из-под ремня и рукоятка револьвера была не видна.

– Месье?.. – начал господин, подкручивая пышный ус на добродушном круглом лице.

– Грубер, – вовремя сообразил Аскольд назваться именем, под которым Горский покупал себе билет. – Михаэль Грубер.

– Герр Грубер, вы всех спасли! – легко перешел на немецкий усатый незнакомец. – Вы знаете тех людей на дирижабле?

– О нет. Мне просто не повезло задержаться в вагоне. Крепко спал. Они убили на моих глазах ехавшего в четвертом купе коммерсанта и, кажется, похитили молодую фройляйн. Нужно вызвать полицию!

– Об этом уже позаботились. – Француз неопределенно взмахнул рукой. – Через десять минут будем во Фрайбурге, там сможете сделать заявление.

Похоже, он не совсем поверил словам Аскольда, но высказывать подозрения не осмелился.

– Ваша одежда… – незнакомец поцокал языком, – превратилась в лохмотья.

Он любезно предложил Аскольду пройти в его купе, чтобы переодеться.

– Мы с вами почти одного роста, только в талии я слегка шире, – говорил француз, шагая по коридору впереди.

– Благодарю. Э-э… извините, не знаю, как к вам обращаться… – Аскольд прикрыл лицо рукой, прячась на всякий случай от глаз кондуктора, выглянувшего на голоса из своего закутка в передней части вагона.

Похоже, здешний кондуктор не обладал решимостью и отвагой своего коллеги, погибшего в перестрелке.

– Простите, не представился – Морис Леблан. – Француз обернулся, слегка поклонившись. – Я журналист. – От него явно не укрылась настороженность, промелькнувшая во взгляде Аскольда, потому что он быстро добавил: – Но вообще-то больше писатель, чем журналист. Ах, если бы вы знали чуть больше о том, что случилось у вас в вагоне, я бы использовал это для сюжета будущей книги!

– Пишете детективы? – Аскольд шагнул в купе, дверь которого перед ним любезно открыл Леблан.

– Пока нет. Но издатель настоятельно рекомендует обратиться к этому жанру.

– Что ж, попытайте удачу. – Аскольд натянуто улыбнулся, опустившись на сиденье, и услышал взволнованный голос кондуктора в коридоре, просившего пассажиров проявлять спокойствие и не покидать свои купе.

– Надеюсь, вы позволите использовать ваше имя в романе? – осведомился Леблан, роясь в гардеробе. – Я бы хотел дать его главному герою.

Аскольд едва не крякнул. Не хватало еще конспиративной фамилии вкупе с происшедшим всплыть на страницах бульварного чтива! А если роман станет популярным, что тогда делать?

– Лучше не стоит, – сказал он. Плотнее прикрыл дверь и небрежно заметил: – Вам будет сложно писать о немце, вы ведь француз.

– Пожалуй, вы правы, – легко согласился Леблан и протянул Аскольду немного помятые рубашку и брюки. – Можете переодеться в спальне.

На это у Аскольда ушло не больше двух минут. Он торопился – хотел до прибытия на станцию заглянуть в купе Горского. Там остались саквояж и документы куратора, там были оружие и деньги, без которых дальнейшее путешествие не имело смысла.

– Уже уходите? – удивился Леблан, когда Аскольд, поблагодарив за одежду и прихватив свои старые брюки и порванную рубашку, в которую незаметно завернул револьвер, направился к двери.

– Извините, но мне нужно в Женеву, а полиция на станции будет долго разбираться. Поэтому я должен поскорее…

– Покинуть поезд. Слышите? – Леблан поднял руку. – Кажется, в коридоре появились представители власти.

Аскольд прислушался. За дверью раздавались возбужденные голоса и топот.

– Я не вправе требовать от вас ответов, – тише заговорил Леблан, – но мне все же хотелось бы выяснить чуть больше подробностей о происшествии…

– Я вам все сказал, – холодно ответил Аскольд. – Простите, сильно тороплюсь.

Похоже, Леблан так просто не отстанет. Но и давить на него не стоит – все-таки этот человек спас ему жизнь, дал свою одежду и явно понимает, что Аскольду не нужна встреча с полицией.

– Что ж, – вздохнул Леблан и приоткрыл дверь. – Ступайте. Похоже, вы деловой человек, не смею вас задерживать.

– Благодарю.

Аскольд собрался покинуть купе, но Леблан вдруг сказал:

– А как вам имя Арсен Люпен?

– Не понял?

– Имя главного героя будущей книги, – пояснил Леблан. – Я сделаю его благородным грабителем…

– А, главный герой! – Аскольд показал большой палец. – Отлично звучит. Непременно прочту вашу книгу, когда опубликуют. Удачи!

Он выглянул в коридор – в дальней части вагона спиной к проходу стояли двое в форме железнодорожников, у одного было обычное кондукторское кепи, у другого – с серебристой лентой над козырьком. Сам начальник поезда лично пожаловал к месту происшествия. Железнодорожники живо обсуждали исчезнувший с прицепа вагон. Пассажиры не высовывались из купе, дисциплинированно выполняя требования кондуктора. Аскольд, пока на него не обратили внимания, быстро зашагал по коридору в начало состава. Поезд уже сбавил ход, и за окном показался перрон – нужно было поторапливаться. Наверняка полиция заинтересуется его личностью.

Он на ходу сорвал накладные усы и бородку. Зря все-таки назвался конспиративным именем Горского – теперь полиция будет искать Михаэля Грубера, придется уничтожить этот паспорт и гримироваться по-другому, а это лишнее время, которого у него и так в обрез.

Добравшись до купе Горского, Аскольд открыл окно и хотел выбросить свои старые тряпки, но вспомнил, что в брюках лежит медальон, найденный в доме Бремена. Вывернул карманы – медальона там не оказалось. Чертыхнувшись, Аскольд швырнул одежду в окно, заглянул в саквояж – по содержимому он практически не отличался от того, что утонул в реке, – отыскал и сжег паспорт на имя Грубера. Достал раскладную дубинку-линейку с насечкой и измерил диаметр ствола трофейного револьвера – примерно 9 мм. Он спрятал оружие в саквояж, затем еще раз осмотрел все полки и гардеробный шкаф, надел пиджак Мишеля, сверху накинул его пальто, нахлобучил шляпу поглубже и поспешил к выходу на перрон.

Поезд остановился. Едва кондукторы распахнули двери вагонов, из них повалили паниковавшие после происшествия пассажиры.

Теперь все зависело от того, насколько расторопны полицейские Фрайбурга и насколько точно очевидцы опишут пассажира, вступившего в бой с людьми в масках. До станции от моста не так далеко – видимо, поэтому начальник состава и машинист приняли решение не останавливаться на подъезде, хотели скорее добраться до города, чтобы известить полицию. Но полицейским потребуется время: пока вникнут в суть событий, пока перегруппируют силы…

По пути в здание вокзала на Аскольда никто не обратил внимания. Он затерялся среди пассажиров и встречающих, то и дело бросая косые взгляды на людей в синих мундирах, явно спешащих к прибывшему минуту назад «Королю Георгу». Вышел на улицу и услышал командные выкрики за спиной. Оборачиваться не стал – и так ясно, что полиция закрывает вокзал на вход и выход. Встречающие и пассажиры останавливались в недоумении, требовали объяснений, но полицейские были непреклонны, лишь отгоняли всех, обещая в скором времени восстановить доступ в здание.

Ну что ж, надо искать иной способ выбраться из города и пересечь границу. Аскольд зашагал по улице, стремительно удаляясь от вокзала. Но сначала стоит загримироваться и кое-что уточнить насчет револьвера, доставшегося ему от наемников, для чего потребуется зайти в оружейный магазин, что крайне нежелательно, либо на почту, где, вполне возможно, найдется подходящий источник информации, позволяющий установить тип револьвера.

В Аскольде вновь проснулся сыщик. Оружие наемников может сказать о них многое… либо завести расследование в тупик.

Заметив на другой стороне улицы множество вывесок – среди контор вполне могла находиться почтовая и телеграфная, – Аскольд собрался перейти через дорогу, но предупредительное дзиньканье колокольчика и проехавший мимо велосипедист в униформе службы курьерской доставки заставили его передумать. Аскольд проследил взглядом за велосипедистом. Тот притормозил возле длинного двухэтажного дома с несколькими подъездами, ловко воткнул колесо велосипеда в специально оборудованную конструкцию из загнутых прутьев и скрылся во втором подъезде.

Ага, вот и почта с телеграфом. Аскольд ускорил шаг, направляясь к стоянке курьерских велосипедов, но, не дойдя до нее, свернул к первому подъезду с вывеской «ПОЧТА. ТЕЛЕГРАФ. КУРЬЕРСКАЯ ДОСТАВКА» и, поднявшись на крыльцо, толкнул дверь.

Посетителей в небольшом зале было немного. Сквозь широкие окна светило солнце, у стойки телеграфиста стояли две женщины. Пожилой мужчина за столом заполнял бланк телеграммы или открытку. Аскольд направился в дальний угол, где была витрина с выставленными на ней журналами и справочниками-каталогами различной продукции, которую можно выписать по почте наложенным платежом. Он отыскал оружейный каталог и открыл раздел «Боевые револьверы».

На мысль о том, чтобы уточнить происхождение оружия, его навел именно калибр. В Европе основным у пистолетных патронов был 7,65 мм конструктора Георга Люгера, чье оружие предпочитал использовать сам Аскольд – автоматический взвод курка после первого выстрела, быстрая смена магазина, хорошая кучность боя… Он листал страницу за страницей, всматриваясь в рисунки и характеристики, но не мог найти то, что нужно.

– Вам помочь? – поинтересовался служащий, привставший за конторкой.

– Да, буду признателен. – Аскольд указал на справочник. – Видите ли, друзья подарили мне револьвер на юбилей…

– Поздравляю.

– Благодарю. Он необычный, девятимиллиметровый, привезен из-за рубежа. Хочу заказать патроны для него…

– Револьвер из Америки?

– Да, – ляпнул наугад Аскольд.

– Марка?

– Я плохо разбираюсь в оружии. Там есть гравировка, буквы «S» и «W».

– А, «Смит-энд-Вессон», хороший выбор! Фирма пока плохо известна в Европе, но в каталоге она есть. Смотрите в разделе «Зарубежные производители».

– Вы меня очень выручили. – Аскольд заглянул в нужный раздел, где был указан адрес компании, находящейся в США.

Ну и какие выводы теперь можно сделать? Он пробормотал, что патроны наложенным платежом обойдутся слишком дорого, кивнул служащему и направился к выходу.

Во-первых, Горский оказался прав насчет предательства. Возможно, предателем является Вязовский, глава резидентуры в Париже, или кто-то из его круга.

Во-вторых, наемники, скорее всего, не европейцы. Иначе какой смысл вооружать их револьверами под редкий боеприпас, не дающий возможности пополнить запасы патронов в Европе? Судя по рекламе в каталоге и сводным таблицам точности боя, «Смит-энд-Вессон» делает мощное и надежное оружие, хорошо зарекомендовавшее себя на просторах Дикого Запада. Наемники в отряде давно действуют вместе: они мобильны (вспомнился скоростной дирижабль «La France 3»), хорошо подготовлены, явно не впервые участвуют в подобном деле. Вполне возможно, заказчик откуда-то из их краев, но фактов пока маловато, нужно проверить версию. Говорили они на испанском, а стало быть, могли приехать из Мексики, Аргентины или Колумбии. Усы-скобочки на лице у одного тоже указывают на это.

В-третьих…

Аскольд вышел на широкую улицу, впереди открывался вид на озеро Шиффенен, вдали маячил железнодорожный мост, по которому недавно проезжал «Король Георг». На мосту пыхтел маневровый паровоз, притащивший на сцепке ремонтный кран.

В-третьих, наемники действуют очень расчетливо. Кто-то быстро и четко снабжает их информацией. Сейчас они уверены, что обыграли его и Горского. Возможно, думают, что оба противника мертвы, и непременно доложат об этом заказчику. Если так, появляется пусть призрачный, но все-таки шанс их опередить и добраться до Парижа первым.

Аскольд проводил взглядом заходящий над озером гидросамолет.

В Париже можно выяснить, кем был арендован дирижабль «La France 3», на котором в Швейцарию прибыли наемники, а это уже ниточка к предателю. Если установить его личность и разоблачить, заставив говорить, можно выйти на заказчика убийства Ларне и попытаться вернуть бумаги.

Аскольд зашагал быстрее в направлении видневшейся вдали пристани, куда подруливал приводнившийся «Canard Voisin II» – «Утка» братьев Вуазенов, классический двухместный биплан, только вместо закрепленных под крыльями шасси у него были два длинных поплавка и слегка видоизмененный фюзеляж, нижней частью днища напоминающий лодку.

Ежегодный «Вестник авиастроителя» Аскольд читал регулярно, поэтому знал, что на биплане стоят новейшие движки от Пежо. При полной загрузке «Утка Вуазенов» делала свыше ста километров в час, а с дополнительными баками, размещенными в крыльях, могла пролететь пятьсот километров. Эта «Утка» всем уткам утка. Вполне способна дотянуть до Парижа без посадок, если горючкой залить под завязку…

Аскольд прикрыл глаза рукой от солнца, пытаясь рассмотреть, есть ли на крыльях заметные утолщения, и, удовлетворенно кивнув себе, поспешил к пристани.

 

Глава 8

Американец

Резкий запах нашатыря заставил Еву открыть глаза и скривиться. Она поморгала – пелена перед глазами исчезла. Напротив сидел крепкий загорелый мужчина с жесткими усами и внимательно смотрел на нее.

Водопад воспоминаний обрушился на Еву. Она невольно вздрогнула, села на узкой кушетке и осмотрелась. Маленькая комната с круглыми окошками по сторонам. За стеклом ясное синее небо… Ева подалась ближе к окошку и поняла, что воспоминания – это не сон. Она на дирижабле, летящем над облаками. А усатый мужчина…

Он кивнул, глядя на кого-то за спиной у Евы, и кинул фразу на испанском. Прозвучало как приказ.

Ева испуганно обернулась. Не обращая на нее внимания, из каюты вышел другой мужчина в котелке и костюме. В руке он держал аптечный пузырек с нашатырным спиртом.

А этот усатый, похоже, здесь главный. Ему явно за сорок, но пятидесяти еще нет. Знает толк в моде – серый костюм-тройка, белоснежная сорочка, вместо галстука светлый платок с узорами в пастельных тонах. Волосы густые, иссиня-черные, лишь слегка побитые сединой. С виду пристойный господин, деловой человек, но взгляд… Еве не нравился его пристальный, проникающий взгляд. Под ним она чувствовала себя беззащитной. От незнакомца веяло угрозой. Так змея смотрит на добычу, гипнотизируя жертву холодными немигающими глазами.

По спине Евы пробежал холодок. Мысли путались. Ей очень не хотелось заговаривать первой, но незнакомец тоже молчал, выжидая.

– Говорите по-английски? – неожиданно спросил он.

Голос был низкий и на удивление приятный.

– Да. – Ева с облегчением кивнула.

– Можете звать меня Гильермо. Я знаю, кто вы. Меня интересуют документы, – он показал ей картонный тубус, – чертежи, которые лежали в этом пенале. Где они?

Ева вдруг поняла причину давящего взгляда Гильермо: один глаз у него был вставной, стеклянный, но почти не отличался от живого.

– Их забрал русский, – быстро нашлась она, сообразив, что, отдав бумаги, спрятанные в складках особенной юбки, она долго не проживет, а так бандиты ее наверняка не тронут, пока будут искать Аскольда.

На лицо Гильермо легла тень. Оба глаза сверкнули холодным убийственным блеском. В каюте почему-то вдруг стало очень темно. Дверь за спиной Гильермо распахнулась, и внутрь шагнул уже знакомый Еве наемник, дававший ей нашатырь. Он склонился к уху Гильермо и что-то быстро прошептал. Оба посмотрели в иллюминатор. Ева тоже.

Похоже, погода быстро менялась, о чем и предупредил заглянувший в каюту наемник. Гильермо отдал ему какие-то указания на испанском, незнакомец ушел, и спустя несколько секунд дирижабль изменил курс – в иллюминаторы вновь проник солнечный свет, а надвигавшаяся туча осталась позади. Но Еве от этого не стало легче. Молчание Гильермо давило хуже взгляда его змеиных глаз.

– Теперь вы меня отпустите?

Наивный вопрос, учитывая ситуацию: она на дирижабле с хладнокровными убийцами, не знающими чувства жалости. Однако в таком положении лучше всего прикинуться дурой.

– Нет, – спокойно ответил Гильермо.

– Вы не имеете права! – взорвалась Ева. – Никто не вправе удерживать человека против его воли! Вас арестуют и будут судить!

Гильермо лишь рассмеялся, показав ровные белые зубы.

– Неужели Старый Свет настолько устарел? Простите мне этот каламбур, сеньора. В Америке давно живут и поступают иначе. Кому вы здесь нужны? Британии, Германии, Франции, России? Или, может быть, Швейцарии, где успели изрядно наследить, промышляя кражами картин?

Осведомленность этого человека серьезно взволновала Еву. Она поняла, к чему клонит Гильермо: ему достаточно сдать ее в полицейский участок, назвав воровкой, и ни один блюститель порядка не станет слушать ее бредни насчет похищения. Но Гильермо так не сделает. Ему нужны три пожелтевших листка, которые находятся у Евы. И он будет искать русского, а русский – ее. Потому что Аскольду наверняка тоже нужны эти листки, раз уж он вел дела с Бременом. По крайней мере, хотелось бы надеяться…

– Молчите? – Гильермо непринужденно закинул ногу на ногу. – А мы ведь с вами похожи: оба работаем за деньги. Удивительно, что вы стали взывать к закону.

– Я не убиваю людей.

– А как же Рудольф Бремен и Леопольд Фогт? – Гильермо усмехнулся. – И еще несколько человек в пакгаузе рабочего квартала Берна, погибших по несчастливой случайности?

– Но это ваши люди их убили!

– Нет, сеньора, именно вы. А оружием были деньги, которые вы намеревались получить за украденные бумаги. Вот видите, как просто? – Он щелкнул пальцами. – Раз – и вы убийца!

Похоже, разговор забавлял его. Пусть развлекается, подобными сравнениями любят пользоваться политики, скрывая за словами истину.

Несмотря на спокойный, вежливый тон, в повадке Гильермо, помимо умения внушать страх одним взглядом, было что-то отвратительное. Так ведут себя люди, привыкшие смешивать с дерьмом всех, кто попадается им под руку. Подавлять и унижать, теша собственное самолюбие, размазывать слабых. Только с ней этот фокус не пройдет!

Еве вспомнилась настоятельница приюта в Лейпциге, где она пробыла до четырнадцати лет, пока не сбежала. Фрау Кляйбер общалась с воспитанницами таким же образом. В классе Евы каждый мечтал подсыпать старой ведьме яда, но не было возможности – настоятельница никогда не ела из отдельного котла, демонстрируя тем самым солидарность с воспитательницами и преподавателями приюта, а среди них были и хорошие люди.

– Боитесь меня? Напрасно. – Гильермо успокаивающе взмахнул рукой. – Сильнее денег оружия нет. Деньги умеют убивать мгновенно, но иногда заставляют помучиться. Они, как медленно действующий яд, отравляют человеческие души.

– Тогда вам следует остерегаться, – не удержалась Ева. – Вдруг вы пропитались ядом сильнее, чем думаете?

Ее больше не пугал этот американец или кто он там – мексиканец, колумбиец? Не важно. Ее не убьют до тех пор, пока не получат бумаги. А значит, появилось время, за которое можно понять, кто ее похитители и куда направляется дирижабль.

– А вы быстро учитесь. – Широкое загорелое лицо Гильермо расплылось в довольной улыбке. – Жаль, что наше знакомство продлится недолго.

– Куда мы летим? – решилась спросить напрямик Ева.

– В Париж, сеньора. – Гильермо поднялся и шагнул к выходу. – На встречу с вашим русским. Теперь только он может подтвердить, сказали вы правду или нет.

– Никакой он не мой, – проворчала Ева в закрывшуюся за бандитом дверь.

Но про себя добавила: «Хотя этот русский симпатичный, смелый и решительный. Он найдет вас и убьет! Всех».

– Всех! – зло выкрикнула она.

Но ей никто не ответил.

Посидев некоторое время на кушетке, Ева встрепенулась. Что это с ней? Откуда вдруг взялась симпатия к Аскольду? С чего она решила, что русский непременно прикончит Гильермо и его подручных?

Так и не найдя ответа, она встала и проверила, заперта ли дверь. Дверь не поддалась. Тогда Ева обошла каюту. На это потребовалось не больше минуты: стул и кушетка рядом с одним иллюминатором. Под другим имелся откидной столик. Если его разложить, перегородит часть каюты. На низком потолке осветительный плафон, спрятанный под надежно закрепленной решеткой. На задней наклонной стенке за кушеткой – пришлось ее отодвинуть – обнаружился люк с торчащим из него толстым стержнем с резьбой и крохотным смотровым окошком. Поворотное устройство, отпирающее люк, отсутствовало. За окошком – темнота.

Ева поскребла ногтями заклепки на люке, опустилась на колено, приникла ухом к стенке. Слабое гудение и мерный шум говорили о том, что под каютой технический отсек. Возможно, в нем находятся моторы, вращающие пропеллеры дирижабля, а стало быть, каюта, где ее заперли, расположена на корме.

Она попыталась открыть иллюминаторы, но контргайки, насаженные на винты, были закручены намертво. И потом, что ей даст открытый иллюминатор, если в него можно разве что просунуть голову, да и то с трудом?

Вернув кушетку на место, Ева устроилась на ней поудобнее, подогнула ноги и уставилась на облака. Она слабо разбиралась в навигации, но судя по солнцу, дирижабль летел на запад, уходя от грозы. Если Гильермо не соврал, они действительно направляются в Париж.

Зачем? Откуда у Гильермо уверенность, что Аскольд поедет во Францию? Ева вспомнила, как развивались события в Берне с момента гибели Рудольфа Бремена. Люди в масках появлялись всякий раз, когда она думала, что находится в безопасности. Они осведомлены обо всем. Знают ее биографию, прошли путь от особняка Бремена до пакгауза Фогта. Скорее всего, они также убили людей, которым Фогт приказал встретить ее возле дома Бремена. Наемники не напали на вокзале в Берне, но с легкостью действовали в поезде, где ехал Аскольд.

Аскольд… Она мысленно одернула себя, расправила смявшуюся юбку. Почему она все время думает о нем? Потому что русский в очередной раз оказался с ней рядом. Случайность? Или он все-таки следил за ней, как люди Гильермо?

И о чем это говорит? О широких… нет, широчайших возможностях русского. Определенно за ним стоит некая сила, имеющая интерес к пожелтевшим листкам из картонного тубуса, которые Гильермо почему-то назвал чертежами. И эта сила, как и Гильермо, желает заполучить листки.

Шум моторов за наклонной стенкой стал сильнее. Солнечный свет пропал, под потолком зажглась лампа. Мрачная, налитая свинцом туча все-таки догнала дирижабль. Ломаным росчерком сверкнула молния. Раскатистый удар грома не заставил себя ждать.

Ева до боли в пальцах сжала край кушетки – она с детства панически боялась грозы.

 

Глава 9

Игра на чужом поле

Аскольд прекрасно владел различными способами убеждения. Время, отданное службе в уголовном сыске, не прошло даром, позволив выделить в итоге два самых действенных из них: оружие и деньги.

На пристани, к которой причалил гидросамолет, стояли несколько мужчин, служащие авиакомпании. Предлагать всем деньги было бессмысленно, поэтому в ход пошел револьвер. Правда, не заряженный, о чем Аскольд умолчал.

Заряженное оружие у него тоже имелось – парабеллум Горского лежал в саквояже, но Аскольд решил, что достанет его лишь в крайнем случае. Не хотелось применять пистолет против неповинных людей, ставших случайными заложниками ситуации. Ему хватало обвинений в смерти Бремена и стрельбы в поезде. Лишние эпизоды ни к чему.

Принудив служащих заправить самолет, он забрал у штурмана кожаный шлемофон с круглыми очками (некоторые авиаторы называют их гоглами), занял место во второй кабине и приказал взлетать.

Пилотом оказался блондин с веснушчатым лицом. Он выглядел столь юным, что Аскольд на мгновение усомнился в его профессиональных навыках. Вдруг этот юноша всего лишь стажер, курсант какой-нибудь летной школы?

Когда гидросамолет набрал высоту, он по переговорному устройству сообщил пилоту цель путешествия и применил способ убеждения № 2: пообещал вознаграждение двести франков, если попадет в Париж за четыре с половиной часа. Юноша долгое время молчал, держал курс на север, северо-запад, но затем все-таки ответил, что за четыре с половиной часа долететь не получится – с северо-востока надвигается шторм. Аскольд и сам это видел, надеясь, что тучи пройдут мимо, но выходило наоборот: их непременно заденет, если не изменят курс.

Таяли минуты, Аскольд раздумывал, как поступить, но тут вновь заговорил пилот – неожиданно предложил сделку на четыреста франков, если пролетит через грозу.

Отметив деловую хватку пилота, Аскольд насторожился: вдруг в предложении кроется подвох? Но уверенный бодрый голос юноши и желание попасть в Париж как можно скорее перевесили.

Пилот – каков наглец! – сразу потребовал задаток в двести франков. Смекнул, зараза, что до посадки его точно не пристрелят. Аскольду ничего не оставалось, как передать ему деньги: в открытой кабине, где он сидел, имелась коммуникационная труба. Работала она по образу пневмопочты, только вместо сжатого воздуха здесь использовался досыльник – обычная деревяшка цилиндрической формы, с помощью которой в переднюю кабину проталкивался контейнер с запиской или вещью, необходимой пилоту.

Громко гудел пропеллер, от звона в ушах не спасал даже шлемофон. Гроза была все ближе, когда Аскольд понял, на чем строился расчет предприимчивого авантюриста, управлявшего гидросамолетом. Попутный ветер разогнал биплан до ста тридцати километров в час, а может, и больше, просто спидометр в кабине штурмана был размечен лишь до этой цифры. С одной стороны, внезапное ускорение им на руку – раньше попадут в Париж. С другой – неизвестно, как все может обернуться: «Утка Вуазенов 2» – самолет новый, не бывавший в подобных переделках, и если ветер вдруг изменится или, что еще хуже, подует чуть сильнее, им оторвет крыло, а то и оба, тогда путешествие закончится плачевно.

Когда солнце окончательно исчезло, а в скругленное стекло перед самым носом ударили капли дождя, Аскольд сильно пожалел о сделке с пилотом. Он сдвинул на глаза очки, потуже застегнул шлем и вжался в спинку сиденья, услышав радостные вопли, вылетавшие из переговорного устройства. Пилот сообщал, что они пересекли границу и установили рекорд скорости для их типа летательных аппаратов.

Надо было хотя бы имя у него спросить. Отчаянный человек, конечно, но если угробит… Аскольд перекрестился, гоня дурные мысли прочь. Черт их разберет, этих авиаторов, романтиков неба, что им важнее – рекорды или собственная жизнь.

Ему вспомнились статьи из «Вестника авиастроителя», восхвалявшие смелость и подвиги русских воздухоплавателей, рассказы очевидцев… Похоже, летчики всего мира одинаковы и не дружат с головой. Хлебом не корми, дай поставить рекорд вопреки здравому смыслу.

Они находились в небе уже больше двух часов, летели через грозу. Биплан раскачивался, проваливался в воздушные ямы и взмывал вверх. Небо кроили молнии, раскаты грома заглушали гудение пропеллера и шум ветра. Вокруг висели черные, словно выпачканные сажей, облака, струи дождя хлестали по лицу, и казалось, это никогда не кончится.

Аскольд уже мысленно простился с родным дядей, Матвеем Федоровичем Скороходом, который воспитывал его с четырнадцати лет после смерти матери. Когда самолет ухнул в очередную воздушную яму и начал сваливаться в штопор, он, наплевав на принципы, собрался прочитать молитву, но непроглядная пелена впереди внезапно разошлась. Дождь перестал, и в глаза ударило клонящееся к закату солнце.

Они летели на запад, прорвались через грозу! Пилот ликовал, все больше снижаясь над землей. Под крыльями биплана проплыли аккуратные домики и расчерченные посевными бороздами поля. А может, это были виноградники, Аскольд не знал. Самолет прошел над широким лугом, где паслись коровы, оставил позади длинный пологий холм, у подножия которого протекала река. В реке купалась местная ребятня. Завидев гидросамолет, дети радостно замахали руками, некоторые рванули вплавь на другой берег, будто пустились с летательным аппаратом наперегонки. Затем снова были холм и широкая долина, обрамленная на западе лесом. Через долину лентами вились река и железная дорога, а в центре виднелся приличных размеров городок.

«Мелён!» – сообщил название в переговорное устройство пилот. Аскольд достал из саквояжа географический атлас и не поверил. От Мелёна до Парижа около сорока километров. Еще полчаса лёта, и он в столице Франции! Значит, все-таки опередил наемников, доберется первым до штаб-квартиры, где его ждут лишь через сутки.

Время пролетело незаметно, и вскоре залитый лучами солнца Париж предстал перед глазами во всей красе. На востоке дымили фабричные трубы. Аскольд легко узнал соборные башни Нотр-Дам-де-Пари, расположенного ближе к центру города, а вдалеке, на севере, возвышавшуюся на Монмартре, но еще недостроенную базилику Сакре-Кёр – Сердце Христово. За ней виднелись парящие над холмом дирижабли и швартовочные мачты, темными спичками торчащие над летным полем, где еще неделю назад вместе с Горским и другими агентами Аскольд встречал Ларне.

Париж… как много в этом звуке… Впрочем, Пушкин в своей поэме, конечно, говорил о Москве, но в данной ситуации можно было и Пушкина перефразировать. Аскольд ослабил под подбородком застежку шлемофона, нагнулся к переговорному устройству и приказал приводняться.

Пилот заложил лихой вираж над очередным, недавно отстроенным зданием «Самаритянки» – крупного универсального магазина на набережной Сены. Некоторые прохожие, приветствуя авиаторов, замахали руками, но нашлись и те, кто невольно пригнулся и даже побежал прятаться в подъезды домов.

Аскольд строго предупредил лихача, чтобы не забывался, все-таки внизу полно людей. Биплан выровнялся над Сеной и начал быстро снижаться. Когда поплавки под крыльями коснулись поверхности воды, пилот убрал газ. Натужно взвыл пропеллер, элероны на крыльях ушли вниз. Самолет некоторое время скользил по воде, едва касаясь ее фюзеляжем, а потом резко просел, задрав нос, и, покачиваясь на волнах, подрейфовал к причалу возле Пон-Нёф, одного из старейших каменных мостов через Сену.

– Как тебя зовут, безумец? – Аскольд привстал в кабине, осматриваясь.

Поблизости никого не было, если не считать людей на мосту, наблюдавших за посадкой гидросамолета.

– Макс, – откликнулся пилот и оглянулся. – Мы в Париже, настало время расчета.

– Все верно, ты сдержал слово, а я сдержу свое. Сделка есть сделка. – Аскольд достал из отделения в саквояже пачку ассигнаций, отсчитал сколько требовалось. Хотел окрестить пилота прозвищем «Наглый», но в последний момент передумал. – Держи, Безумный Макс, заработал.

– Рекомендую купить зонтик, – сказал пилот, пересчитывая вознаграждение. – К ночи гроза будет уже в Париже.

Биплан вплыл под мост, стукнувшись правым буйком о край причала.

– Слушай, Макс, – Аскольд подался вперед, – а что это там за церковь впереди?

– Где? – Пилот уставился в указанном направлении.

И Аскольд треснул его по затылку рукояткой револьвера. Так будет правильно. Хоть и показал себя парень с хорошей стороны, но осторожность сейчас не помешает. Стоит сойти на берег – и кто знает, как поведет себя Безумный? Вдруг начнет звать полицию?

Он спрыгнул на причал и поспешил к каменной лестнице. Пробежав пролет, не удержался, бросил взгляд на самолет. Пилот сидел, уткнувшись в приборную панель, со стороны могло показаться – возится на дне кабины, словно что-то потерял. Ничего, очнется. Голова поболит и пройдет.

Аскольд взбежал по лестнице и поймал таксо. Назвал шоферу адрес и спустя четверть часа был напротив двухэтажного особняка с железной оградой, где находилась штаб-квартира главы резидентуры русской разведки в Европе.

В здание он, естественно, не пошел. Время хоть и послеобеденное, но рабочий день еще не окончен, внутри полно сотрудников, поэтому Аскольд направился в кафе, откуда было удобно наблюдать за особняком российского торгпредства, под крышей которого работала штаб-квартира Вязовского.

Он занял дальний столик, скинул пальто и заказал кофе с круассанами. Столик этот Аскольд выбрал не случайно – по левую руку от него была дверь в тамбур, ведущий в туалет и в подсобку. В туалете имелось небольшое окно, через него при случае можно покинуть кафе, оказавшись на параллельной улице. Сел он спиной к выходу, чтобы наблюдать в надраенную до зеркального блеска декоративную металлическую пластину на стене одновременно за дверью кафе и улицей, где стоял особняк торгпредства.

Вместе с кофе официант принес местную газету. Поблагодарив его, Аскольд пробежал на последней полосе хронику происшествий – никаких упоминаний о событиях в Швейцарии, только статья о беглых каторжниках, угнавших на Ньюфаундленде военно-транспортный дирижабль армии США, – и взглянул на первую полосу. А вот тут уже было на что обратить внимание. Кричащий заголовок «Дьявольский огонь в Москве! Кто виноват?» заставил его на некоторое время забыть про кофе. Аскольд быстро прочитал статью. Французский репортер в Москве писал о том, что сегодня утром была предотвращена попытка покушения на русского царя-императора. Неизвестные взорвали поезд «Самодержец», прибывший на Всемирную механическую выставку из Санкт-Петербурга. Есть многочисленные жертвы. Взрыв привел к крупным разрушениям, выставка не состоялась. Царь-император не пострадал, поскольку взрыв случился раньше намеченного визита на церемонию открытия.

Дальше приводились технические данные «Самодержца», конструктором которого был Вилл Брутман, британский инженер. Перечислялись приглашенные на выставку персоны, ехавшие из Санкт-Петербурга в Москву, среди них также значились несколько подданных Туманного Альбиона. В конце статьи репортер делал неоднозначные выводы насчет отношений между Британией и Россией, намеревавшейся подписать договор о военно-политическом сотрудничестве. Но взрыв разрушил планы о союзе империй, разведя державы по разные стороны баррикад.

Аскольд возмущенно фыркнул. Очередная манипуляция. Ясно ведь: Брутмана и гостей подставили, чтобы обострить отношения между странами. Канцлер Германии радостно аплодирует – вот так и формируется общественное мнение.

М-да… Он отложил газету, отхлебнул кофе и взял круассан, глядя на отражение улицы в металлической пластине. Из особняка торгпредства вышел худощавый мужчина, секретарь представительства, не имеющий отношения к разведке. Следом показался его помощник. Аскольд полез было за хронометром в карман, но вспомнил, что тот остался в купе утонувшего вагона, и обернулся на циферблат изящных, стилизованных под средневековый замок ходиков над барной стойкой – рабочий день в торгпредстве закончился. В здании еще шесть рядовых сотрудников, но и они не заставили себя ждать. В десять минут шестого торгпредство опустело. То есть ушли все, кто в силу своих обязанностей занимался торговыми отношениями между Россией и Францией.

Слабо колыхнулась плотная штора в окне второго этажа. Находящаяся в торце здания штаб-квартира была отделена от офиса торгпредства капитальной стеной и имела свой отдельный вход через цокольный этаж, скрытый от посторонних глаз плотно посаженными туями. Кабинет Вязовского был наверху, под ним располагались комната с аппаратурой связи и архив.

Сколько точно сейчас человек в кабинете, сколько внизу, Аскольд не знал. Карл Модестович Вязовский отпускал личного секретаря в пять тридцать, задерживал редко – предпочитал, если потребуется, телеграфировать донесения в Россию лично. Он обладал почти абсолютной памятью, блестяще владел азбукой Морзе, наизусть помнил шифры, легко управлялся с аппаратурой связи.

Аскольд представил себе Вязовского – грузного пожилого господина с широким добродушным лицом, сидящего за столом. Представил, как тот вдумчиво изучает документы, поглаживая бородку, делает пометки карандашом, и засомневался в том, что глава резидентуры – предатель. Если Горский отправил телеграмму ему лично, секретарь не мог иметь к ней доступа. Но кто даст гарантии, что после прочтения Вязовский не показал документ секретарю или что тот не покопался без его ведома в бумагах?

В круг подозреваемых также попадал один нелегал, работавший под прикрытием в Марселе, звали его Андрей Белобок. Он часто появлялся в Париже, участвовал в операции по встрече Ларне – именно Белобок изображал кавалера, провожавшего даму с зонтиком на аэровокзале, когда погиб ученый. Остальные агенты осуществляли связь с Вязовским через кураторов и приезжали в Париж только в случае крайней необходимости.

Аскольд взглянул на часы: до половины шестого еще десять минут. Наверное, тянуть с визитом в штаб-квартиру не стоит – если секретарь тоже там, надо будет допросить и его. На всякий случай Аскольд рассовал имевшиеся деньги и документы по карманам, оружие сунул за пояс, взял походный набор, где лежали отмычки, и подозвал официанта. Дав ему монетку, попросил присмотреть за вещами, сославшись на то, что сильно прихватило живот и ему нужен ключ от туалета.

Запершись в туалете, он быстро открыл окно и вылез наружу. План был прост: зайти в штаб-квартиру, оглушить и связать секретаря, если тот на месте, затем подняться на второй этаж и побеседовать с Вязовским, после чего можно провести допрос секретаря. Нужно потратить не больше пяти минут на каждого. Аскольд хорошо усвоил уроки следственной практики: нельзя дать преступнику опомниться и сообразить, каков расклад у сыскаря, блефует тот или действительно обладает вескими доказательствами вины задержанного. Первые минуты допроса после ареста зачастую играли решающую роль в деле. Только стоит учесть, что Вязовский службу начинал еще до упразднения III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и в разведке без малого тридцать лет. Поэтому играть Аскольду придется с весьма опытным противником.

Дверь, ведущая в цоколь, прятавшийся за туями, конечно, была заперта. Аскольд достал отмычки и за несколько секунд справился с замком. Вытащил из-за пояса револьвер и, пригнувшись, чтобы не удариться о низкую притолоку, шагнул внутрь.

В коридоре было темно, поэтому входную дверь пришлось оставить приоткрытой. Аскольд немного постоял, прислушиваясь к звукам наверху, но ничего подозрительного не услышал и двинулся вперед. Убедившись, что дверь в комнату с аппаратурой связи закрыта на замок, приложил к ней ухо – ни щелчков радиоключа, ни стрекота телеграфного самописца не было. Тогда он тихо и быстро поднялся на второй этаж.

Место секретаря пустовало – вполне возможно, уехал по делам еще днем. Вязовский работал с документами за своим столом. Плотные шторы на окне были задернуты, электрическая лампа озаряла кабинет мягким светом, глава резидентуры сосредоточенно читал какой-то документ.

– Здравствуйте, Карл Модестович. – Аскольд шагнул в кабинет, держа револьвер у пояса. – Руки!

Вязовский вскинул на него взгляд. Темные умные глаза смотрели на гостя вопросительно, но спокойно.

– Положите листок и держите руки на виду. Я знаю, что под столешницей у вас закреплен браунинг, не стоит пытаться им воспользоваться. Где секретарь?

– В отъезде.

– Тем лучше. Даю вам минуту рассказать все о Ларне и его бумагах.

Вязовский приподнял кустистую бровь.

– Если не расскажете, я вас застрелю.

Вторая бровь Вязовского присоединилась к первой. Аскольд собрался подойти ближе к столу, но почувствовал движение за спиной. Хотел обернуться и не успел. Что-то тяжелое обрушилось ему на голову, и свет померк.

 

Глава 10

Чужой среди своих

В лицо плеснули водой, Аскольд открыл глаза. Напротив стоял Андрей Белобок. Карл Модестович по-прежнему восседал за столом, держа одну руку под столешницей, явно на рукоятке браунинга. Перед ним лежали деньги и паспорт Горского.

Аскольд понял, что сидит на стуле секретаря. Дернулся было навстречу Белобоку, но тот вскинул трофейный револьвер, и Аскольд подался назад. В оружии, скорее всего, нет патронов, как и не было, – агент явно не удосужился проверить, иначе не стал бы размахивать стволом.

Пусть начнут первыми, время до возвращения в кафе еще есть – напольные башенные часы в углу кабинета показывали двадцать восемь минут шестого, значит, без сознания он был недолго.

– Пантелеев, – заговорил Вязовский, – объясните, что все это значит. – И кивнул на вещи Горского перед собой.

Аскольд молчал. В затылке саднило, но он не обращал внимания на боль – в университетской секции бокса доводилось получать посильнее.

– Еще раз. Почему паспорт куратора у вас? Где Горский, в конце концов? Он дал мне телеграмму. Я ждал вас обоих только завтра. И вот появляетесь вы, грозите убийством и задаете весьма странные вопросы.

На первый взгляд Вязовский казался человеком простым и добродушным. Но это было только поверхностное впечатление, которое у многих оставалось навсегда. Аскольд знал о его актерском таланте, помнил про опыт, поэтому упрямо молчал. Нельзя сейчас открывать рот – тот, кто задает вопросы, всегда владеет ситуацией. Если Горский прав и Вязовский предатель, а Белобок не в курсе его махинаций, глава резидентуры будет гнуть свою линию, делать вид, что не понимает происходящего.

– Карл Модестович, – начал Белобок и взмахнул револьвером, – а может, мне его еще разок… того? То есть приложить по голове.

– Не стоит, молодой человек. Аскольд Ильич нам сейчас все объяснит. Верно я говорю?

Аскольд не издал ни звука.

– Пантелеев, зачем вынуждаете думать о вас черт знает что? – Вязовский погладил бородку и повысил голос: – Где Горский? Отвечайте!

– А вы у своего прихвостня спросите, – закатил пробный шар Аскольд и кивнул на Белобока.

Лучшая тактика в безвыходной ситуации – это обратить соратника своего главного оппонента против него.

– Ты чего несешь? – распалился Белобок. – Как со старшим чином разговариваешь?

Он шагнул к Аскольду, но Вязовский окриком остановил его.

– Пантелеев, если не будете отвечать, придется взять вас под стражу.

– Ага, – усмехнулся Аскольд. – Куда посадите, в телеграфный узел или в архив?

– Свяжем и посадим, – вновь вмешался Белобок. – Я там железную тамбурную дверь установил, не выберешься. А развяжешься и сломаешь аппаратуру… – Он замахнулся револьвером.

Аскольд зажмурился от досады – какой же он болван! Белобок все это время находился внизу!

– Чего жмуришься? – рявкнул Белобок и повернулся к Вязовскому: – Карл Модестович, ну дайте мне его с пристрастием допросить! Обработаю в лучшем виде, сразу скажет, откуда у него в швейцарской квартире взялись денежные чеки на десять тысяч франков и письма из Колумбии от какого-то Гильермо… как его там? Банко! Тут же ясно все. Бумаги Ларне по перфектуму он загнал американцам, а к вам явился за уликами, которые я увез. Ух, сволочь! – Белобок опять замахнулся револьвером. – Попался бы ты мне в Швейцарии – все бы рассказал как на духу!

У Вязовского после монолога агента едва заметно дернулся глаз, но в остальном глава резидентуры оставался невозмутимым – все так же внимательно и даже добродушно смотрел на пленника.

Вот дела… Аскольд лихорадочно обдумывал полученные сведения. Выходит, Вязовский отправлял Белобока в Швейцарию, чтобы тот обыскал квартиру. Скорее всего, шеф уже догадался о предательстве, но не знал, на кого думать… Либо действия Белобока – это часть искусной комбинации самого Вязовского, использовавшего агента втемную…

Аскольд слабо качнул головой. Нет, что-то тут не сходится. После событий в особняке Бремена он сам видел возле своего дома полицейских, Горский наведался туда загодя и забрал саквояж с документами и оружием. Так когда же Белобок умудрился побывать у него и найти какие-то чеки с письмами?

Белобок недобро смотрел на Аскольда. Сглупил Андрей, серьезно сглупил, заявив о своей поездке в Швейцарию и о каком-то «перфектуме». Правда, легче положение пленника от этого не стало: после угроз шефу сложно будет его переубедить в своей невиновности. С фактами не поспоришь.

Слегка подавшись вперед, Аскольд поставил ноги чуть шире.

Крепкий мужчина Андрей Белобок, высокий, настоящий атлет, под рубашкой перекатываются бицепсы, кулаки будто пудовые гири. К тому же он занимался французским боксом, единоборством, завезенным в Европу откуда-то из Индокитая. Такого надо с первого удара валить, а если не свалишь – пиши пропало.

– Итак, – вновь заговорил Вязовский, – Пантелеев, будете отвечать?

Аскольд отрицательно качнул головой.

– Тогда вынужден вас задержать до выяснения…

На лице Белобока появилась усмешка, он опять повернулся к Вязовскому, радостно кивая, – и в этом была его вторая ошибка.

Вязовский не успел договорить. Аскольд распрямился, словно пружина. Услышал в прыжке, как щелкнул вхолостую боек револьвера у Белобока в руке, и врезал ему кулаком в подбородок, вложив в удар всю силу.

Белобок закатил глаза и стал заваливаться навзничь. Аскольд рванулся на лестницу. Сзади грохнул выстрел браунинга. Пуля обожгла плечо и ушла в стену.

Спустя пару секунд он был на улице. Сразу кинулся в кафе, влетел через дверь, чуть не сбив удивленного официанта в зале, занял свое прежнее место и уставился на отражение улицы в металлической пластине на стене.

Из особняка никто не показывался. Понятное дело, Белобок вырубился надолго, а Вязовский не в той физической форме, чтобы гоняться за агентами по улицам. Стреляет, правда, до сих пор здорово. Мог ведь зацепить Белобока, перекрывавшего обзор, но положил пулю почти точно в цель.

Аскольд скосил взгляд на плечо, где на светлом продранном пиджаке темнело пятно крови, встал, не отрывая глаз от пластины, быстро надел пальто и шляпу.

К столику подошел официант, поинтересовался: «Месье уходит?» Аскольд машинально сунул руку в карман, выгреб оттуда все монеты, положил на стол и взял саквояж.

Официант напомнил про ключ от туалета. Аскольд кивнул и замер. Возле особняка торгпредства остановился тарахтящий мотором «Бенц-Вело́», модное быстрое авто с открытым верхом и двигателем внутреннего сгорания. Оно отличалось особой плавностью хода за счет велосипедных колес и рессор, дешевизной топлива (купить бензин можно в любой аптеке), поэтому быстро завоевало популярность среди гостей столицы Франции, предпочитавших брать транспорт напрокат.

В авто сидели три загорелых усача в темно-серых костюмах и котелках. Их коренастые фигуры Аскольд запомнил хорошо, но еще лучше – уродливое родимое пятно на лице у одного из них, у того, кто только что шагнул из авто на тротуар.

Сидевший рядом с водителем указал в противоположную от особняка сторону. Помеченный родимым пятном осмотрелся и направился к дверям кафе.

Так… Аскольд озадаченно наморщил лоб. Эти трое прибыли по его душу. Неужели их вызвал Вязовский? Неужели Горский был прав и Карл Модестович действительно предатель? Иначе откуда наемникам знать адрес штаб-квартиры?

Белобока он решительно вычеркнул из списка подозреваемых. Ну не способен тот вести такую тонкую и опасную игру, хоть и знал о загадочном перфектуме, которым занимался Ларне. Что это может быть, какой-нибудь прибор или механизм? А может, вещество? Белобок всегда прямолинеен и исполнителен, поэтому проболтался. У него мозги под аналитику не заточены, он больше для силовых акций подходит: устранить кого или, наоборот, защитить, взяв под охрану. Скорее всего, Вязовский его для того и вызвал в Париж, и в Швейцарию посылал – чтобы квартиру обыскать и предателя задержать особые таланты не нужны.

Из авто вышел второй наемник и направился в переулок, откуда можно было попасть на параллельную улицу.

Всё. Пора уходить.

Терпеливо ожидавший рядом официант вновь напомнил про ключ, но Аскольд сказал, что воспользуется туалетом еще раз, и шагнул к двери.

После удара Белобока в затылке по-прежнему ломило от боли, кровь пульсировала в висках, в ушах слегка шумело. Аскольд вошел в туалет, запер дверь и привстал на цыпочки, шаря рукой по крышке сливного бачка, подвешенного под потолком. Нащупал заблаговременно спрятанный там парабеллум, выщелкнул магазин, вставил обратно и дослал патрон в ствол.

Сколько идти по переулку до параллельной улицы? Минуты две. Еще минуту-другую придется потратить на то, чтобы обогнуть торговые ряды, где продают всякую мелочовку местные ремесленники, и только тогда можно заметить окно туалета кафе.

Аскольд сунул пистолет за пояс, открыл саквояж, достал гримерный набор и наспех прилепил себе жесткие усы. Взглянул в круглое зеркальце, недовольно скривился, взял из набора бороду, приложил к лицу.

Уже лучше. Но все равно надо добавить еще что-нибудь.

В туалет долетел перезвон колокольчиков над входной дверью в кафе. Вероятно, заявился наемник с родимым пятном. Аскольд вылез в окно и, опустив ставень, повернулся к торговым рядам. Второй наемник еще не показался из переулка.

Привалившись к стене, на тротуаре в двух шагах сидел какой-то грязный пьянчуга в запыленном плаще и мятом цилиндре. Перед ним стояла почти опустевшая бутылка вина; пьянчуга спал, свесив голову на грудь.

Аскольд шагнул к нему, опустился рядом и поменял свою шляпу на цилиндр. Подумав, скинул пальто, изрядно повозил его по тротуару и вновь надел. Еще подумал, взял бутылку и плеснул себе на грудь остатки вина, едва не чихнув от кислого запаха дешевого пойла. Испачкал руку о мостовую, провел ею пару раз по щеке и только после этого поднялся, взяв в охапку саквояж.

Теперь он мало отличался от сидящего под стеной пьянчуги. Единственное, что слегка осложняло ситуацию, – торговка в ближнем ларьке. Она уже видела Аскольда, когда он выбирался из окна туалета и направлялся к переулку, чтобы попасть в особняк торгпредства. Сейчас заметила его вновь и таращилась во все свои большие светлые глаза, прячась под тентом и явно не понимая, почему незнакомый господин так странно себя ведет.

Аскольд, пошатываясь, двинулся в ее сторону, и глаза торговки округлились еще больше. В этот момент между рядами показался идущий навстречу наемник, решивший проверить, нет ли в кафе черного хода. Аскольд сближался с ним, но по-прежнему смотрел на торговку, которая начала испуганно поднимать руки, отклоняясь назад.

Шаг. Еще шаг. Аскольд качнулся в сторону лотка, где лежали товары: вязаные шарфы, носки и еще куча всякого барахла на продажу. Торговка не выдержала, всплеснула руками и, ахнув, села на корзины, когда Аскольд врезался боком в лоток.

Наемник невольно повернул голову в их сторону. Аскольд смачно рыгнул, осклабился торговке и шатнулся обратно, задев наемника плечом.

Сильная рука оттолкнула его. Наемник отпустил в адрес Аскольда проклятье на испанском и пошел дальше. Аскольд фальшиво затянул «Марсельезу», двигаясь волочащейся походкой к переулку, но куплет так и не допел.

Наемник быстро возвращался. Аскольд пропустил его, неуверенно шагнув в сторону, и поплелся следом по переулку.

Когда вся троица погрузилась в «Бенц-Вело» и покатила прочь от особняка, Аскольд растерялся – он полагал, что, не обнаружив его, джентльмены удачи направятся в особняк. Но они почему-то уехали…

Помедлив еще секунду, он ускорил шаг. Наемников нельзя упускать. Он побежал. Голова начала раскалываться от боли, задетое пулей плечо горело огнем.

Его выручил двухэтажный трамвай-конка, следовавший в одном направлении с авто наемников. Сбросив цилиндр, отлепив усы, Аскольд запрыгнул на подножку в последний момент. Хорошо бы теперь еще пальто поменять, а то слишком грязное.

Так вместе они проехали пару кварталов, добравшись до Девятого округа Парижа. Авто резко свернуло. Аскольд сошел с подножки на тротуар и встал лицом к широкой стеклянной витрине цветочного магазина, в которой отражалась улица, куда направилось интересующее его авто.

Всю дорогу Аскольда волновал просчет, который он допустил, опьяненный удачным полетом через грозу. Наемники добрались в Париж на арендованном скоростном дирижабле. Если бы он сразу поехал в порт и выяснил, кто арендовал дирижабль, может, и не пришлось бы ходить к Вязовскому. Либо пришлось бы, но уже с фактами. И вообще, все могло сложиться по-другому…

Досада захлестнула Аскольда, он даже забыл про боль. Осёл! В воздушном флоте Франции всего семь скоростных «La France 3». Два принадлежат армии, одним пользуется президент, еще одним фельдъегерская служба правительственных сообщений – Горский как-то рассказывал, – а три оставшихся находятся в распоряжении авиакомпании SPAD, о которой они вспоминали всё с тем же Горским, когда беседовали в поезде.

«Бенц-Вело» наемников остановился напротив кованых ворот, ведущих во двор отеля, обнесенного чугунной оградой с фонарями. Человек с родимым пятном выпрыгнул на тротуар и направился в отель. Солнце уже сползло за крыши домов, поэтому служащие зажгли фонари. Аскольд по-прежнему мялся у витрины на перекрестке. Если наемники сейчас вновь отправятся в путь, что весьма вероятно – водитель не глушил мотор, – будет сложно не упустить их из вида. Денег нет, бегом за авто не поспеть…

Он покосился на стоянку велосипедов, оборудованную напротив почтового отделения. Велосипед – тоже вариант, все зависит от того, насколько долго удастся скрытно следовать за авто.

Аскольд быстро перешел улицу. Авто наемников мерно тарахтело мотором, оставшиеся в салоне двое наемников сидели спиной к нему, ждали возвращения третьего. Неожиданно за оградой раздалась ругань. Аскольд замедлил шаг, пригляделся. Сквозь частые прутья (смотреть приходилось под острым углом) двор был плохо различим. Там стояли два больших паровика, кажется, грузопассажирские фаэтоны, обслуга отеля таскала в них обтянутые кожей тяжелые сундуки. Вокруг фаэтонов полукругом расположились несколько мужчин в котелках, наблюдая за погрузкой. Недовольным был один, шагнувший в круг света под фонарем, похоже, главный: невысокий черноусый господин в темно-сером костюме и кавалерийской шляпе, разъярившийся на мальчишку-носильщика. У господина было что-то не так с лицом, кажется, с одним глазом, но точно определить мешала тень от шляпы.

Во двор из холла выскочил администратор, принялся громко извиняться и заверять, что подобного больше не повторится. Господин в кавалерийской шляпе даже не взглянул на него, раздраженно отмахнулся, внимательно выслушал приехавшего в «Бенц-Вело» наемника и забрался в первый фаэтон.

Мужчины в котелках, будто получив неслышный приказ, молча и слаженно заняли места в кабинах. Раздался протяжный гудок, в воротах показался первый фаэтон с включенными фарами, медленно вырулил на улицу. Следом выкатился второй паровик. Боковые окна пассажирских кабин были плотно занавешены, на задних подножках, держась за поручни, стояли по два наемника. Аскольд разглядел еще по паре рядом с шофером.

Интересно, сколько их там вообще? По Парижу разъезжает маленькая частная армия. Сообщить бы в полицию, но нет уверенности, что проверка этого войска даст хоть какой-то результат. У них и с документами на оружие наверняка все в порядке.

«Бенц-Вело» с двумя наемниками возглавил колонну. Аскольд тяжело вздохнул, остановившись напротив ворот отеля, глядя то вслед колонне, то в сторону почтового отделения, где стояли курьерские велосипеды.

Администратор во дворе что-то сказал мальчишке-носильщику и устремился к дверям отеля.

Приняв наконец решение, Аскольд бросил мятый цилиндр в урну и быстрым шагом вошел во двор. Там окликнул мальчишку-носильщика в бордовой униформе и круглой шапочке, направлявшегося к крыльцу. Изобразив на лице досаду, которую и правда испытывал еще минуту назад, когда сокрушался, какой он осёл, Аскольд приподнял саквояж и сообщил, что ему велено доставить срочную посылку, предназначенную господину, только что покинувшему отель на фаэтоне. Мол, у него тут, в саквояже, важные документы, которые следовало во что бы то ни стало доставить вовремя, но по пути его авто попал в аварию, поэтому он в таком страшном помятом виде заявился сюда и совершенно не знает, как теперь быть…

– Скажите, а господин… э-э… – сбивчиво продолжил он, видя, как через стекло из холла отеля за ними напряженно наблюдает администратор. – Да как же его?.. Все время забываю имя! Только что уехал на фаэтоне…

– Месье говорит о Гильермо Бланко? – с вежливой улыбкой уточнил мальчик.

– Точно! – Аскольд щелкнул пальцами. – Куда он направился?

Администратор вышел на улицу и почти бегом устремился к ним.

– Он поехал на Монмартр, месье. На летное поле.

– Благодарю. – Аскольд приветственно взмахнул рукой так и не успевшему прервать мальчишку администратору и выбежал за ворота.

Итак, сейчас он находится в Девятом округе Парижа. До стройки базилики Сакре-Кёр, рядом с которой на возвышенности расположено летное поле, где швартуются дирижабли, отсюда два пути: пешком и на авто.

Аскольд вернулся на улицу с цветочным бутиком и почтой, подбежал к велосипедной стоянке, выхватил велосипед из рук у только что подъехавшего курьера, поспешно извинившись, прыгнул в седло и был таков.

Пешком из Девятого округа до вершины Монмартра было ближе, но это не значит, что быстрее.

Теперь все зависело от силы ног, выносливости и маленькой надежды на то, что наемники с Гильермо Бланко будут ехать на летное поле так же неспешно, как покидали отель.

 

Глава 11

Цель оправдывает средства

Аскольд понял, что не успевает опередить наемников, когда до вершины Монмартра осталось не больше двух кварталов. Ноги задубели, сильно беспокоило раненое плечо. Все-таки пришлось остановиться в подворотне, снять пальто и наложить жгут.

Рану не мешало бы обработать, но тогда придется пожертвовать драгоценными минутами. Бросив бесполезный на крутом подъеме велосипед, Аскольд отправился пешком в сторону маячившей между домами на вершине холма стройки.

Стройка – серьезное препятствие. Подступы к огромному ступенчатому постаменту, сложенному из камня, на котором возводили базилику, перекрывал высокий забор. Чтобы попасть к аэровокзалу, стройку надо обогнуть, поднявшись на городскую смотровую площадку, а это лишнее время.

Быстро сгущались сумерки. Ветра не было. В небе эхом звучали частые раскаты грома. Аскольд на ходу задрал голову – пилот оказался прав, гроза действительно пришла в Париж к ночи. Еще немного, и хлынет дождь.

Запыхавшись, он уже отчаялся вообще оказаться наверху, с трудом переставлял одеревеневшие от напряжения ноги, воображая, как будет ползти по каменным лестницам, и вдруг в промежутке между раскатами грома раздался странный монотонный гул, сопровождаемый сухими щелчками.

Большинство улиц на склоне Монмартра были пешеходные, выложенные булыжником, здесь трудно проехать авто, а тяжелому грузовому паровику и подавно. В том, что он слышит звук работающей машины, Аскольд не сомневался. Только звук этот был весьма необычным, каким-то шелестящим и металлическим, будто что-то тяжелое скользило по шершавой поверхности и щелкало всякий раз, проходя определенную отметку.

Ориентируясь на звук, он свернул в переулок, обогнул жилой дом и остановился, не веря в удачу. Вдоль склона холма к вершине тянулись крутые, в несколько пролетов лестницы. Между ними росли ровными рядами недавно посаженные деревца, а между деревцами была широкая зацементированная полоса, на которой виднелись рельсы и в обе стороны по склону ползли на платформах кабины, отдаленно напоминавшие фаэтоны, но только без колес.

Фуникулер. Ну как же он забыл об этом?! Ведь читал же сообщения в газетах! Аскольд направился к приземистому вокзальному домику, куда спускалась одна из кабин. Рука шарила в кармане пальто, но не находила денег – все банкноты остались в штаб-квартире, мелочью он расплатился в кафе.

Перед входом в домик над окошком кассы висели расценки на поездки. Желающих подняться на смотровую площадку и поглазеть на город с высоты птичьего полета было не так уж и много. Всего несколько человек. Аскольд пристроился в очередь за пожилой парой: господином с тросточкой и дамой в пальто с элегантным пояском и меховым воротником, державшей спутника под руку.

Похоже, у них свидание, причем тайное. Дама сильно нервничала, постоянно поправляла вуалетку на шляпке и шептала господину, что их могут увидеть здесь ее знакомые. Она требовала вернуться в гостиницу и провести вечер как обычно. Но пожилой Ромео был непреклонен – ему не терпелось попасть на смотровую площадку, он же специально приехал из Нанта…

Видимо, собрался сделать даме предложение и подарить кольцо, а той и невдомек. Хотя, наверное, сначала постарается убедить спутницу разойтись с мужем, а после подарит кольцо…

Аскольд, перестав их слушать, протянул руку к сумочке, висевшей на пояске дамского пальто. Приподнял клапан и вытащил матерчатый кошелек.

Да-да, он украл кошелек. Стыдно ли ему было? Ну конечно стыдно. А что делать, не доставать же парабеллум? Вот и пришлось воспользоваться навыком, перенятым у карманников, которых сам когда-то ловил в Петербурге за подобные преступления. А навыком овладел в целях повышения квалификации сыщика – зная психологию жертвы и вора, первую легче уберечь от потери ценностей, а второго поймать на месте преступления.

Он достал из кошелька две монеты и хотел опустить его обратно в сумочку, но дама прижалась боком к господину и еще усерднее зашептала ему на ухо о своих опасениях.

Тогда Аскольд присел, положил кошелек на землю и окликнул парочку:

– Прошу прощения, это не вы обронили? – Подняв кошелек, он протянул его покрасневшей женщине.

– Благодарю, – буркнул мужчина. Многозначительно взглянул на спутницу и увлек ее за собой, выходя из очереди за билетами.

Аскольд купил билет и прошел под навес, куда спустилась кабина.

В принципе, по склону предстояло проехать небольшое расстояние, но именно этих минут вполне хватит, чтобы ноги немного отдохнули.

Кабина заполнилась пассажирами. Дзенькнул, как в лифте высотного здания, колокольчик, и вагоновожатый в темной униформе и фуражке закрыл дверцу на блестящую задвижку, после чего кабина плавно поехала вверх.

Заняв место возле окна в задней части, Аскольд уставился на широкую, освещенную фонарями улицу у подножия холма. Движение на ней было достаточно оживленным, катились конные повозки; сигналя, их обгоняли небольшие авто.

Когда кабина почти добралась до площадки наверху, на улице показались «Бенц-Вело» и два фаэтона. Довольный собой, Аскольд поднялся с лавки и покинул кабину, как только вагоновожатый открыл дверцу.

Еще предстояло обогнуть стройку вдоль забора, но это уже не такой трудный и долгий путь – он будет у аэровокзала одновременно с наемниками. Облегчение от того, что успел, прибавило сил. Оставшуюся монету он потратил на извозчика, который за несколько минут домчал его до здания аэровокзала.

Аскольд вышел на стоянке таксо, осмотрелся – знакомое место, здесь они с Горским ждали Ларне. А вон там – он с прищуром взглянул на дорогу, – там Ларне сбил грузовик.

К воротам порта в стороне подкатила колонна из трех авто. Из будки вышел офицер в темно-синем мундире, красных галифе и черном армейском кепи. Приблизился к «Бенц-Вело», обменялся фразами с пассажиром, взглянул на предъявленный мандат и махнул часовому, чтобы пропустил колонну.

Аскольд помрачнел. Порт – стратегический объект. Так просто на летное поле не пускают, и уж тем более перед грозой. Он поднялся по ступеням к зданию аэровокзала, справился у куривших на крыльце носильщиков, когда и куда будет ближайший рейс. И с сожалением услышал, что все рейсы отменили из-за грозы.

Ну вот, и что теперь? Миновав доску объявлений, он направился вдоль ограды в сторону ворот порта. Грозовой фронт полз к городу с северо-востока, в низких тучах сверкали молнии. Поднялся сильный ветер, полоща над штабом, трехэтажным домом на другом конце поля, разноцветные вымпелы. Швартовочные мачты пустовали, предупредительно сигналя в темноте красными фонарями; лифты были спущены, прибывшие днем дирижабли заняли места в эллингах. Похоже, метеорологическая служба порта закрыла воздушное пространство для полетов заблаговременно.

Но не для всех.

Аскольд вперился взглядом в необычную конструкцию из горизонтальных и вертикальных мачт недалеко от эллингов. Низкий док, или «подкова», как его еще называли воздухоплаватели, был залит светом прожекторов. Между горизонтальными мачтами покоился закрепленный на тросах «La France 3». К дирижаблю, пересекая летное поле, неспешно ехали «Бенц-Вело» и два фаэтона, у «подковы» суетились фигурки механиков.

Стоп. В порт никого не пускают, кроме тех, у кого на это есть основания. Аскольд развернулся и зашагал назад к доске объявлений. Просмотрел список вакансий, удовлетворенно кивнул и прошел в здание.

В просторном холле у касс было пусто. Справа от входных дверей, за аркой, находился зал ожиданий. Там на лавках скучали немногочисленные пассажиры, купившие дешевые билеты во второй класс. Эти люди не могли позволить себе ночевку в гостинице, многие из них транзитом летели в Соединенное Королевство или на восток Европы, например в Россию, поэтому коротали время на вокзале, боясь пропустить посадку на свой рейс.

Аскольд решительно направился в другую сторону, к двери с надписью: «Для служащих порта».

Жандарм, дежуривший у входа в служебный коридор, заступил ему дорогу, но Аскольд сообщил, что он на собеседование в бюро по персоналу. Бдительный страж порядка уточнил, на какую должность. Аскольд легко назвал специальность – механик паровых и бензиновых агрегатов – и без запинки произнес имя и фамилию начальника бюро, которые подсмотрел на доске объявлений.

Оказавшись в длинном коридоре, сориентировался по указателям. Проигнорировав «Бюро по персоналу», «Администрацию вокзала» и «Туалет», он через минуту стоял перед входом в раздевалку. Дверь в конце коридора вела на летное поле, но за ней наверняка есть пост охраны, где дежурит жандарм, а то и солдат с ружьем, и проверяет пропуска. Вполне возможно, он там не один.

Аскольд вошел в раздевалку и осмотрелся. Вдоль стен стояли приземистые шкафчики, один был открыт, на дверце висела одежда, на грязном полу под ним валялись большие кожаные ботинки. Из дальнего угла доносились слабый шум воды и громкое пение – сильный низкий голос гнусаво тянул незнакомую песню. Похоже, там душевая.

Больше не раздумывая, Аскольд пересек раздевалку и остановился на пороге душевой, где почему-то не горела лампа. В принципе, можно запереть закончившего смену работника в душе и завладеть его вещами. Но велика вероятность, что работник вышибет дверь и поднимет тревогу. Судя по размеру брошенной у шкафчика обуви, это не составит ему особого труда.

Аскольд пристроил саквояж на краю лавки, вошел в душевую, где было всего четыре кабинки, и постучал в ту, откуда доносилось гнусавое пение.

Певец рявкнул: «Чего надо?!» Аскольд извинился за беспокойство и вежливо попросил его прерваться, чтобы поговорить. После чего узнал, что моющегося в кабинке гражданина мужчины не привлекают, и был грубо послан.

Спустя пару секунд он повторил стук, с еще большим почтением обратился к певцу и вновь услышал адрес, по которому во времена службы в петербургском сыске его обычно отправляли те, кого он собирался арестовать, сообщая цель визита через дверь.

Вслед за озвученным адресом прозвучали серьезные угрозы.

Аскольд снова постучал. Звякнула щеколда, дверь распахнулась – на него зло уставилось оно. Другого сравнения Аскольд просто подобрать не смог. Лысый голый двухметровый детина с кривыми ручищами, словно это не ручищи вовсе, а железные крюки подъемных кранов, сказал:

– Ты что, бессмертный?

Аскольд склонил голову набок. Ему вспомнился момент с кражей кошелька у пожилой дамы возле кассы фуникулера. В данной ситуации его совесть точно будет чиста. И он врезал детине от души между ног.

На миг лицо грубияна просветлело. Но когда нервные окончания доставили болевой сигнал в его большую, размером с перезрелую тыкву, голову, глаза округлились, изо рта брызнула слюна.

Для верности Аскольд ударил еще раз, а когда детина согнулся и упал на колени, добавил ребром ладони по загривку.

– Хамство прощаю. Угрозы – никогда. – Он перекрыл воду, с трудом усадил здоровяка к стенке и захлопнул дверь в кабинку.

Осталась сущая ерунда – осмотреть вещи грубияна и проникнуть на летное поле.

Натянув чужие спецовку и брюки поверх костюма, Аскольд грустно вздохнул – он все равно тонул в одежде великана. Пришлось подвернуть рукава и штанины и, конечно, плюнуть на рабочие ботинки, оставшись в туфлях. Нахлобучив на голову картуз с засаленным козырьком, он ощупал карманы. Достал пару гаечных ключей, обрывок мятой газеты и жетон с выбитым на нем номером и эмблемой: два расправленных птичьих крыла, между которыми расположен круг или символическое колесо, а под ними скрещенные молоток и отвертка.

Похоже, это и есть пропуск в порт.

Он подхватил саквояж, покинул раздевалку и вышел из здания через дверь в конце коридора. За ней действительно оказался охранный пост: конторка с дежурным унтер-офицером и турникет.

Аскольд показал жетон, зажав первую цифру пальцем: дежурный мог обратить внимание на номер, все-таки вырубленный в душевой грубиян – личность приметная.

Унтер кивнул, убрал стопор-скобу на турникете, дернув какой-то рычаг за конторкой, и опустил голову. Он явно читал газету или журнал, чего наверняка не полагалось на посту, но время позднее, к тому же полеты отменены…

Аскольд прошел через турникет, скосил взгляд на проем, ведущий в небольшую комнату охраны, где на лавках сидели трое солдат, вооруженных винтовками (скорее всего, эта троица – отдыхающая смена караула на воротах), и уже собрался толкнуть дверь, чтобы выйти на летное поле, но услышал требовательный окрик унтера:

– Эй, механик, а ну стой!

Аскольд обернулся. Если унтер вдруг решил проверить жетон и обнаружит подмену, о летном поле можно забыть.

– Новенький?

– Угу.

– Куда распределили?

– На «подкову».

– Кем?

– Помощником мастера-сервисера паровых и бензиновых машин.

– Подойди. – Унтер протянул Аскольду ассигнацию достоинством в десять франков. – На «подкове» мастером сейчас английский плут Лерой, отдашь ему. Ну, чего встал?

– А от кого деньги?

– Он знает, – махнул рукой унтер. – Ступай.

Аскольд поспешил к дверям, пряча банкноту во внутренний карман пиджака под спецовкой.

Ветер на улице чуть не сорвал картуз. И куда же, интересно, в такую погоду собрались наемники?.. Он торопливо зашагал через поле к дирижаблю «La France 3».

Фаэтоны по-прежнему находились там, полным ходом шла погрузка. Наемники ставили сундуки на платформу и поднимали их с помощью домкрата в открытый на днище люк.

По пути к дирижаблю Аскольд попробовал выстроить версию минувших событий, но всякий раз мысленно спотыкался о различные препятствия. В действиях наемников прослеживались несколько поступков, идущих вразрез с логикой. Во-первых, зачем они вернулись в Париж? Если эвакуировать предателя, тогда почему уезжают без него? Они знают, что Аскольд жив, преследовали его, но потеряли. Тогда почему не заглянули в штаб-квартиру к шпиону, а сразу направились в отель?

Во-вторых, некий Гильермо Бланко, о котором упоминал Белобок, собирается покинуть Париж и вывезти ценный груз без таможенного досмотра. Вполне возможно, в сундуках запакован загадочный перфектум. Но тогда зачем использовать примелькавшийся транспорт? Пусть в Швейцарии у арендованного «La France 3» бортовые номера были закрыты тканью, не нужно быть сыщиком, чтобы вычислить порт приписки, а через него выйти на нанимателя. Достаточно поднять регистрационные записи в штабе порта, и все. Швейцарская уголовная полиция наверняка это сделает. Зачем же Гильермо и его люди так подставляются?

И наконец, в-третьих, зачем они похитили Еву фон Мендель? Если их интересовали бумаги Ларне, которые находились у нее, проще было забрать бумаги, а женщину бросить в поезде. Убить. Но наемники увезли ее с собой.

Причина?.. Аскольд даже замедлил шаг. А причина может быть только одна: Ева успела спрятать бумаги и будет жива до тех пор, пока наемники их не получат. Тут, в принципе, все логично, если Ева, как утверждал Горский, действительно случайный человек в череде событий, связанных с документами Ларне. Но если она изначально работала в связке с наемниками, логика нарушается вновь. Остается надеяться: Ева жива, она до сих пор на борту «La France 3» и ее удастся освободить. Она – единственная ниточка к бумагам Ларне и перфектуму. Найдя Еву и бумаги, предъявив их начальнику Департамента в России, можно снять с себя все подозрения в предательстве. И сделать это надо во что бы то ни стало.

Аскольд слабо представлял, как разыщет пленницу в дирижабле. Он лишь прикинул, как поднимется на борт, минуя вооруженных, хорошо подготовленных мужчин, но что делать дальше, даже не думал.

Пронзительный свист, донесшийся из дирижабля, заставил всех задрать головы. На поднятую с грузом платформу из люка в днище спрыгнул худощавый мужчина в спецовке и окликнул приближавшегося к «подкове» Аскольда.

– Новенький? – спросил он, опустившись на корточки. И не дожидаясь ответа, продолжил: – Фарж что-нибудь передал?

Аскольд растерялся. Но спустя миг сообразил: Фарж, по всей видимости, дежурный унтер на проходной. А худощавый мужик в спецовке – Лерой, с типичной внешностью иммигранта-англичанина.

– Ага. Ты Лерой? – Аскольд собрался запустить руку в карман пиджака под спецовкой, но механик велел подниматься наверх, указав на высокий приставной трап из арматуры, ведущий к люку в технический отсек на корме кабины.

Такой же трап стоял и в передней части дирижабля, но, по всей видимости, предназначался для пассажиров.

Аскольд направился к корме, когда навстречу ему из оцепления выступил наемник, предупредительно подняв руку. Аскольд остановился, обернувшись на Лероя в поисках поддержки, и тот оправдал ожидания:

– Пропусти его. Эй, громила! Если хочешь вовремя взлететь, не задерживай специалиста!

Когда Аскольд поднялся в технический отсек, Лерой ждал его у входа.

– Фарж десятку дал? – поинтересовался он.

– Да.

– Отлично. Лох он, не умеет играть в карты. – Мужик воровато оглянулся, будто опасался, что их подслушают. – Тебя куда приписали?

– К «подкове».

– Во как? У нас вроде в смене комплект. Чего это начальство вдруг расщедрилось? А, ладно. Какая у тебя специальность?

Аскольд в третий раз за четверть часа процитировал вакансию, прописанную в объявлении о приеме на работу. Лерой почесал впалую щеку, раздумывая, и произнес:

– В общем, так. Проверишь паровые котлы и горелки, в моторы не лезь – с ними порядок. Потом спускайся и бегом к заправочной станции… Станция возле штаба на другом конце поля. Спросишь там Люка, пацан это. Скажешь, от Лероя, отдашь ему десятку, заберешь сверток и живо назад. Понял?

Аскольд кивнул.

– А что в свертке? – ради приличия уточнил он.

– Твоя простава за первую смену. Погода смотри какая! – Лерой хохотнул и хлопнул Аскольда по плечу. – Полеты отменены. Сейчас иностранцев отправим – и гуляем до утра!

– Простава? – не понял Аскольд.

– Ну да, правила в моей бригаде такие. Каждый новичок должен проставиться. – Он направился в отсек, но обернулся: – За проставу будешь должен. Усек?

– Угу. А сколько?

– Отработаешь внеурочную, когда десятку вернешь. Ну, чего стоишь? – Лерой похлопал в ладоши. – Бегом в моторный, время – деньги.

Аскольд сорвался с места, понятия не имея, куда ему следует бежать. Но Лерой уже скрылся в полутемном коридоре, опоясывающем техническую палубу слева.

Главное – не наткнуться на кого-нибудь еще. Аскольд шел по узкому коридору, огибая агрегаты и напряженно прислушиваясь к звукам впереди.

Кабина у «La France 3», по меркам современных дирижаблей, небольшая, всего две палубы: техническая внизу, над ней пассажирская, частично утопленная в техническую, словно одно большое корыто вставлено в другое. На технической расположены грузовой и моторные отсеки, палубой выше – каюты и капитанский мостик. Дирижабль имеет жесткую конструкцию. В корпусе, обтянутом металлизированной тканью, установлены баллоны с газом. Но первый секрет дирижабля не в современных двигателях и не в аэродинамических свойствах несущей емкости, а именно в ткани, обеспечивающей минимальный вес и максимальную жесткость корпуса. Если говорить совсем простым языком: «La France 3» способен поднять в воздух столько же, сколько гигант «Цеппелин», но при этом, учитывая размеры аппарата, ему не требуется швартовочной мачты и больших пространств для маневра над летным полем. Фактически дирижабль умеет приземляться на любой площадке – достаточно, чтобы по габаритам проходила кабина и не было помех для несущей емкости.

Правда, один минус все-таки был. Металлизированная ткань стоила слишком дорого, поэтому выпустили всего семь таких дирижаблей. Не собрав новых заказов, компания-производитель обанкротилась, на радость Фердинанду фон Цеппелину. А построенные аппараты, оборудование и недвижимость компании ушли с молотка за бесценок.

Аскольд остановился. Впереди звучали голоса. Похоже, там грузовой отсек, где находятся Лерой и наемники. Он развернулся и пошел назад. В свете тусклых ламп сложно было что-либо разглядеть, а в данный момент его интересовал выход на верхнюю палубу – такой непременно должен быть в задней части кабины, но где именно, неизвестно.

Вернувшись на корму, Аскольд покрутился на месте и обнаружил сдвижные заслонки в боковых стенках, обеспечивающие доступ к паровым котлам-конденсаторам, размещенным в отдельных полостях. Поочередно осмотрел агрегаты, но, убедившись, что через полости на верхнюю палубу не пробраться, бросил эту затею. Немного потоптался у выхода и все-таки открыл люк в полу. Под ним находилась емкость большого резервного конденсатора, заполненная водой. Это на случай, если все котлы разом откажут и моторы встанут. Дублирующая система подачи пара исправит аварийную ситуацию: вода в системе нагревается практически мгновенно под действием электрического тока, поступающего на клеммы в емкости от шести электролитных батарей, спрятанных где-то под днищем.

Аскольд захлопнул крышку и подошел к трапу. Озадаченно наморщил лоб. Должен же быть еще какой-то путь наверх! Он прислушался к голосам внизу. Судя по разговору между наемниками, погрузка завершилась и пассажирский трап уже убрали. Сейчас техническая смена во главе с Лероем покинет дирижабль, получив отмашку на взлет, наемники отдадут швартовые, и он останется ни с чем.

Выглянув наружу, Аскольд решил взобраться по патрубкам к иллюминаторам кормовой каюты. Но присмотревшись, забраковал и эту идею: иллюминаторы слишком малы, в них не пролезешь…

Он шагнул в отсек, задрав голову к скошенному потолку. И тут взгляд зацепился за штырь с резьбой, на который было насажено поворотное кольцо. Присмотревшись внимательнее, Аскольд обнаружил проклепанный по периметру прямоугольный люк и возликовал. А когда подпрыгнул и повис на кольце, увидел на крышке малюсенькое окошко диаметром с теннисный мяч.

В каюте за люком слабо горела лампа, но есть ли кто-нибудь внутри, понять было невозможно – мешала кушетка, придвинутая к стене.

В коридоре раздались громкие голоса. Аскольд спрыгнул на пол, похлопал ладонью о ладонь, сбивая налипшую краску. За этим занятием его и застали Лерой и еще двое ремонтников из бригады, обслуживающей «подкову».

– Ты почему еще здесь? – На лице Лероя отразилось явное недовольство. – Котлы проверил?

– Да. В порядке.

– Тогда на выход. Иностранцы сейчас отчаливают.

Лерой подтолкнул Аскольда к трапу. Вместе они спустились на землю. Двое других ремонтников встали по бокам от трапа, чтобы сдвинуть его на безопасное расстояние и дать дирижаблю возможность взлететь без помех.

Заморосил дождь.

– Бегом на заправочную станцию! – велел Аскольду наблюдавший за ним Лерой.

– Ага. – Он побежал было в сторону штаба, но в сердцах хлопнул себя по лбу и повернул назад. – Саквояж с инструментами в отсеке забыл!

Лерой взглянул на подчиненных у трапа, затем прищурился на небо. Дождь усиливался, мокнуть им явно не хотелось.

– Короче…

Бригадира прервал шум вырвавшегося из патрубков на корме пара. Пропеллеры в хвостовой части дирижабля пока не вращались, но капитан воздушного судна уже запустил движки на холостом ходу. С характерным свистом начали отстегиваться швартовочные тросы, под днищем кабины замигали сигнальные фонари.

– Короче, – вновь заговорил Лерой. – Поднимайся за инструментами, потом откатишь трап. Вон туда, – он указал на отмеченный фосфоресцирующей краской прямоугольник в стороне. – А после знаешь, что делать. – И махнул ремонтникам, направившись к светящимся вдалеке окнам приземистой коробки вокзала.

Аскольд взлетел по трапу на палубу, подхватил саквояж и услышал в коридоре шаги. Ну конечно, кто-то должен задраить изнутри дверь техотсека. Недолго думая, он взялся за поручень трапа, качнул конструкцию в сторону, присел и вновь качнул, но уже сильнее.

Трап сместился в проеме, оторвав одно опорное ребро от земли, постоял так мгновение и завалился боком на траву.

Аскольд быстро захлопнул дверь в техотсек, держась за скобу, приваренную к длинной многорычажной рейке, дернул ее вверх – щелкнули рычаги, рейка нижним и верхним концами вошла в проушины, намертво зафиксировав дверь в проеме.

За бортом раздался гул запущенных пропеллеров. Приближающиеся шаги в коридоре стали почти не слышны. Аскольд хотел подпрыгнуть и повиснуть на поворотном колесе люка в потолке, но вовремя вспомнил про саквояж. Схватив его, сжал ручку зубами и, подпрыгнув, вцепился обеими руками в колесо. Оттолкнулся от наклонной стенки каюты, распрямился и замер под потолком в горизонтальном положении, упираясь подошвами туфель в стенку над дверью.

Спустя секунду перед дверью остановился наемник. Некоторое время он стоял в раздумье, потом качнул головой и, пребывая все в том же молчаливом раздумье, удалился по коридору прочь.

Аскольд облегченно выдохнул через нос. Саквояж был нетяжелый, но толстая ручка в зубах мешала нормально дышать и вызывала сильное отделение слюны.

Выждав еще несколько секунд, он хотел уже спрыгнуть на пол, но вдруг лившийся сквозь окошко люка свет стал ярче. Аскольд поднял голову – и не поверил глазам.

За окошком была Ева фон Мендель, она отчаянно скребла по крышке пальцами, пытаясь открыть люк.

 

Глава 12

Ходячий мертвец

Ева сидела в каюте на кушетке и ждала появления Гильермо.

Когда дирижабль прибыл в Париж, к ней никто не наведался, не предложил поесть или воспользоваться туалетной комнатой. Она провела взаперти несколько часов, но так и не придумала, как вырваться из плена.

В том, что развязка близка, Ева уже не сомневалась. У нее было устойчивое ощущение, что наемники чего-то ожидают. А может быть, кого-то?

Буря, от которой дирижабль смог уйти на границе Швейцарии и Франции, все-таки догнала их в Париже. Вечернее небо за иллюминаторами быстро затянуло тучами. Непривычно низкую стоянку, представлявшую собой горизонтальные мачты, подковой обхватывающие гондолу дирижабля, залило светом прожекторов. Некоторое время Ева смотрела в иллюминаторы, наблюдала за наемниками и ремонтниками на летном поле в надежде привлечь внимание последних, подать хоть какой-то знак. Но поняв, что сделать этого не удастся, вернулась на кушетку.

Она насчитала полтора десятка мужчин в котелках, расположившихся на земле вокруг дирижабля. Ей плохо было видно, что происходит непосредственно под гондолой, Ева заметила лишь, как через поле подкатили три авто с грузом и людьми.

Неужели конец? Сейчас дирижабль взлетит и унесет ее навсегда из Парижа. Перед глазами всплыло надменное лицо Гильермо, его блестящий искусственный глаз, вспомнились слова сожаления о том, что их знакомство продлится недолго. На что он намекал? Ева посмотрела на дверь, за которой раздались приглушенные голоса. Он говорил о русском, который непременно явится в Париж. Неужели Гильермо оказался прав – наемники нашли Аскольда и узнали, что она соврала?

Голоса в соседней каюте стали громче. Ева поднялась с кушетки, шагнула вперед и прижалась ухом к двери.

Двое громко спорили на английском. Она узнала по акценту Гильермо, другой голос тоже показался знакомым, но Ева не могла вспомнить, при каких обстоятельствах слышала его. Мужчины говорили о каких-то документах, об ученом по фамилии Ларне…

Она невольно вздрогнула, догадавшись, о чем речь, и сильнее прижалась ухом к двери. Гильермо как раз вспоминал о Еве – сообщил незнакомцу, что чертежи, с ее слов, забрал русский.

– Откуда Пантелееву было знать, что девица едет с ним в одном поезде?! – удивился незнакомец. – Он ни сном ни духом…

– Это ваша недоработка, – упрекнул Гильермо.

– Какая, к дьяволу, недоработка?! Вы понимаете, что говорите? – Незнакомец громко фыркнул. – Когда б он успел? У Пантелеева не было времени…

Голос внезапно смолк. От напряжения Ева с хрустом в пальцах сжала дверную ручку.

– Эта девица – профессиональная воровка, – сказал незнакомец. – Ее обыскали?

Всё. Теперь точно всё.

Она отпрянула, сделала еще шаг и уперлась ногами в кушетку.

Дверь распахнулась. Ева замерла.

Первым в каюту вошел Гильермо, но следом за ним…

Ева смотрела на господина, которого уже видела однажды, который… Нет. Этого не может быть! Он умер.

– Фройляйн желает, чтобы ее обыскали? – вежливо поинтересовался мертвец. – Или отдаст бумаги сама?

Теперь она вспомнила и его голос, и манеру держаться. Только никак не могла понять, зачем было разыгрывать ее и Аскольда, и… Хотя нет, другого «и» не существует, раз этот господин заодно с наемниками.

Главарь наемников подступил к Еве, и она, поспешно расправив складку на юбке, отстегнула потайные крючки и извлекла из подшитого с внутренней стороны кармана украденные в доме Бремена документы.

– Теряете хватку, Гильермо, – сказал с усмешкой господин у него за спиной.

Гильермо вырвал бумаги из рук женщины, развернул листы, удовлетворенно кивнул:

– Это они, – и тронул пальцами поседевшие волосы у виска. Его лицо исказилось в гримасе боли – стеклянный глаз слегка выдвинулся из глазницы, зрачок расширился и вдруг раскрылся черной дырой. В ней что-то блеснуло. Затем еще раз, и еще.

Гильермо трижды давил на висок, поднося к лицу листы, и в глазу у него всякий раз щелкало. После чего лицо разгладилось, и он повернулся к выходу из каюты со словами:

– Женщина нам больше не нужна.

– Согласен. Однако ее стоит обыскать, – спокойно, но при этом настойчиво произнес господин, не сдвинувшись с места.

Ева замерла не дыша. Гильермо по-прежнему стоял к ней спиной, господин смотрел на него. Но было и так ясно: между мужчинами наметилось серьезное противостояние.

– Хорошо, – неожиданно быстро согласился Гильермо и, вновь повернувшись к Еве, сделал приглашающий жест: – Прошу вас.

Еве не хотелось, чтобы кто-то из этих двоих касался ее руками. Она вынула из жакета британский паспорт, затем выудила из кармашка за краем юбки медальон и, небрежно бросив вещи на пол, гордо вскинула подбородок.

– Это все? – поинтересовался Гильермо.

– Все. – Ева ухмыльнулась. – Или благородные господа любят обыскивать женщин насильно?

Мужчины некоторое время оценивающе смотрели на нее. Затем незнакомец в дверях шагнул в каюту и приказал Еве поднять руки. Он ощупал сначала ее плечи, потом грудь, спустился к талии. Делал он это сноровисто и… как-то очень привычно, будто занимался обысками всю жизнь.

– Ну что, все разглядел? – Ева сама задрала юбку.

Незнакомец отступил к выходу и сказал Гильермо:

– Нельзя выбрасывать труп на летное поле.

– Зато можно скинуть где угодно. – Гильермо подобрал с пола медальон, паспорт и последовал за ним. – Когда поднимемся высоко.

Закрылась дверь. Дирижабль едва заметно качнулся, сквозь внешнюю стенку каюты донесся шум моторов. Но Ева не обратила на это внимания. Скоты! Она зло плюнула в дверь. Эти двое говорили о ней как о вещи. Она… она им не нужна!

Ева сильно топнула ногой. Соберись! Время еще есть. Пока дирижабль не взлетел высоко, можно что-нибудь предпринять…

Она завертелась на месте. Резко остановилась, раздумывая, и решительно пододвинула кушетку к двери, подперев ручку. Пусть ненадолго, но это задержит наемников, когда они придут ее убивать.

Под окошком на люке в полу что-то шевельнулось. Ева опустилась на колени, всматриваясь в темноту. Глаза ее вдруг широко распахнулись – за стеклом был Аскольд!

Миг, и лицо русского исчезло. Ева зажмурилась, вновь посмотрела на окошко. Может, померещилось? Сознание выдало желаемое за действительное, так бывает в минуты сильного напряжения…

Лицо Аскольда появилось под окошком вновь. Скрипнул, проворачиваясь, стержень, торчащий из люка. Ева вцепилась в железку, помогая провернуть ее. Резьба больно царапала ладони, но сейчас было все равно – уж очень хотелось выбраться из каюты. С очередным поворотом стержня в люке что-то щелкнуло, и ее внезапно увлекло в открывшийся проем. Она едва не вскрикнула, провалившись в пустоту вниз головой. Падение длилось всего миг. Ева даже не успела понять, как оказалась в объятиях Аскольда, который вовремя подхватил ее, стоя в полутемном отсеке.

Их взгляды встретились. Аскольд осторожно, Еве показалось – бережно, поставил ее на ноги и приложил палец к губам. Затем кивнул на потолок и подпрыгнул, чтобы закрыть откинувшийся люк. После чего подхватил с пола саквояж, взял Еву за локоть и увлек за собой в полутемный коридор.

В просторном грузовом отсеке они спрятались между сундуками, принайтованными к полу сетями. Аскольд привлек Еву к себе и прошептал:

– Где бумаги?

– Их забрал Гильермо. Ну… он из Америки.

– Знаю, Гильермо Бланко. Он у наемников главный?

– Да. Он и паспорт у меня забрал, и медальон. Медальон у меня с рождения! Ты его подобрал в хранилище Бремена, потом потерял в поезде. Но я нашла…

– Где каюта Гильермо?

– Не знаю…

Ева хотела сказать о господине, который вместе с Гильермо приходил к ней в каюту и которого наверняка знает Аскольд, но в отсеке раздались голоса.

В руке у русского появился пистолет. Он выглянул над сундуками и тут же спрятался обратно. Показал Еве два пальца. Затем пальцами изобразил шагающего в их сторону человечка.

Она закивала, поняв, что в отсек с носовой части дирижабля зашли двое и направляются к ним. Аскольд протянул ей пистолет, а сам открыл саквояж и достал раскладную дубинку.

– Стрелять умеете? – прошептал он Еве на ухо и получил в ответ кивок. – Сможете убить человека?

– Этих смогу.

– Стрелять нужно только в крайнем случае.

Она положила руку на плечо Аскольду, собравшемуся ползком покинуть укрытие:

– У меня есть план.

Русский напряженно взглянул в сторону наемников.

– План сработает, – быстро зашептала Ева. – Ползи куда хотел, только не поднимайся, пока я не начну действовать…

 

Глава 13

В игре

План сработает. Аскольд несколько раз повторил про себя слова Евы, пока полз вдоль стены к двери в переборке с противоположной стороны грузового отсека, чтобы зайти наемникам за спину.

У него не было времени на обсуждение – сам ведь отдал пистолет, решив в последний момент целиком положиться на Еву. В конце концов, она находилась на дирижабле несколько часов, лучше изучила обстановку и наемников. Ее уверенный тон добавил Аскольду решимости. Главное, чтобы не начала палить из парабеллума, тогда на нижнюю палубу точно сбежится вся армия Гильермо.

Он осторожно приподнялся на локтях, поморщившись от боли в раненом плече. Наемники не дошли до места, где пряталась Ева, всего пару шагов. Оба громко обсуждали, как лучше закрепить штурмовой трап в дыре на боковой стенке отсека, которую собирались вот-вот проделать.

Дыра, штурмовой трап?.. Аскольд кивнул себе – он все верно услышал. Но какой, к черту, штурмовой трап, когда они уже в воздухе? Какая, к черту, дыра?

– О-о!.. – вдруг вырвалось у одного наемника.

– Ого!.. – выдал другой.

Аскольд выпрямился у двери и сам чуть не воскликнул. Ева стояла между сундуками в шелковой сорочке, кружевных панталонах и чулках, пряча руки за спиной, и кокетливо хлопала ресницами, призывно поводя плечами.

– Ну, что замерли, мальчики? – Ее губы растянулись в томной улыбке. – Давно не видели красивых девочек?

Наемники переглянулись. Оба осклабились и одновременно шагнули к Еве. И тут же замерли, потому что она наставила на них парабеллум.

В два прыжка Аскольд оказался рядом. Треснул по макушке дубинкой одного, второй успел уклониться – дубинка скользнула по плечу. Выручила Ева, двинув наемнику в челюсть рукояткой пистолета. Следующим ударом Аскольд завершил начатое.

– Уф, – выдохнул он и качнул головой. – Получилось!

– Я же говорила. – Ева уперла руку в бок и картинно поцеловала ствол парабеллума.

Аскольд отобрал у нее оружие, велел одеться, а сам вернулся к двери и выглянул в коридор.

На палубе было тихо. Гудели на корме моторы, снаружи доносились раскаты грома. Он притворил и запер дверь.

Ева уже застегнула жакет и принялась разглаживать юбку.

– Этих двоих сюда послали с конкретным заданием, – сказал Аскольд. – На задание им отвели определенное время. Если их хватятся…

– Понятно. Что будем делать?

– Можем попытаться пробраться в рубку капитана и заставить его снизиться. Придется прыгать. Может, даже ноги не переломаем, если площадка для приземления будет ровной и падать невысоко.

– Наемники станут стрелять нам вслед. И тоже могут спрыгнуть.

– Да. Но у нас преимущество. Ночь и гроза.

При слове «гроза» Ева наморщила свой маленький, слегка вздернутый носик.

– Что не так? – поинтересовался Аскольд.

– Я… Нет, все так.

– Тогда прошу следовать за мной и молчать.

– Ладно. А эти… Не свяжешь их? – Ева пнула лежащего наемника ногой.

Аскольд подумал и помотал головой:

– Нет времени. Я хорошо им врезал. Заберите у них револьверы и дайте мне один котелок.

Он скинул рабочую спецовку, водрузил на голову поданный Евой котелок – теперь хоть немного похож на наемника – и снова приоткрыл дверь в коридор. В нескольких шагах была железная лестница наверх. За ней виднелись переборка и закрытая дверь, ведущая в другие технические отсеки.

Если он верно представляет схему кабины, они с Евой сейчас точно в центре дирижабля. Каюты на «La France 3» находятся в кормовой части, все комнаты проходные, обзорной прогулочной палубы, как на «Цеппелине» или пассажирских дирижаблях подобного класса, здесь нет. Ближе к носу расположены рубка и лестница в несущую емкость, где размещены баллоны с газом.

Медленно и тихо ступая по ступенькам, Аскольд поднялся по лестнице и осмотрелся. Небольшая площадка: четыре стены, две двери по сторонам, везде по иллюминатору, и еще одна лестница наверх. Все как предполагал.

Он указал Еве на дверь в кормовую часть, обошел лестницу, заглянул в иллюминатор на двери… и отпрянул.

В каюте были трое: Гильермо, его подручный и мужчина, одетый не так, как остальные наемники. Что-то знакомое было в этом мужчине, сидевшем на стуле спиной к выходу. Наемник скучал у дальней переборки с открытой дверью в капитанскую рубку, где маячили еще люди, но сколько их там, сосчитать было затруднительно. Гильермо расположился в углу за столом, на котором стоял громоздкий агрегат, очень напоминавший радиотелеграф. Только ключа для передачи данных азбукой Морзе у этого радиотелеграфа не было. Вместо него перед Гильермо стояло переговорное устройство, используемое на телефонах: раструб, закрепленный на стержне, опирающемся на круглую подставку. Связисты в Департаменте полиции называли такие аппараты микрофонами. Рядом с ним возвышался массивный короб с овальным вырезом, затянутым металлической сеткой в мелкую ячейку. Все устройства были соединены между собой проводами.

Если ворваться и застрелить двоих, а Гильермо взять в заложники, можно потребовать у него бумаги и поторговаться с теми, кто в рубке…

Главарь наемников переключил пару тумблеров на ящике радиотелеграфа, глядя на светящееся окошко на фронтальной панели, подкрутил массивный набалдашник с насечкой, над которой виднелись цифры, и громко произнес в микрофон:

– Фантом вызывает Небесного Механика! Повторяю, Фантом вызывает Небесного Механика!

Аскольд отступил немного в сторону, чтобы его случайно не заметили через иллюминатор, и нахмурился.

Гильермо пытается с кем-то связаться, но ведь по радио можно передавать только сигналы Морзе! Науке еще неизвестны подобные технологии, военные инженеры лишь приступили к исследованиям в данной области. К тому же принимающая сигнал сторона должна находиться в пределах видимости передатчика…

Аскольд хотел снова осторожно заглянуть в иллюминатор на двери, за которой Гильермо продолжал повторять одну и ту же фразу, но Ева громко шикнула, привлекая его внимание.

– Дай дубинку, – прошептала она и сунула один револьвер за широкий пояс, держа второй наготове в другой руке.

«Зачем?» – беззвучно, одними губами, спросил Аскольд и развел руками, не понимая, чего хочет Ева.

– Запру дверь в коридор. – Она раздраженно указала на дверную ручку, куда собиралась вставить дубинку.

Аскольд кивнул – хорошая идея. Дверь достаточно крепкая, из алюминия, открывается внутрь. Если зафиксировать ручку, наемники, находящиеся в кормовых каютах, не смогут быстро оказаться на площадке у лестницы.

Пришлось сунуть парабеллум в карман, открыть саквояж и достать дубинку.

– Бросай. – Ева сместилась к стене, чтобы не мешала разделявшая их лестница.

Аскольд примерился и кинул ей дубинку через площадку. Но получилось слишком сильно: Ева коснулась ее в воздухе, но не сумела схватить. Дубинка кувыркнулась на железный пол. Аскольд зажмурился в ожидании громкого металлического звона, который их непременно выдаст…

– Все в порядке, – донесся вместо этого шепот Евы.

Оказывается, она успела быстро расправить юбку и поймать дубинку в подол. Аскольд выдохнул и опять подобрался к иллюминатору.

– Фантом вызывает Небесного Механика! – повторял Гильермо, словно заевшая в патефоне пластинка. При этом он зажимал гашетку на стержне микрофона, а отпускал, лишь закончив фразу, и прислушивался к шелесту эфира, лившемуся из… из короба с сеткой.

Он в очередной раз собрался зажать гашетку, но тут из короба раздались щелчки, громкий треск, и сквозь них прорвался искаженный помехами голос:

– Небесный Механик – Фантому! Слышу вас хорошо. Следую в трех кабельтовых по правому борту курсом вест, норд-вест.

– Понял вас, – отозвался Гильермо и кивнул наемнику на иллюминатор справа. – Устанавливаю визуальный контакт.

Аскольд тоже взглянул в иллюминатор на стене.

За стеклом была тьма. Вспышки молний рвали небо, озаряя тучи, наползавшие друг на друга. Увидеть среди них что-либо не представлялось возможным.

– Прошу обозначить себя световыми сигналами, – продолжал Гильермо.

– Подаю световые сигналы, – откликнулся Небесный Механик. – Красный, зеленый, желтый! Повторяю…

Аскольд снова уставился в иллюминатор, где среди туч поочередно возникали расплывчатые цветные круги мощных фонарей. Сверкнула молния, высветив контуры… дирижабля весьма необычной конструкции.

Летательный аппарат фотоснимком отпечатался на сетчатке глаз. Три большие, расположенные горизонтально в ряд несущие емкости с заостренными конусами на концах. От оснований конусов к кабине под ними тянутся штанги или толстые тросы. Нет, – Аскольд двинул рукой и скривился от боли в раненом плече, – все-таки это металлические штанги, иначе кабину непременно раскачал бы ветер и вся конструкция развалилась бы. Над кабиной открытая, обнесенная ограждением палуба, и позади нее агрегаты. Шесть-восемь моторов. Он не успел сосчитать точно, но заметил в кормовой части несколько горизонтальных реек, на концах которых вращались пропеллеры. Кабина просторнее, чем у скоростного «La France 3», но меньше, чем у «Цеппелина». Зато выше, а значит, и палуб там больше. Вполне возможно, палуб у этого дирижабля не две, как принято во всем мире, а целых три. Нет, четыре, если учесть открытую под несущими емкостями.

Вновь сверкнула молния, озарив необыкновенный дирижабль и фигурки людей на открытой площадке под емкостями. Они зажигали и гасили фонари, подавая световые сигналы. И еще они к чему-то готовились, выдвигая по левому борту широкую ступенчатую пластину…

«Штурмовой трап! – воскликнул про себя Аскольд. – Они собираются пристыковаться к дирижаблю наемников. Немыслимо!»

Он резко обернулся на шорох за спиной. Подошедшая Ева успокаивающе вскинула руки.

– Фантом, доложите ситуацию, – прозвучало за дверью.

– Чертежи у меня, – громко и четко сообщил Гильермо. – Но это не всё. У похитителя бумаг изъят жетон с символами токапу. Думаю, это утерянный чипер. Жду дальнейших распоряжений.

Возникла пауза. Аскольд посмотрел на дверь в коридоре, за которой находились каюты. Если дирижабли готовятся к стыковке, нужно срочно прорываться в рубку. Преимущество пока на их с Евой стороне, но с каждым следующим мгновением они могут его лишиться.

Он приготовил оружие, взялся за дверную ручку…

Небесный Механик произнес:

– Похитителя доставить ко мне на борт. Всех лишних свидетелей устранить.

Собравшийся ворваться в каюту Аскольд остолбенел, потому что в этот самый момент сидевший к нему спиной мужчина вскочил, повернувшись боком к двери, и крикнул:

– Только я знаю ключ к шифру токапу! Мы заключили сделку!

Теперь в нем трудно было не узнать Михаила Горского.

Аскольд ошарашенно моргнул.

Горский швырнул стул в наемника, стоявшего у входа в рубку. В каюте грянул выстрел. Аскольд толкнул дверь от себя и подхватил обмякшего куратора, выстрелив по фигурам в каюте почти наугад.

Гильермо метнулся к проему и скрылся в рубке. Наемник схватился за живот и упал, выронив револьвер. Аскольд выволок Горского из каюты. Ева захлопнула дверь.

– Мишель!.. – Аскольд уставился в лицо куратора. – Черт возьми, это был ты!

– Он! – воскликнула Ева. – Этот баварец ехал с тобой в поезде. Я видела его на вокзале возле касс. Он…

– Держите выход под прицелом! – рявкнул ей Аскольд и выстрелил пару раз по двери, которую Ева заблокировала дубинкой.

Дверь пытались открыть с другой стороны – ручка дергалась, но дубинка стояла крепко.

Тогда из каюты напротив начали стрелять.

– Дьявол! – Аскольд подхватил Горского под мышки и оттащил к стене. – Стреляйте, Ева!

Она выставила перед собой револьверы, зажмурилась и спустила курки. Брызнуло стекло – пули угодили в иллюминатор. Грохот выстрелов заглушил слабый голос Горского.

– Что? – Аскольд склонился к нему. – Повтори!

– Механик, – выдохнул куратор и кашлянул, плюнув кровавой слюной. На груди у него расплывалось кровавое пятно, точь-в-точь как тогда в поезде. Только на этот раз настоящее. – Он страшный человек. Не… не оставляет следов.

– Что в бумагах Ларне?!

– Ключ… у них есть ключ… – Горский слепо смотрел на Аскольда. При каждом вдохе из его горла вырывался булькающий хрип.

– Ключ и чипер – одно и то же? С его помощью можно прочесть бумаги Ларне?

Ева вновь дважды выстрелила. В заблокированную дверь из коридора ударили чем-то тяжелым, прогнув полотно. Дубинка при этом слегка сдвинулась в сторону – еще удар-другой, и наемники ворвутся на площадку.

– Не знал… – хрипел Горский. – Не знал, что у Гильермо появится ключ. Страховался. – Его взгляд вдруг стал осмысленным, пальцы сильно сжали предплечье Аскольда. – Пантелеев, – возбужденно и быстро заговорил куратор, – Ларне передал Бремену не всё. Запомни адрес: улица Пуле́, дом три… – Горский всхлипнул, подавившись кровью. – М-м… Медьюз.

Голова его безвольно откинулась. Аскольд с трудом разжал пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся ему в предплечье, и поднял взгляд на Еву.

– Наверх! – скомандовал он, подхватывая саквояж. – Вперед, живей! – И подтолкнул ее к лестнице с люком в несущую емкость дирижабля. Там наемники вряд ли станут стрелять, опасаясь повредить баллоны с газом.

Когда он захлопывал крышку люка за собой, на площадку из коридора вывалились головорезы Гильермо. Первый успел выстрелить, но главарь громко приказал прекратить огонь, напомнив про баллоны.

В отсеке, куда попали Аскольд и Ева, было темно. Аскольд принялся на ощупь перебирать предметы в саквояже. Наконец нашел что искал, встряхнул маленькую стеклянную колбу в кулаке – и мягкий зеленоватый химический свет озарил пространство вокруг.

– Как мы выберемся отсюда? – Ева вцепилась в ограждение узкого мостка, на который успела взобраться по вертикальной лестнице. – Мы же в ловушке!

Вокруг были вогнутые стенки емкости из дырчатых шпангоутов, обтянутых металлизированной тканью. Вдоль стенок тянулись направляющие стрингеры и тросы. В полутьме виднелись закрепленные вдоль стенок газовые баллоны.

– Мы можем пройти к корме или к носу. – Аскольд стал подниматься на мосток по узким ступенькам. – И через один из люков выбраться наружу.

– Нет! – ужаснулась Ева. – Только не наружу. Там ветер, там гроза… Там же высоко! А я не умею летать!

Гулкий звук удара металлом о металл почти заглушил ее последнюю фразу. Крышка алюминиевого люка под лестницей подпрыгнула. Снизу еще раз ударили кувалдой, и крышка откинулась.

Аскольд швырнул саквояж и угодил по голове высунувшемуся из люка наемнику.

– Бежим! – Он выбрался на мостки и кинулся в кормовую часть дирижабля, держа химический источник света в вытянутой руке.

– Не стрелять! – долетело с нижней палубы. – Не повредите газовые баллоны!

Спустя несколько секунд за спиной вскрикнула Ева. Аскольд обернулся.

Она так и не решилась последовать за ним. Ее схватили двое наемников и сейчас стаскивали в люк. Третий, высокий крепыш, устремился за Аскольдом.

Он швырнул в преследователя колбу с реактивом. Не зная, что реактив не представляет опасности для газовых баллонов, наемник попытался ее поймать. Но не смог.

Зазвенело стекло, светящаяся жижа выплеснулась на мостки и туфли наемника. Тот в испуге подскочил на месте – явно никогда не видел ничего подобного, – дав тем самым Аскольду время сократить расстояние, и получил ногой в живот.

С нижней палубы донеслась команда на испанском. Наемники, скрутившие Еву, по очереди спрыгнули в проем. Последний захлопнул крышку люка за собой.

В сердцах Аскольд врезал упавшему на колени крепышу еще раз.

Без света искать выход из несущей емкости не имело смысла. Легко можно свалиться с мостков, покалечиться или, того хуже, сломать себе шею. Он крутанулся на месте, лихорадочно соображая. Сейчас дирижабли состыкуются. По штурмовому трапу все перейдут на другой летательный аппарат. Заберут Еву и бумаги, а «La France 3»… Да, арендованный «La France 3» ждет печальная участь. Не зря Горский предупредил, что Небесный Механик не оставляет следов.

Аскольд ухватил обмякшего наемника за ворот, с трудом, морщась от боли в раненом плече, подволок его к лестнице и спихнул на площадку.

Тело бухнуло по крышке. Раздался характерный хруст – кажется, сломался позвоночник. Или шея. А может, и то и другое. Если бы наемник остался жив, он сейчас мычал бы или орал от боли. Но тем лучше для него и Аскольда. Какой с мертвеца спрос?

Ухватившись за железные стойки лестницы, Аскольд медленно съехал вниз. На площадке под люком наверняка стоит парочка головорезов. И стоять они будут, пока остальные не покинут дирижабль, уверенные в том, что у Аскольда есть инстинкт самосохранения и он не взорвет газовые баллоны, решив расстаться с жизнью и прихватить их на тот свет.

И они, черт побери, правы! В такой ситуации лишь безмозглый пойдет на крайние меры, пытаясь продать свою жизнь подороже. Но ему-то сейчас ничего не угрожает. Наемники без приказа не сунутся наверх, значит, у него еще есть шанс выбраться отсюда и доставить своим ценнейшую информацию о Горском, бумагах Ларне и неизвестном доселе Небесном Механике, чьи люди оставили длинный кровавый след в Европе. Что ж, правила изменились, на поле появился новый игрок.

Аскольд обыскал наемника. Улов был небольшим: револьвер, несколько монет и паспорт, если он верно определил в темноте на ощупь назначение тонкой плотной книжицы.

Ну что ж… Аскольд выждал еще некоторое время, сосчитав до ста, и приоткрыл крышку люка. В узкую щель были видны железный пол и часть открытой двери в коридор. Аскольд открыл покореженный кувалдой люк и выставил перед собой оружие.

На площадке внизу никого было. Тогда он сунул револьвер за пояс и скинул в проем мертвого наемника.

Тишина, если не считать грозы и далекого шума моторов. Никто не выстрелил, не крикнул, не шагнул к лестнице. Неужели все давно на нижней технической палубе? Вполне возможно. Аскольд сместился так, чтобы видеть вторую лестницу, ведущую в трюм. Присел. Кинул быстрый взгляд на дверь в каюту, где недавно сидели Гильермо и Горский.

Дверь была открыта, в каюте, кажется, пусто.

Ладно. Он достал оружие и быстро спустился на площадку. Крутанулся на месте, ожидая в любой момент выстрела и готовясь выстрелить в ответ.

Похоже, и вправду наемники вот-вот отшвартуются, если еще не сделали этого.

Аскольд шагнул к иллюминатору справа по борту. Необычный летательный аппарат с тремя несущими емкостями оказался гораздо крупнее, чем можно было предположить. Это была воистину удивительная машина. На открытой, залитой светом мощных фонарей палубе под косым дождем суетились люди, спускали сундуки в широкий прямоугольный люк. Двое возились у станка-треноги, устанавливая многоствольный блок «гатлинга». Еще двое снаряжали патронами из раскрытых ящиков длинные обоймы, несколько человек выстроились вдоль ограждения, держа ружья на изготовку. На нижнем крае палубы был закреплен толстый цилиндрический контейнер, от него горизонтально тянулись трубы, далеко выступавшие за пределы кормовой части и расширявшиеся на концах.

О назначении контейнера и труб Аскольд размышлять не стал. Все его внимание захватили многоствольный «гатлинг» и телескопический штурмовой трап. Трап убирали с помощью лебедки, сматывая трос на вращающийся блок.

Когда половина наборных пластин трапа собралась в стопку на конце конструкции и стало ясно, что дирижабли расстыковались, к пулемету на станке подошел Гильермо.

Наемники услужливо вынесли ему кресло. Главарь степенно опустился в него, сдвинул на глаза очки-гоглы, отсалютовал Аскольду, коснувшись пальцами виска, и взялся за пулемет.

Чего же он ждет?.. Впрочем, ясно: баллоны с газом на «La France 3», взорвавшись, могут повредить дирижабль Небесного Механика. Наемники хотят увеличить расстояние между аппаратами.

Аскольд посмотрел в сторону рубки – нет, с управлением летательным аппаратом ему не справиться. А если он все-таки справится, все равно не успеет разогнать дирижабль – Гильермо легко поразит такую крупную цель. Можно спуститься в грузовой отсек и выбежать к кормовому люку. Но вряд ли под ним окажется стог сена или водоем.

При мысли о водоеме он замер. Жидкая среда поглощает удары не хуже, чем твердая поверхность. Тут все зависит, с какой высоты в нее спрыгнуть. Но если оказаться внутри самой среды?..

Аскольд кинулся вниз. Забежал в грузовой отсек, где в стене зияла дыра. Чем ее вырезали, гадать не стал, лишь отметил мельком: края практически ровные, не блестят и не обугленные. Значит, резали, не пользуясь газовой сваркой или пилой по металлу. Сквозь дыру в отсек ударил свет, Аскольд успел увидеть, как наемники, стоявшие вдоль ограждения на странном дирижабле, вскинули ружья, и побежал по коридору дальше.

Нет, он не станет палить из мухобойки по слону и не даст им шанса пристрелить его. Оказавшись на корме, вскрыл люк в полу, отвинтил крышку резервного котла-конденсатора, пару раз резко выдохнул, затем с присвистом набрал воздуха в легкие и сделал шаг, плавно погрузившись в холодную воду с головой.

Сквозь темную холодную толщу донесся размеренный стрекот «гатлинга». По-хорошему, стоило задраить за собой крышку котла, но секунды промедления могли стоить жизни.

Аскольд взмахнул руками, уходя на глубину. Звуки выстрелов почти исчезли. Спустя мгновение раздался глухой, переходящий в звенящее пронзительное эхо взрыв. За ним прозвучал еще один и еще. Начали взрываться газовые баллоны, пробитые пулями «гатлинга».

На какой бы высоте ни находился дирижабль, потерявшая несущую емкость кабина будет падать с ускорением почти десять метров в секунду в квадрате.

В голове всплыли давно забытые формулы. Он взял за точку отсчета примерную высоту в шесть сотен метров, умножил ее на ускорение и на два, как того требовали законы физики. Конечно, нужно было учесть изначальную скорость дирижабля и массивность конструкции, которая хоть и тяжелая, зато определенно имеет парусность. Но он исключил эти параметры из расчетов. Извлек корень из полученного результата…

От удара кабины о землю заложило уши. Аскольд машинально взмахнул руками, не представляя, где верх, где низ. Сквозь звон в голове донесся скрежет, вода надавила прессом на грудь. Кажется, его развернуло и с силой увлекло вперед головой. Острый край железа больно прошелся по раненому плечу. Миг, и его вынесло через рваную дыру в стенке котла-конденсатора на траву.

Аскольд полежал некоторое время на животе, дожидаясь, пока вода вытечет из лопнувшей цистерны, и только после этого перевернулся на спину, раскинул руки и нервно рассмеялся.

Ветер гнал тучи по темному небу. Струи дождя били по лицу, стучали по искореженному металлу, заливая горящие ошметки газовых баллонов в стороне.

Вот вам всем! Он повторил жест, который сделал наемник на крыше вагона, перед тем как зажечь бикфордов шнур.

– Я жив!!!

Рана на плече сразу напомнила о себе, но сейчас на нее было плевать.

Он по-прежнему в игре!