Если способность небосвода к циклическому обновлению была силой, роднившей ее с Творением, то такой же процесс циклического обновления был очевиден в сезонных переменах. Наши предки видели, что Земля-Мать обладает даром снова наполнять мир жизнью и давать своим гостям стол и кров. Воодушевленные ее гостеприимством, они с готовностью признавали материнские инстинкты Земли. Смена времен года и материнство тоже стали частью мифа о сотворении мира.

 

Природа Земли-Матери

Хотя образы Земли-Матери не являются всеобщими, они пользуются довольно широким распространением. У греков это была Гея, полногрудая Земля, которая сначала родила звездное небо, со временем ставшее ее супругом. В Новой Зеландии ее называли Папа, и маори говорили, что она была соединена с Ранги-небосводом в тесном объятии, пока их дети в конце концов не разделили их, создав себе место для жизни на лоне земли.

Для индейцев луизеньо из Южной Калифорнии Земля-Мать не присутствовала при рождении Вселенной. Космос был пустым и тихим. Единственным духом во всей Вселенной был Одинокий-и-пустой, который, возможно, являлся самой Вселенной до того, как время и жизнь преобразили ее. В этой первозданной тьме образовались два круглых существа, созданные Жемчужным Сиянием, возможно, олицетворением далекой силы и таинственного присутствия Млечного Пути. После трех дней пребывания в темном и пустом космосе дети Жемчужного Сияния воспылали жизнью и страстью. Испытав новые превращения, они спарились, а затем разошлись. Он стал тпукмитп (небо), а она стала томайовит (Землей-Матерью), беременной первыми людьми. К ее детям относились не только первые человеческие существа, но и животные, растения, небесные тела, церемониальные орудия индейцев луизеньо и все остальное во Вселенной. Она родила их, лежа на спине с ногами, раскрытыми на север. В знак уважения к первозданным трудам Матери-Земли концентрические круги на Земле, нарисованные для ритуала инициации девушек племени луизеньо, разомкнуты с северной стороны.

Мужское и женское начало, замкнутое во взаимодополняющем противостоянии, является главной движущей силой продолжения рода; это наилучший символический механизм для процесса циклического обновления. Мы видим его в китайской концепции инь и янь, динамического равновесия сил во Вселенной. День и ночь, зима и лето, сырое и. сухое, горячее и холодное, тьма и свет, смерть и рождение, земля и небо и любая другая пара таких же «тяжеловесов» ходят кругами в ритмических циклах времени, поочередно наступая и отступая. Каждый аспект жизни отражается в партнерстве женского и мужского начала.

Индейцы луизеньо из южной Калифорнии готовили наземные узоры для церемоний посвящения молодежи во взрослую жизнь. Узор, использовавшийся в ритуале для девочек, был основан на концентрических кругах, разомкнутых с северной стороны и обозначавших главные аспекты духовной жизни. В этой копим традиционного наземного рисунка внешнее кольцо обозначает Млечный Путь. Среднее кольцо, выкрашенное в черный цвет, обозначает ночное небо. Во внутреннем красном кольце содержится кровь и «корень» бытия. Символические фигуры в центре изображают «мстителей», которые удерживают каждого человека на стезе добродетели.

Для большинства народов, занимавшихся земледелием, дождь, падающий с неба, был подобен семени небесного божества, оплодотворявшему землю. Подземные ключи, откуда появляется вода, и озера, куда она стекается, являются местами соединения с утробой земли, с темной внутренней колыбелью жизни. Вода покидает ее тело, словно менструальная кровь — жидкость, сигнализирующая о начале нового цикла плодородия, или как молоко, питающее новую жизнь. С точки зрения чумашей, вода даже покидает тело, словно моча.

Когда шаман племени навахо рисует Мать-Землю на песке, он помещает на ее животе круг, символизирующий озеро в центре мира. Через его воды первый Мужчина и первая Женщина вывели на свет всех остальных первых Людей. Некогда они жили в одном из четырех миров, расположенных под нашим собственным, и, когда они наконец вышли на поверхность этого мира — Многоцветной, или Изменчивой земли, — дверью им послужило центральное озеро, окруженное четырьмя мировыми горами. На песчаном рисунке изображение озера сопровождается четырьмя священными растениями: кукурузой, фасолью, тыквой и табаком. Корни каждого из них уходят в озеро, и каждое растет в одном из главных направлений.

Даже в Египте времен фараонов, где половая принадлежность земли и неба была изменена на противоположную, вода по-прежнему следовала своему естественному курсу. На большей части территории Египта для ирригации полей пользовались речной, а не дождевой водой. Дожди здесь случаются редко, и настоящим источником плодородия является Нил. Поэтому египтяне изображали небо как богиню Нут. Каждую ночь она рожала звезды, а затем проглатывала их на рассвете. Солнце возникало из ее чрева, но пропадало в ее утробе на закате, когда возрождались звезды. Раскинув руки и ноги по четырем главным направлениям, Нут простиралась, как шатер, над своим мужем Гебом. Геб был Землей. Он оплодотворял свою небесную супругу силой реки, протекавшей через его чресла.

Однако Египет был исключением, а не правилом. Как правило, образ женщины в сознании людей ассоциировался с землей. Как и египетская богиня небосвода, Мать-Земля не только создает жизнь, но и поглощает ее. Ее тело одновременно является чревом и гробницей. Новая жизнь рождается и созревает в земле, а потом выходит в окружающий мир, но когда мы хороним умерших, они возвращаются к матери, от которой получили жизнь. Зеленые ростки, пробивающиеся к солнцу сквозь почву, плодоносят в свое время и снова припадают к груди, вскормившей их. Животные, впадающие в спячку, — такие, как медведи и змеи, — прячутся в своих берлогах и норах, когда наступают холода и пища становится скудной. Но когда Мать-Земля возрождается весной, они появляются наружу, как новые существа, обычно в сопровождении потомства.

Пещеры открывают доступ в тело Матери-Земли. Ключи и источники — это места контакта с ее жизнетворными водами. Природные скальные образования и другие черты ландшафта принимают форму ее грудей и гениталий. Считалось, что все эти «женственные» элементы ландшафта заряжены преображающей силой Творения и могут быть использованы во благо людям.

Пещера Творения из мифа каваиису (или пиивоова) представляет собой каменный козырек с характерной «женской» архитектурой.

В горах Техачапи между Бейкерсфилдом и Мохаве (штат Калифорния) находится большой каменный козырек, покрытый пиктограммами и известный индейцам племени каваиису как Пещера Творения. Язык каваиису принадлежит к ветви великой юто-ацтекской языковой семьи, и на этом языке они называют себя другим именем: ниивоова. Согласно их верованиям, первые люди, которые были животными, собрались в Песчаном Каньоне на совет под предводительством медведя-гризли. Каждый из них решал, кем он хочет стать. Этих животных, включая белку, койота и сову, до сих пор можно видеть в формах крупных валунов и естественных скальных формаций в ближайших окрестностях, и духи по-прежнему обитают там. Когда Энди Грин проводил меня на место, он собрал ягоды можжевельника вдоль тропы, пересекающей природный амфитеатр, и показал мне, как нужно подносить их в дар духам, живущим в камне.

Перед расщелиной Пещеры Творения был выложен молитвенный круг из камушков, разделенный на четверти по сторонам света.

Увенчанная узкой расселиной, высота которой достигает 40 футов, Пещера Творения напоминает женские половые органы, что является вполне подходящим для того места, где люди впервые появились на свет. Зимой в расщелину стекает вода от сезонных дождей. Индейцы каваиису, рассказывавшие этнографу Морису Зигмунду историю о совете зверей, что место Творения было отмечено углублением в скале. В каменном полу у боковой стенки пещеры есть по крайней мере одно небольшое углубление, которое можно видеть до сих пор. Во время своего визита я заметил молитвенный круг — кольцо из маленьких камней, разделенное на четыре части, — выложенный в знак почтения перед огромной расщелиной в скале.

 

Сокровенные места Земли-Матери

Пейнтид-Рок, еще одна священная скала американских индейцев, очертаниями напоминающая огромную вульву, поднимается над равниной Карризо, неподалеку от склонов хребта Калиенте. Это овальный выход песчаника высотой около 55 футов с южной стороны. Камень окружает «чрево», открытое небосводу. Размеры внутренней части составляют примерно 225 футов в меридиональном и 120 футов в широтном направлении. Ширина открытого на север «вагинального» входа составляет около 20 футов.

Скала Пейнтид-Рок расположена в небольшой долине между Сан-Луис-Обиспо и Бейкерсфилдом в штате Калифорния. Первоначально долина называлась равниной Карризо, по названию высокой местной травы, покрывавшей ее ложе. Знаменитый разлом Сан-Андреас проходит правее ее восточного края. Как одно из священных мест индейцев племени чумаши, Пейнтид-Рок некогда располагал самой большой и разнообразной коллекцией многоцветных наскальных рисунков, известной в регионе, но вандализм и эрозионные процессы уничтожили большинство из них. Несмотря на это, некоторые рисунки сохранились, включая изображение ящерицы, наложенное на койота. В чумашском мифе о происхождении людей койот энергично ратовал за создание первых людей по своему образу и подобию. Он хотел установить образец для человеческой руки, оставив отпечаток своей лапы на камне, но ящерица успела первой просунуть свою пятипалую когтистую лапку. Поэтому человеческие руки больше похожи на конечности ящерицы, чем на лапы койота.

Большая часть рисунков скорее всего была создана за последние тысячу лет — возможно, не более нескольких столетий назад, в эпоху первых контактов чумашей с европейцами. Хотя подробные этнографические сведения были собраны более века назад, в частности, американским антропологом Джоном Пибоди Харрингтоном, у самих чумашей не сохранилось никаких комментариев о первоначальном смысле и предназначении Пейнтид-Рок. В 1910 году Майрон Эйнджел, автор нескольких местных историй, опубликовал романтическую интерпретацию истории этого места в книге «La Piedra Pintada: легенда Пейнтид-Рок». Его повествование было основано на информации, полученной от одного из местных фермеров, который в свою очередь узнал ее от индейца племени мохаве, работавшего у него на ранчо и слышавшего эту историю от своей матери. Территория мохаве, расположенная на реке Колорадо, находится довольно далеко от территории чумашей, и эти две группы не связаны между собой в культурном или лингвистическом отношении. Возможно, мать индейца общалась с местными чумашами, но по своему характеру эта легенда не похожа на чумашские предания. Однако две детали привлекают интерес. Эйнджел подчеркивает, что Пейнтид-Рок был священным местом для проведения публичных собраний — нечто вроде храма под открытым небом, — где большие группы чумашей периодически сходились для медитации и различных церемоний. Он также называет «Сновидцем» высшего жреца, председательствовавшего на таких собраниях. Это подходящий титул для чумашского шамана, который входил в состояние транса с помощью datura (дурман. — Прим. пер.), опасного галлюциногенного растения, использовавшегося индейцами Южной Калифорнии для того, чтобы вызывать видения. Чумашская наскальная живопись тесно ассоциировалась с деятельностью шаманов. Масштаб пиктографических росписей и размеры амфитеатра указывают на то, что одной из функций Пейнтид-Рок было проведение общественных ритуалов. В последние годы группа северных чумашей восстановила традиционное использование этого места.

Скала Пейнтид-Рок открывает чрево мира перед вершиной небосвода. Это природная известняковая формация на равнине Карризо в центральной Калифорнии. До тех пор, пока вандализм и эрозия не привели к уничтожению большей части пиктограмм, эта огромная каменная «вульва» была украшена одной из самых сложных и замечательных росписей на территории обитания чумашей. Сотрудник Бюро землеустройства стоит слева от входа для указания масштаба.

Благодаря естественной конфигурации, вызывающей аналогии с плодородием и рождением, скала Пейнтид-Рок могла считаться местом Творения, но не являлась центром чумашской вселенной. Один из информаторов Харрингтона назвал в качестве такого места участок в окрестностях горы Пинос, самой высокой на территории обитания чумашей. С несколькими слоями, соединенными центральной осью, чумашский космос был похож на любую другую вселенную в традиционной системе верований. На небе обитали могучие сверхъестественные существа, включая Небесного койота, Солнце, Луну и Венеру, а сам небосвод чумаши называли Alapay, или «верхний мир». Подземный, или нижний мир, был населен опасными и злокозненными духами. Две змеи титанических размеров, обитавшие там, поддерживали Itiasbup, или срединный мир, на своих огромных спинах. Мы, разумеется, живем в срединном мире, который чумаши считали плоским, окруженным океаном и закругленным по линии горизонта.

Мария Соларес из чумашей группы инсенъо подтвердила, что гора Пинос считалась самым священным местом на чумашской территории, а другой источник описал ее связь с центром чумашского мира:

«Место, куда ходят antaps [чумашские шаманы], — это lagunita [пруд] в Canada [каньон] около горы Jwibinmu [гора Пинос], за долиной Кадди. Вода течет не раса, а рауа [прочь отсюда]. Ты слышишь трещотки и tocar [вероятно, свистки и флейты, используемые в ритуальных целях вместе с трещотками] и gritar [крики] — собаки лают — много людей там — похоже на фиесту. А в пещере suterrano [под землей] хранятся четыре ichunash [священные свистки из оленьей голени, используемые шаманами]. Древние никогда не ходили около того места. Ветер сильно дует, земля трясется. Если попадешь туда, не вернешься назад».

На территории нынешнего графства Сан-Диего скальные формации, напоминающие женские гениталии, показывали девушкам из племени камэуэй, участвовавшим в ритуалах совершеннолетия. Хотя этнографические данные далеко не так полны, как нам бы того хотелось, косвенные свидетельства выглядят убедительно. Во время церемонии инициации «вели на склон холма, где им показывали священный камень, который должен был защищать их». Антропологу, собравшему эту информацию, не было позволено увидеть этот камень, и он, возможно, спутал его с камнем гораздо меньших размеров, который нагревали и помещали между ног девушки во время церемонии, но сообщил о камне, который «якобы символизировал женские органы размножения».

Владелец ранчо также предоставил информацию о «валунах силы», о которых ему рассказал шаман чумашей:

«Он сказал, что когда у молодой женщины не было детей от мужа в течение долгого времени, ее отводили на это место и показывали ей магические камни».

У чумашей небо имело мужскую природу, а земля женскую. Конкретные проявления плодородия Земли-Матери очень важны для любых магических попыток улучшить человеческую плодовитость и обеспечить благополучные роды.

Шарлотта Макгоуэн, профессор археологии из Южной Калифорнии, считает йони (индуистское слово, обозначающее вульву) подходящим названием для «сексуальных» элементов ландшафта. В 1982 году, определив ряд таких мест на территории чумашей, собрав соответствующую этнографическую информацию и обнаружив аналоги в других частях света, она опубликовала результаты своего анализа в монографии «Ритуальные центры плодородия в Южной Калифорнии».

Природная форма женских гениталий в скоплении валунов около Джамула (Калифорния) лишает ландшафт невинного очарования. Такие элементы рельефа самым очевидным образом раскрывают репродуктивную функцию Матери-Земли, что не ускользнуло от внимания индейцев из племени кумэуэй, использовавших подобные места в ритуалах полового созревания и магии плодородия.

Макгоуэн открыла, что многие йони в Калифорнии дополнены красящим пигментом или специально вырезанными желобками для большего сходства с настоящими гениталиями. Джон Рафтер изучал сходные образцы на территории индейцев луизеньо, особенно в холмах Бернаскони в графстве Риверсайд. С этими йони соседствуют многочисленные пиктограммы, искусственные углубления в скальной породе и каменные жернова для растирания красящего пигмента. Еще один природный узор напоминает солнечный диск, но его «лучи» явно углублены и выпрямлены по сравнению с обычными следами эрозии. Самая крупная йони тоже снабжена лучами и расположена на плоском скальном выступе, полого понижающемся к востоку. Рафтер отметил, что длинная ось йони, подчеркнутая двумя искусственно вырезанными желобами, указывает на восход солнца в день равноденствия над горой Сан-Хоакин. Известный индейцам луизеньо под названием Йамива, этот пик считается обиталищем опасного небесного духа по имени Тааквик. Этот дух, иногда ассоциировавшийся с метеором или, возможно, с шаровой молнией, якобы посещал одну из скалистых вершин в холмах Бернаскони. Все это роднит Тааквика с небом, так как молнии на горных вершинах являются прямым доказательством силы небосвода. На одном валуне неподалеку от йони и солнечных дисков имеется петроглиф, названный «тааквиком» в неопубликованных полевых заметках Харрингтона. Сопроводительная надпись гласит: «По преданию, мужчина из Первых Людей прислонился к этому валуну и оставил на нем отпечатки своих половых органов».

В целом природные элементы холмов Бернаскони как будто рассказывают историю о порождающей силе земли и оплодотворяющей силе неба. Эти темы присутствуют в мифах луизеньо о сотворении мира, и здесь они наглядно представлены в ритуальном ландшафте. Шла ли речь о женщинах, хотевших иметь детей, о сезонном обновлении мира или о шаманских духовных путешествиях, ритуальный ландшафт предоставлял средства, необходимые для достижения цели.

Доисторический художник из каньона Клир-Крик увидел символ плодородия в эрозионном отверстии на поверхности скалы (возможно, немного расширенным для наглядности) и дорисовал женскую фигурку в виде петроглифа. Сейчас это территория индейского национального парка Фремонт в штате Юта.

Символическая имитация рождения во время ритуала инициации объясняет «женскую» символику туннелей и чревоподобных полостей в других священных местах калифорнийских индейцев. В Консел-Рокс, поблизости от гор Провиденс на востоке пустыни Мохаве, есть массивный валун, известный под названием «Камень-Утроба». Нижняя сторона валуна украшена многочисленными петроглифами, а в самом камне имеется сквозной овальный туннель диаметром около двух футов, из-за которого он и получил свое название. Если смотреть сзади, этот туннель образует окно на восток, из которого можно наблюдать восход солнца в день равноденствия. Отверстие достаточно большое, чтобы через него смог пролезть человек среднего телосложения. Когда Джон Рафтер и Беверли Троуп изучили это место, они обратили внимание на гладкие стенки туннеля, отличающиеся от шероховатой поверхности вулканического туфа на других частях валуна. Они также отметили темное пятно на внешней поверхности камня и осознали, что это следы масла, некогда покрывавшего тела индейцев и глубоко въевшегося в камень после множества ритуальных переходов через короткий туннель.

Консел-Рокс в пустыне Мохаве в Южной Калифорнии — это группа валунов с нанесенными на поверхность петроглифами и пиктограммами. «Камень-Утроба» пронизан коротким туннелем, гладкая и покрытая пятнами поверхность которого свидетельствует о частом использовании, возможно, для имитации процесса рождения во время ритуала инициации. Чуть ниже «окна» можно видеть опал, разделенный вертикальной линией, и еще семь линий, отходящих от пего. Снабженный двумя маленькими «ногами». расходящимися по обе стороны, этот символ вполне может быть связан с мифом чимиуэев о женщине. зачавшей близнецов от солнечного света.

Многие петроглифы напоминают женские и мужские гениталии. Две «руки» протягиваются в стороны от резной вульвы на восточной стороне «Камня-Утробы», а под ней начерчено семь зигзагообразных линий. В полости другого валуна, расположенного лишь в нескольких футах к северо-востоку от «Камня-Утробы», изображен семилучевой солнечный диск, обрамленный в крут; ряд зигзагов отделяет этот символ от симметричной извилистой формы, похожей на букву w, выведенную размашистым почерком.

Хотя мы не знаем, к какой культуре принадлежали авторы этих петроглифов, сейчас Консел-Рокс находится на территории чимиуэев, которые относятся к группе южных пайютов — обитателей пустыни, чей язык, как и наречие каваиису, принадлежит к юто-ацтекской языковой семье. Для чимиуэев восток и запад были главными священными направлениями, а шаманские ритуалы начинались с востока. Они называли восточное направление «рассветным» и связывали его с рождением и началом любых мероприятий.

Петроглифы Консел-Рокс, скорее всего, созданы слишком давно, чтобы их авторство можно было приписать предкам чимиуэев, но Троуп и Рафтер вспомнили один миф этого народа, который можно было бы проиллюстрировать рисунками на камне. Кэробет Лэйрд, бывшая жена Джона Пибоди Харрингтона, слышала эту историю от своего второго мужа Джорджа Лэйрда, принадлежавшего к племени чимиуэй, и опубликовала ее в своей первой книге об индейской культуре под названием «Близнецы — сыновья Солнца». История начинается с рассказа о женщине, которая жила одна в пещере.

Петроглифы на другом массивном валуне в Консел-Рокс включают диск с расходящимися лучами, который обозначает Солнце.

Волнистая линия, обрамляющая его, не имеет символического значения, но может обозначать гористую линию горизонта на востоке. Странного вида рисунок под зигзагом можно интерпретировать как вульву (овал, разделенный вертикальной линией) с ногами, согнутыми в коленях.

Очевидно, не испытывая никаких неудобств в своем уединении, она имела привычку устраиваться перед входом в пещеру с расставленными ногами, чтобы солнечный свет мог проникать в ее собственный «темный грот». В конце концов Солнце оплодотворило ее, и она зачала двух сыновей. На языке чимиуэев слово, обозначающее солнечные лучи, переводится как «усы», и семь линий, прочерченных под вульвой на «Камне-Утробе», аналогичны семи лучам солнечных дисков в Консел-Рокс. Троуп и Рафтер рассматривали изображение женских гениталий на «Камне-Утробе» как стилизованный портрет женщины во время ее совокупления с Солнцем. Две «руки» на самом деле являются ее раскинутыми ногами — перспектива, обычно используемая только в откровенной порнографии. Однако в священном нет ничего непристойного, а в Консел-Рокс мы имеем дело как раз со священными объектами. Здесь трансцендентальная сила циклического обновления природы тоже прочно связана с ритуальным возрождением. Возможно, шаманы протискивались через «родовой канал» Камня-Утробы во время сезонной попытки обновления мира. Молодые люди, стоявшие на грани возмужания, могли пересекать эту границу и получать «аттестат зрелости». Кроме того, Камень-Утроба мог служить для символического превращения кандидатов шаманского дела в полноценных сновидцев. Нетрудно понять, какая сила исходила из утробы Земли-Матери, даже если мы точно не знаем, кем были ее получатели.

Полевые исследования, проведенные Мэри и Джимом Горденом в южной половине калифорнийской долины Сан-Хоакин, позволили связать наскальную живопись индейцев из племени йокутов с темами инициации, возрождения и плодородия. Они обратили особое внимание на подход к одной из раскрашенных скальных стенок в Раунд-Вэлли. Вход охраняет раскрашенная фигура мужчины в характерной полосатой шляпе, расщепленной на конце и почти такой же высокой, как он сам. Его правая рука, согнутая в локте, заведена за спину, а левая вытянута с раскрытой ладонью, словно указывая путь новоприбывшим. Очень узкий коридор ведет от этого «парламентского пристава» между высокими скальными стенами к небольшому замкнутому участку без крыши, со скользким мшистым полом. Пробираясь через нагромождение валунов, преграждающее путь, низко нагибаясь и проходя мимо отдельных маленьких рисунков, паломники поднимаются вверх по склону, все дальше в каменные джунгли. После очередного вестибюля под открытым небом сырой проход ведет немного выше и в последнюю «комнату», убежище гремучих змей с галереей наскальных рисунков. По крайней мере некоторые из них похожи на стилизованные женские фигуры, хотя трудно сказать, что выпирает по обе стороны от торса — груди или руки. Можно с достаточной уверенностью утверждать, что на рисунках изображены некие духи или магические существа, имевшие отношение к визионерским путешествиям и превращениям шаманов. Каждому, кто приходил сюда в поисках силы, приходилось вступать в утробу Земли-Матери, прежде чем вернуться с новыми знаниями.

 

В чреве Земли-Матери

Если характерные природные расщелины ассоциировались с внешними половыми органами Земли-Матери, то пещеры, без сомнения, отождествлялись с ее чревом. Глубокая, темная, извилистая и почти бездонная, пещера воплощает человеческие представления о женской утробе. Это еще и водное царство. Будучи вместилищем подземных озер, рек и источников, оно представляется источником жизнетворной силы. В известняковых пещерах вода, капающая с потолка и стекающая по стенам, создает причудливые натеки, превращающие подземный мир в зловещее царство сталактитов и сталагмитов. Без электрических фонарей и современных ламп большая часть пещеры остается невидимой. В доисторические времена плошки с горящим жиром позволяли видеть ближайшие окрестности, но только звук мог подсказать, что находится там, куда бессилен проникнуть свет. Пещеры, как радиопьесы, воздействуют на воображение, и уже по этой причине их можно рассматривать как места силы.

В исследованиях символики первобытных культур можно встретить вполне предсказуемые мнения о смысле и значении пещер. Они являются внутренними полостями тела Земли-Матери и связаны с пуповиной, питающей новую жизнь. Однако ритмы Земли имеют сезонный характер и включают смерть наряду с жизнью. Земля не только порождает, но и принимает умерших. Неандертальские захоронения, старейшие ритуальные могилы, известные ученым, были расположены в пещерах или у каменных стенок. Возраст одной из таких могил, обнаруженной в Израиле, составляет около 90 000 лет. Анализ цветочной пыльцы, рассыпанной по костям скелета, обнаруженного в знаменитой иракской пещере Шанидар, привел некоторых (хотя и не всех) ученых к выводу, что цветы были частью погребального ритуала, совершенного за 50 000 лет до нашей эры. В древних погребениях тело часто оставляли в сидячем положении, положив голову на руку. Пятна красной охры в похоронной символике представляли цвет жизни, крови и ежемесячного обновления женской плодовитости.

Таким образом, пещера является не только местом Творения, но и местом погребения. По этой причине некоторые древние народы рассматривали пещеры как источник жизни и смерти, игравший важную роль в циклическом обновлении мира.

Роющие животные устраивают свои жилища в земле, а — некоторые из них впадают в спячку в берлогах и пещерах. Поскольку внутренность земли становится сезонным убежищем для живых существ, пещера становится временной обителью духов, оживляющих растения и животных. После того как медведь удаляется на зиму в свою берлогу, там рождаются медвежата, и Земля-Мать выпускает в мир больше зверей следующей весной.

Медведи были особенно эффективным символом возрождения Земли-Матери, потому что они во многом похожи на людей. Медведи всеядны. Они могут стоять на задних лапах, а их кости напоминают человеческие. Еще во времена палеолита люди включали медвежью символику в свои захоронения и другие ритуальные объекты. В неандертальской могиле в Регурдо на юге Франции была найдена медвежья кость, а на нижнем уровне пещеры массивные каменные плиты образовывали вместилище для целого медвежьего скелета. Палеолитические «выставки» медвежьих черепов, обнаруженных в высокогорных пещерах в Швейцарии и Германии, подразумевают хранение в ритуальных и символических целях.

С точки зрения историка религии, Мирче Элиаде признавал важность пещер в символике возрождения во время ритуалов инициации. Дух, заведующий инициацией в «общество танцоров» квакиутлей, живущих на северо-западном побережье Тихого океана, обитает в пещере. У австралийских аборигенов кандидат в шаманы из племени аранда должен заснуть у входа в пещеру. Когда он находится без сознания, то подвергается нападению духа, который убивает его, забирает в недра земли, заменяет его внутренние органы новыми, магическими внутренностями, а затем пробуждает в образе нового существа. Мистерии духовного преображения в митраизме выполнялись в природной пещере или в ее архитектурной копии.

Недра земли являются священным чертогом, где созревает и возрождается человеческая душа, временной обителью существ, вступающих в сезонную схватку со смертью, и последним пристанищем для умерших «истинной смертью». Шаманы считают пещеры территорией духов и местами силы. Независимо от того, как еще использовались пещеры в доисторические времена, эти чертогам Земли-Матери открывали доступ к духам и к их силе.

Для лакандонских майя из мексиканского штата Чьяпас пещеры являются священными гробницами и ассоциируются с мертвыми. Несмотря на это, там живут боги. Индейцы молятся, воскуривают благовонную смолу дерева копаль и оставляют подношения для божественных супругов, обитающих в пещере.

Ритуальное значение пещер для юкатанских майя стало более понятным в 1959 году, когда проводник по имени Хосе Умберто Гомес обнаружил глубокие залы и коридоры в пещере Балаканче и нашел несколько групп керамических кувшинов и жаровен для сжигания жертвенных подношений. Эта большая известняковая пещера расположена лишь в четырех милях к западу от Чичен-Итцы, древнего ритуального центра майя, знаменитого на весь мир благодаря своей монументальной пирамиде, священному жертвенному колодцу и воинственной символике фресок и барельефов. Хотя некоторые образцы керамики были оставлены в пещере почти 2000 лет назад, другие оказались там лишь незадолго до появления испанских завоевателей. Однако большинство кувшинов принадлежит к эпохе наибольшего политического и экономического расцвета Чичен-Итцы, периоду между 900 и 1200 годом. Вместе с ними были найдены жаровни, украшенные изображением лица Чаака — бога, которого юкатанские майя наделяли властью над дождем. Однако влияние культур Центральной Мексики побудило майя наделить Чаака клыками и выпученными глазами Тлалока, бога грозы и дождя мексиканских апътиплано.

Умберто Гомес сопровождал меня во время моего первого визита в Балаканче в 1982 году и объяснил, как он нашел замурованный вход во внутренний коридор. Сидя в одиночестве у каменной стены, где, как считал он и все остальные, заканчивался главный ход пещеры, он из праздного любопытства ковырял ее ножом, пока не заметил, что поверхность не каменная, а представляет собой толстый слой штукатурки. За несколько минут он разломал непрочную кладку и понял, что перед ним открылась новая область для исследований. Гомес обнаружил массивную известняковую колонну примерно в 500 футах от нового входа в подземный мир. Образованная слиянием свисавшего с потолка сталактита и сталагмита на полу, она напоминает дерево; каменные отростки в верхней части свисают вниз, как тяжелые ветви, а из каменного пола как будто выступают узловатые корни. При свете фонарика Гомес разглядел два красных отпечатка ладони на «стволе» колонны. Когда он подошел к основанию дерева, чтобы внимательнее рассмотреть их, то направил луч фонарика на пол и обнаружил десятки маленьких жаровен для сжигания благовоний и множество керамических ваз и мисок, аккуратно расставленных вокруг известняковой колонны. Кроме того, там было много миниатюрных metates. Майя пользуются увеличенными копиями этих плоских камней для помола маисовой муки, а их миниатюрные подобия, оставленные на полу пещеры, указывали на сельскохозяйственный характер подношений. Когда Умберто Гомес приближался к известняковой колонне почти в полной темноте, он каким-то образом умудрился не наступить ни на один из хрупких предметов, расставленных на полу.

В Мезоамерике пещеры являются порталами, ведущими в иной мир, а наличие мировой оси упрощает общение между разными царствами. Массивный «древесный ствол» из известняка в пещере Балаканче разделяется на свисающие с потолка ветви сталактитов и образует внушительное Мировое Древо, которое связывает подземные воды и пещеры нижнего мира со срединным миром людей и небесным царством богов. Около тысячи лет назад майя северного Юкатана осознали важное значение этого природного феномена и устроили здесь святилище со множеством керамических сосудов, где содержались жертвенные подношения для майянского аналога бога Тлалока.

В магической символике майя внутренние полости в земле ассоциировались главным образом с дождем, плодородием и возделыванием маиса. Вскоре после начала археологических исследований в заново открытой части пещеры шаман-жрец майя Ромуальдо Хоуиль рассказал Э. Уиллису Эндрюсу, отвечавшему за проведение работ, что предание о скрытом святилище в честь Чаака в пещере Балаканче передавалось из поколения в поколение среди местных майя. Теперь, когда оно было обнаружено, он хотел провести в пещере церемонию для умиротворения духов ягуаров, защищавших интересы бога дождя. Их пещера была осквернена, поэтому требовалось срочное ритуальное вмешательство. На следующее утро началась церемония, сопровождавшаяся танцами, заклинаниями, жертвенными подношениями и символическими жестами, продолжавшаяся целые сутки. Когда все присутствующие — антропологи, жрецы майя и мальчики, изображавшие лягушек, — вышли из пропитанной благовониями пещеры на следующее утро, они были встречены дождем, что означало явную благосклонность со стороны Чаака.

Ведущий специалист по пещерной археологии Центральной Америки Джеймс Э. Брэди подчеркивает роль «бога земли» в верованиях майя. Владыка земли содержал всех диких животных мира в своей пещероподобной крепости внутри горы. Кроме того, он накапливал там воду, зерно и драгоценности.

Археологи продолжают находить в пещерах Центральной Америки свидетельства доисторических ритуальных захоронений. В 1994 году команда исследователей пещер из Гондураса и США обнаружила многочисленные костные останки в единичных и множественных захоронениях вместе с керамикой и нефритовыми украшениями в пещере Тагула, расположенной в долине Оланчо в северо-восточном Гондурасе. Некоторые кости и черепа, помещенные в пещеру около 3000 лет назад, были покрыты кальцитовой коркой. Эта минерализация была обусловлена тем же процессом, который приводит к образованию причудливых натеков в известняковых пещерах. Кости, ярко сверкавшие в лучах головных фонарей спелеологов, побудили их назвать свою находку «пещерой сияющих черепов».

В Центральной Америке «аппетит» земли к мертвым находил отражение в строительстве храмов и монументов, заимствовавших оральную символику зияющего входа в пещеру. Это можно наблюдать уже в начале I тысячелетия до н. э., когда Чалкацзинго приобрел статус высокогорного ритуального центра на будущей территории ольмеков. Считается, что барельеф огромного человеческого лица высотой около 6 футов, вырезанный на тонкой каменной пластине, изображает «земного монстра». Его разинутый рот фактически является отверстием, проделанным в камне. В других образцах резьбы по камню, описанных ранее в этой книге, мы видим профиль того же существа как очертания пещеры, в которой был похоронен «грозовой король» Чалкацзинго. Майя иногда использовали символику человеческого лица в фасадах своих храмов. Во время поздней классической эпохи (ок. 650–900 г. н. э.) двери храмов, таких, как «структура II» в Хочобе на востоке центральной части штата Кампече или «структура II» в Чиканне (что означает «дом змеиного рта» на языке юкатанских майя) в зоне Рио-Бек штата Кампече, фактически представляют собой клыкастые пасти, позволявшие жрецу или правителю символически входить в нижний мир для общения с духами.

Обитель смерти находится в теле Земли, а пещеры образуют достойные погребальные чертоги для умерших. В «Пещере сияющих черепов» в Гондурасе содержатся останки и похоронные принадлежности множества обрядов.

Храмы Малиналко, предназначенные для элитных военных организаций ацтеков, были высечены в камне на горных склонах высоко над ложем долины в конце XV века нашей эры. Вход в храм Орлов и Ягуаров представляет собой змеиную пасть, а раздвоенный язык змеи высовывается из дверей, словно развернутая ковровая дорожка. Берналь Диас дель Кастильо, который был вместе с Эрнаном Кортесом во время завоевания Мехико, описал вход в один из таких храмов:

«Одна из дверей имела вид чудовищного рта, какой рисуют, чтобы изобразить врата преисподней. Этот рот был широко разинут и снабжен огромными клыками, предназначенными для пожирания человеческих душ».

Массивная рельефная дверь, ведущая в нижний мир, была вырезана на монументе IX, отдельно стоящем камне в Чалкацзинго. Каменная плита высотой шесть футов при ширине в пять футов изображала лицо «земного монстра», пожиравшего умерших. Живые шаманы, желавшие попасть в царство духов, тоже должны были пройти через челюсти этого монстра. Такой же рот, по-видимому, обрамляет пещеру, из которой «король грозы» вызывает бурю, подобно кайманам, которые ревут на небо и вызывают дождь.

Весь западный фасад структуры II в Чикание, поселении майя позднего классического периода (600–830 г. н. э.) в регионе Рио-Бек на юго-востоке Кампече (Мексика), представляет собой стилизованную морду чудовищной рептилии. В сущности, само название «Чиканиа» означает «Дом змеиного рта», а дверной проход является пастью чудовища. Нос находится прямо над входом, а глаза расположены по обе стороны от него. Клыки нависают над притолокой и обрамляют ее снизу в виде перевернутой буквы Т. По мнению Линды Шиле, такие здания являются образами монстра Уитца, «символа живой горы».

Если правители майя исполняли шаманские ритуалы в этих чертогах и отправлялись туда за пророческими видениями, им приходилось входить в пасть монстра, чтобы вступить в контакт с духами, обитавшими в горной пещере. Правитель олицетворял Мировое Древо, позволявшее сверхъестественным силам общаться с материальным миром, а каждый подобный храм был чем-то вроде вокзала, где правитель-шаман мог сесть на «духовный экспресс» и отправиться в нижний мир или на небеса.

В ацтекских ритуалах, как и в жертвенных обрядах других народов, жертвоприношение живых людей помогало умилостивить богов. Жертвы символизировали смерть, которая делает возможным грядущее возрождение жизни, обновление цикла сезонов и подтверждение мирового порядка.

Пещеры, открывавшие путь во владения «властелина Земли», считались порталами, ведущими в сверхъестественный нижний мир и царство мертвых. Поэтому пещера наделялась символической силой священного мирового центра, где возможен контакт между различными уровнями Вселенной. Некоторые специалисты убеждены, что майя видели такую космологическую картину мира в древоподобной известняковой колонне в пещере Балаканче. Согласно мифологии майя, священное дерево сейба растет в центре мира. Это трансцендентальная ось, воздвигнутая богом маиса, известным также под именем Первого Отца, и соединяющая нижний мир, поверхность земли и небосвод.

Брэди рассматривает пещеру как «священное пространство, наделявшее окружающую обстановку качествами силы, престижа, изобилия и святости». По этой причине майя включали пещеры в свою символику политической власти. Объявляя о своей близости к сверхъестественным силам пещер, правители майя помещали источник своей власти в центр мироздания. Хотя все это характерно для оседлого земледельческого общества с высокой концентрацией власти, многие темы, вдохновляемые природной архитектурой пещер — тайное укрытие, женское чрево, обновление природы и контакт с миром духов, — скорее всего вызывали интерес еще у палеолитических охотников ледниковой эпохи в Европе.

Вход во внутреннюю часть храма Орлов и Ягуаров в Малиналко разделяет змеиную морду пополам, а ее язык выкачен наружу, словно красная ковровая дорожка для дипломатов, отправляющихся в иной мир.

 

Земля-Мать в ледниковую эпоху

Публикации, связанные с открытием пещерной живописи эпохи верхнего палеолита, впервые появились в 1879 году. Хотя изображения животных были отмечены в пещере Нио во Франции на 13 лет раньше, никто не предпринял серьезных попыток определить их возраст. Однако в пещере Альтамира, расположенной в Пиренеях на территории северной Испании, дочь дона Марселино де Саутуолы обнаружила большие рисунки на низком каменном потолке, когда они с отцом искали орудия, кости и очаги каменного века на полу пещеры. Поскольку изящные наскальные рисунки, возраст которых составлял 12 000 лет, не согласовывались с тогдашними представлениями о «примитивном» доисторическом искусстве, эксперты сочли их подделкой. В конце концов, речь шла о пещерных людях, стоявших слишком низко на лестнице общественной эволюции, чтобы заниматься земледелием и жить в настоящих домах. Однако в начале XX века, после открытия сходных образцов наскальной живописи во Франции, мастерские многоцветные изображения бизонов, лошадей и других животных наконец были признаны подлинными. С тех пор было обнаружено более 200 палеолитических пещер с наскальными рисунками, главным образом в Дордони (Франция) и по обе стороны Пиренеев. На большинстве рисунков были изображены животные, и художники как будто делали акцент на сезонном возвращении (и возрождении) существ, населявших их мир.

Список поразительных находок продолжает пополняться. В июле 1991 года французский профессиональный аквалангист Анри Коске обнаружил трафаретные отпечатки ладоней и изображения животных ледниковой эпохи во время своего пятого визита в пещеру, ныне известную под названием «грот Коске». Живописный грот можно увидеть, только преодолев узкий и опасный проход, заполненный водой, но в эпоху раннего каменного века, когда уровень моря во Французской Ривьере был гораздо более низким, сюда можно было попасть без труда. Теперь же, опустившись на 120 футов ниже уровня Средиземного моря, аквалангист должен проплыть 525 футов по туннелю, едва вмещающему кислородные баллоны на спине, чтобы достигнуть цели. Вскоре после открытия Коске непрофессиональная попытка проникнуть в подводную пещеру закончилась гибелью трех аквалангистов.

Возраст 145 доисторических рисунков бизонов, лошадей, вымершей гигантской гагары и других существ, нарисованных древесным углем, составляет 18 000 лет. Отпечатки ладоней были оставлены еще раньше, примерно за 25 000 лет до нашей эры. Нет никаких признаков того, что пещера была обитаемой; ее явно использовали в качестве подземного святилища.

Грот Коске на некоторое время удовлетворил аппетиты исследователей доисторического искусства, но в 1994 году Жан-Мари Шове, исследователь из французского министерства культуры, обнаружил в долине реки Ардиз в южной Франции новую пещеру, содержавшую более 300 палеолитических рисунков и гравюр. Наряду с обычными бизонами, мамонтами, лошадями и шерстистыми носорогами в пещере Шове были изображения медведей, львов, аурохов (диких доисторических быков), оленей, леопардов, сов и геометрических символов. Кто-то оставил на каменной плите медвежий череп — возможно, в знак почтения к принципу обновления, воплощенному в образе медведя, зимующего в берлоге.

Начиная с первого признания доисторических рисунков в Альтамире и заканчивая поразительными находками в гроте Коске и пещере Шове, мы пытались понять смысл наскальной живописи ледниковой эпохи и символического предназначения пещер. Сначала утверждалось, что рисунки были инструментом подражательной охотничьей магии. Перед тем как отправиться за добычей, охотники символически убивали животное на рисунке, чтобы обеспечить удачную охоту. Нам также известно, что животные, изображенные на стенах пещер, играли лишь незначительную роль в рационе доисторического человека.

Исходя из предположения, что художники признавали родовую связь своих предков с отдельными животными, некоторые интерпретаторы усматривали в живописи ледниковой эпохи тотемную функцию. Рисунки рассматривались как клановые эмблемы, определявшие территориальные права внутри пещеры. Однако фактическое распределение видов животных на рисунках в подземных залах и коридорах не подтверждало это предположение. Животные были перемешаны в большей степени, чем можно было бы ожидать в том случае, если они являлись клановыми тотемами.

Художники каменного века запечатлевали стада бизонов и других животных в теле Матери-Земли в виде настенных и потолочных росписей в пещерах Франции и Испании. Предлагались разные сценарии, чтобы объяснить присутствие искусных рисунков, таких, как это изображение бизона из Фон-де-Гом в окрестностях французского городка Эйзе-де-Тайя. Мы не знаем, считали ли себя европейские палеолитические охотники ледниковой эпохи потомками Матери-Земли, или же верили, что должны добиваться благосклонности сверхъестественного Хозяина Животных, управлявшего сезонной миграцией дичи, но понимание циклического обновления и общей преемственности жизни вполне могло побудить их к представлению об интерьере пещеры как о первозданном загоне, откуда выходят животные и куда они регулярно возвращаются.

Современные традиции музеев и картинных галерей, гордо выставляющих коллекции работ прославленных мастеров, побудили некоторых исследователей высказать идею, что наскальная живопись является искусством ради искусства. Своеобразные выставки пещерных рисунков создавали культ, эквивалентный современному культу «высокого искусства», сосредоточенному в музеях и других культурных центрах. Престижные и эстетически привлекательные объекты способствовали укреплению племенной власти и служили ее доказательством. Но, хотя этот принцип по-прежнему не вышел из употребления, пещеры во Франции и Испании были слишком слабо освещены, чтобы играть роль музеев, и слишком труднодоступны для пропаганды племенной власти.

Возможно, эта оцепеневшая фигура перед смертельно раненным бизоном изображает человека в состоянии шаманского транса. Рисунок из труднодостижимого преддверия пещеры Ласко в юго-западной Франции.

Поскольку почти во всех пещерах нет признаков человеческого обитания, они повсеместно считаются святилищами, предназначенными для проведения религиозных обрядов. Некоторые рассматривают пещеры как темные убежища в теле Земли-Матери, где молодые люди превращались во взрослых после церемонии инициации. Другие обращают внимание на шаманский аспект использования пещер. Видения, переживаемые в полной темноте, позволяли шаманам вступать в контакт с духами и приобретать силу для исцеления ран и привлечения дичи. Фактически, в большинстве пещер нет достаточно просторных мест, чтобы там могла собраться более или менее значительная группа людей. В некоторых из них осталось очень мало следов посещений, и мы можем с достаточной уверенностью полагать, что рисунки были созданы за один-два визита доисторических художников.

Разумеется, есть некоторые исключения. «Зал Быков» в пещере Ласко имеет примерно 55 футов в длину, 22 в ширину и 19 в высоту. Это большое помещение, и при свете факелов несколько десятков людей одновременно могли рассматривать самые крупные рисунки быков длиной от 16 до 18 футов. Однако это не означает, что лошади, аурохи и быки в главном зале когда-либо удостаивались внимания столь большой аудитории, а другие места в пещере Ласко и вовсе не допускают этого. Лишь несколько человек за один раз могли войти в «шахту» — глубокую яму в конце бокового зала у одного из главных коридоров. Лишь после 23-футового спуска, предположительно на веревке, художники могли попасть на пол нижней пещеры. Некоторые утверждают, что это труднодостижимое место является «сердцем» всей конструкции. Его главный рисунок вызвал огромное количество комментариев, и на первый взгляд здесь мы действительно имеем дело с охотничьей магией. Справа из живота раненого бизона вываливаются клубки внутренностей. Пика, поразившая животное, все еще находится в его теле, и некоторые утверждают, что бизон был ранен в гениталии. Человек с птичьей головой и эрегированным членом, мертвый или потерявший сознание, лежит перед бизоном. Возле него вертикально установлена палка с птицей на вершине, а рядом валяется еще один дротик или копье. Волосатый носорог удаляется с левой стороны, а под его хвостом видны шесть точек, расположенные в два ряда. В альтернативной интерпретации сцена предстает как история охотника, убитого бизоном, который, в свою очередь, был ранен носорогом.

Разумеется, мы не можем знать, что на самом деле имел в виду художник, но рисунок определенно обладает шаманским потенциалом. Лежащий человек может находиться в состоянии транса. Изображение птицы на шесте согласуется с символикой странствия души, а схватка с бизоном в действительности может быть битвой с духами или метафорой шаманского путешествия. В таком случае крупные дикие животные для людей палеолита обладали таким же значением, как антилопа-канна для современных бушменов. Петроглифы горных баранов и оленей в Косо-Рейндж (Калифорния), а также изображения антилоп и оленей на замечательных фресках калифорнийской Сьерры могли служить той же цели для доисторических художников, оставивших рисунки на камне.

Профессор Анри Леруа-Гурхан проанализировал распределение видов животных в многих пещерах. Он искал закономерности и пришел к выводу, что разные животные преобладали в разных зонах пещеры. Он также считал, что ему удалось уловить противостояние половых признаков в рисунках лошадей и бизонов: в то время как первые наделялись мужскими признаками, вторые четко ассоциировались с женским полом. Такие символические пары могли указывать на существование динамичных и взаимодополняющих противоположностей. Критики поставили под сомнение концепцию четко определенной топографии пещер и отвергли половые ассоциации Леруа-Гурхана как произвольные. Их аргументы выглядят обоснованно, но интересные различия в наскальных рисунках тоже были подтверждены. Бизоны и крупный рогатый скот неизменно появляются на выпуклых участках стен и потолков. С другой стороны, лошади и большинство оленей занимают вогнутые поверхности. Кроме того, принцип взаимодополняющих противоположностей является естественным для процесса циклических перемен. Это распространенный структурообразующий принцип многих мифов, отраженный в сезонных ритуалах и обрядах обновления. Хотя свидетельства такой поляризации в палеолитической живописи являются неполными, сама идея вполне правдоподобна.

Возможно, обилие интерпретаций и трудность проверки каждой версии сбивают с толку и вызывают чувство разочарования. Как бы то ни было, лучше придерживаться основ. На пещерных рисунках верхнего палеолита изображены преимущественно животные, большей частью крупные травоядные млекопитающие. В подземных зверинцах преобладают лошади и бизоны. К примеру, в пещере Фон-де-Гом, расположенной в полутора милях к юго-востоку от деревни Лезсзье-де-Тайя, так называемой «столицы доисторической живописи» на левом берегу реки Бьюн, можно видеть настоящий парад бизонов. Обнаруженные в 1901 году, наскальные рисунки и графюры Фон-де-Гом, возраст которых превышает 16 000 лет, были одними из первых признаны подлинными. Пройдя около полумили от автомобильной стоянки, посетители оказываются перед высоким входом в пещеру. Он выходит на запад и расположен в 66 футах над ложем долины. Прямой коридор без всяких украшений тянется на 200 футов от входа. Его высота составляет примерно 25 футов при ширине от 6 до 9 футов. Там, где туннель сужается и опускается вниз, начинаются рисунки. Бизоны маршируют рядами по обе стороны коридора. Многие из них направляются ко входу, но другие как будто углубляются в пещеру. На этой подземной аллее и в ее боковых ответвлениях есть и другие животные, включая короткую очередь мамонтов и двух оленей — самца и самку — повернутых друг к другу. Проходя дальше, вы попадаете в небольшой зал под названием Cabinet des Bisons с изображениями бизонов на выпуклом потолке. За этим расширением главный коридор заканчивается тупиком примерно в 400 футах от входа. Пещеру Фон-де-Гом нельзя назвать лабиринтом, но она вполне годится для символа женской утробы и вагины.

Хотя поначалу внимание привлекают отдельные рисунки бизонов и других существ, постепенно они накапливаются в сознании и превращаются в огромное движущееся стадо. И это не просто животные. Они выходят из чрева Земли-Матери, как будто сама природа готовит свой парадный выезд. Тело земли наполнено животными, которые совершают сезонные миграции и ежегодно размножаются. Пещера Фон-де-Гом кажется одушевленной этими проявлениями сезонных перемен.

Подобно бушменским пиктограммам с изображением умирающих антилоп, доисторические сцены охоты на бизонов и другую крупную рогатую дичь в Каса-Гранде (Калифорния) могут быть образцами шаманского метафорического мышления, а не мечтаний голодных охотников.

Разумеется, то место, где мы находим рисунки, имеет не менее важное значение, чем сами рисунки. Это пещера: темное и замкнутое пространство в недрах земли. Конфигурация пещеры является естественной, а не искусственной; ее находят, а не строят. Хотя пещеры снабжаются символическими украшениями, их структура остается неизменной. Границы пещеры нельзя разглядеть в темноте, поэтому для нее существуют маршруты, а не поэтажные планы. Хотя мы не всегда можем подтвердить символические функции пещер и пещерной живописи, нам понятны главные темы: преображение и обновление. Пещеры являются местами творения и центрами силы. Они пробуждают эмоциональные реакции, которые можно направлять через ритуал для укрепления верований, определяющих ценности и культурную самобытность общества.

Александр Маршак распознал палеолитический образный ряд двух разных времен года на противоположных сторонах резного костяного ножа, обнаруженного в Ла-Ваше. Изображение оленихи и цветущих растений на левой стороне говорит о весне. На правой стороне бизон ревом возвещает о начале своего осеннего гона; созревшие семена и веточки вечнозеленых хвойных растений тоже свидетельствуют об осени.

Александр Маршак определяет признаки ритуального обновления в европейском искусстве ледниковой эпохи. Как автор книги «Корни цивилизации», он, вероятно, лучше всего известен своей обширной работой по сбору палеолитических свидетельств использования символов, связанных с течением времени. По его наблюдениям, один из бегущих бизонов в наскальной росписи пещеры Ласко носит летнюю линялую шкуру, в то время как другой покрыт черным зимним мехом. Костяной нож, обнаруженный на палеолитической стоянке у каменной стенки Ла-Ваше в предгорьях Пиренеев в южной Франции, для Маршака является уроком по сезонной экологии. Одна сторона ножа покрыта резными символами, которые он отождествляет с весной: самка оленя, волнистые линии для обозначения текущей воды и цветущие растения. С другой стороны мы встречаем символы осени: ревущий бизон во время гона, голые ветви растений, завявший цветок, различные семена и орехи. Сходным образом спаривающиеся морские котики, угри с гротескными гениталиями, молодой росток, цветок, зеленые ветви и плывущий лосось с тщательно выписанным «крючком» на верхней челюсти, появляющимся в период спаривания, изображенные на резном жезле из пещеры Монгадье возле каменной стенки Ла-Плакар, свидетельствуют о ежегодном обновлении, которое приходит с весенним половодьем. Сейчас сезонная интерпретация Маршака выглядит убедительно, но для специалистов старой школы, воспитанных на понятиях «охотничьей магии» и «декоративных намерений», его идеи были беспрецедентными.

Маршак находит темы циклического обновления повсюду в искусстве верхнего палеолита, включая новые находки в пещере Шове. Изображения волосатых носорогов носят следы неоднократного подновления; к одному изображению носорога новый рог пририсовывали не менее пяти раз. То, что на первый взгляд кажется плотно сбитой колонной носорогов, нарисованной в профиль, на самом деле является изображением одного-единственного носорога, которое неоднократно подновлялось в ритуальных целях. Складки кожи на туловище носорога, представленные вертикальными линиями, обнажаются летом, когда шкура животного тоньше, чем зимой. В других местах есть сходные изображения носорогов с символическими ранами. Согласно Маршаку, это не признаки охотничьей магии, а символы ритуального убийства животного, обычно не употребляемого в пищу. Он считает, что эти рисунки имеют ассоциации со смертью и с неизбежным периодом спячки, наступающим со сменой сезонов.

Мы точно не знаем, какой род обновления имели в виду охотники ледниковой эпохи, когда они превращали внутренние полости земли в подземные хранилища диких животных. Возможно, они были озабочены лишь сезонным возвращением добычи. Или же, беспокоясь о преемственности сезонов в окружающем мире, они пользовались животными как символами циклического возрождения земли. Если пещеры были связаны с идеей возрождения, сезонное «воскрешение» животных могло иметь отношение к человеческому воспроизводству. Преемственность культуры, укрепляемая ритуалами инициации, могла быть другой целью символов, связанных со сменой сезонов. И наконец, «алхимия души», вдохновляемая видениями и шаманскими путешествиями, тоже могла выражаться через символику циклического обновления. Аналогичным образом один цикл упорядоченных перемен подобен любому другому, и пещерное искусство верхнего палеолита могло охватывать не одну, а все эти темы. Мы никогда точно не узнаем, что происходило в пещерах и почему появились наскальные рисунки. С другой стороны, мы можем определить некоторые основные темы, подразумеваемые образами и общей обстановкой. Присутствие идеи циклического обновления подтверждает, что даже в каменном веке она была организующим принципом в нашем понимании космоса.

На этом резном жезле из Монгадье, «развернутом» для того, чтобы показать весь рисунок, можно видеть безошибочные признаки весны в долине Шарен — самца и самку морского котика, нерестящегося лосося и готовых к спариванию угрей.

Для охотников ледниковой эпохи Вселенная определялась не столько ее структурой, сколько происходящими в ней процессами. Мир был не местом, но сценой действия. Поэтому мы видим так мало небесных и топографических символов в наскальной живописи палеолита. Безусловно, охотники каменного века обращали свои взоры к небу. Они могли рассматривать звезды как великих охотников, подобно современным бушменам. Они могли отмечать ход времени по фазам Луны и ощущали силу восходящего солнца. Но когда они искали метафоры для описания космоса, то находили их в образах животных, чье поведение соответствовало ритмам природы. Они отождествляли себя со Вселенной, вступая в мистическую связь с животными — связь, которая устанавливалась шаманами и скреплялась наскальными рисунками.

Для кочевого охотника мир представляет собой текучий, изменчивый ландшафт, размытый по краям. Сверхъестественная сила не сконцентрирована, а рассредоточена, и шаман может встречаться с духами буквально повсюду. Не только небо, но и все остальное становится синонимом космоса. Каждый охотник — сам себе «вездеход», выбирающий свой маршрут. С другой стороны, для земледельцев и скотоводов земля разделена на участки, связанные системой безопасных переходов. Используемая территория хорошо известна и привычна, но ее окружают дикие земли — возможно, интересные и заманчивые, но невозделанные, опасные и непредсказуемые.

Роберт Н. Хамайон, французский этнолог и специалист по шаманизму Центральной Азии, видит разницу между охотничьим шаманизмом, где на первое место выходит сверхъестественный обмен с духами животных, и пасторальным шаманизмом, где духи больше похожи на людей. Согласно Хамайону, предки, духи и мифический основатель племени играют сходную роль как источники трансцендентальной силы. Обжитая территория покрывается системой наследственных связей, и ландшафт приобретает центр и окраины. Общественная иерархия уничтожает эгалитарный строй охотничьей группы, и вертикальная ось космоса приобретает большее значение.

Хамайон считает, что охотники каменного века двигались через Вселенную в горизонтальном плане. Для кочевых охотников элементы ландшафта обозначают места, где происходят те или иные события. Но в обществе охотников и скотоводов они также обозначают территорию. Они способствуют централизации власти и налагают на ландшафт паутину общественных отношений. Небо больше не укрывает землю, но соприкасается с ней в особых местах, придающих пространству определенную структуру. Жертвоприношения и обмен взаимными услугами по-прежнему необходимы, но теперь в роли жертвы выступает не животное, убитое на охоте, а домашний скот. Плодородие, измеряемое дождями, тучностью пастбищ и многочисленностью стад, приходит на смену жизнеобеспечению, измеряемому успехом примитивного собирательства и охоты.

Элементы охотничьего шаманизма, разумеется, сохраняются в пасторальном шаманизме и даже в сельскохозяйственных племенных сообществах, священных королевствах и империях, но по мере того, как люди прочнее привязываются к своему месту, их представления о Вселенной и функциях, которые они приписывают небосводу, продолжает развиваться. Локомотив циклического обновления по-прежнему тянет за собой поезд времен года, но остановки по расписанию зависят от экономики и сложности культуры, совершающей путешествие.