Лейтенант Побединский садился в поезд Мурманск – Москва в плохом настроении. Ехать предстояло не в столицу, а в Архангельск, где располагался штаб его десятой армии ПВО. Примерно на середине пути архангельский вагон цепляли к другому поезду, и он снова катил на север.

В хорошие времена на коллегию штаба армии послали бы офицера в звании не меньше полковника, а то бы и сам командир отправился. Но февраль 1990 года хорошим не назовёшь.

Некогда великая держава мучительно бьётся на очередном историческом перекрёстке. Пустые прилавки магазинов. Забастовки шахтёров. Армия и флот забыты. Провозглашённая перестройка в военном плане кажется откровенной капитуляцией.

К моменту окончания училища от престижа профессии офицера не осталось и следа. Когда же молодой лейтенант прибыл на место службы, его приняли за сумасшедшего. Порядком опустившиеся старшие товарищи сквозь многодневный перегар пытались объяснить ему, что мир сошёл с ума. У власти проходимцы, ведущие страну к катастрофе. Что нормальным людям не место в армии. Пока ещё молод, нужно срочно рвать отсюда когти и выживать как-то на гражданке.

Лейтенант видел упадочное состояние дел в полку, но отказывался верить, что это надолго. И даже не допускал мысли, что навсегда. Он продолжал вовремя приходить на службу. Имел безупречный внешний вид. Отказывался глушить водку. Словом, действительно сильно отличался от основного коллектива.

Это и стало решающим фактором при выборе кандидатуры для поездки на коллегию. Командир справедливо рассудил, что штабные разговоры топлива полку не добавят, а созерцание генералом его опухшей рожи вряд ли полезно для карьеры. Других образцово-показательных офицеров не наблюдалось, и участь Побединского была решена.

Сразу после посадки проводница, собрав билеты, выдала минимум информации: постельное бельё сырое, чая не будет, вагона-ресторана нет уже полгода. Пассажиры даже не удивились: цены скакали так, что вполне могли измениться вдвое, пока посетитель ждал заказ. Вот и переделали под видеосалон.

– Хлеба уже нет, а зрелища ещё остались? – спросил военный.

– Точно. Позырить есть чего, – ответила проводница с лёгким недоумением,

что кто-то отважился её перебивать.

– Водку брать будете? – переходя на шёпот, продолжила она.

Соседи по купе живо откликнулись на тихий призыв и зашуршали купюрами, вслух обсуждая, сколько же брать, чтобы не бегать дважды. Побединский в групповом пьянстве участвовать отказался. И дабы своим трезвым видом не смущать окружающих, решил скоротать время за просмотром видео.

Добравшись до видеосалона, лейтенант оценил, что до отцепления вагона успеет посмотреть два-три фильма. В репертуаре была эротика и ужасы. Фильмы плохого качества, но всё же лучше, чем кошмары пьяного купе.

Полуголая красотка Эммануэль на какое-то время отвлекала внимание. Но мысль периодически проваливалась в подсознание, в котором скопился один негатив. И хотя было думано-передумано, тоска продолжала точить: «…Боевые самолёты полка давно в капонирах. Топлива летать нет. Зарплату офицерам задерживают уже полгода. Жене в глаза смотреть стыдно – здоровый мужик не может обеспечить семью. А тут ещё чёрт-те знает куда, в какой-то Архангельск, на три дня засылают. С дорогами – неделя. Командировочных, естественно, нет. Как хочешь крутись…»

Когда на экране Фредди Крюгер поскрёб стальным лезвием по трубе, стало совсем тошно и Побединский решил вернуться в своё купе, тем более что время уже поджимало.

Погружаясь в тяжёлые мысли и думая, что хуже в жизни, наверное, не бывает, он подошёл к последней двери перед своим вагоном и… понял, что бывает. Сквозь замёрзшее стекло в ночную темноту убегали рельсы. Вагона, где остались все командировочные документы, форма и багаж, не было.

В два прыжка пролетев коридор, обалдевший лейтенант заколотил в купе проводницы, выяснить, что случилось, хотя и так было всё предельно ясно.

– Ну чего дверь ломаешь? Нажрутся, а потом ни хрена не слышат. Час назад объявление по трансляшке было, что отцепляют на час раньше, – выпалив всё на одном дыхании, железнодорожная дива захлопнула дверь перед окончательно убитым военным.

Сообразив, что мужик-то вроде был трезвым, она через мгновение вновь открыла дверь и более миролюбиво продолжила:

– Небось, в салоне торчал… Так ведь там, как фильм включают, трансляцию совсем глушат. Вот что, слушай сюда. До следующей станции едем в одном направлении, а после – мы на юг, они на север. Архангельский состав сзади минут на десять. Но мы на ней не останавливаемся, только притормаживаем. Хочешь – прыгай…

Сказав это, проводница осеклась. Прыгать с поезда в тридцатиградусный мороз в трико и футболке было смерти подобно. Да и зачем избавляться от молодого красивого и, что особенно приятно, трезвого попутчика.

– А может, ну его на фиг… Ну прыжки эти. Переночуешь у меня в подсобке, а завтра что-нибудь придумаем, – совсем ласково предложила проводница.

Побединский в это время представил себя идущего по замёрзшему перрону в шлёпках и трениках под конвоем военного патруля в комендатуру Ярославского вокзала. Решительно отверг предложение и двинулся в тамбур.

Поезд в это время уже вползал на едва подсвеченный редкими фонарями полустанок и заметно снижал ход. Приняв решение, Побединский на одном дыхании открыл железную дверь и спрыгнул в темноту на заиндевелый перрон.

Потная футболка мгновенно встала колом и хрустела при движении. Шлёпки примерзали и норовили слететь с ноги.

– Как в космос без скафандра, – подумал полуголый-полубосой лейтенант. Сквозь густой иней на ресницах он осмотрелся. Станция была необитаема. Укрыться негде. Лишь вдалеке виднелись огни маленького посёлка.

Переступая с ноги на ногу и бешено колотя себя руками, лейтенант вглядывался в темноту, откуда должен был появиться его состав. Должен-то должен, но десять минут, отмеренные проводницей, могли вполне оказаться последними в его жизни, если произойдёт какая-то заминка.

– Космонавт, хренов! Сидел бы сейчас в тёплом купе, чаёк фыркал, – он уже раскаивался в содеянном, как вдалеке застучали колёса и темноту прорезал мощный прожектор локомотива.

Разумеется, что архангельский поезд тоже не останавливался здесь и никто не собирался открывать двери на ходу какому-то прыгающему идиоту, неизвестно как оказавшемуся снаружи.

Поезд снизил ход до очень тихого. Потом вздрогнул железными сочленениями и начал медленно набирать ход. Отчаявшись привлечь к себе внимание и понимая, что есть только шанс добраться до своего вагона, до Архангельска, до штаба, до коллегии, не замёрзнув тут насмерть, Побединский прыгнул и вцепился в поручни.

Когда за стеклом двери снаружи внезапно возникла синяя орущая голова, куривший в тамбуре мужик едва не поперхнулся хапчиком. «Ещё вторую не допили, а тут такое…» Но всё же сбегал за корешами и позвал проводницу.

Побединского втащили в тамбур, посадили около угольной печи. Кто-то сгонял за водкой. Первый стакан прошёл залпом. Второй не заставил себя долго ждать. Потом отвели в купе, расспрашивали, снова поили… В сон он провалился мгновенно.

Перед началом коллегии генерал осмотрел присутствующих. Вроде бы всё по уставу. Однако помятые лица большинства огорчали начальника, не вселяя уверенности в боеспособности личного состава. Взглядом командующий нашёл лишь одного прилично выглядевшего офицера, отличавшегося от прочих и ростом, и выправкой. Желая уверить себя, что есть ещё в армии на кого опереться, попросил офицера представиться.

Лейтенант Побединский!

Генерала окатила могучая волна свежего перегара. «Даже этот», – безнадёжно вздохнул командующий и двинулся к трибуне открывать коллегию.