Глава 1

Заполучив в свои руки флэшку с секретной, особо важной информацией, Алексей долго решал, кому отдать её, вернее, обменять, чтобы вызволить Ирину. Были разные варианты, но все они не гарантировали быстрого и безболезненного решения проблемы. В любом случае, следовало переговорить с Николаем Ивановичем. Этот тертый калач, должен был подсказать что-то путное.

Отправившись в кабинет начальника, Алексей по пути прикидывал, как объяснить, откуда у него появилась флэшка. Ирину он не нашел — не выполнил задание ни Макарова, ни, если брать выше, самого Главного. Но зато нашел флэшку! В данных условиях это могло оказаться важнее, чем поиски девушки и, в какой-то мере, реабилитировало его, Алексея. А Веру можно во всё это не впутывать, она тут ни при чем — случайный человек в случайном месте.

Войдя в кабинет Макарова, он обратил внимание на недовольный вид начальника отдела. Грузный Николай Иванович сидел, подставив руку под подбородок, не поднимая глаз от экрана компьютера и о чем-то напряженно размышлял. На его могучем лбу собрались морщины, как на голове какого-нибудь скульптурного мыслителя, но, насколько знал Алексей, оригинальных мыслей в голове Макарыча особо не водилось. Зато он был дока в житейском плане.

Алексею показалось, что сейчас тот переживает по поводу случившегося с Главным. Он даже попытался произвести реконструкцию мыслительного процесса Макарыча и уловить исходные посылы его переживаний. Наверняка Николай Иванович думал, что теперь не с кем будет посоветоваться, не у кого получить наставления и защиту. Теперь придется выстраивать другие взаимоотношения с коллегами соответствующего уровня, подлаживаться под новое руководство, что далеко не просто — обычно каждый руководитель топового уровня приходил со своей командой.

Эти нелегкие думы тучками налетали на лицо Макарова и хмурили его, сменяя одна другую.

— Чего тебе? — грубо спросил он, увидев Алексея, — нашел эту девушку? Как там её?

— Иру? Нет, не нашел!

— Тогда иди, ищи!

Макаров опять перевел глаза на экран компьютера, показывая, что он занят и аудиенция закончена. Но Алексей не уходил.

— Я… у меня есть кое-что, — сказал он, ожидая пробуждение интереса начальника. — Я думаю, это будет важней, что Ирина и те бумаги.

— И что такое?

— У меня есть флэшка, на которой имеются все файлы Главного, весь его архив, текущие операции…

— Что?.. — Макаров привстал от неожиданности, а затем плюхнулся в кресло, которое под ним жалобно скрипнуло. — Давай сюда! Я посмотрю, что на ней.

— Не надо! Я уже посмотрел. Там платежки, банковские счета, списки чиновников, короче — конфиденциальная информация.

— Точно?

— Точнее некуда.

— Значить флэшка у тебя? Что ты за неё хочешь?

— Я хочу обменять на Ирину… Чтобы девушку отпустили.

Желание Алексея явно не понравилось начальнику. Молодой человек это понял по нахмурившемуся толстому лицу.

— А кто тебе сказал, что Ирину удерживают? Думаешь, наша фирма занимается похищениями людей? — спросил Николай Иванович, пережевывая нижнюю губу, и подражая, тем самым, Главному. — Надеюсь, ты не ляпнул это при посторонних? Не дай бог, просочится в прессу! Мало того, что теперь по всем СМИ нас полощут из-за коррупции, так сюда еще прилепят и кинднеппинг!

Иностранное слово Макарову далось с трудом, и пафос его возмущения от возможной болтливости Алексея был невольного погашен шероховатостями произношения. Он повторил это слово три раза, первые два запутавшись, в а третий раз, наконец, правильно.

— Я не говорил, что её удерживает «Россервис», — заметил Алексей, — скорее это те люди, которые носили сюда пакеты с документами. Вы их видели — в черных костюмах и белых рубашках. Помните?

— Помню! — замялся вдруг Николай Иванович. — Думаешь, эти?

— Кончено, больше некому! Вы знаете, как с ними связаться?

Макаров скосил глаза в сторону, отчего его круглое лицо приобрело хитрое выражение и стало похоже на лицо китайца, ведущего торг с покупателем. Он, несомненно, знал, как связаться с теми людьми, о которых говорил Алексей.

После короткой паузы, начальник отдела сказал:

— Считаешь это равноценный обмен? Девчонка за флэшку?

— О чём вы говорите? — не понял Алексей.

— За флэшку можно просить гораздо больше, чем только освободить девушку. Мне кажется, информация, записанная на ней, стоит дороже. Гораздо дороже!

— Я не хочу торговаться! Они могут её избить, изнасиловать, не знаю, что еще сделать…

— Боль это спутница жизни! — философски заметил начальник отдела, вновь принявшись жевать нижнюю губу. — Ничего, потерпит! А мы на этом деле хорошо подзаработаем. Ну и ей, конечно, отсыплем монет. За боль, так сказать! Что думаешь?

— Мне кажется, это будет ошибкой! Я против торговли — простой обмен и больше ничего!

— Леша, мы скажем, что если они не согласятся, то сольем информацию спецслужбам. Пусть выбирают!

— Хотите их шантажировать?

— Шантажировать? Нет, мой друг, шантаж в нашем случае слишком мягкое слово. Оно для истеричных дамочек, действующих исподтишка, вроде анонимных звонков, посылки писем с компрометирующим фото… Нет! Мы не будем шантажировать, мы их предупредим.

— Не слишком ли круто? — Алексей разволновался. Его продуманный план из-за меркантильных соображений Макарыча, мог полететь к черту. — Эти люди опасны, угрожать им большой риск. Я не согласен! Флэшка у меня и если вы не хотите с ними договориться, то я сам выйду на контакт.

С недовольством поглядев на него, словно осуждая за непрактичную молодость, Макаров проворчал:

— Хорошо, как знаешь, только, смотри, не продешеви! Я попробую с ними связаться.

Покинув кабинет начальника, Алексей вернулся к себе, но не находил места от беспокойства — тревожные думы одолевали, работа валилась из рук, коллеги раздражали. Сейчас все зависело от Николая Ивановича — сумеет или нет, тот договориться об обмене.

Было душно. Вентилятор бесполезно вращался, гоняя по комнате теплый воздух. Алексей расстегнул воротник, приспустил галстук. Чтобы немного успокоиться, он надел наушники, подключенные к компьютеру, включил джазовую музыку. Японская пианистка Кейко Мацуи играла известную и нравящуюся ему композицию «Between The Moons». Он откинулся в кресле назад, прикрыл глаза.

«Обмен, в общем-то, несложное дело», — думал Алексей. Ему не нужна флэшка, а им не нужна Ирина.

Таким образом, налицо совпадение интересов. Ни у него, да и у них, нет желания выяснять отношения, ведь они, почти что, аффилированные организации, связанные пусть не юридически, но договорными отношениями. Он, Алексей, правда, не вникал в такие тонкости, но курьеры в черных костюмах, наверняка, занимались доставкой почты недаром.

Всё должно получиться, если только Макаров не поведет собственную игру. Его намеки на возможность торговли с контрагентами, чтобы получить незаслуженный, как считал Алексей, бонус, ему очень не понравились. Деньги и свобода девушки в обмен на флэшку — это, пожалуй, слишком завышенные требования. Спекуляция в таких делах штука опасная! Сам Алексей еще не попадал в подобные ситуации, но ему казалось, что люди, с которыми собирался контактировать Николай Иванович, на которых он хотел воздействовать угрозами — чрезмерно опасны.

Он открыл глаза, посмотрел на экран компьютера — сообщений от начальника не поступало, и телефон тоже молчал и это молчание его всё больше беспокоило. Ему представлялось, что чем дольше с ним не связывается Макаров, тем больше он тратит времени на ненужные ему, Алексею, переговоры. При этом беззастенчиво выторговывает бонус, решает свои личные задачи.

«Почему он не звонит? За это время уже можно было связаться!» Алексей глянул на часы — из кабинета Макарова он вышел десять минут назад. Нет, пожалуй, он слишком торопит события. Его голова, казалось, взрывалась от тревожащих мыслей, походила на жужжащий шмелиный кокон, подвергшийся нападению врагов. Даже джазовая музыка, обычно звучавшая успокоительно и обволакивающая душевной теплотой, на этот раз не спасала от внутреннего диссонанса. Она привносила драматические оттенки на полотно игравшихся композиций.

Алексей подумал, что ему стоило бы отвлечься от бесконечного мысленного марафона, ведь ожидание в его положении ничего не изменит — ни ускорит события, ни замедлит их. Ожидание только останавливает время на определенном отрезке — оно застывает без движения, как корабль во льдах, пока его не освободит ледокол.

Приближалось обеденное время. Алексею есть не хотелось, но это был прекрасный повод отвлечься от своих переживаний. Когда он спустился на первый этаж, несколько кафе бизнес-центра «Орион» уже работали на полную мощность. Недолго думая, он выбрал себе один из вариантов бизнес-ланча, составив блюда на поднос, и уселся за пустой столик, чтобы никто не мешал.

Он вновь и вновь возвращался к той, появившейся у него после беседы с начальником мысли, что Николай Иванович мог его подвести. Его стремление поживиться Алексей, признаться, не учел, понадеялся на порядочность этого человека, но сейчас уже поздно что-то менять, колесо запущено…

— У вас свободно?

Его размышления прервал девчачий голос, отчего-то показавшийся знакомым, но молодой человек не собирался лишаться своего одиночества. Оно помогало, как он считал, найти правильные ответы в лабиринтах интриги, и избежать очевидных ошибок, поскольку от неочевидных никто не застрахован.

Алексей хотел ответить, что у него занято, что соседи ему не нужны, однако подошедшая девушка без колебаний села за столик, так и не дождавшись ответа. На подносе у неё стояла всего лишь одна тарелка с листиками зеленого салата и стакан томатного сока. Не глядя на Алексея, опустив голову к подносу, она принялась сосредоточено отправлять в рот эти листики, составлявшие весь вегетарианский обед.

— Послушай! — Алексей на миг растерялся от такой напористости, но затем решил разобраться с её хамством, — у меня занято. Сейчас должны подойти! Тебе, что места мало? — Он махнул рукой по сторонам, где стояли другие столики — пустующие или частично занятые. — Иди, садись за другие столы, там никого нет!

Девушка медленно подняла голову, посмотрела в его глаза и знающе усмехнулась.

— Никто к тебе не подойдет. Никого ты не ждешь!

Открыв было рот, чтобы возразить, он всмотрелся в её лицо. Это была та самая Настя, которая знала тайну лабиринта на двадцать первом этаже, с которой он разговаривал у моря, ловя в волнах плавающий шезлонг. Девушка работала на ресепшене, о чем свидетельствовал её бейджик. Он и сейчас был на ней.

Вот дела! Как он мог её забыть!

Иногда, после своего путешествия в мир фантазий, он думал кто она такая. Простая девушка у приемной стойки из холла первого этажа? Или другая, та, которая знает мрачные тайны офисного лабиринта? Почему, собственно, мрачные? Лабиринт привел его к морю, к яхте. Ему было хорошо и радостно плыть на ней и будь его воля, он бы без промедления вернулся в Бордигеру, В свою контору по проектированию парусных яхт…

Но это был всего лишь сон, приснившийся ему случайно, со случайными персонажами, со случайным городком на побережье Италии. Наверное, он видел фильм о Бордигере в познавательной географической передаче, у каких-нибудь известных телевизионных путешественников. Тогда-то в его голову и запало это место.

А во сне… Во сне всплывают любые воспоминания и впечатления, лежащие подспудно в глубинах сознания. Так уж устроена голова!

Реальность же совсем другая. В реальности он обитал в другой жизни, тоже, в какой-то мере, захватывающей, но несравнимой с другой, приснившейся. Если мыслить антонимами: там была радостная жизнь, здесь — тяжелая. Там интересная, здесь… Он сначала хотел дать определение «серая», но нет! Здесь жизнь тоже бывала интересной, но здесь она еще и опасна. Да, опасность, вот в чем их коренное отличие!

— Ты что-то знаешь о моих планах? — спросил он с любопытством.

— Знаю, что хочешь обменять флэшку на девушку.

Алексей не удивился тому, что она в курсе.

— Как считаешь, это правильно?

Настя на мгновение задумалась.

— Ты знаешь, что обмен иногда бывает заведомо проигрышным?

— Как это?

— Когда его делает твое доверенное лицо, готовое тебя предать. Или продать…

— Намекаешь на Макарыча?

— А ты как думаешь? — Настя состроила ехидную гримаску. Она, подцепила вилкой последний листик салата и отправила его себе в рот. — Не надо было с ним связываться!

— Но у меня нет контактов, он знает, как выйти на тех людей, которые…

— Они сами на тебя выйдут, как только узнают, что у тебя есть товар. Обойдетесь без посредников! У вас равнозначные фигуры, как в шахматах. Надо, всего лишь, совершить равноценный размен и шахматная доска будет чиста.

— Ты шахматистка? — натянуто улыбнулся Алексей.

— Нет, я не шахматистка. — Её глаза затуманились. — Ты слышал о Фавне?

— Это бог лесов с козлиными ногами у древних римлян или греков? И что?

— Как думаешь, у него есть родственники?

— У кого, у бога?

Алексею показалось, что их беседа начала принимать бессмысленный характер, да еще с религиозным оттенком, а в теологии он был не силен. Ему захотелось сменить тему, вернуться к разговору об обмене.

— Всё-таки, ты считаешь правильным мою идею с обменом? — спросил он, обращаясь к ней как к независимому наблюдателю, которому известны все обстоятельства будущей сделки.

— Что бы ты ни делал, польза не должны быть меньше ущерба. Таково общее правило.

— Это понятно! Кто же хочет проиграть!

— Да, это общее правило. Но в жизни нам, чаще всего, приходится платить двойную цену за обмен — меняешь ли ты квартиры, жену или жизнь, которой живешь.

Настя взяла стакан с томатным соком, сделал глоток и её губы стали ярко-красными, будто она отпила человеческой крови. Зная, что сок остался у неё на губах, она провела розовым язычком, слизывая остатки. Глаза её стрельнули в сторону Алексея.

Тот усмехнулся.

— Ты меня соблазняешь?

— Возможно! Мы же с тобой не договорили о Фавнах. Я тебя спрашивала, что ты знаешь о его родственниках. Ты не ответил. Так вот, у Фавна есть дочь, её зовут Фавия или Фауна.

— Окей? И что мне с того?

— А то, что Фавн — любитель соблазнять женщин. А Фавия соблазняет мужчин.

— Хочешь сказать, что ты Фавия? Но, если у Фавна, как я помню, на картинах нарисованы козлиные ноги, я боюсь представить, что у тебя там внизу!

Он засмеялся вполголоса, хотя мог бы и во весь голос, если бы они не находились в кафе, вокруг были люди. Но Настя не смутилась.

— У меня там, — она выразительно подчеркнула слово «там», — всё нормально. Можешь сам убедиться! — Настя высунула ногу из-за столика и потянула джинсовую штанину, открывая изящную лодыжку. — Ну, как? Никакой шерсти?

— Точно! — шутливо согласился молодой человек, тем не менее, мимолетно бросив взгляд вниз. Этот разговор с Настей, её экскурсы в мифологию и демонстрация оголенной ноги, в какой-то мере отвлекли его, притупили тревогу в душе и он мысленно похвалил себя за то, что спустился в кафе.

— Послушай, — глаза Насти сделались серьезными, — хочешь вернуться туда, где был? Ты понял, о чем говорю!

— Понять-то понял, но ведь то был сон. Обычный сон. Я вообще не знаю, откуда тебе он известен. Всё, что со мной было на двадцать первом этаже, мне приснилось. Я знаю! А как же иначе? Это не могло быть правдой!

— Уверен? — глаза Насти вновь ехидно сощурились, — а что скажешь, если я тебя туда отправлю снова?

— Опять через двадцать первый этаж? Скажу, что это невозможно. В сон невозможно вернуться, войти в него как в одну из комнат своей квартиры. Люди еще не научились этому.

— Люди — нет, а Фавия может!

— Кончай прикалываться! Ты же Настя с первого этажа? Точно?

Девушка не отвечая, посмотрела по сторонам. Обед был в самом разгаре, столики постепенно заполнялись.

— Как бы мне не хотелось свалить отсюда, — продолжил Алексей, не дождавшись ответа, — это не удастся! Мир один, жизнь одна и ничего не будет взамен. Никто нам не даст второй шанс. Так что выхода нет, придется тусоваться здесь.

Он пытался говорить ироничным, шутливым тоном, но самому было невесело.

— Что тебе сказать? Если передумал возвращаться — твои проблемы, а я пошла, мне надо на ресепшен. — Настя так и не повернулась в его сторону, говорила, глядя прямо перед собой, будто перед ней возник невидимый собеседник. — Там Слава заждался, ему тоже пора обедать.

— Погоди!

Но девушка уже поднялась и, забрав свой поднос, чтобы поставить его на тележку среди других, грязных, пошла из кафе. Вдруг на полдороге она остановилась и вернулась назад к Алексею. Её глаза пылали яростью, ноздри тонкого носа раздувались, словно ей не хватало воздуха. Если Фавн был диким лесным божеством, то Настя в эту минуту, действительно, могла сойти за его дочь.

— Говоришь, выхода нет? А я тебе скажу, что у каждого есть выход. У каждого! — Настя говорила с фанатичной убежденностью. — Когда тебе плохо и кажется, что невозможно исправить совершенные ошибки, когда скулы стягивает отчаянием, а глаза залепляют слезы ненависти, когда все время идешь по черной полосе и с неё невозможно сойти, ты упорно ищешь выход. Иначе… иначе жизнь становится бессмысленной… — Настя остановилась, остывая. Она облизнула пересохшие губы.

Заметивший это Алексей протянул бутылку с водою, но девушка отказалась. Она продолжила говорить уже более спокойно.

— И тогда ты создаешь иной мир, китайской стеной отгораживающий тебя от мерзостей будней. В этом мире у тебя нет проблем, ты занимаешься любимым делом, сам можешь выбрать круг общения, людей с которыми тебе интересно. Ты вершитель своей судьбы! Ты можешь оставить надоевшее терпение там, на краю реальности, а в этой другой жизни быть самим собой, не притворяться, не играть чужие роли. В другой жизни тебя любят, там нет врагов и, потому ты тоже любишь всех, твое сердце открыто для любви. Там только твоя территория — территория суверенного сознания!

— Ух ты! — произнес Алексей с иронией, поднял руки и беззвучно зааплодировал ей — вот, оказывается, к чему ты вела! Тронная речь Фавии!

— Смеешься?

Настя вновь взяла поднос с грязной посудой и пошла к выходу, и на этот раз Алексей не пытался её остановить.

 

Глава 2

Макаров целых полчаса не мог связаться с нужными ему людьми из детективного агентства «Улисс», чьи сотрудники подрабатывали у них в «Россервисе» курьерами. Потом один из исполнительных директоров, некто господин Денисов, сообщил, что по телефону говорить не будет и посоветовал Макарову подъехать к ним в офис возле метро «Белорусская».

Николай Иванович быстро собрался и вышел из своего кабинета, но ему пришлось вернуться. Одна из девушек, работавших в отделе, предупредила, что собирается дождик, летний, обильный, с грозою и большими лужами, которые трудно обойти. Он не любил дождь. Мелкие капли имели странное свойство всё равно попадать на костюм, особенно на брюки и туфли, как бы он не закрывался зонтом, и какого бы диаметра он не был. Таковы были особенности его фигуры — низкорослой, широкоплечей, кряжистой, и в то же время округлой, благодаря приобретенным излишкам жира на боках.

Забрав новый зонт, который ему купила жена — на длинной деревянной ручке и оттого похожий на трость, он вновь пошел к лифтам, а потом спустился в холл. Там ему встретился Петр — заместитель Ивана Андреевича, начальника другого отдела. Петр вошел с улицы стремительным шагом и с деловым выражением лица. Увидев Макарова, он подошел и поздоровался, крепко пожав мясистую руку коллеги.

— Дождь уже начался? — поинтересовался Николай Иванович, с той только целью, чтобы Петр не задал вопроса первым.

— Не знаю. Я так успел. А вы на улицу?

— Да, по делам.

— Не знаете, кто остался за Григория Алексеевича?

Петр с превосходством посмотрел на собеседника и его узкие глаза засветились самодовольством от осознания чрезвычайно важной миссии, возложенной на него. Ничего не знавший о его связях с силовиками, Макаров, тем не менее, не удивился такому поведению, но насторожился и сдержанно уточнил:

— Кто за кого остался? За начальника безопасности?

— За него, за него!

— Нет, не знаю. А что надо? Может, смогу помочь?

— Сам справлюсь, спасибо!

Петр попрощался и поехал в офис охраны на десятый этаж.

Проводив его взглядом, Макаров подумал, что этого амбициозного молодого человека Ивану Андреевичу стоит опасаться — подсидит в два счета. Особенно сейчас, в момент смены команды. Еще он подумал, что как только закончит с этим делом, с этим обменом, то непременно зайдет к Ивану Андреевичу, предупредит о карьерной опасности. У него был небольшой должок перед коллегой.

На улице уже капал дождь, мелкий, моросящий, совсем не летний. Почти невидимые глазу капли тихо зашуршали по зонтичной ткани и Николай Иванович про себя поблагодарил жену за хороший подарок. Такого зона — большого, прикрывающего всю фигуру у него давно не было.

Он размышлял об Алексее.

Угораздило же этого парня связаться с такой девушкой, как Ира! Он слышал о ней в основном нелестные отзывы, прежде всего от Ивана Андреевича, знавшего своих сотрудников как облупленных. Грубая, неуживчивая, развязная, на уме одни деньги. Насколько знал Макаров, до Алексея она уже встречалась с некоторыми сотрудниками из других отделов, но её быстро бросали, добившись своего. Обладание ею доставляло больше проблем, чем удовольствия, будто проблемы были неотъемлемой частью, необходимы довеском к этому самому удовольствию.

Из плюсов Иван Андреевич называл Макарову только один — она была компанейской, никогда не отказывалась от участия в корпоративах или более вечеринках в сауне в узком кругу. Такая вот веселая девушка с грубым характером.

Алексей не принадлежал к её кругу, это было явно видно. Начитанный, спокойный, сторонящийся беспорядочных, как сейчас выражаются, половых связей, он производил впечатление интеллигентного человека с поправкой на молодость. Парень добросовестно работал, толково выполнял все поручения его, Макарова. Претензий к нему не было. Если бы эта девчонка его не подставила, выкрав ключ от лифта, то Николай Иванович в недалеком будущем, готов был рекомендовать молодого человека на повышение.

Конечно, это происшествие наложило на Алексея заметный отпечаток. Он начал злиться, нервничать, переживать. Да и кто был бы спокоен?

С другой стороны, Алексей не знал всей выгоды сложившегося положения, а он, Макаров, знает! И потому сделает всё, чтобы помочь! То, что на руках у них оказалась информация по финансовым операциям «Россервиса» это огромный козырь. Это роял-флэш в покере и они должны полностью использовать свое преимущество.

Единственно, о чем не догадывался Алексей — Николай Иванович отнюдь не думал торговаться из-за денег. Что деньги? Дадут, а потом выгонят с работы, да еще и с волчьей характеристикой. Нет, тут нужны были другие цели, другой подход.

Спустившись на эскалаторе в метро, Макаров перешел на кольцевую линию и поехал до Белорусской.

Людей из детективного агентства «Улисс» он знал плохо, если не сказать, что почти не знал. У него было несколько контактов с ними за весь этот год, а вживую они не встречались. Он как-то видел издали директора «Улисса», заехавшего к их Главному и всё, больше никого. Однако то, что директора детективного агентства — высокого представительного вида господина, принимал сам Главный, говорило о многом.

Детективных агентств, как и охранных, в столице было немало. Но детективное агентство «Улисс» было особенным. Макаров это чувствовал. Детективы ходили в строгих черных костюмах и белых рубашках, практически ни с кем не разговаривали, а если и общались, то вежливо, очень корректно, словно их воспитывали в Гарварде. Между тем, по их спортивным фигурам, повадкам оперативников, было видно, что это бывшие силовики высокой квалификации. С такими как они, тоже хотелось говорить вежливо!

Алексей предупреждал его о риске и Николай Иванович понимал, что риск, естественно, существует. Но, как отставной военный, он надеялся найти общий язык с этими ребятами. В конце концов, он многого не просил, хотел лишь повышения в должности себе и Алексею. Именно об этом Макаров умолчал, когда говорил с молодым человеком.

Новая должность принесет больше денег и позволит удержаться в обойме, потому что им теперь будут больше доверять. После того, как они нашли флэшку, как принесут её в «Улисс», Макаров считал, что уже не будет повода удерживать Ирину. Её отпустят.

Итак, все будут удовлетворены. План простой, незатейливый, а потому реальный.

Так думал Николай Иванович, приближаясь к дверям офиса детективного агентства. Его провели прямо к Денисову. Один из заместителей директора агентства оказался человеком средних лет, коротко стриженным, с толстыми густыми бровями и длинным хрящеватым носом. На правой щеке у него красовался аккуратный кружок пластыря, к которому он время от времени прикладывал руку.

— Кошка? — спросил с улыбкой Макаров, пытаясь установить атмосферу доверия в самом начале беседы.

— Нет, любовница, — хмуро поправил его Денисов. — Итак, господин… — он заглянул в бумажку, — господин Макаров, слушаю вас!

— Я, собственно, вот по какому делу. Понимаете, когда задерживали нашего генерального директора, то он тайком от следователей передал одной девушке флэшку с информацией.

— Что за девушка? — быстро спросил Денисов.

— Это неважно. К флэшке она не имеет отношения, мы её забрали.

— Кто это мы?

— Я и сотрудник моего отдела Алексей.

— Значит, как я понимаю, — Денисов сделал паузу, машинально потерев рукой пластырь на щеке, — в курсе три человека? Вы, ваш сотрудник Алесей и девушка из фирмы. Так?

— Да. Точно так!

— Продолжайте!

— Мы знаем, что у вас находится еще одна наша сотрудница, зовут её Ирина…

Густые брови Денисова удивленно поднялись вверх.

— Ирина? Не слышал!

— Но мы знаем точно, что она у вас. Поэтому… — Макаров говорил медленно, как бы прощупывая почву, внимательно следя за реакцией собеседника, — мы хотели бы обменять флэшку на девушку.

Он замолчал, ожидая реакции, но Денисов не выдал себя ни единым жестом. Его лицо было спокойным, как у человека, впервые услышавшего интересную историю. В разговоре возникла минутная пауза, которую первым прервал детектив:

— Хорошо, я понял, что вы хотите. Это всё?

— Нет. Видите ли, поскольку мы с Алексеем проявляем лояльность фирме, то хотелось бы, чтобы наши кандидатуры рассмотрели на предмет повышения. Меня до начальника Управления, а Алексея до начальника отдела. Я думаю, мы оказали большую услугу и вполне можем рассчитывать…

— Я вас услышал! — перебил его Денисов. — Вы смотрели, что на флэшке?

— Мы вынуждены были, — точно извиняясь, произнес Николай Иванович, — мы же не знали, есть ли там что-то стоящее! Чтобы продать товар надо знать его качество. Я прав?

Денисов притронулся к пластырю на щеке, погладил его, словно обдумывая сказанное представителем «Россервиса». Потом вежливо сказал:

— Я доложу о ваших условиях руководству. Мы вам сообщим.

 

Глава 3

Едва Макаров покинул офис Денисова, тот немедленно пошел к генеральному директору, тому самому высокому, лысому господину, которого когда-то принимал у себя Главный.

Директор детективной фирмы, звавшийся Ярославом Юрьевичем, был человеком импозантного представительного вида. Он имел лысую лобастую голову в обрамлении жидких седых волос и длинные седые баки, спускающиеся до мочки ушей. Казалось, что лоб давит своим весом на лицо, срезает его пополам, как каска бойца, надвинутая до переносицы.

Директор нетерпеливо ждал результатов переговоров, и Денисов тут же рассказал об условиях, выдвинутых Макаровым.

— Так, так. Вполне приемлемо! — удовлетворенно констатировал Ярослав Юрьевич, — ничего критичного! Зато флэшка будет у нас и угрозу локализуем. На должности мы их поставим, хрен с ними, а через полгода всё равно уволим. Я не люблю, когда кто-то ставит условия. Сейчас одно, завтра другое…

— А может их, всех трех, после того, как получим флэшку, ликвидировать на самом деле? Как думаешь?

Денисов и Ярослав Юрьевич были на «ты». У них составился странный симбиоз — оба имели одну и ту же любовницу, оба об этом знали и воспринимали это положение с олимпийским спокойствием. У любовницы, помимо всего прочего, был еще и муж, который тоже знал обо всем. Этот мужской триумвират, на самом деле, не имел никакой власти — всем управляла Александра Егоровна, она же заместитель министра, глава Административно-Хозяйственного Департамента.

У неё было много фирм, задействованных в армейском аутсорсинге, в том числе, она являлась одним из учредителей «Россервиса». Детективное же агентство «Улисс» принадлежало ей полностью, и все важные действия его сотрудников подлежали непременному её согласованию, а ликвидация конкурентов, в том числе физическая, бесспорно, была одним из таких важных действий.

— Ликвидировать? Тоже мысль! Погоди, спрошу у хозяйки! — ответил Ярослав Юрьевич, и принялся набирать Александру Егоровну.

Коротко переговорив с ней и сообщив о просьбах Макарова, он получил соответствующие указания.

Меж собой Ярослав Юрьевич и Денисов давно уже звали Александру Егоровну «хозяйкой». Так было удобней и для них, и для непосвященных, у которых не возникало ненужного любопытства. Здесь просматривалась аналогия со Сталиным, которого ближний круг тоже звал за глаза «хозяином», но руководители агентства «Улисс» не видели ничего зазорного в том, чтобы подчиняться сильной личности. Не важно, будет ли она, эта личность, мужского или женского пола.

— Сейчас приедет, — сообщил Ярослава Юрьевич Денисову, закончив разговор. — Не хочешь выпить? Коньяк, виски?

Денисов посмотрел на часы — дорогие, привезенные Александрой Егоровной из Швейцарии, фирмы «Филипп Патек».

— Послеобеденный дижестив? Можно!

Ярослав Юрьевич поднялся, подошел к бару и налил два стакана виски. Стаканы были с толстым дном, создавали иллюзию наполненности. Он подал один Денисову, коротко заметив:

— Безо льда и без содовой!

— Окей!

Генеральный директор агентства вернулся в свое кресло.

— Кто тебя так, Вадька? — спросил он, намекая на пластырь на щеке, С утра он еще не видел своего заместителя.

— Ярослав, ну кто меня может ободрать? Задаешь странные вопросы. Вчера вечером хозяйка заехала на пару часов, порезвилась, — он поморщился. — Теперь все спрашивают как ты, даже толстяк из «Россервиса» интересовался. Это я еще не видел Ангелину, придется что-то объяснять, придумывать… Во попал, на самом деле!

— Сделаешь ей дорогой подарок и всего делов. Она у тебя девка без претензий, как говорится, понимает ситуацию.

— Да, точно! Хоть с этим повезло.

Они говорили об Ангелине — неофициальной любовнице Вадима Денисова. Та тоже работала в «Улиссе», где с ней и познакомился Вадим. Поскольку Ангелина знала о настоящем положении «хозяйки» в фирме, к Денисову с её стороны претензий не было — так, небольшие капризы под настроение.

Обсудив пластырь Денисова и связанные с ним неудобства, директор и его заместитель вернулись к основной теме, которая занимала их в последнее время — к флэшке и «Россервису».

Арест генерального директора «Россервиса» был воспринят ими как серьезный удар по основам здания финансовой империи, отстроенной Александрой Егоровной. Если сравнивать все устройство этой империи с деревом, то «Россервис» был стволом, а остальные фирмы ветками, отраставшими в разные стороны. Веток было много, и все они плодоносили, принося обильные плоды главному садовнику и его рабочим.

Но если ствол дерева заболел, заболел серьезно, то это грозило умиранием всего организма и никакой уход — будь то полив или окучивание, никакие прививки здесь спасти не могли. Спасение Ярославу Юрьевичу и Вадиму виделось только в радикальных мерах — взять топор с острым лезвием и срубить ствол под корень. А затем, на новом месте, посадить новый росток.

Такое решение, тяжелое, возможно преждевременное, но вынужденное, рассматривалось ими в данный момент. Однако окончательный диагноз заболевшему растению, должен был поставить старший садовник — Александра Егоровна.

— Как они вышли на «Россервис»? — спросил Денисов, подразумевая под словом «они» сотрудников ФСБ.

— Как это обычно делается, ты же знаешь! Нашли недовольных из фирмы — получили информацию. Мы же с тобой так работали?

Денисов дернул щекой с пластырем:

— А как же иначе! — И уже поминая Александру Егоровну, добавил беззлобно: — Вот стерва, на самом деле!

— «Россервис» теперь прикроют, или, по крайней мере, посадят там своих людей, — продолжал рассуждать Ярослав Юрьевич, не обращая внимания на реплику Денисова. — Думаю, мы утеряем контроль над этой фирмой. Придется пускать финансы по другим руслам.

— У тебя есть варианты?

— А то! Я уже обсудил тему с хозяйкой. Она, в общем, согласна.

— Что? Ни хрена себе! Мутишь за моей спиной?

— Не поднимай кипиш, Вадька, ты будешь в деле!

Ярослав Юрьевич засмеялся сухим коротким смешком, который был неприятен Денисову. Тот отвернулся, потрогал рукой щеку с пластырем, как будто этот пластырь или прикосновение к нему помогали лучше думать. Словно старому мудрецу для изречения истины требовалось коснуться зерен на четках.

— Окей! С этим мы выкрутимся, а что делать с девицей? С этой Ириной? — спросил он, поставив опорожненный им стакан из-под виски на стол директора. — Чтобы забрать флэшку девку надо будет предъявить людям из «Россервиса».

— А где она?

— Её увёз Игорь Симаков на нашу базу под Звенигородом. Вместе с начальником безопасности «Россервиса». Помнишь? Ты давал команду…

— Да-да, помню! Тогда позвони Симакову и передай, чтобы живо, как говориться, тащил сюда её задницу. Эта девка сейчас нам нужна именно здесь. А потом, если хозяйка даст команду, мы избавимся и от неё.

— Я уже позвонил, как только этот, из «Россервиса», ушел от меня. Но возникла проблема — Симаков не берет мобильник.

— Как не берет? — удивился Ярослав Юрьевич, — тогда позвони водителю. Ивану, кажется?

— Тоже не берет!

— Не может быть! Кто-то же из них должен ответить!

Генеральный директор встал и в задумчивости прошелся по кабинету. Его длинная ровная фигура из-за крупной и лысой головы была похожа на фаллос в возбужденном состоянии. Такая метафора заставила Денисова усмехнуться и, чтобы директор чего не подумал, он прикрыл свой улыбчатый рот ладошкой, будто собирался зевнуть.

— Кто-то из них всё равно должен ответить. Поручи кому-нибудь звонить. Пусть всё время набирают их номера. Постоянно! Не нравится мне это! Ох, не нравится!

— Наверное, связь плохая, — пробормотал Денисов, — что там могло случиться? Найдутся, думаю.

— Может, и найдутся, но времени у нас мало. Если получим флэшку, то считай, концы в воду. Никто ничего не докажет и дело против «Россервиса» развалится.

На столе у Ярослава Юрьевича загудел телефон. Звонили с поста охраны и предупредили, что подъехала Александра Егоровна.

— Хозяйка здесь! — со значением сказал директор своему заместителю и, взяв пустые стаканы, убрал их с глаз. — Останешься?

— Нет, пойду дозваниваться, — ответил Денисов, поднимаясь с кресла. — Не хочется красоваться перед ней в пластыре.

— Да, правильно! Если ответит хоть кто-нибудь, сразу выдай звонок мне.

— Я понял!

 

Глава 4

Денисов ушел, а Ярослав Юрьевич озадаченный неприятными новостями, опустился в кресло.

Почему не отвечали их люди с Базы Отдыха? Симаков парень исполнительный, грехов за ним не водилось. Всегда, в любых ситуациях вовремя докладывал об обстановке. Это звучало немного по-военному: «Докладывать об обстановке», но ведь и все они служащие детективного агентства в прошлом были не штатские люди.

Водитель Иван тоже был дисциплинированным в определенной степени. Хоть иногда и проявлял себя, как раздолбай — сказывались привычки бывшего спецназовца. Но в целом Ярослав Юрьевич был им доволен. Что же могло с ними случиться?

В это время открылась дверь кабинета и на пороге возникла хозяйка — Александра Егоровна. Ей было немногим за сорок, чуть-чуть располневшая, высокая, она еще хранила остатки прежней привлекательности, которая позволила ей когда-то достичь больших высот в иерархии министерства. Заместитель министра — тот самый человек, которому она принадлежала, был низкорослым и лысым мужчиной и ему нравились высокие дамы, тем более что Александра Егоровна в прошлом была волейболисткой. Министерство, где она работала, на деле не сильно отличалось от подобных учреждений, в которых бал правили жены и любовницы.

Со стороны могло показаться, что отношения Александры Егоровы с окружавшими её мужчинами были довольно запутанными, непонятными. У неё имелся официальный любовник в больших чинах, её развлекали неофициальные любовники в детективном агентстве и были все, как на подбор, бывшими военными. На фоне этого полувоенного строя затерялся муж, роль которого выглядела незначительной, как роль низкорослого солдата, скрытого спинами статных однополчан и поставленного в строй исключительно для массовости.

Однако видимость сумбурной личной жизни была только видимостью. Александра Егоровна любила порядок и определенность, поэтому никаких проблем в отношениях с разными любовниками у неё не было. Всё подчинялось установленному ею регламенту: время встреч, периодичность, места свиданий. Даже подарки, получаемые ею от них и от неё ими, вручались по определённым правилам, определявшим сумму, эксклюзивность и регулярность.

— Что еще за хрень? — прямо с порога возмущенно спросила хозяйка, — что еще за требования нам? Это мы должны у них требовать компенсации, за проколы по их вине!

Она выругалась матом, бросила сумочку на стол Ярослава Юрьевича и закурила.

— Ты не хочешь договариваться? — мягко спросил Ярослав Юрьевич, наблюдая за раздраженными действиями Александры Егоровны, — учти, тогда мы можем упустить флэшку. Потом сама знаешь, что может быть!

— Знаю! — призналась Александра Егоровна. — Устала я! А вы мне с Вадимом совсем не помогаете! Там наверху черт знает, что творится — все бегают, суетятся, как перед родами случайно попавшей в роддом бомжихи.

— Я так полагаю, — спросил Ярослав Юрьевич, — что роддом это министерство, а бомжиха «Россервис»?

— Да! И никто не знает, кого она родит: то ли человека, то ли дьявола, который пожрет всех нас.

— Хочешь виски?

Александра Егоровна затянулась сигаретой.

— Налей полстакана, — попросила она. — Ты прав Ярик, надо немного размыть мозги. С ума сойдешь от такой жизни!

Как и прошлый раз, когда наливал Денисову, Ярослав Юрьевич легко поднялся, подошел к бару и налил два стакана — хозяйке побольше, себе поменьше.

— Так, что всё-таки будем делать? — спросил он, подавая виски Александре Егоровне.

— Сделаем обмен, а потом вы с ними разберетесь, тихо и без шума! — произнесла она, как отрезала. Хозяйка отпила виски, закрыла глаза, откинувшись в кресле.

— Что, всех четверых будем ликвидировать? Не слишком ли много шума и возни? — Ярослав Юрьевич скептически сощурился. Он был человеком практических действий и его мозг уже подсчитал, сколько потребуется людей, средств, расходов на такую операцию.

— Почему четверых? Я думала двух — начальника отдела и его сотрудника.

— Еще есть две девушки. Одна получила флэшку от генерального директора, на другую будет произведен обмен.

— Чёрт! — Александра Егоровна резко поставила стакана на стол, отчего половина виски выплеснулась и намочила лежащие там бумаги.

— Саша! — укоризненно покачал головой Ярослав Юрьевич.

Он достал из пластмассовой банки влажные чистящие салфетки для мониторов, поскольку больше под руками ничего не было, и принялся терпеливо осушать мокрый стол.

— Та, на которую будем менять? Она не в курсе? — задумчиво поинтересовалась хозяйка, даже не думая извинятся за причиненные хлопоты.

— Понимаю, куда клонишь! Но ведь остальные ей расскажут, и она будет в курсе.

— Уверен?

— А как же иначе! — Ярослав Юрьевич закончил вытирать стол. — Если убирать, то всех четверых.

— Хорошо, уговорил! Четверых так четверых.

— Ничего я тебя не уговаривал! — седые брови директора агентства сердито сомкнулись над переносицей. — Сама решила!

Александра Егоровна недовольно посмотрела на него и тяжело сказала:

— Всегда так! Всегда боитесь брать ответственность за себя. Чуть что, сразу в кусты, а я всё решай за вас! Не руководители, а импотенты!

Ярослав Юрьевич виновато опустил глаза, но возражать не стал. Эти справедливые упреки было трудно оспорить. По большому счету, они с Вадимом заняли удобную позицию и, несмотря на ругань, периодические «наезды» со стороны Александры Егоровны, менять её не собирались. Да и сама Александра, проявляя характер, покричит-покричит, а потом остывает. Так было уже не раз, потому что она-то, в итоге, понимала: бразды правления должны быть в одних руках. Если власть делегировать нескольким мужчинам, то это будет походить на хаотичную оргию, а не упорядоченный секс. А хаос она органически не воспринимала.

— Есть еще одна проблема, я узнал о ней только что, пока ты ехала, — спокойно сказал Ярослав Юрьевич, когда она замолчала, исчерпав запас словесного негатива.

— Что за проблема? — хозяйка вновь закурила сигарету.

— Ты много куришь! — заметил ей директор агентства, — побереги здоровье!

— Что за проблема? — повторила вопрос Александра Егоровна, пропуская его реплику мимо ушей.

— Пропали мои люди — Симаков и водитель. Они повезли ту девчонку, на которую надо менять флэшку, в Дом Отдыха под Звенигород. Уехали и пропали. Связи с ними нет.

— И не будет! — мрачно сообщила хозяйка. — Мне передали, туда наехали эфэсбэшники и следователи с обыском. Наверное, всех задержали. Но, что твои не выходят на связь, я не знала. Это хреново! Там у меня есть хороший знакомый — главврач. Сейчас у него узнаем.

Она достала мобильный телефон из сумочки, нашла номер врача и набрала его. Сначала никто не отвечал, но затем главврач всё-таки ответил. Этот разговор Ярослав Юрьевич наблюдал со стороны, и ему было видно — чем дальше разговаривала Александра Егоровна, тем более хмурым и недовольным делалось её лицо. Он подумал, что плохие новости, как зараза — стоит появиться одной, следом цепляется другая.

Завершив разговор, Александра Егоровна сказала сумрачно:

— Значит так! Обыск закончили пару часов назад. Твой Симаков погиб — разбился за рулем машины.

— Да ты что?! — смуглое от загара лицо Ярослава Юрьевича сделалось пепельным.

— Он хотел прорваться за ворота, но не успел. Водитель исчез вместе с начальником безопасности «Россервиса» и девушкой. Это всё, что мы имеем на данный момент.

— Дела… Как тогда обменяемся? Надо искать этих троих сбежавших.

— Учти, что ФСБ тоже охотится за ними! А где Вадим? Он чем занимается? У меня тут башка кругом, а он прохлаждается? Опять у любовницы из бухгалтерии завис? — сказала Александра с неясной усмешкой, продемонстрировав фарфоровую белизну зубов, и добавила строго: — Мне всё известно!

— Что ты, Саша! Вадим пытается до них дозвониться. Он еще не знает о Симакове.

— Зови его сюда! Будем вместе решать!

Однако Ярослав Юрьевич не успел позвонить Денису, дверь широко отворилась, и он сам влетел в кабинет директора. Вид у него был испуганный и озадаченный одновременно. Кивнув, здороваясь с Александрой Егоровной, он выпалил:

— Я всё знаю, дозвонился до Ивана!

— Мы тоже знаем! — остановила его хозяйка. — А кто такой Иван?

— Водитель, — пояснил Ярослав Юрьевич за Денисова и тут же потребовал от Вадима, — ну, давай, говори!

— Он в каком-то лесу, я не понял, связь была плохая. Короче, кажется, Симаков был ликвидирован эфэсбэшниками, но точно он не видел. По его словам, он вывез начальника безопасности «Россервиса» в лес и там его кончил, чтобы не оставлять свидетелей. Труп закопал.

— Сейчас он где? — спросила Александра Егоровна, выделяя слово «сейчас». — Он нам нужен! И где девушка?

— Там мутная история вышла. Как он говорит, девица сперва сбежала от них с Симаковым и пока они её искали, приехали следователи со спецназом. А потом, уже в лесу он снова увидел её.

— Кого, Ирину? — уточнил Ярослав Юрьевич, который с трудом улавливал связь в рассказе Вадима.

— Да, её! Она, типа, подошла, выкопала труп и увидела, что там начальник безопасности на самом деле. Он погнался за ней, хотел и её завалить, но не успел. За ним самим начали охотиться…

— Чушь какая-то! — пробормотала хозяйка, — бред сивой кобылы! Кто-за кем гонится, кто откопал труп? Ты хоть сам понимаешь, что несешь?

— Он так рассказал, я что, только передаю, — обиженно залепетал Денисов, и рука его потянулась к кругляшку пластыря, но на полдороге остановилась и опустилась.

— По ходу, этот ваш Иван пургу гонит. Так мне кажется! — резюмировала Александра. — Сам куда-то свалил, а сейчас боится, что мы его отыщем.

— Это вряд ли! — заметил Ярослав Юрьевич, — он иногда забывает субординацию, бывает резким, как понос, но не дураком. Так Вадим?

— Да! — неуверенно поддержал его Денисов, с опаской поглядывая на хозяйку. Было непонятно, чего он больше боялся: то ли рук Александры Егоровны, памятуя о её вчерашнем буйстве в постели, то ли её административного гнева. Денисов продолжил:

— Как теперь будем меняться? Девчонки то нет! Пока её найдем в лесу…

— Кстати, об этом. Есть свободные люди? — сухо поинтересовалась Александра Егоровна, показывая своим видом, что она не в настроении, — направь всех, кого можно в этот лес. Если за Иваном бегают эфэсбэшники, пусть оденутся попроще — сойдут за грибников.

— Ага, грибники! — скептически воскликнул Ярослав Юрьевич, — грибники без корзинок.

— Там в Звенигороде должно быть кладбище. Пусть заедут и купят корзинки с поминальными цветками у бабулек, а в лесу цветы выкинут. Вот вам и лукошки! — хозяйка презрительно глянула на обоих. — Всё вас учить приходиться, будто дети несмышленые! Теперь об обмене. Если эту Ирину не найдем, значит флэшку отберем так, силой. Ищем девушку сегодня до вечера, потом прекращаем. Обмен, — она обратилась к Денисову, — назначишь на завтра, на утро. А ты, — тут она строго посмотрела на Ярослава Юрьевича — приготовь бойцов! После обмена всех, повторяю, всех участников этой истории убрать! Чтобы я о них больше не слышала! Всё ясно? Мне надо возвращаться в министерство, а то, — она назвала фамилию любовника-заместителя министра, — поди, извелся уже без меня.

Александра Егоровна поднялась с кресла, взяла свою сумочку со стола и, подойдя к Ярославу Юрьевичу, с печальным лицом поцеловала в макушку его блестящей лысины, подобно матери, целующей дитя, в отношении которого родительские надежды уже утрачены.

Наблюдавший эту сцену Денисов быстро отвел глаза, испугавшись, что Александра Егоровна так же проститься и с ним. Но хозяйка ограничилась тем, что проходя к двери, ласково потрепала второго фаворита по здоровой щеке.

 

Глава 5

После обеда в кафе, Алексей первым делом пошел в офис Николая Ивановича, однако его кабинет оказался пустым. Молодой человек посмотрел на часы — начальник отдела отсутствовал уже длительное время, в течение которого Алексей успел пообедать, и даже пообщаться с интересной девушкой Настей.

Он уселся в кресле начальника, принялся ждать, решив ни в коем случае не уходить, пока не будет известий о переговорах с «Улиссом». В этом ожидании, томительном и скучном, чтобы скоротать время, он принялся думать о только что состоявшемся странном разговоре в кафе.

Настя его неожиданно удивила. Рассуждения девушки были необычными, балансирующими на грани здравого рассудка, абсолютно непохожими на мысли сверстниц. Кем она себя возомнила? Вершительницей судеб? Богиней Фавией? На взгляд Алексея, она молола откровенную чепуху, особенно когда разговор зашел о древних лесных божествах. Другая жизнь, китайская стена… Обменять то на другое…

Он-то прекрасно знал, что всё переживаемое им в Бордигере было только сном, прекрасным, завораживающим, несбыточным. Ценность таких снов заключается в том, что ты начинаешь острее переживать настоящее, по-особенному дорожить тем немногим хорошим, что дается в реальной жизни. И он, Алексей, теперь учился этому.

Рассуждения Насти об обмене казались ему полностью бессмысленными, не заслуживающими внимания, потому что нельзя обменять сон на настоящую жизнь. Жизнь это окружающая материя, живая или неживая, но осязаемая через разные органы чувств. Сон нельзя осязать, потому как он зыбок, летуч, неустойчив, он может прерваться в любую минуту, оставаясь в памяти краткими фрагментами. Что же тогда менять?

Нет, он, Алексей, не идиот, чтобы поддаться на фальшиво-идеалистические рассуждения о возможности переселения во сны. Мечты хороши тем, что недосягаемы. Ими можно любоваться на отдалении, как прекрасными шедеврами искусства, можно любоваться, но трогать руками нельзя.

Его взгляд упал на ежеквартальный календарь, висевший напротив на стене и, наверное, навевавший Макарову ностальгические воспоминания. На календаре были сфотографированы в разных ракурсах образцы военной техники: танки, самолеты, ракеты. Грозные атрибуты былой мощи государства не вызывали у Алексея положительных эмоций. Он считал их всего лишь рудиментами ушедшей эпохи, но рудиментами полезными, которые, до нынешнего времени приносили существенный доход в казну.

Николай Иванович любил календари. Квартальный отрывной календарь он повесил перед собой на боковой стене. За его спиной на одном большом листе с фотографией Генштаба, висел другой. На столе лежал перекидной календарик, а рядом стоял другой в форме пирамидки.

Алексей давно заметил — по тому как обустроен кабинет того или иного начальника можно многое сказать о его характере. У Макарова прослеживалась явная любовь к датам, следовательно, он должен был любить упорядоченность и организованность. И это соответствовало истине. Николай Иванович, на самом деле, всегда предпочитал плановость, а не поспешную инициативу, предсказуемость, вместо неожиданности, пусть даже и приятной. Пословицы: «Поспешишь — людей насмешишь», «Широко шагаешь — штаны порвешь!» — были из его арсенала.

Своей основательной неторопливостью он импонировал Алексею как начальник отдела, в отличие от скороспелых, амбициозных, но абсолютно некомпетентных руководителей более высокого уровня, в последнее время назначенных Главным.

Что касается его, генерального директора «Россервиса», то Алексей не был в кабинете главы компании и ничего не мог сказать о характере человека, занимающего самый главный офис. Ранг был не тот, туда приглашали чином повыше. А вот о его секретаре Татьяне, в приемной которой он недавно был, молодой человек мог бы сказать, что она уютная, домашняя девушка. Почти все свободное пространство приемной — столы, подоконники, углы комнаты, были заняты разнообразными домашними цветами. Татьяна за ними ухаживала и делала это с удовольствием.

Припоминая кабинеты разноранговых руководителей, в которых удалось побывать, Лёша попытался вычленить нечто определяющие характер, манеру поведения их владельцев. На общем фоне офисов, стиль которых задавался одинаковой мебелью: кожаными креслами, массивными столами из натурального дерева, канцелярскими принадлежностями, нивелирующими в определенной степени руководящий персонал, всё-таки, были отдельные аксессуары, подчеркивающие их индивидуальность.

Так, у одного были расставлены домашние фото, говорящие, что человек предпочитает семейные ценности всем остальным. Другой в своем офисе развесил грамоты, корпоративные награды, подчеркивая растущие амбиции. Третий, отдаваясь нумизматической страсти, выложил монеты разных времен на видном месте. За редкую монетку такой начальник мог поспособствовать в решении служебных, а иногда и личных проблем. В общем, каждый человек, как правило, делал офис под себя…

Если бы у него был свой офис, то Алеша, пожалуй, повесил бы там только календарь с девицей в бикини для поддержки ежеутреннего тонуса и всё. Больше ничего лишнего.

Он еще какое-то время размышлял на тему, что более влияет: офис на характер сотрудника или характер сотрудника на офис, однако потом, случайно, уловил взглядом явную несообразность, нарушающую общий порядок в кабинете Макарова.

Опустив взгляд на цифры квартального календаря, Алексей обнаружил, что красный передвижной квадратик, отмечавший наступивший день, застыл на вчерашнем. Он удивился такой странности — Николай Иванович следил за этим делом тщательно, казалось, что у него было всего одно хобби — вовремя отмечать даты. Но тут он сплоховал и Лёша предположил, что всему виной суматоха сегодняшнего дня: его сообщение о флэшке, трудные переговоры в «Улиссе»…

Желая исправить ошибку начальника, Алексей соскочил с кресла и подошел к стене с календарем, но за его спиной неожиданно раздался знакомый голос Макарова:

— Что-то интересное увидел?

Алексей повернулся.

— Вы забыли передвинуть указатель дней. Хотел поправить.

— То есть, как забыл? — Макаров выглядел сильно удивленным, — ничего я не забыл. Какая, по-твоему, сейчас дата?

Молодой человек пожал плечами, внутренне удивляясь настойчивости Николая Ивановича в таком пустяковом вопросе. Ну, забыл тот пометить наступивший день, так и что? Трагедии никакой нет! Сейчас всё исправим!

— Сегодня пятнадцатое августа. А что?

Макаров поставил зонт, с которого стекала вода, в угол кабинета, иронично улыбнулся:

— Понимаю, Леша. Завел себе девушку, времени не замечаешь… Так вот, с утра было четырнадцатое, голубок!

— Как четырнадцатое? Вы что-то путаете?

— Посмотри на компьютере, там время синхронизировано с интернетовским.

Подойдя к экрану монитору, Алексей обнаружил, что день, действительно, был таким, каким его назвал Макаров. Четырнадцатое августа. Но ведь он был точно уверен, что сегодня пятнадцатое…

Алексей еще и еще раз смотрел на дату, проверял себя, проверял компьютер. На календаре мобильника, который он вытащил из кармана, тоже стояла цифра четырнадцать. Он был обескуражен и не мог поверить, что так сильно ошибся. В его жизни происходило всякое: попойки до утра, дикие мальчишники, спонтанные поездки в другие города, но наркотиков он не принимал. Как такое могло случиться? И где он был вчера, если вчера, оказывается, было тринадцатое, а не четырнадцатое, как он считал? Куда же девался целый день? Голова пошла кругом.

Временной сбой мог возникнуть из-за сна, перенесшего его в Бордигеру. Только такое единственно-верное объяснение могло возникнуть у Алексея. Но это полная чушь! Он опять возвращался к одному и тому же вопросу, возникшему в последнее время — насколько действительны сны, которые он видит, насколько они влияют на его жизнь. Влияют не эмоциями, не воспоминаниями, а по существу.

Он где-то читал, что мысли бывают реальнее думающего их. Не творится ли того же с ним? Он, Алеша, сам или с чьей-то помощью, постепенно покидает реальность, чтобы перебраться туда, за грань. Возвращения назад происходят всё реже и реже, и служат в большей степени трамплином, чтобы оттолкнувшись сильнее от настоящего, улететь обратно в другую жизнь.

Эти путешествия, помимо его воли, становятся всё продолжительнее, всё серьезнее и, в один прекрасный момент, он исчезнет до конца, бесследно. С раздвоением личности будет покончено.

Алексей подошел к креслу у стола и растерянно в него опустился. Не мог он перепутать дни. Не мог!

— Ты вот что, друг ситный, — вывел его из задумчивости голос Николая Ивановича, — кончай пребывать в нирване, нам дела надо делать.

— Да, слушаю! — ответил Алексей, глядя отрешенным взглядом на своего руководителя.

— С ребятами из «Улисса» я договорился. Они отпустят Ирину, а мы отдаем флэшку.

— Когда это будет?

— Они позвонят. Жду звонка от Денисова — это их исполнительный директор. Ну и еще. Я поговорил о нас. Попросил повышение — себя на начальника Управления, тебя — на начальника отдела. Думаю, они согласятся на наши условия.

— Я не просил о повышении, — угрюмо проронил Алексей, глядя на оживленное, довольное успехами, лицо начальника отдела.

— Ничего, одно другому не помешает! — Макаров потер темя, где у него намечалась лысина. — Ты, Лёша, вот что, предоставь всё мне. Не хочешь идти на сам обмен, давай мне флэшку и я всё сделаю в лучшем виде!

— Нет, я пойду! — не согласился с этим предложением Алексей. — Мне надо убедиться, что с Ирой ничего не произошло.

— Хорошо! — уступчиво согласился Николай Иванович, — как скажешь! Сейчас пока пойди, займись делом, мне надо еще сделать несколько звонков.

Молодой человек со смутными чувствами покинул кабинет начальника и вернулся к себе.

Подозрения в отношении Макарова ожили с новой силой. Еще в кафе, ожидая возвращения своего начальника, у него, Алексея, возникли недобрые мысли, что тот может повести собственную игру, опасную и потому непредсказуемую. И вот, как выяснилось, за спиной Алексея велись переговоры на несколько другие темы, темы, не совсем относящиеся к делу.

Для чего начальник отдела договаривался о повышении? Он, Алексей, сейчас не просил никаких повышений, потому что видел перед собой другую цель — произвести обмен, добиться, чтобы всё благополучно кончилось. Он, конечно, не против того, чтобы стать начальником отдела. Опять же, денег будет больше! Но сначала нужно решить одно, потом — другое, нельзя всё валить в кучу.

На экране монитора заставка, словно несмышленый малыш, которому в руки попал набор фломастеров, произвольно чертила разноцветные линии. Они бились о края экрана, меняли цвета, пропадали и вновь появлялись. Линии эти внезапно менялись, как история, в которую он попал, удивляя своей непредсказуемостью.

Свежей почты не было, а день на гаджете календаря был точно таким же, как и на экране Макарова. Сегодня было четырнадцатое августа. Ему уже не казалось это странным. Он снова задумчиво уставился на разноцветные черточки включившейся заставки, изломами кривых заполнявшей черное пространство экрана.

Его жизнь была чем-то похожа на это черное пространство, которое бессистемно перечерчивали яркие молнии судьбы. Вот от одного угла до другого протянулась линия красного цвета. Это его настоящая жизнь, то, что происходит сейчас. Достигнув края монитора, линия разлетелась вдребезги и сменилась ярко-желтой чертой, которая, в свою очередь, потекла к другому краю. Это та, другая жизнь.

Непонятно, какая из них, в конечном счете, одержит верх — красная или желтая. Обе одинаково сильны, настойчивы в своем стремлении дойти до края, и также одинаково разбиваются, исчезают, поглощаемые чернотой монитора.

На заставке есть и другие отрезки: синие, зеленые, серые. Алексею они кажутся побочными ответвлениями, сопровождающими две основные. Как хироманты видят в пересечениях «линии жизни», развилках и разрывах, предсказания возможных вариантов событий, так и эти, неглавные компьютерные черточки могут привнести определенные нюансы в его жизнь. Но всё же, они не являются определяющими, как аномальные отклонения не лишают организм нормального развития.

Он отвлекся от экрана, посмотрел на окружающих. Сотрудники отдела занимались своими проблемами, и никто на него не смотрел, за исключением двух девушек-коллег, сидевших у окна. Те бросали на молодого человека заинтересованные, любопытные взгляды, но Алексей на них не реагировал.

Он вдруг вновь вернулся мыслями к Насте, и ему захотелось встретиться с ней вновь, доспорить тот важный для него спор, который возник в кафе. Ведь он тогда открыто с ней не спорил, только подшучивал, как шутят скептики, боящиеся быть в чем-то убежденными энтузиастами. Настя изображала из себя загадочную Фавию — дочь лесного бога Фавна, а он — усталого молодого человека, погруженного в свои мысли и переставшего удивляться нечаянным открытиям.

Он подумал, что она, возможно, еще дежурит в холле первого этажа, быть может, её смена не закончилась. До того, как ему позвонит Николай Иванович и сообщит, о чем, в конечном итоге, договорились с «Улиссом», еще оставалось время. Так, по крайней мере, ему казалось.

Никого не предупредив, он пошел к лифтам. По дороге мелькнула шальная мысль, что лифт опять может утащить его на двадцать первый этаж и выпустить в каменный лабиринт, как это уже происходило. Но, если виновницей его непредсказуемых перемещений является Настя, то именно её он там и встретит.

Алексей безбоязненно зашел в кабину лифта, нажал кнопку первого этажа. Лифт, как животное, на мгновение подумал, заурчал внутренностями и двинулся наверх. «Ага, всё-таки туда! — подумал не без удовлетворения Алексей, довольный своей прозорливостью. — Пусть везет на двадцать первый. Не страшно!»

На двадцать первом этаже лифт остановился, двери раскрылись. Он быстро пошел знакомой тропинкой меж изгибчатых стен каменного лабиринта, по сыпучему песку, как и раньше, сняв черные туфли. Здесь ничего не изменилось — через какое-то время открылось синеющее море, безлюдная бухта пляжа. Но шезлонга с банками пива не было, как не было и самой Насти. И всё же он не волновался — в прошлый раз её тоже не было. Это потом она появилась из ниоткуда, как облако, спустившееся с гор. Пришла, подтолкнула его к морю.

Алексей поставил туфли на песок, оглянулся. Настя не приходила. Тихое сегодня море, почти не двигало волны, растворяясь в штиле и, чтобы помочить ноги, Алеше пришлось чуть-чуть ступить вперед.

Он сразу почувствовал прохладу воды, проходящей сквозь пальцы и тающей в мелком сыпучем песке, который твердел мокрой коркой, уплотнялся, сохраняя слепки его ступней до прилива следующей волны. Солнце припекало. Молодой человек расстегнул воротник рубашки, приспустил галстук и снова оглянулся. Ему показалось, что сзади подходит Настя и сейчас что-то скажет. Но никого не было, его никто никуда не звал. Идти вперед в море или повернуть назад к лабиринту зависела целиком от него, от его осознанного выбора.

Алексей посмотрел вдаль, на узкую полоску горизонта, словно надеялся найти ответ как правильно поступить или разглядеть там, в таинственной и неуловимой дали, символический судьбоносный знак… Нужно было на что-то решаться, что-то выбирать.

 

Глава 6

Он сидит за огромным столом, на котором лежат развернутыми несколько больших белых листов с проектами парусных яхт. В широко открытое окно долетает шум с набережной Аргентины, с моря дует легкий освежающий ветерок.

Бордигера! Он опять в маленьком итальянском городке у подножья невысоких гор, полном теплого солнца и морского соленого воздуха, утопающим в зелени субтропиков и поющим мелодичными голосами южных жителей.

Где-то там, у пирса, пришвартована его яхта, на которой он недавно плавал вдоль Лигурийского побережья, надев желтый спасательный жилет. Кажется, его тогда рисовала художница, хотя точно ли его он, пожалуй, не скажет, он не видел картины. На другой день, когда он проплывал мимо, художница уже не пришла — картина, наверное, была дорисована. В его душе осталось легкое чувство сожаления.

Впрочем, сожаление длилось не долго, как и всё на юге, где эмоции ярче и глубже, но, увы, недолговечнее. Эмоции беспрерывно сменяются наплывом новых впечатлений, они, словно морские волны, набегающие на прибрежный песок, каждый раз приносят с собой что-то новое.

Ему нравится думать о своей яхте, представлять, как она стоит у пирса, покачиваясь на волнах. Как странно, но он не помнит её названия. Яхта должна как-то зваться, она не может ходить по морю безымянной. Он начинает вспоминать. «Адель», «Ника», «Гранада». Всё не то! Что-то в её названии должно быть знакомым, близким, вызывать ассоциативные образы. И он вспоминает девушку, которая сама себя называла Фавией. Точно! Название его яхты «Фавия».

При регистрации яхты, сухой, в дымчатых полупрозрачных очках клерк — знаток античности, с любопытством поинтересовался его выбором, ведь Фавия — дочь лесного бога, к морю не имеет никакого отношения, Он не помнил, что ответил тогда, чем аргументировал. Кажется, отшутился.

Сейчас на столе лежат чертежи других яхт. Они, как и «Фавия», были спроектированы лично им на компьютере, а потом распечатаны на специальном принтере, поддерживающем печать крупных листов. В распечатанном виде ему работается удобнее, привычнее. Заказчики на эти яхты уже были, и оставалось в последний раз проверить расчеты, соответствие спецификации, а потом отправить чертежи в другой городок, где фирма-партнер, займется их изготовлением.

Он подвигает листы к себе, кропотливо проверяет нанесенную разметку, цифровые данные. Чем дольше он работает, тем больше растёт чувство удовлетворения от проделанного. Да, яхты ему нравятся, и он умеет их проектировать! Элегантные, белоснежные, надежные, такие же красивые и стильные как женщины, которых он знал.

Отойдя к окну, он оборачивается, бросает взгляд на лежащие там чертежи. Комната пронизана светом, дышит им как легкими и солнечные лучи падают на бумагу, заставляя её резко контрастировать с темно-вишневым цветом стола. Белое на бордовом. Он представляет абстрактную картинку: на фоне белой стены красное вино в тонком фужере. И вдруг ему вспоминается уже не отвлеченная, а настоящая белая стена у дома за городом, которую он объезжал, чтобы попасть на плато, к своему любимому месту у моря.

Он возвращается назад, к столу. Между открытым окном и столом, за которым он работает, на границе света и тени, в воздухе висят мелкие, почти невидимые пылинки. Они вращаются в воздухе как звезды вокруг центра галактики. Но пылинки не нравятся ему, поборнику чистоплотности, и он подумывает о том, чтобы провести внеочередную уборку. Правда придется понести дополнительные расходы, и это вызывает мимолетную досаду.

Его офис, прогретый жарким летним солнцем, источает запахи старого дерева. Дерево пахнет медом и корицей. Легкий, почти неуловимый аромат в сочетании с доносящимся с улицы благоуханием свежезаваренного кофе, бодрит его, придает сил. Ему представляется, что это утро, начавшееся с позитивных освежающих эмоций, будет необыкновенно замечательным и радостным. Как и каждое утро, каждый день, проведенный здесь, в Бордигере.

В комнату входит кажущийся огромным в небольшом помещении, его компаньон, очень похожий на начальника отдела Макарова в другой жизни. В другой жизни Макарыча звали Николай, а здесь его компаньона зовут сеньор Никколо.

— Алексис, — басовито, с легкой отдышкой, говорит он, — к тебе дама.

— Заказчик?

— Я не знаю, спроси у неё сам.

— Окей, Никколо! Зови!

Сеньор Никколо грузно идет назад и возвращается с Верой. Она в легкой блузке, белых джинсах, на голове желтая шляпка от солнца. Вера снимает шляпку, золотистые волосы рассыпаются по загорелым плечам.

— Месье Алексис, — говорит она на французский манер, — я договаривалась о встрече, звонила вам вчера.

— Вас зовут?..

— Вера.

— А, вы та дама с русским именем? Помню! Как я понял, вас интересуют наши яхты?

— Не лично меня — моего клиента в Ницце. Он хотел бы заказать.

Алексис смотрит на Веру. Ей жарко. Бронзовая кожа девушки чуть-чуть лоснится от испарины, она облизывает сухие губы и Алексис спохватывается.

— Извините, я ничего не предложил вам выпить. Хотите вино?

— Хочу! — вдруг соглашается она, хотя и не планировала сидеть в этой пыльной конторе, пить вино с незнакомым проектировщиком.

Но этот человек, как ни странно, ужасно походит на её коллегу из другой жизни. Того звали Алексеем, а этого Алексисом. Разница небольшая. И Алексис тоже смотрит на неё как бы узнавающим взглядом, смотрит, но ничего не говорит.

Он поднимается, достает вино, разливает в бокалы.

— Вы удивительно походите на мою знакомую, — вдруг сообщает он Вере. — У вас нет чувства, что мы где-то встречались?

— Это такой способ быстрого знакомства? — иронизирует девушка, после того как утоляет жажду, — хотя знаете, вы точно мне напоминаете бывшего коллегу.

— Видите, как странно! Вы… — он испытующе смотрит на Веру, — вам знакомо такое название: «Россервис»? Это русская фирма, в Москве, — торопится он объяснить свой странный вопрос, но толком ничего не объясняет.

Казалось бы, откуда Вера может знать русскую фирму, если она никогда не бывала в России? Такие вопросы могут вызвать только недоумение и недоверие к проектировщику. Проектировщики трезвые люди. Они не пьянеют от одного бокала вина, не задают глупых вопросов.

Но Вера понимает, о чем он спрашивает.

— Да! — запросто отвечает она, — эту фирму я знаю. А ты Алексей? — она естественным образом для себя переходит на «ты», — ты Алексей, у которого был роман с моей подругой Ирой?

Алексей бледнеет и кивает. Они оба молчат, пытаясь осмыслить, что происходит.

Как два разных, придуманных, несуществующих мира могут сойтись в одной точке? Если это сон, о чём до сих пор думал Алексей, то его сон не может быть сном другого человека, обмен снами невозможен.

Что же тогда с ними?

Вера тоже в недоумении. До сих пор она жила только в своем мире, управляла им без помех, если не считать последний эпизод с Пьером и Кариной. Но это было исключение. О сегодняшней встрече с Алексисом, о том, что существует возможность проникновения в другие жизни, в иные миры, Горбоносый не предупреждал. Что же теперь, всё изменится? Ей придется делить власть на двоих?

— Тебя давно не было видно, — замечает Алексис, отпивая вино.

— Как давно? — не понимает Вера.

— Я говорю о «Россервисе». С того времени, как ты передала мне флэшку на Триумфальной площади, я тебя больше не видел.

— Флэшку? — Вера морщит лоб, припоминая, — ах, да, флэшка… Я была здесь, в Ницце, — поправляется она. — Всё время.

— А я только что попал в Бордигеру. Мы хотели обменять флэшку на Иру в детективном агентстве…

— Я знаю, мне Горбоносый в саду сказал, что пойдет её выручать.

— Кто сказал?

Вера замолкает. Она не знает, как сообщить Алексису о своем помощнике, но потом решает отделаться неопределенной фразой.

— Так, один человек, ты его не знаешь, — говорит она, отпивая из бокала. — Хорошее вино! Прекрасно утоляет жажду.

Алексису приятна её похвала. Он невзначай замечает:

— Это с моего собственного виноградника в провинции Кунео. Сорт винограда «Неббиоло», если тебе интересно.

— Вижу, ты знаток! Может, скажешь тогда, что означает название «Неббиоло»?

Алексис не отвечает, он пристально смотри на Веру.

— Что такое? — интересуется она без тени смущения, — я испачкала лицо?

— Нет, с лицом всё в порядке. Знаешь, что странно, я тебя помню в фирме. Ты там была такая спокойная, индифферентная. Мне казалось, ты ничем не интересуешься, кроме работы. Даже в «Десятке», где все выпили, расслабились, ты не очень хотела общаться, была застегнута, как говорится, на все пуговицы. Помнишь, за тобой пытался ухаживать Петр?

— Хотел склеить меня?

— Ну да, но ты его отшила…

— И что?

— Сейчас ты другая. Я тебя не узнаю!

— Лучше или хуже?

Алексис на мгновение задумывается.

— Сейчас ты ничего не боишься, не зажата, не стесняешься быть сама собой. Вот! Вот в чем разница!

— То есть сейчас я стала как Ирусик? Девушкой без комплексов?

Алексис, чуть прикрыв глаза, цитирует японского поэта тихим голосом:

В его голосе ей слышатся нотки смущения. Отчего он смущается? Он своей начитанности или от того, что они невольно поменялись ролями? В другой жизни Вера была робкой и тихой, боялась раскрыть себя перед другими людьми и, тем самым стать уязвимой. А Алексей был смелым, уверенным в себе, самодостаточным молодым человеком. Теперь, здесь, всё наоборот?

Он улыбается хорошей открытой улыбкой, и Вера отмечает, какая она приятная.

— Что это? — интересуется она.

— Это хокку японского поэта Басё.

— Причем здесь хокку не понимаю!

— Ты — тихая поляна, которую разбудил полет бабочки-фантазии.

— А, вот ты о чем! — догадывается Вера.

Она внимательно смотрит на Алексиса. Перед ней сидит милый молодой человек с флером западной культуры и воспитания, но с головой устроенной как голова Алексея из компании «Россервис». И это кажется ей странным.

— «Неббиоло» в переводе означает «туман», — говорит, продолжая улыбаться Алексис.

— Надо же! Туман! Виноград в тумане или туманный виноград. Звучит очень поэтично.

Вера поднимает бокал с вином, подставляет его под солнечный луч, рассматривая рубиновый цвет. Солнце отбрасывает от хрустального бокала искры света на стены, на чертежи, лежащие на столе, а рубин в бокале переливается, как настоящий драгоценный камень. Его отсвет падает на лицо девушки, делая его розовым, удивительно живым и теплым.

— Я люблю краски и звуки, — говорит она, любуясь игрой цвета. — Запахи? Нет. Среди них трудно выбрать приятные, тогда как почти все краски, почти все звуки прекрасны. А ты? Тебе что больше нравится?

— Не знаю! — пожимает плечами Алексис. — Запахи тоже важны. Когда я хожу на яхте вдоль побережья, дышу йодистым воздухом моря, то чувствую, что от него пьянею, как от хорошего вина.

— А знаешь, я недавно писала картину, на ней были море, чайки, яхты…

— Не может быть! — вырывается у Алексиса. Он спрашивает: — Это тебя я видел на пригорке, когда проплывал мимо недавно?

Вера улыбается. Её лицо, уже не подсвеченное рубиновым вином, вспыхивает, разгорается румянцем, и она говорит неопределенно:

— Возможно!

— Посмотреть можно?

— Пока нет. Картина еще не закончена.

Её ответ почему-то расстраивает Алексиса. Он хотел проверить свои ощущения, догадку о том, что именно его яхту Вера изобразила на холсте, что именно он нарисован там, стоящий на палубе в вихре морских брызг и неугомонного ветра. Будто картина девушки имеет для него первостепенную важность.

Но догадку проверить нельзя, как впрочем, и уяснить её ценность.

— Знаешь, чем мы отличаемся? — спрашивает он с оттенком грусти в голосе, — ты изменилась, попав сюда, а я нет. Как был исполнительным, скучным клерком в «Россервисе», таким и остался.

— Да ладно!

— Точно-точно! Не сомневайся! Поэтому, — он вновь улыбается, будто пытаясь скрыть разочарование от несостоявшейся метаморфозы, и деловито предлагает: — Давай обсудим заказ! Чтобы хотел получить заказчик?

Вера заглядывает в бумаги, переданные ей Кариной.

— Нужна круизная яхта. Длина около двадцати метров, ширина от пяти до шести. Каюты на пять, шесть гостей, еще для экипажа… Опреснитель воды, кондиционер. Это обязательные условия. Все остальное на твое усмотрение.

— Значит, это будет шлюп! — утвердительно говорит Алексис. — Бермудский кетч он не хочет?

— Нет! — отвечает отрицательно Вера, хотя толком и не понимает в чем различие этих судов, она ведь не специалист по проектированию.

Алексис смотрит на неё, знающе улыбается.

— Ориентировочно будет стоить от двух до трех миллионов евро. Устраивает?

— Вполне! Когда можно посмотреть проект?

— Недели через две, я думаю. Ты внесешь задаток?

Этот вопрос девушку тоже не смущает. Она просит у Алексиса реквизиты счета, куда надо будет перевести деньги и, получив необходимые сведения, готовится покинуть офис фирмы.

Но её что-то удерживает, и она не понимает причину своей нерешительности.

Подойдя к окну, она смотрит на набережную Аргентины, на головы туристов, медленно плывущих по дороге вдоль моря. Игривый ветер заставляет склоняться в приветствии пышные верхушки пальм, но солнце легко пробивается сквозь них, слепящим светом заливая набережную. Вера поворачивается в комнату, кажущуюся со света полутемной.

Алексис сидит за столом, улыбается ей, видно, как на его загорелом лице сверкают белые зубы. Вера обращает внимание, что щеки его покрыты белесой щетиной, придающей лицу стильную брутальность. Легкая щетина в моде у молодых людей. Но она не может припомнить, чтобы Алексис, которого она раньше знала под именем Алексей, носил такую же в офисе «Россервиса».

«Мы все там другие, — думает она без удивления, просто констатируя, — совсем другие!»

Она все еще медлит, не уходит, словно ждет от Алексиса удовлетворяющих её пояснений.

— Ты работаешь по заказам на яхты? — прерывает молчание молодой человек.

— Вообще-то нет. Я живу в Ницце, у меня свой бизнес.

— Какой, если не секрет?

— Дизайнерский. Я дизайнер. Интерьеры домов, вилл…

— Интересно. Я в каком-то роде, тоже дизайнер, только у меня дизайн яхт. У нас с тобой, как выясняется, много общего.

Будто обрадованный этим умозаключением Алексис тоже подходит к окну и встает возле Веры. Они стоят рядом, плечи их почти касаются друг друга.

— Знаешь, — вдруг говорит он, — я хотел бы тебя пригласить на обед. У нас в городе есть неплохие бары с музыкой. В некоторых по телевизору показывают спорт. Если ты, конечно, поклонница… — Алексис смотрит Вере прямо в глаза, и она читает на его лице немой вопрос.

Его глаза серые, с голубым оттенком, кажется, приближаются к ней вплотную и смотрят, не мигая, в упор. Эти глаза ждут, что она скажет. «Понимаю, — думает Вера, — он все еще проверяет меня, не призрак ли я, не порождение ли сна его разума, как чудовища Гойи».

— Эти бары похожи на «Десятку»? — спрашивает Вера и по тому, как дрогнули зрачки его глаз, понимает, что повела себя правильно, он ей поверил.

— Нет, они лучше! — твердо произносит он. — Так что скажешь?

— Обед? Звучит заманчиво! А что дальше, какая программа? Мотель на берегу моря, секс на пляже?

— Почему на пляже? — Алексис усмехается, — в мотелях хорошие кровати. Разве твой мир живет без секса? Основной инстинкт никто не отменял.

— В моем мире есть то же самое, что и в твоем. Но, основной инстинкт не состоит в сексе — не знаю, какой дурак это придумал.

Алексис удивлен.

— Погоди, основной инстинкт не секс, не продолжение рода? А что же тогда?

— А ты не знаешь? Главное для человека еда. Пожрать вовремя — вот основной инстинкт. Без секса ты выживешь, в крайнем случае, удовлетворишься сам. Без еды ты покойник.

— Ладно, не будем вдаваться в подробности, — уступает Алексис, невзначай прикасаясь своим плечом к её, — но ты не ответила на мое предложение.

— Если хочешь пообедать, тогда я приглашаю тебя. У нас в Ницце есть хороший ресторан в отеле «Негреско». Это небоскреб, там живая музыка, хорошая кухня.

Вера говорит привычным тоном уверенной в себе девушки, потому что самообладание вновь возвращается к ней. Она улыбается, она спокойна, она контролирует ситуацию.

— Вот видишь, это то, о чем я говорил, — почти торжествующе произносит Алексис, — ты стала другой, такой…

— Какой такой? — поддевает его Вера.

— Такой, смелой, общительной, такой… — он внезапно заканчивает, — которая мне нравится.

— Правда? — девушка поворачивается к нему лицом, и теперь она смотрит ему в глаза, не отрываясь, с немым вопросом.

Алексис не выдерживает, он целует её горячие губы и чувствует их отзывчивость. Ему кажется, что он плывет в горячем океане, захлестывающим с головой волнами безумных желаний. Он вдруг видит себя со стороны, отвлеченно, так же, как видел бокал вина на фоне белой стены.

Он видит как они, окруженные солнечным ореолом, стоят и целуются с Верой у открытого окна. Слившиеся в одно целое две фигуры — женская и мужская, вне времени и вне пространства. Как витраж о вечной любви Тристана и Изольды выставленный в окне средневекового собора.

 

Глава 7

Их было шесть человек. Шесть сотрудников детективного агентства «Улисс» во главе с Вадимом Денисовым выехали на двух черных «БМВ» под Звенигород на поиски водителя Ивана и Ирины. По дороге сделали так, как посоветовала хозяйка — приобрели корзинки с цветами на прикладбищенском рынке, а потом искусственные бумажные цветы выкинули в придорожную канаву.

Оделись они соответствующе, сменив строгие черные костюмы и белые рубашки на спортивную одежду и кроссовки. Оружие, на которое у каждого было персональное разрешение, положили на дне корзинок, прикрыв его тряпками, взятыми в машинах. Маленькие корзинки в руках спортивного вида мужчин выглядели забавно, словно игрушечные, будто они по дороге заехали в детский сад и обобрали ребятишек.

Перед тем, как пойти прочесывать лес, Денисов раздал всем японские рации с радиусом действия около трех километров и проинструктировал, что делать в случае, если они найдут объекты поиска вместе или порознь. В любом случае их следовало привести к нему.

Денисов был не в духе. Свободная спортивная одежда, которая, казалось бы, должна быть удобнее, чем костюм, на самом деле, его раздражала. Он не понимал, что делает здесь, в этом лесу под Звенигородом, зачем здесь командует. Разве его дело шляться по лесу, искать этих людей? Есть исполнители, в конце концов! Он их привез сюда, целых пять человек. А мог бы и больше. Но хозяйка посчитала, что этого количества хватит для розысков. Она же приказала возглавить поисковую группу именно ему.

Его распирало от злости, и он резко сорвал пластырь со щеки. Незажившая ранка начала кровоточить. «Пусть!» — злобно подумал он.

Увидев, что все вышли из машин, разобрали корзинки и готовы двигаться, он скомандовал:

— Так, всё пошли, пошли!

Сотрудники агентства, перейдя неглубокий кювет у дороги, один за другим растаяли в лесу.

Денисов оглянулся на «БМВ», стоявшие на обочине дороги друг за другом. Машины закрыли на замок, включили сигнализацию. В одной из них осталась включенной базовая радиостанция, обеспечивающая связь между остальными рациями. В голове мелькнула мысль, что надо бы оставить одного для охраны, но приказа хозяйки не стоило ослушиваться. «Если угонят, черт с ними! — решил он, — сама будет виновата!»

Он неторопливо перешел кювет и пошел следом за остальными. В левой руке была мелкая корзинка с пистолетом, неприметно лежащим на дне, на голове бейсболка. Рацию за клипсу он прицепил на ворот спортивной куртки, чтобы в любой момент можно было, нажав на кнопку, вызвать сотрудников на связь. Периодически рация оживала, передавая веселые голоса детективов — ребята были молодые и прогулка по лесу, да еще с, якобы, грибными лукошками, казалась им прикольной.

Прослушав несколько шутливых сообщений, Денисов не выдержал и раздраженно сказал в микрофон:

— Кончайте болтать! Поддерживаем радиомолчание. Передавать только экстренные сообщения!

Он шел, настороженно озираясь по сторонам, отстраняя, настырно лезущие в глаза ветки деревьев, внимательно всматриваясь в зеленую пелену леса. Кто его знает, кого носит в лесу в это время! Помимо девушки и водителя здесь могла быть еще довольно большая куча народа, встречаться с которой не входило в планы Денисова. Каждое шевеление кустов, каждый шорох, приглушенный треск сучьев, заставлял его замирать на месте. Рука ложилась на рукоять пистолета, палец искал курок.

Однако всякий раз тревога оказывалась ложной. В лесу было пусто.

Он углублялся всё дальше и дальше. По сравнению с прошедшим днем — дождливым и ветреным, небо сверкало чистой синевой, тяжелые серые тучи ушли на юг и солнце, светило в полную силу, освещая даже самые глухие уголки чащобы. Это облегчало поиски.

Но на кустах, траве остались вчерашние невысохшие капли дождя. Задетые ногами Денисова, они оставляли за ним мокрый примятый след, похожий на две узкие борозды. И скоро обе штанины спортивного костюма намокли, неприятно прилипнув к голени ног. Денисов пожалел, что не надел резиновые сапоги.

Они ходили по лесу около часа, результатов не было. За это время, Вадима несколько раз подмывало желание взять мобильник и доложить Ярославу Юрьевичу, что лес пуст, и отсюда можно убираться, но он наперед знал о бесполезности звонка. Генеральный директор был перестраховщиком — если есть возможность ходить по лесу не час, а, допустим, два часа, он непременно даст команду искать два часа. Зато хозяйка не предъявит претензий, не обвинит, что бездельничали, сидели, сложа руки. На его месте, он, Денисов, наверное, поступил бы также.

Висевшая на левом плече рация ожила. Раздался голос одного из сотрудников:

— Нашел водителя. Повторяю, нашел водителя.

Денисов подключился.

— Где находишься? — спросил он.

— На северо-западе, в двух километрах от дороги. Здесь есть сторожка.

Денисов прервал его:

— Я понял! — Затем сообщил уже всем: — Внимание, собираемся у сторожки!

Он продублировал свой приказ, назвав координаты места сбора, и сквозь шорох и шипение эфира, рация ответила разноголосьем позывных. Его сотрудники доложили, что указание принято. Бродившие по всему лесу в сотнях, а то и нескольких километрах друг от друга, они начали стягиваться к сторожке, как стая гончих, определивших по запаху волчье логово.

Рация щелкала, включаясь и отключаясь, и эти сухие щелчки вдруг напомнили Денисову Чечню, когда он служил в армии, еще до милиции и ехал в колонне сопровождения. Они переговаривались по рации, поддерживая не столько связь, сколько уверенность в себе и надежности прикрытия. Но через несколько километров на колонну напали боевики, и от неё мало что осталось — выжило всего несколько человек, в том числе и он, Денисов.

Теперь, эти радиопереговоры в лесу наполнили его тревогой, невольно связанные с тем чеченским боем и еще, непостижимым образом напомнили Александру Егоровну.

Её лицо с белоснежно-фарфоровыми зубами неожиданно встало у него перед глазами. Хозяйка, глумливо улыбалась, с глухими шлепками била его по щекам. Денисов ощутил внутреннее напряжение, почти возбуждение, какое испытывает жертва при сексуальном насилии, сопряженном с психическим воздействием. Его лоб покрылся крупными каплями пота, будто он намочил в мокром лесу не только ноги, но и голову. В висках зашумело.

Ему пришлось остановиться и перевести дыхание. Тишина леса стала пугающей, чуткой, а рация, словно умерла, отключив его от остального мира. Денисов достал пистолет из корзинки и присел за кустом, озираясь вокруг. Ему показалось, что сейчас он услышит гортанные голоса чеченцев, увидит их в камуфляжах, бородатых, увешанных оружием, опасных…

Но никто не появлялся и Денисов поднялся успокаиваясь.

Он коснулся ранки на щеке — она уже не кровоточила, но саднила. «Вот сука!» — беззлобно подумал Денисов о хозяйке и пошел по направлению к сторожке.

Полученное сообщение об Иване его обнадежило и обрадовало, и он подумал, что время потратили не зря. Теперь никто так считать не будет. Наконец, появился хоть какой-то результат — Иван нашелся! А с его помощью они быстрее отыщут и девушку или, по крайней мере, узнают, где она.

Не откладывая дело в долгий ящик, пока шёл к сторожке, Вадим набрал номер Ярослава Юрьевича на мобильнике. Связь ловилась плохо, временами пропадала, но всё же он дозвонился и сообщил об Иване.

— Отлично! — одобрил тот действия своего заместителя, — давайте, ищите дальше! Я доложу Александре Егоровне.

Докладывать Ярослав Юрьевич был мастер. Особенно, об удачно завершенных делах и Денисов с неудовольствием поразмышлял о таком деловом качестве своего руководителя, но при этом философски отметил, что начальников без недостатков не бывает. Наверное, для своих подчиненных он, Денисов, тоже не сахар. Но ничего, терпят!

Ноги, пока шел, сделались совсем мокрыми. Если сторожка в хорошем состоянии, с печкой, то нужно будет снять носки, немного обсушиться. На подходе он осмотрелся, но кроме домика и стоящих возле него своих сотрудников ничего подозрительного не нашел.

— Где водитель? — спросил он, подходя ближе.

Из дверей вышел Иван. Двухдневные скитания по лесу без еды и воды сказались на этом крепком мужчине. Он выглядел сильно уставшим, был бледен, с синими кругами под глазами, тем не менее, вел себя спокойно и уверенно. Чувствовалось, что бывший спецназовец бывал и не в таких передрягах.

— Вот он я! — сказал Иван, раздвигая детективов «Улисса» и подходя к Денисову.

— Привет! — тот обнял водителя за плечи. — Ну, рассказывай, давай! Где девчонка, как её искать? Про то, как она сбежала от вас на базе, я знаю.

Водитель хмуро повел взглядом.

— Девка ускользнула из-под самого носа! Была прямо передо мной, чуть её не замочил.

— Почему не получилось?

— Помешали мне. Не знаю кто: то ли эфэсбэшники, то ли еще кто здесь по лесам шастал.

Денисов, слушая его слова, снова огляделся по сторонам, словно хотел среди кустов и стволов деревьев разглядеть преследователей. Но, естественно, никого не увидел.

— Где они теперь, бегуны эти? — спросил он недоверчиво поскольку его не оставляло чувство, что Иван врет, что он сбежал из Дома Отдыха, бросив Симакова одного разбираться с проблемами. А тот погиб.

Но потом он вспомнил, что хоть одну проблему — ликвидацию Григория Алексеевича — Иван решал сам. Это смягчило Денисова.

— Черт их знает! — между тем говорил водитель о преследователях. — Они вчера, ближе к вечеру меня потеряли, и я оторвался. Пришел сюда, гляжу, а здесь кто-то был. Может девчонка? Может, бродит где-то поблизости?

— Окей! Поищем! Где труп закопал?

— Там! — Иван неопределенно махнул рукой в сторону Дома Отдыха, — там с краю поляны.

— Я разговаривал с директором «Улисса». Нам надо его забрать, чтобы никто не нашел тело и не начал расследование. Отвезем в крематорий.

— Лады! — согласился Иван.

Денисов с сожалением посмотрел на сторожку, где ему хотелось обсушиться, но времени не было — приближался полдень. Он вообще планировал, не сильно рассчитывая на успех, сразу после обеда закончить поиски, и вернуться в «Улисс». Сейчас, даже если не найдут Ирину, всё равно следует вернуться. Она никуда не денется, объявится где-нибудь: или в офисе, или дома. И там, и там её ждут.

На поиски Ирины он отрядил четверых человек, а сам, вместе с водителем и еще одним сотрудником пошел за трупом Григория Алексеевича.

Они шли какое-то время за покачивающейся впереди в такт шагам, широкой спиной Ивана. Тот набросил на голову капюшон куртки, чтобы защититься от торчащих веток и шел вперед быстро, смело, уверенно, как человек, хорошо знающий дорогу и ничего не боящийся.

Денисов едва поспевал за ним. Он выбросил корзинку, положив пистолет в карман спортивной куртки, и то же самое велел сделать своему сотруднику, показав это знаками. В лесу надо было соблюдать осторожность и не разговаривать вслух. Как заметил Денисов, Иван тоже приготовил оружие на всякий случай. Он достал ПМ из кармана и держал в руке наготове.

Шли беспрерывно около получаса. Но вот деревья, как показалось Денисову, неожиданно расступились и они оказались на краю большой поляны, окруженной высокими соснами. Неподалеку темнела разбросанная черно-коричневая кучка земли, резко контрастировавшая с поблекшей зеленью травы, из которой торчал полузасыпанный ковровый рулон.

— Вон он! — Иван показал на яму, — там лежит.

Он пошел к лесной могиле, Денисов и его человек двинулись следом, но вдруг раздался резкий крик:

— Стоять! Оружие на землю!

— Засада! — отчаянно выкрикнул водитель и, вскинув пистолет, принялся стрелять наугад по кустам, росшим рядом могилой.

Денисов хотел крикнуть, что надо бежать, что стрелять опасно, тем более, стоя на открытом месте и представляя собой прекрасную мишень. Но все эти мысли только вихрем промелькнули в голове. Окружающий их лес ожил, запульсировал огоньками выстрелов из автоматов и пистолетов, и пули взрывая землю, сбивая листья и ветки, зароились вокруг них, норовя ужалить побольнее.

Тогда Денисов тоже поднял оружие и принялся стрелять, не целясь, потому что противников было не видно. Он стрелял и пятился назад, желая исчезнуть с поляны в одну секунду, в одно мгновение. Но ноги точно приросли к земле.

Водитель глухо вскрикнул и рухнул на землю — Денисов увидел, как его перерезала пополам автоматная очередь. Он глянул в бок, где должен был стрелять детектив из «Улисса», но того не было рядом. Наверное, сориентировался и успел удрать.

«Быстрее в кусты, там не найдут!»

Он рванул зигзагами к краю поляны, но острая парализующая боль прошила правую ногу. Денисов на бегу будто споткнулся, упал и покатился несколько метров. Во время падения пистолет выпал из руки и отлетел далеко в траву. Он не запомнил места, но даже если бы и запомнил, наверно, не успел бы его подобрать, дотянуться.

Послышалась быстрое шуршание бегущих по поляне ног и тут же его окружили люди в камуфляже. Но это оказались не бородатые чеченцы, которых он представлял совсем недавно там, будучи в глубине леса. На спине каждого из окруживших его бойцов большими буквами было обозначено «ФСБ».

 

Глава 8

— Обыщите его! — послышался чей-то голос и раненый исполнительный директор «Улисса», сквозь сведенные болью веки заметил, как к нему подходит коренастый, седовласый человек. — Заберите пистолет в траве! — Он продолжал распоряжаться, а сотрудники ФСБ с готовностью выполняли его команды.

— Второй готов! — эти слова произнес еще кто-то, кого Денисов не рассмотрел.

Адская игла мучительно и колко пронзала его ногу и сводила челюсти судорогой. Ему хотелось кататься на спине по траве и выть от этой выматывающей душу боли. «Наверное, в кость попали!» — решил он, крепко сжимая зубы.

В это время быстрые ловкие руки обыскали его, достали удостоверение исполнительного директора детективного агентства «Улисс».

— Опять «Улисс»! — констатировал плотный человек в костюме, которому отдали удостоверение Вадима Денисова.

Отчего-то Вадиму пришла мысль, что в таком костюме по лесу не походишь. «Сидел в машине, где же еще! Спокойно сидел и ждал меня, дурака!» — с отчаянием подумал он, почти теряя сознание от боли.

Лицо его побледнело, глаза затуманились поволокой тающего сознания. Увидев состояние раненого, Евграфов, а это был он, приказал спецназовцам:

— Сделайте ему укол и перевяжите! Мне с ним надо потолковать, пока он не попал в больницу. Там будет сложнее, когда в палату заявится адвокат.

Денисову сделали обезболивающий укол, наспех перевязали ногу, разрезав штанину спортивного костюма. Ожидая, когда он придёт в себя, Евграфов отошел в сторону, закурил.

Проведя обыск в Доме Отдыха, и отправив Петра назад в «Россервис», подполковник поехал на Лубянку. Он хотел спокойно сесть за свой стол, написать справку о результатах оперативно-розыскных действий по уголовному делу, проводимому совместно со Следственным Комитетом. Но, как часто это бывает, планы остаются планами, а жизнь диктует свои правила. В таких случаях, Евграфов — знаток и любитель Булгакова — всегда вспоминал Воланда из «Мастера и Маргариты», говорящего, что планировать наперед ничего нельзя.

Так случилось и в этот раз. Едва Станислав Игоревич вышел на Лубянской площади из метро, как на мобильник ему позвонил старший группы спецназовцев, приданных для проведения обыска.

Взяв на себя ответственность, Евграфов попросил их после обыска, на всякий случай, прочесать близлежащий лес. И вот, оказывается, были результаты — они едва не захватили неизвестного — рослого крупного человека в куртке с капюшоном. Тот, заметив спецназовцев, побежал от бойцов, как дикий лось, ломая ветки и кусты, путая следы. Он прятался, петлял, отстреливался, когда погоня приближалась. И так продолжалось весь вчерашний день.

Можно было подумать, что этот человек — бандит, случайно забредший в лесную чащу, скрываясь от полиции, и нарвавшийся на эфэсбэшников. Однако неизвестный вывел их прямиком на труп начальника безопасности «Россервиса», а такие совпадения маловероятны.

Спецназовцы по собственной инициативе потом опросили персонал Дома Отдыха и установили, что разбившийся на машине Симаков, приезжал не один. С ним был высокий обритый наголо водитель, которого при обыске не нашли. Как не нашли девушку и начальника СБ «Россервиса». Теперь же с Григорием Алексеевичем ясность появилась. Евграфов не исключал, что тело девушки тоже зарыто где-нибудь в лесу.

Заслушав доклад старшего группы, подполковник, не заходя в здание, созвонился с начальством и получил санкцию на проведение засады. Но срок отпустили небольшой — день, максимум два. Он вернулся назад, отыскал спецназовцев, чьи машины стояли на обочине дороги, и принял на себя руководство дальнейшими действиями. Вместе со старшим — широкоплечим молодым майором, они расставили людей по периметру поляны, назначили дежурные смены. И принялись ждать.

После этого прошли сутки.

Евграфов толком не спал — разве поспишь на узком сиденье машины — костюм измялся, а на щеках выросла седая редкая щетина.

Возле Дома Отдыха стоял небольшой продуктовый ларек. Туда Станислав Игоревич отправил одну из машин, сунув водителю свои деньги, чтобы тот купил еды на всех. Кроме колбасы, хлеба и воды в бутылках, в ларьке ничего особого не было — пришлось брать то, что есть. Не питаться же шоколадными батончиками! Поэтому, когда раздались выстрелы на поляне, Станислав Игоревич жевал бутерброд с колбасой и неторопливо размышлял о том, сколько еще он здесь просидит. Ждать ли ему вторые сутки, опущенные руководством или сниматься и возвращаться на Лубянку. Причем, он склонялся ко второму варианту.

В этот момент и началась беспорядочная стрельба — гулкие очереди и одиночные выстрелы, грубо вспарывавшие, как нож консервную банку, сонную тишину летнего леса.

Станислав Игоревич вздрогнул, поняв, что засада сработала. «Вот черти, пристрелят кого-нибудь!» — подумал он о спецназовцах и, бросив недоеденный бутерброд в траву, побежал к поляне, на ходу доставая табельный пистолет и взводя затвор. Однако прибежав на место, запыхавшийся, готовый поддержать огнем своих, он обнаружил, что уже все кончено.

Возле разрытой могилы лежал мертвый человек со спущенным капюшоном. Его голова была бритой, вытянутая рука сжимала ПМ. Неподалеку катался в траве и корчился от боли другой. Этот, как потом выяснилось, оказался не последним человеком в агентстве «Улисс» — организации, интересующей следствие.

Денисов медленно приходил в себя.

Бросив сигарету, Станислав Игоревич подошел к нему, присел на корточки, чтобы не упустить малейшие детали важного разговора для обоих.

— Вы Вадим Денисов? — громко как у глухого спросил Евграфов, — исполнительный директора детективного агентства «Улисс».

— Да! — голос Денисова был слаб, неясен и подполковник еще больше наклонился к нему.

— Кто вас сюда послал? — продолжил он допрос, чётко выговаривая слова.

Денисов отвел мутный взгляд в сторону, промолчал.

— Повторяю вопрос, кто вас сюда послал?

Исполнительный директор «Улисса» продолжал молчать, всем своим видом показывая, что говорить он не хочет и не будет. Ему было плохо. Введенное лекарство, хотя и притупило боль, немного её ослабило, но в целом немногим улучшило положение. В голове был туман, его мутило, временами казалось, что он теряет сознание. Мелькали тревожные мысли, что возможно пуля задела не только кость, но и другой жизненно важный орган. Оттого ему так плохо. А может, была не одна пуля, а несколько…

«Давай, говори, не молчи!» — требовал от него Евграфов и голос человека в костюме, здесь на тихой лесной поляне, гудел в голове Денисова как мощный колокол, собирающим верующих на молебен, низким басовым гудением.

— Говори, Денисов, я слушаю! Кто тебя послал сюда? Кого ты искал?

— Я ничего не знаю! — негромко сказал Денисов, — мне в больницу надо. Отвезите меня в больницу…

— Отвезем в свое время. Сначала поговорим. Ты слышал мои вопросы, теперь я жду ответы.

— Я ничего не знаю! — снова повторил Денисов глухим голосом. Он закрыл глаза — голова кружилась.

— Не спать, не спать! — крикнул, начавший терять терпение Евграфов.

Он протянул руку, легко похлопал бледного Денисова по щекам, стараясь привести его в чувство.

Тот открыл глаза, повел вокруг ничего не видящим взглядом.

— Александра… Александра… — вдруг пробормотал он.

Подполковник замер, нагнувшись почти к самому его рту, чтобы не пропустить ни единого слова.

— Александра Егоровна… — шептал Денисов, — убери руки, убери… Дура! Лицо покарябала! Сейчас будут чехи. Надо валить отсюда, окружают… Бежать надо…

— Бредит, — сказал стоявший рядом майор-спецназовец, — в больницу бы его!

— Да, да, в больницу! — ответил вставший на ноги и раздумывающий Евграфов. Потом, немного погодя, когда что-то прояснил для себя, он отдал распоряжение майору: — Трупы заберите в морг. Денисова забросьте в больницу и выставите у палаты охрану. Это наш важный свидетель.

— А девушку не будем искать? Вы говорили, что она здесь.

Подполковник, которого Ирина перестала интересовать ещё после обыска в здравнице военных, махнул рукой и сказал пренебрежительно:

— Наверное, уже выбралась и поехала к папе с мамой домой. Не будем на неё тратить время.

Они принялись собираться, а Евграфов пошел к машине, совершенно оглушенный открытием, которое сделал, получив информацию от Денисова. Подполковник знал только одну важную даму, звавшуюся Александрой Егоровной, и эта дама работала на самой верхушке министерства, погрязшего в коррупции.

 

Глава 9

После ареста директора «Россервиса», которого персонал фирмы уважительно и опасливо за глаза называл «Бульдогом», деятельность компании временно заморозилась. Сотрудники ходили из кабинета в кабинет без дела, обсуждали погоду, подолгу распивали кофе, много курили. Новых заказов и контрактов не было. В Министерстве о них словно забыли, вычеркнув все телефоны «Россервиса» из телефонных справочников, как, вычеркивают покойника из списка знакомых, чтобы попусту не звонить и не тревожить его близких.

В разговорах все чаще возникали темы поиска новой работы, использования электронных сайтов для размещения резюме, обращения к знакомым, устроившимся на хороших местах в других организациях.

В воздухе витала апатия, настороженность и обреченность. Тоскливое настроение усиливала и ухудшившаяся погода — в конце августа начались дожди, грозя плавно перевести остаток лета в преждевременное начало осени.

До ушей Петра, вернувшегося после обыска Дома Отдыха в свой офис, долетали унылые разговоры, но они его абсолютно не трогали. Он был непоколебимо спокоен за своё будущее, рассчитывая в скором времени уйти на военную службу в органы безопасности и попасть в Академию ФСБ.

Помня указание Евграфова о том, что нужно снять реакцию на арест Главного, послушать, о чем говорят, Петр, с чувством внутреннего превосходства над неудачниками, прошелся по кабинетам сотрудников. Сделав серьезную мину на лице, он вместе со всеми рассуждал о странностях нынешнего правосудия, о том, что Фемида отбросила в сторону весы объективности и теперь торгуется, как базарная баба на рынке, продавая товар тому, кто больше заплатит. Курасов также как и другие возмущался избирательностью карающей длани государства. Когда же попадал в места, где за столами сидело много девушек, то насмешливо рассказывал анекдоты, чтобы показать себя оптимистом, а заодно, покрасоваться перед ними.

Ничего интересного из этих походов он не почерпнул. Да и коллеги как-то вяло реагировали на его бодрый тон, скупо улыбались на анекдоты.

На столе у Курасова какое-то время лежал оптический диск подполковника. Петр безразлично скользил по нему взглядом, долгое время, не желая его касаться. Ему казалось, что там нет значимой информации, а сидеть и смотреть, что делалось в кабинете Главного — только терять время впустую.

Проблема с просмотром заключалась еще и в том, что у Курасова не был подключен дисковод и, чтобы просмотреть видеозапись с диска, требовалось участие компьютерщиков. Внутренняя корпоративная безопасность в свое время отрубила их от внешних источников: флэшки, оптические диски, съемные жесткие диски — всё это было под запретом. Интернет тоже был усеченным, фильтрованным, скучным, как пиво, которое теряет после фильтрации свой особенный вкус.

И всё же, поручение оставалось поручением, даже если его не хотелось исполнять.

Курасов с неохотой позвонил в IT-отдел и попросил подключить дисковод для служебной необходимости. После некоторого бюрократического сопротивления, связанного с нежеланием заниматься работой, когда фирма находится на грани закрытия, прибежал молоденький паренек в очках и дисковод заработал.

Петр запустил просмотр. Как ни странно, на экране монитора возникла заставка — морская набережная большого южного города, ярко освещенная желтым светом фонарей. Внизу заставки по-французски написано: «Ницца».

«Странные эти люди эфэсбэшники! — подумал с удивлением Курасов, — кому пришло в голову делать такую заставку перед оперативной записью?»

Он внимательно посмотрел на картинку, ожидая уловить скрытый подвох, замаскированную тайну, неявные намеки. Разве могли сотрудники спецслужбы установить заставку просто так, без умысла? Ему в такое не верилось.

Вечерняя Ницца… Возле моря стоял расцвеченный иллюминацией, как новогодняя елка, старый отель, на котором сверкала неоновая надпись «Негреско». Вокруг отеля гуляли праздные, довольные собой жители города, туристы. Их самодовольство в чем-то напоминало поведение Петра, роднило его с ними. Он, ведь в сущности, такой же, как они — уважающий себя человек, достигший в этой жизни пока небольших высот, но он молод и всё еще впереди.

Глядя на отдыхающих вечерних людей из Ниццы, он не испытывал желания оказаться там, на набережной вместе с ними. Зачем? Ему и здесь хорошо! Он рассчитывает и думает, что сможет здесь пробиться наверх, не уезжая за границу.

Посмотрев еще раз на заставку, прежде чем нажать стрелку с надписью «перейти к следующей странице», где должно было запуститься проигрывание записи, Курасов подумал, что бесплодные мечты не его стихия. Нет, он не такой! С самого детства он был организованным мальчиком, предпочитающим установленный порядок хаосу игр со сверстниками. Желания? Они были и есть, но Петр всегда считал, что желания должны быть реальными, достижимыми и стоящими. Нечего мечтать о полете с журавлями в небе, если в рот просится бутерброд с икрой. Потому он и вырос в прагматичного, креативного, жесткого, короче, современного молодого человека. Немного циничного и карьерного.

Посмотрев напоследок еще раз на Ниццу, Петр с раздражением подумал, что кто-то из сотрудников спецслужбы решил пошутить, поместив сюда заставку. Такого человека надо немедленно выгнать из органов. Там шутки не шутят, там всё серьезно! Он, Курасов, только время потратил, пытаясь понять смысл этой картинки. А смысла никакого не было! Вот, что его сильнее всего раздосадовало. Смысла не было!

Выругавшись вслух, Петр перешел к следующей электронной страничке, и запись запустилась сама собой. Изображение было цветным, но ничего интересного на диске он не увидел. Камера смотрела сбоку, на массивный, с висящими щеками профиль Главного. «Откуда же за ним следили?» — подумал с любопытством Курасов, отвлекаясь от своих мыслей о Ницце.

Он начал вспоминать интерьер кабинета Бульдога: расстановку мебели, стены с висящими картинами.

«Пожалуй, камера была в одной из картин, — решил Петр — той, на которой Главный нарисован графом Орловым».

Одно время, в состоятельных кругах столицы было модным заказывать полотна с изображением себя, своих жен, любовниц в виде исторических персонажей, нарисованных известными живописцами. Так и Главному на его юбилей преподнесли соответствующий подарок — «Портрет графа Орлова в латах», списанный с картины Рокотова, только вместо гордой головы графа, фигуру украшала толстая щекастая морда Бульдога. Наверное, эту картину и использовала спецслужба, вмонтировав в неё микроглаз видеонаблюдения.

Курасов продолжал просмотр, включив ускоренный режим — в правом верхнем углу запульсировал указатель времени, отстреливавший секунды и минуты и этот летящий полет вечности его не смущал, потому что в молодости на такие вещи не обращаешь внимания. Одной минутой больше, одной меньше…

Экран монитора явил Петру любопытное зрелище: начальник сидел почти неподвижно, только поводя руками, посетители его кабинета, напротив, двигались судорожными рывками, быстро, точно сам вид массивной грозной фигуры придавал ускорение. Насколько понимал увиденное Курасов, Главный занимался своими обычными делами, отчитывал сотрудников, вел переговоры.

Смотреть было скучно.

Петр решил делать два дела сразу — одним глазом посматривать на монитор, другим проверять почту на мобильнике. Там пришло несколько смс с рекламными предложениями от непонятных фирм, а такие смски он немедленно удалял — где-то писали, что через рассылку электронной почты можно подцепить вирус.

В это время просмотр видео достиг дня, когда Главного арестовали и здесь Петр прервался, отвлёкшись от своего занятия чистильщика почты. Он решил, что этот день просмотрит полностью, внимательно, потому что это был наиболее важный день для всей фирмы, а не только для Главного, и, к тому же, это была последняя запись, после которой смотреть больше нечего. Он, Курасов, наконец, закончит с этой рутиной и отзвонится Евграфову. Доложит, что ничего не нашел.

Последний день Бульдога на посту действующего директора начинался как обычно, не был ничем примечательным. Петр с любопытством отметил, как Главный ласково похлопал по заднице, подошедшую к нему с бумагами Татьяну. Впрочем, здесь не было никакого секрета — все его секретарши были по совместительству еще и любовницами. Затем директор выпил несколько рюмок коньяка, наливая его из бутылки, стоявшей в нижнем ящике огромного офисного стола. Это тоже, в какой-то мере, удивило Курасова — уж такой начальник мог себе позволить иметь бар со спиртным или целый холодильник пойла.

Вот вошла Вера. Вернее, её ввели два охранника из агентства. Оказывается, она была там, в кабинете Бульдога накануне ареста, а он, Курасов, даже не подозревал об этом. Генеральный директор начал её отчитывать, что было видно по его широко раскрытому рту, раскрасневшемуся лицу…

Тут видео дошло до момента ареста. Кабинет заполнили люди в камуфляже, с оружием. Появились следователи, и начался обыск. Курасов смотрел, не спуская глаз — осталось совсем немного.

Главный поднялся с кресла, что-то сказал одному из следователей, затем встал около Веры, закашлялся, наклонившись вперед, выпрямился и…

Курасов остановил видео, перевел его в замедленный режим, отмотал назад. Он внимательно смотрел на действия директора «Россервиса». Вот директор кашляет, толстые щеки трясутся как студень, вот он рывками клонится вперед, подталкиваемый конвульсиями раздраженного горла. Вот выпрямляется. Стоп! Движение левой руки. Он что-то неприметно сует Вере и та берет. Лица её не видно и Петр не знает, как она отреагировала, в сговоре ли она с директором или это случайность.

Запись закончилась.

Досмотрев её, Курасов не сразу поднялся с кресла. Несомненно, Главный что-то передал Вере. Он, Курасов, в этом убежден и для этого нет нужды повторно прогонять видео.

Петр соображал, что бы мог передать Вере директор. Это должно быть что-то маленькое — ключ от машины или ключ от депозита в доверенном банке. Это могла быть флэшка с информацией. Всё могло быть! Насколько было известно Курасову, Вера не входила в круг приближенных Главного. Отдать ей нечто ценное он мог только под давлением обстоятельств.

Когда, на триумфальной площади Петр искал только Иру и спрашивал у Веры о ней — если бы он знал, что в руках у Веры в это время было нечто важное! Если бы только знал!

Петр протянул руку, набрал номер Веры. Он её давно не видел. Рабочее место девушки в последнее время было пустым и вряд ли сегодня положение изменилось. Она, наверное, на больничном. Так он думал, слушая длинные гудки в трубке.

— Говорите! — вдруг раздался чей-то голос, но не Веры.

— Я хотел бы услышать Веру… — Курасов, звоня в свой отдел, почему решил не представляться, а позвонить, словно он посторонний, никому не знакомый человек с улицы.

— Её нет. Мне не сказали, но, кажется, она болеет.

— А вы кто? — поинтересовался Петр.

— Её соседка, Маша. Я Веру не видела уже несколько дней, — Маша, не узнавшая голос Курасова, начала подробно рассказывать, как она работает за всех, а все только и знают, что болеют или отпрашиваются с работы из-за детей. — Будто только у них дети! У меня пока нет, но это не значит, что я должна работать за других…

Маша еще что-то говорила, и Курасов хотел положить трубку, грубо прервав разговор, но собеседница вдруг воскликнула:

— Ба! Явление Христа народу!

— Что такое? — удивленно спросил Петр, — что там?

— Ваша Вера пришла…

Не дослушав, Курасов бросил трубку. «Неужели Вера появилась? Наконец-то! Сейчас узнаю, что передал ей Бульдог».

Он подошел к зеркалу, посмотрел, как выглядит. Вера ему нравилась, и он давно пытался завязать с ней отношения: и тогда в спортбаре, и раньше. До сегодняшнего времени не получилось, но сейчас другая ситуация — Курасов без пяти минут сотрудник спецслужб.

Из зеркала на него смотрелся молодой черноволосый парень, с лицом восточного типа, широкими скулами, умными раскосыми глазами. Да, не красавец! Но ничего, руки уже не потеют, а узнает Вера, что он не только помогает спецслужбам, но что его туда могут взять — полюбит и такого. Курасов пригладил торчащие за ушами черные волосы, поправил галстук. Теперь всё в порядке.

Он вскочил и быстро, делая широкие шаги, направился в офис отдела.

 

Глава 10

Почти вбежав в помещение, где сидело с десяток человек, в том числе Маша, с которой он только что разговаривал по телефону, Курасов тут же увидел Веру.

Она, как ему показалось, в чём-то изменилась. Неуловимо, почти незаметно.

Вера странно похорошела, и молодой человек не мог понять, что послужило причиной этого: то ли появившийся на её теле бронзовый загар, оттенивший белокурые волосы, усиливший блеск голубых глаз, то ли причина была в ином, например, в её поведении. Курасов узнавал и не узнавал Веру — элегантную, уверенную в себе, по-западному улыбчивую.

Маша тоже заметила перемены, но внешние. Она обиженно заморгала:

— Я тут работаю одна, а ты по соляриям ходишь! — но всё же не выдержала недовольный тон: — Адресок подскажешь? Там клёво? Обслуживание хорошее?

— Тебе будет дороговато, Маша, — спокойно ответила Вера, останавливаясь у зеркала и поправляя прическу. — Там только для избранных.

— А ты что, избранная?

— Возможно!

Вера повернулась к Маше и губы её растянулись в деловой скучной улыбке.

— Поняла! — Маша всплеснула пухлыми руками, — у тебя появился молодой человек, богатый. Он все оплачивает. Точно?

— Маш, тебе делать нечего? — грубовато спросила Вера, не переставая холодно улыбаться, — прими слабительное. Отвлечешься от дурных мыслей.

Он отвернулась и увидала входившего Петра.

— Пьер? — невольно вырвалось у неё.

В ответ Курасов удивленно поднял брови.

На французский манер его еще никто не звал. Алексей как-то пытался обозвать «Петруччио» — типа по-итальянски. Но это прозвучало пренебрежительно, несерьезно и совсем не понравилось Курасову, напоминало имя слуги из старого водевиля, такого как «Труффальдино из Бергама».

— Ой, сорри! — поправилась Вера на английский манер. — Тебя давно не было видно!

— Меня? — еще больше удивился Курасов, не зная как реагировать на слова Веры, в достаточной степени нахальные и обидные. — Вообще-то я всё время на работе. В отличие от тебя. Вон и Маша жалуется…

Вера недобро покосилась на соседку.

— Она всегда жалуется!

Сидевшая неподалеку Вероника Ивановна, вышедшая недавно на работу после болезни, отвлеклась от своих занятий и произнесла строгим учительским тоном:

— Девочки, не ссорьтесь!

Оглянувшись на неё, Маша пробормотала:

— Ага, мамочка!

Вера не обращала на коллег никакого внимания, и это тоже было новым. Раньше она непременно бы вступила в разговор, поддержала бы Веронику Ивановну, которую очень уважала, постаралась бы утихомирить Машу. Теперь же она была сама по себе. Теперь она разговаривала с Петром, просматривая на компьютере пришедшую за её отсутствие почту, и делая вид, что ничто другое её не касается.

Она вела себя прагматично, по-деловому, что соответствовало корпоративному стилю общения, но получалось несколько суховато, по западным поведенческим лекалам. Это когда тебе, улыбаясь, говорят неприятные вещи, добавляя при этом: «Ничего личного, дружище!»

И всё же упрекнуть её было не в чем.

Резко изменившееся поведение Веры вызвало в Курасове настороженность. С чего это она себя так ведет? Не появились ли у неё покровители более серьезные, чем у него, Курасова? Из той же ФСБ, к примеру? Кроме того, она еще раз, после спортбара, дала понять Петру, что тот её не интересует, и это было неприятно.

Однако сейчас, отбросив в сторону личные чувства, важным казалось другое — разговорить Веру, узнать нужную информацию.

— Слушай, — Петр постарался найти верный тон разговора, — Я знаю, что Главный тебе что-то передал в кабинете, перед тем, как его вывели в наручниках.

Вера была спокойна, она и не пыталась ничего скрывать.

— Да передал! Я думала, ты знаешь.

— Нет, не знал. А что он передал?

Курасов спросил и вдруг почувствовал, что начинает волноваться, словно от ответа девушки зависела его жизнь. Хотя, так, наверное, и было. От её ответа зависела его жизнь, будущая жизнь. Петр сунул правую руку в карман, нащупал платок и вытер повлажневшие пальцы.

— Директор передал мне флэшку с информацией, — Вера оторвалась от компьютера и взглянула на него, — ты чего покраснел?

— Я? Разве?

Неожиданно Вера поднялась и прикоснулась ладонью к его горящей щеке. Она сделал то, чего никогда не делала раньше и вновь сильно удивила Курасова.

— Ты весь горишь! — произнесла она и еще потрогала его лоб. — Я бы на твоем месте пошла к врачу. Тебе дадут больничный лист.

— Нет, спасибо, некогда! — пробормотал он. — Послушай, эта флэшка… Она у тебя?

— Я еще на Триумфальной площади думала, что ты пришел за ней. А ты тогда спрашивал про пакет с документами, который мы с Иркой утащили случайно.

— Да, да, помню! — нетерпеливо перебил он, — а где флэха-то?

— Отдала Алексису. — она поняла, что оговорилась и быстро поправилась, — Алексей за ней пришел раньше тебя. Я думала, что он из министерства Обороны вот и отдала.

— Почему из Министерства Обороны? С чего ты взяла?

— С чего, с чего… Вот ты же сказал, что связан с ФСБ. Почему он не может быть из Министерства Обороны?

— Потому что он не оттуда.

— А откуда же? — Вера начинала злиться.

Этот Петр достал её. Она, действительно, давно не была на работе и только благодаря хорошему отношению к ней её начальника Ивана Андреевича, Вере удалось избежать неприятностей. Кадровики уже несколько раз приходили на их этаж и грозились закрыть табель учета рабочего времени, поставив ей прогулы. Поэтому сегодня она настроилась поработить, а тут Курасов со своими глупыми расспросами.

— Он не из Министерства Обороны, — повторил, между тем, Петр, — он из фирмы «Россервис», нашей фирмы.

— Мне всё равно, Петя. Флэшка у него, вот сам и узнавай, как с ним встретиться.

— А что его нет на месте?

Вера пожала плечами и подумала: «Туда, где сейчас Алексис, тебе точно не добраться!»

— Лады, спущусь в его отдел, поговорю с Макаровым.

— Я бы на твоем месте, всё-таки пошла к врачу, — заметила Вера, соблюдая учтивость и отворачиваясь к компьютеру. Впрочем, в её тоне сквозило такое ледяное безразличие, что Курасов, казалось кожей почувствовал исходивший от неё холод.

— Спасибо, обойдусь! — ответил он, сдерживая себя, чтобы не сорваться на грубость.

Если бы ни их мягкотелый Иван Андреевич, он бы с этой обнаглевшей девицей разобрался прямо сейчас, несмотря на свои к ней симпатии. И вообще, поступил бы проще. Он бы предложил Верке, или как её называет подруга Верусику, с ним переспать, а нет — так пусть валит отсюда на все четыре стороны, ищет другую работу. Держать никто не станет!

Курасов, конечно, подозревал, что многие начальники отделов и Управлений, пользовались своим положением, ходили вместе с сотрудницами в сауны, где отдыхали, парились, занимались сексом. Наверное, и тихоня Иван Андреевич ходил и, может быть, делал это с Верой. Петр даже на мгновение прикрыл глаза, представил голые распаренные теля — стройное её и уже немолодое, оплывшее тело своего начальника. Жаркое совокупление, искаженное страстью Веркино лицо…

Ему пришла в голову мысль, что Иван Андреевич потому так снисходительно относился к девушке, разрешал опаздывать, прикрывал отсутствие на работе, что помнил о прошлых «заслугах» своей подчиненной.

Почему-то, чем сильнее Курасов ненавидел её, тем больше хотелось унизить. Раньше всегда, даже в мыслях, он называл её Вера, Верочка. А сейчас… Иначе как пренебрежительным именем Верка, называть не хотелось.

Петру вспомнилась проститутка в халате медсестры на Базе Отдыха, которой он сделал больно, с силой сжав тонкую руку. Он помнил лицо той девушки, побледневшее от боли, с мгновенно набежавшими слезами. Кроме слез Петр прочитал в её глазах еще и выражение покорности, готовности исполнить любой его приказ и именно тогда он испытал приятное чувство власти, которое сродни половому удовлетворению.

Однако физический оргазм скор и недолог, тогда как обладание властью это длящийся оргазм, растянутый во времени.

Он как-то подслушал разговор Иры и Веры, когда те курили на улице. Ирина, весело хихикая, спрашивала подругу:

— Верусик, ты, когда занимаешься сексом с парнем и потом кончаешь у тебя какое лицо?

— Как какое? Я что, в зеркало смотрюсь что ли?

— Ну, не в зеркало, а вообще…

— Не поняла, к чему вопросы?

— Прикинь, заметила, что у моих молодых людей, да и у меня, в момент оргазма на лице не выражение счастья или удовольствия. Наши лица напряжены, нахмурены, искажены спазмами секса.

— Ну, парней ты еще могла разглядеть. А вот себя… У тебя зеркало во весь потолок?

Девушки рассмеялись.

Давний разговор двух подруг, невольно подтвердил размышления Курасова о власти и политиках. Власть еще и потому была похожа на длящийся оргазм, что все политики являлись на публике с серьезными, напряженными лицами, словно удовольствие казалось прописанным не для них. Будто управленческий экстаз не имел ничего общего со счастьем повседневного бытия.

И если политики имели население целой страны, то проститутка в Доме Отдыха, дала Курасову опьяняющее чувство могущества над отдельным конкретным человеком. Петр с удовольствием испытал бы его снова, только теперь с этой девицей. Он заставил бы её быть покорной, удовлетворить все его желания…

Курасова бросило в пот, ладони снова вспотели и он отругал себя за некстати пришедшие в голову фантазии. Уже в лифте, спускаясь на восемнадцатый этаж в отдел Макарова, Петр достал из кармана платок и вытер обе ладони. Сегодня был не его день — давно он не пользовался с такой частотой своими платками. А всё она — Вера!

Алексея на его рабочем месте Петр не нашел. Зато начальник отдела Макаров сидел у себя. Он глядел сквозь стеклянные стены ничего не выражающим тупым взглядом, словно был в глубокой прострации. Молодой человек постучал в дверь, чтобы формально обозначить свой приход. Макаров и так его видел.

— Николай Иваныч, не подскажете где Алексей? — спросил он с апломбом, изображая из себя важного человека, стоящего, по крайней мере, на одном уровне с начальником отдела.

— Зачем он тебе? — Макаров перевел на него тяжелый взгляд. Похоже, что на апломб Петра ему было наплевать.

— Уточнить у него один вопрос.

— Что за вопрос? Давай, я уточню!

— Нет, это… — Курасов замялся, придумывая, что бы соврать, — это личное.

— Я не знаю. Где-то здесь должен быть, в отделе. Или в здании… Я за сотрудниками не слежу!

Курасов видел, что начальник отдела явно уходит от прямого ответа, увиливает, как будто хочет что-то скрыть и Петр раздумывал, стоит ли раскрыться перед Макарычем? Стоит ли признаться, что сотрудничает со спецслужбой?

Как и все руководящие менеджеры «Россервиса» Макаров был когда-то военным человеком, но воинской дисциплины не забыл и вряд ли станет препятствовать официальному расследованию. Упоминание об ФСБ могло поднять Петра в его глазах, придать необходимый авторитет в беседе.

Еще какое-то время он расспрашивал Макарова, но лишний раз убеждался, что это пустое занятие. Курасов зло щурился, поправлял густые черные волосы — всё было бесполезно, Макаров его не боялся, правды об Алексее не говорил.

«Он ведь что-то знает, старый козел! Сейчас бы сюда подполковника со спецназом, — подумал Петр, — тогда бы Макарыч завертелся, как уж на сковородке. А так сидит, гонит всякую пургу! Тоже, наверное, спит со своими бабами».

Последняя мысль пришла ему в голову по аналогии с начальником его отдела Иваном Андреевичем. Мысль была завистливой, мелкой, но он не смог отогнать её от себя. Бросив взгляд сквозь стеклянные стенки, отграничившие кабинет Макарова от офиса остальных сотрудников, Петр обнаружил сидящими за столами нескольких молодых девушек. «Так и есть! — удостоверился он, — тёлки подходящие!»

Он посмотрел на Макарова. Тот сидел перед ним грузный, широкоплечий, упитанный как Иван Андреевич. Они были похожи, словно выросли в одном бюрократическом инкубаторе. «Нет, не буду ему ничего рассказывать, — решил Курасов, глядя на неприветливое лицо начальника Алексея, — пока рано скидывать карты. Надо позвонить Вере. Может она мне загоняла, что не знает, где Лёха?»

— От вас можно позвонить? — вежливо спросил он Макарова.

Тот молча двинул свой телефон. Петр набрал номер Веры, но её телефон снова молчал. «Чёрт! Только что была на месте! Она же не знает, что это я звоню с телефона Макарова, чтобы специально не брать трубу».

— Не отвечает? — с долей ехидства, как показалось Курасову, спросил Макаров.

— Нет, Николай Иванович! Но ничего, я так найду. Если Леша появится, позвоните на мой телефон.

— Позвоню, если буду на месте, — пренебрежительно пообещал Макаров.

Вернувшись в отдел, Курасов к своему удивлению Веру уже не застал. На вопрос, куда она ушла, Маша недоуменно пожала толстыми плечами, а Вероника Ивановна ласково улыбнулась, но во взгляде её имелся оттенок хитринки. Улыбка женщины, по-видимому, означала, что Вера, могла пойти в другой отдел к какому-нибудь молодому человеку. Она девушка незамужняя и никто не запрещал ей иметь отношения.

«Старая ведьма!» — злобно подумал Курасов, оставшись у разбитого корыта — без Алексея и без Веры.

Однако нужно было обо всём доложить Евграфову.

— Станислав Игоревич! — сказал он, дозвонившись на сотовый телефон Евграфова, — это я Курасов.

— А, Петя! — послышался громкий голос куратора, словно тот стоял совсем рядом, — как дела? Узнал что-нибудь?

— Да узнал. Наш директор перед арестом передал флэшку с информацией одной из сотрудниц, её зовут Вера.

— Что там за информация?

— Не знаю! Наверное, важная.

— А кто такая Вера?

— Случайная девушка, оказалась в приемной нашего Главного. Потом она отдала эту флэшку другому — его зовут Алексей. Тоже случайный парень, Вера по ошибке отдала…

— Понятно, понятно, — перебил его Евграфов, — где сейчас этот Алексей? Можешь сам забрать флэшку или нужна помощь?

— В том-то и дело, не могу его найти. У него есть начальник отдела по фамилии Макаров. Мне кажется, он что-то знает, но не говорит.

— Вот бл…во! — подполковник выругался. — Ты вот что, будь на месте. Жди! Должно что-то проясниться. Мы тут задержали кое-кого из фирмы «Улисс», помнишь такую?

— Конечно. Охранник Симаков в «БМВ».

— Точно. Так вот, задержанный дал интересную информацию по агентству. Мы теперь знаем, кто там заправляет. Еще немного и всех возьмем. Твоя флэшка может здорово помочь. Просёк?

— Да!

— И без дела не сиди, ищи этого Алексея!

Курасов закончил разговор с подполковником, посмотрел на место Веры. Её кресло было пустым, она так и не подошла.

 

Глава 11

Охранник из холла бизнес-центра любезно доставил Ирину почти до дома.

Всю дорогу она сидела, напряженно всматриваясь в зеркало заднего вида, испуганная, настороженная, не человек — комок нервов. Всё казалось, что лес расступиться, извергая из себя полчища злых кикимор и вурдалаков, которые выскочив на шоссе, превратятся в людей на черных огромных джипах. Они догонят старенькую «Ниву» охранника, перекроют дорогу, выволокут её из машины и оттащат в лес. А там… продолжение могло быть разным. Могли изнасиловать и убить. А могли просто пристрелить без лишних разговоров.

На её счастье их машину никто не преследовал.

Когда они приехали из леса, было уже поздно идти на работу — рабочий день кончился, и девушка решила после пережитых испытаний остаться дома, в своей однокомнатной квартире полученной от родителей. У неё была мысль пообщаться с подругой, но Вера мобильник не брала.

То, что произошло с Ириной, то, что она видела на Базе Отдыха и в лесу, не могло представиться даже в самых бредовых фантазиях. Пьяный полковник и его желтозубый приятель, допрос на полиграфе, бегство через забор, зарытый труп Григория Алексеевича, снова бегство, но уже по лесу… Эти картины стояли у неё перед глазами.

Она прошла в комнату, переоделась, стянув с себя грязные, продырявленные в нескольких местах джинсы, превратившиеся из светло-синих, в темно-серые. Скинула куртку и футболку — на них остались разводы от черной земли, когда она руками разрывала могилу незадачливого безопасника. Всё это бросила в стиральную машинку. Потом долго-долго лежала в горячей ванне с сигаретой во рту, словно надеялась вместе с грязью и потом смыть все страшные воспоминания этих дней.

Но не могла.

Закрыв глаза, Ира слышала посвист пуль, пролетающих, как ей казалось, в миллиметре от головы, резкие звуки выстрелов, глухо бьющиеся о массивные стволы деревьев, высокие кусты, в которых она пряталась. Тогда казалось, что за ней следят со всех сторон, что следит небо, следит лес, и, как соучастники лысого водителя, готовы выдать её любым хрустом сучьев, случайным шорохом травы…

Это было страшно! Реально, страшно! Такого страха она не испытывала за всю свою жизнь.

Она вышла голой из ванны и подумала, что сейчас, чтобы расслабиться, стоило заняться сексом: горячим, ошеломляющим, отключающим мозг. С этим мог помочь Алексей. Вспомнив о нём, она набрала его номер, но номер молодого человека, так же как и номер Веры не отвечал, женский голос ясно предупреждал, что номер абонента выключен или находится вне доступа сети.

«Да что с ними такое! — раздраженно подумала Ира, — со мной тут всякая хрень творится, а они запрятались куда-то! Верусик, наверное, сидела в офисе всё время, в тепле, среди своих, а я бегала по лесу, как партизанка».

Раздражение, злость захлестнули её. Как правило, эгоистичные люди считаются только со своими обидами, а Ира была из таких. Она уже не брала в расчет, что сама была первоисточником всех невзгод, выпавших на её долю. Она не вспоминала, что Вера отговаривала её ехать на самый верхний этаж и поехала с ней только из солидарности. Нет! Вера, по её мнению, тоже должна была взять на себя часть вины за происшедшее с ней, её подругой.

Кроме того, и здесь Ирина не хотела себе признаваться до конца, она вдруг ощутила глухую ревность к Алексею. Нельзя сказать, чтобы она пылала к нему страстной любовью, ночей не спала, грезила о нем, но она его «застолбила» и ясно сказала об этом подруге, на которую рассчитывала. Есть же женская солидарность! Да и Верусик ей сказала, что Лёха её не интересует.

Однако сейчас, ни Вера, ни Алексей не отвечали на звонки. Может они теперь вместе? Может быть, Алексей не отвечает из-за того, что бросил её, Иру?

Девушка подошла к холодильнику и открыла его в поисках вина. Но вина не было, только стояла ополовиненная бутылка водки. Ей вспомнилось, что водку они пили в дружной компании около месяца назад. К ней на день рождения пришли подруги с парнями, пришла Вера. Они много выпили махито и текилы, а водка оставалась так, на закуску.

Ирина налила рюмку, сделала бутерброд. «За меня!» — мысленно произнесла она тост и махнула рюмку до дна. Потом налила вторую. «С Лёхой еще разберусь!» Ей хотелось выстроить план адской мести, только голова забитая другим, на серьезные темы не соображала.

После недолго раздумья Ирина решила, что раз с сексом не получается, то надо набухаться до отключки. И она глотала рюмку за рюмкой, загоняя вглубь памяти жуткие картины недавних воспоминаний, пока резкость в глазах не начала расплываться и пока комната не пошла плясать ходуном. Вот тогда она поднялась, с трудом добралась до кровати и упала на неё почти без сознания.

На другой день вялая и бледная, с синяками под глазами, она едва поднялась и, приняв душ, заварила кофе. Начала постепенно приходить в себя. Мысли в затуманенной похмельем голове задвигались быстрее, начали приобретать некую упорядоченность и логику, словно солдаты, получившие, наконец, команду построиться в колонну.

Она раздумывала о том, что ей нужно сделать в первую очередь. Нужно было попасть к Главному и снять с себя все обвинения, иначе люди из детективного агентства и дальше будут её преследовать. А если они способны на убийство, то убьют и её, их ничто не остановит.

Она вспомнила мертвое бескровное лицо Григория Алексеевича, его торчащие из ковра скрюченные пальцы. Ей стало дурно, и она побежала в туалет, к унитазу, присела на корточки, обхватив его руками. «Блин, когда это кончится! — с досадой подумала она, недовольная своим телом. — Не так уж много и выпила вчера!»

Посидев мгновение, она почувствовала, что горловые спазмы сами собой прошли, и рвоты не будет. Она медленно поднялась, постояла еще немного, прислушиваясь к своему организму. Нет, позывов больше не ощущалось.

Ирина вернулась на кухню, к столу, но возникла новая напасть. В голове резко и сильно запульсировала боль, частотой напоминающая автоматные выстрелы, слышимые ею в лесу — начиналась где-то в висках и отдавалась в затылок. Она била пудовыми тупыми молотками, как кузнецы по наковальне, грозя превратить её голову в сплющенную болванку. Боль была тяжелой, невыносимой.

Девушка потерла ладонями виски, затем достала одну из таблеток от похмелья. Круглая большая таблетка зашипела и запузырилась в стакане, будто водолаз на морском дне. Водолаз делал там свою работу, а таблетка сделает свою, только в организме Иры. Это сравнение немного развеселило её, и она скорее выпила содержимое стакана.

Боль постепенно утихала.

Итак, разговор с директором. Затем она спустится к Алексею в его отдел. Надо, наконец, понять, куда он подевался, почему не отвечает на её звонки. У неё возникло тягостное ощущение, что он её сознательно избегает. Но верить в это не хотелось!

А уж потом, после всего, она поговорит с Верусиком, посмотрит в её глаза, честные глаза подруги…

Пора было ехать в «Россервис». Часы показывали, что рабочий день уже уменьшился на два часа пока она дрыхла пьяным беспробудным сном. Ирина быстро собралась, наспех подкрасилась. Посмотрев в окно, девушка нашла, что сегодня будет дождливо. Серые тучи сползали на город с небесной выси, как сползает с гор неповоротливый ледник — медленно и безостановочно. Накрапывал мелкий дождь.

Она вызвала такси и помчалась в офис фирмы, оставив дома зонтик, с которым не хотела возиться.

В холле Ирина не увидела того носатого охранника, который помог её выехать из леса. Дежурила другая смена. А она хотела еще раз его поблагодарить. Подойдя к стоявшему ближе всего к ней сотруднику безопасности — мужчине в годах, высокому, жилистому, с настороженным взглядом, она спросила:

— Не подскажете, когда будет дежурить охранник, я не знаю его фамилию. Он такой — она показала жестом большой нос.

— А, Козлов, Сегодня не его смена.

— Да я знаю, потому и спрашиваю. — Ира удивилась его непонятливости.

— Завтра будет.

— Подскажите как его имя?

— Пан.

— Как-как? Никогда не слышала такого.

— Он говорил, что родители имели польские корни, а у них в Польше там все паны. Вот и назвали его так. От этого имени происходит фамилия Панов. Это он так говорил.

— То есть его зовут Пан Козлов? — уточнила Ира.

— Точно!

— Офигеть! — Девушка удивленно покачала головой и пошла к лифтам. — Хорошо, я подойду к нему завтра.

Про себя она подумала: «Надо же! Пан! А ведь родители могли и бараном назвать!» Козлов здорово помог ей там, в лесу — и его стоило хорошенько отблагодарить. Она придумала купить бутылку хорошего коньяка — от хорошего коньяка никто не откажется, а тем более, не откажется простой охранник.

Однако как ни занимал её Пан Козлов, впереди была важная встреча с Главным.

Подойдя к лифтовой, она нажала кнопку вызова. В голове бродили беспокойные мысли. Нельзя сказать, чтобы она теперь сильно боялась Бульдога. Он ведь был причастен к тому, что с ней произошло и, конечно, был связан с этими бандитами в черных костюмах. Теперь Ирина с полным основанием могла предъявить ему претензии, пусть даже её после уволят. Она увольнения не боялась. Не рвалась уволиться — это точно, но и запугивать себя угрозой увольнения никому не даст.

Что касается претензий.

Она еще там, в лесу решила, что от директора, если выберется, надо требовать только одно: чтобы дал команду отстать от неё. Вот и всё, это основное! Но она же не дура! В довесок, она попросит себе компенсацию, небольшую, в разумных пределах, иначе пригрозит, что напишет заявление в полицию о покушении на убийство. Пусть Бульдог выбирает. На самом деле, это для него не будет дорого стоить, пустяки, по сравнению с тем, что ей пришлось пережить.

Подошел лифт. В кабинке она нажала кнопку двадцать четвертого этажа, где находилась приемная Главного и лифт, точно проникшись её тревожными думами, нервно задвигал дверцами, несколько раз открыв их и закрыв, а потом, резко рванул вверх.

Ирина увидела себя в зеркало напротив, свое встревоженное, напряженное лицо, поправила черную прядку волос. Ей вспомнилось, как еще совсем недавно они с Верой поднимались на свой этаж после перекура и делали это каждый день, отдавая дань пагубной привычке. Сигаретный дым наполнял легкие, создавая иллюзию тепла, проникающего внутрь, согревающего душу. Вдыхая табачный аромат, они с подругой обсуждали новости фирмы, делились впечатлениями и сплетнями, короче, всем тем, что могло представлять интерес для офисных девушек. Как ей всего этого теперь не хватало! Прошло лишь несколько дней, а будто год пролетел.

Когда двери лифта разъехались, девушка попала в приемную директора. Она была странно пуста. По представлениям Ирины, никогда здесь не бывавшей, в приемной должно было находиться много людей. Она часто слышала, что Главный большую часть времени проводил в совещаниях, вызывал персонал для разносов, менеджеры руководящего звена постоянно ездили к нему на доклады. В этом плане не был исключением и начальник её отдела Валерий Александрович.

Бурная управленческая деятельность директора приводила к тому, что лифт неугомонным челноком сновал между этажами, регулярно доставляя на двадцать четвертый очередную жертву. Казалось, что там заседал не генеральный директор «Россервиса», а свирепое греческое чудовище Минотавр — пожиратель людей. Спускавшиеся вниз после приема люди уже не были собственно людьми, а были оболочками, остовами бывших людей, у которых кровожадно высосали изнутри индивидуальность, а для равновесия заполнили пустоту балластом регламентов и инструкций.

Однако сейчас в приемной никого не оказалось.

За столом одиноко сидела секретарь Татьяна, с которой Ирина была поверхностно знакома по совместным обедам в кафе. Она скучала. Перед ней лежал планшет и Татьяна, наклонившись, хлопая длинными наращенными ресницами, водила пальцем по глянцевому сенсорному экрану, перелистывала странички в интернете.

Увидев вошедшую Иру, она бросила на неё безразличный взгляд.

— Привет! — сказала ей девушка, — слушай Тань, можно попасть к Главному? Короче, мне вот так надо! — она сделала режущее движение ребром ладони по горлу, изображая готовность отдать жизнь за одну только встречу с боссом.

— Опоздала! — односложно ответила Татьяна и снова обратилась к планшету, посчитав, что разговор окончен.

— Тань, ну мне очень надо. Понимаешь?

— Ты где была? — секретарь директора теперь с любопытством посмотрела на Ирину, — на Луне?

— А что?

— Его три дня назад арестовали. Здесь, в кабинете.

— Не может быть! — поразилась Ира.

— И другие так говорили, — с грустью в голосе произнесла Татьяна. — Мне теперь придется новую работу искать. Вот копаюсь в интернете…

Она замолчала, ожидая, что Ира ей посочувствует или подскажет такое место, но девушка молчала ошарашенная услышанной новостью. Тогда Татьяна потеряла к ней всякий интерес и вновь занялась манипуляциями с планшетом.

Ирина почти на автомате пошла к лифту, думая об аресте директора.

Итак, Бульдога, по выражению полицейских, закрыли. Ира, как бывшая уличная девчонка хорошо знала ментовский сленг. Что же ей теперь делать? Где найти помощь? Кто подскажет, посоветует как быть дальше?

Её охватило тяжелое чувство безысходности. Казалось, будто наемные киллеры взяли её на мушку, красный огонек лазерного прицела замер на лбу, и вот-вот раздастся выстрел. Только директор мог бы погасить этот огонек, но его уже нет.

Ей подумалось, что Алексей в такой ситуации вряд ли поможет. Что он сделает? Ведь Леша милый хороший парень, но он не имеет никакого влияния, никакого веса в их фирме. Он обычный исполнитель, офисный планктон, каких много сидит на каждом этаже. Так она думала, но всё-таки поехала к нему с тайной надеждой.

Появившись на восемнадцатом этаже, Ира первым делом заглянула в офис, где было его место, но Алексей отсутствовал, а коллеги не смогли рассказать, куда он отправился. Она заглянула в комнату-кухню, в которой стояли автоматы с кофе и шоколадными батончиками, но и там его не было. В своих сумбурных и отчасти бестолковых поисках Ирина не побоялась даже заглянуть в мужской туалет, громко позвав молодого человека по имени. В туалете были другие молодые люди и несколько голосов весело откликнулись на девичий зов. Ира обозвала их «козлами» и ушла.

Осталось только спросить у Макарова — начальника отдела.

Внутренности офиса Николая Ивановича были скрыты от посторонних глаз полностью опущенными, до самого пола, серыми жалюзи. Значит, у него кто-то был — обычно начальники так делали во время важного разговора.

«Лёха здесь! — облегченно отметила Ирина, — наконец-то!»

 

Глава 12

К сожалению, у Макарова оказался не Лёша, а Петр Курасов. Разговор у них до прихода девушки был бурным и нелицеприятным — лица выглядели злыми, сбросившими маску корпоративной вежливости. Макаров рассерженно жевал толстую нижнюю губу, а Петр сощурил и без того узкие глаза. Оба походили на встопорщенных бойцовских петухов, отскочившие друг от друга на некоторое расстояние только для того, чтобы разбежаться и с новой силой толкнуть соперника в грудь.

При виде Ирины, они оказались не просто удивленными, а изумленными.

— Ты откуда? — спросил Николай Иванович, перестав жевать губу, — тебя же забрали в «Улисс».

«Что еще за «Улисс»? — настороженно подумала девушка, — это агентство он так называет? Откуда про него знает? Я думала, только Бульдог в курсе».

— Какой «Улисс»? — спросила она, пытаясь прочесть на лицах Макарова и Курасова нечто большее, чем простое удивление.

— Детективное агентство. Они же тебя забрали, — пояснил за Макарова Петр, пришедший в кабинет Николая Ивановича незадолго перед этим. Ему вдруг подумалось, что об Алексее стало что-то известно, и он решил повторно навестить скрытного начальника отдела.

Как и Макаров он был очень удивлен появлением Иры. Курасов думал, что в ближайшие дни она где-то скроется, спрячется в глухом месте, например у дальних родственников в провинции. Но Ира оказалась здесь. Стоит перед ним жива-живехонька. Однако Курасов, в отличие от Макарова, знал, что с ней произошло, где она была, как скрылась в лесу. Одиссея Иры была неинтересна. Вероятно, она голоснула на шоссе и кто-то помог ей добраться до дома.

Интереснее было наблюдать за Макаровым.

Перед тем, как пришла Ирина, они крупно поругались. По мнению Курасова, Николай Иванович сознательно утаивал координаты Алексея, и Петр с жаром наседал на него. Возникновение девушки подобно фантому на пороге кабинета пришлось в самый разгар словесных баталий.

Увидев её, непробиваемый, толстошкурый начальник Алексея показался озадаченным, сильно смущенным. Он напомнил Курасову самого себя в детстве, когда отец уличил его в мелкой лжи из-за двойки в школе. Точно так же тогда маленький Петя краснел, пыхтел, беспокойно переминался на ножках перед родителем. Чувства стыда он не испытывал — дети вообще его редко испытывают, а вот испуг, смущение за то что попался — это было.

И теперь Курасов, глядя теперь на удивленное и немного растерянное лицо Макарова, подумал, что он тоже хотел скрыть двойку, только сейчас от него. Что-то они с Алексеем замутили незаконное, преступное — другого объяснения смущению Николая Ивановича, не было.

— А где Алексей? — спросила Ирина, не отвечая на вопрос Макарова о своем местопребывании, — он мне очень нужен.

— Представь, и мне! — поддержал её Петр, уставясь на Макарова.

Николай Иванович исподлобья поглядел на стоящих перед ним молодых коллег. Он не отвечал, чувствуя, как побагровел от волнения, что бывало с ним редко — он оказался на перепутье. Свет от окна падал на его затылок, затенял лицо. Макаров обхватил ладонью подбородок, и, задумавшись, потер щеки. Лицо горело. Кто-то поминал его лихом, не Алексей ли?

До этого Николай Иванович говорил Курасову, что, якобы, не знает где его подчиненный, что он не следит за ним. Но ведь Алексей поехал к детективщикам, чтобы обменять флэшку на Иру. Девушка сейчас здесь, в его кабинете. Кого же ему тогда подсунут?

Он ощутил, как опасность, словно она имела физическое воплощение, противным холодком стекает по спине. Парня могли убить. Если у них нет девушки, то его точно убьют и заберут флэшку, а виноват в случившемся, будет он, Макаров.

— Алексей поехал в «Улисс», — неожиданно признался он Курасову. — У него там встреча. Он хотел обменять кое-что на вот неё, — Николай Иванович ткнул пальцем в Ирину.

— Это кое-что случайно не флэшка с информацией, которую Главный сунул Вере, а та отдала ему? — саркастично спросил Курасов, скрывая досаду, что Николай Иванович водил его за нос какое-то время.

— А ты откуда знаешь? — вновь удивился Макаров.

— Вера сказала. Есть связь с Лешей? Надо его предупредить, что Ира здесь, у нас.

— В том-то и дело, связь отключена — посетовал Николай Иванович, продолжая потирать щеки. — Никак не могу дозвониться!

— А какой у них адрес? — вмешалась Ира, — я туда проеду.

— Адрес известен, — Макаров назвал одну из улиц города, — но в том-то и дело, что они напрямую связались с ним, без меня, и забили стрелку, как говорит молодежь. Где — не знаю.

— Черт! — Курасов выругался. — Окей, мне надо отойти.

Он направился на выход из кабинета Макарова.

— Петя, постой! — громко крикнула Ира ему вслед, — ты знаешь, как его найти?

Курасов уже в дверях оглянулся на неё, сказал со значением:

— Не знаю, но есть люди, которые знают.

— А ты к ним? Можно я с тобой поехать?

— Нет, мне надо сделать звонок отсюда. Побудь пока у себя в отделе и никуда не уходи — можешь понадобиться.

Сказав эти слова, он вышел в коридор, нашел укромное место, где ему никто не мог помешать, и позвонил Евграфову.

— Станислав Игоревич, — докладывал он, — Алексей ушел на встречу с сотрудниками «Улисса». Флэшка у него.

— Он хочет её просто отдать или что-то получить взамен?

— Он планировал обменять её на девушку, на Ирину. Помните, мы её искали в Доме Отдыха?

— Да, помню.

— Это Макаров всё рассказал. Прикол в том, что Ира сейчас здесь, в «Россервисе». Сама приехала.

— Да ты что?!

Евграфов на мгновение задумался.

— Кого же они ему подставят? — задался он тем же вопросом, что и Макаров, — или просто отберут флэшку силой. Его надо перехватить. Адрес встречи известен?

— В том-то и дело, что нет. Мобильник Алексея выключен, а Макаров не знает, где они встречаются. Наверное, эти из «Улисса» всё обговорили с ним заранее и попросили Лёшу отключиться. Поэтому я подумал, не могли бы вы отследить человека по выключенному телефону?

— По выключенному? — подполковник сделал паузу, — пожалуй, сможем. Поговорю прямо сейчас с нашими технарями, а ты пока скинь мне смску с его номером, и тогда можно будет пробить телефон, к которому привязана симка вашего Алексея.

— Сейчас сделаю!

Закончив разговор, Петр отправился в свой кабинет, чтобы посмотреть в телефонной книге номер Алексея и переслать его Евграфову. Однако не успел он сесть за стол, как его мобильник зазвонил снова и Курасов, в полной уверенности, что звонит Евграфов что-то уточнить, отозвался:

— Да, Станислав Игоревич?

— Это не Станислав Игоревич, — ответил незнакомый голос, — это Ярослав Юрьевич. Я директор детективного агентства «Улисс».

— А-а, понятно! — растерянно протянул Курасов, никак не ожидавший, что на его телефон может позвонить этот человек. — Впрочем, он сразу нашелся. — Что вы хотите?

— Этот номер не прослушивается, поэтому будем говорить откровенно. Слушайте, Петр, я знаю, что вы помогаете нашим доблестным спецслужбам…

— Серьезно? Откуда?

— Вы были в Доме Отдыха, там вас видели.

— Всё может быть! — с некоторым апломбом произнес Курасов, которого занимала сама мысль, что такие люди как директор «Улисса» — имеющие связи на самом верху — разговаривают с ним лично. — Так что вы, всё-таки хотите?

— Вы человек молодой, перспективный, — голос Ярослава Юрьевича звучал вкрадчиво, — у вас вся жизнь впереди, не стоит её портить…

— Угрожаете?

— Боже упаси! Всего лишь рисую перспективы.

— О чём вы?

— Ваш знакомый Алексей должен передать нашим людям флэшку и мы хотели бы, чтобы операция прошла гладко, без эксцессов. Зная о вашем сотрудничестве, так сказать со спецслужбой, я просил бы нам помочь. Естественно, за определенную плату.

— Теперь понял. Купить хотите?

— Не купить, а предложить сотрудничество. После этого обмена мы о вас не забудем. Я уже договорился о хорошем месте для вас в министерстве. Там будет соответствующее положение и неплохие возможности для роста, — сказав эти слова, Ярослав Юрьевич торопливо уточнил, — помимо того бонуса, который вы получите.

— Дело в том, — Петр решил говорить откровенно, — мне уже предложили место в ФСБ. Сразу после этой, как вы выражаетесь, операции.

— В ФСБ? Еще лучше! Мы и там поможем, не сомневайтесь!

Курасов замялся, соображая. Наверху все связаны друг с другом. Мелкие подковерные игры не в счет — по большому счету никто никого не сдает. В его ли положении играть роль принципиального мальчика, юноши, ступающего на скользкую тропу политики? Сметливый ум Курасова просчитывал выгоды. Если «Улисс» поможет ему в ФСБ с карьерой, почему бы в свою очередь не помочь им? Взаимная выгода очевидна. Опять же, этот вкрадчивый директор обещал бонус.

— А что я конкретно могу для вас сделать? Я ведь еще не сотрудник, я не знаю всего, всех деталей. — Петр заранее хотел подстраховаться, на случай, если требования директора агентства будут неприемлемыми.

— Хм! — директор задумался, — а что вы сейчас должны сделать? У вас есть поручение?

— Я? Мне надо передать номер телефона Алексея, чтобы его вычислили и перехватили, пока он не отдал вам информацию.

— Вот видите, а говорите, что не знаете деталей, — голос в трубке звучал удовлетворенно, — так передайте им номер своего коллеги. Раз люди просят, надо помочь!

— То есть как? Они же его найдут, заберут флэшку, вы её не получите.

— Это, смотря какой номер вы отправите. Никто не мешает исправить одну правильную цифру в номере на ошибочную. Всего одну цифру из десяти. Зато потом, если возникнут разборки, сможете сказать, что случайно описались, и никто вас ни в чем не заподозрит. Маленькая описка. Такое часто бывает! А мы выиграем время, встретимся с Алексеем и решим все вопросы. Ну как? Окей?

— Мне надо подумать. Я вам перезвоню! — волнуясь, ответил Курасов и отключился. Он, конечно, не мог не волноваться — на карту поставлено слишком многое и Петр осознавал это. Как бывает в таких играх: «Или пан, или пропал».

В животе у него громко заурчало, а жестокие спазмы, какие бывают при расстройствах желудка, заставили побледнеть от боли. Лоб покрылся бисеринками холодного пота. «Вот отстой! Как не вовремя!» — мелькнуло в голове. Он испугался, что придется часто бегать в туалет, но сидение на унитазе в такой важный момент никак не входило в его планы. «Надо это прекратить. Немедленно!»

Он присел на корточки возле кресла — где-то читал, что в таком положении боли в животе утихают быстрее, а чтобы никто из сотрудников не заподозрил его в неадекватном поведении, молодой человек сделал вид, что ищет на полу упавшую ручку. Петр шарил рукой вокруг ножек, возле себя, а сам прислушивался к боли. Должна же она пройти! Он же просто волнуется, у него нет аппендицита!

Ему казалось, что нет ничего страшнее, как быть застигнутым врасплох воспалением слепой кишки. Это были детские страхи. У его отца вырезали аппендицит, и операция была тяжелой, почти на грани. Отец сам был виноват — затянул с походом к врачам. С того времени Курасов с маниакальным подозрением относился к любому покалыванию в правом боку, подобно тому, как Маяковский сделался фанатом чистоты после смерти отца, получившего заражение крови из-за скрепки.

Боль постепенно отступала. Теперь, вместо бледности и холода пришло ощущение жара. Его широкие скулы покрылись румянцем, словно он только что пришел с мороза, уши горели. Молодой человек поднялся, застегнул пиджак, поправил галстук, съехавший на бок. Мысли бежали по кругу, всё время возвращаясь к предложению директора «Улисса».

Он прошелся по офису, безучастно глядя на коллег, захваченный глубокими думами. Ему показалось предложение директора агентства заманчивым. Действительно, кто его упрекнет, если он перепутает номер? Случайность. От неё никто не застрахован! В Доме Отдыха они ведь тоже случайно натолкнулись на Симакова, случайно узнали об «Улиссе». Да, случайность! «Нас всех подстерегает случай», — припомнился ему Блок из школьной программы.

Солнце периодически выходило из-за туч, прокладывая между столами сотрудников отдела желтые узкие тропинки, и Курасов машинально ступал по ним, старался не отходить в сторону, не попадать в тень. Словно солнечные дорожки падали не на зеленый ковролин, а вели через топкие болота, в которых, если оступиться, могли погибнуть его оправдания.

Он начал прикидывать последствия.

Евграфов может наорать на него, обматюкать, но дело будет сделано — «Улисс» получит свое. Алексей, в конечном счете, получит Ирку. А дело против «Россервиса» и без флэшки не развалиться, ведь улик достаточно.

«Интересно, куда подевалась Вера? — вдруг подумал Курасов без всякой связи с предыдущим, — её до сих пор нет. Не поехала ли она с Лёхой на обмен?» Однако соображать на эту тему было уже некогда — следовало срочно звонить директору агентства, да и Евграфов заждался.

Петр набрал номер Ярослава Юрьевича.

— Я согласен! — сообщил он, — сделаю, как вы сказали.

— Тогда наши договоренности вступают в силу! — ответил директор «Улисса».

 

Глава 13

— Как тебе здесь нравится? — Вера спрашивает Алексея, оглядывается по сторонам, улыбается. Она дома, чувствует себя в своей стихии.

Они ужинают в ресторане отеля «Негреско», в Ницце. Вечер. Солнце садится за горизонт, бросая багровый отблеск на розовые волны, катящиеся далеко внизу. С высоты кажется, что отель — это огромный белоснежный лайнер, выходящий из порта в открытое море. Вдоль бортов этого лайнера медленно движутся горы, внизу проплывает залитый вечерними огнями город. Впереди, до самого горизонта, блестящие, переливающиеся в закате волны бескрайнего моря. Кажется, что сейчас прозвучит прощальный гудок, и лайнер покинет берег, увозя своих пассажиров в романтическое путешествие.

Их столик стоит у самого окна, огромного, от потолка до пола, и потому им прекрасно видно, что делается вокруг: как катятся волны, как садится солнце, как летят по вечерним улицам яркие точки автомобильных фар, разлетаясь, словно искорки бенгальских огней.

У них самих такой же огонек, потому что на всех столиках в зале горят маленькие свечки, а электрический свет приглушен и неярок. Он не портит общей атмосферы интимной дружеской обстановки.

Сегодня вечером у обоих лирическое настроение.

Это второе свидание. Первое, случайное и относительно короткое, состоялось в Бордигере. Вера тогда приехала к Алексею с заказом на яхту, они целовались у окна, затем оказались в его квартире, в одной кровати. Потом он повел её по приморским кафе и барам, показывал свои любимые места. Но это было еще не всё.

Не удержавшись, Алексей взял свой красный «Феррари» и повез Веру к домику на окраине городка, тому самому, окруженному белой стеной. Они вышли на плато и долго стояли, обнявшись, смотрели на море. Высокая трава чутко трогала колени, словно призывая их, предлагая опуститься на её мягкое лоно. И они опустились. Лежали в ней, подхваченные дурманящими запахами земли и соленого моря, любили друг друга, двигаясь в полусне, с затуманенным сознанием, будто плывя на качающейся палубе яхты. И она баюкала их нежно и ласково.

На второе свидание Вера пригласила Алексея к себе, в свой город — эту полупридуманную Ниццу. Ей хотелось показать, похвастаться перед молодым человеком как она здесь всё устроила — рационально и красиво, с душой.

Её душа жила в этих уютных улицах, старых домах, пальмах на набережной. Душа жила в этом огромном небоскребе, сверкающим в вечернее время яркими и веселыми огнями, а утром, вздымающимся из сизой пелены тумана. Туман к утру сползал на город с окрестных гор, но не закрывал небо, где в вышине ослепительно сияло еще ледяное, не нагревшееся солнце. В этом холодном свете Верин небоскреб, казался вершиной Эвереста, прорастающей сквозь облака, он искрился как кристаллы сахара, сверкал хрустальными стеклами фасада.

Они, не торопясь, наслаждаясь субботним вечером, пили вино. В зале было много людей — и Вера, и Алексей видели знакомых по той, иной жизни. Так, неподалеку сидели мужчины, являющиеся живыми копиями начальников отделов, в которых работали Ира и Вера. Фантомные Валерий Александрович и Иван Андреевич занимали места рядом с девицами — то ли молодыми женами, то ли девушками на одну ночь. Но девицы теперь не выглядели клонами, как тогда, когда Вера видела начальников за столиками в первый раз. Во всяком случае, раньше они не попадались на глаза, и Веру осеняет догадка, что девушки из мира Алексея. Они же теперь сошлись, два их мира…

Директора «Россервиса» нигде не было видно, хотя Вера и помнила его по прошлым посещениям ресторана в качестве распорядителя. На этот раз Главного не могло быть в «Негреско» — он же арестован в офисе «Россервиса».

Алексея теперь зовут Алексис. Но Вере не совсем нравится это имя, потому что у французов не приняты уменьшительно-ласкательные сокращения, как у русских. Она обращается к нему по-старому, так, как обращалась в Москве.

— Прикинь, Лёша, — говорит она и в её голосе звучит любопытство, — Главного арестовали там, но и здесь его нет. Разве это возможно?

— А в чем дело? — не понимает Алексей.

— Я думала, что мой мир не связан с другим, оторван от него. Но выходит — это не так! То, что происходит в «Россервисе» каким-то образом откликается здесь.

Отпивая вино, Алексей глубокомысленно замечает:

— И правильно! Мы же не можем быть полностью оторваны от того мира. Всё остается у нас в голове, и это никуда не выкинешь.

— Печально! — констатирует Вера, но глаза её смеются. Она не грустит, потому что ей кажется всё это неважным, не влияющим на отношения с Алексеем.

Пусть, всё остается в её голове. Пусть! Она не возражает. Она лишь пропустит через себя как через фильтр все эти лица людей, настроения, слова, мысли. Она оставит только то, что нужно для её мира, а остальное выкинет, отсеет, как отсеивают злаки от плевел.

Между тем, Алексей продолжает:

— Вера, помнишь флэшку, которую ты отдала мне на Триумфальной площади?

— Помню.

— Я сейчас, — он поправляется, — сегодня должен отдать её «Улиссу», чтобы освободили Иру. Вместо этого мы здесь, с тобой. Пьем вино…

Вера коротко задумывается.

— Да много странного, Лёша. Время идет здесь не так как там, оно течет медленнее. Я думаю, ты еще успеешь поменяться, и Иринку освободят. Но ты… У тебя с ней ведь что-то было?

Она спрашивает, желая, чтобы между ней и подругой была полная ясность в будущем. Перед походом в спортбар Ирина предупреждала её в отношении Алексея, о своих матримониальных планах и Вера пошла ей навстречу, потому что тогда Алексей её не интересовал. В этой жизни сложилось по-другому.

— Это несерьезно! — отмахивается Алексей. — Несерьезно! — повторяет он и смотрит на девушку так, что она замечает, как его серые глаза темнеют, в них появляются золотисто-зеленые огоньки, точно у животных породы кошачьих.

Чтобы проверить свою догадку, она берет свечу, стоявшую на их столике, и подносит сбоку к его лицу. Алексей невольно тянется взглядом за язычком пламени, и Вера видит, как сверкают зеленым кошачьим блеском его глаза.

— Ты похож на кота, — говорит она, — у тебя блестят глаза.

— Наверное, блестят, — соглашается он, — я же тебя люблю!

По залу ходит Горбоносый в черном фраке. Фрак делает его стройнее и выше. Как гласит бейджик, прикрепленный к лацкану фрака, Горбоносый является старшим распорядителем зала. Оказывается, именно он заменил Главного. Ему помогает девушка — двойник Насти, той самой, которая работала в холле, встречая посетителей.

Вера машет рукой и зовёт Горбоносого к себе.

Тот подходит, улыбается, отчего его несимпатичное лицо начинает выглядеть привлекательнее: огромный нос кажется меньше, глаза — добрее, и даже жидкие усики над верхней губой кажутся милыми и пушистыми, как у домашнего кота.

— Я всё хочу спросить, — говорит Вера, — но забываю, вас как зовут?

— О, мадмуазель, — на французский манер отвечает Горбоносый, — в этом нет никакой тайны. Меня зовут Сильвен, а это моя дочь — Сильвиан.

Он показывает рукой на девушку, напоминающую Настю. Та издали приветливо машет и Алексей, покосившись на Веру, несмело ей отвечает. Однако Вера не ревнует, она догадывается кое о чем.

— Сильвен, — говорит она, — похоже на имя римского бога Сильвана. Сильван — бог лесов и полей, то же самое, что Фавн. А дочь ваша, может зваться Фавией?

— Как вам будет угодно! — учтиво отвечает Сильвен.

— А как вас звали там, в другой жизни, в бизнес-центре «Орион»? — не унимается Вера.

Горбоносый на мгновение задумывается.

— Там у меня была фамилия Козлов, а звали Паном.

— Пан Козлов? — удивляется Алексей.

— Точно!

Вера удовлетворенно улыбается, она говорит:

— Я так и думала. Фавн, Сильван, Пан. Это имена одного и тог же бога. Я права?

Сильвен не отвечает. Он недоуменно пожимает плечами, довольно быстро теряя на лице выражение приветливости, как дерево теряет листья при резких порывах ветра, и отходит к другому клиенту.

— Куда же вы? Мы еще не проверили рожки у вас на голове! — шутит Вера, пытаясь выглядеть веселой.

На самом деле она не понимает, чем вызвала недовольство Сильвена. Разве в том, что она сказала, было что-то оскорбительное, грубое? Или она невольно открыла тайну, которую Фавн хотел скрыть от людей?

— А я проверял ноги у Насти, — тоже решает пошутить Алексей, но промахивается со своей шуткой.

— Как это? — хмурится Вера, — ты с ней спал?

— Нет. Ты что! Я… — Алексей задумывается о том, как деликатней рассказать о разговоре с Настей в корпоративной столовой. — Я думал, что она связана с Фавном и спросил, не мохнатые ли у неё ноги. Ну, ты понимаешь, как у козы…

— И что она сказала?

— Она показала. Одну ногу. Нога была нормальной, без шерсти.

— Ага! Вот видишь!

— Что видишь? Подумаешь, показала ногу! Знаешь, я бывал на пляже и видел кое-что еще, кроме женских лодыжек.

— Успокойся, дурачок! Я не ревную — нельзя ревновать к богам и их детям.

Вера снова улыбается, показывая, что понимает шутку.

Наверное, недовольство Сильвена вызвано не только тем, что Вера назвала его тремя разными именами. Весьма возможно, Сильвен или, правильнее, Фавн, не хотел, чтобы каким-то образом затронули его дочь Фавию.

Она присутствует здесь в зале и Вера глядит на неё долгим взглядом, но не находит ничего сверхъестественного. Обычная девушка, худая, с чуть удлиненным незагорелым лицом. Фавия быстро двигается между столиками с весело улыбаясь.

«Она задорная!» — с завистью думает Вера, как она обычно думает о тех, кто обладает чертами характера, которых у неё нет, но которые являются в её глазах несомненным достоинством. Спокойная, уравновешенная Вера всегда завидовала таким девушкам. Наверное, поэтому и подружилась с Ирой, ведь та была очень веселой.

На улице совсем стемнело. Солнце почти упало за горизонт, оставляя далеко в небе тающие розовые полоски. Неожиданно в зале загорается яркий свет, освещая импровизированную сцену, на которой стоит белое фортепиано. Буквально несколько минут назад, здесь играл негритянский джаз-банд, но теперь, будто по мановению руки невидимого мага, они испарились вместе с инструментами.

Откуда-то сбоку появляется Сильвен, но не в черном, а уже в белом фраке. Он садится за белое фортепиано, залитый белым электрическим светом, открывает крышку, и льется тихая щемящая сердце музыка. Она такая же грустная, как грустна временами любовь.

— Это Эрнесто Кортазар, — говорит вполголоса Вера, узнавая композицию. — Сильвен играет «Глупое сердце».

Её глаза влажнеют, она протягивает руку через столик и слегка касается руки Алексея. Настроение Веры передается молодому человеку; его лицо отражает состояние души, размягченной музыкой — оно принимает мечтательное выражение, глаза блестят. Алексей ставит бокал с вином на стол.

— Потанцуем? — предлагает он.

Вера не отказывается. Напротив, ей приятно предложение Алексея, приятна чувственная музыка, эта атмосфера позднего субботнего вечера. Они выходят в освещенный светом круг, Вера кладет руки на плечи Алексея и они медленно кружатся под плавные и трепетные ноты, извлекаемые пианистом из фортепиано.

Сильвен между тем, закончив играть «Глупое сердце», начал «Молчание Бетховена» — ту самую композицию, которую Вера слышала в лабиринте на двадцать первом этаже бизнес-центра «Орион».

В её сердце оживают ностальгические воспоминания. Она припоминает, как это было: своё длинное путешествие по лиановым джунглям, скрипучую скамейку, беззаботное настроение. Умиротворенность. Ей вспоминается, как она в первый раз увидела Горбоносого, еще не предполагая, чем всё это для неё обернется…

Когда же она была в офисном лабиринте? Это было до знакомства с Алексеем или после? Пожалуй, после.

Вера обнимает его, прижимается головой к плечу Алексея, будто она — молодая девушка, у которой закружилась голова. Но голова её кружится не от музыки, скорее от счастья.

Глядя на них, в освещенный круг выходят другие пары.

Появляется двойник Ивана Андреевича с размалеванной девушкой, которая вблизи оказывается не такой уж и молодой. Обильная косметика не может скрыть лапки морщин вокруг глаз. Иван Андреевич, как бы узнавая Веру и Алексея, уважительно кивает им головой.

В круг входит и человек, похожий на начальника Ирины, на Валерия Александровича. Он быстро и уверенно двигается со своей дамой, действительно, очень молодой девицей. Та активно работает бедрами, будто танцуя не медленный танец, а зажигательную латиноамериканскую румбу. Алексей и Вера невольно сторонятся их, боясь быть случайно задетыми.

К удивлению Веры танцевать идет и Вероника Ивановна, которую она до этого не видела, наверное, та сидела за угловым столиком. У Вероники Ивановны, оказывается, образовался кавалер — Макаров. Грузный, неповоротливый, он ведет свою партнершу осторожно, наощупь, точно пароход, продвигающийся по фарватеру, усеянному вражескими минами.

Поравнявшись с Верой, ранее седовласая Верника Ивановна, теперь окрасившая волосы в огненно-рыжий цвет, ласково улыбается и, ни слова не говоря, плывет дальше, едва покачиваясь в волнах музыки, как кувшинка в тихом течении реки. На ней Вера замечет красивые бусы из розового жемчуга. Неужели подарил новый поклонник?

— Не пойму, — говорит в это время Алексей, наклонившись к уху Веры, — это Макаров мой начальник отдела или это мой партнер сеньор Никколо из Бордигеры. Ты же помнишь Никколо?

— Николя? — переспрашивает Вера, называя имя по-французски, — я его помню. Но кто именно здесь, не знаю. Это может быть как тот, так и другой — всё запуталось! Всё закружилось и так запуталось!

Алексей хмыкает.

— Ты, как будто испытываешь от этого удовольствие! — он говорит скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Это потому что я люблю тайны!

— Да ладно! Серьезно? Не припомню, чтобы в офисе ты ходила с таинственным видом.

— А с каким я там ходила?

— Ты ходила со скучающим, пофигистским или сонным лицом. В зависимости от того, с кем и где была. Если с Иркой, то вид у тебя был пофигистский, если с начальником или Машей, то скучающий, а если сидела перед компьютером, то сонный.

— Значит, такой ты меня видел?

— Ага!

— Опять смеёшься! — Вера шутливо хлопает его по плечу.

Они продолжают медленно кружиться под музыку, которая время от времени меняется, пока Сильвен еще играет в своем белоснежном фраке. Он, как заправский пианист прямо держит спину и загадочно улыбается.

— А Маши здесь нет, — удивленно замечает Вера. — Когда ты заговорил, то напомнил про неё. Но её нет. Правда, странно?

— На нет и суда нет! — отвечает Алексей русской поговоркой. — Значит, здесь она тебе не нужна. Для неё не нашлось роли даже статиста, протанцевать вот эти танцы, не требующие слов.

— А, ну её! Пусть живет! — великодушно разрешает Вера, посчитавшая, что и без Маши персонажей, населявших её мир, вполне достаточно. — Мне она не нужна. Вечно ноет, вечно её кидают парни… Надоела!

Мимо энергично двигаясь, проплывают Пьер и Карина. Они едва не толкают Веру, но умудряются задеть Ивана Андреевича с его девушкой, а добравшись до Вероники Ивановны и Макарова, они цепляются за даму, рвут жемчужные бусы. Розовые шарики со стуком, как сухой горох, сыплются на пол, подпрыгивают, катятся, весело искрясь в свете падающего на фортепиано света.

Все удивлены и огорчены происшедшим, но списывают на досадную случайность, которая может произойти с каждым. Бегут официанты со щетками и маленькими совками, собирают широко разбежавшиеся в стороны розовые светлячки. Пьер и Карина, как бы чувствуя свою вину, неловкость за случившееся, неторопливо возвращаются к столику. Вместе с ними уходит под руку с Макаровым и расстроенная Вероника Ивановна.

Танцы продолжаются. Вера кружится с Алексеем, вполголоса обсуждая поведение Пьера. Они заняты разговором, танцем, друг другом.

Как раз в это время в зале происходит оживление и Вера и Алексей поначалу не чувствуют его, однако потом до них, кружащихся в центре небольшого танцпола, докатываются волны ропота, шум передвигаемых стульев, громкий голос официанта.

 

Глава 14

Вера оглядывается. За одним из столиков она видит Пьера и его секретаря Карину. Пьер громко отчитывает официанта за какое-то упущение и его резкий голос, размахивающие руки неприятно действует на ресторанных гостей. До Веры доносится, что Пьер не только недоволен меню. Его раздражает и музыка, которую играет горбоносый Сильвен — миллионеру хочется что-то живее, то ли рок, то ли техно.

Атмосфера вечера, которая так нравилась девушке, которой она наслаждалась, купаясь в ней, как в прохладном освежающем водопаде, вдруг медленно, но ощутимо начала портиться. Мелодии Кортазара приобрели угрожающее звучание, не лаская и успокаивая душу, а тревожа её минорными нотами. Огни свечей на столиках враз заколебались, превратившись из тепло-желтых в кроваво-красные, точно невидимый злой дух пролетел над столиками.

— Вот достал! Я ему сейчас морду набью! — слышит Вера над своим ухом изменившийся голос Алексея. — Что за урод!

— Этот урод твой заказчик, — спокойно замечает Вера. — Пойдем, сядем за стол.

Они идут к столику, и по дороге Алексей не скрывает от посторонних своего рассерженного лица. Он не боится Пьера, даже если тот, действительно, его работодатель. Заказов у Алексея хватает, и яхта Пьера погоды не сделает. Они садятся и Алексей, всё время посматривающий в сторону скандалившего миллионера, вдруг замечает Карину. Его лицо напрягается.

— Это что, Ира здесь? — спрашивает он удивленно. — Она должна быть там, в «Улиссе». Я должен пойти за ней.

— Успокойся! Это не Ира, это её антипод Карина. Она секретарь твоего заказчика Пьера, который, если ты тоже заметил, просто вылитый Пётр.

— Заметил уже! — мрачно подтвердил Алексей, — мне всегда хотелось дать ему в торец. Я одного не пойму, если здесь мы в твоем мире, то почему ты ими не управляешь? Я у себя…

Он не договаривает. Веселая девушка, так похожая на Настю, быстро подходит к их столику и на её лице застывает озабоченное выражение. Обращаясь к Алексею, она говорит:

— Вам пора!

— Куда? — не понимает он.

— Туда! — девушка неопределенно машет рукой в сторону освещенного луной серебряного моря, видимого из окон ресторана. — Вы, кажется, хотели что-то сделать.

— Ах, да! — вспоминает Алексей. — Мне надо идти. Сейчас?

— Да!

Девушка уходит, и Алексей поворачивается к Вере. Они ничего не говорит, но по её глазам видно, что она понимает, куда и зачем должен отправиться молодой человек. Они молчат.

Сильвен уже ушел со сцены и в зал вернулись черные музыканты в своих полосатых костюмах, заиграли джаз. Голос Пьера затих — вероятно, официанты удовлетворили его капризы; вечер опять вошел в привычное русло.

— Я пойду! — говорит Алексей. В его голосе звучит грусть, неподдельное сожаление, что приходится уходить от девушки, которую встретил, из этого ресторана на берегу моря, из этого города.

Он знает, что когда-нибудь сюда вернется. Приедет на своем ярко-красном «Феррари» из Бордигеры, заберет Веру, и они поедут кататься по побережью в сторону Испании. Только они одни и еще ветер, который будет озорно трепать их волосы, вырывать карту из рук Веры. Ведь она будет составлять маршрут поездки по прибрежным французским городкам и рыбацким городам Испании. Там они будут пить домашнее вино, есть свежие хрустящие круассаны. Возможно, они доберутся до Фигераса, посмотрят на картины знаменитого сюрреалиста Дали. Ему всегда было интересно его творчество.

Он на миг закрывает глаза, представляя как всё это будет.

Вере не хочется его отпускать, она держит Алексея за руку. Это время, проеденное вместе… Оно оставило незабываемый след в её душе. Если Алексей сразу и безоговорочно влюбился в неё, она это почувствовала еще в Боридегере, то Вера только сейчас ощутила, как он ей дорог. По натуре она медленно влюбляется — что поделать, если у неё такой характер! Одним это дано мгновенно, с первого взгляда, а другие влюбляются постепенно. Есть чувства, вспыхивающие как порох, горящие алыми розами на солнце, а есть чувства, как полевые цветы — не яркие, скупые на краски, но от этого не менее глубокие.

— Пойду! — повторяет Алексей и поднимается из-за столика. Пламя свечи неровно колеблется, кажется, что оно вот-вот погаснет.

— Хорошо, иди! — Вера соглашается с неизбежным, но тут же спрашивает: — Где назначен обмен? Где вы встретитесь с Ирой?

— Они хотели на Воробьевых горах, но я выбрал Триумфальную площадь. Там, где ты передала мне флэшку.

— Возле Маяковского?

— Да!

Он не хочет уходить, это видно по его лицу. Однако пересилив себя, Алексей говорит:

— Знаешь, я хочу снова здесь встретиться. Именно здесь, в этом ресторане. Мы с тобой встретимся и проведем этот вечер вместе, до конца, как провели бы его сегодня. Ты хочешь этого?

— Конечно! — она быстро и усиленно моргает глазами, чтобы прогнать начавшую собираться влагу, потому что ей не хочется превращать хотя и печальное, но в то же время дающее надежду прощание, в слезливую истеричную сцену.

По сути, ничего страшного не происходит: встретились две фантазии — её и Алексея в мире третьей фантазии, которую создал человек, играющий роль Фавна. Может он и не Фавн вовсе, а такой же, как они? Просто придумал для себя роль…

Вера понимает, что должна успокоиться, и она успокаивается. Алексей целует её в губы на прощание, а потом покидает ресторанный зал. Его уход напоминает закат солнца, неумолимо катящегося за горизонт и забирающего с собой остатки света. В зале становится будто темнее.

Как замечает Вера, его провожают взглядами все, кто кружился под музыку Кортазара вместе с ними. Иван Андреевич, Вероника, Валерий Александрович — все кивают ему головами на прощанье, и это походит на своеобразный ритуал.

Сидящий неподалеку Пьер с Кариной делают вид, что не видят уходящего Алексея. Пьер громко смеется, как человек чем-то чрезвычайно довольный. Может, он доволен, что уходит Алексей? Что удаляется опасность, которая незримо угрожала миллионеру с его стороны? Теперь Пьер ведет себя еще свободнее, еще развязнее.

К столику Веры незаметно для неё подходит Сильвен. Он уже переоделся в черный фрак и лицо его опять приветливо. Он — то ли сам простил бестактность девушки, когда она сравнивала его с лесным божеством, то ли музыка излечила его обиды.

— Вы разрешите? — спрашивает Горбоносый, желая присесть рядом с девушкой.

— Пожалуйста, Сильвен! — равнодушно отвечает Вера, потерявшая после ухода Алексея интерес к вечеру в ресторане, к загадочному Фавну и его объяснениям.

Тот садится, долгим печальным взглядом смотрит на Веру.

— Вы вряд ли встретитесь снова, — наконец говорит он, и уточняет — с Алексисом в этом мире.

— Почему? — Вера отрывает взгляд от столика Пьера и переводит его на Сильвена.

— Ваши миры постепенно расходятся. У вас был шанс сегодня создать один мир, но вы его упустили.

— Но ведь Алексею нужно обязательно вернуться, спасти Иру.

— Наверное! — Горбоносый отвечает неопределённо, оставляя сомнения в правильности поступка, совершенного Алексеем. Он словно намекает, что возвращение было одним из условий задачи — допустимым, но не обязательным.

— Постойте! Но это ваша дочь подошла и сказала, что ему пора отправляться. Это же вы дали команду!

— Команду? Никакой команды я давать не в праве. Это ваш мир. Я не могу здесь командовать.

— Хотите сказать, что мне и Алексею всё послышалось? Ваша Сильвиана к нам не подходила?

— Я не знаю! — Горбоносый отводит взгляд в сторону. — В любом случае, команды я не давал. Мы лишь напомнили, донесли до вас информацию, а выбор был за вами.

— Глупости! — Вера удивлена и возмущена. — Я ясно поняла, что Алексею нужно было уходить. Так что не гоните!

— Что? — не понимает её сленга Горбоносый.

— Я говорю, не придумывайте отмазки!

— Я и не придумываю. Но разве у вас был выбор? Вы что, бросили бы подругу в беде, попросили бы бойфренда забыть о ней вместе с вами? Вы разве так бы поступили?

Эти его подчеркнутые обращения. «Вы. Вы!» Они звучат, будто обвинение прокурора на суде — безжалостно и безапелляционно, каждым словом точно бьют наотмашь по щекам, хотя она не делала ничего преступного. Даже мыслей таких не возникало!

Девушка смешалась, чувствуя, как у неё вспыхнули щеки. Нет, конечно, она бы не бросила Иру в беде. Это невозможно! Но горбоносый Фавн волей или неволей опять затронул тему, тяготившую её — предстоящее выяснение отношений с подругой из-за Алексея.

Упавшее настроение, теперь было безнадежно и окончательно испорчено.

Горбоносый распорядитель зала, посчитав, что донес всю неприятную информацию, какую хотел, теперь вправе вернуться к прежним отношениям — доверительным и ровным. Он улыбается девушке тонкой улыбкой, вкладывая в неё готовность к компромиссу.

И правда, они обменялись неприятными словами, колкостями, но всё надо оставить в прошлом, позабыть, ибо нет нужды обижать друг друга. Об этом говорит его улыбка.

Но испорченное настроение Веры дает о себе знать.

— Нет — говорит она Сильвену с мрачным выражением на лице, никак не реагируя на примирительную гримасу, — Ирину мы все равно бы спасли!

— Вот видите! Так что не обвиняйте нас…

— Вы говорили о расхождении наших миров, — Вера вспоминает о начале разговора, о важных словах, прозвучавших из уст Сильвена, — почему они расходятся? Почему вы думаете, мы упустили свой шанс? Разве наши миры не достаточно свободны для самостоятельно выбора траектории?

— Конечно, вы сами можете выбирать вектор движения, с этим никто не спорит. — Сильвен говорит медленно, обдумывая слова, — однако есть нюансы. Они связаны с побочными явлениями.

— Что за явления?

— Это сопутствующие факторы, которые должны не сильно влиять на вашу жизнь, но в определенных условиях они всё же влияют. К примеру, история с обменом электронной информации на освобождение вашей подруги. Эта девушка как мостик между вашим миром и миром Алексиса. Представьте понтонный мост между двумя берегами реки. Мост колышется, дрожит, не стоит на месте, движимый речными волнами. По нему можно пройти, хотя в определенные моменты страшно. В вашем случае всё наоборот. Мост тверд и незыблем, а вот ваши берега-миры колеблются, готовые в любую минуту отцепиться от него и уплыть в космос.

— Хотите сказать, что наше будущее зависит от Ирины?

— Это всего лишь один пример сопутствующего фактора. Еще пример, если хотите. Сопутствующим фактором в вашей истории была поездка на двадцать пятый этаж и получение чужих бумаг. Это начальная точка, подтолкнувшая ваши миры к сближению. Сейчас вы в апогее, если выражаться планетарным языком, а чем закончится история с Ириной — никто не знает, но она придаст ускорение вашим мирам. В ту или другую сторону.

— Вы что-то знаете? — с надеждой спрашивает Вера, пытаясь поймать ускользающий взгляд глубоко посаженных глаз Горбоносого, — чем всё закончится?

Тот не отвечает, повернувшись к джаз-банду. Седой старый негр хриплым низким голосом поет песню Луи Армстронга «What a Wonderful World». Колеблются огоньки свечей на столиках. Публика по большей части молчит, слушая певца и изредка переговариваясь. В полумраке зала видны вазы с цветами, бутылки с вином, лежащие в мельхиоровых ведерках, рассыпающих по столам блестки свечных огоньков.

Благопристойную почтительную тишину вдруг взрывает визгливый женский смех. Смеется Карина, которой Пьер сказал очередную остроту. Они не обращают на осуждающие взгляды внимания, ведут себя, словно в зале находятся одни.

Уяснив для себя, что Сильвен ей больше ничего не расскажет, Вера решает сменить тему.

— Не хотите сказать о нас с Алексеем, расскажите тогда о них, — требует она, — почему они так себя ведут? Почему я ничего не могу с ними сделать?

Горбоносый снова поворачивается к ней и начинает охотно объясняться. По всему видно, что ему проще говорить о Пьере и Карине, чем о Вере и Алексее.

— Я несколько раз приступал к рассказу о вашей загадке. Помните?

— Это давний разговор.

— Пьер и Карина, если можно так сказать, являются аномалией вашего мира.

— Как опухоль?

Сильвен морщится.

— Не так прямолинейно! Аномалия находится в вашей голове, в какой-то мере вы не можете ею управлять, и в этом состоит загадка.

— Какая же здесь загадка? Здесь все понятно! Аномалия подлежит удалению или лечению, если применить медицинское определение.

— Загадка кроется в её возникновении, а не в факте присутствия. Отчего она возникла в вашем мозгу? Ведь у Алексея такой аномалии нет.

— А вы откуда знаете?

Горбоносый уклоняется от прямого ответа.

— Мне так сказала Сильвиана, — только говорит он. — Аномалия так просто не возникает, она следствие чего-то, какого-то события, но так же просто она не исчезнет. Это точно! Она имеет право на существование, но не может диктовать свои правила. Не должна! Ею нужно управлять, изолировав от остального мира, как изолируют преступника или лекарствами купируют болезненные проявления.

— Тоже перешли на медицинский язык?

Девушка иронизирует, но на самом деле ей не до шуток, поскольку информация Сильвена заставляет серьезно задуматься.

Эта аномалия странная штука! Неуправляемая, сложная для понимания, одним словом, головоломка со спрятанной внутри тайной. Обычно головоломки создаются по правилам: кроссворды, ребусы, шарады… Все имеют нормы, определенные правила разгадки. Аномалия, как головоломка их отрицает. «Вне нормы» — так переводится это слово с греческого и Вера понимает, что разгадать её, наверное, не сможет. Хотя надежда остается.

Отчего-то ей кажется, что если разгадать аномалию, то всё наладится — немедленно вернется Алексей, Сильвен сядет за белый фортепиано и вечер продолжится.

Причины возникновения головоломки в её мозгу неизвестны, так говорит Горбоносый, но тогда, может быть, он знает, как удалить аномалию? И Вера спрашивает у Сильвена, с неудовольствием поглядывая на столик Пьера, на разгулявшегося миллионера и его спутницу:

— Как это сделать, как их изолировать? Я хотела недавно, да не получилось!

— Больше ничего не могу сказать. Как устранить проблему вы должны придумать сами. Это ваша голова и я не могу лезть в неё мохнатыми руками.

Последние слова он произносит с сарказмом, словно забыв о желании наладить с девушкой прежние лояльные отношения. Он будто пытается её уязвить за прежние некорректные сравнения божеств античного пантеона, покровительствующих полям и лесам.

Однако Веру его слова не трогают.

Она раздражена, угрюма, настроена агрессивно. Перспектива встречи с Алексеем, из-за Горбоносого, который отказывается помочь, рисуется туманной и она уже не так абсолютно уверена, что молодой человек обязательно вернется, как была уверена некоторое время назад.

Ей хочется сорвать свое зло на ком-то, отыграться за утраченную надежду, в чем она винит отнюдь не Сильвена. Ей во что бы то ни стало, хочется разделаться с Пьером и Кариной, будто именно они виноваты в том, что происходит в реальной жизни. Виноваты в похищении Иры, виноваты в существовании «Улисса». Они, а не коварный горбоносый Фавн со своей дочкой.

Она физически чувствует чужеродность Пьера и Карины, как тело чувствует воспалившийся аппендикс. Ей хочется исторгнуть их из своего мира, вырезать, как хирург, не побоявшись испачкать руки в крови. Она думает: «Аномалия есть у всех, даже у Алексея, только пока не проявляется. А Горбоносый ничего не знает или врет! Но как её убить?»

Поднявшись со своего места, Сильвен вежливо кивает и удаляется на другую сторону зала, где возникли проблемы возле одного из столиков. Там официант принес не тот заказ и насколько видно девушке, громкое возмущение выражает толстый Макаров, сидевший с Вероникой Ивановной. Мудрая женщина успокаивая своего кавалера, медленно гладит того по руке.

Вера переводит взгляд на Пьера и продолжает размышлять о своем. Её мысли злые, мстительные, направлены на разрушение и поэтому воздух вокруг неё кажется отравленным, пропитанным ядовитыми парами. Она напоминает сама себе богиню мести Фурию или Медузу Горгону, способную убить человека взглядом. Если бы была её воля она так бы и поступила с Пьером и Кариной. Но сейчас она не может справиться с аномалией и это её бесит.

Она ставит бокал на стол, вращает его за ножку, рассеянно глядя на стеклянные блестки, рассыпаемые вокруг по столу, на бликующие от этих блесток столовые приборы и тарелки. Играет живая музыка. Солирует скрипач, которому аккомпанирует несколько музыкантов на классических инструментах — фортепиано, виолончели. В ресторанном зале струнная музыка в обрамлении аккордов фортепиано звучит особенно элегантно и красиво.

Вере вспоминаются слова Сильвена о том, что для уничтожения аномалии надо как следует покопаться в своей голове. Это правильно, заглянуть туда надо, но сделать это без посторонней помощи. Психоаналитики здесь отпадают. Те начнут сыпать цитатами из Фрейда, лезть в далекое безоблачное детство. Они будут выпытывать: какие сказки читала, не били ли родители, не приставал ли папа? Или мама? И тому подобная хрень!

Она просит еще вина, полагая, что выпив, получит, наконец, нужный ответ. Ведь бывает, что бесталанные поэты во время пьянки сочиняют бесподобно гениальные стихи! Она кончено, не поэт, но… Вера постепенно допивает и эту бутылку.

Ей уже пора домой, о чем напоминает подошедший Сильвен. К концу вечера он выглядит утомленным, осунувшимся и каким-то помятым. Его острый крючковатый нос еще сильнее выдаётся вперед и теперь может достойно поспорить со знаменитым носом Сирано де Бержерака. Синие круги проступают под маленькими, спрятанными под черными бровями глазками.

«Оказывается, — с удивлением отмечает про себя Вера, — Фавны тоже могут уставать! Как обыкновенные люди. Если только Горбоносый не такой же, как и я». Она вспоминает, что эта мысль уже её мучила раньше.

Не слишком ли много размышлений для сегодняшнего вечера? Размышления одинокой девушки, которые, увы, не заменят хороший секс с Алексеем…

Она сожалеет, что не сильно пьяна — стихов в таком состоянии не пишут, её запала на разгадку аномальной головоломки явно не хватит.

— Вы правы! — говорит Вера, — я уже собираюсь. Вызовите такси.

— Стоит у подъезда!

На лице Горбоносого, не смотря на утомленность, непроницаемая маска. Может быть, он опасается, что Вера опять начнет расспрашивать о способах удаления аномалии, а ему, из-за негласных божьих установок, запрещающих небесных регламентов, нельзя делиться со смертными конфиденциальной информацией?

Вера встает, идет мимо Пьера и Карины, а те пока не собираются уходить, продолжают веселиться. Пьер, щуря от удовольствия раскосые глаза, потягивает вино из бокала, другую руку удерживая на бедре Карины. Полуоткрытая грудь девушки, хорошо видимая в глубоко декольтированном вечернем платье, возбужденно вздымается и опускается.

«Это из-за них ушел Алексей. Долбанная аномалия!» — со злостью думает Вера, хотя причина расставания с бойфрендом очевидна. Причина в Ире, её подруге. Возможно, она несправедлива к миллионеру, но Вера желает думать, что виноват именно Пьер и никто иной.

 

Глава 15

Директор детективного агентства Ярослав Юрьевич лежал расслабившись.

В комнате для отдыха, примыкавшей к его большому кабинету, был разложен массажный стол, сделанный из металла, обитый поролоном и синей искусственной кожей. Хороший стол, надежный. На нем директор любил лежать перед обедом, когда по специальному вызову его посещала массажистка из частной клиники.

Если требовалось сильнее размять спину, Ярослав Юрьевич вызывал мужчину-массажиста, но сегодня он вызвал именно женщину — сухощавую, жилистую, с высохшим бесцветным лицом. Легкие, ласковые касания её ладоней, увлажненных массажным кремом, убаюкивали и хорошо расслабляли директора агентства. И в тоже время, женщина умело массажировала чувствительные точки акупунктуры. После её воздействия мышцы возвращали прежнюю эластичность и не болели кости. Хотя это могло быть иллюзией — от возраста не убежишь, не поможет никакой массаж.

Ярослав Юрьевич лежал, опустив лицо в специальный вырез в столе, из проигрывателя лилась релаксирующая музыка. Массаж никак не был связан с эротическими развлечениями — для этого у него были молодые девушки, оформленные детективами. Просто массаж и всё! Расслабление и релаксация.

Под музыку хорошо думалось. Мысли текли ленивые, а потому не озорные, спокойные и даже долгое отсутствие связи с Вадимом Денисовым под такую музыку ощущалось не так тревожно.

Вадим уехал в лес еще вчера, чтобы забрать девчонку и водителя. С ним поехало несколько человек для поддержки, но, люди все вернулись, кроме этой троицы. Один из посланных сотрудников сообщил, что когда они нашли водителя, на поляне случилась перестрелка. Что произошло дальше? Непонятно. Сотрудник убежал, а от Вадима вестей нет.

Директор предвидел недовольство Александры Егоровны и не знал, стоит ли её беспокоить, сообщать, что Денисова никто не видел со вчерашнего дня. Хозяйка могла разозлиться. Точнее она обязательно рассердится — вдруг у неё запланировано вечернее посещение Вадима, а того нет на месте.

Конечно, если рассуждать теоретически, Вадима могли взять те, с кем началась перестрелка в лесу, а что это за люди директор не знал. Он делал очень маленький допуск на то, что это были бандюки или, допустим, грибники, решившие опробовать в лесу травматику и случайно наткнувшиеся на живых мишеней. Такой допуск был мизерным, слабовероятным.

Наиболее правдоподобным выглядело присутствие в лесу силовиков, тех самых, что делали обыск в Доме Отдыха. Если перестрелка была с ними, то именно эфэсбэшники могли задержать Вадима.

Такая мысль была ему неприятна, потому что вела к нехорошим выводам. Директор сразу начал припоминать, что было известно Денисову, и о чем он мог рассказать на допросе с пристрастием, без адвоката. Воспоминания были угрожающими, тревожными, ибо Вадим знал практически все о деятельности их детища, которое носило литературное название «Улисс». Но резона сливать информацию у него не было. Так, если только мелочь, что-то отдать, чтобы отцепились.

Однако самое главное, Вадим не знал подробностей операции обмена — где, когда, кто будет участвовать со стороны «Улисса».

От этой мысли Ярослав Юрьевич повеселел.

— Повернитесь на правый бок! — попросила массажистка, невольно прервав его размышления.

Директор агентства медленно повернулся и с недовольством заметил, что его живот, пока небольшой, не очень ощутимый, все же свесился на бок, как сумка почтальона, плотно набитая письмами и газетами. Массажистка продолжила давить на точки, сопровождая свое воздействие болезненными, но терпимыми ощущениями. «Зато потом будет здорово! — подумал директор, — так всегда бывает, сначала боль, потом облегчение. Но где же всё-таки Вадька? Неужели в ФСБ?»

На столе зазвонил мобильник и Ярослав Юрьевич в надежде, что нашелся Денисов, поторопился его схватить. Однако звонила Александра Егоровна.

— Как там у вас? Нашли девицу и водителя?

— Ищем! — лаконично ответил директор агентства.

— И долго будете? Где там Вадим? Какого хрена он делает?

— Я его отправил в лес, он возглавил группу.

Александра Егоровна на минуту замолчала.

— Ты когда его отправил? — в её голосе послышались жесткие нотки.

— Вчера еще…

— До сих пор ничего нет? Тогда отзывай их оттуда. Хватит бездельничать, работы и здесь хватает. В обед, чтобы были здесь. Ты понял? Обед это дедлайн! — бросила она модное словечко.

— Окей, сейчас позвоню.

Говоря последние слова, Ярослав Юрьевич надеялся выиграть время — вдруг Денисов объявится с минуту на минуту, тогда не придется ничего докладывать.

— Ладно! — хозяйка помолчала, но в этом молчании было нечто зловещее, и Ярослав Юрьевич явственно представил её фарфоровые острые зубы. — Что у тебя с обменом? Состоится сегодня?

— Да, всё заряжено! Их человечек привезет флэш-накопитель, и мы его заберем…

— Не забыл, что делать дальше? Действуйте, как я сказала! Да, еще. Никто не помешает? Уверен, что этот Макаров из «Россервиса» не сообщил эфэсбэшникам?

— Им сообщили, но не Макаров.

— То есть? — насторожилась Александра Егоровна.

— Там есть один парень, думаю, он их стукач. Мне удалось его переманить за бабки, и он слил Конторе дезу.

— Да ну! — воскликнула хозяйка радостно удивленным тоном, — все-таки не зря я тебе такие деньги плачу, пупсик!

Директор, удивленный и отчасти смущенный интимно-ласковым обращением хозяйки, крякнул от неожиданности.

— Ты чего кряхтишь?

— Да мне тут массаж делают, — сказал он, косясь на массажистку. Та жестом показала, что надо повернуться на другой бок.

— Понятно. Массаж это хорошо, но смотри, не завали всё дело! — приказала Александра Егоровна. — Давай, до связи!

Ярослав Юрьевич, положил телефон на стол, но затем передумал, вновь взял его и набрал старшего группы, которой предстояло силой отнять флэшку у Алексея.

— Как вы там, ждете? — поинтересовался он.

— Ждем! — подтвердил старший.

— Смотрите не облажайтесь! Хозяйка сейчас звонила, она держит операцию под контролем.

— Все срастется, шеф!

— Знаю я вас! Срастется…

Он отключился. Массажистка попросила перевернуться на спину и начала массировать икры ног, потом перешла к ляжкам. Было приятно, и Ярослав Юрьевич прикрыл глаза, блаженно чувствуя ленивую истому.

Задумчивая тягучая музыка, журчала и тихо лилась как лесной родник, бережно лаская его слух. Она не усыпляла, а настраивала на философский лад. И Ярослав Юрьевич был рад поразмышлять об «Улиссе», о Вадиме, об Александре, о том, что жизнь как-то странно скрутила их в один трехжильный жгут, запаянный в пластиковую оболочку. Пока они сплетены этой оболочкой — они неразлучны, но стоит острому ножу электрика зачистить её, срезать оплетку, как жгуты вывалятся каждый по-отдельности наружу, ничем не связанные.

Ленивые мысли, окутанные приятной истомой, текли дальше. Однако чем выше по ляжке пробирались пальцы массажистки, тем сильнее проявлялось в нем мужское желание. Он почувствовал эрекцию и, открыв глаза, глянул на встопорщившийся бугор в плавках. «Что за дела! Вот хрень — не вовремя! — суетливо подумал он, чувствуя, как тает расслабляющее ощущение истомы и нарастает возбуждение, — вызвать Анку или этой обойтись?»

Массажистка выдавила на ладони массажный крем и вернулась к икрам, делая вид, что не замечает восставшего мужского достоинства, а Ярослав Юрьевич перевел глаза с плавок на неё.

«Нет, страшна!» — решил он. Взяв мобильник, предусмотрительно положенный с края стола, директор позвонил секретарю — молодому мальчику, сыну одного из армейских сослуживцев.

— Ваня, — попросил он, — найди Анюту. Пусть минут через пятнадцать зайдет. Дело для неё есть одно, детективное.

 

Глава 16

— Слушай, Петр, я тут собираюсь потолковать с директором «Улисса», нет желания подъехать? Думаю, тебе будет полезно.

— Конечно, Станислав Игоревич, когда подъезжать?

— Через часок. Мы как раз подготовимся, получим от судьи санкцию на обыск. Группу для перехвата вашего сотрудника Алексея я уже направил. Спасибо тебе за номер. Отследили!

Евграфов позвонил Курасову через полчаса после того как тот послал смс с номером Лёши. Голос его звучал бодро, приподнято, чувствовалось, что операция вступает в завершающую фазу. Подполковник, как показалось Петру, уже готовился проколоть погоны под следующую звездочку.

— Я буду, — пообещал Петр, — обязательно!

Он не испытывал разочарования в своем поступке. Всё уже было передумано, доводы взвешены, плюсы и минусы учтены. Ему ничего не должно было грозить, потому что он, Пётр, все учел, всё предусмотрел, обо всём договорился.

К детективному агентству возле Белорусской, находящемуся в здании бизнес-центра с одноименным названием, он добрался прежде оперативников. Пришлось некоторое время постоять в сторонке, недалеко от входа. Петр не курил, от нечего делать на смартфоне он вошел в интернет, начал просматривать новости. Ничего интересного не обнаружилось. Похоже, о громком деле «Россервиса» уже стали помаленьку забывать. «Как всегда, — подумал он, — сначала громко прокукарекают, а потом всё сольют в унитаз. Нет, правильно я решил помочь «Улиссу»».

Мимо проходили две девушки, веселые, смешливые, в пестрых летних одеждах — майках и джинсах. Они обратили внимание на задумчивого Петра и прыснули от смеха. Тот отвлекся от смартфона, посмотрел им вслед, заулыбался щедрой улыбкой — сразу вспомнились Вера и Ирина.

С первой у него ничего не получилось, а со второй… Со второй был однажды секс в офисном туалете, но отношения не сложились и они разбежались. Черт его знает, почему! С другой стороны он не жалел об этом, Ирка была не для него — слишком развязная, слишком тупая. Она раздражала своей активностью и, как казалось, натужной веселостью. Такие девчонки ему не нравились и если Алексей запал на неё, то флаг ему в руки!

Вера, конечно, была лучше. Спокойная, тихая, милая. Правда в последнее время, ему показалось, что она изменилась в худшую сторону — сделалась чересчур самостоятельной, а последняя встреча с ней вообще сильно насторожила его. Раньше он её такой никогда не видел — решительной, смелой, очень далекой от образа офисной мышки. Взгляд синих глаз её изменился, он приобрел оттенок дерзости, напористости, какой бывает у деловых женщин, имеющий собственный бизнес. Вера где-то загорела, и бронзовый цвет её кожи теперь органично довершал новый образ спортивной, деловой, раскованной девушки.

От посторонних размышлений Курасова отвлек шум подъезжавших машин. Повернувшись к дороге, он увидел приближающиеся два черных джипа и микроавтобус с надписью «Следственный комитет РФ». Когда кортеж остановился, первым из машины появился Евграфов. Он подошел к Курасову, поздоровался за руку. В это время из других машин высыпали еще люди: следователи, спецназовцы. Они встали небольшими кучками и закурили, ожидая команды.

Посмотрев в лицо Петра внимательным, как бы изучающим взглядом, Евграфов произнес:

— Значит расклад такой, заходим в здание, поднимаемся на десятый этаж в офис «Улисса», входим в кабинет директора. Его зовут Ярослав Юрьевич. Там проводим обыск и допрос. Всё ясно?

— Вроде! — ответил Курасов, не подавая виду, что накануне общался с этим самым Ярославом Юрьевичем.

В глубине души Петр не очень понимал, почему подполковник выдает такие подробности. Он, Курасов, еще не зачислен на службу, по сути, ещё никто. Но конечно, то, что с ним считаются, наполняло гордостью, позволяло резко повысить и без того высокую самооценку.

Петр поправил галстук, застегнул пиджак на все пуговицы, чувствуя себя готовым вершить крупные дела. Руки сами собой сцепились за спиной, отчего Курасов принял важный вид и стал похож на молодого чиновника правительственной администрации.

Подполковник с непонятной усмешечкой оглядел его фигуру, но ничего не сказал.

— Всё, пошли! — громко подал он команду.

Сопровождавшие его люди, нестройно двинулись к входу в бизнес-центр «Белорусский».

На сей раз Петр не торопился, как это было в Доме Отдыха. Он решил держаться за спинами силовиков, не желая лишний раз попасться на глаза директору агентства, с которым у него были договоренности. Ярослав Юрьевич не видел его вживую, но при желании сумел бы заполучить фото из отдела кадров их фирмы. Вместе с тем, неожиданное появление Курасова в компании с подполковником ФСБ в сопровождении спецназа, могли вызвать подозрения, что он кинул «Улисс». Выглядеть обманщиком Петру не хотелось.

— Ты как инспектор! — поддел его Евграфов и в голосе его послышались насмешливые нотки, на которые Петр сразу обратил внимание.

Евграфов странно себя вел, отметил он про себя. Сначала насмешливый непонятный взгляд, теперь эта ироничная усмешка. Складывалось ощущение, что Петр в последнее время вызывал раздражение у силовика, которое тот тщательно скрывал под добродушной маской.

Смутное чувство тревоги кольнуло сердце Курасова.

Загрузившись в лифты, они быстро поднялись на десятый этаж. Охранник-чоповец, увидев столь внушительную группу вооруженных людей с надписью на черных куртках «ФСБ», не рискнул помешать им. Он даже не успел нажать на кнопку оповещения центрального пульта, потому что тут же был вытащен из-за стола и препровожден к окну, где его посадили на стулья под присмотром одного из спецназовцев.

— Теперь в кабинет директора! — приказал Евграфов своим людям.

Он пошел впереди, за ними двинулись два следователя Следственного Комитета, одного из которых Курасов видел в Доме Отдыха. Следователи шли с невозмутимыми лицами, как живое воплощение суровости уголовного закона.

Кабинет Ярослава Юрьевича нашли быстро. Молодой худощавый паренек, исполнявший секретарский функции не успел даже вскочить из-за стола. Один из спецназовцев тяжело придавил его рукой к стулу.

— Сиди! — коротко приказал он.

Распахнутый офис Ярослава Юрьевича начал заполняться людьми в камуфляже, плотных и мощных, от навешанной на них амуниции, словно роботы-трасформеры.

Евграфов, следователи и шедший позади Курасов вошли в пустовавший кабинет, и остановились у дверей, ведущих в комнату отдыха.

— В чём дело, кто там? — раздался начальственный баритон, по-барски пренебрежительно, выговаривающий слова.

Следователи открыли дверь в комнату. На массажном столе лежал голый директор агентства, прикрытый махровой простыней по плечи. Курасову бросились в глаза его густо заросшая седыми волосами грудь и лысая, маслянисто блестевшая голова. Возле него стояла высокая девушка с растрепанной прической, торопливо приводя одежду в порядок. Из стоявшей на столике магнитолы лилась расслабляющая спокойная музыка.

«Развлекается!» — подумал без осуждения Курасов, считавший вполне допустимым секс на работе, тем более, если им занимались топ-менеджеры.

— Вы кто такие? — продолжал недовольно спрашивать Ярослав Юрьевич, — что здесь делаете? — Он поднялся с массажного стола, кутаясь в оранжевую махровую простыню, словно ему было зябко от одного вида посторонних лиц.

— Проводим обыск. Вот Постановление судьи, — один из следователей выступил вперед и показал директору агентства лист бумаги.

Директор мельком глянул на Постановление и провел вокруг себя рукой, делая жест, которым раньше пахари засевали поле. — Валяйте! У меня ничего нет, чтобы вас заинтересовало, — но через секунду добавил, — да, в сейфе лежит травматический пистолет. Там же и разрешение на него.

Ярослав Юрьевич выглядел спокойно, словно ожидал того, что случилось. Он не суетился, не дергался, не истерил. Как понял Петр, директор допускал, что Денисова взяли силовики и, следовательно, со дня на день могли появиться на пороге его компании.

— Вы пока оденьтесь! — вежливо попросил Евграфов.

Подполковник выключил магнитолу и вышел из комнаты отдыха в офис, уступая место следователям, решившим начать осмотр именно с места интимного времяпровождения лысого директора. Петру вспомнился недавний секс-скандал с одним из иностранных банкиров-финансистов. «Как его там звали? Старый сатир?» Ярослав Юрьевич вписывался в эту категорию сатиров — пожилой человек, покрытый седой шерстью. Петр криво усмехнулся, прищурив раскосые глаза, и вышел следом за куратором.

В офисе он услышал обрывок указаний Евграфова, отдаваемых кому-то по телефону.

— Везите её сюда! Чем скорее, тем лучше.

Сначала Курасов подумал, что Станислав Игоревич говорит об Ире, но потом понял, что тот распорядился привезти из полиции женщину для личного обыска девушки, задержанной вместе с Ярославом Юрьевичем. Евграфов не хотел повтороить ту же ошибку, которая допустил с Главным, успевшим передать важную информацию Вере.

Собственно ему, Курасову, здесь делать было нечего, и непонятно, зачем Евграфов настоял на его участии в обыске.

Петру вдруг стало душно. Воздух показался тяжелым и спертым, словно в офисе генерального директора работала установка по откачке кислорода. У него возникло чувство, что еще немного, и все они попадут в вакуумную упаковку, как какие-нибудь фрукты или овощи, законсервированные на короткий период. Вдобавок ко всему, кондиционер не работал, а лежащий на столе комнатный дезодорант источал тошнотворный ландышевый запах.

Подойдя к окну, Курасов открыл половинку, впуская свежий воздух с улицы, но Евграфов строго прикрикнул:

— Закрой! — потом, смягчившись, пояснил уже спокойнее, — вдруг у них есть условные знаки.

Молодой человек торопливо прикрыл окно, отошел вглубь кабинета. «Блин, быстрее бы закончить, — думал он, слоняясь без дела от стола к креслам. — Интересно, как там у Алексея? Взяли у него флэшку или возникли траблы?»

Он изредка поглядывал на Евграфова, спокойного, даже флегматичного. Петру показалось, что подполковник не сильно интересуется результатами обыска, будто ему известно заранее, что ничего не найдут.

«Откуда? Почему он так уверен?»

Директор, наконец, оделся и вышел из комнаты отдыха. Пройдя к столу, он сел на свое место с непроницаемым видом, точно происходящее его совсем не касалось и никак не затрагивало. «Хорошо держится, этот сатир — Ярослав Юрьевич!» — оценил Петр.

Один из следователей открыл сейф в углу, извлек травматический пистолет, по виду — точная копия ПМ, достал разрешение. В сейфе еще были бумажки, но они, как увидел Курасов, интереса для следствия не представляли и следователь пренебрежительно отодвинул их в сторону.

— Ну что, ничего нет? — поинтересовался без видимого интереса Евграфов. — Я так и думал!

— А что вы хотели найти? — хмыкнул директор агентства, — бомбу что ли? Так мы ничего лишнего не держим. Разве что коньячок.

В кармане у подполковника зазвонил мобильник. Он достал трубку и отошел к окну. Разговор, отметил про себя Курасов, куратор вел вполголоса, не доверяя посторонним ушам. Станислав Игоревич встал, повернувшись спиной к окну и имея возможность контролировать приближение любого человека. Как назло Петру очень захотелось узнать, что же обсуждает силовик, так как ему показалось, что разговор каким-то образом может касаться его самого.

Он невзначай пододвинулся в сторону Евграфова, но подполковник, тут же заметив это движение, злобно зыркнул на него глазами. На лице куратора проступило что-то враждебное, неприятное, причем, не сам взгляд казался страшным, не холодное застывшее лицо, но та неожиданно возникшая внутренняя сила, которая действовала отталкивающе на Петра, ставила между ними железобетонную преграду. Это сильно напугало Курасова.

«Ни хрена себе, кажется спалился!» — догадался он, находясь на грани истерики.

Ноги его приросли к полу, и он как побитый за неуместные шалости щенок, сначала втянул в голову в плечи, а потом начал зачем-то пятиться назад. Закончивший разговор в это время, Евграфов заметно повеселел. Глядя на неловко пятившегося Курасова, он заметил:

— Петя, ты задом стенку пробьешь! Притормози! Подойди к столу, присядь.

Подчиняясь ему, Курасов безвольно подошел и бухнулся в кресло у стола, почти рядом с Ярославом Юрьевичем, который молчал и с интересом наблюдал за поведением молодого человека.

— Как я вижу, вы очно не знакомы? — продолжал говорить Евграфов, с довольным видом ведущего передачу «Жди меня», который помог родственникам обрести друг друга. — Это директор агентства Ярослав Юрьевич, — представил куратор руководителя «Улисса», — а это мой помощник Петя Курасов.

— Не понимаю, Станислав Игоревич… — начал было Петр, но подполковник его прервал.

— Вы уже познакомились по телефону. Верно?

Курасова бросило в жар, он вспотел и почувствовал, как тугой воротник жмет его шею. «Откуда он узнал? — промелькнуло в голове у Петра, — если только меня не сдали. Это директор мог сдать. Точно, больше некому! Телефон его не прослушивался, он сам мне сказал. Мой телефон тоже. Значит, он им позвонил и меня слил!»

Он с ненавистью глянул на спокойного директора агентства, но тот даже бровью не повел. Наоборот, на его лице возникло насмешливое выражение, говорящее, что он, Ярослав Юрьевич, никому и ничему не верит. Лысая лобастая голова наклонилась вперед, будто директор как бык готовился бодаться в предстоящей корриде.

— Какой ты мне номер Алексея отправил? — продолжал между тем Евграфов и голос его становился всё ласковее.

— Я? Не помню. Не помню все номера, он у меня забит в адресной книге. Хотите, посмотрю?

— Не стоит утруждаться. Я тебе сам скажу. Ты сбросил мне номер с ошибкой. Всего лишь одна цифра написано неправильно.

— Нет, мне кажется, я правильно написал…

— Увы! Одна цифра! Но самое главное не это, Петр. Думаешь, к нам берут людей без проверки, прямо с улицы? Типа шел мимо ФСБ — дай-ка зайду, вдруг возьмут? Ты так себе это представлял?

Растерянный Курасов пожал плечами. Он всё не мог догадаться, откуда куратор узнал о его поступке; слил ли его директор-детективщик или кто другой. Однако теперь было абсолютно понятно, что карьеры в спецслужбе уже не сделать.

— Нет, брат, так не бывает! — продолжал говорить Евграфов, быстро передвигаясь по кабинету за спиной сидящего Курасова. Из-за этого Петр все время вертел головой, стараясь не упустить подполковника из виду. — Мы сразу узнали, что вы задумали с Ярославом Юрьевичем, о чем договорились.

Он достал из кармана диктофон и включил его, увеличив громкость. Раздался отдаленный, но вполне различимый голос директора, уговаривающего Петра изменить одну цифру телефонного номера Алексея. Курасов слушал запись, ни жив, ни мертв, бледнел и краснел одновременно. «Во спалился! — паниковал он. — Привлекут, точно привлекут!»

— Вы прослушивали мой кабинет? — подал голос Ярослав Юрьевич, стараясь, чтобы он звучал веско и возмущенно.

— С санкции судьи, всё по закону! — парировал Евграфов. Обратившись к Курасову, он закончил, — теперь Петя, как ты понимаешь, наши пути расходятся. Я мог бы тебе испортить жизнь за такую подставу, но помня о твоих былых заслугах, так и быть — отпускаю с миром!

Сказав последние слова, Станислав Игоревич сделал движение рукой, точно отталкивая от себя незадачливого кандидата в сотрудники спецслужбы. Курасов поднялся, медленно и тяжело, как глубокий старец и, не глядя по сторонам, пошел к выходу. Ему показалось, что весь мир рухнул, и жизнь для него закончилась. Карьера, слава, деньги — всё теперь в прошлом.

 

Глава 17

Увидев в дверях комнаты отдыха группу силовиков, Ярослав Юрьевич не сильно встревожился. Нечто такое он ожидал. В голову лишь вернулась недавняя мысль об их странном симбиозе: его, Вадима и Александры Егоровны, в сравнении с трехжильным проводом. «Вот и электрик, — констатировал он, — недолго ждать пришлось! Сейчас возьмут острый ножик и срежут обмотку. Как скальп с головы!»

Мысль показалась настолько реальной, что директор автоматически провел рукой по лысому черепу. Но волос на голове не было уже давно и это успокаивало — для скальпа вполне годились головы Вадимы и хозяйки. Не его!

Оставшись практически вдвоем после ухода Курасова, если не принимать в расчет торчавших у стенок спецназовцев и следователей, потрошивших его вещи, Ярослав Юрьевич обратился к коренастому эфэсбэшнику, которого принял за главного:

— Чем всё-таки обязан, если не секрет?

Евграфов сел на освободившееся место после Петра, напротив лобастого директора «Улисса». Он откинулся в кресле, потянулся, хрустя суставами.

— Вы ведь знаете, что мы задержали вашего заместителя Денисова? — небрежно поинтересовался подполковник.

— Где он сейчас?

— В больнице. Его ранили при задержании. А ваш водитель, ну не ваш персонально, а компании, был уничтожен, когда оказал сопротивление.

— Понятно! — протянул раздумчиво Ярослав Юрьевич.

В его голове моментально сложилась вся картина происшедшего в лесу: Вадим и водитель попали в засаду эфэсбэшников, отстреливались, результат теперь известен. Поэтому никто не выходил на связь, и возвращать из леса было некого, Труп начальника безопасности «Россервиса», вероятно, тоже нашли. Исчезла только девчонка — о ней никто не говорил. Впрочем, теперь она и не нужна!

Что же, он, Ярослав Юрьевич, предполагал возможность силового изъятия Вадима из операции. Как один из вариантов. Досадно! Это всё осложняло, поскольку рассчитывать теперь на его помощь нельзя и придется обходиться своими силами.

Ярослав Юрьевич вдруг вспомнил, о чем говорил сидящий перед ним сотрудник ФСБ Петру Курасову. Они прослушивали его кабинет. Они знают, что Петр послал не тот номер телефона, следовательно, у них есть настоящий номер парня, который принесет флэшку.

— Я бы предложил коньяк, но… — директор «Улисса» решил потянуть время, забивая его отвлекающими разговорами. — Но запасы кончились. Могу отправить секретаря в лобби-бар, он принесет!

— Обойдемся без выпивки! — отсек его предложение Евграфов. — Я хотел бы продолжить наш интересный разговор.

— О чем же? О моем заместителе?

— Нет, меня интересует фирма «Россервис» и её связь с вашей компанией, с детективным агентством «Улисс».

— Не вижу никакой связи! — твердо произнес директор агентства, — абсолютно никакой. Мы выполняли для них работу по договору — осуществляли доставку документов, конфиденциальных, иногда охранные функции. Вот и всё! Мы делали то же самое, что делают остальные компании нашего профиля. Ничего противозаконного! Я могу предоставить вам все договоры с момента первого дня сотрудничества. Смотрите, изучайте!

Произнося общеизвестные доводы в свою пользу, казалось, всецело занятый разговором, Ярослав Юрьевич продолжал напряженно размышлять.

Силовики знают номер телефона Алексея. Но… Им надо отследить передвижение этого парня — точное определение его места зависит от расположения приемо-передающих антенн компании сотовой связи. Надо вычислит радиус трех ближайших к нему вышек, установить ориентировочно точку, быстро туда добраться. На всё требуется время.

У «Улисса» есть несомненное преимущество — достоверное знание места встречи и обмена, где они будут ждать молодого человека в обусловленное время. Именно это обстоятельство грело Ярослава Юрьевича, заставляло его быть спокойным, вести с невозмутимым видом, но, не переигрывая, идиотские беседы с силовиком. Пусть себе тешится! Хитроумный «Улисс» всё равно решит свои проблемы.

Он даже подумал, что справиться без помощи хозяйки. Зачем её посвящать в мелкие перипетии детективной работы? Спецслужбисты сейчас закончат обыск и уйдут — не будут же здесь сидеть вечно, а он займется своим делом и после успешного его завершения доложит обо всём Александре, только без ненужных подробностей. Естественно, расскажет и о Вадиме. Таков план действий.

Директор сцепил пальцы рук замком, опустив локти на стол, словно решив для себя тяжелую задачу. Его лицо посветлело.

— Итак, я удовлетворил ваше любопытство? — спросил он Евграфова, поглаживая лысую голову.

— Мы только начали. Коньяк я не буду, а вот кофе бы выпил. Не угостите?

— Никита! — крикнул директор в открытую дверь в приемную. В проеме появилось бледное лицо молодого человека. — Сделай чашку кофе нашему гостю!

— Окей! — ответил секретарь, затравленно поглядывая на спецназовцев.

— И побыстрее! — добавил строго и внушительно Ярослав Юрьевич, показывая своим видом, что только он здесь хозяин, и слушаться надо только его.

Юноша исчез.

— Эта молодежь! — укоризненно заметил директор, между тем, улыбаясь.

— Нормальная молодежь!

— Но у вас тоже проблемы. Например, с молодым человеком, с Курасовым, которого вы выгнали!

— Ничего, разберемся!

— Кстати, раз вы говорили о прослушке, меня до сих пор слушают? — Ярослав Юрьевич провел взглядом по офису, будто мог с ходу отыскать скрытые микрофоны и камеры.

— Нет, уже всё отключили и сняли технику, — легко соврал ему подполковник, — вы не волнуйтесь, мы всё делаем в рамках закона.

— Понимаю! — кивнул головой Ярослав Юрьевич, в глубине души не поверивший сотруднику ФСБ. По крайней мере, сам бы он точно исказил правду — чего не сделаешь ради дела!

Он мельком посмотрел на стоявшие перед ним настольные часы. Часы были из офисного набора, массивные, обрамленные в зеленый мрамор с позолотой. У директора в голове пронеслась дикая мысль — схватить их, взмахнуть и со всей силой обрушить на голову сидящего человека. Часы были тяжелыми, могли проделать в черепе отверстие, хотя и простого удара было бы достаточно для отключки противника на неопределенный срок. Но нет, не нужно таких крайностей! И часы и он сам еще поработают в компании «Улисс».

Между тем, часы показывали половину одиннадцатого. Обмен был назначен через час, а за это время следовало освободиться от опеки силовиков. Секретарь внес кофе, поставил чашку перед подполковником.

— Ну вот! — произнес Станислав Игоревич с такой интонацией, что его собеседник не понял, к чему относится замечание: то ли к кофе, то ли к их неспешному разговору. — Меня интересует, Ярослав Юрьевич, в каких вы отношениях с Александрой Егоровной из министерства. Знаете такую?

Евграфов эффектно замолчал, внимательно оценивая реакцию директора «Улисса», а у того в голове пронеслось: «Вот и ножичек электрика, сейчас будет зачищать оболочку».

— Я нет. Откуда? — Ярослав Юрьевич сделал непонимающее лицо. — Мы с министерством дел не имеем. Это я могу сказать абсолютно точно!

— Странно. А вот ваш заместитель, Денисов Вадим, её знает…

— У нас у каждого большой круг знакомых, — Ярослав Юрьевич опять наклонил вниз лобастую голову, словно продолжая бодаться, — за Вадима я не отвечаю!

Подполковник помешал ложечкой сахар в чашке, как бы что-то обдумывая.

— Послушайте, — наконец сказал он, — если вы надеетесь перехватить флэшку первым, то ваши надежды беспочвенны. Так бы я выразился. Как только я узнал об обмене, еще до того как Курасов передал мне неправильный номер, мы уже вычислили этого паренька, Алексея. Наша наружка зацепила его и вела почти от самого «Ориона» и сейчас мы точно знаем, где находится этот молодой человек. Вот так-то! А вы тут со мной играете в слова!

«Вот ножик и вжикнул! — пулей пронеслось в голове Ярослава Юрьевича, — еще несколько таких срезов и я останусь голым. Буду одиночной проволокой. В сущности нас и так осталось двое с хозяйкой — Вадима уже отрезали».

Директор почувствовал, что кончики пальцев его похолодели. Он очень пожалел, что не попросил чашку кофе — горячее стекло могло бы сейчас согреть руки.

— Считайте, что информация уже у нас в руках! — продолжал между тем Евграфов, как опытный картежник, делая паузы и подыгрывая лицом. — Я думаю, мы много узнаем о ваших работодателях, а может и о вас заодно. Что скажете?

— Мне ничего неизвестно. Я уже говорил!

— А Александру Егоровну вы всё-таки знаете?

Здесь Ярослав Юрьевич первый раз за весь разговор замялся.

Что делать? Сливать хозяйку или держаться до последнего? Этот эфэсбэшник чертовски убедителен. Если они, действительно, ведут Алексея, то можно считать, флэшка у них в руках. Но чем это грозит лично ему? Он получал только оплату за работу в агентстве, плюс небольшие квартальные бонусы. Это не предъявишь в качестве обвинения по уголовному делу, и даже на административку не потянет. Конечно, с «Улиссом» по-видимому, будет покончено, поскольку хозяйку возьмут за задницу вместе с директором «Россервиса», но он-то не при чем! Он, Ярослав Юрьевич, не при делах!

— Да, я её знаю! — глухо сказал директор «Улисса», — она владеет этим агентством, мы работаем на неё.

— Вот видите, сказать правду не трудно, труднее держать её в себе, — рассеянно заметил Евграфов, поигрывая ложечкой.

У Ярослава Юрьевича сложилось впечатление, что силовика уже не очень интересовало его признание в знакомстве с дамой из Министерства, словно он наперед это знал, так же как наперед знал, что обыск в его кабинете ничего не даст. Факт знакомства не так уж и важен сам по себе и со стороны Евграфова требовалось только небольшое усилие, чтобы дожать директора. Но Ярослав Юрьевич сам признался.

«Что ему еще нужно? — подумал он, настороженно глядя на подполковника, размышляющего о чем-то своем. — Разве мало я рассказал о хозяйке? Её теперь можно привлечь за занятие бизнесом, она же государственный чиновник! Но он хочет еще чего-то».

Евграфов поднялся с кресла, отставив пустую чашку кофе, быстро зашагал по кабинету как в прошлый раз, когда здесь еще сидел Курасов.

— У вас связь с ней имеется? — поинтересовался он.

— Да, по мобильнику.

— Отлично! Превосходно!

Силовик потер короткие крепкие руки и директор «Улисса» на минуту представил, как подполковник этими самыми сильными руками вдруг сожмет его горло. Ярославу Юрьевичу стало нехорошо.

— А что вы хотите? — тревожно спросил он, потерев пальцами виски, в которых неожиданно возникла тонкая сверлящая боль.

— Мы? Ничего страшного! Знаете, у меня родилась прекрасная идея. Что, если вы позвоните Александре Егоровне и попросите её подъехать на место обмена? Сможете? Как видите ничего сложного!

— Погодите! Как это позвоню? Зачем? Она знает, что обмен должен состояться без посредников. Зачем ей там появляться?

— Эх вы, Ярослав Юрьевич! Вы же были ментовским опером после службы в армии. Не понимаете?

— Нет!

— На кого вы собираетесь обменивать флэшку? Девушки, этой, Ирины, у вас нет, ведь так?

— Так!

— Алексей без неё флэшку не отдаст. Поэтому вы позвоните Александре Егоровне и скажете, что Алексей требует встречи с главным. Без этого обмен не состоится. Логично?

— Пожалуй!

Услышав план эфэсбэшника, Ярослав Юрьевич признал, что под этим соусом он мог бы поговорить с хозяйкой, перетереть, как сейчас выражаются. Но было одно «но». Александра в любом случае не поедет на встречу, поскольку приказала флэшку отобрать, а парня завалить. Об этом плане хозяйки Евграфов ничего не знал, а директор агентства ничего не говорил.

Ярослав Юрьевич вслед за подполковником поднялся с кресла, подошел к окну, выглянул.

Ветер носился по улице как бездомный бродяга, залетая под днища машин, в решетки дождевых сливов. Он вырывал из-под дворников авто, припаркованных вдоль тротуаров, рекламные объявления и флаеры, взвивая их вверх и щедро разбрасывая по сторонам. «Вот я и голый, без оболочки! — вдруг подумалось Ярославу Юрьевичу — теперь один. Остальные проводки срезаны».

— Я попробую! — согласился он. — Когда надо звонить?

— Сейчас!

 

Глава 18

Помощник Алексиса сеньор Никколо отмечал день рождения. По своему обыкновению делал он это скромно, без помпы, без приглашения друзей. Собственно и друг-то у него был всего один — его компаньон Алексис. Сеньор Никколо жил без жены и Алексис не знал — есть ли у него семья, дети, свой дом. Были ли они в прошлом.

Когда в ресторане «Негреско», во время свидания, к нему подошла дочь Сильвена и сказала, что надо вернуться, чтобы вытащить Иру из лап этих опасных детективов, он без промедления попрощался с Верой и поехал в Бордигеру. Алексис мчался по ночной дороге, освещенной ярким светом «Феррари», думал о девушке, которую пришлось покинуть, вспоминал её лицо, глаза, губы. И только при подъезде к городку, его телефон вдруг зажег экранчик с портретом Никколо, а звуковой сигнал оповестил о наступившем дне рождения приятеля-компаньона. Состоявшееся свидание словно лишило Алексиса памяти, возможности трезво рассуждать, что-то планировать, напрочь выбило его из привычной жизни.

Он посетовал на свою досадную забывчивость, но готовить что-то было уже поздно, сюрпризы в виде раскрывающегося торта, из которого выскакивает полуголая стриптизерша, его компаньону не нравились. Поэтому он решил открыть старое вино, приготовить пасту и посидеть за столом с Никколо, а потом уже вернуться в Москву для обмена.

День как раз выдался удивительно хорошим. Утренний воздух ласково гладил верхушки пальм, как любящий папаша макушки подрастающих детей. Солнце не калило набережную немилосердным светом, а лишь быстро скользило по шершавым камням мостовой, словно бесшабашный мальчишка на скейтборде.

Алексис смотрел из глубины комнаты на окно, вспоминал, как они стояли с Верой и целовались в ореоле ослепительного света. Красиво и романтично.

Как ни странно, за время проживания в итальянском городке, он редко думал об Ирине, хотя ведь именно с ней у него завязался роман после встречи в «Десятке». Казалось бы, его помыслы, чувства, желания, должны быть захвачены именно этой девушкой. Но нет, это было не так. Ирина была неожиданной, забавной, временами милой, но… Всё было не то! Вера — вот, кто была ему нужна. Именно она и никто иной.

Сейчас он должен был помочь Ире. Обязан. Но на самом деле ничто не принуждает его к такому поступку — в сущности, их мало что связывает. Тогда в зале ресторана, когда он смотрел в глаза Веры, у него возникла мысль отказаться и не возвращаться в Москву для обмена. Мысль мелькнула и исчезла.

Как же это назвать: чертовой порядочностью, упрямством характера, верой в принципы, один из которых «своих не бросаем»?

Алексис берет бутылку старого вина, открывает её, льёт вино в бокалы. Вино льется с бульканьем, стенки бокалов приобретают гранатовый цвет. Входит грузный Никколо, он тяжело дышит, вносит тарелки с пастой. У них в офисе есть небольшая кухня, где можно готовить, там Никколо и занимался священнодействием с пастой. Это его любимое блюдо, приготовление которого не доверяется никому.

Он садится за стол, и они с Алексисом принимаются есть, запивая пищу вином.

— Какой бы ты хотел подарок? — между прочим, спрашивает Алексис.

Он не придерживается западных правил, когда дарят всякие безделушки, хоть и памятные чем-то, но малопригодные для практического применения. Ему нравится делать дорогие подарки, потому что он, как и Вера, в своем мире может позволить себе всё. В прошлый день рождения Никколо была подарена моторная яхта. В этот, он подумывает о хорошей машине, например «Мерседесе». Компаньон еще не знал о его замысле и Алексису приятно разыгрывать из себя Креза.

— Я? — Никколо коротко задумывается, — круиз по Средиземному морю.

— Можно устроить, — кивает головой Алексис, но потом, вспомнив ресторан «Негреско», где он видел Макарова в паре с Вероникой Ивановной из отдела Веры, уточняет — одно место или?..

— Одно, конечно, одно! — круглое лицо Никколо изображает удивление, поскольку у него нет тайн личной жизни. Алексис знает обо всех его романах в прошлом и о том, что сейчас он в поиске.

«В ресторане был тот Макаров. — думает Алексис, — я не ошибся, когда предполагал, что мой Никколо остался в Бордигере. Конечно, я идиот! Там же был мир Веры, её герои, а мои здесь, со мной».

— Круиз, так круиз! — замечает он, — а я, признаться, хотел подарить тебе «Мерседес».

— Зачем мне машина? — заплывшие глаза Никколо удивленно раскрываются, и Алексис отмечает, что в этом мире персонажи богаты мимическими выражениями. В Москве люди более скрыты — ничего не прочитаешь на их лицах. Об этом еще Вера ему говорила и с этим не поспоришь! Все-таки здесь Италия и Франция, а там Россия.

— Тебе разве не хочется куда-то поехать из города? — спрашивает Алексис, — например, во Францию или Германию. Путешествовать на машине не хуже, чем плавать на лайнере по морю. Поверь мне!

— Верю! Но лучше круиз.

— Окей!

Они продолжают есть, пить вино. Солнце залетает в комнату, отодвигая трепещущие занавеси в стороны и пронизывая пространство длинными желтыми лучами, как щупальцами, падая бликами на деревянный пол. Один из таких лучей косо ложится на ноги Алексиса, обутые в светло-бежевые летние туфли. Он чувствует, как нагревается кожа обуви, но ноги не убирает. Приятное тепло успокаивает и расслабляет.

Он думает, что сейчас, когда предстоит сложное возвращение в Москву, в другую жизнь, ему как никогда потребуется стойкое душевное спокойствие, защищающее подобно бронежилету от суеты и издерганности реального мира. Душевное спокойствие… Его не просто достичь.

Алексис смотрит на компаньона, увлеченного поглощением пасты, на свой бокал красного вина, на солнечную комнату, на чертежи свернутые рулоном и стоящие у стены. Он знает, что там, у пирса, есть несколько парусных яхт, спроектированных им. Они стоят на привязи, покачиваясь мачтами, как будто приветственно машут ему руками.

Это и есть его мир, то самый, который дает душевное спокойствие, заряжает его как аккумуляторную батарейку. Мир, который ему не хочется покидать.

— Надолго уезжаешь? — прерывает размышления Алексиса Никколо.

— Боишься, что не справишься один?

— Всякое может быть! — пожимает толстыми плечами компаньон.

— Знаешь, я познакомился с девушкой, работающей на нашего заказчика. Её зовут Вера, и она живет в Ницце. Я тебе оставлю её телефон. Возникнут трудности — звони ей, она поможет!

Никколо молча наклоняет голову вниз, в знак согласия, и Алексису кажется, что своими манерами он напоминает Горбоносого распорядителя в зале отеля ресторана «Негреско». Такая же загадочная немногословность, приветливая учтивость в которой сквозит воспитание старой школы.

— Я думаю, что долго не задержусь, — добавляет Алексис, чтобы окончательно успокоить Никколо, — сделаю одно дело и назад! У меня еще не окончено свидание с Верой.

— Это хорошо! — бурчит Никколо, как бы успокаиваясь. Он берет бокал вина, отпивает рубиновую влагу, но не глотает, а смакует вкус.

— Сколько тебе стукнуло? Я забыл.

— Пятьдесят пять, — отвечает Никколо, не выпуская бокал из рук. Лицо его приобретает глуповатый вид, пухлые губы ползут в одну сторону, нос, похожий на зрелую грушу тянется в другую.

«Сейчас будет философствовать», — думает Алексис.

И точно!

— Скоро шестьдесят! — говорит Никколо. Слова вылетают из его губастого рта, как мячики в сквоше отлетают от стенки — стукаются, бьются друг о друга округло и ритмично. — Солидный возраст! Вообще, жизнь похожа на летящий поезд, он нигде не останавливается, несется и несется, молотит на всех парах, пока не привезёт тебя к конечной станции. Самое печальное, Алексис, что нет возможности выйти на середине пути, на какой-нибудь промежуточной станции, постоять, отдохнуть, осмотреться. Сделать перерыв в дороге — вот чего нельзя, если поезд запущен!

Большие глаза Никколо вдруг наполняются слезами. Еще минута и они потекут, но мужчина сдерживает себя.

— К старости становлюсь сентиментальным! — говорит он в свое оправдание.

— Ничего! Это ничего! — отвечает растроганный Алексис. — Но знаешь, в этой жизни можно не торопиться, тем она и хороша. Живи в своё удовольствие! Делай остановки, где тебе нужно, выходи, дыши воздухом, наслаждайся.

— Да, другая жизнь! — кивает большой головой компаньон, — я не хотел бы назад, в Москву и поэтому у меня нет желания тебя отпускать. Здесь хорошо, а там страшно! — Никколо продолжает философствовать. — Заметь, все хотят изменить свою жизнь: бандиты, проститутки, коррумпированные чиновники. Но они хотят поменять одну реальность на другую. Жили, допустим, в помоечном районе столицы и раз — на Багамах или в Доминикане. Своя вилла, яхта, красавица-жена…

— А ведь всё это у тебя может быть, — вскользь бросает Алексис, которому хочется сделать что-то хорошее для сентиментального приятеля, — ты только скажи!

— Нет! Я знаю твои возможности, но мне так не хочется. Мне не хочется жить жизнью, слепленной по желанию кого-то, по его представлениям. Пусть моя жизнь будет здесь обычной, такой как у всех, течет своим чередом. Мне не надо замков и красавиц. Ты же себе не построил апартаменты?

— Ну, я! Я скромный человек, у меня нет завышенных потребностей.

— У меня тоже. Душа у меня осталась такой же, как и там, в столице. Знаешь, я за эти пятьдесят пять пришел к одному выводу — душа человека фактически не меняется с момента рождения. Слышал выражение «молодой старик»?

— Да!

— Это потому что некоторые рождаются со старой душой, а некоторые живут и умирают с молодой.

— Это ты к чему? — не понял Алексис. — Мы вроде толковали о бандосах и шалавах, о чиновных людях, о том, что они хотят перебраться в другую реальность, соответствующую их представлениям о халяве.

— Вот я и говорю — душа у них старая, а с такой душой бесполезно фантазировать, искать что-то новое. Если внутри пусто, один старый хлам, ничего путного не получится. Их позолоченный мир, всегда будет являться, в сущности, железной клеткой или камерой карцера.

Закончив есть пасту, Никколо допивает и вино.

— Нет, не хочется, чтобы ты уезжал, — продолжает он, по-видимому, больную для него тему. — Подумай, кому ты там поможешь?

— Девушке. Её зовут Ира.

— Точно? Когда хотят кому-то помочь, прежде всего, помогают самому себе.

— Не понял, чем я помогу себе в Москве? Ты Никколо занялся демагогией или софистикой — выбирай, что больше нравится! В любом случае наш разговор становится бестолковым и мне пора собираться. Подарок за мной!

Налив себе еще вина из бутылки, Никколо откидывается назад, закрывает глаза, как будто находясь в предвкушении новой дегустации. Кажется, что разговор с Алексисом его уже не интересует и не интересовал. Да и был ли сам разговор? Поезд его жизни мчится дальше, и этот разговор остается позади, на одной из станций, где жизнь не делает остановок.

Алексис встает из-за стола, идет к себе в квартиру, чтобы переодеться. Слова Никколо о бесполезности его помощи Ирине, как гвоздь застревают в мозгу. Слишком запутанны и туманы эти рассуждения. Получается, он, Алексис, хочет помочь ей, чтобы кто-то помог ему? В чём помочь себе? Зачем? У него и так все в порядке!

И всё же сомнения остаются. Иногда ему не хватает Насти рядом, она бы, наверное, смогла объяснить особенности ирреальной жизни, логику здешних поступков. Но она осталась в «Негреско» вместе со своим отцом.

Войдя в квартиру, Алексис переодевается в джинсы и черную футболку. В руках у него кожаная сумка-планшет, он вешает её через плечо. В одном из кармашков прощупывается флэшка, за которой охотится столько людей. Она на месте, можно отправляться.