Благовещенск после долгого и утомительного пути на дрянном пароходишке по Амуру Варвара Алексеевна прибыла только около полудня.
Благовещенск — областной город, единственное городское поселение в Амурской области, местопребывание военного губернатора и других военных и гражданских властей и присутственных мест. Город расположен при слиянии Амура и Зеи палевом обрывистом, неровном берегу, окаймлённом с запада и северо-запада невысокими холмами. Основан город в 1856-м году в качестве военного поста под названием Усть-Зейского, в 1857-м году переименован в станицу, а в 1858-м году возведён в степень города — административного центра вновь образованной Амурской области. 21 мая 1858-го года граф Н. Н. Муравьёв-Амурский, по приезде своём в Усть-Зейский пост, донёс Государю Императору о заключении Айгунского договора с китайцами, и в тот же день был заложен архиепископом Иннокентием храм во имя Благовещения Пресвятой Богородицы, и одновременно Усть-Зейская станица переименована была в город Благовещенск в ознаменование того, что здесь прежде всего распространилась «благая весть» о присоединении Амурского края к России. Новый город, благодаря выгодному положению при двух судоходных реках и близкому соседству с населённой частью Маньчжурии, начал постепенно развиваться. Особенно быстро стал расти город с 1880-го года благодаря развитию золотопромышленности в крае и усиленному движению колонизации в Зем-Буреинские равнины. Город распланирован правильно: улицы широкие, прямые. Вдоль Амура тянутся параллельно кварталы; мощёных улиц нет. В городе несколько садов — общественных и частных. За городом небольшие рощицы. Домов свыше 3500, из которых каменных не более 60; церквей — 8, из которых 4 домовые. Украшением города, ознаменовывающим выдающееся в его истории событие, служит каменная триумфальная арка, выстроенная в 1891-м году ко времени посещения города ныне благополучно царствующим Государем Императором Николаем Александровичем в бытность его Наследником Цесаревичем. Эта арка построена на береговой полосе Амура. В Благовещенске издаются две частные газеты — «Приамурский край» и «Амурская газета», оперируют четыре банка: Государственный, общественный, сибирской торговли и русско-китайский, несколько средних и низших учебных заведений и много торговых фирм.
У Кочеровых был здесь свой дом, но молодая женщина предпочла остановиться у знакомых. Она так долго не была в родных местах, что совершенно отвыкла от Благовещенска, и одиночество пугало её. К тому же она не надеялась найти здесь Михаила Васильевича, так как от Владивостока в Благовещенск можно было гораздо скорее добраться, чем из Харбина, Телина, Мукдена, где, но её предположению, мог быть в это время её муж.
Путешествие так утомило молодую женщину, что она едва дождалась того момента, когда её проводили в приготовленную для неё комнату.
Встречена она была очень радушно. Хозяева весело смеялись над её тревогами, пережитыми во время путешествия.
— Китайцев-то бояться! — восклицали они, когда Варвара Алексеевна передавала им свой страх за близких. — Вот ещё!..
— А у вас спокойно?
— Да ещё как!.. Там, говорят, под Пекином, мятеж происходит, много войска туда угнали, а у нас всё слава богу!
— А на магистрали как?
— Что у кого болит, тот про то и говорит! О супруге беспокоитесь?
— Да, сердце не на месте.
— Там, говорят, какие-то пустячки происходят... Ни о чём серьёзном, однако, не слыхать. Да что серьёзное может быть? Живём мы с китайцами да маньчжурами в ладах. Здесь их видимо-невидимо. Сами знаете, женской прислуги здесь нет, так китайцы у нас за горничных и за кухарок, за нянек — на все руки!
Эта беседа совершенно успокоила молодую женщину.
«Здесь не могут не знать положения дел, — размышляла она, ложась в постель. — Ведь соседи. Живут бок о бок. Чуть что — всё было бы известно».
Был яркий солнечный день, когда заснула утомившаяся путница. Сон её был спокоен и крепок. Она была у желанной пристани, и ничто теперь не беспокоило её...
Долго бы проспала ещё Варвара Алексеевна, если бы неожиданные, похожие на отдалённый гром удары не заставили её проснуться. Но усталость была так велика, что ещё несколько минут она не могла разомкнуть глаз.
Удары, между тем, не смолкали, к ним присоединилось какое-то странное щёлканье...
«Что же это такое? — подумала Варвара Алексеевна. Кажется, стреляют... Верно, полковое учение или манёвры».
Она хотела уже повернуться на другой бок и снова погрузиться в сои, как вдруг что-то очень тяжёлое грохнулось на крышу дома и разорвалось с ужасным треском. Дом так и задрожал весь до основания, стёкла посыпались из окон. Отдалённые крики доносились с улицы.
Что-то неожиданно ужасное случилось в Благовещенске...
Вся дрожа от испуга, Варвара Алексеевна вскочила с постели и кинулась к разбитым окнам. На улице ревела, беспорядочно металась в панике толпа мужчин, женщин, детей. Были приисковые рабочие, городовые, переселенцы в типичных, ещё не снятых великорусских костюмах, виднелись в этой потерявшей голову толпе и китайцы в своих длинных балахонах. Все эти люди то куда-то убегали, то появлялись вновь. У большинства из них были топоры и только у очень немногих — ружья.
А выстрелы откуда-то, и совсем с недалёкого расстояния, гремели, не умолкая. Ружейная трескотня была слышна безостановочно...
«Бунт какой-то! — мелькнула у Варвары Алексеевны мысль. — Но кто?»
О китайцах она словно позабыла в эти минуты.
«Что же? Разве и дома никого нет?» — торопливо одевшись, она пошла к дверям.
На пороге она столкнулась лицом к лицу с хозяйкой. Бедная женщина была испугана донельзя. Она вся дрожала и, видно, всякое соображение покинуло её.
— Марья Гавриловна! — воскликнула Кочерова. — Скажите мне, ради бога, что здесь такое делается? Я ничего не понимаю...
— Китайцы, они и нападают, спасайтесь! — озираясь в страхе, лепетала та.
— Быть не может! Вы же говорили, что всё у вас спокойно...
— Ах, я не знаю... Ничего не знаю... Что вышло такое, зачем...
— Да как началось-то?
— Переселенцы... пошли купаться... Плавали в Амуре... Китайцы стали палить по ним из пушек... Из Айгуна, за сорок вёрст, пальба слышна...
В самом деле, никто в Благовещенске утром не мог и подозревать того, что произойдёт вечером...
В конце июня пришла в этот городок большая переселенческая партия человек в шестьсот и стала на привале. Это было совершенно обычное явление, и никто не был обеспокоен, когда переселенцы большой толпой отправились купаться в Амуре.
Спокойствие царило в Благовещенске, и никакие опасения не беспокоили его обывателей.
Это уже доказывалось тем, что город был оставлен совершенно беззащитным. В обыкновенное время гарнизон Благовещенска составляли два линейных батальона, небольшая местная команда да две батареи. Случилось так, что обе батареи ещё в мае ушли на лагерный сбор в Никольск-Уссурийский, почти за тысячу вёрст, для практической! стрельбы — никто и не подозревал, что цель для неё так близка — на противоположном берегу. В то же самое время мелководье Амура не позволяло своевременно укомплектовывать батальоны новобранцами, и они оставались недостаточными по численности... Всё одно к одному было.
А между тем, имелись обстоятельства, которые должны были бы заставить принять меры предосторожности.
В Благовещенске жили до 3000 китайцев и маньчжур: плотников, кирпичников, каменщиков. Вели они себя очень тихо, так что когда пришли вести о беспорядках на Китайской железной дороге, то один из батальонов и одна из батарей, вернувшихся к тому времени, смело были отправлены на выручку Харбина, и китайцы в Айгуне пропустили их без препон.
Отряд провожал пограничный комиссар. И проводил его довольно далеко. Когда он возвращался на своём пароходе «Михаил», китайцы в Айгуне встретили его ружейным и артиллерийским огнём.
Это только показало китайцев в настоящем их свете. С их стороны не последовало ни малейшего предупреждения об открытии военных действий.
Это какое-то прискорбное недоразумение, которое не замедлит выясниться, — решили в Благовещенске.
Посланы были по берегу небольшой отряд из пехотинцев и казаков, да ещё одна рота на пароходе по Амуру.
Но тут пришлось убедиться, что дело вовсе не шуточное и никакому недоразумению нет места.
Едва только наши стали подходить к китайскому берегу, как китайцы открыли по ним огонь из окопов, уже сооружённых ими на протяжении 15—20 вёрст вдоль берега.
Они буквально засыпали подходивший русский пароход пулями; нечего было и думать пристать к их берегу.
В то же время из Сахалина — китайской деревни, лежавшей напротив Благовещенска, китайцы начали стрелять по купавшимся переселенцам и по мирно гулявшим по набережной жителям.
Стреляли китайцы очень плохо. Их пули и снаряды не причиняли вреда. Но у них в Сахалине было шесть пушек, да собралось их там около десятка тысяч; ружья у них были великолепные, били далеко, стреляли же китайцы залпами, так что вся набережная Благовещенска оказалась осыпанной ужасным свинцовым дождём.
При первых выстрелах благовещенцы даже не поняли, что это такое, но зато, как только сообразили, в чём дело, сразу же нашлись.
Все бросились в думу, где были старинные ружья. За какие-нибудь два-три часа сформировалась дружина добровольцев. Часть их принялась рыть вдоль берега ложементы, и на другое утро уже Благовещенск мог отвечать на выстрелы из Сахалина.
Куда пропал минутный страх, охвативший было не ожидавших ничего подобного обывателей. Они прекрасно чувствовали себя в ложементах, и их огонь принёс вреда китайцам больше, чем огонь последних Благовещенску. Установили кое-как орудие, которое открыло пальбу по деревне — да так удачно, что вскоре в Сахалине вспыхнул пожар.
— Ай да мы! — радовались добровольные защитники Благовещенска. — Вот мы каковы! Христолюбивому воинству не уступим!
— А солдаты-то так без ружей и остались...
— Как ото?
— Разве не знаете? Двум батальонам приказано было сдать винтовки для отсылки в Хабаровск.
— Знаем. А вчера им не выдали?
— Какое! До того ли было, чтобы разбираться! Нам выдали, а солдаты без ружей — на смех остались!
Впрочем, беда скоро была поправлена; получили ружья и солдатики, тоже засевшие в окопы.
Многие возмущались поступком переселенцев-молокан.
— Неслыханное дело!
— Что такое?
— Молокане отличились!.. Им ружья дали, а они сложили их в свои телеги да и отъехали в кусты...
— Закон их запрещает!
— Какой там закон! По всякому закону русские люди должны Отечество защищать, а эти хуже баб...
— Вот то-то за них бабы и отличались... Утёрли им нос!
— И то сказать, у нас баба молодец, всем бабам королева!
Говорили они о действительно замечательном подвиге двух женщин — Настасьи Юдиной и её подруги.
Когда началась неожиданная бомбардировка, нужно было во что бы то ни стало собрать лодки на Амуре. Приходилось проделывать это под китайским огнём.
Никто из мужчин не решился. Тогда Юдина с подругой кинулись в воду, вплавь добрались до лодок и пригнали их к берегу. Женщины так стойко держали себя под выстрелами!.. Они не выказали и тени страха, когда пули Летали около них.
— Теперь им хоть Георгия дать, и то впору! — шутили «русские буры», как сами себя прозвали добровольцы.
Весь их страх прошёл. Над китайскими выстрелами они смеялись. Всё было успокоилось, когда вдруг по Благовещенску пронёсся новый слух...
В город во весь опор примчалось несколько крестьян из организованной ими дружины. Они Казались очень испуганными и, носясь по городу, кричали, что было мочи:
— Спасайтесь! Китайцы перешли за Зею!
Тут всем пришлось не на шутку смутиться. Дрогнули и самые храбрые. Да и было отчего.
Зея — река, впадающая в Амур выше Благовещенска, и притом как раз у Айгуна.
Переход китайцев через Зею указывал на то, что они через несколько часов всеми силами обрушатся на Благовещенск... А в том, что многим тысячам китайцев никакого труда не составив стереть его с лица земли, обратить в груды развалин — никто ни минуты не сомневался.
Вой, крик, шум, паника поднялись в городке.
— Батюшки, смерть подходит! — слышались вопли.
— Нечего пардону ждать от проклятых нехристей... Всех нас они перережут здесь...
Ах беда! Слышали, что длиннокосые делают?
Новый ужасный слух пронёсся среди благовещенцев... Слух казался достоверным, так как распустили его очевидцы...
По их рассказам, китайцы наголову разбили русских защитников Благовещенска и, взяв несколько десятков пленных, умертвили их после ужаснейших мучений.
— Уж как они терзали бедненьких, как терзали-то! — говорили «очевидцы». — Ноготки им повырывали, ушки пообрезывали, кипяточком обливали, а потом Жарить начали, всё равно как говядину, на сковородках... Мученики так и извивались, как жариться пришлось, а после того головушки им всем поотрубали и на колышках поразвешали, чтобы мы глядели на них да себе ждали такую же участь.
Рассказывали все эти ужасы простые крестьяне. Они были дружинники сформированной крестьянской дружины, и всем было известно, что их уже водили в бой против китайцев. Не верить им казалось невозможным.
— Господи! Что только будет! — метались в смертельном ужасе мужчины и женщины.
— Спасибо, что хоть на покаяние время дают! Надобно бежать, просить, чтобы собор открыли.
Находились и скептики.
— Да молодцы-то пьяны! — убеждённо говорили они, повнимательнее взглянув в лица вестовщиков и послушав их речи.
— Пьяны? Быть не может! — не верили перепуганные благовещенцы.
— Сами взглянете; в стельку!
Эти заявления не имели успеха.
— Пьяны? Так что ж! Как же военному человеку и не выпить! Кому же приятно на смерть идти!
В Благовещенске совсем приготовились к гибели. Кто был починовнее — забрался в губернаторский и казённые дома, кто попроще — в церкви и казармы; много народа побежало из города «в кусты». Жёны чиновников, благовещенская аристократия, готовились к смерти по-своему. Дамы запасались кто бритвой, кто револьвером...
— Живыми в руки извергам не дадимся, — торжественно объявляли они, эффектно потрясая своим оружием. — Смерть легка, и мы сумеем умереть с честью!
Заботливые маменьки, ещё и в глаза китайцев не видя, уже умоляли своих подруг застрелить детей, когда неприятели ворвутся в город. Даже «русские буры» в своих окопах смутились и присмирели. Короче говоря, весь Благовещенск приготовился к смерти, и всякий, кто мог, готовил дорого продать свою жизнь...
Как и всегда, оказалось, что у страха глаза велики.
Никогда и нигде китайцы и во сне не видали ни малейшей победы над русскими. На Благовещенск они даже и не думали идти, никаких истязаний «десяткам пленных» не делали.
Но как всегда, так и в этом случае, дыма без огня не было.
Тот небольшой отряд, что был послан по берегу Амура к Айгуну, совершенно благополучно и даже без выстрела добрался до поста, около которого были остановлены пароходом «Михаил», очутившимся под огнём китайцев, баржи.
Эти баржи были брошены без всякой защиты, но они оставались нетронутыми. Как их бросили, так они и стояли у берега...
Китайцев не было заметно. Длиннокосые засели в своей крепости, сидели там тихо и носу не высовывали. Отряд, не подозревая даже возможности иметь какое-либо серьёзное дело с неприятелем, совершенно спокойно расположился в зданиях поста на ночлег не выставили даже цепи. Да предполагалось, что это и не нужно, так как впереди поста, выше по Амуру, расположилась крестьянская дружина, которая, собственно говоря, и заменяла цепь.
Ночь прошла довольно спокойно. На рассвете дружинники ещё до солдат поднялись и пошли с обозом вперёд. Всего через несколько сотен шагов дружинники наткнулись на густую цепь китайцев, сейчас же перешедших в наступление при виде далеко не важного врага. Случилось то, что и должно было случиться. Совершенные новички в военном деле, крестьяне-добровольцы, не бросив, впрочем, обоза, повернули и опрометью бросились назад.
— Китайцев видимо-невидимо, тьма тьмущая! — ещё издали кричали они солдатам, уже заслышавшим выстрелы и быстро построенным в боевой порядок.
Смутились, но не дрогнули русские солдатики. Сейчас же была выслана вперёд цепь, но китайцы, увлечённые первым и неожиданным успехом, вошли «во вкус побед» и наступали столь стремительно, что цепь пришлось отвести назад.
Началась перестрелка. Одним из первых выстрелов оказался ранен ротный командир. Волей-неволей маленький отряд перешёл в наступление, однако не надолго. Словно на крыльях, прилетел на место боя свежий отряд полковника Печёнкина: рота и сотня казаков с двумя орудиями. Тут дело приняло совсем другой оборот. Печенкинцы долго думать не стали. Едва явившись на место, молодцы с громким «ура» пошли на всё ещё наступавших врагов. Лихие казаки обскакали китайцев с флангов и с диким гиканьем врубились в массу их. Где же было тем выдержать молодецкий натиск? Китайцы кинулись бежать, устилая берег Амура своими трупами. Их преследовали, пока они не разбежались во все стороны.
Но в то время, когда китайцы ещё наступали, они успели захватить двоих местных крестьян. С пленниками они не церемонились и, без сострадания убив их, бросили на месте их тела.
Эти-то две жертвы стычки и обратились в «десятки мучеников» в глазах хвативших лишку зелена вина вестовщиков.
Перепуганные крестьяне-добровольцы и переполошили Благовещенск. Им-то и, главное, их легкомыслию благовещенцы были обязаны всем тем ужасом, который! переживали они в течение нескольких часов.
Пьяных крикунов-вестовщиков сейчас же арестовали и посадили под замок; в это время пришло уже известие о подвигах Печёнкина, и Благовещенск поуспокоился, хотя страх окончательно не прошёл.
Все торговые помещения были заперты, банки прекратили свою деятельность. Обыватели, какие остались, попрятались, куда только могли. Благовещенск как будто вымер. Жизнь сохранилась только на ложементах, да и те стихли, перестали отвечать на выстрелы с китайской стороны. Патронов оставалось малое количество, а снарядов для орудия — и того меньше.
Если бы китайцы были деятельнее, то все пережитые лишь в воображении ужасы могли бы совершиться на самом деле...
Ушёл Печёнкин со своим отрядом за Зею, и в городе остались всего три неполные роты солдат да местные команды на храбрость «русских буров» особенно надеяться не приходилось; это были люди совершенно незнакомые с военным делом. Каждый из них в отдельности несомненно был храбр, но на войне не столько значения имеет личная храбрость, сколько военная выправка, военное воспитание, умение повиноваться и с разумением исполнять приказания старших.
Итак, Благовещенск оставался совершенно беззащитен. Скоро ждать помощи было неоткуда — ближе Хабаровска не стояли войска, а оттуда даже форсированным маршем отряды не успели бы быстро прийти. Будь в Сахалине любые другие, но не китайские войска от Благовещенска, этого единственного города в огромной Приамурской области, остались бы груды дымящихся развалин. Но китайцы словно развлечение себе устроили из бомбардировки. Они из Сахалина с рассвета и до сумерек, не жался снарядов, стреляли по русскому городу. Стрельба их, однако, была безрезультатна. Дальше этого не шло. Из-за своих укреплений китайцы не показывались. Они как будто с нетерпением ожидали, когда в Благовещенск придут русские войска и разгонят их самих.
Когда прошёл первый страх, благовещенцы не только успокоились, но даже стали посмеиваться над своими недавними опасениями.
В это время и вспомнили об одной подробности, переданной явившимися с вестями из-за Зеи добровольцами. Они ещё тогда рассказывали, что в нападении на русских участвовали маньчжуры, которых все считали мирными. Теперь о маньчжурах вспомнили и ужаснулись...
Китайцы казались русским заведомыми трусами, которых бояться нечего, но маньчжуры — не китайцы. Это уже монголы, потомки завоевателей страны, люди умные, храбрые, решительные... Их было до пяти тысяч в Благовещенске, они видели, что город беззащитен, что население безоружно, что даже у многих солдат нет ружей, а вместо них американские дроворубные топоры.
Правда, они держали себя совершенно спокойно, угрожающего положения не принимали, но... чужая душа — потёмки. Разве можно было поручиться, что вся эта толпа не кинется разом на потерявших голову горожан?
От маньчжур решили освободиться хотя бы для того, чтобы немного успокоить своих, каждое мгновение трясшихся за свою жизнь.
Маньчжур, а вместе с ними и всех благовещенских китайцев, собрали на дворе земского лесного склада. Много их набралось. Сперва им предложили уйти к своим добровольно. Китайцы и маньчжуры зашумели, заволновались. Тогда их под конвоем доставили на берег Амура к тому месту, где начинался брод. Тот был не широк, но по нему можно было перейти реку с полной безопасностью. Судов для переправы не было, да и дать их было нельзя, потому что это значило бы снабдить сахалинских китайцев средствами для переправы. Ничего другого не оставалось, как заставить благовещенских китайцев перейти реку вброд.
Китайцы полезли в воду довольно спокойно и уверенно пошли к своим. Но когда они почти подошли к правому берегу Амура, земляки встретили их ружейным огнём. Несчастные, совсем забыв в испуге, что брод не широк, заметались в разные стороны; многие попали в глубокие места и утонули.
Не открой сахалинские китайцы огня по своим же, катастрофы не было бы; стало быть, совсем неуместны нападки на благовещенцев, якобы виновных в гибели китайцев; нет, в такое время, когда приходится думать о своём жизни, не до сентиментальностей; будь на месте русских в Благовещенске западные европейцы, они не задумались бы перебить несчастных сами, а тут китайцам была предоставлена полная возможность спастись, и если некоторым из них спастись не удалось, то, стало быть, так им на роду написано было и русских за это винить нечего...
С удалением китайцев в Благовещенске все вздохнули свободнее, по положение мало изменилось: город по-прежнему оставался беззащитным...
Варвара Алексеевна все эти тяжёлые дни провела в ужасной тревоге. Нервы её расшатались до последней степени. Она даже начала галлюцинировать. Постоянные пушечные выстрелы не давали ей покоя.
Лишь только забывалась она тяжёлым нехорошим сном, вдруг громыхали пушки. Бедная женщина вскакивала и начинала метаться по комнате.
— Миша! Это в Мишу моего стреляют! — кричала она. — Отдайте мне его! Где он? Миша! Миша!..
Её с трудом успокаивали. Но какой уж это был покой, когда несчастная молодая женщина всё время видела перед собой окровавленный труп замученного свирепыми врагами дорогого ей человека?
В Благовещенск уже пришли кое-какие вести о всём происходившем на линии Великой Магистрали и южной её ветви.
Китайцы наступали везде. Всё, что созидалось годами упорного труда, было разрушено в несколько дней. Харбин был осаждён; из Гирина, Телина, Мукдена, со всех промежуточных станций русские отгонялись силой, противостоять которой они не имели никакой возможности.
Но всё это были только минутные успехи китайцев. Час грозного возмездия приближался. В Благовещенск подходили из Хабаровска войска, из Никольска-Уссурийского уже вышли отряды храбрецов. Упоенные первыми ничтожными успехами, китайцы ещё осмеливались оказывать сопротивление, однако это было очевидным безумием...