ока всё это происходило в Пекине, злополучный отряд лорда Сеймура сидел в падежном форте, куда попал исключительно благодаря героизму русских матросов, ворвавшихся на штыках внутрь его и выгнавших китайцев из этого укрепления.
Сами матросики даже мало внимания обратили на совершенный ими подвиг. Молодцы и того не заметили, что штурмовать форт пришлось им одним. Европейцы в это время делали вид, что обороняют раненых от нападавших боксёров, за которыми виднелись массы правительственных войск. Но едва русское могучее «ура!» загремело на стенах китайской твердыни, как англичане, немцы, французы и итальянцы стремглав кинулись в занятое русскими матросами укрепление, оставив при этом японцев одних сдерживать наступавших врагов. Очутившись в безопасности, и они прокричали боевой клич, будто и в самом деле эта победа была их достоянием.
Матросики, видя всё это, только посмеивались:
— Э-эх! Воители!..
— Куда им! Кашу заварили, а как расхлёбывать пришлось, так и Митькой звали!..
Капитан 2-го ранга Чагин, начальствующий русским десантом, благодарил своих молодцов, со смущением принимавших эту благодарность, хотя их обычное «рады стараться» звучало, как и всегда, могуче и задорно.
Европейцы, очутившись в занятом русскими матросами форте, прежде всего принялись осматривать, что в качестве военной добычи досталось на их долю.
Конечно, искали прежде всего денег, драгоценностей, но, к великому своему огорчению, ничего этого не находили. Зато были найдены значительные запасы риса и всевозможные перевязочные средства.
— Глядите-ка, братцы! — радовались матросы. — Китайцы-то для нас и папироски припасли... Спасибо им!
Всякой малости радовались, как дети, не обращая даже внимания на то, что опасность становилась час от часу всё более угрожающей.
Форт сей оказался арсеналом и был известен у китайцев под именем Сичу. Тут хранились всевозможные орудия и боевые снаряды. Достаточно сказать, что в Сичу оказались захвачены 52 орудия Круппа да более 11 тысяч ружей, чтобы понять всё значение этого места для китайцев. Немудрено, что правительственные войска, уже получившие из Пекина повеление начать военные действия, приложили все усилия, чтобы возвратить себе форт и уничтожить занявший его освободительный отряд.
И они, без всякого сомнения, успели бы в этом, если бы в отряде Сеймура не было русских матросов.
После занятия Сичу немедленно состоялся военный совет, на котором председательствовал неудачный герой лорд Сеймур.
— Что нам делать теперь? — спрашивал он. — Идти вперёд нет возможности, оставаться здесь — тоже, потому что нет ни патронов, ни сил для сопротивления... В рукопашном бою нас задавят численностью...
«Горе-героя» надоумили, что против китайцев можно воспользоваться их же пушками и ружьями, патроны к которым были в изобилии.
Так и сделали. Весь отряд был перевооружён, а на валах были установлены китайские пушки.
День прошёл относительно спокойно.
Около форта оставались несколько строений; китайцы засели там и открыли по форту беспорядочную стрельбу, но на штурм не решались.
Тем не менее европейские солдаты заметно приуныли. Они страшились наступления ночи, ожидая непременно решительного приступа в ночном мраке. Страшились за себя, а о тех, выручать кого их послали, не было и помина....
А русские и не думали унывать. Матросы пересмеивались между собой, словно и не представляя себе всей опасности положения.
— Чего бояться-то! — шёл между ними говор. Мы — русские. С нами Бог!
— Так-то так! А всё же... ежели полезут длиннокосые...
— Ну что же? Полезут, так и пугнём их... Эка невидаль!
И чем дальше шло время, чем ближе подходила ночь, тем спокойнее становились наши герои.
— Гляди-ка, ребята, как камрады-то приуныли!
— Как им не приуныть? На то ведь они и союзники!..
— Да чего им унывать-то? Разве солдат может бояться смерти в честном бою! Коли присягу дал, нос вешать нечего...
В конце концов матросы так развеселились, что вдруг под сумерки над низкими берегами Пей-хо загремела удалая русская песня...
Осаждавшие были настолько этим поражены, что даже перестали стрелять... Китайцам непонятна была эта беспечная весёлость русских в момент серьёзной опасности.
Но вот настала и ночь. Непроглядный мрак окутал и форт, и реку, и берега её, и бивак китайских войск. Было необычайно тихо. И осаждавшие, и осаждённые замерли в ожидании решительного момента... На валах и у ворот были расставлены часовые от всех отрядов. Они молчали, напряжённо глядя в окутанную тьмою даль; но там всё было неподвижно и тихо...
В отдельных группах велись разговоры шёпотом.
— Мало нас! — оглядывали друг друга англичане. — Мы попали в западню. Самое лучшее — это сдаться...
— Но китайцы замучают нас...
— Они не осмелятся на это. Разве они не знают, кто мы? Разве британский Лев перестал устрашать их?..
В немецком отряде царило молчание. Там превращённые в живые машины люди тупо молчали, не смея даже думать о будущем, раз это не было дозволено воинским уставом. Смолкли и болтливые французы — до болтовни ли было теперь? Японцы, которых было больше, чем других, спокойно снами; итальянцы молились. Русские же удальцы-матросики вполголоса толковали о своих родных деревнях, вспоминали эпизоды из своего прошлого, вполне готовые ко всему тому, что прячет в себе для них ночь.
Один из матросов, стоявший на часах на валу, вдруг встрепенулся. До слуха его донёсся какой-то неясный шорох. Часовой перегнулся вперёд всем телом и вскинул ружьё.
— Кто идёт? — не громко, но внушительно спросил он. — Отвечай!, не то стрелять буду.
— Свой! — послышался голос.
Часовой успокоился.
— Из секрета, что ли? — спросил он, когда прямо перед ним вынырнула из мрака тёмная фигура.
— Вот-вот! Оттуда... К высокоблагородию...
— Что там?
— Китайцы... ползут... видимо-невидимо... доложить надо...
И фигура быстро исчезла по эту сторону вала.
Часовой только крепче сжал ствол ружья и совсем выдвинулся вперёд, страшась пропустить неслышно надвигающегося неприятеля.
Он теперь уже не расспрашивал то и дело взбиравшихся на вал товарищей, оставивших секрет и возвращавшихся к своим частям. За валами уже слышалось лёгкое движение — это отдельные отряды готовились встретить врагов, пощады от которых ждать не приходилось.
— Братцы, не выдайте, помните: мы — русские! — ободряли солдатиков офицеры.
— Будьте, ваше благородие, благонадёжны! — слышалось в ответ. — Умрём, а китайцу не сдадимся.
— То-то! Помни присягу!..
— Не забудем! Эх, поскорее бы!..
Глядя на русских, приободрились и европейцы. Их геройское спокойствие воодушевило даже англичан, оставивших мысли о сдаче.
А китайцы всё приближались. Защитники Сичу ясно слышали характерный шорох, который производили тысячи ползущих людей; мало того, слышалось фырканье лошадей! — очевидно, в числе китайских войск была даже кавалерия.
Но, кроме этого, ничего другого не было слышно. Китайцы чего-то дожидались и не шли на штурм.
— Картечью бы их! — возбуждённо прошептал кто-то.
— Рано ещё. Подождём, пусть себя обнаружат...
Снова всё стихло вокруг небольшого форта, за валами которого притаилась эта ничтожная горсть людей.
Да, готовился бой кровавый, беспощадный. И все шансы на успех были на стороне штурмующих...
Мрак ночи стал уже сереть, на востоке появилась светлая полоса, возвещавшая близость рассвета.
Мучительно долго тянулись минуты напряжённого, ожидания. Союзники не начинали боя сами.
— Не боксёры, а регулярные солдаты, — тихо проносилось тревожное по рядам.
— Чего же они медлят? Четвёртый час на исходе...
— Целый кавалерийский полк с ними... Вот странные вояки! Окопы штурмуют конницей...
Внезапно раздавшийся крик тысяч голосов нарушил тишину ночи. Разом словно ожило всё поле вокруг Сичу. Затрещали выстрелы, и кое-где у самого вала вдруг вынырнули из сумрака китайские пехотинцы.
— Пли!.. — раздалась команда сразу на нескольких языках.
Тридцать орудий громыхнули залпом. Картечь так и брызнула прямо в ряды наступавших. Форт опоясался огнём... Кавалерийский полк китайцев, подскакавший к самым воротам форта, лёг весь. Но это не остановило пехоту. Китайские солдаты лезли на вал, не обращая внимания на убийственный огонь. При наступившем уже рассвете можно было ясно разглядеть, как быстро смыкались их ряды после каждого залпа. Орудия смерти вырывали десятки жизней, но штурмующих не убывало. Участь союзников, казалось, была решена...
Бледные, с искажёнными от ужаса лицами, стояли эти обречённые на гибель люди. Они не видели для себя положительного исхода. Приходилось умирать, потому что и выстрелы были бы бесполезны на таком расстоянии, где ружья обращались в бесполезные палки. Одолеть же врага в рукопашном бою нечего было и думать.
Китайцы были уже на гребнях валов...
Казалось, всё было кончено, сейчас должен был начаться рукопашный бой — бой десятков против тысяч.
Совсем рассвело... Ясно можно было различить искажённые злобой физиономии китайских солдат. Передние из них остановились на гребне, будто выбирая себе жертвы...
Вдруг среди защитников Сичу произошло движение, загремело полное мощи русское «ура», и на китайские штурмовые колонны бросились в штыки русские матросы.
Свершилось что-то непонятное, поистине сказочное...
При первом натиске русских, «ура!» которых так и не смолкало, китайцы в необъяснимом ужасе сперва присели на земле, и лишь только наши матросы ударили на них, они быстро смешались и кинулись и беспорядочное бегство...
За несколько мгновений валы Сичу были очищены от штурмующих...
Удальцы не стали их преследовать. Несколько пришедшие в себя артиллеристы союзников проводили беглецов орудийными залпами... Когда же солнце взошло, то увидели, что вся равнина вокруг форта усеяна трупами китайцев...
Штурм был отбит, союзный отряд — спасён от гибели, которая так ещё недавно казалась неизбежной.
Как ни в чём не бывало, возвращались наши удальцы на свои места, не придавая даже особого значения своему подвигу...
Штурм обошёлся китайцам в 1500 человек убитыми и ранеными, у союзников же выбыло из строя 60 человек.
Несмотря на то, что нападение было отбито, положение мало изменилось. До тридцати тысяч регулярных китайских войск окружали Сичу. Не было сомнения, что, оправившись, китайцы снова пойдут на штурм; кто бы поручился, что и на этот раз могучее русское «ура» произведёт на штурмующих прежний эффект? Нужно было держаться, держаться во что бы то ни стало...
А между тем в отряде было уже более трёх сотен раненых. Ряды защитников редели. Раненые требовали ухода, отвлекали к себе здоровых.
А глава отряда, которому все эти люди были обязаны своим ужасным положением, мало того, которому вся Европа была обязана тем, что китайцы ободрились и сами впервые перешли в нападение, оставался верен себе!..
— До Тянь-Цзиня всего пять вёрст! — говорил он. — Пробиться через этот сброд не представляет затруднений...
— Тогда отчего же, не попытаться? спрашивали его.
— Но я не могу оставить раненых. Чувство человеколюбия запрещает это... Не будь раненых — было бы совсем другое дело...
Он теперь уже помалкивал о том, что этих раненых не было бы, если бы вместо серьёзного похода но восставшей стране им не были предприняты какие-то увеселительные поездки по железной дороге...
Однако следует отдать справедливость почтенному лорду: он нашёл способ выкарабкаться из беды.
В экспедицию союзники не захватили с собой ни провианта, ни патронов, ни карт местности, но приборы для оптического телеграфирования на всякий случай были взяты...
Теперь оптический телеграф пригодился.
Засверкали световые блики — это лорд Сеймур умолял находившегося в Тянь-Цзине русского героя полковника Анисимова о немедленной помощи, сообщая в подтверждение своей мольбы, что продержаться они могут не более двух дней...