«Звезды — это великие охотники», — объяснил Даби. Он был южноафриканским бушменом, и его предки в течение тысячелетий охотились в пустыне Калахари, раскинувшейся на территории современной ЮАР, Намибии и Ботсваны. Давным-давно, когда создавался мир, который знают бушмены, эти звездные охотники жили вместе с первыми людьми, но теперь, когда бушмены обитают на Земле, звезды преследуют свою добычу в духовном царстве на небосводе. Для бушменов звезды являются родственниками, и это чувство родства — или принадлежности к Земле и небу — является отражением близости охотников и собирателей к естественной среде обитания. Они хорошо знают природу, и это знание дает им возможность выжить.

До того как бушмены ощутили давление более многочисленных племен банту и европейских колонистов, которые последовали за ними, они занимали большую часть Южной Африки, от мыса Доброй Надежды до равнин Кении. Наскальные рисунки, приписываемые бушменам, можно найти во всем этом регионе. Начиная с XVII века бушмены были вынуждены отступить от хребта Дракенсберг, где были обнаружены некоторые самые причудливые и изящные пиктограммы.

У бушменов нет календаря, но они распознают времена года по движению звезд. Подобно бушменам звезды являются кочевниками и охотниками, и бушмены следят за их появлением и исчезновением. Даби познакомил Лоренса Ван дер Поста с этими небесными странницами. В своих книгах «Затерянный мир Калахари» и «Сердце охотника» Ван дер Пост описывает свои встречи с пожилым бушменом и его небольшой группой соплеменников. Однажды они стояли лагерем в зарослях колючего кустарника на пути к далеким зарницам, обещавшим хотя бы немного благодатного дождя. Указав сначала на Дубге, верхнюю звезду на передней части ковша Большой Медведицы, бушмен сказал: «Эта звезда была великим охотником, который охотился в далеких и опасных местах в облике льва». Сияние Сириуса, по его словам, было признаком выдающихся охотничьих способностей этой ярчайшей звезды на ночном небе. Сириус гордо восседал в небесах, разжиревший от пойманной им небесной дичи, однако Сириус не был величайшим звездным охотником. Наивысшая слава, как объяснил бушмен, принадлежит звезде, которая «еще не появилась». Он сказал, что «сейчас она охотится в самых темных и опасных местах», так далеко в ночном небе, что они даже не могут видеть ее. Однако она появится «ранним утром, когда приблизится к дому». Величайшим охотником по имени Сердце Рассвета была планета Венера в ее аспекте утренней звезды. Ее можно заметить незадолго до рассвета, когда она «отважно сверкает своим глазом со стрелой, наложенной на лук». Старый бушмен добавил, что «ночь расступается, чтобы освободить дорогу для этого охотника». Красные отблески рассвета, которые можно видеть перед восходом Солнца, — это пыль под ногами звездного охотника. Безусловно, это одно из самых антропоморфных описаний Венеры.

Подобно звездам, животным и многим другим элементам природы Венера была живым существом, личностью, а не вещью. Бушмены видели в небесных телах и во многих животных первых людей, живших во время сотворения мира и помогавших сделать его таким, какой он есть. Индейцы из племени чумашей в Южной Калифорнии точно так же говорят о Солнце, Луне, Полярной звезде, медведе, койоте, меч-рыбе, осьминоге, орле, кондоре, растении дурмана и многих других живых существах. Во время сотворения мира животные и другие сверхъестественные существа могли разговаривать. Тогда все они были людьми и обладали особой силой, но и сейчас возможно взаимодействовать с ними и иногда влиять на их поведение.

Канопус, вторая по яркости звезда в ночном небе, находится в южном созвездии, которое мы называем созвездием Киля. Бушмены называют Канопус «бабушкой» и разговаривают с ней о временах года. Это небесный маяк в летние ночи в пустыне Калахари, но зимой Канопус стоит низко над горизонтом или вообще не виден. По какой-то причине бушмены ассоциируют его и Сириус с белыми личинками муравьев. Считающиеся одним из деликатесов в пустыне Калахари, муравьиные личинки принадлежат к числу даров, которые «приносит» Канопус. Бушмен предлагает «бабушке Канопусу» немного огня из своего зимнего лагерного костра, когда звезда появляется на рассвете в конце сезона, и разговаривает с ней. Он просит ее убедить Солнце дать больше тепла, которое и он, и Канопус могут использовать для высушивания муравьиных личинок, считающихся особым лакомством. Такой вид деловых отношений со звездами тесно связан с едой и сезонным промыслом. Бушмены советуются с великими охотниками, своими хорошо упитанными родственниками на небосводе, о предстоящей добыче.

 

Сначала поймай антилопу

С некоторыми духами нельзя было просто пообщаться у лагерного костра. К примеру, Мантис был защитником антилопы, особенно большой антилопы-канны. Это первый дух и творец существующего миропорядка. Хотя он иногда появлялся в виде богомола, бесстрашного насекомого, которое у древних греков ассоциировалось с пророчеством и гаданиями, Мантис также мог принимать вид канны — самой большой из антилоп, занимавшей важное место в бушменской системе верований. Мантис создал канну и принял все меры для того, чтобы помешать бушменам убивать ее. Иногда им удается добыть антилопу благодаря сверхъестественной силе, управляющей поведением добычи, которую их шаманы приобретают в состоянии транса. Эта сила дополняет охотничьи трюки бушменов, основанные на подражании звукам и движениям, привлекающим внимание антилопы, а также их знание поведения антилоп и силу яда бушменских стрел. Когда убивают антилопу-канну, Мантис, разъяренный гибелью своего любимого животного, входит в труп и тревожит дух охотника страхом и сожалениями. Тогда другие люди присоединяются к охотнику и, танцуя вокруг убитой антилопы, поглощают часть ее силы. Ссора с Мантисом улаживается с помощью шамана, который, находясь в состоянии транса, излечивает всех присутствующих от сверхъестественных ударов, нанесенных разгневанным духом. Таким образом, для переговоров с духами — особенно с духами творения — необходима шаманская сила, получаемая в трансе и сновидениях.

В большинстве современных книг о бушменах для их идентификации используется название сан, хотя для отличия северных народностей от южных часто используются такие племенные названия, как кун и хам. Голландцы назвали их бушменами, отдавая должное способности этих низкорослых людей бесследно исчезать в зарослях буша.

Банту тоже уважали этот талант и считали его результатом их сверхъестественных сил и способности беседовать с духами. Сами бушмены считают, что они получают доступ к этой силе в контролируемых снах и благодаря широко известному священному танцу. Когда исполняется этот ритуал, мужчины образуют кольцо вокруг женщин, сидящих у лагерного костра. Женщины ритмично хлопают и напевают без слов; время от времени кто-либо из мужчин впадает в транс. Отчасти эта реакция, вероятно, вызвана гипервентиляцией. Танцоры ощущают, как духовная энергия поднимается вверх из живота вдоль позвоночника и ударяет в голову. Около половины мужчин являются шаманами, и когда они впадают в транс, то начинают шататься и падают на землю. Другие продолжают двигаться, дергаясь и размахивая руками, словно одержимые духами. Танец на самом деле представляет собой ритуал исцеления, и болезни, считающиеся по большей части следствием душевных недугов, выходят из тел танцоров, когда они прикасаются друг к другу.

Тем временем шаманы, лежащие на земле без сознания, находятся в состоянии, которое бушмены называют «полусмертью». В этом состоянии дух выходит из тела и скользит вверх по невидимым нитям, которые являются маршрутами для странствий богов и мертвых, снующих между небом и землей. Небесным пунктом назначения души является обитель богов. По словам одного бушменского танцора, «нужно сделаться очень маленьким, чтобы проникнуть в это сверхъестественное место, а оказавшись «там, ты делаешь то, что должен сделать, а потом возвращаешься». Таким образом, находясь в измененном состоянии сознания, танцор попадает в иной мир, где получает силу, необходимую для того, чтобы защищать свою кочевую общину и служить ей.

В отношениях между бушменами, как правило, соблюдается принцип равенства. Их общины невелики и подвижны; у них нет вождей или избранных лидеров. Наверное, самым высоким титулом для человека является «дедушка» или «бабушка» — в знак почтения к возрасту и жизненному опыту. Старейшие члены племени дают советы, главным образом связанные со сроками и направлением движения через охотничьи угодья. Проблемы и разногласия улаживаются на основе консенсуса, а не принуждения, никто не отдает приказов. Некоторые обладают большей предрасположенностью к трансу и сновидениям, чем другие, и поэтому могут приобрести больше сверхъестественной силы, но возможность доступа к ней открыта для всех. В любом случае сила используется на благо общества в целом. Бушмены слишком малочисленны, рассеяны и открыты в своем личном родстве с космосом, чтобы отдавать кому-либо явное предпочтение или изолировать одного из членов группы от контактов с духами.

Изучая стратегию охоты и собирательства небольшой группы народности кун, известный британский антрополог Ричард Ли спросил одного из мужчин, есть ли у них вождь. Тот с юмором ответил: «Конечно, у нас есть вожди, по сути дела, мы все вожди: каждый верховодит самим собой». Мы много говорим об индивидуализме в сложном урбанизированном и коммерциолизированном современном обществе, но находим его чистое и незамутненное проявление в пустыне Калахари.

Группа бушменов народности кун, обычно насчитывающая около 30 человек (оптимальное количество для общественной стабильности и эффективной охоты), летом кочует от одного пустынного лагеря к другому. Решения, подкрепленные опытом, основываются также на постоянном наблюдении за местной растительностью, которая составляет около 70 % рациона, частотой появления добычи и отслеживанием троп диких животных. Для бушменов земля — это район, ограниченный их кочевьями и охотничьими угодьями других сообществ.

Как и везде, в Калахари есть свои времена года. Северная Африка, разумеется, находится в Южном полушарии, поэтому лето продолжается с октября по май. Для бушменов лето является наиболее влажным сезоном, когда можно найти больше воды. Во время сухого зимнего сезона, когда многие пруды и источники пересыхают, несколько групп объединяются в более крупную общину вокруг постоянных источников воды. Для кочевников пустыни Калахари зимнее объединение лагерей, насчитывающих до нескольких сотен человек, выглядит переходом к городскому образу жизни по сравнению с другими временами года. Зима также является общепринятым временем для ритуальной деятельности, такой, как священный танец.

Мир для бушменов — это территория движущихся животных, повторяющихся событий, появляющихся и исчезающих источников и других местных ориентиров. Отдельные места играют более важную роль, чем центр и края; каждое из таких мест тесно связано с духами. Это космос кочующих охотников и собирателей, которые носят центр мира с собой — у себя в сознании.

Культура бушменов — танцы, песни и предания — лишена монументальных форм. Если не считать наскальных рисунков, культура существует лишь в их сознании. Будучи кочевыми охотниками, они не могут обременять себя вещами. Они переносят лишь самое необходимое: кухонные принадлежности, оружие, воду и инструменты. Иногда в своих путешествиях они приходят в места, выбранные для живописи, — святилища на открытом воздухе, где можно видеть изображения антилоп, танцоров и людей, превращающихся в животных.

Недавние подробные исследования наскальной живописи бушменов убедили антропологов, особенно Дж. Дэвида Льюиса-Уильямса и Томаса Доусона, что животные на этих рисунках являются не дичью, на которую бушмены намерены охотиться, а метафорами транса, в котором они выслеживают духов. Антилопа канна — стройное, изящное существо, в котором бушмены видят самих себя. В отличие от многих других копытных африканских равнин канны мигрируют небольшими группами, подобно самим бушменам, а не огромными стадами. Раздвоенные копыта канны уплощены для лучшей опоры в передвижениях по пустыне, а бушмены носят сандалии из шкур животных, помогающие им преодолевать пространства Калахари. В сущности, бушмены уверяют, что антилопа-канна была сотворена из выброшенной сандалии.

Когда у девушки бушменской народности кун наступают первые месячные, женщины отводят ее под особый навес и исполняют вокруг «танец антилопы» без своих обычных передников. Они носят хвосты из яичных скорлупок и имитируют движения самки антилопы-канны. Их нагота является символом половой доступности, которую влечет за собой превращение девушки во взрослую женщину. Женщины прикладывают к коже девушки жир антилопы — вещество, которому они приписывают особую силу, — и разрисовывают ее лицо узорами. Единственный танцор-мужчина изображает быка антилопы-канны. Он показывает свои гениталии в ритуале, который отчасти является половым образованием, а отчасти — свидетельством преемственности поколений в бушменской общине.

Антилопа-канна в верованиях бушменов наполнена сверхъестественной или шаманской силой. По этой причине канны на рисунках бушменов разделяют многие аспекты шаманского транса. Иногда они изображены умирающими, поскольку транс подобен смерти, иногда из носа канны струится кровь (у танцоров, впадающих в транс, тоже часто наблюдается кровотечение из носа). Иногда проходит несколько часов, прежде чем антилопа падает под воздействием яда, которым намазаны кончики охотничьих стрел. Мужчины энергично танцуют все это время, и по мере того, как начинает сказываться недостаток кислорода и общий перегрев организма, они дрожат и спотыкаются, словно умирающая антилопа. Некоторые танцоры на рисунках изображены наполовину превратившимися в антилоп; возможно, одной из целей наскальной живописи было повышение эффективности действий шаманов в состоянии транса. Шаманская сила — способность выходить из собственного тела, призывать дождь, лечить болезни, приманивать дичь и обезоруживать врагов — подобна антилопе-канне, великому животному силы. Изображения умирающих антилоп на самом деле являются образами шаманского транса. Шаман должен быть великим охотником, чтобы убить канну, и если звезды являются великими охотниками, они тоже должны обладать огромной сверхъестественной силой.

Изображения антилопы-канны часто встречаются в наскальных росписях Южной Африки. При поверхностной интерпретации в рисунках можно усмотреть охотничью магию, по антилопа, па которую охотятся здесь, не является пищей. Скорее это метафора шаманского транса, измененного состояния сознания, к которому стремились для обретения духовной силы. Опущенная голова и кровоточащий нос антилопы свидетельствуют о том, что она умирает. Люди, изображенные на этом фрагменте наскальной росписи из Мартинсдейла, спотыкаются и потеют, подобно умирающей антилопе; иногда у них идет кровь из носа или пена изо рта.

Чтобы понять источник силы антилопы-канны, нам нужно вернуться к мифу о сотворении мира. В предании о первой антилопе мы видим в действии принцип циклического обновления, активируемый сверхъестественной силой сознательного духа, — Творца, который представляет будущее, а затем воплощает его в действительности. Это сила предвидения и воображения является характерной человеческой способностью, но люди создали миф о начале времен, приписав ее Творцу. Со временем они выходят на сцену и до определенной степени разделяют эту силу с духами и богами. Бушмены приобрели свою долю силы от Мантиса через смерть первой антилопы.

Немецкий лингвист Вильгельм Блик, его дочь Доротея и невестка Люси Ллойд в начале XX века оказали неоценимую услугу антропологии, потратив на это несколько десятилетий своей жизни. Они близко познакомились с бушменами народности хам, собрали их мифы и предания и записали их для остального мира. Существует несколько вариантов мифа о том, как Мантис сотворил антилопу-канну, но главная тема остается неизменной. Канна является символом силы преображения и обновления. Мы находим центр бушменского мира не в географии Южной Африки, а в этой истории.

Мантис сотворил канну из старой сандалии. Он подобрал сандалию, выброшенную персонажем по имени Квамманг, чье происхождение остается неясным. Бушмены говорят о нем как о чем-то неосязаемом, что можно видеть в радуге; он имеет отношение к измененному состоянию сознания и может быть родственником Мантиса.

Мантис положил сандалию в пруд, где рос тростник, там она размокала в течение некоторого времени. Один или два раза Мантис возвращался и наблюдал, как она растет. Когда он обнаружил возле пруда помет антилопы, то понял, что сандалия превратилась в живое существо, в «личность». Мантис подождал, а когда увидел свое новое создание, позвал его так, как охотники приманивают добычу. Антилопа подошла к нему, а затем Мантис ушел, чтобы поискать немного меда.

Бушмены ассоциируют сильный характерно-сладкий запах антилопы-канны с медом. Когда Мантис вернулся к своей канне и натер ее шкуру медом, пока она не начала блестеть, он зарядил ее сверхъестественной силой, которую ищут шаманы в состоянии транса. Мантис наделял канну силой меда две ночи подряд, каждый раз перед восходом солнца. Мешок, в котором он носил мед, напоминает знахарский мешочек, которым пользуются шаманы, а его неустанная ночная работа сродни долгому «священному танцу», исполняемому ночью.

После трехдневного отсутствия Мантис вернулся к пруду для очередной встречи с антилопой. На следующий день он решил взять Ихневмона, одного из сыновей Квамманга, чтобы взглянуть на антилопу. Ихневмон принадлежит к семейству мангуст; он очень проворный и беспощадно истребляет ядовитых змей. Мантис решил сыграть шутку и не сказал Ихневмону, что у него на уме. Они подошли к пруду, где Мантис укрыл Ихневмона одеялом посреди дня и приказал ему спать, но хитрый Ихневмон только сделал вид, что заснул. Заметив антилопу, он приказал ей остановиться, но, поскольку он не обладал силой Творца, антилопа не обратила на него внимания и ушла. Мантис спросил Ихневмона, что он видел, и тот ответил: «Здесь кто-то был». Но Мантис принялся все отрицать; по его словам, это было не живое существо и не проявление творческой магии, а лишь старая сандалия, выброшенная Кваммангом.

Ихневмон не поверил Мантису и сообщил отцу о том, что он видел. Вместе с Кваммангом они вернулись, чтобы получше рассмотреть антилопу. Когда Квамманг увидел ее, он понял, что в мире появилась новая магия, стремясь завладеть ею, они с сыном убили канну на месте.

Они как раз начали разделывать антилопу, когда вернулся Мантис. Он был очень недоволен — не потому, что антилопа умерла, но потому, что ее убили без его участия. Смерть антилопы на самом деле не является смертью: это шаманский транс и передача магической силы, антилопа вернется. Смерть старшего поколения — естественное необходимое следствие процессов творения, но смерть не является полным уничтожением. Сила циклического обновления возрождает мир. В действительности речь идет о прерогативе Творца, о его силе и власти. Квамманг и Ихневмон завладели частью этой силы, и в этом они сродни бушменам, которые в состоянии транса ищут сверхъестественную творческую силу, исцеляющую и поддерживающую жизнь.

Это было не очень приятное известие для Мантиса. Теперь в мире существовали другие «фокусники», обладавшие знанием ритмов жизни. Ожесточенный случившимся, Мантис обнаружил желчный пузырь своей антилопы, оставленный после разделки туши. Он сделал вид, будто возвращается домой вместе с Ихневмоном, Кваммангом и мясом добычи, но потом тайком вернулся к желчному пузырю. Несмотря на предупреждение, произнесенное пузырем, Мантис разрезал его. Тот взорвался, забрызгав все вокруг темной и едкой жидкостью. Ослепленный Мантис долго бродил в кустах, но наконец нашел страусиное перо, которым смог смахнуть темную пелену со своих глаз.

Мантис пережил собственное преображение и обновление. Он подбросил в небо перо, вернувшее ему зрение, и сообщил ему о новой обязанности:

Теперь ты станешь Луной и будешь лежать на небе;

Ты будешь светить в ночи.

Своим блеском ты озаришь тьму для людей;

Пока не взойдет Солнце, чтобы осветить все сущее.

Люди охотятся при свете Солнца.

Ты должна лишь светить для людей, а Солнце сияет для людей.

Под Солнцем люди ходят, охотятся и возвращаются домой.

Ты Луна; ты даешь свет для людей, а потом пропадаешь,

Но снова возвращаешься к жизни после того, как тебя

не видно.

Так ты даешь свет для людей.

Бушмен, рассказавший Блику эту историю, завершил ее простым и недвусмысленным сообщением: «Вот что делает Луна: она пропадает, возвращается к жизни и освещает все ровные места в мире».

Всегда изменчивая Луна — растущая до середины месяца и день за днем убывающая на исходе месяца, а затем возникающая примерно через три дня полного отсутствия на небосводе — является главной небесной эмблемой циклического обновления. Бушмены народности кун проводят удивительно поэтичную аналогию с Луной, когда говорят о своем охотничьем луке. Хотя лук является оружием, орудием смерти, он также связан с вдохновенным духом творения. Когда Лоуренс Ван дер Пост спросил бушменов, почему они так думают, они предложили ему посмотреть на новорожденный полумесяц. Лук имеет форму полумесяца и таит в своих изгибах лунную силу возрождения. В процессе охоты бушмены отдаются на волю великой силы, которая движет миром. Судьба первой антилопы-канны говорит нам о том, что эта сила заключена в творческих способностях, а происхождение Луны в конце мифа помогает нам усвоить эту мысль. Процесс повторяется в мире природы и в человеческой жизни. Хотя в мире существуют горечь, тьма и смерть, есть и возрождение, неустанное, побуждаемое сверхъестественной силой Творца. Это сила, заменяющая антилоп и другую дичь, на которую охотятся бушмены, новыми животными и регулярно пополняющая земные закрома муравьиными личинками, орехами монгомонго, съедобными корнями, ягодами и другими растениями из пищевого рациона бушменов. Она возвращает на Землю воду с сезонными дождями. Неудивительно, что люди жаждут этой силы, подобно Кваммангу и Ихневмону. Они ищут ее в своем взаимодействии с окружающим миром и находят ее в знании природы и видениях в священном трансе. После сотворения мира Мантис ушел прочь. Хотя он больше не живет на Земле, его сила по-прежнему ощущается, особенно когда он заставляет бушменов держать ответ за убийство антилоп. Но теперь частицы животворной силы Мантиса содержатся в каждом человеке. То, что происходит с антилопой, происходит и с ними. Наделенные силой антилопы, они тоже могут творить, сновидеть и преображать мир. Истинное чудо заключается в человеческом сознании, поскольку именно оно позволяет людям видеть смысл в жизни.

Итак, для сотворения мира нужны сила, процесс и особое место. Место, как и действующие лица, существует в мифе и имеет свой аналог в окружающем ландшафте, поскольку в конце концов именно он является сценой для постановки священного действа. В подвижном охотничьем лагере бушменов народности кун существует лишь смутное представление о центре и краях, но есть места, которые подобны центру мироздания, места первозданной силы, вызывающие чувство благоговения перед истинной тайной бытия. Такое благоговение, согласно историку религии Мирче Элиаде, лежит в основе любого религиозного чувства. Иногда такие места отмечены рисунками, резьбой по камню и другими символами, предназначенными для высвобождения силы и обеспечения свободного доступа к ней. В своей книге «Затерянный мир Калахари» Лоуренс Ван дер Пост описал одно из таких мест: холмы Тсодило («Скользкие Холмы») на северо-западе Ботсваны.

В холмах Тсодило есть наскальные рисунки. Первая пиктограмма, которую увидел Ван дер Пост, изображала огромного и изящного самца антилопы-канны, но современные обитатели пустыни Калахари отрицают свое авторство этих рисунков. Большая часть наскальных росписей соответствует пиктографическому стилю бушменов в других местах, но есть и рисунки, сделанные представителями других племен. Люди народности банту тоже приписывают этому месту священную силу — особенно воде, которая часто собирается в углублениях на вершинах холмов. Бушмены народности кун собирательно называют холмы «медным браслетом вечера» и относятся к ним как к членам одной семьи. Они называют три самых крупных холма «мужчиной, женщиной и ребенком». Четвертый холм еще слишком мал и не имеет собственного имени. Каждый год группа бушменов собирается вместе в этих местах для недолгой стоянки. Охотникам, приближающимся к четырем холмам, запрещалось убивать добычу. Проводник Ван дер Поста не был бушменом, но знал, что это место является «домом великого и древнего духа» и что этот дух обитает на центральном холме. Два заметных углубления в скале обозначали то место, где Творец опустился на колени в тот день, когда он создал мир. У небольшого пруда на вершине холма Ван дер Посту показали дерево и объяснили, что это «древо истинного знания». По верованиям бушменов, духи всех животных занимают отдельные участки окрестных скал.

Антилопы-канны и другие животные, имеющие символическое значение для бушменов из пустыни Калахари, изображены на скальных выходах в Тсодило-Хиллз (Ботсвана). Антилопа олицетворяет доступ к шаманской силе.

Ван дер Пост изучал охотничьи маршруты бушменов народности кун и планировал заснять на кинокамеру все, что он обнаружит в «Скользких Холмах». Однако все катушки в его камере загадочным образом заклинивало, и ему так и не удалось отснять ни одной пленки. Проводник, который вел его отряд, был также известным целителем и предсказателем, и он обратился к одному из местных духов за информацией о причине их затруднений. Как выяснилось, они совершили некоторые серьезные ошибки, поэтому Ван дер Пост по совету своего проводника совершил жест примирения и написал «письмо духам холмов Тсодило», где извинялся за их прегрешения. Вторая беседа с духами подтвердила, что их усилия были встречены благосклонно. Позднее, когда они вернулись в дом проводника, он поделился с Ван дер Постом своим пониманием потока силы: «Духи холмов уже не те, что прежде, хозяин, они теряют свою силу. Десять лет назад они убили бы нас всех за то, что мы явились без приглашения».

Антилопа-канна на предыдущем рисунке является частью группы животных, изображенных на участке отвесной скалы у вершины «женского» холма Тсодило в Ботсване. Она расположена справа от жирафа на левой стороне скалы, а рисунок самца антилопы находится над жирафом.

Холмы Тсодило не являются центром мира для бушменов, живущих в пустыне Калахари. Это кочевники, которые всегда находятся в движении и носят с собой центр своего космоса. Однако эти одинокие холмы являются одним из мест, где первозданная сила антилопы-канны некогда присутствовала при сотворении мира.

 

Мир в твоей раковине

Согласно верованиям индейцев хайда с северо-западного побережья Тихого океана, которые живут на канадских островах Королевы Шарлотты, первая суша в мире была сотворена Вороном. До того как возникла суша, на которую Ворон мог бы приземлиться, миром правила «Сила-сияющих-небес», необъятное голубое божество, обитавшее высоко над морями, а Ворон был его слугой. Летая над необъятным океаном, Ворон заметил «маленькое пятнышко», которое материализовалось в морских волнах. Слова Ворона обладали магической силой. Он сказал: «Стань пылью», — и «маленькое пятнышко» превратилось в песок.

В другом варианте мифа говорится, что поверхность океана была вознесена к облакам взмахами крыльев Ворона, когда он парил над волнами. Горизонт образовался там, где вода встретилась с небосводом, а волны, разогнанные когтями Ворона, превратились в скалы. Со временем некоторые скалы превратились в песок, где. выросли деревья, и так возникли острова Королевы Шарлотты — тот мир, где живут индейцы хайда.

Хайда представляют космос как плоскую круглую землю, окруженную океанскими водами нижнего мира. Под водами океана на медном ящике сидит Тот-кто-движет-миром и своей магией поддерживает острова на поверхности. К его груди прикреплен огромный Небесный Столб, удерживающий купол небосвода над пятью уровнями небес.

Великий всемирный потоп впоследствии заставил Ворона вернуться на небо. Монотонность небесных странствий над океаном начала угнетать его. Возможно, на Земле вообще бы не было людей, если бы Ворону не стало скучно. Когда воды мирового потопа отступили, частично обнажив сушу, его внимание привлекли острова Королевы Шарлотты. Он опустился на песок, чтобы почистить перышки, но вскоре обнаружил, что острова не предлагают никаких развлечений, кроме прогулки вдоль пляжа.

Ворону стало досадно, он запрокинул голову и стал жаловаться небу. Небо или один из его посланцев, должно быть, ответили Ворону, так как он услышал приглушенный шум, который, как сначала показалось, шел откуда-то сверху. Когда он огляделся вокруг, то вдруг увидел большую раковину-двустворку, частично завязшую в песке. Выковыряв ее своим клювом и изучив с близкого расстояния, он обнаружил внутри множество мелких бескрылых существ. Должно быть, ворон показался им чудовищем, и они в страхе отступили к дальней стенке раковины. Ворон, разумеется, сразу же понял, что эти существа могут развлечь его, и постарался выманить их наружу. В конце концов его предложение было принято, и существа из раковины впервые вышли на солнечный свет.

Ворон обладает творческой, преображающей силой в шаманской традиции северо-западного побережья Тихого океана. Когда он нанес визит па незаселенные острова Королевы Шарлотты, то нашел на берегу двустворчатую раковину, наполненную странными существами, и выпустил в мир первых людей. Художник и скульптор племени хайда Билл Рейд запечатлел это событие в дереве для музея при Университете антропологии Британской Колумбии. Его скульптура занимает центральное место в поразительной коллекции предметов искусства и быта аборигенов Канады.

Это и были индейцы хайда. По их собственным преданиям, они были первыми людьми и древними обитателями островов Королевы Шарлотты и части островов из архипелага Александра, расположенных к востоку от побережья Северной Британской Колумбии. Поселения на островах Королевы Шарлотты были основаны примерно 9000 лет назад. Во время первого контакта с европейцами численность хайда на островах Королевы Шарлотты составляла около 6000 человек и насчитывала 20 зимних деревень примерно по 300 жителей в каждой.

Деревня была основной общественной структурой индейцев хайда, управлявшейся по системе иерархической семейной власти. Фамильные дома в таких деревнях были реальными центрами силы в жизни общины. «Домашний вождь» семьи, стоявший на вершине иерархической лестницы, контролировал деятельность всех остальных, кто был связан с домом. Наследники родственных линий владели вещами и недвижимостью, но старший «фамильный вождь» был окончательным арбитром в решении любых материальных вопросов.

Поскольку индейцы хайда появились на свет из раковины-двустворки, их появление на самом деле было символическим рождением из утробы Земли. Раковина, как мы помним, была частично погружена в песок и «раскрылась», как женщина при родах. Хайда смоделировали сотворение людей на основе биологического механизма человеческого воспроизводства, но сделали Ворона своей повивальной бабкой. Это было сделано в знак почтения к сверхъестественным силам, населяющим космос духами жизни. Для индейских народов северо-западного побережья Британской Колумбии Ворон был фокусником и изобретателем, шаманом и творцом, подобно Мантису у бушменов. Вороны — дальнозоркие, бесстрашные и сообразительные птицы, выживающие за счет своего хитроумия. Они шумны и агрессивны. Они всеядны, выносливы и предпочитают держаться сами по себе. Разум и подражательные навыки делают ворона идеальным кандидатом на роль «волшебного шутника», который изменяет лик мира под влиянием собственных капризов. Ворон — это герой, крадущий Солнце, Луну и звезды, чтобы осветить Землю.

По сравнению с кочевниками-бушменами индейцев хайда можно назвать домоседами, но они совершают сезонные кочевья от своих зимних деревень, когда потребность в пополнении запасов пищи заставляет их отправляться к летним рыболовным лагерям. Бушмены имеют мало личных вещей и все свои пожитки носят с собой, с другой стороны, индейцев хайда можно назвать зажиточными. Они перераспределяют часть своего богатства в виде внушительных потлачей (потлач — выкуп, уплачиваемый за невесту или в связи с другим важным событием), особенно во время церемонии передачи власти вождя. В охотничьих группах бушменов все равны, а в общинах индейцев хайда существуют иерархические отношения, однако ни те ни другие не признают региональных вождей или территориальные центры силы. Для хайда и других племен, живущих на северо-западном побережье Британской Колумбии, владение охотничьими угодьями, права на рыболовство, семейные дома и «интеллектуальная» собственность — семейные эмблемы, тотемные столбы, истории, предания и танцы — устанавливаются согласно родословной. Хотя в каждой зимней деревне был свой «вождь», его власть ограничивалась «домашними вождями» и «фамильными вождями», принадлежащими к той же общине.

Таким образом, власть у индейцев хайда связана с наследованием, а не со священным местом силы. Весь ландшафт пронизан и скреплен семейными узами, и если существует центр мироздания, то это сами острова Королевы Шарлотты. Никто не владеет раковиной творения, но последствия творческой деятельности Ворона очевидны повсюду.

Индейцы хайда, подобно их соседям и бушменам из Южной Африки, считают всю землю священной. В ней есть места сосредоточения сверхъестественной силы, которая иногда бывает доступной. Шаманы взаимодействуют с духами, чтобы лечить болезни, возвращать утраченные души и гармонизировать жизнь общества с окружающим миром.

Хотя бушмены и индейцы хайда рассказывают разные предания о сотворении мира, именно шаманская сила устанавливает пределы мира и делает его пригодным для людей. Эта сила опирается на необъятную способность природы к превращению и обновлению, проявляемую в таинстве рождения и циклическом возвращении жизни. Поскольку небесные события тоже некоторым образом участвуют в преображении и обновлении, в мифах о сотворении мира небосвод является одним из главных действующих лиц наряду с другими силами. Будучи птицей, Ворон принадлежит небу и с убедительной настойчивостью шамана выманивает человеческий дух из земной раковины.

 

Визит на «крышу мира»

До того, как буддизм запечатлел на вершинах Тибета свою мандалу космического порядка, традиция тибетского шаманизма и ритуальной магии (Бон) наряду с еще более древними анимистическими верованиями давала несколько совершенно разных вариантов сотворения мира, способных удовлетворить любой космологический вкус. Космическое яйцо, космические существа, космическое ничто и противостояние космических сил — все это могло породить Землю, которую мы знаем. В одном из мифов женский дух подземных вод спонтанно зародился в зияющей пустоте Вселенной до появления чего-либо еще. Тибетцы видели ее тело в земле и небе, день начинался, когда она открывала глаза, а когда ее веки опускались и она засыпала, на Земле наступала ночь. Небосвод был короной на ее голове, а ее глазами были Солнце и Луна. Четыре ее сияющих белых зуба были планетами, перемещавшимися вдоль макушки ее головы, еще двенадцать зубов сияли как звезды в двенадцати домах, через которые проходила Луна в каждом месяце. Ее дыхание приносило бурю, язык вырывался изо рта как молния, а в голосе звучал гром. Ее слезы, разумеется, проливались на землю дождем, а в ноздрях зарождались ветры. Ее тело было самой Землей, а океаны были ее кровью. В ее венах текли реки, ее кости можно было видеть в каждой горе.

Вселенная должна быть чем-то — или, по крайней мере, должна быть похожа на что-то, — а человеческое тело является знакомой территорией. Земля и небо часто олицетворяются в древних мифах творения в теле живого существа. Хотя это сверхъестественное существо не является вполне человеком, человеческие атрибуты помогают описать его. Люди обычно стараются пользоваться знакомыми образами для выражения абстрактных идей.

Иногда мифы творения, подобные этому, были локализованы в окружающей обстановке. Прикрепление событий к конкретным чертам ландшафта позволяет первозданному прошлому поддерживать постоянный контакт с настоящим. Этот процесс можно видеть в альтернативном описании тибетского космоса. В данном случае мир устроен по образу и подобию тигрицы-людоеда. Когда она была захвачена и убита, то превратилась в добычу. Земля была покрыта полосами с ее шкуры, и эта территория с тех пор называлась Пятнистой равниной тигра. Ее хвост превратился в извилистые ущелья и водопады реки Ма, а ее голова стала священной горой Гермжо. Далее в мифе проводится аналогия между людьми и лошадьми кланов, обитавших в этом регионе, с элементами анатомии космической тигрицы.

В VII веке н. э. царица Вэн-чэнь увидела тело демона женского рода в очертаниях Тибетского нагорья. Она была китайской принцессой правящей династии Тан, выданной замуж за царя Согстена Гэмпо, который, по преданию, был первым буддийским правителем Тибета. Воспользовавшись своими познаниями в области геомантии, Вэн-чэнь обнаружила голову демоницы на востоке, а ноги — на западе. Поскольку демоница считалась пособницей хаоса и представляла угрозу для буддийского порядка, царь был обязан лишить ее свободы действий. По совету и под руководством Вэн-чэнь он построил по одному храму на каждом плече и на каждом бедре демоницы, чтобы удержать ее на месте. Храм Трандрук в окрестностях Цзетанга, примерно в 113 милях к юго-востоку от Лхасы, пригвождает к земле ее левое плечо в Центральном Тибете. Храм Катсель расположен к северо-востоку от Лхасы около Медрогунгкара и также сдерживает демоницу. Еще два храма «усмирения враждебности» находятся на западе: храм Бучу в Конгпо и храм Драм в Цанге. С помощью храмов, схематически разнесенных по четырем сторонам света, буддизм преодолел сверхъестественное воплощение злого духа Тибета. Наиболее священный тибетский храм в Йо-Куне стоит над засыпанным землей озером в Лхасе, которое было сердцем демоницы и центром бездуховной земли.

Естественно, тибетцы помещают Тибет в центре мироздания. Их родина — гористое плато, в среднем возвышающееся на 15 000 футов над уровнем моря, — находится гораздо ближе к небу, чем большинство других мест в мире. Гималайские высоты поистине делают Тибет «крышей мира». В отрывке из тибетской поэмы IX века, обнаруженном в манускрипте в буддистских гротах около Дуньхуана в Китае, место Тибета в космическом ландшафте обозначено самыми возвышенными метафорами:

Центр небес,

Центр земли,

Это сердце мира, окруженное снегами.

Здесь истоки всех рек,

Здесь горы высоки, а земля чиста.

Замкнутость, недоступность, истоки рек, поддерживающих жизнь, и контакт между землей и небом являются атрибутами центра мироздания. Определяя структуру Вселенной в терминах упорядоченного движения небосвода, как делали многие другие народы, тибетцы помещали центр космоса на ступице небосвода — Северном небесном полюсе — и сочетали землю с небом через мифологическую гору Сумеру. Со временем тибетцы стали рассматривать гору Кайлас в Западном Тибете как видимую, конечную и земную форму горы Сумеру.

Храм Йо-Кунь подобен колу, вбитому в сердце царицы демонов Тибета до прихода буддизма. В этом смысле он является центром тибетского мира. Вместе с 12 другими храмами он держит в заключении демонические силы земли и сохраняет новый духовный порядок.

На вершине Кайласа земля находится в прямом контакте с небом. В ламаистских текстах Кайлас сравнивается с зонтиком с восемью спицами жесткости для восьми сторон света, главных и промежуточных. Зонтик, в свою очередь, является небесной метафорой небосвода, а в буддийской традиции небо символизируется как многоэтажным зонтом, так и восьмилепестковым цветком лотоса. Поскольку Кайлас поддерживает небо, это еще и восьмилепестковый цветок космического лотоса на Земле. Его главные врата защищают те же мифические животные, которые охраняют четыре стороны света в Китае. Триста шестьдесят богов, населяющих дворец на вершине горы, символизируют количество дней в году. Традиционный тибетский лунный календарь насчитывает 360 дней и добавляет семь интеркалярных месяцев через девятнадцатилетние интервалы, чтобы фазы Луны соответствовали временам года.

Симметричные очертания этой горы, напоминающей огромный тектонический стадион, пробуждают глубокие чувства у зрителей. Впечатление величия усиливается естественными расщелинами и скальными ярусами, образующими подобие креста на южном склоне горы. Буддисты видят в этом гигантском «шраме» частичный отпечаток священной свастики, запечатленной на льду. Гору Кайлас также называют лестницей, соединяющей землю и небо, а индусы видят в громадной южной расщелине лестницу на небо для бога Шивы. Подобно трансцендентальному фалу, некогда поддерживавшему связь тибетских небесных царей с небосводом, Кайлас является пуповиной Земли.

Гора Сумеру, космическая ось в центре мироздания, часто появляется в настенных росписях буддийских монастырей в Тибете. Автор этой фрески из монастыря Гонгкар строго придерживался традиции, изобразив основание горы в виде ряда концентрических квадратов, обведенных круглым горизонтом. Каждая зона между внешним квадратом и круглой границей представляет один из «четырех континентов» и одну из сторон света. Концентрические квадраты обозначают многочисленные уровни горы Сумеру, а от ее вершины начинается другая серия уровней, которая проходит сквозь небосвод.

Хотя сами тибетцы считают, что они происходят от земли, их первые правители пришли с неба. До тех пор пока легендарный первый царь Ньятри Цзенпо не спустился с небес на вершину Лхабаб Ри, «холма, где бог спустился на землю, в Тибете не было политического единства. Рассказ о его прибытии сохранился в ранее упомянутом дуньхуанском манускрипте; там сказано, что место, где он впервые ступил на землю, является центром мира. В стихотворных строках также подчеркивается важная роль небесного царя в обеспечении земного плодородия: «он приходит как дождь, насыщающий землю». Сама земля низко кланяется ему, деревья склоняют ветви, а ручьи журчат в его честь. Этот первый правитель Тибета, потомок небесных богов, прибывает для того, чтобы стать «повелителем всего, что находится под небесами».

Позднее буддисты рационализировали это предание, убрав упоминание о божественном происхождении и о нисхождении с небес. Первого правителя изобразили в виде царевича-изгнанника, встретившего чародеев Бон в своих странствиях по Гималаям в месте, известном под названием «Царская равнина четырех порталов». По всей видимости, это название обозначает ритуальную площадку религии Бон, ориентированную по четырем сторонам света. Как бы то ни было, царевич и вожди Бон разговаривали на разных языках. Когда его спросили, кто он такой, он ответил: «Царь». Чародеи не поняли его, но продолжили свой допрос. Когда они поинтересовались местом, откуда он пришел, принц показал на небо, имея в виду высокогорные перевалы. Здесь следует указать, что, с точки зрения буддистов, представители религии Бон были буквально одержимы небосводом и небесными явлениями. Поэтому неудивительно, что они истолковали жест принца как свидетельство небесного происхождения. Сочтя царевича достойным претендентом на высший пост, они подняли его на деревянный трон и отнесли в долину. Так в Тибете утвердилось монархическое правление.

Паломники па маршруте от Хрустальной пещеры па Шелдрукском перевале в районе Лхабаб Ри, где первый тибетский царь спустился с неба и утвердил свою власть в долине Ярлупг у святилища Гонтан Бампа Чортен. Форма святилища символизирует мировую ось и многослойную структуру космоса. Архитектурные «лучи» на вершине превращают ее в символическое подобие солнца. Паломники приближались к монументу с востока и огибали его по часовой стрелке, или по пути движения солнца.

Согласно легенде, этот царь и первая тибетская династия ассоциируются с долиной Ярлунг. Эта долина расположена в восточной части Центрального Тибета и считается колыбелью тибетской цивилизации. Предположительно, там была основана первая столица государства небесной династии Ярлунг. Сказочный монастырь на вершине хребта в Юмбулаганге, примерно в 9 милях к югу от современного города Цзетанга, традиционно считается местом расположения первого царского дворца.

Не располагая историческими или археологическими доказательствами, мы не можем точно определить дату начала правления первого тибетского царя, но мифическое восхождение на трон иногда датировалось 500 г. до н. э. Другие называют датировки 237 г. до н. э. или 130 г. до н. э. Безусловно, нынешние постройки в Юмбулаганге не могут похвастаться такой стариной. Современный монастырь воспроизводит более раннее здание, разрушенное в 1982 году во время культурной революции в Китае. Задолго до этого бурного периода то же самое здание считалось «мишенью» для первых буддийских свитков, попавших в Тибет. По преданию, они упали с неба и ударились о крышу, словно случайный метеорит, в 466 г. н. э. Однако фундамент датируется лишь VII веком н. э. (эпоха правления царя Сонгстена Гэмпо). Он был 33-м в родословной тибетских царей и первым буддийским правителем Тибета.

Несмотря на отсутствие физических доказательств существования первой столицы, археологи подтвердили, что сельское хозяйство в Тибете зародилось в долине Ярлунг. Здешняя земля по праву считается самой плодородной в Тибете, а в деревне около Юмбулагангского монастыря сохраняется священный участок земли, известный под названием Цортхан, или «Серп». Поскольку он считается первым полем, возделанным древними тибетскими земледельцами, даже в наши дни местные жители и другие паломники приносят домой горсть земли с этого клочка суши, чтобы рассыпать его на собственных полях и увеличить их плодородность.

У основания горы Гонгпо Ри в ближайших окрестностях Цзетанга находится другой клочок земли, оспаривающий право называться «первой возделанной землей». Веским подтверждением служит сама гора, так как Гонгпо Ри является одной из четырех священных вершин Центрального Тибета. Другие три — это Чакпо Ри в Лхасе, Чуво Ри у слияния рек Цангпо и Куйчу к югу от Лхасы и Гепо Ри к востоку от монастыря Самье.

Многие другие места в долине Ярлунг и окрестностях Цзетанга напоминают о происхождении монархической власти и культуры в Тибете. Горная вершина, где первый царь Ньятри Цзенпо впервые ступил на землю, лежит на маршруте паломников, ведущем от Дзетанга к Чонгьс к югу от пещеры Шелдрук, которая сама по себе расположена на близлежащей Хрустальной горе. Буддийские пещеры в Гималаях являются главным образом приютом для молитв ревностных паломников. Восемь этих святилищ были освящены в VIII веке н. э. посещением гуру Римпоче, знаменитого тантристского мастера из Индии, который в значительной степени укрепил влияние буддизма в Тибете. Поскольку каждая пещера сравнивается с центром мандалы — буддийской схемы космического порядка, — паломник на обратном пути прикасается к духовной силе мирового центра, к силе мировой оси и к силе мировой горы. Эта космография расширена на четыре стороны света четырьмя другими пещерами для паломников в Сиккиме. Они тоже тесно связаны с гуру Римпоче, и каждая принадлежит к одному из четырех главных направлений.

По преданию, дворец первого тибетского царя находился там, где сейчас на живописном гребне хребта расположен монастырь Юмбулаганг.

Мифология здесь описывает источник происхождения самих тибетцев, родившихся в пещере, которая обращена входом на плодородные угодья долины Ярлунг. Известная как «пещера обезьяны», она расположена у вершины Гонгпо Ри. По преданию, там мифический царь обезьян, обладавший магической силой, совокупился с особенно привлекательной и любвеобильной «горной великаншей». Сначала он отверг ее ухаживания, но она заявила, что его отказ приговорит ее к пожизненному рождению детей-великанов, и они поколение за поколением будут приносить все больше несчастий в этот мир. Неохотно согласившись с логикой ее утверждений, царь обезьян посоветовался с Авалокитешварой, боддхисатвой сострадания и духовным покровителем Тибета. Боддхисатвы являются божественными существами. Достигнув буддийского просветления, они могут пребывать в блаженстве нирваны, но предпочитают оставаться в мире, подобно святым, и направлять человеческие души к спасению. Царю обезьян было разрешено нарушить свой религиозный обет, так что в этой буддийской притче прародители встретились, поженились и стали плодиться и размножаться с божественного благословения.

У подножия Чаво Ри, одной из четырех гор центрального Тибета, жители деревни выполняют эту церемонию 18 июля, чтобы получить хороший урожай и защитить поля от градобития. Летние грозы здесь частое явление; перед сбором урожая посевы очень уязвимы, и крестьянское хозяйство подвергается наибольшему риску. Вдоль реки, текущей с горы, складывают пять куч белых камней и жгут можжевельник в качестве жертвенного воскурения. Процессия обходит дымные костры по часовой стрелке.

Известный в здешних местах под именем Ченрези, Авалокитешвара в определенном смысле является божественным защитником Тибета. В сущности, сам царь обезьян из предыдущего мифа был сверхъестественным воплощением Авалокитешвара, а его демоническая супруга была богиней Тарой, женским аналогом Авалокитешвары и материнским выражением божественного сострадания. Плодами союза между приматом и великаншей стали шестеро детей-обезьян, потомки которых в конце концов составили все население Тибета. Но их репродуктивные успехи не сопровождались соответствующей реформой земледелия и сельского хозяйства. Они оставались нецивилизованными собирателями, и Авалокитешвара, который все это время присматривал за Тибетом, снова решил вмешаться в земные дела. Он поднялся на вершину горы Сумеру, откуда проник глубоко в ее недра и достал семена пяти различных злаков. Рассеяв их по Тибетскому плато, он превратил потомков обезьян в земледельцев. Они построили дома, осели на земле, а со временем один из их «небесных царей» принял буддийскую веру, как и надеялся Авалокитешвара.

В легендарной истории тибетских правителей и мифе о происхождении тибетского народа мы видим центральную роль «космической горы». Она дает людям правителей и внушает им понятия о цивилизации. Она наделяет землю плодородной силой небосвода. Эта сила зарождается в основополагающем движении звезд и светил и выражается в стабилизирующем влиянии царя, в непрерывности культуры и в плодородии земли.

 

Мандала и горы в буддийском Тибете

Реальная история Тибета начинается в Чонгъе, примерно в 17 милях к югу от Цзетанга. В стенах и бастионах на острых вершинах хребта над городом определены разрозненные останки древней столицы. Это немногочисленные руины Чингва Такцзе — замка, строительство которого приписывается десятому царю династии Ярлунг. Существует и физическое свидетельство присутствия Сонгстена Гэмпо в этом регионе — его монументальная земляная гробница, расположенная немного южнее современного города и в полумиле от моста через реку' Чонгье. Погребальный курган имеет более или менее квадратную форму с длиной стороны 424 фута и около 44 фугов высотой. Девять других гробниц правителей династии Ярлунг находятся в пределах видимости на ложе долины и частично на склоне близлежащей горы Мара. Там стояла часовня, посвященная царю Сонгстену Гэмпо и его буддийским женам из Китая и Непала. Но и в наши дни заново построенное святилище по-прежнему является местом частого паломничества. Свидетельство глубочайшего уважения можно видеть в молитвенных флагах, священных очагах из можжевельника, надписанных камнях и большой пирамиде из камней, которая превращает вершину гробницы в святилище под открытым небом.

Возводивший свою родословную к небесным царям, Сонгстен Гэмпо объединил Центральный Тибет в организованное государство и стал проводить экспансионистскую военную политику. Ему и его преемникам удалось покорить и оккупировать Непал и даже разграбить Сиань, столицу китайской династии Тан. Они отодвинули западную границу государства за Шаныиунь, где находится гора Кайлас. Сонгстен Гэмпо собирал дань с Юго-Западного Китая, контролировал торговые маршруты на Великом шелковом пути и создал настоящую империю в Центральной Азии.

При Сонгстене Гэмпо тибетская культура стала гораздо более изощренной. Он ввел систему письменности для тибетского языка, финансировал развитие тибетской литературы и переводы важных иностранных рукописей и учредил законодательную систему. Он сознавал, что религия Бон и старые народные верования глубоко укоренились в тибетской культуре, поэтому при введении буддизма постарался приспособить новую религию к старинной вере. Он также перенес столицу из долины Ярлунг в Лхасу, к северу от реки Цан-гпо. Его брак с двумя ревностными поборницами буддийской веры укрепил позиции буддизма в состязании с вождями-жрецами Бон. Он наглядно отразил буддийскую космогонию в системе храмов, построенных для того, чтобы ограничить демоницу, замеченную китайской принцессой в очертаниях ландшафта. Подобно скальной великанше, сочетавшейся браком с царем обезьян, эта демоница на самом деле символизировала дух старого анимистического Тибета, и понадобилось буддийское мировоззрение, чтобы «одомашнить» ее и жестко прикрепить к новому миропорядку.

Правители Дхармы в Тибете насадили буддизм и защитили его от местных религиозных учреждений жрецов Бон. Многие из этих ранних царей похоронены в монументальных земляных гробницах в долине Чонгъе. С вершины погребального кургана Мангсонг Мангстен мы смотрим на северо-восток в сторону гробницы Сонгстена Гэмпо, первого буддийского правителя и проводника экспансионистской политики, который превратил Тибет в империю в VII веке нашей эры. Святилище, возведенное в его честь на вершине гробницы, и сейчас продолжает привлекать многочисленных паломников.

Тибетский буддизм предложил собственные, более абстрактные представления о сотворении мира, явно расходившиеся с более ранними анимистическими верованиями. Буддийский миф тоже начинается с великой пустоты, но это был хаос, наполненной философской субстанцией. Он безвременный и бесформенный, в нем нет движущих импульсов и взаимосвязей, это не просто пустое пространство, а вообще не пространство. Тем не менее в нем есть спонтанные течения, возникающие словно дуновение ветра. Если бы речь шла о квантовой физике и теории относительности, мы говорили бы о виртуальных «червоточинах» в пространственно-временной пене. Однако вместо Большого Взрыва это неподобающее присутствие чего-то в ничто — первичная виртуальная реальность — вызывает материализацию двойного молниевидного скипетра, символа активирующей энергии творения. Его электричество создает облака, а из облаков падает дождь, заполняющий первозданный океан. Когда воды становятся спокойными и ровными, как поверхность стекла, они начинают перемешиваться, и суша возникает в виде пены, словно масло из сливок. Крошечное пятнышко суши вырастает в огромную гору, каменную дорогу к небесам. Поднимаясь едва ли не до самого небосвода, она становится Сумеру, четырехсторонней космической горой в центре мироздания. Со временем на ее сверкающих склонах появляются реки, деревья и растения. Гора окружена озером, а озеро, в свою очередь, окружено хребтом золотых гор. Еще семь кольцевидных озер и шесть горных хребтов завершают эту концентрическую топографию. Во внешнем озере есть четыре островных континента, по одному для каждого главного направления и каждой стороны центральной горы. Каждый участок суши имеет особую форму. Континент на востоке имеет форму полумесяца, царство на западе имеет форму диска, поэтому оно круглое, как солнце, на севере мы видим квадратный остров, наш южный континент имеет форму замкового камня арки или, как говорят тибетцы, напоминает овечью лопатку. Обитатели этих четырех царств имеют такую же форму лица, как и континенты, на которых они живут. Боги, жившие на центральной горе, превратились в людей, когда обнаружили вкусную сливочную оболочку, покрывавшую поверхность земли. Низменное удовольствие нарушило их духовную отстраненность, и по мере того, как их божественное сияние тускнело, в мире становилось темнее. Непроглядная темнота ночью отступила с появлением Солнца, Луны и звезд, но люди вступили на путь тьмы. Хотя у каждого имелось свое плодовое дерево, дающее бесплатную еду каждый день, люди стали жадными, среди них процветали воровство и ссоры. Мир фактически превратился в некое подобие современного общества, но люди осознали, что их выживание в будущем зависит от способности ладить друг с другом, поэтому они все собрались вместе и избрали царя — человека, который учил их, как возделывать землю, строить дома и жить в обществе.

В Гималаях продаются недорогие оттиски с изображениями мандалы, бумажные амулеты и свитки-талисманы. На этой непальской мандале Вселенной гора мировой оси изображена в виде ряда концентрических квадратов, как на фреске в монастыре Гонгкар. Континенты и направления обозначены простыми геометрическими фигурами у каждой стороны внешнего квадрата. Восток наверху представлен в виде полукругов, или полумесяцев. Север с его квадратами находится слева, а в качестве символов юга (справа) выбраны «лезвия топора». Внизу расположены кружки, обозначающие запад. Воды океана отделяют основание мировой горы от круга горизонта, очерченного двойной линией.

Целью анимистического мифа о сотворении мира, рассказанного ранее, является обоснование физической природы Вселенной. Он объясняет, как возникло то, что мы видим вокруг. В этом буддистском мифе о сотворении мира центральную роль играет человеческое состояние, однако, как и первый миф, он опирается на космическую основу и создает стереометрические образы. У мира есть центр и края, его периметр круглый, как горизонт, но мир имеет четыре направления, поэтому внутренние земли упорядочены по четырем сторонам квадрата. Центр является средоточием творения и «розеткой» для вилки того шнура, по которому передается божественная энергия. Источником этой энергии является небосвод — трансцендентальный, но всегда являющий свою силу, — а Земля соединена с небом центральной горой или мировой осью. При отображении этой схемы в двух измерениях она становится мандалой, символом религиозной веры и эзотерического знания. Тибетские монахи чертят мандалу на цветном песке на полу храма и рисуют ее на потолке. Они включают изображение мандалы в основание алтарей и в наставительные рукописи, они печатают их на бумаге, складывают и носят как защитные амулеты. Будучи «психокосмограммой», мандала отображает структуру Вселенной, связывает микрокосм с макрокосмом и помогает владельцу в его поисках повышенных состояний осознания. Конечным пунктом странствий души является нирвана, чистый и трансцендентный вселенский разум. Все сущее происходит из этого недифференцированного состояния, а четыре стороны и центр мандалы символизируют поток животворной энергии и мудрости, исходящей из первичного хаоса. Космическая гора — это синапс в духовной нервной системе Вселенной и проводник процесса, который делает космос тем, что он есть.

Это проясняет намерения царя Сонгстена Гэмпо и царицы Вэн-чэнь, когда они пригвоздили к земле тибетскую демоницу с помощью мандалы буддийских храмов. Справедливости ради нужно сказать, что царь не ограничился одной четырехугольной темницей. За Йо-Кунем в сердце его царства и четырьмя храмами «подавления враждебности», основанными на жизненно важных точках тела демоницы, он оградил Тибет еще двумя кольцами духовной защиты. Подобно следующему концентрическому квадрату в схеме мандалы еще четыре храма «укрощали границу» на уровне колен и локтей лежащей демоницы. На еще большем расстоянии от столицы следующие четыре храма, «укрощавшие земли за границей», вбивали символические колья в ее ладони и ступни. То, что выглядит как попытка одомашнить землю, умиротворить ее демонов и обратить непросвещенных в истинную веру, на самом деле было мерами, призванными обезопасить и укрепить царскую власть. Сонгстен Гэмпо не просто учреждал новую религию: он разоружал вождей и жрецов старой религии Бон. Пограничные храмы были не просто знаком новой веры для ближайших соседей Тибета. Помимо цивилизующего воздействия, законодательство и письменность были одними из основных инструментов государственной власти. Идеология шла рука об руку с политикой силы. Как главный приверженец новой системы верований, Сонгстен Гэмпо мог централизовать власть, рассредоточенную до его воцарения. Он собрал власть в центре мироздания с помощью мандалы идеологически направленных монументов, точно указывавших на центр мироздания и средоточие силы.

Истинной «горой мировой оси», разумеется, была гора Кайлас, расположенная далеко на западе в Шаньшуне. Язык, на котором первоначально говорили в этом древнем царстве, вероятно, был частью индоевропейской семьи языков, не связанной с синотибетской лингвистической ветвью. Поскольку этот регион считается родиной «черной религии» Бон с ее традицией учреждения местных священных «гор силы», над которыми господствует центральная «мировая гора», некоторые исследователи выдвигали предположение, что сходные ведические представления могут происходить от того же древнего центральноазиатского корня.

Гора Сумеру, отлитая в бронзе, установлена на первом внутреннем дворе после зала Небесных Царей-хранителей в ламаистском храме Йонгхе в Пекине, ориентированном по оси север — юг.

У подножия горы плещутся волны семи мировых океанов. Украшенная созвездиями колонна поднимается от вершины к небу и блаженному царству Шакьямуни, Будды Настоящего.

Одно из старых тибетских названий горы Кайлас — гора Бон. Здесь прослеживается четкая связь с верованиями Бон, как и в другом названии — «гора Душа Шаньшуня». В этом статусе гора Кайлас сохраняла добуддийские верования в богов-предков. Главный горный пик каждого округа играл роль места блюстителя: население находилось под его защитой, и он воплощал духовную сущность данного региона. Гору Кайлас также называли «пупом мира» и «престолом небесной богини». В то время как образы небесного зонтика и восьмилепесткового цветка лотоса были буддийским вкладом в космологию Тибета, образ богини в центре небосвода принадлежит более древней религии Бон. Это свидетельствует о том, что тибетцы говорили о «горе мировой оси» еще до того, как буддисты принесли свой вариант в Тибет.

Значительная общность буддийских космографических образов с представлениями религии Бон позволила буддизму хорошо прижиться в Тибете. Космическая гора в центре буддийской мандалы — это не только ось, соединяющая землю и небо, но и маршрут мистического восхождения к просветлению. Сходные традиции существуют по всей Европе. Они четко обозначены в священных текстах брахманов, а теологические подробности описания тибетской горы Сумеру на самом деле происходят из Индии, где миф о космической горе Меру был неотъемлемой частью древних индуистских верований.

Естественно, гора, расположенная в центре мира, заключает в себе дух всего мира. Ее патерналистская роль уравновешивается Манасароваром, священным «непобедимым» озером у подножия горы Кайлас. Пилигримы обходят его берега по часовой стрелке точно так же, как во время религиозного паломничества к другим священным вершинам или к святилищам в других округах Тибета, таким, как периметр Лхасы. Это самое высокогорное пресноводное озеро на планете, к которому тибетцы частично возводят происхождение доктрины Бон.

Центральная гора и центральное озеро объединены такой же символической связью, которая повторяется во взаимодополняющей противоположности земли и неба, женского и мужского начала. Хотя гора вроде бы является частью земли, в отличие от озера она тесно связана с небом. С другой стороны, озеро — это водный резервуар, чьи глубины связаны с нижним миром. Символическая трансформация этих представлений в сознании индуистов олицетворяет принцип «горы-неба — горы-мужчины», в похожем на колонну лингаме. Принцип «озера-земли-женщины» отражен в йони — небольшом замкнутом водоеме, в центре которого иногда устанавливается лингам. Их соединение является сексуальной метафорой объединения двух основополагающих аспектов материального мира. Лингам конкретно отождествляется с Шивой, который связан с вечной и абсолютной творческой силой Вселенной, ее способностью к бесконечному преображению. Он является первопричиной и восседает в своем мистическом убежище на вершине горы Кайлас. Йони символизирует половые органы и чрево супруги Шивы. В образе Деви она олицетворяет шакти — творческую животворящую энергию природы. Вместе с Шивой богиня неустанно обновляет космос в новых циклах творения. Их брак является союзом противоположностей, создающим космос и придающим ему завершенность.

В Индии Кайлас был впервые признан небесным прототипом горы Меру в рукописи «Вишну Пурана». Тексты рукописи «Пуран» образуют группу древних санскритских религиозных текстов, а создание «Вишну Пу-рана» датируется примерно 200 годом до н. э. Более общее упоминание о священных горах встречается в «Риг-веде». Это собрание древних санскритских гимнов содержит старейшие индоевропейские религиозные концепции. Вероятно, составленная около 1500 года до н. э., в эпоху вторжения ведийских племен из Северо-Западной Индии, «Ригведа» является основой индуистских космологических идей, которые в конце концов проникли в Тибет и другие регионы Центральной Азии.

Женские и мужские символы объединены во внутреннем святилище индуистского храма Муктешвара (X в. н. э.), посвященного богу Шиве. Изысканно украшенная цветами и другими подношениями, йони-линга сочетает духовный творческий потенциал с активным материальным действием. Для приверженцев Шивы этот союз йони и лингама является наиболее глубоким выражением божественного.

К VII или VI веку до н. э. в эпической поэме «Махабхарата» появилось расширенное описание горы Меру. В этом самом длинном повествовании о деяниях богов во всей мировой литературе говорится о том, что Меру имеет «сияющий облик». «Изобилующая золотом и многими цветами», она является «обителью богов». Она «неизмерима» и «неприступна» для людей, запятнанных грехом. У ее подножия бродят ужасные хищные звери, а на склонах цветут священные целительные растения и травы. Много веков назад боги собрались там и получили наставления взбить космический океан, чтобы получить мир, который мы знаем, от Нарайяны, аватары бога Вишну, который является активной движущей силой внутри всех вещей. В другой части этой поэмы, состоящей из 90 000 строк, мы узнаем, что гора Меру находится в Гималаях. Она носит титулы «золотой горы» и «высочайшей из гор». Устремляясь на 350 000 миль в космос, она «сияет подобно утреннему солнцу и огню без дыма» и настолько же уходит в глубь земли. Солнце и Луна обязаны кружить вокруг нее. Совпадающая с мировой полярной осью гора Меру вступает в контакт с небом у Северного полюса небосвода. Млечный Путь проходит в стороне от этого стабильного центра небес.

Согласно индуистской космографии, Млечный Путь является небесной рекой. Ее воды зарождаются за пределами небосвода, вытекают через Полярную звезду и текут по небу, как река Ганга течет через всю Индию, а потом низвергаются на землю и плещут о вершину горы Меру. Разделенные на четыре земных реки, они стекают по четырем сторонам света и орошают склоны священной горы.

Млечный Путь является небесным аналогом Ганги, а для индусов река Ганга всегда была «очистительной матерью спасения». Обожествленная в виде богини Ганги, дочери Гималаев, река была священной от верховий до эстуария. Хотя истоки Ганги расположены на южной стороне Гималаев, она связана через реку Карнали с озером Манасаровар и регионом горы Кайлас. Другие великие реки Индии также имеют истоки в районе Кайласа. Инд берет начало от источника к северу от горы, а Сутледж (в ведический период река Сарасвати) вытекает непосредственно из Ракшас Тал — священного озера, соединенного с Манасароваром каналом, известным под названием Ганга Чу. Брахмапутра, господствующая над восточной зоной индийского субконтинента, вытекает из-под ледника немного восточнее Манасаровара.

В Тибете Брахмапутру называют Цангпо, и это самая высокогорная река в мире. После относительно прямого течения на юго-восток на участке около 300 миль на дальнем западе Тибета Цангпо поворачивает на восток в Центральном Тибете. Река течет на восток еще 400 миль, проходя к югу от Лхасы, и разделяет Тибетское плато на две половины. Достигая горы Намче Барва еще в 300 милях к востоку от Лхасы, река делает резкий поворот. Изгибаясь на юг, она низвергается на 11 000 футов по длинному каскаду живописных ущелий и водопадов в Ассам (Восточная Индия). В конце концов она сливается с Гангой на территории Бангладеш и впадает в океан через огромную дельту в Бенгальском заливе.

Спускаясь с заоблачных высот Гималаев, Цангпо и другие великие реки Центральной Азии, орошающие окрестности горы Кайлас, отражают небесные потоки и считаются частью системы, объединяющей небо и землю. Река Цангпо, озеро Манасаровар, гора Кайлас и все другие значительные черты ландшафта — пещеры, ручьи, истоки рек, местные горы, священные озера — обладают топографической силой. Поскольку каждое место связано через аналогии с необъятным космосом, сама земля превращается в святилище. Личный визит в любое из этих особых мест поистине является встречей с божественной силой. Жизнь в такой обстановке можно рассматривать как постоянное упражнение в священной географии.

В этой главе мы рассмотрели, как мифы о сотворении мира могут быть связаны со сложным общественным устройством и распределением власти. Кочевые охотники всегда находятся в центре творения, и их сила пребывает повсюду. Они собирают ее по мере надобности как пищу, которую находят в самых разных местах. Когда люди живут более оседлой жизнью, собственность приобретает больший смысл и ценность. Собственность — осязаемая или неосязаемая — требует силы для того, чтобы поддерживать ее и распоряжаться ею. Здесь на первый план выходят такие вещи, как семейная родословная и племенная организация. Мифы о сотворении мира помогают объединить людей с землей, на которой они живут, и с собственностью, которой они владеют. Человеческое присутствие одушевляет место. Избранные блюстители силы занимают высокое место в общественной иерархии. Сила не особенно сосредоточена, но и не размазана по всему ландшафту. Однако когда появляются вожди и правители, начинается совсем другая история. Подобно странствующим группам охотников и собирателей или сезонным деревням рыболовов царства и княжества выживают за счет адаптации. Их целью является благоденствие общества и преемственность культуры. Однако образование централизованного государства требует централизации власти. Когда это происходит, место сотворения мира, структура космоса и общественные учреждения более прочно привязываются к центру мира. Ландшафт земли и неба преображается в идеологию, которая объясняет и таким образом поддерживает высший престол силы.