Глава 1. Особенности развития государства и права в странах Древнего Востока

Понятие Восток в исторической науке используется не столько как географическое, сколько как историко-культурное, цивилизационное. Здесь впервые в истории развития человеческого общества сложились те социальные и политические институты, государство, право, мировые религии, которые и породили со времени возникновения античных государств (Древней Греции и Рима) в I тысячелетии до н. э. дихотомию Восток — Запад.

Принципиальные различия восточного и западного цивилизационных путей развития заключались в том, что на Востоке, в отличие от Запада, где частная собственность играла господствующую роль, частнособственнические отношения, отношения частного товарного производства, ориентированного на рынок, не занимали значительного места.

Это в свою очередь сказалось на застойном характере восточных социальных структур, на отсутствии на Востоке условий для развития тех политических и правовых институтов, которые были призваны обслуживать нужды нарождающегося гражданского общества: демократическое общественное самоуправление с правами и обязанностями каждого полноправного гражданина, члена полиса-республики, правовые гарантии его частных интересов, прав и свобод.

Восток в древности был представлен многими странами, рядом крупнейших региональных цивилизаций (индо-буддийской, ассирийско-вавилонской, конфуцианско-китайской), но вышеуказанные особенности (отсутствие господствующей роли частной собственности, застойный характер развития) были главными определяющими чертами их типологического сходства в отличие от динамично развивающихся античных стран, а затем и стран Западной Европы, преемника античной цивилизации.

Одной из основных социальных форм, играющих решающую роль в эволюции древневосточных обществ, была сельская община, сохранившая во многом черты патриархально-родовой организации. В значительной мере она определяла характер политической власти в этих обществах, роль и регулирующе-контрольные функции древневосточного государства, особенности правовых систем.

В Древнем Китае, например, основой социальной жизни в течение длительного времени были патронимии (цзун), которые объединяли несколько сотен (до тысячи и более) семей, принадлежащих к одной родственной группе. Структура замкнутых сельских общин с натуральным характером производства, с сочетанием ремесла и земледелия в рамках каждой общины, слабым развитием товарно-денежных отношений составляла основу социальной жизни и в Древней Индии.

Крепость общинных, родоплеменных, большесемейных и других связей тормозила процессы классообразования, в частности развитие здесь рабовладения, но не смогла сдержать социального и имущественного расслоения в обществе.

Самые ранние государственные формы (протогосударства) стали складываться в древневосточных цивилизациях (в Древнем Египте, Древней Индии, Древней Месопотамии, Древнем Китае — еще в IV–III тысячелетии до н. э.) в ходе разложения общинно-родовой организации. Они складывались по мере усиления разделения труда, усложнения управленческих функций, а вместе с тем превращения лиц, выполняющих эти функции, в сословие знати, которое не участвовало в производстве, стояло над рядовыми общинниками. Самодовлеющая сельская община, упрочению позиций которой способствовали коллективные усилия ее членов по созданию ирригационных сооружений, оказывала огромное влияние на замедление процессов классообразования, формы земельной собственности и способы эксплуатации в древневосточных обществах. Здесь непосредственным владельцем-собственником земли была сама община. Вместе с тем и государство выступало в качестве верховного собственника земли, властно-собственнические права которого реализовывались в получении с общинников ренты-налога.

По мере выделения надобщинных управленческих структур стали складываться и собственно царско-храмовые хозяйства, создаваемые главным образом за счет присвоения общинных земель. Владеть участками царско-храмовых земель могли лишь люди, выполняющие ту или иную работу, несущие службу на правителя или храм. Здесь рано начал использоваться труд рабов, различных категорий подневольных лиц.

Строй многоукладной хозяйственной жизни определял исключительно пестрый социальный состав древневосточных обществ, который можно дифференцировать в границах трех основных социально-классовых образований: 1) различные категории лиц, лишенных средств производства, зависимые подневольные работники, к которым относились и рабы; 2) свободные мелкие производители — общинники-крестьяне и ремесленники, живущие своим трудом; 3) господствующий социальный слой, куда входили придворная и служилая аристократия, командный состав армии, состоятельная верхушка земледельческих общин и пр.

На Востоке отсутствовала четкость социально-классовых границ, например, существовали различные категории зависимого населения, занимающие промежуточные позиции между свободными и рабами, или некие переходные категории свободных (от мелких землевладельцев к господствующему слою, в частности к мелкому купечеству и чиновничеству). Сословно-правовой статус индивида в обществе, как правило, не совпадал, расходился с его социально-экономическим положением.

Стойкая многоукладность, историческая преемственность социальных, политических, правовых форм и институтов, господствующей религиозной идеологии дают основания определить в качестве главной отличительной черты древневосточных обществ — их традиционность. Это подтверждает то обстоятельство, что освященные незыблемыми идейно-религиозными установками основы социальной структуры, государственности и права таких крупных изучаемых нами древневосточных обществ, как Древняя Индия и Древний Китай (Древний Египет и Древний Вавилон, как относительно централизованные государства, прекратили свое существование еще до н. э.), пережили века.

Общие закономерности развития древневосточных многоукладных обществ не могут перечеркнуть конкретных особенностей каждого из них, связанных как с доминирующим положением того или иного уклада и различными формами их взаимодействия, так и с особенностями их социальных и политических институтов, со специфическими чертами их культурно-цивилизационного развития, особенностями быта, миропонимания людей, их способов религиозной ориентации.

В Древнем Вавилоне, например, крупное царско-храмовое хозяйство сосуществовало с относительно обособленным общинно-частным хозяйством, основой которого был труд свободных общинников-крестьян, уплачивающих ренту-налог государству. В царско-храмовых хозяйствах использовался труд рабов и лиц, находящихся в той или иной степени зависимости, ряды которых пополнялись за счет свободных земледельцев, потерявших свой общинный участок. Наличие сильного царско-храмового хозяйства с относительно развитым ремеслом, широко ведущего торговые операции с помощью купцов-тамкаров, ослабляло налоговую эксплуатацию общинников-крестьян.

В Древнем Египте общинно-частный сектор еще во II тысячелетии до н. э. был поглощен основанным на рабской и полурабской эксплуатации царско-храмовым хозяйством.

Специфические черты древнеиндийского общества были связаны с жестким сословным делением на четыре варны (брахманов, кшатриев, вайшиев и шудр), с присущей ему особой общинной организацией, отличающейся высокой степенью замкнутости и автономности. Отношения рабовладения здесь тесно переплетались с сословно-варновыми, кастовыми. Традиционная социальная приниженность низших каст, почти полное бесправие тех, кто находился вне варн индийского общества, создавали возможности для полурабских форм эксплуатации различных категорий зависимого люда.

В Древнем Китае рано сложилась система эксплуатации управленческой знатью общинников-крестьян путем взимания ренты- налога, вначале в форме отработок на общественных полях, а затем путем присвоения правящей верхушкой части урожая с крестьянского надела.

В настоящее время, по единодушному мнению всех отечественных синологов, на протяжении длительной истории китайского традиционного общества (со второй половины II тысячелетия до н. э. до второй половины XIX в. н. э.) имел место лишь один коренной качественный перелом в развитии производительных сил и общественного производства — в V–IV вв. до н. э. Этот период сопровождался разрушением общинной земельной собственности, ростом крупного частного землевладения, распространением арендных форм эксплуатации малоземельных и безземельных крестьян-издольщиков, сидящих как на частновладельческих, так и на государственных землях.

В последние века до н. э. в Китае завершается в централизованных циньско-ханьских империях (III в. до н. э. — III в. н. э.) формирование традиционной системы эксплуатации государством податных мелких крестьян-землевладельцев путем взимания ренты-налога, исчисляемого с количества обрабатываемой земли. Эта система сохранилась здесь вплоть до начала XX в.

Специфические черты политической организации древневосточных обществ. Еще от "отца истории" Геродота (V в. до н. э.), который писал о египетских царях-деспотах, насильственно закрывающих храмы и заставляющих весь народ возводить колоссальные усыпальницы для них, берет начало концепция "восточной деспотии". Утверждение, что и древним, и средневековым обществам Востока органически присуща одна деспотическая форма государства, прочно держалось на протяжении XVIII–XX вв., вплоть до последнего времени. Понятие "восточная деспотия" характеризовалось рядом признаков. Это — монархическая форма правления с неограниченной властью наследственного, обожествляемого монарха, выступающего единоличным законодателем и высшим судьей; централизованное государство, с жестким тоталитарным режимом, с всеохватывающим надзором за бесправными подданными разветвленного, подчиненного деспоту административного аппарата. При этом перечеркивалось действительное многообразие политических структур древневосточных цивилизаций, их последующей эволюции.

Формализованное понятие "восточная деспотия", обладающее вышеперечисленными признаками, с определенными основаниями можно отнести к централизованной империи Древнего Китая и царствам Древнего Египта. В Китае, например, император обожествлялся, существовал особый культ императора — "сына неба". Высшая законодательная власть была одним из важных признаков его широких полномочий. Рано сложился здесь и централизованный многоступенчатый бюрократический аппарат, возглавляемый самим правителем. Все имперские чиновники, независимо от рангов и занимаемых постов, были поставлены под строгий контроль центральных властей.

Но во многих древневосточных государствах власть верховных правителей ограничивалась советом знати или народным собранием, или самоуправляющимися большесемейными городскими общинами и пр.

Древневосточным обществам были известны также и республиканские государственные формы, в которых значительную роль играли традиции примитивной племенной демократии, например республики в городах-государствах — Финикии, Месопотамии. Не отличались некоторые восточные государства и полным набором вышеперечисленных формальных характеристик "восточной деспотии".

Правители Древней Индии, например, не располагали неограниченными законодательными полномочиями. Даже в крупном, относительно централизованном государстве Маурьев (IV–II вв. до н. э.) большое значение имели коллегиальные органы государственной власти, такие как совещательный орган при царе — раджа-сабха и совет сановников — мантрипаришад. Одной из наиболее ярких особенностей империи Маурьев было включение в нее полуавтономных республиканских государственных образований — ган и сангх.

В своем политическом развитии страны Древнего Востока прошли в целом общий путь — от небольших племенных образований, номовых городов-государств к гегемониям-царствам, а затем к относительно централизованным империям, как правило, полиэтническим, создаваемым за счет завоевания и аннексий своих соседей.

Но в Индии, в отличие от Китая, раздробленность была правилом, а централизованное государство — исключением. В Месопотамии царскую власть можно считать наследственной с оговорками. При передаче власти одному из сыновей правителя решающее слово принадлежало жрецам-оракулам. Не был царь и высшей судебной инстанцией. Здесь, как и в Индии, почти на всех этапах развития сохранялось определенное самоуправление общин. Органы общинного самоуправления несли главную тяжесть забот о благосостоянии общины, о своевременной выплате ренты-налога в казну и об организации общественных работ.

Вместе с тем нельзя отрицать, что в древневосточных цивилизациях в религиозном массовом сознании существовало особое мистическое отношение к власти, царственности, правителю.

Признание высшего, божественного авторитета, органически вытекающего из сущего миропорядка, а, следовательно, и неограниченных деспотических полномочий правителя, было основополагающим элементом восточной духовной культуры, религиозной идеологии, определяющим в значительной мере различные стороны жизнедеятельности древневосточных обществ. С учетом этих обстоятельств следует различать понятие "восточная деспотия" в культурно-цивилизационном, социально-историческом и формально-юридическом смыслах.

Выступая как и всякое другое государство орудием социально-классового господства, древневосточное монархическое государство было призвано вместе с тем выполнять функции, связанные с координацией разрозненного общинного производства, с обеспечением насущных условий его развития. При отсутствии или слабом развитии рыночных отношений государство с его административно-командным аппаратом выполняло особые контрольно-регулирующие функции, что и обеспечивало исключительное место и значение управляющей верхушки в восточном обществе.

Но не меньшее значение имела деятельность властных структур, государства по поддержанию религиозно-культурного единства древневосточных обществ, обеспечиваемого на основе сохранения их самобытных, фундаментальных ценностей. Значение целенаправленной консервации, укрепления религиозной идеологии в древневосточных обществах также определялось в значительной мере слабостью экономических связей, почти полным отсутствием рыночных отношений при натуральном характере общинного производства. Религиозная идеология, играющая важную роль в поддержании единства того или иного восточного общества, строилась на основе различных морально-этических, религиозных ценностей, но неизменно отводила особое место "связующему единству" — правителю.

Так, например, еще в древнем царстве (III тысячелетие до н. э.) египетским фараонам стал присваиваться священный титул "сына бога Солнца", вырабатывается особо торжественный ритуал их погребения. Как символ величия фараонов строились знаменитые пирамиды, которые подавляли воображение людей, внушали им священный страх и почтение перед троном. В Древнем Египте значительный сектор хозяйственной деятельности государственных чиновников, жрецов был так или иначе связан с заупокойной службой вокруг гробниц фараонов. "Ты Ра (бог Солнца), твой образ — его образ, ты небожитель" говорилось о юном Тутанхамоне в одном из древних египетских папирусов. Египетский царь — хранитель жизни на земле, без него невозможна жизнь и в загробном мире. Отдавая силы на возведение величественных гробниц фараонов, египтяне заботились и о собственном посмертном существовании.

Особое значение имела идеологическая функция в деспотическом Китае. Здесь государство на протяжении веков формировало унифицированное мировоззрение, прославляя правителя-деспота, поддерживало миф о божественном происхождении императора — "сына неба".

И в Древней Индии, и в Древнем Вавилоне, несмотря на их исторические особенности, цари также неизменно возвеличивались. Их имена ставились рядом с именами богов. В Вавилоне царь предстает человеком, который, однако, в силу своей избранности богами наделен божественной царственностью, возвышающей его над людьми.

В массовом сознании правители наделялись всесильными, деспотическими полномочиями не только в силу божественного характера своей власти — царственности, но и в силу отводимой им единоличной роли в поддержании безопасности, правосудия, социальной справедливости в обществе. Устойчивость патриархально-общинных отношений, на базе которых развивались ранние государственные деспотические режимы, формировала в общественном сознании образ правителя-отца, защитника слабых и обездоленных. Например, конфуцианство — господствующая идеология Древнего Китая — прямо переносило строй большой патриархальной семьи на все китайское общество, во главе которого стоял император.

Индусская политико-религиозная концепция богоугодного царя (девараджи) предписывала ему выполнение особой дхармы (обязанностей). Одна из главных обязанностей — охрана подданных. "Все, что ни делает царь, — правильно. Таков признанный закон", — написано в Нараде, одном из религиозно-правовых трактатов Древней Индии. "Ведь ему вверена дхарма мира, а он охраняет его, основываясь на могуществе и милости ко всем живущим". Царю вверялось также осуществление правосудия с помощью опытных брахманов. Он, опекун всех малолетних и вдов, должен был возглавлять борьбу со стихийными бедствиями, голодом. Важной функцией царей, согласно древнему политическому трактату Индии — Артхашастре, была организация общественных работ, строительство ирригационных сооружений.

Эти представления о благих деяниях правителей должны были поддерживаться их общесоциально-значимой деятельностью, которая была особенно присуща, например, Древнему Вавилону (это и практика царских приказов "мишарум", освобождающих бедняков от долгов, и нормы права, ограничивающие долговое рабство трехгодичным сроком, и установленные проценты ростовщического займа и пр.). Характерно также, что усиление деспотических черт древневосточного государства происходит часто в процессе борьбы не с народом, а со знатью, с аристократическими и жреческими кругами, сепаратизмом. Усиление властных полномочий восточных правителей часто сопровождалось не столько произволом, сколько активным правотворчеством, созданием писаных правовых судебников, кодексов (Судебник Хаммурапи в XVIII в. до н. э. в Вавилоне и др.).

Стремление к поддержанию правопорядка было свойственно восточным монархиям, как правило, в периоды их расцвета и подъема.

Вместе с государством в древневосточных обществах складывалось и право, которое в странах Древнего Востока имело ряд общих черт. В частности, оно открыто закрепляло социальное неравенство, что проявлялось прежде всего в приниженном положении рабов. Вне зависимости от того, мог ли раб иметь семью или владеть в интересах хозяина тем или иным имуществом, на Востоке он выступал в качестве вещи и таковой рассматривался действующим правом. Древневосточное законодательство закрепляло также сословное неравенство свободных. Оно в той или иной форме присутствовало во всех древневосточных правовых системах.

Право Древнего Востока неразрывно связано с религией и религиозной моралью. Правовая норма здесь, за редким исключением, имела религиозное обоснование. Правонарушение — это одновременное нарушение нормы религии и морали.

Основным источником права древневосточных государств на протяжении веков оставались обычаи, которые, являясь продуктом общинного творчества, в течение длительного времени не записывались, а сохранялись в устной традиции и памяти соплеменников. Ссылки на древних мудрецов, обладающих священным авторитетом, хранителей обычаев, можно найти почти во всех памятниках древневосточного права, в чем сказался его традиционный характер. Нормы права опирались на установившиеся образцы поведения, сложившиеся в прошлом, ориентировались на них. Обычай, наполняемый новым социальным содержанием, санкционированный государством, оставался главным источником права и тогда, когда появились письменные судебники, брахманские компиляции и пр.

Первые памятники права в основном закрепляли наиболее распространенные обычаи, установившуюся судебную практику. С этим связаны их неполнота, неразработанность ряда институтов и норм, их казуистический характер, ибо правовая норма фиксировалась не в абстрактной форме, а в виде конкретного случая. В правовых системах, которые формировались в медленно эволюционирующих древневосточных обществах, нашли отражение нормы старого родового строя, например, предусматривающие коллективную ответственность членов семьи или даже всех членов соседской общины за проступки, совершенные одним из них, кровную месть, самосуд, талион. На примере таких универсальных обычаев, как кровная месть и талион, в которых нашел отражение принцип равного воздаяния родового строя (око за око, зуб за зуб), по памятникам древневосточного права можно проследить, как эти старые обычаи наполнялись новым содержанием. Появление имущественных, сословных, профессиональных и других различий привело к прямому извращению в нормах древневосточного права идеи первобытнообщинного строя о равном воздаянии. Эти нормы стали исходить из того, что цена крови знатного, богатого выше цены крови бедного, незнатного.

Общие традиционные черты древневосточного права определялись в значительной мере длительным существованием в странах Древнего Востока таких социальных форм, как община, большая патриархальная семья. Во всех нормах древневосточного брачно-семейного и наследственного права прослеживаются, например, такие традиционные черты, как подчиненное, приниженное положение женщин, детей в патриархальной семье, неравенство наследственных прав женщин с мужчинами и пр.

В древневосточном праве нельзя обнаружить представления об отраслях права, о четких отличиях преступлений от частных правонарушений. На первый взгляд, правовые документы Древнего Востока изложены не только бессистемно, но и без какой бы то ни было внутренней логики. Но внутренняя логика изложения норм в этих правовых памятниках присутствует. Она определяется или религиозными концепциями о тяжести, греховности того или иного поведения человека в Древнем Вавилоне и в Древнем Китае или религиозной концепцией мироздания, сословно-варнового деления в Древней Индии.

Говоря об общих элементах правовых систем стран Древнего Востока, нельзя не видеть и специфических черт их правовых принципов, институтов и норм, связанных с особенностями духовной культуры, религии, той или иной системы ценностей.

Так, в Древнем Египте, стране "поголовного рабства", в условиях засилия административно-командного царского аппарата, с его гипертрофированными контрольно-регулирующими функциями, не было создано условий даже для общих представлений о правоспособности, правовом статусе личности.

В древнем конфуцианском Китае и религия, и право изначально отвергали идею равенства людей, исходили из признания различий между членами китайского общества в зависимости от пола, возраста, места в системе родственных отношений и социальной иерархии. Здесь исключалось создание предпосылок не только для развития гражданского общества, частной собственности, субъективных прав и свобод, но и частного права как такового. Китайское традиционное право — это прежде всего уголовное право, включающее нормы брачно-семейного, гражданского права, нарушение которых влекло за собой уголовное наказание.

В отличие от Китая, где теология как таковая не играла существенной роли (конфуцианство лишь условно можно назвать религией, это скорее этико-политическое учение), индийская цивилизация имеет ярко выраженный религиозный характер. Все стороны жизни в древнеиндийском обществе регулировались строжайше разработанными этико-кастовыми нормами, традиционными правилами поведения, различными для разных социальных групп и ашрам (стадия жизни человека), выполнение которых приносило религиозную заслугу, нарушение же вело к религиозной и социальной деградации. В древнеиндийском обществе особую ценность в связи с этим имел ученый брахман, выполняющий функции воспитания людей в духе неукоснительного следования дхарме, правилам поведения религиозного индуса, кастовым нормам и ритуалу. Этим во многом объясняется как специфика источников права в Древней Индии, среди которых особое место занимали брахманские поучительные произведения — дхармашастры, так и другие особенности традиционного права индусов, пережившего века.

 

Глава 2. Древний Египет

Государство Древнего Египта сложилось в северо-восточной части Африки, в долине, расположенной по нижнему течению реки Нила. Все сельскохозяйственное производство Египта было связано с ежегодными разливами Нила, с очень ранним строительством здесь ирригационных сооружений, на которых и стал впервые использоваться труд рабов-военнопленных. Естественные границы Египта служили защите страны от набегов извне, созданию этнически однородного населения — древних египтян.

Интенсивно развивающееся поливное земледелие способствует социальному расслоению, выделению управленческой верхушки во главе с первосвященниками-жрецами уже в первой половине IV тысячелетия до н. э. Во второй половине этого тысячелетия складываются первые государственные образования — номы, возникшие вследствие объединения вокруг храмов сельских общин для совместного ведения ирригационных работ. Территориальное расположение древних номов, вытянутых вдоль единой водной магистрали, очень рано приводит к их объединению под властью сильнейшего нома, к появлению в Верхнем (Южном) Египте единых царей с признаками деспотической власти над остальными номами. Цари Верхнего Египта к концу IV тысячелетия до н. э. завоевывают весь Египет. Предопределял раннюю централизацию древнеегипетского государства и сам характер хозяйства, связанный с постоянной зависимостью населения от периодических разливов Нила и необходимостью руководства из центра трудом многих людей по преодолению их последствий.

История Древнего Египта делится на ряд периодов: период Раннего царства (3100–2800 гг. до н. э.), или период царствования первых трех династий египетских фараонов; период Древнего, или Старого, царства (около 2800–2250 гг. до н. э.), в который включается время царствования III–IV династии; период Среднего царства (около 2250–1700 гг. до н. э.) — время царствования XI–XII династий; период Нового царства (около 1575–1087 гг. до н. э.) — время царствования XVIII–XX династий египетских фараонов. Периоды между Древним, Средним и Новым царствами были временем хозяйственного и политического упадка Египта. Египет Нового царства — первая в истории мировая империя, огромное разноплеменное государство, созданное путем завоеваний соседних народов. В его состав вошли Нубия, Ливия, Палестина, Сирия и другие богатые естественными ресурсами области. В конце Нового царства Египет приходит в упадок, становится добычей завоевателей, сначала персов, затем римлян, включивших его в состав Римской империи в 30 г. до н. э.

Социальная структура. Для Древнего Египта была характерна крайняя замедленность эволюции социальной структуры, определяющим фактором которой было почти безраздельное господство в экономике государственного царско-храмового хозяйства. В условиях всеобщей вовлеченности населения в государственное хозяйство разница в правовом положении отдельных слоев трудового люда не считалась столь существенной, как в других странах Востока. Она не отражалась даже в терминах, наиболее употребляемым среди которых был термин, обозначающий простолюдина, — мерет. Это понятие не имело четко выраженного правового содержания, как и спорное понятие "слуга царя" — полусвободный, зависимый работник, просуществовавшее во все периоды уникальной и длительной истории Египта.

Основной хозяйственной и общественной ячейкой в Древнем Египте на ранних этапах его развития была сельская община. Закономерный процесс внутриобщинного социального и имущественного расслоения был связан с интенсификацией сельскохозяйственного производства, с ростом прибавочного продукта, который начинает присваивать общинная верхушка, сосредоточившая в своих руках руководящие функции по созданию, содержанию в порядке и расширению ирригационных сооружений. Эти функции впоследствии перешли к централизованному государству.

Процессы социального расслоения древнеегипетского общества особенно усиливаются в конце IV тысячелетия до н. э. когда формируется господствующий социальный слой, в который входили родоплеменная номовая аристократия, жрецы, зажиточные общинники-крестьяне. Этот слой все больше отделяется от основной массы свободных общинников-крестьян, с которых взимается государством рента-налог. Они же привлекаются к принудительному труду по строительству каналов, дамб, дорог и пр. С первых династий Древнему Египту были известны проводимые по всей стране периодические переписи "людей, скота, золота", на основе которых и устанавливались налоги.

Раннее создание единого государства с централизованным в руках фараона земельным фондом, к которому переходят функции управления сложной ирригационной системой, развитие крупного царско-храмового хозяйства способствует фактическому исчезновению общины как самостоятельной единицы, связанной коллективным землепользованием. Она прекращает существование вместе с исчезновением свободных земледельцев, независимых от государственной власти и неподконтрольных ей. Неким подобием общин остаются постоянные сельские поселения, главы которых отвечают за уплату налогов, за бесперебойное функционирование ирригационных сооружений, принудительные работы и пр. Вместе с тем укрепляет свои экономические и политические позиции правящая верхушка, пополняющаяся в основном за счет местной номовой аристократии, чиновничества, складывающегося централизованного административного аппарата и жречества. Ее экономическая мощь растет, в частности, за счет рано сложившейся системы царских пожалований земель и рабов. От времени Древнего царства сохранились царские указы, устанавливающие права и привилегии храмов и храмовых поселений, свидетельства о царских пожалованиях земельных участков аристократии и храмам.

В царских хозяйствах и хозяйствах светской и духовной знати трудились различные категории зависимых подневольных лиц. Сюда входили бесправные рабы-военнопленные или соплеменники, доведенные до рабского состояния, "слуги царя", выполнявшие предписываемую им норму работы под надзором царских надсмотрщиков. Они владели небольшим личным имуществом и получали скудное пропитание из царских складов.

Эксплуатация "слуг царя", оторванных от средств производства, строилась как на внеэкономическом, так и на экономическом принуждении, так как земля, инвентарь, тягловый скот и прочее были собственностью царя. Границы, отделяющие рабов (которых в Египте никогда не было много) от "слуг царя", были выражены нечетко. Рабов в Египте продавали, покупали, передавали по наследству, в дар, но иногда сажали на землю и наделяли имуществом, требуя с них часть урожая. Одной из форм возникновения рабской зависимости стала самопродажа египтян за долги (которая, однако, не поощрялась) и превращение в рабов преступников.

Объединение Египта после переходного периода смут и раздробленности (XXII в. до н. э.) фиванскими номами в границах Среднего царства сопровождалось успешными завоевательными войнами египетских фараонов, развитием торговли с Сирией, Нубией, ростом городов, расширением сельскохозяйственного производства. Это привело, с одной стороны, к росту царско-храмового хозяйства, с другой — к укреплению позиций частного хозяйства вельмож-сановников и храмовых жрецов, органически связанного с первым. Номовая знать, имеющая кроме пожалованных за службу земель ("дом номарха") наследственные земли ("дом отца моего"), стремится превратить свои держания в собственность, прибегая с этой целью к помощи храмовых оракулов, которые могли засвидетельствовать ее наследственный характер.

Рано выявившаяся неэффективность громоздких царских хозяйств, основанных на труде подневольных земледельцев, способствует широкому развитию в это время надельно-арендной формы эксплуатации трудящегося люда. Земля стала отдаваться "слугам царя" в аренду, она обрабатывалась ими в основном своими орудиями в относительно обособленном хозяйстве. При этом выплачивалась рента-налог казне, храму, номарху или вельможе, но по-прежнему выполнялась трудовая повинность в пользу казны.

В Среднем царстве выявляются и другие изменения как в положении правящих кругов, так и низших слоев населения. Все более заметную роль в государстве, наряду с номовой аристократией и жречеством, начинает играть нетитулованное чиновничество.

Из общей массы "слуг царя" выделяются так называемые неджес ("маленькие"), а среди них "сильные неджес". Их появление было связано с развитием частного землевладелия, товарно-денежных отношений, рынком. Не случайно в XVI–XV вв. до н. э. в египетском лексиконе впервые появляется понятие "торговец", а мерилом стоимости при отсутствии денег становится серебро (1 г серебра был равен стоимости 72 литров зерна, а раб стоил 373 г серебра).

Неджес вместе с ремесленниками (особенно таких дефицитных в Египте специальностей, как каменотесы, золотых дел мастера), будучи не столь прочно связаны с царско-храмовым хозяйством, приобретают более высокий статус, продавая часть своей продукции на рынке. Вместе с развитием ремесла, товарно-денежных отношений растут города, в городах возникает даже подобие цехов, объединения ремесленников по специальностям.

Об изменении правового положения состоятельных групп населения свидетельствует и расширение понятия "дом", ранее обозначающее родственно-клановую группу подвластных патеру-вельможе членов семьи, родственников, слуг-рабов и пр. Главой дома мог выступать теперь и неджес.

Сильные неджес вместе с низшими звеньями жречества, мелкого чиновничества, зажиточными ремесленниками в городах составляют средний, переходный слой из мелких производителей к господствующему классу. Растет число частных рабов, усиливается эксплуатация зависимых земледельцев-надельщиков, несущих главные тяготы податного обложения, военной службы в царских войсках. Еще более нищает городская беднота. Это приводит к крайнему обострению социальных противоречий в конце Среднего царства (усилившегося под воздействием вторжения в Египет гиксосов), к крупному восстанию, начавшемуся в среде беднейших слоев свободных египтян, к которым впоследствии присоединились рабы и даже некоторые представители состоятельных земледельцев.

События тех дней описаны в красочном литературном памятнике "Речение Ипувера", из которого следует, что восставшие захватили царя, изгнали сановников-вельмож из их дворцов и заняли их, завладели царскими храмами и храмовыми закромами, разгромили судебную палату, уничтожили книги учета урожаев и пр. "Земля перевернулась, словно гончарный круг", — пишет Ипувер, предостерегая правителей от повторения подобных событий, приведших к периоду междуусобиц. Они длились 80 лет и завершились после многолетней борьбы с завоевателями (в 1560 г. до н. э.) созданием фиванским царем Яхмосом Нового царства.

В результате победоносных войн Египет Нового царства становится первой крупнейшей империей в древнем мире, что не могло не сказаться на дальнейшем усложнении его социальной структуры. Ослабляются позиции номовой родовой аристократии. Яхмос оставляет на местах тех правителей, которые изъявили ему полную покорность, или заменяет их новыми. Благосостояние представителей правящей верхушки отныне прямо зависит от того, какое место они занимают в должностной иерархии, насколько близко стоят к фараону и его двору. Центр тяжести администрации и всей опоры фараона существенно перемещается на нетитулованные слои выходцев из чиновников, воинов, земледельцев и даже приближенных рабов. Дети сильных неджес могли пройти курс обучения в специальных школах, руководимых царскими писцами, и по окончании его получить ту или иную чиновничью должность.

Наряду с неджес в это время появляется и особая категория египетского населения, близкая к нему по положению, обозначаемая термином "немху". В эту категорию включались земледельцы, имеющие свое хозяйство, ремесленники, воины, мелкие чиновники, которые по воле фараоновской администрации могли быть повышены или понижены в своем социально-правовом статусе, в зависимости от потребностей и нужд государства.

Связано это было с созданием по мере централизации в Среднем царстве системы общегосударственного перераспределения рабочей силы. В Новом царстве, в связи с дальнейшим ростом многочисленного имперского, иерархически соподчиненного слоя чиновничества, армии и пр., эта система нашла дальнейшее развитие. Суть ее заключалась в следующем. В Египте систематически проводились переписи, учитывающие население в целях определения налогов, комплектования армии по возрастным категориям: отроки, юноши, мужи, старики. Эти возрастные категории в определенной мере были связаны со своеобразным сословным делением населения, непосредственно занятого в царском хозяйстве Египта, на жрецов, войско, чиновников, мастеров и "простых людей". Своеобразие этого деления заключалось в том, что численный и персональный состав трех первых сословных групп определялся государством в каждом конкретном случае с учетом его потребностей в чиновниках, мастерах и пр. Происходило это в ходе ежегодных смотров, когда формировались штаты той или иной государственной хозяйственной единицы, царского некрополя, ремесленных мастерских.

"Наряд" на постоянную квалифицированную работу, например архитектора, ювелира, художника, относил "простого человека" к категории мастеров, что давало ему право на должностное владение землей и неотчуждаемую частную собственность. До тех пор, пока мастер не переводился в разряд "простых людей", он не был бесправным человеком. Работая в том или ином хозяйственном подразделении по указанию царской администрации, он не мог покинуть его. Все то, что производилось им в урочное время, считалось собственностью фараона, даже его собственная гробница. То, что производилось им во внеурочное время, было его собственностью.

Чиновники, мастера противопоставлялись "простым людям", положение которых мало чем отличалось от положения рабов, их только нельзя было купить или продать как рабов. Эта система распределения рабочей силы мало затрагивала основную массу надельных земледельцев, за счет которых и содержалась эта огромная армия чиновников, военных и мастеров. Периодический учет и распределение на работу основного резерва рабочей силы в Древнем Египте были прямым следствием неразвитости рынка, товарно-денежных отношений, полного поглощения государством египетского общества.

Государственный строй. Древнеегипетское государство было централизованным почти на всех этапах своего развития, за исключением непродолжительных периодов распада. Объединение Египта в конце IV тысячелетия до н. э. под началом единого царя ускорило создание здесь централизованного бюрократического аппарата, который на региональном уровне был организован по древним традиционным номам и представлен правителями-номархами, храмовыми жрецами, вельможами и царскими чиновниками различных рангов.

С помощью этого аппарата, систематически одариваемого центральной властью, происходило дальнейшее укрепление могущества фараона, который начиная с III династии не просто обожествлялся, но считался равным богам. Логическим следствием изменений в египетской теологии становится скрупулезная разработка ритуала поклонения богу-фараону, строительство гигантских пирамид на местах их захоронений. Геродот, посетив Египет в середине V в. до н. э., на основе собранных им преданий и жреческих сообщений о царе IV династии Хуфру (Хеопсе) писал, что работы над сооружением его пирамиды продолжались 40 лет (20 лет на заготовку материалов и 20 лет на само строительство). Привлекались к сооружению пирамиды все египтяне по очереди (на 3 месяца по 100 тыс. человек).

Наибольшего могущества власть фараонов достигает в Новом царстве, когда окончательно утверждается основанная на военной силе и многочисленном бюрократическом аппарате имперская власть центра, полностью подчинившего себе управление обширной территорией.

Приказы фараона неукоснительно соблюдались, он был главным законодателем и судьей, назначал всех высших чиновников. Считалось, что от фараона-бога зависели урожай, справедливость в государстве и его безопасность. Всякий социальный протест против царя — преступление против религии. Фараону, как носителю высшей государственной власти, принадлежало верховное право на земельный фонд. Он мог жаловать землю вместе с государственными рабами знати, чиновникам, жрецам, мастерам. Жаловал он и титулы.

Власть фараона уже в Древнем царстве передавалась по наследству (по крайней мере во времена царствования той или иной династии). Но династии, как известно, часто менялись, некоторые фараоны царствовали, особенно в период смут, три-четыре года, что находило оправдание в египетской теологии, в представлениях египтян о власти. Согласно этим представлениям божественности фараона было недостаточно, чтобы родить нового фараона-бога. В единственного родившегося ребенка вместе с семенем отца-бога должен войти бог, божественное царственное начало. В противном случае все другие дети фараона были бы ипостасью бога-творца, а при множестве жен и наложниц у фараонов их было бы чересчур много.

Египетские фараоны обычно имели главную жену, египтянку, которой по традиции становились их родные или единокровные сестры, и несколько второстепенных жен и наложниц. Дети от всех этих жен могли претендовать на престол, но принцип первородства был при этом традиционно решающим.

Царственное богосыновство как уникальное качество правящего монарха не передавалось непосредственно по наследству. Оно могло быть передано, "войти" в любую женщину, которая, даже никогда не видя царя, способна была произвести нового бога-фараона.

Эти представления и служили признанию нового ненаследственного фараона, легитимации власти новой правящей династии, которые, как свидетельствует длительная история Древнего Египта, могли основываться и одним из многочисленных номархов или главных жрецов храмов.

При всей широте полномочий фараона его власть нельзя рассматривать как личную, произвольную. Политическая стабильность единого государства Египта, неприкосновенность трона зависели от того, насколько успешно фараон служил интересам господствующих социальных слоев, особенно военной и жреческой верхушки. Власть фараонов сдерживалась и религиозно-моральными нормами справедливости (маат), следование которым считалось особой заслугой царя-бога. Аменхотеп III (1491–1424 гг. до н. э.), например, в своих надписях указывал, что он всегда "соблюдал закон", т. е. установленный в Египте правопорядок.

В главе 125 "Книги мертвых", обширном произведении, составленном в эпоху Нового царства на основе более ранних жреческих записей (которые клались в гробницу при погребении царей и сановников в качестве своего рода путеводителя для мертвеца на том свете), одна из заповедей-клятв гласила: "Я не чинил людям зла, я не нанес ущерб скоту. Я не совершал греха в месте истины, я не творил дурного". "Речение Ипувера", как и другое литературное произведение древности "Пророчество Неферти", содержит предостережение в адрес правителей, нерадение и ошибки в управлении которых могут привести к краху государства, его гибели, "когда Нил иссыхает, а женщины не рожают".

Все эти тексты свидетельствуют о двойственном представлении египтян о носителях власти. Фараон не только Бог, но и человек, который умирает как все, впадает в грехи, приходит к "Суду вечности", обремененный хорошими или дурными делами, и может быть осужден.

Природа фараона-человека слабая, смертная, подверженная страданиям, всяческим напастям, только соединившись с природой божественной, оказывается способной к выполнению исключительной сверхъестественной роли, в которой египтяне видели залог их благополучия не только на земле, но и при вхождении в посмертное бытие. В этом свете можно по-иному взглянуть и на само понятие "восточная деспотия", и на массовое участие египтян в строительстве пирамид, которое стимулировалось, видимо, не одним насилием, приказом.

Двойственность представлений египтян о власти отражалась и в особенностях управленческого аппарата древнеегипетского государства, который, несмотря на свою многочисленность, был слабо дифференцирован. Почти все чиновники Египта были одновременно связаны с хозяйственной, военной, судебной и религиозной деятельностью. Причем если со временем прямая связь царских чиновников с деятельностью тех или иных хозяйственных подразделений возрастала, то их роль в религиозной сфере падала. В Новом царстве религиозные функции сосредоточиваются в руках замкнутой касты жрецов, противостоящей в ряде случаев царским чиновникам. Все больше усиливается роль армии, воинских начальников в сфере хозяйственного управления.

На всех этапах развития Египта особая роль в управлении государством принадлежала царскому двору. О развитии функций государственного аппарата могут свидетельствовать изменения полномочий первого помощника фараона — джати. Джати сначала жрец города — резиденции правителя. Он вместе с тем начальник царского двора, ведающий придворным церемониалом, канцелярией фараона: Полномочия джати со временем выходят за рамки управления царским двором, царским хозяйством. В Новом царстве джати осуществляет контроль за всем управлением в стране, в центре и на местах, распоряжается земельным фондом, всей системой водоснабжения. В его руках — высшая военная власть. Он контролирует набор войска, строительство пограничных крепостей, командует флотом и пр. Ему принадлежат и высшие судебные функции. Он рассматривает жалобы, поступающие к фараону, ежедневно докладывает ему о наиболее важных событиях в государстве, непосредственно следит за выполнением полученных от фараона указаний.

Должность джати обычно исполнял один из царевичей или иных близких родственников фараона; при некоторых династиях, например V и VI, — какой-либо из высокопоставленных сановников-вельмож из знатных фамилий, что было свидетельством ослабления центральной власти в это время.

Под непосредственным контролем джати находились главы специализированных управлений: "начальник дома оружия", руководивший военным ведомством, отвечавший за вооружение, за снабжение армии, строительство крепостей и пр., "заведующий тем, что дает небо, производит земля и приносит Нил" — хранитель государственных амбаров и складов, "начальник работ", отвечавший за крупное строительство и пр.

Слабая дифференциация отдельных звеньев управленческого аппарата, их неразрывная связь с религиозно-хозяйственной деятельностью в Древнем Египте определили существование здесь особых групп лиц, получивших при XVIII династии название "послушных призыву". Каждая из этих групп не была однородной ни с сословной, ни с классовой точек зрения. В одну из этих групп могли входить лишь крупные сановники, придворные фараона, в другую — вместе со свободными и рабы, в третью — только рабы. Эти группы лиц занимали определенное место и в производстве, и в управлении древнеегипетским обществом.

"Послушные призыву" — это те, кто мог непосредственно выслушать и должен был выполнить приказ своего господина. Одно и то же лицо могло иметь "послушных призыву" и состоять в группе "послушных призыву" своего господина, начальника высшего ранга.

В системе органов управления особую роль играла группа "больших послушных призыву царя" — придворных, крупных вельмож, государственных деятелей, телохранителей царя. Часть своих управленческих функций представители этой группы могли передавать своим "послушным призыву". Они зачастую совмещали ряд должностей, получая за каждую из них особое должностное земельное владение. "Большие послушные призыву царя" возглавляли все высшие ведомства в государстве, в которых служили их "послушные призыву".

Так, например, особо многочисленную группу составляли работники "белых домов", центров по переработке, хранению и распределению продуктов сельского хозяйства и ремесла, дома "царских сокровищ" — своеобразного налогового ведомства. Древние надписи говорят о "начальнике послушных призыву дома его величества", ведавшего, видимо, дворцовым хозяйством, о "начальнике послушных призыву, сопровождающих его величество", о "начальнике послушных призыву местоприбывания царя", т. е. собственно дворцовых слуг и пр.

Особую группу "послушных призыву богов" составляли работники храмовых хозяйств, поминальных храмов умерших египетских фараонов. Их деятельность возглавлялась особыми начальниками. Весь этот сложный комплекс служб, хозяйственных подразделений так или иначе был связан с тремя главными отраслями управления, с тремя главными ведомствами (военным, налоговым и ведомством общественных работ), выражались ли эти работы в строительстве ирригационных сооружений или царских гробниц.

Местное управление. Древнее царство — это объединение небольших сельских общин, во главе которых стояли общинные старосты и общинные советы — джаджаты. Общинные советы в Древнем царстве, состоящие из представителей зажиточного крестьянства, были органами судебной, хозяйственной и административной власти на местах. Они регистрировали акты передачи земли, наблюдали за состоянием сети искусственного орошения, за развитием земледелия. Но впоследствии общинные советы полностью теряют свое значение, а общинные старосты превращаются в чиновников централизованного государственного аппарата.

Номархи — представители небольших государств, созданных на базе старых общин, а затем отдельных областей централизованного государства, со временем также теряют свою самостоятельность. Еще в Среднем царстве номархи, обладающие различным объемом полномочий в зависимости от своего богатства, силы и влияния при дворе, могли возглавлять местное ополчение, выступать жрецами местных богов и руководителями храмовых хозяйств. В Новом царстве номовая администрация целиком подчиняется центру, назначавшему в каждый ном особого царского чиновника, при котором были секретарь-писец и административная палата.

Центральной фигурой разветвленного административно-командного аппарата в Древнем Египте на всех этапах его развития была фигура писца-канцеляриста. Их готовили в специальных школах, они ведали многочисленными приходно-расходными книгами, два раза в год составляли кадастр всех земель в стране, переписывали население, его имущество и пр.

Страна делилась не только на области, но и на два больших округа — Южный и Северный Египет, во главе которых стояли царские наместники. Такое административное деление, соответствующее древнему делению Египта на Верхнее и Нижнее царства, определяло и особые титулы фараона, сохранившиеся и в поздней истории страны, — "владыка двух стран", "царь Нижнего и Верхнего Египта".

Армия. В Древнем царстве не существовало регулярной армии. Армия создавалась из ополченцев по всей стране на случай проведения военных операций, преследующих, как правило, грабительские цели захвата рабов, скота, другого имущества. Участие в таких военных походах было прибыльным делом, так как воины принимали непосредственное участие в дележе военной добычи, большая часть которой отдавалась фараону. В мирное время ополченцы занимались своим хозяйством. Во главе военных отрядов выступал или сам фараон, или назначенный им сановник. Кадрового офицерства не было.

В период раздробленности военная сила из ополченцев находилась в распоряжении местных номархов. Уже в Среднем царстве организация военного дела была достаточно высокой, ею непосредственно занимался джати, следивший за набором армии, командующий военно-торговым флотом. В это же время появляется кадровое офицерство, пополняющее специальные формирования "спутников царя", выполняющих особо важные военные поручения фараона. Рано в Египте стала формироваться и царская гвардия, личная охрана царя.

В XVIII в. до н. э. гиксосы в ходе завоевания Египта приводят с собой лошадей. С этого времени в египетской армии наряду с пехотой появляется конница и боевые колесницы.

В Новом царстве после разгрома гиксосов в связи с активизацией военной политики создается постоянная боеспособная армия из земледельцев-египтян, мелких и средних горожан, которые были на полном содержании фараона.

Расширение границ государства за счет соседних территорий потребовало строительства пограничных крепостей, опорных охранных пунктов, флота, а вместе с тем увеличения регулярной армии, создаваемой в ходе периодически проводимой переписи населения и переписи военных наборов из юношей-новобранцев (неферу). Помимо новобранцев в армии начали входить и отряды наемников, завербованных среди нубийцев и др.

Растет число офицеров, повышается их роль в государстве и социальный престиж. Воины за особые заслуги награждаются земельными наделами и пр. Командный состав армии в связи с общей военизацией государственного аппарата наделяется функциями гражданских чиновников, руководит сооружением оросительных каналов. Воинским начальникам экспедиционных отрядов еще в Древнем Египте передавались функции управления захваченными территориями. Непрекращающийся рост числа наемников из иноземцев в конце Нового царства ослабляет египетскую армию, а вместе с тем и военное могущество империи.

Армия сначала выполняла полицейские функции, а в эпоху Нового царства эти функции стали выполнять специальные полицейские отряды, призванные нести охрану столицы, каналов, зернохранилищ, храмов.

Суд. Суд на всех этапах исторического развития Древнего Египта не был отделен от администрации. В Древнем царстве функции местного суда сосредоточиваются в основном в общинных органах самоуправления, которые разрешают споры о земле и воде, регулируют семейные и наследственные отношения. В номах царскими судьями выступали номархи, носившие титулы "жрецов богини истины". Высшие надзорные функции над деятельностью чиновников — царских судей осуществлял сам фараон или джати, который мог пересмотреть решение любого суда, возбудить судебное преследование против должностных лиц. Джати непосредственно подчинялся "начальник шести великих домов", возглавлявший судебное ведомство и отвечающий за судопроизводство по всей стране. В Новом царстве джати подчинялась и верховная судебная коллегия из 30 судей. Фараон мог назначить чрезвычайную судебную коллегию из его доверенных лиц для рассмотрения тайных дел, связанных с государственными преступниками, заговорами против него. Определенные судебные функции имели и храмы. Решение жреца-оракула, имевшего огромный религиозный авторитет, не могло быть оспорено царским чиновником. В Египте были своеобразные тюрьмы, представляющие собой административные и хозяйственные поселения преступников и специально привлеченных к работе в них "царских людей". Их деятельность осуществлялась в тесной связи с "ведомством поставщика людей" — царского бюро, занятого распределением различных категорий бесправного населения: преступников, рабов-иноземцев и других — на тяжелые принудительные работы.

 

Глава 3. Древние государства Месопотамии

Еще в IV тысячелетии до н. э. в южной части Двуречья, между Тигром и Евфратом начало развиваться земледелие, связанное с проведением ирригационных работ.

Первые города-государства стали возникать здесь в конце IV — начале III тысячелетия до н. э. на месте постоянных поселений земледельцев, разросшихся общин или группы общин, в центре которых были храмовые комплексы, посвященные тому или иному божеству. При этом жрецы храма во главе с верховным жрецом выполняли простейшие функции управления.

Рост сельскохозяйственного и ремесленного производства способствовал укреплению месопотамских городов, росту их населения. Во второй трети III тысячелетия до н. э. в городах-протогосударствах Урук, Киш, Ур, Лагаш население достигало нескольких тысяч человек. Здесь четко наметились социальные различия, выделилась родовая аристократия, обладающая большими участками земли. Во многих крупных хозяйствах родовой аристократии стал все шире применяться рабский труд.

В III тысячелетии до н. э. складывается и царско-храмовое хозяйство за счет отделения храмовых земель от общинных. Общинные земледельцы отныне не участвуют как ранее в обработке храмовых земель, а уплачивает ренту-налог в храмовую казну, земли же храмов обрабатываются различными категориями зависимого люда, рабами. Это, однако, не освобождает общинников от общественных работ, строительства дорог, ирригационных сооружений и пр. Вместе с усложнением управленческих функций в городах растет административный аппарат, состоящий из лиц, занимающихся учетом земель, храмовым хозяйством, культом, общественными работами. Вырастая из органов общинного управления, этот аппарат выполняет новую социальную роль. Он становится аппаратом города-государства, осуществляющим многообразные управленческие функции по отношению к другим общинам-селениям.

Возникновение городов-государств вместе с набирающими силу процессами социального расслоения затронули прежде всего две племенные группы, населяющие южное Двуречье: шумеров и аккадян. К концу III тысячелетия до н. э. населявшие Двуречье различные племенные группы окончательно слились, но сохранились названия основных его частей — Шумера на юге и Аккада на севере. Первым центром шумерской цивилизации был Урук. Самым древним из городов аккадян-семитов был Аккад. Жители Урука, например, поклонялись богу неба Ану, храм в честь которого был не только административным центром, но и центром ремесла, рано развивавшейся торговли, общественным складом для страховых нужд и пр.

На социально-экономическое и политическое развитие Двуречья оказало большое влияние то обстоятельство, что города-государства возникали здесь как близко расположенные локальные центры, окруженные полуоседлым и кочевым людом, ино-культурными племенами. От постоянных переселений и набегов соседних племен зависело не только политическое значение того или иного города, но и само его существование.

Раннединастийный период шумерской истории был эпохой ожесточенной борьбы соседних городов-государств за политическую гегемонию, а их правителей — за упрочение и расширение своей власти за счет покорения соседей.

В XXVIII–XXVII вв. до н. э. возвышается город Киш, правители которого первыми приняли титул лугаля ("большой человек", "господин"). Затем успех перешел к Уруку, имя его правителя Гильгамеша, подчинившего Лагаш, Ниппур и пр., впоследствии вошло в легенду и оказалось в центре шумерского эпоса.

В XXV в. верховенство перешло к правителям — лугалям Ура, религиозным и культурным центром которого был Ниппур, а затем на рубеже XXV–XXIV вв. — к правителям Лагаша, среди которых особую известность приобрели Лугальянда и его противник Уруингина. Если первый, стремясь к укреплению своей власти, к централизации страны, вызвал резкое недовольство населения, вылившееся в восстание против разрушения старых общинных порядков, злоупотреблений властью, то второй вошел в историю как реформатор, стремившийся облегчить положение бедняков, уменьшить поборы с разоряющегося населения и пр.

Последующее недолгое возвышение правителя Уммы Лугаль-загеси сменяется в конце XXIV в. до н. э. гегемонией семитского Аккада во главе с Саргоном Аккадским, ставшим правителем большого государства, включавшего многие бывшие города-государства.

Аккад, расположенный на берегу Евфрата, при Саргоне стал центром первого политического объединения северной и южной частей Двуречья. Создав обширную централизованную аккадско-шумерскую державу, Саргон принял титул "царя Шумера и Аккада", ""царя четырех стран света".

Последовавшие затем нашествия горных племен, не затухающая борьба отдельных месопотамских городов за гегемонию приводили к смене политических центров, к возникновению новых правящих династий и царств, среди которых следует отметить новошумерскую династию Ура (III династия Ура), объединившую Двуречье в границах обширного шумерского государства в XXII–XX вв. до н. э.

Правители III династии Ура управляли своими владениями с помощью хорошо организованной профессиональной армии, создавали царские суды, первые судебники (Судебник Ур-Намму) и пр. Это относительно централизованное государство-гегемония, единство которого скреплялось главным образом военной силой его правителей, раздиравшееся внутренними усобицами, прекратило свое существование под ударами эламитов в 2007 г. до н. э.

Крупнейшим и важнейшим по своему политическому влиянию в регионе стало с конца XIX в. до н. э. Древневавилонское царство, трехсотлетнее существование которого (1894–1595 гг. до н. э.) составило особую эпоху в истории Двуречья. Вавилон, достигший своего социально-экономического и политического расцвета при царе Хаммурапи (1792–1750 гг. до н. э.), объединивший на новых административно-территориальных организационных основах (путем создания административных областей и округов, управляемых царскими сановниками) огромные территории от Персидского залива до Сирии, предстает в качестве государства-империи, идеологической базой которой стал культ единого бога, "царя над богами" — Мардука.

Вавилон неоднократно подвергался нашествию горных племен, разрушался, но каждый раз восставал из руин. Он переживает новый временный подъем в эпоху Нововавилонского царства в VII–VI вв. до н. э., а в III в. до н. э. фактически прекращает свое существование.

Картина развития месопотамского общества была бы неполной без упоминания о другой крупнейшей древневосточной державе — Ассирии, судьба которой тесно переплеталась в древности с Вавилоном.

Место Ассирии в истории древнего мира, политическое значение среднеассирийского царства (XV–XI вв. до н. э.) определялось его важной ролью в экономике всей Ближней Азии, благодаря крайне выгодному географическому положению на торговых, караванных путях, связывающих государства этого региона.

Большое число социальных, экономических, политических структур, религия, равно как и письменность, были заимствованы Ассирией у Вавилона. А правовые институты Вавилона, представленные знаменитыми Законами царя Хаммурапи (XVIII в. до н. э.), и Ассирии — Законами Среднеассирийского царства (XII в. до н. э.) (законы царя Хаммурапи — далее ЗХ, Среднеассирийские законы — далее САЗ), дают благодатную возможность выявить целый ряд особых черт вавилоно-ассирийской региональной цивилизации древности, ее государства и права.

Правовой статус основных групп населения. Социальная структура месопотамского общества отличалась сложностью, которая была связана с многоукладным характером экономики, с незавершенностью процессов образования классов, с ранним и относительно высоким уровнем развития товарно-денежных отношений, развивавшихся главным образом в царско-храмовом хозяйстве и не затронувших в значительной мере общинного производства.

Наиболее четкие социальные границы проводились в праве между рабовладельцами и рабами. Самые первые законодательные источники (например, Законы Ур-Намму) содержат статьи о вознаграждении за возвращение "человеку" (господину) его беглого раба (2 сикли серебра). Между тем рабский труд не преобладал ни в одной из отраслей производства Месопотамии. Он был одним из типов принудительного труда. Наряду с рабами в самую эксплуатируемую часть населения входили другие подневольные лица, лишенные собственности на средства производства.

Не было здесь и античных понятий "свобода" или противопоставления "свободный — раб", которое заменялось противопоставлением "господин — раб". "Господин" выступал в качестве полноправного члена месопотамского общества, обладателя подвластных ему рабов, зависимых членов семьи, вещей, за нанесение вреда которым возмещение (компенсация) полагалось лично ему. Характерно, что такие содержащиеся в самых ранних законах правонарушения, как посягательство на чужую жену и чужого раба, были тесно связаны. Существовало и такое понятие, как "отпущенный", т. е. освобожденный от тех или иных обязанностей и связанной с ними личной зависимостью человек.

Граница социально-экономических различий четко проходила между господствующей верхушкой, не принимавшей участия в производительном труде, состоящей из высших царских и храмовых чиновников во главе с самим царем, купцов, ростовщиков и пр., а также общинников-земледельцев, ведущих самостоятельное мелкое хозяйство, не эксплуатирующих, как правило, чужого труда. Они и составляли самую значительную по количеству и роли в общественном производстве часть населения. Производимый свободными крестьянами прибавочный продукт путем взимания налогов и принудительной трудовой повинности присваивался правящей эксплуататорской верхушкой.

Имущественное расслоение общины, разорение мелких производителей-крестьян способствовали широкому развитию аренды земли, личного найма. Разорившиеся общинники-земледельцы поглощались царским и храмовым хозяйством, пополняя ряды рабов и зависимых арендаторов.

Право Месопотамии закрепляло широкую палитру форм личной зависимости. Например, зависимость раба от господина отличалась от зависимости незамужней дочери от отца, имевшего право продать ее в рабство, или сына от отца, который в Вавилоне, например, не только не мог продать сына в рабство, но и беспричинно лишить его наследства.

Распространенной формой личной зависимости была и долговая кабала, которая при определенных условиях приводила человека в рабство, например, в случаях, когда сын должника передавался храму, или при продаже за границу.

Но должник, отрабатывающий свой долг кредитору, не был рабом. Об этом свидетельствуют те статьи ЗХ, которые ограничивают срок отработки долга тремя годами, по их истечении должник освобождался из дома кредитора (ЗХ, 117). Смерть от дурного обращения заложенного за долги сына должника в доме кредитора влекла за собой смерть сына кредитора (ЗХ, 116). Не мог безоговорочно распоряжаться человеком, отданным в залог, и кредитор по САЗ. Он не имел права продать в жены отданную ему в залог девушку без разрешения ее отца, не мог подвергать телесному наказанию заложенного человека. Лишь при неуплате долга, когда должник переходил в собственность кредитора, он мог безнаказанно избивать его и даже продавать в рабство за пределы Ассирии.

В САЗ нашел отражение своеобразный институт "оживления", заключающийся в принятии обеспеченной семьей "на прокорм" члена голодающей семьи, обычно девушки. Принявшая девушку семья пользовалась ее трудом, распоряжалась ее судьбой, "продавала" замуж и пр. Фактически "оживление" превратилось в распространенную форму продажи детей свободными родителями.

Регулирующие, контрольные рычаги государства сдерживали развитие частнособственнических отношений, а вместе с тем и развитие рабовладения. Стремление поддержать статус основного населения, свободного общинника нашло отражение в самых ранних правовых актах государств Месопотамии, например, в законах из Эшнуны (начало II тысячелетия до н. э.), которые в целях ограничения богатеющего собственника, в стремлении не дать ему в обиду разорившегося строго определяли цену наемного труда, размер ростовщического процента и пр. О защите традиционных прав и имущества свободных вавилонян, особенно когда они находились под угрозой, свидетельствует и широко распространенная практика издания царских указов (мишарум), например, об освобождении бедняков от долгов.

Характерно, что право здесь оговаривает не столько бесправие раба (это была норма для иноплеменника), сколько те или иные ограничения его прав. Дворцовый раб или раб мушкенума по ЗХ могли взять, например, в жены свободную женщину, дети от которой признавались свободными (ст. 175). Дети, рожденные от свободного и рабыни, были также свободны, даже если они не были признаны отцом. Рабыня, родившая детей свободному, не могла быть продана "за серебро" (ст. 171). Свободные дети раба наследовали половину его имущества, другая шла хозяину (ст. 176).

В Нововавилонском же царстве нашли отражение специфические формы рабской зависимости, связанные с прогрессом товарно-денежных отношений. Раб в это время все чаще стал выступать в качестве земледельца-арендатора, наделенного хозяйственной самостоятельностью. Некоторые рабы имели право не только вести свое хозяйство как свободные, иметь семью, но и владеть землями, домами, иногда значительным движимым имуществом, брать и давать ссуды другим рабам и свободным, продавать и покупать рабов и нанимать для работы рабов и свободных. За ними признавалось, в отличие от старовавилонских времен, право выступать в суде в качестве истцов, ответчиков, свидетелей. Однако, несмотря на это, раб оставался в жесткой зависимости от своего господина, обязанным выплачивать ему своеобразный ежемесячный оброк.

В соответствии со строгой системой социальных ролей, отводимых в традиционном обществе каждому человеку, неравенство разделяло и свободных жителей Месопотамии. Эта система определяла не только правовой статус индивида, отмеченный, как правило, тем или иным внешним знаком, но и правила его поведения, манеру одеваться и пр. Выход за рамки своей социальной роли и даже присвоение чужого знака влекли за собой наказание. Так, по САЗ жестоко каралась блудница, покрывшая голову как порядочная женщина; по ЗХ — цирюльник, сбривший с раба его знак рабства, и пр.

В праве Вавилона выделялись две группы свободных. Первая — авилумы ("человек", "сын человека"), вторая — мушкенумы, лица более низкого социального статуса ("падающие ниц", т. е. бившие челом", обращающиеся к царю с просьбой о принятии на службу). Зависимость мушкенумов, видимо, и определялась, тем, что они не были потомками "своих" и не имели корней в общине. Мушкенум был царским служилым человеком низшей категории. Высшие царские служащие относились к авилумам, так как наряду с большими служебными наделами они владели общинной землей. Различия между этими социальными группами особенно ярко проявились в нормах права, касающихся охраны жизни, здоровья, чести их самих и членов их семей.

В некоторых случаях мушкенумы пользовались особой правовой защитой. Например, кража их имущества по ЗХ каралась как кража из дворца, а их рабы, как уже говорилось, обладали некоторыми преимуществами перед рабами частных лиц.

Для торговли зерном, приобретения так недостающих здесь полезных ископаемых, металла, а также камня, леса и пр. еще общины Шумера и Аккада стали посылать в длительные путешествия своих торговых агентов. Торговые пути, шедшие через Ассирию, связывали Вавилон с Сирией, Малой Азией, Арменией и др. Очень рано в связи с этим в праве Месопотамии сложилось понятие тамкар — ростовщик, кредитор, торговец, человек, связанный с торговой, ростовщической деятельностью дворца. По ЗХ царской властью на тамкаров накладывались не только обязанности по отчислению в царскую казну части свои доходов, но и другие обязанности: например, выкуп пленного воина с последующим возмещением затрат самим воином, его общиной или храмом.

Будучи зависимыми, тамкары между тем пользовались широкой свободой финансово-торговой деятельности, совершали крупные торговые сделки, объединяли капиталы, создавали торговые организации. Правовая практика Вавилона I тыс. до н. э. знает торговые объединения, банковские дома, которые вели крупные денежные операции, скупали и продавали землю, кредитовали освоение новых земель и т. д.

Зависимообязанным было и ремесленное производство, развивающееся главным образом в царском хозяйстве. Царскими надсмотрщиками контролировалось не только ремесленное производство, но и сбыт продукции. В Нововавилонском царстве практиковалось обучение рабов квалифицированному ремеслу. Но представители таких важнейших ремесел, как кузнецы, плотники, пивовары, обладали той или иной степенью самостоятельности, создавали профессиональные объединения и пр. По ЗХ, например, особой защите подлежали права отца-усыновителя, обучившего приемного сына своему ремеслу (ст. 188).

Большей независимостью пользовались организации некоторых "ученых" профессий, таких, например, как специалисты по "изгнанию духов", предсказатели будущего, врачи, писцы. Жречество в Вавилоне не сложилось в оформленное сословие, в административном совете храма были представлены как жрецы, так и царские чиновники, должности жрецов продавались.

Государственный строй. В Месопотамии наиболее ранней формой государственной организации были города-государства. Следует, однако, иметь в виду условность различий между некоторыми городскими и сельскими общинами, так как горожане также занимались земледелием и пользовались всеми правами членов общины. Не случайно и город и село по-аккадски имели одно название — ур.

Во главе первых месопотамских городов-государств стоял правитель-царь, который носил название энси ("возглавляющий род", "закладывающий храм") или лугалъ ("большой человек", "хозяин", "господин"). В городах созывались общинные собрания и советы старейшин. Эти общинные органы не только избирали и в некоторых случаях низвергали правителей, но и определяли объем их полномочий, наделяя большими или меньшими правами в военной и законодательной областях. Лугаль, видимо, и отличался от энси большими военными полномочиями. Самим общинным собраниям принадлежали законодательные, финансовые (право установления цен, всякого рода сборов), судебные функции и функции по поддержанию общественного порядка.

Правитель города являлся главой общинного культа, ведал ирригационным, храмовым и другим общественным строительством, предводительствовал войском, председательствовал в совете старейшин или в народном собрании.

Усиление царской власти при Саргоне и его преемниках, продолжающееся при царях III династии Ура, чему способствовали победоносные войны этих правителей, было закономерным явлением. Оно было продиктовано необходимостью объединения общин, централизованного и рационального использования ирригационно-водного хозяйства. Отсюда возникает и новый вид правителя лугаля-гегемона, власть которого выходила за рамки отдельного города и в силу этого не ограничивалась общинными органами. Власть правителей стала приобретать наследственный характер, а административный аппарат и сам царь — олицетворять единство обширных территорий. Местные энси были низведены до положения чиновников, царю была подчинена храмовая администрация.

Усилению централизаторских тенденций способствовало представление о божественном характере власти, ниспосланной якобы царям небесами. Все цари династии Ура, кроме первого, Ур-Намму, писали свои имена рядом с именем Бог, в силу якобы своей избранности, наделенности особой царственностью богами, что возвышало их над всеми людьми. Царственность воплощалась в особых атрибутах царской власти — одежде, диадеме, жезле и пр.

Наибольшей степени концентрации царская власть достигла в Древневавилонском царстве, в котором складывается одна из разновидностей восточной монархии. Хаммурапи пользовался формально неограниченными законодательными полномочиями. Он выступал главой большого управленческого аппарата. Об этом свидетельствуют сохранившиеся до наших дней около 60 приказов Хаммурапи царским наместникам в городах и отдельных областях, а также военачальникам, послам: о смещении и назначении чиновников, проведении переписи населения, строительстве каналов, взыскании налогов.

Как и в других древневосточных государствах, в руках царя сосредоточивались обширные хозяйственные функции: руководство ирригационным хозяйством, строительство храмов, регулирование цен на товары, ставок вознаграждения ремесленникам, врачам, строителям. При Хаммурапи купцы были превращены в царских агентов. С широким развитием ростовщичества была связана деятельность особых царских чиновников, государственных контролеров.

Страна была разделена на области, находящиеся под управлением царских чиновников шакканаккум, ответственных за сбор налогов, за поддержание порядка и за созыв ополчения, а также контролировавших назначаемых глав общин — рабианум.

Однако власть древневавилонских царей нельзя безоговорочно назвать деспотической. И во времена Хаммурапи продолжали существовать общинные органы управления, советы старейшин, общинные сходки. Их полномочия были значительно урезаны, но они сохраняли ряд административных, финансовых и судебных функций, а также функций по поддержанию общественного порядка (управляли общинной землей, разрешали совместно с представителями царской власти спорные вопросы между общинниками и держателями наделов от царя, распределяли налоги и определяли размеры сборов и пр.).

Некоторые самые древние и важные города в Вавилонии (Ниппур, Сиппар, Вавилон) могли иметь особый юридический статус, поскольку рассматривались как находящиеся под защитой местного божества. Жители этих городов могли освобождаться от налогов, трудовой повинности, военной службы.

Вавилонские цари, видимо, не смогли сломить в полной мере сопротивление некоторых сельских общин и племен. Судя по Законам Хаммурапи, они хорошо знали опасность "неподавимых смут, мятежей, ведущих к гибели". В интересах политической стабильности цари вынуждены были предоставлять ряд привилегий (освобождать от налогов и военной службы, трудовых повинностей) не только своим слугам, крупным землевладельцам, но и некоторым вождям племен, храмам. Их привилегии записывались на каменных монументах — кудурру ("пограничный камень").

Отношения между центральной властью и храмами были также сложны и противоречивы. Храмы, опираясь на собственное крупное землевладение и значительное число зависимых от них лиц, стремились к экономической независимости. Лишь при Хаммурапи храмы почти полностью были подчинены в административном и хозяйственном отношении царю, который назначал в них жрецов и администраторов, требовал отчета о хозяйственной деятельности.

Хаммурапи назывался "богом царей, знающим мудрость", "сердцем Вавилона", "возлюбленным богини Иштар", но не был самим божеством и даже верховным жрецом. Царь, например, мог войти в храм только во время празднования Нового года, здесь ежегодно повторялся обряд коронации, принятия им из рук бога Мардука царской власти. Междуцарствием считались годы, когда этого не происходило. Коронация делала правителя-человека в Вавилоне способным царствовать, но не делала его Богом. Царь мог быть и низведен до состояния обычного человека, лишиться царственности в силу крайней опасности того дела, за которое он брался. Только в его добрых, справедливых делах, служении и почитании богов, поддержке храмов было его спасение. Великий, благодаря своей власти, в сравнении с подвластными ему народами, царь из-за своей человеческой природы, согласно месопотамской теологии, оставался лишь подданным по отношению к природе и олицетворяющим ее богам.

Судебное устройство. В старовавилонском обществе до Хаммурапи ведущее место в отправлении правосудия принадлежало храмовым и общинным судам. В качестве судебного органа выступали советы храмов, общинные собрания или специально выделяемая ими коллегия общинных судов. Рано упоминаются в источниках и царские суды. Так, еще в шумерском городе-государстве Лагаше существовал особый верховный судья — один из крупных сановников правителя.

Усиление царской власти привело к ограничению судебных полномочий общин и храмов. В общинах коллегиальные суды по-прежнему состояли из членов совета старейшин, но руководить ими стали рабианумы. Этим судам не были подсудны царские люди, они не могли рассматривать дела, касающиеся царского имущества. Царские суды при Хаммурапи были введены во всех больших городах, они рассматривали главным образом дела царских людей. Но царь не выступал ни высшей кассационной, ни апелляционной инстанцией. Он имел право помилования в случае вынесения смертного приговора. Ему приносили жалобы на судебную волокиту, на злоупотребления судей, на отказ в правосудии. Жалобы передавались царем для решения соответствующим административным или судебным органам: общинным или царским. Здесь вообще не было судебных инстанций, всякое судебное решение было в принципе окончательным. Царские наместники почти повсеместно могли осуществлять вызов в суд, арест и розыск преступников.

Наряду с профессиональными царскими судьями, как свидетельствуют источники, существовали особые судебные должности глашатаев, полицейских или судебных исполнителей, судебных гонцов и писцов. Не потеряли полностью судебных полномочий и храмы. Им принадлежала важная роль в принятии клятв, в засвидетельствовании законности сделок, в процедуре ордалий — "божьего суда", который считался важным средством установления истины.

В Вавилоне судебные решения в сознании людей издавна связывались с представлениями о справедливости. Богиня справедливости Китту считалась дочерью всемогущего бога Солнца Шамаша, ей посвящались специальные храмы. Однако вавилонские судьи нередко злоупотребляли своим положением. Об этом свидетельствует, в частности, ст. 5 Законов Хаммурапи, предусматривающая наказание для судьи, изменившего свое решение после того, как оно было записано в специальном документе на глиняной табличке с печатью. Характерно, что такой провинившийся судья должен был быть "поднят со своего судейского кресла" и лишен права отправлять правосудие не царем, а общинным собранием.

В нововавилонском обществе в храмовый совет, осуществляющий судебные функции, включались представители народных собраний городов, на территории которых находились святилища.

Армия. Усилению царской власти в шумерских городах-государствах способствовало наличие у их правителей определенной военной силы, которая первоначально состояла из лиц, зависимых от храма или от его правителя лично. Создание постоянной армии, противопоставление ее общинному ополчению было важным свидетельством усиления царской власти.

Превращению Саргона во властителя могучего государства в значительной мере способствовало постоянное войско, которое он создал из малоземельных земледельцев-общинников, получающих дополнительный надел за свою службу из царских земель. Саргон сам утверждал, что у него была постоянная армия, насчитывающая 5400 воинов.

При Хаммурапи происходит окончательный отрыв постоянной армии от общинного землевладения. Воин (редум, баирум) получает надел царской земли, обеспечивающий не только его, но и его семью. Воинские наделы полностью исключались из оборота, всякая сделка относительно земли воина считалась ничтожной. Даже попав в плен, воин сохранял право на земельный надел, на часть участка сохранялось право его малолетнего сына (ст. 27–29). Если воин ради избавления от службы бросал надел, он не терял права на него в течение года при условии возвращения к своим обязанностям.

В целях укрепления боеспособности, дисциплины в армии Законы Хаммурапи предписывали жестоко карать воинов, нарушивших царский приказ о выступлении в поход, а также воинских начальников — декум и лубуттум, использовавших в своих целях имущество солдата или отдавших его внаем. Служба воина считалось "вечной". В отличие от Вавилона в Ассирии, если воин был достаточно зажиточен, он мог выставить вместо себя заместителя из числа бедняков. Он давал при этом обязательство снабжать продовольствием своего заместителя с условием, что его семья будет на него работать. Эта система "заместительства" свидетельствовала о глубоко зашедшем разорении земледельцев в Ассирии.

Профессиональные воины выполняли полицейские функции в Вавилоне. Не потеряло между тем окончательного значения и общинное ополчение, созываемое во время крупных военных походов. Помимо лучников и тяжеловооруженной пехоты в армии особое место занимали отряды колесниц. Древневавилонские источники, например, сообщают о том, что их командиры за воинские доблести вознаграждались царем землями, освобождались от налогов и несения других повинностей.

 

Глава 4. Древняя Индия

Одна из самых древних цивилизаций в мире сложилась более четырех тысяч лет тому назад в долине Инда, с центрами в Хараппе и Махенджо-Даро. Археологические раскопки дали возможность установить, что еще в III тысячелетии до н. э. здесь существовали крупные города — центры ремесленного производства, развитое земледелие, торговля, имущественное расслоение населения.

Наука, к сожалению, располагает скудными историческими сведениями по этому периоду истории Древней Индии. Полнее представлены исторические свидетельства по так называемому ведическому периоду (вторая половина II тысячелетия до н. э. — середина I тысячелетия до н. э.), когда углубляется социальное расслоение и складывается государственность в долине Ганга, чему способствует продолжающееся ряд столетий волнообразное проникновение на территорию Индии с северо-запада индо-арийских племен, консолидировавшихся где-то на рубеже III–II тысячелетия до н. э. в районах Причерноморья и Прикаспия. Долина Ганга к началу проникновения ариев (XIV–XIII вв. до н. э.) была заселена этническими общностями мундов и дравидов, которые были либо оттеснены к югу, либо ассимилированы ариями, носителями более высокой материальной и духовной культуры. До нас дошли относящиеся к этому периоду литературные памятники религиозного содержания — веды, ставшие позже священными книгами индусов, а также произведения народного эпоса.

Хараппская культура долины Инда, существовавшая несколько веков раньше индо-арийской, не оказала существенного воздействия на исторические судьбы народов долины Ганга, с которыми и связано возникновение одной из самобытных, сохранивших до настоящего времени свои культурные ценности цивилизаций Востока.

Наиболее многочисленные и разнообразные исторические сведения (при их общей бедности и ограниченной научной ценности) относятся к следующему, так называемому магадхо-маурийскому периоду (вторая половина I тысячелетия до н. э. — до I в. н. э.), периоду складывания и существования самого крупного не только в Древней Индии, но и на всем Древнем Востоке государственного образования — империи Маурьев (IV в. до н. э. — II в. до н. э.) Среди литературных памятников этого периода особое место занимает древнеиндийский политический трактат Артхашастра, приписываемый Каутилье, советнику основателя империи Маурьев Чандрагупте, а также целый ряд религиозно-ритуальных и правовых брахманских компиляций — дхармасутр и дхармашастр, в частности наиболее известная дхармашастра, получившая название "Законы Ману" (II в. до н. э. — II в. н. э.).

Правовое положение отдельных групп населения. Правовые памятники дают яркую картину сословно-кастового деления древнего общества Индии, которое приобрело здесь наиболее законченные формы.

Процесс социального расслоения древнеиндийского общества начался в недрах разрозненных племенных общин. В результате разложения родоплеменных отношений выдвигались более сильные и влиятельные роды, которые сосредоточивали в своих руках общественные функции управления, военной охраны, жреческие обязанности. Это привело к развитию социального и имущественного неравенства, рабовладения, к превращению племенной верхушки в родовую аристократию. Способствовали развитию социального неравенства и войны, в ходе которых возникали отношения зависимости, подчинения между отдельными племенами и общинами.

Социальное расслоение в Древней Индии привело, однако, не к формированию классов (рабовладельцев и рабов), а к возникновению особых сословных групп — варн: брахманов (священнослужителей, жрецов), кшатриев (воинов, правителей), вайшиев (земледельцев, ремесленников) и шудр (слуг). Первое упоминание о брахманах, кшатриях, вайшиях и шудрах содержится в самом раннем произведении ведической литературы — Ригведе. В более поздних ведах указывается на наследственный характер религиозной и военно-управленческой деятельности брахманов и кшатриев.

Формированию варны жреческой верхушки брахманов способствовала монополизация ими на определенном этапе исторического развития отправления религиозных церемоний, знание ведических гимнов. Особая воинская верхушка, военная аристократия — кшатрии начала складываться в процессе завоевания ариями речных долин Северной Индии. В эту категорию первоначально входили только арии, но в ходе ассимиляции завоеванных племен варна кшатриев пополнялась и местными вождями, главами сильных родовых групп, на что, в частности, указывает существование в Древней Индии особой категории "вратья-кшатриев", т. е. кшатриев по обету, а не по рождению.

Название третьей варны "вайшии" произошло от слова "виш" — народ, племя, поселение. Это основная масса трудового люда, земледельцев и ремесленников. Обособлению кшатриев среди своих соплеменников — вайшиев-простолюдинов способствовали представления, что кшатрии — полновластные распорядители богатства, приобретаемого войной, в том числе и рабов-военнопленных.

В основе этой первой, трехчленной дифференциации древнеиндийского общества лежало разделение труда, та глубокая социально действенная ступень разделения, когда труд физический отделялся от умственного, материальный от духовного, производительный от управленческого. В таком разделении труда уже были заложены основы социально-экономического неравенства, эксплуатации родовой аристократией простого народа.

По мере консолидации высших варн — брахманов и кшатриев складывался особый порядок регулярных отчислений от сельскохозяйственного продукта доли, получившей название боли (налог). Налог шел на содержание брахманов и кшатриев. Он все время возрастал, став со временем своеобразной формой государственной эксплуатации рядовых общинников-крестьян.

С формированием самой многочисленной и эксплуатируемой варны шудр связаны процессы завоевания аборигенных племен, но не меньшую роль играло и развитие социального неравенства внутри самого арийского общества; разряд шудр пополнялся представителями не только коренного населения, но и беднейшей части арийской общины, тех ее членов, которые отрабатывали долги, находились в услужении, попадали в зависимость, иногда и в рабскую.

В Законах Ману (VIII, 415) указаны семь разрядов рабов (а соответственно и семь источников рабства): захваченный под знаменем (военный плен), раб за содержание, рожденный в доме, купленный, подаренный, доставшийся по наследству, и раб в силу наказания. Право хозяина распоряжаться жизнью и смертью раба было общепризнанным в Древней Индии. Раб был неправоспособен, заключенные им сделки считались недействительными (VIII, 163 и др.). Рабов продавали, уплачивая при этом пошлину, равную 20–25 % их цены, как при продаже других товаров, сдавали внаем, закладывали и пр. Потомство рабыни считалось собственностью хозяина (IX, 48, 54–55).

В дхармашастрах в одних случаях проводятся различия между рабами и шудрами, между рабами и лицами, находящимися в услужении, в других — эти различия отсутствуют. Слово "даса" в Законах Ману (X, 32) одновременно обозначает и раба, и лицо, находящееся в услужении. Связано это было с тем, что рабство в Древней Индии было одной из форм зависимости, но далеко не единственной. Здесь широко были представлены многочисленные переходные социальные формы, промежуточные социальные состояния (от свободных, но неполноправных беднейших слоев населения — к рабам).

Дхармашастры закрепляют четкие религиозно-правовые границы между брахманами, кшатриями, вайшиями и шудрами, основанные на многочисленных религиозно-ритуальных ограничениях, запретах, предписаниях. Шудры устраняются, например, от участия в жертвоприношениях, ритуалах — "самскарах", за исключением самскары брака. За каждой варной строго закрепляется наследственный круг занятий. Изучение священных книг — привилегия брахманов, кшатриев и вайшиев, которые получают название дважды рожденных (в отличие от шудр — единожды рожденных). Второе рождение и было связано с ритуалом особого посвящения в связи с началом изучения священных книг. Целые главы дхарма-шастр посвящены жесткой регламентации поведения людей, их общения друг с другом, с представителями так называемых неприкасаемых каст(на определенном этапе развития древнеиндийского общества по мере углубления процесса разделения труда, неравенства стали складываться новое, кастовое деление, кастами становились обособленные группы лиц с наследственным характером их деятельности, складывающиеся по профессиональному, родовому, религиозному и другим признакам. Кастовое деление в Индии существует и в настоящее время наряду с традиционным делением на четыре варны), стоящих вне варн индийского общества, ритуалам "очищения" от "загрязнения" при таком общении и пр. Тяжесть наказания за совершение тех или иных преступлений определяется в дхармашастрах в строгом соответствии с принадлежностью к той или иной варне.

Закрепляемые правом границы варн чаще всего отражали фактическое положение индивида в системе общественного производства и распределения, непосредственно связанного с его отношением к собственности на землю: государственной и общинной. Это и дает основания говорить с определенной долей условности о варнах как о сословиях-классах.

Формированию государственных земель способствовали арийские завоевания, войны. Одна часть земель завоеванных племен по мере укрепления государственной власти и расширения государственной территории непосредственно переходила в царские владения (сита), судя по Артхашастре здесь применялся труд рабов и зависимых арендаторов; другая — очень рано стала передаваться знати, лицам управленческого аппарата в виде служилых временных пожалований, в "кормление". Они приобретали право сбора налогов с общин, целых областей, деревень одного или нескольких домохозяйств.

С государственной собственностью на землю была связана эксплуатация общинников-крестьян господствующей правящей верхушкой, состоящей из лиц управленческого аппарата, царских чиновников, военачальников и пр., осуществляемая путем взимания ренты-налога. Другая система эксплуатации существовала в рамках самих полуавтономных изолированных общин с присущим им органическим соединением земледелия и ремесла. Общинная верхушка эксплуатировала труд рабов и других неполноправных жителей общины.

Владельческие права общин в Индии отличались исключительной прочностью. Община имела почти неограниченное право распоряжения общинной землей: продавать, сдавать в аренду, дарить ее, особенно храмам. В общинной собственности были пастбища, ирригационные сооружения, дороги. Коллективно ответственная за сбор ренты-налога община в лице своей управляющей верхушки получала часть поборов с общинников-крестьян в свою пользу.

Общинное землевладение сосуществовало с частным крестьянским землевладением или землевладением большой семьи, которое также было связано с широкими правомочиями — продажей, сдачей в аренду, дарением земли. Основное ограничение землевладения свободного общинника-крестьянина выражалось в обязанности платить налог в пользу государства и частных лиц, если государство передавало им свои права.

Полноправный общинник-землевладелец, чаще всего вайший, сам мог быть эксплуататором. В хозяйствах богатых общинников трудились безземельные наемные работники, представители "неприкасаемых" каст, которые в основном и создавали прибавочный продукт, присваиваемый различными категориями эксплуататоров, рабы. Рабский труд, однако, не был преобладающим в Древней Индии даже в царском хозяйстве. В наиболее распространенном мелконатуральном хозяйстве общинника в использовании труда рабов не было нужды. Невелико было число рабов и в ремесле.

Усиление имущественной дифференциации во второй половине I тысячелетия до н. э. все чаще стало проявляться в расхождении варнового статуса и фактически занимаемого человеком места в обществе. В Законах Ману можно найти упоминание о брахманах, пасущих скот, брахманах-ремесленниках, актерах, слугах, к которым предписывается относиться "как к шудрам".

В маурийский период к кшатриям, сосредоточившим в своих руках военную, политическую и экономическую власть, стали относить в основном тех, кто принадлежал непосредственно к царскому роду и к категории привилегированных наемных воинов. Расцвет городов и расширение торговли вызвали появление зажиточной торгово-ремесленной верхушки среди вайшиев, включающей крупных купцов, ростовщиков, преуспевающих ремесленников. Они объединялись в корпорации, выполняли роль торговых агентов царя, сборщиков налогов и пошлин.

В буддийской и джайнистской литературе древности описывается высокое положение богатых купцов, которые, вопреки предписаниям дхармашастр, причислялись к варне кшатриев, пользовались большой властью, в том числе и в суде. Затронуло имущественное расслоение и варну шудр. Об этом свидетельствуют Законы Ману (X, 129): "Шудра не должен накапливать богатство, даже имея возможность (сделать это), так как шудра, приобретая богатство, притесняет брахманов". О неоднородности варны шудр свидетельствует и то, что к шудрам по мере усиления кастового деления стали относить отверженные, "неприкасаемые" касты париев, выполняющих самую унизительную работу. В Законах Ману упоминаются лица, "презренные даже для отверженных" (X, 39).

Таким образом, внутри каждой варны развивалось социальное неравенство, деление на эксплуатируемых и эксплуататоров, но кастовые, общинные, большесемейные границы, скрепленные правом, религией, сдерживали их слияние в единую классовую общность. Это и создавало особую пестроту сословно-классовой социальной структуры Древней Индии.

Государственный строй. Примитивные государственные образования складывались в Древней Индии в I тысячелетии до н. э. на основе отдельных племен или союза племен в форме так называемых племенных государств. Они представляли собой небольшие государственные образования, в которых племенные органы перерастали в органы государственного управления. Это были монархии, в которых главенствующую роль играли брахманы, или олигархические кшатрийские республики, в которых политическое господство осуществлялось непосредственно военной силой кшатриев.

Правители первых государственных образований (протогосударств) раджи выполняли простейшие функции управления, обеспечивали внешнюю безопасность, вершили суд, распоряжались как военачальники фондом земель, наделяя землей храмы, брахманов, знать, собирали ренту-налог.

В некоторых государственных образованиях власть раджи была выборной, лишь со временем утвердился наследственный принцип получения царственности. При выборных монархах вся полнота власти сосредотачивалась в руках совета старейшин. По мере укрепления власти правителя, формирования административных органов совет старейшин теряет свои былые полномочия, превращается в совещательный орган при монархе — паришад. Но зависимость правителей от брахманской ученой верхушки и военной кшатрийской аристократии, как и соперничество между представителями правящих варн, была неизменной.

Примерно в IX–VIII в. до н. э. в Древней Индии на базе старых племенных государств, растущих вместе с развитием ремесла и торговли городских центров, складываются первые более или менее крупные государства, которые ведут между собой непрекращающиеся войны, истощая друг друга. Эти государства, кроме воспетых в древнеиндийских эпических сказаниях войн, не оставили заметного следа в индийской истории.

С этого времени и ведет свое начало традиция слабых и кратковременных государственных образований, возникающих, возвышающихся и быстро приходящих в упадок, как и невостребованность централизации, сильной государственной власти, ставшая характерной чертой древнеиндийской цивилизации.

Данная цивилизационная особенность Древней Индии связана с рядом исторических причин, главнейшие из которых заключались в варново-кастовом строе и крепости общинной организации. Жесткая варново-кастовая система с раз и навсегда определенным местом человека в ней, с кастовым конформизмом, неукоснительным следованием, соблюдением религиозно-нравственных установок поведения человека была своеобразной альтернативой принудительного характера государственной власти. Бесспорно, способствовала этому замкнутость, автономность индийской общины с ее натуральным хозяйством, с патриархально-патронажными межкастовыми взаимосвязями земледельческой части общины с ее ремесленниками, слугами, получившая название "джаджмани". Самодостаточная устойчивость и одновременная адаптивность, вариабельность индийской общины сделали ее в определенном смысле внеисторичной (система внутриобщинных, межкастовых экономических взаимосвязей "джаджмани", консервирующая относительно высокую степень застойности социальной жизни в индийской деревне, продолжает существовать в отдаленных от городов и индустриальных центров районах в современной Индии).

Дальнейшие процессы политической консолидации, ускоренные внешней угрозой, привели в V в. к возникновению относительно сильных древнеиндийских государств Кошалы и Магадхи, соперничество между которыми привело в IV в. до н. э. к победе Магадхи, занимающей выгодные географические, стратегические и торговые позиции в северо-восточной части страны. Упрочение позиций новой правящей династии в Магадхе после разгрома ставленника Александра Македонского привело к созданию обширной империи Маурьев.

Империя Маурьев достигла наивысшего расцвета в III в. до н. э. в период правления Ашоки, когда в Индии складывается относительно централизованная восточная монархия. Ее границы простирались от Кашмира и Гималаев на севере до Майсура на юге, от областей современного Афганистана на западе до Бенгальского залива на востоке.

Империя складывалась не только в результате войн, покорения ряда племен и народов, установления вассальных отношений между Магадхой и отдельными княжествами, но и в результате так называемого морального завоевания — распространения религиозно-культурного влияния развитых областей северо-восточной Индии на другие части страны. Относительная централизация в империи держалась не только на военной силе Маурьев, но и на проводимой ими гибкой политике объединения страны. В пестрый состав империи был включен ряд полуавтономных государств, сохранивших свои органы управления, обычаи. Это вассальные княжества, обязанные Маурьям выплатой дани и военной помощью, республиканские государства-общины, ганы и сангхи, которые, по свидетельству Артхашастры, "в силу своей сплоченности неодолимы для других", родоплеменные объединения.

В империи Маурьев — сложном политическом образовании — не прекращалась борьба двух тенденций: к установлению единодержавного правления и к сепаратизму, раздробленности. Последняя, в конечном счете, во II в. до н. э. побеждает. В силу этого нельзя преувеличивать ни централизации, ни бюрократизации государства, несмотря на картину "идеального" всеохватывающего правления, нарисованную в Артхашастре.

Центральный административно-военный аппарат в Индии был относительно слаб по сравнению с другими государствами Древнего Востока, что было тесно связано с сохранением важной роли в государстве органов общинного самоуправления. Все это дает основания утверждать, что в монархических государствах Индии в периоды значительного их усиления, как, например, в империи Маурьев, власть древнеиндийских царей не была деспотической в прямом смысле этого слова. Она сдерживалась не только самоизоляцией общин, но и положением в государстве господствующей наследственной знати, установившимися традиционными религиозно-этическими нормами. Религия, в частности, исключала законодательные функции индийских царей, утверждала незыблемость и неизменность норм права, заключенных якобы в ведах. Веды же должны были толковаться только мудрецами-брахманами. Эта традиция была поколеблена лишь при Ашоке, когда правительственный указ стал включаться в число источников права.

Индусская политико-религиозная концепция "богоугодного царя" (девараджи) предписывала ему выполнение особой дхармы (обязанностей). Одна из главных обязанностей — охрана подданных (Законы Ману, VII, 2–3). "Защищая" народ, царь мог заставить его платить налог — бали (VII, 80 и др.). Наряду с основным налогом, рассматриваемым как плата царю за охрану подданных, существовали другие многочисленные поборы в пользу центральной власти: торговые пошлины, "приношения плодов" и пр. О широте налоговых полномочий древнеиндийских царей, которые могли по своему усмотрению увеличивать налоговую ставку, свидетельствуют содержащиеся во всех дхармашастрах безуспешные призывы к царям соблюдать умеренность в сборе налогов (VII, 128, 129 и др.).

Царю вверялось также осуществление правосудия с помощью опытных брахманов (VIII, 1, 10). Он считался опекуном всех малолетних, больных, вдов (VIII, 27, 28), должен был возглавлять борьбу со стихийными бедствиями, голодом. Важнейшей функцией царей была организация публичных работ, освоение и заселение царских земель (Артхашастра, II, 1, 2), строительство ирригационных сооружений.

Согласно религиозным воззрениям, как и во всех странах Древнего Востока, царская власть обожествлялась. Однако древнеиндийские государства, в том числе и государство Маурьев, нельзя рассматривать как теократические монархии. Ашока называл себя не богом, а "милым богам". В Законах Ману (VII, 8) обожествляется скорее царская власть, а не царь-человек, который может быть "глупым, жадным, необразованным" (VII, 30), "приверженным к порокам" (VII, 46). Лишь свободная воля индийских царей давала им, согласно дхармашастрам, возможность реализовать заключенные в них божественные начала, и тогда все подданные процветали, если были верны царю, если следовали за ним. Но та же самая воля позволяла царю уклоняться от выполнения своей дхармы, следовать греховным человеческим целям, что вело к гибели и его самого, и управляемый им народ. "От отсутствия смирения погибали многие цари вместе с достоянием, — предостерегали Законы Ману (7, 10), — благодаря смирению даже отшельники наследовали царство". Царю-человеку предписывается почитать брахманов, знающих веды (VII, 37), поступать по их совету.

Царь являлся главой административного аппарата. От него зависели назначения должностных лиц и контроль за их деятельностью (VII, 54–63, 81). Все царские чиновники, согласно Артхаша-стре, делились на группы центрального и местного управления. Особое место занимали советники царя — высшие сановники (мантрины, махаматры). Из советников царя состоял и совещательный коллегиальный орган — мантрипаришад, своеобразный пережиток органов племенной демократии. Членство в мантрипаришаде не было четко установлено, наряду с сановниками в него иногда приглашались представители городов. Этот орган сохранял некоторую независимость, но лишь по ряду второстепенных вопросов мог принимать самостоятельные решения.

Сохранение государственного единства требовало твердого государственного управления. Маурьи в период централизации пытались держать все нити управления в своих руках, опираясь на различные категории чиновников, составляющих разветвленную сеть органов исполнительного и судебного аппарата.

Специальная группа царских чиновников была связана, например, с организацией управления царским хозяйством, с деятельностью по пополнению царской казны. Артхашастра упоминает чиновников, призванных надзирать за царскими пастбищами, за гаванями, за судоходством, ведавших морской торговлей, судостроением и пр. С регулированием экономической жизни страны была связана деятельность специальных категорий чиновников (адхъякша), среди которых важное место занимали чиновники финансового ведомства, ведавшие сбором налогов, государственной казной. Эти чиновники, согласно Законам Ману, должны были обладать "честностью, умом и твердостью" (VII, 60). Выделялась также особая группа чиновников, следившая за снабжением армии. В зависимости от рода своей деятельности они подчинялись или главному сборщику налогов, или главному казначею, или главнокомандующему армией (сенапати). Среди других высших чиновников особое место занимали главный судья, юридический советник царя и советник царя по делам культа, воспитатель его сыновей, верховный придворный жрец (пурохита).

Наряду с назначением чиновников царской властью существовала практика передачи чиновничьих должностей по наследству, чему способствовала кастовая система. Для придания должной эффективности государственному аппарату Маурьи создали сеть контрольных, надзорных должностей, инспектирующих чиновников — шпионов, царских тайных агентов, которых царь "принимал и днем и ночью" (Артхашастра, I, 19).

Местное управление. Особой сложностью в империи Маурьев отличалось административное деление и связанная с ним система местного управления.

Лишь часть территории империи находилась под непосредственным управлением царя и его двора. Самой крупной административной единицей была провинция. Среди них выделялись пять наиболее крупных провинций, управляемых царевичами, и пограничные провинции, управляемые другими членами царской семьи. В функции правителя провинции входила защита ее территорий, охрана порядка, сбор налогов, обеспечение строительных работ.

Менее крупной административной единицей был округ, возглавляемый окружным начальником, "думающим о всех делах", в его обязанности входил контроль над сельской администрацией. Он получал доход "с города" (ЗМ, VII, 119).

Артхашастра (II, 1) выделяет четыре вида сельских областей, состоящих из 800, 400, 200 и 10 селений, и соответствующих им в органах местного управления управителей. Характерно, что жалованье давалось управителю начиная с 10 деревень. Это свидетельствует о том, что староста деревни-общины, "главный житель" деревни (грамика) не был царским чиновником. В обязанности старосты входили сбор налогов, наблюдение за порядком в общине и пр. Наиболее важные вопросы внутриобщинной жизни — ирригация, отправление общинных культов, охрана от разбойников и прочие — решались на общинных сходках. В решении вопросов, связанных с продажей земли, границами земельных участков, важная роль принадлежала общинному совету старейшин.

Суд. В Древней Индии существовали две системы судов — царские и внутриобщинные.

Высшей судебной инстанцией был суд, в котором участвовал сам царь "вместе с брахманами и опытными советниками" или замещающая его судебная коллегия (сабаа), состоящая из назначенного царем брахмана, "окруженного тремя судьями" (ЗМ, VIII, 10). Толковать в суде нормы права, дхармы мог брахман, в крайнем случае кшатрий или вайший (VIII, 21). Как высшему судье царю принадлежало право ежегодно объявлять амнистии.

Судя по Артхашастре (III, 1), во всех административных единицах, начиная с 10 деревень, должна была назначаться судебная коллегия из трех судейских чинов. Кроме того, специальные судьи разбирали уголовные дела, осуществляли "надзор за ворами". Особенно большая ответственность в борьбе с преступлениями лежала на городских властях, которые с помощью своих агентов проводили обыски, задерживали неизвестных, устраивали облавы в мастерских, кабаках, игорных домах. Большинство дел рассматривалось общинными кастовыми судами. Неофициальные кастовые суды сохранились в Индии до настоящего времени.

Армия. Армия играла огромную роль в государствах Древней Индии. Войны и грабеж других народов рассматривались как важный источник процветания государства. Почитался царь — мужественный воин, добывающий силой "то, что он не имеет" (ЗМ, VII, 101). Царю переходила и большая часть награбленного имущества, в частности земля, оружие, золото, серебро; остальное подлежало дележу среди солдат (VII, 97).

Армия комплектовалась из наследственных воинов, наемников, воинов, поставляемых отдельными объединениями, в частности торговыми гильдиями, зависимыми союзниками, вассалами. Армия была кастовой. В основном лишь кшатрии могли носить оружие, другие "дважды рожденные" могли браться за оружие лишь тогда, когда для них "наступает время бедствий" (VIII, 348).

Армия выполняла и функции охраны общественного порядка. Она бдительно должна была стоять на защите государственной целостности. Воинские отряды помещались в связи с этим среди "двух, трех, пяти, а также сотен деревень" (VII, 114).

 

Глава 5. Древний Китай

История Древнего Китая обычно делится на ряд периодов, обозначаемых в исторической литературе по имени царствующих династий: период Шан (Инь) (XV–XI вв. до н. э.), период Чжоу(XI–III вв. до н. э.). В период Чжоу выделяются особые периоды:

Чуньцю (VIII–V вв. до н. э.) и Чжаньго — "борющихся царств" (V–III вв. до н. э.), последний завершился созданием централизованных империй в периоды Цинь и Хань (III в. до н. э. — III в. н. э.).

Первые очаги цивилизации городского типа в Древнем Китае начали возникать во II тысячелетии до н. э. в долине реки Хуанхэ на базе перешедших к оседлому земледелию родовых групп иньских племен. В иньском Китае вследствие разложения родоплеменных связей, прогрессирующего разделения труда выделяется управляющий слой родовой аристократии: правитель-ван и его приближенные, родственники, сановники, племенные вожди и рядовые соплеменники, а также чужаки-иноплеменники, превращаемые, как правило, в рабов.

Создание первоначального примитивного государственного образования в Шан (Инь) было связано с необходимостью организации производства, орошения земель, предотвращения пагубных последствий разлива рек, защиты территорий. Это выразилось, во-первых, в превращении племенного вождя в обожествляемого правителя иньского царства — вана, обладавшего значительной властью, во-вторых, в образовании административного аппарата, состоящего из многочисленных управителей, военачальников, жрецов и прочих, противостоящих массе общинников. В эпоху Инь утверждается верховная собственность царя-вана на землю, этому способствовали представления о ване как о земном божестве.

Социальное и политическое развитие народов всего бассейна реки Хуанхэ было значительно ускорено завоеванием царства Инь в конце XII в. до н. э. пришедшими с запада чжоусскими племенами, которые установили господство над населением всего Северного Китая, над множеством разрозненных родоплеменных коллективов, находящихся на различных стадиях разложения родовых отношений. Чжоусский ван был поставлен перед необходимостью организации управления огромной территорией. С этой целью он передал завоеванные земли в наследственные владения своим родственникам и приближенным, которые вместе с землей получали и соответствующие титулы.

Первоначально власть титулованных владельцев уделов сдерживалась силой центральной власти. Однако в VIII в. до н. э. удельные правители, бывшие верные подданные вана, начинают приобретать фактически полную независимость. Власть вана ограничивается пределами его владения-домена. Становясь местными царьками, удельные правители сами начинают жаловать земли за службу, обрастая своими вассалами, своим аппаратом управления. Таким образом, в чжоусском Китае господствует раздробленность с характерной ей междуусобицей, приводящей к захвату то одним, то другим местным царством позиций гегемона, к поглощению им более мелких царств.

Долголетние непрерывные войны привели к экономическому упадку, к разрушению ирригационных сооружений и, наконец, к осознанию необходимости мира, сближения народов Китая. Выражением новых настроений стали проповедники конфуцианской религии, призывающие к объединению страны "без пристрастия и уничтожения людей". Несмотря на войны, в период Чжаньго усиливаются экономические и культурные контакты различных районов и народов, что приводит к их сближению, к "собиранию" земель вокруг семи крупных китайских царств.

В истории Древнего Китая V в. до н. э. был во многих отношениях переломным. В это время зарождается действие тех факторов, которые приводят к объединению царств в единую империю, где господствующей политической идеологией и стало конфуцианство. Благодаря внедрению железных орудий труда происходит резкий подъем экономики. Освоение новых земель, улучшение ирригационных сооружений, рост сельскохозяйственного и ремесленного производства способствуют развитию товарно-денежных отношений, складыванию рынка, выделению купечества. В этих условиях происходит интенсивное разложение общинной и утверждение частной собственности на землю, создание крупного частного землевладения.

Все это приводит к тому, что в последние века до н. э. в Китае проявляется противоборство двух тенденций в развитии общества. С одной стороны, развивается крупная частная собственность на землю, основанная на эксплуатации крестьян-арендаторов, наемных работников, рабов; с другой — формируется широкий слой податного крестьянства, непосредственно подчиненного государству. Это были два возможных пути развития: 1) через победу крупной частной собственности на землю — путь раздробленности, междуусобиц; 2) через упрочение государственной собственности на землю и создание единого централизованного государства. Утверждается второй путь, носителем которого выступает царство Цинь. В 221 году до н. э. оно победоносно закончило борьбу за объединение страны.

Основы социальных порядков, государственная машина, созданные в циньском Китае, оказались столь приспособленными к нуждам империи, что они без всяких изменений были перенесены в Хань. Став традиционными, они фактически сохранились в императорском Китае до буржуазной революции 1911–1913 гг.

Сословно-классовое деление в Древнем Китае. В шаньско-иньском (XV–XII вв. до н. э.) и раннечжоусском (XI-Х вв. до н. э.) переходном от общинно-родового к классовому обществу Китае складывающиеся сословно-классовые границы проходили между тремя социальными слоями: а) привилегированной правящей родовой аристократией, состоящей из верховного правителя, его родственников и приближенных, местных правителей с их родственниками и приближенными, а также из глав родовых и большесемейных (клановых) объединений; б) свободными крестьянами-общинниками; в) бесправными рабами, которые находились в услужении у представителей знати.

Правящая знать жила за счет эксплуатации не только рабов, но и общинников-крестьян, присвоения их прибавочного продукта.

Этому соответствовала система "общественных полей", при которой 1/9 часть общинной земли обрабатывалась сообща общинниками, а урожай с "общественных земель" в виде ренты-налога шел на содержание правителя и знати, а также на государственные и общественные нужды.

В связи с дальнейшим развитием государственного аппарата, усложнением управленческих функций в чжоусском Китае формируется еще одно привилегированное сословие — чиновников различных рангов, существующих за счет той же ренты-налога, получаемой в форме "кормления" с определенных общин, территорий.

Разложение общинной собственности на землю, присвоение общинной земли (особенно "общественных полей") знатью, верхушкой чиновничества приводит в VI, V вв. до н. э. к росту как крупного, так и мелкокрестьянского частного землевладения, а вместе с тем и к увеличению числа безземельных и малоземельных крестьян, которые становятся, как правило, арендаторами-издольщиками на частновладельческих и государственных землях.

Вместе с исчезновением "общественных полей" рента-налог в форме отработок на "общественных полях" была заменена налогом продуктами соответственно количеству земли, находящейся у отдельных семей. Впервые налог с количества обрабатываемой земли, закрепленной за отдельными хозяйствами, был введен в царстве Лу в 594 году до н. э.

Несмотря на качественный перелом в экономике в это время, процесс образования классов в Древнем Китае шел медленно. Основная эксплуатируемая масса населения не была однородной ни с классовой, ни с сословной точек зрения. В нее входили работники, лишенные полностью или в значительной мере собственности на землю и на другие средства производства; арендаторы-издольщики из свободных безземельных и малоземельных крестьян, рабы, наемные работники.

Эксплуататорский социальный слой был также неоднороден. Он состоял из титулованной знати, из ранжированного чиновничества и из незнатных крупных землевладельцев и купцов. Выделялся еще один социальный слой, более однородный в классовом отношении, слой непривилегированных свободных мелких производителей, собственников средств производства — крестьян и ремесленников. Они находились под тяжким бременем налоговой эксплуатации.

Различия между тремя вышеуказанными общественными слоями находили выражение и в праве. "Благородные" противопоставлялись законом и традицией как "подлым" (бесправным рабам, крепостным, оброчным невольникам), так и "простонародью" (свободному крестьянству, ремесленникам).

Рост крупного землевладения, сопровождаемого массовым обезземеливанием общинников-крестьян, подтачивал основы традиционной системы эксплуатации податного крестьянства. Катастрофическое сокращение числа налогоплательщиков вынуждало государство с помощью реформ ограждать их от разорения. В 119 году до н. э., например, ханьский император Уди издает указ о конфискации у крупных землевладельцев (купцов и ростовщиков) частных земель и рабов. Им вводится большой налог на крупные состояния. Еще более радикальная попытка ограничить рост крупного землевладения была предпринята императором Ван Маном в 9 году до н. э. Он попытался провести перераспределение земельного фонда. Вся земля была объявлена императорской собственностью, запрещалась ее купля-продажа. Однако этот запрет был снят под давлением крупных собственников ровно через три года.

Реформы и в дальнейшем способствовали установлению определенного равновесия государственного и частного землевладения.

Государственный строй. Деспотические черты правления стали складываться еще в иньском Китае, где сначала не существовало строгого порядка престолонаследия — наследовали братья, сыновья, племянники. В конце Инь престол стал передаваться старшему сыну. В это время складывался и административный аппарат, в котором чиновники из поколения в поколение занимали одни и те же должности, передаваемые по наследству, однако с соизволения вана.

В раннечжоусском Китае власть и личность вана окончательно сакрализуется. Он носит титул "сына Неба", который "управляется Небом", его называют "отцом и матерью" своих подданных. Ван — первосвященник.

Центром управления в чжоусском Китае был двор вана. Дворцовая система управления замыкала на дворце всю деятельность по обслуживанию самого вана и по управлению государственными делами. Близко к вану стоял цзай — управитель, который вместе с подчиненными ему чиновниками был глашатаем воли вана внутри дворца, ведал дворцовыми ремесленниками, следил за храмами предков вана и пр. Особое место при дворе занимали шаньфу (стольники), обслуживающие личные нужды вана, выполняющие универсальную и особо доверительную работу по выполнению его различных административных и военных поручений. Ряд должностей был связан с функциями контроля над государственной хозяйственной деятельностью. Леса, воды, пастбища, например, были объектом забот особых чиновников, подчиненных "надзирателю земель".

По образцу двора вана строилось управление и в автономных уделах. Администрация в уделах возглавлялась удельными правителями — чжухоу, они опирались на советников и помощников. Правителей уделов собирал ван для обсуждения вопросов о "наказаниях, о ритуале, о справедливости". В VII–VI вв. до н. э. чжухоу, вышедшие из подчинения вана, стали заключать на своих съездах "клятвенные договоры" между собой, ставшие основной формой их взаимоотношений.

В циньско-ханьском Китае складываются централизованные деспотические империи. Победу централизации в Древнем Китае можно объяснить рядом причин, в частности этнической, духовной, культурной общностью населения Китая. Не последнюю роль сыграло и осознание наиболее дальновидными представителями правящих слоев Китая необходимости объединения, прекращения междуусобной борьбы "всех против всех". Эти стремления выразились в распространении в эпоху Чжаньго идеологии логистов (легисты (законники) — сторонники сильного бюрократического государства, строгих, обязательных для всех законов, лежащих в основе государственного управления).

"Власть — это то, чем располагает лишь правитель", — писал Шан Ян, один из идеологов легизма и государственный деятель Циньской империи. Деятельность легистов, отстаивающих в качестве главных интересы правителя, государства, казны, была ответом на развитие частной земельной собственности, угрожавшей традиционной системе эксплуатации податного крестьянства.

Шан Ян в IV в. до н. э. провел серию реформ, которые привели к централизации царства Цинь и его последующему усилению, завершившемуся созданием Циньской империи. На основании этих реформ была разрешена свободная купля-продажа земли, введен налог на землю, который взимался с каждого землевладельца в зависимости от размеров его земельного владения. С налогом на землю было введено четкое административно-территориальное деление, а также круговая порука в десяти-, пятидворках, призванных на основе взаимной слежки охранять порядок на своих территориях. В целях предотвращения длительных распрей семейных кланов была запрещена кровная месть. Введены единые мера и вес и др.

Политика легистов в царстве Цинь нанесла сильный удар главному противнику централизации — потомственной титулованной аристократии. По новому положению о рангах знатности они присваивались не в связи с аристократическим происхождением, а за заслуги перед правителем. В конце III в. до н. э. в империи Хань была создана система 20 чиновничьих рангов, соответственно которым чиновники занимали должности и получали жалованье. Последнее означало выплату от 10 тыс. даней(1 дань — 103,5 литра зерна, часть жалования выплачивалась деньгами) зерна в год обладателю 1-го ранга, до 100 даней — обладателю 20-го ранга.

Власть монарха в циньско-ханьском Китае обожествлялась. Правитель царства Цинь, объединивший в границах Циньской империи обширные территории, принял титул императора (ди). Император выступал в качестве символа, олицетворения "связывающего единства" страны. Важное место в государственном аппарате занимали органы, которые были связаны с ритуалом и обрядами, призванными поддерживать миф о божественном происхождении "сына Неба". В руках китайского деспота сосредоточивалась полнота военной и законодательной власти. Он был высшим судьей, стоял во главе многоступенчатого военно-бюрократического аппарата, назначал всех высших чиновников центрального и местного аппаратов.

Центральный аппарат империи включал в себя ряд ведомств: финансовое, военное, судебное, обрядов, сельского хозяйства, ведомство императорского двора, дворцовой стражи. Главы ведущих ведомств приглашались на совещания к императору, на которых обсуждались важные вопросы государственной жизни.

По сравнению с государственным аппаратом других древневосточных государств этот аппарат отличался и многочисленностью, и большим объемом полномочий, что в свою очередь определяло социальную значимость, престиж чиновничества.

Финансовое ведомство вместе с военным ведомством сложились еще в VII–IV вв. до н. э. в царстве Лу. Во главе его в Ханьской империи стоял канцлер (чэнсян), выполнявший обязанности первого министра, главного помощника правителя (вначале их было два — "левый" и "правый"). Он разрабатывал финансовую политику, определял суммы налоговых и других поступлений в доход казны, государственные расходы и пр.

Со временем вместе с усложнением функций государственного аппарата стала больше разграничиваться деятельность отдельных ведомств, но это был длительный и незавершенный в Древнем Китае процесс. Командующим армией, например, считался сам император, но положение канцлера как первого помощника и главы административного аппарата делало его ответственным за все военные приготовления.

Финансовое ведомство осуществляло свои функции вместе с ведомством императорского двора, которое выполняло и некоторые функции организатора общественных работ.

Ведомство императорского двора сложилось в Ханьской империи, когда содержание императора и придворных стало требовать много денег и за правителем была закреплена часть налоговых поступлений, идущих на его личные нужды. Налоговые функции финансового ведомства и ведомства императорского двора, располагавших значительным штатом, делились в соответствии с характером налога и его назначением. Ведомству императорского двора шли налоги в основном от эксплуатации водных сооружений и горных разработок. В этом ведомстве существовала должность особого чиновника (душуйя), руководящего строительством и эксплуатацией оросительных сооружений. Сам факт взимания налогов за пользование оросительными сооружениями для личных нужд правителя свидетельствует о том, что верховная собственность на воду сосредоточивалась в руках императора.

Особая роль отводилась военному ведомству, возглавляемому тайвэем, к ведению которого относились комплектование армии, назначение военных чинов и пр. О его важной роли свидетельствовало, в частности, то, что тайвэй наряду с первым министром (чэн-сяном) и верховным цензором (юйшидафу) входил в высшую, наиболее привилегированную категорию чиновников — "трех гунов".

В империи существовало особое ведомство обрядов, руководимое верховным жрецом. Унифицированный ритуал должен был служить социальному сплочению, воспитанию населения в духе признания незыблемости и святости существующих порядков. Характерно, что верховный жрец осуществлял надзор за созданной в 124 году до н. э. императорской академией, готовящей высокопоставленных чиновников. Он тем самым выступал в роли "министра образования".

Цензорские органы возглавлялись верховным цензором. Чиновники этого ведомства, доверенные лица и личные представители императора стояли на страже существующих порядков как в центре, так и на местах. Они были "глазами и ушами" императора в каждом округе, контролировали работу всех его должностных лиц, следили за их благонадежностью, расследовали по прямому поручению императора заговоры и другие государственные преступления.

Глава ведомства сельского хозяйства был своеобразным верховным казначеем, ответственным за поступления в государственную казну налогов, откупных платежей за трудовые повинности, доходов от государственных монополий на соль и железо. Он контролировал также расходы на содержание чиновничества и армии.

Местное управление. Государственные формы эксплуатации податного крестьянства требовали установления четкого административно-территориального деления. Еще в Западном Чжоу в середине IX в. до н. э. появились первые элементы территориального деления. Здесь были введены округа, являющиеся налоговыми и военными единицами. Уездная территориальная администрация в Китае начала складываться еще в начале VII в. до н. э., в период существования удельной системы. В каждый уезд направлялся чиновник, ответственный перед правителем царства или крупного удела. Это впоследствии сыграло важную роль в ликвидации самой удельной системы, в укреплении власти центра на местах.

Циньско-ханьский Китай делился на области или округа, те — на уезды, уезды — на волости, а волости — на общины — низшие административно-территориальные единицы. На местах действовала сложная система управления, основанная на соподчинении гражданских и военных чинов. Так, во главе каждой провинции стояли губернаторы, которые делили свою власть с представителями военного ведомства, в их подчинении были расквартированные там армейские подразделения. Только в пограничных областях гражданские и военные функции сосредоточивались в руках губернатора.

Община, несмотря на разрушение общинного землевладения, продолжала играть роль относительно обособленной единицы. Руководство общиной осуществляли староста и "отцы-старейшины". Низший административный персонал, начиная с волостных старейшин, не входил в состав чиновничества. Его представители, как и другие общинники, выплачивали налоги и несли трудовые повинности, но пользовались большой властью, вплоть до мобилизации общинников-крестьян для защиты общинной территории. Во главе городского самоуправления стоял совет старейшин (саньлао).

Бюрократический контроль распространялся и на органы местного самоуправления. Система взаимной слежки, ответственности действовала на всех уровнях: от сельской общины, построенной на круговой поруке, до высших чиновников, отвечающих за нарушения приказа или за плохую работу подчиненных им чиновников.

Армия. Армия играла огромную роль в Древнем Китае, что определялось частыми войнами и крестьянскими восстаниями. Войны, в частности завоевание чжоусцами значительных территорий шаньско-иньской эпохи, оказали непосредственное влияние на становление китайского государства.

Основу военной силы чжоусцев составляли воины-полупрофессионалы, входившие в армейские группы и размещенные в военных поселениях и лагерях. Военным лагерям выделялись земельные угодья, составлявшие их хозяйственную базу. Источники сообщают о 14 армиях, находящихся в распоряжении вана. Должности командующих группой армий передавались по наследству.

Воинские повинности в империи Цинь существовали наряду со строительными и гужевыми. В армию брали мужчин от 23 до 56 лет, которые должны были пройти годичную подготовку, нести гарнизонную службу в течение года и месяц в году служить в ополчении по месту жительства. На охрану государственных границ без указания сроков службы направлялись прежде всего провинившиеся чиновники, преступники, потерявшие свободу за долги заложники, бродячие торговцы и только в последнюю очередь свободные земледельцы.

Постепенно формировалась и постоянная армия, находящаяся на содержании казны. Она состояла из телохранителей императора, частей, охранявших столицу. На эти части, численность которых в 140 году до н. э. достигала 20 тыс. человек, возлагались и полицейские функции. Так, поимка бандитов и разбойников была обязанностью военного ведомства. Начальник императорской гвардии, телохранитель вана, занимал важное место при дворе.

Суд. Наличие специального судебного ведомства в империи Цинь во главе с тинвэем и провинциальных судей свидетельствует об определенном выделении судебных функций из общеадминистративных, которое, однако, проводилось непоследовательно и касалось, видимо, только уголовных дел. Провинциальный судья был одновременно и начальником тюрем в округе.

Судебное ведомство ("ведомство наказаний") строго следило за применением уголовных законов. Все дела о наиболее тяжких преступлениях проходили через его руки, особенно дела, связанные с превышением власти чиновниками и пр. Вместе с тем в ханьском Китае почти все административные органы обладали судебной властью. Пресечение злоупотреблений чиновников возлагалось также на представителя верховного цензора в провинциях. Низшим судом по гражданским делам была уездная администрация. Если в уезде дело не было разрешено, оно направлялось губернатору провинции, который в случае его сложности мог адресовать дело в центр, начальнику судебного или другого ведомства. В качестве последней инстанции выступал сам император, который мог непосредственно разбирать судебные дела.

 

Глава 6. Право древних государств Месопотамии

Источники права. В государствах Древней Месопотамии основным источником права очень рано стал писаный законодательный акт, принятый по воле правителя того или иного царства. Появление царских узаконении было обусловлено здесь особыми условиями становления и развития многочисленных государств; возникавших в ходе войн, переворотов, завоеваний, когда складывались непрочные территориально-политические объединения, падала или укреплялась власть того или иного правителя — гегемона, устанавливалось верховенство того или иного этноса. Царское законодательство стимулировалось и относительно ранним развитием товарно-денежных отношений, внутренней и внешней торговли. Вавилон был одним из главных центров международной торговли в древнем мире.

Первые царские надписи не были законами или реформами в собственном смысле слова. Они содержали сведения о действительных или мнимых победах месопотамских царей, их благодеяниях жителям своей страны, городам, храмам, богам. Непременным атрибутом этих апологетических надписей становится утверждение о восстановлении справедливости, о защите царем обездоленных: бедных, сирот, вдов и т. д. К числу таких исторических документов и принадлежат так называемые "реформы" Уруингины, правителя царства Лагаша, относящиеся к 2400 году до н. э. В них говорилось о проведенных им реформах, об освобождении бедняков от долгов, побоев, произвольных поборов, о защите храмового имущества, на которое посягали прежние правители.

Основная цель Уруингины — оставить память о себе грядущим поколениям как о радетеле "старых порядков", "старых обычаев", в чем сказалось влияние общинной идеологии. Не будучи изложением действующих законов, первые надписи, между тем, заложили основу письменной традиции составления и обнародования законодательных повелений правителя, законов в собственном смысле слова.

Такими действующими законодательными актами и были дошедшие до нас, правда не в полном объеме, древнейшие Законы царя Ур-Намму, основателя династии Ура (конец III тысячелетия до н. э.), Законы Липид-Иштара, правителя царства Исины, Законы царя Билаламы царства Эшнунны (начало II тысячелетия до н. э.), Среднеассирийские законы (середина II тысячелетия до н. э.) и самый значительный правовой документ Месопотамии — Законы царя Хаммурапи (1792–1750 гг. до н. э.), древневавилонского правителя крупнейшего государства Двуречья (Законы Хаммурапи были найдены в 1901–1902 гг. французской археологической экспедицией при раскопках в Сузах (столице древнего Элама). На черном базальтовом столбе, видимо захваченном эламитами в качестве трофея, было высечено изображение Хаммурапи, стоящего в молитвенной позе перед богом Солнца вавилонян — Шамашем, который вручает ему Законы и законодательные положения на аккадском языке).

Так, например, Законы Ур-Намму начинаются с пролога, содержащего сведения об исторических событиях, добрых деяниях царя, "установившего в стране справедливость, изгнавшего зло и раздоры". Далее следует изложение законодательных нововведений, в частности об установлении единой системы меры и веса (гири в 1 мину и в 1 сикль и пр.) как гарантии новых справедливых порядков: "дабы сирота не был отдаваем (во власть) богатого, вдова не была отдаваема (во власть) сильного, человек сикля (бедный) не был отдаваем (во власть) человека мины (богатого)" (сикль и мина — серебряные денежные единицы в государствах древней Месопотамии. Сикль был равен 1/120 кг серебра, стоимость 225 литров ячменя, которая была равна среднемесячной плате наемному работнику).

По той же схеме — преамбула и изложение действующих правовых положений — построены и другие законы. Главная цель пышных прологов (особенно это характерно для ЗХ), гласящих о справедливости, великих заслугах правителя, заключалась в том, чтобы обосновать угодность, обязательность царских постановлений и тем самым законность самой царской власти.

Примечательно и меняющееся содержание этих обоснований, отражающее укрепление государственных порядков, степень могущества того или иного правителя. Так, если Лугальзагеси, правитель Уммы (2373–2349 гг. до н. э.), связывал свою власть с тем, что "в святилищах Шумера в качестве энси страна его избрала", то Хаммурапи ссылается на свою богоизбранность, полновластие как "царя царей", даровавшего великие блага всем важнейшим городам Месопотамии, их многочисленным святилищам и бегам. Вавилон выступает здесь столицей большого централизованного царства, местом "вечной царственности" его главного бога Мардука, призвавшего якобы Хаммурапи "даровать стране справедливость".

Несмотря на сходство (иногда текстуальное), совпадение ряда норм, все эти законы не могли не содержать и глубоких расхождений, так как каждый правовой акт отражал реалии своего времени, особенности своего государства и пр. Так, САЗ, появившиеся на несколько столетий позже ЗХ, были более архаичны по своему содержанию, по отражению строгих патриархальных порядков, жестоких наказаний за преступления и т. д. Уступали они ЗХ и по правовой технике, по степени разработанности правовых институтов.

Традиционно в законодательстве Месопотамии значительное место занимали правонарушения, причиняющие ущерб личности или имуществу человека, влекущие за собой наказания в форме возмещения этого ущерба; кража, нанесение телесных повреждений, нарушение собственнических прав господина на раба, колдовство, насилие над женщиной, измена жены и пр.

Суровые наказания предписывались во всех законах за такие преступления, как лжесвидетельство, клевета, что было связано с особым почитанием и даже обожествлением понятий "правдивость", "верность слову".

Со временем, под влиянием роста товарного хозяйства, ростовщичества, долговой кабалы, распада больших семей все большее место стало отводиться договорам: займа, аренды земли, купли-продажи, а также наследованию имущества и пр.

Характерной чертой вышеуказанных правовых документов была их незавершенность. Положения ЗХ, например, касались главным образом правового регулирования отношений, связанных с царско-храмовым хозяйством. Они не затрагивали многие важные области внутриобщественных отношений, отношений общин с царской властью и пр. Лакуны в законах, нередкая констатация лишь противоправности того или иного деяния без указания санкции (например, в ЗХ за такие тяжкие преступления, как убийство, чародейство и др.) являются лишним свидетельством того, что наряду с законом особое место среди источников права отводилось общинным обычаям, которыми и определялись эти санкции. Обычаи были главным строительным материалом для царских кодексов.

Вместе с тем расхождения ЗХ, в том числе и терминологические, с живой юридической практикой, с текстами договоров, записанных на многочисленных дошедших до нас глиняных табличках, свидетельствуют о том, что над обычаем работали, а не просто воспроизводили его в законе.

Право Месопотамии так же, как право других древневосточных государств, несло на себе заметное влияние религии, религиозной идеологии. Но это влияние не было столь глубоким, как, например, в Индии, да и сама религиозная идеология отличалась рядом специфических черт.

Перечень грехов в вавилонской книге религиозных заклинаний "Шурпу" (XII в. до н. э.) и преступлений в ЗХ в основном совпадали. В "Шурпу" к грехам отнесены нарушения религиозно-ритуального характера (прямые и косвенные контакты с ритуально "нечистым" человеком, принятие "нечистой" пищи и пр.), любая ложь, обман, сутяжничество, насилие, неоказание помощи нуждающемуся в ней, непостоянство, внесение раздоров в семью и такие деяния, которые прямо закреплены в качестве преступлений в ЗХ: кража (ст. 6–8), предъявление ложного иска или обвинения (ст. 11, 126), грабеж (ст. 22), пролитие крови (ст. 206–208), непочтительное отношение к родителям и старикам (ст. 169, 195), прелюбодеяние (ст. 129) и некоторые другие.

Но в представлении вавилонян понятия греха (намеренного или ненамеренного нарушения воли божьей) и преступления разнились. Совершение греха возможно было без вины: грешник мог даже не знать, какой грех он совершил, например, в случае нарушения ритуальной чистоты. Преступление же предполагало вину, правда, не всегда последовательно. "Небесная" кара не учитывала ни субъективной, ни объективной стороны греховного деяния. За любой грех боги могли послать любое наказание, любые бедствия, избежать которых можно было только с помощью жреца-заклинателя (при этом не требовалось даже раскаяния). Земное же правосудие считалось неотвратимым, как и раскаяние в случае совершения преступления.

Определенная приземленность религиозной идеологии, древ-немесопотамская система ценностей также нашли отражение в праве. В религиозных верованиях Месопотамии не были разработаны понятия об аде и рае в загробной жизни, о посмертном воздаянии за добродетельный образ жизни. Потусторонний мир в представлении жителей Месопотамии, сложившемся в начале II тысячелетия до н. э. и поддерживавшемся тысячелетия, считался абсолютным злом, а все хорошее связывалось с земной жизнью. В шумерско-вавилонской иерархии ценностей не духовному совершенству, как, например, в Индии, а имуществу, богатству неизменно отводилось главенствующее место (выше ставились лишь здоровье, долголетие, дети), ибо не что иное, как материальное благосостояние открывало доступ к наслаждению, которое наряду со служением богам считалось уделом человека.

В заповеди "небо далеко, а земля драгоценна" заключались воззрения людей практически мыслящих, всецело обращенных к земным радостям и печалям. Это обстоятельство объясняет многие особенности древневавилонского права, например, почти полное отсутствие в нем сакрально-религиозных мотивировок преступлений и религиозных санкций за их совершение, признание определенной личностной ценности человека, индивида, в том числе женщины (особенно владеющей имуществом), "светского" подхода в праве к храмовым должностям, которые могли продаваться, передаваться по наследству, да и к самим храмам с их широкой торговой, ростовщической и другой предпринимательской деятельностью.

Для источников права Месопотамии, в том числе и для ЗХ, характерна примитивная правовая техника, казуистичность норм права, их формализм, символический характер. В них нельзя найти ни четкого понятия преступления, которое не всегда можно отделить от частного правонарушения, ни абстрактно сформулированной нормы, касающейся убийства, кражи и пр.

Символична была ответственность за ряд преступлений, например отрезание груди у кормилицы, подменившей ребенка (ЗХ, 194). Формальный и символический характер имела также клятва.

Нет в источниках права и обоснованной системы изложения норм: нормы уголовного права чередуются с нормами процессуальными, регулирующими имущественные отношения и пр. Однако внутренняя логика изложения правового материала присутствует и здесь. В ЗХ, например, нормы права группируются по предметам правового регулирования, а переход от одной группы к другой осуществляется путем ассоциаций.

Так, ст. 6-25 ЗХ посвящены охране собственности царя, храмов, общинников и царских людей. Эта группа норм заканчивается нормой о противоправном завладении чужим имуществом. Казалось бы, переход к следующей, ст. 26, открывающей раздел об имуществе, полученном от царя за службу, согласно которой воин, не пошедший в поход, подлежал смертной казни, нелогичен. Между тем логика древнего законодателя заключалась в том, что речь шла не столько об ответственности за дезертирство, сколько за использование чужого (царского) поля, право на которое воин потерял, отказавшись идти в поход. Следующая группа норм (ст. 42–88) регулирует операции с недвижимостью и ответственность за правонарушения, касающиеся этого имущества.

Регулирование имущественных отношении. В Месопотамии не сложился институт частной собственности на землю. Земля рассматривалась правом в категориях свободного и зависимого владения, пользования. Значительные массивы плодородной обрабатываемой земли сосредоточивались в царских хозяйствах, а также хозяйствах храмов, которые часто пополнялись за счет многочисленных пожертвований со стороны правителей. Царские и храмовые земли обрабатывались различными категориями зависимого люда, сдавались в аренду, передавались за службу: воинам, тамкарам, жрицам и др.

Общинная земля находилась или в коллективном владении (выгоны для скота, луга и пр.), или во владении частносемейном. Как свидетельствуют и САЗ, и ЗХ, свободный общинник-крестьянин обладал широкими правами за свой земельный участок, которые были близки к правам собственника. Он мог продавать, менять, закладывать, сдавать в аренду, передавать по наследству свой участок как особую недвижимую собственность (ЗХ, 39–47, 60–65), при этом не требовалось ни согласия правителя, ни согласия самой общины. Однако земля не стала обычным предметом купли-продажи. Отчуждение земли в представлении жителей Месопотамии было "несчастьем", а покупка чужой земли — несправедливостью. В связи с этим передача земли общинника за пределы общины или круга членов его семьи была, как правило, невозможной. При отчуждении земли человек как бы оставлял после себя заместителя. САЗ, закрепляя исключительную собственность общины на арыки, колодцы и другие объекты коллективного общинного владения, лишь в порядке исключения предоставляли право на покупку участков земли с колодцами и арыками. Их покупали, как правило, крупные землевладельцы, ростовщики, собиравшие большие массивы земли за счет невыкупленных участков, заложенных за долги.

Полноправие вавилонянина было прямо связано с земельным наделом общинной земли. По ЗХ он терял не только земельный участок, но и другие права, если порывал с общиной, даже жена могла отказаться от беглеца (136).

Землевладение общинника-крестьянина всемерно охранялось правом. По САЗ присвоение чужого поля с переносом межи влекло за собой возвращение потерпевшему втрое большего земельного участка, отрубание пальца правонарушителю и наложение на него обязанности отработать месяц на царских работах. Во всех случаях присуждались к царским работам лица, вырывшие колодец на чужом поле, нарушившие границы землевладения собственника (САЗ, 9-10, I). Если же на пустующем поле "выращивались овощи и сажались деревья, то хозяин мог забрать свое поле с урожаем" (САЗ, 13, I).

Значительное внимание в законодательстве уделялось землевладельческим правам воина. Но в правовом статусе земельного участка воина — "илку" в Ассирии и Вавилоне были существенные различия, так как в Ассирии он выделялся из общинной земли (здесь не было крупного царского земельного фонда), а в Вавилоне — из земли царской.

Воинский надел по ЗХ полностью исключался из торгового оборота, всякая сделка относительно земли воина считалась ничтожной. Если воин ради избавления от службы бросал надел, он не терял права на него в течение года при условии возвращения к своим обязанностям. Эта земля не переходила по наследству. По САЗ земельный участок, выделенный общиной человеку, выполняющему царскую повинность, назывался "долей дворца". О самом человеке говорилось, что он несет повинность "поля и дома в своей общине" (45, III). Такой же "долей дворца" обеспечивались и Другие лица внутри общины, обязанные снабжать царя тем или иным продуктом. Существовала и относительная свобода распоряжения "долей дворца", которая становилась все больше объектом продажи, залога и других сделок. По ЗХ в подобном режиме находилось дворцовое имущество, передаваемое за службу жрице, купцу. Они могли продавать "за серебро" свое поле, сад, но на покупателя при этом переходили обязанности службы (ст. 40).

Отдельные виды договоров, например займа, мены, купли-продажи, в месопотамском законодательстве стали регулироваться очень рано. Наибольшая степень разработанности и полноты норм, касающихся договорных отношений, была характерна для ЗХ. В САЗ говорилось главным образом о договорах, связанных с транзитной торговлей, — хранения, перевозки, товарищества и пр.

Все сделки делились на две группы с отчуждением вещи и без такового. Первый вид сделок в силу традиционных представлений о тесной связи вещи с жизнью индивида требовал выполнения более строгих условий, чем второй: письменного договора, клятвы, присутствия свидетеля и пр. К ним относились договоры купли-продажи, дарения, раздела наследства, усыновления. В письменном договоре купли-продажи требовалось точное обозначение объекта купли, удостоверение собственнических прав продавца на вещь, чтобы оградить покупателя от иска со стороны третьего лица, от обвинения в краже, от притязаний государства (в частности при продаже неотчуждаемых царских земель, земельных наделов воинов и т. д.), Этот договор мог включать в себя обоюдный или односторонний отказ от иска и обещание не оспаривать законченную сделку, скрепляемую часто специальной прибавкой к договорной цене ("вартум"). После уплаты цены договор купли-продажи мог быть расторгнут только при определенных обстоятельствах, например, при преднамеренном сокрытии продавцом изъянов вещи. В ЗХ говорится, например, о продаже раба, страдающего эпилепсией. Договор в этом случае мог быть расторгнут в течение одного месяца (ст. 278).

Жесткие требования договора купли-продажи о немедленной плате обходились путем оформления фиктивной купчей, наряду с которой оформлялась и долговая расписка. Число свидетелей при такой сделке доходило до трех десятков. Эти "кредитные сделки", в основном касающиеся приобретения земли, при которых не требовалось немедленной уплаты за проданную вещь, скреплялись в Ассирии свидетельством царя и общины.

В правовом закреплении договора займа, найма вещей и людей, ростовщических операций особенно наглядно проявились различия двух крупных правовых систем древнейших восточных государств: компромиссно-умеренной для своего времени правовой системы Вавилона (ее нормы в значительной мере были продиктованы политикой Хаммурапи на снижение уровня социально-классовых противоречий, на предотвращение дальнейшего обезземеливания общинников-крестьян) и бескомпромиссно-жесткой системы среднеассирийского права, отражающей интересы главным образом олигархической рабовладельческой верхушки.

Сам факт большого количества статей в ЗХ, связанных с ответственностью арендатора земли и пр., свидетельствует о распространении кабальных условий займа, найма, аренды земли, от которых страдали прежде всего бедняки. Так, например, по ЗХ долг мог быть погашен за счет имущества должника, отработки долга самим должником, его женой, детьми. Арендатор земли должен был не только уплатить арендную плату, которая достигала 2/3 урожая, но и вернуть землю обработанной (ст. 42–43). Найденные таблички свидетельствуют о частых сделках жриц Шамаша в Сиппаре, передававших землю в аренду при условии не только арендной платы, но и различных преподношений арендатора храмам — мясом, мукой, деньгами. Арендатор платил полностью оговоренную сумму за аренду чаще вперед, реже в договор включались условия о выплате части урожая. Для стимулирования аренды целины дополнительно к ней в аренду передавался и обработанный участок, чтобы малоимущий арендатор мог прокормиться с поля, пока он поднимает целину.

Прямая ассоциация просматривается в расположении в ЗХ блока норм о найме работника-земледельца после блока норм о найме животных. При этом проводятся четкие различия между наймом лиц "благородных" профессий: врачей, строителей, корабельщиков (ст. 215–225 и др.) и наймом сельскохозяйственных работников, а также рабов. Характерно, что размеры оплаты услуг врача зависели в ЗХ от социального положения пациента: при успешной хирургической операции врач получал 10 сиклей серебpa, если больной был авилумом; 5 сиклей — если он был мушке-нумом; только 2 сикля уплачивалось хозяином, если больной был рабом.

Специально предусмотрены в законах условия найма земледельца. Статья 257 оговаривает своего рода заработную плату, выдаваемую ему серебром или хлебом, которая была более высокой в летний период основных полевых работ (ст. 273). Наемный работник, не вырастивший хлеб на поле, укравший семена, изнуривший скот хозяина, должен был уплатить штраф зерном. Неуплата штрафа грозила ему жестокой смертью — его разрывали с помощью скота на части (ЗХ, 256). При оставлении работы до срока нанявшийся терял наемную плату. Иногда при заключении договора найма работника в качестве условия оговаривалась возможность "кражи чего-либо", в случае совершения которой нанявшийся терял наемную плату, даже если вором был не он.

Вместе с тем тамкар не мог брать более 20 % при займе серебра и 33,5 % — при займе хлеба (ЗХ, 89). При отсутствии серебра у должника он обязан был брать в счет погашения долга и процентов другую движимость при свидетелях (ЗХ, 90). Превышение тамкаром процентных ставок по договору займа зерна влекло за собой потерю долга (ст. 91) так же, как в случае самоуправного изъятия им хлеба должника из жилища или с гумна (ст. 113). Возврат долга мог происходить по частям. С согласия кредитора долг мог быть перенесен на другое лицо путем изготовления специального документа. Причем заемный документ мог содержать в качестве условия возможность выплаты долга предъявителем. Появление такого договора в храмах и при дворце стало своеобразной предтечей векселя.

Все эти нормы и являются свидетельством той самой "справедливости", которая так широко рекламировалась месопотамскими правителями. В отличие от них в САЗ не ограничивались процентные притязания ростовщиков и сроки долговой кабалы, не проводилось различий между рабами и членами семьи несостоятельного должника, а заем здесь давался под залог "поля, дома, членов семьи". "Либеральные" нормы вавилонского права находились в тесной связи с вышеупомянутой традиционной практикой издания особых "указов справедливости", по которым прощались долги свободных общинников, а заложенные в силу нужды сады, поля, дома безвозмездно возвращались прежним владельцам.

Преступление и наказание. Правовая мысль Месопотамии не достигла такого уровня развития, при котором стало бы возможным закрепление в законодательстве общинных принципов уголовного права, абстрактно сформулированных норм, касающихся таких понятий, как формы вины, обстоятельства, отягчающие и смягчающие наказание, соучастие, покушение и пр. Но определенные упоминания об этих понятиях есть в ЗХ: например, понимание различий между умышленным и неумышленным преступлением (ЗХ, 206, 207), соучастия в форме пособничества, подстрекательства, недоносительства или укрывательства, обстоятельств, отягчающих преступление и пр.

Так, нанесение в драке побоев, повлекших смерть свободного человека, наказывалось штрафом, сумма которого определялась в зависимости от того, кто был потерпевший: авилум или мушкенум. Эта норма стала исключением из общего правила обычного права: убийство человека, умышленное или неумышленное, наказывается смертью преступника или его родственника. Неумышленное нанесение раны в драке, по ЗХ, освобождало от наказания свободного человека. С особой жестокостью — немедленным сожжением — каралась кража на пожаре (ЗХ, 25), сообщничество женщины в убийстве своего мужа (ЗХ, 153) и др.

Вместе с тем правовые источники Месопотамии свидетельствуют о закреплении архаических норм первобытнообщинного строя, самосуде, коллективной общинной ответственности, объективном вменении.

По САЗ "правосудие" в отношении жены было в основном в руках мужа, который мог или простить ее, или наказать. Муж мог взять на себя ответственность за жену в случае кражи. Ему предоставлялась возможность выкупить жену, отдав краденое, но при этом отрезать ей уши. Женщине-воровке, от которой отказывался муж, угрожало отрезание носа, и собственник краденого мог "забрать ее". Кража, совершенная женой у своего мужа, влекла за собой также отрезание ей ушей мужем (САЗ, 3, III). По ЗХ (129) женщину, изменившую мужу, бросали в воду, если муж ее не прощал. По ст. 23 в случае грабежа на территории общины, "если грабитель не будет схвачен", "все пропавшее" должна была возместить потерпевшему община и ее глава — рабианум.

Общая черта месопотамского законодательства — его жестокость, что было особенно характерно для САЗ. Большой круг преступлений (в ЗХ — около 30) карался смертной казнью, которая применялась и по принципу талиона не только в случае умысла преступника, но и по его неосторожности. Согласно ст. 229 ЗХ строитель, построивший дом, который обвалился, убив хозяина дома, подлежал смерти. Если при этом погибал сын хозяина, то убивали и сына строителя (ст. 230). Лекарю, неосторожно выколовшему глаз больному во время операции, отрубали кисть руки (ст. 218).

Смертная казнь предписывалась в форме сожжения, утопления, сажания на кол; применялись и членовредительские наказания: отсечение рук, пальцев, отрезание уха, языка, в том числе по принципу талиона (око за око, зуб за зуб), если потерпевший и преступник были равны по социальному положению. Эти наказания соседствовали с другими: обращением в рабство, изгнанием из общины и семьи, штрафом (композицией), принудительным трудом, клеймением, битьем палками и пр.

Штраф в виде взыскания многократной стоимости похищенного был равнозначен смертной казни. Заведомая непосильность таких штрафов, как например 30-кратная стоимость похищенного из дворца или храма вола, ладьи и пр., предполагала неизбежную смерть преступника. Величина штрафа (так же как и тяжесть членовредительских наказаний) зависела от социального положения преступника и потерпевшего.

Если попытаться как-то систематизировать все составы преступления, закрепленные в ЗХ, то следует прежде всего выделить так называемые преступления против личности. Это — умышленное или неумышленное убийство (убийство женой мужа, неудачная операция врача, повлекшая смерть больного, доведение до смерти голодом должника в доме кредитора и пр.), телесные повреждения, оскорбление словом и действием, ложные обвинения, клевета и т. д.

Другую группу составляли преступления против собственности. Воры и покупатели краденого у частных лиц сурово наказывались, но особо охранялась, как уже говорилось, собственность дворца или храма. Вопреки общему правилу такой состав преступления как посягательство на собственность дворца или храма был сформулирован в ст. 6 ЗХ в абстрактной форме. "Если человек украдет достояние бога или дворца, то этого человека должно убить; а также того, кто примет из его рук украденное, должно убить".

К имущественным преступлениям, кроме кражи и грабежа, относились снятие с раба его знаков рабства (ст. 226–227), мошенничество корчемницы или тамкара в отношении заимодавца (ЗХ, 90–95, 108), повреждение и уничтожение чужого имущества, в частности затопление по нерадивости чужого поля водой из своего арыка или плотины (ЗХ, 53–55), потрава поля скотом (ЗХ, 57) и пр.

Третья группа — это преступления против семейных устоев: кровосмешение, неверность жены, ее распутное поведение (ЗХ, 129, 133, 143), изнасилование (ЗХ, 130), похищение и подмена ребенка (ЗХ, 14, 194), бегство женщины от мужа, укрывательство беженки, увоз замужней женщины и др. При определении наказания за эту группу преступлений учитывалось не только социальное положение преступника и потерпевшего, но и их пол, семейный статус. В САЗ, например, сравнительно меньшее наказание следовало за изнасилование незамужней, чем замужней женщины (55–56, III).

Регулирование брачно-семейных отношений. Жизнь человека в Древней Месопотамии не считалась полной, если у него не было хорошей жены и нескольких детей. Патриархальные отношения в семье здесь сохранялись в течение длительного времени, они особенно ярко выражены в праве Древней Ассирии.

Вместе с тем процессы разрушения больших патриархальных семей затронули во II тысячелетии до н. э. почти все месопотамское общество. В Вавилоне, кроме того, проявилась больше, чем в Ассирии, тенденция ослабления власти мужа над женой, отца над детьми. Так, например, по САЗ из-под патриархальной семейной власти могли выйти только блудницы, храмовые проститутки, разведенные женщины, вдовы, если при этом в семье не оставалось ни одного мужчины, способного осуществить эту власть. После смерти мужа женщину мог взять в жены свекор, братья мужа и даже пасынок (САЗ, 45, III). Только при отсутствии всех этих брачных возможностей она объявлялась вдовой и могла "ходить куда хочет". Жена была лишена дееспособности. Например заклад ею семейной собственности расценивался как кража у мужа, ее безнаказанно мог истязать муж.

С точки зрения права вавилонскую женщину II тыс. до н. э. нельзя назвать полностью беззащитной, хотя в общественном сознании ее роль еще долго сводилась к тому, чтобы быть собственностью мужа. В Вавилоне женщина могла быть свидетелем, жрицей, могла владеть имуществом и заниматься торговлей. Иным, чем в Ассирии, был ее статус в семье.

Так, месопотамский брак скреплялся договором между семьями жениха и невесты или жениха и семьей невесты, но на содержание его в Вавилоне могла оказывать влияние и женщина. Она, например, могла потребовать особого договора с будущим мужем, лишавшего его права закладывать ее за долги (ЗХ, 151).

Ни ранний возраст невесты, ни отсутствие согласия женщины не были препятствием для заключения брака. В ряде случаев, как уже говорилось, не было препятствием к браку и рабское положение мужа (ЗХ, 175–176).

Одним из распространенных условий брака была выкупная плата ("тархатум"), вносимая женихом семье невесты в качестве компенсации за потерю рабочей силы. Сначала выплачивался задаток, предварительный брачный дар по случаю обручения ("библум"). Нарушение брачного договора со стороны жениха влекло за собой потерю им и задатка, и выкупной платы, со стороны тестя — двойную плату того и другого. САЗ не знали брачного обряда обручения, здесь термин "библум" обозначал выкуп за жену и был связан с наступлением брака. В случае смерти жены выкуп мог быть истребован мужем обратно, или ее отец должен был передать свекру другую дочь (31, III).

Безусловное осуждение всего, что нарушало целостность семьи, лежало в основе одной из религиозных заповедей вавилонян — не прелюбодействуй. Среди грехов, перечисленных в "Шурпу", неоднократно назывались и резко осуждались действия тех, кто "сына с отцом разлучит, отца — с сыном, дочь — с матерью, невесту — со свекровью, мужа — с женой".

Семья, в которой были дети, в принципе была в Вавилоне моногамной (сожительство с рабыней не бралось в расчет). Если в Ассирии понятия супружеской верности мужа не существовало, а верность жены обеспечивалась жестокими наказаниями, то в Вавилоне были несколько иные порядки. Если женщину, изменившую мужу, бросали в воду (когда муж ее не прощал), то и длящаяся измена мужа, который "ходит из дома и очень позорит свою жену", давала право женщине уйти от мужа со своим приданым в дом отца. Это право она приобретала и тогда, когда муж покидал общину или клеветал на нее.

Оправдывался также уход женщины к другому мужчине "из-за пропитания" — в случае отсутствия мужа. После возвращения мужа она должна была вернуться к нему, дети же должны "были идти за своими отцами" (ст. 135).

Брак в Месопотамии не считался "священным и нерасторжимым". По Законам Ур-Намму "человек" мог оставить жену, уплатив ей 1 мину серебра, если она не была ранее замужем, и полмины — если была. В Ассирии муж мог оставить свою жену вообще без всякой откупной платы, если "не найдет нужным". По ЗХ оставление мужем жены оговаривалось определенными условиями. Муж не мог покинуть даже больную проказой жену (ст. 142). Он мог уйти от бесплодной жены, дав ей выкуп и вернув приданое (ст. 138). Но он не мог ввести в дом в этом случае наложницу, если жена предоставляла ему рабыню с целью рождения детей. Рабыня, однако, не могла "равняться с госпожой" (ЗХ, 146). Только расточительную и позорящую мужа жену можно было покинуть без всякой выкупной платы, оставив ее "в доме в качестве рабыни" (ЗХ, 141).

Одной из распространенных форм сделок по ЗХ было усыновление, которое осуществлялось в двух четко зафиксированных правом формах: с назначением усыновленного наследником и без такового. В основе этих различий лежали неодинаковые цели усыновления. В первом случае — продолжение рода в бездетной семье, во втором — приобретение рабочих рук. Соответственно первая форма усыновления могла осуществляться только свободным мужчиной свободных детей от свободных родителей. Связи усыновленного по первой форме со своей семьей порывались, он лишался в ней права наследования. Усыновленный без права наследования мог вернуться к своим родителям беспрепятственно. Приемные дети, не обладавшие наследственными правами, могли получить по наследству часть семейного имущества, если они работали в доме усыновителя "уже взрослыми" (ЗХ, 189).

Если говорить о наследственных правах родных детей, то традиционно наследство получали сыновья в равных долях. По САЗ старший сын мог сам выбрать наследственную долю, когда делились "дом, поле, сад, рабы, скот" и пр. Дочерям выделялось приданое.

Лишение сына наследства было чрезмерно затруднено в Вавилоне, отец не мог лишить сына наследства даже в случае нанесения ему сыном тяжкой обиды; только повторная тяжкая обида со стороны сына давала ему это право (ЗХ, 169). Дочь, не получившая приданого от отца, могла вступить в наследство после смерти отца наряду с сыновьями (ЗХ, 189). По ЗХ получала право наследования и пережившая мужа супруга, если он не подарил ей определенного имущества при жизни (ст. 172). Дарение в Вавилоне стало своеобразным эквивалентом наследования по завещанию. Дар мог предназначаться дочери в качестве приданого, сыну — для женитьбы или для последующей передачи в качестве приданого сестре, а также жене, которая могла отдать дар мужа после его смерти любому из своих детей.

Судебный процесс. Четких различий между уголовным и гражданским судопроизводством в праве не проводилось, однако уже выделился ряд правонарушений, преследование за которые государством не могло быть прекращено даже в случае примирения сторон и уплаты компенсации. Так как ростовщические операции тамкара требовали присутствия царского контролера, последний имел право привлечь тамкара к ответственности за правовые нарушения.

В большинстве случаев истец или потерпевший должен был сам доставить ответчика в суд. Розыск и арест особо опасных преступников были делом царских наместников. И истец и ответчик сами представляли суду доказательства. Так, за кражу, совершенную на территории квартала, отвечал весь квартал, который мог избежать уплаты штрафа, доказав, что "ничего не пропало" (ЗХ, 126). Еще шумерские законы знали понятия алиби, вещественного доказательства.

Важным способом доказывания были свидетельские показания, особенно если они сопровождались клятвой, и ордалии — испытания с помощью воды и пр. Клятва могла освободить от преследования человека, "не удержавшего беглого раба", пастуха, не сохранившего стадо по не зависящим от него причинам, разрешить спор между арендатором и арендодателем о взыскании убытков, снять все обвинения с женщины, оклеветанной мужем, и пр.

Отказ от дачи клятвы в суде еще по законам Ур-Намму означал потерю спорной вещи или суммы; отказ от ордалии — признание вины. По САЗ ордалии мог подвергнуться не только обвиняемый, но и обвинитель. Ордалия здесь часто выступала как средство проверки клятвы, а отказ от нее был равносилен не только признанию вины, но и самопроклятию. Клятва давалась перед жрецами, клялись именем царей, богов, святилищ. Жрецы принимали участие в организации ордалий и в допросах (например при обвинении в чародействе (САЗ, 47, III). По ряду дел обязательно требовались письменные документы. Частноправовой документ, известный еще Шумеру, сначала удостоверял заключенную сделку. На рубеже III–II тысячелетия до н. э. документ становится необходимой частью самой сделки в силу предписания закона или договоренности сторон (необходимо отметить в этой связи, что грамотность в Вавилоне во II-I тысячелетии до н. э. при сложной и трудной для овладения системе письма не была уделом лишь избранных).

Отличительная особенность документа — его формализм, сочетавшийся с деловой краткостью. Чтобы исключить возможность внесения каких-либо изменений, правовой документ запечатывался. С целью правильного его составления издавались юридические справочники, пособия, в которых приводились практические примеры, юридическая терминология.

Судебное дело считалось законченным после выдачи судьей решения, которое он не мог изменить. Решение суда о смертной казни и членовредительных наказаниях приводилось в исполнение немедленно и публично.

 

Глава 7. Право Древней Индии

Источники права. Специфические черты права, отразившие особенности культурного, социально-экономического и государственного развития Древней Индии, проявились прежде всего в источниках права, среди которых особое место занимают дхармашастры — сборники религиозно-нравственных, правовых предписаний, правил (дхарм) и артхашастры — трактаты о политике и праве. Понятие дхармы многогранно. Это и религиозная добродетель, и мораль, и норма поведения, и свод правил, обязательных для каждого правоверного индуса, регламентирующих различные стороны его жизнедеятельности.

Наряду с термином дхарма в древнеиндийском праве существовало понятие "нъяя", сходное с европейским — закон, более узкое понятие, чем дхарма, обозначающее общепринятую норму поведения, нарушение которой влекло за собой наказание, применяемое государством.

Дхармашастры, составленные брахманами сначала для своих учеников, со временем были признаны не только авторитетными источниками права, но на определенном этапе даже вытеснили артхашастры, взяв из них то, что относилось к собственно праву. Включение в дхармашастры правовых тем и предписаний явилось вначале прямым следствием определения дхармы царя (раджа-дхармы) как охранителя мира и порядка.

К важной потере для исторической науки относится то, что не установлено ни полного количества дхармашастр, писавшихся и распространявшихся в Древней Индии в течение столетий, ни точного времени их появления. Они содержали материалы разного происхождения и достоверности, следы поздних вставок, многочисленных исправлений. Практически ни одна дхармашастра не может быть датирована более точно, чем в пределах двух-трех веков, ибо эти брахманские произведения строились по традиционным канонам, свойственным литературе данного жанра, комментирующей священные книги индусов — веды, с неизменными ссылками на древних мудрецов.

Старейшие дхармашастры — Гаутама, Баудхаяна, Апастамба, Васиштха, носившие название дхармасутр (сутра — нить), появились, видимо, в начале второй половины I тысячелетия до н. э. и на рубеже н. э. На их основе возникла обширная литература собственно дхармашастр — Манусмрити, или Законы Ману (II в. до н. э. — II в. н. э.) (в дальнейшем — ЗМ), джнавалкьясмрити (II–III вв. н. э.), Нарадасмрити (III–IV вв. н. э.) (Смрити — "запомненное", передаваемая по памяти традиция). Законы Ману, содержание которых чаще всего воспроизводилось в более поздних произведениях этого жанра, среди других дхармашастр занимают особое место.

Появление ЗМ и последующих дхармашастр знаменовало качественно новый этап развития правовой мысли в Древней Индии, которая стала все больше испытывать светское влияние и приспосабливаться к нуждам практического применения. Это сказалось в углублении самого понятия дхармы, трактуемой в контексте правил жизни четырех варн (а не четырех стадий жизни индуса — ашрам, одним из принципиальных положений индусской религии, философии и права является положение о четырех ступенях нравственного развития личности на пути к совершенству и духовной свободе (артха, кама, дхарма и мокша) и соответствующих этим ступеням четырех ашрамах, стадиях жизни индуса: брахма-чарии — периода учебы и самодисциплины, грихастхи — стадии хозяина (главы семьи), ванапрастхи — стадии лесной жизни аскета для очищения души от греховности и обуздания чувств и санньясы — жизни в отречении для спасения души), и в большем разнообразии, обособлении собственно правовых предписаний, входящих в раздел раджадхарма.

Если в дхармасутрах в основном рассматривались деликты-преступления против личности: убийство, прелюбодеяние, оскорбление, воровство, которые объединялись общим понятием — хим-са (нанесение ущерба, обиды личности), то в более поздних дхармашастрах все большее внимание стало уделяться договорным и имущественным отношениям, ответственности за их нарушение (о неуплате долга, закладе, границах земельных участков, разделе наследства и пр.). Правовые нормы в этих дхармашастрах были более упорядочены, классифицированы. Начиная с ЗМ, они стали строиться на основе 18 поводов судебного разбирательства.

Первая группа поводов (норм) судебного разбирательства по ЗМ касается договорных отношений — неуплата долга, заклад, продажа чужого, участие в торговом или ином объединении, неотдача данного (VIII, 4); затем идут нормы, касающиеся неуплаты жалования, нарушения соглашения, отмены купли-продажи, спора хозяина с пастухом (VIII, 5). Следующая группа носит иную направленность. От обязательственных отношений составитель переходит к конкретным деликтам-преступлениям. Это споры о границе (земельных участков), клевета и оскорбление действием, кража, убийство, насилие и прелюбодеяние (ЗМ, VIII, 6). Все эти деяния, а также потрава скотом урожая, ранее других были закреплены в дхармашастрах, составив ядро древнеиндийского деликтного права. Они входили в понятие вреда, нанесенного личности человека (химса).

Последующие поводы судебного разбирательства, ассоциативно связанные с предыдущими, касались нарушения норм брачно-семейного и наследственного права (VIII, 7), а также азартных игр, приравниваемых к преступлениям. Таким образом, имеющая внутреннюю логику система изложения норм в шастрах в соответствии с 18 поводами судебного разбирательства значительно отличалась от современной отраслевой системы, ибо здесь нельзя разделить нормы гражданского и уголовного права и пр.

Другой известной дхармашастрой стала Яджнавалкья. Рассматривая правовые нормы в соответствии с 18-членной системой ЗМ, Яджнавалкья (в дальнейшем — Ядж.) значительно больше внимания уделяет процессуальным нормам, формулирует ряд правовых принципов, например о приоритетных средствах доказывания в суде, состоящих из документов пользования вещью и свидетельских показаний, о необходимости судебной проверки фактов, относящихся к рассматриваемой тяжбе. Она оперирует понятием "тяжкое правонарушение", выделяет преступления против царя, требует беспристрастности судей и пр.

Нарадсмрити предстает законченным юридическим произведением, целиком посвященным вопросам права, которое свидетельствует о достаточно высоком уровне развития правовой культуры. Составитель Нарады отходит от указаний на конкретные наказания по каждому виду преступления, ограничиваясь абстрактными рекомендациями в форме: "заслуживает штрафа", "пусть его накажет царь или судья", отсылая в большинстве случаев к обычаю, к признанным на местах нормам обычного права. Это обстоятельство — явный признак сугубо практического назначения данной дхармашастры.

При большом разнообразии дхармашастр можно увидеть глубокое сходство между ними, взаимовлияние, взаимозависимость, текстуальное совпадение, а главное — единство религиозно-философских концепций, принципов, на которых они основывались. Это прежде всего понятие самой дхармы, закрепление неравенства варн, особого значения ритуала, ритуальной чистоты и нечистоты индуса, системы искупления с целью очищения, в том числе и за совершенные преступления.

К этим концепциям относится и традиционный религиозный взгляд на источники права Древней Индии, согласно которому все его содержание, границы действия норм предопределены ведами — священными источниками "всех знаний" Отсюда делается вывод, что между дхармашастрами не может быть противоречий. Если же они выявляются, а их в действительности было множество, то они должны быть разрешены соответствующим толкованием. "Когда имеются противоречия в двух отрывках священного откровения, они оба… объявлены правильной дхармой", — записано в ЗМ (III, 14).

Особое место среди источников права Древней Индии на определенном этапе ее истории занимала литература чисто светского жанра, относящаяся к науке политики, — артхашастры. Одно из таких произведений, дошедших до нас, представляет собой научный трактат об искусстве политики и управления государством, предписываемый Каутилье, советнику царя из династии Маурьев Чандрагупты (конец IV в. до н. э.). В этом произведении (по уточненным данным относящемся к рубежу I тысячелетия до н. э. — I тысячелетия н. э.) содержатся обширные сведения, имеющие прикладной, деловой смысл: об администрации и финансах Древней Индии, судопроизводстве, организации суда, преступлениях и наказаниях.

Главное содержание Артхашастры (в дальнейшем — Арт.) - рассмотрение дхармы царя, внутренней и внешней политики, в центре внимания которой стоит понятие государственной выгоды, пользы (артхи), отодвигающей на второй план и религиозную мораль, и греховность правонарушения, и необходимость религиозного искупления.

Эта кшатрийская литература опиралась, видимо, на другую предшествующую ей литературу практического характера, а также на нормы царского законодательства. Об этом свидетельствуют содержащиеся в Арт. сведения о хранящихся в государственном архиве записях обычаев отдельных мест, общин, каст, копиях царских указов, а также о специальной "науке о поимке воров" и руководстве по организации "пыток, наказаний, сопряженных с истязаниями" (Арт., IV, 11(26) в Арт. римскими цифрами обозначаются номера книги, арабскими — главы и в скобках — статьи).

Важное значение для изучения права имеет книга III Арт. — "Область деятельности суда", логически связанная с книгой IV "О поддержании общественного порядка". В III книге легко найти отражение 18 поводов судебного разбирательства, известных дхармашастрам, но в ней более полно представлена картина правовой системы страны. Здесь в логико-тематической последовательности рассматриваются вопросы, касающиеся судебного процесса, брака, наследования, собственности, обязательственного права и пр.

Дхармашастры признают неортодоксальную артхашастру в качестве источника права. Вместе с тем в Ядж. (II, 21) подчеркивается, "что дхармашастра имеет большее значение, чем артхашастра". Уже в этих положениях нашел отражение процесс постепенного изменения роли Арт. в судопроизводстве, которая стала все больше уступать место дхармашастрам, активно заимствующим ее правовые нормы и положения. Эти же процессы привели, видимо, в начале I тысячелетия н. э. к прекращению дальнейшего развития литературного жанра артхашастр, в котором Артхашастра, приписываемая Каутилье, являлась последним, обобщающим произведением.

Одновременное появление двух традиционных жанров в правовой литературе было связано с историческими особенностями развития Древней Индии, с той же слабостью государственной власти, автономностью общин, особым положением в социальной структуре варны брахманов. Оно демонстрирует развитие права в Древней Индии как бы двух уровней: государственного (артхашастра) и общинного (дхармашастра). Сами же юридические трактаты, развивающиеся в одной и той же культурной среде, за счет отбора и включения в свои тексты многочисленных обычаев тесно взаимодействовали друг с другом, о чем свидетельствует сходство их многих положений.

Как бы ни было велико значение писаных памятников права в Древней Индии, следует отметить, что на всех этапах развития страны за обычаем признавалась роль его приоритетного источника. В дхармашастрах содержатся отсылки к обычаю и в общей декларативной форме, и по конкретным нормам права.

Обычай (ачара, адачара и пр.) трактовался в плане поведения "добрых, благоразумных людей" в соответствии с моралью, общественной пользой. Постепенно под влиянием ряда факторов, в частности непрекращающегося воздействия на общинно-кастовую систему соседствующего с индийскими общинами первобытного окружения, установилась практика, что не только одобренный брахманом обычай, но и всякий другой (в том числе обычай шудр и лиц, имеющих смешанное происхождение, а также жителей завоеванных стран) мог признаваться в царских судах.

На отдельных этапах эволюции правовой системы Древней Индии менялось отношение к царскому узаконению, повелению (эдикту) как источнику права. Ранние дхармашастры (дхармасутры), такие как Гаутам, Васишхта, не говорят о законодательных полномочиях царей и объявляют дхармой правителя лишь наказание преступников и суд над ними в соответствии с положениями "священного закона". В этих дхармасутрах нет свидетельств о вмешательстве царей в деятельность общинных судов. Иначе решается вопрос в "светской" Артхашастре. Здесь эдиктам царей отводится большая сила, чем дхармашастрам. Одна из особенностей поздней из дхармашастр — Нарады в том, что согласно ее предписаниям (XVIII, 24, 25) царские повеления превосходят любые положения смрити. Вместе с тем в Нараде указано, что по мере возможности эдикты царя не должны нарушать фундаментальных принципов и правил, которые содержатся в дхармашастрах.

Регулирование имущественных отношений. Шастры свидетельствуют, с одной стороны, об имущественном расслоении в Древней Индии, а с другой — о довольно строгом сохранении общинных, кастовых, патриархальных, большесемейных связей. В общинном землевладении находились пастбища, ирригационные сооружения, дороги и пр. Нормы древнеиндийского права охраняют земледельческие права общин, деревень, селений, которые имели почти неограниченное право распоряжения землей: продавать, сдавать в аренду, дарить, в частности — храмам.

Частное крестьянское землевладение также было связано с широкими правомочиями: продажей, сдачей в аренду, дарением земли и пр. Об этом свидетельствуют те положения шастр (ЗМ, VIII, 248–266 и др.; Арт., III, 8–9 и др.), которые посвящены спорам между общинами, общинниками-крестьянами о границах земельных участков, межевых знаках, колодцах, каналах и др.

Широкие полномочия общинника-земледельца были, однако, ограничены в интересах упрочения общинных связей. Так, собственник не мог свободно продавать землю, ибо сохранялось преимущественное право ее покупки за родственниками или соседями, не мог забросить и не обрабатывать принадлежащий ему участок (Арт., III, 9(1), 10, (1-12) и др.).

Судя по всему, понятие собственности сложилось в Индии еще в первой трети I тысячелетия до н. э. Об этом свидетельствует изменение смысла таких слов, как "агама" и "прамана", используемых в древнеиндийской литературе. "Агама" (от простого присвоения, приобретения имущества) получила смысл титула собственности, поддающейся измерению и исчислению, а также смысл триады доказательств собственнических прав: документа, свидетельских показаний и пользования вещью. В Яджнавалькье, например, титул собственности становится выше пользования, за исключением прав, проистекающих от предков. "Пользование сына или внука превалирует над титулом собственности" — записано здесь (Ядж., II, 27, 28).

О сложившемся понятии собственности, в отличие от пользования вещью, свидетельствует и появление в дхармашастрах, например в ЗМ, норм о сроках давности пользования, владения вещью, влекущих за собой превращение владения в собственность. Этот срок по ЗМ составляет 10 лет (VIII, 147). Арт. уже различает сроки давности для движимого и недвижимого имущества, соответственно определяя их в 10 и 20 лет, предусматривая при этом и исключения в отношении собственности, принадлежащей детям, слабоумным, больным, бедствующим, царю и брахману — знатоку веды. Не распространялось правило давности на залог и вклад (ЗМ, VIII, 148, 149). Право собственности утрачивалось на оросительное сооружение, если оно бездействовало 5 лет (Арт., III, 9 (32). Предписания шастр направлены на всемерную охрану недвижимости — дома, поля, которые Нарада называет двумя основами существования домохозяина.

Вместе с тем шастры свидетельствуют о верховных собственнических правах правителя на землю, или его власти-собственности. Правитель, царь выступает как бы третьей стороной в поземельных отношениях. Так, Нарада рекомендует царю, имеющему право на получение налога, не подрывать "корень домохозяйства, ибо, когда имеет место процветание сельской местности, увеличиваются религиозные заслуги царя…" (Нар., XI, 43).

Цена за землю была фиксирована, но не возбранялась при этом надбавка, которая шла не продавцу, а вместе с налогом в казну. В спорах по поводу поля участвовали соседи, а также городские и сельские старейшины. Если не было людей, знающих границы поля, сам царь проводил ее по своему разумению. Если же в споре обе стороны ложно заявляли о своих правах, он мог взять землю как лишенную хозяина. Особая заинтересованность казны в обработке земли, и тем самым в получении налога, проявлялась и в предоставлении возможности каждому человеку обработать любое заброшенное поле.

В характерной семизначной манере ЗМ четко закрепляют законные способы приобретения имущества: путем передачи вещи по наследству, получения ее в дар, покупки, завоевания, ростовщичества, исполнения работы, а также получения милостыни (X,115). Наследственно-профессиональный принцип деления на варны проявился при этом и в представлении о законных способах приобретения собственности. Если первые три способа, как записано в ЗМ, были доступны для всех, то четвертый — только для кшатриев, пятый и шестой — для вайшиев, седьмой же был привилегией брахманов. Этот идеальный порядок часто не отражал реального положения представителей отдельных варн.

Больше половины из 18 поводов судебного разбирательства, указанных в шастрах, занимают нормы, касающиеся обязательств, договоров: займа, найма, купли-продажи, хранения (вклада) и др. При этом предусматриваются гарантии исполнения договоров — залог (заклад), поручительство. При трактовке договорных отношений формулируются и некоторые общие принципы. В специальной главе Арт. (III, 1) — "Установление о сделках" — перечисляются, например, условия, каким должен отвечать правомерный договор, указывается его форма. Заключался договор письменно, с указанием точного времени, места совершения сделки, местожительства, рода, касты и пр. сторон и поручителей.

Сделки считались недействительными, если заключались тайно, без свидетелей, путем обмана или насилия, пьяным или безумным человеком, находившимся в состоянии гнева, горя, а также стариком, ребенком, уродом (ЗМ, VIII, 163–165; Арт., Ill, 1). Была ограничена также дееспособность женщин, несамостоятельных членов больших неразделенных семей (сына, зависящего от отца, отца, зависящего от сына, брата, не имеющего семьи, и др.). Неправомерные сделки не только считались недействительными, но и наказывались штрафом. Строгие формальности ослаблялись, если сделки были связаны с царским поручением, с охраной государственной тайны или заключались лицами, ведущими бродячий образ жизни: охотниками, пастухами, артистами и пр. (для которых совершение формальностей было затруднительным). Детально разработан в шастрах договор займа, который скреплялся, как правило, распиской (Ядж., II, 93).

В соответствующих положениях шастр нашел отражение весь многовековой путь развития этого института. С одной стороны, нормы, касающиеся займа, свидетельствовали о расцвете ростовщичества, взимании высоких процентов (традиционное правило допускало двойное увеличение суммы долга за счет начисления процентов); с другой — о сохранении первобытных элементов самоуправства, расправы. Кредитору фактически предоставлялись неограниченные возможности для получения задолженности (с помощью хитрости, принуждения, путем осады дома, захвата животных или сыновей должника, а также силы, "когда кредитор, схватив должника, приводит его в свой дом и держит моря голодом и избивая его до тех пор, пока тот не заплатит долга"). При этом ЗМ прямо предписывают царю штрафовать должника, жалующегося на кредитора, добивающегося уплаты долга по "произволу".

В главе I Нарады — "Невозвращение долга" — изложен ряд общих правил, касающихся таких споров: "где наследство — там долг", "долг женщины не падает на мужа", "женщина — имущество мужа, даже покойного, отсюда правило: ее сожитель после смерти мужа должен вернуть его долги", "долговые отношения связывают и человека, обещавшего дар" и пр.

Размер процентов по долгам различался в зависимости от того, в каком количестве и что было взято взаймы: деньги, зерно и пр., к какой варне принадлежал должник. Для шудры он был больше, согласно Ядж., чем для брахмана. Попытки фиксации процентов по долгам, направленные на предотвращение полного разорения земледельцев, плательщиков налога, вряд ли были эффективны, так как они наталкивались на действие разнообразных норм местного обычного права. Арт., ограничивая ростовщический процент, признает тщетность этих попыток в государстве (Арт., III, 11 (3). В интересах слабого была предусмотрена не только фиксация процентов, но и декларативное запрещение злоупотреблений со стороны кредитора при получении долга, прекращение роста процентов по долгам в случае болезни, обучения, несовершеннолетия должника и пр. (Арт., III, 10, 11 и др.).

Особо оговаривались в Арт. обязательства по выплате долгов мужа женой и наоборот, что свидетельствует о признании за женщиной больших прав, чем по дхармашастрам. Она не привлекалась к выплате долгов мужа, если не принимала их на себя, а муж, вопреки общему правилу, мог привлекаться к выплате долгов жены, если уехал, не обеспечив ее средствами существования (Арт., III, 11 (23–24).

Многовековой практикой были установлены нормы оплаты труда работника — 1/10 часть урожая, но они, как правило, не соблюдались из-за его зависимости. Он вынужден был отказываться от остатков личной свободы, становясь рабом "за содержание".

Наемный труд презирался высшими варнами, не случайно в ЗМ (примечание к шлоке 4, гл. IV) услужение характеризуется как "собачий образ жизни", а брахману всячески рекомендуется избегать его. Крайне тяжелы были и условия личного найма. Наемный работник, не выполнивший работу, подвергался штрафу (ЗМ, VIII, 215), ему не выплачивалась наемная плата, даже если он был болен и работа в связи с этим была немного не законченной (ЗМ, VIII, 217).

В то же время в шастрах специально предусматривалась в качестве повода для судебного разбирательства невыплата жалованья пастуху, торговцу, возчику, плата проститутке, которые могли быть возмещены через суд в двойном размере.

Подробно рассматривались в шастрах договоры хранения (вклад), товарищества, поручительства и купли-продажи. В них предусматривалось освобождение от ответственности хранителя вклада, если он был потерян в результате стихийного бедствия, а также "вмешательства царя, бога или воров" (Ядж., II, 65).

Для договора купли-продажи характерным было то, что кастовые барьеры накладывали ряд ограничений на возможность заниматься торговлей, особенно представителям высших варн (ЗМ, X, 85). Самопродажа и продажа родственников в рабство влекла за собой изгнание из касты (ЗМ, XI, 60–62).

Относительно слабое развитие товарно-денежных отношений отразилось на некоторой нестабильности договора купли-продажи, который, согласно ранним дхармашастрам, мог быть расторгнут в любое время, по ЗМ — в течение 10 дней. Не чем иным как стремлением упорядочить торговые отношения стало выделение в поздних шастрах таких поводов судебного разбирательства, как непередача проданного или отказ от купленного.

Расторгнуть договор купли-продажи, согласно Нараде, можно было в тот же день, на второй день — с уплатой неустойки. В Арт. отказу от проданного или купленного как поводу судебного разбирательства была посвящена целая глава. Характерно, что в этой же главе рассматривались и вопросы отказа от заключенного брака, в частности, при выявлении недостатков у жениха или невесты. Особо оговаривались сроки расторжения сделок о продаже животных (1,5 месяца) и людей (1 год) (Арт., III, 15 (17,18).

Преступления и наказания. Тесная связь права с религией и моралью определила главную характерную черту древнеиндийского права, проявившуюся в отсутствии четкой дифференциации преступлений и грехов. В основу их разграничения в ЗМ положен не характер самого правонарушения, а наказание за него. В одном случае это штраф, телесное наказание, в другом — искупление.

Так, к великим грехам в ЗМ отнесены такие деяния, которые влекли за собой ритуальную нечистоту виновного и необходимость тяжкого искупления, в частности убийство брахмана, пьянство, кража, прелюбодеяние с женой гуру (учителя), а также сообщество с таким грешником (ЗМ, XI, 55). Эти же деяния отнесены в другой главе (IX, 235) к разряду деликтов-преступлений, следствием которых являлось наказание вплоть до лишения всей собственности и изгнания из страны. Характерно, что такой великий грех, как сообщество с великим грешником не был отнесен к числу преступлений.

Само понятие преступления можно применять лишь условно при характеристике права древнего мира, ибо в это время не проводилось еще четких различий между частноправовым правонарушением (деликтом) и преступлением. В Арт. (III, 16) положения о продаже несобственником и невозвращении долга даны в логической связи и трактовались в понимании ущерба, наказуемого штрафом (Арт., III, 16 (2). Правда, Ядж. оперирует понятием тяжкого проступка — преступления, исключающего отсрочку для ответчика дачи показаний на заявление истца — потерпевшего.

Шастры при рассмотрении конкретных преступлений исходят из неких общих понятий, принципов: из признания форм вины (умысел или неосторожность), необходимой обороны, рецидива, соучастия, обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказания, и пр. Так, хозяин не отвечал за нахождение в его доме чужой женщины, если не знал об этом или если она находилась там вопреки его воле (Арт., III, 4, (8). Убийца освобождался от наказания, если убил, защищая себя, при охране жертвенных даров и при защите женщин и брахманов (ЗМ, VIII, 349). При этом не имело значения, был ли убит гуру, ребенок, престарелый или даже брахман, весьма ученый в ведах (ЗМ, VIII, 350). Подстрекатели к грабежу наказывались (Арт., III, 17, (11) двойным штрафом. Как смягчающее обстоятельство учитывалось при оскорблении словом или действием отсутствие умысла, состояние преступника, находившегося в опьянении, умопомрачении и пр. (Арт., III, 18(10); 17(14).

Учитывалось иногда, что преступник действовал не по своей воле, а по прямому указанию лица, от которого зависел. Штраф, налагаемый на него, был в этом случае вдвое меньше штрафа, налагаемого на подстрекателя. Смягчающими обстоятельствами признавались беда или несчастье, постигшее преступника.

Обстоятельствами, отягчающими ответственность, признавались групповой характер преступления (Арт., III, 19(16), рецидив и пр. При вынесении наказания, как во всем древневосточном праве; учитывался личный статус преступника и потерпевшего, пол, возраст, варна, родственные связи сторон. Как правило, более высокий варновый статус преступника смягчал его ответственность, более высокий варновый статус потерпевшего — отягчал ее, кроме воровства, когда действовал обратный принцип. По ЗМ на брахмана в этом случае накладывался больший штраф, чем на шудру. Оскорбление жены наказывалось, например, вдвое меньшим штрафом, чем оскорбление чужой женщины (Арт., III, 18(5). Особо наказывались преступления, затрагивающие интересы царя и храма. Так, например, ЗМ предписывают казнить без промедления взламывающих царский склад, арсенал или храм (VIII, 280).

Отсутствие сколько-нибудь полного перечня так называемых государственных преступлений — характерная черта древневосточного права. Но даже это свидетельствует о том, что право выделяло их. Нарада, например, предусматривала тяжкое наказание за незаконное ношение оружия с "вражескими" намерениями. Арт. (III, 18(12) определяет самый высокий штраф за поношение своей страны или деревни. Если неповиновение приказу главы деревни наказывалось штрафом (Арт., III, 16(39–40), то можно предположить, как тяжко наказывалось неповиновение приказу царя. Иногда суд рассматривал как оскорбление действием нанесение ущерба общественно значимым объектам и царской собственности (Арт., III, 19(30).

Выделялись и правонарушения, носящие характер святотатства, и должностные преступления. К первым относилось, например, такое деяние, как поношение богов и святынь (Арт., III, 18(12), заклад священного водоема (Арт., III, 10(2), ко вторым — мздоимство служащих царя, их злоупотребления, составление ложных приказов и пр. (ЗМ, IX, 231–232).

Большая группа норм, входящих в общее понятие "насилие", касается преступлений против личности. Среди них первое место занимает убийство, влекущее за собой смерть преступника. "Убийство убийцы — открытое или тайное — никогда не является для убивающего грехом" — провозглашено в ЗМ (VIII, 351). Самым тяжким преступлением считалось убийство брахмана, сам же брахман не мог быть наказан смертной казнью даже за убийство. В этом случае он изгонялся из страны. Телесные повреждения рассматривались в шастрах в контексте оскорблений действием, к числу которых Арт. относила, например, прикосновение, замахивание, удар (Арт., III, 19(1). Наказание штрафом за оскорбление действием варьировалось в зависимости от последствий: было ли избиение с кровью или без крови или "почти до смерти", была ли сломана рука или нога, выбиты зубы, отрезаны уши, нос, потерял ли потерпевший способность говорить, двигаться, принимать пищу. В последнем случае наряду со штрафом требовалось возмещение расходов на лечение (Арт., III, 19(12). Групповые побои влекли удвоенную сумму штрафа для каждого преступника.

К оскорблению словом Арт. (III, 18(1) относила "поношение, посрамление и угрозу", при этом учитывался прямой и тайный смысл оскорбительного слова, а также соответствовало ли оно действительности, например, при оскорблении умалишенным, прокаженным. С этой целью привлекались показания лекарей, близких людей.

Как и жизнь, достоинство людей в шастрах расценивалось в зависимости от сословно-варновой принадлежности. Если оскорбление словом или действием равного себе по положению или представителя низшей варны наказывалось, как правило, штрафом (ЗМ, VIII, 276, 268 и др.), то такое же преступление шудры в отношении дважды рожденных влекло за собой телесное наказание, внушающее трепет, — отрезание языка, губ, рук, ноги, кастрацию (ЗМ, VIII, 270–280). "Ту часть тела, какой шудра ударит брахмана, — провозглашает Арт. (III, 19(8), — следует у него отрубить". Характерно, что в одном ряду с оскорблением действием в Арт. рассматривается и повреждение чужой вещи, и нанесение ударов чужому скоту (Ш, 19(23,26,27).

Прелюбодеяние было одним из первых известных шастрам великих грехов и тяжких преступлений. В ЗМ нормы о прелюбодеянии идут вслед за убийством. "Людей, домогающихся чужих жен, царю следует изгонять, подвергать наказанию, внушающему трепет" — гласит правило ЗМ (VIII, 352). Все виновные в прелюбодеянии (которому в шастрах дается очень широкая трактовка, включающая, в частности, тайную беседу с чужой женой, услужливость, заигрывание с ней, прикосновение к ее одежде и украшениям и пр.) подлежат смертной казни. Характерно, что проституция жены с согласия мужа не наказывалась (ЗМ, VIII, 362; Нарада, I, 183 и др.). Шастры не проводят различий между прелюбодеянием и изнасилованием (лишение чести девушки против ее воли) (ЗМ, VIII, 364). Это преступление влекло за собой телесное наказание, отрезание пальцев, если преступник был не равен по положению с потерпевшей. Равный по положению отделывался высоким штрафом. Неверную жену, "обнаглевшую вследствие знатности родственников", ЗМ рекомендовали затравливать собаками (VIII, 371), а ее сожителя сжигать на раскаленном железном ложе. Наказывался мужчина за преступное сожительство со свободной женщиной, при этом учитывалось ее социальное положение и была ли она охраняема или нет. Если шудра сожительствовал с женщиной из высшей варны, он подлежал кастрации.

Значительное место в шастрах занимали и имущественные преступления — кража, грабеж, которые рассматривались как однопорядковые явления с преступлениями против личности, клеветой, прелюбодеянием, ибо имущество в правосознании древнего индуса являлось как бы продолжением личности, было неразрывно связано с нею.

В имущественном плане рассматривалось, например, положение женщины и жены. Отсюда частые ассоциации в дхармашастрах прелюбодеяния и потравы поля (женщина считалась воплощением поля, мужчина — семени (ЗМ, IX, 32–33). Характерно, что Яджнавалкья под тяжким преступлением понимает смертоубийство, а также уничтожение чужого имущества. В полном соответствии с этой логикой "светская" Арт. (книга III, гл. 19) под единой рубрикой "Оскорбление действием" помещает правовые нормы, касающиеся оскорбления словом или действием, нанесения телесных повреждений, убийства, кражи, повреждения чужой вещи (в том числе деревьев), нанесения ударов и ран чужому скоту и пр.

В шастрах проводятся, однако, четкие различия между грабежом, или насильственными действиями присвоения вещи в присутствии собственника, и кражей — в отсутствие собственника, к которой приравнивалось отрицание получения чужой вещи на хранение и пр. (Арт., III, 17, (1,2). Наказание варьировалось в зависимости от стоимости похищенного и варновой принадлежности преступника.

"Собирание кореньев, плодов от деревьев, дров для огня и травы для корма скота" не считалось преступлением (ЗМ, VIII, 339,341).

Захват (грабеж) наиболее ценного имущества: крупного рогатого скота, людей, домов, золота, по Арт. (III, 17(19), влек за собой крупный штраф. По ЗМ похищение "родовитых людей, особенно женщин, так же как и лучших драгоценных камней" наказывалось смертной казнью, захват же коров — отсечением половины ноги (ЗМ, VIII, 323–324).

Из этого, как и из других примеров, можно сделать вывод, что предписания Арт. носили в ряде случаев более гуманный характер. Объясняется это видимо тем, что наказания, предусматриваемые Арт., имели более действенный характер, чем в дхармашастрах, главной целью составителей которых было не строгое применение предписаний о наказаниях, а предупреждение, предостережение преступника о тех тяжких последствиях (часто самых невероятных), которые его ждут. Угрозы излагались в ЗМ даже в самой общей, декларативной форме, не сопряженной с конкретной санкцией.

Исчерпывающего перечня наказаний в шастрах нет. В ЗМ (VI–II, 310) царю предписывалось обуздывать беззаконие тремя мерами: заточением, заковыванием в цепи и различными видами телесных наказаний. В другом месте в перечень наказаний (ЗМ, VIII, 129) вошли замечание, выговор, штраф, телесное наказание смертная казнь. Но в нем не упоминаются ни позорящие наказания: клеймение, обритие головы и пр., ни изгнание из страны, касты, семьи, которые в действительности применялись, о чем свидетельствуют другие шлоки.

В ЗМ различается простая (отрубание головы) и квалифицированная (сажание на кол, утопление и пр.) смертная казнь (IX, 279), которая в ряде случаев могла быть заменена уплатой высшего штрафа, т. е. 1000 пан (средний штраф — 500 пан, низший — 250 пан), что ставило в неравное положение бедного и богатого преступника. К брахманам смертная казнь не применялась, к ней приравнивалась своеобразная гражданская смерть, связанная с публичным оглашением, клеймением, изгнанием из касты и страны. Клеймение применялось и к представителям других варн вместе с телесным наказанием и денежными штрафами (ЗМ, IX, 236, 237).

Регулирование брачно-семейных отношений. Брачно-семейным и наследственным отношениям — "вечным дхармам мужа и жены" — посвящен в шастрах ряд глав, в ЗМ в основном главы III, IX, в Арт. — главы 3–7 книги III.

Все предписания "о дхарме мужа и жены" свидетельствуют о приниженном, подчиненном положении женщины в древнеиндийском обществе, в сохранившихся здесь еще в незыблемом виде больших, неразделенных патриархальных семьях-кланах, в которых глава семьи обладал огромной, почти неограниченной властью. В сфере семейных отношений наиболее отчетливо проявилось влияние социокультурных традиций, норм обычного права. Об этом свидетельствует указание на восемь разноречивых форм брака, которые были распространены в Индии и которые шастры не могли не учитывать. Первые четыре, поощряемые брахманами, сводились в основном к выдаче отцом замуж дочери, "наделенной драгоценностями" (с определенным приданым). Такова, например, форма, носящая название "брахма" (ЗМ, III, 27), которая вместе с тремя последующими ("дайва", "арша", "праджапатья") противопоставляется браку "асура" — покупки невесты, признаваемому, но порицаемому наряду с браками по любви, без согласия отца и матери ("пандхарва"), с похищением невесты ("ракшаса") и с насилием над ней ("пайшача"). Все эти формы сводились в результате к покупке невесты, будущей работницы в семье. Не случайно в шастрах первые четыре формы супружества предписывались брахманам и кшатриям, вайшию и шудре предписывался брачный союз с выкупом невесты. Брак с похищением невесты, заканчивающийся, видимо, тем же выкупом, входящий в прямое противоречие с другими его формами, — явный пережиток первобытного общества.

Таких противоречий, вызванных включением архаичных норм обычного права, в шастрах было множество. Провозглашение, например, денной и нощной зависимости женщины от мужчин (отца — в детстве, мужа — в молодости, сына — в старости) (ЗМ, IX, 2,3), соседствовало с утверждением, что мать превосходит почтенностью отца в тысячу раз (ЗМ, II, 145). В ЗМ можно найти следы полиандрии, когда братья имели одну жену, ребенок которой считался сыном всех братьев (IX, 182).

Главным назначением женщины считалось рождение и воспитание детей, прежде всего сыновей, на которых падала обязанность совершать поминальные обряды по умершим предкам. Потомство, как и скот, признавалось основным видом богатства. В силу этого законным отцом ребенка считался муж матери независимо от того, кто им был фактически. Женщина в данном случае приравнивалась к домашним животным, рабыням, потомство которых принадлежало хозяину (ЗМ, IX, 52–55). Допускалась также, хотя и считалась грехом, продажа жены и детей (ЗМ, XI, 69). Продажа сыновей не влекла, как правило, обращения их в рабов. Подаренные и проданные в крайних обстоятельствах сыновья (видимо, в бездетные семьи) получали все права прямых родственников в новых семьях. Жена считалась не только собственностью мужа, она составляла как бы часть его самого. Не случайно даже проданная жена не освобождалась от мужа (ЗМ, IX, 46), а право на нее в представлении древнего индийца сохранялось и за умершим мужем. Традиционные установки, пережившие века, лежали и в основе запрещения повторных браков вдов (ЗМ, IX, 64) и обычая самосожжения вдов на погребении своего мужа ("сати").

В случае смерти бездетного мужа жена должна была по требованию его родственников родить сына от деверя или другого близкого человека (ЗМ, IX, 57–65), хотя эта архаичная норма обычного права также лишь допускалась, но не поощрялась и называлась в ЗМ дхармой, "свойственной животным" (IX, 66). Не поощрялось и многоженство мужчин. Но муж мог привести в дом другую жену, если первая не отличалась добродетелью, была привержена к пьянству, была злобна или расточительна (ЗМ, IX, 80).

Обязанность жены — послушание и уважение мужа. "Если жена не рожает детей, может быть взята другая жена на восьмом году, если рожает детей мертвыми — на десятом, если рожает только девочек — на одиннадцатом, но если говорит грубо — немедленно" — записано в ЗМ (IX, 81). Штраф женщине, непристойно ведущей себя, мог быть заменен поркой розгами на торговой площади. Это наказание усугублялось тем, что пороть женщину должен был чандал (неприкасаемый) (Арт., III, 3, (27–28).

Условия вступления в брак не запрещали (ЗМ, IX, 88), а скорее поощряли супружество несовершеннолетних, хотя Арт. (III, 3(1) устанавливала для женщин возраст брачного совершеннолетия 12 лет и 16 лет — для мужчин (это социальное зло (браки несовершеннолетних), связанное с религиозными установками, не изжито в Индии до настоящего времени).

Межварновые браки не поощрялись, но допускались, когда муж принадлежал к более высокой варне, чем жена (анулома), но строго запрещались браки женщин из высших варн с мужчинами низших варн (пратилома).

В полном соответствии с принципами индуизма развод запрещался дхармашастрами, но разрешался Арт., если супруги ненавидели друг друга или вследствие жестокого обращения одного с другим (III, 3 (15–17). Арт., вопреки запретам дхармашастр, допускала и повторный брак вдов. Шастры, как правило, исключали женщин из списка наследников семейной собственности, так же как и изгоев, больных, калек, слабоумных и пр., утверждали неравенство наследственных прав детей, рожденных от жен различных варн. Так, сын шудрянки и дважды рожденного не получал наследства, кроме того, что давал ему отец (ЗМ, IX, 155).

Необходимо отметить, что правила наследования имущества умершего шудры были менее строги, допускали, например, к наследованию даже сына, рожденного от рабыни, если он был признан своим отцом (ЗМ, IX, 179). Лица, лишенные наследства, могли рассчитывать только на помощь в пропитании со стороны наследников. Особая собственность женщин (стридхана) после ее смерти могла переходить по наследству всем детям, в том числе и дочерям.

Судебный процесс. Судопроизводство подробно описывается как в Арт., так и в поздних дхармашастрах, причем правила обвинительного по своему характеру процесса и по уголовным, и по гражданским делам в основном совпадали. Судебное дело начиналось с подачи искового заявления и показаний в суде истца, затем ответчика (Арт., III, 1 (17). В зависимости от характера дела каждая из сторон выставляла поручителей, гарантирующих исполнение решения суда (в основном по долговым обязательствам). Ответчик при этом не имел права выдвигать встречного иска (обвинения), за исключением случаев рассмотрения дела о ссорах, кражах, соглашениях торговцев. Рассмотрение прекращалось, если ответчик признавал свою вину, в противном случае ему давалась отсрочка для ответа: первый раз от 3 до 7 дней, второй (с целью поиска новых доказательств) — полтора месяца. Истец должен был доказательно оспорить показания ответчика в тот же день, в противном случае он подлежал штрафу (Арт., III, 1 (17,27 и др.). Бегство и истца, и ответчика от суда было равнозначно признанию вины.

Публичная состязательность, как необходимое условие ведения дел, усиливалась правом истца и ответчика биться об заклад, который выплачивался проигравшей стороной определенной суммой царю.

Значительное внимание в шастрах уделяется требованиям, предъявляемым к надежным свидетельским показаниям (ЗМ, VIII, 68, 69, 72; Арт., III, 11 (25–33). Действовал общий принцип: свидетель должен быть равным по социальному статусу той стороне в процессе, относительно которой он дает показания. Это требование ослаблялось лишь в случае тяжких преступлений (воровство, насилие и пр.), когда свидетели не проверялись слишком тщательно (ЗМ, VIII, 72).

Только при отсутствии надлежащих свидетелей разрешалось принимать свидетельства ребенка, старика, ученика (в отношении учителя), родственника, раба и женщины (ЗМ, VIII, 70, 71 и др.). К этому перечню Арт. добавляет больных, лиц, исключенных из каст, неприкасаемых, лишенных органов чувств, если это были не тяжбы "подобных им" (III, 11(30). Лжесвидетельство считалось преступлением, наказываемым иногда штрафом, равным десятикратной сумме иска, или изгнанием из страны (Арт., III, 11(45). Предписывался также специальный ритуал приведения к присяге свидетеля. Арт. признает и доказательства, добытые "обманным путем".

С древнейших времен применялся суд божий — ордалий. Подробно пять великих ордалий (весами, огнем, водой, простой и священной, и ядом) описываются в Ядж. Но к ним можно было прибегать, во-первых, по согласию сторон, во-вторых, при отсутствии авторитетных доказательств — документов, свидетельских показаний, факта пользования вещью и, в-третьих, публично.

По мере того как в шастрах все больше внимания стало уделяться имущественным отношениям, возрастала роль документов как надежного способа доказывания. В поздних шастрах проводится их классификация, регламентируется порядок составления, особенно договоров займа (Ядж., II, 84–94; Нар., I, 134–146).

В Арт. заметен некоторый отход от состязательного характера судебного процесса. Об этом свидетельствуют и усиление в судопроизводстве роли органов власти, царя, который обязывался, в частности, вызвать ответчика в суд, если сам истец был не в состоянии сделать это, и возможность применения пыток.

 

Глава 8. Право Древнего Китая

Ни одна правовая система в мире не испытала столь мощного влияния двух противоборствующих философских учений, как правовая система Древнего Китая, в истории которой этико-политические догматы конфуцианства и политико-правовые концепции легизма стали определяющими факторами самого поступательного развития права, его идейных основ, принципов и институтов, а также механизмов правоприменения, традиционного правопонимания китайцев.

Общей чертой этих двух древнекитайских школ была их политическая направленность, стремление организовать жизнь китайского общества на "рациональных", "справедливых" началах, но понимаемых каждой школой по-разному. Это привело к острой борьбе между ними, закончившейся в результате компромиссом.

В развитии древнекитайского права можно выделить три этапа. На первом этапе в шаньско-иньском и раннечжоусском Китае в регулировании общественных отношений главную роль играли этические нормы (ли), определяющие отношение членов китайского общества к правителю — вану и внутрисемейные отношения. Эти нормы строились на почитании родителей, старших, на преклонении перед знатностью, на преданности вану.

Правовые нормы в это время не вычленялись еще из общей массы религиозно-этических норм, с которыми они составляли единое целое. Вместе с тем все большее значение по мере укрепления власти ванов приобретают распоряжения и приказы правителя, его приближенных, высших чиновников, исполнение которых обеспечивается принуждением.

В VI в. до н. э. создает свое учение великий философ Конфуций, непререкаемый авторитет которого пережил в китайском обществе века. Основная философская идея конфуцианства — идея гармонии как главного условия всеобщего космогонического порядка, равновесия в мире, а следовательно, и счастья людей. Она включает в себя как гармонию между людьми и природой, так и гармонию между самими людьми, выражающуюся в их поведении, которое должно соответствовать "естественному порядку", т. е. добродетели и морали.

Средством поддержания справедливого порядка у Конфуция является не закон, а соблюдение традиций, моральных норм (ли), закрепляющих некий образ идеального поведения, основанного на соблюдении "меры" во всем, что, в свою очередь, должно побуждать человека к уступкам, компромиссам.

Гармоничное общество, согласно учению Конфуция, созданное на основе "веления Небес" — это совокупность групп (объединений людей), каждая из которых должна существовать в социальных и правовых условиях, максимальных для осуществления отведенных ей функций. Главной идеей такого объединения является идея "сяо" — сыновней любви, почитания старших, а также вышестоящих на иерархической лестнице.

Требование строгого соблюдения "ли", находящего выражение в скрупулезно разработанном ритуале, определяло особое, принципиально отличное от легистов, отношение конфуцианцев к законодательной форме как к некоему мерилу, образцу правильного поведения, не требующему во всех случаях ни строгого соблюдения, ни обязательной судебной защиты.

На втором этапе развития древнекитайского права, начиная с периода Чжаньго (V–III в. до н. э.), усиливается роль права с его стабильным комплексом наказаний. В этот период и было создано законченное легистское учение об управлении народом и государством наиболее ярким представителем легизма Шан Яном, отстаивающим абсолютную власть правителя, который с помощью строго установленного, не подлежащего обсуждению закона определяет всю жизнь подданных.

Легисты проповедовали идею бесполезности и невозможности существования людей вне рамок жесточайших наказаний, исходили из обязательности превентивных мер и коллективной ответственности, обеспечивающих "хорошее управление", отказывались признавать наличие какой-либо связи между мерой наказания и тяжестью содеянного преступления. Жестоко карать, по их мнению, следовало даже за малейшее нарушение приказов государя. Проповедуя своеобразное "равенство" перед законом, неотвратимость наказаний за совершенные преступления, легисты стремились лишить знать, чиновничество различных княжеств наследственных привилегий во имя укрепления сильной центральной власти. Не случайно крайнее ужесточение наказаний, требование их неотвратимости было прямо связано с развитием понятия преступления против государства.

Обострение противоборства двух идеологий, давшего новый импульс становлению традиционных черт и институтов древнекитайского права, относится ко второй половине III в. до н. э., когда легизм в его крайней форме становится официальной идеологией первой китайской империи Цинь (221–207 гг. до н. э.), а легисты приходят к власти, претворяя в жизнь свои правовые воззрения путем безуспешных попыток насильственно вытравить из массового сознания конфуцианские догматы с помощью преследования их поборников и носителей, уничтожения конфуцианских книг и пр. Согласно легенде, Циньский император Шихуанди в 213 году до н. э. приказал сжечь все конфуцианские книги, предав казни 400 ученых-конфуцианцев.

С утверждением династии Хань на последнем этапе формирования древнекитайского права (III в. до н. э. — III в. н. э.) — этапе формальной победы конфуцианства — происходит слияние легизма и конфуцианства в новое учение — ортодоксальное ханьское конфуцианство, главным назначением которого становится осмысление с позиций тогдашних знаний, оправдание и увековечивание существующих социально-экономических и политических порядков как разумных, отвечающих интересам сохранения и функционирования древнекитайского общества. Доминирующей идеей этой идеологии была конфуцианская идея неравенства людей, их социальных, сословных, ранговых различий, а также различий в зависимости от места в семье, пола, возраста. Незыблемости этих различий должна была служить тщательная регламентация поведения людей в обществе, семье с помощью жестких моральных норм "ли", официально признанного ритуала.

Ортодоксальное конфуцианство не отвергало закона, строгих наказаний, предполагая взаимодействие строгости и снисхождения. Из этого предположения вытекало, что мораль и право совпадали. Мораль задавала стереотип поведения, право с помощью наказаний запрещало от него уклоняться. Нормы господствующей конфуцианской морали должны были отныне насаждаться силой, строгой карой закона ("фа"), что и нашло выражение в формулах ортодоксального конфуцианства: "там, где недостает "ли", следует применять "фа", или то, что наказуемо по "фа", не может быть дозволено по "ли", то, что позволено по "ли", не может быть наказуемо по "фа".

Слияние конфуцианства и легизма способствовало тому, что нормы "ли" приобрели большую обязательность и формализм, а в право были перенесены целые пассажи из канонизированных к этому времени конфуцианских произведений "Чжоу ли", "И ли", "Ли цзы", в которых еще в начале второй половины I тысячелетия до н. э. были систематизированы и закреплены нормы конфуцианской морали.

Источники права. Согласно исторической традиции первые писаные законы в Китае появились в государстве Шань, а в Х в. до н. э. в Чжоу якобы существовал Уголовный кодекс, насчитывающий 3 тысячи статей. Ссылки на исключительную давность китайских кодексов — дань традиции, конфуцианскому учению, что правитель "не создает право, а передает его, доверяя древним и любя их".

Появление писаных законов в Китае фактически относится к VI–V вв. до н. э., что было связано с усилением социального расслоения китайского общества. Не случайно одним из первых писаных законов был Закон о поземельном налоге, принятый в VI в. до н. э. в царстве Лу, закрепивший ликвидацию общинного и установление частного землевладения.

Усиление законодательной деятельности в период Чжаньго "Воюющих царств", в V–III вв. до н. э., было связано также с необходимостью использования закона в целях стабилизации политической обстановки в условиях изнурительной, непрекращающейся борьбы отдельных китайских княжеств между собой.

Одним из первых материальных свидетельств писаных законов в Древнем Китае стал найденный бронзовый треножник с текстом "Обозрения законов", относящийся к 536 году до н. э., основой которого стало понятие "у син" — пяти видов наказаний за преступления: клеймение, отрезание носа, отрубание одной или обеих ног, кастрация и смертная казнь, ставшая наиболее распространенным наказанием. Лишь на рубеже V–IV вв. до н. э. появился один из первых сводов законов "Книга законов царства Вэй", составленная Ли Фуем на основе правовых положений, принятых в отдельных княжествах и по традиции считающихся законами предков. Он состоял из 6 глав: законы о ворах, о разбойниках, о заключении в темницу, о поимке преступников, об орудиях казни и пытки.

Этот сборник положил начало последующей практике разработки сборников законов. В ханьском Китае в III–II вв. до н. э. проводилась огромная работа по описанию, переписке, комментированию и восстановлению древних законов. "Книга законов царства Вэй" была в это время дополнена еще рядом глав, в частности нормами права о военном деле, о государственном коневодстве и о финансах.

Появление писаных законов не могло изменить свойственный всему древнему праву Китая порядок, при котором непосредственному приказу вышестоящего лица, вплоть до правителя, или правилам нравственности, возведенным в ранг общепринятых установлении Конфуцием или его последователями, отводилось главное место в регулировании жизнедеятельности китайского общества. Законы не вытеснили и широко распространенных во все времена на общинном уровне норм обычного права, регулирующих многие стороны общественных отношений, в частности поземельных.

Уголовное право. Традиционное право Китая развивалось в основном как уголовное право, нормы которого носили как бы надотраслевой характер. Они пронизывали сферу и брачно-семейных, и гражданских отношений и пр.

Это обстоятельство и определяет необходимость изначального рассмотрения, вопреки установившейся в учебной литературе практике, институтов и норм уголовного права, являющихся самостоятельной, особо значимой частью не только правовой системы Китая, но и всей традиционной конфуцианской культуры. Именно в этой сфере с наибольшей отчетливостью проявлялся многовековый спор между конфуцианством и легизмом: что является лучшим средством управления — моральная норма (ли) или наказание (син).

Понятие преступления в Древнем Китае связывалось с проявлением преступной воли человека. Правонарушитель рассматривался как "низкий человек", его "низость" определялась тем, что он выступал носителем этой пагубной, преступной воли, которая в зависимости от характера преступления могла разрушить или весь мир, или порядок, гармонию в той социальной группе, к которой преступник принадлежал.

Из признания примата моральных норм вытекало, что мера виновности и суровость наказания должны были соответствовать не столько характеру самого поступка, сколько характеру духовного состояния преступника, не столько тяжести преступного действия, сколько интенсивности преступной воли.

В ханьском Китае, согласно конфуцианскому принципу "если воля добрая, человек не нарушает закон", стали складываться специфическое учение о форме вины, учитываться преступная воля при определении меры наказания. Требование учета воли преступника было закреплено и законом в 120 году до н. э. В соответствии с этим требованием в китайском праве стали выделять предумышленные и преднамеренные преступления, преступления, совершенные с умыслом и без такового, а также по ошибке. Одно наказание следовало за умышленную клевету, другое, более легкое, — за неподтвердившийся донос. Тяжесть наказания за телесное повреждение зависела от того, было оно нанесено со "злодейским умыслом" или в драке.

В древнем праве проводились различия и между оконченным преступлением и покушением как проявлением преступной воли, наказываемым в принципе более мягко. Но нечеткость действия многих общих принципов уголовного права, которые деформировались под прессом конфуцианских догматов, приводила к тому, что часто покушение наказывалось как законченное преступление, например, в случае намерения убить кровного родственника.

Концепция "преступной воли" определяла и содержание таких институтов как соучастие и групповое преступление. Еще на рубеже новой эры сложилась особая норма, согласно которой главарем в преступной группе считалось лицо, непосредственно замыслившее преступление, планировавшее его. Преступление признавалось групповым, если оно было совершено по предварительному сговору, в противном случае участники преступной группы отвечали каждый за отдельное преступление. Выделение главаря, идейного вдохновителя преступления, вина которого считалась особо тяжкой по сравнению с другими участниками преступной группы, было победой конфуцианцев над универсальной идеей наказания легистов, закрепленной еще в вышеупомянутом законе в 120 году до н. э.

Содержание правых положений о смягчающих вину обстоятельствах и отягчающих их (понятия невменяемости китайское традиционное право не знало) определялось также наставлением Конфуция: "Любить родителей и родственников преимущественно перед другими, всячески оказывать почтение престарелым, проявлять сострадание к калечным и милосердие к детям". В свете этой заповеди освобождались от телесных наказаний дети младше 8 лет и старики старше 70 лет.

Включение тех или иных противоправных действий в список преступлений, определение тяжести наказаний за них зависели от ряда причин: от субъективной воли императора, от доминирующего влияния тех или иных правовых концепций: конфуцианских или легистских. Этот список носил крайне дробный и неопределенный характер. Уголовному преследованию, например, подвергались невыплатившие долг должники.

Уже чжоусскому законодательству, как сообщают источники, были известны 500 видов преступлений. Неизменно в этом списке особое место стали занимать государственные преступления — измена императору, бунт и др. В царстве Цинь одним из тяжких государственных преступлений считалось хранение запрещенной литературы конфуцианского толка.

В IV–III вв. до н. э. в пособиях для чиновников содержались такие примеры рассмотрения уголовных дел, как кража из храма, кража предметов культа, нанесение ранений, клевета, дезертирство из армии. Рано выделились в соответствии с канонами конфуцианской морали и такие преступления, как непочтение к отцу, к старшим в семье. Еще в древности была введена ставшая традиционной ответственность вышестоящих и нижестоящих сослуживцев чиновника, совершившего ошибку или проступок по службе. В III в. до н. э. была введена и ответственность чиновников, знавших о вине своего коллеги и не донесших на него.

Наказания. Термин "бао" использовался в Древнем Китае в значении воздаяния за совершенное преступление. Живучесть представления о наказании как о воздаянии по принципу талиона, берущего свое начало с первобытнообщинного строя, определила длительное существование в Китае обычая кровной мести, с которым безуспешно боролись китайские правители.

Окончательное утверждение традиционной системы наказаний в V–IV вв. до н. э. было связано с ее философским осмыслением на основе использования сакральной у древних китайцев цифры "пять". Шкала наказаний включала в себя: клеймение, отрезание носа, отрубание ног, кастрацию и смертную казнь. Она дополнялась другими наказаниями — битьем толстыми или тонкими палками от 100 ударов до 500 ударов (500 ударов толстыми палками было равносильно смертной казни), обращением в рабство, штрафом. Крайняя жестокость наказаний, особенно при господстве легистов в царстве Цинь, где преступников варили в котле, вырывали у них ребра, сверлили головы, уравновешивалась в определенной мере возможностью применения символических уголовных санкций. Еще шаньско-иньскому Китаю, например, была известна особая система символических наказаний ("сян"), когда отрезание ноги заменялось покраской тушью колена, смертная казнь — ношением холщовой рубахи и пр. Общество тем самым пыталось перевоспитать преступника, выставляя его на всеобщее осуждение и презрение.

Пережитки символических наказаний встречались и в период Чжоу. Определенные попытки возродить эту систему предпринимались и в ханьском Китае, когда в 167 году до н. э. Сяо Вэнь специальным указом отменил телесные наказания и заменил их символическими. Эта попытка оказалась безуспешной, так как она противоречила воззрениям конфуцианцев, что тяжесть наказания должна соответствовать силе нарушения "ли", ибо всякое несоответствие нарушает гармонию, порождает ненависть. На тех же основаниях конфуцианцами велась борьба с легистами и против тяжких наказаний за легкие преступления. Своеобразным напоминаем "сян" в праве последующих столетий стало сохранение татуировки в качестве одного из наказаний.

Традиционным институтом китайского права, против которого конфуцианцы вели безуспешную борьбу с легистами, был институт коллективной ответственности родственников преступника. В глубокой древности истреблялся весь род преступника. В циньском Китае за государственные преступления казнили не только преступника, но и три поколения его родственников по линии отца, матери и жены. Казни таких преступников предшествовали все другие наказания, сначала татуировка, а затем забивание палками. У тех преступников, кто клеветал, злословил, оскорблял, проклинал императора, предварительно отрезали языки.

Наказание, таким образом, преследовало сугубо устрашающие цели. Некоторое смягчение наказания под влиянием конфуцианизации права на третьем этапе его развития выразилось во временной отмене наказания невиновных родственников преступника и в утверждении нормы о безнаказанности укрывательства родственниками (детьми, женами, внуками) близких лиц, совершивших преступление. Наказание неизменно отражало сословно-классовое положение преступника и потерпевшего. Карательная политика в отношении рабов менялась. В I в. до н. э. была запрещена распространенная ранее практика безнаказанного убийства частных рабов, отменен закон о смертной казни раба, ранившего свободного.

Брак и семья. Семья носила в Древнем Китае патриархальный характер. Большие семейные связи отличались прочностью. Во главе большой семьи как хозяйственной единицы стоял старший в семье мужчина, которому подчинялись все члены семьи: жены и наложницы, сыновья и внуки, их жены и дети, рабы и слуги.

Глава семьи выступал в роли ее властителя, хозяина имущества. Понятие "отец" обозначалось иероглифом "фу", выражавшим руку, державшую прут, — символ наказания за непослушание членов семьи.

Большие семейные связи стали ослабевать вместе с развитием частной собственности на землю. Этот процесс был ускорен политикой легистов. Борясь против сепаратизма влиятельных больших семей, семейных кланов, являющегося препятствием на пути создания сильной центральной власти, Шан Ян в 356–350 гг. до н. э. санкционировал принудительный раздел больших семей, но большая семья, вместе с жесткими патриархальными порядками, как социально-хозяйственная ячейка не исчезла и в последующие века.

Основы брачно-семейного права строились на конфуцианских представлениях о семье как о первичной социальной ячейке, функционирующей на основе естественных законов в общей системе социального порядка. Первейшей целью брака было обеспечение физического и духовного воспроизводства семьи, которое достигалось рождением прежде всего мужского потомства, "чтобы человек, — как было записано в Ли цзы, — был в состоянии правильно служить усопшим предкам и иметь возможность продолжать свой род". Отсутствие потомства рассматривалось конфуцианцами как проявление сыновней непочтительности, наиболее тяжким из других видов непочтения к родителям.

Для заключения брака необходимо было соблюдение ряда условий. Брак заключался семьями жениха и невесты или самим женихом и скреплялся частным соглашением, нарушение которого влекло за собой не только определенные материальные потери, но и наказание в уголовном порядке старших в семье. Традиционное убеждение, что брак — это не только соглашение между живыми, но и умершими предками, крайне заинтересованными в приобретении жены и ее плодовитости, находило выражение в соответствующем ритуале сватовства, включавшем в себя не только дары от семьи жениха семье невесты (деньги, украшения, скот и пр.), но и молебен в храме предков.

Если в шаньско-иньском Китае допускались браки между родственниками, то впоследствии были запрещены браки не только между родственниками, но и утвердилось правило, что жених и невеста не должны носить одну и ту же фамилию, чтобы ненароком не смешать родственные семьи. Скудность семейных фамилий в китайском обществе предопределила определенное исключение из этого жесткого правила — при покупке "второстепенной жены" (Ли цзы, кн. I).

В книге V Ли цзы были закреплены своеобразные нижний и верхний пределы брачного возраста: для мужчин с 16 до 30, для женщин с 14 до 20 лет, фиксировавшие как бы пределы терпения и сдерживания гнева предков на неблагодарного и непочтительного потомка. В соблюдение этих возрастных пределов в древности было вовлечено и само государство, следившие за тем, чтобы они не нарушались. С этой целью, по свидетельству Чжоу ли (кн. XI), особый чиновник составлял списки мужчин и женщин, достигших предельного возраста, и наблюдал, чтобы мужчины, достигшие 30 лет, брали себе в жены девиц, которым исполнилось 20 лет.

Одним из основополагающих принципов установленного социального порядка был принцип "Один муж — одна жена", но действовал он своеобразно, требуя лишь строгой верности жены мужу. Муж мог иметь "второстепенных" жен и наложниц (особенно в случае бесплодия жены), число которых определялось в зависимости от социального положения мужчины (Ли цзы, кн. XIV, Чжоу ли, кн. VII). Служили препятствием к браку и определенные сроки ношения траура по мужу и его родителям, а также браки с лицами, совершившими преступление. Запрещались и межсословные браки, влекущие за собой уголовную ответственность, особенно браки свободных с рабами. Свободный, взявший в жены рабыню, наказывался как вор. В китайском традиционном праве в отличие от большинства других восточных правовых систем развод не только разрешался, но и поощрялся или прямо предписывался под угрозой уголовного наказания в случае "нарушения супружеского долга". Имелось в виду, например, причинение вреда путем оскорблений, побоев, ранений и пр. самому супругу и его родственникам. Требование развода могло предъявляться не только супругами, но и членами их семей. "Ли" предписывали развод мужчине под страхом наказания, если жена не "оправдала надежд предков", была непослушна свекру и свекрови, бесплодна, распутна, завистлива, болтлива, тяжело больна, а также воровски использовала семейное имущество (еще в XIX в. подлежал наказанию муж, не разведшийся с распутной женой, а убийство жены и ее любовника мужем, застигшим их вместе, оставалось без наказания).

Возможности женщины оставить своего мужа или протестовать против развода были незначительны. Согласно древнему правилу, жена должна была оставаться с мужем в "жизни земной и загробной" (Ли цзы, кн. XI), ей нельзя было выходить второй раз замуж, но и мужу, требующему развода без оснований, грозила каторга. Он не мот развестись, если жене некуда было уйти или она носила траур по его родителям и пр. Ответственность мужа за жену выражалась и в том, что при всех ее правонарушениях, кроме тяжкого преступления и измены, она выдавалась ему на поруки.

В древности отец мог продавать детей, кроме старшего сына, пользовавшегося рядом преимуществ перед другими детьми. Безнаказанность убийства отцом, матерью, дедом и бабкой по отцу сына, внука, невестки, явившегося следствием нанесения им побоев, сохранилась до XIX в. Члены семьи, связанные обязанностью ношения траура по умершим родственникам, несли ответственность за целый ряд "семейных" преступлений, например несоблюдение сроков ношения траура. Наказывались сыновья, внуки, пытавшиеся без разрешения отселиться от большой семьи или присвоить часть семейного имущества. Родственные отношения, положение старших и младших в семье влияли на тяжесть наказания как за "семейные", так и за другие преступления. Например, кража отца у сына не считалась преступлением, но донос на старшего в семье, даже совершившего преступление, строго наказывался.

Регулирование имущественных отношений. Нормы частного права не получили самостоятельного развития в традиционном праве Китая, хотя глагол "ю" в значении "иметь собственность" известен был Китаю еще с конца Чжоу (IV–III вв. до н. э.).

Верховная государственная собственность на землю сосуществовала в Древнем Китае с общинным и частным землевладением крестьян.

Земля в Китае стала продаваться и покупаться, дробиться на мелкие участки или концентрироваться в крупные наделы, но, какие бы превращения землепользование не претерпевало, частный или коллективный владелец мог распоряжаться лишь правом владения ею, никогда не переходящим в полную частную собственность. На этом пути стояло всесильное государство, сохранявшее неизменно свою руководящую роль в хозяйственной жизни. "Азиатская" социально-экономическая структура исключала правовые и политические гарантии, которые могли бы создать условия для процветания частной собственности вообще, на землю в особенности. Кризисный для такой структуры рост частной собственности незамедлительно влек за собой реформы, восстанавливающие экономический контроль государства.

Несмотря на ранний переход основной массы общинной земли в частное владение, община еще в I в. до н. э. могла вступать в договорные поземельные отношения как самостоятельная сторона, а присутствие представителя общины являлось непременным условием при совершении поземельных сделок. Согласно источникам I в. н. э. заключать договоры купли-продажи земли могли женщины и государственные рабы. Поземельная сделка (купчая крепость) заносилась красной киноварью на медную доску, что являлось отражением ранее распространенного обычая записывать подобные сделки кровью жертвенных животных. Наряду с куплей-продажей распространен был договор аренды земли, как правило, на условиях испольщины, ее заклад. Широко были распространены также договоры найма людей, ростовщического займа, условия которых регулировались обычным правом.

В целях поощрения земледелия с древнейших времен существовало право каждого занимать бесхозные или покинутые земли. По истечении определенного срока эти земли записывались в кадастр как частные за обрабатывающими их.

В Древнем Китае часто издавались законы, которые в той или иной мере отражали требования защиты мелкого крестьянского землевладения. Это особенно ярко проявилось в I в. до н. э. в изменении государственной политики в отношении лиц, попавших в рабство за долги, и в отношении рабовладения. Обычай закладывать детей за долги, которые становились рабами, если не были выкуплены в течение трех лет, существовал повсеместно.

В I в. н. э. император Уди издал рескрипт об освобождении всех обращенных ранее в государственных рабов и рабынь, "если прежними законами не было предусмотрено наказание за совершение ими преступлений". Были освобождены в ряде областей Китая также рабы, продавшие себя из-за голода и насильно проданные в рабство, а также женщины, отданные в наложницы. Запрещено было клеймение рабов, а к лицам, "силой чинившим препятствия" освобождению рабов, было предписано применять наказания "в соответствии с законом о насильственной продаже людей в рабство".

Судебный процесс. В состязательном по своему характеру процессе в Древнем Китае очень рано стали вводиться элементы розыскного процесса, который со временем утвердился безраздельно. Расследование преступлений еще в древности поручалось особому чиновнику (линьши).

Оно начиналось с заявлении или доноса в уездную управу или окружное управление. Донос, особенно касающийся кражи и убийства, должен был быть точно определенным, неточность влекла за собой наказание. "Право" на донос зависело от социального положения лица и его места в системе кровнородственных связей, за исключением доноса о преступлении против государя и государства. Жестко, на основе принципа "возврата обвинения", карался лжедонос. В этом случае доносителю грозила та же кара, которая предполагалась лицу, если бы донос был правдив. Запрещались под угрозой смертной казни доносы на родителей, деда, бабку и других близких родственников, кроме убийства отца, при котором доносить можно было даже на мать. Подлежали удавлению рабы, донесшие на своего хозяина, за исключением обвинения последнего в мятеже и измене. Запрещались анонимные доносы, осужденные по такому доносу освобождались. Выдавать своих людей, т. е. представлять в суд домочадцев и рабов должен был глава семьи, в противном случае он наказывался сам. Ему же предоставлялось право наказывать своих рабов, а по специальному разрешению властей даже убивать их за провинности. Уездные чиновники вели следствие и приводили в исполнение приговор, например битье палками осуществлялось тут же, в суде. Расследование тяжких преступлений (мятежей, измены и пр.) передавалось в окружные управы.

Одним из важных доказательств, наряду со свидетельскими показаниями и вещественными доказательствами, добытыми в ходе осмотра места преступления или освидетельствования трупа, считалась клятва. Циньское руководство по расследованию уголовных преступлений свидетельствует о применении пыток в судах в том случае, "если преступник был изобличен, но отказывался признать себя виновным, или если преступник менял свои показания в ходе дознания". Действовал принцип презумпции виновности обвиняемого Гарантией от злонамеренного применения пыток, битья палками было наказание следователя каторжными работами за смерть обвиняемого под пытками. Широко применялось вынесение решения по делу по аналогии.

Тела или головы преступников, подвергшихся смертной казни выставлялись для публичного обозрения в открытом поле, на рынке или во дворе дворца, если преступник был сановным лицом.