Экран погас, но Андрей продолжал сидеть, бессмысленно упершись в него взглядом. Так прошла минута, другая…
– Андрей, нельзя так. Возьми себя в руки.
– Последнее время я только этим и занимаюсь, – пробормотал Андрей, запрокидывая голову на спинку кресла.
– Какая польза от твоих терзаний? Они как-то помогают Адоне?
Андрей бросил на Линду короткий взгляд, помолчав, сказал:
– Прежде я тоже думал, что разуму можно абсолютно все подчинить.
– Прости, Граф…
– Ты думаешь, это я Адоню изменил, из дикарки цивилизованного человека сделал? Ничего подобного. Это я человеком становлюсь. Теперь я хотя бы понимаю, чем мы за свою "цивилизованность" заплатили: мы и не заметили, как в гонке этой обронили главное, что человека от биоробота отличает. За достижение почитает, гордимся – вот как распрекрасно получается у нас не только телом распоряжаться, но чувствами своими. Свою рыбью невозмутимость выдаем за достоинство и снисходительно классифицируем человечность эритян, их чистоту и открытость, как анахронизм – нецивилизованные, какой с них спрос. А они более люди, чем мы. Ты хочешь, чтобы я, наконец, обрел прежнюю невозмутимость и разумно оценил ситуацию. "Да, – скажу я себе, – что тут поделаешь". И спокойно займусь каким-нибудь чрезвычайно важным делом… Мне отвратительна наша "разумность"!
– Пожалуйста, перестань. Просто замолчи и все.
Он сжал челюсти.
– Замолчи, – снова тихо повторила Линда. – Это все неправда.
– Не все, – угрюмо возразил Андрей.
– Думаешь, я не понимаю, что ты умираешь от страха за нее? Но это как-то по-другому должно быть… конструктивно.
– Но что я могу для нее сделать?! Помоги мне, подскажи! Я больше не могу так бессмысленно ждать!
– Андрей, ты и сам знаешь – мы и Адоня разные. Способности ее нечеловеческие, ими не владеем ни ты, ни я, никто из нас. Через это не переступить. Рисковать еще кем-то из эритян?..
– Нет. Мы не знаем, что там с ними происходит. Линда, столько времени прошло, и я понятия не имею, что с ней, жива ли она!
– Андрей, тебе не показалось, что в последний раз Адоня ушла сама? По крайней мере, это случилось не неожиданно для нее. – Опустив голову, Андрей молча слушал. – А если она смогла подчинить это явление? Надо ждать. Это единственное…
Он резко поднял голову, в упор посмотрел на нее.
– Не надо меня утешать, ладно? Ты не можешь мне сказать ничего, что я сам не знаю. И про последний ее уход. Ты очень хорошо говоришь, как раз то, что я хочу слышать. И так и тянет ткнуться тебе в жилетку и повсхлипывать. А ты будешь гладить меня по голове и говорить успокоительные слова. Не делай меня слабым. Разве что-то изменится? Ты поняла, что я хочу сказать? Я не твой пациент, поэтому запрещаю всякие твои психотерапевтические беседы.
– Да, командор, я поняла.
Линде захотелось заплакать, так больно ей было смотреть на него. Он сидел перед погасшим экраном. Большие руки, лежащие на пульте были какими-то безвольными, бессмысленными… Но и теперь он не позволял жалеть себя.
– Линда, – заговорил он, не поднимая головы. – Мы с Адоней разные, да. Но мы по-настоящему любим друг друга. Это ведь не может быть пустым звуком, сотрясением воздуха. Неужели нас ничто не объединяет? У близких людей единое энерго-информационное поле?
– Полевые изменения ни так уж быстро происходят. Но у старых благополучных семейных пар…
– Да нет же! Когда супруги становятся похожими друг на друга, это уже никакие не полевые изменения, это явная общность, на физическом плане, – с досадой проговорил Андрей. – А начинаться все должно гораздо раньше. Ну, думай, Линда!
– Допустим, ты прав. И что?
– А то, что где-то вот здесь, – он постучал себя по лбу, потом ткнул в грудь, – или может здесь где-нибудь, мы продолжаем быть вместе. Там есть все об Адоне, но я не слышу, не чувствую. Достань это из меня.
– Может скажешь, как?
Андрей молча смотрел. Отвернувшись от этого взгляда, Линда проговорила:
– Ты ведь даешь себе отчет, чего от меня требуешь?
– Хочешь, это в виде приказа будет. И снимет с тебя ответственность.
Линда посмотрела на него уничтожающе.
– Такой приказ я обязана нарушить. Я профессионал. У меня есть Правила Ответственности, слышал о таких? Когда у командора едет крыша, я обязана его приказы согласовывать с кем надо.
– Мы не в Отряде. Отряда это не касается.
– Тогда причем приказ?
– Ни при чем. А просьба?.. Личная просьба друга?
Помолчав, Линда проговорила:
– Ты осознаешь степень риска?
– Когда нас риск останавливал? И ты можешь выбрать наиболее безопасную методику.
– Безопасные тебе не подходят. От гипновнушения ты закрыт.
– А Эрит? У болота тогда никакое прикрытие не сработало.
– Ты забыл, в каком состоянии тогда был?
– Я попробую снять блоки, пропустить твои кодировки.
– Граф, это пустое, ты же сам знаешь.
– Но хоть попытайся! Используй методику повышенного уровня интенсивности.
– Твое безрассудство меня совсем не вдохновляет. Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Повышенная интенсивность – это для толпы. А если я прорву блоки и обрушусь ею на твое сознание, о каком подавлении речь? Я же его просто сотру!
– Линда, есть масса способов выключения сознания. Используй любой из них. Степень риска меня не интересует. Введи мне наркотик.
– Черт тебя побери, Граф! Я ведь не приставка к твоему желанию! Хоть немного считайся со мной. Меня риск интересует.
– Линда, милая, ты хочешь поставить меня на колени? Я буду умолять тебя на коленях. Я не авантюрист. Я не бравирую своей отчаянностью. Мне, в самом деле, плевать, что ты со мной сделаешь. Дай мне ее почувствовать… узнать хоть что-то. Я умоляю…
Линда посмотрела в его больные, тоскливые глаза и отвела взгляд. Помолчав, сказала:
– Я попробую. Дай мне подумать. Да, вот что… На всякий случай… Нам понадобится второй БИС.
Андрей встал и молча ушел. Несколько часов, до тех пор, пока Линда не позвала его, он провел с Адоней. БИС ввел ее в состояние искусственного сна.
Искусственное дыхание и стимулирование функциональной работы всех жизненно важных систем организма, придали ей вид живой и здоровой. С тихим шелестом отошла прозрачная крышка камеры. Андрей взял ее руку, положил голову на широкий бортик, прижался лицом к теплой ладони. Он безуспешно попытался сглотнуть удушливый комок, когда вдохнул ее живой запах.