Сидя в кресле перед окном, я смотрела на улицу. Хотя, смотрела, для меня уже было не совсем тем словом. После столкновения с Демоном и возвращения из Бразилии, мир снова поменялся, и я ослепла ещё больше. Если раньше я могла видеть, хоть и расплывчато, лица окружающих, то сейчас ориентировалась только по контурам. Люди вокруг стали безликими и главным стали их голоса и интонации.

Жизнь вообще изменилась и я пока не знала, как относиться к этим изменениям. «Слепнуть с каждым днём всё больше страшно. Но с другой стороны, здесь, в посёлке, всё не такое, как я привыкла. А самое странное, здесь меня принимают как давно знакомого и родного человека, и это даёт душе успокоение», — подумала я, вспоминая свой приезд и то, как меня встретили.

В Бразилии, после того, как я пришла в себя, мы пробыли ещё три дня. Всё это время мы с Яном отсыпались и ели, набираясь сил, и я заново научилась смотреть на своего Поводыря.

Ян на самом деле не оставлял меня четыре дня и чем больше я думала о происшествии, тем больше понимала — если бы не он, мне не удалось бы вырваться из ловушки Демона. Поэтому, как только смогла нормально держаться на ногах и не спала, всю заботу о нём, я взяла на себя. Кормя его, развлекая малозначительными разговорами и даже просто молча, я ощущала, что между нами устанавливается какая-то более крепкая связь, которой раньше не было. И хотя внутри до сих пор всё противилось этому, во многом я уже не могла отказать своему Поводырю.

На второй вечер, после ужина, когда Ян попросил прилечь рядом с ним, чтобы он спокойно заснул, я выполнила его просьбу и теперь, спустя время, до сих пор помнила, как хорошо мне было рядом с ним. Биение его сердца напоминало о том, как я вышла на свет, и этот звук приносил успокоение. Причём такое, что когда пришло время идти в свою кровать, я сделала вид что заснула и предпочла остаться рядом с Яном, а не спать отдельно. Но это случилось лишь раз, в Бразилии, и больше не повторялось, потому что на следующее утро я проснулась в объятиях Яна. Прижимая меня к себе, он, как я тогда поняла, уже давно не спал, а мне настолько сближаться с ним не хотелось.

«Мне нравится, когда он рядом. Я чувствую себя защищённой и на самом деле нужной ему. Но Ян хочет большего, чем просто дружба, а я, как ни старалась, не могу забыть ту страшную ночь. Общаться с ним, находиться рядом я могу, но до сих пор не переношу, когда он прикасается ко мне, даже чтобы просто не дать оступиться. А все остальные чуть ли не мужем и женой нас считают. А уж родители Яна вообще думают, что в скором времени я сделаю их бабушкой и дедушкой. Вот как им сказать, что такого никогда не будет?» — я нахмурилась. «Ведь они хорошие люди и нравятся мне, а Ян их единственный сын, и естественно, что они желают для него полноценного счастья и семьи. Что же делать? Как окружающим дать понять, что мы не такие, как остальные Поводыри и Пифии?» — я вздохнула, в очередной раз думая о жизни в посёлке и том, насколько отличаюсь от остальных. «Хотя не могу сказать, что мне не нравится тут. Жизнь здесь больше похожа на утопию, потому что все друг друга любят, и к окружающим относится с теплом и пониманием. Однако, как бы это не смотрелось со стороны, а ведь на самом деле так. Здесь нет подлости, зависти и лжи. Чувствуется, что люди живут в мире и думают не о своих личных делах, а стараются на благо окружающих».

Когда мы приехали, и я начала знакомиться с жителями деревни, то встречала только доброжелательное отношение. Многие меня помнили, и спеши поздравить с возвращением в родные пенаты. А особенно родители Яна. Они вообще встретили меня, как родного ребёнка, которого когда-то утратили и наконец вернули. Сначала я подумала, что это от чувства вины, потому что я росла в их доме, рядом с Яном, и Марина увезла меня именно от них. Но сейчас поняла, что они на самом деле считали меня часть своей семьи и родным ребёнком, и от этого ещё тяжелее было их разочаровывать.

Звали их Гайдас и Сагайда, а сейчас они для меня стали уже Гаем и Айдой, и наверное, к ним единственным я испытывала по настоящему тёплые чувства. Те, кто должен был бы стать мне свёкром и свекровью, были ближе, чем родной отец и тётка. Тех я до сих пор воспринимала как людей, причинивших мне боль, хотя уже и перестала явно проявлять свою антипатию, попытавшись их понять. А больше всего радовало, что отец с тёткой старались мне не навязываться и давали время привыкнуть к ним.

Веса, как только я смогла нормально держаться на ногах, конечно высказала всё своё недовольство моим опрометчивым поступком с Демоном, и пока мы находились в Бразилии, а потом и ехали назад, не упускала случая промыть мне мозги, но всё же чувствовалось, что это из-за страха за меня. А отец вообще не высказал недовольства моим проступком и когда мы встретились, лишь обнял меня, крепко прижимая к себе и просил впредь быть более острожной.

Сейчас же, они дали мне возможность отдохнуть от них, и оставили в семье Яна. Но у Весы и не получилось бы по-другому. Оказалось, что она живёт в другом посёлке, рядом с Поводырём и Пифией своих детей, а отец не мог надолго оставаться в глуши, потому что дела Ордена требовали его нахождения в городе. Поэтому сейчас я жила, как и в детстве, в семье Яна. Хотя мне и предложили жить в доме отца, который по-прежнему находился рядом. Однако оставаться наедине со своим Поводырём не хотелось, да и многое ещё стоило изучить, перед специальным обрядом вхождения Пифии в силу. И для этого я сама изъявила желание жить в родительском доме Яна, рядом с Айдой и Гаем, где и находилась уже неделю.

«Но как бы мне хорошо здесь не было, необходимо до конца прояснить ситуацию. Не имею я права вводить всех в заблуждение и давать пустые надежды, что когда-нибудь всё изменится, и Ян станет больше, чем друг, выведший меня на свет, и помогший справиться с Демоном. По крайней мере Айда и Гай должны знать, что Ян не станем мне мужем, и я не рожу ему детей. Только вот как об этом деликатно сказать?» — спросила я себя, испытывая горечь, что придётся разочаровать тех, кто относился ко мне с теплом и любовью.

— А вот и чай, — в комнату вошла Айда, неся в руках поднос. — Готова продолжить обучение? Или ещё немного желаешь отдохнуть?

— Готова, — ответила я, нащупав чашку и взяв её в руки, и поморщилась, что опять малодушно боюсь разговора.

Как и каждое утро, мы снова занимались с Айдой, и она помогала мне постигнуть все премудрости дара Пифий, а мужчины в это время занимались своими делами, потому что посёлок был единственным местом, где Пифии помнили всё наизусть и могли обходиться без своих спутников. Поэтому сейчас мы находились вдвоём, и это было лучшим временем для разговора. Но я никак не могла собраться и уже неделю оттягивала разговор.

— Уверена? — ласково спросила Айда и когда я промолчала, добавила: — Хорошо. Давай тогда займёмся повторением. Расскажи мне об ауре человека и её структуре.

— Структура неоднозначна, — ответила я, вспоминая то, что мне рассказывали. — Существует основной цвет и второстепенные. Основной говорит в общем о человеке. О его направленности к добро или злу, духовности и об уровне развития, а второстепенные рассказывают о состоянии в определённый момент. Второстепенные цвета могут постоянно меняться.

— Хорошо, — с удовлетворением ответила Айда. — А теперь немного вспомним цвета и их значение. Например, скажи, что обозначает серый цвет?

— Что человек находится в депрессии. Испытывает страх и у него понижена жизненная сила. А также, что он не может чётко с чем-то определиться.

— Правильно. А что значит тёмно-фиолетовый цвет?

— Нервозность и беспокойство, — послушно ответила я.

— Тёмно-голубой оттенок?

— Что человек готов учиться и постигать что-то новое.

— Ярко-зелёный?

— Что человек жизнелюбив, дружелюбен, заботлив и добросердечен. Что готов прийти на помощь, умеет сочувствовать и уважает других людей. А также что он способен сострадать, и отзывчив.

— Верно. А теперь совмести все эти цвета ауры и расскажи, что бы ты подумала о человеке, увидев внутри основного контура все эти цвета?

— Все? — я немного удивилась вопросу, а потом нерешительно ответила: — Я бы подумала, что человек добрый и хороший, но есть что-то сильно беспокоящее его. И это беспокойство мешает ему выйти из депрессии и унять чувство беспокойства, а соответственно и восстановить жизненную энергию… Я сказала бы, что его что-то мучит, и пока он не решит эту проблему, не сможет существовать в мире с собой.

— И чтобы ты сделала, встретив человека с такой аурой?

— Не знаю… может поговорила? Спросила, что его беспокоит, попыталась помочь с проблемой, — произнесла я, не совсем понимая к чему эти вопросы.

— Там может поговорим? — мягко предложила Айда. — Ведь я говорила про твою ауру, и ты сама порекомендовала разговор. Сури, что тебя беспокоит?

Недовольно нахмурившись, что меня поймали в ловушку, я отвернулась к окну, не зная с чего начать, поэтому Айда продолжила:

— Сури, девочка моя, пойми, в таком положении ты очень уязвима. В душе Пифии должен царить мир и спокойствие, иначе это будет мешать твоей работе. Когда душу бередят сомнения или какие-то страхи, ты начинаешь колебаться, а это верный путь снова попасть в капкан Демона. Они чуют таких Пифий. Да и бесы начинают набирать силу, подталкивая на путь зла.

— Я уже не попадусь Демону, — заверила я. — Хватило и одного раза, чтобы понять мою глупость.

— Я надеюсь, что не попадёшь. Потому что второй раз Ян может и не спасти тебя, — с грустью ответила она. — Да и вообще удивительно, что в этот раз вышло. Ведь между вами нет крепкой связи, налаженной с детства… Хотя это спасание тоже даёт надежду. Ты вернулась к нему, услышав зов, а значит, вы не чужие друг другу и где-то в глубине души ты тянешься к моему сыну и желаешь видеть его рядом.

— Вот это меня и беспокоит, — откровенно произнесла я, решив высказаться. — Ваши надежды, и Яна, что может быть всё, как у других Пифий и Поводырей. Но я не могу, честно! Дальше дружбы наши отношения не могут зайти, и я не хочу, чтобы Ян надеялся на что-то большее, а вы на тех же внуков…

— Но насколько я знаю, до Бразилии ты и о дружбе не думала. А сейчас вы спокойно общаетесь, даже иногда шутите, и в твоём голосе нет больше ненависти. Так почему не дать Яну шанс всё исправить? — вставила Айда, а потом быстро добавила, не давая ответить: — Хотя я тебя понимаю. Его поступок ужасен, но и выхода ведь не было. Если бы ты видела его ауру, то поняла, насколько ему сейчас больно и стыдно, что он так поступил с тобой. Один барьер между вами ты переступила, так сделай это второй раз.

— Я понимаю, что вы желаете только добра и счастья сыну, но не могу…

— Сури, я не только Яну желаю добра, а и тебе. Ты заменила мне дочь, когда попала в наш дом после смерти своей матери. Я качала тебя на руках, кормила, пела колыбельные, играла с тобой, поэтому ты для меня родной ребёнок, и я также хочу, как и для Яна, чтобы ты была счастлива.

— Айда, ну пожалуйста, пойми, я не могу, — умоляюще ответила я. — Даже когда Ян просто меня касается, всё внутри протестует, потому что я вспоминаю ночь в том доме! Вам не понять, что я чувствовала, и насколько это было омерзительно!

— Но ведь по-другому не получалось вытащить из тебя дар, — женщина тоже не сдавалась, и я поняла, что говорить бесполезно, поэтому встала из кресла и сказав напоследок:

— Просто постарайся принять, что мы не будем с Яном такой парой, как остальные. Ваши надежды, это единственное, что меня беспокоит, — а после вышла из гостиной и направилась в свою комнату.

Усевшись там на подоконник, я посмотрела на улицу, где уже лежал снег и тяжело вздохнула. «Как же это неприятно разочаровывать тех, кто нравится. Но и через себя я переступить не могу. Я искренне верю, что Ян и сам тяжело переживает свой поступок, но ведь и я не прыгаю от счастья… И вообще, это бесчестно! Я пошла навстречу в одном, и от меня стали требовать ещё большее. Пусть радуются хотя бы тому, что я нормально общаюсь с Яном!» — в душе начала подниматься злость и наверное я бы продолжила дальше накручивать себя, но неожиданно поняла, что это именно то, о чём говорила Айда. «О Боже! Да я же злюсь на всех, и в душу начинает закрадываться ярость, а ведь это самый верный путь на сторону бесов!» — я замерла, осознавая насколько быстро сейчас способна поддаться плохим эмоциям. «Я действительно сейчас очень уязвима. Но может это пройдёт? Я поговорила с Айдой, и уже легче, что она не питает пустых надежд. Значит, нужно ещё поговорить с Яном, и потом я приду в норму?» — спросила я себя и решила, что сегодня же откровенно обо всё поговорю, чтобы больше на меня не давили, и я не разражалась по этому поводу.

Поэтому, как только дверь в комнату открылась, и появился Ян, я спрыгнула с подоконника и твёрдо произнесла:

— Нам необходимо поговорить.

— Да, — спокойно ответил он. — И я даже знаю о чём. Предлагаю выйти на улицу и прогуляться, а заодно и обсудить всё.

Прогуляться по свежему воздуху я и сама хотела, поэтому с готовностью кивнула и пошла в прихожую. А уже спустя десять минут мы шли по тропинке, ведущей к озеру и глубоко вздохнув, я произнесла:

— Ян, нужно кое-что прояснить в наших отношениях…

— Подожди, дай я скажу, — перебив, сдержанно произнёс он. — Мать рассказала о вашем разговоре, и я хочу сразу сказать — я не просил её с тобой говорить. И даже больше — я просил не затрагивать тему наших с тобой отношений. Но мать есть мать. Попробуй и её понять. Она с детства видела, как я сначала ждал твоего рождения, а когда тебя выкрали — ожидал момента, когда смогу отправиться на поиски и усиленно тренировался. А затем много лет пытался тебя найти… Ты же видишь, как у нас в Ордене живут. Родители и дети рядом, помогают во всём, заботятся друг о друге. А у моих родителей этого не было. Пока я не нашёл тебя, то не возвращался сюда. Так что твоё похищение отразилось на всех, кто с тобой связан. А теперь представь — мы наконец-то здесь и есть шанс, что станем, как и остальные… Вернее, родителя хотят именно этого. Но я понимаю тебя. И осознаю, что всё не так просто, как хотелось бы окружающим, — в голосе Яна начала проявляться горечь и ощущалось, что говорить на эту тему ему тяжело. — Я ведь, как никто другой понимаю, что ты чувствовала, и отчётливо помню свои ощущения, когда…

— Ох, умоляю, давай не будем об этом говорить, — скороговоркой попросила я, потому что разговор пошёл не в то русло. Мне хотелось поговорить о будущем, а не возвращаться в прошлое.

— Нет, Сури, нам нужно поговорить, и будем называть всё своими именами, иначе ни ты, ни я, не сможем спокойно переносить происшедшее, — уверенно произнёс он, а потом глубоко вздохнул и продолжил: — Всё случившееся в том доме и для меня далось непросто. Наблюдать за тобой в подвале, слышать твои крики и плачь — всё это приносило и мне страдания. Ещё тяжелее было стоять над тобой с кнутом и заставлять работать. А уж когда ты заболела, я трясся не меньше тебя, боясь, что ты не перенесёшь болезни… Ну, а изнасилование вообще отдельная тема… Когда я насиловал тебя, то поверь, чувствовал только боль. Внутри всё протестовало против такого отношения к тебе. В ушах до сих пор звенит твой вой или я слышу, как ты всхлипываешь… Да и потом, поверь, сидя под дверями твоей спальни, я казалось медленно умираю, слыша, как ты рыдаешь… Но всё равно, я не жалею, что сделал это. Ты осталась жива, а для меня это главное. Даже то, что всё случившееся навсегда встанем между нами, не пугает так, как жизнь без тебя. Не скрою, да, я хотел бы семьи, детей, любви, но одно то, что ты рядом, уже приносит счастье. Поэтому, я не буду требовать от тебя чувств, пытаться ещё больше сблизиться или как-то по-другому форсировать события… Конечно, если ты сама этого не захочешь. Так что перестань мучиться и не обращай внимания на слова моей матери. Я понимаю, какую боль тебе причинил и готов нести за это наказание…

— Ян, это не наказание, — тихо ответила я и остановилась возле большого валуна. — Не хочу я никого наказывать. А просто не могу забыть всё… Точнее, воспоминания уже не так бередят душу и мне нравится общаться с тобой, знать, что ты рядом, но как только ты касаешься меня, моментально всё меняется… Помнишь, там в Рио, когда мы приходили в себя? Ты попросил лечь рядом и скажу честно, мне не хотелось уходить, но когда утром я проснулась в твоих объятиях, мне стало плохо… Я до сих пор отчётливо помню, как ты прижимал меня к себе, как твои руки касались моей кожи, как я рыдала тебе в грудь, ощущая толчки… В общем, все эти воспоминания не дают покоя, и поэтому, больше друзья, мы не сможем быть.

— Сури, просто будь рядом. Это единственное чего я прошу. А за остальное не волнуйся, — мягко сказал он.

— Хорошо, — ответила я, и ощутила, как на сердце становится легче от того, что мы, наконец, прояснили ситуацию, а слова Яна о том, что и ему приносит боль те воспоминания, даже как-то согревали и ещё больше располагали к доверию.

«Мы вдвоём пережили то, что оставило рану в сердце и далось это нелегко. Но необходимо жить дальше, и если Ян не собирается настаивать на следующем шаге в отношениях, то мне и бояться больше нечего», — решила я и улыбнулась ему. А чтобы окончательно закрыть тему, спросила:

— Что сегодня делал, если не секрет?

— Не секрет, — добродушно ответил он. — Сначала сходил с отцом в спортзал, чтобы не терять форму. А потом побывал у Старшей Пифии и обсудил твой ритуал введения в силу.

— Дату уже назначили? — спросила я, ощущая волнения.

— Нет. Она считает, что ты морально не готова к этому, — с сожалением сказал Поводырь.

— Понятно, — пробормотала я, не зная, грустить или радоваться такой вести.

Прожив здесь неделю, я уже во многом из жизни посёлка разобралась, и знала, что в каждом поселении есть Старшая Пифия, которая решает все вопросы, а если проблема была более глобальной, то они собирались вместе, чтобы решить её сообща.

Нашу Старшую Пифию звали Эсмарх и, по словам Яна это была женщина уже весьма преклонных лет. Её Поводырь давно умер, поэтому она редко покидала дом. Но всё же, если дела требовали, то выезжала за пределы посёлка под присмотром других Поводырей, Пифии которых погибли, или же обыкновенных людей. Здесь вообще в этом плане никого не бросали на произвол судьбы и заботились до самой смерти.

Как и говорила тётка, помимо Поводырей и Пифий в посёлке проживали и простые люди. Некоторые из них работали в магазине, некоторые в школе, некоторые в крохотной больнице и посёлок на самом деле выглядел обыкновенным, если конечно не считать большого количества слепых женщин. А ещё оказалось, что люди помогают Пифиям, таким, как Эсмарх, потерявшим своих Поводырей. И некоторые Пифии даже начинали жить с людскими мужчинами, как с мужьями, хотя и понимали, что те никогда не заменят им утраченных любимых.

— Но возможно, именно твой страх нашего дальнейшего сближения и останавливал Эсмарх, — продолжил Ян. — Мама говорит, что аура у тебя сейчас не очень чистая и вероятно поэтому Старшая Пифия не хочет проводить ритуал. А этот наш разговор решит эту проблему.

— Ясно, — снова пробормотала я.

— Но и тянуть нельзя. Сури, через три недели твоё тридцатилетие, а это крайний срок… Тебе нужно попытаться избавиться от всех страхов и сомнений, чтобы пройти ритуал, поэтому если что-то волнует или беспокоит, не стесняйся об этом говорить.

— Больше ничего не волнует, — искренне ответила я. — Ты объяснил свою позицию, и надеюсь, твои родители примут то, что мы не будем парой, как остальные.

— Примут, — пообещал Ян, а потом пробормотал: — О чёрт, а об этом-то мы и не подумали.

— О чём не подумали? — встревоженно спросила я.

— Понимаешь, ритуал не только вводит в потусторонний мир Пифию, а ещё и окончательно соединяет её с Поводырём. Это как венчание в церкви у людей. После него все считают пару мужем и женой, даже если Пифии пятнадцать и они в физическом плане не живут, как пара. И наш ритуал свяжет нас вместе… — голос Яна звучал озабоченно. — Такого просто ещё никогда не случалось, чтобы Поводырь и Пифия не желали жить вместе, как муж и жена, и сейчас похоже, придётся искать какой-то выход из ситуации.

— Хм, а может как-то это можно обойти? — несмело спросила я.

— Не знаю. Нужно поговорить с Эсмарх… Давай я тебя отведу домой и снова наведаюсь к ней, — произнёс Ян. — Боюсь, тут не так просто решить вопрос и понадобится сбор Старших Пифий, а это тоже может занять время, что в нашем случае роскошь.

— Ты доведи меня до нашей улицы, а дальше я сама, — ответила я. — Всё же я пока немного вижу и на дом точно не пройду, да и дороги ровные.

— Хорошо, — согласился мой Поводырь и, повернув, мы пошли в сторону посёлка, а оставшись одна, я задумалась.

«Ну, вот опять — я создаю проблемы для окружающих. Попала в старинный Орден с уже устоявшимися правилами, и получается под меня необходимо менять важные ритуалы. Надеюсь, что это возможно, потому что мужем и женой нам с Яном никак нельзя быть. Жизнь длинная и возможно он ещё найдёт себе женщину, с которой захочет иметь детей… Хотя, я даже не представляю, как будет выглядеть эта жизнь, ведь как только ослепну, я не смогу обходится без Яна… Ох, сколь же проблем и неясностей постоянно возникает» — осторожно идя и подслеповато щурясь, я двигалась к нашему дому, не представляя, как всё решить.

Однако через два часа стало понятно, что и решать то нечего. Вернувшись, Ян привёл с собой Старшую Пифию, и сев в кресло, она долго смотрела на меня. Выражение её лица и взгляд я не могла разобрать, но кожей чувствовала, как меня рассматривают, а потом и услышала вердикт.

— Мы не можем провести лишь часть ритуала, — на удивление сильным голосом произнесла Старшая Пифия, хотя судя по контуру являлась сухонькой старушкой. — Он не только вводит Пифию в мир ангелов и бесов и даёт возможность перейти на другой уровень виденья, а и устанавливает несокрушимую связь между Поводырём и Пифией, которая необходима. Я не могу лишить тебя остатков человеческого зрения, и при этом оставить беззащитной в эмоциональном плане. От кого ты будешь черпать силу, когда вплотную соприкоснёшься с бесами, почувствуешь боль людей, или их ярость, жажду мести, а? Думаешь, выдержишь сама? А Демоны? Эта связь помогает вытаскивать Пифий из ловушек! И не говори, что больше такого не случится. Всё возможно! А то, что у тебя получилось выйти один раз — просто случайность и невероятное везение! Второй раз может и не получится. Так что, не могу я провести часть ритуала, а часть опустить. Или провожу его полностью, закрепляя, в том числе и ментальную связь между вами, что в глазах нашего Ордена будет восприниматься как замужество, или вообще не провожу ритуал. Я всё сказала.

— Но вдруг Ян захочет создать семью, что тогда? — робко спросила я. — Дети, например, родятся… Кем будет в глазах посёлка его жена и дети… Просто не хочу, чтобы кто-то страдал…

— Он? Семью? — Пифия повернулась к Яну и сипло рассмеялась. — Не говори глупостей. Ты его семья…

— Сури, если волнуешься только за это, то поверь, никакой семьи мне не надо. Да её и быть не может с другой женщиной, — заверил Ян, вступив в разговор. — И прости, но у нас снова нет выбора. Ритуал необходим. Но сразу скажу — тебя он ни к чему не обязывает. Между нами может всё остаться так, как мы договорились на озере.

— Хорошо, проводите ритуал полностью, — подумав, тихо ответила я.

— Вот и замечательно, а то развели мне тут сомнения, — Старшая Пифия подняла из кресла и протянула Яну руку. — В остальном она готова. Неделя вам на подготовку. А теперь веди меня домой!

Не прощаясь, она покинула дом, а я тяжело вздохнула. «Вот и всё. Через неделю я полностью ослепну, и буду видеть иначе, и при этом в глазах окружающих стану женой Яной. Жизнь станет другой и прошлое, нормальное человеческое существование останется позади. Не могу сказать, что оно было счастливым, но ведь и что впереди, совсем не понятно».