Полузаяц сопротивления команде Котова не оказал никакого. Он сидел на березовом полене посреди ограды бабушки Карпухиной и внимательно следил за подвязанным к седлу самоката оловянным маятником. Одарен во многих областях человеческой деятельности, Полузаяц особливую склонность имел к пьянству, воровству и наукам. А в дни, когда выпадала возможность объединить сии страсти, он был счастлив, будто в кои-то веки побывал в бане.

Уроки Котова были с охотою усвоены Полузайцем. За два часа он трижды обменял самокат Вертухина: на ковшик браги, на колун без топорища и, наконец, на оловянный маятник, с коим в руке он и приехал на самокате к бабушке Карпухиной.

Ныне он замерял силу тяжести в ограде бабушки. Но маятник все время клонился в сторону бани, и никак нельзя было понять, что он показывает. Синий с похмелья, истощенный учеными занятиями, в татарском халате, сшитом еще в прошлом веке, и войлочном колпаке Полузаяц заворожено следил, не сделает ли маятник какого-нибудь научного откровения. Но маятник бессмысленно болтался под седлом, будто это его и не касалось.

— Сила тяжести в сем месте уступает силе тяжести в бане, — сказал наконец Полузаяц, не обращая внимания на подступившую к нему неприятельскую команду.

Сержант занес над ним кошки.

— Погоди, — с холоднокровием Аристотеля остановил его Полузаяц. — Дай закончить наблюдения.

— Разоружить! — приказал команде Котов.

Сержант схватил лежащий под самокатом колун и опустил в парусиновый мешок. Сия весомая улика тут же мешок продрала и обратно выпала. Сержант просунул в колун палку и приказал солдатам нести его, как продетого под жабры сома.

В дверях бани показалась бабушка Карпухина с полуштофом, рука Полузайца, лежащая на седле самоката, дрогнула, и маятник завертелся, яко собачонка, хватающая себя за хвост.

— Законы природы, любезный, говорят нам произвести измерения также в Перми, — сказал, подходя к Полузайцу, Вертухин.

Наутро выехали.

Полузаяц, нимало не обеспокоенный, а даже обрадованный арестом и переменою судьбы, сидел подле самоката в передних санях и тайком от исправника слепил глаза его лошади осколком стекла. Его занимало, собьется лошадь в сугроб на пятой версте или только на двадцатой.

Вертухина Котов поместил рядом с собой в кошевке, признав в нем большого знатока сокровенных человеческих внутренностей.

Дорога все более становилась пустынной. Ямщик свирепо высморкался и затянул песню, в коей было только две строки: «Тройка удалая» и «Удалая тройка». «Удалым тройкам» принялись подвывать окрестные волки, и белая равнина огласилась животным ревом. Котов толкнул ямщика кулаком в спину, ямщик замолк и, разгоняя скуку, паки начал сморкаться так, что лошади на задние ноги присели.

— Должно быть, господин Несмышляев знает толк в людях, — осторожно сказал Вертухин, — коли пригласил вас в советники по делу о смертоубийстве поручика Минеева.

— Кто? Несмышляев? — переспросил Котов, не поворачивая головы к Вертухину. — Говно свежего изготовления. Шаг сделает — алтын просит. Он пригласить может только для битья палками.

— Но тогда, должно быть, до самого генерал-губернатора дошли слухи о ваших благородных дарованиях?

— Про генерал-губернатора ничего не скажу, но все его люди хуже чирья в носу. Слухи они до него доносят одни: что я в каравае мякиш выедаю да сим караваем бедняков одариваю.

— Это подлые наветы! — страстно сказал Вертухин. — Но кто же дал вам рекомендацию для этого дела, кое к продвижению по службе весьма послужить может?

— Я!

— Это натурально искусный ход! — воскликнул Вертухин. — Но меня томит, известно ли, кто убивец поручика Минеева.

— Я прибыл в Билимбаевский завод через три дня, как оттуда ушел известный бездельник и сообщник Пугачева Белобородов и всех свидетелей или соучастников с собою увел…

— Это истинное несчастье! — дрожа от радости, сказал Вертухин. — Следственно, дело не могло быть выведено с надлежащей ясностью?

— Нет, дело выведено очень ясно и остается лишь убивца поймать да окончательное решение в суде положить.

— Да кто же убивец?! — вскричал Вертухин. — Очень меня это волнует как свидетельство ваших небывалых способностей.

На это Котов уже ничего не ответил, полагая, что и так вывалил своему попутчику слишком много.

Дорога тяжело поползла в гору, снег под полозьями принялся басить на мотив «Тройки удалой». Каркая ругательства, летели над путниками вороны.

— Милостивый государь, — сказал Вертухин, — как хотите, а я принужден буду доложить о вас при дворе ее императорского величества.

— Что такое?! Как доложить?

— Да нельзя, чтобы вы с вашими отменными дарованиями в Красноуфимском уезде пропадали! Вам по уму много более сложные дела, нежели следствие по смертоубийству поручика Минеева.

— Мой друг, ты ошибаешься, — возразил тут Котов. — Дело было зело сложным. Помысли сам: не имелось в наличии не только преступника, но и самой жертвы.

— Да как же вам удалось справиться с сей меланхолией?! Я просто умираю, ужасть, как знать охота.

— Ну, тогда слушай, друг мой.

И вот какая картина выяснилась. По прибытии к дому Лазаревича Котов нашел, что в доме никто не живет, кроме девицы Софьи, коя в отсутствие прислуги взяла на себя содержание хозяйства в надлежащем виде. С помянутой Софьей он и составил диспозицию на момент смертоубийства. В ту минуту, когда проткнули поручика, в доме или возле него находились все его обитатели: дворник Касьян в сенях, кухарка Меланья во дворе, Софья и другая приживалка Фетинья на кухне за чисткой картошки. Сам же господин Лазаревич сидел в кабинете за бумагами. В ювелирную комнату, где отдыхал поручик, пройти незамеченным никто бы не сумел.

— Но кто-то же прошел, причем с оружием! — не удержался Вертухин. — Как он это сделал?

— На то, друг мой, — сказал Котов, — и даровано человеку усердие в познании злоумышленных способов, дабы он не рыскал в пространных полях бредоумствований, а шел к цели прямым путем.

Обнаружив, что в комнату поручика ведет только один видимый ход — через сени и кабинет Лазаревича, — Котов стал искать второй, сокрытый от глаз людских. И этот ход нашелся! Во всех домах Билимбаевского завода есть подпол для картошки и солений. В господском доме в подпол можно спуститься из кухни, а можно из ювелирной комнаты через проем, искусно проделанный возле топки камина и закрытый железным листом. Прежнему владельцу дома сия комната служила опочивальней, а поелику он любил ближе к ночи отведать водочки с холодным огурчиком, то распорядился проделать этот ход в подпол, дабы не беспокоить домашних и прислугу.

Вертухин при сих словах не только открыл рот, но и снял малахай да чуть его не выронил. Он был в полушаге от тайны, а досталась она бескопеечному исправнику, путешествующему по своим нуждам за счет похитителей колунов!

— Но кто же выдал вам этот ход? — спросил он, забывая уже обо всякой осторожности. — Его никак нельзя обнаружить.

— Софья, — коротко сказал Котов.

— Неужели вам пришлось пойти на жертвы и отступиться от своих благородных правил? Неужели вы ей заплатили?

— Я обещал ей показать бриллиант, который подарю будущей своей жене, ежели таковая сыщется.

— У вас есть бриллиант?

Котов как бы нехотя полез в свои ветхие одежды и вытащил любовно ограненный камушек. Вертухин, уроженец Рифейских гор, знающий толк в самоцветах, тотчас определил доброту камушка.

— Камень стоит больших денег, — сказал он.

Котов повернул камушек на солнце, и он вспыхнул так ярко, что ослепил Вертухина.

— И ради того, чтобы увидеть бриллиант, она открыла вам тайну, коей ни с кем доселе не делилась?

— Таковы женщины, — Котов погрузил бриллиант обратно в пучину своих одежд. — Посему я холост.

— Так, может, она и на убивца вам указала? — спросил Вертухин с тайной насмешкою.

— Нет, — сказал Котов. — Дело еще не кончено. Но она обратила мое внимание на одно красноречивое обстоятельство. Убивец хромоног.

— Не может быть! — вскрикнул Вертухин. — Откуда сей вывод? Ведь он же все поворачивает в другую сторону!

— Из подпола нельзя выйти, не натоптав на полу. А она заметила, что следы одной ноги, а именно левой, таковы, будто человек на нее припадает.

Вертухин был так поражен, что замолчал не в силах больше задавать вопросов. Единственный хромоножка, коего в Билимбаевском заводе видели за последний месяц, был Кузьма.