Теперь вот такая проблема: взаимодействие спецслужб государств, которые не являются ни партнерами, ни союзниками, — нужны ли контакты между ними?

На первый взгляд, вопрос этот может показаться парадоксальным или надуманным. В самом деле, как могут сотрудничать между собой спецслужбы противоборствующих сторон или даже тех стран, которые вышли из состояния острого противоборства, но продолжают относиться друг к другу с подозрением и недоверием? Ведь даже дружественные спецслужбы в своем сотрудничестве порой сталкиваются с непростыми проблемами взаимодействия. Наверное, трудно говорить о равноправном сотрудничестве, если одно из государств зависит от другого.

Убежден: контакты, взаимодействие спецслужб различных государств в определенных сферах необходимы. Но именно — в определенных и в ограниченных пределах. Они, конечно, не ключ к решению всех сложных проблем, которые ставит жизнь мирового сообщества, но в некоторых из них — выражение солидарности и ответственности перед общими угрозами, с которыми ни одно государство в одиночку не справится. К таким проблемам, например, относятся борьба с незаконным оборотом наркотиков, организованной преступностью, международным терроризмом, а также расползанием оружия и средств массового уничтожения.

Контакты между спецслужбами способствуют укреплению доверия друг к другу и в более широком плане уменьшению подозрительности, предупреждению возникновения неблагоприятных ситуаций. Полезность и важность контактов КГБ-ЦРУ признавалась без каких-либо оговорок обеими сторонами. И Москва, и Вашингтон руководствовались своими собственными интересами, но хорошо понимали, что антиподом контактов является неограниченная и часто непредсказуемая тайная война спецслужб.

У контактов спецслужб России и Соединенных Штатов есть уже достаточно долгая история. Во время Второй мировой войны американцы предложили, по выражению тогдашнего посла США в СССР Аверелла Гарримана, «координировать антинацистские операции» по линии спецслужб своих стран. Общая военная угроза определяла необходимость такой координации и в области деятельности спецслужб. Но уже тогда выявились далеко идущие замыслы американских стратегов, о чем позднее пооткровенничал тот же А.Гарриман: « Такой обмен позволил бы нам получишь доступ к информации из советского правительства ».

Надо отметить, что ЦРУ, прикрываясь контактами со спецслужбами других государств, широко использовало «сотрудничество» и «взаимную помощь» для ведения оперативной работы, в частности, для приобретения агентов в среде спецслужб своих партнеров — и соперников, и союзников. И добивалось результатов.

«Оперативное взаимодействие» — так называет контакты американской разведки с иностранными спецслужбами бывший сотрудник ЦРУ Филип Эйджи, автор нескольких книг о разведслужбе Вашингтона. Он подчеркивает, что тут главное « ничего не давать, если в этом нет необходимости . И давать как можно меньше». Цель «оперативного взаимодействия» — обмен информацией, осуществление совместных операций и проникновение в иностранные спецслужбы.

В своей книге «Кремль и разведка» один из руководителей внешней разведки МГБ генерал-лейтенант Павел Судоплатов рассказывает о взаимоотношениях спецслужб СССР и США в период Великой Отечественной войны. Встречам Сталина, Рузвельта и Черчилля в Тегеране (ноябрь 1943 года), в Крыму (февраль 1945 года) предшествовали неофициальные контакты сотрудников советских спецслужб с американскими и британскими коллегами. Происходил обмен разведывательной информацией, обсуждались вопросы выдачи провалившихся агентов, некоторые проблемы послевоенного урегулирования. Накануне Потсдамской конференции (июль 1945 года), свидетельствует П.Судоплатов, представители спецслужб СССР, США и Великобритании договорились о выдаче Советскому Союзу командующего «Русской освободительной армией» Власова и ряда высших чинов РОА в обмен на захваченного нашими войсками немецкого адмирала Редера.

«Холодная война» перечеркнула контакты между спецслужбами СССР и США. Они возобновились только в восьмидесятых годах (речь не идет о тех немногочисленных случаях, когда через доверенных лиц спецслужб организовывался обмен задержанных обеими сторонами разведчиков и агентов). Эпизодические контакты происходили и на самом высоком уровне спецслужб — председатель КГБ СССР В.Крючков принимал в Москве заместителя директора ЦРУ Роберта Гейтса, встречался с бывшими руководителями американской разведки Колби и Тернером. С конца восьмидесятых годов в контакты, обмен делегациями и миссиями были вовлечены уже многие спецслужбы и правоохранительные органы нашей страны и США.

Бывший начальник Первого главного управления КГБ Л.Шебаршин в одном из интервью отметил: « Контакты между спецслужбами, даже недружественными, появились не вчера . К ним нередко приходилось прибегать в случае неясных деликатных моментов, для обеспечения безопасности государственных визитов. В последние годы возникла необходимость в совместном противодействии распространению ядерных материалов, наркотиков, терроризму. Взаимодействие спецслужб имеет четкие пределы — те области, где интересы их стран совпадают. В целом же разведка и контрразведка — национальные институты и служат в первую очередь национальным, а не общечеловеческим интересам, и тем более, не интересам иностранных партнеров». Именно Первое и Второе главные управления КГБ в конце восьмидесятых годов положили начало регулярным, вначале неофициальным, контактам КГБ с ЦРУ. Они охватывали некоторые проблемы, в которых стороны были взаимно заинтересованы и в урегулировании которых возникала конкретная необходимость.

Поскольку ЦРУ передало средствам массовой информации США информацию об этих контактах и тем самым сняло с них покров конфиденциальности, я, со своей стороны, не могу считать себя связанным какими-либо обязательствами перед американскими партнерами в этом деликатном деле. Поэтому скажу точно: регулярные контакты КГБ и ЦРУ начались в 1986 году в Москве. У истоков их — управление контрразведки первого главного управления и первый отдел Второго главного управления. Но первая попытка организовать такие встречи была предпринята первым отделом четырьмя годами раньше, когда руководителем посольской резидентуры был Кард Гебхардт. Именно с ним мы планировали войти в неофициальный контакт для решения некоторых вопросов взаимодействия. Гебхардт, которому везде чудилась коварная «рука Лубянки», был крайне подозрительным ко всему «неординарному». Козни советской контрразведки мерещились резиденту повсюду. Представляю, сколько в Лэнгли скопилось его докладов о «злонамеренных действиях КГБ». Например, о том, как у него снимали колпаки с автомашины (которые на самом деле он просто терял по дороге), как пытались напугать непонятными телефонными звонками. Интересно, верили ли этим сочинениям Карла Гебхардта в Оперативном директорате, зная его мнительность?

Итак, от разговора с представителем Второго главного управления КГБ о сотрудничестве Гебхардт уклонился. Возможно, что не только его подозрительность была причиной последовавшего длительного перерыва в нащупывании контактов.

Более восприимчивым к идее неофициальных встреч КГБ-ЦРУ оказался другой руководитель московской резидентуры Джек Даунинг, до недавнего времени начальник Оперативного директората ЦРУ. Возможно, правда, что и в Лэнгли к этому времени «созрели» до принятия идеи неофициальных встреч с представителями КГБ в Москве. Хочу отметить, что как раз в этот период руководителем советского отдела Оперативного директората стал Милтон Бирден, который активно участвовал в зарубежных встречах КГБ-ЦРУ в рамках установившегося контакта.

С 1989 года конфиденциальные встречи в Москве представителей контрразведки нашей страны с руководителями посольской резидентуры стали регулярными. С американской стороны в них принимали участие резиденты Джек Даунинг (о нем я уже упоминал), Майкл Клайн (в Москве 1989-1991 годы), Дэвид Ролф (1991-1993 годы). Во время нахождения резидента в отпуске к контактам мог подключаться его заместитель. До того, как эти конфиденциальные контакты переросли по существу в открытые встречи (таковыми они стали со времени Бакатина), контакт с руководителями резидентуры осуществлялся в Москве мною лично.

В рамках контактов КГБ-ЦРУ в Москве и в развитие их проводились периодические встречи небольших групп наших служб за рубежом. Всего таких встреч в 1989-1990 годах было две: в Хельсинки и Берлине. С нашей стороны их непременными участниками были начальник управления контрразведки ПГУ Л.Никитенко и начальник первого отдела Второго главка. С американской — начальник советского отдела Оперативного директората Милтон Бирден, руководители контрразведывательного управления ЦРУ Гарднер Хаттавэй (Хельсинки, 1969 год) и Тэд Прайс (Берлин, 1990 год).

Встречи в Москве были во многом, так сказать, промежуточными. Они служили целям постановки вопросов друг другу и передачи ответов сторон на поставленные вопросы. Однако и они использовались для обсуждения отдельных проблем, в основном по нашей инициативе.

Более обстоятельными были групповые встречи. Предметом обсуждения на них были и деликатные темы, связанные с деятельностью спецслужб США и СССР друг против друга, и вопросы международного терроризма, организованной преступности и так далее, если они входили в компетенцию наших служб.

Встречи в Хельсинки и Берлине, контакты в Москве проходили в деловой обстановке. Внешне они не были похожи на рандеву людей, вовлеченных в ожесточенные тайные сражения спецслужб. Стороны не стремились переиграть друг друга, но решительно отстаивали позиции своих служб, отдавали себе полный отчет в том, что разведка и контрразведка неизбежно будут делать порученное им дело.

Придется затронуть и один деликатный вопрос. С моей точки зрения, в систему наших двусторонних контактов как-то не вписывалось параллельное личное участие руководителей московской резидентуры ЦРУ в агентурных операциях, которые она проводила. Впрочем, вряд ли в данном случае есть смысл морализировать на эту «этическую» тему.

Американцы усердно старались провести свое понимание международного терроризма, увязывая его с действиями Ливии и Ирака. Мы, конечно, с таким толкованием согласиться не могли. В связи с поднятой в США шумной кампанией относительно «советского проникновения» в американское посольство в Москве до представителей ЦРУ, по поручению нашего руководства доводилась информация о том, что новому зданию посольства технические средства не угрожают. Мы убеждали американцев, что необходимо снять напряженность в этом деликатном деле, которая вредит межгосударственным отношениям наших стран. Представители ЦРУ выражали понимание нашей озабоченности, соглашались с тем, что положение необходимо урегулировать, обещали, что будут докладывать об этом своему руководству.

Позднее в средствах массовой информации Соединенных Штатов утверждали, что ЦРУ не удалось убедить конгресс США в принятии разумного, взвешенного решения по этому вопросу. Думаю, что в действительности причина состояла в том, что американская сторона, в отличие от советской, у которой были гораздо большие основания беспокоиться за безопасность своих учреждений в США, просто продолжала спекулировать на «советском проникновении».

Я не слышал, чтобы Л.Никитенко, руководитель группы КГБ на встречах в Хельсинки и Берлине с представителями ЦРУ, «жаловался» бы им на «непонятные побеги» в США советских дипломатов, как это утверждал в газете «Лос-Анджелес тайме» ее корреспондент Джеймс Райзен. И «тема перебежчиков» вовсе не была «ключевой», как писал автор, в ходе наших бесед в Москве, Хельсинки и Берлине. У советской стороны действительно не могло не вызывать озабоченности широкое наступление спецслужб США на сотрудников учреждений СССР за рубежом, многочисленные вербовочные подходы ЦРУ и ФБР к советским гражданам. Мы откровенно говорили об этом сотрудникам Центрального разведуправления в процессе контактов. Этим же объяснялись наши запросы о тех сотрудниках советских заграничных учреждений, которые «исчезали» в 1989-1992 годах, поскольку это беспокойство о судьбе наших людей зачастую связывалось с поступавшей информацией о «странных обстоятельствах» их исчезновения. Надо отдать должное ЦРУ: оно оперативно, хотя и несколько дипломатично, реагировало на наши запросы, сообщая, что перебежчики находятся «в безопасном месте», не признавая, впрочем, что само было причастно к организации побегов. Перебежчики же, по крайней мере часть из них, как сообщали нам представители ЦРУ, будто бы отказывались от встреч с представителями посольства СССР в Вашингтоне, которых требовала советская сторона.

Хочу сказать: главная тема нашего обсуждения — это вовсе не перебежчики, а кодекс поведения спецслужб США и СССР в условиях жесткого противоборства, характерного для восьмидесятых годов. Речь шла о принятии своего рода правил игры. Прежде всего, из арсенала спецслужб должны быть исключены действия, которые способствовали бы сползанию к «горячим» формам противостояния, — убийства, диверсии, похищения людей, другие провокации, бесчеловечные методы (например, применение ядов и психотропных препаратов). Разведка, безусловно, может искать негласных помощников, но это должно делаться на добровольной основе, а не с помощью насилия и провокаций. Спецслужбы, говорили мы представителям ЦРУ, должны овладевать искусством компромисса, искать взаимоприемлемые решения и джентльменские соглашения.

Я был склонен считать, что, судя по реакции представителей Центрального разведуправления, они были согласны с излагавшимися нами правилами игры, хотя и ссылались на то, что не могут влиять на деятельность ФБР. Характер наших контактов, впрочем, был таков, что какими-либо формальными соглашениями наши договоренности не могли быть скреплены. И тем не менее обе стороны признавали встречи и контакты полезными и необходимыми. Худой мир лучше доброй ссоры!

Возможно, что кое-кому и хотелось бы выдавать контакты и встречи представителей спецслужб наших государств за «партнерство» и «сотрудничество». С моей точки зрения, это, конечно, не так. Не следует забывать, что американские спецслужбы ведут против нашей страны разведывательно-подрывную работу, ставя определенные задачи отнюдь не дружеского характера. Контакты спецслужб поэтому должны затрагивать строго ограниченные сферы, и о них уже говорилось. Могут возникать и потребности в обмене информацией и в других областях, но по крайней мере в обозримый период времени эти контакты не могут выходить за рамки определенных тем.