Глава 1

«Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция…» Максиму всегда казалось, что в каждом вагоне метро сидит свой проводник, со своим характером, манерой общения, с особенным голосом. Он как радушный хозяин дома приветствует гостей, показывает комнаты, рассказывает, предупреждает. «Не оставляйте вещи без присмотра! Уступайте место пожилым!» Мужские голоса говорят сдержанно, информативно, а женские допускают эмоции. «Следующая станция Щелковская» или «Планерная», — сообщают они и Максиму слышатся нотки нежности, точно эти самые станции значат нечто особенное для объявляющих леди. Может быть, они там живут или с этими станциями связаны сугубо личные воспоминания.

«Осторожно! Двери закрываются!»

Когда-то давно Максим слышал, как один бардовский певец пел песню с такими же словами: «Осторожно, двери закрываются! Невозможно что-то изменить…» Это точно! Вошел в вагон, и изменить уже ничего нельзя. Поезд унесёт тебя к другой станции, к другим людям и к другим историям.

Он сидел в метро и делал вид, что читает книгу в электронной читалке, которую для удобства называют коротким английским словом «ридер». Максим привык читать, чтобы убить время. В метро читают, как правило, сосредоточенно — не глядя по сторонам, удерживая равновесие при толчках вагона, и не замечая окружающих. Концентрация внимания позволяет отключиться от внешнего мира, от шума вагона, посторонних разговоров соседей, неприятного запаха бомжа, который может неожиданно оказаться на соседнем сиденье.

Но сегодня всё было не так. Черный текст на сероватом экране ридера совсем не интересовал Максима, потому что его внимание было приковано к молодой девушке, сидевшей напротив. Он украдкой бросал на неё любопытные взгляды, потому что ему не хотелось выглядеть придурком нагло пялящимся на понравившуюся девчонку. Хотя его приятель Стас так бы и потупил в подобных обстоятельствах. «Но я же не Стас!» — мысленно заметил он в оправдание.

На вид девушке было около тридцати, а может и того меньше, потому что в неярком свете вагонных плафонов она выглядела совсем молодо, как юная девушка, наложившая макияж. Известно, косметика немного старит лицо, делает его взрослее. И все же, незаметно разглядывая её, он посчитал, что перед ним скорее молодая женщина, чем девушка. Грань в таких делах уловить трудно.

Возможно, она была замужем, но кольца на её безымянном пальце он не заметил.

Иногда молодой человек отрывал взгляд от ридера и, не скрываясь, открыто, скользил безразлично-задумчивым взглядом по сидящим напротив пассажирам, в том числе и по лицу девушки. Словно давал отдых глазам, уставшим от долгого чтения.

Конечной точкой, на которой Максим после короткого осмотра фиксировал свой взгляд, было темное окно вагона за её спиной, будто его там что-то интересовало. Только смотреть в подземке было не на что — за освещенными окнами царила полная темнота. Лишь изредка проносились желтые огни фонарей, окрашивая со спины её русые волосы в золотистый цвет.

«Как же пелось в той песне? — вдруг подумал он, припоминая слова песенки о метро. — Там было что-то о светлолицей девушке, которую увидел парень и с которой хотел познакомиться. Нет! Не помню!» В памяти остался только припев:

Он усмехнулся: «Моё пока не разрывается и это хорошо!»

Метро никогда не отличалось тишиной, и в этом была своя прелесть. Шум мог успокоить встревоженные нервы, ненадолго усыпить, а мог и настроить на философский лад. Максим невольно прислушался, пытаясь уловить в этом шуме, неутихающем гуле движения, ритм подземной жизни железного организма.

Он услышал, как раскачивая вагон из стороны в сторону, колеса деловито выстукивали свою песню — не ту, которая вспомнилась Максиму. Хлопали закрывающиеся двери, будто резиновой гильотиной рассекая человеческую массу. Скрипели тормоза на поворотах, врываясь в равномерный гул металлическим визгом, который заставил его отвлечься от крутящейся в мозгу песни. Звуковые ассоциации оказались далеки от музыкального благозвучия. «Так жена визжит, когда ругает непутёвого мужа», — представилось ему.

Сидящая напротив девушка тоже мельком посмотрела в его сторону, без интереса, равнодушно, как смотрят на случайных попутчиков. «Какие у неё глаза, голубые или серые? — подумалось Максиму, — черт! Издалека не рассмотреть! Сейчас еще раз глянет в мою сторону и увижу».

Но рассмотреть глаза девушки он не успел — к его месту подошла пожилая женщина, и пришлось уступить ей место. Максим встал в дверном проеме, прислонившись плечом к краю двери. Конечно, он мог бы уткнуться в ридер, сделать вид, что не замечает никого вокруг. Или задремать, показывая окружающим, что добирает утренний сон, прерванный ранним подъемом на работу. Все прекрасно знали об этой уловке, позволявшей никому не уступать своё место; спишь себе и спишь — никто не будет будить спящего человека. Но он так не делал.

Только один раз заснул, когда, действительно, устал на работе — заснул и чуть не уехал в Депо с конечной станции. Работница метро в красной шапочке и с красным жезлом сначала слегка тронула, а потом с силой потрясла его за плечо, приняв за выпившего. Вспоминая об этом эпизоде, он всегда улыбался. Не то, чтобы он не пил — в хорошей компании мог оттянуться по полной программе, но контроля никогда над собой никогда не терял. А тогда он попросту устал.

Вагон покачивался, но Максим стоял твердо на ногах, облокотившись на закрытую дверь и удерживая ридер в руках. Ему было интересно, откуда взялась эта девушка, кто она?

Станция метро, на которой он садился, была конечной на зеленой ветке. На «Речном вокзале», как и на любой конечной станции, всегда было людно — здесь крутились таксисты, распространители флаеров, продавцы всякой мелочи. Сюда стекался народ, приезжавший на работу из Долгопрудного, Химок, Зеленограда.

Максим переехал в этот район год назад, но девушку увидел только недавно, ранней весной, выделив её в общей людской сутолоке. Она шла достаточно быстро, лавируя, между неспешно текущими в недра подземелья людскими потоками, и при этом энергично покачивала бедрами. Длинные русые волосы выбивались из-под вязаной голубой шапочки, короткая бежевая куртка едва прикрывала поясницу.

У него вдруг возникло желание обогнать её, заглянуть в лицо, познакомиться, но посмеявшись над собой, над этим, внезапно возникшим желанием, он наоборот приотстал, позволив спинам других людей заслонить её полностью. Максиму интереснее было гадать, какая она: красивая, страшненькая или так себе.

Потом, он все-таки её разглядел, и девушка ему понравилась. У неё был приятный взгляд больших глаз, прямой, чуть удлиненный нос, который совсем не портил пропорций лица, длинные волнистые волосы. Иногда она, улыбаясь, смотрела исподлобья, как делала это леди Диана, отчего выглядела вроде застенчиво и в то же время приветливо. Только цвет её глаз ускользал от Максима, был неуловимым. Темно-синие, голубые, серые? Он так и не смог их рассмотреть.

Девушка несколько раз по утрам заходила в тот же вагон, что и он, садилась напротив или неподалёку. Максим заметил, что на её лице отсутствовало выражение той мрачной отрешённости, с которым большинство москвичей начинало свой рабочий день. Лицо её было живым, глаза внимательными, а в руках она почти всегда держала книги и журналы.

Молодая попутчица совершенно не обращала на него внимания, несмотря на его ненавязчивые усилия попасться на глаза. Поначалу это забавляло молодого человека, напоминало что-то вроде игры в прятки, а людская толпа в этом случае выглядела местом убежища. Мощные спины, объемные фигуры, сумки и рюкзаки позволяли надежно укрываться, а затем неожиданно выныривать из густого варева человеческой массы, словно на маскараде среди обезличенных персонажей вдруг стянуть с лица маску и стать узнаваемым.

Но время шло, а его старания казались напрасными. Случайные встречи не приводили к желаемому результату — девушка упорно его не замечала. Максима это стало раздражать. Он спрашивал себя с удивлением и раздражением — гордая она или дура? Как она может не замечать его в общей серой толпе?

Он был исполнительным директором в крупной известной сети «Автолюкс», торгующей автомобилями разных марок, получал хорошую для молодого человека зарплату. Этот бизнес позволял проявить себя как нигде, формируя качества настоящего лидера: напористость, жесткость, амбициозность. Своей компанией Максим был вполне доволен, гордился тем, что она занимала первые позиции на автомобильном рынке. «Автолюкс» была официальным дилером, «официалом», как называли такие фирмы. Их сеть имела автосалоны, раскиданные по всей Москве и области.

Внешне Максим не был уродом, имел рост выше среднего, крепкое телосложение, регулярно ходил в тренажерный зал, где качал мышцы и бегал по дорожке. Лицо его не выглядело выразительным: русые коротко остриженные волосы, большой лоб, с начинающими образовываться залысинами, брови, глаза — всё как обычно. Такое лицо было, пожалуй, у миллионов мужчин в России. На Западе сказали бы: «типичная славянская внешность».

Не получив от природы особую привлекательность как кинозвезды или хотя бы обаяние, как к примеру его приятель Стас Гусаров, Максим решил компенсировать этот недостаток одеждой. Он носил только брендовые костюмы от известных кутюрье, рубашки с запонками, аксессуары из дорогой кожи. Купил он и швейцарские часы на толстом ремешке. Их сапфировое стекло отсвечивало синевой на солнце, когда Максим смотрел на циферблат, специально высунув руку из манжеты рубашки. Что поделать, как и у всех молодых людей его круга, у него была склонность к легкому самолюбованию!

Его приятели смеялись над тем, что Максим каждый день спускался в метро. Сами они предпочитали личный транспорт. У него тоже была машина — «Volkswagen Passat», но протискиваться на ней в центр Москвы, а их офис находился в центре, сквозь плотный поток сопутствующих авто, ему не хотелось. К тому же были огромные проблемы с парковкой. Иногда приходилось почти полчаса искать место, чтобы оставить свой «Пассат» и тогда он решил, что на престиж можно наплевать — удобство дороже, чем престиж. В конце концов, западные клерки не гнушаются и велосипедным транспортом.

Однако сидевшей напротив девушке, вероятно, Максим был неинтересен.

Сегодня она тоже не обращала на него никакого внимания, с увлечением читала книгу, поправляя иногда светлую прядку волос, спадавшую на глаза. Брошенные в его сторону рассеянные взгляды были не в счет. Такими взглядами обычно скользят про поверхности моря, не стараясь заглянуть в таинственную глубину, рассмотреть дно под толщей волн. «Может на моем дне есть что-то интересное — обидчиво подумал Максим, — красивые рыбешки или богатый клад, разноцветные кораллы!»

Потом он задумался: «А что если сменить тактику? Если подойти и встать рядом, посмотреть что будет? Взглянет она на меня или нет? Или подойти и что-то спросить? Взять инициативу в свои руки, как пикаперы?»

Когда-то, ради любопытства, он прочитал советы, выложенные на сайтах о правилах съема девушек, о пикаперстве. Ему самому это было не нужно — девушек вокруг хватало, в том числе и тех, кто дарил ему свое внимание без всяких поползновений с его стороны. Читал просто так, ради общего развития. Пикаперы учили быть активным, много говорить, рассказывать забавные случаи, анекдоты, смешить девушек. Но Максим не любил много говорить, вернее, говорить попусту, краснобайствовать. Сейчас же он смотрел на девушку, сидящую напротив, и невольно сожалел об этом. Ему не хватало той нагловатой легкости, обаятельной хамоватости и настойчивости присущей пикаперам. С другой стороны, те много практиковались, получали отказы и угрозы, тренировки закалили их, поэтому он не мог с ними ровняться, да это было и ненужно.

Через одну остановку он, наконец, решился. Обойдя склеенную, словно сиамские близнецы, парочку тинейджеров, стоявших в обнимку, невзрачного мужика в поношенных джинсах с рюкзаком за спиной, Максим приблизился и встал почти рядом с ней. Она не подняла глаз.

«Заметила или нет?» — задался он вопросом.

Краешек её щеки слегка заалел, она поправила прядку волос, заткнув её за ухо. Кажется, заметила. Или ему показалось?

Стоявшие рядом два мужика обстоятельно обсуждали дачные дела: каким материалом лучше крыть крышу дома — металлочерепицей или натуральным шифером, что ставить — летний туалет или септик. Максим слушал вполуха, украдкой посматривая на девушку, а та всё никак не реагировала на его близкое присутствие. Наконец, так и не взглянув на молодого человека, она поднялась и вышла на следующей остановке.

Когда поезд тронулся, он зачем-то пригнулся, пытаясь сквозь стекло отыскать её фигуру, разглядеть лицо. Вдруг она повернется, встретиться с ним взглядом. Но плотный поток пассажиров на станции тут же вобрал её в себя, как трясина или зыбучие пески поглощают неосторожных путников. Без следа и без остатка.

На другой день она появилась в метро с подругой.

Маленькая, меньше её ростом девушка, разговаривала громко, часто смеялась. Находясь неподалеку, Максим, наконец, узнал, что заинтересовавшая его девушка носила имя Катя, а её подружка, заметив ненавязчивое внимание молодого человека, начала строить ему глазки. Максиму пришлось отвернуться к противоположному окну вагона и только в неясном отсвете стекла наблюдать за Катей.

Сквозь вагонный шум и стук колес он расслышал, как подружка спросила её о Денисе. Сначала он подумал, что речь идет о приятеле Кати, но из её ответа понял, что они говорят о маленьком мальчике, его посещениях детского сада, болезнях, страхах и опасениях девушки за его здоровье. Это мог быть маленький брат или сын, скорее всего, последнее, решил он.

«Значит, она растит сына одна, о муже никто из них не говорит. Она разведена или мать-одиночка». Это был неожиданный вывод. Под негромкое гудение вагона метро, мерное покачивание и стук колес он задумался о семье, браке.

Завязать отношения с девушкой, имевшей ребенка? Надо ли ему это? Максим был уже женат — женился на первом курсе университета, однако скороспелая женитьба не дала ничего хорошего, и они с женой вскоре разбежались. Единственным плюсом несостоявшейся совместной жизни было то, что они не успели нажить детей, а значит, избежали кучи проблем. Теперь же он задавался вопросом — есть ли смысл повторять прежние ошибки, наступать на те же грабли? Или встречаться только для секса?

У него вдруг заныла от напряжения шея — видимо долго стоял в одной, неудобной для себя позе без движения. «Как гончая на охоте!» — подумалось Максиму.

Ему захотелось помассажировать шею правой рукой, но вагон сильно качнуло, и пришлось ухватиться за верхний поручень. Тогда он закрутил головой в стороны, чтобы расслабить мышцы, а в это время девушки, оживленно разговаривая друг с другом, вышли из вагона. Когда Максим доехал до «Театральной» и перешел на «Площадь революции» — ему надо было проехать еще одну остановку — у него уже ничего не болело, затылок прошел сам собой.

На «Площади революции» он подошел к сидевшему в задумчивости на корточках бронзовому пограничнику, вернее, не к нему, а к его собаке. Желтый нос животного был отполирован до блеска прикосновением людских рук. Максим тоже коснулся его — на счастье.

 

Глава 2

Катя какое-то время не замечала интереса к себе молодого человека.

В метро много любопытных глаз. Люди едут долгое время на работу или с работы, проводят продолжительное время в метро — Москва большая. Естественно, что это нудное времяпровождение должно быть чем-то занято: чтением, разговором со знакомым, гаданием кроссворда, слушанием плеера. Самое простое дело — это разглядывать окружающих. Такое занятие не требует умственных усилий, использования подручных девайсов. Поэтому Катя привыкла к равнодушным взглядам вынужденных спутников и сама, также равнодушно смотрела по сторонам на окружающих её людей в вагонах метро.

Она, в самом деле, не обращала никакого внимания на Максима. На него ей указала подруга Вика, во время одной из совместных поездок на работу. Подруга работала неподалеку в известном кадровом агентстве, и они часто вместе ездили до одной и той же остановки.

Сама Катя работала в риэлтерской компании «Траян», занималась продажей недвижимости. Ездить приходилось по всей Москве, а иногда выезжать и в Подмосковье. Работа ей нравилась — она любила общение, любила проявлять свое умение общаться с покупателями, доходчиво объяснять выгоды от покупки квартиры. Но она никогда не занималась «впариванием убитого жилья», так как считала это неправильным, банальным обманом, который может быть удачным один раз, максимум два, а затем репутация фирмы будет непоправимо уничтожена. В эпоху интернета это сделать пару пустяков — достаточно поместить разгромный отзыв.

Как только Вика указала на парня, стоявшего в вагоне метро неподалеку и делающего вид, что не смотрит на неё, Катю, она украдкой сама посмотрела на молодого человека. Парень выглядел солидно, на нём был хороший темно-синий костюм, расстегнутый потому, что в метро было душно. Его открытое приятное лицо располагало к себе. Он был неплох, очень даже ничего, на фоне встречавшихся в последнее время молодых людей. Узнав, что она разведена, да еще с ребенком, парни резко прерывали отношения, бежали как черт от ладана.

Она с неким сомнением стала относиться в последнее время к таким знакомствам. Да и нужны ли они ей, эти непонятные встречи? Достаточно того, что у неё есть Денис, её мальчик. Опять тратить время, душевные силы на очередного ухажера, думающего только о сексе? Нет, это не для неё!

Поэтому, решив не отвлекаться на случайных попутчиков, пусть даже и симпатичных, пусть и приличных, Катя упорно не замечала внимания Максима. Он несколько раз вставал рядом с ней, когда она сидела и читала книгу и Катя видела это краем глаза, но всё равно не реагировала, не смотрела в его сторону.

Когда же она выходила из вагона на своей станции, то невольно чувствовала затылком его внимательный взгляд. Этот её затылок стал таким чувствительным, как радар. Она ощущала им всё, и временами её охватывало раздражение. Зачем он смотрит на неё? Что ему нужно? Пусть лучше отстанет и не лезет к ней, не лезет в её жизнь, как не прошеный гость.

Как-то она пошла на «Площадь Революции», хотя ей было и не по пути, и прикоснулась к холодному носу собаки. По правде, она с недоверием относилась к таким вещам, но её подруга Вика горячо рекомендовала, сказала, что ей однажды повезло: то ли получила неожиданный бонус, то ли встретила парня. Неважно, что с тем молодым человеком пришлось в скором времени расстаться, однако шанс был.

Катя хотела, чтобы у неё тоже появился шанс.

На работе она появлялась всегда вовремя. Её стол находился почти у самого окна, и это место ей нравилось — там было светло, летом прохладно, зимой грела батарея. Из дома она принесла пару горшков с домашними цветами, поставила их на подоконнике, что сразу сделало помещение уютным. Другие риэлторы, сидящие рядом, по достоинству оценили усилия Кати — молодой, почти юный Василий, купил ей мороженное, а Никита, который был ровесником, одобрительно хмыкнул. Она знала, что нравится ему. Женщины это чувствуют.

С Никитой существовала одна проблема — он был женат и не собирался разводиться. Он несколько раз подкатывал к ней и однажды, после бурного корпоратива, они закрылись в каком-то из кабинетов и она позволила себе расслабиться в его компании. После этого Никита несколько раз намекал на желательность продолжения таких отношений, но ей не очень хотелось. Эти отношения были без будущего, без обязательств. Их можно было рассматривать только как служебный роман — кратковременный и необременительный, как секс по дружбе. В американском сериале про юристов она видела нечто похожее: скучное, серое, обыденное. Физические контакты вместо эмоциональных. Нет, это было не для неё.

В этот день с утра, ей позвонило несколько клиентов, присмотревших квартиры.

— Ого! — заметил удивленный Никита — набираешь темп?

— А чего тянуть? — вопросом на вопрос ответила Катя, — утро надо начинать в тонусе!

Она улыбнулась, поглядела на себя в зеркальце и изъянов не нашла. Можно было приступать к работе.

— Это как в рекламе, — проговорил, не поднимая головы от компьютера, сидевший за своим столом Василий, — главное, чтобы тонус был в тебе!

— Типа того! — легко согласилась Катя, набирая номер одного из клиентов, звонивших ей, пока она ехала в метро. Там она не смогла ему ответить — было слишком шумно.

Начинался привычный рабочий день с его хлопотами, неожиданными задачками и попытками их решить. Но особого напряжения не было. В середине лета в квартирных делах всегда был спад — люди тратили деньги на отдых, на покупку машин, на другие, менее существенные и затратные приобретения. Лето в риэлтерском бизнесе — мёртвый сезон, поэтому каждый клиент на вес золота. За него, этого клиента, приходилось бороться не только с конкурирующими фирмами, но и внутри, друг с другом.

Лето за окнами энергично шумело, врываясь в офис громкими гудками машин, необычными запахами улицы и разноголосицей толпы. Кате казалось, что горячий веселый день призывно кричит: «Нечего сидеть в комнате, все на улицу!» Подчиняясь скорее этому властному призыву, чем по необходимости, она съездила на показ двухкомнатной квартиры на «Войковской». Её клиенты — супружеская пара, решили перебраться в белокаменную. Они были уже не молоды, но амбициозны, и, наверное, связаны с нефтяными делами. Так решила Катя, ибо, кто еще может позволить себе кинуть такие деньги на столичное жилье?

«Двушка» по площади была чуть меньше семидесяти метров, с большим окнами на солнечную сторону, с удобной планировкой. Шум от Ленинградского шоссе в квартиру не пробивался, потому что окна хорошо обеспечивали изоляцию. Рядом работал крупный торговый центр «Метрополис» — все удобства на расстоянии вытянутой руки. Катя не сомневалась, что продаст эту квартиру и закроет сделку.

Она прошлась по улице вдоль шоссе, обдаваемая запахами пыли и бензина со стороны несущихся машин. Жаркое солнце нагрело асфальт, а текучий воздух заполнил пространство города духотой. Влажные волны окутывали её тело, покрывая испариной, но Кате было все равно. Ей нравился день, нравилось то, чем она занимается, нравилась прогулка по летней улице. Она была оптимисткой, и в этом не было ничего плохого.

У магазина с игрушками Катя остановилась. Её вдруг захотелось сделать Дениске подарок, и она выбрала игрушку-трансформер — пластмассового роботообразного монстра, внутренне удивляясь, чем такие угловатые, страшные фигурки могут увлекать детей. Во времена её детства было не так — девочка Элли, Алиса в стране чудес, казались персонажами понятными и симпатичными.

Потом она с хорошим настроением вернулась в офис, вместе с Никитой и Василием пошла на обед в ближайшее кафе. День прошел быстро и, в целом, однообразно. Такие одинаковые дни бывали у нее круглый год: офис — встреча с клиентом — снова офис. Всё стандартно, всё по одной схеме, обычный рабочий день обычного риэлтора. Вечером она возвращалась домой к маме и сыну, ехала до «Речного вокзала».

Так было и в этот раз.

Народу, как всегда в шесть часов, когда заканчивалось рабочее время почти во всех фирмах и компаниях, было много. Огромные толпы текли в разных направлениях, отодвигая в сторону одиноко идущих пассажиров, не сумевших правильно сориентироваться в людском потоке. Это походило на медленно сползающую с гор гигантскую лаву или слияние потоков быстрых могучих рек, когда попавшую меж ними ветку или бревно кружило, швыряло из стороны в сторону, пока не прибивало к берегу.

Наверное, московское метро многие не любили за это: за многолюдность, за суетность, за непрекращающийся гул разноплеменных голосов. Ведь если сидеть целый день возле горной речки и слушать грохот водопада, то неминуемо наступит усталость и притупление чувств.

Катя с трудом, двигаясь в общем потоке, втиснулась в двери подкатившего к перрону поезда метро и её тесно прижало к студентам — девчонкам и парням, весло обсуждавших что-то из своей студенческой жизни. В вагоне стояла духота, не помогали даже открытые боковые форточки вагонных окон. Она расстегнула верхнюю пуговицу блузки.

На одной из станций, она не заметила на какой, в вагон вошел молодой человек, на которого ей указала Вика. Вошел, вероятно, не то слово, которое могло бы подойти — его внесло в вагон вместе с остальными страждущими добраться до дома. Его фигура, голова, мелькали некоторое время среди других пассажиров, а затем он исчез из виду.

Но пульсирующие токи метро не давали покоя тем, кто уже ехал в вагонах — на каждой остановке в открытые двери вливались новые и новые потоки людей, словно под мощным натиском водной стихии шлюзы каналов сбрасывали излишки воды, чтобы спасти дамбу. В сущности, метро и являлось такой дамбой не дающей захлебнуться городу в пучине транспортного коллапса.

В момент одного из таких вливаний, людской водоворот сначала закружил их, потом приблизил и, наконец, со всей силы прижал друг к другу. Катя, почувствовала себя словно в тугом коконе, завернутой в плотную пелену людских тел. Она стояла спиной к молодому человеку, не имея возможности ни отойти хотя бы на миллиметр, ни сдвинуться в сторону. Только его дыхание холодной змейкой ползло по её шее и щеке. И ей было щекотно.

 

Глава 3

Отправляясь домой из офиса, Максим совсем не предполагал встретиться с Катей. До этого, они ни разу не встречались вечером. Он входил в метро на одной станции, она на другой — совпадений по времени, да и месту, никогда не получалось. В многомиллионной толпе, ежедневно следующей через подземные станции, случайно встретиться друг с другом было нереально, всё равно, что найти клад на дне океана.

Поначалу Максим её не заметил. Едва он вошел, как его оттеснили к задней стенке вагона. Потом он переместился в проход между сиденьями, с усилием держась за поручни, затем его снова вытолкнули на площадку перед входом. Темно-синий костюм помялся в некоторых местах, на ботинках остались пыльные отпечатки чужой обуви, галстук съехал на бок.

«Завтра придется надеть другой костюм!» — подумал он с сожалением. Это была плата за пользование метро в час пик.

Максим особо не сопротивлялся давлению толпы, не пытался отталкиваться локтями, работать корпусом. Хотя и мог бы — не чувствовал себя слабаком, но в таких случаях, он считал, что лучше плыть по воле волн.

Так он бездумно двигался, пока очередная людская волна, вливавшаяся во входные двери, не припечатала его к девушке, стоящей к нему спиной. Её тоже сдавили, так, что она не могла двигаться. В других условиях он бы рассмеялся, весело пошутил, но в метро это обычные ситуации, какие случаются сотнями и тысячами каждое утро и вечер. Юмора тут немного, скорее сарказм по отношению к городским чиновникам и начальству метрополитена.

В ней было что-то знакомое. Однако первое время он не мог понять, откуда её знает. Запах духов? Цвет волос? Одежда? Нет, все это было не то, не напоминало ничего конкретного. Потом, совершенно случайно он увидел прозрачное отражение лица девушки в дверном стекле и узнал в ней Катю. В глубине души он не удивился такому совпадению, поскольку читал, что если часто думать о человеке, тот обязательно появится, возникнет при тех или иных обстоятельствах. Он, Максим, часто думал о Кате и вот, пожалуйста! Она наяву, собственной персоной.

«Если наклониться и прошептать ей на ухо что-то смешное, — начал фантазировал он, — она рассмеётся, мы познакомимся, и я попрошу её телефон». Или, он представил, как наклоняется, и, поскольку руки прижаты, губами отодвигает её волосы, целует маленькое ухо, медленно ведет губами вниз, по её шее. Правда, в этом случае есть риск получить по физиономии — девушки иногда бывают вёрткими, хотя руки у Кати и зажаты.

Но ничего из того о чем он думал, что нафантазировал, стоя здесь, в тесном душном вагоне, Максим не сделал. Так они ехали какое-то время не в силах оторваться друг от друга, не двигаясь, не поворачивая головы. Только людское море иногда покачивало их.

После «Войковской» стало свободней — часть пассажиров вышла, а новые не подсаживались. Максим и Катя разошлись в разные стороны, но не далеко. Когда освободилось место, девушка присела, достала из сумочки книгу, однако не открыла её, а впервые посмотрела в сторону Максима внимательным взглядом. Этот взгляд больших голубых глаз — он, наконец, их рассмотрел — это повисшее между ними ожидание, недосказанность, родили в его голове массу мыслей.

С чувством определенного самодовольства он подумал, что его усилия всё-таки были потрачены не зря. Наконец-то, она заметила и теперь глядит на него, Максима, а не в книгу или по сторонам.

В её взгляде он не видел той неприязни, того внутреннего отторжения, каким стараются оттолкнуть навязчивого поклонника, перешедшего границы приличия. Это был любопытный взгляд, скорее благожелательный. Девушки от природы любопытны, вспомнилась ему избитая истина и этим любопытством можно воспользоваться. По крайней мере, так советовали пикаперы.

Он отвел от неё взгляд, продолжая чувствовать, что она его разглядывает.

По своей натуре Максим был эгоцентристом, человеком довольно равнодушным к другим. Его мало что трогало, брало за живое. Девушки вызывали у него чисто спортивный интерес — ими можно было хвастаться перед приятелями. Если среди них попадались знакомые, которых все знали, можно было цинично обсудить их физиологические особенности, посмеяться при этом с чувством собственного превосходства — вот, мол, какие они слабые, эти девки, не то, что мы — мачо.

Друг Максима, коммерческий директор сети Стас Гусаров, был для него примером в таких делах. Тот менял девчонок, как рубашки, каждое утро, надевая свежую и, что самое интересное, не испытывал пресыщения. Стас, с гримасой скучающего плейбоя, обычно ему говорил: «чувак, вокруг нас стада тёлок, а мы с тобой пастухи».

Гусаров вообще очень большое внимание уделял сексу, пожалуй, чрезмерное. Он считал, что сексом можно решить все проблемы, вызваны ли они плотью или духом. В этом смысле, веру в силу секса он приравнивал к любой мировой религии, будь то христианство или буддизм.

— Прикинь, Макс, — говорил он, хитро подмигивая, — создадим с тобой новую церковь — церковь секса. Будем сексианами или сексианцами. Я буду папой, а тебя назначу епископом или кардиналом.

— Да ладно! — смеялся Максим, — а почему ты папа, а не я?

— У меня больше харизма, брат!

— В смысле харя?

— Нет, я о другом. Поэтому я вне конкуренции.

— А пипл? Где ты их возьмешь? Или вся церковь будет только из нас двоих?

— Не парься! Овец я тебе найду и заблудших и всяких. Смотришь ТиВи? Там только о сексе и говорят или показывают, что однохренственно. Считай, что они создают нашу клиентскую, тьфу, прихожанскую базу. Сечешь?

Этот разговор, хоть и в шутливой форме, вполне соответствовал взглядам Максима на отношения между мужчиной и женщиной, в которых отсутствовал даже намек на любовь. А взгляды эти были не беспочвенны и базировались в основном на личном опыте.

Ему встречались разные девицы — замужние и одинокие, с детьми и без. Среди них было достаточное количество отвязных представительниц слабого пола, проводящих время в бесконечных тусовках или зажигающих ночи напролет на танцполах. Они искрились весельем, поражали неустанным задором, подпитываемым легкими наркотиками и энергетическими напитками, они шипели и лопались, как пузырьки шампанского — такие же легкие и пустые. После секса с ними не оставалось никаких воспоминаний и эмоций, словно сходил в супермаркет за обязательными покупками, которые всё равно пришлось бы покупать, как за каким-нибудь йогуртом или фруктами.

Еще встречались откровенные хищницы, вышедшие на охоту за богатыми кошельками. Эти выглядели раскованно, но не привлекали к себе излишнего внимания. Они были достаточно умны, чтобы отдаваться с определенными условиями и получать от богатых любовников всевозможные выгоды.

С Катей Максим поначалу хотел поступить так же, как и с прочими — познакомиться и переспать. Он не желал особо вдаваться в подробности, тратить время на изучение её характера, привычек, взглядов, только для того, чтобы выяснить к какому типу девушек её отнести — тупых тусовщиц или хищниц. Он и без того мог найти ей соответствующее место в своей коллекции отвергнутых и бывших. Единственное препятствие состояло в том, что он испытывал к ней чувства, некую, неявно выраженную симпатию. В случае с Катей его броня равнодушия была уязвлена, получила брешь в нескольких местах, подобно кораблю, подвергшемуся торпедной атаке. Он вдруг почувствовал слабость и неуверенность, чего никогда с ним не было.

Эти мысли занимали Максима, пока он ехал от одной остановки до другой, изредка поглядывая в сторону девушки. Та уже не смотрела на него, опустила голову вниз, спокойно читая книгу, лежащую на коленях.

Тем не менее, когда поезд, завизжав тормозами, прибыл на конечную остановку, Максим принял решение не торопить события. Он не стал задерживаться и изыскивать предлог, чтобы завязать знакомство. Всё должно состояться само собой.

 

Глава 4

Метро Москвы — это целый город, раскинувшийся в подземелье на сотни километров. Город со своей жизнью, своими нравами и правилами. Здесь так же, как и наверху, люди передвигаются, общаются, назначают свидания. В многочисленных киосках можно купить еду.

Подземный город достаточно демократичен, потому что нет установленного дресс-кода. Сюда можно войти в строгом деловом костюме, а можно в свитере и джинсах. Здесь всегда одно и то же время года. Здесь спят в вагонах — этих временных пристанищах подземных путешественников. Здесь влюбляются.

В этом городе есть свои магазины и своя полиция, свои памятники и своя архитектура, где сталинская роскошь отделки соседствует с минимализмом современной эпохи. Этот город бурлит и кипит в часы пик и затихает, когда стрелки часов спешат к полуночи.

Но он никогда не спит.

Даже будучи покинутым его временными жителями, он продолжает давать приют многочисленным рабочим, сотрудникам метро, полиции. Он, этот город, отличается от своего надземного брата, только одним — отсутствием кладбищ. Здесь нет мест захоронений, колумбариев, крестов, здесь нет ничего такого, что напоминало бы о бренности жизни.

И потому подземный город вечно молод.

Приехав в Москву из провинции, Максим всегда пользовался метро. Ему нравились звуки подземки: шумный гомон толпы, гул подъезжавших и отъезжавших составов, шуршание эскалаторов, приглушенные запахи железа и резины. Поскольку метро он считал одним из сопутствующих признаков большого города, его неотъемлемой частью, то и относился к нему соответствующе — как к необходимому и обязательному атрибуту, не самому комфортному, но одному из самых удобных.

После совместного возвращения домой, несколько дней Максим не встречал Катю в метро. Он предположил, что она ушла в отпуск — поехала на пляжи Турции или Египта и греется у моря. Сам он летал на Кубу зимой, с девушкой, с которой после поездки порвал отношения. Отдохнул тогда замечательно, загорел, а сейчас он невольно позавидовал Кате. Но она могла и заболеть. В августе в Москве вдруг распространилась какая-то инфекция — все чихали, кашляли и Максим тоже чувствовал легкое недомогание.

В отличие от риэлтерского бизнеса, продажи машин в летние месяцы шли хорошо. Максим проехал в центр, как всегда тронув нос собаки на «Площади революции», а затем доехал до другой станции, откуда прошел в офис фирмы, находящейся в десяти минутах ходьбы от метро.

Стас Гусаров сидел у себя. Сквозь матовые стеклянные двери был виден его силуэт. Их коммерческий директор обычно приходил рано, но и уходил тоже рано. Правда, уходил он не домой — занимался поездками по точкам, проверял работу сотрудников автосалонов.

Вообще-то это был функционал Максима, он был исполнительным директором, следил за порядком и бесперебойной работой салонов. За Гусаровым были контракты на закупку авто у производителей, заключение договоров на официальное представительство. Именно благодаря ему они стали официальными дилерами таких известных заводов, как «Мерседес», «Вольво», «Опель», «Форд». И Максим это ценил. Хозяева бизнеса — семья армянских предпринимателей, тоже были довольны.

— Привет, Макс! — Гусаров, услышав, что пришел Максим, выглянул из-за двери, — смотрел вчера футбол? Наши опять проиграли. И кому? Какой-то Андорре!

Лицо Гусарова с рыжими ресницами и бровями было очень похоже на лицо известного немецкого теннисиста Бориса Беккера. Только заметно круглее. Оно было подвижным, выразительным. Когда Стас описывал какое-нибудь важное событие, которого был очевидцем, его брови удивленно вздымались вверх или хмурились, рот и глаза широко раскрывались. Бывало, возбужденный, он энергично размахивал руками, пританцовывал, иногда подталкивал собеседника в плечо или бок, если чувствовал, что внимание того ослабевает. Сейчас, говоря о проигрыше, Стас сморщился, словно попробовал кислый лимон.

— Слушай, вчера рано завалился спать, — ответил Максим, включая компьютер за своим столом, — ничего не смотрел.

— Да ты что! Много потерял. Такой хреновой игры я давно не видел — Стас выглядел расстроенным, — надо гнать тренера и игроков, однозначно.

— Этих разгонишь, а новых где взять? — усмехнулся Максим — что у нас с продажами?

— Пока нормик. «Форды» хорошо идут, надо еще партию заказать во Всеволжске.

— А «Мерины»?

— Эти хуже. А чего ты хочешь? Время отпускное — народ рванул отдыхать, богатая публика сейчас где-нибудь в Италии или Испании. Черт! Был я в прошлом году на Майорке. Мы там жгли с одной испанкой, аж пыль столбом!

— Ты же испанского не знаешь!

— Зато на английском спикаю. А ей какая разница, лишь бы у меня еврики были. Кстати, она меня пыталась научить фламенко танцевать.

Стас вышел в коридор, закинул руки вверх, выпятил грудь и попытался быстро перебирать ногами, как это делают испанские танцоры. У него получилось не очень похоже, зато смешно.

— Ты чё ржешь? — обидчиво спросил он, — у меня нет высоких каблуков. А то бы я тебе показал.

— Вы чего с утра отплясываете, кальяна обкурились? — раздался позади насмешливый высокий голос.

В офис вошел еще один руководитель сети — Александр Белорыбов, который ведал у них финансами. Он был толстым, невысокого роста малым, постоянно что-то жующим. Своей фигурой, манерой двигаться Саша напоминал неуклюжего медвежонка. На его столе постоянно лежали булочки, бутерброды, коробки конфет. Максим и Стас иногда что-то подхватывали с его стола, когда самим некогда было перекусить. Впрочем, Белорыбову это питание ничего не стоило — всё включалось в услуги фирмы.

Белорыбов всегда составлял компанию Стасу и Максиму в их походах по ночным клубам, на тусовки-сейшены. Он был легким в общении, человеком без комплексов. С удивлением Максим наблюдал, как к нему липли девчонки, и Сашка вместе с ними лихо отрывался на танцполе. Оставалось только удивляться, как в этом массивном ленивом теле вмещалось столько энергии.

— Сегодня пойдем клубиться? — спросил Белорыбов, разворачивая обертку «Марса».

— Не, я пас — ответил Максим, — я сегодня записался в Спа.

— А в какой ты ходишь? — заинтересованно спросил Стас, — не двинуть ли мне с тобой?

— В «Золотой лев», он на Юго-Западе. Если есть желание, запишись. Телефон у меня на столе.

— Сколько бабок они берут? — спросил Белорыбов, откусывая кусок большой конфеты.

— Чуть больше десяти косарей. Я там такой релакс получаю, что хватает потом на месяц.

— А солярий у них есть? — не отставал Гусаров, — мне надо немного забронзоветь, а то кожа стала совсем белой — неприлично в обществе появляться.

— Солярий входит в программу. Сделают тебе и маникюр, и педикюр, и тайский массаж, короче, все удовольствия! — поощрительно похлопал его по плечу Максим, который хотел, чтобы ему кто-то составил компанию.

— Всё чувак, считай, что уговорил.

Покрутившись до обеда в офисе, и разрулив все дела, Максим со Стасом затем отправились в Спа-салон. Там быстрый и приветливый персонал — в основном молодые симпатичные девушки, обработал их тела по услуге «все включено»: их парили, натирали благовониями, мяли, массажировали, терли скрабом, разогревали на горячем мраморе. После солярия Стас глянул в огромное зеркало, висевшее в холле и, как чертик, шутливо оскалил зубы, заметно выделяющиеся своей белизной на чуть потемневшем лице.

— Вот теперь я похож на мачо! — удовлетворенно произнес он, — ну что закончили?

— Нет, погоди, — остановил его Максим, — еще маникюр.

— А, черт, забыл! Ты же у нас метросексуал!

— Но я не гомо, заметь! «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей» — процитировал поэта Максим.

— Ясен перец, что не голубой! Пойдем что ли, а то у меня вечер расписан — я свободен до восьми, восемь это дедлайн. А ты где будешь зависать?

— Заеду в наш салон в Крылатском, посмотрю, как там продажи, а потом домой. Утомился я что-то, пашешь тут и пашешь, — последние слова Максим произнес ироничным тоном.

— Как хочешь! А то давай потусим вместе. Погоди, а что в Крылатском? Там все было окейно. Понял, брат — вдруг подмигнул Стас, — я забыл, что там Лерка сегодня.

— А чего мне Лера? — я с ней завязал. У нас the end, — Максим любил вставить английские слова в предложения и частенько щеголял этим.

— Так и поверил! Не гони! Чтобы с Леркой разбежаться, это надо уметь. Она ведь липучая. Я сам от неё еле отбрыкался, пока ты не подобрал. Слушай, есть мысль, если она тебе не в тему, давай Сашке её сольем, пусть оттянется толстячок. Она же безотказная.

— Ты чего привязался, Стас? На хрена мне твоя Валерия сдалась? Я еду туда посмотреть на нового директора, этого, как его, Вадима. Мы же его недавно с главных менеджеров повысили.

— Смотри, как знаешь! — пожал плечами Гусаров, и они пошли делать маникюр.

 

Глава 5

Автосалон их сети, куда отправился Максим, назывался «Автолюкс на Рублевке» и находился в Крылатском неподалеку от Рублевского шоссе. Это было здание с большим, просторным шоу-румом, заполненное «Мерседесами», «Фордами», «Опелями».

Мебель внутри устанавливалась в соответствии с внутренними корпоративными требованиями сети, разработанными Гусаровым. Тот, недолго думая, содрал их у компании «Ниссан»: хромированные каркасы столов, столешницы из бука. Особое значение Стас придал световому решению, уделив внимание яркой подсветке авто, чтобы создать у клиентов нужное настроение.

Максиму нравилось бывать в их автосалонах, нравились молодые ребята, работающие там — энергичные и креативные. Он всегда придавал большое значение командному духу, сплоченности, поэтому не жалел времени на участие во всяких корпоративных мероприятиях, посвященных team building (англ. «строительство команды»).

Едва Максим вошел, то сразу увидел возле «Мерседесов» разных моделей, выстроенных в длинный ряд, одного из менеджеров зала, кажется, его звали Николай, и их директора Вадима. Они стояли рядом с клиентами, обсуждали достоинства и преимущества разных моделей немецкого автопрома. Увидев, что приехал исполнительный директор, Вадим покинул посетителей и пошел к нему.

Это был среднего роста молодой человек, худощавый, с мелированием на голове — светлые и темные пряди волос без резких переходов были аккуратно уложены.

«Наверное, калифорнийское», — подумал Максим, сам иногда делавший окрашивание волос.

Челку молодой директор носил налево, что говорило о больших амбициях. Своим внимательно-ласковым взглядом серых глаз он как бы ощупывал, обволакивал потенциального покупателя, приглашая обсудить будущее приобретение. Среди персонала ходили слухи, что был голубым. Однако бизнесу это не мешало.

— Как продажи? — спросил Максим, поздоровавшись за руку.

— Сегодня удачный день, — ответил Вадим, ласково улыбаясь, — толкнули пару «Икс пятых», одного «Цивика» и три «Корсы».

— Да, круто, — согласился Максим, — молодцы!

— Максим, — несколько замялся молодой директор, — народ интересуется, когда у нас корпоратив будет. Пашем с полным напрягом — оттянуться не мешает.

— Да, это мысль! — согласился Максим, — до Нового года ждать долго, можно что-то устроить с выездом на природу. Скажу Стасу, пусть подумает.

В это время позади них прошла высокая и худая, как модель девушка, и такая же красивая. Она направлялась к стойке с рекламными буклетами. Увидев Максима, девушка издалека улыбнулась ему. Это была Валерия, с которой незадолго до этого у него был роман и с которой зимой он летал на Кубу. Об этом знали все сотрудники салона в Крылатском и, заметив переглядывание Леры с бывшим бойфрендом, Вадим спросил неуверенно:

— Ну, я пойду к клиентам?

— Окей!

Увидав, что Вадим ушел, Валерия, которая, казалось, только этого и ждала, тут же закончила перебирать буклеты и подошла к Максиму.

— Привет, Макс, давно не виделись. Как дела?

— Салют, солнце! IЄm fine, — ответил он, как всегда мешая русские и английские слова, и приветливо ей улыбаясь. Все-таки расстались они нормально, можно сказать, по-дружески. Она была безобидная, забавная и глупая, но, к сожалению, симбиоз этих качеств Максиму быстро прискучил.

Девушка внимательно оглядела его, словно хотела обнаружить некие приметы, следы изменений во внешности своего бывшего бойфренда, происшедшие после их расставания, однако ничего не заметила. Без всякого перехода она сказала, манерно хлопая наращенными черными ресницами:

— А мы, Максик, вчера с девчонками ходили тусоваться в клуб «Ночные ведьмы».

— Понравилось? Мне говорили, там коматоз.

— Ты чё, там вааще так суперски! Всё под вампиров. На входе покупаешь клыки и ходишь в них. В темноте они светятся, словно внутри фонарики. А еще прикольно смотрятся на танцполе — скачешь, а вокруг одни клыкастые. Некоторые мажут их кетчупом, ну, типа кровь капает. Не хочешь со мной зависнуть сегодня?

— Не-а, сил не осталось после Спа-салона.

Валерия с завистью глянула на него — ходить по спа-салонам удовольствие было не из дешевых.

— А где был? — спросила она.

— В «Золотом льве», салон только для мужчин.

— То есть с тайским массажем?

— Возможно! — уклончиво ответил Максим, слегка посмеиваясь — ему нравилось поддразнивать девушку, хотя между ними и всё уже кончилось.

— Максик, ну будь другом, пойдем со мной! — принялась канючить Лера, — без тебя мне будет скучно…

— Слушай, с тобой не пойду, но… — вдруг принял он решение, — ты, когда будешь дома?

— К двенадцати подъеду.

— Ничего если я к тебе завалюсь в гости, устроим ночной релакс? Не поздно?

— Ну, ты чё, — девушка погладила его по плечу, — я тебе всегда рада.

Она завлекающее посмотрела на него из-под полуприкрытых век и подумала, что уж ему-то, Максиму, она никогда не откажет. Такие парни на дороге не валяются, говоря по-другому, в ночных клубах таких мало. Там встречается в последнее время одно барахло: или старперы — толстые папики, бездумно спускающие бабки на поддержание иллюзий уходящей молодости, или молодые самцы, партнеры на одну ночь. Эти блуждающие фрилансеры, кочующие из одного клуба в другой, ей порядком поднадоели. О Максиме можно было бы сказать то же самое — тот тоже был свободным охотником, но всё равно ей нравился. Даже несмотря на то, что они расстались.

— Окей, договорились! — быстро произнес Максим, подумавший, что его бывшая девушка поможет избавиться от стойкого, не пропадающего интереса к Кате.

Лера была в этом плане удачной заменой, поскольку, несмотря на недавний разрыв, он, Максим, продолжал пользоваться её расположением. Может быть, это и выглядело цинично, но своя логика здесь была. Сам он назвал бы это прагматизмом молодого мужчины, поскольку таков тренд нынешнего времени — двадцать первый век прагматичен, по сравнению с романтичным девятнадцатым и жестоким двадцатым. Тогда властвовали эмоции, а сейчас один разум, холодный расчет.

Чуть позднее полуночи, Максим поехал по залитой ночным светом Москве на своем «Пассате». Лера жила на Юго-Западе, снимала там квартиру, с тем расчетом, чтобы без особого труда добираться до автосалона в Крылатском.

В ночное время Москва пустела, плотный поток машин превращался в мелкий ручеек, изредка тревожимый проносящимися на бешеной скорости гонщиками в дорогих авто или байкерами. В такое время, воздух свежел, и ночная прохлада остужала прогретый за день город. В такое время Максим любил ехать один по городу, не спеша, бездумно, слушая тихую уютную музыку, передаваемую какой-нибудь FM-станцией. Ночной город успокаивался и затихал, отдыхая от бешеного ритма дневной жизни.

Обычно Лера снимала квартиру с какой-нибудь подругой — их было у неё много. Максим не знал, будет она сегодня одна в квартире или нет. Как-то они пришли вместе из ночного клуба, а в квартире её подруга занималась сексом со своим бойфрендом, заранее не предупредив. Лера тогда сделал вид, что ничего необычного в этом нет и такое для неё в порядке вещей — прелести холостяцкой жизни. Максиму было все равно, кто с кем спит, но слушать чужое сопение и вздохи из другой комнаты он не был большим охотником.

Они с Леркой выпили теплого пива, оставленного по забывчивости её соседкой на кухонном столе, и мирно разошлись к большому неудовольствию девушки.

Сегодня Лера была одна, она ждала его и, может даже, из-за него не пошла в клуб «Ночные ведьмы». По крайней мере, Максим это подозревал. Но такое внимание ему не льстило — он же не собирался возобновлять отношения. Он настроился на приятный вечер в приятной обстановке с приятной девушкой и ничего более. И эти его ожидания молодого гедониста полностью оправдались.

Они пили сладкое чилийское вино, занимались сексом, лежали расслабленные и утомленные на жарких, смятых простынях. Лера засмолила сигаретку с травкой, и они закурили по очереди, испытывая медленное погружение мозга в нирвану, словно тело опускалось в теплую расслабляющую ванну. Это ощущение заставило его вспомнить недавнее посещение Спа-салона.

Неожиданно Лера повернулась на бок и посмотрела на него. Он, почувствовав этот её взгляд, лениво перевел свои глаза с потолка на девушку. Травка слегка расфокусировала зрение, но он не хотел напрягаться, просто лежал и смотрел на неё, расплывающуюся в полумраке.

— Макс, а ты в курсах, что Стас имеет свой бизнес? — внезапно произнесла она.

Её голос в темноте прозвучал резко, напряженно, будто она всё это время, проведенное с ним, притворялась расслабленной, а сама преследовала пока неясную для Максима цель. Как будто была трезвой, как стекло.

— Какой бизнес, солнце, чего ты гонишь? — он тоже повернулся на бок и лег на локоть, наводя резкость в глазах.

— Да уж знаю! Думаешь, просто так Вадима из простого менеджера сделали директором салона?

— А что не просто? Он, вроде, голубой, но у нас в руководстве голубых нет. Вадим, если серьезно, показывал хороший личный результат, я сам его рекомендовал. А что? Ты хотела на это место?

— Сам… — Валерия протянула с сомнением, не отвечая на его вопрос, — точно помнишь, что сам?

— Стопудово! А что за тема? Ты что-то знаешь?

Откинувшись назад, на подушки, Лера притянула его к себе и прошептала на ухо:

— Будешь со мной снова встречаться, тогда солью тебе Стасика.

— Хм, ты меня интригуешь или шантажируешь? — так же шепотом, словно их кто-то мог здесь подслушать, спросил Максим.

— Разве такого, как ты можно шантажировать? — она щекотно коснулась языком мочки его уха.

— Тогда интригуешь! — произнес он, отстраняясь от девушки и затягиваясь сигареткой, — а что, можно и повстречаться.

Лера белела в темноте смутным неподвижным пятном. Видимо она не ожидала, что Максим может так легко согласиться. А он подумал насмешливо: «С интригой я, пожалуй, перегнул. Башка для таких дел у нее совсем не приспособлена, для неё главное внешность, а ум лишнее обременение».

— Ты серьезно? — Лера пришла в себя и потрясла его за плечо, — шутишь!

— Знаешь, почему мы с тобой расстались?

— Нет, скажи, мне интересно.

— Ты предсказуема! — прямолинейно произнес он и тут же добавил: — Но в этом есть и свои преимущества, — ему захотелось смягчить сказанное, хотя это было не в его характере. — Ты сдашь Стаса, чтобы меня вернуть! Я прав, солнце?

— Ошибаешься! — голос Леры дрогнул и Максим понял, что прав. — Значит, тебе со мной скучно, потому что я предсказуема?

— Нет, ты забавная. Слушай, не доставай, скажи лучше про Стаса!

— Не буду! — Лера рассерженно отвернулась от него.

— Точно не скажешь?

— Нет.

— Тогда bye-bye, сладких сноффф, — сказал он, подумав, что и так узнает всё у Стаса, — мне пора!

Он поднялся с кровати и начал собирать вещи, разбросанные по комнате. Девушка, слыша передвижения Максима, шуршание одежды, поначалу лежала неподвижно, а затем резко повернулась к нему.

— Максик, останься, ну, пожалуйста! Я тебе все расскажу. Не уходи!

Он нерешительно остановился. Действительно, куда было спешить, зачем? Его никто не ждал и он никого не ждал. Вполне можно зависнуть у Лерки до утра, выпить еще, покурить травки. Ему припомнилась одна из любимых поговорок Стаса: «надо иметь от жизни всё, пока жизнь не поимела тебя».

О Кате он в этот миг совсем не думал, ведь он её совершенно не знал, а только видел по утрам в метро. Однако по утрам он видел и рекламные щиты, развешенные вдоль эскалаторов, с прекрасными, манящими девушками в нижнем белье или с зубной пастой в руках. Катя пока для него была таким же образом — прекрасным, манящим, но отдаленным, не допускающим возможности близко узнать друг друга.

— Вино еще есть у тебя или что покрепче? — спросил Максим, бросив охапку своей одежды на стул.

— Вино на кухне. Откроешь?

— Сейчас сделаю, зайка. А пока… Не хочешь попробовать doggy-style?

И они снова занялись сексом.

Потом Максим сходил на кухню, принес оттуда вино, разлил по бокалам.

— За тебя, солнце! — сказал он, поднимая бокал.

В комнате Леры было сумрачно, и они сидели совершенно голые, освещенные только лунным светом, падающим из окна и оттого бледные, обескровленные, словно вампиры в фильме «Граф Дракула», пьющие из голубых бокалов человеческую кровь.

 

Глава 6

Когда Валерия сообщила Максиму всё, что знала о тайных делах Стаса Гусарова, о его подпольном бизнесе, о его связях в провинции, тот не стал делать резких движений — бежать докладывать обо всём хозяевам. Их реакция была предсказуемой, известной. Они тут же выкинули бы Стаса из компании, да и из самого бизнеса, сообщили бы своим контрагентам, постоянным клиентам и даже конкурентам о нечистоплотности коммерческого директора.

Максим хотел тихо, не спеша, не привлекая ничьего внимания, разузнать подробно об объемах продаж, прибыли, получаемой Стасом, её распределении.

Не хотел он спешить ещё и потому, что подумал о Валерии. Раньше, она встречалась с Гусаровым, потом тот её бросил. Расставание их было безболезненным, по крайней мере, так казалось со стороны. Но не затаила ли она обиду на бывшего бойфренда, не собиралась ли подставить Стаса из чувства мести? Кто этих женщин разберет? Коварство не чуждо даже самым глупым из них.

Максим удивился не столько резвости своего приятеля в вопросах личного бизнеса, сколько его скрытности. Перед его глазами встало лицо Стаса, рыжие брови, насмешливый взгляд карих глаз. Он-то, Максим, наивно считал, что Гусаров от него секретов не держит — все-таки, они столько раз выручали друг друга и по делам фирмы, и в личных вопросах. Они делили девушек, рассказывали друг другу, казалось, о самом сокровенном. А вот, поди же!

Деньги разделяют, и Максим это всегда знал. Сколько бизнесменов в девяностые было убито их же компаньонами, пусть не лично, а с помощью киллеров. Поэтому неудивительно, что едва запахло деньгами, Стас трансформировался из друга в лживого и лицемерного коллегу, который улыбался, рассказывал анекдоты, а сам держал фигу в кармане.

Схема, которую он использовал, была несложной. Валерия рассказала Максиму, что Гусаров через своих доверенных менеджеров в автосалонах сети выставлял на продажу бэушные иномарки. Эти машины не числились на балансе компании, доход от продажи на счета фирмы не поступал. Откуда их брал Стас, было неизвестно — этой информацией он ни с кем не делился. Часть денег Стас тратил на оплату работы менеджеров, одним из которых в Крылатском был его нынешний директор Вадим, остальное оставалось у него. Так это или не так, предстояло проверить.

К нему, к Вадиму, в первую очередь, решил приехать Максим.

Летнее солнце нагрело крышу автосалона; от жары не спасал даже мощный кондиционер, установленный в зале. В кабинете молодого директора на полных оборотах работал напольный вентилятор, бесполезно гоняя по комнате теплый воздух. Тем не менее, Вадим был в светлом синем костюме, в галстуке, рубашке с длинным рукавом. Пиджак он не снимал, и лоб его лоснился испариной, как у больного с высокой температурой.

Как и в прошлый раз, Вадим встретил Максима ласковым взглядом выпуклых глаз, с улыбкой, точно приклеенной на лице. Они сидели в кабинете Вадима, на втором этаже автосалона в Крылатском. Лера принесла две чашки холодного чая, и, уловив минуту, понимающе улыбнулась Максиму, как бы показывая, что знает, зачем тот явился.

Попивая мелкими глотками приятно охлажденный чай, Максим осторожно прощупывал Вадима.

— Как прибыль за этот месяц? — спрашивал он, — в планы вписываетесь?

— Пока нормально, думаю, что выполним.

Вадим, не отрываясь, смотрел на своего начальника, улыбался и напряженно думал. Максим несколько дней назад уже заходил в их салон. Насколько было известно по сети, не в правилах исполнительного директора, часто посещать одно и то же место. К чему же такое внимание? Для чего?

Максим был жестким руководителем, которого боялись. Если он находил недостатки, то провинившегося ожидал серьезный спрос. Палитра использовавшихся им наказаний была широкой и разнообразной: от матерной ругани, которая в определенных условиях выглядела довольно безобидно, до безоговорочного увольнения. Вадим помнил, что предыдущего директора автосалона именно Максим снял с работы и уволил за незначительную оплошность. Подумаешь, немного завысил цену авто!

Поэтому настороженность молодого директора имела свои причины. Всегда существовала опасность не справиться с работой и наделать ошибок — претендентов на это место много, и он, Вадим, постоянно испытывал ощущение, что ему дышали в затылок менеджеры-конкуренты. Здесь всё зависело от того, кто будет давать оценку — враждебный, равнодушный топ-менеджер, который, как автомат зафиксирует все промахи и просчеты или человек, испытывающий симпатию.

Тут мысли Вадима приняли другое направление.

Он медленно провел рукой по волосам, немного влажным от жары, откидывая мелированную челку назад. Что если он нравится Максиму, ведь такое нельзя было исключить? Он, Вадим, молод, симпатичен, пользуется успехом в определенных кругах, даже среди иностранцев. Сейчас у него не было постоянного друга. Пару лет назад он познакомился с американцем, приехавшим работать в юридическую фирму в Москву. Американец был уже в возрасте, но с деньгами, и сразу купил квартиру в центре, в районе Цветного бульвара. Там, время от времени они встречались.

К большому сожалению Вадима, когда у американца Шона, закончился контракт, тот уехал на родину, хотя и звал его с собой. Наверное, надо было согласиться. Шон до сих пор присылал ему поздравительные открытки на Рождество.

Может причина столь повышенного внимания со стороны Максима является это обстоятельство? Его привлекательность?

Вадим поднялся со своего места и, осторожно касаясь рукой плеча Максима, предложил:

— Не хотите спуститься к машинам, посмотрите, как мы работаем с клиентами?

— Нет, я уже видел — отказался Максим.

— Тогда еще чая?

Легко, словно случайно, Вадим положил свою ладонь сверху на ладонь Максима. Тот, поняв внезапный интерес к себе со стороны директора салона, усмехнулся:

— Успокойся, я гетеро, хотя и уважаю другие меньшинства.

— Правда? Но вы с мужчиной еще не пробовали?

— Нет. И не собираюсь.

— Очень жаль! — сделал печальную гримасу Вадим, показывая Максиму, что тот многое потерял от своего незнания. Но ласковая улыбка с его лица не сошла.

Директор салона вновь сел в свое кресло, пододвинул чашку с чаем.

— Слушай, Вадим, — начал Максим тот основной разговор, который его и привел в автосалон, — а машины других вы здесь продаете?

— То есть?

— Например, пришел бы я и предложил толкнуть старые машины через ваш салон. Конечно, с дисконтом. Взял бы на реализацию?

Замявшись, Вадим отхлебнул уже ставший теплым чай.

— Могли бы взять. По согласованию с вами! — этим последним уточнением он хотел отвести от себя возможные подозрения.

Странные вопросы Максима обеспокоили его подчиненного, и Вадим решил, что после этого разговора сразу позвонит Стасу, расскажет о неожиданном визите исполнительного директора. Неужели Максиму что-то известно?

Вадим еще больше вспотел, лицо раскраснелось, а улыбка сделалась смазанной, натужной, как будто мускулатура лица совсем не подчинялась хозяину и жила отдельной жизнью. От Максима не укрылось его состояние.

— Ты чего взъерошился? Я тебя не съем! — успокоительно заметил он — лучше расскажи о бизнесе, какие вы со Стасом дела здесь проворачиваете.

— Какие дела? Никаких дел!

— Брось! Я все знаю. Хочешь, расскажу обо всем хозяевам? Учти, тебя потом ни в один салон не возьмут, даже уборщиком. И Стас не поможет!

— А что вы знаете? — продолжал упорствовать Вадим в надежде, что Максим по-настоящему ничего не знает.

— Не вынуждай меня на крайние меры. Сейчас проведем инвентаризацию — машин здесь немного и сразу узнаем, где «левые». Но после этого, можешь искать другую работу.

— Хорошо, давайте проверим, — внешне спокойно согласился Вадим с предложением начальника, но нервозно отодвинул от себя пустую чашку и резко поднялся с места, — вы спускайтесь, а я только возьму список. — Он махнул рукой в сторону сейфа, стоявшего у стены.

«Хочет без меня позвонить Стасу, — подумал Максим, — вызвать, чтобы разрулить ситуацию».

— Я тебя здесь подожду, мне спешить некуда, — насмешливо сообщил он, как бы показывая, что планы Вадима ему наперед известны.

Дождавшись пока Вадим достал списки авто, они вместе пошли вниз по лестнице. Новый директор салона уже не улыбался, ласкающий блеск его серых глаз потух, а лицо сделалось напряженным и хмурым, как у человека, ждущего больших неприятностей. Все это время он мучительно думал, кто сдал его Максиму, ведь кто-то же рассказал ему.

Чем ближе они приближались к стоящим ровными рядами машинам, тем сильнее становилось волнение Вадима, сохранить невозмутимость удавалось с огромным трудом. А Максим все ждал момент, когда тот не выдержит.

— Итак, — спросил он, жестко глядя в глаза Вадима, — решил остаться на тонущем корабле?

Эта фраза, как понял Максим, и стала ключевой, именно она сломила внутреннее сопротивление молодого управленца. Тот смешался, покраснел, из него полились слова, много слов, оправдывающих, объясняющих, умаляющих серьезность его поступка. Он ссылался на обстоятельства. В таких случаях все ссылаются на обстоятельства, это Максим уже заметил. У этих людей всегда найдется оправдание: одному надо срочно поправить здоровье, другому купить квартиру, третьему потратиться на любовницу, четвертому еще что-то такое же важное и до зарезу необходимое. Максим мог войти в их положение, но деньги фирмы были не его, а хозяев, которых, как правило, интересовала только прибыль.

Вадим достал из кармана нежно голубой платок и часто-часто вытирал им пот со лба.

— Короче, — прервал Максим поток словесного самобичевания Вадима, — сколько машин в месяц вы толкаете с этой точки?

— Четыре-пять. Я не знаю, откуда Стас их получает, — предупреждая вопрос Максима, торопливо сказал Вадим, — их привозят на автовозах обычно в начале месяца…

— Какие номера, я имею в виду, из какого региона?

— Регионы разные: из Питера, из Екатеринбурга, но чаще калининградские номера. Потом мы проводим их предпродажную подготовку, выставляем в шоу-руме.

— Это всё понятно. Как деньги попадают Стасу?

— Он сам приезжает, получает всю наличку и тут же рассчитывается со мной. Эти суммы мы не оприходуем, по кассе они не проходят.

— С какими еще нашими салонами работает Стас? Или с другими?

— Нет, только с нашими, о других не знаю. Мне что-то будет, Максим Олегович? Вы не сообщите нашим учредителям?

— Посмотрим, что можно сделать — буркнул Максим, решив для себя, что Вадима он уберет. Ему не нужны люди из команды Стаса, ведь самому Стасу, наверняка, придется уйти.

Он улыбнулся и, хлопнув Вадима по плечу, сказал весело:

— Видишь, как мы с тобой плодотворно пообщались, словно в пинг-понг поиграли! Тебе хорошо и мне приятно! Подготовь списки помесячно реализованных машин и полученных сумм. Стасу ни о чем не говори. Это в твоих же интересах.

 

Глава 7

Спустившись в метро, Максим вошел в вагон и, заметив свободное место, пробрался в торец, к закрытой двери. Он прислонился к ней в задумчивости — вечерняя толпа не сильно его донимала. Сегодня было еще терпимо, но духота, этот обычный спутник подземки, заставила его расстегнуть воротник рубашки и спустить галстук. Поначалу он думал о работе, однако затем, Стас и его бизнесовые проделки отошли на задний план.

Максим представил себя и людей вокруг неким потоком крови, текущей по подземным артериям города. Кровь питает части тела, дает жизнь, как отдельным органам, так и всему организму в целом и если вдруг перекрыть артерию, хотя бы одну, то целый район огромного города будет парализован. Людские толпы хлынут на улицы, заполнят собой тротуары, общественный транспорт, машины частников.

Он вдруг мысленно увидел эту безрадостную картину, катастрофу местного масштаба в одном, отдельно взятом районе, где-нибудь в Выхино или Алтуфьево.

Примерно так случилось в 2005 году, когда на одной из подстанций города произошла авария, и в половине Москвы пропал свет. Максим тогда не поехал в метро, но хорошо запомнил плотный людской поток на улицах, раздражение, злость, недовольство, витавшие в воздухе. Никто не знал, как добраться до нужного места, поскольку весь наземный электрический транспорт: электропоезда, трамваи, троллейбусы стояли наглухо. Некоторые люди, особо нетерпеливые, готовы были платить частникам любые деньги, чтобы доехать. Как читал потом Максим, тогда, в тоннелях, застряло сорок три поезда и около двадцати тысяч человек оказались пленниками замкнутого пространства.

Должно быть, это было страшно — темнота, спертый воздух, ведь кондиционеры в метро тоже перестали работать, смятение толпы пассажиров. Ему ясно представились напряженные лица людей, иногда освещаемые маленькими экранами мобильных телефонов, отдалённые звуки подземки. Он почти услышал тяжелые вздохи, стоящих рядом мужчин и женщин, приглушенный говор, шепот, шарканье ног.

Максим попробовал предположить, что делал бы он, окажись в такой ситуации. Наверное, то же, что и все — ждал спасения. Тогда, в 2005-м на эвакуацию потребовалось более двух часов.

После станции «Войковской» в вагоне стало просторнее, появились свободные места и Максим присел на одно из них. Неожиданно для себя он увидел сидящую напротив Катю с маленьким мальчиком. Она тоже заметила его, чуть заметно улыбнулась. Катя была одета по-летнему — в легкую белую майку, джинсы. Мальчик был в синем джинсовом костюмчике и кроссовках. Он выглядел забавным в этой, казавшейся на вид, взрослой одежде, вдруг сделавшейся на нем миниатюрной, и напоминал гномика, пробравшегося в вагон из какого-нибудь подземного домика.

Рядом с ними, с другой стороны от мальчика, сидела пожилая женщина, которой он дал бы лет шестьдесят. Женщина была ухоженной, носила короткую стрижку, брючный костюм, она явно молодилась. Неглубокие морщины на лбу, тяжелые веки, прикрывающие глаза, волосы, чуть тронутые сединой. Вот и всё. Пожалуй, это были все приметы наступающего возраста, которые рассмотрел Максим.

Судя по всему, она была родственницей девушки, матерью или тетей — они были похожи. Катя наклонилась к её уху через голову сына и что-то прошептала, после чего женщина внимательно посмотрела на Максима. Он увидел, что она прищурилась, у глаз собрались морщинки.

«Чего она уставилась?» — с недовольством подумал Максим, чувствуя себя так, точно сдавал экзамен строгому преподавателю. Только он уже вырос из студенческого возраста и сдал все экзамены. Он состоявшийся молодой человек, у которого всё есть: и образование, и хорошая работа.

Её бесцеремонный прямой взгляд разозлил Максима. Он не любил, когда на него смотрят вот так — пристально, оценивающе, словно выбирают нужную вещь для домашнего хозяйства и прикидывают, насколько она хороша, как долго прослужит. Он сам частенько смотрел подобным образом на девушек, но не представлял, как это, оказывается, неприятно. Не представлял до этого момента.

Одной рукой женщина придерживала сумочку на коленях, а другой обнимала за плечи мальчика. Её поза, положение рук, сжатые ладони, показались Максиму неестественно нарочитыми, словно она хотела защитить этого мальчика, наверное, Дениса, от его Максима посягательств. Но он, ни на что такое не претендовал, чужие мальчики ему не нужны и напрасно она так беспокоилась.

Он отвернулся. Пусть себе сидит и смотрит, если ей нравится.

А Катя, увидев севшего напротив Максима, отчего-то не удивилась. Она, невольно начала привыкать к мысли, что если спуститься в метро, то непременно можно встретить этого молодого человека. Хоть и не каждый раз, но довольно часто и если его нет рядом с ней — в проходе, на соседнем сиденье, у двери, значить он всё равно едет где-то рядом. Быть может в другом вагоне. В следующем поезде.

Это было странное чувство, словно у тебя возникло что-то такое хорошее, постоянное, неисчезающее, придающее чувство надежности в этой жизни. У Хемингуэя был «праздник, который всегда с тобой», а у неё, Кати, появилась радость, которая всегда с ней.

Она улыбнулась, и ей захотелось поделиться возникшим чувством с матерью, ездившей с ней и Денисом в офтальмологический центр, чтобы проверить зрение мальчика. Матери Кати — Нине Георгиевне, вдруг показалось, что Денис плохо видит, но к счастью, её страхи оказались напрасными. Они ехали с пересадками от станции «Петровско-Разумовская» из знаменитого центра микрохирургии глаза имени Федорова. На зеленой ветке, наконец, удалось сесть втроем, вместе, Дениса посадили посредине. Наклонившись над сыном, Катя прошептала матери на ухо:

— Видишь того молодого человека напротив, в синем костюме? Это мой тайный воздыхатель. Я тебе уже говорили про него.

После этого Нина Георгиевна намётанным глазом взглянула на Максима.

Она много видела и хороших мужчин, и плохих, и считала, что женщина в её возрасте должна разбираться в людях, особенно в представителях противоположного пола. Опыт в таких делах вещь незаменимая. Уж она-то сразу разглядит современного ловеласа или пустого фанфарона, которых, в последнее время, развелось великое множество. Ничего собой не представляя, эти молодые мужчины только пытаются казаться значительными фигурами, раздувают щеки от важности. Когда же дело касается создания семьи и принятия груза ответственности на свои плечи за жену и детей, они начинают увиливать, придумывать разные ухищрения, предлоги, чтобы сбежать. Она, Нина Георгиевна, работая бухгалтером в колледже, на таких насмотрелась — преподавателей, крутивших романы с коллегами женского пола.

К сожалению, её дочь не могла похвастать таким опытом, а потому делала ошибки, от которых её не смогла уберечь даже она, родная мать. Хотя и давала верные советы. Но разве дети, эта молодежь, к ним прислушиваются?

От досады она поджала губы. Ей неожиданно захотелось обнять маленького Дениса, чтобы защитить от малейших поползновений со стороны нехороших людей. Хотя бы этого парня, сидящего напротив. Пусть он прилично одет, в хорошем костюме, но уже одним видом вызывал раздражение. Опять же, по опыту она знала, что одежда может ничего не значить. Разве мало встречается прекрасно одетых негодяев? Разве не бывало, что человек в простых джинсах и майке, изготовленных где-нибудь в Китае, оказывался более порядочным и воспитанным, чем в шикарном костюме от Армани?

Нина Георгиевна обхватила плечи внука, прижала к себе, снова посмотрела на молодого человека. Увидела, что он сидит, отвернулся от неё, играет на сотовом телефоне. Самозабвенно, сосредоточено. Вместо этого он должен был, он бы мог…

Но что мог сделать молодой человек сейчас, в этом вагоне метро, мать Кати придумать не смогла. Тем не менее, раздражение её не покинуло. Она с осуждением смотрела на Максима. Нашел чем заняться! От серьезного человека такого не приходиться ждать, поскольку серьезный мужчина, по её мнению, должен читать книгу, газеты, но не играть с телефоном. Так поступают мальчишки, которых она ежедневно видит в метро. Воткнув наушники в уши, с пустыми глазами, те сидят, погрузившись в транс, никому не уступят место.

А Катя, конечно, ошибается на его счет — он её разыгрывает, дурит голову. Потом же, как её бывший, поматросит и бросит. А ведь, сколько она говорила Кате насчет бывшего мужа! Сколько предупреждала! А этот молодой человек? Если бы Катя его интересовала, разве он стал бы так идиотски себя вести?

Так сидела и думала Нина Георгиевна, пожилая женщина, умудренная жизненным опытом.

Между тем, Максим, действительно, чтобы отвлечься, вытащил из кармана мобильный телефон, загрузил игру и принялся закатывать шарики, наклоняя экран то в одну, то в другую сторону. Телефон был сенсорный, с гироскопом, чувствительным к изменению уровня относительно горизонта. Играть было несложно — при попадании в ямку телефон вибрировал в руке, сигнализируя о выполнении задания. Если промазал, можно начинать заново. Хорошее средство, чтобы убить время!

Но это было только частью правды. Игра позволяла не поднимать глаза и не смотреть в сторону Кати. Словно встретившись взглядом, он мог себя выдать, невольно обнаружить чувства, в которых сам до конца не был уверен. «Странно, — думал он, катая шарики, — она мне по-настоящему нравиться или это только, кажется? Ночь с Леркой не помогла? Если нравиться, тогда почему бы не подойти и не пригласить её поужинать? Что мешает? Строгая мамаша, потенциальная теща? — Его передернуло от такой мысли. — А если не нравиться, тогда что я здесь делаю? Надо валить отсюда, выйти на ближайшей станции и пересесть в другой поезд».

Мрачные неясные мысли бродили в голове, тревожили душу неразрешимыми вопросами. Злость подталкивала к тому, чтобы встать и уйти, но ноги не слушались, и Максим остался на месте. Вагон, в котором он ехал, покачивало, шатало на поворотах. На какое-то время игра на мобильнике его заняла, и когда он поднял глаза, то увидел, что Катя с сыном и матерью уже пошли к дверям. Оказывается, поезд прибыл на конечную станцию. У выхода пожилая женщина оглянулась и еще раз и недовольно посмотрела на Максима.

«Кажется, пришелся не ко двору — недовольно подумал он, — смотрины провалены. А и фиг с ними, со смотринами!»

Он пошел за ними, намного отстав, пропустив вперед себя других пассажиров и не слышал, как Катя поинтересовалась мнением Нины Георгиевны на его счет. Крепко взяв за ручку внука, та недовольно изогнула бровь, сказала:

— Мне кажется, он тебе не пара. Несерьезный молодой человек!

— Почему ты так решила?

— Видела, чем он занимался! Сидел, игрался с телефоном, словно маленький мальчишка.

— Мама, ну причем здесь это? Так многие развлекаются в метро. Разве это преступление?

— Погоди-ка, — Нина Георгиевна, внимательно посмотрела на дочь рассерженным взглядом, — он что, тебе нравится? Ты, вроде, говорила, тебе все равно кто на тебя смотрит на улице. И потом, знакомится в метро это дурной тон.

— Я и не знакомлюсь! — Катя резко махнула рукой — просто молодой человек встречается мне каждый день. Нам по дороге. Вот я и хотела узнать твое мнение, раз мы ехали вместе. Ничего такого с ним я не планирую.

— У тебя же был кто-то на работе — всё еще обеспокоенно заметила Нина Георгиевна, — Никита, кажется…

— Мама, я тебя умоляю! Он женат и, насколько я знаю, разводиться не собирается. Служебный роман — это еще хуже, чем знакомство в метро.

— Да, ты права, — пробурчала Нина Георгиевна, — с женатыми лучше не связываться.

— Ты говоришь, точно знаешь. У тебя был роман на работе? Признавайся, признавайся!

— Ну, тебя, Катя! — мать засмеялась, — все бы тебе фантазировать.

— Конечно, был, не отпирайся. По тебе видно.

Они подошли к автобусной остановке. Там стояла густая толпа людей, уставших, немного раздраженных, как это бывает после работы, отягощенных предстоящими домашними заботами. Катя проявила осторожность, она отвела мать с сыном подальше от края тротуара, потому что в Москве уже было несколько случаев, когда машины на большой скорости врезались в остановки, калеча людей. С пьяных водителей, какой спрос?

Маршрутки подходили одна за другой, но нужного им номера пока не было. Денис весело подпрыгивал и цеплялся за руку бабушки к её большому недовольству.

Нагретый за день асфальт на дороге, медленно остывал, отдавая свое тепло проезжавшим по нему машинам. Уставший ветер едва шевелил покрытые пылью серые листья придорожных деревьев. День выглядел утомленным, поблекшим, словно его краски выцвели от постоянного воздействия солнечных лучей, как выцветают обои на солнечной стороне квартиры. Вместе с ним поблекшими казались и люди, стоявшие на остановке.

Катя оглянулась. Максима она нигде не увидела. Наверное, тот уехал из другого места на Речном вокзале, и она вдруг почувствовала усталость, будто ей передалось настроение угасавшего дня. Ей сделалось жалко, что он не поедет вместе с ними.

 

Глава 8

Когда на столе у Кати требовательно зазвонил телефон, Никита заколебался — брать трубку и отвечать за Катю ему не хотелось.

«На фига мне это надо? — думал он, — чужие клиенты — сплошной геморрой! Да еще Катькины. Вечно жалуются на что-то, капризничают: то им не нравится, это. Я бы послал их всех уже давно, а Катерина возится, облизывает. Хотя, в этом есть свой резон — сделки у неё как на дрожжах растут».

Он был один в офисе — его коллеги еще не приезжали на работу, прямо из дома поехали на встречу с клиентами, чтобы не терять времени даром. Такое практиковалось в их компании. Этот порядок одобрила директор их фирмы Анжелика Игоревна, сидевшая в отдельном кабинете. Она была удобным руководителем, не докучала по пустякам, хотя временами у неё прорывался стервозный женский характер.

Телефон все звонил и звонил, отвлекал Никиту от работы. Собственно, работы особой не было. Он сидел, перебирал на компьютере фамилии возможных клиентов, заявки, реализованные и еще нет. Ничего срочного, горячего не ожидалось. Никита прикинул свою зарплату в этом месяце и выходило негусто, потому что они получали бонусы от сделок, а у него их было мало. Если только в следующем месяце? В сентябре, возможно, некоторое оживление жилищного рынка, а пока…

Он подумал о Кате. Везет ей! Клиенты плывут косяками, как в сети какого-нибудь рыболовецкого сейнера, вышедшего в путину. Но ведь сейчас август и путины в их бизнесе нет. Сами сделки не срываются, закрываются вовремя. Почему же ей везет?

Телефон на Катином столе звонил снова, раздражая его, и ему захотелось сбросить звонок, подняв и положив трубку. Разве не ясно, что хозяина нет на месте, если никто не берёт трубку? Сколько можно без конца трезвонить?!

Подойдя к месту коллеги и протянув руку к аппарату, он затем помедлил — другая мысль пришла ему в голову. Что если это новый клиент? Не воспользоваться ли отсутствием Кати и перехватить его, ведь ей и так хватает? К тому же, сейчас удобно вести переговоры, он один в офисе, Василия тоже нет. «Надо держать нос по ветру!» — решил он.

Никита поднял трубку и услышал дребезжащий женский голос, явно принадлежащий женщине в возрасте, какой-нибудь пенсионерке:

— Простите, это агентство недвижимости «Траян»?

— Да, а что вы хотели?

— Мне дали этот телефон и сказали, что нужно связаться с Екатериной. У вас есть такая?

— Вообще-то есть, но она сейчас в отъезде. Может, я могу помочь?

На другом конце провода замялись.

— Но… мне именно её порекомедовали.

— Не волнуйтесь, у нас здесь все профессионалы. А Екатерина? Боюсь, что в ближайшее время она вам помочь не сможет. Видите ли, она приболела, две недели её не будет.

Неожиданно для себя Никита соврал, забыв, что перед этим сообщил об отъезде своей коллеги — уж очень ему хотелось получить заявку. Однако расстроенная собеседница его ошибки не заметила.

— Ой, что же делать? А вас как зовут?

— Меня? Никита. Я могу помочь консультацией, а если у вас есть заявка на продажу или приобретение, то готов полностью подключиться.

— Я хотела бы продать квартиру.

Быстро схватив ручку, лежавшую на Катином столе, Никита записал все необходимые данные по квартире, выставляемой на продажу, а также телефон хозяйки для связи. Он был доволен — наконец-то попалось что-то стоящее, ведь на этой сделке можно было наварить, если все пойдет удачно, около ста пятидесяти тысяч.

Он принялся насвистывать веселую мелодию. Угрызения совести его не мучили, поскольку Никита считал, что поступил правильно, не совсем этично — всё-таки обманывать коллег некрасиво, но с деловой точки зрения — это был оправданный поступок. Катя сейчас загружена, может некачественно провести сделку, а он, Никита, её разгрузит и фирма только выиграет от этого. Плохо, что Анжелика Игоревна, их директор, часто пренебрегала своими обязанностями и не раскидывала заявки равномерно между сотрудниками, ведь это её функционал.

О директоре он подумал вскользь, как привычно думают о своих начальниках вечно недовольные сотрудники.

Едва Никита отошел к своему столу, как в комнату вошел сначала Василий с озабоченным лицом, бывавшим у него, когда сделка входила в финальную стадию, следом появилась Катя. Она первой обратила внимания на Никиту.

— Ты сегодня выглядишь довольным. День сложился удачно?

— Пожалуй! — коротко ответил Никита, исходя из деликатности ситуации и умолчав о подробностях операции по переманиванию клиента.

Озабоченно глянув на комнатные цветы, стоявшие на подоконнике, Катя взяла кувшин с водой, принялась их поливать, повернувшись к мужчинам спиной. Никита, не скрывая своего интереса, посматривал на её стройные ноги, округлый зад, грудь. Летняя одежда — джинсы и майка, плотно облегала фигуру молодой женщины, подчеркивая её привлекательные достоинства.

У Никиты мелькнула мысль, что неплохо было бы возобновить отношения с Катей. Семейная жизнь его текла тихо и спокойно, как вода в небольшой лесной речке, поэтому незамысловатый романчик на стороне никому бы не повредил. Он посмотрел на Василия. Тот сидел, уткнувшись в компьютер, Катя его явно не интересовала.

— Катрин, — сказал Никита, едва Катя села за свой стол, — чем занимаешься сегодня вечером?

— А что, есть предложения? — спросила Катя. Она кокетливо поправила челку и стрельнула в него глазами.

— Ну, так, — замялся Никита, — может, пойдем куда, после мирного дня трудового, как поется в известной песне?

— Если ты приглашаешь, я подумаю. Кстати, мне никто не звонил?

— А кто должен был? У тебя же мобильник с собой.

— Одна клиентка. Я ей свой телефон не давала, продиктовала номер офиса. Не звонила? — вновь спросила Катя.

— При мне никто не звонил, — покривив душой, ответил Никита, — но я выходил, ненадолго. Может, без меня?

«Вот же, черт! Вдруг узнает, — подумал он, отвернувшись от неё и чувствуя, что щеки его горят, — а, плевать! Даже если и узнает, перебьется. У неё и так заявок много, могла бы сама поделиться!»

Его смущение не укрылось от Кати.

— Ты чего-то покраснел, милый, — сказала она с долей иронии, посмотрев на него исподлобья, как леди Диана.

— Да так, щеки горят. Наверное, поминает кто-то почем зря.

— Блин, я её номер не записала! — вздохнула девушка — ладно, если будет нужно перезвонит. Так что там насчет ужина?

Катя, задавая свой вопрос вроде в шутку, на самом деле она прикинула, что, пожалуй, сможет выкроить время для вечернего рандеву. Жизнь её и так была пресной, текла без особых приключений, которые скрашивают серую обыденность. Если бы не молодой человек в метро, вспомнить о прошедших месяце-двух было совсем нечего, а с Никитой они уже были близки, и он не вызывал у неё опаски, чувство новизны здесь не было приоритетным.

Незнакомый молодой человек в метро её, конечно, волновал, как волнует нечто приятное, абстрактное, но вряд ли достижимое. Например, хорошо было бы, если праздник Нового года длился круглый год. Новогодняя суета, подарки, запах смолистой ели, горящие свечи, хлопушки, конфетти, встречи с новыми людьми, ожидание любви. Как это прекрасно! Прекрасное чувство праздника, его ожидания, прихода. Легкая грусть после всего. Но праздники не длятся вечно!

Если бы Катя знала, о чем думал Максим, она, пожалуй, удивилась бы сходству взглядов на перспективу их отношений. Эти отношения можно было выразить двумя словами — далекие и недостижимые, ведь Катя ассоциировалась у Максима с девушками на рекламных плакатах, а сам Максим у Кати с абстрактным молодым человеком, приятным молчаливым спутником, не досаждавшим пустыми разговорами. Наверное, они походили на астрономов разных планет, рассматривающих друг друга в телескоп и не допускающих мысли, что их планеты когда-то сблизятся.

Никита, по сравнению с тем молодым человеком, был здесь, рядом, осязаем. Его можно было потрогать, безобидно пошутить над ним или посмеяться вместе. «Лучше синица в руке, чем журавль в небе», — гласила народная мудрость, и синица в виде Никиты её вполне устраивала. Поэтому Катя была не прочь поужинать вечером и пофлиртовать.

Она еще раньше думала о нем. Ей он казался неплохим человеком — немного самоуверенным, деловым и педантичным, но в целом не злым, отчасти напоминающим мужа Анны Карениной, если сравнивать Никиту с героями литературы. Но, она ведь не собиралась заводить с ним длительный роман. С женатыми — это бесперспективно.

На улице поднялся ветер, хлопнула форточка.

— Сейчас будет дождь, — отметил Василий, оторвавшись от компьютера — вот некстати, я зонт сегодня не взял.

— Я тебе свой одолжу, — предложил Никита, — у меня два.

«И совсем он не меркантильный!» — подумала Катя с удовлетворением, ведь ей всегда хотелось видеть в окружающих, тех, кто работает с ней, только хорошие черты. По её наблюдениям жадные люди не бывают щедрыми, а Никита нередко предлагал помощь. Бескорыстно. Как-то они шли вместе, и он подал милостыню в метро одной бабульке и это при том, что не каждый так поступит. Сама Катя редко подавала милостыню, потому что всё время торопилась, особенно в метро, и оттого, поступок Никиты её удивил и запомнился.

Московский ритм жизни не располагал к медленному, неторопливому существованию, сонному прозябанию, как в отдаленной провинции. Всегда надо куда-то спешить, кого-то обогнать, что-то успеть. Каждое утро почти бегом надо спешить по тротуару, лететь по ступенькам вниз, в метро, спускаться на эскалаторе и при этом, приходится невольно отмечать, что эскалатор движется медленно, выбивается из общего темпа движения.

У дверей вагона снова заминка — впереди маячит толпа, которую надо раздвинуть, продавить, толкнуть, чтобы попасть в переполненный вагон. Но вот двери закрываются, и поезд набирает ход. Людская масса такая плотная, так сжата, что похожа на огромный картонный кубик, сдавленный гигантским гидравлическим прессом. В этом кубике можно не держаться за поручни, стоять на ногах, опустив руки вниз и покачиваться, словно в теплой морской волне.

И так каждое утро.

Когда бежишь на работу к метро, то не замечаешь людей, просящих милостыню. Катя, может, и рада была бы помочь, поскольку не считала себя скупой и равнодушной, но как всегда не хватало времени. Или так ей казалось?

На самом деле, время — странная субстанция. В молодости оно представляется бесконечным и кажется, что можно всегда вернуться назад, начать сначала, отложить что-то на потом. Кажется, что обладаешь безграничными возможностями, как у мага-волшебника с волшебной палочкой. Один взмах и проблема решена.

Но время не подчиняется физическим законам — оно может быть сжато, как пружина и может быть растянуто до бесконечности. Его нельзя законсервировать и очень трудно разумно использовать. Оттого и получается, что сегодня, когда оно чертовски необходимо — его нет, а завтра оно вдруг появляется в избытке. Но надобность в нем уже отпала.

Катя, как и другие люди, ежедневно ставила перед собой задачи, сортируя их по важности — стремилась исполнить вначале первые, откладывала вторые. Так, она думала, что управляет временем, однако это была всего лишь иллюзия.

После работы они с Никитой пошли в ресторан на Смоленском бульваре, стилизованный под украинский хутор с хатами, наполненными разной крестьянской утварью. Когда их посадили в одной такой псевдохате, Катя с любопытством осмотрелась. На стенах она увидела расшитые цветастые рушники с незамысловатыми рисунками, на подставках стояли коричневые глиняные кринки. На полу лежали длинные красно-желтые половики грубой вязки. В целом, декор ей понравился, он располагал к неторопливому деревенскому отдыху с обильной едой и хорошей выпивкой.

Пока Катя изучала стены ресторана, Никита в уме подсчитал, во что ему обойдется этот совместный поход, ведь приглашал он и платить придется ему. Если они не будут выбирать дорогих блюд, что-нибудь фирменное, то можно уложиться в тысячу рублей на двоих. Скромно, зато не накладно. Они ведь пришли не наедаться, а общаться, а для общения сгодился бы и стакан шампанского с коробкой конфет.

Из окна, с того места где они сидели, хорошо были видны прохожие. В одиночку, небольшими кучками, а то и плотной массой, они текли по тротуару после окончания рабочего дня в сторону метро. Кто-то торопился, шел, разрезая плечами как ножом тело толпы, а кто-то двигался неспешно, разглядывал витрины, ел мороженое. Их лица были по большей части озабоченными, задумчивыми, но не радостными.

Катя смотрела на прохожих и думала, что могла бы сегодня вот так же со всеми возвращаться домой, где её ждало четыре стены, мама и сын. Она их, конечно, любила. Но эта обыденность, casual, её уже достали. Хотелось бежать от всего, бежать, не оглядываясь, подальше. Там, вдали от всех, можно допустить проявление слабости и отдохнуть, восстановить душевные силы, потрепанные изнуряющей повседневностью. Она бы потом вернулась, после передышки — человеку нужна передышка, чтобы быть сильным. Но, к сожаленью, такой передышки ей никто не давал.

Катя вдруг отметила про себя, что раньше, она никогда не думала о побеге, не мечтала об отдыхе, не жалела себя. Что-то произошло с ней! Неужели повлиял тот молодой человек в метро? Нет, это невозможно, она же не юная девушка, школьница с розовыми мечтами и наивным дневником! И всё же. Она сидела здесь, с Никитой, в домашней уютной обстановке, умело созданной ресторанными дизайнерами, и здесь ей нравилось. Заботы и тревоги ушли на задний план, унося с собой всё негативное, мрачное, угнетающее. Она улыбалась, поглядывала по сторонам.

Получив меню, Никита, не спрашивая Катю, быстро заказал закуску и коктейли, стараясь выглядеть не слишком прижимистым, но и не особо разбрасываясь деньгами. Он подумал, что еще надо дать официанту чаевые. Приходилось учитывать и это. Потом они принялись болтать о проблемах на работе, обсуждать свою начальницу Анжелику Игоревну, недавнюю женитьбу Василия.

— Слушай, не знаешь, у Анжелики кто-то есть? — спросил Никита.

— Не знаю. А ты ею заинтересовался? Смотри, могу обидеться! — засмеялась Катя.

— Нет, конечно, на кой она мне? Просто в последнее время у неё стал портиться характер, такой стервой стала. Вот я и думаю, не потому ли, что у неё нет секса.

— А ты подойди и спроси!

— Ага, а потом получить по башке? Нет, надо держать нос по ветру!

Они говорили и говорили, весело, беззаботно, без умолку, но внезапно Катя запнулась, словно на огромной скорости спускаясь с горки, влетела в незаметную ямку. Её глаза расширились от удивления.

С другой стороны небольшого зала, у белой декоративной печи с трубой, за отдельным столиком, она увидела того самого парня из метро, который безмолвно сопровождал её на работу каждое утро. Её молчаливый спутник был не один. Рядом с ним сидел другой молодой человек, рыжеватый, подвижный, напомнивший немецкого теннисиста Бориса Беккера. У них на столе стояла легкая закуска, дымящиеся горшки с мясом, бутылка водки. Видимо, они сидели здесь давно, еще до прихода её в ресторан с Никитой и это не была намеренная, специально подстроенная встреча с его стороны.

Катя мгновенным взглядом охватила все эти детали, и в глубине души ей стало немного досадно, потому что всегда хочется думать о не случайности происходящих в жизни встреч, особенно с мужчинами. Любой женщине хочется, чтобы её кто-то добивался, боролся за внимание, совершал ради неё безумства. Вот если бы этот парень пришел только для встречи с ней. Но, нет! У него, видимо, деловой ужин с партнером или клиентом.

«Лучше бы он пришел с девушкой — тревожно подумала она — если он на меня запал, а сейчас увидит вместе с Никитой, то, что это будет?» Она опустила глаза на стол, боясь случайно встретиться взглядом с тем молодым человеком.

— Давай выпьем! — предложил в это время Никита, поскольку официант уже разлил в их бокалы красное вино, название которого ничего ей не говорило.

 

Глава 9

В один из вечеров, выдавшийся более или менее свободным, Максим решил поговорить со Стасом о его «левом» бизнесе. Он пригласил приятеля в украинскую корчму, которая была неподалеку от места их работы, без всякой задней мысли о возможной встрече с Катей.

Узкое длинное помещение ресторана с многочисленными ответвлениями в виде небольших комнат, рассчитанных на десяток человек, было заполнено народом. Здесь сидели молодые пары с детьми — для удобства, детей отправляли в игровую комнату. Здесь сидели компании по шесть-семь человек, отмечая свои внутренние события и праздники, известные только им: дни рождения коллег, юбилейные даты компаний, просто встречи по случаю. С той стороны, где находился зал для курящих, немного тянуло дымом.

Трио молодых бандуристов в широких белых шароварах, красных рубахах и соломенных широкополых шляпах — брилях, разместилось неподалеку от входа, возле гардеробной. Они негромко, создавая соответствующий стилю заведения звуковой фон, наигрывали украинские песни. Звучали известные мелодии: «Распрягайте хлопцы коней», «Ой при лужку при лужку», придававшие корчме дополнительный колорит. Для полноты впечатления, не хватало, чтобы персонал заговорил по-хохляцки, но это, наверное, был бы перебор — не все жители столицы понимали украинскую мову.

Под живую музыку хорошо шла водка.

— Нажрусь в хлам, — немного возбужденно говорил Стас, — помнишь, как в «Мальчишнике», Фил и его приятели набухались без памяти и жениха утеряли?

— Это где Брэдли Купер играл? Помню. Но мне больше нравиться другой «Мальчишник», с молодым Томом Хэнксом. А ты чего сегодня такой взбаламученный, как будто не в адеквате?

— Я сегодня, как попа Карлы, — продолжил горячо говорить Стас, его рыжие брови взлетали вверх, глаза учащенно хлопали, — меня все имели. Прикинь, клиенты в Люберцах, в нашем салоне, подняли кипиш по цене «Цивика».

— А что, сильно задрали?

Стас поморщился:

— Менагеры замутить хотели на допах, впарить клиентам что ни попадя: резиновые коврики, зимнюю резину, сигнализацию. И всё за большие бабки. Они впаривали, а мне пришлось разруливать. Потом хозяева наехали…

— Хозяева? Давно их не видел, — Максим с удивлением посмотрел на приятеля, а затем у него появилась мысль, что встреча Гусарова с владельцами автосалона могла быть совсем неслучайна. Неужели кто-то им стуканул о тайном бизнесе Стаса? Тогда он опоздал со своим разговором.

— Что им было нужно? — стараясь выглядеть равнодушным, спросил Максим.

— Планы не выполняем, доходы падают, а я виноват. Вот они и поимели меня в задницу.

— Ну, не ты один виноват!

Максим сказал это, чтобы успокоить Гусарова и показать, что меж ними существует некая солидарность — солидарность руководителей салона «Автолюкс», совместно отвечающих за бизнес. На самом деле это было не так.

Каждый имел свои обязанности, как говориться, хлебал из своей тарелки. Брать вину за другого благородно, но не функционально, а главное, убыточно. Можно, конечно, поддержать коллегу на словах — любому приятно, что он не один. Но слова лишь вербальная форма выражения мыслей, они не всегда отражают истинное «я». А иногда, совсем не отражают, скрывая подлинные замыслы.

Налив водки из почти опустошенной бутылки, Максим сделал знак официанту принести вторую. Они выпили. Щеки Стаса порозовели, он с аппетитом принялся за жаркое, принесенное в небольшом, но вместительном горшочке. От жаркого шел парок, лицо Стаса покрылось легкой испариной. Он потянулся за перечницей и густо поперчил еду красным перцем.

— Люблю острое, — пояснил Стас, заметив удивленный взгляд Максима, и принялся энергично жевать.

Стас ел мясо, запивал соком, говорил без остановки, почти без пауз, отчего речь его местами походила на невнятное бормотание.

— Еще Сашок подкатил со своей бухгалтерией — продолжил он свой рассказ, — что-то у него цифры не бились по нескольким салонам. Начал совать бумажки под нос, будто мне заняться больше нечем. Я ему говорю, что всё услышал, что это не мой вопрос, чтобы обратился к учредителям, но товарищ не понимает!

— А ты вообще тут причем?

— Да ни причем, но сам знаешь, какой он приставучий. Как банный лист! Все мозги мне вынес: тут сумма не та, там бабок не хватает, какие-то безумные ведомости, отчеты. Нет, что ни говори, бухгалтерия не моё! Я бы там усох. Моё дело драйв, напор, мобильность…

— А также коммуникации, в том числе общение с девушками, деловое и личное, — Максим с усмешкой продолжил характеристику своего коллеги, — подходящий набор для резюме. Никак свалить собираешься?

Вопрос был задан невинным тоном, невзначай, чтобы притупить бдительность. Но Стас был, видимо, настороже. Рыжие брови его комично взлетели вверх, глаза раскрылись, будто от удивления.

— Ты чего Максим, на хрена мне сваливать? И здесь в кайф! Бабки платят хорошие, да и так срубить бабла можно. Такие сладкие места еще поискать надо.

Гусаров подлил водки в опустевшие рюмки и, не дожидаясь Максима, выпил. Затем Стас вновь принялся за еду с таким невинным видом, словно целиком был увлечен жарким. В свою очередь Максим лениво поковырялся вилкой в отрезанном куске котлеты по-киевски, но есть не стал, только отпил минеральной воды из стакана. Он с тайным любопытством посматривал на Гусарова. Лицо приятеля было невозмутимым, спокойным. Стас тщательно пережевывал пищу, двигая развитой челюстью, и весело поблескивал карими глазами, отчего Максиму показалось, что еда, общение, доставляли ему настоящее удовольствие.

Но ведь это было не так!

«Вот, блин, притворщик!» — подумал Максим с раздражением. После разговора с Вадимом в Крылатском, тот должен был немедленно позвонить Стасу и рассказать, что раскололся, что Максиму всё известно. Поэтому хитрый Стас, безусловно, знал об осведомленности своего коллеги, но первым не заводил разговор. Максим соображал: «Выжидает. Хочет узнать, что мне известно. Помучить его или начать разговор? А если уйти, ничего не сказав? Стас будет потом всю дорогу дергаться, решит, что я его солью хозяевам. Может тогда будет сговорчивей?»

Однако он не успел сделать выбор, поскольку Стас прервал его размышления неожиданным вопросом:

— Как насчет подзаработать?

— О чём ты?

— Да, так, к слову пришлось.

— Нет уж, договаривай! — настойчиво попросил Максим.

Стас откинулся назад на стул, взял зубочистку и сунул её в рот. Он принялся перекатывать её на губах, словно потухшую сигарету.

— Ты хороший чувак, Макс, но не всегда рулишь в теме.

— То есть?

— Понимаешь, наши хозяева армяне народ богатый, бизнес у них разносторонний, дифференцированный. Есть автосалоны, есть ювелирка, есть продбазы и так, по мелочам. Еще сдача в аренду складов в Подмосковье, они тоже этим занимаются.

— Я не считаю деньги в чужих карманах. Свои будут целей! — Максим жестко глянул на своего коллегу.

— Я к тому, что с них не убудет, — Стас наклонился над столом, подавшись чуть вперед, и понизил голос, потому что за соседними столиками народ вел себя достаточно шумно, играла музыка, и они начали говорить громче, чем обычно. Однако сейчас, разговор требовал конфиденциальности.

— Мне звонил Вадим. Рассказал о вашем разговоре. Любопытный базар! Хочешь меня запалить, сдать хозяевам? Учти, что я им убытков не принес.

— Maybe, maybe (англ. «может быть»). Хотя, как на это взглянуть. Я сомневаюсь, что они разрешат тебе дальше использовать их площади бесплатно. Плати, как арендатор или субарендатор и всё будет окей.

— Слушай Макс, — язык Стаса начал заплетаться после второй, наполовину выпитой бутылки водки, — я не сильно их напрягаю. Хрен с ними, уйду! Хотя нет, стоп! Ты же меня не сдашь, брат? Мы же друзья! Зачем тогда уходить?

Растрепанная голова Гусарова с торчащими в стороны рыжими волосами, пьяно покачивалась — он пытался себя контролировать, говорить трезво, но глаза его выдавали. Взгляд карих глаз сделался неуловимым, текучим, беспокойным. Такой взгляд обычно бывает у крепко выпивших людей, которые ошибочно считают, что контролируют себя полностью, что окружающие не замечают их опьянения. Максим, как и Гусаров, тоже почувствовал, что его разбирает хмель.

Стас вновь заговорил горячо и громко.

— Я тебе вот что скажу, Макс, хочешь поиметь долю, небольшой процент, потому как в деле подвязано много людей? Или кэшем сразу?

— А о чем речь? За сколько хочешь соскочить?

Гусаров скорчил недовольную гримасу, с обидой поглядывая на приятеля.

— Я что у тебя на крючке? Ты чего такой жесткий? Мягче, Макс, мягче!

— Это я так болтанул, без обид, — попробовал отыграть назад Максим, Стаса он злить не хотел.

— Окей! Я думаю… — пьяные глаза Гусарова пошарили по столу, он хотел, как в американских фильмах взять бумажку и написать на ней компромиссную сумму, но кроме мелких салфеток на столе ничего не было, — хрен с ним, — сказал он, — три лимона тебя устроит?

— Три? — Максим закашлялся, потом сказал осипшим голосом: — Слушай, Стас, по моим прикидам ты за это время наварил около пятнадцати.

— Побойся бога, Макс! Мне надо делиться, платить людям, разные расходы.

— Эту цифру я тебе назвал со всеми твоими расходами, всё уже подсчитано, чувак! — Максима начала разбирать злость.

Пожалуй, зря он сейчас согласился на этот разговор, если бы позднее, как он и хотел, они столковались бы без глупых идиотских споров, а теперь вот надо сидеть и слушать несерьезный лепет Стаса. Но тот неожиданно начал сдавать.

— Значит, не любишь считать бабки в чужих карманах? — спросил он раздраженно. — Три с половиной!

— Five (англ. «пять»)! И торг здесь неуместен, как говорил Остап Бендер.

— Это сколько? Блин, завязывай со своим английским, когда я бухой мне не в кайф сидеть и напрягаться с переводом!

— Хорошо, пять лимонов.

— Ты чё, Макс, краев не видишь? Не борзей! Максимум четыре и всё, больше не могу, даже если бы и захотел. Это дедлайн или дедпойнт, тьфу, запутался уже.

— Можешь, Стас, можешь! Я по твоим глазам вижу, что можешь. Четыре с половиной и будем в расчете — продолжал давить Максим, чувствуя, что Гусаров поддается. Пьяные люди обычно не стойкие, а Стас хорошо выпил.

— Короче, Максим, четыре с половиной. Окей, согласен! — сказал он, выплевывая зубочистку. Та отлетела далеко и упала на коврик.

За соседним столиком пожилая дама с недовольным лицом укоризненно покачала головой, однако Стас даже не посмотрел на неё. Что же, дальше давить на приятеля не имело смысла — тот, действительно, вряд ли мог дать что-то сверх той суммы, о которой они договорились. Поэтому Максим немного дольше, чем нужно посмотрел на развалившегося на стуле Стаса, словно контрразведчик, пытающийся выведать тайны заброшенного агента, а потом довольно улыбнулся.

— Замётано!

— Тебе как удобнее, безналом или кэшем? — деловито поинтересовался Стас, поскольку, видимо, смирился с неизбежностью дележки. Он вновь обрел самоконтроль, словно прозвучавшая сумма его отрезвила.

Максим подумал, что с наличкой могут возникнуть сложности — она вызывала повышенный интерес и у полиции, и у бандитов, и потому ответил так, словно был искушенным в получении откатов чиновником, неоднократно бравшим взятки и знавшим как минимизировать риски:

— Давай безналом, чтобы не спалили.

— Слушай, а зачем тебе столько? Что-то хочешь взять? Погоди, угадаю, — Стас немного помедлил, пытаясь сообразить, куда его коллега может направить финансовый поток, но мыслительный процесс сейчас, в таком состоянии, был чертовски затруднен и тогда он выпалил: — «Бентли» или «Ламборджини»?

— На «Бентли» и «Ламборджини» бабок не хватит, «Хаммер» возьму подержанный, — усмехнулся Максим, — поеду до офиса, как в танке — все по сторонам будут шарахаться!

— Слушай, эта овца пялится на тебя уже полчаса, — вдруг сказал Стас и подбородком указал за спину Максима, — сама с каким-то чуваком, а с тебя глаз не спускает.

Тогда Максим и увидел Катю.

Он обернулся назад с мыслью, что в ресторан пришла одна из его многочисленных знакомых, но это оказалась его спутница по метро. Он встретился с ней случайно глазами и отчего-то смутился.

— Знаешь её? — тут же с любопытством спросил Гусаров, заметивший это переглядывание.

— Да так, ездим в метро вместе, — неохотно ответил Максим.

Он подумал о Кате. Девушка пришла в ресторан с молодым человеком. Почему бы и нет, если не замужем? Он ведь и сам недавно спал с Леркой, не испытывал угрызений совести. Отчего ж ему стало неприятно, точно в нем проснулась ревность?

Может потому, что ему нравилась эта девушка, и в глубине души он хотел бы с ней встречаться? Однако признаваться в этом, не то что ей, но в первую очередь себе, он не желал. Сейчас он свободен и волен решать, где и как ему жить, ведь время подчиняется только ему, но если появится другой человек, та самая, которая будет требовать внимания, большую его часть, разве сможет он принадлежать самому себе? Готов ли он на такие жертвы?

И все же рассудочные, рациональные мысли не могли заставить его не думать о Кате. На самом деле, при всех его внутренних страхах и сомнениях, доминирующих мыслях о мужской независимости и гордости, он всё-таки хотел познакомиться с ней, думал о возможных отношениях.

Однако этот молодой человек, с которым она сидит, кто он? Насколько он близок с Катей? Они вроде увлечены друг другом, по крайней мере, так это выглядит со стороны. Улыбаются, что-то говорят, пьют вино…

Посмотрев на жующего Стаса, Максим тоже взял полную рюмку водки, выпил. Ему не хотелось, чтобы Стас что-то заметил — Гусаров болтлив. Завтра же будет обсуждать со всеми знакомыми и, в первую очередь с Сашкой Белорыбовым, его новое увлечение.

Он вновь перевел взгляд на Катю, словно его глаза неудержимо тянуло к ней магнитом. Не будет ли теперь выглядеть смешным желание его, Максима, познакомиться с этой девушкой? Никто не хочет показаться смешным, потому что это унизительно и заставляет чувствовать себя идиотом, каким бы крутым ты не был. Как в сериале по роману Джейн Остин «Гордость и предубеждение», который так нравился его матери, и который Максим невольно смотрел несколько раз. Там смешным не хотелось выглядеть гордому и высокомерному мистеру Дарси, хотя тот, будучи по положению выше других, мог бы игнорировать мнение окружающих.

Максим представил, как Катя снисходительно улыбнется и сообщит, что она занята, что ей, конечно, приятно его внимание, но у неё уже есть бойфренд. Тогда он будет чувствовать себя опоздавшим к финишу бегуном, который прозевал старт — все убежали, а он остался. Его просто пошлют в мягкой форме, без оскорблений и обид, поскольку Катя, видимо, воспитанный человек. Только от этого не легче — пошлют ли тебя уважительно или по матушке.

Максим посмотрел на почти опустошенную бутылку водки, но пить больше не хотелось.

— Стас, пойдем на воздух? — предложил он — пора по домам!

— Окей!

Они расплатились и вышли на улицу, где уже опустилась теплая августовская темнота, но на московских, подсвеченных ярким светом фонарей улицах, было совсем светло. Пьяный Гусаров приобнял Максима за плечи и они побрели к автобусной остановке, вокруг которой, словно пчёлы вокруг улья, роились таксисты нерусского вида.

 

Глава 10

Через несколько дней на счет Максима в «Райффайзен банке» была переведена сумма в четыре с половиной миллиона рублей. Этот счет Гусаров попросил открыть Максима в другом банке, так как у них был зарплатный проект со Сбером и всегда можно отследить доход, получаемый каждым сотрудником сети салонов «Автолюкс». Тут могли возникнуть вопросы — от кого получил, за что такая щедрость. Никому рисковать не хотелось, поэтому Максим посчитал правильными меры предосторожности, предложенные приятелем.

Он думал, куда употребить полученные деньги: то ли купить дорогую машину, продав свой «Фольксваген Пассат», то ли положить на депозит в банке. Однако, совет пьяного Стаса, который тот озвучил, когда они ехали вместе в такси, показался Максиму вполне разумным. Гусаров предложил Максиму взять ипотеку и купить квартиру. А что? Это была хорошая идея. Ему, Максиму, пора было бросать якорь, обзавестись своей недвижимостью в столице. Не все же время скитаться по съемным углам!

У самого Максима уже было около двух миллионов и он, в принципе, мог даже не залезать в ипотеку — вполне хватало на однушку. Причем купить её можно было не в Подмосковье, а в самой Москве, ближе к окраине. Хотя бы в районе того же Речного Вокзала, где он и снимал квартиру. Тот район ему нравился.

После поступления денег на счет Максим располагал достаточной суммой для осуществления своих желаний. Оставалось решить технические вопросы. Ему не хотелось самому приступать к поиску квартиры — такие дела обычно занимали много времени и не всегда увенчивались успехом. К примеру существовал риск нарваться на мошенников, «черных риэлторов», убивающих клиентов. Вместе с тем, самому трудно проверить чистоту сделки: все ли жильцы выписаны, нет ли наследников. Не зря ему говорили об этих и других подводных камнях, которые надо обойти, чтобы успешно пришвартоваться в купленной квартире.

Проще всего, оказалось, отдаться в руки официально работающих на этом рынке компаний. Ему было известно несколько крупных агентств: «Миэль», «Миан», «Инком», но в крупных брали большую комиссию, и следовало присмотреться к средним. Так среди иных прочих он увидел название «Траян». Посмотрел отзывы в интернете, они оказались благоприятными.

Как человек, не привыкший откладывать дела в долгий ящик, он снял трубку и набрал номер, указанный на сайте. Ему ответил молодой мужской голос, человек представился Василием. Максим начал подробно объяснять, что бы его устроило: район, количество комнат, этажность, близость к метро.

Новостройку не хотелось. К тому же, насколько было известно из информации в интернете, в районе Речного вокзала новостроек было мало, а однокомнатных квартир в них еще меньше. Эти квартиры шли нарасхват, как пирожки, они были самыми ходовыми. Поэтому, свое внимание Максим обратил на вторичку.

Своими мыслями он поделился с неизвестным ему Василием и тот воспринял пожелания клиента очень внимательно, чувствовалось, что он всё записывает в блокнот или заносит в компьютер — электронные органайзеры стали популярны в последнее время.

— Я всё понял, простите, как вас зовут? — переспросил Василий.

— Максим.

— Максим, я всё понял, записал. Но вам нужно приехать к нам и официально оформить договор. Окей? Надо будет оговорить сроки поиска, процент комиссионного вознаграждения.

— Знаете, со временем у меня туго. А нельзя сделать так, чтобы мы встретились на первой квартире, которую вы найдете? Там бы я и подписал.

На другом конце провода немного помялись и Василий сказал:

— В принципе можно.

— Вот и славно! — обрадовался Максим, которому, действительно, было некогда разъезжать по чужим офисам.

Он дал свой номер сотового телефона, так как звонил с корпоративного.

— Я с вами свяжусь, когда появятся варианты, — бодро произнес Василий, и по тону его голоса чувствовалось, что он доволен заказом от нового клиента.

Едва Максим закончил свои переговоры с риэлтором, как на его мобильник позвонили. Звонила мать, которая вместе с отцом проживала в другом городе, за сотни километров от Москвы.

Родной город Максима — Заволжск, поначалу образовался на западном берегу великой русской реки Волги, а затем постепенно разросся и занял оба берега, соединяясь длинными железнодорожными и автомобильными мостами, словно два гимнаста под куполом цирка, удерживали друг друга крепкими руками.

— Мам, что случилось? — удивлённо спросил Максим, — что-то с отцом?

— Нет, слава богу, с ним все в порядке. Работает. Я хотела узнать как у тебя дела. Ты давно не звонил.

— У меня без изменений. Наверное, скоро квартиру куплю.

— Правда? Вот это хорошо, а то всё мыкаешься по чужим углам. Да и жениться пора уже.

Женитьба являлась старой и больной темой для разговоров с близкими. Максиму исполнилось тридцать один и, с точки зрения матери, он сильно опаздывал с созданием семьи. Пора было становиться респектабельным мужчиной, имеющим все атрибуты состоявшегося человека: семью с детьми, престижную работу, хороший дом, машину. Но Максим всё тянул и тянул, боясь расставания с привычной свободой.

— К нам не собираешься? Давно уже не был — спросила мать, и в голосе её прозвучало недовольство тем, что Максим не прислушивается к советам старших, — пора уже повидаться. Отец часто прибаливает, жалуется на спину. Да и у меня здоровье не ахти!

— Да, давно не был, — согласился с матерью Максим, — надо слетать.

— Я тут подумала, у нас с отцом намечается юбилей, как-никак тридцать лет совместной жизни, может, приедешь? Поздравишь нас.

— А когда вы хотите отметить?

— Да вот, скоро, на следующей неделе.

— Ого! Ты ставишь меня в трудное положение, надо приготовиться, подобрать подарок…

— Ничего не надо, — вполголоса сказала мать, — сам приезжай!

В принципе, ничего не мешало подскочить Максиму домой к родителям. Он подумал, что квартиру ему подберут не скоро, в любом случае, не раньше следующей недели. На работе пока все в норме, и если что, Стас с Сашей прикроют. Да и вообще, он давно не брал отпуск, еще с зимы.

Надо было отдохнуть — неделя без него не станет катастрофической для компании. Конечно, чем вояжировать по родным весям, он с удовольствием пригласил бы какую-нибудь девушку, хотя бы ту же Катю, съездить в поездку по Европе. Ему давно хотелось побывать в норвежских фьордах, тем более что есть прекрасные, интересные туры. По весне, Белорыбов плавал по маршруту почтового корабля в Норвегии с юга на север. По словам Сашки, было очень красиво, романтично: голубое с серым отливом море, высокие туманные горы, аккуратные разноцветные деревни.

Правда, Саша плавал не с девушкой, а с родителями — захотел порадовать старичков новыми впечатлениями. Они у него не были избалованными, всю жизнь проработали на «ЗИЛе». Вероятно от этого, романтика поездки для Сашки несколько смазалась, но в целом он остался доволен.

Через несколько дней после разговора с матерью, который всё время вертелся у него в голове, Максим с невольным сожалением решил, что как бы ни манили заморские страны, а придется ехать в Заволжск. Он позвонил из своего офиса сначала Стасу, объезжавшему салоны, а затем подошел к Белорыбову и предупредил их, что хочет взять отпуск на неделю.

— Ты чего туда попрешься? — в своей обычной грубоватой манере спросил Стас. После разговора с Максимом в украинской корчме он был зол, но злился не на приятеля, а на того неизвестного человека, кто его слил. В ближайшее время он хотел это выяснить. — Чего тебе там надо? — повторил он свой вопрос.

— У родителей юбилей совместной жизни, — неохотно ответил Максим, не любивший распространяться о городе, где вырос и вообще, о своей жизни до Москвы, — надо слетать, поздравить, сам понимаешь!

— Лады, я не против! Слушай, а чего тебе туда гонять порожняком? Там как с рынком?

— В каком плане?

— Может, есть смысл потолковать с хозяевами и открыть салон? Тогда оформишь себе командировку, сгоняешь за счет фирмы.

Максим немного заколебался, но потом подумал, что возиться с салоном ему не охота. Надо было подбирать помещение, персонал — всё это требовало времени, и в недельный срок можно не уложиться. Хотя сама по себе тема с салоном была интересной.

— Нет, Стас, не смогу этим заниматься, — ответил он с некоторым сожалением, — у родителей юбилей — будет не до того.

— Как знаешь! — Гусаров потерял интерес к разговору, и они его быстро свернули.

У Белорыбова никаких вопросов не возникло, он только сказал, что сообщит хозяевам, главному из них — Камо, о желании Максима взять отпуск.

Вылет из Домодедово был запланирован на два часа ночи. Теплый летний сумрак окутал аэропорт, который, как чутко спящий зверь, изредка издавал ворчание и глухой отдаленный рык во время посадки и взлета рейсовых лайнеров. Бортовые огни самолетов расчерчивали небо в ожидании встречи с землей, а в полете превращались в маленькие, плавно перемещающиеся звездочки. Словно звездное небо пришло в движение.

Здание аэропорта в это время казалось почти пустым — редкие пассажиры дремали на зеленых пластиковых креслах в зале ожидания. Сонную тишину иногда прерывал миловидный голос девушки-диктора, делавший очередное объявление: «Пассажира Карпова просят пройти к стойке регистрации номер десять» или «Сотруднику полиции просьба зайти в служебное помещение». Девушка произносила слова разборчиво, неторопливо, но от этого казалось, что они текут вяло, точно погруженные в сон.

Максим сразу представил дикторшу, дремлющую в промежутках между объявлениями и невольно посочувствовал ей — у него будет возможность откинуться в кресле и подремать во время полета, а ей работать до утра.

Он прошелся по первому этажу, вдоль стоек для регистрации. Возле одной толпились пассажиры рейса, улетающего в Иркутск, другие пустовали, напоминая остановленные конвейерные линии, работники которых ушли на забастовку.

Потом он поднялся на второй этаж, прошел к круглосуточно работающему бару. В баре почти никого не было. За столиком, перед наполовину пустым бокалом то ли виски, то ли конька, сидел, наклонив голову молодой человек. Он показался смутно знакомым Максиму. Возле него сидела уже с пустым бокалом, чашкой кофе и наполовину откушенным пирожным какая-то девица. Её лицо выглядело усталым, измятым, каким бывают лица даже у молодых людей после бессонной ночи. Полуприкрытыми глазами она лениво, без интереса, смотрела на парня, сидящего рядом. Видимо, какое-то время тот угощал её, надеясь на взаимность.

Присмотревшись внимательнее, в молодом человеке Максим узнал своего школьного товарища Пашу Сказкина. Их пути давно разошлись и, после того, как Максим уехал в Москву, он не имел о Павле никаких известий. Одно время Максим пытался найти сведения об одноклассниках в социальных сетях. Но его попытки не всегда были удачны — кого-то удалось найти, кого-то нет. Сказкина он не нашел ни «В контакте», ни в «Одноклассниках».

Вообще-то, он так и знал, что встретит знакомых в аэропорту. Хотя его родной город и не был таким уж маленьким — проживало около шестисот тысяч жителей — Максим заметил, что стоит отправиться домой, как обязательно на пути попадутся знакомые лица. Так было и на этот раз. Словно это была особая примета, подобно тому, как у водителей, моющих машины, существует некая причинно-следственная связь с обязательно идущим после мытья дождем.

Максим подошел к Паше.

— Привет! — сказал он, присаживаясь за столик, — что отмечаем?

Сказкин поднял голову, с трудом всматриваясь в подсевшего к нему парня. Максим понял, что тот был в изрядном подпитии.

— Ты кто? — спросил Паша, щуря глаза, будто от яркого света.

— Не узнаешь? — Максим засмеялся, обратив внимание на то, что лицо сидящей рядом девушки ожило, она улыбнулась и переключила внимание на него. — Не узнаешь, Паша, старых друзей по школе? Нехорошо!

— Не, не узнаю. Постой, ты Макс что ли? Завьялов?

— Он самый. Чего празднуешь? — Максим кивнул на бокал, стоящий перед Пашей.

— Сейчас, погоди!

Сказкин поднялся, подошел к бару и что-то сказал молодой усталой барменше. Та налила полный бокал виски и Паша, с трудом доставая деньги из внутреннего кармана, расплатился пятисоткой. Он был невысокого роста, маленький, лопоухий. В школе его многие обижали, вернее, пытались и Максим, сидевший рядом с ним за партой до восьмого класса, периодически вступался за своего невзрачного соседа. Поэтому Паша сохранил к нему добрые чувства до самого выпуска.

Сказкин подошел к столику, неосторожно толкнул Максиму бокал, едва не расплескав виски.

— Пей! — он пьяно уставился на Завьялова в полной уверенности, что тот выполнит его приказ.

— По какому поводу?

— Нет, ты пей, потом скажу!

— Паша, — твердо произнес Максим, отодвигая бокал в сторону, — я так не пью. Выпью, а потом скажешь, что за чей-нибудь упокой. Будет стрёмно! Говори, за что пьем или не буду.

Паша стоял и пьяно покачивался на ногах, молчал.

— Может вы, девушка, знаете, за что тут пьют? — обратился Максим к девушке.

— А мне по фигу! — сказала та и пожала плечами.

— Макс, — сказал, падая на стул Паша, — я сегодня провернул одну сделку, удачную. Знаешь, где работаю?

— Нет, — ответил Максим, улыбаясь и подыгрывая однокашнику, желавшему чем-то похвастаться. — Скажи!

— Я коммерческий директор завода «Вектор»… — начал Паша.

— Помню, который машины для тушения пожара делает.

— Да. Сегодня толкнул четырнадцать машин в Таджикистан, — у нас в кармане международный контракт. Сечешь фишку? Позвонил директору и тот на радостях разрешил спустить всё бабло на командировку.

— Тогда понятно за что пьешь. Присоединяюсь!

Завьялов взял бокал с виски, приподнял его, будто чокаясь, и сделал глоток.

А Паша между тем продолжал говорить, пьяно растягивая слова:

— Во, отрываюсь! Бухаю здесь целый день.

Он показал рукой на почти пустой столик и отдельно на девицу, словно та входила в обязательный набор для полного отрыва. В ответ Максим, чтобы подначить бывшего школьного приятеля, сказал с иронией:

— Что-то не густо у тебя, поляну накрывать не умеешь?

— Ща всё будет, ты меня знаешь!

Сказкин хотел рвануть к барменше и Максим попытался его удержать за пиджак.

— Куда ты, Пашка, я пошутил, сейчас регистрацию объявят.

— Не-а, пусти, я пойду!

В это время, действительно, сонная девушка-диктор начала объявлять посадку на их рейс: «Объявляется посадка на рейс Москва-Заволжск, стойка регистрации номер двадцать».

— Ну, пора, пойдем! Брось ты всё! — Максим потащил Пашу вниз со второго этажа, тот слегка упирался, но все же, влекомый сильной рукой Максима, пошел вместе с ним. Апатичная девица проводила их ленивым взглядом и вновь потеряла интерес к окружающему миру.

Вскоре Боинг-737 натужно гудя турбинами, взмыл вверх, в московское небо и, совершив крутой разворот, понес их к берегам Волги.

Паша, казалось только этого и ждавший, откинувшись в кресле, вставил в уши наушники плеера и включил музыку. Сквозь басовитое гудение самолетных двигателей, заполнивших салон густым плотным звуком, похожим на звук старой бормашины в руках стоматолога, Максим разобрал, что пела Леди Гага, но Паша уже не слушал её. Он мгновенно заснул.

Во сне исполнительный директор свернулся клубком как маленький котенок, сполз немного вниз и оказался на правом плече Максима. Тот посмотрел на сонное лицо спящего, однако трогать его не стал, поскольку Сказкин не мешал Завьялову. За прошедшее после выпуска из школы время, его школьный товарищ немного изменился: жестче стали углы рта, на лбу появились небольшие морщинки. «Ничего не поделаешь, — подумал Максим, — мы меняемся не в лучшую сторону».

Он повернулся к иллюминатору, посмотрел на темное звездное небо. Тревожные струны шевельнулись в его душе. Завьялов представил ту огромную пустоту, лежавшую под ним и одинокую беззащитность маленького самолета, в котором летел. Этот самолет был мошкой, песчинкой, проплывавшей в безбрежном небе и его беззащитность, по сравнению с огромным миром, лежащим за бортом, была настолько очевидной, настолько ощутимой, что Максим с внутренним трепетом представил, как двигатели внезапно замерли, и мертвая тишина охватила салон. Потом самолет, теряя под собой опору, начал стремительно падать, поднимая сердце, все внутренности к горлу, перехватывая дыхание. Он услышал крики людей, увидел раскрытые в ужасе глаза, рты.

«К чему это все? — подумал он, с трудом восстанавливая самообладание, — тогда в метро, сейчас в самолете. Всё время представляется чертовщина. Нет, надо смотреть телевизор поменьше. Эти катастрофы, пожары, убийства уже достали! Как посмотрел — всё время на взводе! Надо думать о чем-то приятном: машинах, девушках, море. Хотя бы о новой квартире».

Он, как и Паша, прикрыл глаза и принялся размышлять о предстоящей покупке. Хлопотное, но радостное дело, должно было увенчаться успехом. Он хотел заснуть, чтобы во сне ему привиделась новая квартира, но ему всё никак не спалось.

Тогда Максим представил себя парящим над землей — невесомым, беззаботным и счастливым. Когда-то давно была английская рок-группа Vanity Fair «Ярмарка тщеславия» — современник битлов. Их композицию «Early In The Morning» он слушал в исполнении советского ВИА «Музыка». Исполнение наших музыкантов было так себе — аранжировка никудышная, как будто использовали только синтезатор и ударник, вытягивали голосами. Но перевод ему понравился. Там были слова: «И счастливый, невесомый я летал один над миром сонным». Максим тоже летел сейчас один над безмятежно спящей землей.

Он подумал о Кате; она осталась в Москве и, возможно, у неё роман с тем парнем. А он здесь и один, а ведь могло быть по-другому. Но не стоит сожалеть о том, чего нет. Он попытался напеть вполголоса, не боясь, что Паша его услышит: «Был один я в целом свете, волосы и мысли путал ветер, волосы и мысли путал ветер, он меня с собою звал».

Вокруг стояла тишина, звучал ровный гул самолетных двигателей. Голос Завьялова почти не слышался, но ему казалось, что он поет достаточно громко, чтобы не быть одиноким. Однако Паша не проснулся. За бортом самолета проплывало темное звездное небо, а под ним расстилался сонный мир.

 

Глава 11

Сильно раздосадованный тем, что пришлось делиться с Максимом, Стас Гусаров хотел найти и разобраться с человеком, сдавшим информацию о его делах. Он подозревал Вадима, этого подлизу, этого гомика. Но прежде, чем ехать на разборки в автосалон в Крылатском, Стас отправился на занятия студии бальных танцев.

Он никому не говорил, что увлекается танцами, что это его хобби. Для такого крутого парня, как он, бальные танцы были слишком легковесным увлечением, девчачьим, несерьезным. Вот горные лыжи — это да! Или теннис. Красиво и аристократично! Бальные танцы тоже красиво и аристократично, но без мужской харизмы.

Студия, которую вела известная в городе танцовщица Дина, арендовала помещение в одном из колледжей возле метро Кузьминки. Когда Гусаров пришел, две его партнерши по танцам — одна бывшая Неля, а другая нынешняя Лада, выясняли отношения. Их громкие голоса Стас услышал еще из-за двери.

Он поморщился. Вообще-то публичные скандалы ему нравились, и сам он был не прочь поскандалить в определенных обстоятельствах. Это разнообразило жизненные впечатления, привносило особую остроту, как перец придавал жгучий вкус пресной пище. Тем более, было лестно, когда из-за тебя выяснял отношения женский пол — девушки со стороны могут выглядеть очень забавно. Но сегодня, отягощенный мыслями о предательстве, о том, что пришлось отдавать деньги Максиму, он был не в настроении забавляться.

Спор между Ниной и Ладой был жарким. Изредка слышался успокаивающий голос Дины.

— О чём спорим, чего не поделили? — громко спросил Стас, входя и насмешливо улыбаясь.

Девушки спорили с кем сегодня он, Стас Гусаров, будет заниматься.

— Да ладно! — усмехнулся Гусаров, — нашли из-за чего глотку рвать. Разберемся как-нибудь.

Девушки не подозревали о его подлинных желаниях. На самом деле Стаса подмывало послать надоевших партнерш куда подальше, а самому выбрать новенькую. Однако Дина опередила его.

Это была среднего роста шатенка с короткой стрижкой. Сегодня она надела длинное эффектное платье красно-черного цвета, с разрезом от бедра. При ходьбе из разреза кокетливо выглядывала маленькая нога округлой формы.

— Я тут тебе девушку заменила — сказала Дина недовольным тоном, строго глядя на Нелю и Ладу. Те были разгорячены спором, стояли с красными некрасивыми лицами, злым огоньком в глазах, готовые кинуться друг на друга.

«Вот, что делает любовь!» — цинично подумал Стас, ощущая себя настоящим мачо.

— Стасик, рыжик, потанцуем сегодня? — кинулась к нему Лада, боясь, что соперница опередит её с той же просьбой. Лада была высокой, стройной девушкой, на полголовы выше Гусарова, с острыми скулами и выступающим вперед острым носом.

— Не соглашайся, Стас! — крикнула опоздавшая Неля, — эта кобыла тебе не подходит.

Гусаров беспомощно оглянулся на Дину в поисках поддержки и опасаясь напора энергичных девушек. Старая проблема школ и кружков бальных танцев — мальчиков и мужчин в них всегда был дефицит, еще с советских времен, и в нынешнее время положение не сильно изменилось. Между девушками существовала острая конкуренция из-за партнеров.

— Вот, Стас, тебе другая, чтобы споров у нас не было, — строго сказала Дина и показала на стоявшую в углу еще одну девушку.

Она была ниже Стаса, пухленькая, томная, молчаливая. Насколько было известно Стасу, её звали Маша, и она всегда была без партнеров, вечно стояла у стенки или искала такую же одинокую девушку, чтобы отработать движения в некоторых танцах, требующих работы в паре. Стас не хотел с ней танцевать. Скучная, неинтересная девушка, никакой внутренней симпатии, никакой искры. По крайней мере, с его стороны.

Постепенно зал заполнялся. Появлялись участники студии, в основном молодежь, по большей части девушки, но попадались и пожилые.

Среди танцоров был один мужчина, с седой шевелюрой, небольшого роста, на высоких каблуках. Его по-свойски звали Петрович. Он посещал бальные танцы с юного возраста и кумиром у него был Махмуд Эсамбаев. По словам Петровича, при любой возможности он посещал концерты в Москве этого известного танцовщика. Именно Эсамбаев говорил, что танцевать необходимо только на высоких каблуках — походка от этого улучшается, и Петрович всю жизнь следовал его советам.

У него не было постоянной пары и сегодня, увидев, что у Стаса появилась другая партнерша, он подошел к Ладе, которая была выше Петровича на полголовы. Но его это не смутило. Лада, по всей видимости, успокоилась — хотя нынешний партнер её и не совсем устраивал, а Неля зло нахмурившись, отошла от них подальше, в другой угол танцзала.

— Сегодня будем разучивать румбу, — объявила Дина, встав в центре, — в переводе с испанского это слово означает «путь». Партнеры двигаются плавно, без рывков, с чувством. Начнем с разминки. Пройдитесь по залу, держите спину прямо. Смотрите, как я это сделаю.

Дина пошла вперед, потом развернулась и пошла назад, немного отклоняя спину, плавно покачивая руками и выгибая ноги, похожая на прогуливающуюся у озера длинноногую цаплю.

— Теперь вы! — приказала она своим ученикам.

Зазвучала музыка, Стас, вместе со всеми принялся вышагивать по залу, стараясь точно повторить движения Дины. Так продолжалось некоторое время, потом разминка закончилась, и Дина начала показывать другие движения румбы — покачивание на бедрах, сольное ведение партнерши.

— Покачивайтесь плавнее на ногах, вращаем бедрами! — командовала Дина, — представьте, что вы тростник на воде, медленно, медленно двигайтесь вправо и влево.

Латиноамериканские танцы сами по себе были быстрыми, ритмичными, несущими скрытую сексуальную энергию, а румба, своей страстной музыкой, выражающей страдания любви, только усиливала этот эффект. Стас ощутил некоторое волнение в крови.

Он посмотрел на Машу, которая, в свою очередь внимательным взглядом сопровождала все движения Дины. Лицо девушки было спокойно, безмятежно, только небольшой пухлый рот приоткрылся, обнажая ряд ровных белых зубов. «Вот корова!» — со злостью подумал Гусаров.

Потом, следуя указаниям Дины, пары начали двигаться.

Гусаров и Маша плавными шагами пошли рядом. Стас держал Машины руки, и они казались ему холодными, безжизненно-ватными. Словно он пытался танцевать с бесчувственной куклой. «Вот хрень, надо попросить Дину заменить эту толстушку, — подумал он, — ей только со стулом танцевать!».

В свою очередь Маша очень волновалась — Стас был популярным молодым человеком в их студии. В отличие от студентов он хорошо зарабатывал, что можно было видеть по его дорогой одежде и повадках плейбоя. Он мог бы повести в бар несколько девушек сразу и там их кормить, поить за свой счет. От стареющих дядек его в выгодную сторону отличал возраст, поэтому ему не надо было пыжиться, изображать энерджайзер, как это пытались делать Петрович и ему подобные возрастные дядьки.

Стас был веселым и остроумным, с ним не было скучно. Многие девушки хотели бы познакомиться с ним ближе, и Маша не была исключением. Быть в паре с Гусаровым, в её понимании, все равно, что танцевать с известными актерами Безруковым или Хабенским или публичным человеком вроде олигарха Прохорова. Она волновалась, трепетала внутри и была скована.

Вместе с тем, Маша чувствовала, что не нравится Стасу, что он недоволен, как она ведет себя, как движется в танце, как улыбается ему. Ей казалось, что улыбка у неё жалкая, растерянная. «Я же не такая, — в смятении думала она, — я же не скучная, не ботаник! Пусть он меня спросит о чем-нибудь, пусть только заговорит! Тогда увидит!».

Но Гусаров, ни о чем не спрашивал, он выполнял фигуры румбы, разные формы движения этого танца от имитации объятий до раскрытия, закручивал Машу по спирали, высокого поднимая её руку, проделывая это с отрешенным, холодным лицом.

«Я ему в тягость, — продолжала думать Маша, — от меня стесняется, что я такая. Конечно, где мне до Лады? Она худая, стройная, со мной не сравнить. Почему у меня такое уродское тело?»

Она перепробовала много диет, сидела на кефирной, на кремлевской, на протасовской, но помогало мало. Несколько килограмм сброшенного в мучениях веса, через какое-то время вновь неизменно восстанавливались, как у ящерицы вырастал скинутый хвост. Один ученый говорил о способности человеческого тела к регенерации, восстановлению тканей, костей, мышц. Видимо, к сожалению, регенерацией обладал и жир, откладывающийся у неё на бедрах и животе.

Небольшое улучшение в битве за вес произошло, после того как она стала ходить в студию бальных танцев. Интенсивное движение, небольшая нагрузка позволили без диеты похудеть на пару кило. Так у неё появилась надежда. И всё же, судя по лицу Стаса, до идеала ей было еще очень далеко.

После окончания занятий, они разошлись в разные стороны, сильно разгоряченные румбой, вспотевшие. Надо было переодеться. Обычно, когда люди делают что-то вместе, между ними возникает некая общность — партнеры делятся впечатлениями, советами, пожеланиями о том, как лучше его, это дело, исполнить. За всё это время, что Гусаров провел с Машей в танце, он не сказал ей ни слова, не сделал замечания, не похвалил, не попросил её телефон, словно провел время с механической куклой для танцев. Это было обидно.

Маша, закусив губу, села на стул и начала переобуваться, глубоко задумавшись.

В это время Стас, бросил свою танцевальную обувь в сумку и вытащил телефон, чтобы позвонить Вадиму и предупредить, что приедет через полчаса.

К нему подошла Дина.

— Зря ты так, — сказала она, глядя в его наглые карие глаза, обрамленные рыжими ресницами — я говорю про Машу. Она девушка хорошая, мне кажется лучше, чем твои предыдущие партнерши. Не смотри, что фигурой не вышла, некоторым, наоборот нравятся полненькие.

— Не мне! — коротко ответил Стас, закидывая ремень сумки на плечо.

— Главное, чтобы человек был хороший! — пожала плечами Дина, — ты же знаешь, бывает красотка — мужики за ней табунами, а она такая стерва!

— Ой, Дин, не говори банальностей, жизнь и так полна ими. Задолбало уже!

Он думал, что ему, в сущности, нет никакого дела до Машки. У него девиц симпатичных, у которых ноги от ушей, в каждом салоне полно. Зачем же ему тратить время на эту? А у Дины, наверное, крыша поехала, раз хочет впарить ему эту телку.

Стас холодно попрощался, вышел из колледжа и сел в свою машину — черную «БМВ» — пятерку. Изделия немецкого автопрома он предпочитал всем остальным: и «японкам», и «француженкам», и, тем более, «кореянкам». В этой машине, несмотря на сложную езду по московским улицам, Гусаров не сильно уставал, откидываясь назад, на мягкое кожаное сиденье. «Немец» был комфортным и солидным, полностью соответствовал его статусу.

Как некоторые его коллеги, он привык давать своим авто имена. Простое название «бэха» или «бумер», принятое как среди бандюков, так и среди ментов ему не нравилось. Свое авто он называл «джокером» — счастливой картой, которая выпадает, чтобы выиграть. К тому же, слово «джокер» было созвучно имени и фамилии американского актера Джорджа Клуни — элегантного и симпатичного брюнета, на которого БМВ походила своими качествами. Авто у него было черным и элегантным.

Он тронулся и в зеркало заднего вида рассмотрел, как с крыльца спустилась Маша. Ему показалось, что она несколько растерянно посмотрела ему вслед. Неужели она думала, что он возьмется её подвозить? Для этого надо быть полной дурой.

С другой стороны, приятно, что за тобой продолжают бегать девушки, пусть даже и такие страшненькие. Это заводит, как энергетический напиток «Red Bull» или забойная музыка на танцполе. Стас еще раз кинул взгляд в зеркало заднего вида, убедившись, что одинокая фигура Маши осталась стоять на месте и, в приподнятом настроении, поехал в Крылатское.

 

Глава 12

Пока Максим и Стас занимались урегулированием своих дел, от Белорыбова не укрылась их активность вокруг автосалона в Крылатском. Это повышенное оживление — частые и безосновательные, как ему казалось, поездки туда обоих директоров, звонки, общение с Вадимом, выглядели подозрительными. Он, зная, что Максим улетел на родину, а Стас отсутствует по своим делам, и решил лично съездить в этот салон, на разведку.

Директор салона Вадим был как всегда любезен, встретил его ласковой улыбкой, крепким рукопожатием. Белорыбов прошелся с ним по салону, среди сотрудников и машин. Ничего необычного он не заметил. Болтаться просто так, в надежде на случайную информацию не имело смысла, было пустым времяпровождением. Но он знал, что у Макса здесь была любовница, которой тот дал отставку, а отставленные девушки обычно обидчивы, они бывают откровенными с незнакомцами.

Вадим, по его просьбе, показал Леру издали. Высокая модельная девушка ему понравилась.

— Лера, не хотите пообедать? — подойдя к ней, спросил Белорыбов без предисловий.

Девушка посмотрела на него с любопытством.

— А где? — спросила она.

— Тут есть небольшой ресторан «Империя вкуса», где останавливаются олигархи по дороге на Рублевку, — Александр надул полные толстые щеки, видимо изображая олигархов.

Девушка взмахнула длинными, будто приклеенными ресницами.

— Знаю, там супер! Окей, поедем.

Девушка взяла сумочку, немного подкрасила губы, и они поехали в ресторан. После вкусного обеда, который очень понравился Лере, как и предполагал Белорыбов, они оказались в постели у него дома. Александр жил в двухкомнатной квартире на Парке Победы, доставшейся от родителей. Сами родители уехали жить во Францию и иногда звонили оттуда, чтобы поздравить с праздниками, изредка поинтересоваться, как у него идут дела.

Потом они приняли душ, попили кофе, но Белорыбов все никак не мог приступить к расспросам, к тому, собственно, для чего он и привез девушку к себе домой. После душа он надел свежую хлопчатобумажную рубашку белого цвета в крупную синюю полоску, но перепутал и взял её из того отсека шкафа, где на вешалках висели старые рубашки маленького размера. За последнее время он потолстел и теперь ворот рубахи немилосердно давил на шею, однако переодеваться было лень.

Он не знал с чего начать. После некоторого внутреннего колебания, решил спросить напрямик:

— Слушай, Лер, не знаешь, Стас с Максом на вашей точке мутят что-нибудь?

— А ты чего меня спрашиваешь? — девушка с удивлением посмотрела на него и опустила длинные ресницы, словно за их шторкой хотела скрыть свои мысли — вы же все время вместе? Хочешь их спалить на чём-нибудь?

— А есть на чём?

— Саша, я в шоке, у вас вроде дружба! — лицо молодой красивой девушки выразило недоумение. Лера бессмысленно хлопала глазами, как человек силящийся понять то, что выше его понимания.

«Вот овца, тупит всю дорогу, — подумал Белорыбов, — у неё эмоции написаны на морде».

— Знаешь, в бизнесе дружбы не бывает, только отношения, умноженные на порядочность. А Макс со Стасом меня кинули, — в этот момент он еще не знал всей правды, но соврал, сделал вид, что ему всё известно. — Это порядочно, по-твоему?

— Не знаю, — протянула Лера, — это ваши дела.

Глядя на Белорыбова она прикидывала собственную выгоду. Макс и Стасик для неё были пройденными вариантами, а с бухгалтером можно что-то замутить. Он, конечно, не совсем в её вкусе, но сойдет: полненький, мягкий, как плюшевый мишка.

Лера не удержалась и щипнула его за свисающий бок.

— Ты чего? — Александр дернулся на стуле, — больно!

— Зато приятно, Сашок! Зайка, ты такой мягкий, уютный! — Валерия довольно улыбалась.

— Так ты мне не сказала, — Белорыбов принял добродушный вид, хотя маленькие его глазки смотрели напряженно, — ты мне не сказала всё-таки, они замутили что-то или нет? Не хочется себя чувствовать лохом, который не в теме.

— Ты же всё сам знаешь!

— Знаю, но нужны подробности, киса.

— Какие подробности? Поговори с ними сам! — больше из чувства упрямства, чем из здравого смысла, отрицательно ответила девушка, хотя её и подмывало желание рассказать обо всем.

«Ломается, девочка! — рассерженно отметил Белорыбов, расстегивая давивший на шею ворот рубахи, — как эти бабы любят ломаться, набивать себе цену! Обыкновенная ведь шалава, потаскушка!»

Но он все же взял себя в руки и решил сменить тактику. Если не удаётся получить желаемое забесплатно — значит, нужно купить. Это правило редко подводило Белорыбова. Конечно, встречались принципиальные люди, корчившие строгую физиономию, когда им предлагали деньги или льготные условия, но это было, скорее исключение. Такие люди, лично у него, Белорыбова, уважения не вызывали, поскольку он считал их лохами.

Александр улыбнулся во весь рот, показывая хорошие белые зубы, качественно обработанные в дорогой стоматологической клинике.

— Лера, киска, а что если я тебе премию выпишу вкусную, суперскую. Ты же не откажешься от бонуса? — спросил он и по заулыбавшемуся лицу девушки понял, что попал в точку.

Вероятно, Лера не подумала, что из их разговора сможет извлечь для себя реальную пользу, но он, Александр, знал, что нужно таким, как она.

«Эти косящие под гламурных тёлки, хотят только одного — бабла и больше ничего, — презрительно резюмировал он. — Как вариант мужа-олигарха, который обеспечит баблом, но этот вариант с напрягом: надо еще поискать свободного олигарха, а потом полечить его».

В общем, озвученное им предложение было самым оптимальным и быстрым, Лерка это сразу поняла и стала податливой.

— Медвежонок, — использовала она новое слово вместо «зайки», капризно растягивая гласные, — только это между нами. Ты же меня не спалишь?

— О чем ты говоришь, девочка моя! — с деланным возмущением произнес Саша, — я же бухгалтер, в цифровом мире интригам места нет, — сухая математика. Ну и?

— Короче, Стас замутил у нас бизнес с подержанными машинками. Подгоняет несколько штук в месяц, а Вадим выставляет на продажу, потом бабки передает Стасу. Всё просто.

— Так-так, — о чем-то задумался Белорыбов, — а Макс здесь как подвязан?

— Не знаю, мишка! — лениво протянула Лера, — но он в теме, я ему говорила.

Она снова потянулась к Белорыбову, с шутливой гримаской на лице, пытаясь ухватиться за жирную складку на его боку. Но Белорыбов отстранился.

— А он что? Что он сказал?

— Сказал, что интересно. Но больше ничего. И вообще, Саш, ты же бухгалтер, зачем тебе эта хрень?

— За всем стоят бабки, киска, и мир крутиться вокруг них.

Белорыбов потянулся к столу, взял из маленькой вазы батончик «Марс» и отработанным жестом, словно кожу с животного, содрал обертку с конфеты. Лера внутренне подивилась его умению, почему-то внушившему ей опаску. Ей показалось, что также он мог бы содрать кожу и с живого человека. Чтобы отвлечь себя от дурных мыслей, она спросила о бонусе.

Белорыбов принялся в это время механически жевать, не слушая, что ему говорит Валерия.

— Саш, ну, Саш, сколько ты мне выпишешь? — спрашивала та и легонько толкала его в бок, — ну, Саш, скажи!

— Погоди, не мешай, — бормотал он в ответ набитым ртом, с усилием раздирая тугую клейкую массу конфеты.

Его мысли занимали Стас и Макс.

После услышанного, он прикидывал, как и чем их можно зацепить. Когда у него возникли первые подозрения он тут же проверил оба зарплатных счета у того и другого, но эти ребята-акробаты оказались хитрецами — никаких непонятных переводов, транзакций, получений денег со стороны. Однако он тоже не дурак. Он сделал простой вывод, что у его приятелей есть другие счета, в других банках, и остро пожалел, что бухгалтер, а не полицейский опер.

Сейчас же стоило собрать больше информации, осторожно, тихо, не привлекая внимания, и Лерка могла оказать неоценимую помощь. Он, Белорыбов, уже давно вынашивал мысль перейти из бухгалтерии в бизнес, возглавить сеть, расширить её. Но Стас и Максим вряд ли бы подвинулись, они всегда считали, что его место в бухгалтерии и постарались внушить это хозяевам. Он чувствовал со стороны обоих топ-менеджеров, называвшихся его приятелями, скрытое недоброжелательство, насмешку, как смеются обычно в школе троечники над отличниками-ботаниками. Стас и Максим думали, что он безобидный толстячок, добродушный медвежонок, но в его душе неуклонно росла злость на них, таких успешных и пафосных.

Он давно хотел переговорить с одним из владельцев бизнеса, которого звали Камо, попросить перевода, но не было удобной возможности. Теперь такая возможность могла появиться.

Его мысли текли одна за другой широким потоком, разливались по полям воображения. Они рисовали захватывающие дух перспективы, великолепные возможности. Он видел себя главной крупнейшей в Москве сети, да что там, в Москве — в России. Можно было бы открыть точки и в ближнем зарубежье, договориться с таможней…

— Саша, мне на работу пора, — оторвала его от размышлений обиженная невниманием Лера, которую он так и не удосужил ответом о сумме вознаграждения.

— Малыш, доберешься сама? Мне надо в офис, — сказал он только для того, чтобы отделаться от девушки.

Ему хотелось побыть одному.

 

Глава 13

В то время когда Белорыбов, пользуясь отсутствием Максима, начал собирать компромат, Стас Гусаров проводил своё расследование. Только цель у него была немного другая — найти стукачей из числа своих, и начать он решил с Вадима. Будь Максим на месте, возможно, он удержал бы обоих Шерлок Холмсов от такого рвения и нашел средство разрулить ситуацию, но Максим был в Заволжске.

Подъехав к автосалону на Крылатском, Стас первым делом отыскал Вадима, ходившего с деловым видом по шоу-руму. Молодой директор был в бежевом летнем костюме, из нагрудного кармана выглядывал кончик фиолетового носового платка. Выглядел он импозантно.

— Пойдем-ка, мил человек, — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, приказал Гусаров и пошел в офис директора.

В кабинете он уселся на директорское место, и, недовольно насупив рыжие брови, взглянул на вошедшего следом Вадима.

— Что за траблы с моим бизнесом? Откуда Макс всё узнал? Ты ступил или кто-то из твоих нас спалил? — Стас задавал вопросы залпом, без пауз, не давая Вадиму ответить.

Тот покрылся глянцевой испариной, неловко вынул платок из нагрудного кармана пиджака и протер лоб.

— Стас, не знаю, кто это. Я никому не говорил!

— Кто-то из твоих менагеров стуканул, кто же еще? Слишком хитрый и наглый, сечёшь?

— Я думаю, что это Лерка, — сказал Вадим, — когда Максим к нам приезжал, она с ним встречалась.

— Лерка? С Максом? Но они разбежались!

— Как говориться, расстались друзьями. Он даже подарил ей золотую цепочку, Лера мне сама говорила.

— Цепочку? Лучше б ей голову оторвать, если это она! — Гусаров зло выругался. — Позови её!

Вадим подошел к телефону и набрал внутренний номер. Через несколько минут в офис зашла Лера. Она была в короткой джинсовой юбке, легкая майка плотно обтягивала её худое длинное тело. Томным жестом Ира поправила волосы и, как показалось Стасу, с насмешкой, немного вызывающе, посмотрела на него.

— Вадим, сходи вниз, глянь, как работают с клиентами! — указал Стас, отправив директора салона, чтобы тот не мешал — во время беседы могли вскрыться интересные подробности, о которых тому знать не следовало.

Не дожидаясь ухода Вадима, Лера вольготно села в кресло возле небольшого столика, закинула ногу на ногу, показывая, что они у неё красивой формы. Когда-то давно, еще до Максима, у них были отношения, и Лера, скорее по привычке, чем по необходимости, попыталась произвести впечатление на молодого человека.

— Можешь не размахивать передо мной своими палками, — грубовато заметил Стас, — проехали! Ты зачем слила инфу Максу, что у меня здесь бизнес?

— Я? — Валерия даже не попыталась изобразить удивление, — а что за тайна? Мне никто не говорил.

— Ты что, дура? — Стас вскочил и забегал по кабинету, — тогда лечиться надо! Не могла у меня спросить или у Вадима?

— Да ладно, Стасик, мне с твоего бизнеса бабок не перепадало, не забывай! Какой интерес держать рот на замке? К тому же, Макс твой друг, я думала, он знает обо всем.

— Да ни хрена он не знал! — Гусаров еще раз, не стесняясь Леры, выругался матом.

Он вновь сел в кресло за стол директора, постепенно остывая. Что сделано, то сделано, назад не воротишь! Дать бы этой модели коленом под зад, чтобы вылетела с треском. Но сейчас уже поздно, Макс может узнать и подумать, что он, Стас, мстит мелочно и жалко, мстит от бессилия.

Потом мысли его приняли другой поворот. Он подумал, что эта дурочка могла еще кому-нибудь слить инфу о подпольном бизнесе — с неё станется. Вон она, сидит перед ним, болтает ногами и всё ей нипочем. Смутное, нехорошее подозрение шевельнулось в его душе.

— Ты кому-то еще рассказывала? — спросил он, настороженно глядя на неё сузившимися глазами.

Девушка лукаво посмотрела в его сторону, продолжая беспечно болтать ногой. Она не отвечала.

— Так ты кому-нибудь говорила? — голос Стаса предательски дрогнул, он напряженно сморгнул.

Валерия насмешливо подумала, что Стас придает деньгам слишком большое значение. Как люди, далекие от управления собственным бизнесом и никогда не видавшие больших сумм, девушка считала, что деньги можно достать легко — было бы желание. Возможности тут не главное, возможностей при нынешней жизни в Москве вполне хватает. По крайней мере, она всегда пользовалась богатыми подарками поклонников, а при случае их капиталом. Но она не была акулой гламура, высасывающей из успешных бизнесчелов живительные соки, пускающей их бизнес по ветру. Она была не слишком умной, но покладистой. Поэтому её и ценили бывшие бойфренды.

Сейчас, она усиленно размышляла сказать ему о Белорыбове или нет. Ей нравилось его напрягать и бесить, разыгрывать из себя интриганку. Пока Гусаров беспокойно бегал по кабинету, в её голове созрела мысль, что Максим тоже, как и она, мог поделиться этим секретом с Белорыбовым, а значит, есть на кого перевести стрелки.

— Ну, Стасик, ну ты вааще! — сказала она, кокетливо вытягивая нижнюю губу и хлопая длинными приклеенными ресницами, — я никому не говорила кроме Макса. Если только он не сказал кому-то еще. Может, Сашке Белорыбову?

— А зачем Максу, он и так получил свой кусок пирога!

— Да, ладно! А мне может что-то перепасть?

Гусарова подмывало сказать, что он дал Максиму большие деньги, но осторожность взяла своё. Он промолчал. В это время зазвонил сотовый телефон — это оказался отпускник Максим.

Гусаров сделал движение рукой, показывая Лере, что та свободна.

— Макс, привет! — сказал он, едва за Валерией закрылась дверь, — у нас пока всё окей — продажи идут и бабки текут. А ты там, где зависаешь? Тёлки хоть есть или так себе, одна муть?

Максим рассказал, что долетел нормально, но в Заволжске скучно — хотелось назад в белокаменную. Девушек мало, знакомых — никого, впрочем, он на тусовки в ночные клубы не ходил.

— Случай, Макс, ты никому не рассказывал о моем бизнесе? — спросил его Стас.

— Нет, — издалека ответил Макс, его голос шуршал в трубке, как бумага, — зачем мне? Я не убиваю курицу несущую золотые яйца. А что, еще кто-то в теме?

— Да так, проверял просто, — пробормотал Гусаров, не желая акцентировать разговор на этом. — Давай, оттягивайся! А нам тут работать надо.

Стас так и не узнал, владеет ли его тайной еще кто-то посторонний, кроме Макса и Лерки. Впрочем, ждать придется недолго, если всё раскроется, то очень скоро.

Дверь открылась, в кабинет вернулся Вадим.

— Кофе не хочешь? — спросил он.

— Нет.

Пить Стасу сейчас не хотелось, если и захочется, то виски или водки ближе к вечеру. Внезапно у него появилось желание рассказать о танцах, на которые он ходил.

Гусаров, как любой человек, имеющий хобби, хотел поделиться с кем-нибудь о своём увлечение, показать, что умеет, похвастаться даже перед посторонними людьми. Так иногда повар просит отведать блюдо, приготовленное им, чтобы гости разделили с мастером удовольствие от пищи — готовить только для себя скучно, потому, что тогда из искусства, готовка становиться обыденным делом, физиологическим действием для утоления голода. Танцы тоже могут превратиться из искусства в упорядоченные движения руками и ногами, совершаемые под музыку. Но то, чем занимался Стас, было искусством, по крайней мере, в его понимании. Он мог бы рассказать об этом Максиму и Белорыбову, но боялся, что они будут смеяться над ним, их едкий стёб ему был не нужен.

— Ты никогда не занимался танцами? — спросил он Вадима, быстро помаргивая рыжими глазами.

— Ходил в детском садике хороводом.

— Я не о том, бальными танцами не занимался?

— Нет, — Вадим удивленно посмотрел на Гусарова. — А что? Хочешь научиться?

— Я и так хожу в студию, — немного смущенно сообщил Стас, — начал недавно, но эта хрень, оказывается, заводит. Прикинь, столько энергетики, драйва, как будто на горных лыжах отжигаешь, аж башку сносит.

— Это как Ричард Гир в фильме «Давайте потанцуем?»

— Типа того.

— Какие танцы знаешь? — поинтересовался Вадим, влажно блестя глазами, — я просто так спрашиваю, не думай чего.

— Я и не думаю. Сейчас румбу разучиваем. Погоди!

Гусаров вскочил из-за стола, приблизился к Вадиму и занял закрытую позицию. Они были одинакового роста, что было удобно, поэтому Стас, взяв его руки, легко пристроил их на своих плечах и уставился прямо в глаза молодому коллеге. Влад ласково моргнул влажными голубыми глазами, в которых затаилось ожидание — их разговор принял неожиданный поворот, и у молодого директора появилась надежда найти себе пару.

Но Гусаров не обратил внимания на флюиды, исходившие от новоявленного танцевального партнера, он, словно вспомнив о чем-то спросил:

— У тебя музыка есть?

— Сейчас сделаю! — с готовностью откликнулся Вадим.

Быстро подойдя к столу, он включил стоявший на шкафу CD-проигрыватель «Samsung», с торчавшей из него сбоку флешкой. В комнате зазвучала песня «Отшумели летние дожди», которую пел с придыханием беззубый певец Шура:

Услышав песню, Гусаров усмехнулся.

— Нет, не пойдет, — сказал он и выразительно посмотрел на Вадима, — выключай, будем без музыки. Иди сюда!

С видимым сожалением Вадим выключил проигрыватель и подошел. Они вновь заняли закрытую позицию, встав лицом друг к другу. Гусаров принялся напевать мелодию румбы и выходило это у него неплохо — голос у Стаса оказался приятным, близким к баритону. Он прерывался только для того, чтобы подать команду.

— Сейчас поворот, — Стас оттолкнул рукой Вадима, показывая, куда тот должен встать, — сейчас шаг назад, но руки не отпускай. Это открытая позиция, теперь возвращайся назад!

Они вернулись в закрытую позицию.

— Еще движение бедрами, — продолжил экспресс-показ Стас, — вращай вправо и влево, медленно приседай.

Вадим делал все, как говорил Гусаров. Потом они пошли вместе, покачивая бедрами в одну сторону, в другую. Гусаров почувствовал, как во время некоторых движений директор салона невзначай касался его бедер своими. Он остановился, грозно глянул на Вадима — Стас не любил когда его отвлекали от занятий делом, особенно, если это дело ему нравилось. Вадим же принял невинный вид, показывая, что все происходящее чистая случайность.

Они продолжили двигаться.

В директорском офисе оказалось тесно, поскольку он никак не был приспособлен для латиноамериканского танца. Стас вел партнера, пытаясь лавировать между столом и креслами, стоявшими довольно кучно, но пару раз он чуть не опрокинул столик с электрическим чайником, а один раз едва не уткнулся в стенку, когда производил закручивание Вадима. Тот с видимым удовольствием подчинялся властным движениям руки своего начальника. Стас опять почувствовал осторожное касание бедра молодого человека к своему бедру.

— Ты чего? — он опять остановился и перевел дыхание, — я что, голубой?

— Стас, я этого не говорил, — Вадим осторожно отодвинулся назад, боясь бурной реакции Гусарова.

— Чего тогда трешься?

— Чисто случайно получилось. А вообще… — Вадим замялся, — ты не пробовал по-другому, нетрадиционно?

— С геями что ли? Нет, мне это не нужно.

— Зря, зря. Знаешь, новые ощущения обостряют чувства. Тебе может понравиться!

— Нет, не заманишь! Блин, ты чего забил копытом, из-за танца? Так и знал, что надо было с Леркой попробовать.

— Зря, зря, — разочарованно повторил Вадим, — вообще гей-культура известна давно, с древних времен. Да и писатели её не чурались.

— Это кто ж? — с усмешкой спросил Стас. Они разошлись в стороны, Стас снова уселся на директорское место.

— Например, Шекспир. Помнишь Гамлета?

— В смысле «быть или не быть»? Где ж там геи? У Гамлета была невеста Офелия. «Офелия, о, нимфа!» — я так иногда девчонкам говорю, когда хочу постебаться.

— Офелия это ошибка. Девушка ошиблась с выбором, не знала, что у Гамлета был Горацио, а когда узнала — сошла с ума. Или хотя бы два офицера Розенкранц и Гильдестерн? Они тоже были вместе.

Стас с удивлением спросил:

— Что за лабуду ты несешь?

— А что? Сам почитай!

Однако перечитывать Шекспира Стас не стал. Он решил не продолжать этот пустой, со всех точек зрения, разговор, посмотрел на часы и понял, что пора возвращаться в головной офис.

Кое-что он узнал здесь, в автосалоне в Крылатском, но эти новые знания ему не нравились. Он и до этого знал, что Лера была строптивой девушкой, взбрыкивала, где ни попадя, и Стаса это не устраивало. Наверное, поэтому они и расстались в своё время.

Разговаривая с ней сегодня, он почувствовал, что она что-то недоговаривает, виляет. Эти её лукавые взгляды, насмешливый тон. Не зря говорят, что для девушки лучшая защита — нападение. Не скрывалась ли за её смешливостью вина?

Теперь он с уверенностью думал, что, скорее всего, Валерия сдала его Максиму, а не Белорыбов. В таких делах он редко ошибался. Но Максим это пройденный этап, с ним уже все решено, всё разрулено. А вот Белорыбов? Знает ли он? Если ему не говорил Макс, то, наверняка, болтнула Лерка.

Как шахматный гроссмейстер Стас пытался просчитать ситуацию наперед, предугадать стратегию противника, его возможные ходы. «Придется допустить, — думал он озабоченно, — что Лерка растрепала обо всем Белорыбову. Но платить этому лоху, как и Максу, я не буду. Слишком накладно и лишает весь бизнес доходности».

Он окинул взглядом Вадима, разгоряченного румбой, снявшего бежевый пиджак и оставшегося в голубой рубашке, на которой под мышками и на спине проявились темные пятна пота. Вадим казался взволнованным после танца с мужчиной.

Гусаров иронически хмыкнул:

— Пока, лузер!

— Почему лузер? — удивился Вадим.

— Меня-то ты не снял!

 

Глава 14

Мама Кати Нина Георгиевна часто думала о дочери. Ей было жалко свою дочь, она хотела ей счастья, но повлиять на её жизнь никак не могла. Она считала Катю беспечной, отчасти бестолковой, совершенно непрактичной.

Нина Георгиевна работала бухгалтером в финансовом колледже. Заполняя платежные поручения, делая проводки и другие бухгалтерские операции, она иногда надолго задумывалась, снимала очки, протирая уставшие глаза.

Катя никак не могла познакомиться с достойным молодым человеком или приличным мужчиной, пусть даже и постарше её, а ведь дочери пора было взрослеть. Разве она могла растить и воспитывать сына, если сама была еще ребенком, капризным и безответственным, как казалось матери?

Нельзя сказать, что Нина Георгиевна не уделяла ей время, когда Катя была маленькой. Она старалась привить дочери правильное отношение к жизни, которое, по её мнению, выражалось в хорошей учебе, примерном поведении и послушании. Такое сочетание несло позитив, составляло внутренний стержень человеческих качеств, а иметь стержень это очень важно. Это то, что помогает выдержать удары судьбы, жизненные невзгоды, стойко их перенести и вновь идти дальше.

Так считала Нина Георгиевна. И она всеми силами старалась выковать этот стержень у Кати.

В школе её дочь училась хорошо, закончила с отличием. Так же неплохо она провела и студенческие годы. Мать с удовлетворением думала, что добилась своего — её дочь готова вступить в жизнь. Но скорый брак, сразу после института, а затем последовавший развод, смешал все планы. Она видела, как Катя теряла уверенность в себе, замыкалась, делалась грубой и была сама собой только, когда оставалась наедине с сыном Денисом. Тогда она вновь становилась веселой, открытой и душевной. Нина Георгиевна, с отчаянием наблюдая эту картину и не знала, как помочь дочери.

Сама она когда-то осталась без мужа. Правда здесь была другая история — муж заболел, лег в больницу и там сошелся с медсестрой. Потом они уехали куда-то на север и Нина Георгиевна, долго не имела о нем сведений, пока однажды случайно не узнала, что её бывший внезапно скончался от инсульта. Жалости и сожаления по отношению к нему она не испытала — все, что было между ними осталось в прошлом. Она вырвала его из сердца, как отрывают листок календаря и бросают в корзину с мусором — назад не достанешь, обратно не приклеишь.

Её дочь примерно также поступила с бывшим мужем — решительно и безвозвратно выбросила его из головы. Она была гордой. Этот её поступок Нина Георгиевна полностью одобряла, но вот потом. Один, другой молодой человек в её жизни — возникали и скрывались, как мотыльки в ночи. Сейчас вот этот Никита. Зачем он её нужен?

Нина Георгиевна сокрушенно покачала головой.

Затем мысли её потекли по другому пути, она подумала о Денисе. Через пару-тройку лет мальчику нужно будет идти в школу. Возможно, ей придется уволиться, брать подработку на дом, чтобы провожать и встречать его. Время было страшным: что ни день, то сообщения о педофилах, маньяках, других ужасных вещах. Нет, внука никак нельзя оставлять без присмотра!

Нина Георгиевна расстроено посмотрела в окно. За окном осень уже вступала в свои естественные права.

Сентябрь начался с мелких дождей, ночных похолоданий и сильного листопада. Дворники, большинство которых было выходцами из Средней Азии — таджиками, узбеками не успевали убирать тротуары, уныло шаркая по утрам метлами и скребками. Они собирали мокрые грязные листья в кучи, упаковывали их в полиэтиленовые мешки для вывоза мусоровозками, словно из города увозили останки лета, бывшего до того живым существом.

Казалось, все вокруг: и печальные дворники, словно поздние мухи, кружащие во дворах, и серые московские дома, и скучные витрины магазинов, и безрадостные лица людей на улицах, в метро, ощущали, что не за горами приход холодной зимы.

Нина Георгиевна неторопливо думала о житейских делах.

У Кати отсутствовали демисезонные сапожки, не было хорошего осеннего пальто, но вместо этого дочь тратит деньги на бог весть что. Катя вновь начала встречаться с мужчиной и сделала это не только вопреки её предупреждению о женатых, но и вопреки своему собственному мнению.

Она глупо проводит время с Никитой в ресторанах и общих компаниях, ходит в кино, на концерты. Это всё глупо, потому что бесперспективно. Никита никогда не бросит семью ради неё, он ей сам сказал об этом. И правильно! Какой мужик в здравом уме так поступит? Они все горазды погулять на стороне, но потом возвращаются назад, словно побитые псы, поджав хвосты.

Эти маленькие, дрожащие и противные хвосты, вдруг явственно представились Нине Георгиевне, она брезгливо передернулась. Недовольно сжав губы, отчего они превратились в две тонкие параллельные полоски на лице, она надела очки, чтобы продолжить работу, но цифры в глазах расплывались.

Она вновь вернулась мыслями к Кате.

Тот молодой человек в метро, на которого показала ей дочь. Тогда он ей не понравился. Сейчас, спустя время, Нина Георгиевна подумала о нем по-другому. Почему бы и нет, собственно говоря? Выглядел он хорошо, солидно, как мужчина, который имеет много денег и сможет обеспечить семью. Главное, чтобы Катя ему нравилась. А вот об этом Нина Георгиевна, как мать, беспокоилась очень сильно. Мужчины такие непостоянные, такие капризные, мнительные, себялюбивые. К тому же этот молодой человек тоже мог быть женат. Кате ведь это неизвестно, а отсутствие кольца на пальце еще ничего не доказывает.

Она с сомнением покачала головой, будто разговаривая сама с собой. Как и все матери, Нина Георгиевна хотела, чтобы её дочь была хорошо устроена, вышла замуж за надежного, порядочного человека, но как большинству из них, в глубине души ей не очень хотелось, чтобы устройство этой жизни сложилось более счастливо, чем у неё самой.

Нина Георгиевна машинально собрала платежки, лежащие перед ней, в стопку. Она хотела отсортировать их по дате, потом решила по сумме, но все же передумала делать и то, и другое, и отложила бумаги в сторону.

В это время дверь бухгалтерии отворилась, появилась её коллега Таня. Молодая девушка была в хорошем настроении, она улыбнулась Нине Георгиевна, бросила сумочку на стол и подошла к вешалке, чтобы снять светлый плащ. Нину Георгиевну не обманывала её показная веселость и добродушие. Таня пришла в бухгалтерию колледжа недавно, но уже, как сообщали Нине Георгиевне доброжелатели, метила на её место. Она постоянно, в обход её, бегала к директору, вываливала всякие гадости о Нине Георгиевне: что она медлительная, невнимательная, допускает много ошибок, что она вредная и неуживчивая. Как вывод следовало, что ей пора уйти на пенсию и не мешать молодым.

Мама Кати между тем подозревала, что между Таней и престарелым директором Иваном Трофимычем возник роман. Эти его ласковые взгляды, когда он приходил в бухгалтерию, эти его фамильярные обращения. «Танюша!». О чем еще можно было говорить? И конечно, куда ей, Нине Георгиевне до молодой?

Татьяна между тем, села за свой стол, включила компьютер.

— Нина Георгиевна, вы сделали разбивку платежек по счетам? — спросила она, словно являлась главным бухгалтером. В голосе девушки Нине Георгиевне послышалась непривычная строгость.

«Может директор её уже назначил на мое место? — подумала женщина с тревогой, — но Вера Дмитриевна мне ничего не говорила». Вера Дмитриевна была их главным бухгалтером.

— Нет, Таня, — она ответила спокойно, — я сейчас этим занимаюсь.

Девушка покосилась на толстую пачку платежек, но ничего не сказала. Дверь открылась, и в их кабинет вошел директор Иван Трофимович — высокий седовласый мужчина, с очками в дорогой оправе. Стекла очков были выпуклыми. Насколько Нина Георгиевна знала, у директора был сильный минус.

— Уже съездила, Танюша? — спросил он, приветливо улыбаясь девушке, а на Нину Георгиевну не обращая внимания. По крайней мере, ей так показалось.

— Да, Иван Трофимович. Представляете, везде очереди, что в налоговой, что в Пенсионном Фонде. Просто ужас! Я там проторчала лишние пару часов.

— Не говори! Никак у нас порядок с этим делом навести не могут. Ладно при советской власти — там везде были очереди, но сейчас? Не понимаю! Это же проще простого.

Глаза директора, как глаза у людей, носящих выпуклые стекла линз с большим увеличением, выглядели большими, блекло-голубыми и наивными. Очки он почти никогда не снимал, а когда снимал, сразу превращался в слепого крота — его лицо становилось сморщенным, маленьким, на нем возникало беспомощное выражение потерявшегося в толпе ребенка.

— Если у тебя работы много, мы можем отправить в следующий раз Нину Георгиевну, — сказал директор и, повернувшись, посмотрел на Нину Георгиевну так, словно впервые увидел.

Ей сделалось неприятно от этого, обидно, поскольку она проработала в колледже больше десятка лет, не как какие-нибудь вертихвостки.

— Иван Трофимович! — сказала Нина Георгиевна, и её голос дрогнул от обиды, — у меня много работы, я не успеваю. Если еще полдня буду тратить на поездки, то вообще работа встанет.

— Не успеваете, — встряла Татьяна, — тогда пора на покой, на пенсию, дорогая Нина Георгиевна. Надо больше внимания уделять внуку!

— А ты меня не учи, сама знаю, что мне делать! — жестко ответила ей Катина мама и, надев очки, посмотрела в сторону молодой девушки с недобрым выражением лица.

— Ну-ну! — примирительно морщась, сказал директор, не любивший громких ссор и разборок, — если есть работа, найдем, кого послать. Работайте спокойно, Нина Георгиевна!

Лицо директора тут стало похоже на лицо человека, съевшего кислый лимон в гостях, но усиленно пытающегося показать, что ему приятно, что ничего кислого он не чувствует, а напротив, очень даже сладко. Не сказав больше ни слова, он растерянно пригладил жидкие волосы на голове и поспешил ретироваться из кабинета бухгалтерии.

Татьяна и Нина Георгиевна, не глядя друг на друга, продолжили работу, сухо стуча клавишами компьютеров. Однако раздражение, овладевшее Ниной Георгиевной после разговора с директором и Татьяной, не смогло её оставить так быстро, как хотелось бы.

Она схватила первую попавшуюся на глаза бумажку со стола для отвода глаз и выскочила из бухгалтерии, поспешив к Вере Дмитриевне. Их главный бухгалтер, небольшого роста полная женщина, с крашеными хной волосами, сидела за своим столом в кабинете и сверяла цифры таблицы на экране компьютера. Она давно знала Нину Георгиевну и хорошо к ней относилась.

Услышав жалобы своей подчиненной, Вера Дмитриевна устало откинулась на спинку кожаного кресла.

— Слушай, Нина, думаешь, я не знаю про Татьяну? Знаю очень даже хорошо! Если она нравиться Ивану Трофимовичу — пусть тот порезвиться на старости лет. Не лезь в это дело!

— Я и не лезу, — обидчиво ответила Нина Георгиевна, — но эта вертихвостка, бегает к нему, жалуется, порет всякую чушь. Я знаю, что жалуется на меня. Она, наверное, и тебе жаловалась?

— Да, говорила как-то, — уклончиво ответила Вера Дмитриевна, — но, не обращай внимания. Пусть болтает, что вздумается. Всё равно за своих работников отвечаю я сама, и никакой директор не заставит меня уволить тебя. Да, Татьяна была моей ошибкой. Но ты же помнишь, какое у нас было трудное время — груда работы, а людей нет. Пришлось брать всякого, кто подвернулся под руку.

Вера Дмитриевна нахмурилась, из-за чего её круглое лицо приобрело странное выражение — сделалось похожим на циферблат с поднятыми вверх стрелками, сходящимися у переносицы под тупым углом. Она наклонилась чуть вперед и доверительно сказала:

— Мне по секрету сообщили, что Иван Трофимович собирается на пенсию.

— На пенсию? Он же еще не старый! Ему, пожалуй, нет еще шестидесяти, — Нина Георгиевна с удивлением смотрела на свою начальницу.

— Неважно! Сам не собирается, значить соберут. Тогда, я тебе обещаю, что разберусь с Татьяной. Устраивает такое? А пока придется потерпеть, но знай, что я тебя всегда поддержу.

Когда Нина Георгиевна вернулась назад, в их общий кабинет, она победоносно глянула на девушку, не обратившую ровно никакого внимания на свою коллегу. «Сиди, сиди — злорадно подумала Нина Георгиевна, глядя на неё искоса, — недолго осталось. Как только уйдет твой старый воздыхатель, вылетишь за ним следом».

Эта мысль подняла ей настроение и уже более спокойная она вновь уселась на свое рабочее место. Она всегда знала, что в лице Веры встретит поддержку и понимание, а именно товарищеская поддержка ей сейчас так необходима. Потому что если испытывать расстройство и дома, и на работе, то жизнь вообще будет казаться тяжелой, мрачной и ужасной. Она станет просто невыносимой.

Нина Георгиевна перевела взгляд в окно, куда смотрела до прихода Татьяны с улицы. Холодная осень теперь не казалась ей такой уж дождливой и безрадостной.

 

Глава 15

Прилетев в Заволжск ранним утром, Максим приехал на такси к родителям и сразу, едва успев поздороваться и наскоро перекусить, завалился спать на диване в большой комнате двухкомнатной квартиры.

В самолете он так и не смог толком заснуть — всё ворочался в кресле, иногда отстраняя от себя, сползавшего на плечо к нему Сказкина. Удобное положение найти не удавалось. Он, то откидывал спинку назад, попытался вытянуть ноги, но упирался в кресло впереди сидящего пассажира, то приводил спинку в вертикальное положение и сидел, пока не затекала спина. Так и промаялся до посадки, находясь в легком полузабытье.

Он подумал, что надо было не жалеть денег и в аэропортовском баре, чтобы расслабиться как следует, как Пашка Сказкин. Но, чего не сделал — того не сделал, и ему пришлось пенять только на самого себя.

Проснулся Максим под вечер. Родители уже были дома. Он вышел поужинать и присел с ними за стол, замечая, как за время его отсутствия изменились их лица — постарели, покрылись сетками морщин, волосы тронула седина. Так всегда бывает, если долго не видеть знакомого человека — его лицо значительно меняется. Ветер времени уносит молодость, как заметил бы философ.

Они вели разговор о понятных и близких сердцу вещах: здоровье, которое с годами становилось всё хуже, общих знакомых, городских новостях.

Заволжск нельзя было сравнивать с Москвой, поскольку здесь ничего не менялось годами. И всё же в последнее время, с приходом нового губернатора, начались подвижки: открыли несколько производств и одно из них по сборке немецких легковых автомобилей, запустили завод по изготовлению кабельной продукции. Несколько оживилось жилищное строительство, особенно на левом берегу Волги, где было много места для развивающегося города. По мнению Максима, жить было можно.

Мать опять осторожно коснулась темы женитьбы. Она, оказывается, нашла ему невесту, здесь, в Заволжске.

— Девочка хорошая, — говорила мать, — я семью её знаю, сама она интересная.

— Блондинка или брюнетка? — спросил Максим, настроенный шутливо — он не собирался всерьез обсуждать с матерью такие вопросы, — знаешь, в моде сейчас брюнетки с голубыми глазами.

— Она… — мать на мгновение задумалась, потом внимательно на него посмотрела — ох, сынок, все бы тебе шутить!

— Не вопрос, — поддержал шутку отец, — покрасится басмой и вставит голубые линзы. Или парик наденет. Сейчас не то, что в наши времена — всё можно изменить.

— Не, не уговорите! — Максим рассмеялся, внутренне подивившись их напору, — я вольная птица!

А отец, тоже улыбаясь, перефразировал Пушкина: «Ты вольная птица, пора, брат, пора!»

Этот разговор ничем не закончился. Максиму было понятно волнение родителей за своего единственного сына, однако кого выбирать и с кем жить — это решение он никому не хотел отдавать. Вернувшись в свою комнату, где спал, он обнаружил на чисто убранном столе, одиноко лежавшую фотографию. Это, наверное, была та девушка, о которой говорила мать. Он взял её фото, рассмотрел. Девушка была высокой и стройной, шатенкой.

«Симпатичная! Чем-то похожа на Катю», — равнодушно отметил он, совершенно не заинтересовавшись и отложив фото в сторону.

Ему стало скучно. Здесь, в Заволжске не было друзей, не было привычного окружения, не было того драйва, который так им нравился со Стасом в Москве. Скучная жизнь, скучного провинциального города. Даже напиться было не с кем.

Когда на город опустились сумерки, Максим, накинув легкую ветровку, вышел на улицу прогуляться — родители жили недалеко от центра, и это оказалось удобным. Начало сентября в Заволжске было сухим и теплым. Ветер словно гонял по тротуарам футбольные мячи, пиная сорванные с деревьев желтые листья. Он отрабатывал финты, замысловатые удары и легкие листья взлетали, падали, попадали в сливные решетки и водопроводные трубы, как будто те заменяли футбольные ворота. «Один-ноль, — считал Максим забитые голы, — два-ноль. А почему ноль?» Он осмотрелся, в надежде придумать, кто бы мог забить гол ветру, и где ворота этого воздушного бродяги. Но ничего не придумал и решил, что ветер ведет игру в одни ворота.

Один из листков попал и в Максима, прилепившись к ботинку. «Ага! Вот и мне вкатили гол». Он попробовал увернуться от других, летящих в него виртуальных мячей, но с ветром играть бесполезно — всё равно проиграешь! Он представил себя желтым листиком, которого ветер гонит, как мяч, по улице родного города. Беззаботный, веселый, легкий мяч, катящийся сам по себе, без цели и без мыслей и настроение, овладевшее им в эту минуту, оказалось под стать мячу — такое же легкое и игривое.

Сняв несколько приставших листиков, Завьялов пошел по центральной улице, как и в большинстве региональных столиц, носящей имя Ленина. Никто из знакомых, к его удивлению по дороге не встретился. Вокруг большой прямоугольной площади, в центре которой высился памятник воинам-чапаевцам, он обнаружил несколько открытых кафе и баров. Там было заметно некоторое оживление, и Максим решил заглянуть в первый попавшийся бар.

Окинув взглядом ряд светящихся вывесок над дверьми нескольких заведений, он с иронией подумал, что страсть к иностранным названиям докатилась и до провинции. Большинство баров носили названия известных напитков с добавление русских слов — например, один из баров звался: «White horse вечером». Другой: «Bacardi-бар». Еще один бар назывался в честь героя звездных войн «Дарт Вейдер», а соседний — «Джон Уэйн», что говорило о его хозяине, как о почитателе известного американского короля вестернов.

Немного подумав, Максим решил пойти в бар предводителя темных сил Дарта Вейдера, этого отца-алиментщика, бросившего двух детей: Люка Скайуокера и принцессу Лею.

В полутемном помещении играла ритмичная клубная музыка. Было много народа, выпивающего и веселившегося, отчего в воздухе висел непрекращающийся шум голосов. У барной стойки осталось несколько свободных мест, и Максим уселся на высокий стул, заказал коктейль «Оранжевый оргазм», который был популярен в столице в прошлом году, а в этом только попал в Заволжск.

Он огляделся по сторонам, но знакомых, как и на улице не увидел. Рядом с ним сидели и щебетали две милые девушки, явно увлеченные беседой друг с другом, затем молодые супружеские пары, пьющие пиво. Перед ними уже стояла длинная батарея пустых пивных бутылок.

В полутемном зале Максим не смог рассмотреть, кто сидел за столиками. Там выпивали, шумели, веселились, происходило всё, что обычно происходит в таких барах, посещаемых практически одними и теми же людьми, их завсегдатаями.

Здесь почти все знали друг друга по именам, кто с кем спит, кто от кого ушел. Пары иногда разбивались и тогда, можно было заметить одиноко сидевших молодых людей и девушек, пьющих что-то серьезнее, чем пиво или легкий коктейль. Сотрудники администраций всех уровней, чьи здания расположены по периметру площади, тоже были здесь нередкими птицами, чаще всего заходили по вечерам отметить значимое для них событие или просто оттянуться. Так или иначе, но незнакомцы сюда забредали нечасто, и каждое новое лицо сразу бросалось в глаза.

Вот и Максим, сидя у стойки, уже ощутил на себе любопытные взгляды не только тех девушек, которые были без пары, но и замужние посматривали в его сторону вопросительно. Завести роман здесь, сейчас? Эта мысль привычно мелькнула в его голове, но он вспомнил о Кате. Что с того, что она встречается с другим?

Ему вспомнилось метро, как она сидела, поправляла челку, как она шла к эскалатору, а он не торопясь следовал за ней, словно большая неповоротливая баржа следовала за буксиром. Ему нравилось её лицо, фигура, походка. Это кокетливое покачивание бедрами. Ради такой девушки, пожалуй, можно было пожертвовать свободой и сейчас, будучи за тысячу километров от Москвы, его уже не пугала мысль об утрате своей независимости. И чёрт с ним, с этим мачизмом!

Он глотнул коктейль, ощущая приятную горечь. Было довольно душно. Пусть Катя и была с другим, но он надеялся, что не навсегда. Всё должно случиться в своё время, а сейчас он сидел в баре Заволжска, потягивал коктейль, и ничто не могло испортить его хорошего настроения.

Глядя вокруг, на этих молодых людей и девушек, он ощущал в себе превосходство богатого человека, заброшенного волей судьбы в далекую провинцию. У него были деньги, их было много и, казалось, что он может всё. Деньги придавали уверенность, а много денег — веру в свою непогрешимость и всемогущество.

У него возникло чувство, что он может купить этот бар со всем его содержимым и людьми находящимися здесь. Просто это ему не нужно. Он богатый, но не выпячивает свое богатство, а лишь наслаждается мыслью, что богат. Подобно халифу из арабских сказок, он затерялся на улицах Багдада среди простолюдинов. Только халиф бродил в толпе, чтобы собрать слухи и сплетни о своей власти и себе самом, а он, Максим, чтобы расслабиться, стать незаметным человеком от которого никто не зависит и который сам ни от кого не зависит.

Это хорошее чувство, приятное. Всё равно, что погрузиться в нирвану, раскуривая кальян.

Он представил, как в этот бар зашел какой-нибудь корреспондент городской газетки, и после, на страницах местной прессы, появилась бы статья о том, что их город посетил известный топ-менеджер крупной сети автосалонов. Можно было бы напечатать и фотографию — улыбающийся Максим у стойки бара, пьет коктейль.

Он улыбнулся самому себе, своим мыслям, своей нарочитой скромности.

— Максим? Ты?

За его спиной неожиданно громко раздался женский голос, и он неторопливо обернулся с затаенным чувством досады, вызванным тем, что кто-то его узнал и невольно нарушил лелеемое им одиночество.

Перед ним стояла, немного покачиваясь на высоких каблуках, явно в подпитии, невысокая светловолосая девушка. Она была в джинсах и черной кофте, плотно облегавшей её грудь, держала в руке бокал с коктейлем. Лицо её было румяным, блестевшим, то ли от спиртного, то ли от духоты, плотным клубком стоявшей в баре и показалось Максиму знакомым.

— Не узнаешь что ли? — развязно спросила девушка, подходя ближе, — быстро же ты забыл школьную любовь!

Тут Максим, внимательно всматриваясь в лицо подошедшей девушки, узнал Алёну. Она училась с ним вместе, как и Паша Сказкин, и у них, действительно, была любовь в последнем классе школы. Он влюбился в неё со всем пылом семнадцатилетнего юноши, но Алена предпочла другого. Не сразу, правда, потом, уже ближе к выпуску. Для него это была первая сердечная боль от любви и эта девушка, стоявшая сейчас здесь, в этом баре, невольно выступила его первой учительницей.

Сейчас он бы только усмехнулся, обрадовался быстрому разрыву. Никаких обид! Стас на эту тему выразился достаточно точно, утверждая, что телок вокруг много. Одной больше — одной меньше, какие пустяки! Но тогда, это был сильный удар по его самолюбию, по его чувствам. Он страшно переживал.

Мать, видевшая его угнетенное состояние, приоткрывала в комнату сына дверь и тайком подсматривала, что он делает — юношеский возраст такой нестабильный, такой ранимый, такой экстремальный. Она постоянно читала в «Комсомольской правде» о самоубийствах от несчастной любви среди малолетних и волновалась за него. Но Максим остался в живых.

— Алёна? Привет, солнце! Хорошо выглядишь! — сказал он, вежливо улыбаясь, светским, ничем не обязывающим тоном, — присядешь?

Рядом уже освободилось место — две девушки, сидевшие возле него, пошли за столик к парням в глубине бара.

— Давно не виделись! — произнесла, улыбаясь, Алёна.

Она с трудом влезла на высокий стул у барной стойки, ногами она едва касалась пола, и поставила их на дужку стула внизу, чтобы было удобней сидеть.

— Да, давненько! — подтвердил Максим, — что будешь пить?

— А ты что пьешь?

— Коктейль.

— Да ладно! — девушка пьяно засмеялась, — чтобы расслабиться мне нужна только водка или вискарь.

Максим заказал ей виски.

— Ну, как поживаешь? — спросил он опять из вежливости, потому что на самом деле его абсолютно не интересовала нынешняя жизнь Алёны, да и вообще, кого-либо в Заволжске. Его мысли были далеки отсюда.

Алёна пожала плечами, взяла поставленную барменом рюмку и пригубила. Она немного выпила уже перед этим — начала с коктейлей, потом в ход пошло несколько рюмок водки, но этого ей показалось мало.

До этого она сидела за столиком, раздумывая, что сделать: заказать ли еще водки или пойти домой. В бар «Дарт Вейдер» Алёна пришла сегодня одна. Неделю назад она развелась с мужем, и настроение у неё было таким паршивым, что хотелось напиться до чертиков. Она специально пришла в бар без подруг, потому что подруги взялись бы её успокаивать, хлопотать, делать сочувствующие физиономии. А в сочувствии она сейчас не нуждалась — она сама могла себя пожалеть.

Она чувствовала себя старухой среди этого веселья молодежи. Периодически её подмывало встать и уйти, и она уже хотела сделать это, заказав у бармена рюмку виски на посошок. Но приближаясь к стойке бара, Алена среди людей, сидящих на стульях, вдруг увидела знакомую фигуру: спину, голову, руки. Это был Максим, точно он! Немного возмужал, поправился, избавившись от юношеской худобы.

Она словно по-новому увидела своего одноклассника. Какой он стал клёвый, шикарный парень! Эта внешне простая, но на самом деле качественная и дорогая одежда, часы «Филипп Патек» за несколько тысяч долларов. Она такие видела в рекламном буклете одного из бутиков. В его поведении — несуетном, вальяжном и, вместе с тем, вежливом, чувствовался налет московского лоска, даже говор у него изменился и он стал «акать», как москвичи. У неё перехватило дыхание.

Максим был один, без подруги, а сидящие рядом с ним девицы сами по себе — это она тут же определила наметанным глазом. Тогда она и подошла к нему.

Сев рядом на стул, Алёна ощутила сильное желание провести с ним всю ночь. Она не понимала, что на неё нашло: то ли вид благополучного Максима так повлиял, то ли количество выпитого. В любом случае, она совсем немного, чуть-чуть, придвинула правое колено к его бедру, невзначай, прижалась. У неё порозовели щеки, заблестели глаза, и она принялась без умолку болтать об одноклассниках, надеясь, что Максима заинтересует сидящая рядом девушка — такая живая, симпатичная, соблазнительная.

Но Завьялов не проявлял никакого интереса. Почувствовав её колено, заметив, что у неё разгорелись глаза, сильнее вздымается грудь, он наоборот подался назад и сделал это незаметно, но совершенно не колеблясь. Алёна была ему не нужна. Он своим движением провел между ними соответствующую дистанцию, ту незаметную линию, которую не считал возможным переходить.

Заметив невольное движение Завьялова, она осеклась на полуслове и у неё потускнели глаза. Она повернулась к бармену, выпила залпом рюмку виски. В глубине души Алёну удивило и обидело, что Максим сторонился её. Она считала, что, во-первых, ни один мужик не откажется от секса, если ему выпадет такая возможность, если он, конечно, не импотент и еще не старый. А во-вторых, она внешне была хороша, смотрела на себя почти каждое утро в зеркало: и лицо, и фигуру. Жир еще не отвис по бокам, живот подтянут — она каждую неделю ходила в бассейн, иногда бегала по утрам. Мордашка была симпатичной. Любой мог запасть на неё. Любой, но, выходит, не Максим?

— А я недавно развелась, — сообщила Алёна наигранным бодрым тоном, — ты сам-то как, не женат еще?

— Нет, Алёна, пока не женился, но девушка у меня есть, — уверенно соврал Завьялов.

Обладавшая, как большинство женщин, развитой интуицией, Алёна искоса посмотрела в лицо молодому человеку и попыталась изобразить улыбку на пьяном, расползающимся лице.

— Врёшь ты всё! На самом деле, Макс, ты меня боишься! — её язык чуть-чуть заплетался. Она хотела быть гордой, неприступной, но не выдержала свою игру до конца и буквально привалилась к его плечу, с силой прижалась полной грудью. — Так ты меня боишься, Максик? Да или нет?

— Чего мне тебя бояться? Ты же не девушки из ВИАгры?

— А что я хуже? Хочешь, сейчас заберусь сюда, на стойку, — она хлопнула рукой по стойке бара, — и станцую?

— Иди домой. Тебе поспать надо.

— Значит, не хочешь спасти девушку от одиночества? А девушка, между прочим, страдает. От неразделенной любви! — Она засмеялась хриплым, как ей показалось, очень соблазнительным смехом.

— Я закажу тебе такси, — холодно сказал Максим, которого, последние слова, произнесенные Алёной, вдруг остро задели.

Обида за прошлое, которая казалось, канула в вечность, на самом деле вновь напомнила о себе. «Неразделенная любовь! — с неприязнью подумал он, вспоминая себя семнадцатилетнего, полного отчаяния и боли, когда она его бросила. — Разве ей известно, что это такое? Она всегда любила только себя. Она и за Лёху вышла только для того, чтобы быть в центре внимания, тусоваться с ним по точкам в городе. Лешка идеально подходил для её самоутверждения. Я на него зла не держал, Алёна всегда была одной из тех штучек, которые считали, что внешность дает им право поступать с парнями, как хочется. А сейчас она выглядит жалко! Королева Заволжска без короны!»

Возможно, он был не совсем справедлив к ней, возможно, пристрастен. Известно, что гордость — плохой советчик в житейских делах. Но сейчас? Он думал, что имеет полное право делать так, как считал нужным, а нужным он считал послать её куда подальше.

Он обратился к бармену:

— Закажите такси, пожалуйста!

— Ну, Макс, зачем ты так поступаешь? Ты жестокий! — Алена чуть не плакала.

— Тебе надо поспать! — повторился он, не утруждая себя придумыванием более веской причины.

— Оставь, хотя бы номер сотового, — умоляюще произнесла она, хватая его за руку, — может, созвонимся и завтра встретимся?

Это её неприкрытое унижение, страх в глазах от предчувствия одиночества, хотя бы лишь сегодняшнего, на один вечер, дали ему возможность почувствовать внутреннее удовлетворение. Максим посчитал себя отмщенным.

— А зачем звонить? — он овладел собой, насмешливо улыбнулся и поднял стакан с коктейлем «Оранжевый оргазм». — За твоё здоровье!

 

Глава 16

В конце сентября Максим вернулся в Москву.

Бабье лето, с его теплыми днями, тонкой паутинкой в воздухе, иллюзией продолжающегося вечного лета, проскочило без него, и осень втягивалась в затяжную, холодно-дождливую пору. Острый шпиль Останкинской башни почти насквозь пронзал пасмурное небо, а купола на соборах Кремля желтели без блеска, закрытые от солнца толстым слоем облаков. Эти желтые пятна охры на сером фоне напомнили Максиму подсолнухи, из которых уже выпали семечки.

Москва была все так же многолюдна, стекая по утрам широкими людскими потоками в подземелье метро.

В их компании дела шли в гору. Лето — это период всегда удачный для продаж, но надвигался сезонный спад, и к этому надо было быть готовым. У Максима имелось несколько свежих идей по замещению падающей прибыли от реализации новых машин на другие сегменты авторынка.

Между тем, Гусарова, с которым он встретился в первый же день своего выхода на работу, заботили другие вопросы. Тот поделился своими сомнениями насчет Белорыбова. Он считал, что Саша Белорыбов узнал о его бизнесе, а всю информацию слила Лера. Эта девица, по словам Стаса, была полностью отмороженной и, говоря о ней, он беспокойно бегал по офису, ругался матом.

— Я её уволю, эту дуру! — возмущенно кричал он, — безмозглая кукла, суёт нос туда, куда её не просят! Шалава! Прикинь, Макс, я с ней обсуждаю эту тему, а она глазом не ведёт. Никого не боится! Ты не просил её слить инфу Белорыбову?

— Нет. Да и зачем?

Подойдя к Максиму, Стас с подозрением уставился на него своими наглыми карими глазами, обрамленными рыжими ресницами, но вдруг беспомощно и по-детски шмыгнул носом, отчего вмиг утерял свою грозность и стал похож на обиженного мальчишку. В свою очередь Максима, коробило такое отношение Стаса к Валерии. Слушая ругань Гусарова, он чуть заметно морщился, поскольку сам Максим считал девушку глупой, но безобидной — если и рассказала обо всем Белорыбову, то, скорее, по дурости, не с умыслом.

— Зачем через неё передавать что-то Сашке? — искренне удивился Завьялов, — это наши с тобой дела. Но увольнять? Не горячись, надо для начала разобраться, а уволить всегда успеем!

— Чего-то ты её защищаешь? — опять с подозрением посмотрел на него Стас.

— Забей! Сейчас главнее перетереть с Саньком. А с Леркой? Хочешь, я с ней поговорю? — предложил он. Его, как и Стаса не устраивало, что кто-то болтает о «левых бабках», пусть это будет и Лера. — Настучу ей по башке, полечу маленько!

— Как знаешь, как знаешь! — недовольно пробурчал Стас. — По мне так взял шашку, вжик и башка с плеч. Чего с ними возиться? За воротами стоит длинная очередь таких Лерок. Они и работу знают, и на всякое другое готовы без лишних вопросов. А что будем решать с Сашей?

Максим коротко задумался. С Белорыбовым надо было вести себя по-другому — их главбух только на первый взгляд казался простаком. Но всё было далеко не так, и Максим это хорошо знал.

Было несколько случаев, не слишком серьезных, вполне безобидных, когда Белорыбов проявил свой характер. Он настоял на жестком наказании виновников, и несколько человек, по его требованию уволили, в то время, как сам Максим, да и Стас, были настроены миролюбиво, предлагали обойтись административным наказанием. Александр оказался обидчив, мстителен и жесток. Именно потому с Белорыбовым следовало мирно разрулить ситуацию или, как сказали бы дипломаты, выступить с мирными инициативами.

— Не хочешь бросить ему кость? — спросил Максим, наперед зная, что Стас не будет делиться.

— Обойдется!

— Смотри, жадность чайника погубит!

— Тогда уж проще закрыть бизнес, а то нахлебников много — всех не накормишь.

— Зря ты так! Он нас запросто запалит, сольет хозяевам, а реальной отмазы у нас нет. Всё легко проверяется.

— Кто Сашка? Не парься, брателло! Наш медвежонок не крут, как ты думаешь, совсем не крут. Знаешь, кто он для меня? — Стас сделал паузу, как бы подбирая точное определение, — он пиксель.

— Пиксель?

— Ага. А ты не знаешь что такое пиксель? — Гусаров удивился.

— Знаю — точка на экране.

— Вот-вот, он точка, а мы с тобой сам экран. Поэтому Сашка для меня всегда был пикселем, а теперь будет битым пикселем. И поверь, у Камо ему не прокатит. Я скажу, что все это шлак, полная лажа. Камо скорее мне поверит, чем ему.

— Это почему еще?

— По кочану! У меня пол-Москвы знакомых в автосфере, всё схвачено. Ты же знаешь, что это я Камо клиентов притаскивал, а не Белорыбов. Я делал планы по продажам, а не Сашка. Пусть попробует на моём месте покрутиться! Если хочешь знать, у меня была куча предложений от других владельцев сетей, серьезных людей, перейти к ним и вести их бизнес. Там одни официалы. Но я остался.

— Конечно, не безвозмездно, — иронично заметил Максим, — самоуверенность тебя когда-нибудь подведёт.

Стас пожал плечами и пошел в свой кабинет.

Проводив его взглядом, Максим открыл документы, графики поставок автотехники, кривые продаж. Он попытался их читать, анализировать, тупо глядя на экран компьютера, но бурный разговор с Гусаровым об Александре не шел из головы.

«С Сашкой надо поговорить, — думал он, — пиксель он или нет, но если в теме, то перетереть нужно. Мы же с ним тусовались больше трех лет, он парень с пониманием. Конечно, уломать его без отката будет сложно и Стасу надо чем-то поступиться, хотя жаба и душит. Но лучше договориться сейчас, на берегу, чем потом заниматься подставами. Пусть даст ему процент, пусть пообещает что-нибудь. Просто отмазаться не получиться».

Он потянулся к сотовому телефону, чтобы позвонить Лере и назначить встречу, поговорить с ней серьезно. Но входящий звонок опередил его. Звонил риэлтор Василий.

— Максим, это Василий, — сказал он, — я по поводу квартиры. Кажется, у меня есть подходящий вариант. Вы не могли бы подъехать к Речному Вокзалу в ближайшее время?

— Отчего же, могу! — ответил немного удивленный Максим, который не ожидал звонка в это время.

То, что ему когда-нибудь будут звонить из квартирного агентства, он, конечно, знал, но суета последних дней, поездка в Заволжск, разговор с Аленой, Стасом, мысли о предстоящей беседе с Лерой, отодвинули квартирные заботы на задний план.

После полудня Завьялов приехал по указанному Василием адресу. Квартира была вторичкой, на десятом этаже многоэтажного дома. Стоя внизу, у подъезда, Максим закинул голову вверх, пытаясь разглядеть последний двадцать четвертый этаж монолитной башни. Но это ему не удалось — пришлось бы отходить далеко назад.

Дом стоял в удобном месте, шум с Ленинградского шоссе почти не доносился. По его периметру росли деревья, правда, стоявшие уже голые, без листвы, а неподалеку был разбит сквер, где гуляли с колясками молодые мамы. Они закутали детей в теплые комбинезоны, прикрыв от дождя разноцветные коляски полиэтиленовой пленкой.

Место Максиму понравилось — тихое и спокойное, и он, быстро набрав номер на домофоне, сообщенный Василием, вошел в подъезд.

В квартире Максим увидел худощавого, невысокого роста молодого человека — моложе себя, которому дал бы лет двадцать. Парень был в серой куртке, джинсах, через плечо надета сумка для ноутбука. Увидев Максима, он представился и поздоровался, а потом начал показ квартиры с ванной, перешел на и кухню и закончил комнатой. Предлагаемая Завьялову квартира была типичной инвестквартирой — в ней никто никогда не жил и был сделан только первичный ремонт. Она полностью устроила Завьялова.

— Как я понял, нам надо подписать договор? — спросил Максим после осмотра.

— Да, конечно!

Василий открыл сумку и достал два экземпляра документа.

— Здесь наши обязательство и сумма вознаграждения, — сказал он, протягивая Максиму листки с текстом, — здесь ваши права и обязательства.

— А сумма покупки, которая бы меня устроила, прописана где-нибудь?

— Да, вот здесь, — Василий указал строчку, в которой была обозначена желательная сумма.

Бегло посмотрев текст договора, Максим не нашел ничего, что могло бы его смутить. Самое главное в таких делах — размер вознаграждения риэлтора, а он был оговорен заранее, оставалось только подписать. Максим достал ручку «Parker», которой пользовался в особо торжественных случаях, однако взгляд его случайно упал на последнюю страницу бумаги. Там не было печати. Видимо, Василий в спешке забыл её поставить. Обычно, в таких случаях, многие риэлторы брали печать в фирме и возили с собой, на всякий случай, поэтому, Завьялов подумал, что особой проблемы здесь нет.

— Вы забыли печать поставить, — сказал он, возвращая последний лист Василию.

— Знаете, я печать с собой не захватил. Можете так подписать, а потом, в следующий раз её шлёпнем. Это же формальность.

— Нет, извините. Я привык подписывать правильные документы, а без печати договор не действителен, это простая бумажка, ни к чему не обязывающая! — жестко ответил Максим.

Василий покраснел, по всему было видно, что ему неприятна возникшая ситуация. Он хотел уговорить Максима, но посмотрев на его учтиво-холодное выражение лица, на сквозившую в глазах непреклонную твердость, благоразумно передумал. Взяв документы, неподписанные Максимом, он положил их назад, в сумку.

— Окей! Печати я поставлю. Значит, вы согласны оформить покупку?

— Я, да. Наверное… — последнее слово неожиданно вырвалось у Максима, потому, что он заколебался.

«Наверное». В произнесенном им слове проявилась та неуверенность, которая бытовала в его характере еще в школьные времена, когда он учился в Заволжске. Трудно сказать, почему у него, молодого и крепкого парня, занимавшегося тогда спортом — он бегал на лыжных соревнованиях за школу — периодически возникало это чувство. Что было тому виной? Внутренняя скованность, боязнь попросить чью-то помощь, вообще робость перед жизнью?

После того как его бросила Алёна имевшаяся неуверенность в себе еще более укрепилась. Ему пришлось долго избавляться от стеснения и зажатости, мучиться, нагружая голову внутренним тренингом. «Я уникален», «Всё в моих руках», «Я ни в чем не виноват». Он внушал себе это каждый день, чтобы добиться твердости характера, поскольку сомнения и метания противопоказаны в бизнесе, особенно таком агрессивном как автомобильный.

Квартира ему понравилась, сумма устраивала, но…

Небрежность Василия серьезно настораживала. Сам Максим был человеком ответственным и внимательным, особенно, работая с денежными документами. В последний момент у него возникли сомнения, что при оформлении сделки молодой риэлтор мог серьезно напортачить, ошибиться с цифрами, с условиями продажи квартиры. Самое главное, Василий мог подвести его, досконально не проверив чистоту квартиры. Вдруг имеются обременительные условия, или другие траблы? Рисковать своими деньгами не хотелось.

— Послушайте, Василий, — сказал Максим, пройдясь по пустой комнате по гладкому ламинатному полу, — мне надо взять тайм-аут. Квартира хорошая, всем устраивает, но у меня возникли кое-какие обстоятельства и нужна небольшая отсрочка.

— Надолго? — Василий заволновался, чувствуя, что сделка, возможно, ускользает от него. Он не обладал еще большим опытом в риэлтерском бизнесе, но имевшийся у него небогатый жизненный опыт, подсказывал, что клиента что-то забеспокоило. Это что-то от него ускользало, а Максим напрямую не говорил.

— Нет, давайте созвонимся через несколько дней.

— Окей!

Василий хотел попросить задаток за бронь квартиры, но глянув на лицо Максима, не решился.

 

Глава 17

— Ты чего такой? — спросила Василия Катя, едва он появился в их офисе.

— Какой такой?

— Замороченный — вот какой! Случилось чего?

У Кати в сентябре прошло две сделки, и она хорошо заработала, а потому была довольна. Она сидела за своим столом и в компьютере просматривала помеченные ей, как первоочередные, заделы на октябрь — те договоры, которые могли быть реально заключены. Не секрет, что некоторые сотрудники формально показывали директору, будто у них есть над чем поработать, что в их портфеле много клиентов, желающих купить или продать жильё. Однако, на самом деле, большинство из предположительных сделок были мертвыми или бесперспективными.

Особенно этим грешил Никита. Катя не раз замечала, как Никита многословно и малоубедительно рассказывал директору агентства о своих планах. Он волновался, щеки его краснели. Никита оправдывался временным трудностями, бессезоньем, еще чем-нибудь — мол, сейчас, в этом месяце, ему не повезло, а вот в следующем фортуна повернется передом. И он показывал порядка двадцати сделок, которые могли удачно закончиться в следующем месяце. Директор — Анжелика Игоревна, закрывала на это глаза до поры, до времени, но Катя подозревала, что рано или поздно её терпение истощится.

Сегодня Никита, сидевший напротив неё за столом, был хмур и неразговорчив. Сделка с клиенткой, перехваченной им у Кати, когда та отсутствовала в офисе, в конечном итоге сорвалась. Старая женщина-продавец оказалась настолько капризной, что у Никиты не хватило терпения с ней возиться.

Между тем, Василий с явно недовольным видом произнес:

— Сплошной отстой! Прикинь, нашел клиенту квартиру, чистую, не убитую, показывал её сегодня.

— В каком районе? — вяло поинтересовался Никита.

— На Речном. Поначалу думал, что он клюнул, а потом, в последний момент, тот начал отыгрывать назад.

— Чем-то ты напугал его, Васенька, — ласково и насмешливо сказала Катя, — в толк не возьму, чем же?

— Был у меня один косяк — печати забыл на договор поставить, но ведь это же полная хрень! При следующей встрече привезу. Не пойму, чего он задергался?

— С клиентом надо аккуратно, — с видом знатока сказал Никита, — клиент нынче капризный пошел, его надо уговаривать, облизывать со всех сторон. А ты? Пришел без печати, понимаешь! Одним словом, лоханулся!

— И что теперь делать? А если он сорвется, как думаешь, Кать?

— В таких случаях надо действовать нестандартно, — ответила, посмеиваясь, Катя, — клиента надо взять неожиданным ходом, сделать то, чего он от тебя никак не ожидает.

— Например? — почти в один голос спросили Василий и Никита, которого тоже заинтересовали слова Кати.

— Например? — Катя слегка задумалась, — допустим, давай на следующую встречу с ним пойду я, а не ты. Клиент будет ожидать, что к нему придет знакомый человек, с которым можно капризничать, хамить, а тут новый, к тому же девушка. Он будет озадачен, по крайней мере, и мы застанем его врасплох.

— Да? — Никита язвительно улыбнулся, — а комиссионные как вы делить будете? Пополам или всё тебе достанется?

Катя не ответила, стало неприятно, что Никита о ней так мог подумать и внушить такую же мысль Васе. Она же предложила помочь по-дружески, ни на что не претендуя! «Зачем он так? — с обидой думала она, получив болезненный укол от близкого человека. — Зачем он со мной встречается, если я такая гадкая?» Растерянно улыбнувшись, Катя отвернулась, не зная, как реагировать на замечание своего нынешнего бойфренда.

Они встречались с Никитой уже несколько недель, хотя она поначалу и не хотела этого. Но, жизнь проходит, а никого на горизонте не видно. Тот молодой человек в метро куда-то исчез — она не видела его уже пару недель. И потом, всё равно, с его стороны никаких поползновений не наблюдалось. Он смотрел на неё, как смотрят на яркую и привлекательную витрину магазина — с любопытством, но без искры в глазах, скорее равнодушно, чем заинтересованно. Она это чувствовала.

В этот период Никита показался ей подходящим выходом, средством эмоциональной разрядки. Они несколько раз снимали номера гостиниц на сутки, хотя на ночь не оставались. После всего происшедшего, Катя думала, что они достаточно близки, чтобы доверять друг другу, они сделались любовниками-друзьями. Она понимала, что он не бросит семью, но и того, что возникло между ними, ей было пока достаточно.

Однако слова, произнесенные Никитой…

Как он мог усомниться в ней, в её характере, интересах, в её отношении к друзьям, к которым она причисляла и Василия? Ведь он же хорошо её изучил — мало того, что они стали любовниками, но и до того они уже долго работали вместе. Она никогда никого не подставляла, не устраивала подлянок и Никита это хорошо знал.

— Зачем мне чужие комиссионные? — спросила она, наконец, сделав над собой усилие, — это сделка Васи, я ему хотела помочь, но если не нужно… — у неё выступили слезы на глазах.

Она встала и взяв кувшин с водой принялась поливать цветы на подоконнике.

— Ты чего, Катюх, обиделась? — с наигранно невинным видом спросил Никита, — я же пошутил.

«Пошутил, как же!» — продолжала обижаться Катя, не замечая, что перелила воду в горшок с кактусом.

Никита хотел еще что-то добавить, но в это время на его столе зазвонил городской телефон, и он с видимым облегчением, что избавился от дальнейших объяснений, переключился на разговор с клиентом.

— Кать, я совсем не повёлся, что ты хочешь мои комиссионные, — извиняющимся тоном произнес Вася, — это всё Никита. Просто у тебя своих дел полно. Ты точно поможешь?

Катя уже успокоилась и ответила, повернувшись к нему:

— Если тебе нужно, то помогу. Я свой план на этот месяц уже выполнила.

— Тогда с меня шоколадка.

— Одной шоколадкой не отделаешься, а вот «Мартини»… — ответила ему Катя оттаивая. Она с ожиданием посматривая в сторону Никиты, как будто надеясь услышать от него извинения, но тот был занят разговором и не смотрел на неё.

— Мы недавно с женой на спектакль ходили, — решил сгладить неловкость Никиты Вася, переведя разговор на другую тему, — смотрели что-то из классики.

— А что именно смотрели? Я как-то ходила на Ремарка «Три товарища», — Катя украдкой снова глянула на Никиту, с которым и ходила на спектакль, — мне ужасно понравилось.

— Где смотрели?

— В «Современнике».

— Знаешь, не люблю я эту ботву — жене нравиться, а я не люблю. Потому и не запомнил. По мне всё едино: что Чехов, что Островский.

— Нет, Вася, ты что? Как можно их путать? Чехов это надлом уходящего мира, который понимает, что время его ушло. А Островский, как сказали бы сейчас, едкая сатира на современную жизнь. Жулики, проходимцы, казнокрады. Очень похоже на наше время.

— Хочешь сказать, что когда рушился Союз, никто не описал переживания исчезающей партийной элиты, как это сделал бы Чехов?

— Пожалуй! Не было такого таланта, да и сейчас нет. А еще мне не нравится когда режиссеры выпендриваются. Знаешь, ставят, допустим, Гоголя «Ревизор», а там сплошной мат. Дочка и жена городничего спят с Хлестаковым, Бобчинский и Добчинский голубые, ну и всё в таком же духе.

Василий рассмеялся.

— А что тебе не нравиться? Зато современно, самовыражение режиссеров и всякое такое.

— Нет, мне это неинтересно. Я считаю, как бы сказать… не режиссер должен самовыражаться через пьесу. Это автор пьесы должен выражать себя через режиссера. Хочешь ставить «Ревизор» по-своему — пиши другую пьесу, свою, и ставь! По крайней мере, в советское время так не экспериментировали. Я иногда смотрю по «Культуре» старые постановки…

Закончивший разговор по телефону Никита, решив, что Катя уже на него не обижается, вмешался.

— То, что коммуниздили при коммунистах — сказал он, широко улыбаясь, — не сравнить с тем, что капитализдят при капиталистах.

— Сам придумал? — поддел его Вася.

— А то кто ж?

Катя помолчала, а затем, не обращая внимания на Никиту, словно его здесь и не было, продолжила говорить Василию:

— Еще мне понравилось, как актеры в спектакле играли — выкладывались с полной отдачей. Совсем не так, как они играют в сериалах. А тебе как, нравятся, Вась?

— Современные актеры? Не, не нравятся! Они все розовые какие-то, упитанные, как кабанчики. У америкосов посмотришь, там разные: и худые, и толстые, любые. А у нас все на одно лицо, будто их выращивают в одних и тех же инкубаторах.

— Ага, в кабаках и ресторанах, — рассмеялась повеселевшая Катя, которую отвлек разговор с Васей, хотя слова Никиты и оставили неприятный осадок.

Риэлторская фирма «Траян» находилась на тринадцатом этаже делового центра «Павелецкий» — высокого здания, облицованного снизу доверху в зеленоватое с бирюзовым оттенком стекло. Работать здесь было удобно, во-первых, недалеко от метро, а во-вторых, на пятом этаже было нечто вроде ресторанного дворика, куда Катя и другие сотрудники спускались в обеденный перерыв.

В их компании работало три десятка человек — коллектив был небольшим, но дружным. По крайней мере, если судить по корпоративам. Директор их фирмы, она же учредитель Анжелика Игоревна была женщиной яркой, ухоженной, незамужней, имевшей определенные связи в московской мэрии.

По поводу этажа у сотрудников ходили разные шутки, но сама цифра «тринадцать» совсем не мешала им, ни в бизнесе, ни в личной жизни. Наоборот, они чувствовали себя крутыми и дерзкими, так, словно их прикрывал некий глобальный щит от всевозможных неудач, подобно тому, как чувствует себя водитель с номерным знаком «666».

Когда Катя и Василий с обоюдным интересом обсуждали театральную жизнь Москвы, дверь их офиса приоткрылась и показалась Анжелика Игоревна, в короткой, до колен юбке. Ноги у неё были длинные, красивой формы, и она никогда не стеснялась их показывать. Сама Анжелика была рыжей с голубыми глазами дамой, без определённого возраста. Таким женщинам можно было дать как тридцать лет, так и пятьдесят; постоянное посещение косметических кабинетов, спа-салонов сделало её лицо гладким и глянцевым, как у куклы.

Едва войдя, она мимолетно глянула на Никиту и Василия, и Кате показалось, что она проверяет, произвели ли её длинные ноги должное впечатление. Потом она сказала Кате, что желает с ней переговорить.

— Катюш, — сказала она приветливо, едва они вошли в её кабинет, — до меня стали доходить слухи о твоём романе с Никитой. Учти, он человек женатый, ты можешь разбить его семью.

Услышав слова начальницы, Катя очень удивилась.

— Анжелика Игоревна, вообще-то, это наше с ним дело. Я ничью семью разбивать не собираюсь. Если он решит уйти от жены — это будет его выбор. Я не настаиваю! Но мне странно, разве сейчас это кого-нибудь волнует? Я имею в виду чужие отношения — сейчас это личное дело каждого.

— Не совсем так, Катюша, — все еще улыбаясь, сказала Анжелика Игоревна, хотя Катя и заметила, что улыбка её больше была данью вежливости, чем искренней, — не совсем так. Видишь ли, меня заботит репутация фирмы. Бизнес у нас, хотя мы и в Москве, специфический. Здесь все знают друг друга и всё друг о друге. Любой скандал, грязные сплетни — всё становится достоянием этих кругов. Мне не хотелось бы, чтобы до наших клиентов доходили слухи, что сотрудники компании «Траян» занимаются бл…дством вместо работы. Создать клиентскую базу очень сложно, а растерять её можно в один миг. Причем, не без помощи наших конкурентов.

Лицо Кати вспыхнуло. Она смотрела на свою начальницу исподлобья, но не так, как смотрела обычно — мило и немного застенчиво, она смотрела на неё настороженно и напряженно.

— Вы считаете, что мы подрываем репутацию?

— Не совсем так, — повторила свои слова Анжелика Игоревна, вальяжно положив на стол ухоженную руку и постучав по столу пальцами, отчего Катя заметила, что её ногти были покрыты ярко-красным лаком, — я не говорила, что именно ты подрываешь репутацию, Катя. Но ваш роман подрывает, а это мне не нравится.

Катя хотела ей грубо ответить, однако сдержалась.

Как только они начали встречаться с Никитой, тот в шутку заметил, что Анжелика на него положила глаз. Их директрисса несколько раз намекала на то, что не прочь с ним поужинать, пару раз организовывала совместные выезды к клиентам, якобы для того, чтобы проконтролировать качество работы риэлторов. Мягко и совершенно естественно она демонстрировала ему свои женские формы, которые считала привлекательными и соблазнительными для мужиков. Следила за его реакцией.

К её ненавязчивому домогательству Никита относился с юмором. Он подшучивал, вспоминая известный американский фильм «Разоблачение», где начальница, которую играла Деми Мур, приставала к своему подчиненному Майклу Дугласу. Никита со смехом заметил, что до суда у них дело не дойдет.

«А что, переспишь с ней?» — тоже со смешком спросила Катя.

Сейчас, слушая слова начальницы, она невольно гадала, что вызвало их причину. Действительно ли это забота со стороны Анжелики о репутации фирмы или в ней говорит уязвленное женское самолюбие?

— Ты, конечно, можешь поступать, как хочешь, — продолжила говорить Анжелика Игоревна, меняя позы в кресле за столом и двигаясь с грацией и мягкостью кошки, готовой внезапно выпустить коготки, — я не могу указывать, что тебе делать — ты взрослая девочка, но прошу не смешивать личное с рабочим. Перефразируя известную поговорку, я бы сказала: «не трахайся там, где работаешь, не работай там, где трахаешься». Это мягко сказано, чтобы ты не обиделась.

— Я не обижаюсь, Анжелика Игоревна. У вас всё?

— Да, можешь идти.

Разговор с директором компании оставил у Кати неприятный осадок в душе. Вначале у неё возникло чувство возмущения бесцеремонным вмешательством Анжелики в их отношения с Никитой. Кто она такая, чтобы выступать судьей или указывать ей как себя вести? Она не мать, да и не подруга.

Если Анжелике мешают их отношения, то она, Катя, запросто может поменять компанию. У неё известная репутация в городе, её знают в крупных фирмах, таких как «Миэль», «Инком». Она без труда сможет туда уйти, вместе с ней уйдет и Никита, Катя в этом не сомневалась. Пусть потом Анжелика беситься от бессильной злобы и выше задирает юбку, показывая свои худые ляжки. Ей это не поможет!

Потом, после первых минут, когда возмущение начало понемногу стихать, она по-другому посмотрела на эту ситуацию — слегка отстраненно. Она подумала, что Анжелика Игоревна стареющая женщина и ревность с её стороны должна быть делом обычным. Еще неизвестно, как будет вести себя Катя в её возрасте. Наверное, надо относиться к этому без обид, с определенной долей юмора, как относится Никита.

Вернувшись к себе в офис, Катя, чтобы отвлечься от дурных мыслей, взяла небольшое зеркальце, осмотрела свое лицо. Ей показалось, что у неё отяжелел подбородок, немного увеличился нос, а ведь ей едва за тридцать.

«Боже мой, как быстро старится лицо! — испугалась она, — и этот нос! Он такой крупный, большой. Может, сходить к косметологу, посоветоваться?»

Она подумала, что именно нос, с её точки зрения, совсем не симпатичный, не изящный и заостренный, а тупой, как бульба, является причиной недостаточного внимания мужского пола. Как часто это бывает у женщин, Катя считала, что успех её личной жизни целиком зависит только от внешности. Она взяла помаду, подкрасила губы, продолжая выискивать изъяны на своем лице.

В это время её грустные размышления о быстро уходящей молодости прервал звонок на мобильник. На экране сенсорного телефона она увидела фото своей подруги Вики, с которой ездила по утрам в метро.

— Привет, Викусик! — радостно поздоровалась Катя, давно не общавшаяся с подругой, — как у тебя дела?

— Ой, у меня нормально, новый бойфренд нарисовался, такой сексуальный, похож на ведущего Ивана Урганта. Кать, а ты как?

— Значит у тебя всё супер? А у меня всё так же, встречаюсь тут с одним, на работе.

— Надо бы как-то сбежаться, потрещать в «Шоколаднице» или «Старбаксе». У вас рядом с Павелецкой, на Китай-городе есть.

— Давай сегодня после работы.

— Окей. Слушай, а тот молодой человек из метро, ты его больше не видела?

Вика казалось, что между её подругой и этим молодым человеком рано или поздно должны были завязаться отношения, уж слишком пристальный интерес вызывала у него Катя.

— Нет, не видела около двух недель, наверное, уехал куда-то.

— А ты подсчитываешь? Ох, смотри подруга, не влюбись!

— Было бы в кого! Я же тебе говорю, что он больше не ездит в метро.

— Ладненько, вечером поговорим. У моего бойфренда есть приятель, что если мы замутим вам встречу? — Вика захихикала.

— Сегодня? Нет, я не в форме. Давай в следующий раз, сегодня просто поболтаем, попьем кофейку с берлинским пирожным.

— Ох, Катиш! — Вике нравилось называть её на французский манер, с ударением на последнем слоге, — ты меня соблазняешь. Я и так уже поправилась, худеть надо. Прикинь, набрала пару лишних кило, джинсы еле сходятся.

— Ничего, похудеешь потом, с бойфрендом в постели.

Завершив разговор с Викой, Катя уткнулась в компьютер. Она чувствовала, что рядом мается Никита, не знавший как загладить свою вину перед ней. Он, то подходил без дела к окну, разглядывая с высоты тринадцатого этажа достопримечательности пролегающей внизу улицы, то пытался заговорить с Василием. Но молодой человек был занят и не сильно отвлекался на разговоры.

На внешне грубоватом лице Никиты застыло чувство смущения, столь непривычное для него, поскольку лицо Катиного бойфренда обычно выражало небольшую палитру чувств, и смущение, неловкость, были не из их числа. Наконец, он не выдержал.

— Кать, ну извини! Забей на мои слова, не знал, дурак, что говорю! Я иногда люблю потрепаться, вот с языка и сорвалось.

Девушка оторвалась от экрана компьютера и повернулась к нему.

— Больше так не делай! Ты понял?

— Окей, Катюш! Готов вечером загладить вину, выбирай ресторан!

 

Глава 18

Узнав от Леры о том, что Стас завел бизнес втайне от хозяев сети, Александр Белорыбов, этот «битый пиксель» по определению Стаса, довольно быстро установил объемы поставок, обороты «подпольной империи» Гусарова, а также людей, с которыми тот работал в салонах.

В отличие от Максима, Белорыбов недолго раздумывал о том, что ему делать. Он сразу решил рассказать обо всем Камо, но рассказать осторожно — кто знает, какие ветры дуют в верхах. Ему хотелось действовать наверняка, как действует опытный бухгалтер, умело сводящий баланс. Не зря он и был бухгалтером.

Вскоре подвернулась возможность переговорить с Камо. Тот, как один из хозяев сети, приехал в головной офис для деловых переговоров с поставщиками. Белорыбов знал, что «Автолюкс» планировал перейти на торговлю новой линейкой автомобилей «Форд», расширить бизнес, и компании требовались большие объемы.

Камо, будучи настоящим южанином, любил золото. На его длинных худых пальцах были надеты массивные золотые перстни, а на груди болталась золотая цепь, просвечивая сквозь футболку. На руке поблескивал золотой «Ролекс», стоящий не менее семи десятков тысяч евро. В прежние времена Камо с удовольствием бы демонстрировал золотозубую улыбку, но сейчас это было не модно. Сейчас богатство определялось белизной металлокерамики и количеством имплантов, вживленных в челюсть.

Он был из тех армян, которые начали бизнес в перестроечные времена, переехав после резни в Сумгаите в столицу. Быстро развивающаяся армянская диаспора помогла ему с первоначальным капиталом, и он открыл магазин по торговле запчастями «Жигулей». С этого всё началось тогда, в далеком 1991-м году.

Ныне он, наравне с младшим братом Артуром, владел половиной доли в сети автосалонов «Автолюкс» и чувствовал себя хорошо — появились лишние деньги, появилась недвижимость в Москве, Подмосковье и за границей, появилось время подумать о том, куда еще сделать денежные вливания. Он раздумывал: следовало ли покупать смежный с автосферой бизнес или полностью изменить профиль — податься в фармацевтику, строительство, торговлю ювелирными изделиями.

Когда в переговорную, которую он обычно занимал при посещении центрального офиса, вошел Белорыбов, то застал Камо, сидящего в расслабленной позе на кожаном диване. Перед ним стояла пузатая пустая рюмка, а рядом начатая бутылка армянского коньяка.

В кабинете было накурено, пахло коньячным духом и шоколадом. В пепельнице лежал толстый дымящийся окурок кубинской сигары, до конца не потушенный Камо. Вероятно, дым сигары был ему приятен. Камо сидел, прикрыв глаза, отдыхал, как отдыхают люди после тяжелой, изнурительной работы.

— Саша, заходи! — сказал он, увидев Белорыбова. Камо, как и большинство московских армян, говорил с легким южным акцентом, — коньяк будешь?

Он потянулся за пустой рюмкой, стоящей на стеклянном подносе, но Белорыбов его остановил.

— Спасибо, Камо Карапетович, я на работе не пью — с цифрами надо иметь свежую голову.

— Это правильно, это ты молодец! Что хотел, баланс показать?

— Я… — Белорыбов замялся, не зная с чего собственно начать, чтобы не выдать своих подлинных намерений. Ему было хорошо известно, что Камо умен и хитер, и никогда не бывает достаточно откровенен, — я хотел узнать о своих перспективах.

— А что такое? Не хочешь быть главбухом?

— Не то, чтобы не хочу, — осторожно начал Александр, усаживаясь в кресло своим пухлым толстым телом, — это работа спокойная, для меня несложная, но иногда надо менять профиль, чтобы не закиснуть на одном месте.

— Сменить профиль, говоришь? — Камо налил на дно своей рюмки коньяк и сделал медленный смакующий глоток. — А кем ты себя видишь в нашей компании? Какая должность бы тебя устроила?

— Я конкретно пока не думал, Камо Карапетович. Просто захотелось чего-то нового. Ну, может, — Александр сделал паузу, — заняться бизнесом, продажами.

— У нас пока есть люди, которые этим занимаются. Стас хорошо справляется. Сейчас сидели с ним на переговорах и почти подписали договор о поставках.

— А если бы он вдруг ушел из компании?

— То есть, как ушел, куда? — Камо испытующе посмотрел на Белорыбова, — ты что-то знаешь, чего я не знаю?

— Нет, я ничего не слышал, но все-таки, если бы он ушел, мог бы я рассчитывать на это место?

Камо задумался. Он барабанил пальцами по ореховому столу, стоявшему перед диваном, рассеянно смотрел на свои перстни. Эти золотые перстни, мерно двигаясь на пальцах вверх и вниз, помогли ему думать, подобно тому, как огонь свечи помогает другим людям погружаться в себя.

Разговор, начатый главным бухгалтером, насторожил его, потому что, просто так эти разговоры не ведутся, уж он-то знал. У Белорыбова определенно что-то на уме, но что — он не пока говорил, скрывал, разыгрывал из себя дипломата.

— Хорошо, Саша, я услышал. Подумаю, куда тебя двинуть, если Стас уйдет, — сказал Камо, приветливо глядя ему в глаза, своими маленькими колючими глазами, — если хочешь перейти в бизнес, то препятствий нет, ради бога! Я всегда иду навстречу таким просьбам. Ты работник хороший, меня никогда не подводил. А с бизнесом? Не боги горшки обжигают — справишься! Я вот что хотел спросить, ты серьезно говорил о Стасе или так, для примера?

Камо так спокойно, без негативных эмоций поддержал стремление Александра перейти в другую сферу, что тот, обманутый этой показной доброжелательностью, вдруг решил, что может быть откровенным с хозяином, обо всем ему рассказать. И он, словно прорвавшая плотина, излил на Камо Карапетовича всё, что стало ему известно о бизнесе Гусарова после нескольких дней изысканий.

— А Максим в теме? Как считаешь? — спросил тот, покачивая головой, словно удивляясь людской жадности и непорядочности.

— Про Макса точно сказать не могу, но думаю, что он тоже завязан, — ответил Белорыбов, которого распирало от компрометирующей информации.

— Спасибо, что рассказал! — Камо поднялся с дивана и подошел ближе к Александру, — ты сделал абсолютно правильно. Я давно думал, что Стас замутил свой бизнес, только не знал подробностей. Можешь выписать себе бонус в размере месячной платы. Молодец, молодец! Об этом пока никому не говори, я решу, что делать дальше.

— Спасибо, Камо Карапетович!

Белорыбов встал с кресла и вышел из переговорной, оставив в глубокой задумчивости хозяина автосалона. Александр был окрылен разговором. Ему казалось, что всё складывается удачно и осталось только несколько шагов до осуществления задуманного. Он будет действовать осторожно и последовательно, как говорят англичане: «step by step».

«Если всё срастется, то скоро Стас и Макс получат пинком под зад, — довольно думал он, — и Камо назначит меня, у него нет других вариантов. Я здесь буду рулить, а не они! Надо будет узнать пароль Гусарова на компьютере, а то Стас свалит и удалит всю инфу. Перетру эту тему с нашим айтишником, чтобы аккуратно залез к нему в комп».

Вечерело, за окном опускались осенние сумерки. Посидев еще немного за своим столом и проверив входящую электронную почту, Белорыбов решил, что сегодня сделал вполне достаточно, а с компьютерщиком успеет поговорить. Его действия теперь полностью зависели от действий Камо, и торопиться он не будет.

Поскольку Белорыбов свою машину не брал, то домой он решил вернуться на метро. Он уже давно не ездил в подземке и начал забывать этот запах, эту суету и толкучку внизу, у эскалаторов, на перронах станций.

Он сел в вагон на красной ветке, чтобы поехать на Юго-Запад. Сегодня ему пришлось одеться потеплее, потому что в Москве с утра похолодало. Восточный ветер сменился на северный, небо заполонили серые тучи, такие серые и мрачные, будто несли по краям снеговые заряды. Но в конце сентября было еще не холодно, и ночная температура не опустилась в минус.

Темно-зеленая куртка Белорыбова была без подстежки, тем не менее, она делала его толще, чем он выглядел на самом деле, оттопыривалась на животе. В руках Александр держал модную кожаную сумку с длинными ручками, похожую на кейс для ноутбука. Как всегда в конце дня в метро было много народа, спешащего по домам.

При входе в вагон Белорыбова с силой подперли сзади, а потом, уже внутри, сдавили со всех сторон, так, что дышать стало тяжело. «Как они могут здесь ездить каждый вечер? — подумал он с ненавистью ко всем этим, окружавшим его людям, — только быдло можно перевозить в таких условиях, возят как скот. Но, раз эти люди так ездят и не парятся из-за неудобств, значит довольны. Сплошное быдло!»

Он посмотрел вокруг и увидел отсутствующие, равнодушные лица, окружавших его людей. Кто-то стоял, закрыв глаза, кто-то читал, пытаясь удержать равновесие в качающемся вагоне, кто-то слушал музыку в наушниках. Большинство из них было в простой, рабочей одежде: куртках, джинсах, кепках. От стоявшего рядом старика густо пахло табаком и мочой, из-за чего Белорыбов брезгливо отвернулся в сторону. В числе других он увидел приехавших в Москву гастарбайтеров из Средней Азии и эти люди лишний раз заставили подумать Белорыбова, что метро — транспорт не для него.

Вдруг он почувствовал чей-то локоть в правом боку и двинулся всей тушей своего тела в другую сторону, чтобы изменить положение. Это ему удалось, он передвинулся ближе к двери вагона, противоположной от выхода. Воздух был спертым, тяжелым и, не смотря на то, что на поверхности, на городских улицах было прохладно, Белорыбов, в этой вагонной давке и духоте вспотел и покрылся испариной. Только одного ему хотелось в эту минуту — быстрее доехать до конечной станции и выбраться наружу.

Наконец, ближе к Вернадского в вагоне стало свободнее и на Юго-Западной станции Белорыбов относительно спокойно вышел из метро. Он хотел пройти на улицу 26-ти Бакинских комиссаров и сесть на автобус, но внезапно, неосознанное чувство тревоги возникло и зазвенело в голове тревожным сигналом. Так воет сирена во время пожара.

Александр посмотрел на свою черную сумку и обнаружил, что молния на ней была застегнута не до конца. Хотя он, вроде бы, застегнул её полностью. В сумке у Белорыбова хранились документы: паспорт, водительское удостоверение, несколько банковских карточек.

Холодея от внутреннего испуга, он открыл молнию полностью и увидел, что портмоне с документами исчезло.

«Вот же хрень!» — он выругался матом и от злости чуть не заплакал.

Ему сразу стали рисоваться ужасы его положения, что кто-то снял все деньги с карточек, что паспорт мошенники употребили для получения кредитов. Причем на большую сумму и в разных банках Москвы. Белорыбову стало душно и жарко, он взмок и расстегнул молнию куртки до конца, распахнул полы, подставляя разгоряченное тело холодному осеннему воздуху.

Народ безучастно шел мимо него в метро, выходил оттуда и никому, ни одной душе не было до него никакого дела. Эти люди как в сводном балансе напоминали Александру цифры дебита и кредита: где-то убыло, где-то прибавилось. «Дернул меня черт поехать на этом долбанном метро! Читал же, что здесь бабки тырят, — подумал Белорыбов в панике, — что делать, пойти в полицию? Кого попросить о помощи? Куда идти?»

Мысли растерянно падали как дождь с осеннего неба, чьи капли летели и разбивались вдребезги о землю. Белорыбов ощущал себя таким же растерянным дождём, не увлажняющим почву, чтобы вскормить ростки новой жизни, а бесцельно и хаотично её поливающим, оставляющим после себя только грязь и слякоть. Под стать дождю и мысли его были серыми, тусклыми, без проблесков идеи.

«Что же делать, что же делать? — машинально спрашивал он сам себя, но потом в голове все-таки возникла запоздалая мысль. — Надо написать заявление, возможно, это не первый случай и в полиции уже есть наводка». Идти в отделение внутренних дел на станции метрополитена, где он обнаружил пропажу портмоне, показалось самым логичным.

Александр, было, двинулся назад к входу в метро, но потом остановился. Он читал в одной из газет: то ли «Комсомолке», то ли «МК», что сотрудники полиции часто связаны с группами мошенников, работающих на их участке. К примеру, пресловутые автоподставы на дорогах. Разве не менты прикрывали этих бандитов? Наверняка и карманников в метро пасут опера, получают часть своей доли за неприкосновенность. Всё, как везде.

Кто же еще мог помочь ему? Он задумался.

Как-то ему довелось слышать разговор о выходах Макса на органы полиции — тот вроде, обзавелся связями в этом нужном учреждении. Происходило это давно, когда на их автосалон пытались наехать конкуренты, наняв одну из мелких бандитских группировок. Максим договорился с операми из ГУВД Москвы и бандитов повязали.

Помнится тогда Камо сильно зауважал Максима, а потом у самого Камо появились завязки на довольно высоком уровне и в полиции, в и прокуратуре, и надобность в связях Максима отпала. Но сейчас ему, Белорыбову, была необходимо срочная помощь, ведь он знал, что Камо ради такой мелочевки впрягаться не будет.

В глубине души Белорыбова шевельнулось сожаление, что он сдал Максима, когда рассказывал хозяину о бизнесе Стаса. Можно было сообщить только об одном Гусарове и не упоминать Завьялова. Но сожаление — всего лишь легкая форма раскаяния и эта мысль уже посещала его. Раскаиваться, как он считал, ему было не в чем, потому что не он кинул своего шефа и замутил «левый бизнес». Это сделали Стас и Максим. И еще, Александра взбесило, что его держали за лоха.

Он достал сотовый телефон, набрал номер Завьялова.

— Максим, — взволнованно сказал Белорыбов, едва тот ответил, — прикинь, тут такая хрень, у меня, пока ехал в метро по красной ветке до Юго-Запада, бумажник спёрли. А там пластик был, паспорт, водительское удостоверение.

— Когда это было? — поинтересовался Максим.

— Да вот, только что. Полез в сумку, а бумажника нет.

— Заявление в полицию сделал?

— Нет еще, хотел с тобой посоветоваться, у тебя же были контакты в ментовке.

— Были-то-были, но там прошли сокращения, состав поменялся. Если кого-то найду, то переговорю и тебе перезвоню. А ты сейчас вали в отделение, подавай заяву.

Костеря всё на свете и, в первую очередь, метро, Белорыбов отправился писать заявление о краже. В отделении он пробыл недолго, едва вышел на улицу позвонил Максим.

— Слушай, Саш, я перетёр эту тему в ГУВД, они обещали помочь. Выйдут на полицию, обслуживающую метро, наведут справки. Сказали, что в принципе вопрос решаемый, но знаешь, жулики, скорее всего, сами выйдут на тебя.

— То есть как, зачем? — не понял Белорыбов.

— Вернут документы за вознаграждение. Так мне опера сказали. Поэтому не стремайся, всё будет окей!

Белорыбов с благодарностью подумал о Максиме. Нет, всё-таки зря он его слил Камо — Завьялов это не Стас. Максим хоть и бывал временами упрямым, жестким, но он мог помочь другому, не думая о собственной выгоде. Однако дело сделано, сказанного не воротишь!

Александр застегнул куртку, уже полностью успокоившись.

На следующий день ему на самом деле позвонили, и какая-то нищенка, без возраста, в грязных лохмотьях, притащила его портмоне. Сказала, что нашла возле мусорки у входа на станцию метро. По тупому лицу спившейся бомжихи Александр понял, что расспрашивать её о подробностях бесполезно — всё равно ничего не скажет: или не знает, или проинструктирована соответствующим образом.

Белорыбову пришлось отдать ей пять тысяч. Паспорт, из чувства предосторожности, он решил все равно поменять, а деньги на счетах, к которым были привязаны пластиковые карточки, он заблокировал сразу, в первый же день пропажи.

 

Глава 19

Решив помочь Василию, Катя согласилась выехать после обеда на Речной Вокзал и встретиться с клиентом повторно. Она взяла с собой подготовленные Васей договоры для подписи, деловито проверила их, но косяков не нашла. Все реквизиты были на месте, в том числе листы проштампованы злополучными печатями, из-за которых в прошлый раз разгорелся сыр-бор. Клиента звали Максим Завьялов. Фамилия и имя ничего ей не говорили — обыкновенные учетные данные, как сказали бы в миграционной службе.

Перед выездом он позвонил, предупредил, что немного задержится и в ожидании Завьялова Катя постояла возле дома, подышала чистым осенним воздухом. Он был полон влаги, сырости, но имел ту чистоту, которая свойственна только холодному воздуху — без примесей газа из выхлопных труб автомобилей, пыли и запахов мусоросборников. Одна только прелость осенних листьев.

«Здесь спокойно, хорошо! — подумалось ей. — Как я раньше не обращала внимания на такие дома? Ни собак без намордников, ни машин на тротуарах».

Она прошлась по дорожкам, обойдя многоэтажку вокруг. Ей понравилось это место — тихое, уютное, с небольшим чистым двориком внутри. Катя с юмором подумала, что присматривается так, словно сама собирается здесь жить. Но они жили с мамой дальше — их дом затерялся среди старых хрущевских пятиэтажек в Ховрино.

Она сошла с дорожки и с удовольствием прошлась по земле, по листве, опавшей с деревьев и раскиданной ветром. Катя погружала свои черные демисезонные сапожки в желтые кучки из листьев, если те встречались на пути, ворошила их кончиком носков. Девушка была без шапочки, в черной куртке и джинсах и совсем не чувствовала холода.

Прошлую зиму она вообще проходила с открытой головой, хотя и вызывала недовольные замечания со стороны матери. Что поделаешь, если мода такая — девушки и в двадцатиградусные морозы не надевали головные уборы, а демонстрировала свои прически, и ходили по мерзлым улицам Москвы, распространяя вокруг запах духов и косметики. Они вызывали у одних прохожих улыбку и восхищение молодостью, у других — скептическую ухмылку, мол, ничего хорошего из этого не выйдет, а третьи считали их просто дурами, потому как Москва не Лондон или Париж и здесь форсить не нужно — можно без здоровья остаться.

Настроение сегодня у Кати было хорошим, потому что она помогала Василию, а помогать ей всегда нравилось, потому что погода пока радовала и, потому что она помирилась с Никитой после того разговора. Хотя неприятный осадок в глубине души остался. Никита вообще стал в последнее время каким-то нервным, вспыльчивым, неприятным. В своё оправдание он ссылался на семейные неурядицы. Что же, может быть и так, но она не хотела стать причиной его раздора с женой.

Погуляв вокруг дома и определив по часам, что клиент, которого звали Максимом, скоро подъедет, она поднялась в квартиру. Вскоре раздался звонок в дверь и, к её удивлению, вошел тот самый парень, часто сопровождавший её в метро. Катя смотрела на него, не осознавая в первое мгновение, что клиент Максим, с которым она разговаривала, и есть тот самый молодой человек, её безмолвный спутник. Завьялов тоже смотрел на неё с большим удивлением. Однако нашелся он первым.

— Ба, знакомые всё лица! — несколько развязно произнес, стоя у порога, потому, что к чувству неловкости, появившемуся у него в первые секунды встречи, добавилось понимание, что между ними сейчас существуют только отношения заказчика и исполнителя.

Он, Максим, был заказчиком, следовательно, диктовал условия, а Катя представителем фирмы-исполнителя и, по этой логике, лицом, зависимым от желаний заказчика.

— Да, Москва тесная, — спокойно сказала тоже оправившаяся от удивления Катя, — проходите, Максим. Бумаги для подписи я привезла.

Они прошли в пустую комнату, в которой гулко разносились шаги, и подошли к окну. На нешироком подоконнике Катя разложила бумаги, галочкой отметила места, где Максим должен был поставить свою подпись. А Завьялов, кинув беглый взгляд через стекло на соседние дома, окруженные желтыми деревьями, машины, разбросанные во дворе внизу, внимательно посмотрел на девушку. Катя, как и в метро, чувствовала на себе его внимательный взгляд, но он её не пугал, а был даже приятен. Она поправила прядку волос, заправив её за ухо.

«Красивое у неё ухо, — подумал Максим, — маленькое, аккуратное, так и хочется поцеловать. И сережки красивые. Почему я раньше не замечал?»

Её маленькое ухо напомнило вдруг, как тогда, когда их прижало в вагоне метро, он тоже хотел поцеловать её, медленно провести вниз губами по шее. Это было бы эротично и красиво, напоминало кадры из фильма «Девять с половиной недель», где играли Ким Бейсингер и Микки Рурк. Этот фильм нравился Максиму. Но это ощущение только и осталось в душе воспоминанием о неосуществленных фантазиях, игрой возбужденного воображения.

Он думал дальше: «Что у неё за голос! Говорит, как будто поёт — мелодично, мурлыкает, как маленькая кошка. А еще она волнуется, даже немного покраснела. Да и меня тоже бросило в жар, чувствую, щеки горят, — он машинально коснулся ладонью своей горячей щеки. — Это ж надо, какое совпадение, столько встречаться в метро, а познакомиться здесь. Судьба, наверное».

А Катя думала: «Куда он смотрит, интересно, в окно или на меня. Мне бы хотелось, чтобы смотрел на меня. Так и подмывает оглянуться, посмотреть. Боже, как хочется, аж шея заныла! Нет, не буду. Я девочка спокойная, умею держать себя в руках. От него приятно пахнет, кажется «Фаренгейтом». Но Никита? Что я ему скажу? Вдруг он из-за меня задумал разводиться, а я тут хочу закрутить роман с другим? Как глупо может получиться!»

— Вот здесь нужна ваша подпись, — показала Катя на отмеченное место в документах. Она посторонилась, чтобы Максим подошел.

— Подождите, я просмотрю договор заново, — сказал Максим, желавший, на самом деле, не перечитывать эти бумажки, а подольше побыть с Катей. Но сказать о своем желании напрямую он не мог. Непонятно отчего он, такой смелый и раскованный с другими девушками, тут вдруг застеснялся.

— Думаете, мы что-то подправили, а вас не предупредили?

Катя подумала: «Что за педант, сейчас два часа будет читать. Еще придется задержаться из-за него, а мама просила забрать Дениса из садика, она вечером собирается к подруге. Ох, не везёт мне, не везёт — один женатый, другой нудный!»

— Я быстро! — ответил Максим, словно подслушав её мысли.

Он взял листки с подоконника и, изобразив чтение, краем глаза принялся наблюдать за Катей. Девушка покусывала губу в нетерпении, и ему показалось, что ей было досадно. Ему также показалось, что первоначальный обоюдный интерес друг к другу, испытанный ими с момента встречи, вдруг улетучился, и произошло это по его вине. Зачем он взялся перечитывать бумаги? Зачем выставил себя занудой? Если в документах и найдутся ошибки, их никогда не поздно исправить.

Максим пробежал взглядом первый лист, отложил его в сторону.

Нужно было исправляться, но как? Пригласить её сегодня в ресторан, в кино? Пойдет ли она, ведь они толком не знают друг друга?

Ему показалось, что досада её еще вызвана и его нерешительностью. С девушками надо быть смелым и дерзким, девушки любят таких. Не надо размазывать кашу по тарелке, а он занялся бумажками, будто сейчас это было самым главным. «Брось, всё, брось! — говорил он себе, — отложи бумаги в сторону, спроси её о чем-нибудь, пошути, разряди обстановку!»

Но вместо этого он сухо сказал:

— Бумаги в порядке, я сейчас подпишу.

Его слова прозвучали сугубо официально, совсем не так, как ему хотелось.

Катя, молча, протянула ручку. Он поставил свою подпись на двух экземплярах и взял себе один из них. Дело было сделано, можно уходить. Дальше агентство должно было организовать оформление покупки и всё, больше они могли не увидеть друг друга так близко. Могли встречаться только в метро, в одном и том же вагоне и вежливо кивать друг другу, как люди, когда-то оформившие совместную сделку, но малознакомые.

Пора было уходить.

Однако они оба задержались, не зная, что сказать друг другу и что сделать. Любое слово могло прозвучать фальшиво, а любое движение выглядеть искусственно. Курьезность ситуации для Максима состояла в том, что он, может быть, впервые, не знал, что ему делать. Ему не надо было просить номер её телефона — они сегодня созванивались и номер сохранился в адресной книге мобильника. Ему не надо было просить о встрече — они и так встретились. Всё, что хотел сказать, в чем признаться, можно было без помех сказать сейчас. И признаться тоже.

Они стояли и смотрели друг на друга. Время тянулось, казалось, бесконечно. Но так только казалось, а на самом деле, они стояли всего какое-то мгновение. Не дождавшись слов от Максима, Катя повернулась и медленно пошла к выходу, а Завьялов, потоптавшись на месте, двинулся следом, проклиная свою нерешительность. Он хотел сказать нужные слова, но язык словно прилип к гортани и перестал повиноваться.

Тем временем, девушка закрыла квартиру, вызвала лифт, и они поехали вниз, стоя вдвоем в кабине с чувством сохранившейся неловкости. Это чувство витало в воздухе.

Катя думала: «Вот, стоит и молчит. Боже мой, какой робкий! Неужели это всё, и теперь разбежимся? Может самой взять инициативу, предложить сходить в кафе, в «Шоколадницу»?»

Она посмотрела в зеркало, висевшее на стенке лифта, увидела отражение фигуры Максима, его лицо. Оно было мрачным, насупленным.

«Еще заплачет чего доброго, — подумала Катя, — ну, если гора не идет к Магомету, придется мне пойти к горе».

Дверцы лифта раскрылись, они вышли на улицу. Катя нерешительно остановилась возле подъезда, и Максим, подчиняясь какому-то внутреннему позыву, остановился рядом, словно ждал от неё последнего слова.

— Максим, не хотите сходить в «Шоколадницу» или «Старбакс»? — спросила с улыбкой девушка, — посидим, обсудим вашу покупку.

— Конечно, пойдем! — он засмеялся тем кротким смешком, которым люди часто скрывают смущение — а когда?

Катя насмешливо посмотрела на него — то слова не вытянешь, то вдруг сделался резвым, как жеребец.

— Я сегодня не смогу, мне надо сына будет забрать из садика, — сказала она, — а вот завтра после работы можно посидеть.

Говоря эти слова, она внимательно смотрела на лицо молодого человека. Катю интересовала реакция Максима на то, что у неё есть сын. Эта информация, словно лакмусовая бумажка, использовалась ею для проверки потенциальных кавалеров, но лицо Максима не выразило паники, оно было спокойным.

— Вы во сколько заканчиваете? Я за вами подъеду.

— Обычно в шесть. Но завтра, в пятницу, мы заканчиваем на час раньше.

— Отлично! Куда подъехать?

Катя на минуту задумалась и вспомнила, что недавно встречалась с Викой в «Старбаксе» на Китай-Городе.

— Знаете, за мной не надо заезжать, приезжайте сразу на Китай-Город. Неподалеку от входа в метро есть «Старбакс», там и посидим.

— Окей! Вас подвезти? Я сегодня на машине.

— Нет, спасибо, я живу в Ховрино, — сказала Катя и махнула рукой, показывая в ту сторону, где находился её район.

Максим хотел что-то еще сказать, но передумал, боясь спугнуть нечто недосказанное, личное, вновь возникшее между ними и повисшее в воздухе.

 

Глава 20

С некоторых пор Стас стал замечать, что Камо Карапетович общается с ним как-то не так, не как обычно. Стас ничего не мог сказать — внешне всё оставалось по-прежнему: те же приятные слова, те же жесты, связанные с проявлением уважения к нему, как к основному руководителю сети, другие маленькие знаки внимания, свойственные южным людям. Именно эта повышенная учтивость, которая, как знал Гусаров по опыту общения с кавказцами, не бывает случайной, натолкнули его на мысль, что Камо его подозревает. Подозревать он мог только в одном — в «левых делах», в несанкционированном бизнесе. А это означало, что Камо кто-то обо всём рассказал.

Подумав об этом, Стас расстроился и поделился своими мыслями с Максимом.

— Что делать? Что делать? — растерянно говорил он скорее риторически, чем вопросительно, примерно так, как Гамлет, спрашивал «быть или не быть?», не ожидая ответа, потому что уже знал его.

— Что делать? Хватать собаку за нос! — сердито ответил Максим.

— Какую собаку, какой нос? Это метафора? В смысле — ловить удачу?

— Типа того. На площади Революции в метро есть собака. У неё нос отполирован и нога.

Стас удивился:

— Нос я еще могу понять — чтобы нюх был хорошим, но нога причем?

— Чтобы свалить удачно, когда будут брать за задницу, зачем же еще?

— Я серьезно, а ты стебаешься. Камо меня кто-то заложил, и я думаю, это Сашка, — Гусаров нахмурил рыжие брови, — кто еще мог кроме него? Лерка могла, но она не имеет доступа к телу хозяина. А Вадим? Ему незачем, он сам пасется на этом лугу.

— Постой, — Максим пытливо посмотрел на приятеля, — так ты говорил с Белорыбовым или нет? Я же тебе предлагал с ним поделиться, помнишь?

— Помню, помню! — сморщился Стас, — ну не тер я с ним эту тему, что теперь делать?! Подумаешь, пельмень, битый пиксель Сашка Белорыбов! Перебьется, толстый хрен!

— Вот он тебя и спалил, Стасик, облажался ты. Тут и гадать нечего, к бабке не ходи! Теперь остается только ждать, что сделает Камо.

— А ты как будто доволен? Прикинь, если меня спалили, то и тебя тоже могут, если уже не спалили. Так что валить отсюда будем вместе.

Максим пожал плечами и ничего не сказал в ответ. Стас был прав, такой вариант развития событий казался вполне реальным. Однако своё резюме Максим пока не торопился кидать в сеть, на сайты работодателей. Он надеялся, что всё обойдётся.

А Стас, неудовлетворенный разговором с Максимом, который его не поддержал, как он надеялся, а наоборот расстроил, решил успокоиться другим способом. Он не стал заказывать проститутку в номер «гостиницы на час» или идти в спа-салон, а захотел отвлечься так, как всегда это делал в трудной ситуации — поехал в студию бальных танцев.

Руководитель студии Дина продолжала изучать со своими учениками латиноамериканские танцы. Оставалось несколько финальных занятий по обучению румбы. Практически все уже неплохо овладели базовыми движениями — двигали бёдрами, держали спину и разводили руки, легко занимали закрытые и открытые позиции.

Быстро переодевшись и войдя в зал, Гусаров обратил внимание на то, что Лада сегодня отсутствовала, а Неля была занята с другим партнером. Маша, как всегда одиноко стояла в стороне. Гусаров вздохнул и пошел к ней.

Увидев Гусарова, Маша оживилась и явно обрадовалась Стасу, она заулыбалась, робко помахала издали рукой. Они уже провели вместе несколько занятий, но девушка чувствовала, что совсем не нравится ему. Однако сам Стас ей очень нравился, ужасно нравился, она была в него влюблена тайно, не признаваясь в этом не то что близким подругам, которых у неё было немного, но и самой себе.

Ради Стаса она села на диету и уже сбросила пару килограммов. Ради него она покупала дорогую одежду, косметику, но Гусаров ничего этого не замечал. Не замечал всех её стараний, чтобы понравится, и это было обидно до слёз. А ей казалось, что она похорошела — похудела, стала стройнее. Она каждый день рассматривала в зеркале своё тело, лицо. Оно менялось и менялось к лучшему: исчезали отвисшие щеки, подтягивались бока, не такими оплывшими делались бёдра.

Ей вдруг стала подходить одежда, которую она не могла надеть раньше по причине лишнего веса и которая висела в шкафу, дожидаясь лучших времен. Её настроение, когда она глядела на себя, улучшалось, появлялась уверенность, дополнительный тонус. Так было, пока она не приходила в студию и не встречалась со Стасом.

Она смотрела на его равнодушный, отсутствующий взгляд и в её душе всё опускалось. Она словно попадала на ледяное поле, где повсюду веяло холодом и безжизненностью. Её цветущее праздничное настроение, тот позитив, который она копила в себе, в один миг исчезал, как исчезает электрический разряд, растворяющийся в пространстве.

Это было очень тяжело — настраивать себя каждый раз на встречу с ним.

«Неужели он не может сделать вид, — думала она с обидой, — пусть я ему не нравлюсь, но сделать вид, что со мной интересно, что я ему не противна, что я не предмет мебели? Это же не трудно, это так просто! Надо только улыбнуться мне, посмотреть в глаза, взять за руку. Всего лишь сделать вид, притвориться!»

Однако Стас не утруждал себя даже этой малостью. Он не скрывал, что Маша ему безразлична и совсем не интересует. Более того, он иногда допускал грубости по отношению к ней. Он мог сказать: «поворачивайся, корова!», когда она делала движения румбы медленнее, чем нужно, мог сказать и более грубые вещи, от которых на глаза наворачивались слёзы. Однажды она случайно наступила на его светло-кремовый ботинок, и он выругался матом. Но Маша ему всё прощала.

— Что, готова? — подойдя к ней пританцовывающей походкой, спросил Стас вместо приветствия. Маша не обиделась, что он с ней не поздоровался.

— Да! — ответила она, отходя от стены.

Гусаров взял её за руку, повел. Они начали танцевать. Сегодня он был настроен миролюбиво по отношению к своей партнерше, хотя та допускала ошибки чаще, чем обычно. Но миролюбивость его была вызвана не изменившимся отношением к Маше из-за жалости, уважения или других подобных чувств, его мысли были заняты Белорыбовым, Камо, своим бизнесом, всем, что относилось к работе, но никак не к девушке. Он как бы забыл о ней, механически двигаясь в паре, переставляя ноги и выгибая спину, вращая Машу вокруг воображаемой оси. Румба — энергичный танец и он энергично танцевал, отдаваясь ритму движения.

Ярко-красное платье Маши развивалось, когда она делала резкий поворот бедрами, груди вздымались вверх. Ей казалось, что со стороны она смотрится эффектно, что Стас потому и не подшучивает над ней сегодня, что она, наконец, привлекла его внимание. Она ждала любой реакции с его стороны, пусть даже и неосознанной — слов, касаний руки. Но Гусаров двигался без каких-либо эмоций на лице, несколько скованно, отрешенно.

Только в один момент, когда Маша чуть-чуть помедлила с поворотом, он позволил себе слегка шлепнуть её по заднице. Карие глаза его на мгновение ожили и блеснули злобным огоньком, а потом он вновь забыл о ней, ушел в себя.

Она опять обиделась. Её обидел не столько легкий безобидный шлепок, сколько та мгновенная, едва уловимая злоба, промелькнувшая в его взгляде. Это была еще одна обида, упавшая в общую копилку обид, нанесенных ей Гусаровым.

Музыка закончилась, и они вернулись к тому месту, где стояла девушка. Стас не знал о чём с ней говорить — общих интересов у них не было, кроме танцев. К ним подошла Неля одна, без партнера, ушедшего попить воды.

— А у вас получается, — вместо комплимента сказала она, поглядывая насмешливо на Машу, — скоро с румбой закончим, и будем разучивать «Ча-ча-ча». Тебе Дина ничего не говорила? — спросила она у Стаса.

— Насчет чего?

— Может восстановим пару? — Неля совершенно не стеснялась присутствия Маши.

— Я не против, — ответил Гусаров, не глядя на Машу, словно её здесь не было, — скажи об этом Дине.

Впрочем, его голос не излучал особого энтузиазма и Маша, несмотря на охватившую её всепоглощающую обиду, отметила это. Она просто не знала, что Стас, действительно, хотел поменять партнершу. Но не на Нелю, а на Ладу. Оттого и говорил без привычного оживления, свойственного ему, когда дело касалось девушек.

— Ты, правда, не против? — Неля оживилась, — я сейчас пойду.

— Погоди, не торопись. Я, пожалуй, сам с ней поговорю, — Стас посмотрел на Машу, — Маш, слушай, ты не обижайся, но у нас с тобой нет драйва. Давай поменяемся партнерами, ты…как смотришь?

— Какими партнерами? — подавленно спросила девушка, — у меня нет никого.

— Возьмешь у Нельки, — хмыкнул Стас, — ноль проблем! Как там его зовут?

— Костя, — подсказала довольная Неля.

— Вот, с Костей тебе удобнее будет. Он такой же заторможенный, как ты. Заторможенный — замороженный.

Гусаров расхохотался придуманному каламбуру, который был грубоват, но в его обычной манере, а Неля вторила, смеясь противным визгливым смехом. «Хи-хи, хи-хи!» Её голос назойливо лез в уши напарницы Гусарова, так что её хотелось закрыть их ладонями.

— Одни замороженные здесь, Нелька, — ржал Стас, — сплошные отморозки!

Маша, чуть не плача, заметила, как на них издалека строго смотрит Дина, и Стас, перехватив её взгляд, осёкся, резко прекратил смех, словно, Дина выключила громкость в радио. Гусаров отвернулся в сторону — ссориться с руководителем студии в его планы не входило.

Дина подошла к ним. Она воспользовалась паузой, отвела Стаса в сторону.

— Слушай, мы с тобой уже говорили, и я повторюсь, ты зря это делаешь, Стас! — сказала Дина, прямо глядя в его глаза.

— Что именно?

— Зря обижаешь Машу. Она девочка хорошая, лучше, чем Неля и Лада. Только ты пока этого не понял.

— А чего тут понимать? — искренне удивился Стас, — она же тормоз, не в моём вкусе. Мне нравятся энергичные, креативные, я бы сказал, девчонки с изюминкой, вроде тебя.

Он с легкой усмешкой поглядел на Дину, но та его отшила:

— Не клейся — это место уже занято. Я, конечно, не настаиваю, но ты еще пожалеешь о своем отношении к Маше. Попомни мои слова!

— Напугала! — с вызовом произнес он, но затем замолчал, что-то обдумывая.

Разводить склоки и ссориться в студии танцев ему не хотелось, поскольку ругани и разборок хватало на работе. Гусаров потому и пошел в студию, чтобы отвлечься, учиться танцам, полностью отключая мозг. Кто-то занимался охотой, расслаблялся на природе, кто-то плавал под водой, приобщив себя к дайвингу. Это — релаксация, отключка от суровых будней.

Гусаров скользнул взглядом в сторону Маши и Нели. Девушки стояли рядом и о чем-то мирно беседовали.

— Думай, думай. Тебе это полезно! — поддела его Дина.

— Ладно, уговорила, — буркнул нехотя Стас, — еще один танец я с ней разучу, а потом ищи мне другую партнершу. Только не Нелю. На крайняк, если других вариантов не будет, можно Ладу.

Дина тронула его за плечо, выражая своим жестом согласие на условие Гусарова и, обращаясь ко всем, громко произнесла: — Продолжаем, внимание всем, продолжаем с третьей позиции. Попрошу всех вернуться!

Свои слова она подкрепила громким хлопком в ладоши. Зазвучала энергичная мелодия румбы и пары пошли в круг.

Посмотрев на Машу внимательным взглядом, Стас не нашел ничего, что могло зацепить его — та же полноватая фигура в красном платье до колен, обнажавшем полные короткие ноги, то же томное и задумчивое выражение лица, показавшееся ему скучным. Он даже не смог её представить голой, как она лежит в постели с каким-нибудь мужчиной или с ним, занимается сексом. Наверное, в постели она бы тоже вызывала зевоту. «Уныло, как всё уныло!»

Стас опять вздохнул, словно ему выпала не тяжелая, но нудная и надоедливая работа, и пошел к девушке. Предстояло провести ещё целый час вместе.

После танцев Маша его спросила:

— Стас, подвезешь меня?

— А тебе куда? — спросил он, после минутного замешательства.

— Мне до трех вокзалов.

— Извини, Маш, мне сегодня в другую сторону, — ответил он, хотя вполне мог проехать мимо Комсомольской площади.

Она криво улыбнулась, вероятно, уловив, что он её обманывает, но ничего не сказала. Впрочем, ему было всё равно, что она скажет.

 

Глава 21

Этот день поздней осенью в офисе «Траяна» начинался как обычно — со звонков клиентам, их звонков, рутинной работой, чаще бесполезной, которой всегда бывает много. Никита сидел в офисе один. Катя сегодня задерживалась, а Василий выехал на встречу с продавцом квартиры в Королёв.

У Никиты дела все никак не налаживались — заявок поступало на удивление мало, и, соответственно, заработок падал. Этот период выдался трудным, сплошная черная полоса: клиентов нет, с женой разругался. До окончательного разрыва у них пока не дошло, но он оказался близок к нему. Роман с Катей был в самом разгаре и, несмотря на чужого ребенка, Никита всерьез подумывал о том, чтобы сойтись с ней. Но ему нужны деньги. Если уходить от жены, то придется снимать квартиру какое-то время, переждать, пока не переселится к Кате.

Телефон на его столе застыл в гробовом молчании, будто его совсем отключили за неуплату, и Никита тоскливо сидел, глядел в окно. Чтобы не слушать тишину, которая угнетающе действовала на него, он включил радио, нашел радиостанцию FM «Радио шансон». Звучала песня Стаса Михайлова «Без тебя». Никите нравился Михайлов и его песни, он даже уговорил Катю сходить на его концерт в «Кремлевский дворец съездов». Кате, помнится, тогда тоже понравился певец — романтичный, загадочный. Песни о любви всем нравятся, особенно женщинам.

В это время зазвонивший на Катином столе телефон прервал его воспоминания. Опять, как в сентябре, когда он был один в офисе и перехватил её клиента, появилась новая возможность получить заявку. Только тогда они были просто друзьями, а сейчас…

Никита заколебался. Забирать себе чужих клиентов не стоило, тем более клиентов Кати. Что если она узнает? Катя не вспыльчивая, но она может обидеться всерьез и надолго. Они как-то поссорились и её синие глаза, налитые гневом, сделались совсем темными, сузившимися, она не разговаривала с ним целую неделю, а может две, несмотря на все его попытки примирения. Нет, он, Никита, не хотел ссориться с Катей, но телефон продолжал беспрерывно, упорно звонить и сейчас он испытывал ещё большее колебание, чем тогда, когда перехватил её клиента в первый раз.

Он, в задумчивости, погладил себя по голове, ощущая под рукой жесткий ёршик волос. Его подстригли коротко — сделали стрижку «площадка», отчего голова казалась четырехугольной, в форме куба, но ему нравилось. Он напоминал себе деревянного солдата Урфин Джюса, увиденного им в детстве в иллюстрации к книге Волкова о приключениях девочки Элли. Ему хотелось быть как тот солдат с грубо выструганным, жестким лицом, походить на настоящего мужчину, словно от геометрических форм зависела сущность мужского начала.

Телефон замолк на короткое время, а потом зазвонил вновь.

Тут Никита припомнил известную фразу «люди гибнут за металл», которую он слышал от кого-то из знакомых. Эта фраза обычно произносилась с большой долей иронии, когда хотели подчеркнуть, что ради денег, люди могут пойти на всё. Поскольку Никита не ходил в оперу и не знал, что эти слова пел в «Фаусте» Мефистофель, то он не знал продолжения. А в продолжении звучало: «Сатана там правит бал!». Связь желтого металла и сатаны была для него неочевидной.

Он подумал, что если люди могут гибнуть за металл и это им не возбраняется, то, может и ему стоит немного погибнуть, на время. А потом воскреснуть, когда проблемы будут решены. В конце концов, он старается не для себя, вернее не только для себя. Он хочет сделать так, чтобы было удобно им обоим, чтобы они сошлись и жили вместе. А для этого нужны деньги.

Это разумное соображение, пришедшее ему в голову, перевесило тот ворох возражений, который выдвигал его внутренний оппонент, поэтому Никита подошел к Катиному столу и взял трубку телефона. Как он и думал, звонил потенциальный покупатель, искавший Катю, чтобы ему подобрали квартиру.

Никита сел в Катино кресло, устроился поудобнее. Для него расположить клиента, уболтать его, не составляло особого труда, ибо после нескольких недель неудач, он сегодня был особенно красноречив. Разговаривая и с упоением расписывая свои качества риэлтора: находчивость, деловитость, учет любых пожеланий заказчика, он периодически настороженно поглядывал на входную дверь, готовый немедленно прекратить переговоры, даже бросить трубку, если бы появилась Катя. Но она так и не пришла.

В конечном итоге он переключил покупателя на себя и договорился о приеме заявки на покупку трешки.

С облегчением закончив разговор, Никита вернулся за свой стол. Стас Михайлов уже закончил петь песню «Без тебя» и следом запустили новую любимицу публики Ваенгу, затянувшую: «Снова стою одна, снова курю, мама, снова, а вокруг тишина, взятая за основу». Никита усмехнулся про себя. Если бы он курил, то сейчас бы закурил сигаретку, отмечая удачно полученную заявку.

«Супер, наконец-то! — отметил он удовлетворенно, — а то будто сглазили, две недели — и ничего! Но что странно, почему этому молодому перцу Ваське везет, не говоря про Катю? Может у меня место такое, неудачное? Какого хрена происходит?»

Он резво поднялся, отошел от стола и оценивающе посмотрел на свое офисное кресло, стол, компьютер со стороны. Всё было таким же, как у Кати и Василия, не хуже и не лучше. Никита отметил, что спинка кресла потерлась, а на столе скопилась пыль, словно уборщица обходила стороной только его стол. У Кати и Василия столы были чистыми. «Вот, еще одно доказательство, — расстроенно подумал он, — надо пригласить батюшку. Пусть изгонит бесов, окропит святой водой. Наверняка, здесь дело нечистое!»

Никита инстинктивно провел руками по джинсам возле ремня, и ему подумалось, что надо срочно прицепить металлическую булавку от сглаза. Он где-то читал об этом. Пока же, Никита хотел трижды перекрестить свое кресло и уже поднял руку для крестного знамения, но от этого занятия его отвлек вновь зазвонивший телефон, на этот раз не на столе Кати, а на его собственном. Оказывается, телефон не был отключен, как он думал с утра. «Ожил покойник!»

Никита взял трубку и услышал голос Анжелики Игоревны, приглашавшей в свой кабинет.

«Что ей ещё нужно?» — недовольно подумал он, снимая с вешалки пиджак. Соблюдая стиль одежды «colledge», сегодня он был в синих джинсах, галстуке и светлом шерстяном пиджаке. Своеобразный офисный демократизм, проявляемый в одежде, позволял себя чувствовать удобно на работе и вполне по-деловому.

«Если будет выносить мозг по клиентам, как раз скажу, что у меня есть заявка, — продолжал думать он, проходя по коридору к кабинету начальницы, но потом вдруг у него возникла тревожная мысль, — а не пахнет ли сокращением? В нескольких агентствах уже сократили треть сотрудников. На дворе кризис. Вдруг сейчас скажет, чтобы собирал вещи и валил отсюда?»

Когда он вошел, то увидел Анжелику Игоревну, сидящую на своем рабочем месте, за столом. Ему показалось, что она была в игривом настроении. Как и большинство мужчин фирмы, он гадал, есть ли у Анжелики любовник. Было известно, что Анжелика Игоревна замужем, она носила на пальце кольцо, но мужа своего никогда не демонстрировала. Одевалась она как состоятельная дама, имела бриллианты, ездила на «Мерседесе-Купе», регулярно посещала спа-салоны. Такая женщина, конечно, должна была пользоваться вниманием мужчин.

Анжелика Игоревна улыбалась своими красивыми голубыми глазами, сидела, откинувшись в кресле назад, закинув ногу за ногу. Она всегда выглядела загорелой потому, что зимой летала на Филиппины или Кубу, а летом отдыхала на средиземноморских курортах. Кроме того, эффект смуглой кожи достигался ею с помощью солярия. Короткое платье её немного сползло, обнажив круглую коленку, обтянутую тонким телесного цвета чулком, почти неразличимым на загорелой ноге.

Если бы оказалось, что вместо колготок на ней были чулки на резинке, чтобы смотреться эротично, Никита совсем бы не удивился. Обычно так выглядят распутные женщины на обложках журналов или в соответствующих фильмах, соблазняющие мужчин. Но такие чулки нуждаются в демонстрации, так просто их не надевают. Эти мысли с быстротой молнии промелькнули в мозгу Никиты.

Между тем, Анжелика Игоревна, выждав паузу, сказала приветливо:

— Привет, Никита! Как дела с клиентской базой?

— Только сегодня появился стоящий клиент, — обрадовался Никита возможности продемонстрировать свои успехи.

Он принялся подробно рассказывать о прошедшем разговоре, рассуждать о перспективах сделки. По его словам, всё складывалось хорошо, просто замечательно, клиенты идут, причем крупные и состоятельные — не какая-нибудь мелочь. Заявки реальные. Ко всему прочему, речь Никиты подспудно сводилась к тому, что сокращать его сейчас, если Анжелика и вынашивала такую мысль, было бы большой ошибкой.

— Молодец, молодец! — поощрительно кивала его начальница, покачивая ногой, — всё это замечательно.

В её словах Никита почувствовал недоговоренность.

— Но ты недовольна? — обеспокоенно спросил он, — с Анжеликой все были на «ты», как в маленькой, но дружной семье, или компании, придерживающейся корпоративного духа.

— Почему недовольна?

Анжелика покачивала ногой, она была похожа на кошку, играющую с мышкой.

«Чего ей нужно? Она что-то знает? — подозрительно подумал Никита, — этих баб не поймешь!» Он пожал плечами и буркнул:

— Мне показалось.

Анжелика Игоревна потянулась к пачке сигарет, лежащей на столе, и кончиками длинных накрашенных ногтей достала сигарету. Она манерно закурила, загадочно поглядывая на Никиту.

«Неужели решила всё-таки сократить? — соображал он, — ведь знал, что зовет для этого! Вот хитрая сучка! Надо пойти закинуть резюме на «Хэд Хантер». Блин, теперь с бабками будут проблемы». Он подумал ещё, что в ближайшее время от жены съехать не удастся — пока найдешь работу, пока устроишься…

— Нехорошо поступаешь, Никита! — прервала молчание Анжелика, — нехорошо, я бы сказала, не по-товарищески.

— Ты о чём?

— Не прикидывайся овощем! Я же знаю, что ты клиентов Катерины подгребаешь к себе. Вот я о чём! Не далее, как сегодня ты взял её клиента. Я сама слышала, как ты его уговаривал. Но ведь такие случаи были и раньше, не правда ли?

Лицо Никиты покраснело. Насмешливо глядя на него, Анжелика Игоревна продолжила:

— Как же так, Никит, у вас вроде любовь? Романтические отношения и всё такое. Я даже вам позавидовала, признаюсь.

Она лениво встала с кресла, подошла ближе и пустила струю дыма почти в его лицо. Глаза её насмешливо блестели, и теперь она еще сильнее напоминала кошку, вышедшую на охоту.

— Тебе-то что за дело? — глухо спросил Никита, — мы сами разберемся!

— Ты прав, ваши личные отношения меня не касаются. Это, как бы с одной стороны, а с другой, боюсь, что чехарда с клиентами плохо повлияет на наш имидж. Репутация фирмы для меня дороже всего. Репутация, — она коротко задумалась, щуря глаза, — это как невинность девушки, потеряешь, а назад не воротишь. Короче, я думаю, что Кате надо знать о твоих маневрах за её спиной.

— Я тебя прошу ей ничего не говорить. Я сам ей скажу!

— Нет, ты же знаешь, что обманывать не в моих привычках! — она цинично усмехнулась, обнажая ровные красивые зубы, — тем более, я не люблю, когда обманывают других, особенно Катю, такую хорошую девушку. Я ей полностью доверяю, и, кстати, думаю, её повысить. Я разделю московский регион на два направления — Москву и Подмосковье. Так вот, Москву хочу отдать ей.

Услышав последние слова начальницы, Никита, переживавший, что может предстать перед Катей в неприглядном свете после этого разговора, тут же понял, что Катя получит более выгодный кусок работы, чем он — сделки по Москве всегда приносили больше денег по сравнению с Подмосковьем. Эта мысль на время заслонила его переживания по поводу предстоящих объяснений.

— Или, — продолжила между тем Анжелика, опять севшая в кресло и меланхолично смотревшая на тлеющий кончик сигареты, — или, я подумаю о тебе. Тебе ведь тоже пора расти. Ты у нас работаешь больше, чем Катя, оформил много сделок. Тебе, так сказать, и карты в руки. Я не права?

Стоявший все это время у двери Никита, внезапно почувствовал слабость в ногах. Не спрашивая разрешения, он подошел к креслу возле столика и сел, почти упал на мягкие подушки. Анжелика Игоревна все так же с насмешкой смотрела на него. Она его прекрасно понимала, потому что такие люди, как Никита встречались ей довольно часто.

— Что же я должен сделать, чем заслужить такую милость? — спросил тот, пытаясь быть ироничным, но глаза его не смотрели на собеседницу.

Он догадывался, что его начальнице что-то надо. Только что? Никиту терзали подозрения, ожидание чего-то нехорошего: то ли предложений, то ли слов, которые могли разрушить его жизнь. Его прямоугольный, точно вырубленный топором силуэт головы, превратился в неподвижно застывший бюст, а лицо в безжизненную маску. Анжелике на миг показалось, что она сидит в театре Романа Виктюка на спектакле «Мадам Баттерфляй», где Никита играет главную роль. На его лице лежит толстый слой белил, он выглядит поникшим и печальным.

— Сегодня я хочу поужинать с тобой! — безапелляционно произнесла Анжелика.

— Но я, но у меня… — Никита хотел сказать, что вечером будет встречаться с Катей. Как это будет выглядеть, если он не пойдет? Что он ей скажет в своё оправдание? Только, похоже, его проблемы Анжелику Игоревну совсем не интересовали.

— Кате скажешь что-нибудь, придумаешь, — поняв причины его замешательства, заметила начальница, — ты же у нас мастер!

Когда после полудня в офисе появилась Катя, у Никиты был такой виноватый вид, что она сразу поняла — у бойфренда возникли проблемы. После встречи с Максимом ею овладело приподнятое настроение, веселое, озорное, девушка улыбалась, напевала про себя незамысловатый мотив. Хотелось, чтобы всем было хорошо, так же, как и ей.

«Что-то серьезное? — подумала она о Никите, — чего он такой хмурый?» Погасив улыбку на лице, она подошла к Никите и озабоченно спросила:

— У тебя что, траблы с клиентами?

— У меня? Ноу проблем! — он пытался шутить, но глаза смотрели невесело.

Никита мучительно думал, что сказать Кате, как намекнуть ей, что сегодня вечером будет занят. Не вызовет ли это обиду с её стороны? Ему захотелось громко выругаться.

Он открыл свой ежедневник и посмотрел на запись о сегодняшнем клиенте, смотрел долго, минуту, может быть, две. Однако это созерцание не было совсем уж бездумным и безучастным, оно навело его на другие мысли. Несмотря на неприятные чувства, вызванные тем, что он вынужден обманывать Катю и с этим клиентом, и умалчивая о предстоящем вечере с Анжеликой, появление у него заказчика являлось хорошим знаком. Эта фамилия в ежедневнике должна была что-то значить, должна была знаменовать новый этап в карьере, а может и жизни. В перспективе у него должны возникнуть новые заявки, много заявок. Если верить той же Анжелике.

— Катюш! — сказал он, приходя в хорошее расположение духа, — у меня сегодня встреча вечером с одним приятелем, посидим, пивка попьём. Мы с ним вместе служили в армии, и он проездом в Москве. После стольких лет нарисовался. Ты как, не обидишься?

— А чего мне обижаться? — спросила удивленно Катя, увидевшая, что Никита перестал хмуриться, заулыбался.

Вместе с тем, этот внезапный переход из одного состояния в другое её насторожил. «С чего он оживился? — задала себе вопрос девушка, — сидел такой неразговорчивый, чем-то расстроенный и вдруг говорит, что с кем-то встречается, будто с приятелем. И настроение у него делается лучше. Странно!»

Она внимательно посмотрела на бойфренда, и чувство ревности шевельнулось у неё в груди. «Хочет встретиться с женщиной, — сообразила она, — я это уже проходила со своим бывшим. Эти неожиданные переходы от веселья к злобе, эти перепады настроения, словно у них настали критические дни. Типичное поведение мужика, считающего свою жену лохушкой. Что ж, пусть считает, если ему так хочется!»

Тут она подумала, что сама будет встречаться с Максимом. Она ведь, в какой-то мере, тоже обманывает Никиту, поскольку не говорит ему о предстоящей встрече, так что они квиты. Ей внезапно стало жалко его, она подошла и погладила торчащие вверх короткие волосы на «аэродроме» его головы.

Каждый из них искал своё счастье вовне, а не внутри отношений друг с другом, и так было сразу, они это почувствовали ещё в самом начале. Поэтому ни печали, ни разочарования не отразилось на их лицах, хотя оба и понимали, что между ними, несмотря на недосказанность, в сущности, всё было кончено.

 

Глава 22

Сделку по оформлению покупки квартиры для Максима Василий всё-таки уступил Кате. Не потому что она его попросила об этом, просто у него возникли новые клиенты, и он с головой погрузился в работу.

Василий, в отличие от Никиты легко умел находить как продавцов, так и покупателей квартир, у него был особый талант молодой обаятельности, который, вероятно, и манил заказчиков.

Связавшись с Максимом, Катя объяснила ему весь порядок предстоящих действий — довольно утомительный, суетливый, но столь необходимый, чтобы стать собственником долгожданного жилья. Исполняя её пожелания, Максим оформил доверенность на поручение всех действий фирме «Траян» и, экономя своё время, не ходил по разным канторам, собирая необходимые справки, не оформлял переход права собственности в Регистрационной палате города Москвы. Всем этим занималась Катя. И он ей был благодарен.

В общем-то, Максим участвовал только в финальной стадии сделки — он принес нужную сумму и положил её в депозитную ячейку, арендованную Катей в отделении Сбербанка на Речном вокзале. Он ей полностью доверял, хотя и не понимал почему. Наверное, потому что был влюблен.

Когда Стас узнал, что Максим отнес деньги в ячейку и оставил их там, фактически, в единоличном распоряжении Кати, то был очень удивлен.

— Брат, — сказал он, — рискуешь! Это может быть такое попадалово — потом бабки не вернешь. Ты же не взял с неё расписку о получении?

— Нет.

— Значит повёлся! Ничего не мешает тебя кинуть. Я бы так и сделал! — Стас улыбнулся.

— Ну, ты, понятное дело, — воспринял шутку приятеля Максим, — ты у нас известный кидала.

— Хочешь прикол по теме? — и, не ожидая ответа, Гусаров начал рассказывать Максиму историю, случившуюся с его другом, — один мой знакомый, весьма обеспеченный чувак, решил, как и ты взять хату. Но не на Речном, а ближе к центру, где-то в районе Маяковки или Белорусского вокзала — не помню. У него работала секретарша, которой он доверял от и до, ну, и сам понимаешь, трахалась с ним, работала уже долго, короче, была ближе жены.

Стас как всегда, когда рассказывал какую-то байку, принимался живо размахивать руками, касаясь собеседника, заглядывая ему в глаза, словно ожидал ответной реакции.

— Он, как и ты, — продолжал Гусаров, — попросил её снять ячейку в банке, дал бабки, чтобы телка туда их отнесла. И что ты думаешь? Естественно: ни денег, ни девки.

— А сколько он ей дал?

— Не всю сумму сразу, а где-то пять или шесть лимонов. Но всё равно жалко.

— Да, не слабо она его кинула.

Стас похлопал Максима по плечу:

— Так что не ведись на тёлок, Макс! Сейчас этот лошара бегает по всей Москве, ищет её, полицию привлек, частников, но та глухо залегла на дно. Даже программу опознавания лиц в метро по фотографии подключили, прикинь! Не знал, что такая есть?

— Нет.

— Есть-есть, как у америкосов. Только теперь бесполезняк метаться, когда всё случилось. За такие бабки она поменяла фамилию и взяла хату где-нибудь в Подмосковье, сейчас подходящую можно найти недалеко от МКАДа.

— Катя меня не кинет, — отрицательно покачал головой Завьялов, — она в риэлтерской фирме работает, всё официально.

— Смотри не облажайся! — назидательно произнес Стас, — я тебя предупредил, хотя и знаю, что ты упрямый. Слушай, ты что, на неё запал, что ли? Я думал, мы сегодня с тобой в ночном клубе зависнем, оторвемся по полной программе. Неделя паскудная была, еще этот Сашка Белорыбов… А в клубе сам знаешь какой релакс — кальян покурим или косячок забьем. Я просто прусь от этого. Наверное, новых девок полно. Кого-нибудь прихватим и потусуемся у меня на хате.

— Я пас. Сегодня с Катей встречаюсь в «Старбаксе».

— Где-где? — недоверчиво спросил Гусаров, — в кофейне? Ну, это полный отстой! У вас что, деловые переговоры или свидание? Бери её за задницу и валите в кабак какой-нибудь пафосный, типа «Белки».

— У тебя у самого с тёлками как? Встречаешься с кем-нибудь? — поинтересовался Максим, переводя разговор, чтобы не избежать ненужного обсуждения. Он не любил менять своих планов, особенно, когда эти планы уже согласованы со знакомой девушкой.

Стас театрально наклонил голову вниз и развел руками, показывая, что совершенно свободен. При этом лицо его было лукавым. «Опять сразу с несколькими хороводится, — решил Максим, — как у него времени на всё про всё хватает? А еще проблемы с сестрой, он недавно мне сам говорил. Ещё та долбанутая!»

Гусаров ему жаловался, что сестра Юля связалась в школе то ли с «готами», то ли с «эмами», подсела на легкие наркотики. Но, известно, что от легких до тяжелых один шаг. Стаса это сильно беспокоило. «Прикинь, Макс, — возмущался он, — одно дело молодежные группировки, всякие там готы или эмы. Мне пофигу, чем они занимаются, если тусуется с ними — пусть! Но наркота? Чтобы в пятнадцать лет её имели все кому не лень за порцию кокса. Меня это сильно напрягает!» Как выяснил Стас, Юля ходила на эти тусовки из-за мальчика, который возник у неё после летних каникул. С ним надо было поговорить по-мужски, и Стас планировал это сделать в ближайшее время.

Сейчас он стоял и притворно разводил руками, изображая из себя неудачника в отношениях с женщинами. Любил розыгрыши Стас, любил! Зная его натуру, Максим не сомневался, что у Гусарова есть девушка, и не одна, и что он разберется с молодым человеком сестры, если не сам, то с помощью знакомых бандюков. Стас иногда пользовался их услугами.

Внезапно лицо Гусарова омрачилось.

— Слушай, прицепилась тут одна коза, никак не отстанет. Я её и так, и эдак, почти открытым текстом посылаю, а она прилипла, хоть убейся! Хочешь, познакомлю? — спросил он с долей надежды.

— Уже опоздал, я же тебе говорил, что с Катей встречаюсь. А ты где с ней познакомился, в клубе?

— Да, там… — Стас отвечал неуверенно и Максим почувствовал в его словах нотку фальши, но не счел нужным допытываться.

В пятницу вечером Максим подъехал к кафе «Старбакс». Он купил букет роз, хотел еще что-то купить — шоколад, шампанское, но затем подумал, что для первого свидания будет перебор.

Ему пришлось ехать прямо с работы — на переодевание времени не оставалось, потому Завьялов был в своем привычном темно-синем офисном костюме, на шее голубой шелковый галстук, в манжетах рубашки позолоченные запонки. На самом деле, ему хотелось бы одеться проще, надеть джинсы, куртку, на ноги удобные кроссовки. Но об этом оставалось только мечтать — он и так мог опоздать на свидание, хотя и рассчитывал время.

Не изменяя своей привычке, на площади Революции Завьялов вышел из вагона у скульптуры пограничника с собакой и потрогал холодный нос псины. Этот нос должен был сегодня принести удачу.

На самом деле Максим не верил в предрассудки, относился к приметам и разным суевериям скептически, но вот нос бронзовой собаки его отчего-то привлекал. Возможно, сам ритуал ему нравился. Любой ритуал несет в себе упорядоченность форм, заданность правил, определённую последовательность движений. Выйти из вагона, подойти к собаке и потрогать нос. В последовательности этих движений, вероятно, имелся скрытый смысл, если люди верили, что она является залогом везения.

К своей досаде, когда он вошел в помещение кафе, то увидел, что Катя его опередила. Она уже сидела за столиком и издали махала рукой, чтобы привлечь внимание. Он пошел к ней, улыбаясь во весь рот, но в душе ругая себя последними словами за опоздание — в его понимании, мужчина должен был ждать девушку на свидании, а не она его.

Не задержал ли его нос собаки, ради которого он делал остановку на площади Революции? Выходит, не принес удачу?

В кафе было многолюдно. Вечер в пятницу, осенний день — ничто так не располагало, как два этих обстоятельства, чтобы посидеть в уютной обстановке, попить кофе с друзьями-приятелями, поболтать на разные темы.

— Спасибо за цветы! Вы сегодня нарядный, — заметила Катя, успев его разглядеть, пока он подходил к столику.

Она видела его в другой одежде, простой, обыкновенной, когда они осматривали квартиру на Речном Вокзале и подумала, что он приоделся специально ради неё. Катя положила букет рядом, на столик, намереваясь просить подошедшего официанта поставить букет в воду, пока они были в кафе.

— Это рабочая одежда, — улыбаясь и садясь на стул, заметил Максим, — вы ничего еще не заказали?

— Нет.

— Кстати, давай на «ты», а то как-то всё официально, словно на дипломатическом приеме.

— А ты бывал на приемах? — спросила Катя, как бы подшучивая, но незаметно принимая его предложение, — она была рада перейти на более близкий стиль общения. К тому же, так было проще.

— По телевизору видел, — ответил Максим и принялся заказывать подошедшему официанту — молодому парню восточной наружности, кофе и пирожные. — Ты какой кофе будешь? — спросил он Катю.

— Мне «капуччино» с кленовым сиропом.

Себе Максим заказал «эспрессо».

— Чем занимаешься, Максим? — поинтересовалась Катя, когда официант отошел.

— Я продаю машины, кстати, у тебя есть?

— Нет, но знаешь, наверное, надо покупать. В нашем бизнесе приходится много ездить по городу, в Подмосковье тоже, тут невольно подумаешь о колесах.

— Я мог бы тебе помочь с обучением езде, — заметил Максим, невольно фантазируя и разворачивая в уме фривольные картины предстоящего обучения, — после того, как ты купила бы у нас авто.

— Почему именно у вас? — улыбнулась Катя, — может, я хочу в другом месте, где дешевле.

— Катя, для тебя мы сделаем потрясающие скидки, ты будешь у нас эксклюзивным клиентом, я обещаю! — Максим приложил правую руку к сердцу, как делают это на Востоке, когда клянутся в чем-нибудь.

Принесли пирожные и кофе и они принялись неторопливо пить его, есть пирожные, продолжая общение. Поскольку они еще не знали друг друга, не знали интересов, увлечений, взглядов на жизнь, им приходилось разговаривать осторожно, точно наощупь, что больше напоминало дипломатическую беседу. Каждый следил за своими словами, за словами другого, за интонацией, с которой они произносились. Но в этом не было ничего плохого, просто они стремились показаться с лучшей стороны, произвести наилучшее впечатление.

На лице Кати, то ли от горячего кофе, то ли от присутствия Максима, появился легкий румянец. У неё мелькнула мысль достать блокнот и вместе с Максимом написать, что нравиться, а что нет, какие увлечения и хобби их интересуют. Затем сравнить. Тогда бы сразу все точки над «и» были бы расставлены и тот небольшой ледок отчужденности, который всегда есть между малознакомыми людьми в момент первой встречи, был бы растоплен.

Но она отогнала эту мысль от себя. Она показалась детской, озорной. Максим мог понять её неправильно и решить, что она просто дура или очень хитрая девушка, привыкшая изображать простушку.

— Ну и как, каков бизнес? Я никогда не сталкивалась с этой сферой, — спросила Катя.

— Бизнес, как бизнес, — скромно заметил Максим, — обычная торговля. Всё равно, что торговать хлебом или лекарствами. В цену закладываешь свой процент, или, как говорят дельту, и получаешь прибыль. Да что мне тебе рассказывать? У вас, наверное, так же. Есть, конечно, небольшие нюансы, но все равно, кардинальных отличий мало.

— Я слышала у вас много мошенничеств с машинами. Есть недобросовестные салоны, которые разводят клиента.

Максим усмехнулся:

— Слышала поговорку: «Без лоха жизнь плоха»?

— Нет, теперь буду знать!

— У вас тоже есть «черные дилеры» — обманывают стариков и старушек, выселяют их из Москвы куда-нибудь в глушь, а иногда убивают. У нас хоть просто мошенники, а у вас «убивцы».

Катя зябко поёжилась.

— Да, всякое бывает, но я с такими, слава богу, не сталкивалась! У нас хорошая фирма и мы давно работаем.

— Что-то мы всё о работе, да о работе. Знаешь, мы до этой стадии ещё не дошли.

— До какой стадии? — не поняла Катя.

— Последняя стадия пьянки — разговоры о работе. Первая стадия — это когда болтают о женщинах, вторая — рассказывают анекдоты, а это третья.

Катя рассмеялась. В это время Максиму вспомнились слова Стаса о том, что надо было не идти на кофе в «Старбакс», а пойти в бар или ресторан, посидеть, поесть хорошей пищи, выпить вина. Катя же ходила с неизвестным ему парнем в корчму «Кобзарь», может, надо было и им пойти?

Эта мысль заняла его, и он не преминул её высказать.

— Слушай, Кать, не хочешь пойти в ресторан? Прямо сейчас.

К его удивлению Катя легко согласилась.

— Пойдем. А куда?

— У тебя есть особые пожелания?

— Нет, я не часто хожу. Если только корпоратив, но у нас он два раза в год — в день создания фирмы и на Новый год.

О том, что она ходила в ресторан с Никитой Катя умолчала. Она знала, что Максим их видел вместе, но какой смысл был вспоминать старое? В её сознании, встречи с Никитой уже были в далеком прошлом, и не стоило их вспоминать.

— Пойдем в грузинскую кухню, — предложил Максим, — здесь недалеко. Ничего не имеешь против острого? — спросил он.

— Нет, я люблю их кухню — сациви, хенкали. Это ужасно вкусно. У них еще вино вкусное — «Киндзмараули», если не подделка. Мы как-то пили его в компании.

Катя, забывшись на минуту, хотела рассказать, как они ездили с бывшем мужем по Кавказу с друзьями, как весело там отдыхали. Но подумав, что Максиму, возможно, будут неприятны эти чужие воспоминания, она осеклась на полуслове. Завьялов в это время расплатился за кофе, предупредив намерение девушки расплатиться за себя, и они вышли на вечернюю темную улицу Москвы, залитую светом фонарей, горящими фарами машин.

Воздух был не сильно холодным, но Катя закутала шарфом шею почти до подбородка. Максим внимательно посмотрел на неё, подольше задержав взгляд на её лице. Ему показалось, что у неё губы сделались почти лиловыми от холода, и он вдруг ощутил желание прижать её к себе, согреть. Но сделать это не решился.

— Замерзла? — хрипло спросил он.

— Нет! — ответила Катя, — только ветер сырой какой-то. Неприятный!

— Ничего, скоро дойдём.

И точно, пройдя совсем немного, они очутились перед рестораном «Грузинская кухня». Там они заняли свободный столик, сделали заказ. В ресторане, в отличие от «Старбакса», народу было немного. Катя с Максимом в ожидании официанта с закусками сидели, рассматривали интерьер. Они увидели, как на невысоком помосте пели протяжные грузинские песни несколько певцов-мужчин в костюмах бежевого тона, сливая голоса в полифонию. Повсюду аппетитно пахло шашлыками, жареным мясом, специфичной кавказской зеленью.

Потом им принесли шашлык, сулугуни с салатом, еще какие-то особенные национальные блюда, приготовленные очень вкусно. Принесли белое «кахетинское вино» к салату, красное «мукузани» к мясу, и они принялись есть, неторопливо разговаривая.

Разговаривали обо всём: о современном кино, о музыке, о книгах, о машинах, о привычках и характере друг друга. Выяснилось, что Катя любит романтическое кино и не любит фильмы о вампирах и фильмы-катастрофы, которые нравились Максиму. В музыке у них тоже были разные предпочтения. Ему нравился рэп, а ей блюз и джаз. Ему нравились современные писатели — Сорокин, Пелевин, а ей — не очень. Но и дамы-детективщицы ей не нравились. Она не любила мат, завладевший в последнее время страницами книг и подмостками театров, а он относился к нему равнодушно.

Даже в запахе мужской туалетной воды они расходились. Максим всегда пользовался «Фаренгейтом» от Диора, а Кате нравился «Аллюр» от Шанель.

И всё же… Это узнавание друг друга не прошло даром. Когда поздним вечером они вышли на улицу и пошли к метро, Кате казалось, что она уже давно и хорошо знает Максима. Ему, вероятно, казалось также.

Они шли в хорошем настроении, подвыпив, потому что после вина пили еще коньяк, правда, не грузинский, а армянский и могли теперь беззаботно шутить, не опасаясь, что могут быть неправильно понятыми, обидеть ненароком друг друга. В таком состоянии любая глупая шутка вызывала смех. Им было легко.

— А ты помнишь, как в метро смотрел на меня? — спрашивала Катя, слегка заплетающимся языком, — я такая думаю, чего он на меня уставился, может, я что-то не так надела или тушь поплыла? Думаю, пусть пялится, а внимания обращать не буду! Я тебя, честно говоря, приняла поначалу за тех прилипал, которые клеятся на улице. — Она негромко засмеялась.

— Правда? — он тоже рассмеялся, — неужели похож?

— Потом я думаю, — продолжала говорить Катя, — нет, для этого у тебя неподходящая одежда — ты слишком хорошо одет. Решила, что ты менеджер среднего звена в каком-нибудь банке или фирме. Видишь, оказалось недалеко от истины!

Он взял её под руку, привлек к себе и сказал:

— Ты не можешь пойти со мной рядом? Пойдем как старые знакомые, словно у нас это уже не первое свидание.

— Как будто мы муж и жена, прожившие вместе много лет?

— Точно! Только песок еще не сыпется.

Катя пошла и невольно, то ли от холода, то ли от переполнявших её чувств, теснее прижалась к нему. Максим ощутил её грудь, увидел смеющиеся глаза. Он не выдержал, остановился, начал горячо целовать её холодные губы, словно хотел передать своё тепло.

Как и Максим, Катя тоже поддалась эмоциям, но всё же, тревожный звоночек раздался у неё в голове — не слишком ли они торопятся, у них всего лишь первое свидание. Что он подумает о ней?

Она чуть-чуть отстранилась и, глянув на него снизу вверх, улыбнулась, мягко спросила:

— Максим, а мы не торопимся?

— Нет, не думаю. Ты мне нравишься уже давно, поэтому я на тебя и глазел в метро каждый день. А то, что мы встретились только сегодня — ничего не меняет. Ты же сама это понимаешь!

Он снова привлек её к себе, стал целовать. Когда они прервались, оба тяжело переводя дыхание, Катя спросила:

— У тебя есть квартира? Ко мне нельзя, там мама с сыном.

— Конечно, есть, я снимаю у Речного. Сейчас такси поймаю.