В первый же день по прибытии в Москву, заполнив объем комнаты Паши Деволантова привезенными из Мологи картинами и продав Пенелопу за бесценок перекупщику из Балашихи, Анатолий Сутырин вместе со своим московским другом отправился на поиски художников, к которым у него были письма от Летягина Доверившись интуиции, Паша уверенно повел его по лабиринтам московских улиц. Пересаживаясь с метро на трамвай, с трамвая на троллейбус, периодически попадая в тупики закрытых дворов, мотаясь от центра к окраинам и обратно, они к вечеру сумели добыть информацию о трех из четырех летягинских знакомых. К сожалению, она оказалась малоутешительной. Один из метров живописи, с именем которого Анатолий связывал особые надежды, скоро месяц, как умер. Два других художника арестованы и находятся в следственном изоляторе.

Вполне понятно, что перед дверью квартиры четвертого адресата, Якова Васильевича Рубинштейна, друзья в ожидании ответа на звонок стояли притихшие, готовые к очередному "подарку" судьбы.

С минуту за дверями стояла тишина. Они позвонили еще раз. Потом еще... Наконец в прихожей послышались шаркающие шаги, и недовольный простуженный голос произнес:

- Картины не продаются.

Переглянувшись, Анатолий и Паша одновременно пожали плечами и, слегка наклонившись вперед, к косяку двери, хором спросили:

- Яков Васильевич Рубинштейн здесь живет?

- Я вам русским языком объяснил: картины не продаются. Не продаются ни за какую цену. Это значит, что их никто ни за какие деньги не продает, - еще раз повторил информацию насчет картин простуженный голос, и тут же, не ожидая ответа, шаркающие шаги стали удаляться вглубь квартирного пространства.

- Я из Мологи! - закричал в отчаянии Анатолий, одновременно стуча кулаком по мягкой дерматиновой обивке двери. - Я к Вам от Тимофея Кирилловича Летягина!

Шаги стихли. Потом, возвращаясь, зашаркали снова. Звякнула цепочка, щелкнул флажок замка, и перед друзьями предстал высокий стройный мужчина довольно преклонного возраста, с длинными седыми волосами до плеч, облеченный в бархатный долгополый халат.

Оглядев с ног до головы стоявших за порогом молодых людей, он молча посторонился в дверях, пропуская их в прихожую и, запирая дверь, пояснил:

- Извините за конфуз. Я одно время бедствовал и вынужден был продать часть своих картин. Так теперь каждую неделю какие-то мерзкие типы звонят по утрам в двери и требуют, чтобы я распродал им всю коллекцию. Но картины ведь для художника как дети. Разве можно детей отдавать в плохие руки? Впрочем, неожиданно прекратил он свои рассуждения, - прошу вас в комнату, - и широким жестом руки пригласил гостей проходить вперед.

В последовавшей затем продолжительной беседе за чашкой чая, с брусничным вареньем и московской карамелью, выяснилось, что Яков Васильевич в середине сентября получил письмо от Летягина, но в то время он сам был болен и не знал, как сложится его судьба, поэтому задержался с ответом - не хотел давать необоснованных надежд. На днях он выписался из больницы и смог заняться поисками вариантов для организации большой представительной выставки мологских художников. Такой, чтобы можно было рассчитывать на резонанс в средствах массовой информации, на внимание партийных деятелей и самого товарища Сталина.

Кое-что в этом плане ему удалось сделать. Один из высокопоставленных чиновников Наркомата Внутренних дел, тонкий, чрезвычайно чувствительный ценитель живописи, благосклонно относящийся к Якову Васильевичу, согласился посмотреть на картины мологжан и, если они действительно прекрасны, в короткие сроки решить все организационные вопросы по устройству выставки. Разумеется, о том, что мологские художники замыслили покорить сердце Великого Сталина и тем самым спасти Мологу, чиновнику из НКВД ничего не известно. Но, учитывая круг его общения, можно быть уверенными, что он не преминет поделиться своими впечатлениями от выставки с высокопоставленными партийными чиновниками. А через них информация должна дойти до вождя. Безусловно, надо будет еще продумать, какие принять дополнительные меры, чтобы вождь захотел посмотреть картины, но это заботы второго этапа, а сегодня главное - устройство "смотрин", чтобы картины произвели благоприятное впечатление на чекиста.

Для проведения "смотрин" Яков Васильевич любезно предложил свою квартиру, пойдя для этого на беспрецедентный шаг, - убрал временно со стен украшавшие их полотна именитых московских художников и свои собственные, чтобы на освободившихся местах развесить полотна мологжан.

Через пару дней "тонкий ценитель живописи", а им оказался Леонид Дормидонтович Блинов (почти полный тезка знаменитого мологского художника Леонида Демьяновича Блинова28)), уже осматривал представленные на его суд картины. Он не торопясь переходил от одного полотна к другому, иногда возвращался к уже просмотренным, надолго застывал в неподвижности, как бы погружаясь мысленно в глубь изображения, периодически, по ходу осмотра делал какие-то лишь ему ведомые пометки в блокноте. Наконец, когда по кругу были пройдены все три комнаты, Леонид Демьянович повернулся лицом к почтительно наблюдавшим за его манипуляциями художникам и произнес резюме:

- Красиво. Гениально. Некоторые картины по мощи воздействия на сердце человека не имеют равных в современной живописи. Но для выставки не годятся. Не годятся потому, что носят скрытный вредительский характер, опасны для массового зрителя.

- То есть, как это? - изумился хозяин квартиры. - Разве красивое может приносить вред?! Разве...

- Ах, милый Яков Васильевич, - остановил его Блинов. - Я знаю наизусть Вашу теорию красоты, возносящую это понятие на пьедестал абсолютной ценности. Знаю наперед все, что Вы собираетесь сказать о глубинном единстве любви, свободы и прочих идеалистических понятий...

- Не понимаю...

- Молодой человек, - обратился Блинов к удрученно стоявшему рядом с Рубинштейном Сутырину. - Вы зря вешаете нос. Я именно о Ваших картинах сказал, что они гениальны. Ваш талант должен служить народу. Да, сегодня Вам еще не хватает политической грамотности, революционной идейности, но это поправимо. Я помогу Вам стать великим советским художником, подскажу, направлю. Вас ждет блестящее будущее!

Анатолий подавленно молчал.

Блинов подошел к нему вплотную, взял за локоть и, заглядывая в глаза, вдруг спросил:

- А может, Вы тоже верите в Бога и в красоту как в подтверждение Божественного бытия?

Анатолий не отвечал.

- Не стесняйтесь, говорите - здесь все свои. Вон, Яков Васильевич, идеалист до мозга костей, а я его уважаю, потому что знаю - он свои взгляды за пределы квартиры не вынесет, при надобности и плакат атеистический нарисует. Правильно я говорю? - повернулся чекист к Рубинштейну.

- Когда это я против Бога плакаты рисовал? - возмутился старый художник.

Блинов отошел от Анатолия, облокотился на подоконник, повернувшись спиной к широкому арочному окну и, как бы не замечая раскрасневшегося от обиды лица хозяина квартиры, предложил:

- Давайте немного порассуждаем, чтобы лучше понять друг друга: я - вас, вы - меня.

Художники, переглянувшись, промолчали.

Леонид Дормидонтович, выждав паузу, пояснил:

- Признаться, Яков Васильевич, я полагал, что приглашая меня взглянуть на картины мологских художников и заранее утверждая, будто они достойны самых лучших выставочных залов, Вы покажете нечто созвучное духу времени, идее построения коммунистического общества, идее становления нового человека. Ибо ничто другое выставочных залов не достойно.

- Но разве эти картины не прекрасны? - возразил Рубинштейн.

- Прекрасны, - согласился чекист. - И я помню, с каким пафосом Вы говорили о том, что красота - это отблеск Божественного единства в материальном мире. Пристегивали в качестве аргумента к своим взглядам то ли Платона, то ли Плотина. Я их вечно путаю...

- У Платона идея Добра есть причина всего истинного и прекрасного, а у Плотина - Единое есть источник и первооснова прекрасного.

- Да, да. "Всякое существо имеет в себе весь мир и созерцает его целиком во всяком другом существе так, что повсюду находится все, и все есть все, и каждое есть все и беспределен блеск этого мира" "Всякая часть исходит из целого, причем целое и часть совпадают. Кажется частью, а для острого глаза, как у мифического Линкея, который видел внутренность Земли, открывается как целое"29).

- У Вас хорошая память, - пробурчал Рубинштейн.

- Профессиональная. Общаясь с Вашим братом иначе нельзя. А Вы, молодой человек, - обратился Блинов к Анатолию, - тоже согласны с Плотиным?

Анатолию было неудобно признаться, что он не читал Плотина, поэтому в ответ он лишь неопределенно пожал плечами.

- А может Вам ближе идея христианского царства любви или бердяевской свободы? - саркастически улыбаясь не отставал чекист.

- Молодой человек не изучал трудов философов и богословов, - вступился за Анатолия старик Рубинштейн. - Но у него чистое, взыскующее истины сердце, а значит, он лучше, чем кто бы то ни было из нас, может интуитивно постигать мир. Он находит внешний мир внутри самого себя и открывает его нам через красоту своих полотен. Истинное познание только так и возможно. Посредством рассудка, посредством изобретенных людьми жалких символов - слов, жестов, формул - можно узреть лишь мертвые копии, а не живой подлинник.

- Не совсем так, - подал, наконец, голос Анатолий. - Я действительно не читал трудов Плотина, но меня тоже интересуют "вечные вопросы". Я тоже много размышлял и о смысле собственного бытия, и об устройстве мироздания, и о том, что происходит сейчас в нашей стране. Я согласен, что царство Божие внутри нас самих, поэтому смысл жизни можно найти лишь внутри самого себя. В материальном мире, мире рождений и смертей, существуют лишь преходящие цели. Сам для себя материальный мир бессмыслен, ибо не имеет вечной живой души. Его назначение может быть понято лишь через соотношение с вечными понятиями - Богом или душой человека. В бесконечности глубин человеческого "Я" эти понятия сливаются, оставаясь раздельными. Как правильнее, с философской точки зрения, назвать находящееся внутри каждого из нас Божье царство - нематериальной основой мира, Единством всего сущего, царством Свободы или Любви - я не знаю, но я знаю, что человек приближается к познанию этого царства через красоту материального мира. Для Материи красота сама по себе ничто, для Бога - оправдание творения, а для Человека - путь от разобщенности внешнего мира к единству внутреннего. Соприкасаясь с прекрасным, Человек дотрагивается до Бога.

- Ишь, куда Вас занесло! - искренне удивился взглядам молодого художника Блинов. - И кто ж засорил Вашу голову подобными мыслями?

Анатолий, осмелев, уже хотел рассказать чекисту о Летягине, о Сосуле, о беседах с монахами Югской пустыни, но, почувствовав, как носок мягкой домашней тапочки Рубинштейна коснулся и настойчиво надавил на носок его ботинка, понял, что в данной ситуации ни имен, ни фамилий называть не рекомендуется.

Леонид Дормидонтович тоже заметил уловку старого художника и рассмеялся:

- Ну, друзья, вы уж совсем из меня изверга делаете! Я предложил вам заняться поисками истины, а вы друг другу рты затыкаете!

Яков Васильевич, смутившись, хотел что-то сказать в свое оправдание, но Блинов остановил его жестом руки:

- Не надо. Мой вопрос действительно не имел никакого отношения к делу. Так на чем мы остановились?

- На том, что соприкасаясь с прекрасным, человек соприкасается с Богом, - подал голос молчавший до того Паша Деволантов и тут же, испугавшись сказанного, добавил: - Но я лично в Бога не верю.

- И правильно, - одобрил Пашу Блинов. - Хотя Бог, каким он предстает в рассуждениях Вашего друга, несколько отличен от сидящего на облаках церковного Бога, но Его спина все равно заслоняет от товарища Сутырина подлинно научную, ленинско-сталинскую картину мироздания. Но, впрочем, у его Бога имеется небольшой плюс. Ведь само по себе понятие Единства не чуждо и нашей, материалистической, философии. А значит, у нас с Вашим другом есть почва для взаимопонимания. Так ведь?

- Так, - согласился Паша и почему-то покраснел.

- Ему глубоко чужда мелкобуржуазная психология несознательного крестьянства и кулаков. Так?

- Так.

- Если бы это было не так, он бы с его мускулами и головой денно и нощно вкалывал, как крот, где-нибудь на более доходном поприще, заботясь о личном обогащении, а не сидел бы в позе роденовского "Мыслителя" у мольберта. Так ведь?

- Так, - снова кивнул головой Паша.

- А раз так, - подвел итог Блинов, - значит, в нем вызревают зачатки коммунистического мировоззрения. В его доисторическом понятии Единства присутствуют и равенство, и братство всех людей, а его понятие любви, по большому счету, никак не совместимо с буржуазной моралью, построенной на эксплуатации человека человеком. Или я не прав? - неожиданно обратился он с вопросом к Анатолию.

- Я не понимаю, к чему Вы клоните, - настороженно заметил Сутырин.

- К тому, что и Вы, и он, и он, - чекист показал пальцем на Якова Васильевича, на Деволантова, затем, нарисовав в воздухе круг, ткнул себе в грудь, - и я - мы все хотим, чтобы не было эксплуататоров, чтобы каждый сознательный гражданин чувствовал себя частью единого советского общества, отдавал ему все свои мысли, все силы. Единство человечества в едином порыве к коммунизму - эта идея не может быть не созвучной идее Вашего Единства. Только мы, коммунисты, добиваемся Единства не в потустороннем мире, а здесь, на Земле! У Вас, как у, Блока: "Позади голодный пес. Впереди Иисус Христос"30), а у нас вместо мифического Христа впереди живой реальный человек, вождь мирового пролетариата, Иосиф Сталин.

- Но почему тогда красота его картин, - старик Рубинштейн ткнул ладонью в плечо Анатолия, - красота, которая будучи воспринимаемой человеком, трогающая его за сердце, для нас является свидетельством Единства внутреннего (Я художника) и внешнего (Я зрителя), красота, которая позволяет человеку прикоснуться к Богу, для Вас не представляет никакой ценности и даже может быть вредной?

- Вот здесь, - чекист поднял вверх указательный палец правой руки, - и сказывается идеалистичность, отрыв Вашей теории от реальной жизни. Ваше Единство - продукт Вашего воображения. Кроме того, по-вашему, оно достижимо только через Вас самих. Следовательно, ценность Вашей идеи не выше ценности Вашей головы. Наше Единство - спаянное общей борьбой, общими идеалами Единство людей-труженников - реальность ближайшего будущего, а не выверт больного сознания. Ради достижения нашего Единства мы готовы принести любые жертвы, даже самих себя, своих детей и внуков. Оно выше каждого отдельного человека.

- Но каким образом красота может навредить идее Единства людей-тружеников? Каким образом красивое может быть вредным? - повторил свой вопрос Яков Васильевич.

- А Вы полагаете, что бесчисленные купола церквей, монастырские стены, увитые плющом дома помещичьих усадьб, зажиточные крестьяне-единоличники, добродушно улыбающиеся покупателям купцы - все то, что с изумительной легкостью и изяществом изображено на картинах защищаемого Вами Сутырина, будет пробуждать в человеке желание бороться с врагами социализма, трудиться по-стахановски, желание положить жизнь свою на алтарь Отечества?

- Да, полагаю. Ибо его картины пробуждают в людях любовь к Отечеству.

- К какому Отечеству? - раздражаясь на непонятливость старого художника, повысил голос чекист. - Отечеству купцов, попов, кулаков, помещиков и монахов?

- Но это же наша Русь!

- Нет, это не наша Русь. Наша Русь новая, социалистическая. И наше социалистическое искусство должно быть ориентировано на потребности наших социалистических зрителей. У потенциальных посетителей выставки изображенные на картинах церкви и монастыри будут ассоциироваться с ложью жиреющих на народных харчах попов, невоздержанных в питии, прелюбодействующих монахов. Сознательные рабочие и крестьяне только-только начинают воспринимать идеи атеизма, а вы хотите их затянуть назад, в болото слащавых поповских сказок. Политика партии направлена на то, чтобы крестьяне умом и сердцем поняли преимущества колхозного единения, а тут, - Блинов ткнул пальцем в висевшую слева от него картину, - в пику колхозам показано цветущее кулацкое хозяйство. Почти все картины Сутырина и его мологских товарищей - это плевок в лицо нашей идеологии. Они цепляют зрителей за штаны и тянут назад в дореволюционное прошлое, где каждый сам за себя, у каждого своя корова и заботы о потустороннем рае заслоняют заботы о государстве. Вам понятна моя критика?

Не готовые к такому повороту событий художники молчали.

- Ну вот что, друзья, - Блинов отошел от окна и направился к дверям. Меня ждет работа, поэтому я вынужден вас покинуть. Обсудите между собой все, что я сказал и сделайте выводы.

Он взялся за дверную ручку, потом обернулся и добавил:

- А Вас, товарищ Сутырин, я прошу позвонить мне на следующей неделе во вторник, чтобы договориться о встрече. Я полагаю, что темы Ваших картин выбраны Вами не осознанно, что Вам просто не хватает философских знаний и политической зрелости. Я обещался Вам помочь, подсказать кое-какие идеи...

Анатолий поднял голову.

Чекист ободряюще улыбнулся молодому художнику и вышел.

Может и вправду еще не все потеряно?

Примечания.

28. Леонид Демьянович Блинов - художник-маринист, родился в 4 января 1867 году в Подмонастырской слободе в полутора верстах от Мологи в крестьянской семье. С разрешения родителей и деревенского общества в 1885 году поступил работать маляром (грунтовщиком) в Санкт-Петербургскую Императорскую Академию художеств. В 1886 году принят в Академию вольнослушателем на отделении живописи. От Академии и Главного Морского Штаба назначен в кругосветную экспедицию под руководством вице-адмирала И. А. Шестакова. К моменту окончания Академии в 1894 году совершил три кругосветных плаванья, участвовал в многочисленных походах русских коммерческих и военных кораблей по Черному и Балтийским морям, ходил с русской эскадрой к берегам Америки на празднование 400-летия открытия американского континента Христофором Колумбом. За целый ряд работ, выполненных по заказу Николая II, получил в подарок от императора имение в Крыму. Скончался 14 июля 1903 года в Алупке. После смерти художника состоялось пять крупных выставок его картин. Последняя из которых в Центральном военно-морском музее Санкт-Петербурга в 1997 году (по материалам музея и Государственного архива Военно-Морского флота).

29. Плотин "Энеиды", V, 8, 4.

30. А. Блок "Двенадцать": "Так идут державным шагом, Позади - голодный пес, Впереди - с кровавым флагом, И за вьюгой невидим, И от пули невредим, Нежной поступью надвьюжной, Снежной россыпью жемчужной, В белом венчике из роз - Впереди - Исус Христос".