Немного помолчали, Виш взглянул на немца.

— К нам-то ты пробрался благополучно, а дальше как? Куда думаешь ты ехать?

— Куда? — повторил Хенго, как будто желая избежать вопросов Виша, которому не намерен был высказать истину. — Куда? Да я и сам еще хорошенько не знаю. Ты здесь на большом пространстве расселся со своим семейством; ты здесь властелин… Я раз уж был у тебя и теперь вздумал заехать к знакомому. Дальше пустыня; ехать, хотя бы и по течению реки, нелегко, того и гляди, попадешь впросак, а еще хуже — натолкнешься на толпу злых людей, которые всегда готовы отнять жизнь у каждого встречного. По мелким лесным хижинам не стоит развозить товара, немного пользы из этого… но… где-то здесь близко живет ваш князь… Если бы недалеко, я бы поехал к нему…

Виш сдвинул седые брови, а рукою указал по направлению вправо, не говоря ни слова.

— Да, есть у нас князь… в городе, на озере, и отсюда можно доехать к нему в один неполный день. Князь, князь! — повторил Виш с досадою. — Этот князь хочет распространить свою власть на всех, он все наши земли считает своими, по всем кнеям охотится и со своими вооруженными людьми выделывает, что только ему на ум взбредет… Это — жестокий человек, попасть к нему в руки все равно, что к голодному волку в пасть… но у людей есть разные средства и против волков.

— Ваш князь ведь не чужой человек, — сказал Хенго, помолчав немного, — нужно же, чтоб у народа был глава и вождь, что же бы он сделал, если б враги напали на него?

— Да хранят нас боги от нашествия врагов, — проговорил старик. — Мы знаем хорошо, что до тех пор наша воля, пока мы живем мирно. Придет война, за ней явится неволя. А кто воспользуется военного добычею? Ведь не мы, а наш князь и его слуги. Враг уничтожит наши хаты, уведет с собою скот, а князь возьмет себе пленных, да и всю добычу. Только и пользы, что дети наши погибнут, а кто положит голову на поле брани, тому и могилы не насыпят, вороны разнесут его тело.

Виш махнул рукою и глубоко вздохнул.

— А сильный ли владыка этот князь, который живет в городе? — полюбопытствовал Хенго.

— Боги сильнее его, — проговорил Виш, — и громада тоже сильна… Я даю ему оброк такой, какой он приказывает; дальше я и знать его не хочу; ни его, ни целого их Лешковского племени.

— Ты у себя господин, — сказал Хенго, желая этим смягчить старика.

— Верно, — отвечал Виш. — А если бы им вздумалось мешаться в мои дела, то есть еще незаселенные земли, я ушел бы, как уходили мои отцы в другое место, где не знают ни войны, ни рабства. Запахав новую границу черными волами, я бы нашел себе и своим новое жилище.

Презрительная, едва заметная улыбка скользнула по губам немца, который затем сказал:

— Знаешь, что: если бы ты мне указал путь, ведущий к Гоплу, да к княжему Столбу, кто знает, пожалуй, я бы поплелся туда, хочется посмотреть немного и на княжий мир.

Хозяин призадумался.

— Впрочем, испытай счастье, — сказал он. — Ваши бывали у него, многих и теперь у него встретишь. Жена у него из немецкой земли, по немецкому обычаю ему хотелось бы и нами управлять.

Старик поднялся с камня.

— Солнце еще на небе, и ноги у тебя крепки, — сказал он, — пойдем за лес, на гору, откуда видно далеко; видна и дорога к княжему Столбу… Что ж, хочешь взойти на гору?

Немец оставил свой лук и пращу в избе; он колебался, не зная, можно ли с пустыми руками отправиться в лес.

— Так просто? Не имея оружия в руках? — спросил он.

— Я здесь на своей земле, — отвечал старик равнодушно, — меня здесь и звери не трогают… Другого оружия мне не надо, кроме этого рога, — продолжал Виш, вынимая из-за пазухи небольшой рог и показывая его немцу. Лишь звук разнесется по лесу — поймут.

Они отправились вместе. Зеленый луг от ручья легко поднимался все выше и выше к лесу. Среди засек старик отыскал проход и тропинку. Через несколько минут лесная глушь окружала их со всех сторон; здесь Виш, точно у себя дома, несмотря на то, что не было ни одной тропинки, шел вперед, не останавливаясь ни на минуту. Хенго следовал за ним; они оба молчали. Лес, расположенный по холмистому и крутому пространству, становился все гуще, все темнее. Среди листьев порхали птицы, которым чужие мешали уснуть. Они, казалось, сердились на старого хозяина, что мешает им спокойно отдыхать. Синие крылья сивоворонки мигнули перед их глазами, сорока в белой юбочке и целый полк пернатых обитателей леса громко заявляли свое неудовольствие. Из-за дерева выглянула лисица и исчезла в своей норе. По ветвям прыгали белки, так ловко перескакивая с одной ветви на другую, что трудно было уловить глазом их движения. Старик время от времени подымал вверх голову и осматривал борти, которых здесь было чрезвычайно много на всех деревьях; запоздалые пчелы возвращались с поля, неся богатую добычу, и торопились добраться до своих жилищ раньше, чем падающая роса успеет отягчить их крылья своими бриллиантовыми каплями.

Немцу, не привыкшему к путешествию пешком, трудно было следовать за стариком, взбиравшимся с ловкостью молодого охотника на высокий холм. Вдруг лес стал так редок, что, стоя на поляне, заросшей густой травою и составлявшей вершину холма, можно было видеть всю большую долину, лежавшую у подножия его. Среди поляны возвышалась земляная могила, на которую взошел Виш, за ним последовал Хенго. Перед ними расстилался прелестный вид, поражающий своею грандиозностью. Здесь Виш считал себя властелином. Хенго стоял и глазам своим не верил: он был поражен. Долина, большею частью покрытая густым лесом, купалась в золотых лучах заходящего солнца; светлые лучи озаряли вершины деревьев, скользили по поверхности синеватых вод озер и ручейков. Хенго казалось, что вся земля, весь мир зарос непроходимым лесом, широким, как беспредельное море, и, как море, синеющим вдали. Точно волны, колебались вершины деревьев. Среди этой темной зелени елей и сосен местами виднелись золотистые пятна озерков и группы майской зелени берез и лугов, усеянных цветами. Вдали круг деревьев становился все гуще и темнее… Кроме отдельных верхушек гигантов — лес казался длинной синей полосою. Шум этого леса едва долетал до ушей наших спутников. Только в двух местах подымались два синих столба дыма. Ветер утих совершенно. По всему пространству расстилалась над землею длинными поясами вечерняя роса. Виш указал рукою в правую сторону.

— Там. К концу дня верхом туда легко доехать. Следуй все по течению реки, а пройдя все впадающие в нее ручьи, переезжай ее в брод и…

Виш остановился. До его ушей, привыкших различать самый отдаленный звук, долетел какой-то шорох. Он опустил голову и прислушивался. Хенго тоже слышал какой-то глухой топот, который приближался с каждою минутой. На лице Виша выразилось неудовольствие; он еще раз указал рукою и спросил:

— Понимаешь? А теперь, — добавил он, — уйдем отсюда. Боюсь, не вызвали ли мы волка из лесу. Слышу топот вдали. Верно, это скачут княжеские слуги, голодная толпа, которая никогда не отойдет с пустыми руками. Зачем они едут? Куда? Да к кому же, если не к старому Вишу, у которого всегда найдется старый мед.

Старик, не обращая внимания на немца, возвращался тем же путем, которым они прошли до самой вершины холма. Но теперь старик шел гораздо скорее и, пройдя лес, спускался вдоль по долине… Здесь на берегу реки они заметили пять всадников. Впереди скакал начальник, за ним по двое в ряд четыре его спутника. Нетрудно было догадаться, что скакавший впереди старше всех. Одежда его и лошадь более красивые, чем у остальных, позволяли догадываться, что это княжеский слуга. Это был широкоплечий мужчина, длинные волосы закрывали его лицо и спадали на плечи. На голове он имел круглую шапку, украшенную белым пером; одежда его из светлого сукна была обшита красною лентою; большой меч, лук и большой мешок со стрелами составляли его оружие. Едущие за ним держали в руках топорики, на плечах у них висели луки и пращи. Каждый из слуг был обвешан сумками. Виш, увидев всадников, нахмурился, точно ненастная ночь; он схватил рог и три раза затрубил, давая знать таким образом своим о приближении всадников.

Когда звук рога раздался в воздухе, всадники прибавили шагу; они осматривались по сторонам, желая узнать, кто трубил. Впрочем, Виш и не желал скрываться; напротив, он пошел к ним навстречу.

— Эх, проклятые змеи! — ворчал Виш. — Ненасытные драконы! Княжеские слуги, чтоб им гром ободрал кожу! Тебе это на руку, — продолжал Виш, оборачиваясь к немцу, — потому что тебя и твои сумы они охотно возьмут с собою, но для меня…

Хенго старался придать своему лицу равнодушное выражение; он не желал выказать своих чувств Вишу.

— Если мне будет угрожать что-нибудь нехорошее, — сказал он, — надеюсь, что гостеприимство заставит тебя вступиться за меня.

— Да, если мне самому удастся от них отделаться, — сказал Виш. — Их всего пять человек, это немного, мои парни вмиг сумели бы связать их, но у княжего Столба найдется их вдесятеро больше для того, чтобы отомстить мне.

Княжеский слуга Смерда, ехавший впереди, увидев Виша и догадываясь, а может быть, узнав в нем хозяина, остановил лошадь. Смерда, как и его товарищи, разглядывали не столько Виша, сколько немца. Они видели в нем чужого, а чужой был для них теперь находкой.

Виш поклонился Смерде, но тот не ответил на его поклон. Хенго тоже поклонился; он побледнел, чувствуя, что глаза всадников испытующим взглядом окидывают его.

— Кого это ведешь с собою, старый? — кричал Смерда. — Чужой? Откуда?

Четыре всадника окружили Хенго со всех сторон.

— Я живу на Лабе, торговец, человек спокойный, не чужой, — сказал Хенго, принимая более уверенный вид, — я не чужой, потому что мне не впервые приходится быть здесь с товаром… Меня свободно пускают…

— Знаем мы этих спокойных людей! — крикнул Смерда, смеясь. — Знаем мы их… А кто знает, зачем вы высматриваете наши земли, зачем вам знать дороги, ведущие к нам? Зачем вы узнаете, где можно пройти реку вброд, зачем нарезываете знаки на деревьях? Это все для того, чтобы потом привести других.

— Это смирный человек, — проговорил Виш, — оставьте его в покое. Я с ним хлеб ломал.

— А мне какое дело? — возразил Смерда. — Князь строго запретил пускать чужих. Он пойдет с нами.

— Я готов идти с вами хоть сейчас и пойду по доброй воле, милостивый воин, — сказал Хенго, — а когда я упаду на колени перед князем, он отпустит меня, потому что он справедливый властелин. Я приехал с моим сыном-подростком, нас всего двое… Что же я могу сделать такому могучему князю?

— Свяжите ему руки! — крикнул Смерда, обращаясь к слугам. — А там мы увидим!

Едва Смерда успел высказать свое приказание, двое слуг подскочили к немцу и связали ему руки. Смерда направился к хижине Виша.

У забора стояли сыновья и работники; в воротах дожидалась старуха Яга, с такою же старою служанкою, но не было видно ни одной из молодых женщин. По знаку, данному Вишем, все молодые женщины спрятались в избы или ушли в лес, чтобы не встречаться с чужими нахальными людьми. Лицо старого Виша повеселело, когда он заметил, что на дворе не видно ни дочерей его, ни невесток.

Смерда у ворот соскочил с лошади; его слуги сделали то же; двое из них ввели Хенго, которому связали обе руки. Они смеялись над ним, толкая его и не жалея пинков и ударов. Лошадей отвели в сарай, а сами всадники направились в избу. На пороге стояла Яга и, с низким поклоном приветствуя прибывших, приглашала их войти в избу. Виш шел за ними; он молчал и хмурился. Когда чужие вошли в избу, она наполнилась шумом и криком. Смерда занял на скамье у стола первое, хозяйское место. Незваные гости начали. кричать во все горло, чтобы им подали пива и меду; парни принесли тотчас же и то, и другое, желая избавиться от криков и ругани посетителей. Хозяин, не говоря ни слова, сел на скамье, вдали от шумевших княжеских слуг.

— Ну, старый хозяин, — сказал Смерда, — ты, верно, догадываешься, зачем мы приехали к тебе?… С тебя следует князю оброк.

— А разве давно я отдал его? — угрюмо сказал Виш в ответ.

— Не думаешь ли ты считаться с нами? Кмет с князем! — засмеялся Смерда.

— Да, кмет с князем, потому что здесь, на своей земле, я князь, — сказал Виш. — Вы готовы кожу с нас драть под предлогом нашей защиты.

Смерда хотел было засмеяться, но когда посмотрел на старого, принявшего гордый вид, у него отпала охота; он стал гораздо ласковее.

— Пейте, и да будет вам на здоровье, как я желаю, — продолжал старик, — а затем мы поговорим о деле.

Княжеский слуга, подумав немного, понял, что здесь лучше и безопаснее не пускать в ход насмешек, и принялся за пиво. Его товарищи черпали пиво и пили молча. Хенго со связанными руками стоял у двери. Смерда, напившись вдоволь, обратился к немцу:

— Где твои лошади и сумы?

— Они будут завтра вместе со мною у князя, — отвечал Хенго, — я прошу оставить меня в покое.

— Сделаю с тобою, что мне вздумается! — воскликнул Смерда.

Виш хотел уже вступиться за чужого, но немец быстро подошел к Смерде, наклонился к нему и начал шептать ему что-то на ухо. На его лице не было заметно испуга… Видно, угрозы Смерды не оказывали своего действия. Во все время, когда Хенго говорил, лицо Смерды морщилось, изменялось и, наконец, совсем повеселело. Он искоса посмотрел на немца, встряхнул головою и, обращаясь к своим людям, сказал:

— Развязать ему руки, завтра он отправится с нами в город; князь скажет, что с ним делать.

Хенго, освободившись от связывавших его руки веревок, с опущенною на грудь головою сел в угол. Смерда, не думая более о пойманном немце, обратился к Яге:

— Э, старуха-мать, — сказал он весело, — а где же твои невестки и дочери? Мы бы охотно поглядели на них — у них гладкие личики!

— Вы не увидите их, — сказал Виш. — Какое у вас к ним дело? Яга же ответила на вопрос:

— С утра их нет дома. Они все ушли в лес за грибами, за рыжиками; пожалуй, не вернутся раньше завтрашнего дня.

— В лес! — засмеялся Смерда, которому вторили слуги, повеселевшие от пива и меду. — Ой, жаль, что мы не встретили их на пути. По крайней мере, было бы с кем повеселиться, хотя бы и до следующего утра.

Виш грозно посмотрел на Смерду, у которого пропала улыбка и слова замерли на губах от этого взгляда.

— Счастье ваше, что за такою забавою не застали вас их отец и братья, — сказал Виш, — а то бы вам пришлось бы навсегда остаться в лесу; только волки да вороны знали бы, что с вами случилось.

Медленно, угрюмо высказал это Виш. Смерда нахмурился. Его товарищи суетились около пива, он тоже подошел к ним. Между тем, по данному знаку, сыновья Виша подошли ближе к столу, к ним приблизилась и Яга, а старик хозяин сначала поправил дрова в печи, потом направился к двери, напился воды из ведра, стоявшего у порога… Здесь сидел Хенго. Виш рукою дал ему знать, чтобы он вышел на двор… Хенго исполнил желание Виша, и они оба вышли в сени.

Старик молча указал своему гостю рукою на двери и на ворота в заборе, давая таким образом знать, чтобы немедленно уходил, но немец шепнул ему на ухо:

— Я их не боюсь; они мне ничего не могут сделать, а с ними легче доехать к княжескому Столбу. Только я не возьму с собою всего товара, чтобы напрасно не таскать тяжелых мехов.

Виш с удивлением посмотрел на Хенго.

— Отчего же ты не хочешь уйти? Я не желаю, чтобы под моей кровлею с тобою случилось несчастье.

Хенго улыбнулся.

— Да я их не боюсь; они только пугают, — объяснял он, — я сумею с ними сладить… откупиться от них не трудно… Не беспокойся, позволь только оставить у тебя одну из моих сумок.

Виш молча согласился на эту просьбу, а немец сейчас же направился к сараю, откуда какое-то время спустя работник вынес большую суму и спрятал ее в избе. Хенго, поблагодарив хозяина, вернулся в избу и сел на прежнем месте у дверей. Никто не обратил внимания на его отсутствие.

В избе весело разговаривали и хохотали. Смерда, болтая со старухой, смеялся во все горло, а слуги вторили ему усердно. Они продолжали пить и смеяться до глубокой ночи; тогда один из работников принес лучины, воткнул их между щелями и зажег: лучины осветили комнату. Заметив свет, Смерда огляделся по сторонам, отыскивая глазами хозяина.

— Где же хозяин? — крикнул он.

Виш стоял у порога; Яга толкнула его — старик неохотно вошел в избу. Видно было, что приезжие пришлись ему не по вкусу. Смерда подошел к нему, сделал знак рукою, и они оба вместе вышли из дверей во двор.

— Я приехал к тебе по приказанию князя; еду с таким же приказанием и к другим кметам и жупанам, — сказал Смерда. — Князь посылает вам поздравление.

Старик поклонился и провел рукою по волосам: он, видимо, не был доволен вниманием князя.

— Поздравление — княжеская милость, — заметил он, — но, должно быть, дело не в нем. Когда князь поздравляет, это значит, что он чего-нибудь требует; иначе он и не подумал бы о существовании кмета.

Смерда моргал глазами, сдвигая брови.

— У нас большой недостаток в людях, — сказал Смерда. — Ты должен дать кого-нибудь из своих, чтобы пополнить княжескую дружину. Она ведь и тебя, и твою семью обороняет.

— Что же? Разве вы собираетесь воевать?

— Мы-то и не думаем, но в городе надо всегда быть готовым на случай защиты, — объяснил Смерда. — Двое из наших умерло от моровой язвы, одного зверь разорвал в лесу; князь также убил одного… Нам и нужны люди… У нас в городе отлично. Дружина голода не знает; каждый ест вволю вместе с княжескими собаками и по целым дням ничего не делает. Пива сколько угодно. В случае войны каждому что-нибудь перепадет из добычи.

— Если он не попадает в плен, — сказал Виш.

— Если не двоих, так уж одного придется тебе отдать, — заключил Смерда.

— А если и одного не дам?

Смерда не ожидал такого вопроса: он задумался.

— Тогда я на веревке поведу тебя к князю, — сказал он решительно.

— Хотя я свободный кмет? — спросил Виш.

— А мне какое дело! Князь велел.

— Да, да! — сказал Виш, хмурясь. — Новые обычаи, новые порядки завелись у нас. Смотрите, как бы вас самих кметы не потащили на веревках, когда им все это надоест.

Смерда помолчал, потом сказал:

— Не сопротивляйся княжеской воле. Князь теперь злится, точно дикий зверь. Случается, задремлет он и, вдруг проснувшись, скрежещет зубами и точно волк завывает. Он грозит кметам. Двоих не надо; дай хотя одного парня и мех для меня, а то моя шуба вся истрепалась на службе.

Виш задумался и долго стоял на дворе, не отвечая Смерде. Наконец пригласил его войти в избу. Старик сел на скамье, он держал палку обеими руками, положив на них голову и водил глазами по своим парням, как бы искал в их среде жертвы.

— Эй, Самбор, — крикнул он наконец, — поди-ка сюда.

Самбор стоял с княжескими слугами и весело болтал с ними. На зов старика он выпрямился и подошел к нему.

— Тебе, брат, полевая работа не по вкусу; домашние хлопоты ты тоже не особенно долюбливаешь, — сказал старик Самбору. — Ты охотнее поешь, да без дела сидишь, чем работаешь… Ты как раз годишься для городской жизни; препоясать меч, да белое перо заткнуть за шапку и выказывать свою красу перед женщинами — это как раз по тебе. Я и решил, что ты охотно пойдешь служить князю.

Самбор, лицо которого недавно еще весело смеялось, услышав обращенные к нему слова Виша, побледнел как холст. Беспокойным взором он окинул всех сидящих на скамье, заметил, с каким любопытством Смерда следил за каждым его движением, и упал на колени.

— Эх, отец, господин мой, — вскричал он, — за что же ты меня хочешь отдать в плен, в тяжелую неволю?

— Какая неволя? — заметил Смерда. — Ты будешь воином. У князя лучше, чем здесь, а если понравишься князю, кто знает, что из тебя выйдет?

Виш гладил Самбора рукой по голове.

— Один должен идти за всех, — сказал Виш, — твоя очередь, Самбор.

Старуха Яга, стоявшая около Виша, заломила руки от отчаяния; хотя Самбор не был ее сыном, но он воспитывался у них, и они любили его, как родного сына…

Другие парни, испуганные словами Виша, отошли в сторону; веселый смех умолк. Смерда положил свою широкую руку на плечо Самбору, как бы желая взять его в свою собственность.

— Ну, пойдешь с нами, — сказал он.

Самбор поднял глаза на Виша, не зная, что ему делать, что отвечать Смерде. Виш посмотрел на него; глаза старика высказали ему что-то такое, что только они вдвоем поняли. Самбор успокоился и встал, он молчал, он явно был огорчен своею судьбою, но не жаловался на нее.

Если бы кто-нибудь вздумал вслушаться в звуки, раздавшиеся внутри хижины после того, как Яга вышла из избы, — тот наверное догадался бы, что все женщины оплакивали несчастного Самбора. Ни одна из них, однако, не посмела рыдать вслух, чтобы чужие не узнали женских голосов и не догадались, что девушки скрывались от них. Яга подала ужин Смерде и прибывшим с ним княжеским слугам, которые, высушив до дна все кувшины с пивом и медом, по приглашению хозяина отправились в большой сарай, где уже было приготовлено сено для ночлега. Тут же стояли и лошади немца. Хенго пользовался теперь полною свободою; о нем теперь и не думали. Несмотря на это, он не уходил, он ночевал вместе с Гердою при своих лошадях.

Виш и Самбор остались одни на дворе. Молодой человек хотел что-то сказать своему хозяину, но Виш дал ему знак рукою, чтобы он молчал и следовал за ним. Они вышли через ворота и остановились на берегу реки. Старик сел и долго думал о чем-то, не говоря ни слова. Месяц отражал свой бледный образ в реке. Соловьи пели.

— Не плачь, Самбор, и не унывай, — начал Виш, — никто не может знать вперед, какая участь назначена ему судьбою. Они захотели взять одного из вас, но я и без этого намеревался послать кого-нибудь, потому что мне и нашим это необходимо.

— За что же меня ты высылаешь из дома? — едва слышно спросил Самбор.

— Потому, что ты умнее других, — пояснил Виш. — Потому, что у тебя есть и язык, и глаза, ты любишь нас больше других, да и я полагаюсь на тебя и люблю тебя. Хотя ты мне чужой, но я считаю тебя своим сыном. Я послал бы одного из моих сыновей, но они оба земледельцы и работники, притом охотники и умеют ходить за пчелами; а ты любишь пение, но умеешь думать…

Старик остановился, прислушиваясь к вечерней песне лесов и реки, а затем продолжал, понизив голос:

— Помни, Самбор, я посылаю тебя не на гибель, а потому что так необходимо. У нас приготовляются важные дела, князь хочет водить нас за нос, сделать нас своими рабами и постричь нас в немцы… Он в постоянных сношениях с немцами… Все это становится нам невтерпеж. Мы ничего не знаем, что они там делают, и можем внезапно превратиться в рабов. Ты иди к ним, смотри в оба, слушай, внимай всему. Мы должны знать все, что у них происходит. За этим-то я тебя и посылаю. Рот закрой, а глаза держи открытыми; кланяйся и прислуживай; а о нас никогда не забывай. Иногда придет кто-нибудь из наших, ты ему и расскажешь обо всем, что услышишь и увидишь. Пора уж, пора; одно из двух: или Лешки нас спутают, или мы их сотрем с лица земли. А пока… цыц!

Старик закрыл рот пальцами. Самбор подошел к нему и обнял его колени.

— Ах, — сказал он, — тяжело оставлять вас и идти к чужим. Я надеялся и жить, и умереть в твоем доме…

— Не на вечные же времена идешь ты к ним, — прервал его Виш. — Когда настанет удобное время, я извещу тебя, и ты вернешься. Многому ты там научишься, многое увидишь, узнаешь; они перед тобою не будут скрываться. На Купалу, на Коляду отпустят тебя домой, а до княжеского столба не очень далеко!

Виш провел рукою по волосам Самбора. Несмотря, однако ж, на обещания и утешения старика, молодому парню казалось, что большой камень придавливает его.

— Отец мой, — шептал он, — все, что прикажешь, я исполню. Но здесь у вас я был на свободе, а там ждет меня неволя и угрозы. Здесь перед тобой все мы твои дети, у них — рабы. Горек хлеб, который дают в неволе.

Виш точно не хотел слушать этих жалоб; он не ответил на них ни слова.

— Смотри и учись, — повторил он, — запомни все. Нам приготовляют там неволю; если теперь мы не подумаем о себе, после нам придется горько плакать. А кто из нас знает, что жарится и варится в их волчьей яме? Ни один кмит не имеет там своего человека. Я и посылаю князю твои глаза вместо своих. Князь — ужасный зверь, но он любит поклоны, ну, и кланяйся, попадешь в милость у него, а тогда перед тобою уже не будут скрываться. Они с пьяна, — а пьют они много, — выскажут все: пиво развязывает язык.

Старик говорил все тише, время от времени ударяя молодого человека по плечу. Самбор стоял с поникшею головою. Луна уже успела выплыть высоко на небе, когда они разошлись после длинного разговора. Самбор долго еще стоял на дворе. Собаки подошли к нему, весело виляя хвостами. Он прислушивался к песне соловья, кваканью лягушек и шепоту лугов, как бы желая заучить каждый звук, каждый перелив соловьиного голоса, которые не скоро надеялся услышать.

Думы отгоняли сон от него, он сел на большой колоде и здесь не сомкнул глаз ни на минуту, просидел до следующего утра.

В избах начали суетиться женщины. Самбор встал и направился к воротам, ведущим в поле. Яга вышла ему навстречу.

— Милый ты мой, голубчик мой, не бойся, не унывай — вернешься, — говорила Яга, хотя слезы лились из ее глаз.

В эту минуту в полуоткрытых дверях избы показалась Дива. Она заплетала свои косы, глядя задумчиво куда-то вдаль. Увидев Самбора, Дива улыбнулась.

— Что с тобою, Самбор? Почему ты такой печальный? — спросила она спокойным, но каким-то певучим, протяжным голосом. — Что с тобою? Не стыдно ли тебе иметь страх в сердце, а слезы на глазах? Не каждому суждено сидеть в избе и отдыхать; разно бывает, судьба не одна для всех. Нечего плакаться на свою судьбу! Я иногда вижу далеко, далеко… иногда и предскажу, что будет завтра… Тебе там ничего не сделают, верь мне.

— Жаль мне бросать вас, — сказал Самбор, — скучно там будет.

— И мы о тебе будем скучать, — проговорила Яга.

— И мы о тебе, — повторила Дива. — Но ты скоро вернешься.

— Когда? — спросил Самбор.

Она опустила руки, глаза вперила в землю; она имела теперь торжественный вид и начала говорить, не подымая глаз на Самбора:

— Вернешься, вернешься, когда над Гошюм покажется зарево, трупы поплывут по озеру. Князь оставит старый лес, наступит новое управление. Когда ветер разнесет пепел; когда вороны насытятся; когда все пчелы соберутся; когда новый сруб поставят на Леднице, на озере, ты вернешься цел и невредим со светлым мечом, со светлым челом.

Дива с каждым словом понижала голос, наконец, совсем замолкла. Она подняла глаза на Самбора и обеими руками послала ему прощание. Дива улыбалась светлою, полною надежды улыбкою. Вдруг, как бы опомнившись, она вбежала в избу, затворяя за собою двери.