Часть первая "Десант Времени"

 

Глава 1 "Трудный кроссворд"

Орловская обл. Хотынецкий район. Отдел Внутренних Дел. 30 октября 2004 г.

— Дежурный, капитан милиции Усов, на проводе, — ответил худощавый, с большими залысинами сотрудник милиции.

— Капитан, слушай, тут такое твориться, настоящая чертовщина…, — раздался из телефона взволнованный голос пожилого мужчины.

— Что там у вас случилось, пришельцы или клад нашли? — отозвался не без юмора дежурный по ОВД. Иногда капитан милиции впадал в грезы на скучных дежурствах, где только кроссворды спасали. Он любил помечтать о спрятанных сокровищах в их области, оставшихся от некогда слывшего на всю губернию, в годы Гражданской Войны — Атамане Раковском.

Тут раздалось шипение и треск в трубке, а затем гудки. Усов поморщился и тяжело вздохнул: «Ну, вот позвонят, протрещат — такое там у них твориться, а потом пропадут… Ломай после голову!».

— Ну, что, Капитаныч, — окликнул дежурного лейтенант Григорий Семенов из «Убойного отдела». — Все кроссворды порешал или что осталось?

Плечистый и высокий оперативник Семенов был с непослушно копной рыжих волос на голове, и с густой щетиной на впавших щеках. Он вернулся с патрулирования на крупной автостанции, что находилась на городской площади, и сдал под роспись короткоствольный автомат с двумя магазинами и рацию.

— Без задержанных обошлось, молодец Семенов, — радостно констатировал дежурный капитан, довольный тем, что ему не придется сейчас составлять протоколы и заниматься арестованными.

— А, что есть претензии? Вижу у тебя, Капитаныч, на лице — «Что? Где? Когда?»

— Семенов, такие интеллектуальные передачи по твоей части, а у меня же хозяйство. Вон теща держит двух поросят и бычка, кормить их надо. Так что после дежурства — ноги в руки и на огород или амбар…

— Ладно, Капитаныч, подловил, тогда колись, что за сомнения на лице труженика села?

— Так вот, Семенов, звонил мне тут неизвестный, вот почти недавно, ну и пошел трещать: «Тут такое твориться, прямо такая чертовщина!». А что твориться и, что за чертовщина — не сказал. Ломай теперь голову…

Оперативник не проявил интереса и, устало потянувшись, пошел на выход. Уже в дверях он остановился и, наморщив лоб, что‑то вспомнил.

— Капитаныч, забыл сказать, там сегодня переполох был в городском Управлении ГИБДД…

— Так, у них всегда все вверх тормашками. Жалоб много на сотрудников ГИБДД, а виновата — одна дорога, — оторвался от своего любимого кроссворда Усов и наморщил лоб. — Ты вот, лучше скажи мне «искажение пространства, смещение во времени» из восьми букв, первая «а». Хм, и что же за переполох там, Семенов?

— «Аномалия», — ответил оперативник, и уже выходя на крыльцо, крикнул на ходу. — Переполох почему? Вроде, как два гаишника у них пропали. Причем уже второй день, Капитаныч, имей это в виду.

Усов вписал слово в кроссворд и, утерев высокий лоб, поморщился: «Смотри‑ка, Семенов угадал, вот ведь молодежь нынче — образованная. И ведь придумают такое — «искажение пространства, смещение во времени…».

Тут снова зазвонил телефон и капитан милиции быстро взял трубку. Дежурный узнал голос этого человека, чей звонок был прерван несколько минут назад.

— Говорите, что у вас там стряслось?

— Так это не у нас, это у вас стряслось, — голос пожилого мужчины дрогнул. — Убитые здесь в пролеске, два гаишника все в крови и мертвые.

— Да вы что говорите, это ж как — мертвые? — переспросил капитан и встал тотчас со стула, побледнев. — Вы что там белены объелись? Говорите яснее, где это, как это мертвые?

— Так и есть мертвые, что видел, то и говорю. А где? «Чертова пустошь» — место это называется, там еще дорога лесная к болотам идет.

Капитан наконец понял, но связь снова разъединилась. Онемевший дежурный так и не положил трубку обратно, вслушиваясь в монотонные сигналы на линии. «Все в крови и мертвые», снова и снова отзывалась в голове роковая фраза. «Вот так! Работаешь, работаешь, а потом…. Надо звонить начальству, и докладывать дежурному по области. Одно слово — «аномалия», — тотчас пришло на ум капитану Усову и он, словно почувствовал спиной, как пространство начало искажаться и смещаться во времени.

2

Третий звонок на мобильный телефон окончательно разбудил оперативника Семенова. Он взъерошил свою рыжую шевелюру и сдвинул брови. «Вот, бобики — шнобики, не дадут поспать!».

Откуда то снизу кровати раздалось ворчливое «Мяу, мяуууу!».

— Верка, вылазь из под кровати. Знаю сердишься на меня, — заглянул под кровать Семенов и непроизвольно чихнул от пыли. — Пчиии. Ну, хватит дуться Веерка, Веруунчик, вылазь моя лапушка, иди сюда…

Недовольная и обиженная огромная сибирская кошка вышла из под кровати, подняв в знак недовольства хвост. Всем своим видом она говорила, что до старой дружбы ее надо было задобрить чем‑нибудь вкусненьким и почесать за ухом.

— Пойдем сливок тебе налью, — Семенов налил в глубокую миску холодных сливок из холодильника и погладил пушистый загривок кошки. — Соскучилась, Веерка?

Тут в дверь застучали и оперативник в одних трусах и майке выглянул в окно. «Так и есть — прислали в мой выходной оперативный фургон. Стало быть, что‑то стряслось важное», — решил Семенов и запрыгнул в спортивное трико и разбитые кроссовки.

Наконец, он открыл давно сотрясаемую дверь и увидел за ней старшину милиции Кулибина. Тот в удивлении открыл рот и смотрел на лейтенанта Семенова, как на приведение.

— Ну, вы даете, а мы уж думали вы того…

— Чего того? Да и кто это решился у меня законный выходной сломать? — все еще надеялся оперативник, что происшествие обойдет его стороной и он отправиться на своей разбитой «восьмерке» на природу к тетке, на ее огромное фермерское подворье с вечерней банькой около ледяной родниковой речки.

— Так, это полковник Егоров велел весь личный состав «Убойного отдела» на Чертову пустошь бросить. Так только вас и Сушкина нашли. Вон и оружие для вас получил!

Семенов не стал задавать лишних вопросов по пути на место происшествия, зная по опыту, что все нужное расскажут, когда надо. По дороге, загруженной дачниками в это субботнее утро, они пробились к городскому моргу, где прихватили с собой патологоанатома старичка Лукача. Будучи венгерских кровей, он работал в морге еще с древних времен, так и не раскрывая своего почтенного возраста.

— Ну, что молодой человек, — обратился он к Семенову. — Вижу, что просто так нас бы не подняли в это утро. Что‑то связанное с трагическим исходом?

Семенов так и не ответил, некстати вспомнив свою подругу Женьку, которая рассталась с ним неделю назад. Ее знакомая как‑то мимоходом, проходя мимо него на автовокзале, сообщила, что Женя укатила на все свои студенческие каникулы на Черное море к бабке в Крым. Прощаясь с оперативником, спортивного телосложения черноволосая стройная девушка, вдруг сообщила, что она целый месяц будет одна в квартире и умирает от скуки. Семенов не откликнулся на ее призыв тогда. Сейчас же он прокручивал в голове все эти ситуации, не обращая внимания на вопрос старого врача.

— Верно, стряслось что‑то, товарищ доктор, но через час приедем на место, все узнаете, — откликнулся с улыбкой старшина Кулибин. — А едем мы на Чертову пустошь, это за деревней Челугой, поди слыхали?

— Челуга — говорите? — переспросил патологоанатом, и на минуту смолк, что‑то вспоминая из своей прошлой, давно–забытой жизни. — Помню, как же, давно это было…

— Ну, да там еще по весне Ольшанские озера разливаются и все там превращается в болота непроходимые, аж до середины июня, — не унимался старшина Кулибин.

— Как же мне не знать, — сморщил свое старое, словно пергаментное морщинистое лицо Лукач. — Я тогда босоногим мальчишкой был, носился все туда. Тяжелые это были времена Гражданской Войны. Ну, да ладно как‑нибудь потом расскажу.

— Поди и щук там вываживали? — не унимался старшина. Но вскоре УАЗ–фургон запрыгал по кочкам ухабистой дороги. Мимо проносились покрытые желтизной плакучие березы, да красная рябина гнула свои ветки под огромными тугими ярко–алыми гроздями.

3

Последний день октября выпал солнечным и теплым. Яркие лучи искрились в этот ранний час в лесных бусинках росы на густой, еще не прихваченной первыми ночными заморозками, траве. Утренняя трель трясогузки врезалась в заливистую песнь соловья. Сверху высокой ели упала шишка прямо под ноги высокому с седыми волосами мужчине лет пятидесяти пяти. Одет он был в высокие болотные сапоги и брезентовый комбинезон. Он был чем‑то озабочен и внимательно осматривал уходившую в лес тропинку.

— Товарищ полковник, прибыли оперативники из «Убойного», — окликнул его офицер в милицейской форме. — И следователь из Прокуратуры.

— Патологоанатом приехал?

— Приехал Лукач, приехал…

— Пошли протокол составлять.

Старший лейтенант Сушкин и лейтенант Семенов узнали начальника Уголовного Розыска Области полковника Егорова. Про него ходили легенды, как он в одиночку, будучи оперативником, преследовал двух бандитов с оружием, взявших инкассаторскую автомашину. В течении трех дней молодой оперуполномоченный Егоров преследовал бандитов по лесу, пока наконец не взял их. Однако, его вид в гражданской одежде удивил их.

— Привет, Лукач, как твой ревматизм? — спросил полковник и быстро за руку поприветствовал врача, а затем кивнул головой оперативникам.

— Пошли со мной тут недалеко по тропинке.

Они настороженно последовали за полковником, ожидая увидеть картину преступления. Миновав густые заросли орешника, они, словно на стену, натолкнулись на них. Два окровавленных сотрудника ГИБДД лежали под склоненной над извилистым ручьем ивой.

— Ой, — испуганно вскрикнула следователь Прокуратуры Марина Синицына. И тут же спохватилась, что показала свою нерешительность.

— Чего уж там, такое не часто встретишь…, — махнул рукой полковник Егоров и присел на старый позеленевший пенек. — Картина «маслом», кто‑то убил двух сотрудников ГИБДД, находящихся на дежурстве, прямо в лесу.

— Странно, а чего же их занесло сюда, ведь до дороги метров двести? — по простому и без лишних юридических терминов, поинтересовалась следователь Синицына. Она мельком взглянула на два сильно изуродованных тела сотрудников и поняла, что туда смотреть она больше не сможет. Она в душе ругала свое начальство, которое послало ее на это кровавое преступление. Однако, серия увольнений и отпусков подкосили личный состав Прокуратуры.

Егоров молча перевел взгляд с Синицыной на рыжеволосого оперативника Семенова. Тот в отличии от следователя прокуратуры, начал осмотр места преступления.

— Оружие преступления, товарищ полковник, шашка казацкая, образца 1881 года, поступившая на вооружение русской армии. Она заменила драгунские сабли и кирасирские палаши…

— Ну, ты даешь, Семенов! Ты, что в Музее революции гидом работал? — удивился его коллега по работе оперативник старший лейтенант Сушкин.

— Нет, но целый месяц изучал исторические и криминалистические трактаты об оружии Царской России. Сейчас в Интернете все можно найти. Кроме того, я на заочном Историческом факультете Воронежского Университета учусь…

— Хорошо, Семенов, значит историком хочешь стать. Ладно, экспертизой займется у нас Криминалистическая Лаборатория МВД. Твое мнение ясно — шашкой совершено преступление, а почему не саблей?

— Нет. Удар от сабли другой, более режущий, так как у нее искривление больше. А шашку сделали к кавказкой войне, что бы легче было поражать наездников в бурках, а сабля плохо рассекала бурку. Наносить удар шашкой надо было основанием клинка, максимально близко к рукоятке — потому, иногда шашки делались с гардой или острием небольшого размера. Вот почему кавалеристы, казаки стремились рубить неприятеля со всей силы. Вы видите, какие глубокие раны нанесены сотрудникам ГИБДД.

— Картина «маслом», — протянул Егоров и взглянул на Лукача. — Давай медицина, составляй акт, да в морг их надо. Только вот, если ты такой образованный Семенов, скажи: кто это их так уделал, и чего этих гаишников невезучих в лес занесло? Да и что это за бандиты нынче с шашками бегают? Только покороче, Семенов, что бы не как в рефератах понапишут.

— Бревис эссе лаборо, обскьюрос фио, — по латыни сказал Семенов и, поймав удивленный взгляд полковника, поправился.

— Извините, товарищ полковник, это я по латыни, что в переводе значит: «если я стараюсь быть кратким, я становлюсь непонятным».

— Слушай, Семенов, ты отважный опер, я знаю. Начальство тебя ценит, говорят ты да же боксом там занимался и в армии в особом месте служил, — полковник Егоров чувствовал себя явно не в своей тарелке с такими умными и проницательными сотрудниками «нового поколения». — Ты мне прямо скажи, что их здесь столкнуло — убийц и убитых? Скажи мне по–русски и все, что ты думаешь!

— Консиденсиа опозиторум — совпадение противоположностей, — сказал и закашлялся Семенов, увидев рассерженный взгляд Егорова. — Извините, товарищ полковник, я хотел сказать, что они встретили друг друга в неподходящий час и в неудачном месте. И убийцам ни чего не оставалось — как убить этих двух гаишников в этом лесочке.

— Ты хочешь сказать, что эти два гаишника, узнали, что‑то, что могло уличить этих бандитов в преступлении? Так Семенов?

— Так точно, товарищ полковник. Но думаю, скорее второе — они были сами по себе — кем‑то, кто компрометировал себя одним появлением в этих краях.

— Опс, господа, тут еще огнестрельчик показался, — послышался голос Лукача. Патологоанатом осторожно пинцетом достал пулю из тела убитого сотрудника ГИБДД. — А вот, молодой человек, раз вы такой спец по оружию — скажите, на что похожа эта пуля?

Семенов внимательно осмотрел окровавленную пулю и немного присвистнул.

— Вот это — да! 9–ти миллиметровая пуля со стальным сердечником…

— Думаете из Парабеллума пулька прилетела? — хитровато улыбнулся Лукач.

— Пуля, уважаемый доктор, прилетела из Маузера марки К-96. Это подтверждает и шесть насечек от шести ствольных нарезов.

— Шашки, парабеллумы, маузеры…, — застонал полковник Егоров, чувствуя себя безбилетным пассажиром на этом рейсе. — Семенов, откуда тут Маузеру взяться?

— Так точно, товарищ полковник, Красная Армия и войска ВЧК–ОГПУ получили до 30 тысяч таких Маузеров во времена гражданской войны под 9 миллиметровый патрон, — сообщил молодой оперативник и немного растерялся.

— Правильно говорит, молодой человек, — обрадовался Лукач за образованного лейтенанта. — Встречал я такие ранения, но в основном в предвоенный период. Ох давно это было…

Неожиданно раздался шум из глубины леса. Словно большой зверь стремился попасть на лесную полянку, не разбирая дороги. Семенов покосился вокруг себя и увидел, что этот шум заставил вздрогнуть всех. Оставались секунды прежде чем, что то большое должно было выскочить на них. Молодой оперативник первый выхватил пистолет, сняв его с предохранителя, и вскинул оружие навстречу шума. Марина Синицына вся побледнела и закрыла глаза, обхватив голову руками.

Егоров укоризненно покачал головой и поднял руку, что бы Семенов не стрелял. Тут же из‑за куста орешника к ним выскочил запыхавшийся огромный мужчина, то же с пистолетом «ПМ» в руках. Он был ошарашенный и не сразу понял, кто перед ним находится. Наконец встретившись взглядом с полковником Егоровым, он выпалил:

— Следы от лошадей идут, товарищ полковник, через березовую просеку, дальше по дубраве и на Чертовой пустоши обрываются аж на кромке болот между двумя тополями…

— Следы от лошадей, говоришь, — переспросил полковник и сдвинул брезентовую кепку на затылок. — А чего же ты Грачев так летел? Как будто за тобой эти самые лошади гнались.

Оперативник Семенов знал капитана Грачева из Уголовного розыска Орловской области, и был немного удивлен, так как Грачев слыл бесстрашным и опытным работником розыска. Он считался грозой рэкетиров и воров в Орловской области.

— Ни как нет, товарищ полковник, — смутился капитан и взглянул на Марину, которая с силой пыталась улыбнуться ему, но видно заколдованный дух, исходивший от этого гиблого леса и болт, где якобы обитал в свое время Соловей–разбойник с бандой, проник в нее и держал в страхе. — Я чето малость струхнул на болотах. Там как все заклокотало, да звук пошел непонятный… Ну, вообще как будто, там что‑то перевернулось в болоте огромное.

— И что же там такое перевернулось? — опешил начальник Уголовного розыска и снял свою брезентовую кепку, утирая вспотевший лоб.

— А я по чем знаю, там все такой дымкой голубоватой покрыто, не видно…

С минуту стояла тишина среди людей, словно, что‑то зловещее накатилось на них. Как‑то вдруг потемнело кругом, и тучи закрыли солнце. Егоров вздохнул, подумав, что еще три года до пенсии, а тут такие приключения и непонятные убийства.

— Ладно, капитан Грачев, остаешься здесь, составишь протокол осмотра места происшествия. Все досконально осмотришь, сфотографируешь. Тебе в помощники остаются два оперативника из «Убойного». Лукача я возьму с собой. Потом завезете протокол осмотра в Морг, доктор подпишет.

— Так, товарищ полковник, — начал было робко сопротивляться лейтенант Семенов. — А я в отгуле был!

Полковник подошел на вытянутую руку к высокому Семенову.

— Опер, у тебя Маузер с собой?

— Так точно, — хлопнул себя по нательной кобуре с пистолетом «ПМ» оперативник Семенов.

— Вот и отлично, остаетесь здесь в засаде с Сушкиным. К вечеру вам подвезут еду и палатку для ночлега.

— А я? — первый раз подала голос Марина Синицына. — А мне то же остаться?

— Ну, если не страшно, с такими ретивыми кавалерами, — по–доброму улыбнулся Егоров. А затем, махнув рукой, добавил. — Оставайтесь, чего уж там… Картина «маслом», без нечистой тут не обошлось.

Полковник пошел по тропинке к дороге, где их ждали служебные автомашины. Тут он обернулся и быстро вернулся к немного растерянным оперативникам.

— Вот, же — бутерброды жена мне утром дала. А я тут на рыбалке на озерах был верст десять отсюда. Да какая теперь рыба…

— Товарищ полковник, — переминался с ноги на ногу Семенов.

— Чего тебе, опер? Говори не тяни.

— Маузер — вещь убойная. Хотя на тысячу заявленных метров он не стреляет, но на пятьсот — валит наповал… Не могли бы вы нам еще пару автоматов АКМ подбросить?

— Будут вам АКМ и по 100 грамм для согреву. Всем по 100, — подмигнул седоватый полковник Синицыной, и уже не оборачиваясь побежал в след уходящего Лукача.

— Ха–ха–ха, — дразнясь ему на прощанье, засмеялась Синицына и только сейчас встретилась взглядом с симпатичным и сразу ей понравившимся лейтенантом Семеновым. — Бежал ваш полковник прямо как от нечистой.

Семенов не ответил на ее шутку, но в душе у него, что то шевельнулось и появился интерес к этой хрупкой девушке, следователю Прокуратуры Марине Синицыной. «Картина маслом, — повторил он в мыслях слова Егорова. — За такую длинную и бессонную ночь, что только не случится в таком дьявольском лесу…».

 

Глава 2 «Далекое эхо гражданской войны»

Осенью 1919 года после взятия Белыми войсками Царицына главнокомандующий вооруженными силами Юга России Деникин наметил цель для Главного удара: Курск — Орел — Тула — Москва. На этом направлении Белогвардейская армия сосредоточили практически всю боеспособную ударную силу — Добровольческую армию Деникина.

Основные бои с Красной армией развернулись под Орлом. Белая армия бросала в бой самые лучшие полки, где треть состояла из офицеров, наиболее боеспособных, самых бешеных в своей ненависти к красным большевикам.

Уничтожая на своем пути разрозненные и потрепанные в боях красные части, на Орел двигалась Добровольческая армия под командованием генерала Май–Маевского. В авангарде шла отборная и опытная в боях Корниловская дивизия.

Командование Южным фронтом Красной Армии бросило на Орловское направление Эстонскую и Латышскую стрелковые дивизии, конную дивизию Червонных казаков. Из них была сформирована Ударная группа под командованием Мартусевича. Несмотря на это, 13 октября белые ворвались в Орел.

Деникинцы и все белое движение ликовали после взятия Орла, и говорили, что «Близок день, когда и стены православной Москвы огласятся пасхальным светлым звоном!». Однако, к 19 октября 1919 года части 13–й и 14–й армий красных охватили Орел с трех сторон, в районе Кром шли беспрерывные бои между «добровольцами» и ударными силами красных. В ночь на 20 октября белые части спешно оставили Орел. А днем по улицам города парадным маршем шла красная конница.

Именно в это время, в ходе двухнедельных ожесточенных боев под Орлом, произошел основной перелом в ходе всей Гражданской войны и начался откат Белых армий на юг. Сначала организованный и постепенный, потом стремительный и панический. Остановились белые только на берегу Черного моря.

Несмотря на бегство белогвардейцев на юг, в Орловской губернии оставалось еще много контрреволюционных сил. Остатки регулярных белогвардейских частей объединялись в отряды, совершая мятежи и убийства, вооруженные грабежи. Отдельные банды отличались зверствами, терроризируя местное население. Повсеместно вспыхивали кулацкие мятежи в богатых и не разграбленных селах губернии.

В это время было совершено одно из самых дерзких ограблений на железнодорожном переезде Орел — Змиевка. Бронированный эшелон перевозил большую партию золота в слитках, мешки с иностранной валютой и драгоценности, собранные ВЧК в Южных губерниях России. Убегающим на юг белогвардейцам и мещанам приходилось расставаться с фамильными ювелирными ценностями в руках ВЧК. Среди экспроприированных драгоценностей встречались уникальные, огромной цены крупные бриллианты и ценные камни из царской коллекции и богатейших людей России.

2

Последняя октябрьская ночь 1919 года опустилась на Орловское полесье, погружая его в белесую дымку короткой теплой ночи. Соловьи и лесные пичуги наполнили лес переливчатыми песнями, да запахи терпкой полыни и осеннего еще душистого разнотравья приходил с диких полей. Изредка слышались отдаленные оружейные выстрелы, напоминая о гражданской войне.

Штабс–капитану Николаю Ухальскому не спалось этой ночью. Он подошел к мерцающему костру, где дремало несколько пьяных корниловцев. Одетые в черную форму, они, как летучие мыши, сливались с черной землей. Один из них взмахивал в бреду рукой, повторяя: «Приказный, приказный, водки мне…».

Взяв гитару, чудом уцелевшую, после последнего отступления, а по сути — бегства от красной кавалерии по лесным пролескам и орловским болотистым топям, Ухальский вдруг вспомнил свое родовое поместье под Питером на Финском заливе, и желанную ему горничную Прасковью. «Господи, ведь нам тогда исполнилось только по 18 лет. Я приехал с кадетского корпуса на лето, а она была такая цветущая и милая, с зелеными глазами и светло–русой косой, ее тонкую талию перетягивал цыганский платок…». Тихо тронув струны, штабс–капитан запел:

— Луг покрыт туманом,

— Словно пеленой;

— Слышен за курганом

— Звон сторожевой.

— Этот звон унылый

— Давно прошлых дней

— Пробудил, что было,

— В памяти моей.

— Вот все миновало,

— Я уж под венцом,

— Молодца сковали

— Золотым кольцом.

— Только не с тобою,

— Милая моя,

— Спишь ты под землею,

— Спишь из‑за меня.

— Над твоей могилой

— Соловей поет, —

— Скоро и твой милый

— Тем же сном уснет…

В лесу, что‑то хрустнуло и из темной ночи показался высокий силуэт полковника Рохлина из 3–го конного корпуса генерала Шкуро. Не мало пролил крови красных воинов полковник Рохлин с конным отрядом специального назначения «Волчьей сотней», пройдя по тылам красных отрядов.

— Ну, что штабс–капитан, не спиться вам? — полковник подбросил в костер несколько недогоревших поленьев и яркие сполохи огня осветили его небритое лицо и рано–поседевшие волосы.

— Мысли одолевают, полковник, — перестал играть Ухальский и достал бутылку коньяка. — Выпьете, со мной? Вам то, что не спиться, полковник?

— Да спал, но верите, Ухальский, сон привязался ко мне… Представляете, я среди красных комиссаров, хватаюсь за шашку, хочу достать их, а шашка у меня, словно прутик, гнется. Они смеются надо мной. А еще знаете, там крысы бегали такие ужасные — белые с красными глазами. Представляете? Ха–ха–ха…

Полковник громко рассмеялся и то же налил себе в медную чарку. Крякнув, он выпил, после утер обратной стороной ладони усы и перекрестился.

— Лютуют красные, стараются достать нас, хотя тут в полесье нас только несколько сотен наберется. Остальные все на юг ушли.

— Говорят генерал Деникин бежал в Крым, — тихо сообщил штабс–капитан. — И были слухи, что он все командование передал Врангелю и с семьей собирается отплыть в Константинополь.

— Эх, штабс–капитан, все они как крысы дали деру… Да и нас, что тут держит, только золото и драгоценности, которые Атаман Раковский, где‑то спрятал в лесах, — сквозь зубы сообщил полковник и достал из ножен свою кавалерийскую шашку. Он потрогал ее на прочность и довольно хмыкнул.

— Сдается мне, что не увидим мы, господа, нашу долю. Уголовник этот атаман, и то право, похож на беглого каторжанина, как то наколку видел у него на груди череп с короной.

— Позвольте, вон у корниловцев тоже черепа на рукавах.

Тут один из пьяных офицеров корниловцев проснулся и испуганно оглянулся кругом, шаря по земле, выискивая свое оружие. Затем, наконец, найдя Маузер, он успокоился.

— Что, господа, красные? Где лошади, вестовой, где мой Коленкур вороной?

— Успокойтесь, под–поручик, нет здесь красных. Слава богу, по ночам они спят.

Корниловский под–поручик сбросил с себя китель и оставшись в одной белой нательной рубахе присел к костру. Его длинные бакенбарды и усы едва ли прикрывали глубокий шрам через все лицо. Выпив остатки коньяку, он взял гитару и запел:

— Лютый месяц, восемнадцатый год.

— Начинается Первый Кубанский поход…

— Корниловский полк, белая кость;

— Почти каждый — уже нездешний гость.

— На рукавах и знаменах у них черепа.

— В задонские степи влечет их судьба…, — он прервал свою игру, видно что‑то вспомнив, но сильно ударив по струнам, он допел свой куплет:

— В черных мундирах смертными птицами

— По карте вниз — кровавыми вереницами -

— Струятся от Ростова до Екатеринодара:

— Кроши красноперых! Руби комиссаров!

Откуда‑то издалека с перелеска, что примыкал к густой березовой роще, послышался шум и топот лошадей. Полковник вскочил и подбежал к одной из повозок. Сбросив чехол, он повернул в сторону шума станковый пулемет «Льюис» с толстым кожухом ствола и круглой улиткой магазина наверху. Передернув затвор, хладнокровный полковник дал команду: — Всем укрыться, угостим красных свинцом!

— Не стрелять, это «Марковцы», — крикнул штабс–капитан Ухальский. — Кавалерийский разъезд вернулся с дозора.

— Не стреляйте, господа, это 3–го офицерского генерала Маркова полка поручик Смолин, — сбросил с себя черную бурку младший офицер. — Ох, господа, опять красные вокруг лесов собираются. Две колонны у них там под городом, не прорваться. Видно опять в болота за Ольшанские озера нам придется уходить.

— А я лучше, господа, в Орле бы завалился в ресторан «Царская охота», — чмокнул языком корниловский под–поручик, — там такие певички были, а потом на номера к мадам Саланжи.

— «Царскую охоту» переименовали. Теперь там «Красная слобода»… И обедают там теперь комиссары и люди из Губчека, — поправил Ухальский. — Бывал я там неделю назад.

— Как комиссары не вынюхали, что у вас «Георгий»? По личному именованию Императора Николая II за доблестные подвиги на Кавказском фронте на Батумском направлении против турецких войск…

— С комиссарами столкнулся, врать не буду, хорошо на трамвай проходящий заскочил, да наган осечки не дал… Но, господин полковник, откуда вы знаете про турецкий фронт?

— Да, имел честь знать самого генерал–лейтенанта Баратова. Рассказывал он — как вы во главе кавалерийской сотни одного из ударных отрядов нанесли контрудар в тыл 3–й турецкой армии в районе Сарикамыша в октябре 14–го года.

— Спасибо вам, полковник, я то же много слыхал о вашей доблести в Брусиловском прорыве, где вы, командуя полком в составе корпуса Брусилова, нанесли тяжелое поражение германским и австро–венгерским войскам в Галиции и на Буковине.

— Теперь это, господа, только ВЧК заинтересует, — махнул рукой корниловец. — Это правда, что в городе теперь гражданская одежда в цене поднялась, да накладную бороду и усы теперь продают на рынке?

— Правда, унтер–офицер, только не забудьте наган держать под рукой… А то неровен час борода отклеится, да чекисты рядом окажутся, — весело засмеялся офицер пехотной дивизии генерала Алексеева, который был одет в белый китель и черные галифе.

— Ищут нас красные… Все полесье обложили, а атаман Раковский, что‑то хитрит. Вот мы сколько золото взяли, да драгоценностей под Змиевкой из бронированного эшелона, а он все куда‑то на болота оттащил со своими подручными жандармами Забродовым и Костылевым.

— Пора бы золото пораздать по–честному, да и разбежаться кто куда. Я бы в Читу махнул, а там в Манчжурию, а можно по Чуйскому тракту в Монголию. Говорят там уже забайкальские казаки встали под командование бывшего есаула Семенова и контролируют границу с Китаем. Красных на Дальнем Востоке разогнали.

— Правильно рассуждаете, голубчик, золото пораздать можно, и правильно говорите про Манчжурию, да вот добраться до туда — далеко. Сто раз с красными и ВЧК столкнетесь, — встрял в разговор корниловский капитан артиллерии Корнеев, проснувшийся от шума. — А я считаю, что бой красным дать нужно. Вон у нас дроздовцы есть, они на бронепоезде служили в танковом дивизионе. Можно взять атакой бронепоезд «Грозный», что в тупике под Змиевкой стоит и жахнуть по Орлу всеми силами…

Все как‑то разом замолчали и, оставив свой воинственный пыл, присели и прилегли к костру.

— Давайте, господа спать, еще и не светало, свою пулю мы у красных успеем получить, — проворчал полковник Рохлин и лег на телегу рядом с пулеметом, и набросил на себя кавалерийскую бурку. — Золото, господа, это подарок для красных и прямая дорога к архангелам… Наган и граната, вот, что нужно нонче иметь под рукой.

3

— Мы, члены рабоче–крестьянской охраны, заявляем, что храбро и мужественно будем стоять на защите Советской власти и будем подавлять всякие контрреволюционные выступления белых и их пособников, не щадя своей жизни! — с ораторским пафосом и проникновенно прокричал в кожаной куртке и с маузером на боку комиссар ВЧК Зурич.

Было солнечно и тепло в последние дни октября, пришло бабье лето. Мелкий дождик мягко застучал по мостовой. Не дымили трубы заводов в городе. Площадь перед Орловским Крестьянским Поземельным банком была полна народом. Разрозненные военные с винтовками и револьверами, шашками, а кто и остро заточенными пиками на плече толкались среди плохо–одетого крестьянского люда и городских жителей.

— Скажите, будут ли давать оружье, наганы да шашки?

— Давай винтовки и патроны, столько недобитых буржуев кругом! — кричал явно нетрезвый чернявый мужик, похожий на цыгана.

— Когда мануфактуры пооткрывают, народу надо дать материалу, ситца, белье, чулки, носки. Хватит пожили в нищете, погнули спины на помещиков, — звонко орала высокая и плечистая женщина с красным платком на голове. — Вон сами на автомобилях буржуйских ездите.

— Товарищи, этот автомобиль был сделан нашими рабочими в мастерских нашего города

изобретателя Михаила Хрущева. Чудом он пережил белых и теперь используется рабоче–крестьянской охраной по решению губернского Совета крестьянских депутатов. Вопрос об экспроприации и выдаче мануфактуры для пролетариата и крестьян будет решаться рабочими комитетами на фабриках Орла. Таких у нас больше ста в городе. Кроме того, товарищи вы знаете, что пока тут был штаб Белых войск весною, многое было разграблено и вывезено на юг России.

— Где ж вы были, войско красное, когда тут все грабили и наше добро вывозили? — не унимался чернявый подвыпивший мужик в коричневом длинном плаще.

Комиссар ВЧК Зурич засмеялся и пальцем показал на недовольного мужика.

— Ну а ты кем был доселе, говор у тебя шибко грамотный, может ты — вашскобродь?

— Да, извозчик я, извозчик…, — испугался мужик и начал пробиваться подальше от автомобиля с комиссаром и двумя чекистами. — Лошадь мою снарядом убило, извозчик я…

Народ кругом засмеялся, а одна курносая девица с круглым лицом вдруг закричала и стала бить солдата.

— Ах, ты антихрист да что же ты меня обнимаешь, я ж барышня, а не солдатка…

— Так, я же с шоколадкой, — смутился высокий усатый солдат, видно из латышей.

— Вот ругают солдаток: зачем дают всем не попадя? А как тут? Солдату дашь — он хоть шмоток хлеба казенного припрет, — пропищала маленькая и видно еще юная девица с накрашенными свеклой щеками.

— Хлеба нет, а? Дожили, братцы! — заорал матрос в бушлате на голое тело. — А сколько можно не жрамши, у меня только маузер пролетарский, а буржуи пухнут…

— Товарищ, комиссар, а призывать будут, я вон за тридцать верст приехал. Тятьку белые застрелили, а мамка сказала: «Иди, Гаврюха, теперча в милицию, только там можно еды экспроприировать!».

Кругом засмеялись, а один бородатый мужик с картузом на голове и прямой осанкой перекрестился и быстро пошел прочь с площади.

Застучали дробью копыта по мостовой. К площади подскакал гонец на светлом гнедом коне в красноармейской форме и завернутой буденовке на голове.

— Товарищ, комиссар, там Стрелецкую мануфактуру грабят!

— Как это грабят?

— А вот так, народ через забор перемахнул, а латыши разбежались.

— Товарищи, а мы как же, побегли к Стрелецким мануфактурам, — вон через овраги здесь напрямую близко, — заорала девка в красном платке, что требовала сатина.

И народ, словно по команде колыхнулся и первые самые резвые мужики и бабы, бросив тыквенную шелуху от семечек, ринулись в сторону стрелецких мануфактур. «Раз, грабят — значит, что то там есть», — подбодрил их чернявый мужик, не оглядываясь больше на комиссара.

— Держи их, товарищи! Утякут, сволочи с добром!

Кругом слышалась брань, крики и топот сапог. Народ бежал грабить недограбленное, что стало привычным образом жизни и существования в эти лихие революционные годы.

— Поехали атаку мародеров отбивать, — устало сказал Зурич и потуже натянул кожаную кепку, отстегивая с пояса маузер. Автомобиль несколько раз чихнул и, сотрясая воздух хлопками и копотью, поехал по разбитой снарядами мостовой и горелым доскам, оставшимися от магазинных погромов.

4

Вечером того же дня группа комиссаров и военных во главе с Зурич собралась в провинциальном театре. На сцене, за длинным покрытым газетами столом, сидели красноармейские начальники в военной и полувоенной форме, работники милиции и ВЧК, а так же люди в судейских, учительских, инженерских тужурках, в пиджаках и сюртуках, объединенные пожалуй одним сходством — красными повязками на рукавах и с красными ленточками на головных уборах. Комиссар Зурич немного смутился от такого скопления красной публики и, откашлявшись, взглянул на газеты Царской России. Что‑то увидев, он выбрал одну из них.

— Товарищи командиры, комиссары, работники милиции и ВЧК, работники народных Управ и Ревкомов! Вы видите, город наводнен контрреволюцией, белыми элементами, а мы еще с вами сидим за столом, где лежат портреты… Кого? — он потряс оторванной страницей газеты над головой. — Вы видите, кто тут изображен Николай II, английский король Георг V и король Бельгии Альберт I!

— Нам нужна своя газета, непременно, — воскликнул богобоязненного вида старичок с клиновидной бородкой. — Мы должны разъяснять людям смысл революции, ее ценности…

— Эх, какие там ценности, народу хлеб нужен, люди с голоду пухнут, а вы газета, — сокрушался Продкомиссар, который принял пустые и разграбленные белыми продуктовые склады города. — На складах 12 мешков овса для лошадей осталось, так мы по горсти выдаем солдатам и милиции, да кусок хлеба через день.

— А мы в ресторан «Красная слобода» карточки выпишем, пусть там подкормят солдат, Эх–ма! Свобо–ода нынче! — сдвинул на лоб балтийскую бескозырку матрос Балкин, который возглавлял оперативную группу ВЧК. — А пусть отважатся не принять, враз в расход пустим!

Матрос Балкин грозно нахмурил брови и потряс наганом в воздухе.

— Стерлядки имперской и молочной поросятины захотелось? Вы тут‑то не куролесьте, не на палубе, вокруг товарищи! — ударил по столу комиссар Зурич. — Долго ль думали, комиссар, что б на разбой товарищей подталкивать.

Балкин вскочил и рванул бушлат на груди, заорав: — Да ты знаешь, душа твоя интендантская, что я с матросами «Амура» Зимний дворец штурмовал! А по нам юнкера из орудий…

— Успокойтесь Балкин, я там то же был на броневике «Олег». Не помните такой? Хм…, — хмыкнул Зурич и оглядел присутствующих за столом и как ни в чем не бывало продолжил: — Вся Красная Армия двинулась на юг за армией Деникина, у нас товарищи от силы два полка наберется, сабель 700 и бронепоезд «Грозный». Белых и враждебной контрреволюции вокруг Орла несколько тысяч, поэтому мы не можем оставить город и дать открытый бой.

— Надо заманить их в капкан и дать им решительный бой, — воскликнул военный комиссар Звонарев с буденовскими усами и стриженный наголо. — Мы их положим кинжальным огнем из пулеметов. Рабочие на Литейном изготовили около сотни гранат, товарищи. Да еще три сотни винтовок у нас, можем призвать добровольцев.

— Такую операцию, наше ВЧК продумывает, что бы в раз белых заманить и все! — махнул ребром ладони комиссар Зурич. — Но сейчас должен вам сообщить о телеграмме из Управделами Совнаркома.

Комиссар тяжело вздохнул, понимая, что невыполнение приказа Совнаркома повлечет разбирательства Особого Отдела ВЧК, а возможно и аресты. Он взглянул на Балкина и жестко спросил:

— Что у нас по делу о разграбленном под Ельцом эшелоне с золотом и бриллиантами на сумму более 5 миллионов рублей?

— Ищем, товарищ комиссар. Есть несколько сообщений, что все драгоценности находятся у атамана Раковского. Он где‑то на Орловщине, на болотах в Хотынецком районе прячется, там он с корниловцами и прочими белыми гадами. Несколько раз мы туда конные отряды посылали, но белая контра из‑за болот пулеметным огнем несколько десятков красноармейцев положили. Вон спросите у Военкома Звонарева.

— Смотрите, Балкин, а то не ровен час товарищи из столичного ВЧК нагрянут, как раз тут в уезде Черную гвардию ищут… Неровен час, вспомнят вам вашу стерлядку!

Балкин не мог не знать, что большая часть матросов вошла в анархическо–экстремисское движение «Черная гвардия». В апреле 1918 года в ряде городов Поволжья вспыхивали мятежи, и анархисты оказывали вооруженное сопротивление большевикам. Часть из них бежала на Украину к Махно, а часть была арестована и канула в небытие после отправки в ВЧК.

— Да, вы что товарищ комиссар, да я за товарища Ленина! — пытался сказать Балкин, но слова застревали в горле и страх как‑то враз охватил только что рьяного матроса. — Извините, товарищи, погорячился… Мы должны проявлять пролетарское сознание и верить в наше правое дело по свержению мирового империализма и организации диктатуры пролетариата!

Взволнованный комиссар Балкин рванув отворот матросского бушлата, достал из‑за пазухи нечто белое и положил на стол. Расправив усы и ощетинившись на всех, зашипела белая крыса на тонких кривых лапах.

— Вот и Дуська моя тут против белых гадов. Мы с ней на флоте вместе ходили два года на прославленном в японской войне минном заградителе «Амуре», — он осторожно погладил маленькую белую крысу, у которой на черной шелковой нити вокруг шеи был подвешен прозрачный крупный кристалл розоватого цвета с множеством граней, который сверкал и как‑то сразу заискрился всеми цветами радуги…

5

Атаман Раковский был на вид лет сорока, высок и худощав. Одевал он кубанку и ярко красный бешмет под черкесской с башлыком. На кавказском поясе сверкал камнями на рукоятке кинжал старинной работы, да маузер в кобуре. Под длинными черными усами атамана скрывалась тонкая усмешка, словно он знал нечто большее, чем все остальные. В его зелено–карих глаза сверкала бесноватость и некая лихость свойственная кавказским горцам. Возможно, именно от горцев он научился лихо гарцевать на резвом жеребце под пулями красных.

Среди белых говорили, что он геройски сражался в 1–ой Терской кавказской дивизии и в 1916 году участвовал в знаменитом конном сражении у Баламутовки и Ржавенцев, где отважные конные казаки разбили и пленили много австро–венгров. Раковский лично был награжден из рук Георгиевского кавалера генерала Павлова именной шашкой и орденом Св. Георгия 4–й степени. В начале января 1918 он примкнул к Петлюровскому войску «Украинский гайдамацкий кош». Сражался против отрядов красных на подступах к Киеву. После поражения войск Центральной Рады под Крутами и падения Киева вместе с Петлюрой бежал на Волынь, где и создал свой летучий белый конный отряд.

Атаман Раковский помимо физического уничтожения красных повсюду разыскивал золото и драгоценности, собирал информацию, где красные Советы накапливали ценности и наносил удары по банкам, бронированным поездам с отправляемыми драгоценностями в Москву и Петроград. В Белой Армии поговаривали, что на награбленное он смог бы нанять и вооружить целую армию. В целях личной охраны рядом с ним всегда находились два бывших жандармских урядника Забродов и Костылев. Помимо этих двух рукастых слуг инквизиции Царской России его сопровождал повсеместно отряд в 20 сабель рослых и при оружии, диких и со зверскими лицами казаков из казачьего Императорского конвоя. Они были в черных казацких бурках, с длинными шашками и горскими кинжалами, богато отделанными позолотой и чеканкой. У всех их были резвые скакуны и семизарядные револьверы системы «Наган» с трехлинейными патронами, наносящими больший вред. В их отряде имелось и два станковых пулемета систем «Гочкиса». Они следовали за отрядом на двух лошадях в специальных вьюках, и, обладая высокой боевой скорострельностью, могли поражать цель на дальность до 2000 метров.

Только головорезы Атамана Раковского могли знать, где он прятал золото. Некоторые белогвардейцы пытались расспросить или проследить где атаман сокрыл свои несметные награбленные сокровища, но натыкались на стену молчания или более воинственный отпор со стороны молчаливых казаков и жандармских урядников. Некоторые более любопытные искатели пропадали бесследно в лесах орловского полесья.

— Ну, что, господа казаки, пора бы нам тряхануть Орловских чекистов, говорят скопилось у них много ценностей.

Атаман окинул взглядом свой боевой отряд казаков и остановился на жандармском уряднике Забродове. Именно он, имея своих давнишних агентов среди бывших уголовников и барышень из домов терпимости Орла, принес весть о драгоценностях. Сообщил ему это бывший уголовник по кличке «Витька–вешатель», который как‑то пробился в ВЧК и продолжал свои зверства теперь уже на законном основании, имея маузер и мандат чекиста. Витька помогал белым, боясь царского урядника Забродова, что тот якобы готов раскрыть глаза Советам и ВЧК, кто на самом деле был Витька Проньков и поведать им о его 12–ти зверских убийствах мирных обывателей, среди которых был архимандрит Макарий и профессор гимназии. В прошлом убийца, а ныне — сотрудник орловской ВЧК сообщил Забродову, что в Губернском отделе Наркомата храниться чемодан убитого американца Брюса. Проворный американец более года скупал и обменивал на продовольствие в нищей, голодающей России бриллианты и уникальные драгоценности. Однако, около месяца назад Брюс был зарезан каким‑то пьяным бродягой за то, что тот не угостил его водкой. Бродягу, покормив, отпустили, а чемодан попал в руки чекистов.

В Наркомате доморощенные, народного сословия чекисты долго разглядывали драгоценности, пока матрос–чекист Балкин не отдал приказ спрятать пока неоцененные, но явно уникальные ценности, в один из огромных сейфов без ключей. Ключи потерялись или были выброшены отступающими белыми. Не долго думая, Балкин распорядился поставить охранника вместо замка, сказав при этом: «Пролетарское сознание — лучше всякой сигнализации или замков!». В течение месяца матрос Балкин повадился все чаще заходить в Наркомат. Проверяя драгоценности, он каждый раз прихватывал, что‑то из содержимого чемодана для своей студентки Милевской, которая ждала своего матроса–героя с белой крысой по кличке «Дуська» каждый вечер в Доходном доме «Горчичный мед» в Стрелецком тупике. Это и беспокоило Атамана Раковского, заставляя думать о проведении безукоризненной и немедленной операции по отнятию ценностей у Советов.

— Ну, Забродов, когда Советы резать пойдем и как золото брать будем?

— План готов — как взять ценности из барабана. Ехать нужно ночью в форме ВЧК. Десяток комплектов военной одежки уже достал, мандаты сделал. Надо ехать в Орел, брать комиссара Балкина на прихват у его мамзель, и прямиком в Наркомат. Там охраны человек пять и еще столько же на смене спят, так что на один храпок возьмем их всех как лососей, если они в надрыв пойдут.

— Ладно говоришь. Возьмем золотишко с камнями, да огоньки бриллиантовые и все–е-е! Уходим отваливает туда наверх в другую эпоху, пока калитка не захлопнулась.

— А, что там казачки императорские пару дней назад полихачили? Двух опричников порубили, когда отрывались от легавых.

— Это не беда, легавые или как они называются — дорожные урядники ДПС случайно задрались, хотели денег получить. Там весь мир на этом завязан. Все друг с друга деньги просят, а кто и просто вышибить хочет на испуг.

— Как там жить будем, атаман? Отродясь не жил среди красных Советов.

— Ха–ха, Нету там Советов, да и Царя нету, но кто‑то правит там — вроде как Царевич выборный, — засмеялся атаман и мечтательно посмотрел в ночное небо. — А люди там не то, что сейчас: один — пьяница, второй — ворюга, третий — просто идиот… Все кругом барышничают. А золото и камни там в цене, так что при деньгах будем, а там разберемся потихоньку. Я себе там подругу завел, она живет в одиночку рядом с озерами, вроде того она вдова, только молчаливая больно, слегка на колдунью смахивает… То что молчаливая, так это мне по сердцу — не люблю пустомель, а впрочем — кому сейчас верить можно, кто может разобраться в сумерках чужой души?

 

Глава 3 «Чертова пустошь»

Орловское Полесье — край легенд и мистических историй. Одна из них утверждает, что защитник земли русской Илья Муромец бывал в походах на Орловщине и сразился с Соловьем–разбойником в местечке Девять Дубов. Еще в древние времена Орловское полесье было землей, по которому следовали татаро–монгольские завоеватели Золотой Орды к Московским княжествам. В царствование Ивана IV именно на Орловщине была построена деревянная крепость на высоком левом берегу реки Нугрь для защиты южных границ Русского государства от набегов завоевателей.

По древним преданиям для защитников крепостных сооружений в глубине леса, за разбросанной цепью Ольшанских озер была построена небольшая церквушка и часовня, что звонила на церковные праздники, а так же извещала о приближении неприятеля. На десятки верст по просторам распространялся мелодичный и звонкий колокольный звон. Подходы к церкви охраняли болота, по которым шла скрытая тропа, известная защитникам крепости и жителям селищ, разбросанных по обширным оврагам и балкам Полесья. Но однажды татаро–монголы проследили тайную тропинку и захватили церковь, глумясь над святыми ликами и служителями церкви.

Много лет прошло с тех пор, но пропала однажды эта церковь с колоколенкой, ушла под весеннюю воду большого половодья реки Нугрь. Затопила вода и людские селища в оврагах и балках, словно Бог не простил им их раскольничество и грехов. С тех пор вблизи озер мало кто селился. Дурная слава пошла об этих местах, что видят изредка грибники, да иной охотник — как сквозь черную озерную воду пробиваются отражения нарядной белой церкви, и слышится иногда далеко расходящийся колокольный звон.

Приезжали в эти края ученые и искатели приключений, да так и не открыла им свой лик тайная история этих орловских аномалий. Бывало, что зимой в самые лютые морозы Ольшанские озера, покрытые толстым льдом, охватывала дрожь и подводное свечение. И как рассказывали несколько свидетелей — сбрасывали озера лед и от воды шел пар, превращаясь на озером в голубоватую дымку.

В предвоенные годы здесь была построена деревня Челуга. В ней поселились небольшая община раскольников, что приехала из Сибири. Однако в войну, фашисты в поисках партизан, разрушили все дома и согнали людей в лагеря. В послевоенные годы в деревню уже ни кто не вернулся. Дикий бурьян и лесная посадка затянула развалины домов. Деревня Челуга обезлюдела, пока в 80–х годах в ней не поселилась странная семья. Высокий бородатый мужчина, одетый зимой и летом в длинную холщевую рубаху и штаны, да русоволосая женщина с дикими черными глазами. Народ старался обходить Челугу стороной, боясь встретиться взглядом с босоногой колдуньей. Да и само название деревни потерялось, осталось только название в народе огромного степного участка, длинною в несколько километров, заросшего густым чертополохом и полынью, именуемого с незапамятных времен «Чертова пустошь».

Богатые на грибы и ягоду здешние лесные места притягивали сюда людей в конце лета, когда спадала, оставшаяся от весеннего половодья черная вода. Случилось, что в 90–ых годах сюда пришли энергетики и протянули по самой кромки озер и болот линию электропередачи, глубоко вбивая в жидкую землю огромные сваи. Они же поставили около озера жилой вагончик, где поселился сторож, кто присматривал за высоковольтной линией и топкой землей под опорами. С тех пор вернулась в эти края вывеска «Челуга» и грунтовая дорога теперь шла через густые заросли лиственного леса. Вековые дубы и плакучие березы пробегали по оврагам и лощинам мимо дороги.

Было это, когда по России в октябре 2002 года шла перепись населения. Мало кому пришло бы в голову поехать в Челугу для переписи двух нелюдимых жителя, да одного пожилого смотрителя высоковольтной линии. Но один доброволец нашелся. Им оказался участковый Пичугин, который выпив 100 грамм для храбрости, да и был это в церковный праздник Покров Пресвятой Богородицы, отправился в Челугу на своем мотоцикле. С тех пор его не видели, но дежурный по ОВД, сделал запись в журнале 14 октября, что звонил участковый капитан Пичугин и с возбуждением рассказывал, что в озерах видел церковь белую и слышал звон колоколов. Дежурный посоветовал ему больше не выпивать в этот день, но со слов капитана он собирался со смотрителем отправиться на лодке по озеру для изучения странного явления.

Следственная группа Орловского ОВД, в которую тогда входил майор Егоров, в течении месяца старалась найти следы участкового и смотрителя, но ни их, ни лодки не было обнаружено. Зимою, когда эти края занесло снегом на метр, дело было закрыто. В ту же осень пропал и нелюдимый раскольник, что жил в Челуге с колдуньей. Однако майора Егорова с тех пор, что‑то притягивало в эти загадочные и аномальные места. И он изредка отправлялся туда то с удочкой, то с корзиной за грибами и ягодами. Несколько раз он видел издали лет сорока худощавую светловолосую женщину в длинном холщевом балахоне с капюшоном на голове. Она несла на плече охапку травы, видно для коз, которые паслись недалеко от дома.

Рыбы в озерах было мало, изредка брал горбатый и, словно черненный, ершистый окунь. Он сильно сопротивлялся и бился, когда майор Егоров вываживал его из темной воды, над которой стояла голубовато–сизая дымка. Однажды забросив несколько донок, майор вечером начал вытягивать лески на берег, как почувствовал на одной из них сопротивление, которое с каждой минутой усиливалось. Тут неожиданно к поверхности воды поднялось, что‑то большое и словно с густой шерстью и боковыми плавниками. Выдержка отважного сотрудника уголовного розыска на этот раз не выдержала и он, бросив все, побежал прочь. Кто знает, может это и спасло майора от того, что встретил здесь участковый капитан Пичугин и смотритель.

2

Под покровом ночи на поляне среди дубов и плакучих берез, мерцали языки рыжего пламени. Несколько фигур застыли около костра, всматриваясь в огонь и сохраняя молчание. По кромкам деревьев пробежал ветер, заставив задрожать ветви берез.

— Что‑то как‑то не по себе мне стало, — оглянула своих невольных компаньонов следователь Прокуратуры Марина Синицына. — Показалось, что с неба что‑то к нам слетело.

— Да, тут враков много вокруг этих мест, — расслабленно и без страха, после выпитого стаканчика кубанской, сообщил старший лейтенант «Убойного отдела» Сушкин. — Вот мне бабка тоже рассказывала, что ее прадед в бытность мальчишкой ходил в эти леса и разыскивал ушедшую в топкую землю церковь. И однажды, он нашел торчащий из мягкой земли шпиль церковный. Он рассказал взрослым в деревне, и отважные из них с лопатами бросились туда откапывать церковь, ведь по приданиям там хранились церковные ценности…

Тут Сушкин замолчал и огляделся по сторонам, словно то же, что‑то почувствовав. Он подтянул к себе автомат АКМ и набросил на себя армейскую плащ–накидку. Встретившись взглядом с лейтенантом Семеновым, который вот уже час непрерывно смотрел в костер и не двигался, о чем‑то размышляя. «Вот, ведь выдержка у опера железная, хотя про него говорили, что он на Кавказе служил в каких‑то отважных войсках…

— И что же откопали? — с волнением и живым интересом спросила Синицына.

— А–а-а, да нет… Все пропали они, и ни кто оттуда не вернулся. Говорили, что церковь вновь ушла под землю и утянула за собой копателей, а земля сравнялась.

— И мне, вот, рассказывали, что около того озера в Царские времена люди кресты ставили и ленточки привязывали, — что‑то вдруг вспомнилось лейтенанту Семенову. — Эх–ма, меня моя Верка, лапушка ждет…, а я тут в лесу колдовском. Сейчас бы дома прижалась ко мне под бок и мурлыкала под одеялом.

— Мурлыкала? — переспросила Марина и с удивлением впилась глазами в молодого и по–мужски красивого и высокого парня Семенова. Он ей сразу понравился, а когда она его увидела около озера, где он ополаскивался по пояс, то его сильные мышцы и серповидный шрам на плече, окончательно вскружил ей голову. — И кто же у тебя Гриша там мурлычет под одеялом?

— Да, Ве–е-ерка, киска моя, хвостатая.

Тут Марина Синицына вдруг радостно и безудержно засмеялась. Она смеялась своей несообразительности и вдруг вспыхнувшей к этому парню девичьей ревности. «Господи, — подумала она, — как это могло случиться, что бы вот так за один осенний день я в него влюбилась?».

— А нам учитель истории, когда я в школе учился, рассказывал, что Батый где‑то на Орловщине свои сокровища награбленные прятал, ведь не мог он столько золота и серебра с собой возить везде, — продолжал мечтать оперативник Сушкин, но недавно пришедший с ветром страх не отпускал его. И он взглянув на вечно спокойного Семенова спросил: — Ну, что, опер, еще по одной?

— А я? Вы мне опять не предлагаете, — обиделась Марина и снова с волнением посмотрела на Семенова.

— Опс, шмопс, — обрадовался Сушкин, а сам подумал про себя: «Не одного меня колотит в этом чертовом лесу». — Сейчас нальем всем, кстати, старшина Кулибин свою фляжку со спиртом оставил… Эх, не пропадем, станичники!

Вскоре Сушкин уже дремал, а Семенов продолжал о чем‑то вспоминать своем, где‑то оставленным позади за его молодыми плечами, но видно тесно связанным между ним и военными страницами современной истории России.

— Не спиться? — спросила Марина и поближе села к молодому и сильному парню, от которого шел покой и защита. Она взглянула из под своих черных локонов волос, падающих на глаза на Григория Семенова.

И он поглядел ей в глубину ее серых глаз, и волнения схватили его душу и закружило в стремительном танце. У него перехватило дыхание и он дотронулся до ее горячей хрупкой ладони. Он чувствовал, что горячий жар все сильнее охватывал его голову и страсть. Чувства, видно распаленные этими мистическими орловскими местами, все сильнее притягивала его к милой и хрупкой девушке… Он дотронулся своими губами до ее губ. Она обхватила его руками за плечи вливаясь всей собой в его поцелуй. Но вдруг нечто, более сильное в этом могучем и русском бойце–воине, остановило его. Он вдруг ощутил опасность, хотя тишина окутывала их со всех сторон, лишь изредка нарушаемая ночным щебетаньем птиц, да трелями полевых насекомых.

— Что‑то вокруг нас не так, — лишь сказал он и встал.

С каждой секундой все нарастал непонятный шум, больше похожий на отдаленный барабанный бой. Проснулся и старший лейтенант Сушкин. Он тоже понял, что к ним что‑то приближается, и он рассудительно взял АКМ, передернув затвор.

— Ну, что Семенов, повоюем с нечистой силой?

— Погоди, не стреляй без разбору. Мы не воевать сюда приехали.

Опытный боец в прошлом, оперативник Семенов, быстро затушил костер. Наконец звук стал более определенным превратившись в шум скачущих ретивых скакунов по проселочной тропинке по окраине леса, выходящей на Чертову пустошь. Небо неожиданно прояснилось, выглянул полный месяц и вместе с яркими небесными звездами серебряным светом облил окрестности.

Семенов увидел как мимо них проносится вооруженный шашками, кинжалами и револьверами казачий конный отряд. Их было не меньше дюжины. Впереди следовал вожак–наездник на черном как смоль вороном рысаке в красной черкеске и папахе на голове. Молодой оперативник протер глаза и раскрыв их снова, понял по признакам их казацкой одежды с патронташами на груди, отделанными золотым шитьем, золоченым ножнам кинжалов…, что мимо них пронесся казачий Императорский конвой.

— Это, что за скачки здесь, Семенов, объясни? — не мог оправиться от удивления старший лейтенант Сушкин. — Мы ни как не прореагировали на них. Не проверили их документы…

Семенов оглянулся на Сушкина и перевел взгляд на ставшую ему почти близкой Марину Синицыну. Он заметил, как она в этот вечер, несколько раз получив эмоциональный шок, а может просто от вечерней сырости, начала мелко трястись, испуганно озираясь по сторонам.

— Сушкин, остынь, видно два сотрудника ГИБДД и попались на том, что решили проверить документы у них.

— Ну и правильно, имеет право патрульно–постовая служба проверить документы у водителей, да хоть и наездников… Ты, что Устав Патрульно–Постовой службы не знаешь? А, Семенов? Ах да, ты ведь историк, опер–важняк, — обидчиво произнес Сушкин. Он почувствовал, что был не прав где‑то, но сдаваться сразу не хотел.

— Не могли мы проверить мы у них документы, Сушкин. Поверь мне — они бы нас не поняли.

— Да, кто это они? Кто имеет право здесь гоняться с оружием и шашками?

— Это Собственный Его Императорского Величества Царский конвой — подразделение гвардии, осуществлявшее охрану царской особы.

— Какого Императорского Величества, Семенов, что ты имеешь в виду?

— Судя по вооружению и казачьей форме — это Царский конвой Императора России Николая II…

Москва. Кремль. Сенатский дворец. Рабочая резиденция Президента России.

1 ноября 2004 г. 10.00 утра.

Президент России Владимир Зорин находился в своей рабочей резиденции Сенатского Дворца в Кремле. Окинув взглядом свой рабочий кабинет, который мог вместить несколько десятков гостей, Президент задумался о его предстоящей встрече на следующей неделе с бывшим премьер–министром Канады Жаном Кретьеном.

Первая мысль была: «В Георгиевском зале принять бывшего коллегу или здесь?». По регламенту, официальных лиц он принимал в Георгиевском зале, отличавшимся роскошью, сравнимой только с самой Россией. Шесть люстр, каждая по 3 тонны. Гости чувствовали в этом зале Сенатского дворца всю мощь и незыблемость России…

Владимир Зорин заглянул в рабочую тетрадь и перевел взгляд на четыре телефона, находящиеся по левую руку от себя. Он словно ожидал звонка, и оказался прав. Прямая линия с Директором ФСБ замигала зуммером. Президент поднял трубку.

— Здравствуйте Уважаемый Владимир Владимирович, — поприветствовал всегда спокойный и уважаемый в России Заместитель Директора Федеральной Службы Безопасности генерал армии Александр Верник.

— Доброе утро, Александр Васильевич, — поприветствовал Президент Верника, которого знал еще по управлению КГБ Ленинграда и области. Некоторые контрразведывательные операции, разработанные опытным генералом Верником, Президент самолично одобрял и, в который раз, удивлялся неординарным способностям этого контрразведчика и весьма порядочного человека, что как божий дар или дается человеку с рождения или он — так и живет без этого всю жизнь.

— Есть тема для доклада, Владимир Владимирович, не могли бы вы включить меня в рабочий график встреч на сегодня?

Президент России, сам в прошлом Директор Федеральной Службы Безопасности, немного поморщился: «Вот ведь, разведчик–генерал, до сих пор не верит сверхсекретной прямой линии связи. Хотя, возможно на этой практичности и недоверии всему — и держится наша Россия».

— Александр Васильевич, внутренний или внешний вопрос? Сами‑то как, приняли уже решение, или страхуемся? — спросил Президент. Он любил неожиданно ставить своих подчиненных в ситуации, когда надо было взвешивать каждое слова, прежде чем ответить.

Генерал армии, Зам. Главы ФСБ, хоть и был готов к такому вопросу, но немного задумался и позволил хранить молчание, вглядываясь из своего кабинета на Лубянской площади в кремлевские звезды на башнях кремлевской стены. Видно, Президент России понял, что вопрос имеет некоторую специфичность или выходит за рамки регламента рутинной работы ФСБ.

— Говори, Александр Васильевич, под мою ответственность, так мы время сократим, а то мне сейчас надо подготовиться к приему Главы Казахстана и Беларусь. Готов к быстрому докладу? В 5 минут уложишься?

— Так точно, Уважаемый Владимир Владимирович. Два дня назад под Орлом было убито два сотрудника ГИБДД, — сообщил генерал Верник и невольно сделал паузу.

— Понял, генерал, — сухо прервал генерала Президент. — Венки для них закажем, я сделаю пометку в своей рабочей тетради.

— Уважаемый Владимир Владимирович, ни когда бы Вас не побеспокоили, если бы не некоторые странные обстоятельства, результаты экспертиз, мнения экспертов и свидетелей.

Президент России Зорин вздохнул, невольно сожалея о гибели двух хороших или не очень сотрудников дорожной милиции. На секунду отстранив трубку, он вызвал секретаря из приемной и заказал чая. Кивнув головой, на его вопрос: «Как всегда?».

— Говори сразу о сути вопроса, — просто дал команду генералу Вернику Президент, отметив про себя, что разговор длится почти две минуты.

— Два сотрудника были убиты необычным оружием. Они были зарублены кавалерийскими шашками образца 1881 года, которыми вооружались казаки Царской России. Один из гаишников был убит из пистолета системы «Маузер К-96». К расследованию был подключен Уголовный розыск Орловского ОВД. Очень грамотные и опытные там работники на розыске работают.

Генерал армии, Зам. Главы ФСБ на секунду замолчал, понимая, что Президент, возможно, сейчас смотрит на секундную стрелку часов и сожалеет о том, что и сам Генерал ФСБ напрасно залез в вопросы ведомства Министерства Внутренних Дел, да и не кстати отнимает драгоценное время Главы Российского Государства.

— Александр Васильевич, как мы с Вами можем лучше помочь МВД в расследовании этого преступления? — сухо, в подчеркнуто официальном тоне, спросил генерала Президент Владимир Зорин.

— Уважаемый Владимир Владимирович, сложилось мнение у руководства ФСБ, что это дело выходит за рамки, просто криминального дела. Так как, не только оружие преступления указывает на необычайность этой ситуации, но и показания двух работников «Убойного отдела» Орловского ОВД и следователя Прокуратуры. В прошлую ночь эти сотрудники были в дозоре на месте преступления, — старался уже быстрее говорить генерал Верник. — И среди ночи мимо них проскакал кавалерийский отряд казаков, вооруженных и одетых так, как это было накануне революции и в период Гражданской Войны.

— Что за чертовщина, генерал? — уже с некоторым волнением спросил Президент. — Откуда они взялись там? Скачок во времени или камуфляж преступников?

— Владимир Владимирович, есть мнение, что это первое. Научный департамент ФСБ давно ведет исследования аномальных зон России. Орловское полесье там стоит в первом списке. У ученых и экспертов было, а сейчас утвердилось мнение, что там возможно аномальное искажение временного пространства… Или другими словами — этот вооруженный отряд казаков мог проскочить через временной коридор в наше время.

В голове Президента Зорина, словно в калейдоскопе, пронеслась вереница возможных последствий, если все сказанное генералом ФСБ — правда. В дверь постучали, и на пороге возник секретарь Президента Каменев: — Уважаемый Владимир Владимирович, Лукашенко на проводе… Зорин кивнул головой и на пальцах показал цифру пять, что могло означать, что он будет говорить с Президентом Беларусь не раньше чем через пять минут.

— Генерал, а как ребята из «Убойного», кто был в дозоре и видел казаков, они вменяемые? Да и откуда им знать, военные детали вооружения и экипировки тех времен.

— Так точно, сотрудники Орловского ОВД надежные. Один из них участвовал в боевых действиях на Кавказе, имеет награды, служил в засекреченном спецподразделении «Сталь», о котором еще мало кому известно. Кроме этого, он учится сейчас на Историческом заочном отделении в Воронежском Университете… И досконально знает все детали военной экипировки и вооружения Царской России!

В разговоре на несколько секунд повисла пауза. Генерал Верник ожидал, что скажет Президент, понимая, что в голове Главы Государства сейчас как в сверхмощном компьютере прокручивается тысяча версий, комбинаций, правильных решений…

— Верю, Александр Васильевич, таким ребятам, которые прошли Кавказ и защитили интересы России в трудную минуту. Верю и твоим экспертам и ученым, пока у нас лучшая Служба Безопасности в мире! — Владимир Зорин, сделал паузу и отпил несколько глотков зеленого чая с лимоном. — Хорошо, генерал, что позвонил мне — молодец, хотя попал пока в девятку. Ты вот лучше, скажи мне, что ваш опер–историк там рассмотрел — к каким подразделениям могли относиться эти казаки?

— В рапорте, написанным им сегодня в 8.00 утра, четко описывается форма, вооружение, а так же специфические детали обмундирования казачьего Императорского конвоя Главы Государства Российского. Конвой, который всегда находился рядом с Царем.

— Каким Царем, генерал? — автоматически спросил Президент, ожидая с секунды на секунду звонка Президента Беларусь.

— Последний Царь Государства Российского — Николай II Александрович Романов, — раздался невозмутимый голос генерала Верника в трубке сверхсекретной Президентской связи.

— В 19.00, генерал, буду у тебя в Центре «Енисей», подготовь все документы и если соберешь своих экспертов — буду рад ознакомиться с их мнением, — четко сказал и положил трубку Президент России Владимир Зорин.

Он встал и подошел к окну своего кабинета, взглянув на площадь перед Сенатским дворцом Кремля. Невольно, Президент Зорин представил, как в форме Гусарского Собственного Его Императорского Величества полка Николай II восседал на лошади, принимая рапорты своих подчиненных.

В голове Президента всплыли сухие фразы биографии последнего императора России: «Николай II Александрович родился 6 мая 1868 года, Царское Село, старший сын императора Александра III Александровича и императрицы Марии Федоровны. С августа 1915 года верховный главнокомандующий России. В ходе Февральской революции 1917 года 2 марта отрекся от престола. 17 июля 1918 в центре Екатеринбурга, в подвале дома Ипатьева, Николай, царица, пятеро их детей были без суда и следствия расстреляны».

Зорин потер щеку ладонью, что делал только в минуты волнения. «Да, — подумал он. — Николай II и его семья испили горькую чашу тяжелой судьбы до дна. Трагедией своей жизни и смерти со всей своей семьей Николай II искупил свои ошибки. Священный Синод Российской Православной Церкви 14 августа 2000 года принял решение о канонизации Николая II и причислении Николая II к лику святых».

Москва. Сверхсекретный аналитический центр ФСБ России «Енисей-1»

Целая цепь подземных секретных сооружений охватывала Москву. Геометрически подземные центры образовывали пятиконечную звезду с огромным бункером в середине системы, под центром Москвы, который назывался «Кремль 2». Он мог вмещать до 1000 человек и обеспечить жизнедеятельность объекта в течение нескольких лет, на случай ядерной войны. Подземные туннели со скоростными поездами на воздушной подушке соединяли центр с концами звезд. Таким образом, Президент прямо из Кремля мог попасть в течение 20 секунд в свой бункер, а затем в пять независимых бункеров, где располагался Центр ФСБ, Обороны, Центр космических войск, Центр Гражданской обороны и МЧС, и Пятый Центр, который был засекречен полностью, и о котором знало в стране всего несколько человек. К ним относился Президент и Премьер Министр страны, Главы ФСБ, Обороны и все их первые заместители.

По некоторым слухам этот сверхсекретный центр представлял из себя компьютерный мозг или сложнейший вычислительный центр, который был подключен к системе Интернет и всем подземным, надземным и космическим вычислительным датчикам и спутникам. Имея возможность работать автономно от любых сетей питания, он мог защищать, не только Россию, но и все человечество от иноземных захватчиков уже без людей. А так же ему предстояло возродить методом клонирования из ДНК специально отобранных генов у спортсменов, ученых, деятелей культуры — новый человеческий род и обеспечить их научное обучение и жизнеобеспечение до 25 лет. А в связи с тем, что новым клонированным людям не закладывались какие‑либо национальные признаки и исторические функции, то новое поколение со знанием трех языков: русский, английский и французский должны были возродить новое общество с обобщенным названием — «Земляне». Особая программа под названием «Организация» должна была отобрать из этих клонированных способных людей — организаторов, ученых, вспомогательный персонал, которым предстояло выполнять административные функции и заниматься организацией и обеспечением общества.

В аналитическом подземном Центре ФСБ России «Енисей-1», располагающимся под зданием ФСБ на Лубянской площади, было необычно людно в этот день. Многие ученые из различных отраслей науки, включая астрономию, изучение космоса, медицину, биологию и биотехнологии, физику, собрались вокруг многочисленных мониторов к сверхмощным компьютерам в Центре. На стене располагался главный монитор, размерами превышающими экран кинотеатра. Столь большой экран был разбит на сотню более мелких экранов, вокруг одного большого. Именно к нему и было приковано внимание всех сидящих в этом Центре.

Впервые увидев, замедленную съемку каких‑то движущихся расплывчатых красно–оранжевых объектов на экране, можно было подумать о неком химическом или физическом процессе. Но голос Зам. Главы ФСБ Верника заставил всех вернуться на землю и напомнил всем ради чего они здесь собрались.

— Итак, уважаемые ученые и сотрудники, еще раз напоминаю, что сегодня ночью на территорию нашего государства в районе Орловской области, близ деревни Челуга произошло вторичное проникновение неустановленных личностей. Всего насчитывается 12 таких объектов. Все они были на лошадях, отпечатки копыт вы можете видеть на мониторе «17». Одеты они были в форму казачьего Императорского конвоя Царя Николая II, монитор «18».

Генерал Верник сделал паузу и внимательно посмотрел на самого, пожалуй, необычного гостя. Им был молодой экстрасенс Сергей Дояр. Трудно было на первый взгляд определить его возраст. Туго натянутая молочная кожа без морщин на монголоидном разрезе лица с карими глазами, со светлыми ресницами и бровями, делали его без возрастным. Однако, генерал, знал, что экстрасенс–шаман долгое время прожил на Подкаменной Тунгуске. Там где около века назад произошла одна из грандиозных катастроф, связанная с падением огромной величины метеорита. Сейчас он находился в своей, украшенным орнаментом и китовыми усами, меховой парке, и что‑то еле слышно бурчал еле слышно.

— Что Сергей, что‑то вам непонятно?

— Как из шкафа выпрыгнули, — сказал шаман и снова прикрыл глаза, вслушиваясь во все, что происходило вокруг него.

— Так точно, они перепрыгнули временной коридор из прошлого и попали в наши дни, — сказал Верник и огляделся вокруг себя. — Господа, какие будут предположения, какие будут убеждения? Мы рады будем выслушать любую из ваших версий.

— А при чем здесь, собственно, Николай II Романов? Он что, тоже посетил деревню Челугу? — с удивлением спросила молодая ученая по клеточной биоинженерии Галкич. Ее научные работы входили в десятку самых передовых научных открытий в мире этого года. Однако, задав такой вопрос, она невольно поставила в тупик генерала. Он ни как не ожидал, что ему как Заместителю Главы ФСБ придется философствовать на эту тему…

Но выручил его, как это не покажется странным шаман Сергей Дояр. Он вдруг встал со стула и подошел к стеклянному большому зеркалу на стене. Оно находилось сбоку от всех гостей, и было украшено дубовыми резными орнаментами. Шаман затряс рукавами с бубенцами перед зеркалом, и начал издавать различные непонятные звуки языком, а затем он спешно заговорил: «Там, кто‑то есть за этим зеркалом. Если это не Бог, то какой‑то великий Дух–Тигра. Я чувствую его силу, и как он идет по землям верхнего мира».

Генерал ФСБ окончательно растерялся и замолчал в ожидании. Он в голове подбирал слова или думал как ответить шаману получше, что бы продолжить начатый разговор об орловской аномалии в нужном русле. Но выручил его тот, кто и был за зеркалом в специальной комнате для приглашенных именитых гостей.

Неожиданно, в аналитический центр вошел Президент России Владимир Зорин. Он был в подчеркнуто отутюженном черно–синем костюме и белой рубашке без галстука. По спортивному он быстро подошел к гостям и поприветствовал всех:

— Здравствуйте, господа, извините, что без приглашения, но я не тигр и не его дух, а Президент России. Не хотел вас отвлекать своим присутствием, и сдерживать ваши научные предположения. Прошу вас, продолжайте Александр Васильевич.

— Итак, господа, мы не обсуждаем сейчас вопрос: кто лично был в этом конном отряде, мною лишь был сделан акцент на том, какого характера была форма на казаках, какое оружие они имели, и кем предположительно могли быть эти конники. Так вот, господа, повторюсь — они выглядели как казачий Императорский конвой Царя Николая II. Это было подтверждено неким экспертом, кто имеет определенные научные знания в этой области истории и кто лично видел их.

— Так надо было попробовать их остановить и вступить с ними в контакт, — радостно и немного по–юношески воскликнул известный ученый академик Юрий Хижин, кто занимался в Академии Наук всеми неземными разумами и инопланетными контактами. — Ведь, наблюдатель мог заглянуть в иной мир неизвестного и непознанного…

Генерал Верник слегка поперхнулся и с просьбой в глазах взглянул в спокойные серо–голубоватые глаза Президента России. Тот слегка оттолкнулся от стола на стуле на колесиках и ловко подхватил лазерную указку. А затем внимательно посмотрел на всех и с особым интересом на академика Хижина.

— Юрий Львович, слава Богу, что ему не пришла в голову, скажем так — не очень уместная здесь мысль — как вступить в контакт с казачьим Императорским конвоем. Потому что двумя днями раньше два сотрудника ГИБДД сделали это, — Президент Зорин замолчал и снова обвел всех уже строгим взглядом. — И в результате этого, два сотрудника были изрублены казацкими шашками. Кроме того, в одной жертве была найдена пуля от…

Президент не стал продолжать, а кивнул головой генералу Вернику, что бы тот продолжил.

— Так точно, уважаемый Президент, из жертвы была извлечена пуля выпущенная из пистолета системы «Маузер К-96», — продолжил Заместитель Главы ФСБ и не желая быть более прерванным, быстро продолжил. — Экспертиза и химанализ показали, что свойства металла пули, пороха, рассечений на теле соответствует образцам оружия и боеприпасов времен начала 20 века, или времен Первой Мировой и Гражданской Войны.

— Хм, а скажите пожалуйста, Александр Васильевич, не могли бы мы предположить, что в роли этого Императорского конвоя выступили инопланетные разумы, — не хотел отступать от своей версии специалист–ученый по инопланетным существам и разумам, академик Хижин.

— Вряд ли, — вздохнул бывалый генерал ФСБ. Ему очень не хотелось касаться этой темы, но раз был поставлен вопрос, он решил выложить все карты на стол. — Патологоанатом Лукач, который проводил освидетельствование смерти двух сотрудников ГИППД, был во времена Гражданской Войны еще подростком, и он подтверждает, что смертельные удары кавалерийскими шашками были нанесены с огромной силой и только так, как это делали опытные казаки той далекой кровавой эпохи. Что называется — «казаки рубили от уха… и до ремня».

— Как насчет подков? — неожиданно вступил в беседу психолог. — На мониторе «17» они отсутствуют.

— Мнение экспертов расходятся по этому вопросу, — сообщил генерал. — Как правило в Царской армии подковывали лошадей на Кавказе и тех лошадей, которые перевозили грузы и артиллерию по мощеным дорогам. Конница, находящаяся на среднерусской равнине могла обходится и без подков.

— А в чем могла быть причина агрессии, или выражаясь языком криминалистов — причина убийства двух сотрудников ГИППД? — спросил еще молодой психолог, который делал какие‑то пометки в блокноте. — Не могло ли поведение двух сотрудников ГИППД спровоцировать их агрессию?

Генерал ФСБ какое‑то время молчал и нахмурился. Психолог задал справедливый вопрос, но он ни как не мог помочь им в понимании орловской аномалии. Однако, будучи человеком деликатным, генерал поправил ярко–синий галстук и по возможности вежливо ответил.

— Нам не придется на этом этапе рассматривать, соответствовало ли поведение сотрудников ГИБДД нормам служебной этики и предписаний. Как в народе говорят: «Про мертвых или хорошо говорят…, или ни чего!». Нам сейчас нужно понять как могли, и могли ли в принципе пробраться в наше время неизвестные лица из прошлого? И какое мнение есть у наших ученых по этому поводу?

— Из области медицины, могу вспомнить некоторые секреты йогов, если это может заинтересовать? — подала голос еще молодой специалист медицины, изучающая возможности человеческого организма в космосе и на Земле, Елена Заславина. — Так вот, один из необычных трюков, которые проделывают йоги, состоит в том, что они исчезают на глазах многочисленной публики, а затем появляются — однако, уже за спинами собравшейся толпы. По мнению исследователей паранормальных явлений — феномен этого внезапного исчезновения объясняется мгновенной телепортацией. Однако тут может быть и другое объяснение. Возможно, что йоги многократно ускоряют течение личного времени, как бы «растворяются» за счет этого в воздухе, и столь быстро проскальзывают мимо зрителей, что те не успевают их замечать. Эту версию подтверждает одна характерная деталь. Западные наблюдатели, заметили: йоги всегда обращали внимание на то, чтобы позади них был свободный проход. Для телепортации этого не нужно, а вот для сверхбыстрого перемещения необходимо…

Генерал ФСБ Верник встретился взглядом с Президентом и лишь по выражению его глаз все понял и миротворчески сообщил, взглянув Елене Заславиной куда‑то глубоко в душу: — Мы будем иметь эту версию под рукой, но некоторые обстоятельства, в том числе присутствие лошадей, которые не знают йоги, заставляют нас рассмотреть еще некоторые другие научные версии…

На этот раз пауза наступила среди молодых ученых. Каждый из них, что‑то сопоставлял в уме и находил правильные выводы, что бы не повторить нечто несуразное и не относящееся к делу. Молодой физик Поляев из Сибирского отделения Академии Наук, что‑то увлеченно рассчитывал на бумаге, изредка посматривая на экраны таблоида. Он был одним из выдающихся молодых русских ученых, вернувшийся в Россию после нескольких лет стажировки в Принстонском университете США в области инженерной физики. Большие гонорары и готовый двухэтажный дом около озера в горах не задержал молодого ученого в США.

— Уважаемые, господа, позвольте отвлечь ваше внимание, — прервал молчание известный астрофизик Егор Глебов, известный многими неожиданными открытиями в области движения небесных тел во вселенной. — Самым необъяснимым феноменом времени на сегодняшний день, по мнению ученых, является так называемая петля времени, когда люди и материальные объекты из прошлого непостижимым образом переносятся в будущее время…

Егор Глебов обвел всех глубоким проницательным взглядом из‑под очков с толстыми линзами и нашел, что все, включая Президента России Владимира Зорина, с интересом смотрят на ученого астрофизика. И с воодушевлением, он продолжил:

— Мне бы не хотелось сейчас отнимать ваше время и приводить примеры из истории, когда некоторые личности переносились в будущее из прошлого. Наиболее часто такие случае происходили в воздушном пространстве. Некоторые летчики по непостижимым обстоятельствам совершали полеты в прошлое… и возвращались в то же время, из которого они вылетели. Кто знает, могут ли быть многочисленные летающие тарелки — из нашего будущего…

— Согласен с вами коллега, — поддержала ученого молодой специалист из отдела космических исследований Санкт–Петербургского Государственного Политехнического Университета Наталья Вольская. — Англичанка Дженни Рэндлз, изучала паранормальные явления, занималась изучением петли времени. Она в течение 20 лет опрашивала участников и свидетелей этого феномена, и их оказалось больше 300 человек. Достоверность их показаний не вызвала сомнений у ученых, поскольку их выпадение из времени подтверждали свидетели.

— А давайте, господа, чайку выпьем, — бодро предложил Президент Зорин. Он ожидал чего‑то еще, что не было сказано до этого, и внимательно посмотрел на известного физика Поляева. Тот был увлечен своими подсчетами и не замечал ни чего вокруг.

Когда, наконец, принесли чай и молодые ученые, обменивались шутками, поглядывая на Президента страны, Владимир Зорин первый нарушил тишину и обратился к Владимиру Поляеву.

— Владимир Георгиевич, мы не очень вас отвлекаем?

— О что вы, Владимир Владимирович, ни сколько, я внимательно всех слушал… Про йогов–лошадей и про Дженни Рэндлз. Однако, все это правильно и существует научная гипотеза о том, что время в пространстве материальная субстанция. Тогда в этой временной реке могут происходить теже явления, что и в обычной реке. Например, водовороты. Представьте, как листок с дерева попадая в реку подолгу кружится на одном месте, то опускаясь ко дну, то вновь всплывая на поверхность. Вероятно, что такие же водовороты могут появляться и в реке времени. Они иногда могут нарушать его плавное течение, захватывать людей и материальные объекты и переносить их из одного отрезка времени в другой. Такие аномалии или «водовороты времени», по наблюдениям очевидцев могут сопровождаться светящимися облачками…

Владимир Поляев сделал паузу и, словно забыв о том, где он находится, взглянул на экран. Молчание продолжалось полминуты, но ни кто не прервал его, понимая, что самое главное еще не сказано. Поляев, словно поймав недостающую идею, продолжил:

— Если водоворот в безбрежной реке времени затянет живое существо очень глубоко, то он может вынести его на поверхность другой временной эпохи через многие годы и даже столетия. Ну, а слабые всплески водоворотов выдергивают и возвращают человека в его же время. Упомянутая Дженни Рэндлз, исследователь космических теорий, считала, что это может возникнуть в результате нарушений структуры Вселенной. А если это правда, то такие аномалии образуют окна в параллельные миры и альтернативные потоки времени. Когда‑нибудь человечество научится использовать это, надеюсь в гуманных целях, — улыбнулся Поляев и на этот раз внимательно заглянул в глаза каждому. — И тогда мы сможем путешествовать из одной эпохи в другую, из одного мира в другой…

— Спасибо, за столь интересное сообщение, Владимир Георгиевич, — поблагодарил ученого Владимир Зорин. — Возможно, у вас возникли какие‑нибудь соображения по нашему Орловскому делу? Напомню: лошади, казаки, шашки, двое убитых…

— Ох, да, простите, господа, — спохватился смущенный ученый. — Не буду больше о научных наблюдениях, теориях… Я вот тут обратил внимание, что группа казаков Императорского конвоя оба раза входила в наше пространство в определенном отрезке поверхности или говоря простым языком — около деревни Челуга. Фактически, они выскочили из болот, хотя возможно тогда болота имели другую рельефную линию. Так вот, вхождение в пространство оба раза произошло под высоковольтной электрической линией. Это можно заметить на плане монитора «24». Возможно, эту петлю во времени создали или усилили акустические и электромагнитные поля. Могу предположить, что в ночное время напряжение наименее потребляемо и имеет наибольшее значение. Силу подаваемого тока можно проверить по данным электроподстанции и вставить в мою формулу. Таким образом мы получим код вхождения в петлю в обратном направлении, то есть мы сможем попасть в прошлое и вернуться обратно… Если сила тока будет соответствовать заданным величинам.

Присутствующие внимательно выслушали и перевели свои взгляды на Президента России, а он словно ожидал именно такой информации и не был удивлен. Однако, было видно, что он ожидал еще чего‑то. Словно, подведя черту, Владимир Зорин перевел взгляд на шамана–экстрасенса Сергея Дояра, по виду которого было видно, что он проникся еще глубже на один пласт, чем они все.

— Сергей, какое у вас сложилось мнение — зачем они сюда проникли?

— Они пришли сюда, и придут снова… Сейчас они были с белыми блестящими, рубиновыми и изумрудными камнями, украшениями из желтого металла. Они спрятали все это на нашей земле, и снова вернуться в нашу эпоху.

Президент Зорин кивнул головой, приняв какое‑то решение. Он поблагодарил шамана и взглянул на часы. С приветливой улыбкой он пожал каждому из участников руку на прощанье. Генерал Верник провожая Президента, проследовал за ним до стоянки в подземном тоннеле. Генерал ФСБ сразу заприметил одну из последних «игрушек» Президента — раритетный, но мощный немецкий гоночный мотоцикл 1954 года BMW R68. Рядом с ним спокойно стояло еще два современных мотоцикла Кавасаки ЗХ с двумя неподвижными личными охранниками Президента. Ни один из них, скрытых затемненными шлемами, не шевельнулся дожидаясь своего Шефа.

Президент Владимир Зорин сел в седло полированного, с хромированными дугами и длинной трубой глушителя, немецкого мотоцикла и, включив стартер, сделал перегазовку. Мотор взревел, готовясь к рывку, но наездник умерил обороты и взглянул из‑под шлема на генерала ФСБ Верника.

— Александр, готовь группу специалистов на постоянной основе, — Президент еще раз дал обороты мотоциклу и снова ослабил газ. — Генерал, хватит нам угли разгребать за пришельцами. Надо, что бы в России был создан специальный дивизион по защите наших граждан и государства от аномальных явлений и всяким там временных петель!».

— Есть, товарищ Президент. Кто туда должен входить и название дивизиона?

— Без названия, хотя можно «Нулевой Дивизион». А входить туда должны молодые ученые, но такие кого бы не интересовало — кто перед ними Николай II или Чингисхан! Ну и конечно, генерал, лучшие из лучших парней, кто умеет стрелять, бегать, нырять, летать и драться. Понял?

— Есть, товарищ Президент. А срок?

— Уже вчера надо было! — бросил Президент и закрыл свой шлем, словно поставив точку в разговоре. И взревев мотором, Зорин сорвал свой мощный скоростной мотоцикл вперед по тоннелю, ведущему в «Кремль-2». Вслед за ним взрывая тишину и покой подземелья вперед унеслись два охранника–мотоциклиста. Лишь вихрь и мелкая пыль, смешанная с облаками выхлопа, остались в тоннеле за Президентом и его эскортом, скрывшимся в темноте. Генерал еще какое то время смотрел за растворяющимися красными светлячками огней и подумал про себя: «Вот ведь ковбойские привычки, так и остались за Владимиром Зориным. Такое разве можно вытравить, такое на всю жизнь, если ты был контрразведчиком!».

Генерал ФСБ взглянул на часы. «Ну что же, надо распускать ученых, свою работу они выполнили, теперь наступает очередь ФСБ. Прав был Президент на счет «вчера», и такая секретная группа из четырех ученых и четырех бойцов экстра класса была создана еще месяц назад, да вот только теперь она начала официально существовать под литером «Нулевой дивизион».

Генерал Верник улыбнулся и закурил свою первую сигарету за этот день. «Ох, бросать надо эту отраву. Но как я насчет группы — вовремя подложил Президенту, а он мне в самую десятку — «еще вчера надо было создавать»… Значит скоро приглашу Президента познакомиться с группой и ее командиром. Ай да Штирлиц, ай да молодец!».

5

Лишь пыль улеглась за конным отрядом Императорского казачьего конвоя, как с неба заморосил мелкий дождь. Теплые капли падали на разгоряченные лица двух сотрудников «Убойного отдела» и следователя Прокуратуры. В ночном лесу вдалеке несколько раз ухнул филин, да с болот раздалось странное демоническое всхлипывание. Когда с елки упала тяжелая шишка, ударяясь с ветки на ветку, Марина Синицына окончательно струсила и вцепилась, как ребенок в руку Гриши Семенова. Молодой оперативник, был спокоен и невозмутим, видно то, что он прошел на Кавказе навсегда перекрыло все, что могло появиться из прошлого или настоящего.

— Господи, как они прискакали, так и сгинули…

— Это демоны, — наконец смог произнести первые слова оперативник Сушкин, который забыл про автомат и остолбенел от ужаса. «Вот, ведь не верил я, когда книжки читал, что казаки на лошадях — хуже дьяволов. Ух, нечистая сила! Прямо внутри меня как‑то все оборвалось сразу».

Они вернулись к костру в размышлениях. С неба засветила луна, окрасив весь этот таинственный лес в бледный цвет. Сквозь стволы деревьев можно было разглядеть как за кромкой леса из‑за ложбиной от мокрой земли, переходящей в топкие болота, поднималась белесая дымка. Она словно земная испарина закручивалась в клубы, а затем растворялась в небесных темно–лиловых сгустках ночной сумрачности.

— Надо доложить дежурному по ОВД, сможешь? — спросил старший лейтенант Сушкин Семенова, и с надеждой посмотрел на следователя Синицыну. Она мелко и боязливо тряслась, накинув на голову свою кофту. «Ну, вот значит, кроме меня здесь есть еще живые люди, а то этот Семенов, как будто с того свету, ни страха, ни испуга…».

— Конечно доложу, а ты рапорт пиши, а то мне есть захотелось, как перед атакой…, — сказал лейтенант Семенов, и неожиданно ему вспомнились его боевые товарищи. Школу боевого разведчика лейтенант прошел в спецподразделении «Сталь». Там его научили двигаться по ночному лесу в любое время года с завязанными глазами. Бойцы этого спецподразделения умели преодолевать топкие и труднопроходимые участки, болота, горы, густые леса, водные преграды и ледники, забираться на крутые скалы. «Бесшумно придти, бесшумно уйти…», — вспомнил оперативник слова инструктора.

— Слушай, Семенов, а тебя как домашние твои зовут? — спросила Марина Синицына, воспользовавшись тем, что Сушкин отошел от них. — А то мы с тобой весь вечер провели, а имени своего домашнего ты не сказал.

— Да, просто — Гриня, — улыбнулся здоровый и спортивного телосложения, плечистый и высокий, оперативник. На его лицо с правильными чертами лица падали светло–рыжие густые волосы, а в свете луны он казался седым. В свои 25 он легко покорял сердца провинциальных орловчанок, но редко этим пользовался.

— Как так, просто — Гриня, не унималась Марина. Она перестала трястись, почувствовав любовный жар, разжигающий привязанность к этому простому и бесшабашному парню. — Может быть — Гри–шень‑ка?

Марина нежно произнесла его имя, надеясь пустить стрелку купидона в его сердце, но он заливисто и дружелюбно рассмеялся.

— Хочешь, можешь так меня называть. Думаю, что надо отойти в лес подальше и дать возможность казакам вернуться туда, откуда они пришли, — сказал и тут же пожалел, что произнес эти слова оперативник Семенов — тонкие пальцы хрупкой девушки впились в его твердую мускулистую руку. — Не бойся, Марина, они пришли не за нами, и уйдут не потревожив нас.

— А гаишники? Что они решили проверить у них водительские права или ПТС? — попробовала пошутить белыми онемевшими губами Синицына, но Семенов не ответил ей и вышел на низкочастотную милицейскую волну.

— Дежурный по ОВД, капитан Власов…, — раздалось из рации.

— Дежурный, на линии — это лейтенант Семенов из Челуги.

— Что у тебя там? Говори быстрее тут такое твориться, — торопливо заговорил дежурный. — Тут люди из Москвы понаехали, ну как будто ученья общевойсковые…

— Лейтенант Семенов? — вмешался чей‑то властный голос. — С вами говорит полковник ФСБ Стрижев. Что происходит там у вас в Челуге, доложите!

— Товарищ, полковник, опять у нас тут гости и, похоже, из той же эпохи, — не по военному доложил оперативник, явно не ожидавший встретить в эфире полковника ФСБ.

— Лейтенант, по возможности говорите яснее: сколько их было и из какой они эпохи? А то мы здесь разбирали ваше экспертное мнение, ну прямо — Вальтер Скотт «Айвенго»… Читали поди в детстве?

— Так точно, товарищ полковник. Однако, прошу извинения, но вынужден отключить рацию, к нам приближается опять казацкий отряд!

— Вот, бобики — шнобики, не дадут расслабиться, — вполголоса сказал Семенов и передернул затвор автомата. — Сушкин, бери Марину и давайте подальше в лес. Смотри казаки возвращаются по Чертовой пустоши, могут и к нам заглянуть.

Старший лейтенант не стал спорить и быстрее унесся в лес с испуганной Мариной Синицыной. Девушка уже не могла сдерживать чувства и утирая глаза, вдруг со слезами вспомнила, что ее мама умоляла идти в педагогический институт… «Учила бы детей, проверяла бы контрольные, ставила бы отметки…», — всхлипывала Марина больше не оглядываясь на Семенова.

Оперуполномоченный «Убойного отдела» Семенов проводил глазами своих компаньонов и подошел к костру. Выбрав несколько прогорелых и остывших головешек угля, он начал плавно наносить на щеки и лоб черные тонированные полосы. Нос и надбровные дуги он так же сделал черным, а затем по детски улыбнулся, подумав: «Вот бы сейчас увидела его кошка Верка, дала бы деру, а Марина Синицына?». Он вместе с бойцами перед каждым разведывательным рейдом в горах на Кавказе делал боевую раскраску лица. Некоторые считали — это психологическим ударом для неприятеля, хотя объяснялось все проще. Темная тонировка лица — убирала блеск кожи во время движения или жаркого боя, ведь вспотевшая кожа давала отблески на свету, а значит это могло помочь неприятелю. Обычно, бойцы использовали для раскраски жженую пробку.

Молодой оперативник, в прошлом боец спецподразделения ФСБ «Сталь», бесшумно продвигался к концу лесопосадки, за которой начинался большой лоскут равнинной степной местности на несколько километров вдаль. Только ковыль да высокая полынь с чертополохом покрывали ворсистым ковром «Чертову пустошь». Яркая луна хорошо освещала поле, по которому неслись прямо на лес конные казаки.

Семенов уже хорошо различал их черные черкески под бурками с золоченными патронташами на груди, а также кинжалы и шашки, раскачивающиеся из стороны в сторону, пока кони неслись галопом. У некоторых из них были карабины за спинами. Большинство из казаков Императорского конвоя были с длинными усами, переходящими в бороду.

Григорий Семенов понимал кто перед ним. Это были настоящие казаки — охранники Императора Николая II, которых выбирали, как правило из самых сильных, умелых и метких стрелков. Многие из них служили прежде на Кавказе, где проходили настоящее боевое крещение, и своей доблестью и смелостью выделялись среди прочих.

Метров за сто до леса, Семенов заметил, что всадники сели глубже в седла и дали шенкеля своим лошадям, переходя сначала на рысь, а уже за несколько десятков метров до леса на шаг. Оперативник, постарался укрыться за мшистую кочку и оставаться незамеченным. Несколько казаков спешились и вошли в лес. Лейтенант милиции положил палец на спусковой крючок автомата, понимая, что попал в нештатную ситуацию, в которой ему трудно будет потом объяснить в рапортах — причину, повлекшую излишние человеческие жертвы. Кто бы не были эти казаки, но без суда и следствия, он не мог по ним стрелять…

— Тимофей, ты не чуешь дымком чей‑то попахивает… Можа люди здесь где, А?

Второй казак ростом под два метра, явно не торопился с ответом. Он втянул воздух носом и вдруг чему‑то засмеялся.

— А помнишь, Степан, как в 14–ом годе мы с тобой и Вахмистром Пилипенко в загоне были для Его Императорского Величества в Беловежской пуще?

— А как же, Его Святейшество, упаси Господи его душу, любил поохотится. Сам по жребию становился на номера. А стрелок он был отменный. С трехсот шагов в оленя попадал аккурат в голову.

— Да, вот ВЧК в Екатеринбурге ему в голову тоже в аккурат, да и всей его семье, прости их Боже, невинно убиенных.

— Ни–че, Тимофей, большевицкая кровушка как водица еще будет струится по России… Так пойдем отсюда, поди казаки уже оправились.

— А ты видал, Степан, куда атаман золото и каменья драгоценные попрятал? Они версту с жандармским вахмистром поди проехали от нас, когда нас в балке оставили. Как будто даже на лодке по озеру гребли. Слыхал, я от старого лесника, там где‑то каменная кладка около озера была, да потом ее затопило, может…

Дальнейшие слова Семенов не расслышал, но понял, что говорили они о каком‑то золоте и драгоценностях. Быть может, это и были те драгоценности, которые якобы спрятал атаман Раковский около Ольшанских озер во времена Гражданской Войны. «Получалось, что в течении долгого времени их напрасно искали искатели приключений, потому что они были спрятаны только в 2004 году или в настоящее время», — подумал Григорий и почему‑то сразу решил забыть про золото и свои умозаключения об этом.

«Наверное, эти казаки были и неплохими егерями», — решил Семенов и тотчас в его голове снова зазвучал голос казака: «…ВЧК в Екатеринбурге Царю в голову тоже в аккурат, да и всей его семье, прости их Боже, невинно убиенных».

Григорий Семенов в памяти перелистовал страницы российской истории, а в голове словно голос диктора повторял ему: «Последний Российский Император Николай II и его семья были зверски убиты в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года… Значит, эти казаки свалились из эпохи, где уже не было царя. И скорее всего, если они знают об убийстве Царя и его семьи, то они из 1919 года, ведь только в этом году Диникинской армии удалось пробиться до Орла, где они и были разбиты и остановлены в своем походе на Москву…».

Лишь только первые лучи рассвета зажгли оранжевой кромкой дальний горизонт леса за Чертовой пустошью, и в небе стала рассеиваться ночная темень, из леса раздались первые заливистые трели соловья. Семенов так и оставался лежать в своей засаде, размышляя о чем‑то своем. Ему неожиданно вспомнился его героический прадед, в честь которого он и был назван — Григорием.

Закрыв глаза, лейтенант милиции Григорий Семенов окунулся в далекую историю Гражданской войны и судьбу его прадеда…

Во время Гражданской войны среди красных командиров в армии находились военные специалисты Царской России, которые имея призвание — защищать Царя и Отечество, отбросив слово «Царь», со всей отвагой и героизмом продолжили защищать Отечество от Белой и иностранных армий. Среди таких был и прадед оперативника «Убойного отдела» — унтер–офицер Григорий Семенов.

Григорий Семенов, родился в крестьянской семье в деревне Вятки Саратовской области. В Царскую армию он попал в 1916 году в учебную команду артиллерийского дивизиона, получив звание унтер–офицера после ее окончания. В начале Гражданской войны сражался против уральских казаков, а затем с войсками Деникина. Именно под Орлом его героический путь прервался и он был убит, оставив молодую вдову с малолетним ребенком. Поиски в архивах давали противоречивые сведения. По одним записям следовало, что он 11 ноября 1919 года с конным отрядом попал в засаду и был убит около железнодорожной станции Стишь Орловской области, где находился бронепоезд «Грозный». По другим сведениям он был только ранен в том бою, а погиб позднее на Перекопе в Крыму.

Утро вступало в свои права и яркий диск солнца выглянул из‑за горизонта, осветив весь лес и разгоняя последнюю дымку над озером и болотистой низиной. Лейтенант Семенов оглянулся назад и увидел, как из глубины леса к нему приближаются испуганные старший лейтенант Сушкин и Марина Синицына. Они с осторожность переступали через сухие ветви, стараясь не шуметь. Григорий окинул взглядом тронутый осенью орловский лес и отметил про себя, что ветер начал срывать с деревьев пожелтевшую листву. «Сегодня, же 1 ноября или как в старину говорили «Полузимник» — Проводы осени, встреча зимы».

— Вы слышите шум автомашин? — обрадовалась при виде Семенова Марина. — Гриня, у тебя все лицо сажей перепачкано… Ты слышишь, к нам едут?

Семенов не ответил, и только сейчас, приглядевшись к Марине, обратил внимание на ее ярко–голубые глаза и тревожные губы, из‑под которых как жемчужины сверкали ровные белые зубы. Пряди густых черных волос локонами падали ей до плеч, придавая ей задорный мальчишеский вид.

С каждой секундой все нарастал шум сильных автомобильных моторов, пока, наконец, на опушку не выскочила кавалькада из шести российских джипов «УАЗ–Патриот» с тонированными стеклами и мощными форсированными двигателями. Тотчас из них на траву, словно в замедленном кино выскочили бойцы с короткоствольными автоматами в камуфлированной форме и касках. Они бегом, низко пригибаясь к траве, словно прячась от возможных пуль, взяли периметр в полукольцо. Среди них особенно выделялся огромного роста старший офицер в камуфляже и каске. Он был с пистолетом в руке.

Лейтенант Семенов, зная крутые нравы спецназа ФСБ, отложил в сторону автомат АКМ и вышел им навстречу…

— Полковник ФСБ Стрижев, — представился старший офицер. — Что у вас тут происходит?

Семенов вместо ответа показал рукой на грунтовую дорогу, на которой четко отпечатались следы от копыт.

Полковник кивнул головой, вглядываясь вдаль, где терялись следы и снял с головы каску.

— Вы, стало быть Григорий Семенов? Сколько тут было казаков и вообще, что они здесь забыли?

— Товарищ, полковник, судя по всему этот вопрос будут разгребать ученые, а сколько их было? Думаю, что двенадцать. Они были со старшим, его они называли атаманом…

— Хм, не много из вас можно выудить, лейтенант, — недовольно буркнул полковник и подозрительно вгляделся в глаза оперативнику «Убойного отдела». Но так и не найдя, что‑то подозрительное в выражении лица непроницаемого лейтенанта с боевой черной раскраской, он лишь махнул рукой.

- 2 минуты вам на сборы и возвращайтесь в город. Весь объект поступает под охрану и контроль спецподразделения ФСБ «Альфа». Рапорт о случившимся оставите у дежурного.

Семенов без вопросов кинулся выполнять поручение старшего офицера ФСБ, но тот его подхватил под руку и приблизил к себе.

— Слушай, лейтенант, мне до лампочки все твои исторические штучки про казацкий Императорский конвой, — полковник приблизил свое лицо к лицу лейтенанта, глаза в глаза, и тихо спросил. — Ты мне по–русски скажи, глядя глаза в глаза, кто это здесь был? Ты ведь прошел боевые операции на Кавказе, воевал в спецподразделении «Сталь», имеешь награды… Почему ты всех повел на эти выдумки, хочешь из нас лохов сделать? А, лейтенант, может ты в своем Университете диссертацию пишешь, а мы как бобики по лесам тут прыгаем?

Семенов не шелохнулся и на его лице не дрогнул ни один мускул. Неожиданно, он посмотрел на свои стоптанные кроссовки с порванными шнурками и, улыбнувшись полковнику, спросил: — Вы со своей работой справитесь, полковник? Если нет, то запросите помощи у ОВД Орла! Полковник Егоров вам поможет. Да, еще пожалуйста, полковник, имейте ввиду, что помимо карабинов, из которых казаки превосходно стреляют, так как многие конвойные прошли Кавказ и были царскими егерями, у казаков Императорского конвоя был на одной лошади навьючен пулемет. Скорее всего, это был станковый пулемет системы «Гочкиса», образца 1909 года, с дальностью стрельбы до двух тысяч метров…

Полковник не ответил, а лишь отстегнул от пояса тонкую фляжку и, крякнув, сделал несколько глотков. А затем, занюхав раковом, махнул лейтенанту рукой.

— Ладно, лейтенант, будь здоров. Мы же из «Альфы», не нам ли дерьмо разгребать в который раз… Бойцы слушай мою команду, рассыпаться цепью, дистанция 50 метров, прямо вперед по лини следования конницы — Вперед! Без моей команды не стрелять!

Семенов кивнул головой полковнику на прощанье и вспомнил, как в одном бою на Кавказе был плечом к плечу со спецназом ФСБ «Альфа». «Да, эти ребята — из стали и гранита, врага они переедут и закатают в асфальт…, если получат такой приказ».

 

Глава 4 «Нулевой дивизион» — сверхсекретная группа ФСБ по борьбе с аномалиями. 28 Сентября 2004 года.

Огромная и кропотливая служба ФСБ, когда то взявшая начало с ВЧК, и в дальнейшем менявшая названия ГПУ–ОГПУ–НКВД–НКГБ–МГБ, и наконец — КГБ и ФСБ, всегда ставила в свои первоочередные задачи — охрану государственного строя. Таким образом, это могло означать, что Федеральная Службы Безопасности боролась с врагами, которые хотели любым образом нарушить или подорвать государственный строй России, а следовательно помешать ее гражданам и работе государственных органов.

В связи с вышеизложенным, ФСБ видела врагов в лице тех, кто совершал подобные действия или намеревался их совершить. С каждым годом техническая оснащенность Федеральной Службы Безопасности становилась совершенней и вбирала в себя последние открытия науки, следила за всем, что происходило в мире. Очевидно, что за долгие годы ФСБ накапливала свой научный потенциал, совершенствуясь и выходя на одно из лидирующих мест в мире по обеспечению безопасности. Она не исключала из круга своих интересов и аномальные явления, или любые неподдающиеся научному объяснению события на Земле. В этой секретной службе существовали совершенные научные и экспериментальные лаборатории. Передовые открытия и продукты научного творчества также успешно использовались в работе ФСБ.

Однако, именно в 2004 году ФСБ России задумалась, как соединить усилия ученых и профессиональных бойцов, кто защищал Россию, не на поприще науки, а с оружием в руках, и смог бы остановить любые проявления недружественных намерений против государства. Расширенная коллегия ФСБ 23–го августа 2004 года приняла такое решение, хотя оно и не было оформлено документально и не прошло предварительного согласования с Президентом России. Руководство ФСБ решило сначала испробовать такой не существующий ранее симбиоз научных и силовых кадров, а потом уже докладывать Главе Государства.

Поэтому, уже 6 сентября была приглашена первая инициативная группа молодых ученых и военных профессионалов на секретную испытательную базу «Искра» Управделами ФСБ в Подмосковье. Участники новой группы, которые уже прошли соответствующую кадровую проверку, и получившие высокую оценку аналитическими службами, собрались на базе «Искра» ранним солнечным утром. Внешне этот объект мог напоминать затерянную в лесу базу отдыха с корпусами и спортивными площадками. Однако, высокий забор и сложная система видео наблюдения, останавливала любопытствующих туристов задолго до их приближения к ней.

Если и можно было бы кратко описать и дать внешнюю оценку участникам группы, то нижеизложенное лишь необходимо, для создания у читателя внешних представлений о лицах, с кем будет связана деятельность секретной группы ФСБ, в последствии названной устами Президента России Владимиром Зориным «Нулевой дивизион». А так же для идентификации участников групп по их ролям и задачам…

Итак, начнем с боевого состава группы, в который вошли бывшие сотрудники спецназа ФСБ «Сталь» и «Вега», прошедшие свой славный путь в горячих точках и награжденные орденами и медалями. Но среди прочих равных, тысячи которых числилось в рядах силовых структур ФСБ, у них было что‑то такое, за что его называли — «лучший среди лучших…»:

1. Лучший среди лучших…офицер, получивший новый псевдоним «Пуля». Он был лучшим стрелком по любым движущимся или летящим целям в любое время суток, при любой степени видимости, или в полной темноте с одной или двух рук одновременно. Он стрелял из любого вида оружия, пожалуй так, как это не сделал бы и компьютер, потому что иногда приходилось стрелять в моменты, когда отсутствовала зрительная информация и срабатывала природная интуиция от «Бога». Пуля был превосходным специалистом по подрывному и саперному делу. Внешне этот боец был не очень выразителен: среднего роста, со штатным рязанским или тамбовским веснушчатым курносым лицом, с русыми чуть рыжеватыми волосами и серо–голубыми спокойными глазами. Встретив такого, вы бы сразу забыли его внешность, а если бы вам пришлось ехать с ним в поезде Москва–Владивосток в одном купе, то забыли бы о нем через минуту после расставания.

2. Лучший среди лучших…боец, получивший новый псевдоним «Кик». Возможно читатель, искушенный в английском, сможет перевести его псевдоним, как — «удар». И это не случайно, он был лучшим в рукопашном бою. Ему не требовалось оружия против противников… и он был сам опаснее любого стрелкового оружия, сочетая все стили восточных единоборств и русскую рукопашную школу спецназа. Бойцы про него шутили, что в его родословной были китайские самураи, кто передал ему генетически всю технику рукопашных поединков, включая приемы, взятые из поединков между животными: удар цапли, лошади, тигра, обезьяны, жука богомола…

И хотя это пойдет в разрез с правилами, но по спец–разрешению ФСБ, мы можем упомянуть лишь одну страницу боевой славы бойца Кик на Кавказе, где Россия защищала свой суверенитет и спасала жизнь мирных граждан от иностранных боевиков. Однажды, спасая селян в одном высокогорном ущелье, спецназ ФСБ и ГРУ столкнулся с отчаянным сопротивлением иностранных наемников. Они засели в хорошо укрепленной мечети с узкими бойницами, примыкающей к скале. Имея превосходное вооружение боевики не пропускали отряд к высокогорному селу, отстреливаясь из станковых пулеметов и гранатометов. Несколько бойцов спецназа получили ранения, и над отрядом повисла угроза невыполнения приказа. Командир собирался уже посылать несколько бойцов–альпинистов в обход мечети, хотя один лишь взгляд на непреступные горы, говорил об опасности этой операции. Неожиданно, из‑за укрытия встал во весь рост спецназовец Кик. Оставив оружие и подняв в воздух руки, он медленно пошел вперед к врагам… Триста метров, которые он прошел в направлении мечети, сопровождались полной тишиной, казалось даже птицы и цикады замерли от напряжения. Боевики впустили невысокого и худощавого на вид безоружного бойца в мечеть, решив, что к ним пришел пленный. Но это был не пленный, а их роковой конец. Кик, войдя в мечеть, не опуская рук огляделся и отметил, что боевиков было около двадцати, и их ошибкой было то, что они обступили его плотным кольцом, лишив себя возможности использовать стрелковое оружие…

Трудно было бы описать или разложить по кадрам весь этот рукопашный смертельный бой Кика с бандитами. Но до каждого из них, Кику пришлось донести свой сокрушительный молниеносный удар ногой, коленом, локтем, ребром ладони или кулаком. За несколько минут вокруг Кика образовалась груда поваленных тел. Кто‑то из боевиков был убит, а кто‑то получил глубокий паралич или потерял сознание. Несколько врагов было убито камнями, которые Кик подобрал в мечети, а кого‑то он поразил кинжалом, отнятым у противника. Через пять минут тяжелые ворота мечети были распахнуты и из них вышел невредимый Кик, он махал руками своим, что все закончено с боевиками и дорога вверх ущелья открыта.

Внешне он выглядел также типично, как мог выглядеть русский рабочий парень 25–ти лет, из провинциального сибирского города. Среднего роста, худощавый, но с широкими и сильными плечами, с добрым, часто улыбающимся лицом, и черными чуть вьющимися волосами. Пожалуй еще одна деталь его лица — плавные брови очерчивали чуть зеленоватые глаза. Возможно, для девушек он мог представлять опасность, так как мог разжечь их интерес, переходящий в сильные чувства. Но мог ли невозмутимый Кик сам зажечься — оставалось загадкой.

3. Третий боец имел псевдоним «Уник». Лучший среди лучших…, хотя если сказать правду, не много могло соревноваться с его специфическими умениями. Его псевдоним мало отражал сходство с его внешностью. Он был высоким и худощавым парнем лет 27–ми, с пшеничного цвета прямыми волосами и аккуратным овальным лицом… Казалось все его кости были мягкие и могли гнуться, настолько высоко он владел йогой, и плавно и тихо перемещался по земле. Однако, главной его особенностью была способность оказывать телепатическое и гипнотическое воздействие на врага. Он чувствовал противника и их засады, когда его боевой отряд на Кавказе проходил опасные зеленые заросли в горных ущельях. Свидетели рассказывали, однако ФСБ полностью не раскрыла и не опровергала перед читателями этих фактов, что Уник умел вселить в противника страх и панику, а так же подчинить своей воле отдельных враждебных людей.

Его соратники–бойцы, прошедшие вместе с ним трудные дни восстановления конституционного строя на Кавказе, говорили, что он умел предсказывать вражеские атаки на его подразделения. Однако, письменных подтверждений в его деле об этом «предвидении» не значилось. И лишь будущие события, рассказанные на страницах этой книги смогут или развеять или подтвердить эти слухи. Из характеристики его боевых качеств следовало, что он умел нырять на большие глубины и задерживать дыхание до 5 минут, а так же был прекрасным скалолазом.

4. Четвертый боец имел псевдоним «Стаб». Лишь только взглянув на его вечно улыбающееся лицо балагура и шутника, вы бы засомневались, что этот боец несколько лет сражался в отряде ФСБ «Вега» и имел две медали «За боевые заслуги». Что могло быть в нем необычного, если и его внешний вид не был похож на супермена? Однако, он был большой специалист по всем видам технического вооружения и боевой техники иностранных армий мира, включая вертолеты, истребители, танки, ракетные установки и тому подобное. Он превосходно разбирался в радиотехнике и мог собрать передатчик из кучи хлама, что однажды им было сделано в непреступном горном каньоне на Кавказе, где его отряд был окружен большим скоплением боевиков. Благодаря его технической смекалке отряд смог выйти живым из той внештатной ситуации. Был он непревзойденным специалистом по проникновению в радиочастоты неприятеля, по которым они обменивались информацией, тем самым иногда он заменял разведку…

Этот талантливый специалист и боец спецназа любил повторять, что в любой схеме, главное, чтобы работал стабилитрон. На вопрос зачем? Он всегда с серьезным лицом отвечал: «Для стабилизации напряжения». С тех пор за ним закрепился псевдоним «Стаб», которую ФСБ решило не менять в новом отряде «Нулевой дивизион». Это было связано и с тем, что в его 26 лет, этот светловолосый весельчак стал уже легендой в Федеральной Службе Безопасности и про него рассказывали десяток веселых рассказов и небылиц.

Коль скоро мы познакомились с отчаянными и лучшими бойцами ФСБ, читателю предстоит коротко узнать вторую половину новой секретной группы, которой предстояло заниматься и научно контролировать аномальные явления и иные необычайные события на Земле, тое есть с научным персоналом «Нулевого дивизиона»:

1. Представительница прекрасного пола, получила отрядный псевдоним «Луна». Внешне взглянув на ее совершенную фигуру 90–60–90, невольно приходила мысль о ее призвании — быть манекенщицей. Однако, в 24 года, она была самым перспективным научным работником Академии Наук по астрофизике и специализировалась в научных кругах, по всем аномалиям возникающим в космическом пространстве. Было бы неполным к описанию ее внешности не добавить длинные, стройные ноги и густую копну каштановых волос, падающих на плечи. Ее нежный овал лица со слегка вздернутым носом и голубыми глазами мог запасть в душу тому, кто мимолетно встретился с ее глазами. Короткое мини, которое она неизменно одевала на себя, был важный штрих на солнце, который заставил кадровиков Управления ФСБ поспорить о ее кандидатуре. Но генерал ФСБ Верник, заглядывая в какие‑то одному ему известные глубины человеческого мироздания и будущих операций, утвердил ее кандидатуру, глубоким росчерком пера с резолюцией «Включить, красота не портит человека!».

2. Молодое дарование 23–х лет отроду, которое получило псевдоним «Крак». Мало кому могло придти в голову, что молодому худому и высокому парню, выпускнику механико–математического факультета МГУ, предложат работу в ФСБ уже через два месяца после получения им диплома. Однако следует учесть, что молодое дарование — Крак уже успел приложить свою руку к разработке несколько вирусных программ, являлся отцом–основателем математических комбинаций по взлому самых сложнейших и засекреченных баз данных, включая взлом колыбели безопасности Пентагона, сверх защищенного и направленного на борьбу с хакерами — Центра Кибер–командования США. У ФСБ не было прямых улик против талантливого и предусмотрительного Крака, настолько хорошо он скрывал свое нахождение в Интернет сети, используя ряд анонимных серверов на оффшорах, а так же выставляя специальные маршрутизаторы–кодировщики, которые сбивали ищеек с пути следования, выдавая несуществующие Интернет Ай–Пи адреса. Тем не менее, ФСБ не будь лучшей в мире службой безопасности, если бы она, хоть и без прямых доказательств, но вычислила это талантливое дарование. ФСБ не нашла лучшего способа обезопасить общество от компьютерного гения, как предоставить ему другое занятие во благо общества, пригласив научным сотрудником в отряд «Нулевой дивизион». Следует отметить, что резолюция на его анкете была поставлена, ни больше не меньше — «Мозги набекрень, но после доработки — сгодятся!».

3. Третья участница научной половины отряда получила псевдоним «Жара». Многие из экспертов по кадрам в Управлении ФСБ чувствовали учащенное сердцебиение, когда просматривали несколько любительских съемок спортивного телосложения блондинки. За не имением другого, оперативная съемка была сделана на пляже, что давало зрителям полностью насладится ее формами и грацией. Ослепительная улыбка на загорелом с правильными чертами лице, предназначалась всем и ни кому. Один из сотрудников во время просмотра утер испарину со лба и непроизвольно произнес: «Ух, жара!». Кругом рассмеялись и все согласились с ее новым именем «Жара». Не уповая на свою великолепную внешность, в 24 года, она была весьма талантливый микробиолог и биоинженером, врачом и химиком. Она могла лечить любого от мигрени и усталости лишь одним прикосновением руки. У больного при этом вспыхивали чувства, которые были сильнее всех болезней.

4. Четвертый участник научной группы получил псевдоним — «Грач». Историк, археолог, этнограф, лингвист и антрополог… — лишь краткий перечень его научных изысканий и познаний. Языкознание Грача охватывало 12 языков, в которые входили сложные арабско–персидские языковые группы, а также индийский, латинский, древнегреческий, итальянский, португальский. Он был в его 29 лет холост и больше походил на отшельника. Вряд ли можно было найти равного ему эксперта, без опыта которого научный состав группы был бы полон, однако, некоторые его недостатки вызвали возражения у ряда кадровых специалистов ФСБ. Не взирая на его научные наклонности и прагматизм, он слыл великим авантюристом и был причастен к смертельным трюкам по покорению московских высоток в ночное время. Многократно за ним устраивались гонки, но он, имевший за своей спиной пароплан или управляемый парашют и маску на лице, успешно уходил от сотрудников милиции. Хорошо подобранная роза ветров, позволяла ему уходить с высотки МГУ за Москву–реку или с высотки на Котельнической набережной, многократно петляя над рекой, приземляться среди посольских домов, оставляя каждый раз милицию с носом. ФСБ не имела проблем с ним, так как это не была прерогатива ее ведомства, но в какой‑то мере это влияло на имидж секретного «Нулевого дивизиона». Несмотря на ведомственный скептицизм, на его анкете стояла четкая резолюция — «Взять в отряд — неба всем хватит!».

Пожалуй, в то время пока новый секретный Дивизион будет проходить подготовку и обкатку, читателю нужно забыть на некоторое время 2004 год и вернуться во времена Гражданской войны, великих потрясений народов и людских судеб.

 

Глава 5 «Вашскобродь, подойдите ближе к стенке»

Комиссар ВЧК Балкин преследовал группу белых офицеров по улицам ночного города. Ночная изморозь прихватила брусчатку улиц первым ледком, отчего копыта лошади иногда соскальзывали, и седло под седоком съезжало на круп.

— Стой, белая гадина, все равно достану, — кричал Балкин, размахивая маузером над головой. — Все равно пристрелю, будете помнить революцию и товарища Ленина.

Белогвардейцев было около семи человек. Они уходили от комиссара, пустив лошадей в галоп по пустынным улицам города, освещенных бледным светом луны и ночных звезд. Неожиданно перед ними метнулась тень волка. Худое и костлявее тело хищника было покрыто клочковатой шерстью. Лошади испугались волка и встали на дыбы, сотрясая воздух ржаньем.

Комиссар Балкин воспользовался заминкой и настиг беглецов. Встав на их пути Балкин приблизил к их лицам маузер.

— А, ну, все слазь с коней. Кончилась ваша песня! Революция и Красная армия непобедимы! Давай, белые гадины, становись к стенке…

Комиссар построил белогвардейцев к кирпичной стене завода. Какое‑то время чекист колебался, но тут он вспомнил артиллерийского офицера Крапивина на минном заградителе «Амур». Однажды как‑то во время похода, матрос Балкин немного перебрал, приложившись не в меру к большой мутной бутылке с самогонкой. Это случилось, когда матросы выставляли минные заграждения на Японском море. Крапивин отхлестал своими перчатками пьяного матроса по лицу. Вихри революций и гражданской войны разметали матроса и артиллерийского офицера по России, но ненависть к офицерскому сословию осталась у Балкина навсегда.

— Молитесь, господа хорошие, сейчас вам отправка на тот свет будет!

— Стреляй, красноперый большевик, все равно вам всем крышка придет!

— Врешь, Вашскобродь, подойдите ближе к стенке… Именем революции, всем белым гадам выноситься смертный приговор! — прокричал Балкин не слезая с коня, и он сделал свой первый выстрел в самого рослого и старшего белого офицера.

Лишь только щелчок раздался из пистолета «Маузер», вместо выстрела. Попробовав еще раз выстрелить, комиссар Балкин вдруг понял, что его оружие по какой‑то причине не сможет убить ни одного беляка, а значит — они его убьют. Матросский бушлат прилип к взмокшей от пота спине, и ужас сжал сердце и горло железной хваткой. Неожиданно, белый офицер полез в свою кобуру и достал револьвер. Комиссар понял, что из‑за какой‑то роковой ошибки, его сейчас убьют, и ни кто не узнает, как он был решителен и смел.

Неожиданно его кто‑то затряс за плечо и весь мокрый, находясь в бреду, комиссар Балкин открыл глаза. В свете горящей свечи, он увидел небольшую комнату, покрытую сиреневыми обоями, широкую кровать с мягкими подушками и перинным одеялом. Рядом с ним сидела в ночном балахоне испуганная студентка Милевская.

— Вадик, что с тобой? Ты так кричал во сне, так кричал, — она прижала свои руки к груди и вот–вот собиралась заплакать. — Ты даже свою крысу Дуську испугал. Глянь‑ка она вон под шкаф удрала.

— Ох, моя душа, моя единственная, мне и во сне покоя нет, с контрреволюцией и беляками воюю все, — утер вспотевший лоб комиссар. — Господи, жизнь моя горемычная, меня чуть не убил один офицер. Так я его лицо запомнил, он весь такой сытый и благородный, с усами и волосы у него ежиком. Ух, ненавижу белое офицерье, встречу его — убью без суда и следствия!

Балкин тяжело вздохнул и про себя поблагодарил Всевышнего, что это был только сон. Он огляделся вокруг себя и в полумраке комнаты разглядел свою одежду и его военный спутник — Маузер. «Надо проверить патроны, а то попадешь в переплет», — решил бывший матрос.

— Чей‑то зазябла я, мой котик, подбрось‑ка поленцев в буржуйку.

— Ох, моя Александра, сколько раз тебе говорил, что нынче уже не буржуйка, а пролетарка.

Снизу с первого этажа Доходного дома «Горчичный мед» послышался шум армейских сапог по дощатому полу многокомнатного барака–гостиницы, где и снимал себе номер комиссар Балкин со своей возлюбленной Сашей Милевской.

— Ктой‑то там внизу, аль послышалось, — раздалось из коридора. В этом доме скрывались от большевиков и комиссаров много господ из бывших, а также тех, кто по какой‑то причине отстал от Армии Деникина.

Вскоре стук сапог по дощатому полу начал нарастать. Комиссар Балкин сжался, натянув на себя с головой одеяло. «Наверное пройдут мимо, — решил он. — Вон сколько в доходном доме контрреволюции прячется». Но люди за дверью не прошли, а остановились и постучали к ним.

Саша Милевская начала креститься и что‑то нашептывать себе под нос из Библии. Бывший матрос, а ныне комиссар Балкин, испытал плохое предчувствие и вспомнил слова Уполномоченного по городу Орлу Главного Комиссара ВЧК Зурич по поводу его анархического прошлого. Вот ведь, гад, сдал его столичному ВЧК. Расстреляют теперь без суда и следствия, где‑нибудь на проселочной дороге, так как он это делал сам с теми, кто сильно походил на беляков или умел изъясняться, как благородный.

— Эй, граждане хорошие, просыпайтесь, уж шесть часов на дворе, а вы все милуетесь там, — чей‑то сильный бас говорил уверенно и без агрессии.

— А чего ж вам так приспичило? — попробовал придать Балкин своему голосу уверенность и начальственность. — Поди не знаете к кому в дом пожаловали?

Комиссар Балкин распахнул дверь и увидел перед собой рослых военных с шашками и кобурами. Они были одеты в иностранные американские и английские френчи с кожаными фуражками и с красными бантами на голове. В дни революционных преобразований и начале Гражданской Войны военная форма на солдатах Красной армии, в том числе ВЧК, была самая разнообразная. Оставшаяся армейская от Царской России и кавалерии, до формы иностранных армий шла в ход в экипировке Красной Армии и ВЧК. Главное отличие красных от белых состояло иногда лишь в красной повязке на рукаве или на папахе и красным бантом на груди.

— Не вы ли будете комиссар Балкин?

— Так точно, товарищи красные военные, перед вами Владислав Балкин, бывший матрос, сражавшийся с японскими военными кораблями, в 1917 году штурмовавший Зимний Дворец, а теперь революционный комиссар ВЧК, — комиссар не успел договорить, как военные быстро вошли к нему в номер и закрыли за собой дверь. Только сейчас, когда Милевская накинула на себя длинную шаль и зажгла еще несколько свечей, Балкин рассмотрел их получше. Незнакомцев было пять человек, все они были высокие с сильными руками и по–жандармски закрученными вверх усами. Военные уверенно смотрели ему прямо в глаза, и не зная почему, но Балкин испытал страх, словно сон пришел к нему наяву.

— Мы, товарищ комиссар, из Московского ВЧК, по поводу срочной отправки драгоценностей в столицу для Управделами Совнаркома. Слыхали поди про депешу?

— Так точно, товарищи военные, так вы стало быть из Особого Отдела ВЧК? — спросил ненароком Балкин и покосился на метающийся в тени свечей шкаф. Из‑под него предательски высовывалась белая крыса со сверкающим на ее шее крупным бриллиантом.

— Товарищи, у вас и мандат имеется?

Хмурые военные, видно уставшие с дороги, не ответили сразу, а решили подождать, что скажет их старший. С кавалерийскими усиками и в красной атласной рубахе под военным френчем, он встретился взглядом с крысой и невольно с удалью и по–военному беззаботно рассмеялся.

— Мандат, говоришь, ну дела Балкин, я еще такого не видел, что бы крыса и…, — так и не договорив до конца фразу, старший чекист передал бумагу комиссару Балкину.

Тот с отсутствующим видом взял чуть желтоватую и жесткую бумагу и уперся в нее взглядом, бездумно читая, а сам думая о драгоценностях, с которыми ему предстоит расстаться: Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с конт–революцией, спекуляцией и преступлением по должности при Совете Народных Комиссаров. 30 октября 1919 года. N 54624. Москва, Бол. Лубянка, 11. тел. 5–25–07. Мандат. Настоящим поручается комиссару ВЧК тов. Бережному забрать все реквизированные драгоценности и золото из Наркомата города Орла. Всем оказывать содействие в скором выполнении приказа. Подписи: Комиссар, Секретарь. Печать.

— Хорошо, товарищи, — кивнул головой Балкин и сам того не желая спросил: — Как там в Москве?

Матрос–чекист встретился взглядом со старшим группы ВЧК и пожалел, что спросил. На глазах чекиста стала нарастать ненависть, причину которой так и не мог понять Балкин.

— Слушай, ты — мля орловская, ты что же думаешь, что нас сюда товарищ Дзержинский разговоры с тобой балакать направил? Одну минуту на сборы, и вперед с нами в Наркомат!

Балкин решил больше не испытывать судьбу, понимая, что как бы они не торопились, а найдут время и сверят драгоценности с описью. Вот тогда, без разговоров поставят его к стенке из‑за недостачи. Однако, было в этих военных и нечто странное, то что сразу бросалось в глаза. «Не буду больше перчить, а то как убьют меня и будут правы с таким мандатом», — решил орловский комиссар и быстро собрался, повесив на пояс кобуру с Маузером.

Уже выходя вниз по длинным полутемным коридором Доходного дома, главный из чекистов шепнул на ухо своему помощнику: — Забродов, ты остаешься здесь с Костылевым и переверни всю его комнату. Там вон на белой крысе бриллиант розоватый висел карат на 5, а уж у актриски тоже видать есть, что экспроприировать.

— Есть Ваше Высокбродие, а коли пищать начнет?

— Сам знаешь, что делать, Забродов, не ты ли душил политических в своей жандармке

на Александровском бульваре в Москве.

Было видно как глаза бывшего жандармского урядника налились кровью и он начал сверлить глазами своего атамана. Побелевшими губами он зашептал, что‑то про службу Богу, Царю, Отечеству…

— Да, ладно, Забродов, на том свете нам все проститься, только ты вот Бога не вплетай. Да вот еще, в Наркомат не суйтесь, как драгоценности найдете, валите в полесье, за болота… — бросил через плечо атаман и быстро пошел за комиссаром Балкиным.

На улице перед номерами спешилось еще не менее дюжины военных. Комиссар Балкин отметил про себя их внешний вид, а также как они заскакивали в седло. «Видно опытные наездники, словно казаки донские. Вон у них даже бурки к седлу приторочены и винтовки… А как они лошадьми управляют, без поводьев и шенкелей лишь посулами рук и ног, словно с детства сидят на лошадях», — подумал матрос–чекист, и что‑то отложил в мыслях про себя, но так и не приняв решения. Балкину дали оседланного коня, и отряд в 16 конников сорвался в галоп по еще спящему и темному городу. Лишь изредка где‑то брехали собаки, да булочники и молочники спозаранку везли на рынок и торговым лавкам свой товар.

Вскорости им встретился патрульный милицейский наряд. Трое военных с винтовками на плече и гранатами на поясе шли по еще влажной от ночной изморози мостовой. Старший наряда был в кожаной куртке и револьвером на поясе. Когда конный отряд приблизился, конники сдержали лошадей натянув поводья, но так, чтобы они не заржали.

— Остановитесь граждане военные, куда направляемся? — остановил конников старший патрульный. — Куда так спешим, аль случилось что?

Атаман промолчал, лишь покосившись на комиссара Балкина. Но чекист не растерялся, видно зная здешние порядки.

— Я из Губернского ВЧК, комиссар Балкин. А это, стало быть, отряд ВЧК из Москвы, товарищ Бережной по особому заданию, мандат с печатью сам смотрел.

— Мандат, говорите, — почесал затылок старший патруля и о чем‑то медленно соображая, сообщил. — Про вас, товарищ Балкин, я слышал и видел прежде, а вот товарищей военных еще не приходилось. Так не покажете ли мандат?

Атаман Раковский быстро оглядел свой конный отряд, давая глазами им команду, и два военных конника, словно невзначай сместили корпус на лошадях, заставляя лошадей зайти за спину патрульным.

— Так, вот наш мандат, будьте любезны, — улыбнулся атаман и из‑за пазухи достал желтоватую бумагу. Чуть наклонившись он протянул патрульному мандат.

— Ман–дат. Настоящим по–ру–ча–ет–ся, — начал читать по слогам старший патруля, видно наслаждаясь своим умением читать. — Комиссару ВЧК тов. Бережному забрать все реквизированные драгоценности и золото из Наркомата города Орла. Всем оказывать содействие в скором выполнении приказа…

Патрульный сделал паузу и вернул важную бумагу коннику в атласной красной рубахе из под военного френча. Еще раз оглядев конников, патрульный сдвинул кожаную фуражку с красной лентой на затылок.

— Стало быть за золотом приехали к нам из Москвы?

— А ты служивый время не тяни, видишь кто перед тобой — сотрудники Московского Особого Отдела ВЧК, поди слыхал. А коли слыхал, так давай‑ка в сторонку?

— Нешто я, да не пойму, чай не лаптем щи хлебаем. Соображаем, что к чему, мы тоже рабоче–крестьянская милиция, порядок проверяем и вылавливаем белых гадов, — нехотя отошел в сторону патрульный и долгим взглядом проводил ускакавший вперед отряд. — Ох, чей‑то мне не по душе эти конники, я как их увидел, так все внутря перевернулось. Думаю, не уж‑то казаки…

— Да, ладно Петрович, что тут в городе казакам делать? Ты казаков поди только издали‑то и видал.

— Эх, Хлебкин, не только сблизи видал их, а и бежать от них приходилось по стерне голыми пятками. Так бежал, что думал — жизнь моя в рай побегла, прямо чуял я шашечки казацкие на своей спине. Вот один‑то я и убег, а еще трое из продотряда, вчистую в поле полегли, больно истощенные были из рабочих. Казаки их порубили, не приведи господь.

Еще постояв немного на пустынной Орловской улице с одноэтажными домами и церковным собором на взгорке, патрульные пошли в Губернский Дом, где находился их милицейский штаб и комната с оружием.

2

В Губернском Доме, где когда‑то располагалось Дворянское Собрание, было на этот час многолюдно. В основном здесь находились военные в армейской форме. Тут же при входе стояло несколько пулеметов «максим» и солдаты покуривали и болтали о чем‑то своем. На втором этаже, пройдя по широкой лестнице с мраморными ступенями в большом зале за столом сидело около десятка красных командиров и Губернских начальника новой большевистской России. Среди них было уже известный Губернский Комиссар ВЧК Зурич и Военный комиссар Звонарев. Над картой они склонили свои головы с еще несколькими другими начальниками, пуская вверх белесые облака махорочного дыма.

— Вот, товарищи, хочу вам представить командира конного отряда Григория Семенова, — указал рукой на одного из военных Военком Звонарев.

— Спасибо, товарищи, — привстал со стула высокий и широкий в плечах рыжеволосый красный командир, лет 30–ти на вид. Его плече было перевязано бинтами, а щеку и шею покрывал длинный еще не заживший шрам.

— Григорий Семенов, сражается в Красной армии со дня ее формирования. Григорий в прошлом унтер–офицер, артиллерист. Сражался сначала с уральскими казаками за Советскую власть, а потом на Южном фронте против Армии Деникина. Его конный отряд в 300 сабель помешал коннице Мамонтова разгромить тылы 13–й и 14–й армии.

— Спасибо за представление, вот был послан к вам военным командованием обратно с фронта для помощи Орловскому военному отряду окончательно разгромить контрреволюционные силы на Орловщине.

— Давно пора, — воскликнул комиссар ВЧК Зурич, — мы живем в городе, как на пороховой бочке. Если все эти остатки от Белой армии объединятся в один отряд, они могут захватить город и устроить здесь кровавую резню…

— Так, точно, товарищи военные и командиры, такая опасность есть, — согласился Военком Звонарев. — Самый главный отряд находится с атаманом Раковским, около трехсот сабель, хорошо обученных и лютых белогвардейцев. Среди них есть и офицеры из «дроздовской» пехотной дивизией, некоторые из них воевали на бронепоезде «Грозный». Сейчас этот бронепоезд стоит под Змиевкой на запасном пути. Его охраняет небольшой отряд добровольцев. Поэтому есть опасность, что белые захватят этот военный бронепоезд и ворвутся на нем в Орел.

— Так давайте его взорвем, если такая опасность нападения существует! — воскликнул комиссар ВЧК Зурич.

— Штаб фронта не одобрил проведение такой акции, — осмотрел всех из под своих круглых очков Военком Звонарев. — Штаб планирует использовать его против Колчака в Сибири и на Дальнем Востоке. Однако, еще момент для отправки не наступил, вот почему нам нужен исправный бронепоезд.

Среди военных наступила тишина. Все задумчиво смотрели на карту района, размышляя о чем‑то своем или просто глубоко затягиваясь крепкой махоркой.

Наконец, тишину прервал комиссар Зурич.

— Товарищи военные, тут имеются некоторые соображения. В отряде атамана Раковского находится один офицер, который хочет перейти на нашу сторону. И мы решили использовать такую возможность и попросили его пока не покидать отряд белых. Так вот, мы уже советовались с Московским ВЧК с Зампредом Ксенофонтовым и он дал добро на проведение этой операции.

— Интересно, интересно, что за военная операция посетила светлые головы командиров ВЧК? — радостно воскликнул Звонарев и протер свои профессорские очки.

— Детали будут обсуждены позднее, но в целом главное это заманить банду в Змиевку, якобы для захвата бронепоезда и удара по Орлу.

— Думаете клюнут? Товарищи военные и командиры ведь мы сражаемся не с простыми бандитами. А с опытными офицерами Царской армии, которые сражались на полях великих баталий в Европе и с турками, и побеждали врагов России. Как они могут поверить одному белому офицеру, который не сможет объяснить источник своей осведомленности? — засомневался, молчавший до сих пор, Председатель Орловского Губсовнаркома. Он раньше преподавал в Орловском Университете и был уволен Городскими властями в канун Революции за поддержку революционно настроенных студентов.

— Уважаемый Валерьян Никодимович, у нас есть еще один человек, который может подтолкнуть белых к проведению этой операции, — Зурич сделал паузу, словно понимая, что он и так сказал очень много. — Я не имею права раскрывать всех деталей предварительной стадии операции, но когда мы ее начнем, вот тогда от всех потребуется самое активное участие и героизм…

Неожиданно, внизу послышался чей‑то громкий спор. Охрана, стоящая на вахте не хотела пускать военного в кожаной куртке и красной повязкой на рукаве. Один из присутствующих за столом узнал старшего милицейского патруля.

— Товарищи, это видно ко мне старший милиционер Головин, отважный сотрудник, если уж он меня сыскал, значит не просто так, — решил поддержать своего подчиненного Начальник Орловской рабоче–крестьянской милиции Денисов. — Позвольте, товарищ Зурич мне к нему спуститься?

— Зачем же, пусть сюда пройдет и расскажет, что там за спешка получилась.

Начальник милиции Денисов крикнул охранникам, что бы к ним пропустили Головина. И милиционер, быстро поднялся вверх по лестнице и подошел к столу, робко осматривая присутствующих начальников высокого ранга.

— Ну, так, что там у вас, товарищ Головин? Расскажите покороче, а то у нас тоже дел хватает…, — спокойно спросил у милиционера Зурич и внимательно оглядел крепкую фигуру милиционера. — Сами то из какого сословия?

— Так, я, товарищ Зурич, из рабочих. Вырос беспризорником. Работал сначала на вокзале грузчиком, потом боролся в Цирке, всего по немного повидал, — смутился милиционер и перевел взгляд на своего начальника Денисова. — Так, я что пришел, товарищ начальник, все бы ни чего, но вот конный отряд тут в Орле, на Садовой мы остановили с полчаса назад.

— Что за отряд, тут у нас Военком, он про все отряды и патрули знает…

— Конный отряд, человек под двадцать их было. Кони у них такие породистые, не то, что у нас, клячи заморенные. Да и внешне у них посадка как у казаков, у меня аж все внутри замерло…

— Что же вы хотите, лошади у нас на таком‑то скудном фураже, людям еды не хватает, — обиделся за всех Военком Звонарев.

— Так и я говорю, не здешние они. Это Московский особый отряд ВЧК. Я у них и Мандат проверил.

— И что за Мандат, товарищ Головин, говорите побыстрее, — с нетерпением встал из‑за стола Зурич.

— М–а-н–д-а–т, о том, что комиссар Бережнов приехали к нам за золотом и драгоценностями. Всем надлежит оказывать им содействие в скором выполнении приказа. Подпись. Печать, — быстро проговорил Головин и снова всех осмотрел непонимающим взглядом.

Зурич быстро подошел к телефонному аппарату и крутанул несколько раз ручку, пока на том конце не отозвался голос телефонистки.

— Гражданка, барышня, на проводе комиссар ВЧК Зурич, прошу соединить меня срочно с Москвой, секретарем ВЧК на Лубянке. Жду, барышня, попрошу вас очень срочно.

В наступившей тишине, было слышно как древоточец пилит деревянные балки старого здания Губернского дома.

— А с ними еще комиссар ВЧК Балкин был, — нарушил тишину милиционер. — Они в Наркомат направлялись с Балкиным.

— Барышня, что Москва? — Тогда соедините пока с Наркоматом, с охраной.

— Как не отвечают, — растерялся комиссар, — Да там десять человек, вы что такое говорите — не отвечают. Нет, барышня, с Москвой уже не надо.

— Товарищи у нас беда, похоже нападение на Наркомат, срочно все кто могут туда. Товарищ, Звонарев, дозвонитесь до казарм и поднимите конный полк в ружье. Пусть перекроют все выезды из города и бросят часть отряда к зданию Наркомата. Задерживать всех конных или пеших военных, с мандатом ВЧК или без такового. В случае сопротивления или побега — стрелять на поражение!

3

На часах было еще 6.20 утра, когда конный отряд с комиссаром Балкиным подъехал к зданию Наркомата. Старинное здание Земельного банка, было построено с дореволюционной роскошью. Лепные украшения и статуи римских богов были посечены и разбиты пулями. На высоком крыльце дежурил солдат с пулеметом «Максим», рядом с ним калачиком свернулся другой боец, который не хотел просыпаться на зов товарища.

— Стойте, вы кто? — подал голос пулеметчик.

— Это я — комиссар ВЧК Балкин, а со мной товарищи из Москвы с Мандатом.

— Счас, товарищи, стойте там, вот только начальника охраны позову. Нынче время не спокойное.

Через минут пять на каменное крыльцо Наркомата выбежал начальник охраны с винтовкой «Мосина». Видно, он тоже был разбужен с крепкого сна и не сразу мог понять что к чему. Поэтому вместо вопроса к утренним гостям, он лишь дергал за затвор винтовки, пытаясь ее перезарядить, но у него не получалось.

— Семеныч, хватит воевать, это я комиссар Балкин с товарищами из Москвы.

— А–а-а, — протянул взъерошенный военный. — Ну тогда заходьте, че там стоите?

— Так трое остаются на крыльце стеречь лошадей, — остальные за мной дал команду атаман Раковский и спрыгнул с коня. — Мы ненадолго, раз два и обернемся.

Дюжина рослых военных с револьверами системы «наган» быстро забежали за своим атаманом в здание Наркомата. Перед ними отворялись массивные дубовые двери.

Комиссар Балкин бодро шел по лестнице на второй этаж, где находился сейф с чемоданом убитого американца Брюса, а сам про себя думал: «Как бы не хватились проверять по описи, а то сегодня же к стенке поставят…».

— А Мандат покажьте, товарищи хорошие, — окликнул сзади группу военных начальник охраны Семеныч.

— Вот, посмотрите, — протянул желтоватый лист бумаги атаман Раковский, не сделав и шага навстречу Семенычу.

Тот пыхтя и отдуваясь с винтовкой заспешил к ним по лестнице. Несколько раз он прочитал документ с печатью и как будто в чем‑то сомневаясь спросил:

— А товарищ Зурич знает? Надо бы доложить.

Московские чекисты с лже–комиссаром Бережновым переглянулись, ожидая от своего атамана любой команды, вплоть до стрельбы. Но атаман имея военную выдержку, лишь улыбнулся и посмотрел на матроса–комиссара ВЧК Балкина.

— А что — разве товарищ Балкин не звонил комиссару Зурич? Если нет, то можно и позвонить, а пока сюда едет товарищ Зурич мы сверим все по описи…

Словно лед схватил сердце Балкина и он поперхнувшись замахал на начальника охраны руками.

— Семеныч, Зурич все знает, не до этого… Эти люди от самого Дзержинского, очень торопятся. Им еще сегодня до Москвы добраться. Почитай верст 300 им еще скакать.

— Ладно, так идите, — махнул рукой Капитоныч. — Али я не служил в коннице…

— Вот ведь, брехун. Извозчиком он служил до революции, — усмехнулся Балкин, едва поспевая за московскими гостями.

Они прошли по длинному коридору зала с колоннами и в самом углу нашли сейф. Рядом с огромным железным ящиком спал еще один охранник. Он видно видел какой‑то сон и причмокивал губами, улыбаясь.

— Не буди его, пусть спит, — подмигнул комиссару Балкину атаман Раковский и дал знак рукой, что бы комиссар открыл сейф. Так и не разбудив крепкий сон часового, Балкин достал чемодан и передал его московскому чекисту Бережному.

— Пошли вниз, молодчага ты мой, — хлопнул атаман по плечу чекиста Балкина и радостно переглянулся со своими дружками белогвардейцами, а затем взглянул на так и не проснувшегося охранника с винтовкой, подумав про себя: «Вот ведь повезло красноперому, сон его спас от пули!».

Они уже без спешки спустились на первый этаж и пошли в сторону начальника охраны, который приведя себя в порядок при полном обмундировании с пятью другими охранниками стояли по стойке смирно около выхода из Наркомата. Чуть отстав, последним шел комиссар ВЧК Балкин. Неожиданно, он чему то улыбнулся и достал свой проверенный в боях и на расстрелах Маузер с заряженной обоймой на 10 патронов.

— Господа, постойте, — окликнул московских чекистов комиссар Балкин, спрятав за спину Маузер. — Вот только один вопрос.

— Что, мой дорогой товарищ, комиссар Балкин? — радостно и с нарочитым вызовом спросил атаман, и быстро оглядел свою проверенную дюжину головорезов.

— Вы где‑нибудь отдыхали, спали до приезда в Орел? А то ведь так и с ног свалиться можно, да и лошади не железные, им бы отдохнуть нужно…

— Не до отдыха, товарищ Балкин, гнали сюда из Москвы без остановки. Вот победим мировую контру — тогда отдохнем, — с улыбкой, но с внутренней готовностью к неожиданному повороту дела ответил атаман.

— Тогда, господа, объясните мне, что‑то от вас костерком попахивает с ног до головы, как будто вы не из Московского ВЧК, а из Орловских лесов к нам нагрянули.

В зале с огромными сводчатыми потолками эхом загрохотали последние отрывистые слова комиссара Балкина и повисла тяжелая тишина. Атаман опустил голову и время словно замедлилось для всех в этом зале, пока комиссар Балкин доставал из‑за спины свой Маузер и не навел мушку на атамана Раковского.

— Вашскобродь, подойдите ближе к стенке…

Балкин едва успел заметить как метнулся в сторону атаман, а остальные военные схватились за кобуры, доставая револьверы системы «наган». Комиссар ВЧК нажал на курок…, но вместо выстрела раздался сухой щелчок осечки. Не сработавший патрон не вылетел из патронника, а закрыл доступ другим патронам. Комиссару Балкину не хватило еще двух секунд, что бы передернуть затвор Маузера, выбросив из ствола испорченный патрон. Револьвер системы «наган», в отличие от Маузера, не имел подобных неприятностей, позволяя стрелку потратить лишь на одну долю секунды больше, дослав нажатием на курок следующий патрон для выстрела в скользящем барабане.

Несколько пуль вошли в грудь комиссара Балкина, унося его грешную душу и трогательную любовь к студентке Милевской и белой крысе Дуське. Однако, он, возможно, где‑то там на небесах еще успеет пересечься со зверски убитой пять минут назад своею любимой студенткой и растоптанной сапогом крысой, которая ни как не хотела отдавать розовый бриллиант размером в 5 карат.

Около двадцати верст длилась погодя красноармейского конного отряда за бандой атамана Раковского. Сильные казацкие кони белых наметом неслись по проселочным дорогам и перелескам, пока наконец они не достигли Ольшанских озер, переходящих в непроходимые топи…

Лишь только отважный отряд красной конницы попробовал пройти по топкой тропе, как их настигла пулеметная очередь. Словно подкошенные, валились убитые ездоки и лошади в трясину, забирая жизни красных бойцов. Пока, наконец, кавалерийский рожок не затрубил отбой, отдавая приказ на возврат красной конницы обратно в Орел.

4

Сразу за топкими болотами начинался березовый лог. Словно всесильная рука Всевышнего вздыбила здесь земляные пласты в крутые пригорки и глубокие овраги. Пожелтевшие березы в осенней прохладце бросали свои листья на поблекшую, но еще зеленую траву. В низине оврагов крутился и бежал прозрачный ручей. Среди оврагов и деревьев были построены землянки и шалаши, где и нашли себе приют остатки Белой Гвардии.

— Поквитались с красными, пустили им кровушку большевицкую? — встретил атамана Раковского полковник Рохлин из конного корпуса генерала Шкуро.

— Не обошлось без этого… Один комиссар носом учуял, что мы с дымком костровым к ним приехали, — ответил атаман и внимательно пригляделся к полковнику. «Пора уходить от вас господа в другой мир, там где люди живут без войны…».

— Хитрости у красных тоже хватает. Поднаучились крестьяне и мужики наукам и военным приемам, — махнул рукой Рохлин и взъерошил свои поседевшие волосы. — Рано или поздно они нас тут в капкан захлопнут. Обойдут Ольшанские озера с тылу, а за болотами пулеметы поставят… И все! Возьмут нас в оборот.

Атаман махнул своим жандармским головорезам и казачьему Императорскому конвою, что бы те шли в самую глухую балку, где росли дубы и был сложен в сруб дом атамана и длинные амбары, где и жила его казачья охрана. Сам же Раковский присел к костру, где сидело на бревнах еще несколько корниловских офицеров, о чем‑то думая с тоскою и грустью. Один из них неспешно перебирал аккорды на гитаре, выводя старинный русский романс. Встретившись взглядом с Раковским, поручик запел:

— Утро туманное, утро седое,

— Нивы печальные, снегом покрытые…

— Нехотя вспомнишь и время былое,

— Вспомнишь и лица, давно позабытые.

— Вспомнишь обильные, страстные речи,

— Взгляды, так жадно и нежно ловимые,

— Первая встреча, последняя встреча,

— Тихого голоса звуки любимые.

— Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,

— Многое вспомнишь родное, далёкое,

— Слушая говор колёс непрестанный,

— Глядя задумчиво в небо широкое.

Какие‑то давнишние воспоминания и боль об утраченном, безвозвратном нахлынула и на атамана, и он вместе со всеми молчал, глядя в огонь.

— Выпьете, атаман? Все вас пуля не берет, — протянул большую бутылку с самогоном Рохлин.

— Что там, давайте пригублю, — снял с себя папаху Раковский и расстегнул френч. — Видно, нет еще пули у красных для меня. Али Бог заговорил, но вот коня подо мной нынче подбили, пришлось вдвоем скакать с урядником, хорошо еще кони добрые и крепкие…

— Так это еще Императорские, они и на плац–параде на Соборной площади поди ходили.

— Что было, то было, — поддержал стоявший за спиной казачий подъесаул, охранявший Раковского, с большой черной бородой и угрюмым видом. — Конной каруселью мы забавляли Императора, любил он посмотреть на наши кавалерийские выезды с выносами регалий, да на пехотные разводы и военные приемы…

— Ну, что господа отдохнули вы, я вижу сполна. Не пора ли красным напомнить, что их время пришло?

— Вы, что атаман хотите мужиков отлучить от винтовки и нагана, да обратно к плугу? — засмеялся безудержно и дико один из корниловцев. — Да ни в жисть, они сначала нас перебьют, а потом, как волки озверелые друг–другу кровь начнут пускать.

— Хм, что вы предлагаете поручик? Уже через месяц морозы ударят, болота замерзнут, и нас тут на снегу, как зайцев переловят, — подал голос Рохлин, выпив самогону. — Надо ударить по красным большевикам, этого они от нас не ожидают!

— Правильно говорите, полковник. Имеется ли у вас план? — спросил атаман Раковский и невольно посмотрел на всех сидящих около костра офицеров, как на покойников. Он знал, что красные со дня на день придут сюда. Уж больно он их разозлил, отобрав столько драгоценностей. Некоторые крупные алмазы были из каталогов богатых родовых фамилий дворянских особ из Москвы и Питера. Да, видно, Революция и Гражданская война внесли коррективы в их местонахождении. «Пора уходить в будущее, пока калитка не закрылась», — говорил про себя атаман и ожидал слова старшего здесь по званию полковника.

— План имеется, но пока держится в секрете, — ответил Рохлин и оглядел всех офицеров и казацкого подъесаула, стоящего за спинами. — Вот помню как в 1915 году пришлось мне с генералом Шкуро совершить несколько успешных рейдов в германский тыл. Во время одного из рейдов наш конный отряд разгромил германской штаб и захватили в плен германского генерала…

— Много хороших дел совершил Шкуро, один только прошлый год. Вот, помню как на Кубань он прискакал с тридцатью казаками, а через месяц под ним уже 500 сабель казацких стояло. А потом они на Ставрополь двинули, вот где большевиков много порубали… Герой, да и только, — подхватил подошедший к костру штабс–капитан Ухальский.

— Что было, то было, — кивнул головой Рохлин. — Плохо приходилось комиссарам, которые попадали в руки Шкуро, но раненных он не трогал. Вот в Кисловодске три тысячи красных он пощадил в госпитале.

— Слыхал как он Воронеж брал два месяца назад. Красные бежали, только услышав его имя, — вставил корниловский офицер, смоливший трубку с крепким табаком. Он выпускал белесые кольца сквозь усы к небу и неровный шрам на лицу говорил о его неспокойном прошлом.

— Выбили красные его из Воронежа, месяц как выбили, — сквозь зубы процедил полковник Рохлин. — Говорят сейчас где‑то под Касторным его красные теснят, перестали бояться красные громких имен… Своих уже героев прославляют.

— Господа офицеры, Касторное — верст 250 отсюда, так может разовьем флаги и на коней к генералу Шкуро? — клацнув шашкой, подал голос корниловский ротмистр.

— Пока по тылам красным будем пробираться Шкуро уйдет со своим отрядом в Таганрог, а нас из пушек и пулеметов посекут, — махнул рукой Рохлин. — Здесь им надо кровь большевицкую пустить, пусть знают, что белое движение еще не иссякло и мы везде будем бить красных. Вот мне, господа офицеры, говорил один поручик генерала Дроздовского, что орудия на бронепоезде «Грозный», что стоит под Змиевкой около Орла, исправны и если мы его захватим, то можно густо полить кровушку комиссарскую.

— Сколько поручик из корпуса Дроздовского сможет набрать артиллеристов? — спросил полковника атаман Роковский.

— Да с десяток офицеров и солдат наберется из конно–горной бригады, а машиниста на паровоз подберем в городе. Не всем по душе власть Советов…

— Думаете одним ударом их одолеть? — спросил атаман, все больше размышляя как лучше оторваться от своих и уйти под чистую из этого мира, где только начала набирать силу и укрепляться рабоче–крестьянская власть, туда где все, как будто успокоилось, и было забыто про классовых врагов. — Красных с тысячу в городе наберется, вот и отряд унтер–офицера Семенова в Орел на днях вступил. А это, господа, три сотни опытных красных конника, слыхал, что они самого Мамонтова потеснили…

— Так, что предлагаете? Каков ваш план? — чуть отведя в сторону от костра атамана Раковского, спросил Рохлин. На его разгоряченном лице заиграли желваки, было видно, как он ждал того дня, когда снова поведет своих людей на красные Советы.

— План таков, — негромко ответил атаман и постарался поглубже заглянуть в душу этого преданного Царской России опытного и отважного полковника. — Я со своим отрядом отвлекаю красных на себя из города, а вы с основными силами в пятьсот сабель наносите удар по Змиевке, где будет тоже несколько сот красных. Разбиваете их и вместе с бронепоездом прямиком в город. В часов пять–шесть уложитесь. В Орел к тому времени вернется эскадрон, посланный в погоню за нами. Ну а мы захлопнем отход красным из города.

— Атаман, думаете соберем пять сотен?

— Думаю больше даже наберем, гонцов зашлем в станицы и по лесам… В Орле и Мценске сотни две офицеров прячутся. Ну а как возьмем оружейный Арсенал в Мценске ночным налетом, тогда будет чем воевать, готовьтесь полковник, людей настройте. Когда еще придется с красными повоевать, а то все больше бегаем по лесам.

Неожиданно к атаману быстро подошел жандармский урядник Забродов. Он нервно мял в руках нагайку, так и оставшуюся у него со времен разгона студенческих беспорядков и народных митингов, и переминаясь с ноги на ногу собирался, что‑то сообщить.

— Что у тебя, любезный, аль потеряли то, что не нашли? — пошутил атаман, намекая, что два жандарма так и не смогли найти драгоценности у студентки.

— Извиняйте, Вашескобродие, тут все в порядке, хоть и кусалась она как белка, но все возвернула, — спрятав улыбку в свои большие и лихо закрученные усы, ответил рослый жандармский урядник Забродов. — Да и крыса не ушла…

— Говори, Забродов, по делу, — прервал Раковский своего подручного по лихим, разбойным делам.

— Вашескобродие, тут цыгане объявились. Поют и пляшут они в сотне генерала Маркова. Пьют офицеры второй день беспробудно, стреляют по воздуху, не приведи господь. Это все поручик Канышев, который племянник самого генерала Маркова.

— Сергея Леонидовича Маркова? Да вы, что урядник, раньше то не говорили мне об этом… Знавал я его прежде генерала на Австрийском фронте в 1915. Крепкий мужик был, основатель Добровольческой армии, погиб во 2–м Кубанском походе в прошлом годе, — атаман сняв с себя папаху перекрестился и глубоко вздохнул. Прошла почти минута, пока Раковский что‑то перебрав в памяти вернулся в день обетованный и строго посмотрел на Забродова, ожидая пояснений.

— Так вот эти цыгане, Вашескобродие, продадут нас красным, — бывший жандармский урядник с дикостью посмотрел на атамана и вытянувшись, громко прокричал: — Разрешите, Вашескобродие, шашками цыган, да в болота?

Атаман на секунду задумался, вглядываясь в глаза полковника Рохлина, который не проронил ни слова, а остекленевшим взглядом смотрел куда‑то поверх желтых берез на пролетавший вдалеке журавлиный клин, а потом весело и громко засмеялся утирая выступившие слезы на глазах.

— Вот ведь, жандармская твоя душа, не довешал ты, не домучил у себя в закрытке людев, А? Забродов, да как же ты должен Советы люто ненавидеть, там ведь одни те, кого ты пытал и мучил…

— Извиняйте, Вашескобродие, неужто я не за общее дело радею…

— Вообщем так, Забродов, слушай команду мою — Цыган не трогать, про нас весь Орел уже знает… Но послать в сотню свого человека, пусть прозвонит, что 11 ноября утром выступаем всеми силами на Орел. В город ворвемся со стороны Мценска, будем вешать красных большевиков и комиссаров на фонарных столбах. Понял За–а-а–бродов?

— Так точно, Вашескобродие! Понял, что будем вешать красных!

— Дурак! Главное, чтобы цыганам сказать, — сплюнул в сердцах атаман и, махнув рукой, устало пошел к себе.

5

Комиссара ВЧК Балкина и еще одиннадцать погибших охранников и красноармейцев от рук банды Раковского хоронили 6 ноября 1919 года на Воскресенском кладбище Орла. Похороны состоялись на кануне 7 ноября праздника Дня Великой Октябрьской Социалистической Революции. В этот хмурый и пасмурный день с неба полетел первый снег. Снежные хлопья падали на свежеструганные гробы на телегах и на покойников, одетых в их же красноармейскую форму. На Балкина одели под кожаную куртку тельняшку и бескозырку с надписью «Амур». Оркестр, спотыкаясь на мокрых камнях выщербленной от взрывов снарядов мостовой, нестройно выводил революционный похоронный марш. Люди в военной форме и кожаных куртках и военных френчах с красными бантами и повязками, склонив головы, подпевали:

— Вихри враждебные веют над нами,

— Темные силы нас злобно гнетут.

— В бой роковой мы вступили с врагами,

— Нас еще судьбы безвестные ждут.

— Но мы подымем гордо и смело

— Знамя борьбы за рабочее дело,

— Знамя великой борьбы всех народов

— За лучший мир, за святую свободу!

— На бой кровавый,

— Святой и правый,

— Марш, марш вперед,

— Рабочий народ!

На кладбище произошел конфуз — огромная стая собак вдруг разом завыла при продвижении процессии к вырытым могилам. Комиссар ВЧК Зурич выхватил из‑за пазухи наган и выстрелил в воздух, распугивая одичалую стаю.

— Вы, что тут революцию хороните, мы еще покажем белым гадам силу пролетариата!

Красноармейцы и милиционера поняли это по своему и выхватывая револьверы, а кто из винтовок, стали палить в воздух. Город живший страхами от красных зачисток и белогвардейских налетов, еще раз вздрогнул новым известием, что в город вернулась Белая Гвардия и началась стрельба и бойня.

— Деникин с казаками вернулся! — кричали одни, услышав беспрерывную стрельбу.

— Большевиков окружили, красные сдаются…, — подхватывали другие, быстро разнося вести по городу.

— Ка–а-а–заки в городе! — громко голосили бабы на рынке.

— Продуктовые склады горят, айда за провиантом пока все не сгорело…

Здоровые и крепкие мужики в крестьянских зипунах и шинелях, подчиняясь диким инстинктам и панике, врывались в магазины и с безумными криками: «На улицах резня, белые красных кончают, счас до вас доберутся! Казаки в городе!», хватали, что попадалось под руку и выбегали на улицу. Обезумевший народ ограбил и поджог ювелирную лавку «Козинский и К». Огонь заполыхал и в торговых рядах «Веста». Десяток переодетых белогвардейцев в путевых рабочих в Орловском депо, решили, что час настал и, выхватывая припрятанные винтовки и револьверы, бросились на вокзальную площадь. Убив двух милиционеров, они захватили артиллерийское орудие, которое было направлено на железнодорожную ветвь. Развернув орудие калибра 105 мм в сторону вокзальной площади мятежники произвели первый зал. Осколочный снаряд влетел в здание Губернского Земства, а ныне Губсовнархоза, и убил старого сторожа здания.

Лишь несколько часов позже, сотрудникам милиции и Красной Армии удалось навести в городе порядок. Длительные допросы очевидцев, так и не выяснил, кто же ворвался в город. Чекисты стараясь замять это нелицеприятное дело, вынуждены были доложить в Москву, что силы контрреволюции пытались поднять свою голову в городе, но были разбиты и бежали… Более двадцати погибших граждан в ходе беспорядков, были опознаны свидетелями как мятежники…, и дело было тут же закрыто.

Так похороны непутевого комиссара Балкина обернулись неприятными последствиями для городских властей. Из‑за паники было убито два десятка людей, разграблено и сожжено более десяти магазинов. Не трудно было предположить, что могло произойти в городе, если бы в него действительно вернулась армия Белых.

Вечером в Губернском Доме собралось большое скопление военных людей. На стенах особенно много висело красных флагов и революционных плакатов. Были и представители Губкома партии большевиков. Все собрались помянуть только сегодня похороненных милиционеров и комиссара ВЧК Балкина. О сегодняшней трагедии старались не говорить, а все больше отмалчивались. А если кто интересовался, то отвечали матерясь в адрес белогвардейцев, контрреволюции и несознательности населения, плевали на пол и с резкими взмахами руками говорили, что «Пора кончать с ними!».

На пролетарских поминках было решено отказаться от громких фраз и «плотнее сомкнуть свои ряды». Все пили мутный самогон и заедали вареными картофелинами и твердым холодцом, видно сваренным из лошадиных мослов. Опьяневшие городские начальники от власти, армии, ВЧК, милиции и ВКП(б) потихоньку, а потом подхватывая и усиливая на все огромное здание Городской Дома, заводили песни…

Когда было все выпито и съедено, перепеты все революционные и песни каторжан, народ примолк. Люди подпирали головы, покуривали, а некоторые уже похрапывали на столе. Неожиданно в холл вошел начальник охраны и доложил, что пришли депутаты от купцов и промышленников. Что хотят охранник не знал, но якобы они с депешей.

— Что за депеша, пусть входит один или два, — отдал команду Зурич.

Перед городскими начальниками и военными предстало два хорошо одетых господина в пальто с каракулевыми воротниками. «Аптекарь–провизор Рот и Купец Серебрянников», — представились они и встретившись взглядами с таким количеством начальства на миг оробели, вспомнив в этот миг каждый о своей семье и достатке…

— Что вы хотите, Господа! Вы видите, мы проводили в последний путь наших боевых товарищей, погибших за весь мировой пролетариат и дело революции… Вы, видно, хотели принести ваши соболезнования, а может и пожертвования, А? — громко, почти выкрикивая обратился к ним комиссар ВЧК Зурич. — Господа, говорите, что привело вас сюда?

— Мы депутаты от купеческого и торгового сообщества Орловской Губернии. И мы конечно приносим соболезнования, но привели нас сюда иные цели. Мы бы осмелились просить о снижении той непомерной контрибуции в 5 миллионов рублей, которую вы возложили на нас. Это еще более невозможно после сегодняшних погромов и грабежей!

Комиссар Зурич был невысокого роста, но широк в плечах. Черные волосы падали ему до плеч. Его родословную и возраст вряд ли можно было определить без ошибки. Он неторопливо вышел из‑за стола, на ходу расстегивая кобуру. Не дойдя до депутатов десятка метров он остановился перед ними и повнимательней присмотрелся.

— Уважаемые, господа, так вы считаете, что возложенная на вас контрибуция непомерна и невыполнима?

Настороженные и испуганные видом начальника Губернского ВЧК, купец и провизор молчали, с опаской поглядывая и на остальных губернских начальников и военных. Аптекарь стянул с себя очки–пенсне и стал нервно протирать их шарфом. Он тотчас вспомнил как его умолял дядя Моисей покинуть большевицкую Россию, но тот ответил ему, что деньги можно заработать и в пекле, лишь бы был спрос. Купец Серебренников вдруг вспомнил, что так и не успел сказать жене, куда он спрятал железный бидон с золотыми монетами… «Вот, теперь пойдет на панель, из‑за его забывчивости…», — подумал он, замечая как рука чекиста медленно достала из кобуры револьвер.

Тот час замолкли и пьяные гости за столом, каждый по своему побаиваясь всесильной ВЧК. Лишь Секретарь Губернского Всесоюзной Коммунистической Партии большевиков Марковский, собрался было заступиться за делегатов, но тот час подумал про себя: «Да, ладно, пусть стреляет… Если, что — скажу, что уснул. Вон уже второй день без сна!».

В наступившей тишине Зурич рассматривал свой револьвер системы «наган», а потом резко взглянул исподлобья на депутатов от богатого сословия.

— А вы знаете, господа, что если мы не выполним план по отправки этих 5 миллионов рублей в Совнарком, — он сделал паузу еще раз смерив их взглядом и заметив как побледнел аптекарь Рот. — Если мы не отправим денег голодающей России, то я д–о-л–ж-е–н б–у-д–ууу выстрелить себе в голову!

Зурич приложил наган к своему виску и словно отсчитывая последние секунды, зажмурился и плотно сжал губы. Шли секунды, некоторые товарищи в волнении поднялись за столом. И даже Марковский понял, что ситуация пошла в другое русло, и если в этот вечер погибнут не коммерсанты, а Губернский Председатель ВЧК Зурич, с него уже спросят в Центральном ВЦИК. Он поднялся из‑за стола и вытянул руки, собираясь, что‑то сказать.

В наступившей тишине сухо щелкнул ударник нагана по патрону, но выстрела не раздалось. Затем Зурич повторил снова и снова нажатие на курок, но все было безрезультатно. Он не удивился этому, комиссар знал, что все патроны он выпустил сегодня на кладбище. Он опустил револьвер вниз и повернулся обратно к столу и встретился взглядом с руководителем большевиков Марковским.

— У кого есть патроны, товарищи? Господа не хотят платить контрибуцию и ждут пока я застрелюсь! — вскрикнул требовательно Зурич. Сзади себя он услышал топот убегающих ног. Он обернулся и увидел как бежали прочь наперегонки вниз по мраморной лестнице аптекарь–провизор Рот и купец Серебренников.

— Товарищи, давайте расходиться по домам, видите, контра даже по ночам не дремлет, — устало сказал комиссар и подойдя к столу налил себе полный стакан самогону и взглянув на портрет товарища Ленина и Дзержинского, залпом выпил. — Прошу, товарища Военкома Звонарева и Григория Семенова остаться.

Когда застолье опустело, Зурич оглядел военных, и попросил их подсесть поближе к нему.

— Товарищи, военные командиры, есть данные, что белые собираются всеми силами ударить по городу 11 ноября рано утром, то есть через три дня. Они могут собрать под свои знамена чуть меньше тысячи конных казаков и господ офицеров, — сказал Зурич, меняя в своем револьвере патроны. — Если они ворвутся в город, то погибнет очень много народу.

— Вы не планируете объявить эвакуацию гражданского населения? — взволнованно спросил Звонарев, подкручивая свои лихо закрученные длинные усы. — Мне кажется это необходимо в сложившейся ситуации… Или мы должны выступить им навстречу.

— Это нежелательно, — коротко возразил Зурич, — Они нас разобьют в открытом поле.

Наступила тишина, которую не нарушил и доблестный командир конного красноармейского отряда Григорий Семенов. Он понимал, что его ослабленный и уставший в боях отряд насчитывал чуть меньше 300 сабель, а столкновение с отдохнувшими и многочисленными силами белой гвардии, может уничтожить отряд окончательно.

— Григорий Семенов, что вы скажете?

— Я согласен с вами, товарищ комиссар, в открытом бою, без поддержки артиллерийских орудий и пулеметов, мы можем быть перебиты. Белым нечего терять и они будут драться насмерть…, — Григорий не договорил, потому что снизу послышался шум и вбежал начальник милиции Денисов.

— Товарищи военные командиры, передали с нарочным — белогвардейцы этой ночью разгромили военный арсенал в Мценске… Гарнизон в пятьдесят человек уничтожен, оружие, боеприпасы были захвачены и вывезены!

— Во сколько был налет и почему не передали по телеграфу?

— Товарищ комиссар, они предварительно захватили и телеграф с телефонной станцией.

— Понятно, товарищ Денисов, направьте наряд милиции в Мценск, возьмите под охрану то, что там осталось.

— Вот видите, товарищи, контра лютует и хочет побольше крови на Орловщине пролить, — Зурич наконец закончил заниматься своим револьвером и положил его в кобуру. Оставшиеся использованные патроны он оставил на столе.

— Вот смотрите, военные командиры, каков план операции был разработан ВЧК.

Зурич стал расставлять патроны на карте, разложенной на столе.

— Вот мы в городе, а вот белые, они хотят наступать с Севера, со стороны Мценска. Они знают, что мы можем поставить несколько орудий на Северных воротах и перебить часть их отряда еще на подходе к городу…

— Так вы считаете, что они не будут наступать с Севера 11 ноября? — что‑то понимая, спросил Военком Звонарев, в прошлом унтер–офицер, он про себя подмечал, что красноармейские начальники и чекисты в ходе Гражданской войны многому научились и постигли тактику военных операций.

— Так считает ВЧК! — ответил Зурич и закрутил самокрутку с махоркой. Встретившись взглядом с Григорием Семеновым, он кивнул головой, а затем быстро поймал коробку спичек. Закурив, он глубоко затянулся и зажмурился.

— Думаю, что они нацелились на бронепоезд под Змиевкой. Они хотят сначала его захватить и под прикрытием пушек и пулеметов налететь на Орел с юго–востока. Совершив налет и погромы, они скорее всего в тот же день уйдут из города и поспешат в сторону Польши.

— Это выглядит более предпочтительней для контры, нежели рваться на пушки с Севера, — хмыкнул Звонарев и потер свою бритую на лысо голову. — Вы считаете, товарищ комиссар, что надо сделать им засаду под Змиевкой, а не слишком ли это далеко от Орла? Мы не можем выводить из города свои основные силы.

— Правильно говорите, товарищ военком, поэтому мы переведем бронепоезд на станцию Стишь, что не далее 10 верст от города. Там устроим ремонтные работы, для чего пришлем ремонтников из Сталелитейного, а военных якобы уберем с поезда. Вот тогда, белые точно клюнут и появятся там.

— Занятно, занятно, прямо вспоминаю операции штаба корпуса генерала Брусилова, — потер руки Военный комиссар Звонарев.

— Конечно, белые не упустят такого случая захватить бронепоезд под Стишью и двинуть сразу на Орел. В другую сторону стоит станция Золотухино, а там силы 14–ой Красной армии Южного фронта под командованием Уборевича. Там их перебьют без всяких сомнений из артиллерийских орудий.

— Так вы думаете, что они не собираются на юг к Добровольческой Армии?

— Думаю, что нет. Если учесть, сколько они взяли драгоценностей, атаман Раковский может попробовать бежать через Брянскую область в Польшу.

— А что на Брянщине, после разгрома немецких войск и гайдамаков нет серьезного заслона для белых? — в размышлениях спросил Звонарев.

— Думаю, что ни чего серьезного. Они туда могут дойти вместе с бронепоездом, если обойдут Орел с юга по окружной дороге, а дальше Нарышкино — Хотынец — Белые берега, а там лесами обойдя Брянск и уйдут с драгоценностями в Польшу. На Украину они не сунуться, там петлюровцы у них все поотбирают, да еще к стенке могут поставят…

— И много драгоценностей?

— Одних бриллиантов из богатейших фамилий Царской России миллионов на 10 золотых царских рублей, — неохотно сообщил комиссар Зурич. Он понимал, что помимо военных операций и разгрома белых на нем лежала грузом ответственности потеря революционных ценностей, так нужных Советской Власти во времена голода и разрухи.

— Ну, что же, товарищи военные командиры и комиссары, я — как Военный комиссар военного гарнизона и всех приданных мне военных сил одобряю такую операцию, хотя нам еще предстоит уточнить некоторые детали. А вы, товарищ Семенов, готовы ли подтвердить план операции? Вы ведь подчиняетесь Штабу 14–ой армии Южного фронта.

— План одобряю, и со своим отрядом готов сражаться с врагами Советской власти. Мы, товарищи, должны разбить белогвардейцев и очистить Орловщину от контры. План в оперативном отношении позволит окружить белогвардейцев под станцией Стишь и покончить с атаманом Раковским. Однако, как вы планируете провести скрытность подготовки к операции?

— Правильный вопрос, товарищ Семенов. Сегодня, вот уже 8 ноября и мы начнем подготовку укрепрайона в Северных воротах города. Мы силами военных и добровольцев из прилегающих сел будем строить траншеи и насыпать бруствер для артиллерии. Это будет способствовать утечке информации, и наверняка белые вскоре узнают, что мы их ждем со стороны Мценска…

Зурич встал из‑за стола и обойдя подошел к окну. За окном забрезжили первые лучи рассвета, освещая низкие постройки города оранжевым ореолом. «Хорошо, бы еще снежок пошел, — подумал комиссар Зурич, — Вот тогда все перемещения белых будут на виду…».

— Ну, а если они часть сил бросят все же с Севера? — военный комиссар знал, что военной стратегии у белых офицеров предостаточно, и это не будет легкий бой.

— Часть гарнизона с двумя рабочими орудиями и еще тремя неисправными немецкими гаубицами мы перебросим в северный укрепрайон. Кроме того, рабочие в железнодорожном депо починили английский танк, он хоть и не стреляет, но ездит. Мы поставим в него два пулемета и он будет стоять там на виду…

— Отлично, отлично, товарищи командиры, тогда мы сможем перебросить наш красный кавалерийский полк под Стишь, — военком Звонарев радостно протирал свое пенсне, он вдруг почувствовал, что столь хитро–задуманной операцией они смогут войти в историю Гражданской войны, и, возможно, его фамилия хоть однажды будет упоминаться в летописи истории…

— Совершенно верно, вы, товарищ военком, ударите по белым со стороны города, — внимательно присматриваясь к лицам военных, фактически отдавал приказ Глава Губернского ВЧК комиссар Зурич. — Ну, а красный отряд Семенова, обойдя станцию Стишь по южной дороге через Михайловку, ударит им с тыла, когда они приблизятся к бронепоезду. Мы постараемся их прижать с двух сторон к бронепоезду, где их встретят артиллерийским и орудийным огнем. Начло операции в 2 часа ночи 11 ноября… Прошу обеспечить полную секретность подготовку к началу операции.

8 ноября 2004 года. Орел, возвращение в прошлое…

Лейтенант «Убойного отдела» Григорий Семенов осторожно открыл дверь в свою малогабаритную «однушку» — гордость его холостяцкой жизни. Не мало представительниц прекрасного пола заглядывало в гости к высокому и сильному парню с густой копной рыжих волос и светло–серыми глазами, но пока ни одна из них так и не смогла пробить его мужицкую самостоятельность и твердыню.

Он аккуратно прокрался в квартиру, стараясь сразу не встретиться со своей сибирской пушистой кошкой Веркой. Ему хотелось пробраться на кухню и вначале налить ей сливок и положить в миску сметанки. Все приготовив, он тихо проник в ванную и, сменив опилки в ее лотке–туалете, стал наливать ванну горячей водою. Ему хотелось сбросить с себя усталость и хоть немного подумать и осмыслить все то, что с ним произошло за последние дни.

«Итак, сегодня уже 8 ноября 2004…, — говорил сам с собой оперативник и глубоко вздохнув воздух, ушел под воду. — Много лет назад его прадед Григорий Семенов через каких‑то три дня погибнет в засаде под Орлом. И что же это будет за засада? Как мог отважный красный командир, в прошлом унтер–офицер Царской армии, что‑то упустить или в чем‑то просчитаться?».

Однако, было что‑то непонятное во всем этом. И неясно, потому, что не хватало каких‑то звеньев, воспоминаний тех лиц, кто был участником тех событий. Многократные попытки найти, что‑то в Интернете об этом дне и поиски в архивах Орла не давали ответа. А это могло означать, что кто‑то виновный в этой бесславной операции постарался стереть все данные из архивов. «А что патологоанатом Лукач? он же родился во времена гражданской войны и как раз в Орловской области. Не мог ли он что‑то знать или вспомнить о тех временах».

«Надо побеспокоить старика. Вот, он же венгерских кровей, а кто как не революция могла занести его венгерских предков в Орловскую губернию. Могли ли они участвовать в гражданской войне и что‑то знать?» — задавал себе вопросы оперативник «Убойного отдела».

Чуть не поскользнувшись в ванне, Семенов дотянулся до штанов с телефоном. Телефон Лукача долго не отвечал на звонок Семенова, пока на том конце не ответил надтреснутый немолодой голос. «Говорите», — по простому ответил 87–ти летний патологоанатом, до сих пор работающий в городском Морге.

— Извините, Андраш, — так и не вспомнив отчества Лукача, робко поприветствовал доктора оперативник. — Это вас беспокоит лейтенант Гриша Семенов.

— А, да помню, еще только вчера виделись. Да, удивительные вещи творятся на Орловщине…

— У меня к вам, уважаемый Андраш, необычный вопрос. Мне требуется разобраться в некоторых обстоятельствах времен Гражданской Войны.

— Ох, вы хватили, молодой человек…

— Уважаемый доктор я слышал, что вы родом с Орловщины.

— Да, Гриша, мой отец воевал в Красной армии в этих краях… Тысячи венгров–военнопленных, плененных Царской армией, впоследствии участвовали в гражданской войне на стороне Красной армии. И как раз в одной из битв с Белой гвардией он был тяжело ранен.

— Я искренне сожалею, доктор, а вот мой прадед погиб под Орлом 11 ноября в 1919 году.

— О, молодой человек, 11 ноября 1919 был тяжелый день. Много красногвардейцев и добровольцев погибло в этот день под Орлом…

Молодой лейтенант милиции, чуть не захлебнулся в ванне от удивления, так он не ожидал, что Лукач, чем‑то сможет ему помочь. Отфыркиваясь, он схватил телефон и закричал:

— Андраш, это правда что их предали? Так в чем там дело было, кто и как их предал?

Лукач закашлялся и пожаловался на свой ревматизм. Григорий терпеливо ждал, словно сейчас перед ним должна была открыться страница истории, которая сможет не только изменить его жизнь, но историю страны…

— Кто их предал, возможно это смогла бы знать ВЧК, но возможно это ведомство само так и не узнало этого, настолько трудные это были годы… И каждый, так или иначе, был связан и сопереживал либо белым, либо красным, — неторопливо начал Лукач, снова закашлявшись, и сделав минутную паузу он продолжил: — А вот почему погибло в этот день много красных бойцов мне мой отец как‑то рассказывал уже в 20–х годах. Хотя было это давно, да и было мне тогда лет десять…

Неожиданно телефон Григория Семенова запищал, предупреждая о разряженной батарее, а где‑то в коридоре обиженно замяукала Верка, сообщая своему хозяину, что ее жизнь не очень то и хорошая… Григорий затаив дыхание ждал дальнейших слов Лукача, чувствуя как сердце его учащенно бьется.

— Вы, меня слушаете? — наконец откашлявшись спросил доктор, и, услышав утвердительный ответ лейтенанта, продолжил. — Не знаю кем был ваш прадед, но история тех далеких дней вышла такова: Утром 11 ноября красная конница двумя отрядами вышла из Орла в сторону станции Стишь, где должен был стоять красный бронепоезд. Но ночью белые уже захватили бронепоезд, при этом они не снимали красных флагов с него. Таким образом, основной отряд красной конницы попал в засаду между бронепоездом и Белой офицерской конницей… Много тогда полегло красных конников в той беспощадной драке. Белые сражались отважно, так как им тоже не чего было терять, они были готовы драться насмерть.

— А что второй конный отряд, доктор? Этим отрядом как раз командовал мой прадед Григорий Семенов.

— О! Теперь я все понимаю. Да конечно, мой отец упоминал его имя. Отряд красной конницы отважно бился, уничтожил много белогвардейцев, но многие бойцы погибли. Наверное, среди ни был и ваш прадед, молодой человек. Вот такое это было отчаянное и смутное время.

— А скажите, доктор, если бы этого не произошло? Я имею ввиду, если бы их не предали, насколько бы отличалась ситуация?

— О, молодой человек, вы меня так спрашиваете, словно вы вершитель мира сего или крупный историк. Не могу сказать с уверенностью, но наверное не погибло бы столько красноармейцев, да и белогвардейцы не смогли бы уйти мимо Орла в сторону Польши. Они ведь еще много бед понаделали на своем пути. Уходя на Запад они уничтожили на своем пути несколько гарнизонов, а бронепоезд с белыми, как рассказывал мой отец, дошел до самого Могилева. Вот так, Григорий. А знаете, очень рад был с вами познакомиться, про вас полковник Егоров говорил очень хорошие слова, как об опытном и смелом оперативнике…

— Спасибо, доктор, вы мне очень помогли!

— Как я мог вам помочь, Гриша? Историю не изменишь, мы должны жить с тем, что осталось за нашими спинами, жить с этой иногда тяжелой болью…, — сказал Лукач вкладывая в его слова один известный ему смысл.

Наконец, мобильный телефон отключился окончательно. Скрипнула дверь и расстроенная Верка, вся перемазанная сметаной, удивленно заглянула к нему в ванную, внимательно посмотрев в глаза оперативнику Семенову. Весь ее вид говорил, что пора бы ему извиниться перед ней и почесать ее пушистый загривок…

Лишь только лейтенант Семенов разобрался со своей Веркой, усладив ее плохое настроение и обиды нежными поглаживаниями и почесываниями за ушками и лопатками, в дверь кто‑то настойчиво позвонил. Накинув на себя простынь и оставаясь под ней в чем мать родила он осторожно пробрался к двери. Глазка у него не было, поэтому не долго думая, он слегка приоткрыли дверь и изгибаясь выглянул за нее.

— Привет, — услышал он девичий голос из полутемного коридора подъезда.

— Привет, — автоматически ответил он и почувствовал, как эта несильная, но настойчивая девушка надавила на дверь и оказалась рядом с ним. «Марина Синицына», — обрадовано подумал он, и почувствовал, как ее руки сильно обвили его под простынею. Он тоже обнял ее и со стыдом понял, что с него слетела простынь на пол.

— Господи, я же совсем голый остался, — на секунду оторвался он от ее губ.

— Тебе так лучше, — воскликнула она и еще сильней начала его целовать. — Голый, но пистолет не забыл!

Она безудержно засмеялась, а он нетерпеливо поднял ее на руки и понес в комнату.

9 ноября 2004 г., 8.00 УВД Орловской области

В Управлении Внутренних дел Орловской области в этот час проходило расширенное заседание. Собрались все работники Милиции, ОВД, ГИБДД, звания не ниже полковника. В длинном кабинете для совещаний было накурено, секретарша не успевала подносить крепкий чай и минеральную воду. Но это плохо помогало успокаивать расшатанные нервы за последние несколько дней, со дня когда было убито два сотрудника ГИБДД.

— Вы поймите, Виктор Сергеевич, пусть кто‑нибудь еще меня спросит про двух убитых сотрудников Степашина и Трунова, какие они были… Ну, правда, вот этой бутылкой по голове огрею, елки палки! — горячился начальник Областного ГИБДД высокий и с длинными руками полковник Еременко поднимая над столом пустую бутылку от «Ессентуков». — Что я вам скажу, они были не лучше и не хуже всех других сотрудников. Женатые, у одного двое детей осталось, а у другого жена еще в роддоме. Как узнала, так в истерике неделю, с койки встать не может… Вот, вашу ..ать, а вы мне тут задачки задаете!

— Не горячись, Матвей, — успокаивал начальника ГИБДД начальник уголовного розыска Области полковник Егоров. — Нет вопросов, какие бы они не были, ни кто не имеет права чинить расправу над людьми, тем более над сотрудниками Органов Внутренних Дел, кого государство и назначило охранять людей и это самое государство.

— Так, что ваши розыскники не нашли? — требовательно уже который раз повторял вопрос представитель Губернатора Области. — На что нам Уголовный Розыск, если не преступников находить и под суд их отдавать!

— Это верно, верно, — подхватил Прокурор Святочев. — Правда ли это, что там на месте преступления невдалеке от бывшей деревни Челуги, есть какая‑то «Чертова пустошь» и по рассказам место там очень загадочное? Как будто, да же аномалии там наблюдаются.

— Это откуда у вас такие сведения, товарищ Прокурор? — спросил работника юстиции генерал Владимир Колокольцин. Начальник Орловского УВД Колокольцин выглядел всегда спокойным и по военному подтянутым. И если он задавал какой‑либо вопрос подчиненным, то это было действительно важным и необходимым для разрешения дела. Колокольцин понимал, что та информацию, которую озвучил прокурор Области, была строго засекречена и известна на сегодняшний день ему и полковнику Егорову.

— Да, вы что, товарищи сотрудники, у нас в Прокуратуре только об этом и говорят. А вот еще из газеты звонили «Орловские вести», просили официальных пояснений…

— Официальных пояснений по этому делу не будет, пока идет следствие, — четко подвел черту Генерал Колокольцин и ударил по столу ладонью. — Все находится под контролем ФСБ, вся информация закрыта… Место преступления оцеплено особым отрядом спецназа ФСБ «Альфа». Вопросы есть?

— Уважаемые сотрудники милиции, — не успокаивался задетый за живое Прокурор Святочев, — Мы не можем пинать статью 29–ю Конституции России, где черным по белому записано: «Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом».

Прокурор лет пятидесяти на вид в синем форменном костюме, казалось праздновал победу и предвидя возражения, добавил: — А перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом, уважаемые товарищи. Поэтому прошу не пенять Прокуратуру!

— Уважаемый, товарищ Прокурор, прошу не забывать, что тайны следствия и дознания не входят в список той информации, которые граждане могут требовать с нас.

— Согласен, товарищ генерал, но позвольте хотя бы узнать, кто ведет следствие и дознание?

— Не мы, сами знаете кто — спецы с Лубянки, — устало протер руками лицо Колокольцин и внимательно осмотрел всех сидящих, остановив взгляд на полковнике Егорове. — Но для нас главное найти преступников, которые убили наших товарищей. И кто бы это не был — передать их в руки правосудия. Есть кто‑нибудь из присутствующих здесь кто с этим не согласен? Прошу поднять руку и сказать, почему он имеет другое мнение?

В наступившей тишине, Начальник Орловского УВД встал и подошел к окну, выходящему на большую городскую площадь. В этот утренний час улицы города уже были заполнены машинами, автобусами и людьми.

— Вот видите — люди идут на работу, не беспокоясь о своей безопасности, не боясь преступников, потому что они верят, что мы их можем защитить. И что они нам скажут завтра, если мы не найдем тех гадов, кто поднял свою кровавую руку на одного из нас, и таких же, как они — жителей нашего города.

— А чего добился наш Уголовный розыск, что может пояснить полковник Егоров?

— Да, что‑то отмалчивается и отсиживается в тени, товарищ Егоров? — согласился с Прокурором начальник ГИБДД.

— Не отсиживаюсь в тени, могу сообщить, что, несмотря на оцепление ФСБ, группа розыскников с кинологами и собаками обследовала тамошний лес. Имеются кое какие результаты…

— Так это правда, что преступники могут быть из прошлого? — неожиданно задал вопрос Прокурор, а фактически повторил вопрос, о котором думали, но умалчивали сотрудники УВД.

— Есть такая версия, — вздохнул опытный в прошлом сыщик, а ныне начальник Уголовного розыска полковник Егоров. — Есть версия, что это белые казаки пробрались в наше время.

— Удивили! Вон об этом уже в сегодняшней молодежной газете написали, — поднял над собой газету, терпеливо молчавший представитель Областной Администрации.

— Значит проскочили, убили наших сотрудников… и обратно к себе? — задыхаясь от злости спросил начальник ГИБДД Еременко. — И что же мы сложили ручки, и будем ждать пока они опять к нам заявятся?

— А вы, что товарищ полковник, предлагаете? — усмехнулся генерал Колокольцин, он понял куда клонит начальник ГИБДД, он и сам об этом подумывал, но не решался озвучить. — Что мы можем сделать в этой ситуации?

— Послать туда наших людей и притащить сюда преступников. Пусть они из прошлого, но убили они у нас!

В кабинете наступила тишина, нарушаемая шумом улицы, приходящим из открытой форточки. Генерал закурил и скрылся за облаком дыма. Он молчал, не возражая, но и не давая каких либо надежд на подобный ход вещей, пока вдруг он прервал совещание и попросил всех удалиться на перерыв, кроме Егорова, чтобы проветрить кабинет. Когда все удалились, генерал Колокольцин встретился взглядом с полковником Егоровым, и мысленно он спросил «Сможешь?», а Егоров кивнул головой.

— Сможешь послать туда своих? — спросил Колокольцин уже вслух.

— Такой у меня только один и есть опер — живым из огня и сухим из воды выйдет. Воевал на Кавказе, имеет награды!

— Понял, кого имеешь ввиду, можешь не называть, — кивнул головой генерал, — А он согласится?

— Не могу знать этого сейчас, но могу вызвать сюда.

— Давай, Валера его сюда, нешто мы не можем поставить своего человека в дело? А?

Полковник Егоров кивнул головой и начал набирать телефон оперативника Семенова. Шли минуты, но Семенов не поднимал телефон, заставляя с каждой минутой все больше нервничать полковника и генерала. Наконец, трубка на том конце ответила и полковник узнал голос оперативника Семенова: «Бобики–шнобики, три дежурства подряд, дай те же поспать… Кто там?».

— Григорий просыпайся, это полковник Егоров.

— О! Здавь желаю тов…полковник, — скороговоркой ответил Семенов.

— Григорий к тебе задание оперативно–розыскное будет, сможешь?

— Тов…полковник, да я уже третий день…

— Слушай, опер–важняк, — прервал полковник, — Хочешь получить капитана досрочно?

Перехватив утвердительный кивок головой генерала Колокольцина, Егоров повторил напор на опешившего, но еще не проснувшегося окончательно лейтенанта Семенова.

— Так, Григорий, хочешь к своим двум звездочкам на погонах еще две добавить, за выполнение особо–важного и опасного задания?

— Конечно хочу! — радостно ответил Григорий Семенов, моментально проснувшись.

— Тогда полчаса тебе добраться до Областного УВД. Жду тебя в кабинете генерала…

3

Лейтенант Григорий Семенов, из головы не выпуская свою потайную мысль о спасении прадеда, который должен был погибнуть через два дня в 1919 году, поставил синюю мигалку на свою потрепанную восьмерку Жигулей и несся по улицам города к зданию УВД.

Преодолевая ступеньки лестницы через несколько пролетов, он подбежал к приемной генерала Колокольцина.

— Меня там ждут, лейтенант Семенов, — лишь бросил через плечо оперативник и прошел через двойные дубовые двери. В опустевшем к этой минуте кабинете находился лишь один генерал и полковник Егоров.

— Заходи, Григорий, молодец на 2 минуты раньше приехал!

— Лейтенант Семенов, — представился оперативник и подошел ближе к столу.

Лет пятидесяти на вид с поседевшими короткими волосами генерал молодцевато вышел из‑за стола и подошел к молодому сотруднику розыска и пожал руку.

— Молодец, видно немало за тобой девиц ухлестывает, — пошутил Колокольцин, невольно вспомнив про свою дочь студентку. — Ладно, вижу тебя не смутишь, ты ведь сюда за капитанскими погонами пожаловал.

— Хм, — не смутившись, хмыкнул лейтенант. — Готов выполнить важное задание!

— Ну и молодец, проходи за стол, — посторонился генерал и указал на стул. — Разговор будет у нас короткий, а вот задание — опасное, как вся наша жизнь.

Полковник Егоров пока молчал и внимательно приглядывался к своему подчиненному. «Вот, ведь лейтенант Григорий Семенов, больше трех лет служит опером у нас, но так и не раскололся, что там он такое творил на Кавказе, если ФСБ–шники, как про него услыхали лишь развели руками — вот дескать где осел супермен Семенов после спецназа ФСБ «Сталь»… Видно, этот парень сам, как сталь!».

— Ты все знаешь, Григорий, про убийство двух гаишников около Ольшанских озер, поэтому обойдемся без вступлений.

Семенов кивнул головой и внимательно посмотрел на полковника. Неожиданно, он поблагодарил Бога, что мысли и намерения его последних дней — оказаться в прошлом и спасти его прадеда, могут найти помощь в этом кабинете.

— Так точно, товарищ генерал, все знаю и видел тех людей, кто мог быть причастен к убийству.

— Вот тут поподробней, ты уж извини, но до нас не все дошло по официальным источникам. Се–крет–ность! — взмахнул рукой нахмурившийся генерал.

— Думаю, что это были казаки из Императорского конного конвоя… Охранники Николая II–го.

— Вот, ведь ядрена корень, казаки самого Императора. А скажи Григорий, что им здесь было надо, ведь Император не был в наших краях. И даже скажу больше Николай II направил своего родного брата Михаила Александровича в ссылку в Орел в 1909.

Лейтенант Семенов радостно закивал головой, обрадованный тем, что генерал разбирался в истории России.

— Так точно, товарищ генерал, но из разговора двух казаков Императорского конвоя, которые находились от меня в нескольких метрах, стало ясно, что Императора уже расстреляли к тому времени. Предполагаю, что они проходят к нам из 1919 года.

— Вот видишь, лейтенант, проходят и убивают, — генерал стал жестким и снова ударил рукой по столу. — Эх, мне бы сбросить лет десять–пятнадцать, пошел бы с тобой Григорий…

— Куда, товарищ генерал, идти то надо?

— Туда, Гриша, в ту эпоху, в 1919 год, и все там разузнать. А если сможешь, притащи за шкирку хоть одного преступника. Мы его здесь будем судить, нет оправдания преступникам, кто поднял руку на сотрудника милиции!

— Хм, — снова хмыкнул оперативник не без удовлетворения. «Не зря я несся по улицам сюда. То о чем мечтал, само пришло в виде задания». — Хорошо, товарищ генерал, готов выполнить приказ. Когда приступать к заданию?

— Сегодня, Григорий, что тебе нужно для выполнения задания?

— Кроссовый мотоцикл покруче и два нагана с запасными патронами.

— С мотоциклом тебе повезло, есть у нас новый кроссовик «Кавасаки» из Москвы поступил. Ух, рвет по пересеченке как зверь, — восторженно воскликнул генерал. — Мы вот только для нашей команды «Динамо» получили. Ну а зачем тебе два нагана, стрелять то будешь с одного?

— Нет, товарищ генерал, я тренирован с двух рук стрелять.

Генерал с удивлением переглянулся с полковником, но тот серьезно и утвердительно кивнул головой.

— Вот и молодец, Григорий, надо в Москву послать предложение, что бы табельное оружие для тех сотрудников, кому следует, выдавали по два. А наганы найдем, есть у нас арсенальчик на складе Управления области… Любое оружие в исправном состоянии.

Начальник УВД Колокольцин на секунду задумался о чем‑то сосредоточенно размышляя.

— Есть тут еще одно такое дело, Григорий, это дело под контролем Москвы, ФСБ… И говорят со дня на день из столицы прибудет специальная группа… По великому секрету скажу вам и только вам, название группы «Нулевой Дивизион». Якобы там профессионалы из спецназа ФСБ и ученые. Так вот, мы идем на риск, что без согласования Центра, тебя туда посылаем…

— Не беспокойтесь, товарищ генерал, если что, то я сам инициативу проявил, меньше лейтенанта мне не дадут, а если уволят, то меня вон в школу зовут учителем истории.

— Эх, не так ты меня понял, сыщик, — взволнованно вскочил генерал и подошел к высокому и плечистому парню, кто славно защищал Родину в армии и на гражданке оставался крепким и стойким мужиком. — Будь там осторожней, Гриша, не напорись на своих в прошлом…

Генерал крепко обнял сильного молодого оперативника и, утерев слезу, махнул ему и полковнику Егорову рукой на выход.

4

Отряд спецназа ФСБ «Альфа» занял оборону в том же лесу, где и располагались прежде орловские оперативники. Множество датчиков и приборов раннего оповещения любой цели, появившейся из временных ворот, облегчало работу наблюдателей и снижало фактор человеческой ошибки.

Натянув по кругу маскировочную сеть спецназовцы разожгли костер и вместе со своим командиром негромко переговаривались, вспоминая свои боевые операции в разных частях света.

— Такое задание из области сказок — для нас, как отдых, — вытянув ноги в высоких шнурованных ботинках, отозвался полковник. — Сейчас это принято — выдумывать всякие небылицы, что бы привлечь туристов… казаки, кони, императоры и прочие выдумки. Вот хоть бы одну фотографию показали…

— Так точно, командор, еще сейчас модно про разные летающие тарелки рассказывать, — отозвался спецназовец Борисенко, который полулежал около костра с гарнитурой наушников на голове и облегченным 9–мм автоматом «Вал», который он держал под рукой. Оперативная школа спецназовца и тренировочная готовность к немедленному отражению атаки — срослись с этим бойцов на подсознательном уровне. Спецназовец знал, что даже мирный пастух в горах за секунду мог превратится в опасного моджахеда с оружием в руках, а мирный аул — в огненную крепость.

— Я слыхал, что этот Императорский казачий конвой — были лихие парни, — донесся низкий голос из темноты, где расположились еще несколько бойцов.

— А, то, — отозвался полковник, я уж вытащил из своего коммуникатора информацию. — Стреляли они, как егеря, скакали как джигиты, дрались на шашках и клинках. Вообщем, элита русской армии, не зря русского царя охраняли!

— Ну а нам, то с ними, что делать? Переговоры вести?

— Для переговоров — кого‑нибудь попроще пригласили, а не группу «Альфа».

— Это точно! Вон гаишников‑то порубали…

— Так то гаишники, они видно и в те времена не пользовались большой любовью у красных и белых, — проснулся молодой и высокий воин «Альфы» Круглов и подсел к костру. — Знаешь, я как‑то ехал тут по трассе Москва — Рязань, так меня остановил на 80–ти километров в час гаишник и показывает мне прибор, и говорит: «А вы ехали 94 км. в час». Я аж дар речи потерял от такой борзости…

— А ты бы ему кулак под нос — вот вам 500 рублей, дескать возьмите, — залился смехом Борисенко.

— Так, я этому рязанскому ковбою толкую, что не было 94 километра, призываю его к совести, которую он лет 10 назад потерял, а он ни в какую… прет как козел на малину. Наконец я ему удостоверение к носу подставляю, а он мне простите, дескать начальство давит, штрафы нужны. А я ему, что с того! Если я из «Альфы» — мне, что военные стрельбы для начальства устраивать?

— Потише, хлопцы, — махнул рукой на них полковник Стрижев. — этой ночью ждем гостей.

— Кто такие и с какой стороны гости?

— С Москвы прилетает сверхсекретная группа по борьбе с разными там инопланетными разумами и путешественниками во времени…

— Да ты, что, командор, наконец появилась вторая смена спецназу «Альфа», а то тут уже несколько дней, как лешие в лесу сидим. Мне уже сны сняться про русалок болотных, — с трудом сдерживал смех Круглов. Он был одним из лучших саперов отряда, и если не шутил, то только во время опасных разминирований ловушек и растяжек, установленных духами и террористами.

— Какие они?

— Кто?

— Да русалки болотные…, — прыснул в ладонь Борисенко, заранее предвидя каламбур Круглова.

— Да как тебе сказать, с виду, как солистки группы «Виагра», но… воняют!

Тут и остальные бойцы отряда «Альфа» вместе с командиром, забыв про инструкции по маскировке в этом странном и загадочном орловском лесу, засмеялись громко и по–армейски во всю силу. Посмеявшись вдоволь, бойцы стали готовить армейский крепкий чай, как они это делали в горах Кавказа, что бы сон отлетел подальше…

— Так что за название у этой новой крутой группы ФСБ, тов…полковник?

— Так кто их знает, но говорят сам Президент их тестировал и дал название «Нулевой дивизион».

— Хм, мудрено названо, — хмыкнул Борисенко. Он достал военную финку и начал аккуратно открывать банку со шпротами.

— Борис и шпроты финкой вспарывает, хотя там есть колечко для открывания.

— У хорошего бойца — финка должна быть всегда под рукой, — отмахнулся от веселого сапера Борисенко и стал по одной рыбке накалывать и отправлять в рот. — Ты помнишь как в Кабарде мы брали матерых диверсантов в бане в Нальчике.

— А–а-а! Про это еще напишут, — подал голос старший лейтенант Силин. — Все голые мужики там, паримся в бане… А этот Джеймс Бонд в парилке и с финкой, она у него в чехле на голени. Ну сидим, а в парилку еще двое вваливаются. Сидим паримся, а Борисенко на плече одного из незнакомцев, что‑то разглядел…

Лейтенант на секунду прервался, отхлебнул чайку и снова с восторгом уставился на своего подчиненного и видно боевого друга — Бориса Борисенко.

— Ну и что, там в бане, все места пропарили?

— Ну, вот сидим, потеем, а Борька, что‑то там в потемках рассмотрел и спрашивает так миролюбиво одного: «А вы случайно не знаете Аслана Хаджиева?». Ну они и дернулись, и кинулись нас душить, а он с финкой. Вот такой баньки сто лет не забуду.

— И кто же они были?

— Что же ты там рассмотрел, Борис? — слышались по сторонам вопросы.

— Фирменная наколка у одного боевика была на плече — тигр с волчьей пастью, — его долго искали на Кавказе, он был самым отпетым головорезом в группе «Оборотней».

— Про «Оборотней» слыхал, — подал голос полковник Стрижев, но, что бы двоих взяли в парилке… Это лихо!

— Да, много вреда «оборотни» принесли на Кавказе, путешествуя в российской форме.

— Бдительность, бойцы, нужно сохранять даже в бане с мочалкой, — подытожил полковник и прикрыл глаза. — Старший лейтенант Силин, остаетесь за старшего я засну на пару часов.

Тотчас, вокруг наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием головешек в неярком костре. Бойцы спецназа перестали балагурить, давая возможность своему командиру поспать и набраться сил. Это было святое на войне — отдохнуть перед боем или ночным рейдом в тыл неприятеля.

Среди ночи, откуда‑то из темного леса, прилетело уханье филина, да еще какие‑то звуки, похожие на стоны со стороны болот. С неба пошел легкий снежок, одевая лес и проселочную дорогу в белоснежную паутину, которая с каждой минутой становилась белее и превращалась в светлое одеяло. Бойцы принесли сухих сучьев и в тишине, кто дремля, а кто думая о своем, пережидали ночь.

Часов около двух ночи, когда старший лейтенант Силин взглянул на командирские светящиеся часы и отметил, что «сегодня, уже 9 ноября, 2004 года», со стороны широко разбросанной равнины, называемой в народе «Чертовой пустоши» раздался мотоциклетный шум мотора. Мотоциклист был еще далеко, но сильный мотор приближал его с каждой секундой все ближе к группе спецназа, залегшей в ночном дозоре.

Силин переглянулся взглядом с бойцами и решил разбудить полковника Стрижева. Тот проснулся быстро и с ходу выхватил 19–ти зарядный пистолет «Бердыш» из кобуры, автоматически сдвинув флажок предохранителя вниз.

— Что случилось?

— Мотоцикл приближается, товарищ полковник, что делать?

— Хм, про мотоцикл не было инструкций… Отряд, здесь гражданка и прошу про это не забывать.

Уже каких то триста метров разделяло сильный кроссовый мотоцикл от того места, где был отряд ФСБ «Альфа», а решений так и не было принято.

— Возможно, это к нам гонец, — наконец отозвался старший лейтенант Силин, но еще через 20 секунд стало ясно, что он ошибся. Сильный мотор мотоцикла не затих рядом с ними, а пронесся мимо к тем заветным воротам, которые они охраняли.

— Пропустить объект, не стрелять, — с опоздание отдал приказ Стрижев и в который раз отметил про себя, что недостаток инструкций — ослабляет работу спецслужб. Проявление инициативы спецслужбами среди мирного населения, там где не идут военные действия — недопустимы. Однако, достав планшет, полковник не нашел ни чего лучшего, как записать происшествие в ночной рапорт дежурства.

Не прошел и часа как в небе раздался шум двух вертолетов. Две винтокрылые машины все ближе приближались с расположению засады спецназа и временного коридора в прошлое. Не желая больше медлить, полковник Стрижев связался со штабом и запросил информацию о вертолетах. Кивнув несколько раз головой, командир дал подтверждение, что «Группа — А 17» готова принять вертушки и обеспечить безопасность.

Подняв весь личный состав «Альфы» на ноги, полковник дал команду подготовить район к посадке вертолетов и прочесать прилегающий лес. Рассыпавшись цепью спецназовцы, сливаясь с землей и имея на лицах черную боевую раскраску прочесывали цепью лес, вплоть до редкого осинника, который ныряя по балкам и оврагам убегал к самым болотам.

Не прошло и нескольких минут как, подсветив прожекторами на большую опушку леса, приземлился транспортный вертолет МИ-8 и российской боевой вертолет КА-50 или еще называемый «Черная акула». С бортов вертушек выскочили тренированные бойцы и плавно упав в землю, заняли оборону. Затем неспешна на траву стали выпрыгивать остальные участники «Нулевого дивизиона».

«Сразу видно, кто есть кто…», — подумал про себя полковник Стрижев и дал знак рукой своим бойцам не высовываться, иначе, из‑за нестыковки различных подразделений спецслужб могла вспыхнуть непредвиденная заварушка. Однако, вскоре полковник узнал одного из сопровождения спецотряда. Им был полковник ФСБ Руднев, который безрезультатно всматривался в лес и траву, но так и не мог обнаружить признаков группы «Альфа».

— Полковник Стрижев, откликнетесь…

— Мы здесь, Иван Аркадьевич, как долетели?

— Да, что там, это не над кишлаками и ущельями летать. Вышел на трассу и дуй над ней…

— Хорошо, какая помощь вам нужна?

— Обеспечьте оцепление и держите периметр под контролем.

— Есть, группа Силина и Горчакова, — отдал невидимой группе спецназа команду Стрижев, — Обеспечить полный контроль над местностью в радиусе 500 метров от зоны высадки. Продолжать наблюдение за «Объектом — 36».

— Как, полковник, гостей еще не было оттуда? И какие меры вами предусмотрены в случае их появления?

— Заградительный огонь, в случае агрессии пришельцев из прошлого, дымовые завесы, слезоточивые газы, нервно–паралитические патроны и много еще примочек…, — быстро сообщил полковник.

— Что‑то у вас на лице, полковник, знак вопроса. Доложите!

— Тут произошло ЧП. Один мотоциклист на полном ходу проскочил мимо нас через ворота времени или «Объект-36»…

— Как проскочил, полковник? — с недоумением спросил офицер ФСБ Руднев, тотчас начав осматривать окрестности в бинокль ночного видения.

— Просто, взял и проскочил. У меня не было инструкций по поводу его, а за минуту получить их не представилось возможным…

— Хм! Весело вы тут живете, Стрижев. Почему в центр не доложили?

— Вот сейчас и доложил, ну а потом все и так на мониторах видно, да и со спутника космических войск, все уже отснято.

— Что же теперь, проскочил кто‑то и проскочил, а что он там творить будет, одному Богу известно…, — ворчливо повторил Руднев. — Ладно, Виктор Семенович, идите к вашему личному составу.

Неожиданный сильный стон, сотрясая пространство пришел со стороны болот и наполнил лес, вселяя в души неуверенность и волнение.

— Что это у вас здесь, Стрижев? — с волнением окликнул Руднев уходящего полковника.

— Это теперь и у вас, товарищ Руднев, а по–русски — хрен его знает, что тут твориться, без гадалки не разобраться…, — бросил командир спецназа и сплюнул через плечо. «Вот, ведь чистоплюи, прилетели… Вопросы задают, а потом рапорты напишут, а мы, не ученые — что бы на вопросы отвечать? Ехарный бабай! Наше дело — уничтожение врагов, а не в фантастику играть».

Неожиданно из леса раздался женский девический вопль ужаса, как будто там из‑под земли появилось, что‑то ужасное и кровожадное, способное разорвать и съесть человека без остатка. Крик не утихал, а все ближе приближался к тому месту, где шла выгрузка. От группы, именованной «Нулевой дивизион» и одетой в специальную камуфлированную зеленую форму с черными проводами и датчиками, отделилось два бойца с оружием и понеслись на встречу крику.

Наконец, на освещенную вертолетами площадку выскочила блондинка. Она с ужасом держалась за расстегнутые штаны, из под которых виднелось кружевное белое белье. На ее прекрасном, с правильными чертами лице застыл ужас. Высокая грудь вздымалась вверх–вниз от волнения.

— Что случилось, Жара? Кого ты там встретила?

— Да я только, за кустик присела, свои дела сделать, а это оказался не кустик, а какая‑то разукрашенная рожа, которая начала смеяться…

— Не иначе, на сапера Круглова, напоролась, — раздался вокруг нее смех и выкрики.

— Круглов, Круглов…. Только он мог так поступить, не дал девушке по своим делам сходить.

— Да, дочка, не волнуйся ты так, сейчас и черта в лесу не заметишь, не только твои прекрасные места, — старался спрятать смех и полковник Стрижев. — Ни чего, пооботремся… Мальчики налево, парни направо!

Веселый беззаботный смех сильных и крепких российских воинов наполнил лес, не сразу утихнув среди ночного потаенного леса с его загадками и странностями…

1919 год… Возврат в прошлое

Кроссовый мотоцикл «Кавасаки» не подвел ожиданий лейтенанта Семенова. Мощный спортивный мотор гнал двухколесную машину по трассе, уходящий из Орла в сторону лесов. Объезжая милицейские посты, гонщик вскоре ушел на проселочную дорогу, петляющей между опустевшими в этот ноябрьский день орловскими деревнями. Лишь дикие собаки, стаями собираясь, лаем встречали и провожали нежданного гонщика в этот ночной час. Вскоре оперативник «Убойного отдела» свернул на грунтовую дорогу, ведущую к заброшенной деревне Челуга.

Лишь на секунду гонщик остановился в размышлениях, вспомнив слова полковника Егорова о расположенном здесь отряде «Альфа», а затем, сделав перегазовку, Григорий Семенов рванул в ночную темень, туда, откуда приходил и уходил Императорский казачий конвой. Сырые снежные хлопья липли на стекло шлема и сыростью попадали под одежду, но гонщик все больше и больше усиливал скорость, пока не проскочил отряд спецназа.

Словно ожидая криков или выстрелов за спиной, Семенов пригнулся и затаив дыхание пролетел еще метров триста. Пока в ночной сумрачности и в слабом огне мотоциклетной фары, он не увидел эту незримую черту между настоящим и прошлым. Впереди под искрящимися и издающими сильное гудение высоковольтными проводами стояла белесая сизая дымка, которая словно окно в никуда клубилось и втягивала в себя материю и субстанцию, унося их в черную пропасть. Лишь на секунду лейтенант милиции вздрогнул и почувствовал неуверенность, но затем какие‑то внутренние силы и призыв подтолкнули его, и он влетел в этот коридор времени, в это текущее наоборот и вспять пространство.

Как будто время и восприятие действительности остановились для оперативника, и он почувствовал, что все его тело и мысли попали в густое ледяное, а затем огненное желе. Он ощущал, как все его органы и лицо начали перетекать и менять свою форму. Казалось, что он уснул, а все происходящее было кошмарным вязким сном, где он не мог проснуться. Вот и раньше с ним так бывало, когда навязчивый и долгий ночной кошмар не покидал его тело и мозг. Семенов не смог бы сказать точно как долго продолжалось это состояние, но он очнулся распластанным на земле на мягкой опавшей листве. Оглядевшись, он понял, что мотоцикла не было рядом с ним, но два револьвера были за его ремнем под кожаной курткой. Утренний рассвет погрузил окружающий лес в молочный туман.

Нетвердо встав на ноги, он отряхнул свою копну рыжих волос от листвы и засохших комков грязи. «Да, его гоночный мотоцикл, видно не прошел временной коридор и остался в болоте в 2004 году», — решил он и разминая тело оглянулся, сделав первые шаги в той или иной эпохе. В одном он был уверен, что группы спецназа «Альфа» он здесь не встретит, так как он не увидел ни проводов, ни столбов. Была ли это правильная временная эпоха, предстояло выяснить в скором будущем. «Лишь, бы не 37–й год!», — с улыбкой подумал молодой лейтенант и быстро пошел вверх по мокрому взгорку оврага.

Поднявшись на пригорок он решил заметить это место, так как ему еще предстояло вернуться сюда назад. Два огромных тополя стояли по бокам этой незримой, и в то же время, ощущаемой в воздухе линии, за которой пространство едва заметно искажалось и имело некоторые искривления и сгустки. Повернувшись спиною к временным воротам, лейтенант отметил, что рельеф едва ли менялся, но по другому выглядела растительность, что делало местность не похожей, на ту откуда пришел лейтенант Семенов.

«Грунтовой дороги, здесь нет, но следы от копыт конных разъездов и повозок, оставили на земле глубокие рытвины и борозды, — отметил про себя Григорий. — Ну, что же, осталось только увидеть людей и станет ясно, куда меня занесло…». Однако, за этим долго не стало, и вскоре он заметил, как по заросшей пролеском равнине, к нему стали приближаться три всадника.

Оперативник с нетерпением всматривался в возрастающие с каждой минутой силуэты на лошадях, которые еще были не очень четки в утренней туманной дымке. Пока, наконец, он не различил шашки, а сзади двух конников были винтовки. В казачьих овечьих бурках и папахах на голове, они походили скорее на белогвардейцев, так уверенно и надежно они сидели в седлах, да и их усатые лица вряд ли походили на красных бойцов.

Григорий уже хорошо различал на них синие кавалерийские рейтузы с желтыми лампасами. Впереди разъезда скакал видно старший по званию есаул с револьвером на боку. Неожиданно метров за 50 он достал шашку из ножен и так ее и держал вверху над плечом, быстро сокращая последние метры, дав лошадям шенкеля. Лейтенант милиции Семенов напрягся, хотя сейчас его вряд ли можно было назвать «лейтенантом», ведь и был то он здесь, как чужой в этой дикой и кровавой эпохе большого русского передела, когда свергались и расстреливались цари, а страна переходила в руки нищих и униженных бедняков…

— Тпр–р-ру, — остановил коня первый наездник и направил шашку острием на незнакомца. — А ну, говори, что тут делаешь?

Григорий не торопился с ответом, стараясь не показать испуга, да и два нагана сзади под ремнем, давали ему некоторую уверенность. В мыслях оперативник, вдруг поймал себя на том, что не был готов к каким‑либо объяснениям, а тем более выдать прямо с ходу стоящую легенду для этих жестоких и коротких на расправу казаков.

— А что, господа, нынче документ нужно показывать, или на слово верят? — неспешно ответил молодой высокий и рыжеволосый парень, которого здесь еще не встречали.

— Ваше Вашескобродие, может шашечкой его успокоим, не нравится он мне что‑то, — нехотя подал голос усатый и с бородой казак. — Да и в стан нам уже пора, с обеда прошлого дня не жравши…

— Ты кто таков и что тут делаешь? — снова рявкнул на него старший есаул, словно примеряясь с какой стороны лучше «пригреть» шашкой незнакомца. — Красный поди, али большевицкий иуда?

— Нет, ни красный я, и не белый, просто человек! — отозвался Григорий, и приготовился уже выхватить револьверы.

— Интересно, говорит, но видно не врет, не красный он, а то бы побежал, что есть силу. Уж я то знаю, этих большевиков. Врут, врут, народ обманывают, а как нас увидят…, — тут третий казак, до сих пор молчавший, вдруг громко засмеялся и скинул с плеча винтовку.

Выехав из‑за спины есаула, он вскинул винтовку, намотав несколько раз ремень на кулак, и взял Григория на мушку.

— Слушай сюда, нам ужас как домой и поспать охота, всю ночь в разъезде… Ты нам просто скажи ты с красными? Одобряешь линию красных и убийство Царя? Поддерживаешь Лениина?

— Нет, — быстро ответил оперативник, вдруг вспомнив, что многое в революции и Гражданской Войне было противоречиво. — Однако, я против любого убийства без суда и следствия.

— Ладно, ты это не нам расскажешь, а нашему атаману. Не думаю, что он тебя долго слушать будет. Раз, два и на осине вздернет, даже патрон на тебя пожалеет. А теперь, выжига, цепляйся за стремена и вперед.

Григорий сначала не понял, но получив пару пинков, быстро схватился за соседние стремена двух лошадей, и стремглав побежал между ними по мокрой земле. Так пробежав с километр, наездники стали спускаться вниз по оврагу, где молодой оперативник просто подняв ноги, летел по воздуху. Вскоре, пробежав и проскакав березовую рощу они оказались около большого лагеря белогвардейцев. В этот утренний час все еще спали, лишь дежурные кухарили около костров готовя для белогвардейцев провиант.

Спешившись, есаул и второй бородатый казак повели Григория Семенова в далекий стан, где росли дубы и где находился дом с амбарами атамана Раковского.

— Эх, паря, скоро ты пожалеешь, что мы тебя там не кончили. С живого тебя кожу здесь снимут. Вот такие тут добрые жандармские обжились, враз умерщвлят тебя, — усмехнулся бородатый казак и подтолкнул Григория к вышедшему из дома жандармскому уряднику Забродову.

— Это кто же такой поотважился к нам сюды забрести? — с усмешкой и без особой злобы, видно со сна, спросил Забродов.

— Так не перевелись еще дурни. Вот, пришел и говорит — Лучше умирать в поле, чем в бабьем подоле, — пошутил есаул и кивнул головой уряднику. — Пойду почивать, вот прежде пущу стопоря, и на отдых.

— Угу, покудова, конница, иди почивай, а мы с ним поразберемся приятельски, как атаман проснется, далеко тягаться не пойдем…

Григория Семенова закрыли в маленький чулан в амбаре, куда не пробивался свет и было тихо как в преисподней. Не долго думая, оперативник свернулся поудобней на колючем жнивье, что осталось от скошенных колосьев, и сразу крепко, по молодецкому быстро уснул.

9 ноября 1919 года, город Орел.

Ранний телефонный звонок разбудил комиссара Зурича в служебном общежитии Губсовнаркома.

— Говорите, ВЧК — Зурич на проводе!

— Товарищ, комиссар, это замначальника милиции Осипенко. В городе опять погромы начинаются. Слух, кто‑то распустил, что скоро белые город возьмут и красных будут вешать на фонарных столбах.

— Слушай, Осипенко, внимательно! Гони в типографию, пусть распечатают листовки, а в них Приказ: «Всех паникеров, саботажников арестовывать и сопровождать в следственный изолятор… Всех грабителей, пойманных на месте преступления, расстреливать на месте!»

— Есть, товарищ Зурич… Что‑нибудь еще?

— Пусть напишут в листовках, что Советская власть пришла навсегда, а Красная армия непобедима. Понял?

Бросив трубку, Зурич связался со своим помощником и приказал всем сотрудником ВЧК собраться в Губернском Доме в 9 часов утра.

Утро наступило ясное и первые лучи солнца заискрились в легкой зыби реки Орлик, притоке реки Оки, разделяющей город на две части. На колокольне церкви Михаила Архангела зазвонили колокола, а затем дальше подхватили колокольный перезвон на Богоявленском Соборе.

Автомобиль, на котором ехал комиссар Зурич, трясло на разбитой мостовой. Иногда перед ним, словно тени пробегали люди, занятые своими делами, а кто и праздно шатаясь в поисках того, что могли сейчас давать бесплатно Советы или в поисках, того что не уберегла или не охраняла эта новая власть. Иногда комиссар доставал наган и грозил мужикам, которые кидались врассыпную, а то и просто корчили удивленные рожи комиссару.

В зале заседаний в Губернском доме, где когда‑то заседало Земство и проходили Земские съезды, начали стягиваться чекисты Орловского ВЧК. Многие из них были на лошадях и при револьверах в кобурах. Кожаные куртки украшали красные нарукавные повязки и красные банты на груди или на головных уборах.

Зурич знал многих из них, но были и те, кто вступил в ВЧК недавно и не успел хоть как‑то себя проявить или стать узнаваемым для начальства.

— Здравствуйте, товарищи чекисты. Вы знаете, что происходит в городе: враги Советской власти и контра грабят магазины и лавки. Преступные элементы, пользуясь всеобщей паникой, совершают преступления. В этой ситуации, товарищи чекисты, мы должны…

Комиссар прервал свою речь и, словно чутье ему подсказало, что что‑то случилось. Он обернулся к большой мраморной лестнице и встретился взглядом с тремя высокими и неподвижными военными с револьверами на боку. Они молчали, но весь их вид говорил, что они здесь не просто так. Запыленные кожаные куртки и мотоциклетные очки были на них, и стало ясно, что они приехали сюда издалека.

— Товарищи, вы собственно к кому?

— Здравствуйте, я заместитель начальника Особого отдела ВЧК Артур Артузов, а это товарищи оперативники из Особого отдела ВЧК, — представился усталого вида незнакомец и сделал несколько шагов к столу, за которым заседали орловские чекисты. — Вот письменный приказ, гражданин Зурич, не могли бы вы прочитать его всем.

— Да, конечно, товарищи, — решительно он взял документ с гербовой печатью и подписями руководителей ВЧК. — Итак, товарищи, зачитываю: Приказ — Особому Отделу ВЧК произвести арест бывшего Председателя Орловского губернского отдела ВЧК Зурича Валерьяна Львовича. Провести дознание среди других сотрудников Орловского губернского отдела ВЧК на предмет пособничества хищениям народных ценностей. Арестованных и подозреваемых немедленно доставить в Следственную комиссию ВЧК г. Москвы. В случае сопротивления или саботажа — виновных лиц расстреливать на месте.

Голос бывшего комиссара Зурича дрогнул и он осторожно вынул револьвер и положил его на стол. Опустив голову, когда‑то решительный и волевой чекист вдруг увидел жизнь наоборот, жизнь, которая неминуема должна была привести к кирпичной стенке, с множествами выбоин и засевших в ней пуль. Ему не чего было сказать в свое оправдание, и он не мог вернуть обратно утерянные драгоценности, предназначенные голодающей и нищей России.

Раздался телефонный звонок и орловские чекисты невольно вздрогнули, не решаясь ответить на звонок. Сделав несколько неторопливых шагов к большому черному аппарату, московский чекист Артузов, поднял трубку: — Говорите. Кто на проводе? Военком Звонарев, тогда слушайте: Председатель губернского отдела ВЧК Зурич арестован… Кто его арестовал? Я — замначальника Особого отдела ВЧК Артур Артузов…

Видно выслушав долгие объяснения военкома Звонарева о предстоящей военной операции и предстоящем скором наступлении белых на Орел, чекистский начальник облаченный исключительными правами — расстреливать на месте, спокойно пояснил:

— Товарищ, Военком Звонарев, военная операция пройдет по плану и мы не собираемся останавливать борьбу с контрой и белогвардейцами, мы намереваемся их истреблять беспощадно и безжалостно!

— Товарищи чекисты, — окинул всех усталым взглядом из‑под надвинутой кожаной фуражки Артузов, — Кто хочет высказать свои соображения по поводу бывшего комиссара Зурич?

— Позвольте мне сказать слово, я чекист Лацис, — с акцентом начал говорить чекист Лацис, бывший солдат латышского красного полка, член ВКП(б), пришедший в орловское ВЧК после отступления белой армии на юг. — Гражданин Зурич, много позволял того чего делать совсем не надо было, и иногда он походил не на сотрудника ВЧК, а на эсера или меньшевика. Он был иногда лоялен к буржуазии, которая не может существовать как класс, а должна быть истреблена или перекована на революционный лад.

— Что вы можете сказать, товарищ Лацис, насчет драгоценностей, — с интересом взглянул на латышского чекиста Артузов. — Потеря их не может пройти бесследно, и вина за это лежит на всех орловских чекистах.

— Вы совершенно правы, товарищ начальник, но мы были отстранены от этого. Сохранностью драгоценностей, изъятых у американца Брюса, занимался чекист Балкин, который был из матросов и проявлял сочувствие эсерам и анархистам…

— Хм, мы знали чекиста Балкина по Петрограду, но для нас это неожиданно, что именно ему было поручено обеспечить их хранение. Однако, мы сегодня еще допросим гражданина Зурича, перед тем как отправить его в Москву.

— Хорошо, товарищи чекисты, вы совершенно правильно поступаете, что осуждаете бывшего комиссара Зурича, — чекист Артузов сделал паузу и поднял указательный палец вверх. — Что вы можете сказать о товарище Лацис? Смог бы он возглавить Орловский губернский отдела ВЧК и дать решительный бой контрреволюции и остаткам белой армии?

Ото всюду послышались возгласы одобрений и поднятые руки за назначение Лациса начальником Губернский Отдела ВЧК.

— А теперь, товарищи чекисты, отправляйтесь на места, где вы сегодня должны быть, что бы бороться за рабоче–крестьянскую власть и Республику Советов. Вы наделены высокой властью — расстреливать всех контрреволюционеров на месте, нет пощады пособникам белого движения и возрождению прошлого царского режима!

Московский чекист Артузов поманил к себе нового начальника губернского ВЧК Лациса и, подхватив его под локоть, приказал: — Зурича арестовать, и с двумя чекистами сопроводить в тюремный изолятор Орловского ВЧК. А мы с вами отправимся к Военкому Звонареву, надо проработать план военной операции.

2

Григорий Семенов проснулся от удара хлыстом по двери чулана, где он находился.

— Эй, там, краснопузый выходь сюды с чулана, атаман видеть тебя хочет, — раздался крепкий мужицкий бас с кубанским ударением.

Григорий, расправив плечи и поправив два нагана под курткой сзади за поясом, щурясь на яркий солнечный свет, вышел на волю, тотчас оглядываясь на окружающий его многочисленный белогвардейский люд. Перед собой он увидел, видно, главного командира белых — атамана. Встретившись с ним взглядом, Григорий внимательно рассмотрел, того с кем переплелись судьба его прадеда — красного командира Григория Семенова, а теперь и его — орловского лейтенанта милиции. «Теперь все будет зависеть от его мысленного шторма и того блефа, которым сможет купить оперативник «Убойного отдела» эту белогвардейскую банду, для которой ремесло убивать стало привычным и понятным способом существования.

— Слышь, красноперый, какая сейчас власть в городе? — окликнул его знакомый урядник Забродов. — Ты сам то кто — чекист или просто красный? Если просто, то мы тебя без мук — быстро повесим. Хочешь в березовой роще, а хоть вон там на осине… Ну а коли ты чекист или комиссар, то придется терпеть тебе боль неимоверную, что сам молить нас будешь — отпустить твою душу в ад быстрее…

— Ты бы такой смелый в город ехал, чем на меня прыгать, да настоящих чекистов пугал, — спокойно ответил Григорий и глазом поймал, что на взгорке стоит тачанка с пулеметом, да лента была в нем заправлена. «Однако, не пробиться к тачанке, человек двадцать вокруг него и все при оружии…», — тотчас отбросил мысль о побеге Семенов.

— Всяк ада боится, а дорожка торится, в рай просятся, а заживо в ад лезут, — скороговоркой заговорил один из бандитов, подстриженный под попа и с длинной окладистой бородой. — Ад стонет, рыдает, грешных к себе призывает. Глас божий вызвонит из ада душу грешника, говорят о вкладе на колокол за упокой самоубийцы.

— Правильно говоришь, Андрон! Помереть ему придется, а тебе не венчать, а отпевать его доведется, — вздохнул атаман Раковский и, закинув нога на ногу, прикурил кресалом трубку с каким‑то пахучим табаком. — откуда ты, недобрый горемыка, к нам пришел, зачем тебя нелегкая сюда принесла?

— Грешному путь в начале широк, да после тесен, — сплюнул на землю Григорий. — Кто ж знал, что наши пути пересекутся, шел бы шел, да мимо прошел, так вот твои воины меня взяли под караул…

— Покайся грешник, это твое дело, а живого уж тебя не отпущу, — засмеялся атаман. — Из какого сословия будешь? Вижу одет ты по иноземному, да и говоришь как‑то странно…

— Так в цирке я работал, по городам ездил, — Григорий почувствовал, что ступил на тонкий лед, который легко может треснуть под ним, но отступать было поздно. — Стрельба, метание ножей и бокс.

— Вот это по нашему, так ты еще потешишь нас прежде чем отречешься от сует. Не грусти, незнакомец, приходящим в небеса нет отказу! — без злобы улыбнулся атаман и щелкнул пальцами. — Есть у нас здесь нераскаянный грешник, урядник Забродов. Давай юноша, проучи его и только, мертвым он нам не нужен.

Кругом радостно заволновались казаки. Они хотели посмотреть на того, кто отважится схлестнутся с огромного роста, и с длинными саженными руками с пудовыми кулаками, жандармом Забродовым. Про урядника ходили рассказы, что он на разгонах митингов и демонстраций в дореволюционные времена, сбивал людей на землю, руками как оглоблями, чем приводил в ужас студентов и революционеров.

— Забродов убей его хвостягой по голове!

— Забродов, пореши красного гада, чай зачтется тебе за многие грехи!

Бывший жандармский урядник снял с себя холщевую белую рубаху и остался лишь с одним нательным крестом на груди. «Не закровить бы…», — проворчал он без особой охоты, и подошел к молодому и высокому парню. Незнакомец явно проигрывал по габаритам перед Забродовым, а тот будучи под два метра и с широкими плечами как‑то искоса глянул и низким голосом сказал:

— Ну, что голимый, понеслась душа в рай…

— Весело коням, когда скачут по полям, — без страха сказал оперативник «Убойного отдела» и первым ударил высокого Забродова хлестким апперкотом в подбородок.

Урядник встряхнул головой и живо оглянулся на публику. В его глазах загорелся дикий и злобный огонь, а бандиты и белогвардейцы радостно всполошились предвидя хорошую кровавую драку. Словно бык жандарм рванулся к молодому парню, которому было суждено умереть, если хоть один сокрушительный удар урядника достигнет цели…

Но молодой и опытный в боксе оперативник легко уходил нырками от сокрушительных ударов, при этом несколько раз сильно ударив по корпусу Забродова, но железные мышцы урядника не оставили и следов от ударов. Лейтенант понял, что перед ним редкий по природной силе и низкому болевому порогу соперник. «Значит надо его валить по болевым точкам», — лишь успел подумать Григорий и пропустил один удар, который дошел до его челюсти и словно набат в голове поплыл колокольный шум.

Кругом слышались радостные крики, а оживленный урядник лишь на секунду переглянулся с атаманом, но Семенов поймал его на этом и нанес несколько сильных прямых ударов в подбородок и в висок. Огромный урядник вдруг вздрогнул всем телом и тяжело осел на землю, запрокинув голову.

— Убил все же Забродова, красный сатана! — завопил другой его товарищ по жандармскому прошлому Костылев и схватил топор. Он вбежал в круг и бросился на победителя поединка, на Григория Семенова. Однако, оперативник не заставил себя долго ждать и, перехватив руки бандита на верхнем замахе с топором, ударил взбешенного урядника коленом в пах, а затем довершил дело локтем по спине противника. Так и оставались пока лежать два жандармских костолома на траве голова к голове без сознания.

Опешившие казаки и белогвардейские офицеры, успевшие подтянуться из основного лагеря, кто ругал незнакомца, а кто и хвалил за силу и ловкость. Атаман Раковский о чем‑то думал далеком и дымил своей трубкой. «А что? Вот бы мне кто сгодился в том далеком миру, где меня ждут драгоценности. А на что мне эти жандармы и казаки, только хлопот от них не оберешься…», — подумал про себя атаман Раковский и объявил.

— Не троньте больше этого горемыку, он мой гость. Ну, что же, мил человек, пойдем со мной в дом отведаем чайку с каравайцами. Нюрка вон с утра напекла…

Григорий прошел в дом за атаманом и вслед за ним сел за стол. Только сейчас он рассмотрел Раковского получше, думая про себя: «Вот кого бы приволочь генералу Колокольцину. Пусть отвечает за двух убитых гаишников!». Лет сорока на вид, атаман был с худыми нервными чертами лица, короткими усами и глубоко посаженными черными глазами. На его правой щеке шла борозда, видно, от давнишнего ранения.

— Хлеб–соль на столе, дорогие гости, просим угощаться, — пригласила молодая девица одетая в расшитый сарафан и платком на голове.

— Спасибо, Нюра, поди пока на двор, поговорить мне надо с гостем, — пригладил волосы и перекрестился перед образами атаман и сел к столу. — А ты, мил человек, наливай себе чайку вон самовар еще попыхивает.

Григорий Семенов с радостью налил себе чаю и прихватил стопку толстых блинов, называемые в народе каравайцы. С аппетитом уплетая угощенья, он порадовался, что еще пока жив, да приглашен за стол самим атаманом.

— Где был не спрашиваю, мало ли что было, да быльем поросло, а вот куда собрался ты, Григорий? — спросил атаман, прикусывая чай сахаром и заглядывая в глаза оперативнику.

— Дней много, а все впереди, — уклончиво ответил оперативник и отхлебнул чай, приготовленный из смородины и душистых полевых трав. — Даст бог доживем, так увидим, атаман.

— Ждем, пождем, авось и мы свое найдем, — вдруг засмеялся атаман и по своему понял слова Григория. — Жили люди до нас, будут жить и после нас. Ты мне скажи, Гриня, хочешь разбогатеть?

— Одно золото не стареется, атаман, кто не хочет быть богатым, — проявил интерес оперативник и взглянул на часы–ходики на стене хаты, которые монотонно отсчитывали время, приближаясь к часу, когда должны были убить его прадеда Григория Семенова.

— Пусти душу в ад, будешь богат… Ты говорил стрелять умеешь хорошо. Пойдешь с нами на дело — будешь богатым.

— Много бы взял, да может не понадобиться, — крякнул лейтенант, намекая, что с богатством могут убить и свои.

Атаман понял слова Григория правильно и встал из‑за стола.

— Даст бог доживем, Гришка, так увидим. А сейчас пойдем постреляем…, — атаман взял с полки два револьвера и один из них протянул Григорию.

— А что кони то у вас, хорошие? Вижу орловские рысаки…

— Кони добрые у нас, дело говоришь. А ну, вестовой оседлай нам два горячих рысака, да крикни Забродова с Костылевым.

Атаман сделал знак своим подручным жандармам, которые уже пришли в себя и со злобой поглядывали на чужака, что бы следовали за ними.

— А ну, хлопцы, давай с нами по первому снегу проскачем, пробьем стежку по лесу, — приказал атаман Раковский и вновь внимательно взглянул на Григория Семенова.

Григорий и атаман Раковский, со следовавшими за ними вооруженными револьверами и шашками жандармами, быстро неслись галопом по березовой роще. Вскоре Григорий понял куда направляется белогвардейский эскорт. Кони, стелясь по припорошенной снегом земле, несли к месту, откуда сегодня ранним утром пришел лейтенант милиции. Они неслись к двум высоким тополям, стоящим по бокам временных ворот, туда где кончался 1919 год и находился коридор в 2004–ый. На взгорке они остановились и осмотрелись по сторонам.

— Ну, вот Гришка, видишь вверху воронье гнездо свито… Постреляем?

Григорий Семенов достал браунинг калибра 7.65мм и, откинув барабан с патронами, проверил наличие боеприпасов.

— Гришка, а ты ни чего, молодцом, смело держишься, — весело засмеялся Атаман. — Ну, вон гнездо на тополе, метров триста–четыреста, попадешь?

Григорий вместо ответа кивнул головой и выстрелил почти не метясь по старому гнезду. Лишь ветки и земля посыпались от цели, но туго свитый птичий дом оставался висеть на дереве. Лейтенант Семенов посмотрел на атамана, пока он не выстрелит следующим. Так чередуясь, они стреляли до тех пор, пока не кончились патроны сначала у лейтенанта, а затем у атамана.

— Костылев, не ты ли в жандармской управе иногда помогал криминалисту в уголовной регистрации революционеров и бунтовщиков?

— Мало ли что было, Вашескобродие, куда вы клоните?

— А вон следы видишь со стороны тополей, хоть и снег прошел, да распознать можно, — атаман встретился взглядом с оперативником Семеновым, а тот все сразу понял и спокойно остановил Костылева.

— Так мои это следы, атаман…

— Ах, Гришка, Гришка! Не бойся смертей, а бойся чертей! — атаман весело и заливисто засмеялся, чем привел в замешательство его подручных жандармских охранников. — Так, зачем ты сюда, Гриня, пришел из того миру, нечто там своих бед не хватает?

— Бед хватает, атаман, да вы вот еще с собой принесли, двух наших сотрудников ГИБДД убили… Зачем, атаман?

— Эх, Гриня, бойся жить, а умирать не бойся! Твои дружки из ГИБДД то же напраслину стали наводить на нас. Сначала документы, а потом деньги спросили, ну а когда им золотом отвалили, так в раж вошли, запросили еще больше — еле остановили…, — атаман Раковский подъехал к лейтенанту и забрал револьвер у него, осадив своего коня чуть назад. — Ели остановили мои хлопцы жандармские твоих дружков шашечками, так спасли их души от грехов.

— Много хватать — свое потерять, отпели песню твои друзья голимые! — подал голос Забродов, и Григорий услыхал, как железом зазвенела шашка, вынимаемая жандармом из ножен.

Лейтенант Семенов вытащил один из наганов из под ремня и не глядя, лишь скосив взгляд в его сторону, выстрелил ему в голову, убив наповал. Второй жандармский урядник успел выхватить Маузер, но тут же получил пулю в руку. Закружившись на коне, Костылев уронил Маузер и стал придерживать раненную руку, подвывая от боли.

— Жить хочешь, Костылев?

— Не стреляй, Григорий, судить судите, но убивать не гоже…

— Тогда слушай сюда, Костылев, — Григорий заметил, что атаман приноравливается дать ходу на коне прочь и навел на него ствол нагана. — Костылев, вон видишь ворота в будущее, где вы уже бывали. А ну давай туда с разбегу скачи, ну а если дорогу забудешь или свернешь в сторону, видел уже — я не промахнусь. Тотчас своего напарника Забродова догонишь на небесах.

Бывший жандарм Костылев оглянулся вокруг себя и засомневался.

— Так, что мне туда торопиться, там же меня к стенке и поставят…

— Повезло тебе, Костылев, отменена там смертная казнь, скачи до разу, а то передумаю. спросишь там, генерала Колокольцина, да скажешь, что капитан Григорий Семенов тебя прислал ответ держать.

Костылев взялся одной рукой за поводья покрепче и напоследок оглянулся на атамана.

— Не поминай лихом, атаман, может еще прорвусь там! — простился жандармский урядник Костылев со своим главарем и пустил своего коня с горки в намет.

— Жив буду — не забуду, — угрюмо отозвался атаман Раковский и проводил взглядом своего подручного, который все быстрее приближался к заветной линии, над которой слегка клубилась и парила белесая дымка. Словно в никуда перемахнул наездник с конем, навсегда уйдя из этого беспокойного 1919 года в будущее.

— Ну вот, Гриня, теперь ты в козырях, банкуй! — усмехнулся атаман и поймал ладонью падающий снег. — Убьешь ты меня или нет, а красным все равно кровь пустят и без меня, а тебя до города мои разъезда в аккурат отловят…

— Это еще посмотрим, а ты вот, атаман, с коня слезай, да иди откуда пришел.

— Прощевай, Гриня, но чует мое сердце пересекутся еще наши дороги, — сказал на прощанье атаман через плечо, и двинул к лагерю белогвардейцев.

Тотчас с неба послышался гомон огромной вороньей стаи, они черными осами окружили то место, где только что были жандармы и не стихая продолжали галдеть. Тотчас словно небо померкло и заметелило кругом снегом, занося кровавые следы оставшиеся на снегу, да жандарма Забродова, нашедшего последний приют под одной из берез.

Лейтенант Семенов проводил взглядом уходящего атамана. Не теряя больше времени, Григорий подобрал поводья двух лошадей и привязал их на длинный сбруйный ремень к своему седлу, быстро вскочив на своего коня. Окинув взглядом воронью стаю и ворота в будущее и прошлое, он дал шпоры своему рысаку, пустив его вскачь вперед. Лишь комья мокрой земли летели из под копыт, по припорошенной мягкой земле. Вскоре он достиг Чертову пустошь и вместо того, что бы уйти на большак, ведущий через Мценск к Орлу, он погнал коней вдоль реки по заросшей посадкой равнинной пустоши.

Оперативник понимал, что имея трех лошадей он может не бояться их загнать по тяжелой сырой земле, меняя через каждые три–четыре километра. На твердой грунтовой дороге, его могли быстро настичь опытные и быстрые казаки, которых наверняка пошлет ему вдогонку, разъяренный атаман Раковский.

Одинокий всадник с двумя запасными конями пересекал буераки и запорошенные поля, минуя стороной деревни и села с церковными храмами. Минуло уже часов пять, как ветер разогнал снеговые тучи на небе и снова засветил желтый вечерний диск солнца. Изредка встречались люди, провожая Григория долгим недоверчивым взглядом. Несколько раз Семенов пересекал реки по мостам, придерживаясь одного направления к городу. Держать направление и ориентироваться по светилу ему помогала школа спецназа, пройденная им на Кавказе.

Солнце коснулось горизонта, окрашивая окрестности в мягкий красноватый свет. Григорий Семенов сменил третьего коня и поддав шпорами гнедого атамана Раковского, припустил быстро вперед. Неожиданно из‑за далекого бруствера ударила пулеметная очередь, пересекая очередью пуль дорогу впереди движения всадника.

Григорий резко сбавил скорость и через десяток метров остановился совсем, озираясь по сторонам. Неожиданно к нему из‑за далекого бруствера под высокими деревьями вышел военный с винтовкой и красной повязкой на рукаве.

— Ходь сюды, наездник, с командиром нашим говорить будешь, — крикнул военный и направил ствол оружия в сторону лейтенанта.

Оперативник «Убойного отдела» спешился и неторопливо направился к расположению красноармейского отряда. «Ну, что же, поговорим теперь с комиссаром. От белых ушел, теперь с красными будем знакомиться…», — подбадривал себя Григорий, хотя и не был уверен, что это будет простой задачей — найти общий язык с народными красными воинами. Семенов понимал, что только ответная жестокость и «красный террор», так названный некоторыми историками, смогли сломить сопротивление Белой армии и построить Советскую власть на местах.

Григорий перемахнул разом бруствер за которым было замаскировано несколько пулеметов и находился отряд красноармейцев, численностью около 10–ти штыков. Тут же было красное знамя простреленное в нескольких местах.

— Откуда и куда скачешь так шустро? — по–простому и с хитринкой в глазах спросил главный красноармеец в шинели без погон, но в папахе с красным бантом. — Летишь, по полям, словно за тобой смерть по пятам несется.

— Да вроде, как от смерти ушел, — отозвался Семенов и невольно оглянулся назад.

— Какая она из себя смерть то, расскажи бойцам, а то мы что‑то давно ее ждем? — весело подхватил усатый командир, чем вызвал дружный смех среди красноармейцев.

— Так, будто не знаете, белая она смерть…

— А что же красной смерти не бывает? — прятал смех в усы командир и внимательно приглядывался к незнакомцу. — Для беляков мы и есть красная смерть.

Кругом смеялись красноармейцы одетые кто как, но все они были худые и с твердыми как сталь глазами. Григорий невольно, поймал себя на мысли: «Вот такие и свергли царский режим, а потом разметали по всей огромной стране Белую армию с ее маститыми и опытными командирами!».

— Вроде того, — буркнул на всякий случай Григорий и улыбнулся. — Я вот путь держу к Григорию Семенову, красному командиру конного отряда. Может подскажете как дорогу найти.

— Подсказать то можно, да вот пока тебя придется арестовать и разоружить, тут проходит линия красной обороны города.

— А город, то где? Кроме леса не видно города, — удивился оперативник и нехотя отдал два нагана из‑за пояса.

— Город сразу за лесом пойдет, да тут версты три… А ты парень гляжу с наганами ездишь, — взял у Григория револьверы красный командир и понюхал стволы. — Ни как стрелял недавно, порохом то пахнет.

— Пришлось от белых уходить…

— Ну ладно, побереги слова, еще придется рассказать в ВЧК — кто ты и зачем в город приехал? Время сейчас неспокойное, всяко случается. Вот наряд вечером нам провиант привезет — ржаные сухари, тогда с ними и поедешь в город…

— Лошадей моих не бросайте, приведите, — попросил Георгий, и немного смутившись спросил: — Какое сегодня число, товарищ командир?

— Да, с утра 9–ое ноября было, а завтра стало быть 10–ое будет…

— Спасибо, — кивнул головой лейтенант и с нетерпением стал всматриваться в тонкую стежку проселочной дороги, в ожидании красноармейского разъезда.

Солнце зацепилось за дальнюю кромку горизонта, собираясь спрятаться совсем и погрузить окрестности в вечерние сумерки. Как вдруг наблюдатель негромко дал команду быть готовым. Все прильнули к брустверу всматриваясь вдаль, в бесконечную равнину, идущую вдоль реки до дальних лесов. Вдалеке быстро скакал конный отряд. Трудно было различить еще фигуры и форму, но стало ясно, что несся конный отряд в сабель двадцать по той стежке, которую оставил Григорий Семенов за собой.

— Без команды не стрелять, подпустим поближе, — отдал приказ красный командир и поднял из скрещенных в пирамиду винтовок свое оружие.

— Кажись казаки к нам в гости, видать парень шустро ты убегал, что они тебя не обскакали, — подал голос пулеметчик, выкатывая на одну из бойниц бруствера пулемет «Максим». — А ну, Зинченко ленту подержи, сейчас встретим казачков нашим пламенным красноармейским приветом.

Григорий тоже выглянул за бруствер и уже смог рассмотреть лица, которые как будто он видел раньше. Но кем бы они не были, на нескольких конниках была корниловская форма и белогвардейские форма со шнурками и петлями, надетая белыми сверх кавалерийских доломанов…

— Белые скачут, командир, верни мои стволы, стрелять в жизни приходилось, — в глаза взглянул красному командиру лейтенант Семенов и протянул руку.

— Как тебя звать, солдат?

— Григорий Семенов, воевать приходилось за Россию!

Красный командир, видно принял для себя твердое решение и откинул мешковину, где лежало два нагана оперативника. Тот их взял и, дыхнув на барабаны с патронами, прокатил их по рукаву куртки, заставив патроны встать на место, если хоть один успел примерзнуть на ледяной земле.

Отряд белогвардейцев уже разделяло не больше двести метров от укреплений красных как грянули очередями два пулемета с бруствера, да раздались отдельные винтовочные хлопки. Несколько белогвардейцев, словно споткнулись, упав на землю. Другие бросились в рассыпную, уходя в сторону леса, пока деревья не скрыли их от пуль.

— Пятеро уже отвоевались, — воинственно крикнул один из красноармейцев. — Остальные деру дали.

— Не думаю, что бы они совсем убежали, — выразил свои опасения оперативник и обратился к командиру: — Товарищ командир, как вы думаете может развернем хоть один пулемет в сторону леса?

— Демьянин и Зинченко смените позицию, взять лес под прицел, — вместо ответа крикнул командир, но было поздно.

От леса в сторону укрепления красных с незащищенного фланга несся еще большой конный отряд белогвардейских офицеров и казаков. Красные начали стрелять из винтовок навскидку, а белые уверенно стреляли в ответ из револьверов. С той и другой стороны прибавлялись убитые и раненные…

Когда уже до бруствера оставались последние метры несколько красных бойцов, не имевшие боевого опыта, не выдержали и бросились бежать. Неожиданно на бруствер выскочил Григорий Семенов с двумя наганами в руках и начал поочередно навскидку от пояса стрелять, то с одной, то с другой руки. Несколько пуль прошили землю под ногами лейтенанта, а одна пуля зацепила его бок. Опалив огнем, пуля прошла на вылет по касательной, но Григорий не останавливался, быстро перегибаясь в поясе и смещаясь, то влево, то вправо, продолжал прицельно уничтожать белогвардейцев. Когда осталось только два белых казака из дюжины, они повернули назад и в вечерней мгле скрылись из виду.

Семенов оглянулся и увидел, что красный командир был ранен двумя пулями в грудь и плечо. Он пытался привстать и что‑то сказать Семенову, но плохо получалось.

— Командир, не беспокойся, сейчас тебя перевяжу, — подбадривал его лейтенант. — И вы товарищи красноармейцы, перевяжите друг–друга, как сможете.

— Спасибо тебе Григорий, ты настоящий воин, я еще не видел, что бы так стреляли с двух рук, — командир закашлялся и из его рта пошла кровь. — Помираю что ли?

Григорий не отвечал больше на его вопросы, а сняв с себя рубаху, начал разрывать ее на лоскуты. Ему и раньше приходилось перевязывать раненых бойцов от рук боевиков на Кавказе. Он увидел, что пулевые отверстия были неглубокие и не причинили больших повреждений красноармейцу. Сделав перевязку, он накинул шинель на командира. Набрав золы и ссыпав из патрона пороху, бывший спецназовец присыпал свою неглубокую касательную рану на боку.

Когда совсем стемнело из города прискакал конный разъезд. Пятеро красноармейцев были кто в овечьих бурках, а кто в шинелях и с винтовками на плече. К седлам лошадей красных были приторочены вещмешки с провиантом и боеприпасами.

— Вы из отряда Григория Семенова?

— Так точно, конный разъезд, проверяем посты… А вас я вижу белые обстреляли?

— Да, вот испытали нас на прочность, да вон солдат нас выручил, стреляет как в цирке с двух стволов и без промаха, он к нам от белых прискакал, гнались они за ним, — радостно сообщил пулеметчик. — А командир наш в бреду, ранен он.

— Понятно, хлопцы… Ну, а ты солдат, кем будешь, что так стреляешь и белые за тобой гоняются? — спросил уже немолодой конник в военной шинели и папахе с кумачовой лентой.

— Григорий меня звать, а путь я держу к вашему командиру Григорию Семенову… Разговор важный имеется!

— Ладно, мы втроем останемся прикрывать, а ты Григорий скачи вместе с красноармейцем Лешкиным в отряд… Доложите обо всем, и шлите сюда две подводы за раненными, и еще патронов сюда подбросьте и несколько бойцов, видно белые еще сюда прискачут завтра.

Григорий Семенов зарядил свои два нагана новыми патронами и поправил сбрую на свежем коне атамана Раковского. Вскочив в седло, он подскакал к раненному командиру. Хоть и наступили ночные густые сумерки, но тот разглядел Григория и бросил ему на прощание:

— Спасибо тебе Григорий, буду рад если свидимся.

— Бывай, командир, может и без тебя разобьем контру… недолго им осталось бегать по земле русской, — подбодрил его лейтенант Семенов, и поймал себя на мысли, что как‑то быстро он влился в Красную армию.

— Эй, там воин, давай за мной, иди вслед, моя лошадь дорогу помнит, сама дойдет до города, — окрикнул оперативника красноармеец Лешкин и быстро поскакал вперед в темноту.

Григорий Семенов дал шпоры своему резвому рысаку и ослабил поводья, давая коню самому искать дорогу вслед, уходящему в ночь провожатому. Ночная мгла вскоре поглотила обе фигуры конников, а с хмурого почерневшего неба задула снежная поземка.

10 ноября 2004 года. «Чертова пустошь или разбор полетами…»

— Товарищ полковник, что там с пленным перебежчиком? — спросил старший лейтенант Силин руководителя группы ФСБ Руднева. — Вон мой командир рвет и мечет, спрашивает, почему гостя из прошлого отдали Орловскому УВД генералу Колокольцину.

— Не отдали, лейтенант, а они сами его забрали. Это теперь их человек… Они теперь его под суд отдадут за убийство двух сотрудников ГИБДД.

— Он, что признался в убийстве? — удивился офицер спецназа ФСБ «Альфа». — Он, что на голову повернутый или там в прошлом все такие?

— Криминалистическую экспертизу уже провели, кровь гаишника нашли на его шашке. Вот так лейтенант, а что ваш полковник Стрижев ко мне не заходит?

Высокий и плечистый спецназовец лишь расправил плечи и скорчил непонимающее и удивленное лицо. Он, как и все спецназовцы не очень почитал штабных, кто приезжал командовать ими с Лубянки.

— Так, это товарищ полковник, у него бритва сломалась, вот он и не добрился…

— Ладно, лейтенант, делайте то, что вам предписано в Центре. Держите объект под полным контролем.

— Есть, товарищ полковник, а что новый отряд спецназа «Нулевой Дивизион»… Может им помощь какая нужна?

— Лейтенант, они сами кому хочешь помогут. К тому же я лишь временно ими командую.

— А где же их командир?

— Пока не утвержден Руководством ФСБ. Говорят, еще не прошел согласования в службе Президента.

— Опля, вон какие это птицы высокого полета. Если уж служба Президента их курирует…

— Давай Силин, иди к себе в отряд. Вижу, что ты, как сокол слоняешься около их штабной палатки… Что, ковбой, девицы приглянулись?

— Так не святые, товарищ полковник, еще не приходилось встречать таких куколок в спецназе, — бросил через плечо старший лейтенант, имеющий за своими плечами десяток успешно проведенных боевых операций и награжденный высокими воинскими наградами.

Пробежав несколько сот метров старший лейтенант Силин сделал сначала акробатический кувырок перед большой штабной палаткой «Нулевого дивизиона», а затем, словно взлетев в воздух, пробежался по стволам деревьев и приземлился прямо около входа в палатку.

Неожиданно из брезентового укрытия неторопливо вышли два спецназовца «Нулевого дивизиона». Оба они были одеты в маскировочную униформу, которую раньше не приходилось видеть Силину — казалось, что материал их униформы имел стальные нити, а голову покрывали защитные титановые шлемы с гарнитурой и небольшими экранами. Они были без оружия и с улыбкой внимательно осмотрели старшего лейтенанта Силина.

— Пуля, а что неплохо спецназ бегает по деревьям?

— Да, Кик, есть чему поучиться, можно шишки с елок сбивать и белок с рук кормить, — улыбнулся второй боец и щелкнул пальцами. — В «Альфа» даже драться умеют, сам видел, бьют прямо в нос!

Старший лейтенант ФСБ Силин, если уж пропустил первую шутку про шишки мимо ушей, то второе замечание, задело его самолюбие.

— Боец, где же тебе видеть приходилось как мы деремся? Вам, что фильмы показывали перед тем как в «Нулевой дивизион» записать? И где кастинг проходили на Мосфильме или Ленфильме? — усмехнулся командир отделения отряда ФСБ «Альфа» и оглянулся назад. А сзади него, словно призраки, появились бойцы «Альфа». Они понимали, что такие обидные слова сказанные обеими сторонами требуют мужских разбирательств и были готовы к просмотру красочного рукопашного поединка.

На брошенные слова и сказанные реплики выглянули и остальные бойцы отряда «Нулевой дивизион», а за ними две представительницы прекрасного пола Жара и Луна. Они с удивлением поглядывали на крепких и сильных военных парней из‑под своих длинных накрашенных ресниц.

— Мальчики, вы что не поделили? — спросила Жара, и откинув светлую прядь волос, падающую из‑под титанового черного шлема, с интересом посмотрела на старшего лейтенанта Силина.

— Шишки вот в лесу, стали в дефиците, — сказал и поднял с земли из‑под снега несколько шишек офицер ФСБ. Он пожонглировал ими, и как бы невзначай передал их стоящему ближе к нему бойцу «Нулевого дивизиона» Кику.

Тот протянул свою руку старшему лейтенанту, но вместо шишек, Силин перехватил бойца на прием захват пальцев, взятый им из техники борьбы «айкидо». Кик, машинально отдернул руку в сторону, а второй рукой попытался оттолкнуть настойчивого спецназовца. Силин же понял толчок по своему и другим приемом попытался перехватить руку в захват.

Так началась и понеслась мужицкая рукопашная разборка между двумя опытными бойцами спецназа из групп «Альфа» и «Вега». Тренировочный спарринг без нанесения увечий или травм протекал молниеносно и быстро. Два здоровых и тренированных русских офицера ФСБ чувствовали в себе молодость и сокрушительную силу, которая скопилась от безделья и ни чего неделания. Вскоре на поляне, где схлестнулся Кик и Силин снег был полностью перемешан с землей и опавшей листвой. Два бойца наносили друг другу условные, но с контактом удары, брали друг друга в захват и перекидывая через себя.

Трудно было отдать предпочтение кому то из соперников, и трудно было понять чем бы это кончилось, если бы давно наблюдающий за перепалкой полковник Стрижев не вышел из‑за деревьев в круг и прервал поединок.

— Все стоп, физзарядка закончена, покалечите друг–друга, петухи гамбургские, — поднял вверх руку полковник, а про себя подметил: «Крепкие ребята в новом спецназе, если уж с Силиным дерутся на равных, а старшему лейтенанту нет равных по рукопашной в «Альфе».

— А, что мальчики, вам бы в цирке выступать, круто у вас получается, — мило улыбнулась Луна, встряхнув копной каштановых волос, и тоже с интересом взглянула своими голубыми глазами на старшего лейтенанта Силина, подумав про себя: «Крутой мальчик, с таким не страшно и на дискотеку сходить…».

— Может, чайком угостить? — радостно и до ушей улыбнулась Жара всем парням спецназа, понимая с каким аппетитом на нее смотрят все эти сильные военные парни из самой знаменитой и боевой группы «Альфа».

— Спасибо, мы вот сейчас кофеек только выпили, — улыбнулся про себя полковник Стрижев. — Да и не хотим вам мешать, у вас говорят дел столько… вон сколько оборудования вчера вам привезли, поди теперь Менделеев и Циолковский подвинуться.

— Конечно, подвинуться, меня зовут Жара, я микробиолог, — она опять обворожительно улыбнулась и заметила как лейтенант неровно задышал, смотря на нее. — А вас как?

— Петром звать, старший лейтенант Силин, — буркнул смущенно спецназовец и опять утонул в глазах этой неотразимой Жары. — Живу на Чистопрудном… в Москве, по вечерам гуляю с собакой около прудов.

— Классно вы дрались, Петр, можно подумать, что это ваше любимое занятие, — нежно и вкрадчиво произнесла Жара, а офицер потерял дар речи и так и стоял, словно первоклассник перед входом в школу 1 сентября.

Неожиданно, вокруг застывшего лейтенанта раздался дружный смех крепких и сильных парней — защитников Родины, кто прошел огонь и воду на Кавказе и уже вписал свое имя в историю спецназа России. К этому смеху, будто перезвон колокольчиков примешался и заливистый девичий смех, кто был рад и счастлив оказаться среди тех, кому не было равных, тех о ком не знали соседи по дому, но знали и помнили те, кто решил хоть раз нанести урон России.

Послышался ворчливый шум и в круг, где только, что спарринговали и валяли друг–друга по земле бойцы спецназа, выбежал в защитной форме седоватый полковник Руднев. Он с удивлением осматривал бойцов вокруг себя, двух девушек, пока не остановился понимающим взглядом на всех перепачканных с ног до головы спецназовцах из «Альфы» и «Нулевого дивизиона».

— Что тут происходит? — строго спросил полковник, наделенный большими полномочиями Оперативным штабом ФСБ. — Потрудитесь объяснить!

— Так тут зайчишка, товарищ полковник, забежал на поляну, ну вот и пытались поймать руками…, — с улыбкой вставил курносый и веснушчатый боец «Нулевого дивизиона» — офицер спецназа Стаб.

— Зайца, поймать руками? Да вы что, бойцы! — весело засмеялся полковник Руднев, кто был заядлым охотником и любил погоняться на зимней охоте с гончими за зайцами. — Да, вы знаете, что пока гончая его загонит, язык на плечо высунет…

Полковник начал было рассказывать охотничью байку, но тут опять вокруг него раздался смех… И он махнув рукой, переглянулся с полковником Стрижевым и поманил его к себе.

— Виктор Семенович, пойдемте ко мне, надо пообщаться по делам.

— Иду, Иван Аркадьевич. А ну хлопцы марш по местам, продолжайте наблюдение за объектом, хватит зайцев по лесам ловить.

Два полковника ФСБ зашли в командный пункт на базе БМД, напичканного спецтехникой и видеоаппаратурой спутниковой связи с Оперативным штабом ФСБ. Полковник Стрижев взглянул на систему цифрового слежения за «коридором времени».

— Вот такая хрень тут твориться, Виктор Семенович. Окно в 1919 год нашли, теперь наши не знают, что с ним делать…

— Так что делать? Закроют, это я тебе точно говорю. Сейчас наверху решение об этом принимается.

— Так там, еще оперативник лейтенант Семенов в коридоре времени.

— Знаю, только уже капитан Семенов, вот такой приказ генерал Колокольцин по УВД отдал сегодня, — сообщил полковник Руднев и внимательно посмотрел на командира спецназа ФСБ «Альфа» полковника Стрижева. — А ты знал, Иван Аркадьевич, капитана милиции Григория Семенова по Кавказу?

— Было дело, — кивнул головой Стрижев. — Налей в рюмашки коньячку, а то эта ноябрьская сырость бьет по костям…

— Эх, у меня тоже ревматизм разыгрался, — полковник Руднев налил в две серебряные стопки армянского коньяку и не чокаясь, а по мужски лишь крякнув и поморщившись, они выпили.

— Да, Виктор Семенович, знал я Семенова по Кавказу. Парень был ловкий и бесстрашный, как снежный барс. Не было ему равных… Один заходил в тыл духам и сражался с ними, как зверь. По ночам с одной лишь финкой проникал к ним в тыл, а там война потом начиналась. Моджахеды со страху стрельбу открывали по друг другу. Так ты слыхал про отряд ФСБ «Сталь», они на армейские позиции в масках приезжали, и только ночью снимали маски. Духи их так и называли «ночная смерть», вот он где служил…

— Так, что‑то он там застрял Семенов, что у него за дела в прошлом?

— Про его дела не знаю, он сейчас оперативник в Орловском УВД, но что‑то связанное с его прадедом — красным командиром конного отряда. Он должен погибнуть там в бою завтра 11 ноября 1919…

— Иван, да ты что думаешь, что он хочет изменить ход истории? Если на верху узнают, могут быть неприятности.

— Успокойся, Виктор Семенович, там все знают, но кто же его теперь остановит, он уже там во всю с белыми воюет. Такого, разве остановишь. В этом парне есть — главное!

— Что ты имеешь ввиду?

— А то, что он сам принимает решения и их выполняет до конца. Этот Григорий Семенов — знает искусство войны в совершенстве, он воин и может быть командиром.

Два полковника снова по–военному переглянулись и выпили еще по рюмке коньяка. Полковник Руднев достал из нагрудного кармана военного комбинезона небольшой прибор и нажал на кнопки, проверив наличие сообщений.

— Вот наука шагает вперед. Это у меня коммуникатор… тут и телефон и компьютер, и много еще чего, только времени нет прочитать инструкцию про все эти кнопки, — махнул рукой полковник. — Могу только пользоваться им как телефоном.

— Ерунда, у меня такой же, сейчас на Лубянке их как зажигалки выдают… Слушай Семеныч, ты мне вот скажи, раз пока ты этим новым подразделением командуешь, что там за бойцы и ученые? Они хоть чего‑то стоят, или так одно название.

— Иван, бойцы там лучшие, взяли из спецназа ФСБ «Вега», за ними такой послужной список с Кавказа, на полк хватит. Ну ты сам видел, как Кик дрался, заметь вполсилы…

— Ладно, Семеныч, моя «Альфа» тоже на Кавказе не в Минводах отдыхала. Но то, что предупредил, спасибо, а что за молодежь у тебя ученая?

— Про ученых вот мое слово. Честно тебе признаюсь, я как‑то по долгу службы их разговоры иногда прослушиваю, раз я ими командую, — полковник сделал паузу и серьезно взглянул своему коллеге по ФСБ в глаза. — И иногда, Иван, обалдеваю! Ты знаешь, если их не озадачить работой, то они однажды взломают Пентагон и МИ-16, и сделают там совхоз «Заветы Ильича»…или оставят там наших американских коллег без зарплат и пенсий.

Неожиданно два маститых и с героическим прошлым старших офицера ФСБ по мужски хлопнули друг–друга ладонь об ладонь, и дружно с гордостью за своих подопечных громко засмеялись…

2

Штабная палатка и она же научная лаборатория секретной группы «Нулевой дивизион» располагалась в овражке под двумя могучими дубами. Под брезентовым шатром–тентом стояли двухэтажные кровати с натянутыми на них капроновыми лентами–кроватями, а на них лежали нехитрые шерстяные одеяла и подушки. Температуру поддерживали две печки–буржуйки, подтапливаемые березовыми мелко–наколотыми дровами.

Научный состав группы находился около главного пульта управления. Несколько персональных переносных компьютера, были выведены на один большой монитор, разделенный на четыре квадрата. Это давало возможность молодым ученым живо обсуждать те научные проблемы и мысли, с которыми они работали…

Тут же находились совершенные электронные микроскопы и другие исследовательские приборы, предназначенные для проведения детальных научных исследований и вычислений. В стеклянных шкафах находились всевозможные реактивы, назначение которых было известно представительнице прекрасного пола микробиологу Жаре. Она, что‑то с интересом рассматривала под сильнейшим электронным микроскопом.

— Жара, что ты там увидела, занимательного, — окликнул ее представитель мужской половины научной группы Грач. — Мы тут с Краком залезли сейчас по Интернету в одну интересную научную секретную библиотеку одного общества, ни больше ни меньше оно связано с иностранной разведкой, хотя зарегистрированы на каких‑то малоизвестных островах во Французской Полинезии.

— Грач, тебе не лень было учить этот мертвый французский?

— Жара, потом ты мне расскажешь — почему ты французский отнесла к мертвым языкам, но все, что здесь написано на английском. Американцы страшно бояться учить французский, хотя летать на рождество предпочитают в Париж.

— Ну, так что вы там откопали необычного, что посмели нас отвлекать? — отозвалась Луна. — Я вот тут, тоже неплохо потрудилась нашла геофизические аномалии в Орловской области.

— Ладно, Луна, потом расскажешь, видишь мальчикам нужно покаяться в своих хакерских подвигах, — усмехнулась Жара и нежным и плаксивым голосом взмолилась: — Ну хоть бы кто кофейку сделал мне, а то от этой снежной метели у меня голова косяком идет!

— За кофе пожалуйста идите в отряд «Альфа». Там бесплатно вам нальют и голову оторвут, — скаламбурил Крак, который внимательно вглядывался на экран монитора, и что‑то иногда быстро печатал слепым методом.

— Крак, что вы там откапали? — Луна решила проверить свои подозрения.

— Так вот, мои дорогие… Этот временной коридор, ради которого мы сюда приехали, был уже вычислен математически на территории нашей многострадальной России лет пять тому назад. И хотя точно не называется Орловская область и деревня Челуга, но широта и долгота совпадают…

— Можно с твердостью сказать, что господа «Америкосы» знали про эту дырку в материи. Но вот знали ли они про временной проход в 1919–ый год? — рассуждал Грач. — Если наверху узнают об этом, то покой могут потерять надолго…

— Это почему? — оторвалась от своих исследований Жара, ей еще трудно было понять, что не все события подпадают под научные критерии и понятия. Есть еще вещи, которыми занимаются иностранные разведки, и в их задачи может входить не только похищение научных данных, но и привнесение вреда в процессы влияющие на человеческое существование тех или иных стран. На ее вопрос ни кто не ответил, и Жара начала заметно нервничать, как любая женская консервативная персона, отвечающая за сохранение и продолжение рода на Земле. — Что вы притихли хакеры и кракеры, М–м?

— Извини, Жара, пока наш компьютерный гений Крак задумался, а я пробивал историю Америки, — Грач почесал затылок, что‑то вытаскивая из памяти. — Я вот подумал, повспоминал… И нахожу, что именно в 1919 году в истории Америки произошло несколько странных событий.

— Допустим, — не утерпела и была вовлечена в разговор Луна. — Некоторые обстоятельства в истории Америки вам покажутся странными именно в этот год. Но, что вам может дать основания считать, что кто‑то повлиял на эти события из нашего времени, воспользовавшись дыркой в материи Земли.

— Да, господа ученые, об этом страшно подумать, но это можно предположить… И мы не можем оставить это без внимания и не доложить руководству ФСБ, или тем лицам, кто нас курирует, — подытожил Грач. — Трудно это будет доложить и по простому объяснить полковнику Рудневу, но мы не имеем права скрывать это.

— Если некто вмешался в историю Америки именно в этот год, то мы можем ожидать такое же вмешательство и в историю Советской республики, — не останавливаясь, молниеносно печатая на клавиатуре, согласился Крак. — Хорошо, если они не успели еще ни чего изменить в нашей истории!

— Ой, мальчишки уже страшно поздно, давайте спать, — заволновалась Жара, она боялась представить, что в этот вечер ее коллеги поставят такой серьезный вопрос перед руководством. Долгие разговоры отнимут полночи, и это сломает весь завтрашний день.

Сильный ветер в этот ноябрьский вечер, словно попробовал испытать походный лагерь универсального спецназа ФСБ на прочность. Вихревые ледяные порывы влетали под брезентовые палатки и заносили мелким снег кровати и ящики с оборудованием. Полковник Руднев взволнованно ходил по своей палатке и о чем‑то нервно и сосредоточенно думал. Ему вдруг вспомнилась операция «Бейрут» в 80–х годах, тогда он был одним из участников контрразведывательной операции по освобождению из плена российских официальных лиц, работающих в российском посольстве в Бейруте. Заложники были захваченных исламскими экстремистами. В те дни, для освобождения российских граждан, среди которых было и два сотрудника КГБ, были брошены самые опытные контрразведчики, для которых понятие день и ночь стерлись. Сотрудники советских спецслужб работали на острие ножа, применяя в своей работе различные инструменты их навыков, от физического уничтожения террористов и давления на официальных лиц, до использования штурмовой группы по захвату здания с целью освобождения российских заложников. Мировая пресса в те дни вместе с критикой КГБ, отмечала, что задача была выполнена в кротчайшие сроки, что было беспрецедентно в противостоянии вооруженным бандам исламских экстремистов.

Руднев знал, что в работе контрразведки не бывает мелочей. И любая опасность для России или ее граждан должна была быть рассмотрена опытными сотрудниками ФСБ немедленно. Поэтому, узнав о возможности проникновения иностранных разведывательных спецслужб в наше прошлое, в 1919 год, в то время, когда Советская Россия только вставала на ноги и была уязвима от любых проникновений иностранных спецслужб из 21 века, он посчитал, что промедление недопустимо.

Наконец, решившись, полковник Руднев достал свой телефон оперативной связи и взглянув на часы, было 23.40 ночи, 10 ноября 2004 года, он набрал прямой номер телефона Заместителя Главы ФСБ Александра Верника. Генерал не сразу ответил на телефонный звонок, словно давал возможность побеспокоившему его сотруднику ФСБ передумать и бросить трубку, если вопрос был несущественный и мог быть решен в рабочем порядке с утра следующего дня.

— Здравия желаю, Александр Васильевич, «Гепард-7» беспокоит!

— Доброй ночи, Виктор Семенович, что там на Орловщине, ведьмы спать не дают?

— Так, то ни чего — ведьмы, от них у нас рецепты есть: кол осиновый или стопарь перцовой водки с головкой чеснока…

— Хороший ты мне совет дал, а то я что‑то тоже заснуть не могу, беспокойство какое‑то в этот вечер меня посетило, а сам не могу понять от чего… Вроде все ни чего — Бог дал, а тут чутье сработало, а теперь вот твой звонок. Может не зря, мне не спиться?

— Эх! Александр Васильевич, может я стареть начинаю или с ума схожу потихоньку, но нутром чую, что тут на Орловщине — не так все просто…

— Х–мм, давай выкладывай, Виктор Семенович, тогда в Бейруте, 20 лет назад, мы тоже сначала боялись дров наломать, но на то мы и Присягу на верность России давали, что бы отвечать за ее безопасность.

— Вот, тут такое дело, товарищ генерал, кажется мы не одни шагнули в этот «коридор времени», возможно нас уже опередили…

10 ноября 1919 года. «Рыжий да красный, человек опасный…»

Комиссар Особого отдела ВЧК Артур Артузов внимательно выслушал взволнованную речь Военного комиссара Звонарева. В его голове прокручивались кадры, как бывшие офицеры Царской армии, присягнув на верность Красной армии, потом признавались на допросах, что ни когда не отступались от своей веры в Монархическую Великодержавную Россию.

— Товарищ, Звонарев, вы ведь унтер–офицером в Царской армии были?

— Совершенно верно, товарищ Артузов! А что вы сомневаетесь в том, что мои знания достаточны для командования полком и выработки плана военной операции?

— Нет, товарищ Звонарев, я знаю, что вас рекомендовал командир 14–ой Армии Уборевич и член Реввоенсовета Щаденко. Поэтому, как я вам могу не доверять, но послушав вас — складывается впечатление, что белогвардейская контра будет следовать вашим инструкциям, и залезет в тот капкан, который вы им готовите.

Военком в волнении снял с себя очки и начал их протирать, о чем‑то усиленно думая и собираясь что‑то сказать московскому комиссару ВЧК. Он уже знал, что московские чекисты успели за два дня арестовать вместе с Зуричем еще несколько орловских чекистов и чиновников Губсовнаркома. Неожиданно Военком встретился взглядом с Григорием Семеновым, который присутствовал здесь же и внимательно рассматривал карту Орловской губернии, не встревая в разговор.

— Может мы спросим мнение, командира конного отряда товарища Семенова? Как вы считаете, Григорий, есть ли недостатки нашего плана проведения операции по разгрому остатков белогвардейских отрядов 11 ноября?

— Недостатки могут возникнуть, если наш план известен белогвардейцам…

— Такая вероятность существует? — внимательно взглянул опытный комиссар ВЧК в глаза молодого командира. Комиссар знал, что и Семенов начинал свою службу в Царской армии. — Значит любая утечка секретных сведений об операции может привести к разгрому орловского красного кавалерийского полка и вашего отряда?

— Так точно. О плане операции еще знали некоторые сотрудники ВЧК…

— Все, ясно, вы товарищ Семенов, намекаете на арестованных. Что будет, если мы отменим операцию?

— Вряд ли белая контра поступит так же, и они все равно штурмуют город.

— Значит, белые атакуют именно со стороны юго–восточного направления, а почему не с севера?

— Со стороны севера, они вряд ли смогут пробиться через весь города. Конница весьма уязвима в городских кварталах и может быть перебита из окон и укрытий. Кроме того у нас со стороны северной дороги будет несколько заградотрядов, да и на мосту через Оку мы поставили два артиллерийских орудия, броневик и четыре пулемета…

— Так, товарищи хорошие, — спокойно рассуждал Артузов, понимая, что от исхода завтрашнего боя зависит и его дальнейшая судьба. — Значит все же будем сосредотачивать основные силы с юго–востока.

— Так точно! И надо в полночь собраться все силы на вокзальной площади и двинуть на юго–восточный рубеж города, там где проходит железная дорога…

С проходной Губернского дома послышался людской шум. Кто‑то хотел пройти наверх к военным командирам. По мраморным ступеням лестницы к военным руководителям и московскому чекисту стали подниматься люди. Впереди двух неизвестных торопился начальник орловской милиции Денисов.

— Товарищ военком, товарищ комиссар, — снял с себя кожаную фуражку Денисов, — Тут пришли к Григорию Семенову, говорят по срочному делу.

— Пусть проходят.

— Тут такое дело, товарищ военный командир, — обратился уже немолодой красноармеец к Семенову. — Вы меня помните, я из вашего отряда, моя фамилия — Егор Лешкин… Так вот, этот отважный солдат бежал от белых и был задержан на северном заградотряде. Потом туда белые нагрянули, ну вот, этот солдат бился с красноармейским отрядом отважно, говорят, убил более пяти белых офицеров, стрелял без промаха.

— Молодец, отважный боец, таким у нас место, — подхватил чекист Артузов и внимательно присмотрелся к высокому молодому парню с развитой мускулатурой под кожаной курткой. Густые рыжие волосы в беспорядке падали на вытянутое и благородное лицо. — Как звать тебя и что у тебя за дело к товарищу Семенову?

— Звать меня Григорий, а дело у меня к Григорию Семенову, а вас как звать?

— Нас не зовут, — рассмеялся чекист Артузов. — Мы сами приходим. Особый отдел ВЧК, комиссар Артузов, так вы будете говорить, что у вас за дело, а то у нас время мало… Эх, День долог, да век короток.

— У меня слово, только для военного командира Григория Семенова, — четко сказал оперативник и впервые встретился взглядом со своим прадедом, красным командиром Семеновым. Только сейчас Григорий рассмотрел его и даже вздрогнул, настолько бросалось в глаза их сходство: оба были рыжие, высокие, да и черты лица имели определенные сходства.

— А что, смелый солдат, видать есть, что сказать, — засмеялся такой настойчивости незнакомца чекист. — Рыжий да красный, человек опасный. Ну быть по твоему, все покиньте залу, кто пришел вместе с этим богатырем.

Когда военные командиры и комиссар ВЧК остались наедине с Григорием, Артузов встал из‑за стола и подошел ближе к смельчаку. Они долго смотрели друг–другу в глаза и молодой оперативник, бывший спецназовец, вдруг понял в чем была сила этого революционного русского народа… Семенов вдруг увидел эту революционную жестокость и неустрашимость, веру в народные идеи и силу нации, силу восточных славян, которые уже тысячи лет стоят на страже этой огромной территории, называемой Россией. Менялись века, уходили и приходили цари, но эта непоколебимая и могучая нация славян была всегда и оставалась сама по себе, готовая пойти на смерть но отстоять свое: землю, веру, идеи…

— Ну, что же ты, как конь вдруг остановился посередь дороги… Про доброе дело говори смело, — подбодрил незнакомца чекист и положил руку ему на плечо.

Григорий понимал, что разговор не простой, трудно будет объяснить ему, откуда он получил сведения, важные для предстоящей военной операции. Поэтому он решил не торопиться и сел за стол вместе с чекистом, где лежали военные карты…

— Тогда, буду краток. Завтра белые должны напасть на Орел, — Григорий вдруг остановился и снова взглянул в глаза своему прадеду.

— Х–м-м! Сказал, как узлом завязал, — усмехнулся комиссар ВЧК Артузов. — Сейчас это каждый в городе знает. Белая контра уже пустила слух об этом, что бы поднять панику среди населения. Пусть белая контра не надеется… Беда на беду наскочила, а мы победим, ни кто не уйдет от нашей пролетарской беспощадной руки и наказания!

— Стало быть, мне легче будет вам сказать, что…, — кивнул головой Григорий. Он хотел было сообщить, что завтра должно погибнуть много красных бойцов, но тут же взял себя в руки, понимая, что он для красных командиров чужой, а в глазах чекиста, возможно и более опасная фигура, с которой еще будет разбираться ВЧК. — Я бежал из плена, от банды атамана Раковского и невольно услышал их планы. Они хотят напасть завтра на город с двух сторон: с севера незначительным отрядом для отвлечения внимания и с юго–востока, захватив этой ночью бронепоезд «Грозный» на станции Стишь. Им как‑то стало известно, что вы хотите разделить силы на два отряда. Сначала они разобьют главный конный полк при поддержке бронепоезда, а затем второй отряд Григория Семенова…

Среди всех наступила вдруг тишина. Все вдруг поняли, как близко от смерти они все стояли, если бы в этот вечер вдруг не появился здесь этот рыжий незнакомец. Артузов закурил самокрутку и скрылся за клубами дыма. Он понимал, что военные операции не его задача, однако, за предательство и провал операции судили бы и его.

— Эх! На тот свет отовсюду одна дорога, — вздохнул военком Звонарев. Он тотчас понял, что завтрашний день ему готовил не славную страницу в истории, а следствие и расстрел, если ему суждено было выжить после таких событий. — У нас остается слишком мало времени до утра…

— Да, но мы можем отогнать бронепоезд на станцию Золотухино, где силы 14–ой Красной армии Южного фронта, — внес предложение командир конного красноармейского отряда Григорий Семенов. — Наши военные силы мы не будем разделять, а ударим одним фронтом по белой контре!

— Как вы смотрите на то, что бы загнать бронепоезд в город, для надежности?

— Белые могут заподозрить, что их планы раскрыты и дать деру на юг к Деникину, — возразил Артузову красный командир Семенов.

— Согласен, если бронепоезд отогнать на юг, то после начала боя он может ударить белым в тыл. Вот тогда белая контра окажется в капкане. Держа все силы в кулаке, они нас не застанут врасплох и не разобьют поодиночке, — радостно подхватил военком Звонарев. — Спасибо вам товарищ солдат Григорий, вот не знаю, как вас по фамилии.

— Семенов, с рожденья моя фамилия.

— Так вы — Григорий Семенов? — обрадовался чекист, и снова посмотрел то на одного Григория, то на другого, в который раз отыскивая сходство. — Уже не родня ли вы?

— Да, нет на одном солнышке мы онучи не сушили, хотя…, — вдруг засмеялся красный командир Семенов и прошелся по своему обросшему щетиной лицу грубой ладонью. — Может и похожи, вот только давно в зеркала не смотрелся.

Затем еще молодой, лет 30–ти командир конного отряда в триста сабель Семенов вдруг посерьезнел и поочередно вглядываясь в глаза присутствующих, решил уточнить детали военной операции.

— Значиться так, я со своим конным отрядом займем позицию с юго–востока города вместе с красным полком и будем ждать удара белых… А что до бронепоезда?

— Это сейчас дадим команду, — быстро подошел к телефонному аппарату комиссар Артузов. — Эй, там на камбузе, барышня дайте мне станцию Стишь комиссара Ветрова или Пронькова.

Артузов пока ждал ответа по телефону, снова в который раз приглядывался к незнакомому однофамильцу Григорию Семенову. «Проверить бы его покрепче, хотя за добро злом не платят. Завтра разберемся, что за фрукт, этот Григорий».

— Ветров, это Артузов. Значиться так, все люки и иллюминаторы на бронепоезде задрай и ложись на рейд прямиком до станции Золотухино. Чей приказ? Мой приказ и военкома Звонарева! Ох, ты мичман недоверчивый… Даю трубку военкому.

— Да, Гаврила Петрович, все правильно вам сказал, товарищ комиссар. Немедленно до станции Золотухино, там сейчас силы 14–ой армии. Утром быть рядом с комендантом станции около телефона и ждать команды на отправку. Все держите под парами, быть наготове выступить к городу, что бы атаковать неприятеля с тылу.

— Вот ведь, контра забубенная, хотела провести нас и разбить по кускам, — неожиданно улыбнулся Артузов. — Однако, товарищи, весь ход операции держать в строжайшем секрете. Товарищ Семенов, берите своего тезку и однофамильца в оборот, парень видать ярый и скорый до дела.

Тут комиссар ВЧК вдруг остановился и весело взглянул в глаза Григорию Семенову, орловскому оперативнику и бывшему спецназовцу секретной группы ФСБ «Сталь».

— Говорят стреляешь ты шибко метко, покажешь?

— Приходилось стрелять по врагам страны, — с улыбкой ответил молодой капитан. Не заставляя себя просить, Григорий достал из под куртки два нагана и навскидку, молниеносно выстрелил по нескольким горящим свечам в конце холла. Две свечи перестали гореть, словно и не горели прежде…

— Молодец, Гриша, такие молодцы нужны нам. Вот разобьем белых — возьму тебя в Москву… Как пойдешь нам помогать в ВЧК?

— Не хвальна похвала до дела, — уклонился от ответа Григорий, но глаз не отвел от Артузова. — Поживем — увидим!

Оставив Губернский Дом, Григорий вместе со своим предком, а ныне командиром красной конницы Семеновым вышли к лошадям. Ночная непогодь разверзлась и яркий полумесяц в небе хорошо освещал окрестности города и прилегающие овраги. Десяток бодрых и лихих красноармейца на гнедых лошадях поджидали своего командира.

— Ну, что Григорий, поскачем в отряд, да в три часа ночи у нас сбор на вокзальной площади, а там выступим до Ростовской улицы, перекрыв белым вход в город с юго–восточного направления.

— Вас понял товарищ командир, но вот хотел спросить вас — как вы смотрите, если я с небольшим отрядом из вашего полка поскачем на станцию Стишь, да проверим если ваш приказ выполнен правильно и бронепоезд отправлен на станцию Золотухино…

— Ты, что комиссарам Ветрову и Пронькову не доверяешь? — вскочил в седло красный командир. — Имей в виду — это люди ВЧК!

— Понимаю, товарищ командир, возможно я повторюсь, если скажу, что у белых есть кто‑то свой в этом самом ВЧК. Как звали по имени этого Пронькова, не Витя ли?

— Эк ты, человек беспокойный, спасибо не слышит тебя Артузов, вот кто тебя бы взял с собой на допрос за подозрения к сотруднику ВЧК, — натянул удила Семенов, подняв коня на дыбы.

— Вы мне уже раз поверили, так, что не второй раз? — тоже сдавил коленями резвого рысака молодой оперативник. — Может так случиться, что один предатель перечеркнет все усилия и план операции…

— Ну, гляди, Григорий, а то как у нас говорят: Гляди в оба, да не разбей лоба! — командир Семенов успокоил своего коня и отдал приказ своим бойцам: — Ты, Брылин вместе с моей охраной и этим бойцом, кто метко стреляет, скачешь на станцию Стишь и проверяешь отход бронепоезда на юг. Опосля, все едете обратно и соединяетесь с головным отрядом, а если так станется вступаете в бой с беляками. Белую контру и офицерье — рубить беспощадно!

2

Еще ночь не успела растаять над орловским полесьем и ночное небо было усыпано бледно–желтого цвета звездами и яркий месяц заливал окрестности таинственным светом, на голой и неуютной равнине Чертовой пустоши собрались офицеры белого движения, казаки, ненавидящие новую советскую власть, солдаты, потерявшие родню и дом, и примкнувшие к белой армии. Кони переступали с ноги на ногу и кусали удила, предчувствуя сегодняшний кровопролитный бой и гибель людей.

На пустоши горело несколько ярких костров, давая возможность разнузданному и неровному белому войску увидеть командиров и запомнить тех, с кем им придется бок об бок схлестнуться с непонятой до сих пор и лютой на расправу красной силой, с мужиками и крестьянами, оседлавшими коней и едва научившихся простейшим военным наукам и приемам… Но это еще больше их пугало и волновало, ведь это был хоть и лютый и жестокий, но их — русский народ, их враги были такие же как и они отчаянные и неустрашимые.

Перед собранными белогвардейскими силами, одетыми в разноцветные мундиры и шинели, но имеющие белые нарукавные повязки, выехал на вороном рысаке с седыми волосами под высокой папахой полковник Рохлин. Оглядев всех, он громким и хриплым голосом обратился к войску с напутственным словом:

— Господа офицеры, дорогие казаки и солдаты, и все кому еще дорога Россия! Сегодня нам предстоит вступить в кровавый и справедливый бой с комиссарами, чекистами и большевицкими прихвостнями. Мы разобьем их, ибо с нами Бог, с нами все те, кто уже погиб от рук красных!

— Сегодня многие из нас могут погибнуть, но все мы останемся в памяти наших потомков и встретимся друг с другом на небесах, как герои своего отечества. Но прежде чем мы погибнем от рук красных врагов, мы заберем с собой их жизни. Давайте смело поскачем и разобьем красных гадов, пустим кровь комиссарам! — приветствовал полковник Рохлин, собранный белогвардейский отряд в 800–сот сабель.

— Дай Бог умереть хоть сегодня, только не нам, — во все горло закричал корниловский ротмистр, который набрал сотню лютых и разогретых выпивкой корниловских офицеров. Они были в черной форме и у двоих знаменосцев развивались полковые знамена с черепами, сохранившиеся после разгрома дивизии генерала Корнилова. — Господа офицеры, разобьем наших врагов, дадим им памятный бой и всеми силами, двинемся на юг, соединимся с Белой Гвардией!

— Бей красных бандитов!

— Руби комиссаров, спасем Россию!

Выкрики неслись вокруг. А затем, вдруг, конница начала разворачиваться и понеслась одной широкой колонной по полям и редким лесным перелескам в обход города Орла, по тропе уже пробитой ночными конными разъездами. Они неслись вперед, что бы с первыми лучами солнца ударить по городу с юго–восточного направления, собираясь разбить красные отряды и устроить в городе белогвардейский погром перед уходом на юг.

За спинами уходящей вперед белой конницы все ярче разгорался пожар. Подручные атамана Раковского сжигали дома, амбары и временные постройки белого стана. В лесу раздавался протяжный вой голодной волчьей стаи, которая то ли провожала обитавший здесь военный люд, то ли по русской примете, выла к морозу или войне…

— Атаман, вот как развылись треклятые, уж не смертяку ли они кличут? — крикнул сотенный есаул Тимофей Брусов, командир Императорского казачьего конвоя.

— Верно говоришь, есаул, польем сегодня кровушку красным, шашками будем крестить нехристей большевицких.

— Не сумлевайтеся, Вашескобродие, краснопузая сволочь поляжет сегодня густо от нашей руки…, польем землю грешную, многострадальную комиссарской кровцой! — подхватил двухметровый казак Степан из императорского конвоя. За его спиной был навьючен пулемет, а на боку висела длинная шашка с накладными серебряными пластинами с гравировкой и чернью.

Когда бывший лагерь белых уже прогорал и от пожарищ в небо стал уходить черный дым, заслоняя яркую луну и звезды, отряд казаков с атаманом Раковским вскочили на лошадей. Выехав на Чертову пустошь, атаман остановился на минуту, вглядываясь туда где были ворота в будущее, туда куда он собирался уйти от красного террора и комиссаров ВЧК. «Господь, молю убереги меня от всего этого! Я не могу больше терпеть это и находиться здесь! Не страшно, не больно, но невыносимо холодно и одиноко… Ненавижу, ненавижу их! Я твой праведный меч, Господи, я рука карающая! Я не могу больше переносить этот запах. Они — грязь большевицкая! Я убью их еще этой ночью, пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной, Господи!

— Куда поскачем, Вашескобродие, где нам сегодня Бог уготовал умереть или возродиться?

— Братья казаки, лихие молодцы, любимчики Императора, павшего от комиссарской руки…, — закричал громко на белесую в лунном свете Чертову пустошь, натянув поводья Раковский и заставив ярого коня грызть удила и всхрапывать, просясь вскачь. — Сегодня будем рубить комиссаров в уездном городе Болохов, городе 25 церквей. На Орел идти бессмысленно, там засада, пулеметы и пушки.

Вряд ли, кто‑то смог бы найти в историческом архиве упоминания, что 11 ноября 1919 года, белый атаман Раковский совершит налет на Болохов, а не ляжет замертво на подступах к Орлу. Но вмешательство в историю и нарушение целостности временной материи, позволившее проникать в разные исторические эпохи, наложило отпечаток и на планы банды атамана Раковского. В эту ночь он должен был совершить дерзкий и жестокий налет на небольшой губернский город в пригороде Орла — Болохов, который находился в 20 верстах от бандитов.

3

Проскакав галопом с десяток верст Григорий Семенов издали увидел станцию Стишь и бронепоезд «Грозный», который словно монстр выделялся своими бронированными башнями с пушками на железнодорожных платформах. Остановив немногочисленный отряд красноармейцев, Григорий с высокого холма наблюдал в размышлениях, не решаясь приблизится к бронепоезду.

— Что‑то красных флагов не видно, — видя нерешительность Семенова, сообщил один из красноармейцев. — Кто там внутри, одному черту известно.

— Что делать будем, братки? Я что‑то в толк ни как не возьму, — Григорий немного смутился, что не находил правильного решения. Но и скакать к железной крепости с пушками и пулеметами, было бы безрассудно…

— Ну, что, солдат Григорий, не зная броду, не суйся в воду!

— Это точно, надо бы объехать эту станцию с тыла, — наконец решился оперативник и пустил коня, не оглядываясь на отряд. Но красноармейцы, невольно уступая Григорию Семенову лидерство, поскакали за ним.

Спешившись в лесу, что выходил к зданию железнодорожной станции и депо, Семенов оглядел свою команду. Лишь один красноармеец, помимо кавалерийской шашки имел револьвер. У остальных были винтовки «Мосина», не очень удобные и быстрые в ближнем бою.

— Стреляешь с нагана метко?

— Бывает и попадаю контре в глаз метров за сто, — лишь улыбнулся здоровый и высокий красноармеец Брылин. — А еще у меня есть тесак, тут я уж не промажу.

— Ну это нормально, браток, сегодня нам все может пригодиться, — приободрил красноармейцев оперативник. — Главное рот не разевать.

Неожиданно, Григорий увидел в ящиках около железнодорожных складов какое‑то движение, и он быстро достал один наган.

— А ну‑ка, вылазь там, — окликнул он невидимое существо в груде сломанных и нечистых ящиков. — Если к раздаче хочешь успеть.

— Ща, вылезу и вилять хвостом буду… Скажи и покажи, что есть, — раздался голос мальчишки, а затем и любопытная лохматая рыжая голова появилась в свете лунного неба.

— Ладно вылезай, рыжий рыжего не выдаст, получишь конфету, — негромко подзадоривал беспризорника оперативник, вспомнив про пачку жвачки в кармане. — Вот конфета сладкая, только сразу не лопай, жуй ее.

Худой невысокий парнишка осмотрел красноармейцев и неторопливо, развернув фантик, отправил жвачку в рот. Неспешно он начал ее распробовать, а потом исподлобья взглянул на Григория.

— Че спросить хотели, дядьки? Так поесть дайте, не поешь, не попляшешь, а то в животе все бунчит, во как есть хочется.

Один из красноармейцев достал из вещмешка кусок хлеба и протянул пареньку, а тот молниеносно схватив его грязной рукой, начал жевать. Не прошло и нескольких секунд как он потрогал живот и улыбнулся.

— Ну, наелся! Хоть и не кулебяка, а тепереча буду спать как буржуй, крошка хлеба в живот упала.

— Так мы тебя покормим, вот сейчас в бронепоезд пойдем, а там нажремся до отвала, — хлопнул паренька по плечу Семенов и заглянул в глаза ему. — Пойдешь с нами?

— Так, вы что дядя, вы вроде как красные, а его уж белые захватили.

— И давно?

— Так с час назад, а всех солдат с бронепоезда загнали в депо и охраняют.

— Много белых то? — переменился в лице Григорий, понимая, что попасть в бронепоезд будет сложно.

— Дядька, ой как много, вас там враз перестреляют, — испугался только сейчас рыжий паренек и озирался по сторонам, куда бы сигануть.

— Опоздали, опередила нас контра, — воскликнул один из красноармейцев, сняв с головы шапку. — Теперь, что скажем нашим командирам?

— Да, приказ нам был дан — отогнать бронепоезд на юг, значит надо выполнять, — в размышлениях присел на один из ящиков орловский оперативник Семенов. — Нам бы внутрь попасть, а там бы прорвались.

— Если их много, то как же мы их всех одолеем, — засомневался один из бойцов, похожий на деревенского парня.

— Нам бы хоть паровоз захватить, а там дело покажет. Как на юг рванем, может они сами попрыгивают, — предложил боец Брылин с наганом и тесаком.

— Верно говоришь, — поддержал Григорий, и поймал себя на мысли, что в гражданскую войну были не только смелые, но и смышленые бойцы. — Среди нас есть железнодорожники?

— Так нет, вот мой батько только работал обходчиком, — после долгого молчания сообщил красноармеец в простреленной и видно с чужого плеча шинели. — Так я видел как он ходил по рельсам и стукал по болтам, да рельсовым стыкам молотком таким с ручкой.

— Ну, это нормально, это уже ближе к делу, — обрадовался Григорий Семенов и снова бодро улыбнулся. — Так, тому и быть, братки…Что будет, то будет, а будет то, что Бог даст…

— Ну, что шкет, поможешь нам с формой железнодорожной… пару комплектов и мы прорвемся, а там нажремся, — под общий негромкий смех красноармейцев, Григорий потрепал по рыжим волосам парнишку.

— Так были вон там на складах, надо только туды пролезть, но я сейчас сгоняю, — обрадовался беспризорник. — Дядя, а возьмете меня в отряд?

— Считай, что ты уже в нем… Только хлопец, мне будет очень больно и обидно, если тебя беляки захватят.

— Так я мигом обернусь, дядька, ой как жрать охота, — улыбнулся мальчуган и растворился в темноте, словно его и не было.

Среди ночной мглы и тишины, раздались паровозные выхлопы, а также шум работы валов. Мощный немецкий паровоз издавал шипенье, спуская излишний пар.

4

Комиссар Артузов посматривал со станции железнодорожного вокзала на построенные ряды конницы и о чем‑то размышлял. Он видел красных командиров рядом с красным полком. Военком Звонарев и Георгий Семенов на лошадях стояли перед рядами и готовы были сорваться вперед в решительный и смертельный бой с белогвардейской контрой. Они верили в победу и изредка поглядывали на окна коменданта станции, ожидая последней команды комиссара Особого отдела ВЧК.

— Что там, Лацис, Ветров и Проньков не отвечают?

— Нет. Молчит станция Золотухино, как будто там все померли, — разводил руками новый Начальник губернского отдела ВЧК Лацис.

— Ладно, ты раньше времени не вой, рано еще об похоронах говорить… Вот отзвони в Змиевку и Глазуновку, может там уже прошел состав?

Обеспокоенный Лацис не сразу дозвонился до двух станций по пути следования бронепоезда, но везде получил отрицательные ответы. Артузов все больше начинал нервничать и поглядывать на телефон…

— Интересно получается, я вот тут все про этого солдата думаю, ну рыжий, что себя Григорием Семеновым назвал, — Артузов снова закурил сырую махру и тяжело закашлялся. — Вот ведь, война проклятая, пристрастился я к этой заразе, так и помереть не долго…

— Так, что этот Григорий Семенов?

— Ах, вот понимаешь Лацис, какой‑то шипко грамотный был этот боец Семенов, словно из буржуазии он.

Лацис хотел было, что‑то сказать, но взглянув на Артузова, тут же передумал.

— Понимаешь, он мне сразу как‑то не понравился, — комиссар снова подошел к окну и резко обернулся к чекисту, бывшему латышскому красноармейцу Лацису. — Пришел, этот Григорий и все он знает: куда белые собираются пойти. Короче, как дьяк думский…

— Кто такой — думский дьяк? — удивился Лацис, но услышать ответ так и не успел. Тишину огромного вокзала прорезал резкий зуммер телефонного аппарата.

— Артузов на проводе. Так барышня, хорошо давайте Мценск, что там людям не спиться? Ну, да это комиссар Артузов, что вы такие недоверчивые, говорите прямо в трубку, что там стряслось? У попа приход разбежался?

— Так, ты значит заместитель начальника милиции Мценска? Ну вот и успокойся и говори… Что? Откуда у вас белые? Напали, расстреливают, убивают… Сколько их? Не меньше сотни… Понял, держитесь высылаем отряд. Как не кому держаться, все убиты…

Комиссар ВЧК повесил трубку и устало схватился за голову.

— Матерь божья! Белые опять на Мценск напали, убивают и расстреливаю военный гарнизон, милицию, работников Совнаркома… Вот так, Лацис.

— Что делать будем, товарищ комиссар?

— Сам не знаю, Лацис. Эх, жить — мучиться, а умереть не хочется… Как я про все это в Москве доложу? Да меня первого к стенке надо! Но ни чего доберусь я до тебя Гришка рыжий, все жилы выну, а правду узнаю…

Артузов вдруг вспомнил про Лациса и про Мценск. Не долго думая, комиссар ВЧК достал из деревянной кобуры Маузер и прислонил к голове чекиста латышского происхождения.

— Слушай меня сюда, лепетун латышский, бери все свое орловское ВЧК — недоделанное и вместе с броневиком, что на мосту, скачите в Мценск. Помереть разрешаю, но не сгибаться и не продавать свою жизнь задешево… Ты понял, чухонец? А коли не поймешь, я тебя из этого Маузера, да своею рукою, и при всех на площади!

Булыжная площадь городского вокзала содрогнулась от ударов копыт красной конницы и нескольких тачанок позади конного полка, когда комиссар ВЧК Артузов, примкнув к командирам, поскакал вперед, туда откуда должны были появиться белые. Он понимал, что если его сегодня убьют в бою — это будет не худшее, что могло его ждать впереди…

5

Тяжелый бронепоезд «Грозный» представлял из себя хорошо вооруженный и бронированный состав. К тяжелому и мощному паровозу было прицеплено восемь бронированных площадок с 6–дюймовыми артиллерийскими орудиями для нанесения эшелонированных ударов по неприятелю и шесть 3–х дюймовых орудия и два десятка пулемета для ближнего боя. На последней платформе было установлено одно 12–дюймовое корабельное орудие — эта и была гордость и небывалая сила бронепоезда «Грозный».

— Ну, что варяги, сегодня судный день придет Орловским Советам народных комиссаров и всей их бисовой родне! — воинственно крикнул корниловский капитан артиллерии Корнеев и отхлебнул из бутыли самогону. Он оглядел несколько белогвардейцев и машиниста, которые находились с ним в головном бронированном паровозе бронепоезда.

— Постреляем славно, Вашескобродие, как подъедем к городу, зарядим наш «уничтожитель» корабельный, да по Советам и комиссарам ка–а-к…. жахнем, — весело засмеялся солдат с безумными и дикими глазами.

— Верно говоришь, постреляем славно… А как расстреляем все снаряды отцепим эту платформу, да пушку взорвем.

— Это почему, Вашескобродие?

— Тяжелая она зараза, мы с этой корабельной пушкой тащиться будем тихо, да и не все мосты нас выдюжат, — сплюнул на железный пол капитан Корнеев. — Да, ты не горюй, вояка, на красных у нас снарядов и патронов хватит. Красные хорошо постарались, видно хотели отправить состав на юг, против Деникина.

— Не много нас, Вашескобродие, десяток только и набралось, кто с пушками дело имел, так что только пять орудий закроем, а на пулеметы надо бы еще людей брать.

— Возьмем с числа арестованных еще человек десять… Думаешь все из них Советы любят?

— А надо бы проверить, — отозвался прапорщик Суховей из Дроздовской дивизии. — Разрешите сходить да проверить, что рабочие с бронепоезда предпочтут: помереть или биться за Отчизну против комиссаров.

— Так, ты думаешь, что они рабочие, а не большевики?

— Да, вроде не похожи на большевиков, господин капитан, они все в рабочей одежде были, ремонты у них шли, — надел на себя белую фуражку с красным кантом прапорщик и поправил кобуру с револьвером. — Стало быть приведу человек десять–пятнадцать, а к ним приставим еще наших для пущего контроля.

— Потом, все равно их к стенке поставим, как наши с отрядом подойдут.

— А что, Вашескобродие, этот чекист продажный Витька Проньков, может и его к стенке?

— Что тебе его рожа не гожа, подъесаул?

— Так вон, бачили, что он душитель был, много людей на небеса отправил до революции.

— Так то было до революции, а сейчас он красных душит, — еще раз отхлебнул самогону капитан Корнеев. — По мне так его тоже к стенке надо… Человек сам себе убийца, где сейчас святых найдешь.

— Нет греха непрощеного, кроме греха нераскаянного, — вставил свое слово бородатый и видно богобоязненный белогвардеец. — Может этот Витька раскаялся.

— Могила его исправит…

Не прошло и получаса, как к головному вагону прапорщик Суховей привел с дюжину арестованных рабочих с бронепоезда. Они озирались по сторонам, думая, что это уловка и их сейчас расстреляют. Но тут из бронированного паровоза показался капитан Корнеев.

— Рабочие, слушаю сюда… Большевицкая власть со дня на день рухнет. Вся Сибирь, Дальний Восток, Тамбов, Воронеж, Екатеринодар, Ростов охвачены огнем, везде уничтожают большевиков и комиссаров. Не пройдет и нескольких месяцев как красных не будет на Руси, — капитан Корнеев достал револьвер из кобуры и поднял над головой. — Я вас спрашиваю, с кем вы хотите быть с нами или с теми иудами, кого даже хоронить не будут?

Шли секунды, но ни кто из дюжины рабочих не проронил и слова, ожидая, что будет дальше. Капитан несколько раз выстрелил в воздух и крикнул прапорщику Суховей.

— Давай, прапорщик, голубчик, разведи их по платформам, пусть еще послужат своей Великой России и Белой армии…

Капитан милиции Григорий Семенов только перестал переодеваться в форму железнодорожника РЖД, когда раздались выстрелы на бронепоезде. Длиннополые шинели с двумя рядами пуговиц, да путейская фуражка, были неудобны для ношения оружия, но с трудом оперативник смог спрятать подмышки широкополой шинели два нагана.

Одевшись железнодорожником, Григорий Семенов оглянул красноармейцев.

— Бойцы, мы должны выполнить приказ и отогнать бронепоезд на юг. Если мы подведем, то нас запишут в предателей и трусов. Вот мы сейчас пойдем с Брылиным и попробуем захватить паровоз. Остальные разделятся на две группы. Одна из них поддержит нас, если будет горячо, а другая захватит депо, где арестованы рабочие и солдаты бронепоезда. Как вы их освободите, бегом на выходную стрелку, мы вас там подберем.

— Ну, с Богом, пошли со мной Василий Брылин, — окликнул Григорий своего помощника. — Без команды не стрелять. Как увидишь, что я выхватил наганы, вали их… Бей сначала по офицерским погонам, ну а по солдатам, если они в тебя стрелять собрались.

— Знамо дело, не промажу, Григорий.

— А я, дядьки? — услышал Григорий плаксивый голос рыжего мальчугана. — Я же вам подмогнул, а вы меня бросаете.

Семенов вернулся к мальчишке и обнял его.

— Спасибо тебе, рыжик, мы как белых выбьем с бронепоезда, а это дело непростое… Да вот возвращаться будем мимо Стиши, так тебе дадим пару гудков — вот ты и выбегай, мы тебя прихватим. Нормально, так будет?

— Смотри же, дядька, не обмани меня, — пустил слезу подросток и бросился обратно под ящики.

Бронепоезд продолжал пускать пар, стоя под парами, впереди паровоза была прикреплена платформа с углем.

— Давай, Казимир, держи паровоз наготове, скоро и наши отряды с полковником Рохлиным прибудут. Тут уж красным несдобровать будет…, — капитан вглядывался вдаль в открытую створку окна в бинокль. Но тут его внимание привлекли два путейщика, которые неторопливо шли к составу, простукивая рельсы.

— Казимир, а эти, что тут ходят? Как будто им Советы платят по пять николаевских рублей в день, А?

— Так, кто их знает, ходют и ходют, чего ж им не ходить, — старый машинист из немцев был не рад, что его белые прихватили из пристанционного дома, где он уже пять лет отошел от паровозной работы и был на пенсии. Но пообещав заплатить, и не расстреливать, они быстро заставили пожилого паровозника одеть валенки в галошах, да ватный тулуп. — Ох, , Вашескобродь, вы бы меня отпустили. Глаза мои уж не видят так как раньше, на что я вам?

— Эй, вы там, что тут делаете, не видите тут бронепоезд военный. — рявкнул на незнакомцев белогвардейский капитан.

Два железнодорожника остановились и не обращая внимания на белогвардейского офицера, что‑то обсуждали меж собой. Один из них рыжеволосый под фуражкой и высокий плечистый парень показался капитану Корнееву знакомым. Но знакомый приступ гнева к рабочему и крестьянскому племени, снова всколыхнул его разум и, выхватив наган, он заорал:

— А ну быдло путейское, вас что там война поглушила? Вам офицер говорит, а вы там трендите…

— А, что нам офицер, нам бы борща погуще, — усмехнулся рыжий парень и переглянулся со своим напарником.

— Верно говоришь, Гриня, в кабак бы и борща бы с рюмкой, — рассмеялся второй путеец и посмотрел на разозленного офицера. — Да, вы Вашескобродь, не серчайте… Вашим то же реже надо ваще трендеть, а почащще делами занимацца, вон колеса на первой платформе, что перед паровозом того и гляди отвалятся.

— Что–о-о, гаденыш пролетарский, я тебя сейчас песок жрать заставлю, — корниловский капитан не выдержал и начал спускаться вниз с паровоза. — Ты у меня на коленях сейчас поползешь впереди паровоза.

Капитан крикнул стоящим вдалеке нескольким вооруженным часовым, и они сбрасывая винтовки на ходу бросились к паровозу.

Однако, добежать до головного состава им не было суждено. Выхватив из под шинели два нагана, оперативник Семенов навскидку начал укладывать белогвардейцев наповал точными выстрелами. Капитан Корнеев не успел прицелиться как его пистолет был выбит из рук и сильным нокаутирующим ударом Григорий Семенов отправил его на землю.

Тут было высунулись белогвардейцы в дверь и окно паровоза, но увидев направленные на них стволы, подняли вверх руки. Со стороны вокзала послышался топот и выстрелы в воздух. Оперативник заметил, как с десяток белогвардейцев бросились к ним. Не мешкая больше, Григорий вместе с красноармейцем Брылиным забрались в паровоз, где два белогвардейских солдата держали вверх руки, да машинист трясясь от страха то же поднял руки, повторяя: «Не стреляйте, я уже давно как на пенсии, а они меня с кровати вытащили, болен я…».

— Не боись машинист, да руки опусти, мы с рабочим пролетариатом не воюем, — улыбнулся Брылин. — Григорий, вон два пулемета Льюиса…

— Ага, вижу… Пулемет Льюиса Гана образца 1911 года, калибр 7,62 мм, диск с 47–мью патронами — обрадовался Григорий Семенов и подхватил пулемет с круглой улиткой магазина сверху и толстым алюминиевым кожухом вокруг ствола. — Живем, Василий, давай машинист трогай на юг, пора уходить, здесь нам не рады…

— Есть трогать, товарищи командиры испуганно отрапортовал машинист паровоза и открыл кран, пустив пар и отжав тормоза. Состав лязгнул всеми составами и мягко тронулся, выпуская пар. С окна паровоза ударила длинная пулеметная очередь, кося бегущих белогвардейцев. Тотчас от леса к паровозу бежало несколько красноармейцев, с кем пришел Григорий Семенов.

— А ну‑ка, дядя, поддай парку, сейчас наших подберем, — крикнул красноармеец Брылин, подхватывая второй пулемет Льюиса. — Гриша, машина хорошая, работает как часы, можно заряжать винтовочными патронами.

Старый немец машинист пустил пар в инжектора и мощный паровоз окутался в густые клубы дыма, прикрывая подбежавших красноармейцев. Второй пулемет ударил по белогвардейской коннице, что уже почти достигла паровоз. Подкошенные лошади и убитые наездники валились вниз со стонами и матом, пока они не отстали от разгоняющегося бронепоезда.

— А ну‑ка, дядя Казимир, остановишься на выездной стрелке, — отдал команду Брылин, в то время как прибывшие красноармейцы захватывали вторую бронеплощадку бронепоезда, которая была вооружена двумя пушками и четырьмя станковыми пулеметами. Вскоре на выездной стрелке к бронепоезду кинулись от строений депо рабочие и солдаты с бронепоезда, освобожденные из белогвардейского плена.

— Эй там на вахте, — орал в рупор заскочивший в паровоз красноармеец. — Открывайте люки, принимайте своих.

Бронепоезд приостановился и кое–где на бронеплощадках открывались люковые входные двери, впуская своих красноармейских бойцов, переодетых в рабочих. Тот час, выкидывались из бронепоезда через нижние снарядные люки белогвардейские прапорщики и казаки. Не прошло и 20 минут, как власть над бронепоездом вернулась в руки красноармейцев. И лишь последний вагон с корабельным орудием, забаррикадировался и не впустил красных. Видно там находились офицеры из белого артиллерийского дивизиона…

Несколько красноармейцев пыталось проникнуть через верхнюю панорамную башню, но белые захлопнули все отверстия. Стрельба из револьверов по щелям не принесла каких‑либо результатов.

— Эй, там контра, даем вам 5 минут, — кричал один из красных солдат. — Все прыгай через нижние снарядные люки, стрелять по вам не будем. Но если через пять минут не вылезете все, запустим две гранаты в ствол мортиры. Тогда, белая контра, всем кранты!

Видно, поверившие в угрозу, белые вскоре покинули последнюю бронеплощадку под покровом ночи, бежав в лес. Бронепоезд с небольшой скоростью 40 км. в час продолжил движение на юг…

Григорий Семенов с несколькими старшими красноармейцами перешли в вагон–канцелярию, где на столе лежали карты орловской области.

— Поздравляю, Григорий, бронепоезд отбит. Потери небольшие, погибло и ранено четыре красноармейца, теперь в Золотухино?

— Не думаю, Василий, далековато это, можем не поспеть во время. Белые могут прорваться в город, пока мы с тяжелым бронепоездом версты будем разменивать…

— А приказ Артузова и Семенова?

Капитан Семенов понимал, что красноармеец Брылин был прав, в этом и была логика масштабных войн. Но Григорий имел боевой опыт спецназовца, и опыт войны с международными террористами и бандитами на Кавказе научил его менять любой приказ, если менялись события, и если это могло ускорить победу над врагом.

— У нас есть приказ, Василий, победить! Ни кто не может его отменить. Мы потеряли много времени, и не знаем, что нас ожидает впереди? А через час начнет светать и белые могут ударить по городу.

Брылин в размышлениях вместе с другими старшими красноармейцами размышляли под перестук неспешно едущего бронепоезда. Он не мог не верить этому ставшему уже героем в их глазах Григорию Семенову, поэтому твердо глянув в глаза сначала Григорию, а затем и остальным, спросил:

— Григорий ты был командиром?

— Командовал разведывательным отделением, приходилось сражаться с бандитами…

— Тогда у меня предложение, товарищи красноармейцы, выбрать Григория Семенова начальником бронепоезда… Кто «За» — прошу поднять руки, — предложил Брылин и первый поднял руку. А за ним еще три красноармейца единогласно проголосовали за Григория.

— Спасибо, товарищи, на время проведения операции, я готов взять на себя командование бронепоездом «Грозный». Тогда коль вы мне доверили, отдаю первый приказ: возвращаться на свои бронеплатформы. Будем ждать на первой же станции приказов из Орла. Если связи не будет, то как услышим канонаду тронемся сразу обратно к Орлу и поддержим наших огнем…

6

Белогвардейский сборный конный полк, вот уже около часа как остановился около монастыря вблизи села Крутая Гора. Полковник Рохлин смотрел в полевой бинокль на укутанный черным небом город Орел, который находился в нескольких верстах от села.

Казаки и солдаты сделали привал в лесу, запалив несколько костров. Полковнику не было с кем посоветоваться и он вдруг вспомнил свою, умершую от тифа, любимую жену Варвару, которую он наспех схоронил в Москве на Дорогомиловском кладбище…

С каждым днем его все больше тянуло снова припасть к ее надгробному холмику и умереть рядом с ней. Он понимал, что Белое движение обречено на провал. Царская Россия была разрушена окончательно, а новая власть рабочего люда и крестьян с каждым днем крепла…

Рохлин понимал, что ни какая жестокость и военное искусство белых генералов Деникина, Колчака — не спасут Россию и не вернут прошлое. С этим были согласны и многие белогвардейские офицеры, но отсутствие выбора, и не имея иного пути они шли на смерть, убивая и погибая…

На часах еще не наступило 7.00, когда прискакал разъезд казаков со станции Стишь. Есаул с огромными и длинными руками был в овчинном полушубке и шашкой на боку. Утерев усы, он взволнованно выпалил:

— Вашескобродие, отбили красные бронепоезд и ушли на нем на юг… особливо там постарался этот рыжий Григорий, который от нас убег.

— Ладно, есаул, ехайте к кострам, отдохните… Да скажите, что в 7.30 выступаем. Будем бить красных нынче, а там как карта ляжет.

Разъезд казаков отъехал от полковника и вдруг есаул остановился в размышлениях.

— Прохор Степанович, что не так, али соображенья имеешь, так скажи нам. Какая думка не за горами, а то глядишь уж смерть то за плечами…

— Поглядел я на полковника, да чую смерть в нем уже гнездо свила, — сплюнул на землю есаул. — Нету нам, станичники, резона в землю ложиться с офицерьем… Жены, да детишки ждут нас. Айда от сюды по домам!

— Да, братцы горемычные… жить грустно, а умирать тошно, — подхватил и другой казак и стал разворачивать коня в обратную сторону. — Хватит отвоевались!

— Много до нас прожито, а нам маленько осталось, вот бы раз еще жинку свою обнять, — с трудом выдавил один из старых казаков, кто служил царю уже десяток лет, и спрятал невольно покатившуюся слезу.

— Гей–гей! Казаки по домам! — подхватили другие… и вот уже казачий разъезд в 15 сабель растаял в светлеющей ночи, уходя в Донские степи.

Полковник проводил взглядом ускакавший прочь казачий отряд и, опустив голову, перекрестился. «Один раз мать родила, один раз и умирать… Глядишь и Варвару свою единственную на небесах встречу сегодня», — подумал он, и вдруг ему стало светло и легче на душе, словно небесный свет к нему спустился и где‑то вдалеке он увидел свою любимую жену. Она шла в том белом вышитым балахоне, в каком клан он ее в гроб, да отпевал в Дорогомиловском монастыре.

«Так, что же тянуть то дольше, раз такой знак Всевышний подает, надо подымать свой полк, взойдем на Голгофу!», — решил он, и поскакал в лагерь строить свое войско в последний бой…

Лишь первый луч солнца окрасил небо с востока и зажелтил линию горизонта, как вдали показался неприятель. Словно черная несметная волчья стая неслась конница белогвардейцев по полю вдоль железной дороги к городу.

Красные бойцы еще издали заметили неприятеля и стали в который раз проверять шашки, да оружие, что бы в самый последний момент перед решительной и кровавой схваткой не подвела амуниция. Конники подтягивали конскую сбрую и искоса поглядывали на своих командиров, желая найти в них уверенность и веру в победу.

— Семенов шли гонца пусть отзвонят на бронепоезд, может где объявился, тогда пусть сюда летит на всех парах, атакует неприятеля с тыла — негромко, но внятно отдал приказ Артузов. Он вдруг опять почувствовал тошноту, которая приходила к нему каждый раз, когда начиналась бессмысленная и жестокая кровавая людская рубка. — Передай Военкому Звонареву пусть орудия начинают бить по ним издалека, они все равно не отвернут…

Первые залпы артиллерийских орудий сотрясли утренний морозный воздух. Огненные всполохи окрасили воздух в красный свет, а секундой позже показались взрывы среди летящей по полю белой конницы, до которой оставалось уже не более полутора километров.

— Давайте, бойцы, стреляй почаще, не жалей снарядов! — закричал вдруг Артузов и нервно размахивал маузером, словно примеряясь к выстрелу. Его голос потонул в непрерывном грохоте канонады из семи артиллерийских орудий.

Было видно как осколочные снаряды с картечью наносят урон неприятельскому отряду, разрывая людей и лошадей на куски, окрашивая белое покрывало еще тонкого снега в алые разводы. Но белый полк с офицерами впереди не останавливаясь мчался вперед. Когда уже оставалось метров восемьсот до линии обороны красных, наступающие силы белых оказались закрытыми высоким бруствером, растянутым на сотни метров, по которому шел Ростовский тракт и железная дорога до самого города.

— Они нас могут обойти, или подойти вплотную, — закричал Военком Звонарев. — Товарищ комиссар, надо отходить дальше от вала, да откатывать орудия…

— Так не спите, товарищи командиры, али вы еще не научились играть в войну.

— Всем отходить назад к оврагам, тачанки пусть прикрывают отход, — кричал Семенов, который находился в самом арьергарде красного полка.

Так два неприятельских и лютых в ненависти к друг–другу конных полка оказались разделенными высоким бруствером дороги и расстоянием в 500 метров. Красная конница отступив на несколько сот метров, не начинала атаки, да белые тоже замерли, видно принимая тактические решение, выуживая из памяти опытных офицеров одним им известные военные приемы Царской армии.

Полковник Рохлин ожидал за бруствером пока красные начнут атаку на его конный отряд, без поддержки артиллерии и пулеметов. Именно поэтому, красные и не начинали штурма, рассчитывая, что терпение белых на исходе и пойдя снова а атаку, они будут скошены пулеметным и пушечным огнем…

— Не стрелять по брустверу, разобьем рельсы, — отдал команду Звонарев, начиная все больше волноваться. Он понимал, что в войне нервов и выдержке белогвардейцы были крепче. Опыт, полученный в первой мировой войне, выковал из них безжалостное орудие войны. — Ждем бойцы, скоро они не выдержат и попрут, нету у них времени там прохлаждаться…

Молчаливое противостояние, наконец было нарушено и небольшой белый казацкий отряд в 50 сабель, зайдя со стороны моста, вдруг появился со фланга красной конницы. Они ожесточенно рубились с красной конницей, постепенно вклиниваясь в расположение красного полка. Военком терпеливо наблюдал как все больше и больше падало вниз еще молодых и не слишком опытных красных воинов. Перестраивать весь полк было нельзя, иначе была бы раскрыта вся оборона отряда.

Рохлин увидев первые успехи донских казаков, часть из которых прежде дралась в «Волчьей сотней» под командованием Шкуро, решил перебросить на флаг еще сотню казаков. Петлюровскую офицерскую сотню он держал для фронтального удара, зная, что они не отступят под любым огнем… Несколько десятков казаков–егерей он послал на бруствер с карабинами и тремя станковыми пулеметами системы «Гочкиса» и двумя пулеметами «Льюиса».

Длинными пулеметными очередями, белогвардейские пулеметчики начали наносить первые потери красной коннице, делая для них бессмысленным и кровопролитным лобовой удар по неприятелю.

— Вы, что Звонарев, вы сума тут посходили, вы что ждете пока нас всех здесь поубивают, — кричал и матерился комиссар ВЧК Артузов.

— А, что прикажете делать? — взволнованно спрашивал главный военный командир красного полка. — Если пойдем в атаку, так они треть из нас еще на подступах из пулеметов скосят.

— Ах, матерь Божия, что вы мне все это говорите… Ядрен–батон! Назвался груздем — вой по–волчьи, и коли ты здесь командир — держи ответ за все! — орал Артузов, понимая, что белые начали брать верх.

Небо полностью сбросило ночные оковы и окрасилось утренней голубизной. На фланге красного полка шла жестокая и кровавая сеча. Казаки люто дрались шашками, матеря комиссаров и большевиков. Так им было легче, с выдохом и матом вкладывать в удар всю мужицкую силу. Красные же рубились по большему молча, как волки резали свою жертву, с них хватало той классовой ненависти, которую народ скопил за всю историю царской России, они не хотели больше возвращаться обратно в нищету и унижения.

Вдруг издали показался бронепоезд «Грозный». На всех парах он вынырнул от леса, за которым все сильнее разгоралось яркое солнце и устремился к месту боя, где решалась судьба не только всех этих военных, но и судьба города Орла в этот день.

— Господи, спаси и сохрани, клянусь всем святым, не померещилось, бронепоезд на подходе! — перекрестился военком Звонарев и радостно оглянулся на Артузова. — Гляди, комиссар, наши едут, сейчас подбавят огоньку…

И тут же залп из нескольких артиллерийских орудий известил на чьей стороне был бронепоезд. Справа от насыпи, где скрывались белогвардейцы взорвались снаряды, разметывая плотные ряды белогвардейской конницы. Среди белого войска возникла паника, часть конницы попыталась прорваться через заградительный бруствер и, вступив в бой, смешаться с красной конницей. Но отчаянных казаков и петлюровских офицеров встретили беспощадным огнем пулеметы красного полка.

Белогвардейский отряд рассыпался по полю и, потоками конники хлынули обратно к лесу. Бронепоезд усилил артобстрел, с бронеплатформ ливнем хлынули по белогвардейцам пули из пулеметов. Все больше и больше поле покрывалось распластанными телами. Обезумевшие кони вставали на дыбы и рвались прочь.

— Бойцы, красноармейцы вперед, смерть белой контре! — крикнул Григорий Семенов и подняв над головой шашку ринулся вперед во след уходящим белым.

И красный полк слившись одной людской рекой, на рвущихся вперед лошадях, лавиной ринулся вслед уходящих остатков белого войска…

Артиллерийские орудия перенесли обстрел на подступы к лесу, расстреливая быстро уходящих прочь от красного возмездия белогвардейцев. Видя, что огненный шквал орудий лишил их возможности спастись бегством белые офицеры и казаки, которых осталось уже не больше трех сотен повернули обратно, собираясь дать последний бой красной коннице. Среди них был и полковник Рохлин. Он вынул шашку из ножен, что есть силы он кричал своим офицерам идти в бой на красных.

Наконец преодолев панику и страх, остатки белых понеслись на приближающиеся сотни красных. И вот два людских потока сошлись. Кругом слышался звон металла, крики стоны и ругань, выстрелы из револьверов. Подходящие все новые и новые силы красных окружали белогвардейский отряд, который все больше редел, оставляя на перемешанной земле со снегом и кровью распростертые тела.

Когда от белогвардейского полка осталось лишь несколько десятков казаков и офицеров, которые вдруг остановили сечу и оглядывались на груду белогвардейских тел, окружающих их кольцом. Среди них особенно выделялся седой офицер с офицерскими погонами, его ни как не могли свалить пули и красноармейские шашки.

«Господи, и рад бы смерти, да где ее взять? — спрашивал себя полковник Рохлин. Оглядев последних выживших белых офицеров, он поднял над головой шашку и выехал вперед них и развернул к ним коня. Красные бойцы на минуту перестали стрелять и рубиться, взглянув на полковника.

— Господа офицеры, кому жизнь надокучила? От смерти не набегаешься, вперед за мной…

— Поколе господь на небеса берет, вперед, бей красных! — поддержал последний призыв полковника корниловский ротмистр и то же поднял над головой шашку.

Рванулся вперед на свою смерть белогвардейский офицерский отряд, пробиваясь вперед через конные ряды красных, оставляя на земле убитых. Наконец, и полковника Рохлина нашла его пуля под сердце и, упав на землю, он в свои последние секунды взглянул на небо и улыбнулся… «Ну, вот, Варвара, иду к тебе я, теперь нас ни кто уж не разлучит, душа моя к тебе уже сейчас приду, дождись не уходи, прости что так долго шел к те…». Полковник умер с открытыми глаза и с последней верой, что встретит свою потерянную любимую супругу на небесах.

Лишь три казака на резвых лошадях, да поручик Канышев — племянник генерала Маркова на гнедом скакуне, чистых орловских кровей, умудрились выскочить из кровавой рубки и уйти от преследователей. Отмахав еще километров пять по лесам казаки и белый молодой офицер с трудом сдерживая дыхание, остановились, всматривались вдаль.

— Да, господа, такой яростной рубки не припомню, да что бы от всего полка, мы только и спаслись, — радостно засмеялся поручик и оглядел молчаливых казаков. — Ну, что голубчики, куда рванем: на юг или в банде роиться будем?

— Хватит, барин, повоевали, воюйте сами, а нас Бог не для того спасал, что бы снова под пули, — сплюнул на снег казачий подъесаул. — Мы уж по хатам, хватит отвоевалися!

— Верти не верти, а со смертью играть надоело, — согласился другой казак. Похлопывая своего коня по загривку. — Вот ведь, мой гнедой, теперь лелеять тебя буду, от красных ты меня вынес, с того света приволок!

— На попятную пошли, понятно! Всяк хочет взять, а никто не хочет дать, — усмехнулся прапорщик и отвел от казаков глаза.

— Эх, Вашескобродие, зря напраслину наводишь… не наши ли кости казацкие и солдатские легли на погосте по всей земле российской?

Но прапорщик не успел ответить, как грянул выстрел из револьвера, молчавшего до сих пор казака. Пуля пробила сердце Канышева и молодой белогвардейский офицер, откинувшись на круп лошади не упал на землю, а умерев, продолжал смотреть в небо.

— Ну вот и отвоевался, на том свете легче ему будет…

— Каково житье, такова и смерть, — дал шпоры своему коню подъесаул и впереди других казаков пустил своего гнедого вскачь. — За мной станичники, по домам… Красные — какая не есть, а власть!

— Помилуй Бог детей да жену, а сам‑то я и как‑нибудь проживу, — крикнул другой казак и пришпорил своего коня вдогонку за своими станичниками.

11 ноября 2004 года Москва, Лубянская площадь, здание ФСБ. 8.00 утра

Заместитель главы ФСБ генерал Александр Верник был уже в своем рабочем кабинете, когда на его столе засигналил телефон президентской связи.

— Здравия желаю, уважаемый Владимир Владимирович, — поприветствовал Президента Зорина генерал бодрым голосом.

— Утра доброго, Александр Васильевич, что‑то давно не докладываете по Орловщине, какие новости по делу?

Генерал Верник выдержал секундную паузу, пододвинув к себе рабочую тетрадь с записями, которые он с утра уже подробно изучил. Заместитель Главы ФСБ знал, что в это время Президент России обычно прогуливался со своим питомцем — собакой на своей

загородной резиденции. И повышенное внимание Владимира Зорина к орловской теме, могло означать, что сам в прошлом разведчик, он не мог не предвидеть на сколько опасна была любая возможность изменения прошлого путем вмешательства из настоящего.

— Уважаемый Владимир Владимирович, новости есть, вот готовлю доклад для Вас…

— Давай, генерал, без этой официальности, что вас беспокоит, и что вы собираетесь делать с этой петлей во времени?

— Уважаемый Владимир Владимирович, расширенная коллегия ФСБ дала однозначный и утвердительный ответ о необходимости немедленного закрытия этого временного коридора, но появились новые обстоятельства, которые дали развитию этой орловской аномалии новый ход.

Президент молчал, ожидая одних лишь фактов. Он знал, что генерал Верник всегда досконально прорабатывает все вопросы дела и уделяет внимание всем обстоятельствам, влияющим на безопасность государства. Зорин ожидал услышать то, на что его натолкнули размышления последних дней по Орловской аномалии.

— Уважаемый Владимир Владимирович, научный состав группы «Нулевого Дивизиона» высказал предположение, что в прошлое через временной коридор уже могли проникнуть и американские спецслужбы…

Верник сделал паузу и не удивился, что Президент Зорин не проронил и слова. «Значит, он уже выдвинул такую версию… Это объясняло и его утренний звонок Заместителю Главы ФСБ», — решил Верник и тут же поймал себя на мысли, что Управление много потеряло с уходом Владимира Зорина с поста главы ФСБ на место Руководителя Государства.

— Такое предположение они сделали исходя из исторического анализа истории Америки за 1919 год, а так же из материалов статей из Интернет, что этот временной коридор уже упоминался в научных отчетах зарубежных исследователей.

— По поводу Америки — Вы имеете ввиду 28–го Президента США Томаса Вудро Вильсона, бывшего учителя, профессора, выступавшего за сокращение вооружений, развитие в США демократических институтов. И если мне не изменяет память, именно в 1919 году он открыто выступил против республиканского Сената, отправился в поездку по штатам и…, — Президент Зорин сделал паузу. — Наконец, в октябре 1919 года он получил паралич, после которого с трудом продолжал свою деятельность и через четыре месяца покинул свой пост.

— Совершенно верно, Уважаемый Президент, это могло бы выглядеть странным, но не давало нам 100% уверенности в проникновение американцев в прошлое…

— Что еще, Генерал?

— Мы имели не много времени поработать над этим досконально, но некоторые факты нас просто ошеломили…

— Александр Васильевич, тебе пора начать мемуары писать или продолжение эпопеи про Штирлица… Что могло ошеломить Замглавы ФСБ, лучшего контрразведчика России?

— Извините, уважаемый Владимир Владимирович за вводные слова, теперь сообщаю факты: После озвучивания версии о возможном проникновении американцев в прошлое и возможности корректировки ими их американской истории, мы тоже решили провести свои исследования и рассмотреть все, сколько‑нибудь значимые появления американцев в нашей прошлой истории, особенно в 1919 году…

— Уважаемый, Александр Васильевич, как мы можем узнать изменения в нашей истории? — невольно перебил генерала Президент Зорин, который обладал прекрасной логикой и имел аналитическое мышление профессора математики. — Если мы не имеем альтернативного варианта истории. Или говоря иным языком, если кто‑то там в прошлом изменил в действительности нашу или иной страны историю, то сегодня это уже было бы вбито во все учебники и справочники.

— Так точно, уважаемый Президент, поэтому мы сегодня считаем в порядке вещей, что Президента Америки Томаса Вильсона хватил паралич… но я имел нечто другое.

— Я вас слушаю, генерал, извини, что перебил.

— Извините и меня, Владимир Владимирович. Так вот, мы поискали в тот 1919 год что‑нибудь странное… И вычислили некого американца Брюса, который активно скупал русские бриллианты в тот голодный год. И скупил ни много не мало, а целый чемодан бриллиантов, который был оценен в те года в 5 миллионов золотых рублей… Но по стечению обстоятельств, он погиб именно в 1919 году в октябре месяце в Орловской области от руки пьяного забулдыги.

— Что они не поделили? Или пьяница предвидел «холодную войну» и гонку вооружений!

— Ни как нет, Уважаемый Владимир Владимирович, все было довольно банально, как следовало из протоколов расследования Губернского отдела ВЧК, бродяга всего на всего спросил денег на выпивку, а Брюс ему отказал. Тогда бродяга зарезал его ножом. Чекисты забрали себе чемодан, а бродягу накормили и… отпустили.

— Хм, да американская щепетильность подвела скупщика бриллиантов. Он бродягу, наверное, послал в фонд занятости или на биржу труда, — спокойно резюмировал Президент и крикнул что‑то своей собаке, отстранив трубку. — Итак, Александр Васильевич, чем привлек ваше внимание этот американец, чемодан которого наверняка растворился где‑то на задворках истории.

— Это Вы в точку попали. Атаман Раковский, известный в Орловской губернии бандит и главарь белогвардейского отряда, неделю назад в 1919 году совершил дерзкий налет на орловский Совнарком и, убив несколько охранников, завладел этими бриллиантовыми ценностями…

Генерал Верник выпил несколько глотков минеральной воды и, наконец, дошел до главного, что следовало знать Президенту Зорину, и это была изначальная причина, сегодняшних беспокойств.

— Уважаемый Владимир Владимирович, мы решили проверить все досконально по этому американцу. Этой ночью наш сотрудник летал в Орел и изучил архивы ВЧК по орловской области тех времен. В чудом сохранившимся архивном деле, был снимок убитого американца Брюса и его чемодана. Так же мы изучили архивы, имел ли Брюс какие либо въездные разрешения на въезд в Россию накануне 1919 года и в 1919 году.

— Ну это вы вряд ли бы нашли, столько времени прошло…

— Так точно, Уважаемый Владимир Владимирович, но не найдя сведений в прошлом, мы тотчас провели проверку всех въехавших в Россию по въездным или транзитным визам за последние несколько лет. И нашли, что некий американский гражданин Хаммерман въехал в Россию в прошлом году в июне, но потом затерялся на территории нашей бескрайней страны. Мы сравнили его фотографии с убитым в прошлом Брюсом…

Верник сделал паузу и взглянул на карту мира, что висела на стене его кабинета.

— Хорошо копаете, генерал, умеем еще работать, — подбодрил генерала Президент.

— Так точно, спасибо, Уважаемый Владимир Владимирович, наши эксперты нашли близкое сходство, что подтвердил и компьютерный анализ идентификации двух лиц. Степень сходства 90%. Кроме того, недостающие 10% и дополнительные доказательства нам дал и детальный анализ фотографии чемодана Брюса. Итальянская Фирма «Ронкато», чьи инициалы «RV» стоят на чемодане, была открыта через 40 лет после окончания гражданской войны.

— Понял вас генерал, значит проник этот Хаммерман в июне прошлого года в наше прошлое, натаскал бриллиантов, потом был убит, а его чемодан растворился. Но если забыть про бриллианты, то надо сосредоточиться на других американцах, кто мог проникнуть в прошлое для других целей. А именно для корректировки истории. Одним из таких примеров мы можем с натяжкой считать — паралич Президента США Томаса Вильсона, которым оказались недовольны некоторые влиятельные силы из американского истеблишмента. К сожалению, мы не знаем, что мог бы сделать или не сделать этот Вильсон, если бы он не получил паралич и не был стерт со страниц истории, возможно что‑то значительное…

Президент сделал паузу, но генерал понял, что Президент еще не высказался по более важному вопросу. Поэтому он внимательно ожидал, то что скажет Владимир Зорин, внимательно всматриваясь в один из портретов Президента на стене его кабинета. На ней Президент Зорин был в летном шлеме летчика истребителя… Эта фотография, по мнению Верника наиболее правдиво отражала решительный характер Президента и его военно–патриотический стиль Главы Нации и Верховного главнокомандующего российской армии.

— Таким образом, генерал, мы можем подозревать, что те лица, которые что‑то изменили в историческом прошлом Америки, могут попробовать изменить что‑либо и в истории нашей слабой в тот год Советской России, — уже с некоторым волнением предположил Президент, и собственно, он озвучил опасения Заместителя Главы ФСБ.

— Так точно, именно поэтому собирался вас побеспокоить сегодня. Узнать ваше мнение и решение.

— Решение на мой взгляд тут может быть одно — отправлять в прошлое наш отряд «Нулевой дивизион», пусть напрягут свои силы и мозги, и попробуют отыскать тех американцев, которые нарушили нашу целостность и суверенитет, забравшись через этот коридор в прошлое.

— Уважаемый Президент, спецгруппа «Нулевой дивизион» уже на месте, в палаточном лагере около входа в прошлое, и входит в курс дела. Правда есть один момент — еще не утвержден командир группы. Его место временно занимает полковник ФСБ Руднев, но это кабинетный работник последние несколько лет.

— А в чем собственно трудности, генерал? Неужели мало ретивых и талантливых сотрудников в наших спецслужбах?

— Уважаемый Владимир Владимирович, тут есть определенная специфика группы и ее смешанный состав: лучшие молодые ученые и лучшие офицеры спецназа, а значит их командир должен быть и ученым, и опытным командиром…

— Александр Васильевич, разве такое возможно? Однако, вы бы не озвучили мне суть вопроса, если бы не имели уже в перспективе подходящую кандидатуру.

— Так точно, Уважаемый Президент, к сожалению есть только одна кандидатура. Это тот самый оперативник орловского УВД Григорий Семенов. Который и обнаружил Императорский конвой.

— Помню, опер–историк, который всю кашу заварил, — рассмеялся Президент. — Ну так, где твой лейтенант, давай подумаем, ты говорил, что он прошел школу спецназа на Кавказе.

— Так точно, он воевал в спецназе ФСБ «Сталь», был один из лучших, имеет награды. Но сейчас, Уважаемый Владимир Владимирович, он еще в прошлом. Рассчитываем на его возвращение сегодня–завтра. Он был послан Начальником орловского УВД генералом Колокольциным в прошлое для поимки возможных преступников двух сотрудников ГИБДД. Один из преступников, он же бывший урядник жандармерии, Костылев был послан Семеновы через временной коридор к нам в руки. Сейчас преступник находится в Бутырском следственном изоляторе.

— Вот это генерал! — воскликнул Президент. — Так ты говоришь Колокольцин, ну прямо суворовские замашки, такого надо на ГУВД Москвы поставить… Смелым у нас везде дорога!

— Так точно, хотя его смелость слегка опередила необходимость межведомственного согласования. Ему бы с нами согласовать сначала.

— Ну ни чего, победителей не судят. Так этот лейтенант, который может возглавить «Нулевой Дивизион» еще там в прошлом?

— Так точно, правда он уже капитан. Ожидаем его с нетерпением, он ведь там уже пообтерся, так сказать адаптировался. Поэтому его кандидатура как нельзя лучше подошла бы для операции по отлову нежелательных американцев в нашем прошлом.

— Хорошо, генерал, меня уже моя собака грызет, домой хочет… держи меня в курсе, докладывай каждый день. Всех американцев, въехавших в Россию за последний год проверить, где они сейчас находятся. Подготовить фотографии, приметы всех пропавших или исчезнувших и передать в группу «Нулевой Дивизион». Скорее всего, если они кого‑то и отправили, то из американского спецназа «Дельта». Поэтому не забывай и их проверить по возможности…

— Есть Уважаемый Президент, — отчеканил генерал Верник, хотя такая проверка уже началась этим утром. Аналитическая машина ФСБ, как гигантский спрут, начала стягивать петлю вокруг всех иностранных персон, кто мог попасть под подозрение по Орловскому делу.

11 ноября 1919. «Нам червоны не друзи…»

Капитан милиции Григорий Семенов спрыгнул с подножки люка бронепоезда. Прямо перед ним, метрах в двадцати на грунтовой дороге ростовского тракта застыл конный отряд. Красные командиры внимательно смотрели на Григория Семенова. Тут же был и комиссар ВЧК Артузов, сначала он словно не заметил Семенова, но потом внимательно вгляделся в его глаза.

— А, Григорий, ну подходи сюда, что ты как красная девица, с друзьями не здоровкаешься, со вчерашнего дня как не видались, — окликнул оперативника Артузов. — Слава богу победили, хотя еще бы одна такая победа, и мы бы погибли…

— Здравия желаю, товарищ комиссар и товарищи красные командиры, — неловко чувствовал себя Григорий, словно барьер времени разделял теперь его с этими людьми.

— Вовремя ты подоспел, Гриша, спасибо, — поблагодарил его красный командир Семенов. — много людей ты уберег от беды. Брылин рассказывал, как вы отвоевали бронепоезд у белых.

— Молодец, Гриша, послужит еще революции бронепоезд «Грозный», — радостно сообщил ему с лошади военком Звонарев. — Разбили мы основной костяк контрреволюции на Орловщине, теперь можно к мирной жизни переходить.

— Да рано еще, бойцы командиры, есть еще контра недобитая, — продолжал хмуриться чекист Артузов, то и дело поглядывая на Григория. — Тут такое дело, Гриня, все добре у нас вышло, да вот только с севера белые не пошли на город.

— Так что, они всеми силами двинули с юго–востока? — Григорий не мог знать всех событий этой ночи.

— Не так все просто было здесь, Гриша, часть белых разгромила Мценск. Погибли солдаты военного гарнизона, работники милиции, и несколько ответственных работников Совнаркома, — продолжал хмуриться Артузов, не отводя глаз от орловского оперативника. — Особенно постарался там атаман Раковский с несколькими подручными душегубами.

Григорий Семенов выдержал взгляд, но ни чего не ответил. Он лишь опустил голову, ожидая, что скажет дальше чекист. Григорий понимал, что он ни как не смог бы спасти Мценск, однако, его слова о нападении с севера на город не подтвердились. Но невольно он спросил чекиста: — Что атаман Раковский убит?

— Ушла эта контра, белогвардейская гадина… Мы бросили дополнительные силы в Мценск этой ночью, но банда Раковского и он сам успели уйти из города, — сплюнул на землю Артузов и достал из деревянной кобуры маузер, проверяя наличие патронов. — Вот Гриша, держу специально пулю для Раковского.

— Ищи теперь его по лесам, — развел руками военком. — Так он и заграницу может уйти с такими то ценностями.

Григорий взглянул в глаза своему прадеду и командиру конного отряда Семенову и спросил лошадь, что была рядом без седока.

— Отвоевался казак, ничья теперь лошадь, бери, — махнул рукой Семенов, и Григорий легко вскочил в седло, поглаживая разгоряченное животное по холке.

— Есть у меня думка, где Раковского можно поискать, — спокойно сообщил оперативник и проверил два нагана, которым пришлось поработать за последние дни на Орловщине.

— Сколько людей тебе дать, солдат Григорий? — наконец чекист преодолел внутреннюю злобу и недоверие к удачливому солдату Григорию.

— Шел, нашел, потерял! — буркнул оперативник и снова твердо посмотрел на Артузова. — Один справлюсь, пройду там где отряд не пройдет.

— На счастливого и зверь поднимается, — улыбнулся Артузов. — Ладно, меня в городе еще ждут. А ты гляди, Гришка, слови мне атамана, а я тебя в Москву возьму, нам фартовые на Лубянке тоже нужны…

Артузов поднял своего вороного коня на дыбы и прежде чем пустить его галопом, крикнул военкому Звонареву:

— Командиры, что в бою взято, то свято… Раз пошел меж вами разговор — наградить солдата Григория наградой, то не сомневайтесь — свой он, — Артузов сорвал коня вскачь к Орлу.

— Да, какая там награда, — смущенно махнул военком Звонарев и достал из планшетки финский нож в кожаном чехле. — Вот, награждаем тебя, объявляем благодарность, удачи тебе Григорий, будь осторожен с бандитами… Это особого рода контра: жандармы, казаки, егеря. Тяжело тебе будет с ними в лесах тягаться… И вот тебе красноармейский знак–кокарда, прикрепи себе на фуражку.

— Осталось только фуражку отыскать, — улыбнулся капитан милиции, рассматривая фактически для него реликвию начала прошлого века. На пятиконечной красной звезде был изображен накладной плуг и молот. Оперативник с осторожностью взял финский нож, возможно поднятый с поле боя у какого‑либо убитого белогвардейского офицера и рассмотрел блестящее острое лезвие с проточенным желобком. Внешне нож ему напомнил «финку НКВД» 1930–х годов с характерным скосом - «щучкой» к концу лезвия.

— Вот еще документ пропуск возьми. Можешь себя туда вписать, от проверок и дознавателей убережешься.

— Спасибо командиры, за подарок и бумагу, может еще свидимся… А коли что, так я Раковского живого или мертвого сдам в отдел ВЧК города Мценска.

— А сам то потом куда? К Артузову в Москву или к нам подашься? — спросил его красный командир Семенов, и что‑то подумав о своем, снова присмотрелся к явному сходству между ними. — Сам‑то из каких мест, не с Орловской губернии?

— С Москвы, — улыбнулся ему Григорий и хотел, что‑то сказать ему теплое на прощание, но слов не нашлось и молодой капитан милиции, лишь махнул рукой. — Бывайте, удачи вам!

Григорий пустил своего коня вскачь по полю, где еще час назад шел бой. Объезжая воронки от артиллерийских разрывов он старался не смотреть на убитых белогвардейцев и красных бойцов. Лишь один раз он вгляделся в лицо убитого кадета. По геральдике нагрудного знака и погонам, Григорий узнал, что кадет был из Воронежского Великого Князя Михаила Павловича Кадетского Корпуса. На шинели будущего офицера на груди был значок с большой буквой «М» и надписью «Воскресъ изъ пепла».

Молодой оперативник и будущий историк Григорий Семенов лишь вздохнул, в его голове быстро пронеслись страницы истории, из которых следовало, что практически все кадеты и юнкера погибли в дни гражданской войны, сражаясь с большевиками. В отличие офицеров и генералов белого движения, они с первых дней войны были вовлечены в кровопролитные бои в Москве и Петрограде. Но Григорий Семенов скорее относил их не к Белой гвардии, а считал, что они вобрали в себя все лучшее из прошлой геройской истории царской армии, и передали это будущему офицерскому поколению уже Советской России. Они просто выполнили свой долг, без политики и интриганских игр. И если бы общество не столкнулось в гражданской войне, то они бы были офицерами уже реформированной и новой России.

Семенов еще раз взглянул на убитого: на еще молодом, не знающим бритвы лице, застыла улыбка. «Наверное, он перед смертью вспомнил о доме, о своих родных разбросанных судьбою по уголкам России, а возможно уехавшим заграницу, и может статься, вспомнил кадет о своей первой любви. За обшлагом шинели виднелся край платка, который, возможно, ему расшила, та единственная вздыхательница юного возраста, которую он любил, и хранил как память о первом поцелуе…».

Солнце окончательно встало над равниной, идущей голой степью вдоль тракта. Теплые и яркие лучи этим утром отогрели землю и растопили снежные наносы на земле. Семенов держал путь на дальнюю кромку леса, старая выбирать для коня твердую почву, что бы не измотать гнедого в этот день. Он решил добраться до Мценска и найти следы и тропу, по которой пришла банда Раковского. Молодой капитан милиции понимал, что атаман Раковский непроизвольно изменил историю, оставшись жить в это утро и не погибнув на подступах к Орлу в боях с красными.

Григорию предстояло найти бандита и прежде чем сдать его в руки ВЧК в Мценске выяснить причину, почему атаман изменил свои планы и не пошел с бандитами на Орел. Был ли это случайное решение, или какие‑то обстоятельства стали влиять на время, а, следовательно, на будущую историю России. Семенов размышляя, не заметил, как редкий перелесок стал сгущаться и вскоре превратился в лес. Конь уверенно отыскал тропу, по которой видно несколько часов назад проскакали несколько наездников. По размашистым следам, оставленными лошадями на снегу, было видно, что лошадей гнали галопом. «Видно, нескольким белогвардейцам повезло уйти от красного полка и безжалостной битвы», — подумал оперативник и сдвинул один наган под ремнем вперед.

Вскоре, миновав вброд неглубокий лесной ручей, капитан сквозь деревья увидел силуэт лошади и опрокинутого назад на круп лошади всадника. Подъехав ближе, он понял причину остановки конника и его странную позу. Прапорщик с погонами и вышитыми на них буквами Марковской дивизии был убит выстрелом в грудь. Следы указывали на то, что другие всадники тоже сделали здесь остановку. «Свои же убили, наверное казаки или солдаты поквитались наконец со своим офицером. А возможно они решили изменить свою судьбу и покинуть Белую армию, понимая бессмысленность этой гражданской войны, — решил Семенов. — Однако, любая встреча с ними могла принести неприятности». Поэтому Григорий продолжал осторожно двигаться по следам, вглядываясь вдаль.

Когда полуденное солнце перевалило за горизонт, Григорий проезжал мимо небольшого села с церковью и погостом около нее. Он решил дать коню отдохнуть и перекусить еды, какую можно было бы купить или обменять в эти голодные времена.

Семенов подъехал к одной из крайних хат, где была собака на привязи и, не слезая с коня, постучал по калитке. После некоторого ожидания, скрипнула дверь и из‑за притолки выглянула немолодое лицо крестьянина с намотанным на голову платком.

— Поесть бы чего, — окликнул его Семенов, и порылся по карманам своей железнодорожной шинели, и вдруг нашел в своем кармане кисет, подаренный красноармейцем Брылиным. — Вот табачок есть…

— Заходь, давай, — толкнул дверь, оставив ее открытой, старик и через амбар прошел в избу.

Григорий привязал лошадь со двора и пошел за ним в дом. Хоть и со свету, но он успел разглядеть в потемках небогатое крестьянское убранство избы. В горнице был большой иконостас в красном углу, печь давала тепло, а из щелей кладки просачивался дым.

— Сидай, — сказал лишь одно слово крестьянин и пропал.

Вскоре он появился снова и принес миску с вареной картошкой, соленым огурцом

и тонкой полоской сала. Григорий с аппетитом стал наворачивать еще теплую несоленую картошку. В дни гражданской войны соль была «на вес золота». Вот уже съев и сало, Семенов встретился взглядом с крестьянином и улыбнулся ему: — Спасибо, дедушка, вот вам и табачок с кисетом, коли молока еще нальете и сенца бы лошади, то спасибо огромное!

— Зараз, чекай, милий, — быстро сказал и скрылся в темном проеме двери старик. Не прошло и десяти секунд, как из той же двери вышло два мужика, лет под 45 в тулупах, прихваченных кушаками в поясницах. У каждого из них в руках было по винтовке. Одна винтовка была, пехотного образца с длинным стволом, калибра 7.62 мм и имела снайперский прицел.

— Значит не будет молочка? — спокойно спросил Григорий, словно и не удивившись двум незнакомцам с грозным видом. — Тогда я пойду что–ль?

— Ти хто такий будеш? — спросил один из бородатых мужиков.

— Красный — я…Вот и значок мой красноармейский, — торопливо достал он из внутреннего кармана шинели кокарду «РККА». — А вы то кто? С кем воюете, или так самооборона?

— Нам, ще червони, ще билие…

— За Петлюру воювали. А зараз додому повернулися …

В голове опер–историка снова, как быстрый кинофильм пронеслась история России, тотчас вспомнилась противоречивая личность Петлюры, который несколько раз менял свои отношения от врагов до союзников, что у него происходило как с белой армией, так и с красной. Григорий помнил, что в 1918 году Петлюра активно участвовал вместе с Махно в боях против белогвардейских частей. В августе 1919 годах, Петлюра заключил перемирие с Деникинской армии. Но уже к 20–м годам, он перешел открыто на сторону белых и был разбит червонными казаками и Котовским. Поэтому, Семенов, понял, что ни кто не мог бы предсказать какое настроение было у бывших петлюровцев.

— Ну что же мужики, пора мне ехать, дел много, да и люди ждут, — неторопливо прошел меж них капитан орловской милиции и вышел во двор. Григорий подошел к коню, который признал своего ездока и скосил на него свой глаз. Капитал взялся за переднюю луку седла и вставил ногу в стремя, готовясь запрыгнуть в седло, как услышал оклик сзади.

— Ти б не поспешав на тот свит, отходь от коня до вирот…

— Нам червони не друзи…. Перегоди, они переможуть, так и нас змусять горбатитися на червони.

Григорий вдруг понял. Что они не хотят отпускать его с лошадью. «Значит, — решил он, — будут стрелять!». Тот час, опытный оперативник взглянул на свои наручные часы, а затем их снял и показал неприветливым петлюровцам.

— Возьмете?

— Покажь? — невольно вытянул голову один из бандитов, привычный до грабежей и мародерства. — Нимецький бригет?

Григорий не ответил, а сделал несколько шагов к ним держа впереди себя часы. Оказавшись на вытянутую руку, он отстранил винтовку от себя и ударил кулаком бандита в подбородок. Петлюровец лишь ойкнул и плашмя завалился на спину, потеряв сознание. Второй бандит вдруг достал из‑за пояса длинный тесак, видно сделанный из обломленной шашки, и кинулся на Семенова.

Григорий резко ушел вбок, подставив ногу. Петлюровец кувыркнулся вперед и ударившись головой об полено, выпустил на землю свой тесак.

— Батяня, червони вбивають! — завопил тотчас он, а Григорий лишь успел оглянуться позади себя, как в его спину уже летели острые вилы. Успев увернуться, Семенов взглянул старику в глаза с сожалением.

— Что же вы, батяня, гостя вилами почиваете, али мой табачок плохой?

Тот час из‑за поникшего старика выглянула лет тридцати пяти светловолосая девушка с заплетенными на голове косами, она держала в руках большую глиняную кружку.

— Пан, попийте молочка…, — на ее лице застыл испуг и мольба не убивать ее сожителей.

Не желая больше задерживаться в этом петлюровском доме, оперативник забрал с собой винтовку со снайперским прицелом, платок с увязанными в нем патронами, а из другой винтовки вынул затвор. Вскочив в седло, он дал шпоры коню, пустив его вскачь прочь из негостеприимной деревни. «Хорошо, покормили, — лишь улыбнулся Семенов про себя. — Чуть не пристрелили, а потом на вилы не подняли…».

Через несколько часов он уже был далеко от поле боя, крепкий и резвый на ногах конь, отмерял версты пути. Вскоре он узнал те места, где еще вчера он уходил от погони атамана Раковского, значит до Мценска еще верст пятнадцать, — решил он и похлопал коня по холке. «Эх, сам наелся, а тебя не покормил, — говорил он со своим четвероногим помощником Семенов. — Но ни чего ты уж потерпи, может быть вечером, что‑нибудь перехватим».

Солнце клонилось к лесу, когда наездник уже издали увидал красно–кирпичные трубы городского завода и котельни. Григорий Семенов дал коню шпоры, подгоняя вперед. Объезжая город Мценск со стороны леса, он несколько раз пересекал дороги, соединяющие город с деревнями орловской губернии. Оперативник внимательно присматривался к следам телег и редких конников, оставленных на влажной, после растаявшего снега, грунтовой дороге.

Вдалеке, около города, он заметил красноармейский отряд человек в десять. Они тоже заприметили его, но не решились нагонять неизвестного конника с винтовкой. Видно, в их задачи входила охрана подъездной к городу дороги. Григорий не стал испытывать судьбу и свернул от них в поле и помчал коня дальше. Через несколько километров он натолкнулся на широкую цепь следов, которые остались от конного отряда сабель в 30–ть. Чуть поодаль он увидел, что такой же численности отряд вернулся в сторону лесов. Не мешкая, капитан орловской милиции повернул кобылу в след ушедшего этой ночью белогвардейского отряда.

Семенов въехал в лес и прежде чем двигаться дальше, проверил свою винтовку с оптическим прицелом, сняв ее с предохранителя. Пять патронов были в магазине и еще горсть патронов была в запасе, разложена по карманам шинели. «Повоюем — два нагана и винтовка, если придется…», — подумал он.

Несколько раз он миновал глубокие овраги, но конная тропа уверенно обходила поваленные деревья и обрывы… Наконец на одной опушке, он заметил, как была вытоптана земля. «Видно, тут у них шло обсуждение какого‑то вопроса». Дальше следы раздваивались в две стороны: две лошади уходили к Чертовой пустоши, а остальные лошадей двадцать вели на юго–восток к ростовскому тракту. «Основной отряд ушел в сторону Воронежа… Однако, — решил Семенов. — Они должны остановиться на привал после бессонной ночи и кровопролития в Мценске». Оперативник интуитивно почувствовал, что две лошади, что ушли к Чертовой пустоши, наверное отправились вместе с атаманом и его надежным подручным бандитом. Но невольное чувство ответственности, как уже «штатного красноармейца» легло на плечи капитана. И он пустил своего коня по набитой тропе вслед за большим отрядом.

Около лесного озерца, Григорий сделал короткий привал и, сняв седло, дал напиться коню. Сбив тонкую пелену снега он открыл примятую траву и полынь, издающий до сих пор приторно–горький запах под снежной паутиной… Нарвав травы Семенов набросал охапку и зазвал коня поесть. Обрадованный привалом, вороной дал воле чувства и прокатился несколько раз по земле. Григорий с любовью к своему вороному другу, отер его спину пологом шинели и неторопливо надел седло на сильную спину и отрегулировал уздечку и недоуздок.

Солнце уже клонилось к закату, когда он проехав лесные заросли, выехал на проселочную дорогу, идущую куда‑то в даль… Конный след уходил вдоль дороги и следующие несколько километров Григорий промчался наметом, стараясь сократить расстояние до бандитов засветло.

Неожиданно, впереди показались две телеги, съехавшие вбок, и возницы находились на них в неестественных позах. Подъехав поближе Семенов понял причину. На одной телеге полулежали, облокотившись на сено плохо одетые старик и пожилая женщина. Они были убиты, несколькими выстрелами, видно, в упор. Вторая телега, нагруженная сухостоем из леса была запряжена одной лошадью, она находилась чуть поодаль и без ездока. Оглядевшись капитан орловской милиции заприметил метрах в двухстах, какой‑то черный бугорок в снегу. Подъехав ближе, Григорий рассмотрел, что это был еще молодой, лет 12–ти паренек, который видно попытался убежать от банды, да был настигнут казаком и зарублен шашкой.

Семенов вздыбил коня и дал ему шпоры, пустив быстрее вперед. «Таким ублюдкам не место ни в прошлом, ни в настоящем!» — твердо решил он и на миг забыл про 2004 год, приказ генерала Колокольцина, про свой родной город Орел и любимую кошку Верку. Он вдруг вспомнил Кавказ и его отряд спецназа ФСБ «Сталь». Он вспомнил как уходил в ночь в горы с финкой и без огнестрельного оружия. «Ночные дьяволы» или «ночная смерть» — так их называли боевики… И для врагов ночь становилась адом, когда можно было не дожить до утра, но это была судьба всех тех, кто приходил с оружием на русскую землю, кто приносил горе ее малым и большим народам.

Густой лес расступился и проселочная дорога с глубокими колеями вывела наездника на пологую равнину, которая неровными буграми уходила вдаль. Григорий лишь глянул вправо как увидел белогвардейский отряд километрах в полтора от него. Белогвардейцы спешились и остановились в небольшой дубовой роще, словно размышляя о привале. Белые тоже заприметили конника с винтовкой за спиной, который в одиночестве остановился на дороге и не торопился скрыться из виду. Семенов внимательно наблюдал за ними, вот уже разглядев офицерские погоны на шинелях и казацкие бурки и черкески под ними.

Раздалось несколько хлопков–выстрелов из лагеря белых, но пули, видно, выпущенные из револьверов недолетали. Прошло еще несколько минут и град пуль, вероятно выпущенных из пулемета прошелся рядом с оперативником. «Не плохое было оружие в Гражданскую войну», — лишь успел подумать Семенов, как его вороной вдруг вздрогнул и присев на круп, вдруг стал заваливаться набок. «Эх! Попали, все же в вороного».

Лошадь упала на бок и Григорий только и успел вынуть ногу из стремени. Он продолжал лежать, прикрытый от белых корпусом убитой лошади. Вскоре он различил как несколько казаков хлестали своих лошадей стараясь к нему подскакать первыми, наверное рассчитывая на трофеи. Семенов неторопливо достал из‑за пояса наган и снял с плеча винтовку, передернув затвор.

И когда до трех конных белогвардейцев оставалось уже метров четыреста, капитан орловской милиции, сдвинув прицельную планку на середину и выстрелил в головного казака в черной бурке, и с такой же бородой. Казак свалился набок, а пегая лошадь еще продолжала его волочить по мокрой земле, поросшей бурьяном. Второй белогвардеец был видно петлюровец, так как был в черной форме и папахе. Выстрел его настиг уже метров за 200–ти от упавшего с конем оперативника. Третий кавалерист был из Алексеевского полка, в зеленой белогвардейской форме и синих кавалерийских панталонах. Григорий Семенов отчетливо видел как он в бешенстве, раскрыв рот под лихо закрученными усами, выстрел за выстрелом слал в него пули из нагана. Но вот выпустив все боеприпасы, он выхватил из ножен шашку и дико завопил:

— А–а-яяа! Руби красную сволочь!

Алексеевский поручик не доскакал до оперативника каких‑то десяти метров, как был убит наповал из нагана Григория одним прицельным выстрелом под сердце. Белогвардеец упал плашмя на землю с вытянутой над головой шашкой, сверкающей золотом в бронзовом, заходящем за край леса, солнце. Не теряя времени Григорий дозарядил два недостающих патрона в винтовку «Мосина».

Тотчас он, передвинув прицельную планку на максимальную зарубку «1000» метров, и прицелился в нескольких белогвардейцев, что стояли под дубами за полтора километра. Оптика приблизила одного из казаков и Семенов узнал одного из них, двухметрового охранника Царя, который побывал в будущем. «Ну, вот, сейчас проверим силу русского оружия, правы ли были историки и специалисты, когда писали, что пехотная снайперская винтовка «Мосина» могла отстреливать пулю на 2000 с лишним метров, имея мощный патрон 7,62х54 и превосходя современную снайперскую винтовку СВД с патроном 7,62х39… Кроме прочего, снайперская винтовка «Мосина» не имела автоматической перезарядки, таким образом сила порохового заряда удваивала дальность выстрела».

Грохнул выстрел и тотчас он передернул продольно–скользящий затвор перезарядив патрон, а затем быстро взглянул в оптический прицел и уже в сгущающемся ноябрьском вечере распознал, что казак упал на колени и держался за грудь, откуда хлестала кровь. Другой казак из Императорского конвоя схватился за пулемет и вскинул его в сторону прилетевший издалека пули. Капитан орловской милиции сделал свой второй прицельный дальний выстрел… И пуля из грозного русского оружия нашла свою цель. Казак плашмя упал на землю и оставался уже без движения. Это был последний выстрел Григория из винтовки за этот вечер. С неба резко опустится ночная мгла, погрузив все окрестности в полную сырую темень.

На небе, стояло непроглядная ночная облачность, закрывая звезды и луну. Григорий неторопливо подошел к убитому Алексеевскому поручику. Лошадь белогвардейца была тут же и не шарахнулась от чужого человека, видно привычная к чужому люду. Григорий проверил несколько узлов, привязанных к седлу. Кроме патронов к нагану, он нашел какое‑то белье и ржаные сухари, сахар и самодельный чай из трав в платке. Нашлась и медная кружка в переметной сумке.

Григорий углубился в лесные заросли березового леса и с радостью увидел глубокий овраг, где можно было укрыться от белогвардейцев. Собрав сухих веток он решил развести небольшой костер. В кружку набрал снега и стал готовить кипяток для чая. Заварив чаю из сбора липы и зверобоя, оперативник орловского «Убойного отдела» поймал себя на мысли, что возможно он напрасно гоняется за белыми и надо уходить к Чертовой пустоши, и что‑то решать с атаманом Раковским, или доставить бандита в ВЧК… или генералу Колокольцину, хотя…

Бессонная ночь навалилась пуховым одеялом на глаза и тело Семенова, подхватив его, какие‑то силы унесли его ввысь над орловским полесьем. Он вдруг увидел горную долину с альпийскими лугами и кустами фиолетового рододендрона издающими сильный дурманящий запах. Тут Григорий увидел своего боевого товарища спецназовца Святозара Прилукова. Он был в маскировочном костюме и в разгрузнике с запасными магазинами и несколькими гранатами. Как всегда его лицо украшала специфическая боевая раскраска, наносимая им жженной пробкой. На одной щеке он всегда делал квадрат и крест расходящийся из него. «Божье око, — шутил он или говорил всерьез. — Оберегает от плохих людей по поверью славян». Григорий окликнул его, но его напарник по ночным рейдам не обращал внимания… «Святозар, ты же взорвался на вражеской растяжке, — хотел было крикнуть Григорий, но язык у него не двигался…».

Семенов открыл глаза и увидел около себя двух рослых казака. Они были в одних черкесках и в их руках были револьверы. Оперативник понял, что его оружие, которое он положил около себя пропало. «Эх, разморило и уснул, а такое бывшему спецназовцу непростительно…», — подумал Григорий и снова прикрыл глаза.

— Ну, что кончать его будем, комиссара рыжего, или попытаем, как он нас разыскал? — раздался приглушенный голос.

— Так, я его узнал, это Гришка, который пару дней назад у нас в лагере был, да удрал… Уж больно он дерется шибко!

Григорий слегка повернулся на бок и освободил, находящийся нож в голенище офицерского сапога. Он лишь на мгновенье раскрыл глаза и тотчас метнул финку в белого казака. Тот ойкнул и упал на колени, схватившись за грудь. Григорий перекатился в сторону и вовремя, две пули взрыли то место где на ветки прилег Семенов. Схватив тело раненного казака на себя, бывший спецназовец закрыл себя телом врага от других выстрелов, которые сотрясали воздух, пока не кончились патроны. Забрав себе наган убитого Григорий направил револьвер на казака.

— Руки в гору и брось свой наган подальше!

— Не стреляй, милый человек, я до дому решил податься, не служу уж белым… Христом богом прошу, детишки у меня дома в станице Горелове на Дону.

— Так, что же ты все с наганом ходишь, да еще стрелял в меня? — удивленно спросил Григорий, собирая свои наганы за костром.

— Вот треклятый подъесаул Назарьев, не дает нам разойтись по домам… Он с одной станицы со мной, говорит, что пристрелит дома, если сбегу… Христом Богом прошу и умоляю отпусти, враз уйду прочь на Дон.

— Ну а остальные казаки, тоже уйдут по домам?

— Тоже просятся их отпустить, ой как все соскучились по родным, да и негожее дело это воевать со своими. Вот только еще один там офицер Деникинский, да и он вот уже хотел пулю себе в лоб пустить, тоже война ой, как невмоготу ему…

— Кто же стариков и ребенка убил, там на дороге? — вдруг, вспомнил Семенов, что было важно для него и без чего он не смог бы простить и этого казака.

— Это подъесаул Назарьев, душегубец, ни как не может от крови и смертушки людской отстраниться…

— Ну ладно, пойдем в твой лагерь… Ты впереди, а я сзади, помогу вам разобраться с подъесаулом, раз не дает тебе и другим казакам уйти на Дон и вернуться к мирной жизни. Сейчас ты туда вернешься, да скажешь казакам, что отвоевались… Ну, а дальше как станется, я не промахнусь, ты уж знаешь…, — подтолкнул в спину он рослого и мощного в плечах казака, да обтерев финку спрятал ее снова за голенище в чехол. «Однако, сгодился мне нож, что подарил мне предок — красный командир Семенов. Баш на баш, сначала я его от смерти, а после…», — усмехнулся Григорий, идя стороной вслед за казаком.

Еще издали капитан заприметил костер и двух ночных смотровых, что охраняли временный лагерь белогвардейцев. Прощенный им казак, опустив голову пришел к своим казакам.

— Ну, что, Тимофей Петрович, поймал красного?

— Братишки, ребятишки, душегубец Назарьев то спит?

— Вот выпил самогону, да вроде успокоился… Прилетят к нему еще души убиенных, вот тогда не сдобровать ему, — сплюнул один из смотровых казаков.

— Настал, час станичники всем по домам нам разъехаться, хватит отвоевались, — снял с себя кубанскую папаху казак и утер лоб. — Надо б скрутить этого Назарьева…

Но видно чутко спал подъесаул и вовремя проснулся. Подойдя сзади к казаку, он выхватил шашку и уже замахнулся во весь размах, как грянул выстрел из ночного леса и схватился за руку Назарьев и присел на корточки подвывая от боли.

— Перевяжите, меня братки, — взмолился подъесаул.

— Волк коню не товарищ и не браток, опостыл ты нам Прохор, видать время тебе вышло покаяться перед миром…

— За, что же ты, прихвостень атамана Раковского, убил мальчонку на дороге? У самого‑то дома сидят по полкам.

— Гаденыши, красным в ноги решили покланяться, так они вас первых к стенке поставят.

Тут из леса вышел Григорий Семенов в шинели и овчиной шапке, что взял у офицера, и прикрепил к ней красноармейскую кокарду. В его руках было два нагана. Кто‑то схватился было за револьвер, да Тимофей остановил.

— Не стреляй, он меня отпустил и не убил… Уезжать нам надо по домам, хватит кровью заливать землю русскую, хлеб будем сажать опять.

— Была бы голова на плечах, а хлеб будет, — поддержал его казак. — С 18–го года как порох нюхаю, а не запах караваев. Пора и в дом вернуться, время сейчас дрова на зиму заготовлять, хлопцы дорогие.

— А что с душегубом делать будем? — навел на раненого подъесаула свой наган казак.

— Подождите, — вышел из‑за спины Деникинский еще молодой поручик. — Я, господа, из «Царской сотни», окончил Оренбургское казачье юнкерское училище, и жалею, что присягал в прошлом году после окончания, и в полку получил офицерское звание и погоны.

Молодой поручик сорвал с себя погоны и подойдя к костру бросил их в уже меркнувший огонь.

— Позвольте мне, господа казаки, убить Назарьева. Не может такой душегубец и детоубийца оставаться более на этом свете! — сказал он и достал из кобуры на ремне револьвер. Грохнул выстрел, и казаки отвернулись в сторону, а кто перекрестился, так как будто такой конец заслужил каждый из них. Тишина этой ночи опустилась к стоящим и раскаявшимися военным. Понурив головы они не знали, что делать…

— Прощайте господа, я нынче к тетке в Воронеж, — нарушил тишину бывший поручик, он отстегнул ремень с кобурой и бросил на землю. — Там дело найдется для меня, у нее скобяная лавка, а вы?

— А мы на Дон, да вот как там сейчас, а то можа опять нарвемся на Деникинскую армию, опять поставят под ружье… или к стенке.

— Не нарветесь, — твердо сказал Григорий Семенов, потому что помнил страницы истории России. — 28 октября 1919 года 1–ый конный корпус Буденного переправился через Дон и нанес сильный удар коннице Шкуро и Мамонтова.

— А через два дня после кровопролитных боев красные возьмут станцию Касторную, — словно на экзамене докладывал студент Исторического факультета Воронежского Университета Григорий Семенов. — Будет порублено огромное количество офицеров и белых солдат, захвачено более 3 тысяч пленных, 3 бронепоезда, танки и большое количество орудий и пулеметов.

Казаки с уважением и робко смотрели на рыжего красноармейца Григория, которого запомнили еще несколько дней назад, когда он в драке побил урядника Забродова и Костылева.

— Товарищ, Григорий, — обратился к нему рослый и с длинными усами к низу казак Тимофей. — Какими дорогами нам добираться до Дону? Не поставят ли нас всех к стенке?

— Погляжу вы все неробкого десятка, раз воевали с красными, да кое‑кто еще и в Императорском конвое Царя был, — оглядел Григорий понурых казаков. — Но, что бы не было между нами недосказа, бумагу я вам выпишу для красноармейских патрулей, что группа казаков в составе 11 человек со старшим станичником Тимофеем Петровичем сложила оружие и покинула Белую армию для работы на дому в станицах и помощи Советской России хлебом и продовольствием. Подпись. Уполномоченный красноармеец Григорий Семенов.

Капитан орловской милиции Григорий Семенов вдруг увидел как обрадовались и радостно переглянулись казаки, вдруг поверив в то, что вскорости увидят они своих родных и близких, и в то, что их не расстреляет без суда и следствия первый красный отряд.

— Спасибо тебе Григорий Семенов, пиши нам такую бумагу, мы уж отработаем и поможем Советской Власти. Моя фамилия Криулин Тимофей Петрович.

Пока Григорию отыскали карандаш, да покуда он писал эту странную, но в последствии полезную для этих казаков бумагу, они срывали с себя нашивки, погоны и все то, что хоть как, то могло напоминать их белогвардейское прошлое. Они сбрасывали оружие и шашки в снег, сразу становясь простыми крестьянскими мужиками, чьи руки истосковались по крестьянской работе.

— А ты куда, Григорий, может с нами? У нас в станице ух какие гарные девки, таких рыжих и боевых как ты на руках носить станут…

— Спасибо, мужики, да вроде я как на службе… Генерал Колокольцин меня ждет, да еще надо атамана Раковского найти и посчитаться с ним, по нашему, по военному.

— Господи, убей эту гадину, Григорий, враз мир чище станет! — сказал один из казаков и сплюнул на землю. — Поруби, эту змеюку подколодную, уж столько крови на его руках.

— Ну, бывайте мужики, идите с миром, да не забывайте, что грехов у вас так много, что еще их отмолить придется не раз, — махнул им на прощанье Семенов.

Григорий дал шпоры коню, и выехав обратно на дорогу, стал всматриваться в созвездие млечного пути, ориентируясь, как ему напрямки и быстрее добраться до Чертовой пустоши…

 

Глава 6 «Напрягите мозги, парни!»

Погода в этот в этот ноябрьский день 2004 года выдалась теплая. Солнце сверкало в сосульках, свисавших с веток облетевших берез. Капли падали вниз на брезент штабной палатки группы «Нулевой дивизион», вызывая некую грусть и весеннее настроение. Трава оттаяла из‑под снега и обнажила еще живые лесные цветы.

— Привет мальчики, как вам спалось? — поприветствовала весь состав спецотряда «Нулевой дивизион» Луна. Она только, что совершила пробежку по лесу и держала несколько фиолетовых цветков в своей руке. — Не поверите, это вереск, достала из‑под снега, цветы как живые…

— Утро доброе, — спокойно отозвался Уник, который прямо на дощатом полу совершал свои упражнения по йоге.

— Привет, Луна, как там лес? — отозвался Грач, просматривая, что‑то в ноутбуке.

— Просто класс, Грач! Вот и Жара осталась умыться и обтереться снежком.

— О, будьте осторожны, что касается обтираний… Тут мужское перенаселение, — засмеялся Пуля, он уже второй день делал лук, размером с его рост, используя прямой сук сосны, срезанный из затемненного леса. — А Кика вы не видели там, в лесу?

— Вообще нет, хотя один раз, что‑то промчалось мимо нас, как молния, да же лица не удалось разобрать…

— Ну, это нормально, так бегает якудза, — оторвался от своего компьютера Крак, он перестал выбивать один известный ему мотив компьютерщика на клавиатуре. — А что ты пустишь на тетиву, Пуля?

— Тут есть несколько вариантов: можно сухожилия животных, которых у меня нет, можно стебли крапивы, которой кругом полно, а можно…, — тут он встретился со взглядом Луны и влюблено стал рассматривать ее густые каштановые локоны волос. — Но еще крепче тетива получается из женских волос.

Словно по команде, все взглянули на волосы Луны и дружно засмеялись, чем заставили ее вздрогнуть и непроизвольно схватиться за свои густые волосы, что вызвало еще большую волну смеха.

— Что за смех? А кофеем тут не пахнет? — сначала в палатке показались белые локоны прекрасной Жары, а затем ее чуть вздернутый нос и длинные черные ресницы. — Сразу видно, наши ребята не хотят завоевать сердца юных амазонок и найти путь к их душам, через чашку кофе по утрам.

— О, завоевывать души и покорять сердца — это весьма опасное занятие, — широко улыбнулся Грач.

— Это почему? Боитесь смешивать личное со служебным? — решила прощупать почву Жара, которая боялась остаться среди этих мужланов без внимания и комплементов. — Один философ сказал, что вся красота создаётся для женщин, и именно женщина имеет право слышать об этом каждый день.

— Хм, интересно, этот философ так же относился к своей второй половине, или он разделял личное от служебного, и не делал то, что рекомендовал всему миру, — размял свои пальцы от непрерывного печатания Крак, и влюблено посмотрел на Луну, которая пыталась, что‑то найти в холодильнике. Ее каштановые локоны падали на ее плечи и она в размышлениях надула свои малиновые спелые губы.

— Крак, ты даже философов подвергаешь сомнению… Что касается женщин, мог бы принять мир таким какой он есть и был до тебя.

— Вы так невероятно красивы, что придумать вас невозможно, — вставил Уник, отвлекшись от упражнений йоги и взглянул своими глубокими черными глазами на Луну.

— Нет ни чего совершенного, хотя в красоте милей простота, так сказал Овидий, — неожиданно отвлекся от весьма трудной схемы нового радиоэлектронного оружия спецназовец и технарь Стаб. — Не могу понять, что американцы так хвалятся этой весьма устарелой радиоэлектронной пушкой. Если я не ошибаюсь у нас уже лет пятьдесят применяется это оружие, в частности последние десять лет пусковой комплекс «Пурга», который служит для сбивания с цели различных умных бомб и ракет.

— Чтобы оружие не ржавело, им приходится время от времени бряцать, — вспомнил чьи‑то слова Грач. — А, впрочем, Господин Кольт всех уровнял, еще двести лет назад…

— Мальчики, у нас через двадцать минут совещание с Рудневым, а мы так и не поели еще.

— А за двадцать минут, можно приготовить и съесть завтрак? — удивилась Жара и начала пудрить свой носик. — Мне такого раньше не удавалось, если только кофе с хлебцами.

— Или можно устроить фруктовый завтрак… Яблочко или грушу съесть, — проронил Уник и остановил дыхание, зажав нос и рот.

Тут же вбежал в палатку Кик. Он был раздет по пояс, а от его стройного, перевитого мышцами, тела шел пар. Схватив полотенце, он отер растаявший на его теле снег.

— Кик, ты опоздал на конкурс… Кто лучше скажет комплемент о женской красоте, тот получит завтрак!

— Хм, завтрака нет? Голодный студент — это страшная сила! — воскликнул молодой и голодный офицер спецназа. — А, Макдональдса тут нет поблизости?

— Нет, Кик, но можно прыгнуть через коридор времени, то там, в 1919 году чем‑нибудь покормят, — дружелюбно посоветовала Жара, которая не хотела сдаваться и делать первой завтрак.

— Да, господа, кашей в голове сыт не будешь, — щелкнул языком Пуля. — Кто бы первый проявил великодушие и сдвинул завтрак с места?

— Чайник уже вскоре вскипит, сейчас хлеб порежу с сыром, фруктовые люди могут сами залезть в холодильник и взять там яблоки и апельсины, — Луна начала ставить стаканчики на стол.

— Лучше есть много, но часто, — пошутил Крак и первым наполнил свой стаканчик кипятком и бросил туда пакетик чая. Взяв несколько крекеров и сыр, он опять отправился к компьютеру. — Братцы, бифштексов не будет, давайте вперед, жизнь не так уж и плоха, если нам ее не испортят плохими новостями.

— Не считай себя политиком или банкиром. Что ты имеешь ввиду под новостями? — спросил Грач

— Мне кажется Крак прав, что кое‑кто знает новости и молчит, — негромко сообщил Уник, перестав делать свою изнурительную зарядку и начав очищать апельсин. — Я чувствую некий комок нераспечатанной энергии в одной из обладательниц дивной красоты…

Тут уж не выдержала Луна и прыснула от смеха в ладони. Она была в синем спортивном костюме и ее совершенные формы: 90–60–90, как нельзя кстати подчеркивало обтягивающее трико. Она наконец справилась с приготовлением восьмого бутерброда для всей команды и была поймана врасплох.

— Уник оказался прав, кое–какие новости обронила мне сорока этим утром, когда я пробегала мимо палатки полковника Руднева. Но вот как наш черноглазый человек–йог — это смог понять? У меня, что на лице написано?

— Немного ниже, — не удержалась Жара и залилась смехом, отбросив свои белокурые локоны назад.

— Ну, хорошо не будем уточнять, где немного ниже, разве от Уника спрячешь, что‑нибудь. Человек — рентген, да и только!

— Не беспокойся Жара, я не зацикливаюсь на всех твоих прелестях…

— Раз рассмотрел и запомнил, — рассмеялся Кик.

Жара встретилась взглядом со спецназовцем Киком, который имел орден и медаль за героизм и мужество, но она все же смутила парня, и он опустив глаза, поднял руки вверх.

— Прошу прощенье, исправлюсь, обещаю.

— Смотрите, буду жаловаться, — подняла свой игривый и кокетливый пальчик Жара. — Теперь о новостях…

Тут в палатку заглянул полковник ФСБ Руднев и приятно улыбнулся через свои седые усы.

— Утро доброе, товарищи офицеры и ученые… Готовы ли для совещания?

— Конечно, Иван Аркадьевич, вот только чай допьем и к вам, в ваш шатер пожалуем.

— Ну, жду. Приятного аппетита.

Пока личный состав завтракал, каждый на свой вкус. Жара ерзала на брезентовом раскладном стуле, собираясь что‑то сказать.

— Скоро нас отправят в прошлое, — наконец шепотом, но возбужденно сообщила она.

— Было бы неуместно спрашивать зачем? — умерил интерес Стаб, но тоже навострил уши.

— Так вот, я не поняла зачем, но что‑то связанное с поисками каких‑то людей. Возможно, кто‑то уже проник до нас в прошлое и его нам придется найти, — торопливо сообщила Жара и еще чаще взволнованно задышала.

— Да ты не волнуйся так, — успокоил ее Крак, завершая свой завтрак. — Там жили такие же люди, вот только чуть больше политизированные и жестокие.

— Это верно, холостыми патронами там не стреляли, и не пользовались электрошокерами, — хмыкнул Грач. — Но среди нас есть те кто умеет стрелять из настоящего оружия.

— Это точно! — кивнул головой офицер ФСБ Пуля и слегка улыбнулся. — Бывает попадаем не в молоко.

— Еще одна новость, — не вытерпела Жара. — Скоро мы ожидаем нового командира, какого‑то там капитана Григория Семенова. Они там уже в ФСБ подготовили приказ на него, потому что он оперативник «Убойного отдела» и его приказом собираются перевести из МВД в ФСБ…

— Господи, наверное какой‑нибудь солдафон сорокалетний, — сказала и чихнула Луна. Она прихватила свои каштановые локоны заколкой и приобрела воинствующий вид. — Мальчики и девочки, если все сыты — не пора ли нам пора к Рудневу?

— Садитесь, садитесь ребята и девушки, — по хозяйски рассаживал членов спецотряда «Нулевой дивизион» полковник Руднев. — Если кто хочет настоящего бразильского кофе? Могу угостить.

Полковник немного волновался по двум причинам. Он как истинный кавалер смущался таких юных красавиц, а так же он переживал за то, что его группе придется вскоре уйти на задание в прошлое. И опытный полковник, понимал, что то время, куда им предстоит отправиться и те лица, с которыми им предстоит встретиться, могли привести к нежелательными последствиями. Или говоря военным языком, кого‑то из спецотряда могли убить.

— Итак, дорогие ребята, вскоре вам предстоит отправиться в прошлое через коридор времени, а именно в 1919 год, и выполнить определенное опасное поручение. Поэтому прежде чем перейти к озвучению будущего задания, хотел бы узнать: Все ли готовы и согласны с этим? Командировка может отнять от месяца и больше… Задачи ставятся такие серьезные, что от их решения будет зависеть судьба России и ее населения.

Среди спецназовцев и ученых повисло молчание, каждый из них не хотел нарушать тишину, понимая, что с этого дня у них кончилась подготовка и время для размышлений. С этой минуты они становились одной командой, где каждый из них отвечал за другого и становился одним звеном, без которого цепь и кулак команды мог распасться или действовать слабее, чем это было предусмотрено изначально руководителями ФСБ.

Прошло минут пять, но тишина не была нарушена ни одной репликой. Это понравилось полковнику ФСБ. Он понял, что не зря поработала кадровая служба ФСБ. Каждый из команды был серьезен и не имел двоякого мнения об опасности и ответственности будущих операций.

— Ну, хорошо, — слегка вздохнул Руднев. — Скоро у вас будет новый командир Григорий Семенов, надеюсь, он удачно вернется из прошлого.

— Товарищ полковник, может быть ему нужна наша помощь? — предложил свои услуги спецназовец Пуля. — Могли бы подставить свое плечо.

— Это, такой Григорий, что сам даст любому 100 очков вперед.

— Он к нам из Орловского УВД? — проговорился Кик и встретился с внимательным взглядом полковника. Но тот, лишь отмахнулся, подумав про себя: «Скоро всем ребятам придется попотеть прилично!».

— Да, из «Убойного отдела», но прежде служил в спецназе на Кавказе, имеет награды за боевые заслуги, вообще парень, что надо. Дай Бог, что бы живой вернулся…

— А нам как его называть. По отчеству? Или, можно просто дядя Гриша, — невинно захлопала глазами Жара и встряхнула густыми белокурыми волосами, собранными в косичку за затылком.

— У него есть уже согласованный псевдоним — «Георг» и он не дядя. По возрасту Георг не обогнал вас, а даже отстал от некоторых по годам, — улыбнулся полковник Руднев. — Так, что вряд ли ему подойдут анекдоты про Василия Ивановича Чапаева. К тому же он весьма неплохой историк и учится в Воронежском Университете заочно.

Руднев увидел как залилась краской Жара, а другие спецы группы прикусили язык. Но все же специфика службы, которая уже вросла в офицеров спецназа, коими и являлись Уник, Кик, Стаб и Пуля, были сильнее, и Пуля лишь спросил Руднева:

— «Альфа» или «Вега»?

— «Сталь», — с плохо скрытой гордостью за свое родное Управление ФСБ, ответил Руднев. Он взглянул в глаза Пуле и понял, что известие произвело впечатление на опытного лейтенанта спецназа ФСБ. Для всех без исключения секретные воины из подразделения ФСБ «Сталь» оставались кем‑то из области суперлюдей без страха и нервов, воинами–профессионалами к которым невольно можно было отнести: Рембо, Агента 007, и всех героических персонажей Шварцнегера, за тем лишь исключением, что за российскими спецназовцами ФСБ «Сталь» стояли реальные русские отважные парни… Это была боевая элита, ночная разведка и меч возмездия российских спецподразделений, не имеющих аналогов на этот день в мире. И если бы было получено на то разрешение, то читатели первые смогли бы узнать чему были обучены эти бойцы и какие секреты и тайны спецподразделений в них были заложены. Но не имея подобного разрешения, читателям лишь придется довольствоваться тем, что уже было написано о Григории Семенове, и теми подвигам и поступками, о которых мы узнаем позднее.

— «Сталь» — это хорошо и сильно? — немного наивно спросила Луна, перебирая свои каштановые локоны и вглядываясь своими голубыми васильковыми глазами в задумчивые глаза бойца Уника.

— Сталь — это сталь, — пожал плечами Уник, который уловил интерес Луны к себе и попытался понять причину этого интереса, чем немало смутил свою коллегу Луну. «Только, бы не влюблялась, — подумалось ему, — А то потом придется помимо работы, беспокоится и за ее внутренний мир».

Однако, Луна не была бы Луной, если бы ее сердце так легко было завоевать или оно было бы очень ранимо. Она слегка улыбнулась Унику. «Хорошо, голубчик, не будь я врачом, психотерапевтом и не знай я гипноз и психотренинг, если ты у меня не забудешь свои штучки–мучки из области военных шаманов и кракнутых на голову спецназовцев, и не упадешь передо мной на коленки через пару недель…».

— Иван Аркадьевич, мы с удовольствием подождем нашего нового командира Георга, но было бы замечательно знать хотя бы скелет будущей операции, или тот минимум, который мы могли бы подготовить сейчас, пока мы во всеоружии и можем использовать Интернет, — нарушил секундную паузу Крак, который так и норовил прямо здесь открыть свой ноутбук.

— Именно поэтому вам, как научным работникам отряда предстоит подготовить материалы по следующим темам: Никола Тесла, человек миф, человек, обогнавший время на несколько столетий и все его открытия. Остальные операции, в том числе по России вам сообщат позднее.

— О, я бредил этим ученым, физиком, математиком, естествоиспытателем на третьем курсе Мехмата МГУ, — воскликнул Крак, дипломированный выпускник МГУ. — Иногда мне казалось, что все то, что делал Тесла — лишь научная фантастика, но когда более детально изучал, те земные процессы и явления, на которые он пытался воздействовать, то становилось ясно, что это все реально… Вот только ключ, который он использовал, остался ясен одному ему.

— Вот собственно, в части первой вашего задания в прошлом вам предстоит понять, узнать и расследовать: Была ли предпринята попытка американскими спецслужбами найти те документы, материалы научных исследований и опытов Николы Тесла? И если была, то для чего: с целью перенести эти материалы в будущее для создания глобального оружия и проведения военных операций или для того, что бы внедрить эти научные открытия уже тогда в начале прошлого века в разработки военного оружия для армии США.

— Хм, да в истории были некоторые загадки, которые с трудом можно было бы объяснить лишь одними геологическими или климатическими аномалиями, — воскликнул Грач, перебирая в памяти крупные катастрофы прошлого века.

— Что, ты имеешь в виду? — спросил Крак, только сейчас начиная, что‑то понимать.

— Я — собственно не физик, но, сделав исторический ракурс в историю можно продолжить линию между открытиями Тесла, свидетельствующими о возможности влияния человека на окружающую нас среду. Тут можно вспомнить его искусственные молнии, вибрационные исследования, от которых затрясло весь Нью–Йорк и другие опыты, за что его обвинили в создании климатического оружия… и соединить эту линию с многочисленными колоссальными землетрясениями в Японии и чудовищными наводнениями в Китае в начале и середине прошлого века…

— А я вот слышала, что Тесла был просто отличный мистификатор и шарлатан, — нарушила минутную тишину Луна и обвела всех своими обворожительными васильковыми глазами. — Некоторые опыты с материей и антиматерией, на которые он ссылался — не имели какой‑то серьезной научной базы, — нахмурила скептически лоб Жара, тем самым выдавая уже сложившийся для нее стереотип в научном обществе. — Кроме того, Тесла пытался всячески заинтересовать и получить финансирование, не только в США, чьим гражданином он и являлся, но и в Германии, Англии и России. Поэтому все же не стоит торопиться с выводами…

В штабной палатке наступила минутная тишина. Полковник Руднев не ответил на подобную реплику, да и остальные сотрудники спецотряда «Нулевой дивизион» задумались о чем‑то, ожидая ответа Руднева. Но он видно, знал, что‑то еще, что было заложено в качестве секретной информации в архивах Федеральной Службы Безопасности, но он не торопился раскрывать все карты.

— Тут не так все просто, — все же нарушил молчание Крак, который был талантливым ученым, и был в курсе не только всех современных научных открытий в физике, но и исследовал научный багаж прошлого. — Есть тут некоторая загадка, почему Тесла мог обогнать науку, на многие столетия вперед?

Весь состав группы и полковник Руднев, перевели свои взгляды на молодого ученого Крака, который предпочел работу в ФСБ любой иной научной деятельности. Они все вдруг поняли, что само по себе задание имеет стратегическое значение не только относительно научного места России в мире, но и ее безопасности.

— На его патентах и изобретениях, в сущности, выросла вся энергетика прошлого века. Но на этом Никола не остановился. Тесла несколько десятилетий работал над проблемой энергии всей Вселенной. Пытался сам научиться управлять космической энергией и наладить связь другими мирами, — взволнованный Крак, который и не мечтал так близко подойти к своему кумиру, продолжил свои рассуждения. — Однажды, его спросили, как он пришел к эти открытиям, он лишь отмахнулся, что это были не его открытия и не он автор этих идей… Так и остался вопрос открытым, тогда кто был автором? И были ли вообще эти открытия?

— Именно это вам и придется выяснить, а так же не было ли попытки спецслужб США, проникнуть через наше суверенное пространство в прошлое с целью получения этих документов для их использовании в военных целях, а так же выявить иные попытки западных спецслужб нарушить баланс сил не в нашу пользу, — наконец нашел нужные слова Руднев, а по сути он озвучил официальный приказ руководства ФСБ. — Так же вам надлежит узнать не готовят ли они в прошлом и против нашей молодой Советской России, какие‑либо недружественные шаги.

Руднев обвел всех глазами, пытаясь проникнуть по выражениям лиц сотрудников куда‑то глубже, чем это допускал этикет. Но ни какие визуальные попытки, так и не принесли успеха. «Да, подзабыл немного, старый дурак, — поймал себя на мысли полковник ФСБ Руднев. — Во время их тренинга в подмосковном тренировочном лагере «Искра» они не только ездили на лошадях, стреляли, бегали, разучивали приемы защиты, изучали английский, но с ними еще работали профессионалы ФСБ, обучая секретами парапсихологии, гипноза, аутотренинга. Теперь, их души за семью замками, их не вскроют даже полиграфы, допросы, гипнозы».

— Окончательный инструктаж и задание будет изложено перед вами одним из руководителей ФСБ, в присутствии вашего командира Георга. А пока, напрягите мозги, парни! Сейчас это как нельзя кстати, — полковник ФСБ сделал паузу, не зная как озвучить то, что он хотел сказать. — Есть еще деликатный вопрос, на которой мы еще не можем ответить… Скорее всего вам в Америке для выполнения операции понадобятся деньги, большие деньги! С собою мы вам дать не можем, так как это опасно и вас могут неправильно понять новые Российские власти… Поэтому Управление ФСБ рассматривает варианты поиска вами сокровищ, клада, которые найдут позднее 1919 года.

— Сокровище — то, что ищут долго и далеко, а оно валяется под ногами, — улыбнулся Грач, который любил археологию и кладоискательство. Однако, он не торопился приоткрывать дверь своих знаний по этому вопросу прямо сейчас. — Можно найти в истории некоторые факты, когда найденные сокровища не приносили удачу тем, кто их нашел, а бывало они приносили смерть…

— Это ты в точку, Грач! Не зря тебя в группу включили, ты теперь наш Ротшильд или золотой запас секретной операции.

— Крак, тут без твоих компьютерных поисков, тоже не обойдешься. Я археолог, и больше черепков и серебряных украшений из скифских курганов на территории Южной России не находил, — Грач на несколько секунд задумался. — Судя, по предстоящей операции деньги, золото, драгоценности нам понадобятся именно в Америке. Вблизи береговой полосы Флориды, на дне океана лежат тысячи тонн золота, серебра, драгоценных камней, предметов старины, которые найдут в прошлом веке после 1919 года, следовательно мы можем опередить счастливчиков…

— Осталось только нырнуть поглубже, — вставил реплику спецназовец Уник, который в отряде ФСБ «Вега» был штатным ныряльщиком. — Только какое снаряжение мы сможем там найти, кроме лопат и ведер для сбора золота со дна?

Полковник ФСБ вместе с двумя сотрудницами спецотряда «Нулевой дивизион» с восторгом слушали разговор о сокровищах, чуть приоткрыв рот с восхищением. Один, потому, что тотчас позавидовал, что не родился на тридцать лет позже, а другие, что впереди их ждут небывалые приключения по поиску драгоценностей на дне океана.

— Снаряжение не очень совершенное, но и клады около берегов Флориды поднимали иногда прямо из под ног, как тут успели выразиться. Поэтому, такая задача выполнима, кивнул головой Грач, в голове перебирая сотни случаев нахождения драгоценностей… Конечно мы не все сможем осилить. Вот например, вблизи острова Барбадос был обнаружил корабль XYII века. При обследовании судна выяснилось, что его якорь весом почти в полтонны отлит из золота и серебра. Достать такой якорь нам не под силу…

— Резонно, — согласился Крак, будучи математиком и физиком, он сразу понял, что без лебедок и подъемной плавучей платформы поднять тяжеленный золотой якорь невозможно. — Поэтому можно остановиться на драгоценностях. Если только погода не подкачает. Если мне не изменяет память все ураганы там проходят в конце лета, а сейчас только шторма…

— Драгоценности лучше находить с камнями, — с трепетом сказала Жара и в ее глазах вдруг заискрился блеск бриллиантов и изумрудов. — Ужас, как интересно, если мы что‑нибудь там найдем.

— Да, особенно если правильно и точно выполним всю операцию, — сухо вставил лейтенант спецназа Пуля. — Не мне решать, но возможно придеться разбить группу: одни ищут сокровища, другие бумаги и документы Николы Тесла… Но сейчас еще явно рано делить ненайденные сокровища на те что с камнями и без них.

Все заметили, как Жара слегка обиженно поджала свои малиновые губы и пряди белых волос тут же закрыли ее лицо. «Совсем, еще девчонка–мечтательница», — про себя подумал полковник Руднев и спрятал улыбку в усы.

— Ну что же, если всем все ясно? Всем разойтись, заниматься по плану, — встал на прощание полковник Руднев и взглянул на часы. Он ожидал звонок из Москвы Заместителя главы ФСБ генерала Верника. Опытный полковник чувствовал, как коридор во времени на сегодня становится важным событием в жизни и будущем страны. Об этом свидетельствовал и интерес Президента России Владимира Зорина к событиям вокруг орловской аномалии…

«Надо выпить по рюмашке с полковником Стрижевым, да вспомнить про Кандагар!», — решил Руднев и с гордостью посмотрел на портрет Президента Зорина в морской пилотке подводника. — Приходилось мне с ним здороваться за руку еще в те времена… Хороший мужик и толковый был офицер, с таким Россия на прочных ногах, во веки веков!».

12 ноября 1919 года. Орловская область.

Григорий Семенов всматривался в черное небо, на котором сверкали далекие звезды. Вспомнив военную топографию, он нашел созвездие Большой Медведицы в форме ковша, а затем отмерив еще пять отрезков длины ковша в сторону, нашел яркую Полярную звезду, которая всегда была на севере. Справа находился — восток, а слева — запад.

Ночная погоня за атаманом Раковским изнурила коня, и капитан орловской милиции поглядывал на своего верного помощника, как он глубоко хватает воздух. «Не загнать бы коня», — пришло в голову Семенову, но он уже не мог остановиться, он понимал, что атаман может уйти в леса и затеряться на некоторое время, для того что бы о нем забыли, а потом попытаться проскочить в будущее.

Еще до утра оставалось несколько часов, а наездник все скакал по еле заметной лесной просеке, заросшей тонкими ивовым сорняком, который хлестал лошадь по животу. Впереди показался крутой овраг и Григорий решил спуститься вниз серпантином, что бы не соскользнуть вниз. Уже забираясь вверх по другому склону, он почувствовал, что конь начал оседать вниз, а затем задрожал и завалился вбок. Капитан соскочил вниз и заглянул коню в глаза, словно извиняясь, что оказался для него роковым наездником.

— Ты, уж прости меня времени было в обрез, а дел… сам понимаешь, — Семенов, простившись с конем, побежал вперед по протаявшей на снегу тропинке, рассчитывал, что километров пятнадцать до Чертовой пустоши он сможет покрыть часа за полтора.

Отбросив второй наган и винтовку с оптическим прицелом, он бежал по спортивному быстро или, как его учили в разведшколе по–волчьи, оставляя стежку следов по одной линии, так было проще проходить пересеченную местность, а так же экономя энергию, что и было заложено в хищных волках природой.

Через несколько часов изнурительного бега, Григорий пересек березовый лес, и обратил внимание, что начали попадаться дубы. Вскоре его маршрут уже пролегал через густую дубовую рощу. Огромные исполины и молодые дубы еще не успели сбросить листву, поэтому под их кронами, что закрывали молочный свет звезд, было темней. Оперативник местами перескакивал большие корни, которые выходили из земли словно руки призраков.

Неожиданно, дубовая роща расступилась и он выбежал на поляну, размерами с футбольное поле. Когда он оказался почти на середине, некая звериная интуиция заставила его посмотреть направо. Сначала там, что‑то зашевелилось, а после уже отчетливо Семенов разглядел волков. Их было около десяти. Впереди более отчетливо выделялись два крупных и, видно, самых опытных заматерелых самца. В свете луны их серо–бурая шерсть заискрилась и сами они показались Григорию огромными. На высоких лапах и с широкими мордами, они спокойно на него смотрели, словно он был уже обречен…

В разведшколе Григорий почерпнул способы борьбы с охранными собаками, а следовательно и с волками, но сейчас в жизни все казалось проще и без хитростей. У хищников была скорость, сила, клыки и острый голод, а так же многовековые инстинкты и тактика нападения на свои жертвы. Человек, бегущий по ночному лесу не был исключением, и волки чувствовали свою безнаказанность, не испытывая сомнений в нападении и своей победе.

Григорий тотчас понял, что у него уже нет времени ни скрыться, ни забраться на дерево, а следовательно ему предстояло принять бой именно на этой поляне. Поэтому достав наган и финку, он стал поджидать волков. Тут произошло непредвиденное: хищники разделились, и несколько волков с одним из вожаков стала обегать его стороной, заходя ему за спину. «Обкладывают, как лося», — подумал про себя боец спецназа и не шелохнулся, почему‑то решив, что как раз вторая группа и должна напасть на него первыми со спины.

И вот уже через пять минут, прямо перед ним метрах в десяти стояло шесть крупных орловских волков, да и позади, как успел заметить капитан еще пять, которые замерли готовясь к прыжку. Почувствовав лишь скрип снега за спиной, Григорий выстрелил, почти не целясь в вожака, который прыгнул на него. С пробитой головой волк распластался рядом с ним. Затем выстрел за выстрелом оперативник стрелял, убив еще несколько волков. Неожиданно, он спиною почувствовал как один из волков ударил его передними лапами в плечи и они вместе упали на землю. Григорий продолжал орудовать ножом нанося смертельные удары хищникам, а в его правую руку через шинель вцепились клыки и начали рвать. Капитан переложил нож в левую руку и перерезал горло волку, который уже почувствовал запах его крови.

Видно хищник повредил артерию, и оперативник ощутил как из него начала хлестать кровь, унося силы. Наконец, волки отступили и ослабевший Григорий нашел силы перетянуть и забинтовать себе руку, отрывая от своей рубахи лоскуты. Волки стояли на краю поляны и ждали, пока человек уйдет прочь или ослабеет настолько, что станет их добычей. Но человек не торопился уходить, он стоял на коленях и с затуманенным взглядом оглядывался по сторонам.

«Он носил волчью шкуру и пил волчью кровь перед битвами», — неожиданно извлек из своей памяти историческую легенду о викинге Григорий и подполз к одному из волков, который с простреленным спинным кордом был еще жив, но недвижим. Надрезав ему артерию на горле, он припал к фонтанчику бьющему густой теплой кровью и начал пить. Бывший спецназовец, вдруг вспомнил: «в горячей пустыне, бесплодных соленых равнинах, безлюдных горах, в лесных зарослях и непроходимых болотах… спецназовец должен выжить любой ценой и не погибнуть».

Прошли минуты и Григорий ощутил прилив энергии и силу в теле. Он вскочил на ноги и снова побежал туда, где он должен был найти атамана Раковского, и выполнить обещание, данное комиссару ВЧК Артузову — живым или мертвым взять бандита Раковского, а также вернуться туда, где его ждали за воротами времени в будущем…

До Чертовой пустоши оставалось несколько верст, когда ночь стала терять свои краски, а луна и звезды побледнели, от всходящего солнца, которое лишь забелило дальнюю кромку лесов. В еще густых сумерках Григорий рассмотрел следы от двух лошадей. «Вчера под ночь, тут прошли», — сделал вывод Семенов и напрягая свои последние силы побежал по следу. Встречный ветер хлестал по лицу и поднимал рыжую копну волос. Лицо оперативника и его, рваная волчьими зубами, шинель была в засохшей волчьей крови.

Впереди раздался лай собаки и только сейчас Григорий вспомнил, что у него больше нет больше патронов. Остановившись, он ожидал того, кто к нему приближался, еще невидимый в ночной сырой мгле. Сначала показалась гончая собака, а затем человек с ружьем. «Охотник, с собакой!», — без волнения подумал оперативник и стал поджидать неизвестного.

— Ты кто, будешь? — окликнул его неизвестный, придерживая лающую собаку.

— Человек. Как это нормально? Да ты не бойся дядя, я не кусаюсь. Можешь не бояться так сильно…

— А что тут поделаешь, как себя защитишь от бандитов? От черта крестом, от свиньи пестом, а от лихого человека — ничем.

— Ну это, нормально, а скажи, дядя, не видел ли ты двух конников? — спросил Григорий, рассматривая следы от копыт, по которым и пришел охотник.

— Как не видел? Они сейчас у меня на кордоне лесника, остановились. А я стало быть и егерь тут и лесник. Уж пятнадцать лет, я здесь стало быть. Вот раньше платили хоть понемногу, а сейчас не с кого спросить, забыли все про леса…

— Ну это пройдет, дядя, вспомнят еще и про леса. А вот скажи мне про их планы, этих конников, что у тебя остановились?

— Так мне это неизвестно, но одного я знаю, как не знать — это атаман Раковский. Шибко опасный он, — лесник с интересом присматривался к военному в рваной, истерзанной шинели в крови.

— Это ни чего, разберемся. А ты вот, если тебе мясца надо свеженького, иди враз по моим следам… Убил я там несколько волков, глядишь стая не успеет их всех погрызть.

— Эх, на волков наскочил? Сейчас они ужас какие лютые и голодные. Как война шла, они расплодились тут, так вот теперь приходиться их отстреливать… Ну прощай, странник.

— Бывай, только ты не торопись обратно в избу… Мне поговорить там с ними надо по мужски. Ну а коли выйдет так, что найдешь ты мертвым Раковского, то сообщи в орловское ВЧК, скажи, что Григорий Семенов должок прислал, глядишь вспомнят про тебя, и на довольствие поставят.

— Вот за это спасибо, по мне так быстрее бы белым шею свернули, — обрадовался лесник.

— Ну, а если все по другому выйдет, то схорони меня под дубом, — вгляделся Григорий в глаза лесника на лице с широкой бородой. — Живем, поколе Господь грехи терпит…

Лесник лишь перекрестился и посмотрел вслед странному воину, который шел на свою погибель к Раковскому, видно не по своей воле. Высокий молодой рыжеволосый парень весь истерзанный, да еще в крови, словно знал, что его ждет его впереди. Он вдруг быстро побежал по тропе, и быстро скрылся из виду.

Дом лесника находился на лесной поляне около ручья. Ледяная вода обожгла губы и лицо капитана, пока он умывался и пил. Первый луч солнца, лишь только обжег верхние пики елей, но стало светлей вокруг. Григорий подошел к избе с низкими дверями и пригибаясь вошел в дом. Привыкая к потемкам, оперативник остановился на минуту и как учили его в разведотряде, потер глаза и ушные раковины фалангами пальцев. Вскоре он стал лучше различать вещи в избе. Под ногами скрипнули половицы и Семенов увидел как в его сторону уставилось дуло револьвера.

— Привет, Гришка, я уж не чаял, что ты сам придешь, — услышал сверху Григорий голос атамана. А затем комнату осветила керосиновая лампа, которую разжег уже не молодой с большим крестом на нательной рубахе казак, подручный атамана.

Семенов молчал, вглядываясь в глаза атаману, но тот лишь усмехнулся.

— Эх, Гришка, а я об тебе часто думал, веришь ты или нет. Особливо перед тем как лезть в твое время. Опасался, что бы мы там с тобою не встретились на одной тропинке, ведь только ты и знаешь меня там в лицо. Да, ты вот здесь куролесишь, все ни как не успокоишься. Слыхал даже бронепоезд отбил…

Григорий не думал о смерти, хотя находился на мушке двух бандитов. Атаман спрыгнул на пол и не сводя глаз с Григория одел сапоги.

— Бойся не бойся, без року смерти не будет, значит не твоя удача сегодня покатила, хотя ты и фортовый малый, Гришка, — атаман накинул шинель и указал револьвером на дверь Семенову. — Ну, малый, пошли на двор, не гоже хату в крови пачкать.

Григорий вышел на двор и подошел к сараю с дровами. Он развернулся к Раковскому, а затем взглянул на поголубевшее небо и редкие облака на нем. Атаман навел револьвер на Григория Семенова, но не хотел сразу убивать, словно стараясь понять, что за люди там живут в будущем, куда ему предстояло отбыть.

— Бояться пульки, не идти в солдаты! Так ведь, Гришка, скажи взаправду страшно тебе?

— Только того бьют, кто боится, — спокойно ответил Семенов и снова уставился в небо, не то прощаясь, не то ожидая чего‑то.

— А, ты молодец, воин, слова такие знаешь из «солдатской памятки», хотя в Царской армии не служил, — улыбнулся атаман, вспомнив вдруг свое офицерское прошлое. — Смотрел я как ты стрелял тогда Гришка, да вот подумал — может дуэль меж нами организуем… по одному патрону каждому, а мой казак отсчет на три откроет, кто кого первый застрелит. Ну чего, Григорий, сгодится?

— Так, что же? Это можно, — ответил капитан и взглянул в глаза атаману. — Давай стрельнем по разку, коли не шутишь!

— Ох, ты мой сокол, ой да удалец! — тут не выдержал Раковский и засмеялся, сгибаясь пополам. — Рад бы обыграть, да ни козырей, ни масти у тебя Гришка. Утопленник и за соломинку хватается, лишь бы выжить…

Тут в небе послышался вороний гомон и атаман вдруг стал серьезным. Он оглянулся на своего подручного казака, а затем снова посмотрел Григорию в глаза.

— Ладно уж, пора кончать! Гришка, помолись ты перед смертью за себя и за меня. Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — подытожил атаман Раковский и навел револьвер на Семенова.

Грохнул один выстрел, подняв в воздух стаю воронья. Атаман упал навзничь с простреленной головой. Казак, который убил наповал своего атамана, стянул с головы папаху и вздохнул.

— Жив, да не годен. Жив, да покойника не стоит…, — лишь сказал он и поглядел Григорию в глаза. — Пора мне на Дон, мать уже вот–вот помрет, хоть схороню ее.

— Чего ж ты убил атамана? — спросил Григорий без осуждения.

— Так, он меня хотел туда заслать в будущее, на пробу… Ну, да ладно, Бог рассудит, — махнул казак рукой и сплюнул на снег в сторону атамана. — А тебе ежели лошадь нужна, бери атаманову, он уж с чертом там в обнимку по небу скачет, она ему не с руки теперь…

— Тогда прощай, казак, удачи тебе к мирной жизни вернуться, — Григорий оседлал лошадь Раковского и галопом поскакал к коридору времени, до которого было несколько верст.

Сердце начало бешено колотиться у капитана, когда он уже метров за сто перед входом в коридор времени, что есть силы поддал коню шпорами и влетел в это искаженное пространство, в этот наукой еще необъясненный изгиб материи. Он опять почувствовал некий холод и жжение, когда его тело обхватили тугие струи пространства. И он ощутил, как это было и в первый раз как его лицо, глаза, тело словно струятся и перетекают, меняя формы и оболочку.

Перепрыгнув временной коридор, Григорий Семенов, вдруг увидел перед собой стальную сетку. Резко остановив коня, Григорий услышал зуммер аварийной сирены и увидел как к нему бежали бойцы в камуфляже спецназа ФСБ «Альфа». «Кажется, не ошибся со временем, к своим попал», — улыбнулся Григорий Семенов.

— Воины, не стрелять, свои на арене цирка, капитан Семенов обратно прибыл, — раздалась на весь лес четкая команда в мегафон. И Григорий увидел как из палаточного лагеря, что укрылся за деревьями высыпали другие бойцы и офицеры. «О! Мамма Мия, там даже девушки в джазе, видно сильно я отстал от жизни!», — радостно рассмеялся своему возращению на землю в свой орловский край Григорий Семенов.

— Господи, кто тот рыжеволосый парень, весь в крови? — лишь успела спросить Жара, но тотчас сама поняла и оглянулась на свой отряд, который выскочил сразу за ней по тревоге. — Так это и есть наш долгожданный Георг!

— Что он там делал? — воскликнула в шоке Луна и схватилась за голову. — Откуда на нем столько крови?

— По меньшей мере, Георг воевал с небесами, — с восторгом отозвался Грач и увидел как гордо загорелись глаза у спецназовцев из группы «Нулевой дивизион». — Сразу видно спецназ ФСБ вернулся с дозора из прошлого!

2

Перед Григорием Семеновым распахнулись высокие ворота из сверхпрочной стали, и, молодой капитан, наконец, оказался среди своих на русской земле в 2004 году. Подъехав на гнедом коне к лагерю, он спрыгнул вниз и опустил поводья.

К нему подошел знакомый полковник ФСБ, командир группы «Альфа» Стрижев и, видно, другой командир, одетый в офицерский комбинезон защитного цвета.

— Полковник ФСБ, исполняющий обязанности командира отряда «Нулевой дивизион» — Руднев Иван Аркадьевич, — протянул руку оперативнику седоватый полковник.

— Лейтенант милиции, оперуполномоченный «Убойного отдела», Григорий Семенов, — представился ему в ответ Семенов и пожал протянутую руку.

— Молодец, капитан, намного о тебе наслышан, хотя ты теперь уже не оперуполномоченный и не лейтенант, — улыбнулся в усы полковник Руднев и переглянулся с полковником Стрижевым.

— А кто же я? Уволили за прогул из орловского УВД? — растерялся Семенов и взглянул на восемь человек в защитной форме, что стояли за спиной командиров. Две из них были весьма привлекательные девушки, остальные были крепкие и тренированные парни, причем одного из них Григорий вспомнил по Кавказу, тогда этот лейтенант был с ним в одной сводной группе… Вот только, задачи они выполняли разные, поэтому Григорий ни как не мог вспомнить его имени или фамилии.

— Не уволили, а перевели тебя, капитан Семенов, в Федеральную Службу Безопасности и поставили на должность командира, вот этого отряда, — обернулся на молодых офицеров спецназа и ученых, полковник Руднев. — Теперь вы — одна команда, и ты ее командир… А имя твое и позывной теперь — «Георг».

Григорий недоверчиво встряхнул головой и еще раз огляделся по сторонам. Капитан уже заметил сколько сюда понагнали спецтранспорта и вооружений. Бывший боец спецназа узнал зачехленную реактивную 24–ствольную огнеметную установку залпового огня ТОС-1 или на военном сленге «Буратино», которая была предназначена для огневого поражения живой силы, военной техники и объектов противника, а также для создания очагов пожаров на местности. На духов в Афганистане, так же как и на международных террористов на Кавказе это орудие наводило нескрываемый ужас. «Словно, армию Деникина ждут!» — лишь усмехнулся Семенов про себя и строго взглянул на полковника.

— Пока я своего согласия не давал. С меня хватало на сегодня то, что у меня есть, — ладонью утерев лицо, он вдруг вспомнил про свою крохотную квартирку с одной комнатой и окном на лес на улице Северный парк, про свою ласковую кошку Веерку, да Марину Синицыну, которая наверное уж раз сто забегала в «Убойный отдел» по поводу его возвращения. — Кроме того, я пока в ведении генерала Колокольцина, а он меня ни куда не отпускал, поэтому рано еще мне позывные придумывать!

Капитан милиции Семенов увидел как переглянулись между собой старшие офицеры ФСБ, а Стрижев за своей спиной показал «большой палец вверх», что означало — парень хоть и с характером, но надежен и тверд как кремень. Бойцы «Нулевого дивизиона» тоже переглянулись, а девушки обиженно надули щеки.

— Лучше скажите где у вас можно помыться, да переодеться, ужас как есть хочется, — наконец спросил капитан и улыбнулся всем своей доброй и простой улыбкой. — Там то не кормят, а все больше стреляют…

— Вон капитан, там с краю лагеря зеленый фургон под маскировочной сеткой — это наша походная банька, там и душ есть, — указал рукой полковник Руднев и взглянул в небо. — Чую, сегодня снег опять пойдет… Георг, а там как в прошлом? Как погода?

— Да такая же, но сегодня вот с утра солнышко… Товарищ полковник, разрешите идти?

— Давай, Гриня, отдыхай до вечера, расслабляйся, раны залечивай… Сегодня из Москвы прилетает командование, да и генерал Колокольцин уже в курсе, обещал приехать сюда.

— Георг, вы ранены? Вам нужно обработать раны? — подбежала к Григорию штатный врач отряда Жара. Ее щеки зарделись малиновым цветом. — Ой, да что у вас с рукой, у вас наверное повреждена артерия… Перед тем как лезть в душ, нужно наложить специальную повязку и сделать укол противостолбнячный, идемте за мной.

— Да волков там много, на Орловщине, вот один и вцепился в меня, ни как отпускать не хотел домой…

Жара взяла высокого плечистого оперативника, а теперь уже командира отряда Георга за руку и, как ребенка, повела в палатку на перевязку. А он как послушный ученик поплелся за ней, не имя сил и настроения ей возразить.

— Братцы, там про коня не забудьте, его бы покормить овсом, травой, да дать напиться. Седло с него снимите, и оботрите, это хоть и конь Раковского, но свой в доску, — оглянулся на свою группу капитан Семенов и снова улыбнулся про себя. «Вот, ведь, не думал, что тут так все обернется. Думал генерал Колокольцин ругать будет за задержку, а тут на отряд ФСБ «Нулевой дивизион» поставили, Эх! Бобики–шнобики, еще бы мою кошку Веерку сюда, и был бы полный комплект».

— Ну, все, теперь Георг в надежных руках, — пряча улыбку тихо сказал полковник Стрижев, а когда Георг и Жара скрылись из виду, они все дружно вместе с бойцами «Нулевого дивизиона» засмеялись. Лишь Луна, немного смутилась и с упреком взглянула своими слегка обиженными васильковыми глазами Унику в глаза.

— Ни чего смешного не вижу, должен же кто‑то обработать ему раны, — Луна немного позавидовала Жаре, что именно она была врачом в отряде. «Ну, ничего, когда будем во Флориде нырять за драгоценностями, тогда все увидят меня в бикини», — подумала и улыбнулась своим задорным и немного неприличным мыслям Луна. Она тотчас схватила худощавого и гибкого Уника за руку.

— Ты вот, лучше объясни, как ты в голову мне иногда залазишь и мысли читаешь? Мне это страшно интересно.

— Луна, ты мне лучше расскажи про туманности Паук и Муха. За что их так назвали? — ретировался спецназовец Уник, вдруг пристально уставившись своими черными глазами в голубые глаза Луны.

— Паук и Муха? — удивленно переспросила Луна и отпустила руку спецназовца. — Так это в созвездии Возничего… Обе туманности расположены примерно в 10 тысячах световых лет от нас, и пока они окружены светящимся водородом.

Растерянная Луна вдруг заметила, что Уник куда‑то растворился, а она словно студентка рассказывала свой заученный урок в воздух под одобрительные улыбки Пули и Грача. «Ой, что‑то со мной, я совсем забыла, что я хотела спросить у Уника. Вообще он какой‑то странный этот гипнотизер–парапсихолог, кого только в этом ФСБ нету… И технари, йоги, лучники, каратеисты, а теперь этот Георг, вообще с волками спит в лесу, а они его домой даже отпускать не хотели, а ревнивая волчица его за руку тяпнула…».

 

Глава 7. «Знает сила правду…»

Под вечер в расположении временного оперативного лагеря на Чертовой пустоши стала ощущаться некоторая активность. Отряд спецназа «Альфа» оцепил весь периметр «объекта 36», взяв под охрану любые передвижения как по земле, так и по воздуху.

— «Енисей», А-17 на связи! Докладываю: «Объект 36» подготовлен для принятия гостей, — в рацию повторял командир группы «Альфа» полковник ФСБ Стрижев.

— А-17, вас поняли! Держите готовность N 1… Ожидайте гостей, оставайтесь на связи. На подлете сообщим.

С первыми сумерками с неба снова запорошило, и подул холодный пронизывающий ветер с севера. Бойцы спецназа не оставляли постов и прячась за деревьями, поглядывая в воздух и по сторонам.

— Эх, курнуть бы, а тут готовность N 1, объявили, — еле слышно ворчал спецназовец Борисенко, заносимый снежными хлопьями. — Тут только волки, да лешие в этом лесу, от кого еще охранять?

Вскоре мимо него промчался старший лейтенант Силин, но затем резко затормозив, вернулся к нему обратно и в упор посмотрел на своего помощника Борисенко, который вытаращил глаза и притворился, чуть приоткрыв рот, замерзшим. После того как минуту они смотрели друг–другу в глаза, оба вдруг сдались и хлопнули друг друга ладонь в ладонь.

— Борис, слушай сюда, твой сектор «4–А», продолжать вести наблюдение за «объектом 36». До прибытия вертушек полчаса, — сообщил старший лейтенант Силин и умчался по цепи в сумрачный вечерний лес.

Вскоре небо вспорол натужный шум пропеллеров двух военных вертолетов МИ-8. Включив зеленые и красные маяки они начали снижение в квадрат приземления. Не прошло и 20 секунд как из них выкатилась охрана высшего командования ФСБ. Рассыпавшись цепью, натасканные охранники, словно якудза в касках и с укороченными автоматами «Вал» короткими шажками передвигались по поляне, замыкая цепь вокруг вертолетов. В черных каска и с гарнитурой на голове они выглядели как инопланетяне. Затем как по команде они остановились, опустившись на одно колено и взяли весь периметр вокруг вертолетов на мушку.

— Объект прибыл, взять под охрану внешние сектора, — услышал команду в наушник Борисенко и перевернулся в сторону леса. Спецназовец лежал на сосновом лапнике, вдыхая терпкий запах иголок. На секунду забыв об этом странном «объекте N 36», он тотчас вспомнил свою летнюю поездку к морю на берега Турции…

И ему отчетливо и с болью вспомнилась Маринка, с которой он познакомился в приморском городе Анталья…

2

Было это в августе, когда турецкое жаркое солнце загоняло отдыхающих в море, а местные турки прятались в тень и пили зеленый чай…

Борис бродил по торговым рядам городского базара. Молодой спецназовец примеривался к покупкам и в который раз удивлялся предприимчивости турок. Товаров было на любой вкус и цвет, нужно было только достать деньги из кармана, и тебя уже не хотели отпускать без покупки. В одном из закутков среди торговых рядов, Борис вдруг услышал горестные всхлипывания и шмыганье носом. Заглянув под навес, он увидел симпатичную девушку лет 20–ти. Светлые волосы закрывали лицо, и можно было только рассмотреть ее задорный курносый нос и припухлые алые губы.

— Ты, что разревелась, обидел кто? — спросил Борис и заглянул незнакомке в серые испуганные глаза.

— Как зовут, тебя, плакса?

— Маринка, — с удивлением ответила она и доверчиво посмотрела ему в глаза.

— А чего ревешь?

Она махнула рукой в никуда, сетуя на жизнь, и смахнула капли слез с лица. Борис видел, что на ее прекрасном и юном лице боролись несколько чувств, но видно крепкий русский характер взял свое, и она справилась со слезами, вытерев глаза рукавом.

— А ты кто? — лишь спросила она, и было видно, что высокий и худощавый парень сразу понравился ей. Крепкие мышцы украшали его атлетический торс под майкой, а простое русское лицо с прямым носом и сильными скулами, делали его лицо мужественным.

После пяти минут разговора, они вдруг поняли, что не хотят расставаться и Марина, воспользовавшись случаем, убежала с ним прочь с рынка, где работа продавщицей у какого‑то южанина Аглы.

Борис сходу влюбился в нее без остатка. Через час он взял автомобиль напрокат и они рванули на спортивном джипе с отрытым верхом в горные районы Турции. Крутой и узкий серпантин над отвесными пропастями обжигал их нервы, и Маринка зажмурившись кричала: «Ой, мамочки–и-и!», а Борис хладнокровно улыбался и жал на педаль газа.

А вечером они поужинали в прибрежном ресторане, купив вина с шашлыком, чем порадовали хозяина небольшого отеля. Ночь охватила их жаркими объятиями любви и страсти. Номер отеля Бориса выходил на песчаный берег, и они несколько раз в перерывах любовных утех ныряли и купались в, набегающем на берег, теплом море.

Так пробежала неделя, и Борису подошло время распрощаться с курортным отдыхом и лететь в Москву. Тогда он и спросил Маринку, не пора ли ей возвращаться в Россию. А в тайне он надеялся, что ее Рязань — не такая уж и заграница, и со временем они стали бы жить вместе. Сам Борис по счастливой случайности, а скорее по своей родословной унаследовал маленькую квартирку на Чистых прудах. Она досталась ему от прадеда, который раньше работал в НКВД, и это была техническая комната в шикарном элитном доме с четырехметровыми потолками. Однако, с уходом деда на пенсию, а также в связи с тем, что отпала нужда спецсвязи, закрепленной за некоторыми важными персонами, маленькая квартира по наследству досталась, только, что родившемуся Борису.

После окончания профтехучилища и службы в армейском спецназе, Борис был приглашен в спецназ ФСБ «Альфа» на должность стрелка–следопыта, а через год он уже получил погоны младшего лейтенанта. Настоятельные рекомендации руководителя группы «Альфа» поступить в заочный институт и продолжить образование для получения следующего воинского звания — не возымели действия, и Борис уже три года довольствовался своей одной звездочкой на пагоне. На шутки товарищей, он делал страшное лицо и шутил, что как только он достает из своих широких штанин гранатомет АГС-17 «Пламя», то для врагов этого достаточно.

«Хоть и тесно, — думал Борис, — будет развернуться вдвоем на 12 московских метрах, но и холостяцкая жизнь имела свои недостатки». Поэтому неожиданно молодой спецназовец предложил Маринке, возвращаться в Москву вместе с ним. А потом, можно и к ней в гости на Рязаньщину. Но после такого предложения, он увидел, что у милой и ставшей ему родной девушки снова, как из лейки, потекли слезы.

Сбивчиво она рассказала ему, что ее работорговец отнял у нее паспорт после того, как она проработала у него полгода. Постоянно откладывая выплату ей зарплаты южанин держал ее тут же на рынке, боясь показывать ее своей жене. Однажды, он пьяный ее изнасиловал, что стало для него обычным занятием, до тех пор пока, он не начал приводить к ней своих соседей–торгашей и брать с них деньги. Он требовал от нее секс, иначе грозился посадить в тюрьму за бродяжничество и проституцию… Так продолжалось несколько месяцев, пока она не встретила Бориса.

Русский спецназовец элитной группы ФСБ «Альфа» долгое время не мог успокоиться. Он перебирал в голове разные варианты ее освобождения: от официального обращения в посольство России в Анкаре, что могло отнять несколько месяцев, и до побега через горные районы Турции в Азербайджан, где он смог бы найти поддержку и коридор в Россию… Но все эти варианты имели серьезные недостатки и были сопряжены с риском для Маринки. Тогда молодой боец «Альфы» решил серьезно и по–мужски поговорить с Аглы, в надежде, что он вернет паспорт.

Приехав на рынок днем, спецназовец подошел к хозяину магазина и поздоровался с ним за руку.

— Приветствую, вас уважаемый Аглы, я друг Марины и прошу по хорошему вернуть ее паспорт. Ей нужно лететь домой…

— Жди, дорогой. Приходи вечером, мне нужно время для того, что бы привезти его из дома, — недобро улыбнулся торговец. — К 10–ти часам приходи.

К вечеру Борис уже выписался из пансионата и был готов улететь с Маринкой на ночном чартерном рейсе в Москву, купив для нее свободный билет или договорившись с пилотами самолета. Он знал, что российская авиация уважала спецназ ФСБ и делала иногда им уступки.

— Ну, что Маринка поехали к Аглы, он обещал вернуть паспорт в 10 вечера, а самолет в 2 часа ночи, времени у нас вагон. В аэропорту оставим джип, а ключи сдадим дежурному…

Борис видел как нервничала девушка и не надеялась, что все так закончиться как рассказал ей Борис, но она верила в этого сильного русского парня и не хотела оставаться в Турции.

— Я только тебя прошу, будь осторожней, он очень подлый этот Аглы, — кусала губы девушка, оглядываясь по сторонам. — В 10 вечера весь рынок пустой, все люди уходят с рынка и только остаются грузчики и продавцы…

Молодой боец из отряда ФСБ «Альфа», понял, что в этот вечер ему надо пролезть в игольное ушко, что бы улететь вместе с Маринкой в Москву. Поэтому следуя заложенной в нем тактике русского спецназа, он решил подготовиться к возможному быстрому отходу. Остановившись в двух кварталах от рынка, он велел сидеть Маринке в джипе без звука и накинуть платок на голову и лицо. Затем спецназовец внимательно изучил карту, запоминая пути отхода через город в горы на узкий серпантин, где они уже гонялись с Маринкой и эта дорога была ему знакома. Наконец, он заклеил номера на автомашине темной липкой лентой и поцеловал свою Маринку. «Жди, меня родная, я вернусь, но чтобы не случилось ты туда не возвращайся…».

Натянув поглубже кепку и застегнув под горло ветровку высокий Борис неторопливо шел по рынку. Чем ближе он подходил к нужному павильону, тем ему становилось неприятней. Опытный разведчик вдруг понял, что его там ждут. Но отступать он не хотел, Борис чувствовал, что даже здесь он выполнял свой долг… «Бояться смерти — на свете не жить», — вдруг вспомнил он слова боевого товарища лейтенанта Круглова, и от этого воспоминания ему стало легче. Спецназовцу вдруг показалось, что за его плечами, за ним движется его родной спецназ «Альфы»…

— Привет, Аглы, вот и я пришел за паспортом, — улыбнулся русский парень и вдруг почувствовал, что за его спиной стало прибавляться людей. Но он не оглядывался, ему и на миг не стало страшно, он верил в победу.

— Русский, вижу ты хочешь взять свою девушку домой, но есть проблемы с ней, — переглянулся со своими помощниками южанин. — Она, твоя Маринка, много денег мне должна, сможешь отдать мне все ее долги — забирай ее и паспорт.

— Мил человек, откуда долги? Она работала у тебя, ты ей не платил, а теперь ей счет выставляешь? Не по–людски это, Аглы!

— Зачем, учишь меня, деньги покажи — паспорт забирай. Не верь пьяным русским бабам, их слезы дешевы.

— Сколько долг, Аглы?

- 10 тысяч долларов отдай, паспорт забирай, — сказал Аглы и бросил на стойку витрины красный паспорт с российским гербом.

Борис кивнул головой и полез в карман. Он достал деньги, не оборачиваясь назад.

— Аглы, точно отдашь? Вот у меня тут только тысяча, но на кредитной карте «Виза–Голд» остальные…

— Конечно, отдам! Виза не проблема, деньги снимем прямо здесь, вот только паспорт я отдам Маринке, когда она придет сюда, — чернявый торговец протянул руку к деньгам Бориса. — Давай сюда, деньги, Русак, да Маринку тащи быстрее.

Сзади себя спецназовец услышал радостные ухмылки и обернулся, наконец, назад. Их было не меньше десятка… и таких же, как Аглы. В руках крепкие южные парни держали, кто биту, а кто и кривые ятаганы в ножнах, так часто продаваемые в торговых рядах в Турции в качестве сувениров.

Борис еще раз взглянул на российский паспорт, что был совсем рядом с ним и, наконец, сделав для себя выбор протянул Аглы свернутые доллары и кредитку.

— Молодец, Иван, — вальяжно улыбнулся южанин и, приблизившись к российскому спецназовцу, протянул к нему руку. — Послушай, Иван, в поле — две воли: кому Бог поможет… Сегодня, Иван, твой Бог забыл про тебя!

— У нас, Аглы говорили по другому: в поле — две воли: чья сильнее!

Русский вдруг быстро схватил паспорт и вместе с деньгами и кредиткой положил обратно в карман. Перехватив руку торговца, боец, с силой ударил ею по столу, сломав Аглы пальцы и выведя его из борьбы на этот вечер. Но это было лишь начало, того с чего начал русский спецназовец. Уходя от ударов бит и острых, длинных турецких ножей, подставляя руку с намотанной на нее курткой, спецназовец наносил прямые сильные удары по болевым точкам противника. Вскоре в полутемном павильоне образовалась свалка поверженных людей. А Борис все продолжал отражать и наносить удары, потому что к этому павильону подбегали все новые и новые сородичи Аглы. Вскоре драка выплеснулась уже на рыночные ряды, где русскому спецназовцу приходилось прорываться и прорубаться через невысоких и вертких южан. Они со звериными криками подлетали к нему и получив стремительный крепкий русский кулак — так же быстро отлетали прочь на землю…

Борисенко вдруг оглянулся позади себя и невольно ужаснулся, сколько разгоряченных южан попало на его кулак. Невольно вспомнились ему слова Суворова:

«Русский молодец — ста басурманам конец!». За воротами рынка замигали синие маяки на машинах полиции, тогда он решил не медлить и оставить быстрее этот не очень дружелюбный рынок, где его наверное надолго запомнят, как впрочем и других русских.

Заскочив в машину, он мигом поцеловал Маринку и отдал ей паспорт. Борис радостно заметил как она прижала его к груди с гордостью, что теперь она такая же русская, гражданка России. Не мешкая больше, спецназовец вдавил педаль до упора, унося джип вперед. Улицы проносились мимо них, словно в фильме… Они проскакивали светофоры и перекрестки, иногда с трудом избегая столкновений.

— Сума сойти, мы мчимся как в гангстерском фильме, — кричала и смеялась Маринка.

— Мы русские, а не гангстеры, а это покруче будет! — улыбнулся Борис и тут только заметил, что за ними увязалось несколько полицейских автомашин. — Еще немного, и мы вырвемся в горы, уйдем на серпантины…

— Борька, ты где так тачку научился водить?

— Маринка, в московских пробках, когда на работу опаздываю, — сквозь шум ветра кричал и смеялся Борис, вдруг подумав, что если бы его увидел командир Силин и полковник Селезнев… «Оставили бы без премии, а может и выговор объявили без занесения в личное дело».

Вырвавшись из освещенного города, они вдруг окунулись в густую ночную темень. Джип с русскими не сбавляя скорости, быстро мчался по идущей над отвесной пропастью смертельно–опасной горной дороге. Полицейские автомашины еще долго следовали за уходящим джипом, пока не остался только один высокий с несколькими мигалками и истошной звуковой сиреной, турецкий жандармский фургон.

— Ни как не отстанет от нас, решили с нами посостязаться, — улыбнулся Борис и прибавил скорость. Несколько раз джип на поворотах сносило к пропасти, но, видно, Бог в этот вечер все же помогал русским, которые лишь хотели справедливости и свободы…

— Они отстают от нас, Борька! — радостно кричала Маринка, до сих пор прижимая к себе российский паспорт, боясь его снова потерять.

Борис заметил, что ночная дорога стала забираться на гору и слева открылось ночное море, освещаемое луной. Оно словно огромная темно–синяя колыбель навевала на мысль, что этот ночной кошмар вскоре кончиться и они уйдут от погони.

— Маринка, скоро дорога с горы пойдет, вот там мы…, — он не успел договорить, как ночное небо прорезала длинная автоматная очередь.

Автоматные трассирующие пули, словно огненные пчелы проносились мимо мчащегося в ночи джипа. Некоторые пули ударялись в полотно каменистой дороги и, отскакивая, высекали искры. Но вот несколько пуль хлестнули по верху автомашины, не задев автомобиля. Наконец, автомобиль перевалил через верхний изгиб перевала и стал уноситься вниз. Борис все отчетливее стал замечать, что жандармский фургон стал начал отставать, сбавляя скорость.

— Маринка, кажется на отрыв пошли… Наверное они к нам интерес стали терять, — крикнул спецназовец, но не услышал ответа.

Только сейчас, он заметил, что Маринка склонила голову, и не отвечала, закрыв глаза. Борис еще несколько раз крикнул ей, но ее лицо так и застыло в своей последней улыбке. Тонкая струйка крови начала стекать от ее правого виска ей на голубое платье…

— О, Господи! Ну почему же все так получилось, — закричал, что есть мочи русский спецназовец и начал останавливать автомашину. Он потрогал шейную артерию умершей молодой рязанской девушки и понял, что она мертва.

Подчиняясь одному ему известному воинскому закону русского воина, Борис стал разворачивать джип на узком серпантине, собираясь в обратную сторону. Взглянув на небо и луну, возможно в последний раз, русский боец перекрестился, поцеловал крест и… сорвал джип вперед, все больше наращивая скорость.

Снова ветер ударил в лицо русского гонщика, только теперь ставшего преследователем. Борис увидел как красные подфарники жандармского фургона удаляются вниз с горы, обратно к Анталье. Выключив свет, и пользуясь лишь светом луны спецназовец стал догонять тех, кто убил Маринку, тех кто не смог ее защитить от насилия и унижения, а затем убивших невиновную русскую девушку.

Когда до жандармского автомобиля осталось не больше двух сотен метров, русский гонщик включил ослепляющий дальний свет и погнал вниз с горы вдогонку фургону. Видно испугавшись ненормально русского, или не ожидавших такого поворота дел, жандармский автомобиль стал стремительно уходить вниз, совершая такие же головокружительные повороты с заносами над пропастью… Не удержавшись на одном из поворотов, фургон попал на пологий гравиевый склон и его начало заносить к пропасти. Водитель жандармского автомобиля сильно нажимал педаль газа, заставляя колеса стремительно и с визгом прокручиваться. Но это не останавливало фургон, и он все ближе приближался к пропасти.

Борис Борисенко, оставив джип, вышел на дорогу и стал внимательно смотреть на несчастных полицейских, которые за несколько секунд до падения, вдруг поняли, что они обречены и им предстоит разбиться. Они, что‑то кричали, а может быть и молились…

Спецназовец не стал смотреть, как они окончательно упадут в пропасть, а вернулся к автомашине, где склонив голову сидела Маринка. Он пристально глядел на нее, думая, что она не прогневила Господа своим смирение со злом, и она попадет на небеса без страданий, а ее душа найдет себе там смиренное и спокойное место.

Маринку, Борис похоронил в горах, куда занес ее на руках. В горном сосновом пролеске, спецназовец вырыл руками углубление в толстом хвойном дерне и положил туда Маринку. Простившись с ней, он аккуратно заложил ее могилу плоскими камнями. Ее лицо он прикрыл своей ветровкой, что бы камни не поцарапали ее. Российский паспорт он положил тут же в ее могилу, ведь она так мечтала его получить обратно… и так была рада, когда он ей его принес…

- 23–ий, ответь, на связи База, — раздалось в наушнике спецназовца Борисенко, и он очнулся от своих воспоминаний, вернувшись обратно на Орловщину, к «объекту 36». — 23–ий, не слышу тебя.

— База, 23–й на связи, десять — четыре, — зашифровано ответил спецназовец, что означало, что на «объекте все в норме».

Только сейчас Борисенко заметил, что, видно, долго он не двигался и его основательно занесло снегом. Борис чувствовал, как холод сковал его тело и конечности, но он не хотел поворачиваться, боясь, что эти воспоминания, словно яркий кинофильм больше к нему не придут. Он вспомнил, как молча, сжав зубы, он плакал в самолете, который начал взлетать в небо из аэропорта Антальи, унося его одного без Маринки в Москву. Без той, которая вошла в его сердце и душу, и той, которую он не смог уберечь. Крупные соленые слезы катились по его лицу, твердому и неподвижному, он понял, что ему трудно будет найти такую же как Маринка…

Запорошенный снегом спецназовец вдруг почувствовал какое‑то дуновение ветра и словно легкую поступь, и он открыл глаза. Всего в нескольких метрах от него в черной ночи появился силуэт женщины с белыми волосами. «Господи, Маринка ко мне пришла… Но так нельзя, я не могу пойти за ней: Она ангел, а я солдат, в которого заложено искусство войны, умение убивать врагов России!».

Он еще лежал какое‑то время, а затем открыл глаза. Видение исчезло и он облегченно вздохнул и перекрестился, снова прося прощенье за свои грехи и желая покоя душе погибшей любимой девушки.

— Борис, да ты что, одурел, лежишь здесь как полено, весь под снегом, — тихо засмеялся над ним его товарищ по отряду спецназовец лейтенант Круглов. — Давай вали отсюда на базу, я тебя меняю. Там щей наварили крутых, не знаю уж откуда, но говорят из молодой баранинки. Смотри не опоздай. А что? Голодному Федоту и щи в охоту!

— Круглов, ты тут ни кого не видел, вот только недавно? — неохотно встал Борисенко на онемевшие ноги.

— Слушай, ты прямо странный, какой‑то. Аль чего привиделось? Ха–а-а, ну ты даешь Борька, на посту еще кино в мозгу крутишь.

Тотчас с леса налетел сильный порыв ветра и снежными хлопьями залепил глаза и рот Круглова. Потом, вдруг, ветер закрутился меж деревьев и протяжным гулом завыло все кругом. Боец, отплевываясь уже с испугом, посмотрел вслед уходящему спецназовцу и перекрестился, вот ведь в народе говорят: «В поганом лесу одна нежить водится».

3

Совещание высших сотрудников ФСБ началось с доклада полковника Стрижева о ситуации на «Объекте 36». Он беспристрастно доложил о возвращении капитана Григория Семенова из прошлого, а так же о том, что иных несанкционированных пересечений коридора времени не наблюдалось.

— А визуально, не наблюдали проявления интереса иных лиц к объекту? — озабоченно спросил Заместитель Главы ФСБ генерал Верник, взглянув на полковника Руднева. — сейчас этот вопрос находится на контроле Президента Владимира Зорина!

— Группой «Нулевой Дивизион» также не выявлено каких‑либо фактов нарушений на Объекте, — браво доложил полковник ФСБ Руднев.

— Как группа, Иван Аркадьевич, и ее новый командир?

— Что могу сказать о группе: ребята хорошие, толковые, занимаются поставленными перед ними задачами с инициативой и творчески. Обсуждают, спорят, находят общее мнение. По поводу Григория Семенова, тут мнение еще не сложилось. Видно парень боевой, но в деле его не видел…

— Иван Аркадьевич, он уже проверен на Кавказе в деле. И дай Бог, для него снова не нашлось бы работы у нас в стране, — ломая служебный скептицизм и ставя точку, сказал генерал Верник. — Его кандидатура утверждена Президентом Владимиром Зориным.

Полковник Руднев кивнул головой и, поняв, что сказал невпопад, и больше за этот вечер не проронил ни слова…

— Парень видать он серьезный, этот капитан Семенов, — я это сразу заприметил поддержал молодого капитана полковник Стрижев. — Он хоть и не рассказывал про свою командировку в прошлое, но видно по глазам, что он там через «чистилище» прошел.

— Хорошо, товарищи офицеры, хочу предупредить, что через несколько минут начнется совещание с участием Президента Владимира Зорина в режиме видеоконференции. Вот на этом мониторе мы будем его видеть и отвечать на его вопросы. Прошу не нарушать субординацию, без нужды не комментировать, и избегайте употреблять в сообщениях и репликах вводные слова: «чистилище» и тому подобное. Президент это не одобряет. Мы офицеры службы безопасности и должны выражаться только конкретно, прямо и по существу называя вещи своими именами, и больше основываться на факты, а не на внутренние убеждения и чувства.

Видеоконференция началась под вой завывающей метели. Сильные порывы рвали двойной полог палатки, принося холод и снежные снежинки во внутрь.

— Что у вас там твориться? — с шутки начал Президент. — Такое впечатление, что вас атаковала лесная нечисть, вон как ветер воет.

— Ничего страшного, Уважаемый Владимир Владимирович, с лесной нечестью справимся, — улыбнулся генерал Верник и внимательно посмотрел на Президента. — Не хотели сооружать жилые модули в лесу, что бы не привлекать внимание к этому квадрату, вот теперь живем в палатках.

— Хорошо, Александр Васильевич, тогда все по порядку… Прошу не упускать мелочей.

— Так точно, Уважаемый Президент! Операция назначена на 16 ноября, начало операции в 9.00 утра. Теперь детали: сформировано четыре группы. Первая группа основная — это «Нулевой Дивизион» в составе девяти человек, включая командира капитана Григория Семенова, четыре бойца спецназа и четверо ученых. Перед ними будет поставлена главная задача: Найти в США ученого Николу Тесла и решить с ним вопрос о покупке у него интересующих нас документов. Если он куда‑то их передал, то найти новых держателей научных трудов Тесла и изъять их с целью недопущения их использования в военных целях другими странами, включая США.

— Говоря конкретнее, какие именно изобретения Тесла нас могли бы в первую очередь заинтересовать, — Генерал Верник сделал паузу, словно беспокоясь о том, что кто‑то еще мог услышать его, но вспомнив, что штабная палатка охраняется тройным кольцом спецназа ФСБ, он продолжил. — Первое: Настораживает высказывание Тесла: «Я мог бы расколоть земной шар, но ни когда не сделаю этого!», что это самореклама или были какие‑то разработки на эту тему… Второе: Действительно ли он подошел к вопросу создания приемника–преобразователя энергии космических лучей, что является не только революцией в энергетике, но и возможностью создания новых космических кораблей и нового космического оружия… И, Третье: нас интересуют исследования Николы Тесла в области электромагнитных колебаний очень низких частот, над которыми он работал в начале 1900–х годов в специально построенной лаборатории в Колорадо Спрингс и через два года вблизи Нью–Йорка, где он начал строить всемирную трансляционную станцию, которую так и не закончил…

Было видно, что генерал Верник еще не закончил, но то что он собирался сказать дальше имело сверхсекретную государственную тайну, и он еще раз обвел всех присутствующих своим строгим взглядом и негромко сообщил, глядя на Владимира Зорина на мониторе видеоконференции. — Есть мнение у Аналитического Управления ФСБ, что именно колебания низких частот и явились прототипом в разработке нового сейсмического, а так же климатического оружия, которое могло быть использовано в прошлом веке и может использоваться до сих пор. А это означает, что военно–промышленный комплекс недружественных стран может нарушить баланс мировых интересов, и представлять военную угрозу для России.

На минуту в штабной палатке, снова повисла тишина, нарушаемая лишь ветром и завываниями метели. Молчал и Президент, который особо остро почувствовал в эти минуты обеспокоенность за безопасность страны и его народа.

— Согласен с вами, это задача номер один, хватит нам гонок вооружений и глобального противостояния, мир должен спать спокойно, а страны тратить умы ученых в созидательных целях, — подтвердил Президент Зорин и кивнул головой. — Продолжайте, Александр Васильевич.

— Есть продолжать, Уважаемый Президент. Далее, для успешного проведения основной операции, мы создаем помимо основной три вспомогательные группы. Две вспомогательных группы будут находиться на территории США: в Вашингтоне, где расположены штаб–квартиры секретных служб, и Чикаго, то есть по месту нахождения ученого Тесла и его документов в 1919 году. Эти две группы, состоящие из опытных контрразведчиков, будут выполнять вспомогательную роль для основной группы «Нулевой дивизион», а также в их задачи будет входить любая помощь и передача сведений от группы «Нулевой дивизион» в Москву, где у нас будет находиться третья группа. Эта группа, в состав которой вошли опытные офицеры спецназа «Альфа», помимо передачи сведений связнику в Орле, для передачи отчетов по операции в настоящее время, будет иметь отдельный оперативный план. Все группы, а также сама операция будут носить кодовое название «Десант времени».

— Что вы еще там накопали по прошлому, генерал? Я тут полистал исторические отчеты прошлых лет России, и не нашел, что‑то серьезного или глобального в 1919 году для России?

— Абсолютно верно, Уважаемый Президент, но это может означать, что американский десант в нашем прошлом не состоялся, или… они еще не успели нанести удары по России в 1919 году.

— Генерал, вы хотите сказать, что если они до нас там доберутся и нанесут удар, то однажды проснувшись, мы причитаем в учебнике истории то, от чего у нас сразу испортится настроение? — спросил Владимир Зорин и, прервавшись, взглянул на какой‑то другой экран. Затем он извинился и прервал конференцию.

Затем вернувшись через пять минут обратно на видеомонитор, он не сразу продолжил обсуждение, а что‑то в голове продумывал и в заметном волнении потер щеку ладонью.

— Ну, вот, Александр Васильевич, сомнения отходят на второй план. Американцы первые заерзали, и начали волноваться по Орловской аномалии. Сейчас звонил Президент Буш и предложил научный обмен мнениями по аномальным зонам. Они нам предлагают поучаствовать в исследованиях «Зоны тишины», это в пустыне между Мексикой и Техасом, если вы помните, там где у американцев падают ракеты, молчит радио и где куча ядовитых змей…

Неожиданно, генерал Верник и, до сих пор молчавший сотрудник ФСБ в штатском, полковник Кузьмин, который как раз и представлял Аналитическое Управление ФСБ, а по сути — научную разведку, негромко рассмеялись вместе с Президентом.

— Что вы думаете по этому поводу, Алексей Владимирович? — спросил Президент полковника Кузьмина. — Неплохое приглашение, а в обмен они знаете, что у нас спрашивают для совместного изучения? Орловскую область, аномалию около Чертовой пустоши, это там где вы сейчас и находитесь…

— Уважаемый Владимир Владимирович, конечно обмен неравноценный, — став серьезным, начал доклад полковник Кузьмин, для которого видно все эти аномальные зоны были хорошо известны. — Объект «Зона тишины», безусловно интересен, кроме того, что вы, Уважаемый Президент, уже сказали в этой зоне не раз отмечали появления НЛО и человекоподобных существ. В начале XX века местные жители встречали там разумных существ странного облика и поведения. Довольно часто там падают метеориты, но это скорее геоаномальная зона в силу строения земной коры и гравитационных полей Земли. Мы даже не можем и подозревать, что американцы создали там какие‑то военные объекты, так как все эти аномалии начались еще в 60–х годах прошлого столетия. Вот почему они и предлагают нам этот бесперспективный объект.

Наступила тишина, но Президент Зорин не нарушил тишины, словно ожидая услышать от полковника Кузьмина, что‑то еще. И он не ошибся, полковник, в прошлом доктор наук по информационным технологиям, сообщил Президенту именно тот ответ, который Владимир Зорин в последствии и использовал для ответа Президенту Бушу.

— Уважаемый Владимир Владимирович, в списке американских аномальных зон на первом месте сейчас стоит «Зона-51»…

— Вы упомянули секретную военную базу или «Зону-51» в пустыне штата Невада? Напомните для всех, Алексей Владимирович, об этой зоне, — лишь слегка улыбнулся Президент, безусловно зная о чем пойдет разговор.

— Есть! Уважаемый Президент. Кратко: таинственная «Зона-51» долго держалась США в секрете, и лишь десять лет назад о ней вспомнили. В штате Невада — это самый охраняемый и безлюдный район в США, проехав сто километров по пустыне вы ни где не встретите столько щитов–предупреждений, запрещающих проезд в этот район. Наша космическая разведка, показала, что эта самая база находится в долине в горах рядом с высохшим озером Грум Лейк. По некоторым сведениям это место крушения инопланетного корабля. Ночью этот район напоминает загадочный город, над которым поднимаются светящиеся объекты, в том числе в форме шаров. По некоторой информации там разрабатывается секретный и новейший самолет–невидимка, именуемый «Авророй», там же сооружена самая длинная в мире взлетно–посадочная полоса длиной 9,5 километра. В принципе, «Аврора» — это нечто среднее между реактивным самолетом и ракетой, так как ее скорость в несколько раз превосходит скорость истребителя. Возможно там же проводятся испытания запрещенного химического оружия. Каждый день на этот объект из Лос–Анджелеса доставляются по воздуху полторы тысячи рабочих, которые вечером улетают обратно…

— Так, что там больше в этой «Зоне-51» науки или заимствованных технологий? — переспросил Президент.

— По мнению одного из ученых, работавших на этом объекте, суперсовременный самолет «Аврора» построен на основе инопланетных технологий. Не исключено, что они позаимствованы у НЛО, потерпевшего там крушение. Но ученый не исключает и другой вариант, согласно которому инженеры этой закрытой зоны напрямую взаимодействуют с внеземными существами.

— Спасибо, мы еще доберемся до этих технологий, дайте время. Но пока видно, американцев беспокоит именно Орловщина, Чертова пустошь. И думаю они беспокоятся за свой нелегальный десант в прошлое через нашу суверенную территорию. Что вы скажете Александр Васильевич?

— Очевидно, что они проявляют интерес к коридору во времени или «Объекту 36», и беспокоятся за свой десант, — четко стал докладывать генерал Верник. — Очевидно, по двум причинам, проявляя интерес к успешному выполнению этим десантом поставленных перед ним задачам, а также волнуясь об их успешном возвращении в наше время.

Неожиданно, снаружи палатки послышался некоторый шум.

— Разрешите, узнать, что там случилось? — встрепенулся командир спецназа «Альфа» полковник ФСБ Стрижев. Он немного смутился, так как не знал у кого спрашивать разрешения: у Заместителя Главы ФСБ генерала Верника или у Президента, кто и являлся Главнокомандующим.

— Виктор Семенович, проверьте и сообщите! — отдал команду Президент, который знал по памяти имена всех ключевых офицеров ФСБ и силовых структур. — А у нас сейчас чайный перерыв на пять минут.

— Кто у тебя там? — спросил Стрижева генерал Верник. — Давай его сюда…

— Старший лейтенант Силин, командир взвода.

Высокий офицер ФСБ Силин с короткой стрижкой был чем‑то взволнован. Длинная щетина на его лицо не скрывала старый шрам, который пересекал лицо от виска и до шеи. Генерал вдруг вспомнил, почему он запомнил фамилию Силина. Этот офицер спецназа несколько лет назад выполнил важную операцию на Кавказе. Тогда, оперативная сводка об этом была и на столе Президента Зорина. Международные террористы на Кавказе захватили несколько журналистов английской CNN. Требуя выкуп, террористы обещали убить заложников. И именно, тогда лейтенант Силин, с группой «Альфа» зашел им в тыл по неприступным горам и неожиданно штурмовал террористов, освободив заложников. Этот пример решительных действий спецназа вошел в историю спецслужб.

— Что стряслось, товарищ офицер? — коротко спросил генерал.

— Товарищ, генерал, обнаружены следы около лагеря, буквально в 10–ти метрах от нашего поста оцепления.

— Как это в 10–ти метрах, а боец охраны где был? Он что спал или не в ту сторону смотрел?

— Не могу знать?

Генерал Верник ни чего не ответил и взглянул на полковника ФСБ Стрижева, махнув ему рукой, и давая ему понять, что теперь он может разбираться со своими подчиненными.

— Кто был на посту, Силин?

— По времени, заноса следов снегом, следует, что в тот момент находился на посту младший лейтенант Борисенко.

— Да, ты что такое говоришь, Борис Борисенко? Не поверю, он же опытный боец! Столько передряг с ним прошли, — удивился и расстроился полковник Стрижев.

— Товарищ, генерал, — соблюдая субординацию, докладывал командир взвода спецназа ФСБ «Альфа», старший лейтенант Силин. — Есть еще одна странность в этих следах…

— Что там странного? Говори кратко, без загадок, сейчас уже Президент выйдет в видеоконференцию.

— Следы были от босых ног и около 37–го размера…

Тотчас вспыхнул монитор видеосвязи и лицо Президента Владимира Зорина появилось на экране. Он видно, только, что освободился от каких‑то важных государственных переговоров и отпил из стакана чаю.

— Это что у вас там за таинственные следы, 37–го размера, — лишь улыбнулся Владимир Зорин. — Вы ко мне присоединяйтесь, чаек пейте. Так чтобы без нервов и по конструктивному…

— Уважаемый Владимир Владимирович, вот только, что…, — с трудом докладывал генерал Верник, — были обнаружены следы, буквально в 10–ти метрах от цепи охраны «Объекта 36» следы, как вы уже слышали — босые и 37–го размера, а младший лейтенант Борисенко не удосужился задержать этого босоногого человека…

— Хм, или босоногую, — поправил Президент. — Если я не ошибаюсь Борисенко значится в третьей вспомогательной группе «Десанта времени» для отправки в прошлое, в Москву.

— Уважаемый Президент, разрешите обратиться к генералу Вернику, — обратился полковник Стрижев.

— Товарищ, генерал, офицер Борисенко один из лучших моих бойцов, имеет боевые награды и благодарности, умеет находить выход в сложных ситуациях, поэтому именно он был рекомендован вместе с двумя другими офицерами спецназа, вверенной мне группы, в состав третьей группы.

Неожиданно, наступила тишина. Президент опустив глаза думал о чем‑то ему сокровенным, а генерал Верник тоже не торопился с ответом.

— Если, не ошибаюсь, по вашему Борисенко, товарищ полковник проводилось расследование два месяца назад, — негромко сообщил пунктуальный начальник Аналитического Управления ФСБ, полковник Кузьмин, а по сути начальник всевидящего ока за всем, что происходило в стране и вне ее.

— Интересно, доложите, Виктор Семенович! — нервно перебирал карандаш в руке Президент Зорин, он страшно не любил в подчиненных разгильдяйства и «шумные истории», которые время от времени выступали наружу во всех службах.

— Думаю, что полковник Кузьмин имеет ввиду, служебное расследование, по заявлению турецкой полиции. Суть дела была такова: Борисенко попал в число возможных подозреваемых по некому делу частного порядка…

— Хм, по существу, полковник, факты!

— Так вот, неизвестный русский парень, внешне похожий на Борисенко, который в это время находился в Турции на отдыхе, хотя под этот фоторобот у нас еще сотня в Управлении наберется…, оказался вовлеченным в драку на турецком рынке в городе Анталья. Мы проводили проверку силами кадрового Управления ФСБ и посылали на место происшествия в Анталью двух наших сотрудников. Они провели оперативную проверку и опрос свидетелей, и оказалось, что этот русский заступился за честь молодой девушки, гражданки России, которая попала в сексуальное рабство и, в связи с тем, что местные аборигены отобрали у нее паспорт, не могла оттуда убежать и вернуться на Родину…

— Так что этот «неизвестный русский»? Точнее, сколько пострадавших, полковник? — жестко спросил Президент и, сломав карандаш в руке, с силой отбросил его в сторону. — Ну вот, даже в кабинете Президента китайские карандаши.

— Надо сказать, что этот неизвестный русский, не убил ни кого, но в местный госпиталь обратилось около полста местных потерпевших, они все пытались свалить этого русского с ног и нападали на него, а у многих были ножи и биты… Но серьезных травм не было, переломы, вывихи, нокауты и прочее…

— Ну, это нормально, — кивнул головой Президент. — Каждый мужчина должен уметь постоять за себя и за своего соотечественника за границей, тем более за молодую девушку. Ну а что сталось с девушкой, Виктор Семенович, смогла она вернуться домой?

Полковник опустил голову и не сразу ответил, так, словно и на нем лежал груз ответственности. Затем он распрямился, широко расправил плечи, как будто вспомнил те секунды, когда срывал своих бойцов по команде в атаку на неприятеля.

— Товарищ Президент, она погибла. Эти события в Анталье не закончились одной лишь дракой… Дальше неизвестный русский с потерпевшей россиянкой уходили от погони местной полиции и жандармерии. Ночью по горному серпантину они оторвались от них и ушли в горы, но жандармерия использовала автоматическое оружие. В результате 20–летняя Марина Савельева была убита…, хотя этот жандармский автомобиль, по непонятным причинам позже сорвался в пропасть.

— Марина Савельева? — нахмурившись спросил Владимир Зорин. — Откуда она?

— С Рязанской области, село Ибрицы… Этот неизвестный русский послал в МИД точный план, где он ее похоронил в горах. Наш консульский отдел нашел ее захоронение и паспорт, и на требования турецких спецслужб о поимке и поиске неизвестного русского, потребовал начать расследование об убийстве русской девушки. Тогда требование турецких властей было немедленно снято и принесены извинения в Российское Консульство о трагической и случайной гибели Марины Савельевой…

— Товарищи офицеры, неважно где вы находитесь, вы должны стоять на страже не только безопасности России, но и ее граждан! — строго посмотрел на всех присутствующих Президент Зорин, — Поэтому, считаю правильным включение «неизвестного русского» или младшего лейтенанта Борисенко в «Десант времени».

Было видно, как вздрогнул полковник Стрижев и по–военному кивнул головой. «С таким Президентом не может быть плохой Федеральной Службы Безопасности, если для него рязанская девушка — имеет значение, и известие о ее гибели вызывает боль в его сердце», — подумал полковник, храня на своем лице непроницаемый облик воина.

— А что, Борис Борисенко, далеко он там? Хочу в глаза ему взглянуть, — спросил Президент и слегка смягчился. — Не каждый так сможет: Полсотни уложить голыми руками, а потом еще уйти от погони…

— Вызвать сюда младшего лейтенанта Борисенко? — недоверчиво переспросил полковник Стрижев и переглянулся с генералом, который утвердительно кивнул головой.

Полковник, несмотря на его крупные размеры, молниеносно проскочил в узкий проход между столами и сидящими офицерами ФСБ.

— А что, Александр Васильевич, Борисенко у тебя все в младших лейтенантах ходит?

— Да, такой кадровый регламент, Уважаемый Владимир Владимирович. Он закончил техникум, хотя у него черный пояс по кикбоксингу…

— Так и быть тому, вернется с задания, представишь его к лейтенанту, и закроешь ты свой кадровый регламент для него. Будем считать, что он Университет «Времени» закончил.

— Есть, представить по возвращении из прошлого Бориса Борисенко к очередному званию лейтенанта, и считать его закончившим ВУЗ, — коротко и по–военному отрапортовал генерал Верник и сделал пометку в блокноте.

Тотчас, в штабную палатку влетел, точно вихрь высокий и стройный офицер спецназа в камуфлированной форме и защитном шлеме. За его спиной был автомат. Быстро сориентировавшись в обстановке, он вскинул руку к каске.

— Младший лейтенант Борисенко, — четко и громко отрапортовал он перед монитором, где увидел Верховного Главнокомандующего России Президента Зорина.

— Как служба в «Альфе», как охрана «Объекта 36», Борис? — спокойно спросил Президент, внимательно приглядываясь к молодому и решительному бойцу группы «Альфы», элитного подразделения ФСБ, знаменитого на весь мир своими боевыми операциями против международного терроризма.

— Так точно, товарищ Президент, служба проходит по распорядку! «Объект 36» находится под полным контролем!

— Ни чего не хочешь рассказать нам? Может соображения по вопросам безопасности…

— Ни как нет, товарищ Президент, все в норме, соображений не имею, — смутился слегка спецназовец и опустил голову. Ему вдруг показалось, что Президент России знает о нем нечто большее, чем допускал формальный этикет.

Наступила минутная тишина, нарушаемая подвыванием лесного холодного ветра. Все смотрели на Бориса Борисенко, и ни кто не хотел нарушать тишину, да и мог ее нарушить только сам Президент.

— Знает сила правду, да не любит сказывать! — наконец ответил за всех Президент Зорин. — А, что там, Борис, говорят у вас там на объекте сейчас начальник орловского УВД генерал Владимир Колокольцин?

— Так точно, товарищ Президент!

— Давай его сюда. Да еще пригласи капитана ФСБ Георгия Семенова, если конечно он не отдыхает после того, как он поменял там историческое прошлое и вместе с Рабоче–крестьянской Красной Армией разгромил белогвардейцев.

— Такой разве пропустит мимо себя нарушителя? — улыбнулся Владимир Зорин, когда из штабной палатки умчался выполнять приказ Президента спецназовец Борисенко. — Тут, а вернее у вас там, что‑то нечистое, сверхъестественное…

И словно, в подтверждении слов Главы России, ночная метель разъярилась и начала рвать упругий брезент палатки, заставляя трепетать стены и потолок. А затем непонятный пронзительный звук, словно стон чего‑то огромного и большого наполнил непрочное временное укрытие для самой прочной и сильной в мире Службы Безопасности — ФСБ России.

2

— Ну, ты Григорий, поосторожней, не гаси меня как грушу! — слегка запыхался генерал Колокольцин, окончив рукопашную тренировочную борьбу с молодым оперативником. — Эх, мне бы двадцать лет сбросить, вот тогда бы я с тобой по полной посостязался.

Начальник орловского УВД генерал Колокольцин имел превосходный опыт рукопашной борьбы и боевого самбо. В бытность своей работы в оперативно–розыскного бюро Главного управления МВД России он не раз учувствовал в задержании особо–опасных бандитов.

— Ты, то вот сам, где так драться научился? — с небольшой усмешкой спросил генерал, который уже был наслышан, что Григорий Семенов, ни когда не скажет лишнего слова о спецназе ФСБ «Сталь».

— Владимир Александрович, я с детства хулиганом был. Вот и боксом на юниорских соревнованиях выступал с 12 лет, — Григорий, почувствовал, что в лице генерала встретил достойного соперника по рукопашной. Несколько крепких ударов Колокольцина прошли ему по ребрам и немного ныли тупой болью. «Двадцать лет сбросить ему…, тогда бы больше досталось мне!», — с улыбкой подумал капитан Семенов.

— Ты капитанские погоны не обмывал еще, Григорий?

— Так, меня уже перевели в ФСБ России, Владимир Александрович. Вот, слухи ходили, что и вас, хотят на Москву ставить, — пряча усмешку про себя, спросил Григорий. — Москва — это сила, да и большие возможности… Неужели откажетесь от такого заманчивого предложения?

— Эх, Григорий, Москва, Москва… Там где мёд, там и мухи, — махнул рукой генерал Колокольцин, предвидя разговор с Президентом Зориным, который если уж пригласит, то будет трудно отказаться.

Тут в палатку для ночлега мужской половины отряда «Нулевой дивизион», влетел взволнованный младший лейтенант Борисенко. Он догадался, что средних лет мужчина с легкой проседью в коротких волосах и в камуфляжной полевой форме, и был генерал Колокольцин.

— Товарищ генерал и товарищ капитан, пожалуйста, проследуйте за мной, вас приглашают в штабную палатку на совещание.

— Хорошо, сейчас подтянемся, — махнул рукой генерал, слегка задетый, тем, что в палатке, вряд ли встретит он кого‑то выше полковника. Поэтому, соблюдая деликатность и желая напомнить младшему лейтенанту азы субординации, он прокашлялся и, подтянув ремень, спросил: — Какой полковник из Москвы пожаловал?

— Там кроме полковников, есть кто и повыше, к, примеру, Генерал Верник Александр Васильевич и…, — слегка прищурил взгляд Борисенко и еще раз присмотрелся к ставшему уже легендой Григорию Семенову, и уже почти шепотом спецназовец сообщил: — Верховный главнокомандующий России, Президент Владимир Зорин.

— Пошли, Григорий, значит по делу вызывают, — стал серьезным генерал Колокольцин и быстро вышел навстречу холодному ноябрьскому ветру.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — поприветствовал Президент Зорин удивленного начальника орловского УВД, который пробежал глазами по лицам руководящего состава ФСБ, но так и не отыскал Верховного главнокомандующего. — Я здесь, Владимир Александрович, а то вы меня потеряли.

— Здравия желаю, товарищ Президент! — вытянулся по струнке еще крепкий и сильный генерал.

— О, я смотрю с тобой еще какой‑то офицер стоит по стойке смирно, с рыжей шевелюрой, — улыбнулся Владимир Зорин. — Кто такой будет, звание, имя?

— Капитан Федеральной Службы Безопасности Григорий Семенов, Уважаемый товарищ, Президент! — щелкнул десантными ботинками, капитан Семенов.

— Так вон, ты какой удалец! Хм, много слышал о тебе… Так что ты там делал, Григорий в прошлом?

— Отлавливал бандитов, да и так немного помогал Рабоче–крестьянской Красной Армии.

Президент на некоторое время задумался, вглядываясь в Григория Семенова, и только сейчас Президент Владимир Зорин понял и почувствовал в этом молодом капитане, какую‑то огромную силу и веру в себя, веру в свое дело и то государство, в котором он живет и которому служит… «Да разве, когда‑нибудь русские позволят себя победить или унизить. Это племя воинов и победителей, это общество ученых и творческих созидателей!», — с уверенностью сказал про себя Владимир Зорин и снова взглянул на капитана. «Да его из пушки не прошибешь, а вот сейчас и проверю…».

— Поди, и пару белых подстрелил, капитан? Теперь что делать будешь, одних только рапортов исписать немало придется… Что скажешь Семенов?

Григорий Семенов обвел всех взглядом и зрительно запомнил всех присутствующих, особенно тех, кого он не знал и спокойно взглянул в глаза Президенту России.

— Уважаемый Президент, бумаги действительно пришлось бы немало исписать, так как в двух наганах, пришлось менять патроны пять раз. 70 пуль довелось выпустить по врагам революции и Советской России, чьи права и обязательства Российская Федерация несет и является гарантом в настоящее время. Таким образом, все приказы и законы, мне надлежало выполнять согласно территориальным признакам и времени, в котором пришлось находиться…

— Не горячись, Григорий, правильно рассуждаешь, — Президент кивнул головой, поняв, что оказался прав по отношению к Семенову. Такого не собьешь с толку, да и за себя постоит, если уж так Президента разобрал по делу. — Садитесь, в ногах правды нет, Александр Васильевич, давайте по пунктам еще раз пройдем по операции «Десант времени».

— Уважаемый Президент, операция «Десант времени» готова к развертыванию в намеченный срок 16 ноября. Состав отряда «Нулевой дивизион», так же готов к заброске в прошлое, в 1919 год. Перед отрядом поставлены вполне конкретные задачи по поиску важнейшей научной документации, связанной с опытами и открытиями ученого Тесла. Повторюсь еще сказав, что у Аналитического управления ФСБ есть твердое убеждение, что открытия ученого Тесла могут или уже могли быть использованы зарубежным военно–промышленном комплексом для создания глобального оружия, что может представлять опасность, как для России, так и для всего мира в целом.

Генерал Верник обвел всех внимательным взглядом и взглянул на монитор, где его внимательно слушал Владимир Зорин.

— Таким образом, по нашему мнению американские спецслужбы могли уже проникнуть в прошлое через наши ворота во времени. Об этом свидетельствует и гражданин США Хаммерман, который набрал целый чемодан российских ценностей, в том числе крупных бриллиантов из фамильных коллекций дворянских семей. А так же неожиданный приступ, который парализовал Президента Америки, подсказывает, что это тоже не спроста, значит, он кому‑то помешал, каким‑то влиятельным политическим силам.

— Что по России, Александр Васильевич?

— Тут, как я уже докладывал ранее, уважаемый Президент, пока косвенных доказательств не обнаружено в истории нашего государства, но в силу уязвимости еще не вставшей на ноги России, считаем важным провести проверку и полностью закрыть любые возможности, внешнего вмешательства западных спецслужб в дела России в 1919 году. Все детали Оперативно–Тактическое Управление ФСБ прорабатывает непосредственно с отрядом «Нулевой дивизион», а также с участниками вспомогательных групп в операции «Десант времени».

— Хорошо, значит 16 ноября в 9 часов утра, группы отбывают в прошлое…, — в размышлениях сказал Президент Зорин. — А у тебя, Григорий Семенов, не возникли ли вопросы или сомнения по поводу, как всей операции, так и ее главной цели?

— Ни как нет, Уважаемый Президент! Но есть некоторые дополнения по поводу тех лиц, которые проникли в наше прошлое. Здесь следует расширить круг лиц, кого мог интересовать 1919 год… «Ищи то, что выше того, что можешь найти!».

— Попонятнее излагай, капитан, здесь не семинар в Университете.

— Следует вспомнить, Уважаемый Президент, что 1919 год явился началом «Сухого закона» в Америке, — издалека начал Григорий Семенов, но его неожиданно прервал заместитель Главы ФСБ генерал Верник. Который понимал, что долгий подход и иносказательность была неприемлема в диалоге с Президентом России.

— Разрешите вас прервать, Григорий, и, в связи с дефицитом времени, сообщить Уважаемому Президенту, то, что связано с «Сухим законом». Итак, капитан и будущий историк, лишь повторил, то, над чем сейчас работает Оперативно–Тактическое Управление ФСБ, — тон генерала Верника стал жестким и быстрым. Он открыл тетрадь с записями. — Итак, к безусловному кругу лиц, кому был выгодна болезнь, и даже смерть 28–го президента США Томаса Вудро Вильсона — можно отнести американскую мафию. Или тем мафиозным кланам, гангстерам, которые озолотились на сухом законе. За короткий срок ряды мафии выросли с 5000 до 5 миллионов ее членов, ежегодный теневой доход их составил 2 миллиарда долларов, в то время как сами Соединенные Штаты, ежегодно увеличивали дефицит бюджета в таком же размере. Именно, президент США Вудро Вильсона наложил вето на этот «сухой закон» в начале 1919 года, и только в сентябре после удара и паралича президента США, Конгресс США смог ввести эту 18–ую поправку к Конституции, в октябре 1919 года, устанавливающую этот «сухой закон» обязательным для всех штатов…

— Так, Александр Васильевич, ты думаешь, что спецназ США и мафия полезли вместе в прошлое?

— Не исключено. И надеюсь — это именно то, что хотел сообщить Григорий Семенов?

— Так точно, товарищ генерал. Именно поэтому, на мой взгляд, наиболее перспективный путь попадания в Америку пролегает из портов Италии. В период великой депрессии начала 20 века тысячи нищих итальянцев хлынули в Новый Свет. Сицилия и Палермо стали колыбелью американской мафии.

— Я вижу, Владимир Александрович, хорошую смену подготовили? Вон вашего Георгия голыми руками не возьмешь, так он еще ФСБ пытается опередить, — обратился к начальнику орловского УВД генералу Колокольцину Президент Зорин, но генерал то ли от скромности, то ли в силу его ответственного характера лишь промолчал.

— А что там у нас с босыми ногами, 37 размера? Может Орловское УВД подскажет. Кто мог ходить вокруг лагеря у вас там на Орловщине, где вы находитесь?

- 37–го размера, да еще босые? — переспросил генерал Колокольцин, нахмурив лоб. — Точно сказать затрудняюсь. Но вот живет у нас на Чертовой пустоши женщина странная. Толи колдунья, то ли нет, но с людьми не общается.

— Понятно, Владимир Александрович, возьмем на проверку эту особу, — кивнул головой генерал Верник и сделал пометку в блокноте. — Бывали случаи в истории нашей отечественной разведки, а именно во времена работы «Смерш», когда диверсанты и агенты вражеских разведок применяли различную личину: попрошаек, бродяг, помешанных рассудком… От нас ни кто не скроется.

— И все же, если разговор зашел об американской мафии… Кто там, Григорий, был главарями? Лаки Лучано в Нью–Йорке. А в Чикаго?

— Лаки Лучиано, по кличке «Счастливчик» в Нью–Йорке, а в Чикаго — Аль Капоне, — словно студент на экзамене отрапортовал Григорий, встав перед Президентом.

— Да, садись ты, Григорий, правильно, молодец. Таким образом, впереди вас могут ожидать дополнительные трудности. В этой связи считаю необходимым укрепить отряд «Нулевой дивизион». Поэтому решил вам, Григорий Семенов, в отряд дать из моей охраны боксера Игоря Радулова. Что‑нибудь слыхали о нем, капитан?

— Конечно, товарищ Президент, Радулов — российский чемпион в тяжелом весе… или «русский медведь», как его называли на западе репортеры, гроза профессиональных рингов, из 50–ти боев — 47 нокаутов, — с восторгом загорелись глаза у капитана Семенова. — Но неожиданно боксер пропал с экранов телевизоров, ходили слухи, что из‑за травмы.

— Нет, скажу лишь в двух словах, и не думаю, что вы его будете расспрашивать об этом, — Президент строго посмотрел на капитана Семенова и на остальных. — Нашему богатырю заграничная мафия объявила войну, за то, что он отказался от заказных боев. Так он и оказался у меня в службе охраны. Русский богатырь застоялся без дела. Пусть за Россию теперь подставит свое плечо лейтенант ФСБ Игорь Радулов.

Президент Владимир Зорин о чем‑то на минуту задумался, забросив лот своей воспоминаний на какие‑то одному ему известные глубины человеческой памяти. Остальные присутствующие внимательно смотрели на своего Президента, понимая, что от этого простого и дружелюбного на вид человека, зависят судьбы народов огромной России, раскинувшейся на бескрайних территориях и двух континентах, омываемой морями и океанами…

— Хорошо, товарищи офицеры, вы все понимаете важность этой операции, для всего поколения и России. Вот уже почти 90 лет мы находимся в кругу, порой недружественных к нам стран! И наша задача сохранять целостность и боеспособность нашего государства. Помните это где бы вы не находились, какие бы соблазны вам не предлагали, что бы нарушить свои клятвы перед Родиной, будьте верными сынами России, и нас ни кто не одолеет!

— А теперь, прощаюсь с вами, возможно, еще представится возможность лично увидеть весь отряд «Нулевой дивизион» перед броском в прошлое, — сказал на прощанье Президент. Офицеры ФСБ вдруг резко встали и еще некоторое время смотрели на отключенный монитор видеоконференции от президентской связи.

— Григорий, мы сейчас улетаем в Москву, много неотложных дел, но вы продолжайте работать над операцией, — подошел к капитану ФСБ Семенову генерал Верник. — Вижу, что вы в струе, понимаете ситуацию, и помните, что от вас будет зависеть не только выполнение задания, но и жизнь молодых и лучших офицеров и ученых, входящих в отряд.

Среднего телосложения, генерал Верник казался больше похожим на гражданского человека, но за этой неяркой внешность, как убедился за короткий срок капитан Семенов, скрывался высокий профессионал — контрразведчик и честный человек, для которого служить Родине и ее народу — соединилось с сердцем и сознанием.

— Вот тебе флеш–диск, Георг, тут информации на 1000 страниц об американской мафии, открытиях Тесла, и обо всем, что может понадобиться по операции. А также секретные данные о вспомогательных группах в Вашингтоне, в Чикаго и в Москве, и данные по связнику в Орле. Ежемесячный отчет по операции — это минимум, сам знаешь, кто контролирует выполнение операции. Ну, а если будет возможность, то почаще информируй.

— Есть, товарищ генерал. Хотел бы вас спросить о прибытии в отряд Игоря Радулова, и как нам его величать, его позывные?

— Завтра он будет в расположении группы. Ну а какой ему псевдоним можно дать, Георг? — лишь улыбнулся генерал и слегка хлопнул по плечу капитана. — «Медведь», иначе его не назовешь.

Генерал еще раз по доброму заглянул в твердые глаза Георга и понял, что вот на таких вот ребятах и будет держаться Россия. «Они не уступят ни кому и не предадут… Это племя воинов и победителей, пришедшее в нас уже навсегда с далеких веков от наших предков», — подумал про себя генерал Верник.

— Может еще чего, Георг?

— Одежду нам надо тех времен, четыре нагана с патронами, да и справок с подписями бы хорошо… от Ревкомов, ВЧК, да если найдутся от белых генералов.

— Да времени, в обрез, но попробуем, что‑нибудь придумать и покопаться в архивах… А, что всего четыре нагана?

— Это только для меня и Пули, остальным не зачем воздух сотрясать.

— Ну это ты зря, кроме Пули в отряде у тебя еще Стаб, Уник и Кик. Ну, и ученые тоже научились стрелять, вот и Грач…

— Товарищ генерал, стрелять придется редко, но метко.

— Ну ладно, смотри сам, — лишь махнул рукой Верник. — Денег сколько выдать?

— Доплыть всему отряду до Америки, тысяч десять старых долларов или соответственно английских фунтов.

— Эх, со старыми деньгами тяжеловато, такие деньги только у нумизматов. Но что‑нибудь придумаем…

Генерал Верник уже собирался простится с командиром отряда капитаном ФСБ Семеновым, но что‑то все же его удерживало, и он по человечески, а не по–военному спросил высокого и сильного, рыжеволосого капитана с упрямыми серыми глазами.

— Как думаешь, справитесь, Георг?

— Справимся, товарищ генерал, иначе не будет! Разрешите идти, а то еще дел по горло.

Генерал лишь кивнул головой, и увидев, что капитан стремительно пошел в свой отряд, перекрестился ему в след три раза.

3

15 ноября 2004 года

— Рота, подъем! 7 часов утра, вставай на физзарядку, — бодрым голосом поприветствовал и разбудил бойцов отряда «Нулевой дивизион» командир отряда капитан Семенов, который был в одной майке крапового цвета. — Выходи на зарядку. Сначала пробежка, а после у нас будут упражнения на лошадях.

— Да, ты, что Георг, для нас уже лошадей достали? — выглянул из палатки Пуля и быстро, раздетый по пояс подбежал к снегу, что лежал под кроной раскидистых дубов и, прихватив несколько горстей, стал растираться. — Георг, а ты Кика не видал?

— Нет, но вижу какие‑то босые следы от ног уходят в лес.

— Ну, значит скоро прибежит. Он это любит по утрам, поноситься по лесу. Вокруг лагеря уже сучков не осталось, бежит и сбивает их ногами или руками.

— Не плохо! Пуля, а вот я тебя кажется видал на Кавказе.

— Точно, Георг, я тебя тоже приметил, хотя вас в масках на позиции привозили.

— Ха–ха, верно ты это заметил, как шоуменов, — рассмеялся командир отряда и сорвав несколько полевых цветов с поляны. — Пора девушек будить.

— Товарищи прекрасные бойцы, пора вставать, — Георг постучал по пологу палатки с двойным тентовым покрытием.

— Идем, Георг, что уже лошадок к нам подогнали? — выглянула ему навстречу Луна, наивно хлопая еще не проснувшимися глазами. — Жара, сейчас уже одевается… А где же лошадки?

— Отряд, выходи строиться на зарядку! — браво крикнул молодой командир и с улыбкой вспомнил свои первые дни в армии.

Не прошло и пяти минут, как отряд «Нулевой дивизион» неровной линией построился перед Георгом. Утреннее солнце еще лежало за лесными деревьями и мрачная серость ноябрьского неба еще плохо освещала лесные окрестности. С неба пошла мелкая снежная пыль, предвещая заснеженный и холодный день.

— Товарищи, сотрудники, господа, как вы предпочитаете, чтобы я вас называл? — спросил командир и обвел всех добрым взглядом, понимая, что возможно его жизнь теперь надолго связана с этими ребятами. — В силу нашего будущего задания, наш путь будет пролегать через территории занятыми белогвардейскими войсками, Великим Донским войском, что тоже имеет свою специфику, и конечно Красной армией…

— Зови как хочешь, но только не мужики, — с игривым смущением ответила Луна и закинув за спину руки и начала разминать свой совершенный торс под тонкой розовой кофтой. Встретившись взглядом с Георгом, она обратила внимание, как он снизу вверх, пробежал мужским взглядом по ее фигуре и встретился с ее голубыми глазами. «Западаю, я ему потихоньку в душу, вон как аппетит разыгрался у рыжего Тарзана», — обрадовано подумала Луна и улыбнулась до «ушей», окончательно смутив своего командира.

— Георг, ты сам и ответил на свой вопрос, — улыбнулся своей доброй и простой улыбкой, технический гений по электронике и военной технике, лейтенант ФСБ и хороший парень Стаб. Он не любил, когда несложные вопросы решались с затруднениями. — Как тебе удобней, как ты считаешь правильным, так и зови нас.

— По простому называй, а то, мы уже притомились от товарищей офицеров и молодых ученых, — улыбнулся высокий и худощавый Грач.

— Пошли, что ли к лошадям, — предложил Кик, который после пробежки по лесу излучал жар и энергию.

— Хорошо, отряд, слушай мою команду. Овес к лошади не ходит, поэтому нам придется пробежать три километра по пересеченной местности. Темп бега ускоренный, по пути следования прошу наблюдать за местностью и замечать, все что покажется вам странным. Итак, побежали…, — крикнул командир отряда и первый сорвался вперед.

Группа рассыпавшись неровной цепью бежала вдоль лесной просеки. Георг понимал, что бойцы спецназа ФСБ «Вега», которые составляли военный, боевой костяк отряда на порядок были опытней и имели многократное превосходство в выносливости и подготовке, чем молодые ученые. Но после второго километра Георг с уважением к молодым ученым отметил, что они не только не отставали, но и старались опередить военных профессионалов. Особенно старался компьютерный гений и программист Крак, который был хорошим пловцом, согласно характеристики из его личного дела. Он и был вторым ныряльщиком в отряде, после Уника, что имело важное значение для всей операции.

Бывший оперативник «Убойного отдела» Семенов, внимательно наблюдал за людьми, стараясь с первых шагов отряда заметить все склонности и свойства характера членов отряда, чтобы максимально лучше использовать каждого. Опытный взгляд разведчика отметил, что последним придерживался Пуля, словно отвечая за жизнь бойцов отряда. Георг понимал, что это уже профессионализм и отвечало тем боевым навыкам, которые получил Пуля на Кавказе.

Георг в ходе бега еще раз взглянул на грациозную и подтянутую Луну. «Такая девица, наверное не осталась в стороне от ухажеров, — подумал про себя командир не меняя ритмичного бега, в одну стежку, как он был тренирован в разведшколе. — Хотя, из личного дела следует, что Луна была погружена в науку с головой…». Георг почувствовал на себе чей‑то взгляд и встретился с внимательными глазами Уника, а тот лишь улыбнулся ему и опередил на несколько шагов.

«Неужели, это правда, что Уник, согласно его личного дела обладает чем‑то сверхъестественным, — задал себе вопрос Георг, но не нашел ответа, — хотя ФСБ — это то, куда лучше не заглядывать без дела и приглашения, и не проявлять излишнего интереса!».

Тем не менее, Георг стал потихоньку менять направление своего бега, уводя группу чуть в сторону, дальше большой лощины, где находился скрытый от чужых глаз эскадрон лошадей. Уник так и продолжал бежать в стороне и чуть впереди. Его маршрут стал уклоняться влево, и, наконец, высокий и гибкий в суставах и пояснице старший лейтенант спецназа ФСБ «Вега» Уник, вдруг остановился и указал отряду рукой туда, где и находились спрятанные лошади.

Молодой командир на секунду смутился и изменил неправильный маршрут.

— Молодец, Уник, у тебя природный нюх и интуиция. Или в роду были волшебники?

— Такой уж родился, — лишь улыбнулся офицер ФСБ. — Дальше деда не знаю родословной, а он погиб в 45–ом на Втором Белорусском фронте, в «Смерш» он служил контрразведчиком.

— Да, Уник, еще тот фрукт, — без злобы засмеялась Луна подслушав разговор. — В любую скважину замочную подсмотрит, даже с завязанными глазами.

— Луна, ты права, с ним можно не одеваться, все равно одежда не спасает, — крикнула Жара и захлебнулась смехом. Она закашлялась и беспомощно остановилась.

Тотчас на нее набежал Стаб и Кик, которые подхватили ее под руки.

— Искусственное дыхание? — весело заглянул ей в глаза Стаб.

— Нет, от горловых спазмов помогает только массаж груди, — в тон Стаба, подхватил улыбающийся черноволосый Кик с чуть зеленоватыми глазами.

Жара наконец откашлялась и с восторгом осмотрелась по сторонам.

— Мальчики, прошу меня ни за какие места без разрешения не трогать, — смеялась покрасневшая Жара. А Луна уже завистливо смотрела на нее: «Ну вот, все пенки ей достаются, наверное всю молодость провела у косметолога, что бы такую грудь нарастить».

— Голубчики, вон Уник и наш командир Георг уже оторвались от нас, а вы все не можете разобраться меж собой, кто из вас ближе к сердцу превосходной и сногсшибательной Жаре, — мимо пробежал Крак и с ускорением стал уноситься вперед. — Эх, говорил я своим друзьям хакерам — «Мозги упражняй и про спорт не забывай».

— Вот это, да! — с восторгом воскликнул Георг, увидев лошадей. — Настоящие орловские рысаки, пусть и не для скачек на ипподроме, но все в отличной форме.

Около дюжины орловских еще молодых коней спокойно встречали это ноябрьское утро в лесном овраге. Для них был сделан загон из лесных жердей, тут же стояли ведра с водой и кормушки с овсом и еще не высохшем до желтизны сеном. Был среди них и конь, на котором прискакал Георг из прошлого. Он косил своим черным глазом на орловских соплеменников и немного всхрапывал, словно удивляясь такой мирной и спокойной жизни без стрельбы и быстрых скачек.

Тот час появился какой‑то орловский мужичек в полушубке.

— Товарищи, молодежь, кто здесь старший будет? Мне поручено похлопотать, помочь вам снарядить всех лошадей… Ох, ешкина–матрешкина, гляжу у вас и девицы тут есть, эх–ма! В огороде бузина, а в Орле дядька… А генерал Колокольцин ни че не говорил про дам, а то бы я побрился хоть…

Орловский мужичек хлопотал и суетливо подносил упряжь и седла к лошадям, то и дело смущаясь голубых глаз Луны и стройной фигуры Жары.

— Папаша, вы б так не суетились, а то нас в краску вгоните, — нежным голосом сказала Жара и улыбнулась ему так широко, что мужичек окончательно смутился, нервно почесывая свою длинную щетину на подбородке.

— Так я ведь, того не просто так, ведь уж третий год холостой. Вот с женою разошлись мы, так и живу тепереча один, мужичек холостой.

— За, что же такого кавалера жена бросила? — весело смеясь и сверкая глазами, спросила Луна.

— Эх, ешкина–матрешкина, так как вам сказать, хорошая невеста, да худая жена. Как в народе говорят: Дважды жена мила бывает: как в избу введут, да как вон понесут! Вот не сжилось стало быть, разошлись…

— Жениться — беда, не жениться — другая; а третья беда — не дадут за меня! — в том мужичка подхватила и Жара. — А как зовут вас, дядечка, такой вы славный мужичек?

— Так, Митяем, с детства…, — он совсем растерялся и оглядывался по сторонам. — А ребятушки ваши, не перебегут ли мне дорогу в сватовстве?

— А мы без жен как‑то, — нахмурился светловолосый и хоть и невысокого роста, но стройный и плечистый, офицер ФСБ Пуля. — Митяй, ты ведь знаешь как в солдатах говорили — «Солдатская жена — ружье».

— Жена не сапог, с ноги не скинешь, — поддакнул Стаб и весело улыбнулся подмигнув Жаре. — Дядя Митяй, ты бы помог оседлать лошадям, мы еще не такие опытные.

— Дак, ешкина–матрешкина, на то и приставлен к лошадям. Седла настоящие казацкие с тебеньками, вьючными ремнями и переметными сумками. Куда ж вы, милые люди, поди далече? Сейчас все больше на поездах и самолетах.

— Мы, дядя, там где это все не летает и не ездит…, — строго посмотрел командир отряда на Митяя. — Лошадей вернем через пару часов, а ты бы помог сесть в седло, девушкам.

— Так я это зараз, могу и подсадить под попу, — вдруг прыснул в кулак дядя Митяй, хитро присматриваясь к девицам.

— А вот это, дядя Митя, не надо, ты лишь постой справа и подержи лошадь за щечный ремень и потяни путлище вниз, когда в седло запрыгивать будем. А как сядем, то можешь помочь нам стремя взять.

— Ох, вы так все и понимаете, где чего на лошади, с вами бы не пропал… Ежели че, Митяя спросите на Орловских Выселках, меня все там знают, я при лошадях. А то в холостых долго ль проходишь, а мужик с женой, что мука, с водой…сболтать сболтаешь, а разболтать не разболтаешь, — тут Митяй не выдержал и рассмеялся долго и до слез, пока не обессилив, он уселся прямо в копну свежего сена прямо на снегу. Сзади его рвалась и заливалась в лае небольшая пятнистая дворняга.

Бойцы и девушки отряда «Нулевой дивизион» легко вскочили в седла на орловских рысаков и, пришпорив коней, низко пригибаясь к шеям своих скакунов, помчались вверх оврага, за своим командиром отряда, который лишь оглянулся на свою команду и понял, что все умеют хорошо держаться в седле и управлять лошадьми.

Отряд выскочил на начинающееся от рощи поле, и они стремительно понеслись по Чертовой пустоши ломая ледяную корку на пожухлой осенней траве. Небольшой эскадрон, рассыпавшись полумесяцем, несся вперед к встающему над горизонтом еще не яркому солнцу. Отдохнувшие за двухдневную стоянку лошади размашистым наметом легко и быстро несли всадников по равнине далеко выбрасывая передние ноги.

Лучи, встающего над линией горизонта солнца, с каждой минутой прибавляли, заливая окрестности и Чертову пустошь яркими лучами, отражаясь бриллиантовыми искрами в льдинках и покрывшихся льдом полевой траве и бурьяне. Отряд вдруг забыл, все то, что было прежде с каждым из его бойцов и ученых, и стал одним целым, словно кочевое племя, способное сражаться и побеждать. Георг, вдруг почувствовал за своей спиной плечо его солдат, сильных и отважных…

16 ноября 2004 года «Так за Народ, за Русь, за нашу Веру…»

— Утро доброе, капитан, истосковался по делу? — за руку поприветствовал Семенова командир отряда спецназа ФСБ «Альфа», полковник Стрижев. — Сегодня в дорожку.

— Доброе, товарищ полковник, сегодня отправка. Верно говорят, торопись на доброе дело, а худое само приспеет… Когда перед операцией ждешь, вы сами помните, час за три идет.

— Это, точно. Ну что ж, капитан, помолимся за вас тут. А там сам знаешь, помощи неоткуда будет взять, пеняйте только на себя.

Капитан не ответил, а лишь по ковбойски выхватывал из под ремня два нагана и перевертывал их в воздухе, наводя на невидимую цель в лесу.

— Наганы — хороши в бою? — спросил полковник, понимающий толк в стрельбе.

— Прицельная дальность слабовата — 50 метров, хотя бьет на 250, семизарядный под патрон 7.62 мм. В те времена наган считался лучшим, выиграл конкурс в Русском Правительстве перед такими системами как «Смит Вессон» и «Кольт». Считался весьма надежным, имел хорошую точность стрельбы…

— А как бойцы твоего отряда готовы для операции?

— Рвутся в бой, все до одного, — Георг слегка кивнул головой полковнику и огляделся по сторонам. Он завидел еще издали в предрассветных сумерках как к лагерю гнали их орловских рысаков.

— Гепарт-7, ответь Центр на проводе, — раздались позывные по рации полковника Стрижева.

— Центр, Гепарт-7 слушает…

— Ожидай гостей, степень готовности N 1, до прибытие борта 30 минут.

— Есть, 30 минут, ожидаю борт.

— Ну вот, гости, наверное к вам прилетают, — полковник взглянул на часы и быстро направился в свой лагерь.

Этим утром командир «Нулевого дивизиона», решил не проводить зарядки, понимая, что в этот день им придется покрыть большое расстояние, продвигаясь на юг России, через тылы Белой и Красной армий.

Около 8.30 утра бойцы отряда сами начали подходить к своим лошадям и проверять упряжь и самих лошадей, похлопывая их по холке и заглядывая в глаза. Лошади, словно почувствовав, людское настроение и волнения тоже пряли ушами и изредка всхрапывали, косясь друг на друга и людей. Весь отряд теперь трудно было узнать. Молодые офицеры были в старых и видавших виды зипунах, подпоясанные сыромятными ремнями, а кто и тряпичными кушаками. Особенно выделялся боксер–профессионал лейтенант ФСБ Игорь Радулов под псевдонимом «Медведь» в отряде. Для его двухметровой фигуры с широкими плечами трудно было подыскать одежду прошлых лет, и по специальному заданию ему был выдан безразмерный караульный тулуп из воинской части, из под рукавов, которого у него выглядывали еще далеко руки с пудовыми кулаками. На голове его покоилась шерстяная шапка грубой вязки, которая доставляла ему неприятные ощущения на его бритой голове. Да и лошадь ему пришлось заменить с орловского рысака на утяжеленного воронежского битюга.

Время близилось уже к девяти, времени старта и отправки в прошлое, в 1919 год, а Георг внимательно всматривался на построенный перед ним «лихой» эскадрон конников. «Девять бойцов, из которых было две девицы, да я — десятый, — про себя рассуждал капитан ФСБ и немного усмехаясь про себя. — А по сути, если взглянуть на нас со стороны мы вылитые бандиты с Тамбовщины…».

— Отряд, через 15 минут нам всем предстоит нырнуть вон в те ворота времени, что между двух тополей.

Георг чувствовал как рвется вперед его орловский рысак, и он его сдерживал уводя поводья вниз и изредка похлопывая его по шее. Он видел как под его бойцами, лошади тоже похрапывали и переступали ногами. Командир взглянул в небо и с радостью подметил, что солнышко не поскупилось и решило их погреть теплыми лучами этим утром.

— Путь наш на лошадях будет недолог, но труден. Нам предстоит преодолеть 400 верст от Орла до Харькова. Дальше мы уже по железной дороге на поезде должны попасть в Севастополь откуда отплывают иностранные корабли.

— Георг, кто там сейчас в Харькове?

— Стаб, там сейчас войска Деникина. В Орле, как вы знаете уже Красные, а вот Курск Красная армия возьмет через три дня, но наш путь минует Курск.

Георг снова оглядел свой эскадрон и тотчас почувствовал за своей спиной чье‑то присутствие. Обернувшись, он сначала не узнал этот, чем‑то очень знакомый облик наездника. Конник имел короткие стремена и последние сто метров преодолел полевым галопом, стоя на стременах над крупом лошади, что говорило о его опыте и высоком умении управлять скакуном. А затем, наездник остановился рядом с отрядом и снял с головы фуражку с длинным козырьком. Капитан не поверил своим глазам — перед ними был Президент России Владимир Зорин.

— Приветствую вас бойцы отряда «Нулевой дивизион». Как настроение?

— Отлично, товарищ Президент.

Владимир Зорин взглянул на часы, а потом внимательно осмотрел всех сотрудников отряда.

— Дорогие мои, русские парни и девушки, вы наверное все немного волнуетесь. Впереди вас ждут серьезные испытания и трудные перед вами стоят задачи, — Владимир Зорин на миг прервался и слегка похлопал свою лошадь, которая еще не привыкла к новому седоку и слегка закружилась на одном месте.

— Вы волнуетесь ребята и девчонки, а как уж мы волнуемся. Вон и Александр Васильевич Верник, посматривает на вас со своего командного пункта, тоже переживает. Нам будет нестерпимо больно, если с вами там, что‑то случиться и мы будем молиться, чтобы вы вернулись живыми и невредимыми! Берегите друг–друга и помогайте в беде, мы всех вас будем ждать обратно целыми и невредимыми… И если сможете выполнить задание — то будет вам слава и хвала! Вот так, Георг, говори дальше, а то я тебя прервал…

— Спасибо, товарищ Президент. Итак бойцы, путь наш лежит через Курск, Харьков в Севастополь. Там наша последняя точка и место отправки из России, а затем путь наш следует в Италию, порт Палермо и Америка… Условный срок отплытия 30 ноября из Севастополя, и если кто‑то отстанет и не сможет попасть в срок, то лучше возвращайтесь обратно через Орел, на Чертову пустошь, и обратно домой.

Командир отряда встретился с внимательными чуть серыми и умными глазами Президента. «Вот, ведь человек- человечище! С виду простой, а такой страной управляет и весь мир держит по струнке перед Россией. Дай Бог, ему еще долгие годы управлять и быть в строю!», — подумал с уважением и преданностью Георг и перевел взгляд снова на своих бойцов.

— Важность операции, не позволяет нам тратить время и отвлекаться, если чьи‑то дороги уйдут в сторону. Сначала нам нужно выполнить задание, а потом уже заниматься чьими‑то поисками. Вот поэтому я вам предлагаю последний раз подумать, все ли готовы к операции? Все ли готовы подвергнуть свою жизнь риску? Пять минут на размышление, и если кто‑то не готов, передумал, то прошу покинуть строй…

Капитан взглянул на часы. Было без 10 минут девять. И в напряжении, командир отряда «Нулевой дивизион» взглянул в небо, и в мыслях уносясь в прошлое, в голове прогоняя воспоминания о той суровой и кровопролитной эпохе гражданской войны, куда им предстояло отправиться. Наконец, отсчитав последние пять минут, Георг снова взглянул на свой отряд, на бойцов, ни один из которых не шевельнулся и твердо смотрел на него и Президента.

— Бойцы, мы русские, за нами Родина, русский народ и наш Президент! — громко прокричал капитан и дотронулся рукой до сердца. — И давайте все поклянемся перед нашим Президентом, что не пожалеем жизни, не струсим и не предадим Россию, там, за чертой времени, в прошлом, как бы тяжело нам не было!

Президент кивнул головой, и внимательно и с гордостью смотрел на этот новый отряд в спецназе ФСБ, которому, видно, придется решать такие ответственные по важности задачи, от которых будет зависеть обороноспособность и безопасность Россия, и счастливое и спокойное будущее ее народа.

— Клянемся, — обнажив голову вразнобой говорили бойцы отряда «Нулевой дивизион», но в этих разноголосых клятвах чувствовалась правда и твердая сталь.

А затем, капитан ФСБ, командир отряда Георг, взмахнул рукой и дал сигнал открывать тройные железные ворота в прошлое. Лязгая шарнирами и запорами начали отъезжать широкие ворота, открывая путь к этому пространственному искривлению во времени. А затем перекрестившись и взглянув на прощанье на Президента, Георг, как лихой казак крикнул:

— Эскадрон, слушай мою команду! Га–а-алопом, не сбавляя скорости за мно–о-й! Перед воротами не останавливаться, не сбивая темпа, всем вперед!

Лишь комья сырой, промерзлой земли летели вслед уходящего отряда конников в неизвестность, в былые времена. Последние сто метров конники разогнали лошадей и ныряя в эту белесую дымку, растворялись за гранью, уносясь в прошлое…

Как только захлопнулись железные ворота, перекрывая российскую территорию от несанкционированного вторжения из прошлого, подбежал к Президенту генерал Верник.

— Владимир Владимирович, уже унеслись ребята? Вот ведь жалко, так я им хотел пожелать удачи, — расстроено сокрушался Заместитель Главы ФСБ. Он опустил голову и, уйдя в размышления, замолчал.

Президент России легко спрыгнул с лошади и подошел к генералу.

— Александр, ты не расстраивайся, я им сказал все, что требовалось. Ребята полны решимости, да и командир у них — сорви голова. Пойдем, Александр Васильевич по рюмашки выпьем за их удачу. Найдешь, что‑нибудь в заначке для такого случая?

— Конечно, Владимир Владимирович! Как вы насчет «Царской» водочки?

— Еще бы, грех отказываться от «Царской», по 100 грамм, — улыбнулся Президент и громко и весело, так что эхом разнеслось на всю эту Чертову пустошь, Президент весело запел. — Так за Народ, за Русь, за нашу Веру… мы грянем громкое: «Ура! Ура! Ура!»

Конец первой части

 

Часть вторая «Выполнить приказ»

 

Глава 1. «Рой — счастливчик»

Рой Нолан, 28–ми лет от роду, был высоким и крепким мужчиной с твердым взглядом и таким же характером. Он редко улыбался и смотрел на всех с некоторым подозрением и неприязнью средиземноморского корсара. Его светлые, выгоравшие за летний жаркий сезон во Флориде, прямые волосы падали на твердые квадратные скулы. Рой был сыном ирландских переселенцев в Америку в период начала великой экономической депрессии начала 20 века.

Ирландский американец жил с женой и сыном, и заправлял куриной фермой около небольшого городка Голден–Гэйт, штате Флорида. Его участок земли и несколько ветхих строений с птичником располагались почти у самого берега Мексиканского залива, который соединялся с Атлантическим океаном. Иногда прибой и сильные штормы приносили на берег огромные кучи морского мусора, в основном состоящего из обломков деревьев, бамбука, пальмовых веток и упругих морских водорослей. Изредка подводные течения во время сильных штормов выносили обломки старых кораблей, времен пиратских баталий на морских просторах Карибского региона.

Рой не раз слышал от соседей, промышлявших в заливе тунцом, и от знакомых из города, кому фермер привозил свою курятину, о щедрых морских находках. Подводное снаряжение в те годы было далеко от совершенства. Маски и ласты — были основной амуницией искателей приключений и золотых сокровищ с потонувших кораблей. Иногда доморощенные подводники приспосабливали большие надувные шары, которые плавая на поверхности моря, по трубке подавали воздух по шлангу в подводную маску. Все это давало возможность ныряльщику нырять на глубину 10- 20 метров. Рой и раньше видел это снаряжение в магазине поселка Голден–Гэйт, но считал это баловством и фантазерством. Встречались подводные песчаные пушки, драги и серьезные акваланги с кислородными баллонами, но ими уже владели те, кто имел начальный капитал или поддержку денежных воротил.

Было это в период больших августовских штормов и бурь. Огромные вихревые океанские смерчи соединились в один невиданной силы ураган. Стена из морских брызг и воздушных струй взволновали Мексиканский залив, превратив его в одно исчадие ада. Волны высотою до 10 метров захлестывали прибрежные поселки и виллы богатых людей, превращая их в кучи мусора и хлама. Ферма Роя была построена на редком для этой береговой полосы холме, и он не особенно сильно волновался, за большой прибой.

После окончания урагана все побережье застыло в изнеможении от стихии. Трудно было увидеть людей, настолько они были напуганы, а кто и просто уехал или убежал в город. Рой посмотрел на морской песчаный берег и не поверил своим глазам. Океан притащил в песчаную лагуну и на длинную каменистую косу, что уходила в море на сотни метров, громадный вал морского мусора.

Нолан крикнул своей большой и лохматой собаке, и верный пес, радостно вскидывая лапы по мокрому песку, понесся за ним. Огромные массы прибрежного песка покрыли все землю в бамбуковых лесах, подступающих к морскому берегу. Пес неуклюже перепрыгивал через кишащих на берегу крабов, которые устроили пиршество, поедая убитую рыбу и медуз, принесенных океаном.

Еще издали под горой пальмовых ветвей и водорослей он приметил почти неповрежденный корпус 18–метрового шлюпа. Хотя мачта была сломана, но остальные узлы, а также крепкий корпус из канадского кедра, не сильно пострадали при шторме. Песчаный берег не повредил обшивки, хотя и ошкурил один из бортов небольшой яхты, навсегда стерев надпись на борту с названием шхуны.

Радостный фермер, еще не догадывался о том, что вскоре с морем у него будет связана вся его будущая жизнь. Он снял с себя ковбойскую фетровую шляпу и утер ею вспотевшее лицо. Не медля, он привязал к остаткам мачты белый флаг из обрывков паруса и мокрой головешкой написал свое имя — «Рой Нолан». В его груди радостно забилось сердце, наполняемое гордостью еще юного капитана перед своим первым выходом в открытое море.

Тут Рой заметил, что его бесшабашный и любопытный пес, перепрыгивая через морской хлам, унесся вперед на каменную косу. Собака приблизилась к выброшенной, но еще живой акуле, и стала скалиться и рычать на беспомощную хищницу океана. Однако было еще что‑то необычное, что привлекло его внимание вдалеке.

Не мешкая Рой Нолан припустился бежать в своих высоких резиновых сапогах вдоль косы, иногда наступая на студенистые морские фазалии, которые лопались словно пузыри. В одной из куч выброшенного хлама, он заметил большую закупоренную пробкой бутылку из темного стекла. «Наверняка, ром вынесло со дна», — лишь подумал он, не останавливаясь, продолжая бежать на самый конец каменистой гряды, где несколько минут назад, что‑то блеснуло так, как будто это был какой‑то металлический предмет. Его сердце учащенно билось. Он понимал, что только один метал может противостоять морской воде и не потерять свои качества и блеск. И этим металлом могло быть только золото.

Пробежав мимо удивленного пса, который продолжал рычать на акулу, американский ирландец увидел среди океанских водорослей и веток с еще зелеными оливками, тот предмет, что и привлек его внимание издалека. Золотая диадема, украшенная красными рубинами и крупными зелеными изумрудами ярко мерцала в ослепительном солнечном свете. Упав на колени, Рой не сразу справился с волнением. Наконец, дрожащими руками, он начал выпутывать эту божественной красоты корону, освобождая ее от зеленой тины и ила. Позади себя Рой слышал частое дыхание пса, который источал любопытство и пытался засунуть свой влажный нос все ближе к короне, видно сделанной для азиатской принцессы несколько столетий назад.

Он лишь начал выпутывать золотую диадему из туго спутанной шелковой, и выброшенной бурей на берег рыбацкой сети, как взгляд его поймал еще какой помятый и покрытый толстым слоем черного налета и морских полипов предмет. Отложив в сторону корону, Рой острым камнем ударил по странному предмету, чуть больше почтового ящика…

Когда находка открылась от удара, Рой перестал дышать от волнения. Перед его глазами открылся видно медный, изъеденный морской водой, ларец с драгоценностями. Золотые монеты с ликом императора и крестом с обратной стороны. Цепи из драгоценного желтого металла с брошками и с камнями. Перстни и несколько широких браслетов с большими зелеными изумрудами, были совершенны и не тронуты морем.

Рой встал на колени перед этими драгоценностями и перекрестился как католик. «О Мать Мария и Святой Патрик! Боже праведный, мои убитые и незабвенные отец Харальд и мать Виктория. Могли ли вы когда знать, что ваш сын…», — не успел подумать и произнести это вслух ирландец, как неистовый лай собаки заставил его обернуться назад. Словно гром среди неба, произвел на него впечатление тот, кого он увидел за своей спиной.

Низкорослый и чернявый итальянец Луиджи Вампа, по кличке «Вампир», улыбался во весь рот и неторопливо хромал к Рою Нолану по песчаному берегу. Уже 200 метров разделяло их, и от бессилия и отчаяния Рой не выдержал и сел на мокрые от морского прибоя, шершавые и изъеденные улитками камни. Тотчас в его голове пронеслась вся его прошлая жизнь…

2

Рой помнил своего отца Харальда с детства, когда ему еще было около 5–ти лет. Мальчишке запомнились черные боксерские перчатки отца, которые всегда висели на самом почетном месте в комнате, где они обедали. Харальд в Ирландии был весьма успешным боксером. Выступая на профессиональных рингах, ему удалось скопить хорошую сумму денег, и они уже с семьей собирались купить небольшой клочок земли недалеко от Дублина и построить там загородный дом.

Но однажды случилась беда. Харальд по неосторожности убил своего противника — английского боксера на ринге. Британское правительство, управлявшее в те времена своей Ирландской колонией, не могло спустить с рук смерть своего гражданина. Это и заставило все семью Ноланов без промедления собрать необходимые вещи и иммигрировать в Америку. Так вся ирландская семья: отец Харальд, мать Виктория, старшая сестра Сьюзи приплыли вместе с 12–летним Роем на остров «иммигрантских слез» Еллис, где шла отбраковка нездоровых иммигрантов, близ Нью–Йорка в 1902 году.

Рой помнил, как сначала туго приходилось его семье, не привыкшей к бедности. Детям временами приходилось попрошайничать на улицах города. Но все неожиданно изменилось, когда отец бросил свою каторжную работу в Порту–Вашингтон на Лонг–Айленде, штат Нью–Йорк, и начать работать на мафию.

Иногда отец приходил поздно среди ночи, а бывало, что он пропадал на несколько недель. У него было два револьвера «Смит Вессон» 44–го калибра и огромный по тем времена желтый автомобиль «Бьюик» с 20–сильным 2–цилиндровым двигателем. Дети и мать боялись расспрашивать Харальда о его работе и по его внешнему виду им становилось ясно, что она была опасной. Однажды, в их доме появились три итальянца с очень грозным и разъяренным видом.

Одного из итальянцев звали Скала, он был у них главный. Рой видел его и раньше, но в тот вечер Скала, что‑то кричал отцу и один раз даже вынул пистолет из кармана, угрожая его убить. Рой, которому к тому дню исполнилось уже 16 лет, все понял без слов и незаметно выскользнул из дома. Заведя автомобиль, сообразительный паренек перегнал его за несколько кварталов от дома. Вернувшись домой, он увидел отца с прострелянной грудью, бездыханно лежащим на полу кухни, залитой кровью. Небольшой, в три комнаты, дом был перевернут вверх дном. Мать и сестра Сьюзи плакали без остановки.

— Рой, они его убили, и спрашивали меня где «бьюик», но я не сказала, что ты его перегнал от дома.

— Мама, собираемся, надо уезжать подальше отсюда, может быть в Южные штаты, там испанцы и нет итальянской мафии, — заблуждался тогда еще юный ирландец.

Через час они уже собрали свои скромные пожитки и тайком пробрались к спрятанному автомобилю. Апрельский теплый вечер погрузил окрестности Нью–Йорка во влажные сумерки после короткого весеннего дождя. Редкие и слабые огни фонарей плохо освещали брусчатые улицы Нью–Йорка. Изредка встречались лошадиные повозки торговцев, вяло едущих по улицам огромного города. Молодой Рой смело и быстро вел автомобиль, объезжая большие рытвины на улицах и прохожих, беспечно шатающихся по улицам.

Выехав на Борден–авеню, Рой на минуту забыл про возможную погоню и уже без волнений свернул на Фултон–стрит, направив мощный «бьюик» к мосту над Гудзон–рекой. Развивая хорошую скорость по ровной мостовой, он выскочил на широкий мост. Спортивный автомобиль «Итала-35», с сидящими в нем бандитами, он заметил сразу, но было уже поздно — они узнали автомобиль Харальда. Рой с силой вдавил педаль акселератора до упора, понимая, что другого выхода, как уйти от преследования у них уже нет. Полиция была связана с мафией, и любое обращение за защитой не спасла бы их от мести мафии. Итальянцы пустились в погоню за беглецами. Виктория все поняла без слов и начала молиться, схватив большой крест в ладони.

Рой имел хорошую память на улицы и те места, где они иногда с отцом проезжали раньше, поэтому молодой и решительный ирландец, не терялся в лабиринте городских кварталов. Спортивный автомобиль с бандитами неотвязно следовала за ними. «Бьюик» имел определенные превосходства на ровных дорогах перед итальянской спортивной автомашиной с большими колесами, больше рассчитанной на неровную ухабистую дорогу. Поэтому как близко не приближались к ним преследователи, Рой успевал уходить от них.

Выехав в городской район Джерси, что лежал западнее Нью–Йорка, ирландская семья повернула на 95–Хайвэй в сторону Филадельфии. Погоня продолжалась уже несколько часов и выскочив из города по только, что сделанной бетонной дороге, Рой начал отрываться от бандитов. Видно, поняв свое бессилие, итальянцы напоследок послали длинную очередь из ручного пулемета в беглецов. Несколько пуль прошили кожаный верх бьюика, и одна из пуль навсегда оставила 16–летнего Роя и его 18–летнюю сестру сиротами. Виктория, не успев простится с детьми, ушла в иной мир, вслед за ее супругом в тот же день.

Всю ночь они гнали по ночной трассе, в неизвестность, туда где они уже ни когда не будут иметь семью. Сьюзи, проплакав несколько часов, уснула от бессилия. Проехав еще несколько сот километров, Рой понял, что за ним нет погони. Около небольшого городка Ричмонд он свернул к большому костелу, который был виден с трассы. «Надо похоронить маму», — решил юный ирландец и снизив скорость постарался не трясти бьюик, чтобы не разбудить сестру. Костел в это время был закрыт, но кладбищенский сторож встретил подъехавший автомобиль с пониманием. В эти времена начала 20–го века, к нему не раз привозили покойников с перестрелок и разборок гангстеров.

Первые лучи солнца осветили небольшой городок и костел. Огромного роста сторож на веревках опустил гроб Виктории Нолан в вырытую заранее могилу, и взяв лопату, приступил к своей привычной работе. Когда ударили первые комья земли по сосновой крышке гроба, Рой не выдержал и заплакал. Его слезы катились по еще небритому лицу высокого и сильного ирландского парня. Сторож понимающе кивнул головой и сказал: «Поплачь парень, полегчает!». Постояв еще несколько минут Рой отдал десять долларов сторожу, что было по тем временам хорошей суммой, и попросил утром поставить крест без фамилии, но с именем Виктория. «А теперь, пожалуйста уйди отсюда, мне надо позвать сестру и простится с мамой», — не оборачиваясь бросил через плечо Рой и пошел к автомобилю.

Сьюзи, когда ее разбудил брат, не сразу поняла где она. Но быстро все вспомнив, она снова начала плакать. «Сьюзи, теперь мы одни, и нам ни кто не поможет, но мы мужественные ирландцы! — хотел приободрить ее Рой. — Наша мама уже похоронена, пойдем простимся с ней». После прощанья, старшая сестра схватила высокого брата за плечи и мокрыми глазами уткнулась в его рубашку.

— Спасибо тебе, Рой. Если бы не ты, нас могли тоже убить, они хотели это сделать, чтобы не оставлять свидетелей… Мы с мамой это слышали.

— Понятно. Это очень смахивает на правду, но остается вопрос: Почему они это не сделали?

— Им нужны были деньги.

— О чем ты Сьюз? Разве у отца были деньги? Неужели это те полторы тысячи долларов, что он скопил за два года работы на Морелло?

— Нет, Рой, они говорили о больших деньгах? У нашего отца они искали полмиллиона долларов. И якобы эти деньги он украл у самого главного босса нью–йоркской мафии.

Молодой ирландец потупив голову молчал, размышляя об их с сестрой теперь безрадостной и нищей жизни. Он и не задумывался о полумиллионах долларов, которые остались где‑то в Нью–Йорке.

— Все это не очень здорово, Сьюзи, у нас нет этих денег. Теперь только каторжная работа на каком‑нибудь заводе или ферме, может спасти нас от голода. Пойдем сестра в машину, мы и так очень много времени потеряли. И если они действительно ищут такие большие деньги, они постараются нас найти.

Уже отъехав далеко от Ричмонда, где они схоронили мать, Сьюз нарушила тишину.

— Наш покойный папа не был таким простым…

— Что ты имеешь в виду, Сьюзи, у нас осталось лишь 120 долларов, которых нам еле хватит на бензин и масло, что бы доехать до Орландо во Флориде. Может там нам удастся продать наш бьюик за хорошую цену.

— Мафия убила папу за то, что он украл у них деньги и все положил на счет в банке. При этом он сделал распорядительное письмо на меня и маму. Как только мы приедем в Орландо, я могу обратиться в банк и нам выдадут деньги.

Рой не хотел верить своим ушам, настолько неправдоподобно звучали слова Сьюзи. Однако, он не верил в то, что так легко провести мафию.

— Хорошо моя дорогая сестра, решим это, когда приедем во Флориду.

Сьюзи с гордостью посмотрела на своего брата и подумала про себя: «Господи, как быстро он повзрослел. Теперь на него можно положиться, он стал настоящим ирландским парнем».

3

— Ты счастливчик Рой, не каждому море приносит корабль…, — засмеялся неприятным и хриплым смехом итальянец Луиджи Вампа, по кличке «Вампир». — О, Рой, я смотрю у тебя еще кое‑что, кроме яхты. Вон как сверкает золото в лучах солнца…

Рой Нолан молчал оглядывал берег в поисках того, чем можно было навсегда заткнуть этого нью–йоркского гангстера. Ирландец понимал, что Вампа заберет все драгоценности в счет долга. Но рэкетир и наемный убийца мафии молчал и внимательно присматривался к молодому и сильному ирландцу. Луиджи понимал, что в таких ситуациях люди иногда теряют рассудок, и он может не успеть выхватить револьвер из‑под ремня.

— Рой, счастье легче найти, чем сохранить… Драгоценности приносят людям много неприятностей, — усмехнулся итальянец и достав кубинскую сигару, сдвинул револьвер из‑за спины на бок. — Парень, помни, что мертвеца не рассмешишь, а глупого не научишь. Рой опустил голову и уже без волнения вгляделся в даль горизонта, где каких‑то несколько часов назад бушевал морской ураган. Он снова вспомнил тот год, когда они с сестрой раздавленные смертью родителей приехали во Флориду…

Было это в апреле 1907 года. Убежав от мафии Нью–Йорка, они первым делом решили избавиться от заметного «бьюика». В Орландо его быстро взял владелец отеля, где остановился Рой с Сьюзи, отвалив полцены, но наличными.

— Гляди, парень, 2000 долларов — это огромные деньги, с такими нельзя ходить по улицам. Как ни отговаривал брат, но Сьюзи пошла в «Ригс–банк» и в волнении подала свой паспорт и распорядительное письмо от Харальда Нолана.

— Вы хотите открыть у нас счет и перевести все деньги из Нью–йоркского филиала сюда во Флориду?

Сьюзи лишь кивала головой и тряслась как осиновый листок. Кассир банка мило улыбнулась и попросила зайти после 16.00, когда они получат телефонограмму из Нью–Йорка. Девушка с радостью схватила свой паспорт и поспешила на улицу, где ее ждал брат.

— Все в порядке, Рой, после четырех нам дадут деньги…

— Смотри, Сьюзи, здесь в апреле как летом в Нью–Йорке, все цветет.

— Палм–бич такая красивая улица, Рой, здесь много пальм и цветов на клумбах. А давай купим дом где‑нибудь на побережье, — Сьюзи была возбуждена и нетерпеливо ждала того часа, когда они с Роем станут богатыми людьми.

— Лучше купить ферму или большое бунгало, Сью. Но давай подождем, а там видно будет.

Вернувшись в банк, Сьюзи заметила, что на месте кассирши сидел очень серьезный джентльмен. Он встретился с ней глазами и улыбнулся, поманив к себе пальцем.

— Сьюзи Нолан?

— Да, могу ли я получить часть денег с моего счета?

— Хм! Сьюзи, возникли определенные трудности с переводом. С нас запросили этот распорядительный документ… Дело в том, что на деньги Харальда Нолана претендует одна компания из Нью–Йорка.

Сотрудник банка заметил, как вздрогнула молодая светловолосая девушка, словно что‑то большое надвинулось на нее и хотело задавить. Он улыбнулся ей и извинился за задержку, пообещав, что это довольно стандартная процедура и она скоро уладиться. На прощанье он попросил зайти Сьюз ровно через неделю…

Природная интуиция бывшего хулигана и забияки Роя Нолана на улицах Дублина и Нью–Йорка заставили его насторожиться и не поверить в то, что здесь все чисто.

— Нам надо уезжать отсюда, Сьюзи, на самый конец Флориды. Там на берегу Мексиканского залива есть пустующие фермы, многие фермеры не выдержали зимы и уехали на заработки. В агентстве недвижимости мы можем выбрать и купить одну такую за 1000 долларов, а остальные потратим на покупку всего остального.

— Рой, мы не жили на ферме прежде, ты думаешь мы справимся?

— У нас нет другого пути. Можешь сильно не рассчитывать на деньги отца. Мафия нам их не отдаст.

Так оказался еще молодой ирландец на самом юго–востоке Флориды, купив ферму недалеко от поселка Голден–Гэйт за 1,200 долларов. Ферма уже имела необходимое хозяйственное оборудование для разведения кур. Поэтому очень скоро Рой Нолан стал настоящим фермером и ковбоем, купив себе пегого коня, смешенного с мустангом и длиннополую ковбойскую шляпу.

Лишь через месяц брат с сестрой вернулись в Орландо на поезде. От железнодорожного вокзала они шли пешком по жарким майским улицам суетливого города, наполненного большими и малыми автомобилями, велосипедистами на длинных трехколесных велосипедах и экипажами, запряженных лошадьми. Иногда, сломя голову проносились ковбои с револьверами в кобурах, куда‑то торопясь.

В банк они зашли вместе и подошли к тому же окошку, куда и раньше обращалась Сьюз. Однако, стоило ей появиться, как уже знакомый сотрудник подбежал к кассирше и через окошко приветливо улыбнулся 18–летней американке ирландского происхождения.

— Сьюзи Нолан, мы вам очень рады и не далее как через 30 минут, подготовим все документы, а пока вы можете подождать напротив нашего банка в кафе… и выпить прекрасный кофе, всего за 10 центов.

Трудно было предположить как могло бы это все закончиться иначе. Но в кафе впервые к ним подошел Луиджи Вампа. Его курчавые длинные волосы закрывали длинный шрам от виска и до шеи. Он негромко засмеялся своими прокуренными желтыми зубами, а к его рту прилипла страшно–вонючая кубинская сигара.

— Ну что птенчики, простились с родителям и решили погулять счастливо? А знаете, чьи денежки, смышленые ребятки, прикарманил дружище покойничек Харальд? А–а-а! Знаете и виду не показываете…

Рой терпеливо молчал и прямо смотрел в глаза итальянцу. Он заметил как за соседний столик подошло еще два итальянца со злыми глазами и, присев, уставились на Ноланов.

— Вы хотите забрать деньги Харальда? Забирайте, надеюсь после этого вы про нас навсегда забудете и не побеспокоите, — твердо сказал Рой, не изменившись в лице.

— Ха–ха–ха! Хорошо сказал, парень. А теперь мы с прекрасной Съюз сходим в банк, и она подпишет вот этот документ и навсегда забудет про деньги.

Когда вернулся Луиджи с бледной от страха Сьюзи Нолан, Рой задумавшись смотрел на проезжавшие автомобили по Палм–Бич. Он думал о своей ферме, понимая, что только напряженный труд может спасти его и сестру от голода и разорения.

— Теперь, слушайте меня сюда, птенчики. Деньги мы перевели обратно в Нью–Йорк на наш счет, но это не все деньги, которые взял у нас Харальд…

Рой лишь слегка вздрогнул и пожалел, что не взял с собой револьвер, из которого он научился неплохо стрелять за последний месяц. Сжав свои сильные скулы и прищурив глаза, крепкий и молодой ирландец уставился в неподвижные глаза Вампа, словно это были вороньи глаза. Его не смутили еще два итальянца, которые как коршуны поглядывали на молодых Ноланов.

— Смотри, Форенцо, какова была яблоня, таковы и яблочки, — снова засмеялся бандит и ледяным взглядом пронзил ирландского парня и похлопал его по плечу. — Не бойся, Рой, собака собаку не ест, мы вас не тронем, вы ведь такие же, как мы, вы детки Харальда! Я как‑нибудь тебе расскажу, как достались нам эти денежки и сколько охранников мы перебили вместе с твоим отцом, когда брали банк в Джерси…

— О каком долге, может идти речь? — гордо вскинула голову Сьюзи.

— Нельзя жить счастливо, Сьюзи, если все время дрожишь от страха, — опять засмеялся Луиджи Вампа и переглянулся с другими бандитами. — Двести тысяч долларов еще остался долг за Харальдом! правда Форенцо?

Крупный и полный итальянец лишь кивнул головой и открыл себе новую бутылку пива. Молодые ирландцы молчали, не имея сил, что‑то возразить. Это известие навсегда изменило их жизнь и сделало зависимыми от этих людей мафии.

— Мы не сможем ни когда отдать вам такие деньги, для этого нам на ферме придется работать 200 лет, — устало сообщил Рой. — Мы не можем вернуть деньги, которые должен вам наш отец.

— Это ни чего, Рой, лучше мало, чем ни чего. Ты будешь выплачивать нам половину со своей фермы, что вы купили около Голден–Гэйт. Или если не сможешь деньгами — отдашь курятиной, у нас там есть два ресторана в городе.

Вампа засмеялся и своими пальцами клещами взял за твердое плечо ирландского подростка. Бандит резко вытащил свой револьвер из‑за пояса и приставил к виску Роя, взведя курок.

— Все здоровые люди любят жизнь, так ведь, мои детки любимые? А ты, Сьюзи, останешься здесь в городе. Тут у нас открывается на следующей неделе казино, будешь работать крупье.

Так мафия распорядилась жизнью и будущим еще одной ирландской семьи, попавшей в ее жернова. Рой потом еще не раз вспоминал этот день и понимал, что мафия их обманула, сделав свободными рабами.

Молодой Нолан вернулся обратно на ферму, а вскоре взял себе жену метиску из коренных американских народов. Она была трудолюбива и не требовала с него объяснений, подарков или ласк. Вскоре у них родился сын, которого он назвал Стефаном, которого Рой с трех лет начал учить боксу и драться. Ирландский американец понимал, что только сила и жестокость сможет защитить его в будущем от насилия со стороны мафии, которая рано или поздно захочет сделать из него такого же раба как он сам…

4

— Ты хочешь забрать себе половину драгоценностей, Вампа? — сдерживая свою ненависть спросил Нолан, и достал из сети золотую с драгоценными камнями диадему, а затем медный сундук с золотом.

— Долг — это бездонное море, Рой, я заберу все!

— А что дальше, Вампа? Здесь намного больше чем долг…

— Возможно, Рой, но свобода тоже дорогого стоит! Ты знаешь сколько мы заплатили покинув свою родину. Такая высокая цена — быть свободным!

— Хорошо, Вампа, забирай это, но помни, что если я тебя еще раз увижу в своей жизни — я тебя убью, итальянский ублюдок.

— Ты счастливчик, Рой… Теперь твоя жизнь будет связана с морем. И теперь место твоего счастья в море, там где лежат на дне сотни утопленных галеонов с золотом и драгоценностями.

— Что с того, Вампа, какое твое дело, чем я буду заниматься, если я заплатил вам за свою и своей сестры свободу.

— Мы поможем тебе, Рой, восстановить яхту, купить снаряжение для погружения на дно, научим тебя управлять этой яхтой, научим нырять и управлять компрессионным оборудованием, и наконец дадим нашего работника…

— И какие условия, Вампа? — уже без ненависти, но с неприязнью спросил ирландец.

Луиджи Вампа взглянул на Роя и улыбнулся. «Плохая трава никогда не вянет, — вдруг вспомнил он итальянскую поговорку и закурил свою кубинскую сигару, — Однако он счастливчик, поэтому его еще рано убивать…». Выпуская кольца дыма, он смотрел в океанскую даль и почему‑то неожиданно вспомнил свою далекую и бедную Сицилию, откуда он бежал с боссом Морелло и приплыл в Америку лишь с одним острым итальянским ножом.

— Половина, ирландский ублюдок, будет твоя, а половина наша, людей Морелло.

Следует отметить, что мафия при случае не упускала выгоды и вкладывала доллар, чтобы получить тысячу. Поэтому уже через месяц легкая шхуна с треугольным бермудским парусом и вспомогательным спинакером покачивалась около причала в Мексиканском заливе, недалеко от фермы Роя Нолана. Выдвижной киль, позволял вытаскивать далеко на песок яхту, что оберегало ее от больших штормов. Для ныряния Рой получил от людей Морелло еще невиданный в те годы акваланг с баллоном для сжатого воздуха, изобретенный год назад и появившейся в британском и американском военных флотах. Оборудование позволяло нырять на глубину до 100 метров и сохраняло ныряльщика от декомпрессионной болезни.

Первый выход в море Рой приурочил ко дню Святого Патрика 17 марта, так священно отмечаемым всеми ирландцами. Его жена метиска Молли наготовила ирландских блюд: бекон с капустой, солодовый хлеб, жареная баранина и ирландский мясной пирог, к десерту был приготовлен пирог с виски. На столе стояло несколько бутылей с крепким пивом.

Еще с вечера Рой вместе с сыном поставили около крыльца дома несколько блюдец с жирными сливками для кельтских гномов.

— Пап, а они точно придут, а у башмачника будет молоточек?

— Да Стефан, они расстроятся, если мы забудем про них, и тогда мы будем несчастливы в этом году.

За столом Рой в молчании пил крепкое пиво и размышлял о будущих поисках подводных сокровищ. Только сейчас он заметил, что его Молли с черными индейскими волосами и широкими скулами неловко управляется по хозяйству. Неожиданно он понял, в чем тут дело, он признал, что у его супруги начал расти живот. Рой улыбнулся и перекрестился перед кельтским крестом с кругом на пересечении креста, и вполголоса запел ирландскую молитву: «Христос со мной, Христос во мне, Христос передо мной, Христос за мной, Христос рядом со мной, Христос завоевал меня, Христос утешил и оживил меня…».

— Папа, а правда, что Святой Патрик, тоже плавал по морям?

— Да, сын, он еще мальчишкой был похищен пиратами, но через шесть лет он бежал в Англию и стал сначала священником, а потом став епископом, он вернулся в Ирландию.

— Значит он был моряком, — воскликнул четырехлетний энергичный подросток. — Ты тоже теперь будешь моряком и будешь плавать и нырять?

— Да, Стефан завтра я и отплываю. Возможно на пару недель…, — сообщил семье Рой и выглянул в окно дома на безбрежный океан.

— Будь осторожней, Рой, сейчас в океане немало акул, — забеспокоилась Молли и с трепетом взглянула на мужа. Она вдруг почувствовала, что ее будущий ребенок толкнул ее ножкой в живот. «Вод ведь, ирландская беспокойная кровь… Наверное еще один мальчишка на свет проситься», — подумала она и вздрогнула, когда Рой понимающе подмигнул ей.

— Рой, какой еды тебе собрать, ведь у тебя еще помощник… У нас много солонины, сушеных лепешек.

— Нет я возьму только пресную воду в двух бочонках, да соли, — покачал головой ирландец. — Море полно еды, тем более мы будем недалеко от теплого Гольфстрима, там полно рыбы и черепах.

— Будь осмотрительнее, Рой, там и акул много.

Отправив Стефана спать, Рой Нолан подошел к Молли и аккуратно взял ее на руки. Даже в положении она была легкая как подросток. Он слегка закружил ее, несмотря на ее взволнованные возгласы.

— О, Рой, будь осторожнее, не крути меня так.

— А что такое? Моя птичка–синичка, я вижу ты готовишь мне сына? — он радостно засмеялся и поцеловал счастливые глаза еще молодой и энергичной американки, чьи предки жили в Америке еще тысячи лет назад и знали загадку этой земли.

Еще затемно Рой со своим помощником мексиканцем Чико поставили большой парус и, загрузив подводное снаряжение, отчалили от берега песчаного залива. На черном небе, сверкали звезды и морской бриз принес морские запахи водорослей и дыхание океана. Легкий ветер подхватил большой парус и стал уносить яхту в темные просторы. Рой имел самодельную карту Мексиканского залива и Карибского региона. В старинных записях церковных книг, он нашел немало записей о погибших испанских кораблях, которые проходили через Карибы, нагруженные золотом инков. В сезон дождей, который начинался с мая по сентябрь, сюда на морские просторы не редко ветра приносили из глубины Атлантики исполинские шторма и разрушительные бури.

Рой вглядывался в океанские глубины и видел как вода и водоросли источают свечение и свет из глубины. Огромные стаи каракатиц и подводных существ поднимались ночью со дна, давая пищу крупным рыбам. Иногда, что‑то огромное проходило вдоль борта 18–метровой яхты, заставляя Чико зажмуриваться от страха, а Роя с силой цепляться за капроновый гик.

— Что это, Рой, под нами проплывает иногда? Словно смерть идет за нами по пятам, — спрашивал Чико.

— Чико, тут не так уж и глубоко, возможно это водоросли пробегают под нами, — пытался успокоить мексиканца Рой, видя насколько страх перед морем сильней его рассудка.

— Очень мне не хотелось, босс, уйти на дно к этим морским тварям.

— Чико, не забывай сколько стоит акваланг и баллоны… А если на дно уйдет еще и этот огромный ручной компрессор для закачки воздуха в баллоны, то мафия нас со дна океана достанет и заставит выплачивать деньги.

Мексиканец промолчал и тяжело вздохнул, когда Рой упомянул о мафии. Ирландцу стало ясно, что и у Чико есть что‑то такое, что его будет держать в страхе всю жизнь. Мексиканский черноволосый парень устало опустился на палубу рубки и взглянул на морскую ласточку, которая устало села на мачту шхуны. Рой умело лавировал бермудским парусом и спинакером, натягивая шкотовый угол и меняя галсы, ловя лучший ветер в паруса.

Ночь растворилась неожиданно, как только солнце начало подниматься из‑за морского горизонта. Сначала ослепительные белые лучи пронизали лишь верхние пенистые буруны, набегающих на шлюп трехметровыми волнами, а затем вдруг выглянуло большая часть утреннего солнца. Радостный мексиканец забросил несколько лесок с летучими рыбами, что залетели ночью в яхту и закурил скрученный табачный лист.

— Рой, смотри как всполошилась летучая рыба вон там впереди… Сдается за ними погналась макрель.

— Сейчас поймаю бриз и пойдем следом, Чико, — взглянул Рой на вверх и увидел как несколько чаек следовали над яхтой в том же направлении.

Мексиканец напряженно смотрел в воду, боясь запутать лески за зеленые пучки саргассовых водорослей и случайно зацепить огромных ядовитых океанских фазалий, называемых на Карибах «португальскими корабликами».

Несколько больших серебристых рыб выскочили к поверхности, пытаясь перехватить летучих рыб в момент их приземления.

— О, Рой, под нами целый косяк золотых макрелей…

Ирландец молча смотрел на безбрежный океан, сливаясь с ним и становясь единым целым. Набегающие волны ритмично поднимали яхту, а дальше она скатывалась с волны. Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть хоть на миг своего отца и мать, ему хотелось, чтобы и они увидели его хоть на мгновенье, кем он стал…

— Смотри, Рой, зацепилось несколько штук. Ха–ха, а ты не верил в меня, босс, — закричал радостный Чико и начал ловко доставать из воды полуметровых макрелей. Серебристые рыбы с темно–синими спинами бились о палубу яхты, под радостный смех мексиканца.

— Молодец, Чико, а теперь надрежь их ножом, посыпь их солью и оставь на палубе, а к вечеру их уже можно будет есть.

— Хорошо, Рой, если ты не возражаешь, я еще приправлю рыбу жгучим мексиканским перцем. Эх, жаль нет старого доброго друга — текилы, — не мог успокоиться мексиканец, начав напевать на своем родном испанском языке ритмичную песню, с простым мотивом — у нара нана… нара, на, на, на…

Яхта искателей приключений продолжала свой бег по океанским просторам. Ирландец вел свою шхуну между длинной цепью каменных рифов и безлюдных островов. Всевышний создал здесь на многие века смертельный океанский гребень, который отделял Мексиканский залив от Атлантического океана и Карибского региона. Флоридские–Ключи такое называние получили эти острова и барьерные рифы, которые протянулись на сотни километров и стали ключами к плывущим кораблям и галеоном с ценными грузами… И цена за неумелое открывание этими ключами континента Америки — была жизнь команды и сохранность ее трюмов.

Именно здесь, согласно церковных записей утонуло и потерпело крушение несколько сотен кораблей набитых грузами драгоценных камней, платиной, золотом и серебра. Не только испанский, английский и французский флот терпели здесь крушения, но и легкие бригантины морских разбойников, контрабандистов, которые грабили корабли по всему миру…

— Бросай якорь, Чико, — отдал команду Рой и спустил фаловый, верхний угол паруса вниз, и, закрепив руль тросом, начал сбрасывать спинакер или большой пузатый парус, который был впереди яхты для дополнение к гроту при полном ветре. Рой наконец заворожено взглянул в спокойную голубую воду, среди которой иногда сверкали разноцветными плавниками и чешуей океанская рыба. Ему показалось, что он различает светло–желтое песчаное дно, по которому шли складки каменистого рельефа и росли коралловые рифы.

— Ты думаешь здесь? — удивился мексиканский помощник. — Смотри, Рой, здесь еще далековато, до барьерного рифа.

— Чико, ты слишком практичен, для своих лет… Через несколько дней мы забудем, зачем сюда приплыли и что ищем. Но мне кажется, что разрушенные корабли не уходили сразу на дно, а тонули, проплывая еще сотни метров…

Рой соорудил несколько талей для подъема грузов и его со дна океана. Разученными движениями он начал одевать акваланг с баллоном со сжатым воздухом. Воздуха должно было хватить на 30 минут и он еще раз предупредил своего мексиканского помощника, чтобы он не забывал его предупреждать, когда песчаные часы закончатся. Имея только два баллона, мексиканцу надлежало накачивать ручным компрессором опустевший баллон, и в случае опасности, он должен был сигнализировать подъемным капроновым шнуром, и начать подъем ныряльщика.

Аквалангист утяжелился сеткой с камнями и взял с собой надувной купол, который мог наполнится быстро сжатым воздухом из баллона и вынести Роя на поверхность океана. Это было первое погружение ирландца, за которым последовали другие. Раз за разом, уверенный в удачу, Рой Нолан снова и снова уходил в воду. Мимо него не обращая внимания проплывали косяки крупных рыб–хирургов, пестрые рыбы–попугаи, красные люцианы, барракуды. На дне он встречал много ядовитых представителей океанских фауны: морских ежей, черных морских котов с ядовитым шипом на спине и чем‑то похожих на скатов.

В рифах встречались морские черепахи и небольшие акулы. Но Рой, старался подальше обходить стороной крупных представителей океанских вод. Вглядываясь в морское дно, ныряльщик уже под вечер заметил длинный изогнутый брус, видно оставшийся от утонувшей бригантины. Он уходил под коралловый риф, и ныряльщик в сгущающихся сумерках с сильно бьющимся сердцем, руками начал исследовать брус, поднимая мутный ил со дна. Рой не заметил красную ядовитую крылатку с длинными лентами–шипами на спине. Он лишь почувствовал как его ладонь кольнули ее иглы, а затем онемение и острая боль пронзили руку. Не поврежденной рукой он стал дергать сигнальный трос, пока, наконец Чико не начал подъем наверх.

Сильный жар и онемение, мучили ирландца все ночь, пока под утро боль не отпустила его и он обессиленный не уснул. Проснулся он от радостных криков Чико.

— Рой, проснись если ты еще на этой земле и тебя не забрал Господь за грехи.

— Что случилось? — взволнованно спросил Рой, чувствуя, что корабль движется. С трудом он поднялся на локоть и взглянул как яхта ныряла меж волн, а Чико придерживал привязанный к металлическому рангоуту яхты толстый капроновый шнур для ловли крупных рыб.

— Это рыба–мечь зацепилась за крюк, Рой. Я насадил половину макрели на рассвете, пока ты спал, и вот у нас уже улов. Теперь мы можем не бояться за еду! Ха–ха! Рой, мы везучие с тобой… Ты хоть раз видел или ловил такую огромную рыбу? Да в ней метра 3–4 будет. Рыба все слабеет, я уже несколько раз ее гарпунил, но у нее такая толстая шкура…

— Идиот, ты Чико, — с трудом поднялся и сел на палубу рубки ирландец. — Теперь мы всех акул соберем с Кариб.

Полуденное солнце нестерпимо жгло кожу и слепило глаза. Рой Нолан понимал, что он сделал ошибку, что не сказал мексиканцу о вчерашней находке останков судна.

— Как далеко мы уплыли, Чико, от туда, где я нырял вчера?

— Несколько миль, Рой… Сегодня нам несчастливым придуркам должно повезти!

— Это ты верно вспомнил про придурков, — снова опустился на палубу Рой и закрыл глаза.

Вскоре рядом с яхтой стали появляться из воды огромные акулы. Иногда они выныривали наверх показывая короткое и тупое рыло с большими зазубренными зубами.

Несколько раз они задевали своими плавниками шлюп и становилось не по себе от такого близкого соседства с океанскими хищницами.

— Рой, Пресвятая Мария, они начали рвать наш улов, вон сколько крови впереди, куда ушла наша рыба, — с ужасом причитал мексиканец. — Таких огромных тигровых акул я еще не видел! Особенно одна, сука, почти как наша яхта…

— Чико, режь лесу, иначе акулы и до нас доберутся… Меняй галс и давай возвращаться обратно, туда где мы были. Я там видел остатки бригантины, может быть мы найдем там затонувший древний парусник…

Лишь через неделю они смогли найти то место, откуда уплыли, и уже после нескольких ныряний, на яхте стала расти горка предметов поднимаемая с глубины. Железные изъеденные водой пушечные снаряды и оружие. А затем, когда они начали использовать драгу и вспахивать дно, снимая верхний слой морского ила пошли золотые предметы. Более сотни 5–ти килограммовых слитков с золотом и сплющенные золотых украшения воинов инков, нескончаемое количество серебряных слитков. Рой на морском дне складывал находки в сетку и ждал, пока Чико начнет подъем лебедки. Так они трудились в течении двух дней, забыв про еду и сон…

Через неделю они загрузив свою яхту золотом, серебром и драгоценностями, вернулись в Голден–Гэйт. Призвав из города двух полицейских и Луиджи Вампа, Рой и Чико начали сгружать драгоценности на две подводы. А позднее все было отвезено в банк Майами и на аукционе куплено неизвестным богатым американцем за 3 миллиона долларов, половину из которых получил Рой Нолан, и тотчас положил на банковский счет своей семьи.

На следующий день Луиджи Вампа приехал на новом автомобиле «Форд» с открытом верхом к дому Ноланов, и, закурив кубинскую сигару, окликнул Роя. Он ждал ирландца более получаса, и, наконец, увидев везучего искателя сокровищ, хитро и дружелюбно поздоровался с ним. Но так и не дождавшись ответа, издалека начал…

— Молодец, Рой, ты счастливчик… Более тонны золота и тонны серебра. Сундук с драгоценными камнями и украшения. Тебе повезло, теперь ты богатый человек, и можешь купить…, — не успел договорить Луиджи Вампа и был прерван Роем, который держал револьвер 45–го калибра перед носом итальянца. Тотчас Вампа узнал в этом ирландце жестокого и бескомпромиссного Харальда, который ограбил несколько банков в Новом Свете, расстреляв при этот несколько полицейских и охранников.

— Я купил себе жизнь, чтобы ни когда не видеть тебя и мафию. Я вам заплатил за все, в том числе и за вашу помощь в починке яхты и оборудование. А теперь Луиджи уходи, и больше не возвращайся и не встречайся мне на пути, иначе ты больше не уйдешь от меня на своих хромых ногах…

Хромой итальянец вышел из дома бывшего фермера, а теперь состоятельного человека, который получил полтора миллион долларов, свою долю с найденного морского клада, и имел теперь право обратиться за защитой в полицию или ФБР. Вампа завел свой автомобиль и поехал по направлению к городу. Он подумал: «Пора и мне старому грешнику уходить на покой, благо меня уже давно ждет большой дом на берегу Атлантики и несколько кафе в итальянском стиле в Ньюпорте, Штате Виргиния, там где селятся миллионеры. Пусть живет себе этот ирландец, а то чего доброго выстрелит первым…».

 

Глава 2. «Руки прочь от Советской России!»

20 октября 1919 года, оставив Орел, Белые войска сгруппировались на одном участке фронта от Дмитровска до станции Стишь.

В те дни Белая армия на этом участке фронта имела в боеготовности полки Дроздовцев (6100 штыков, 105 пулеметов, 25 орудий). У Кром — полк Марковцев и 3 полка Корниловцев (5400 штыков, 127 пулеметов), у Ельца — 2 полка Марковцев и полк Алексеевцев (2600 штыков, 68 пулеметов).

Командующий Южного фронта Красной армии Уборевич требовал от Ударной группы наступать в районе Орел–Кромы–Фатеж и не заниматься «захватом рубежей», а преследовать и беспощадно уничтожать противника. 27 октября после 7 дней боев, Корниловцы оставили станцию Стишь под напором Красной армии и Эстонской дивизии, а 28–го сдали Становой Колодезь. Были разбиты конные корпуса Шкуро и Мамонтова.

28 октября войска XII армии взяли Бердичев. В ходе наступательных боёв Южного фронта проводились рейды кавалерии по тылам противника. С этой целью была создана Конная группа под командованием Примакова, в состав которой вошли красные Латышский и Кубанский кавалерийские полки. Передовые части Конной группы 4 ноября взяли станцию Поныри, а 5 ноября — Фатеж.

6 ноября войска Ударной группы Южного фронта взяли Севск, 11 ноября — Дмитреев и Ливны и развернули бои за станцию Щигры. С захватом этой станции железнодорожное сообщение деникинцев было прервано. К исходу 18 ноября 1919 фронт проходил по линии Льгов, Курск, Тим, Касторное.

В 1919 году в Европе и США развернулось мощное общественное движение под лозунгом «Руки прочь от Советской России!». В тот момент на территории России находились войска Антанты общей численностью в 200 тыс. солдат и офицеров, в том числе 44 тыс. английских, 13 тыс. французских, 14 тыс. американских, 80 тыс. японских, 42 тыс. чехословацких, 3 тыс. итальянских, 3 тыс. греческих, 2,5 тыс. сербских. Встречая упорное сопротивление местного населения и красноармейских частей, военнослужащие западных экспедиционных корпусов начали отказываться от участия в борьбе с советской властью. Дело дошло до их революционных выступлений. Наиболее крупным из них был мятеж матросов на французских кораблях, стоявших на рейдах Одессы и Севастополя. Опасаясь полной большевизации своих войск, Верховный совет Антанты в течении 1919 года занимался их эвакуацией. К началу 1920 года на территории Советской России оставались лишь японские интервенты на Дальнем Востоке.

Григорий Семенов, пройдя коридор времени, оказался 19 ноября вместе со своим отрядом «Нулевой дивизион» в знакомом для него 1919 году.

Бабье лето так поздно кончившееся в этом кровопролитном для России году, принесло тепло и в ноябре. Конный отряд на хороших орловских рысаках успешно миновал Орел с запада и начал продвижение на юг России, обходя расположения военных частей и линию фронта между крупными соединениями красных и белых войск.

Вслед за командиром отряда капитаном спецназа ФСБ Григорием Семеновым, лихо скакали две представительницы прекрасного пола, бойцы отряда «Нулевой дивизион» Луна и Жара. Они высоко поднимались над стременами первое время, но привыкнув к седлу, больше доверяли лошадям. Молодые маркитантки удерживали равновесие, держась за высокие луки казацкого седла, что отнимало меньше сил. Следом за ними следовали Уник, Стаб, Крак, Грач и Медведь, бывший боксер профессионального ринга и офицер президентской охраны. В конце цепи конного отряда следовал Кик и Пуля, который вытащил из‑под куртки два нагана и был готов без промедления запустить их в дело.

Григорий изредка останавливался сверяясь с пожелтевшей картой, выпущенной еще Генеральным штабом Царской России, а также с картами–схемами, времен Гражданской войны, сделанные уже современными историками. Пока отряду удавалось обходить военные отряды и места расположения регулярных частей. Несколько раз, за ними пытались увязаться разъезды, видно контролирующих местность, но отряд успешно уходил от погони лесами по бездорожью. Орловские рысаки не боялись увязнуть в глубоком лесу и снежных наносах, так как эта порода и была выведена изначально для прохождения высоких снежных покровов.

Пройдя за первые два дня около 250 верст, они вышли к Михайловке, Курской губернии. Командир отряда понимал, что они все ближе приближались к линии фронта, который находился в 50–километрах восточнее, однако это не исключало встречи с любыми из представителей воюющих сторон. Рассчитывать на теплый прием не приходилось, так как здоровые и сильные спецназовцы не очень походили на гражданских, как впрочем на красных или белых.

На дневном привале, отряд углубился в лесную рощу, что шел вдоль реки. Остановившись около нескольких высоких дубов, они расседлали лошадей и дали им напиться из реки. Лесная трава на поляне под ярким солнцем еще была не тронута холодом и снегом. Лошади мирно пощипывали траву, пока отряд кипятил чай и похрустывал сухим пайком.

— Эх, чего‑нибудь свеженького, мясного, — ворчливо отозвался Медведь, вынимая из переметных сумок седла сухой паек, шпроты без этикеток и сало в прозрачной упаковке. — Пуля, хоть бы ты зайчишку подстрелил, вон у девчонок глаза голодные, хоть не смотри на них…

— А ты не смотри, а то съедим тебя, — взорвалась смехом Жара.

— Я больше страдаю от грязи, — поморщилась Луна. — Сейчас бы в ванну… Ох! А в баньку еще лучше, смыть бы с себя эти версты.

— Элементарно, Луна, надо лишь зажмурится, все с себя скинуть, и вон речка за твоей спиной, — без улыбки и правдиво–наивно посоветовал Кик.

— Может, я так и сделаю, Кик, но если ты отвернешься от этого зрелища, — внимательно посмотрела Луна в чуть зеленоватые и озорные глаза бойца спецназа, специалиста по рукопашной борьбе.

— Луна, я обещаю, что он закроет глаза и отвернется, — подхватил Грач, грозно нахмурившись и посмотрев на Кика.

— А ты как, Грач, тоже отвернешься? — прыснула Жара, наслаждаясь чаем со своей любимой конфетой «коровка». — Или будешь лицезреть на Луну?

Грач поперхнулся и не сразу ответил, беспомощно оглядываясь по сторонам.

— Видишь ли, Жара, чисто для научного эксперимента и правильного судейства мне придется следить за обеими сторонами…

— Хорошо, Грач, если мы найдем много золота на Карибах, там где ты обещал его найти… То я, возможно, и сделаю это, но не раньше, — засмеялась Луна и, схватив свои каштановые волосы в руки, влюблено посмотрела на ученого–археолога и полиглота Грача. — Там ведь теплая вода в Атлантике?

Она заметила, как учащенно забилось его сердце и высокий худой парень закивал головой и слегка взволновался. Он неуклюже повернулся и пролил свою чашку с горячим чаем на Стаба. А тот вскрикнув, подскочил и начал встряхивать свою рубашку.

— Ну так всегда, одни в жизни получают удовольствия, а другим приходиться терпеть и получать травмы…

— Прости, Стаб, я был немного неловок, да и Луна, немного неправдива в своих обещаниях.

Все кругом засмеялись, а командир отряда Григорий лишь махнул рукой, «Вот так всегда, разве можно остановить, женские капризы и флирт. Ну это нормально, главное — не падать духом!».

— Бойцы, — обратился он к отряду. — Должен огорчить вас. Для того, чтобы принять баньку или иные прелести жизни — надо отнести себя к определенному классовому сословию.

— Попонятней, плиз, Георг, ты всегда говоришь в точку, но сейчас я просто не въезжаю, — удивилась Жара. — К примеру мой прадедушка был белый генерал у Колчака!

— А мой, говорили, кузнецом и плотником, — удивленно поднял голову от крекера с гусиным паштетом, Крак, компьютерный гений отряда. Он уже второй день был в «состоянии ломки» и с трудом переживал отсутствие компьютера, коммуникатора или любой железяки с программным кодом…

— Ставлю, вот эту баранку с маком, что Георг каламбурит и не сможет вырулить из ситуации, — негромко, но проницательно напомнил о себе Уник, который вот уже второе утро начинал день с упражнений йогой, так словно и не было долгих утомительных переходов и нервных напряжений.

— А я готов поставить вот этот классный маленький пряник с джемом, что Георг всегда на коне, и если уж сказал, то за слова ответит, — широко улыбнулся Стаб.

— Готов быть судьей в споре, — поднялся Пуля и достав свои наганы, отбросил барабаны и начал просматривать стволы на чистоту.

— Да, с таким судьей с двумя наганами, трудно будет не согласиться, — театрально нахмурился Медведь.

— Тут все просто и лежит на поверхности, — встал со своего полушубка Георг и облокотился на седло, осматривая внимательно отряд.

— Так не тяни, леопарда за хвост, — сверкнула серыми глазами Жара и внимательно вгляделась в глаза Георгу. «А он, ни чего, рыжеволосый Тарзан, как снял майку с себя около реки, стало ясно, что просто так мимо него не пройдешь…».

Капитан вдруг неудержимо и весело засмеялся, он смеялся откинувшись головой на седло и зачарованно вглядывался в лучезарное ноябрьское небо, по которому ветер гнал карусель белых облаков.

— Хорошо Луна, только для тебя готов потратить несколько минут и приоткрыть дверь неизвестности, и впустить тебя в…

— Слушай, Георг, ты хоть и командир отряда, но есть желание тебя приласкать вот этим хлыстом, — гневно воскликнула хрупкая и с фигурой гимнастки Луна. Ее щеки слегка покраснели, а в глазах сверкал гнев. — Скажи тебя там не били раньше, где ты был?

Все вокруг смеялись, катаясь по траве, а двухметровый Медведь вдруг в порыве смеха взял огромную сосновую жердину и со смехом переломил ее о свою крепкую шею и, вдруг, встав на четвереньки зарычал, изображая медведя. Тут и сидящие в стороне Пуля и Уник не остались в стороне и покатились в смехе, прикрывая лицо.

Вдруг Уник изменился в лице и отвернулся в сторону, но капитан не мог не заметить это, и решив закончить веселую и беззаботную игру, легко поднялся и посмотрел на Луну.

— Я хоть и командир, но имею свои слабости, поэтому Луна, как‑нибудь потом поговорим, может тебе и расскажу, но прежде поторгуюсь, — а затем став серьезным командир объявил. — Отряд! Через 10 минут трогаемся в путь, прошу всех внимательно подогнать снаряжение… Кик, буду признателен, если ты проверишь сбрую и седла у наших прекрасных маркитанток.

Затем незаметно Григорий отошел метров на 50 от отряда и, встретившись глазами с Уником, поманил его к себе. Тот встал и словно пантера размял свой торс и ноги, а затем не спеша подошел к своему командиру.

— Что, чувствуешь Уник? Впереди опасность?

— Противоречивые впечатления, Георг, с одной стороны опасность, но все это не вызывает у меня ощущения, что мы из нее не выкарабкаемся…

— Спасибо, — кивнул головой Георг и скользнул взглядом по бывшему офицеру спецназа ФСБ «Вега» Унику, подумав про себя: «Кого, только среди нас нет, одно слово — ФСБ России! Круче только горы! Выше только звезды!».

2

Конный отряд «Нулевой дивизион», ведомый своим командиром, еще около двух верст пробирался сквозь лиственный лес. Иногда они ныряли в туман, который покрывал овраги и ложбины ноябрьского сырого леса. Вскоре посадки стали редеть и они выехали на поле, заросшее полынью и бурьяном. Около версты местность просматривалась вперед, и судя по карте, где‑то там на возвышенности проходил большак.

Не долго думая, Георг, поддал своему коню, пуская его вперед. Сильный племенной орловский рысак легко понесся галопом по полю, выдергивая ноги из высокой жесткой травы. Изредка на поле встречались круглые ямы, оставленные кабаньими стаями. Капитан слегка обернулся назад и отметил про себя, что весь отряд за эти два дня стал одним целым.

Выехав на глинистую, всю изъезженную дорогу, Георг быстро оглянулся по сторонам и повернул коней направо.

— Отряд направо за мной, через верст пять налево до села Гайвороново, а там может перехватим еды деревенской.

Они понеслись вперед, в неизвестность. Лишь комья глины летели за быстрыми лошадьми, да изредка хрустел лед под копытами, промерзшей за ночь дороги.

Неожиданно, Георг, почувствовал словно легкую небесную мелодию природы, и взглянул в голубое, слегка морозное небо, покрытое легкой белой рябью облаков. Высоко в небе медленно проплывал клин журавлей, птицы тянулись на юг. Они на секунду застыли в воздухе и его отряд, также молча остановился и, наконец, до них донеслась, эта чудесная и берущая за душу песня журавлей. Они курлыкали, что означало их отлет на юг и прощание с Россией, где они провели лето и вывели потомство. Они прощались и говорил спасибо этой бескрайней стране и тем людям, кто ее населял.

— Как это прекрасно, когда над тобой пролетают журавли, — воскликнула Жара и ее белые волосы развевались на ветру. — Я в детстве, все плакала, что не смогла найти того журавля, который принес меня маме и папе…

Постояв минут пять в тишине, и проводив взглядом улетевший косяк прекрасных перелетных птиц, отряд послал своих коней в намет, догоняя капитана Семенова.

Свернув, налево, Георг заметил на дороге много конных следов, от прошедшего здесь крупного войскового отряда. Капитан на секунду задумался, размышляя, чтобы свернуть опять в лес, но было уже поздно. Два конника в полуверсте от них остановились на дороге и смотрели в их сторону. У обоих за спинами были винтовки и красные повязки.

— Ну вот, сейчас им придется долго и нудно объяснять, что мы не буржуи и не белогвардейцы, — усмехнулся Грач и внимательно осмотрелся по сторонам. — Командир, может воспользуемся одним из правил, если в опасной ситуации можно убежать, то лучше всего так и сделать…

Георг уже подобрал поводья, собираясь именно так и поступить как посоветовал Грач, но резкий звук горна нарушил тишину и поставил точку сомнениям.

— Это, что за хрень, откуда здесь трубадуры взялись, — слегка занервничал и Кик, он понимал, что они находятся во времени, где вначале пускали в ход винтовку или наган, а потом размышляли о случившемся.

— Наверное, это, что‑то из области — «пионеры наших бьют», — усмехнулся Стаб и взглянул на Пулю, который незаметно от всех сдвинул два нагана на живот.

— Что ты имеешь ввиду, Стаб? — спросил Крак, который в детстве мало окунался в телевизор, а все больше в интернет.

— Да, был такой фильм по телеку. Но смысл в том, что после этой фразы должна прибежать толпа беспризорников для битья пионеров.

— Мне всегда не хватало элементарной грамотности в области кинематографии, — искренне расстроился Крак. — Горнист, судя по мелодии, сыграл предупреждение об опасности, хотя…

Крак не успел договорить, как от далекой кромки леса отделилось около десяти конников и быстрым галопом поскакали к ним.

— Хто такие, откель будете? — рявкнул передний красноармеец в очках и помятой кепке с красной кокардой. Остальные подскакали следом, сбросив с плеча винтовки и направив их в сторону незнакомых всадников.

— Так люди мы обычные, а что за спрос? — спокойно спросил Григорий Семенов и достал тыквенные семечки из кармана полушубка, начав их лузгать, далеко сплевывая на поле. — А что, дядя, вы нас с кем‑то попутали?

— Сдается мне, обычные люди по домам сидят, а не по лесам ездят, — вставил другой красноармеец в матросском бушлате. Он прищурил глаз и внимательно осматривал неизвестных, приглядываясь к их ладной обувке.

— Не бойся дороги, были б кони здоровы, — рассмеялся Семенов.

— Хорошо, обычные люди. Тогда спросим так: А куда, стало быть, Господь Бог несет вас, таких смелых?

— Бог путь нам кажет, а язык до Киева доведёт… Вот в Киев и держим мы дорогу, — безразлично сплюнул шелуху на землю капитан. — Дело у нас там в Совете народных депутатов, мы так сказать по линии культпрограммы. Из Питера мы, документ — мандат имеем.

— Василий, они стало быть тоже учителями и врачами будут, — засмеялся старший красноармеец в очках и встретился взглядом с огромным конником, видно нечеловеческой силы, с огромной дубиной и цепью на конце своего оружия.

Григорий переглянулся со своим отрядом и остался доволен, все были на чеку, готовые рвануть к лесу. Но стрелять в красных защитников отечества, не входило в планы отряда.

— А что же у вас за проблемы, если вы так нас невзлюбили, Ленин, тоже вроде не из рабочих?

— Василий, а те хто вчерась тоже проскочить хотел, про Ленина не говорили? Быстро мы их в расход пустили, правда они перед смертушкой покричали, поругали большевиков и Советскую власть.

— Ха, да белые они, нутром чувствую, а рыжий их — он и есть вроде как главный офицер. Одеты опять же они гладко и справно, да и лошади как из императорской конюшни, все сытые и ухоженные…

Григорий обратил внимание, что красноармейцы, словно по–команде, взяли их на прицел и ждали команды старшего. Серьезные и жестокие люди, которые для себя делили общество на два непримиримых класса, видно сделали для себя выбор, причислив неизвестных конников к белым.

— А что у нас на лбу написано, что мы белые, а не красные? — тихо, но требовательно спросила Луна. В ее голубых глазах, отразилось небо, но она не была взволнованна, что могло означать, что она с трудом могла поверить во все происходящее, что нельзя вызвать по телефону спецназ или ОМОН, и пожаловаться в прокуратуру…

— Смотри, вон мамзель заговорила, — улыбнулся красный матрос и достал из кобуры маузер. — Вы только бежать не вздумайте, а то всяко бывает. Я уж редко промахиваюсь.

— А как же мандат? — вдруг вспомнил огромный и видно решительный в драке Василий с дубиной и цепью. — Вчера вот не говорили про мандат, а мы их всех в поле и кончили.

— А что, бумага все стерпит… Но вот, баб как‑то жалко убивать, сейчас рожать им надобно, сколько людей на войнах поумирало. Пусть красных рожают, — подал голос один из красноармейцев с усами и в тулупе и красной ленте на папахе.

— Галимкин, ты слюня на баб не распускай, наш комиссар Проньков может обеих забрать для социализации, вон какие молодухи гарные.

— Нет, одну точно себе заберу, уж больно у нее волосы белые, мне чем‑то купчиху с Привозного напоминает, вот правда сиськи маловаты… А так покладистая, — вдруг заржал красноармеец Галимкин. — Ну что пойдешь со мной, а то будешь потом по рукам ходить?

— Слушай, Галимкин, чудо–мудо, поп свое, а черт свое, — разозлилась Жара и взглянула на бойцов своего отряда, словно ожидая от них начала драки, по всем правилам мужского жанра.

— Эх, уж эти бабы, семьдесят две увертки в день. С бабой не сговоришь, — всплеснул руками Галимкин и как бы невзначай прицелился из винтовки «мосина» в бойцов отряда. — А ты чертом, меня не кличь… Не согрешив, не умолишь — так наш батюшка говорил, да вот его махновцы в колодец и опустили без веревки.

Григорий Семенов лишь слегка переглянулся с Пулей и глазами дал ему команду быть готовым к драке и слегка дотронулся до левой руки, что могло означать, что спецназовцу придется «валить» тех, кто был на лошадях слева.

— А я вот против того, чтобы тут их среди лесу стрелять. Мы все же должны применять революционную законность к врагам народа, — подал голос видно грамотный и из бывших офицеров или интеллигенции красноармеец в офицерской шинели без пагон. — Мы должны их в штаб полка вести, пусть там решают, что с ними делать.

Василий с безумными и радостными глазами закивал голой и пустил слюну через выщербленный рот. Кругом враз все согласились и под нацеленными винтовками проследовали с пленными в сторону большой деревни, что открывалась за пригорком за рекой.

— Ладно, разберемся на месте, — бросил своим бойцам Семенов и кивнул головой, направившись следом. Он понимал, что если уж здесь не сговорились и не разошлись, там в штабе полка, может многое зависеть от сумасбродства военных командиров. «Проньков, Проньков, такая кажется фамилия у их комиссара…», — повторял про себя эту фамилию Семенов, пытаясь вытащить из памяти, то, что стерлось и ушло за чередой событий последних дней.

Проехав через все деревню, где располагался конный полк Красной армии, плененный отряд «Нулевой дивизион» был ссажен с орловских лошадей. Всех их построили перед огромной двухэтажным деревянным домом. Один штабной красноармеец бегло обыскал их, не найдя спрятанных наганов. В окнах на подоконниках виднелись пулеметы. Из дверей красноармейского штаба выходили, то заходили военные люди, видно готовясь к предстоящему наступлению. Григорий отметил, что его бойцы терпеливо молчали, видно веря, что все образумится и они проследуют дальше.

Наконец, из штаба вышел уже знакомый красноармеец в очках и мятой фуражке на голове. След за ним на высокое крыльцо проследовал высокий человек со впалыми щеками и глубоко посаженными глазами. На нем была кожаная куртка, и весь его вид говорил, что революционная законность у него упиралась в маузер, висевший а боку, и жестокий норов.

— Мандат имеется, — вынул из кармана Григорий пожелтелую бумагу с печатью. — Направляемся Петербургским ВЧК в Киев, для выполнения задания…

— Какого задания? — неохотно спросил комиссар и взглянул в небо, что‑то решая для себя. — Да и как вы в Киев проберетесь, там же махновцы, петлюровцы…

— О задании, в бумаге не написано. И это нормально! Так уж заведено, если задание секретное, — спокойно и уверенно сказал капитан Семенов.

Комиссар еще раз взглянул в небо, а затем перевел взгляд на пленных. Заметив среди арестованных две девушке, комиссар Проньков изменился в лице.

— Что и баб для заданию взяли? Чтобы мягче спалось? — засмеялся комиссар и поглядел на старшего красноармейца. — Ты где же таких нашел, веселых, что сразу в поле не расстрелял, сжалился?

— Так мандат имеется, — развел руками красноармеец, надвинув на затылок фуражку и почесывая лоб. — А точно, надо б было расстрелять, да вот этот бывший под–прапорщик Осокин, развел канитель: надо революционную законность соблюдать. Одно слово — контра контру выгораживает и от пули спасает.

— Ну ладно, смотрю я на вас, что‑то в вас не то, так сказать какая‑то неестественность, — не уступал комиссар и вглядывался в незнакомцев. — О, вот забыл представиться перед вами — комиссар ВЧК Витя Проньков. Не слыхали? Вот вы, девушка, не слыхали обо мне?

— Нет, не приходилось, я из Питерского РКСМ, а про вас в газетах не писали, — спокойно ответила Луна, но вдруг почувствовала, что ступила на тонкий лед с этим опасным человеком.

— Если вы из ВЧК, то у нас могут быть общие знакомые, — решил взять инициативу в свои руки Григорий, снова и снова пытаясь вспомнить уж больно знакомую фамилию «Проньков».

— А ты, что круче Пушкина, в разговор встреваешь? — поморщился комиссар при упоминании общих знакомых в ВЧК. — Ну, ладно, рыжий, ты тут за всех в разговор вмешиваешься. Скажи кого ты в ВЧК знаешь?

— Комиссара Артузова из Московского ВЧК, он там заместитель начальника Особого отдела. Вот приглашал меня к себе в Москву! — убедительно и по простому сообщил Георгий. — В Орле с ним встречался, меня Григорием Семеновым кличут, вот и в боях участвовал, отбили мы бронепоезд у белых…

Григорий Семенов сказал это, и тотчас понял, что совершил ошибку. Витя Проньков, был тем самым комиссаром ВЧК, который был послан Военкомом города Орла Звонаревым охранять бронепоезд «Грозный», но предал и передал его белогвардейцам. Именно Витя Проньков был известен по криминальной картотеке Царской России под кличкой «Витька–вешатель». Именно, за ним числились серийные зверские убийства мирных обывателей, среди которых был архимандрит Макарий и профессор гимназии.

Чудом уцелевший после чистки комиссара Артузова в Орле, бандит и убийца Проньков, словно оборотень одевший форму сотрудника ВЧК, и получивший безграничную власть, тоже без слов все понял и вспомнил Семенова. Он внимательно взглянул сначала на Григория, а затем присмотрелся к лицам бойцов, пришедших сегодня именно сюда к Пронькову или «Витьке–вешателю» на свою погибель.

Григорий взглянул на Уника, а тот на него и качнул головой из стороны в сторону, что могло означать, что все не очень «здорово» и этот человек может сыграть роковую роль. Уник не знал всей подноготной стороны вопроса, но спецназовец–психолог уловил ген смерти в этом человеке, и уловил агрессию в нем против всего отряда.

Вдалеке послышался шум, и из‑за ворот подбежал гонец к крыльцу штаба полка.

— Товарищ комиссар, там гонцы из штаба Южного фронта с донесением. К вам вести их или к командиру полка сразу?

— Давай их сюда, проверить сначала надо, а то у нас одни провалы и потери за последние дни…

Григорий воспользовавшись заминкой откинул полы полушубка за спину, и незаметно взвел курок нагана.

Из за ворот на широкий двор перед домом въехала пара конников в красноармейской форме и с кокардами на фуражках. Один из них лихо подскакал к комиссару и вглядевшись в лицо слегка стушевался, но автоматически доложил.

— Донесение о наступлении из Штаба фронта, красноармеец Брылин. А вы не Проньков ли будете?

Опытный убийца–оборотень комиссар ВЧК, понял, что перед ним два человека, которые могли знать о его предательстве и измене, не долго думая Проньков выхватил свой маузер, но не успел взвести курок, как точным выстрелом Григория Семенова из нагана был убит на повал.

Брылин обернулся на звук выстрела и встретился взглядом с Григорием.

— Гриня, не ты ли это? — обрадовался Брылин и улыбнулся. — Вот уж не ждал встречи. Ну ты молодец, второй раз меня спасаешь, такого гада завалил.

Тут на двор выбежало несколько военных из штаба, да и в окно выглянуло несколько пулеметов, взяв на прицел бойцов отряда «Нулевой дивизион».

— Братва, так это предатель, ваш комиссар ВЧК Проньков. Я из штаба Фронта, там знают о предательстве Пронькова, — крикнул Брылин и поднял руку, останавливая стрельбу.

— Вот и смотрю, я, что наши планы становились известны белым… Так вот, кто нас предавал! — с гневом сказал командир красноармейского полка. — Бойцы, унесите этого предателя и закопайте подальше от деревни.

Командир полка, одетый в офицерскую гимнастерку без погон, взял пакет у посыльного Брылина из штаба Фронта и взглянул на бойцов «Нулевого дивизиона».

— Так, что у вас и мандат имеется? А то сейчас много белогвардейцев на Юг бежит, собираются примкнуть к Белой армии, — спросил строго командир полка с лихо закрученными вверх усами.

— Так, это Григорий Семенов, геройски сражался под Орлом, много белых убил, отбил бронепоезд «Грозный», а потом мы вместе с ним с тыла ударили по белогвардейцам из пушечных орудий и пулеметов, — радостно улыбаясь и с гордостью сообщил Брылин. — Григорию объявил благодарность Военком Звонарев!

— Слыхал, слыхал я про то. Ну так, что, Григорий Семенов, оставайся с нами, дам тебе сотню лихих бойцов, — серьезно посмотрел на капитана командир и переведя взгляд на девушек, браво закрутил усы.

— Спасибо, товарищ комполка, но приказ у меня другой.

Тот час во двор вбежал растрепанный и бородатый красноармеец Галимкин. Он торопился выпросить у комиссара ВЧК одну из плененных девушек, но увидев убитого Пронькова, стоял в растерянности.

— Так, что же с Проньковым? Был конь, да изъездился, — мямлил он и растопырив руки подошел к Луне. — Так как, козичка моя, к моему двору пойдешь?

— Ага, жду, жду тебя козла, ни как не дождусь, — зло сказала Луна и сделав шаг к нему с силой влепила ему по лицу открытой ладонью.

Командир полка взглянул через плечо на Галимкина и сплюнул.

— Борода выросла, а ума не вынесла…

— Принуждал к сожительству, — доложил красноармеец в матросском бушлате и тоже сплюнул в сторону Галимкина. — Может к стенке его, товарищ комполка?

— Всех дураков на свете не переучишь, — лишь махнул он рукой и попрощался с отрядом «Нулевой дивизион». — Саврасов, вернуть им лошадей, накормить и проводить через дозоры.

— Есть, товарищ комполка, накормим и проводим, — козырнул матрос–красноармеец. — Пошли, люди добрые за мной, сначала на кухню.

Григорий подошел к Брылину и обнялся с ним по–мужски, похлопав по спине.

— Спасибо, тебе Семен Брылин, вовремя, ты подъехал, а то не знал, что и делать.

— Ладно, Григорий, ты тоже много тогда сделал, без тебя бы туго было в тот день, когда мы белых разгромили.

— А что с тезкой моим — Григорием Семеновым?

— Так командует он латышским полком, на Южном фронте. Их дислокация верст 50 от сюда, — весь светился доброй улыбкой Брылин, а затем тихо сообщил Семенову. — Гринь, давай со мной, да к своему тезке… Завтра наступление на Курск, ты как? Повоюем?

— Эх, Семен, отряд у меня и приказ. А приказы надо выполнять! Но привет передавай своему командиру Семенову.

— Ну, тогда бывай, Гриня. Дороги тебе ровной…

Отряд спецназа ФСБ, случайно миновавший беду, с облегчением покинул штабной дом, направляясь за красноармейцем на полковую кухню. Откуда не возьмись, снова появился Галимкин. Он широко улыбнулся Луне.

— Мимо девку, да мимо репку, так просто не пройдешь, — уже заржал он, обслюнявив рот. — Возьмешь и ущипнешь.

— Я тоже мимо дурака не пройду, не поклонившись, — не сдержался боец отряда спецназа Медведь и лишь вполсилы ударил, наглого Галимкина в челюсть. Но тому, видно, этого хватило, и он поднявшись в воздух и пролетев несколько метров, приземлился на грязную сельскую дорогу без движений.

— Минут через пять отойдет — гарантирую, — довольно сообщил профессиональный боксер, русский чемпион и личный охранник Президента России, офицер ФСБ Игорь Радулов.

3

Оставив расположение деревни, где находился полк Красной армии, отряд «Нулевой дивизион» взял направление на юго–запад, стараясь обойти возможную встречу с белогвардейскими частями, противостоящих красной линии обороны. Путь их лежал через больше степные участки, да разоренные станицы и хутора.

— Однако, как тут все непредсказуемо, — воскликнул Грач, находясь еще в некотором волнении от опасной встречи с красноармейцами.

— Без спотычки и конь не пробежит, — радовался Стаб освобождению из плена, вспомнив русскую поговорку.

— Ну, ты скажешь, Стаб, спотычки! Ха–ха! — в точку сказал, — весело засмеялся Крак, — А я тоже немного голову поломал, когда нас арестовали, да этот комиссар Проньков…

— Это по какому же ты поводу голову ломал? — улыбнулась Жара, она смело вела своего коня по крайней кромке дороги, не боясь слететь вниз в овраг. Видно, сегодняшние переживания начали закалять ее нервы и характер.

— Так вас хотел забрать Галимкин, да и Проньков, вон глаз положил.

— На придурков у нас Медведь есть, — с гордостью посмотрела Луна на двухметрового русского боксера. Но тот, как всегда был скрыт завесой спокойствия на лице.

— Отработано, профессионально, — подметил с уважением Кик. — Один удар… и на отдых отбыл человек. Медведь, так ты правду сказал — на пять минут отправил его.

— Угу, Ничто не валит так быстро, как собственная тупость и наглость, — отозвался Медведь под дружный хохот отряда. Все смеялись безудержно и весело, забыв про прошедшие волнения.

Конный отряд за оставшийся день преодолел еще около 80 верст, больше не встречая военных. Первые вечерние сумерки начали опускаться на поля и вечерняя сырость стала проникать под одежду. Небо заволокло тучами и задул ветер с севера.

— Отряд, видать сегодня снежок повалит, будем искать ночлег около реки, — крикнул Григорий и дождался пока вытянувшаяся цепь отряда соберется, а затем гикнув по казацки, послал коня галопом к лесу, больше не оглядываясь назад.

Они сбавили ход, когда въехали в лес, а вскоре попали на просеку, далеко уходящую в сумеречные заросли. Около пяти верст еще двигался отряд, пока уверенно ведомый опытным спецназовцем капитаном Семеновым, не нырнул через овраги в лощину, покрытую осиновым перелеском. Метров через 700, они вдруг оказались на поляне около реки, тут же стояла лесная сторожка с темными окнами. К небольшому бревенчатому дому примыкала маленькая банька с широкой печной трубой над крышей.

— О, Господи, ты не без милости, баньку нам послал, — вскрикнула Жара.

— Банька — не нянька, а хоть кого ублажит, — щелкнул языком Стаб и спрыгнул с коня.

— Бойцы, про лошадей не забываем. Медведь, Пуля дровишками и печками занимаются, Стаб и Кик воду натаскают если есть чем, ну а остальные лошадками займутся, — не без радости отдал команду Григорий.

— Георг, я тебя расцелую, за этот подарок, спать в тепле, — весело крикнула Луна, сверкнув глазами.

— Не согрешив, не усну сегодня, — по–молодецки рассмеялся капитан.

— Эх–ма! Бог не без милости, казак не без счастья, — воскликнул завистливо Кик и посмотрел на командира и Луну.

— Бог‑то бог, да и сам не будь лох! — подхватил Грач и тоже влюблено посмотрел на Луну и Жару.

— Многого хочется, да не все сможется, мальчики, давайте же за дело, — подогнала всех Жара и, сбросив седла с двух рысаков, повела лошадей к реке напиться воды.

Когда ночь покрыла поляну и заимку лесничего густой теменью, а в небе зажглись звезды, в двух печках уже полыхал огонь во весь жар. В баньке согревалась вода в двух корытах, а на печной плите засвистел через носик медный чайник. В дом заглянул Пуля и поманил к себе Георга и Уника. Те неохотно облачились опять в сапоги, и вышли на сырую ночь, где вовсю начал падать снег.

— Братцы кролики, я пока там в лесу дрова собирал видал следы овечьи, копытца стало быть, — заговорщицки сообщил Пуля и крутанул в руке свой наган. — Как вы насчет мясца?

— Хм, заманчиво, — поддакнул Уник и сглотнул слюну. — Как подумаешь о шашлыке, так желудок стонать начинает…

— Так где ее теперь в лесу сыщешь, овцу ночную? — засомневался Георг, и в задумчивости почесал затылок, склоняясь к предложению Пули.

— Так, не тебя ли я на Кавказе встречал в спецуре ФСБ «Сталь». Как вас там духи называли «ночным ужасом» или «ночным кошмаром»?

Георг махнул рукой и достал финку спецназа из‑за голенища.

— Пошли, Бог труды любит. Не найдем, так хоть разомнемся, да вот и Уник, говорят шестым чувством в темноте видит. Только не стрелять у меня нож, а то в ночи за несколько верст слышен выстрел.

Трое здоровых и крепких парня, бывших спецназовца ФСБ из самых элитных и грозных спецподразделений России, вдруг встали цепью и с дистанцией 50 метров, побежали в ночной лес, чем не мало удивили своих лошадей, которые стояли недалеко от дома под раскидистым дубом.

— А где наши парни? — удивленно спросила Луна, придя радостная с бани в протопленный дом.

— Так умотали куда — ни кто не знает, — развел руками Медведь, — Может в разведку пошли, а может за зайцем погнались…

— Понятно, Мишка, мимо кабака идти — нельзя не зайти, — улыбнулась Луна с румяным лицом. — Братцы–кролики там еще жару хватит на всех вас, классно попарились, теперь вы.

— Тогда пошли и мы, сейчас водички принесу пару ведер с реки.

— Давай, Грач, я тебя сейчас догоню, — вскочил Стаб и стал надевать сапоги. — Все равно еды почти нет, хоть погреемся в баньке.

Не прошло и получаса, как из ночи вынырнули охотники с убитой овцой, видно отбившейся от стада и зашедший в лес.

— Откуда провиант?

— Медведь, волков ноги кормят, — рассмеялся Пуля. — мы же вместе с тобой по лесу ходили, вот следы я овечьи следы и приметил.

— Молодцы, ребята, голод не тетка, пирожка не поднесет, а тут целая овца, — высунула свой курносый нос из под тулупа Медведя Луна.

— Щас нажремся, — рассмеялась Жара. — Вы режьте мясо, а я буду на жаровен его кидать…

Вскоре, пока ночные охотники парились в баньке, по дому расплылся аппетитный запах жаренного мяса и запах березовых дров, что заготовили на ночь бойцы отряда.

— Ну, что Георг, распечатаем НЗ? — взболтнул свою фляжку Стаб. — Фронтовые, по 50 грамм спирта…

— Мальчики, а это не круто, спирт из горлышка?

— Для спецназа — это компот, — бодро ответил Стаб и первый отхлебнул пару глотков из фляжки и передал Кику. Так фляжка следовала до Крака, который с опаской понюхал спирт, но верный боевому братству тоже хлебнул спирта, проглотил, а потом закашлялся.

— Эх, мала птичка–синичка, да ноготь острый… Так продрала, что вся зараза из организма вышла.

— Молодец, народные средства не помешают, даже компьютерному гению, — похлопал по плечу его Грач. — В конце операции, будешь горящие головешки жевать и проглатывать…

— Это вы серьезно? — поперхнулся снова Крак, поверив и представив это.

А вокруг него все вдруг рассмеялись над шуткой Грача и над поверившим в нее Краком. Не прошло и 10 минут, как весь отряд уже спал, охраняемый табуном лошадей, который всегда реагирует на появление незнакомцев или хищников.

За стенами избы вдруг закуковала кукушка, и те кто еще не успел уснуть задумчиво вслушивались в ее простую, однообразную песню.

— Кукушка кукует — горе вещует, — вдруг вспомнил Медведь и поглядел на огонь, мерцающий на углями раскрытой топки в печи.

— Не так, Медведь, кукушка натощак откукует — не к добру, а мы сытые, — буркнул довольный Стаб и тотчас уснул, догоняя своих товарищей спецназовцев во сне.

 

Глава 3. «Приказ за номером 37»

Отдохнувшие кони, да и бойцы отряда «Нулевой дивизион» рвались вперед, оставляя позади себя версты пути. После полудня отряд миновал стороной небольшой городок Суджа и сделал короткий привал в лесу.

— Георг, как насчет чайку? — спросил Крак и полез в переметные сумы на своем седле, собирая остатки от прежних гостинцев, взятых из 2004 года. — Братцы, давай все, что есть в кучу, накроем стол, пир горой будет.

Через пять минут на его полушубок свалилось целая горка конфет, сухарей и прочей снеди. Бойцы собрались вокруг самодельного стола и смакуя отдых после напряженного пути, с интересом посматривали на своего командира и мозговой центр операции — Григория Семенова.

— Георг, что нас ждет впереди? — спросил Крак.

— Много чего интересного, всего не расскажешь, — усмехнулся командир внимательно всматриваясь в карту. — Есть такая замечательная речка «Псел», левый приток Днепра, она на нашем пути, и сдается мне, что просто так ее не перейдешь…

Кругом стояла тишина, ни кто не желал нарушать ее, и Григорий лишь спросил:

— Бойцы, плавать не хотим?

— Как скажешь, Георг, мы всегда готовые, — влюблено посмотрела Луна на Георга. — Вот выдержали бы лошадки?

Капитан Семенов взглянул сначала на лошадей, а затем на остальных и кивнул головой. — Да, лошадей нужно жалеть, они нам еще пригодятся!

— А нас? — пискнула Жара и поперхнулась…

А кругом бойцы лишь рассмеялись, успокаивая ее, скрыто подшучивая.

— Жара и Луна, вы в списке командира идете на втором месте после лошадок.

— Жара, не ищи в словах подтекст, а расслабься и плыви по течению… по реке Псел.

— Милые девушки, вы давно могли подсказать Георгу, как вы можете лучше пригодится, но вы все краснеете, — пошутил с намеком Кик и, снова встретившись с решительными глазами Луны, опустил свои зеленоватые глаза.

— Кик, я тебе обещала, что сообщу вашему замполиту о твоих, не всегда приличных, шуточках.

— Пардон, Луна, теперь я твой раб и на крючке, — он театрально встал на колени и подполз к ней зеленя штаны об полегшую на землю траву. — Буду делать все, что скажешь, но только не говори замполиту.

— Луна, я лишь напомню, что у нас два командира, кроме того, кого ты видишь рядом с собой, — без улыбки сообщил Пуля.

— Это, кто, я запишу… И номер телефона, — входила в роль Луна, не желая сдаваться.

— Один из них так высоко находится, что и не хочется называть его имя…

Луна притворилась, что поняла о ком идет речь и посмотрела в небо, кивая головой.

— Нет, Луна, бери немного ниже Всевышнего — я имею ввиду Президента России, — мило улыбнулся Уник.

— И это — точно, — подтвердил Григорий. — Президент Владимир Зорин и заместитель главы ФСБ генерал армии Александр Верник. Куда писать жалобы все знают — или Лубянка или Кремль… Вопросы есть? Вопросов нет, жалоб тоже!

— Шутки, до вас солдатики мои доходят с трудом, — сбавила напор Луна и улыбнулась.

— Если шутки не доходят — почта не виновата, — засмеялся Пуля и снова достал свои два нагана, проверяя их на чистоту стволов. — Так, что, командир, вплавь… или через мост?

Георг не ответил, но снова взглянул на Уника, но тот лишь пожал плечами и вполголоса сказал: — Везде, свои сложности, но, определенно, какой‑то туман в голове…

— Тогда кинем монету, у меня тоже туман… Опля, — перехватил Георг русский золотой червонец на изображении Николая II — Стало, быть, лошади могут ржать от счастья — идем через мост.

Солнце клонилось к краю горизонта, но еще было светло. Как стали подъезжать к реке густой туман покрыл низину, и лишь высокие сваи железного моста, перекрывающего широкую реку, виднелись из‑за белесых облаков. Когда, копыта лошадей застукали по деревянному настилу, отправляясь в молочную пелену, Георгий почувствовал людское присутствие впереди и дал знак отряду остановиться.

Спрыгнув с лошади, командир пошел вперед рядом с лошадью. Капитан понимал, что впереди могла быть засада. Бесконечно долго, казалось, тянулся этот мост, пока не начал редеть туман и Григорий вышел с другой стороны моста. Метрах в ста от него, сразу за мостом, он увидел двоих мужичков, что сидели около костерка и думали о своем какую‑то думку, не обращая внимания на незнакомца.

— Вы одни здесь? — спросил Григорий двух неопрятно одетых мужичков, в сапогах и стеганных телогрейках.

— Одни, стало быти, — ответил один из них весь поросшей щетиной от подбородка и до глаз. Его лицо было перемотано тряпкой и делало его вид жалким. У второго во рту была зажата дымящаяся трубка, он то и дело шмыгал носом.

— Картошечку бы спекли, а то угощу? — спросил Григорий, так как больше вроде бы и не было о чем спросить.

— Эх, есть не чого, зате жити весело, — сплюнул в костер перевязанный тряпкой мужичок.

— А дорога впереди свободна?

— А куди ж ий подитися, — махнул рукой один из мужичков.

Григорий, не предчувствуя беды более, свистнул своему отряду, и сам вскочил на коня. Дождавшись конников, он улыбнулся своим бойцам и повернулся снова к двух пропащим мужичкам, что сидели здесь без видимой причины.

Однако, на этот раз, он не узнал их. Два незнакомца вытащили на свет божий припрятанные где‑то два обреза и подняли стволы вверх.

— Ви хто таки будете, и що вас привело сюди?

— Люди мы мирные, а вам какой спрос и сами то вы кто?

— Повстанський рух на Радянськой Украини…

— Так, что мы на Украине, разве? — невольно воскликнул Григорий, подумав про себя, что на семинаре он бы получил двойку за сегодняшний урок. «Надо ж было, в Украину залезть, да еще наскочить на представителей Повстанческой армии Батько Махно…».

— Точно так, люди мирни, видразу за мостом и почалася Украина.

— Ладно, Украина, так Украина, будь по вашему, но что вы хотите?

— Батько Махно и ми будувати нове вольне общестов без панов, без пидлеглих рабов, без багатиев, без биднякив…

— Я и мои друзья одобряют политику Батько Махно, мы собственно в Киев по делам, не могли бы вы отойти в сторонку и дать нам ходу? — спросил Григорий и оглядел свой отряд, словно проверяя — все ли были готовы «дать ходу».

— Мы е офицеры податкова инспекция Радянськой Украини, збираемо податки из усих, що въежджають, — с кислым лицом, словно мучаясь от зубной боли сказал мужичок в рванной и прожженной телогрейке и винтовочным обрезом на плече.

— Георг, это стало быть, офицеры налоговой службы Повстанческой армии Батько Махно, — пояснил лингвист Грач.

Григорий кивнул головой, что‑то решая про себя и, наконец, достал золотой царский червонец, который и завел их на этот мост.

— Ну, что братки, придется распрощаться с золотым червонцем, — вздохнул капитан Семенов и высоко бросил, закрутив в воздухе, сверкающий червонец.

Махновский повстанец ловко поймал червонец и посмотрев на него, отправил в карман.

— Ми поднашений не беремо, ми для вси Украини трудимося, — спокойно и уверенно ответил саморощенный махновский таможенник.

— Так, что же вы хотите, господа хорошие?

— Ми не багати пани, а селяни, — обиделся мужичок с трубкой в пожелтевших зубах и отвернулся к ивовым зарослям, начинавшимся сразу за мостом.

Второй мужик в порванной телогрейке и тряпкой на голове — был настроен более позитивно, поэтому, не обратив внимание на реплику своего подручного, подошел к отряду и стал рассматривать орловских рысаков.

— Ох, и кони у вас гарни, так и просятси скакати…

— Правильно тлумачиш, Микола, Батьке кони потрибни, давайте, хлопци, злазьте з коней!

— Ох, елки–палки, куда загнули, инопланетяне…, — ругнулся Григорий на только им понятном языке.

— Що ви сказали, не зрозумили? — переспросил махновец и приподнял с плеча обрез.

— Ладно, не горячитесь, тут потолковать надо бы… Кони нам самим нужны.

Капитан оглянулся на свой отряд, снова ругая себя за то, что побоялся искупаться. Но 100 метров плыть по ледяной быстрой воде, было испытанием не для всех… Сейчас, командир понимал, что среди выбора, у них было не много выбора. И капитан решил прощупать почву.

— Братцы, махновцы, а до начальства далеко? Потолковать бы нам с ним.

— Враз зробимо, легко, — кивнул головой махновец и выстрелил в воздух.

Минут через пять прискакало два наездника, одетые в военную офицерскую форму без погон и с оружием в кобурах.

— Микола, ну что тут у вас? Что за люди?

— Так хто ж их знае, валандаються отут усяки, а кони в них гарни.

— Да, мы как‑то ошиблись дорогой и мост проскочили по ошибке, нельзя ли нам обратно в Россию вернуться? — наивно спросил Григорий, улыбаясь махновцам во весь рот.

— Я их чуть не ухлопал, а в них помилки!

— Ладно, поехали в штаб разбираться, — махнул рукой офицер–махновец.

— А обратно дороги нет, теперь вы гости наши, — усмехнулся второй махновец из русских, и видно тоже из прошлых военных.

— В ино мисце дорога широка, так назад вузька, — вдруг засмеялся вслед отряду караульный махновец, а потом крикнул. — Коли змина нам будет? Дуже исти хочеться!

— Чекай и не смерди сильно, недоумок, — ругнулся через плечо старший офицер–махновец и пустил своего коня галопом через овраги, поросшие ивняком.

Небо уже померкло и вечернее ноябрьское солнце бросало свои бронзовые лучи на лиственный перелесок в пойме реки. Холодный ледяной ветер задул с севера–востока и с неба посыпала снежная холодная пыль, все больше превращаясь в крупный снег.

Георгий вдруг понял, что второй раз счастье может не улыбнуться им, тогда уж точно их расстреляют, и тогда на всей операции будет поставлен крест… И смешно подумать, что опытных бойцов спецназа поставили к стенке махновцы, или проще говоря сельские мужики, которые не всегда знали как стрелять. «Ну, ладно, была не была, надо рвать отсюда!», — твердо решил он.

— Командир, не серчай, но слово дай сказать, — окликнул Григорий махновца в офицерском френче, притормозив лошадей.

— Что хочешь сказать?

— Как, в народе говорят — вор у вора дубинку украл, но сдается, что этот Микола, зажал мой золотой червонец, что я ему дал вот только что.

— Правду толкуешь? Ну, Микола, ну гад ползучий! Пьяный проспится, а дурак ни когда, сейчас я до тебя доберусь, — взъярился махновец и резко повернул коня. — Василий присмотри за ними, я сейчас обернусь, вот только с Миколой потолкую.

Григорий проводил взглядом конника и взглянул на отряд.

— Бойцы, а хто мой табачок притырил? Ох страсть как курить хочу, всем напрячься и поискать табачок по карманам, — дал скрытую команду капитан своему отряду и поглядел на оставшегося их охранять бойца повстанческой армии.

— Ну, а ты браток не угостишь табачком?

— Так, на всех не напасешься…

Он еще хотел, что‑то сказать, но был сбит на землю размашистым ударом спецназовца. Оглушенный махновец упал на землю, а Григорий махнул рукой и негромко крикнул: — Вались народ от Яузских ворот! За мной в воду, без броду, плыть за мной на тот берег, держаться за гриву лошадей.

Веер брызг пошел врассыпную за отрядом, когда десяток сильных орловских рысаков, пробили густые камыши и врезались в глинистое, но твердо уходящее на глубину дно. Соскочив с коня капитан поплыл рядом с лошадью, придерживаясь одной рукой за гриву, другой загребая воду. Семенов с волнением посмотрел назад, но его бойцы все правильно поняли и повторили его маневр. Луна и Жара, отфыркивались и дико озираясь по сторонам в сгущающихся сумерках плыли за ним. Медведь, словно огромный морж, не придерживался за лошадь, но в своем караульном полушубке загребал огромными руками воду, поднимая огромные буруны воды.

Лишь метров тридцать отплыли они от берега, как длинная очередь из пулемета, перерезала им путь. Пулемет «максим» бил по ним с береговой косы, что находилась на той же стороне украинского берега, откуда они хотели убежать. Несколько пуль прошли через отряд, ранив спецназовца Стаба в плечо и убив двух лошадей.

— Плывем обратно! Пуля дура, а виноватого найдет, — с трудом отфыркивался Григорий, заворачивая обратно. — Стаб, держись за мое и свое седло, а то потонешь.

На берегу их уже ждали с десяток вооруженных махновцев. Подгоняемые плетьми и казацким улюлюканьем, бойцы отряда «Нулевой дивизион», были доставлены в лагерь махновцев, что располагался в прибрежном хуторе.

— Усих обшукати, роззути, так у сарай пид охорону, — крикнул махновский начальник в черной папахе и бурке. — Так, Губенко, той, чи що рыжий нехристь тебе вдарив? Привъязати його до дерева и двадцять, нема тридцять батогив, що б не бигав…

— Я тебя на ноготок так клацкну — только мокренько будет, — схватил Григория за руку рассвирепевший огромного роста махновец, и еще с тремя дружками потащил капитана к столбу для наказаний розгами.

— Господа гарни, повидомляю вам приказ за номером 37 по войскам Украинской партизанско–повстанческой армии им. Батько Махно: «Не платит подати только медведь у берлоге: он не ест, не пьет, только лапу сосет…», — под дружный и беснующийся смех анархической смеси военных, просто уголовных бандитов и крестьян, объявил махновский полковник в папахе. — А що там баби роблять, як они Губенко?

— Так, уже боляче кусючи, а то б давно попользовал, уси сиськи поховали, як золото…

— Ну, ты не дуже, гаряча голова, Батько Махно за це по головци не погладит.

— Панасыч, так можа их Батьке на пробу послати?

— Добре, хлопцы, я в Штаб, а як повернуся думать будемо…

Махновцы успокоились и разошлись по хуторским постройкам. И лишь в воздухе свистел хлыст, приземляясь на спину капитана спецназа Григория Семенова, да крупные хлопья снега, что сменили снежную пыль, опускались на кровавую спину и превращались в алые слезы, катясь вниз. Ни разу он не застонал и не вскрикнул, загнав свою душу в такую глубокую пещеру, до дна которой было 1000 верст, несколько лет войны на Кавказе и участие в ночных секретных рейдах, против террористов. Вряд ли в ближайшие 100 лет ФСБ рассекретит или приоткроет его личный файл, раскроет все операции, которые он завершил защищая родину и интересы государства.

Наконец, махновец Губенко, весь трясясь от ненависти и усталости перестал бить капитана. Он отер пот и трясущимися руками закурил скрученную сигарету.

— Ну ти ще живий москаль? Крови з тебе багато зийшло…

— Живой, — усмехнулся через боль Григорий. — Прежде смерти не умрешь…

— Ну раз живий, це тоби вид мене на добавку, — еще раз ударил Григория Губенко, продолжая трястись от ненависти, пока два других махновца снимали рыжеволосого парня с окровавленной спиной.

— Губенко, куда его в расход или в сарай?

— Завтра порешим его, коли Понасич повернеться, — сплюнул на землю махновец, вглядываясь в глаза капитану. — Не бачив я раньше такого терплячого, хто ж ти будеш?

— Я? Смерть твоя…, — улыбнулся Григорий, понимая, что махновцы могут расстрелять его прямо сейчас, но воля и азарт были в нем также сильны, как умение воина сражаться и побеждать. — Покуда солнце взойдет, роса очи твои выест…

Вернувшиеся махновцы, которые бросили обессиленное тело капитана в амбар, где были остальные пленные, вернулись обратно. Видя, нервно курящего Губенко, один из махновцев спросил инквизитора.

— Слышь, Губенко, про какую росу и очи он толковал?

— Чужа душа — темний лес, розбери його, що вин сказав, — отмахнулся Губенко и проверил свой наган.

Неожиданно с реки принесло какие‑то душераздирающие крики, а затем, что‑то упало и сильно бултыхнулось в воду. Махновцы перекрестились и с испуганными лицами пошли по хатам, водкой залечивать свои нервные расстройства.

2

Григория Семенова бросили в заколоченный амбар, служивший временной темницей для пленных красноармейцев, комиссаров и белых офицеров. Пленных белогвардейских солдат махновцы отпускали по своим селам и деревням или оставляли в повстанческой армии, а красных обычно расстреливали.

— Георг, что они с тобой сделали? — кусая губы и со слезами на глазах, всплеснула руками штатный врач отряда Жара и подбежала к Григорию. — Господи, что с твоей спиной, вся кожа исполосована до крови…

— Это, ничего, это нормально, главное кости целы, а мясо нарастет, — через силу откликнулся капитан. — А этот Губенко меня лишний раз угостил плетью, вот это не по уставу, вот за это я с него еще спрошу.

— Георг, сейчас не об этом, мне надо тебя обработать. Аптечка осталась в сумке на седле, но у меня были в кармане бинты, спирт, противостолбнячные и так по мелочи…

— Ладно, Луна, не рви сердце, это мужские болячки, что со Стабом?

— Все нормально, ранение в руку, мягкие ткани, пуля вынута, перевязку сделала, а сейчас он спит.

— Тогда, можешь мной заняться, только нежно.

Пока Медведь подсвечивал лучиной, Жара обрабатывала раны командиру отряда.

— Крепко они тебя Георг отделали, — проворчал боксер. — Видно, и до нас очередь доберется. Придется отбиваться, а иначе не доберемся до конца сказки.

— Вот, тут в амбаре еще два белогвардейских офицера из Алексеевского полка. Вот пробирались к западным границам, хотели уйти в Польшу…

— Понял Медведь, давно они здесь? И что полезного удалось у них узнать?

— Три дня они тут под охраной. Говорят, что тут махновцев не так уж много, человек пятьдесят наберется.

— Вот, это уже хорошие новости, а что еще, Медведь, что‑нибудь еще для души.

— Для души, тоже есть кое‑что. Махновцы в овраге тачанки держат и лошадей, метров 200 отсюда…

— Хорошо, но еще не все, — с трудом говорил Григорий, морщась от боли.

— Охрана там небольшая два махновца охраняют, если не спят там же в тачанке.

— А патроны есть?

— Так точно, командир… патроны, гранаты все наготове. На случай тревоги, для немедленного бегства, ждут приближения Красной армии.

— Ну, тревогу я им обещаю, но не бегство! А теперь кликни мне этих офицеров, потолковать надо.

Григорий Семенов поприветствовал двух белогвардейских офицеров, приметив в них испуг и страх быть расстрелянными.

— Господа, уходить нужно, рассчитывать на гостеприимство Батьки Махно не приходится.

— С одной, стороны да, но у Деникина подписан документ с Махно о союзничестве.

— С красными тоже, вот видишь как они мою спину расписали, а завтра обещали к стенке поставить, хотя мы ни как не красные, да и обращались они к нам как к господам.

— Это перегибы на местах, но сам Батько Махно, если узнает, то им не поздоровиться, — возразил старший белогвардейский штабс–капитан.

Весь отряд нулевого дивизиона стоял полукругом, слушая разговор, понимая, что махновская пуля не лучше иной другой. В другом исходе дела, вряд ли кто из них мог засомневаться. Обхождение и наказание, выпавшее на долю их командира, свидетельствовали об этом.

— Читал я воспоминания Махно, написанные им в Париже, в них он сожалеет, о том, что давал своим подручным согласие на грабежи и расстрелы как красных, так и белых. Кстати, с вас тоже уже сняли сапоги, кроме барышень и меня.

Белогвардейцы вряд ли поняли о том, что имел в виду Григорий под воспоминаниями Махно, написанные в 30–х годах в Париже, но и для них стало понятным, что единственный способ выжить — попробовать бежать отсюда.

— И непременно до рассвета. — уловил мысли бойцов капитан спецназа Семенов. — Пока они все пьют горилку, надо уходить отсюда. А теперь господа офицеры, прошу разъяснить мне, а лучше нарисовать здесь на земляном полу, где находятся тачанки, лошади, да и вообще куда нам бежать.

— А вы куда путь держали? Мы хотели через Украину проскочить в Польшу.

— Ну, это вряд ли, вам удастся. Вот если бы с вами еще корпус Шкуро и конница Мамонтова была. Что до нас, так мы путь держали в Харьков, он же сейчас в руках Добровольческой армии.

Капитан видел нерешительность офицеров, и не мог понять причину, пока не спросил:

— Есть, что‑то, что вам могло мешать вернуться к своим?

— Мы бы снова не хотели быть пушечным мясом и бороться со своим народом.

— Понятно, господа, считаю ваш выбор правильным, но вы можете купить на базаре гражданскую одежду и быть представителями гражданской интеллигенции или мещанами, далекими от войны.

— Ну что же, если так лучше, мы так и сделаем с поручиком Кормилицыным. Тогда, господа, готов участвовать в вашей операции и вместе бежать к Харькову.

— Для начала поясните, что там за гранаты у махновцев в тачанках? Я надеюсь это французские ручные гранаты Ф-1, образца 1915 года весом 550 грамм.

— Так точно, осколочные ручные гранаты французского изобретателя Лемона. Время задержки после срывания кольца до взрыва 4 секунды, — радостно сообщил артиллерийский поручик.

— Не так все плохо, они как наши армейские противопехотные осколочные Ф-1, тогда слушай сюда, — кивнул головой капитан и достал нож из‑за голенища. — Пуля, ты сегодня в ночной операции — главное действующее лицо, поэтому держи нож спецназа.

Опытный офицер спецназа, Пуля быстро подхватил нож и начал ловко вертеть его в руке меж пальцев. Он кивнул головой.

— Знакомая игрушка, смотри даже герб СССР на рукоятке сверкает.

— Второе действующее лицо в предстоящей операции Жара, — окликнул Григорий поникшую сотрудницу отряда «Нулевой дивизион» — Жару. Она лишь вздрогнула, и в дрожащем свете лучины было заметно, как ее глаза зажглись решительным блеском.

Когда ночная темень смешалась с густым туманом, поднимающимся с реки, стало не видно ни чего на вытянутую руку. Уже затихли давно пьяные и крикливые махновцы, да лишь заунывно играла гармошка, вытягивая мехами мотив песни «Черный ворон», а пленный капитан тихонько подпевал:

— Черный ворон, черный ворон,

— Что ты вьешься надо мной?

— Ты добычи не дождешься,

— Черный ворон, я не твой!

— Что ж ты когти распускаешь

— Над моею головой?

— Иль добычу себе чаешь?

— Черный ворон, я не твой!

Среди тишины где‑то заухала выпь, и тотчас закуковала кукушка с другой стороны реки. «Пора», — тихо сказал Григорий и пружинисто встал на ноги. Капитан спецназа так и был раздет по пояс, не имея возможности одеть одежду на исполосованную спину. В дверь амбара, кто‑то постучался изнутри.

— Що там вам бисам неймется? Али жрать хотите. Так не дозволене. Раз у день, в обид, якщо доживете, — не сдержал смех махновец и клацнул затвором винтовки.

— Дядько, дядько, — заплакала Жара и плаксиво запищала. — поди сюда.

Махновец все же поднялся от костерка и подбросил в него сена для яркости, и приблизился к дверям амбара.

— Що там тоби, дивка?

— Дядько, в туалет бы мне.

— Так не дозволене, сходь там у кут, нехай хлопци видвернутися вид твоих секретив.

— Ой боюся я здесь мужиков много, а ты гарный хлопец. Я тебя еще днем приметила, — продолжала заводить махновца Жара. — неужели не хочешь со мной познакомиться, а то я тут мышей боюсь.

Махновец, не будь простым сельским мужиком, если бы не подошел к двери.

— Ну, добре дивка, але щоб без обману було, а то можа ти тильки, шуткуешь …

— Нет дядько, ты мне сразу приглянулся.

Наконец, лязгнул засов и махновец приоткрыл дверь.

— Выходь сюди, а якщо ти ничого, може якщо сподобаешся я тебе на село поберу,

— обрадовался такому приобретению повстанец армии Махно, но тут, что‑то блеснуло в воздухе, и нож воткнулся ему под сердце. Он поднял беспомощно руки, но упасть не успел, как его подхватили бойцы спецназа.

Быстро обойдя хутор стороной, пленники оказались около оврага, где стояли запряженные тачанки, в каждой по три лошади. Пуля и Кик присели на землю и крадучись начали бесшумно двигаться вперед. Из одной тачанки слышался храп, а в другой кто‑то курил махорку. Пуля старался плавно двигаться, но чуткие кони все же всхрапнули и часовой привстал на повозке, осматриваясь. Снова в темноте мелькнул нож и махновец лишь упал в повозку. Второго махновца обезвредил Кик голыми руками, просигналив отряду в ночи тихим мяуканьем.

Три тачанки с пулеметами «максим» и три лошади вскоре плавно и тихо начали свое движение. Поднявшись на проселочную дорогу из оврага, они пустили лошадей в намет.

— Григорий, вот по этой дороге через поле мы выскочим на Крымский тракт, а там прямая дорога до Харькова.

— Вы езжайте, а я вас на лошади догоню, тут должок у меня остался для махновцев… Да, еще, Кик, ты так мяукал неподражаемо, это что же ты во Дворец пионеров ходил, учился?

— Да, нет, Георг, Москва-400 наш адресок…

— А, я понятливый, ну а волка сможешь изобразить, но так. Чтобы натурально и громко?

— Запросто, из голодной стаи…

— Кик, просьба огромная, вернись к коням и просигналь по полной, чтобы лошади поверили и бежали отсюда подальше…

Три тачанки рванули вперед в ночь, а Григорий, взяв две гранаты с повозки, быстро направил коня обратно на хутор. Когда капитан спецназа оказался около первого дома с открытой створкой окна, он на секунду застыл, рассматривая знакомые для него гранаты. «Ну, вот сколько лет прошло, а «лимонка» или Ф-1 почти не изменилась». Из оврага с лошадьми вдруг в ночи раздался ужасающий и зловещий волчий вой, который переливался и все больше усиливался, а затем дружный топот копыт, уносящихся в поле лошадей, разбудил хутор.

Григорий перекрестился «Боже, воздай же грешным, Крови святой не оставь неотмщенной», он сорвал чеку и бросил в окно. Как и следовало по инструкции, через 4 секунды весь дом сотрясло взрывом и пламя полыхнуло из окон. Второй дом располагался рядом, граната залетела в него, но взорвалась с опозданием. Лишь через 10 секунд, заставив капитана задуматься: «Да не зря наши конструкторы в 1926 году усовершенствовали запал гранаты, сделав его более надежным».

Капитан спецназа развернул коня, и не став смотреть на разрушения в хуторе, пустился прочь галопом. По пути движения он встретился с Киком, и крикнул ему:

— Я чуть было не подумал, что настоящие волки обложили.

— Стараемся, да и ты должок возвернул махновцам, Георг.

— Я же спецназовец, а такие долги оставлять негоже, — вдруг на все ночное поле рассмеялся капитан.

— Думаю, что скорее в тебе орловский мужик проснулся!

— Не без этого, Кик, во всех нас русских, орловских, тамбовских, рязанских, питерских и прочих — один черт сидит, которого лучше не задевать.

Версты через три они нагнали тачанки, и Георг еще издали крикнул:

— Господа, прошу не стрелять, свои.

— Ребята, вы так всю округу всполошили, что Батько Махно разбудили, — смеялась радостная Луна. — Георг, я так рада, что мы удрали. Что обняла бы тебя крепко, да вот нельзя с твоей спиной.

— Ну ничего, Луна, главное пообещать, а когда заживет, то я напомню.

Проскакав еще верст 30, небо стало светлеть и дальняя линия горизонта засветилась огненно–красной зарницей. Капитал Семенов обернулся и сначала не понял, и не поверил в то, что он видит. Позади их, в версте вдоль дороги стелилось облако пыли. Присмотревшись еще раз он понял, что это погоня. Около 50–ти всадников преследовали их, несясь быстрым галопом и поднимая пыль с дороги.

— Ну вот, господа, махновцы тоже обид не забывают, и видно хотят нас догнать, — крикнул белогвардейский штабс–капитан. — Подпустим поближе?

— Пока резонно оторваться, а пострелять успеем, — крикнул Григорий и поддал своему коню шпорами. — Прошу без команды не стрелять.

Три тачанки со всадниками, продолжали уходить по твердому подмерзшему тракту. Тачанки были установлены на рессорные повозки, поэтому ухабы не сильно сдерживали скорость повозок. Через минут сорок напряженной погони стало ясно, что махновцы их догоняют. Полверсты уже отделяли преследователей от отряда «Нулевой дивизион».

— Я пока умерю аппетиты бандитов, — крикнул Пуля и подхватил самозарядную винтовку «мосина». — Это, хорошая винтовка, бьет на версту, если без автоматической перезарядки. Прошлый век, но грозное оружие!

Выстрел за выстрелом, главный стрелок отряда посылал пулю за пулей в махновцев. Было видно как несколько махновцев слетели с коней.

— Давай, Пуля, стреляй в них, — радостно и с азартом кричала Жара. — Мальчики, неужели это когда‑нибудь кончиться. И нас перестанут хотеть расстрелять.

— Жара, ты же биолог и врач! Разве не в этом прелесть борьбы за существование и стремления выжить, — смеялся Стаб, уже забывший про ранение и как специалист по оружию, наводил прицел пулемета «максим» на врагов.

Кода махновцы приблизились ближе и стал слышен их свист и ругательства, Георг дал команду открыть огонь. Разъехавшись веером, как научил штабс–капитан, три пулемета ударили по бандитам. Около десятка преследователей, взмахнув руками попадали с лошадей. Тогда махновцы стали уходить вбок, стараясь обойти тачанки.

Несколько пуль, выпущенных видно из дальнобойных маузеров впились в деревянные борта тачанок. Неожиданно споткнулась крайняя лошадь и обрывая шлею и упряжь отлетела в сторону, чуть не перевернув повозку. Еще одна пуля, все же попала в штаб–капитана, навсегда поставив точку на его гражданской карьере. Стаб развернул пулемет и стал отстреливать махновцев, что обходили их стороной. Но вскоре, земляной бугор начал скрывать махновцев, давая им укрытие от пулеметного огня.

— Георг, они скоро нас обойдут, и будут отстреливать в упор вон там впереди с холма.

— Уходим по полю вон к той роще, — крикну капитан Семенов и повернул на еле заметную тропинку, что шла к лесу.

Домчавшись до леса, Георг заметил, что одна тачанка была совсем не годна. Уже въехав в лес на просеку с неплохим твердым грунтом, капитан перерезал лошадиную упряжь, освободив лошадей от хомутов с гужами.

— Господин гвардии поручик и Уник пересаживайтесь, вам не привыкать на лошадях без седел ездить. Главное узда есть с поводьями и седелка с подпругой… Стаб пулемет заклинь напоследок, да патроны перекинь на повозку к Медведю.

Вскоре уже две тачанки и пятеро всадников продолжили свой путь по лесной просеке. Отряд махновцев успел приблизиться к беглецам за это время, но прицельная стрельба Стаба, продолжала отсекать преследователей от отряда. Скорость движения по лесной просеки значительно упала, но и не давала махновцам обойти отряд по густому лесу. Пуля продолжал отстреливать махновцев поодиночке из дальнобойной винтовки «мосина», используя те же патроны калибр 7,62 мм, как и в пулемете «максим».

Наконец, что‑то для себя решив и, видно, понимая безрезультатность дальнейшей погони, махновцы стали отставать и напоследок выстрелив несколько раз в сторону, уходящего по лесу отряда, остановились.

Версты через три тачанки были остановлены несколькими поваленными деревьями через лесную дорогу, которые видно лежали здесь давно и успели уже врасти в землю.

— На небо не вскочишь, да и в землю не закопаешься, — лишь вполголоса воскликнул поручик и в думах опустил голову. — Господа, что дальше делать будем?

Григорий спрыгнул с лошади и припал ухом к земле, сделав из ладоней воронку. Прошло несколько минут, пока молодой капитан вскочил и отряхнул руки.

— Георг, что там по «Европа Плюс» передают? — весело спросила Луна, чем не мало удивила капитана спецназа. «Или рисуется, девчонка, или правда отвердела ее центральная нервная система», — подумал он и бегло осмотрел всех, оставшись довольным.

— Эх, Луна, мышь не весела, объелась киселя, — пошутил Григорий и вспомнил про покойника.

— Ну, что братки, надо капитана схоронить, ну а коль не придут махновцы по нашу душу, то после оставим тачанки и на лошадях отправимся дальше…

Штабс–капитана схоронили под березой в глубоко просевшей меж корнями земле. Положив несколько камней сверху, что были рядом в родниковом ручье, поставили крест, связав две сосновые лаги ременными вожжами. Поручик, где‑то отыскал офицерский аксельбант и прикрепил его к кресту. Припав на колено, русский офицер тихо начал читать молитву: «Бури жизни миновали, страдания земные окончены, безсильны враги с их злобою, но сильна любовь, избавляющая от вечного мрака и спасающая всех, о ком возносится Тебе дерзновенная песнь: Аллилуиа».

Бойцы спецназа молча стояли около креста, вдруг вспомнив как приходилось им хоронить своих боевых товарищей в горах Кавказа и Азиатских стран, откуда нельзя было вывезти на большую землю. Они перекрестились и бросили по горсти земли на могилу неизвестного им, но русского штабс–капитана, который раньше защищал Отечество в Первой мировой войне.

Вскоре они повскакивали на лошадей без седел и двинулись в путь по тракту, ведущему к Харькову. Обездоленные и разоренные войной и махновскими бандами хутора и села встречались им по пути. Застигнутые ночью, они заночевали в одном диковинном доме, что стоял почти на болотах в осиновой роще.

Странная хозяйка, лет шестидесяти, сначала долго смотрела на незнакомых путников, возникших в темнеющем вечере, а затем впустивший их в дом. Она угостила их сначала каким‑то горьковатым чаем–напитком, от которого они уснули спокойным и безмятежным сном, а затем принялась лечить и мазать спину капитана Семенова. Деготь, травяные мази и настойки, а затем по широкой избе поплыли запахи каких‑то снадобий. Окунувшись в полубредовое состояние, капитан совершил путешествие в памяти по своей жизни. Он иногда вскрикивал и стрелял в кого‑то…

Григорий проснулся утром на рассвете, и не поверил своим ощущениям. На его спине был словно кожный нарост. Все кровавые полосы заросли не то кожей, не то чем‑то твердым, боль ушла, как будто и не было ее раньше. Так же и отряд был бодр и свеж поутру, но странной бабки знахарки они так и не увидели более. Подхватив под уздцы лошадей, они помчались к Харькову…

 

Глава 4. «Харьков, 22 ноября 1919»

Власть в Харькове в 1919 году неоднократно переходила из рук в руки. Летом армия генерала Деникина развернув стремительное наступление на Москву, вошла в Харьков. Белая контрразведка, разместившаяся в доме бывшего Дворянского собрания, активно вылавливала подпольщиков–большевиков и оставшихся активистов.

Когда в городе осенью 1919 года установилась власть белых, распространялись слухи о готовящихся еврейских погромах. Однако, группа фабрикантов откупилась вручив генералу Май–Маевскому взятку — восемь миллионов рублей.

В то же время в городе легально действовал меньшевистско–бундовский клуб Бронислава Гроссера. Сюда приходили не только меньшевики, но и некоторые большевики и подпольщики. Посещали этот клуб, несомненно, и деникинские контрразведчики. Директор клуба меньшевик Теплицкий встречал гостей в большом холле под большим портретом идеолога социалистической революции Карла Маркса. Здесь можно было не только пообедать, но и почитать в уютной клубной библиотеке коммунистические изыскания и работы ставших уже знаменитыми российских революционеров.

К декабрю фронт боевых действий снова приблизился к Харькову. От наступающих частей Красной Армии город обороняли силы Добровольческого 1–го Армейского корпуса генерала А. П. Кутепова. Основное сопротивление отступающие части оказывали на северо–восточном плацдарме.

22 ноября отряд «Нулевой дивизион» без сапог, и в одних лишь рубашках и штанах, въехал на лошадях в пригород Харькова. Морозное солнечное утро было наполнено уличным гамом и лаем дворовых собак. Люди торопились на рынок, что‑то продать и что‑то купить. Отряд остановился перед развилкой нескольких дорог, размышляя куда бы направить своих лошадей.

— Не встречают нас, как почетных гостей, — пошутил Стаб, насвистывая какой‑то современный мотив песни.

— Мы для них неплатежеспособны, — подхватил Грач, — Наш командир, почетный спецназовец, поставил рекорд для казино.

— Это какой же? — без уныний и усталости спросила Луна.

— Он лишь раз бросил монету, а мы все остались без обуви, одежды…

— Да, еще махновцам достались все доллары, что были запрятаны в сумках, — вспомнил Пуля и подмигнул Георгию, который задумался и не отвечал на шутки.

— Это была не просто монета, а золотой червонец с ликом Императора, — решила поддержать импровизированное «комсомольское собрание» Жара.

— Да, в этом случае это все меняет, тогда на этот вопрос можно смотреть в другой плоскости, — философски стал рассуждать Уник.

— Бойцы и командиры, как не смотри на этот вопрос, а ногам то холодно, — поднял обе ноги Крак и помахал ими в воздухе.

— Возможно, мне придется вернуться к махновцам за обовью и спросить с них за пачку американских долларов, что осталась в переметной сумке, — серьезно ответил капитан Семенов.

— Пожалуй, мне придется вернуться с тобой, а вдруг ты не те привезешь мне ботинки спецназа, имущество все же было казенное, только со склада получил.

— Я могу пережить потерю своих сапог и отличного полевого бушлата, но согласен на компенсацию, — Стаб сделал паузу и потрогал раненное плечо. — Готов получить золотом, поднятого нами со дна Флориды.

— Ну, это упрощает дело, господа, это все меняет…, — улыбнулся Григорий и оглядел свой отряд, который участвовал в этом хорошо разыгранном разбирательстве. — Тогда прошу продолжить наш путь дальше, что бы добраться до золота.

Один лишь Медведь, да белогвардейский поручик были безучастны в этой словесной дуэли.

— Господа, мы можем продать одну лошадь, и у нас будут деньги на еду, — предложил лет 25–ти светловолосый и с правильными чертами лица прапорщик Кормилицын.

— Так можно и всех, на что они нам. По городу можно и на своих двоих, правда Георг?

— Так точно, Стаб, и на билет до Севастополя хватит, но главное не продешевить.

Стаб соскочил с седла и подошел к одной пожилой женщине, что быстро шла куда‑то с лукошком, из которого выглядывали две живые курицы.

— Гражданочка, а где ж тут рынок городской?

— Так отут недалеко на конях… Вот по Гончарской улице, потим по Конторской уздовж реки Лопань, а там через мост и на Николаевской площади знайдете ярмарку, вот сегодни суббота, там народу богато…

— Ну, а лошадь там продать можно?

— Ой, че там лошадь, там хочь пулемет продашь, — взмахнув рукой шепотом сказала баба и ближе прижала лукошко к себе, когда мимо пронеслось несколько неряшливых и оборванных сорванцов.

— Спасибо, гражданка, помогли вы нам, жаль пулемета нету, а то бы продали, — искренне спохватился Стаб, вспомнив про два пулемета «максим», брошенные в лесу. — Какие ботинки у меня были классные, стельки там из ангоры, да шнурки шелковые, износа не знали…

— Ладно, Стаб, у меня кроссовки тоже «пумовские» были, я с них целый вечер ярлыки срезала, где же теперь такие купишь? — не удержалась и пожаловалась Жара.

— Спасибо, Георгу, живые! — улыбнулся Грач.

Они хотели уже стукнуть пятками лошадей, но женщина с курами, вдруг что‑то вспомнила и замахала им руками.

— Ой, хлопци, тильки ви циею дорогою не ходите, там на мосту кутеповские патрульные коштують.

— Это зачем же, гражданочка, они там коштують, им что стоять больше не где? — спросил ее, чем‑то ей понравившийся кудрявый и веснушчатый Стаб.

— Вони дивляться: коли на красного схожий, то в контррозвидку, а коли на билого, то в який там вербувальний центр, неначебто в армию заганяють…

Еще минут пять добросердечная женщина объясняла Стабу как обойти патруль, пока он еще раз с милой и доброй улыбкой не попрощался с ней.

— Вы стали почти близки друг другу, Стаб. Было видно, что она бы тебе и до ночи объясняла, лишь бы не расставаться.

— Жара, ты ревнива, я гляжу… Так то работа с населением, это один из залогов нашего успешного путешествия. Кстати, не думаю, что из контрразведки можно убежать, как от махновцев.

— Ну, этого можно не бояться, — добродушно рассмеялся поручик Кормилицын. — Во–первых, мы же не красные, ну а во–вторых мой дядя сам из контрразведки Кутепова.

Григорий Семенов сбоку взглянул на светловолосого и простоватого на вид поручика. Было в этом парне, что‑то такое, что вызывало доверие.

— Ну, это же нормально, вот мой отец тоже воевал в разведке, правда то было в Афгане, в Кандагаре. Не слыхал про такой?

— Так нет, не приходилось, — развел руками поручик. — Много наших доблестных солдат и офицеров воевало на полях сражений за Россию…

— Так точно, много из них погибло и не дожили, — кивнул головой Григорий и вспомнил своего отца, погибшего в Афганистане.

2

Продав лошадей на ярмарке нескольким крестьянским мужикам, которые в тайне надеялись, что белая власть в Харьковской губернии скоро падет и народ кинется весной к земле, да лошадей не сыщешь. После долгих совещаний, главный казначей отряда офицер спецназа Стаб выбрал из «керенок», деникинских карбованцев и украинских карбованцев — последние, так как они были выпущены Украинской Директорией, которая не признавала советскую власть, а следовательно украинские карбованцы успешно ходили по все территории Украины, где были белые войска.

Приодевшись в недорогую, но добротную одежду с чужого плеча отряд «Нулевой дивизион» на этот раз стал выглядеть в духе времени Гражданской войны. Крепкие плечистые парни и две девушки в платках, плисовых длинных юбках и жакетах.

— Братцы, второй день без еды, — возразил неизвестно кому Медведь и уставился влюблено на заведение среди тополей около самой реки, носившее название «Речной Трактиръ». Оттуда приносило запахи мяса и еще какой‑то вполне сносной еды.

— В пустой бочке звону больше, — похлопал себя по животу Уник. — Главное накормить сознание, а тело само напитается.

— Мальчики, голод не тетка, пирожка не подсунет, и я как врач должна потребовать прекратить эту вынужденную диету, — возмутилась Жара, так же с нетерпением, смотрящая на трактир.

Вскоре отряд «Нулевой дивизион» и поручик Кормилицын, счастливый обретением новых товарищей, расселись за длинным свежеструганным столом на длинных крепких лавках. Тотчас к ним подбежал гладко причесанный половой, предлагая разные блюда и напитки.

— Господа, водочки? На Руси есть веселие пити, не может без него бытии, — улыбнулся подхалимно половой, но гости кроме еды так и не заказали выпивки, не считая клюквенного киселя.

Минут через десять на столе дымились чашки и блюда с борщом, холодцом и картофельными дранниками.

— Господа, пожалуйста отведайте салат «оливье», очень вам рекомендую, — оживился поручик Кормилицын. — Кратко расскажу историю… Француз Люсьен Оливье — владелец трактира «Эрмитаж» на Трубной площади в Москве угощал своих клиентов именно этим салатом. Вот видите, господа, уже до сюда дошло.

— Помню, помню, этот трактир был по Петровскому бульвару, угол Неглинной, — обрадовалась Луна. — Как же помню, как хорошо сохранилась Москва!

После обеда, крепкие и расслабленные спецназовцы, смотрели на реку, что несла свои воды через Харьков и задумались каждый о свих думках. Первый тишину нарушил поручик.

— Господа, был очень рад знакомству, а также нашему успешному освобождению из махновского плена. Очень вам признателен, без вас висеть бы мне на суку…

— Это, нормально, Станислав, выручка и братство русских людей, — кивнул головой капитан Семенов.

— Связь времен, Станислав, — буркнул довольный и сытый Грач.

— Тогда, господа, хотел бы откланяться вам и отбыть к мой тетушке, которая здесь живет и будет рада меня видеть.

Поручик подал всем руку по очереди и, козырнув, щелкнул каблуками и на прощанье добродушно посоветовал им, возможно, о чем‑то догадавшись.

— Да, вот еще, господа, не советую вам садится на поезд на главной вокзальной станции, патрулей и скрытых контрразведчиков там много. Попытайте счастье на пригородном вокзале, там поспокойней, а еще туда конка ходит.

Бойцы отряда «Нулевой дивизион» решили больше не откладывать, и дождавшись, когда вдоль набережной бодро пробегала конка, запряженная двумя лошадьми, подбежали к открытой со всех сторон платформы конки. Лишь легкая крыша, да тонике стойки ограждали пассажиров от улицы, да и скорость конки вряд ли была выше 10 километров в час.

Кондуктор быстро собрал деньги с новых пассажиров, но вдруг встретившись взглядом с двухметрового роста Медведем, попытался выгнать его с платформы, закричав, что он загонит с таким громилой двух лошадок. Но получив двойную плату с боксера, лишь махнул рукой.

Билеты в Севастополь через Лозовую взяли в литерный вагон, отдав почти все деньги, вырученные за лошадей. Бегство белых офицеров и господ на юг, было вопросом жизни, поэтому ни кто не скупился на билеты, рассчитывая вернуться только после разгрома Советов и Красной армии, а кто и не планировал вообще, потеряв веру в то, что белые смогут победить Красную армию и Советскую власть. Все больше и больше солдат и офицеров переходили на сторону красных. Иногда снимались целыми батальонами и полками с позиций и, выкрикивая революционные лозунги, становились красными подразделениями.

Однако, белое движение, хоть и в конвульсиях, но жило и пыталось сопротивляться. Натасканная контрразведка отлавливала белых офицеров, пытаясь вербовать в ряды Белой армии, а иногда обещая выплаты больших денежных пособий. Ожесточился и белый террор. Выискивая комиссаров и работников советских органов, находящихся на территории южных городов России, белые активно практиковали самые изощренные пытки и казни, стараясь запугать население.

На железнодорожной станции было много военных Белой армии. Офицеры, солдаты, просто гражданские, но с оружием, они ожидали отправки на новые рубежи в южные регионы, на новые плацдармы. Командованию Добровольческого корпуса становилось ясно, что они не удержат рубежи на фронтах и будут опрокинуты все дальше на юг.

Спецназовцы, пока поджидали Луну и Жару, которые вместе со Стабом пошли покупать билеты в кассы, приметили нескольких праздношатающихся личностей. Они вроде бы ни кого не искали, не ждали, но ко всему присматривались и прислушивались.

— Медведь, ты лучше опрокинься на травку, а то твой гренадерский вид очень привлекает, — улыбнулся Уник, да и сам прилег на еще не померзшую траву. — Вон, смотри идут к нам, вообщем так, ложись, и что бы не спрашивали не открывай глаза, а коли начнут трясти, под дурака сработай. Да и вы разойдитесь кто куда, а то мы как футбольная команда…

Григорий Семенов и Крак неторопливо отошли в сторону и стали торговаться с вокзальной торговкой, собираясь купить семечки. Грач и Кик так же постарались завести разговор с двумя накрашенными девицами, пришедшими на станцию найти себе клиента и заработать немного карбованцев из офицерского жалованья.

— Миленький, буде хочешь в рай — передайся нам! — схватила простого вида девица с накрашенными свеклой щеками и подведенными углем бровями за рукав высокого и худощавого Грача. — Аль, у тебя повис и скис. Она затряслась в смехе и сделала непристойный жест.

— Был бы друг, найдем и досуг, — растянула губы в широкой улыбке вторая мадам постарше и одетая получше. Она прихватила Кика за пиджак и снизу вверх влюблено смотрела в его зеленоватые глаза. — К мокрому теленку и муха льнет, иди обниму да поцелую, мой миленок.

— На голое брюхо садится муха, — рассмеялся беззаботно Кик и вытащил наружу пустые карманы. — Все деньжата вышли…

— На хороший цветок летит и мотылек, — оттолкнула бойца спецназа проститутка и сделала неприятную гримасу. — А на потливую лошадь только овод садится. Маня, Маня смотри, у нас ведь только революционеры и красные без денег ходят?

— Да, Нинка, сдается мне уж больно смахивают они на большевиков, — тотчас выхватила свисток и поднесла ко рту.

— Ладно, дамы, ваша взяла, мы хоть и не красные, но не хотели бы чтобы нас опять в армию Деникина забрали, поручик Алексей Смоленский, — щелкнул каблуками ботинок Грач и приложил руку к имитируемой фуражке. — Вот хотели бы пригласить таких прекрасных дам в хороший трактир, но за неимением времени, готов спонсировать вас 5–карбованцами. Выпейте за нас!

Более возрастная проститутка, не теряя времени схватила деньги и спрятала их подальше, а затем радостно прокурено задребезжала смехом.

— Ух, Нинка, так и у курицы сердце есть, как можно кавалеров подводить пусть идут себе…

Кик лишь издалека наблюдал за площадью, но заметил как два невзрачных мужичка, чем‑то похожие на бывших жандармских ищеек, а ныне контрразведчиков Белой армии, засунув руки в карманы, подошли к валявшемуся на траве Медведю и сидящему на фанерной коробке Унику. Опытный спецназовец, нутром почувствовал опасность, и притворился придурочным парнем, потерявшим на войне все, кроме такого же дурака–друга.

— Летят утки, летят утки и два гуся, — в безумии открыв рот и ведя глазами по небу напевал Уник, не обращая внимания на окружающий мир.

— Эй, ты придурок, что тут делаешь, что трешься около господ военных, — окликнул один из подошедших, заглядывая в прикрытые глаза здорового мужика с огромными кулаками. — А это, что за чудо–мудо тут разлеглось?

— Люд голодный, а кус повадный… Смерть по грехам страшна. Не бойся смерти, бойся грехов! — стал орать громче Уник, запуская «отвлекалово», что умели делать спецназовцы, тренированные на то, чтобы отвлечь и расслабить врага и нанести ему удар.

— Митя–я-я, мой братка, — плаксиво завопил Уник и обхватил плечи Медведя. — Умирати, мой Митя… Жив, да не годен, жив, да покойника не стоит…

Два белых офицера под прикрытием, с удивлением переглянулись и пожали плечами, собираясь уже уйти, но Уник, вдруг, перехватил одного из них за руку и в еще большем приступе закричал:

— Бе–бе–бе, а знаете вот и ходите, отмогильного зелья получить хотите… Все за братом моим следите, думаете он придушил убиенных офицеров, а вы у него спросите…

Но тут проснулся сам Медведь и повторяя начатое Уником представление тупо уставился на переодетых белогвардейцев вдруг заорал:

— Разойдись, сволочь! А то я вас, — я вам покажу! Унтер–офицер Колыванов, — вдруг взглянул он дико на Уника. — Где моя шашка, я сейчас их порублю как капусту!

Медведь вдруг снова перевел взгляд на чужаков, и начал потихоньку вставать на колени, собираясь подняться. — Не бойтися смерти, бойтися грехов, красные убивцы!

— Уходите, уходите, пока не поздно, теперь он будет за вами следовать, он же контуженный артиллерист с бронепоезда «Верный». Все ему красные мерещатся, может и придавить ненароком, здоров как буйвол, а ум потерял.

Две белогвардейские ищейки тут же растворились, под насмешливые улыбки спецназовцев. Григорий Семенов тоже улыбался, радуясь находчивости Уника и Медведя.

— Ну, вот теперь они не скоро вернуться обратно.

— Георг, а где Стаб и прекрасная половина?

— Так сейчас с билетами, трудно, — развел руками Кик и оглянулся на перрон, выхватив чей‑то внимательный взгляд. — Что‑то здесь не так…

— Я уже приметил, что на меня кто‑то смотрит внимательно из толпы, — сказал капитан Семенов и присел на ящик, что бы быть незаметным. — Бойцы, тут такое дело — если меня будет брать контрразведка, не встревать, действовать по плану. Старшим в отряде остается Пуля.

— Да, ты что командир, думаешь не отобьемся? — горячо возразил Пуля.

— Отобьемся, но не все. Кто‑то останется лежать на этой станции. Мне одному легче будет спрыгнуть от них.

— Да, разве оттуда вырвешься, Георг.

— Всяко может статься, но поздний срок отплытия из Севастополя 30 ноября, контрольная точка для встречи — в Митрофановской церкви, что в Корабельной части города вблизи порта… А пока, кучей не собираться, будьте все невдалеке и не светитесь там.

Вскоре прибежали радостный Стаб с запыхавшимися Жарой и Луной.

— Не было билетов, но на главной станции Харькова сняли много дезертиров, вот они 10 билетов, — трясла в воздухе билетами Луна.

— Дайте мне один билет, бойцы, и пока мы не доехали до Севастополя, вы про меня забыли, — сообщил командир Григорий Семенов и отошел прочь от отряда, делая вид, что читает подобранную газету «Вестник Труда».

Наконец, не прошло и 15 минут как к станции стал подъезжать состав. Голубое утро и чистое небо над Харьковом прорезал гудок паровоза и за клубами пара на станцию стал въезжать железный паровозный немецкий локомотив. А затем показались зеленые с задвинутыми наглухо окнами вагоны. Немного пассажиров зашли в уже заполненные до отказа вагоны, а больше зрителей на платформе и военных, шатающихся на перроне, завистливо смотрели на готовый уехать через 10 минут состав, туда, где еще пока не было войны, в Крым. Туда куда вскоре бросая орудия и иностранные танки побегут белые войска, туда откуда убежит Деникин в иммиграцию, и туда, откуда летом 1920 безрезультатно попробует всколыхнуть Россию генерал Врангель, издав «Земельный закон Врангеля», обещавший землю крестьянам. Трудно было определить точно, толи закон не дошел до крестьян, то ли эти крестьяне уже воевали по всей стране с Белой армией. Об этом и свидетельствовала статистика, насчитывающее к концу 1919 года 3 миллионов красноармейцев в РККА, что свидетельствовало о многократном превосходстве на белым движением.

Лето 1920 года было ознаменовано тем, что под флаги Белой армии в Крыму встали большие силы, стянувшиеся сюда со всей России. Провозглашенный Военным Советом главнокомандующий барон Врангель обещал освободить от Советов всю Россию и рассматривал Крым, как плацдарм для этого, однако уже октябрь 1920 назвал вещи своими именами: решительный натиск Красных войск по всему Крыму, вынудил 29 октября Правителя Юга России генерала Врангеля издать приказ об оставлении Крыма. А 1 ноября 1920 г. Барон погрузился на крейсер «Генерал Корнилов». 3 ноября крейсер подошел к Феодосии, где Врангель проконтролировал погрузку казаков. После этого эскадра из 126 боевых кораблей и транспортов Черноморского флота вышла в открытое море. Последний период «белой борьбы» на юге России завершился. По воспоминаниям участников тех событий из Крыма в те дни отплыло 3 тысячи судов с русскими иммигрантами.

— Господин ротмистр, вон он, этот рыжий, я его узнал.. Ну как же, его Григорием Семеновым кличут, он же гад такой две недели назад под Орлом отбил бронепоезд «Грозный», а потом они с красными разбили полк под командованием полковника Рохлина, там офицеров полегло немеренно.

— Ну, что ты как птица–трясогузка заладил вон он, рыжий! Прямой герой войны с Наполеоном Бонапартом отыскался. Да ты знаешь, как мы дрались в Брусиловском прорыве, я вот этой рукой…, — комендант станции поднял руку и потряс ею над собой, — вот этой рукой сотню германцев шашкой навек успокоил, чтобы знали силу русского оружия.

— Так ведь уйдет, — переминался с ноги на ногу есаул, видно спасшийся под Орлом на станции Стишь вместе с другими белогвардейцами, выбитыми с бронепоезда.

— Так куда он уйдет, не боись… Поезд остановим и все вверх тормашками перевернем, но красные в Крым не проедут, это тебе ротмистр Вольцов говорит!

Паровоз вот уже лишних пять минут стравливал пар и не трогался с места.

— Так скильки ще стояти будемо, або що произошле, литерний завжди точно ездить, — начала жаловаться какая‑то женщина.

Григорий переглянулся со своими бойцами и сделал знак, что бы они не подавали виду, чтобы не случилось.

Вскоре по коридору прошло два солдата при оружии, и началась проверка документов. Как правило, люди показывали какие‑то справки, дипломы, паспорта, которые не были массовыми документами в России.

Дождавшись, когда два проверяющих офицера дойдут до него, Григорий Семенов подал диплом, что был подготовлен для его «легенды» в криминалистической лаборатории ФСБ.

— Так, голубчик, что решили нам показать, — словно нехотя взял его диплом поручик в шинели с аксельбантами и кавалерийской шашкой. — Диплом стало быть, почитаем…

— Диплом….Совет Императорского С. — Петербургского университета сим объявляет, что Гаврила Савельевич Горохов поступил в число студентов…, выслушал полный курс… им прослушаны курсы… и признан достойным ученой степени кандидата…».

— Хм–м, так вы стало быть Горохов Гаврила Савельевич, педагог истории? — нетерпеливо спросил второй офицер, поглядывая на свой брегет на цепочке. — Милостивый государь, вы уж нижайше нас извиняйте, но стало быть мы ищем революционера, большевика уж очень похожего на вас… И вот хотели бы вас спросить не имеете ли вы отношения к красным?

Григорий испугано огляделся по сторонам, заметив сколько удивленных ртов и глаз выглядывало в коридоре вагона, при слове «большевика», он тотчас начал в волнений протирать лицо платком, а сам усиленно думать: «Нет, не прорвусь, слишком много тут белых в вагоне, да еще ребята ввяжутся, и их положат…».

— Вот, уж какая беда со мной приключилась, а знаете, господа, ну не поверите. В Москве, стало быть меня признали за белого офицера и, знаете что? — вдруг рассмеялся Григорий поймав нерешительный взгляд белых офицеров, и успев подумать: «значит не уверенны, значит сомневаются, но проверяют. Эх, была не была попробую потом уйти, когда поезд ребят увезет».

— Так вот господа, — поднялся с лавки Григорий. — я же им и говорю, господа комиссары, да какой же я белый офицер, если и мой папа, и мой дедушка преподавали в Санкт–Петербургском Университете историю… Ах, вот господа, прощаюсь со всеми, не переживайте за меня, думаю недоразумение, все выясниться и мы увидимся около моря…

— Из всех неприятностей произойдет именно та, ущерб от которой больше — таков закон Мэрфи, — с унынием сказал Грач, только сейчас пожалев, что не умеет стрелять и драться, как это делали спецназовцы в отряде.

3

С 1918 года в России в отношении активистов и сторонников партии большевиков, сотрудников ВЧК, солдат и офицеров РККА применялись жесткие репрессивные меры. От простого расстрела по подозрению в большевизме на месте поимки подозреваемого, и до рассмотрения особой следственной комиссией по расследованию злодеяний большевиков, которая выносила те же приговоры, вплоть до расстрела. Такие следственные комиссии формировались по распоряжению главнокомандующего вооружёнными силами Юга России генерала Деникина. Несколько сотен дел, сводок, отчетов о массовых казнях и применении пыток, надругательствах над святынями Русской православной церкви, убийствах мирных жителей, других фактах красного террора стали основой для доказательственной базы работы таких комиссий.

В 1919 году «Белый террор» потерял какую‑то судебно–правовую подоплеку и превратился в более открытое уничтожения красных большевиков. Основную лепту жестоких расправ привносили белые генералы. Освобождая от красных города и села, они проводили поиски и расправы над идеологическими врагами и противников по оружию. Сотнями и тысячами расстреливались пойманные по подозрению в причастности к РКП (б) и РККА. Белая армия расстреливала и заподозренных в чем‑либо лиц без прямых улик, сжигали деревни, грабили жителей, которые были замечены в каких‑либо действиях или даже в нелояльном отношении к войскам Белой армии. В Харькове были сосредоточены опытные офицеры штаба контрразведки, начинавшие свое историческое прошлое еще со времен противостояния иностранным военным разведкам и розыска шпионов, засланных иностранными армиями в Первую мировую войну в Россию. Однако, в эпоху кровопролитного классового противостояния, контрразведчики не утруждали себя дотошными допросами подозреваемых, а после пыток отсылали вмести с расстрельными конвойными в Григоровский бор, где и вершилось правосудие. Часто по ночам волчьи стаи устраивали там волчий заунывный концерт, то ли благодаря за пиршество, то ли провожая души умерших на небеса.

Арестованный Григорий Семенов, офицер российского спецназа, вдруг оказался в полуподземной камере белой контрразведки. Двухэтажное здание с колоннами Дворянского собрания не было предназначено для тюремных камер, поэтом с десяток камер было сделано в полуподвальных комнатах. Сырой и душный воздух, попадающий через узкие решетки с улицы, перехватывал легкие и вызывало кашель, однако не это пугало капитана. Он знал, что 12 декабря, ровно через три недели, практически без боев, белые оставят Харьков и откатятся на юг. Мог ли рассчитывать опытный спецназовец и историк, по своему будущему диплому Воронежского Университета, что его забудут здесь и оставят дожидаться прихода Красной армии? Он понимал, что хоть и мал шанс для побега, но его нужно использовать при первой возможности.

— Горохов Гаврила Савельевич? — открыв дверь в камеру, спросил надсмотрщик. — Ну тогда, пошли милчеловек, вот только колодки одень, порядок такой. Господин полковник не любят когда, без железа к нему в кабинет арестованные входят…

— Полковник? Как фамилия? — спросил Григорий. — А то может быть в Питере встречал его…

— А, вот это ты его спроси, милчеловек, тут все же контрразведка! А ты вопросы задаешь, — вдруг засмеялся бородатый высокий охранник, заглядывая глаза в глаза капитану. — А, ты плут, рыжий, но вижу силен, не у каждого учителя такие плечи, да руки здоровые…

— Так, это нормально, спортом немного занимался, гири поднимал, — без интереса ответил Григорий, одевая себе на ноги и руки тяжелые колодки. — Застегнешь, что ли? Вытянул руки вперед спецназовец, дожидаясь пока надсмотрщик закроет их на замок.

— Ну, что милчеловек, коли готов, то пошли в грехах каяться…

Надсмотрщик вывел арестованного капитана в коридор, а тут уже ждал их второй конвоир с револьвером в руках.

— Стой и слухай мени, — остановил его второй охранник, видно из казаков с диким и злобным взглядом. — Упреждаю тебя, що б не думав убок скаканути, а то ураз пулю.

— Хорошо, даже и не подумаю, — спокойно ответил Григорий смерив их обоих взглядом. — Как‑нибудь в другой раз, когда вас не будет.

— Ну и молодец, крокуй уперед.

Григорий шел в окружении охранников и примечал выход и лестницы, пока не убедился, что бежать отсюда нелегко, и даже невозможно. Наконец, поднявшись на второй этаж, гремя цепями капитан подошел к массивной дубовой двери.

— Вашескобродь, разрешите доставить арестованного? — спросил конвойный, а затем распахнув дверь, втолкнул Григория в просторный кабинет.

Седой белогвардейский офицер без погон сидел за столом и просматривал ворох бумаг. Тут же в нескольких метрах от него сидел штабс–капитан в полевой кавалерийской форме, черных кожаных перчатках и сверкающих сапогах. Он смотрел в горящий огонь камина, и даже не взглянул на арестованного.

— Разрешите, подождать в коридоре? — спросил конвоир.

— Иди, чего уж там, раз уже привел…

— Вашескобродь, разрешите еще доложить, — вытянулся по стойке смирно караульный. — Арестованный учитель истории Горохов еще вашей фамилией интересовались.

Полковник наконец оторвал глаза от бумаг и внимательно посмотрел на учителя Горохова, а затем встал и подошел поближе, заложив руки за спину.

— Так говорите учитель Горохов? — спросил он и вдруг весело засмеялся и, встретившись взглядом со штабс–капитаном, уже захлебываясь спазмами смеха, закричал. — Валерий Валерьевич, ну вы посмотрите только на него… Да такого учителя истории можно смело ставить в строй как егеря лейб–гвардии Егерского полка, так сказать не подкачал ни ростом, ни фактурой, вон какие плечи…

— А ведь, право вы в точку попали, господин полковник, что только красные господа не придумают, вот право смешно… а пусть с него снимут одежку, уж хочется посмотреть на такого учителя истории.

Караульный попытался снять рубаху с Григорий, но мешали кандалы на руках, махнув рукой он вынул шашку из ножен и острой гардой разрезал рубаху сзади и сорвал затем ее всю.

— Ох, Вашескобродь, а на спину то его посмотрите, неушто так сейчас учителей почуют?

Караульный развернул капитана спецназа спиной к белогвардейским офицерам, показывая им всю иссеченную спину, затянувшуюся черными шрамами, да спрятав шрам от пулевого ранения.

— Ох, ты, видать стрелянный воробей, да так только казаки могут выпороть, разве красные умеют плеть держать? — улыбнулся радостный штабс–капитан и осмотрел широкоплечий торс Григория и волну мышц, которая играла и бугрилась, словно тело сильного хищного зверя. — Ну, право, хорош краснопузый, большевистский оборотень, такой с десяток завалит наших истощенных воинов…

— Вы бы, ваше преосвященство поостереглись, такими словами кидаться, — спокойно отозвался Григорий и посмотрел полковнику в глаза. — Что‑то вы быстро меня за посеченную махновцами спину, да спортивный торс, записали в красные душегубцы. У вас, что весь мир делится на красных и белых, а позвольте мне вам сказать, что меня не устраивают ни те…, не другие.

— А вот это молодцом, голубчик, а вот теперь я даже с большим интересом готов с вами пообщаться, — не унимался опытный контрразведчик Генеральной ставки Главнокомандования Царской армии. — А то знаете, иного уличишь, а он раз и спекся, весь раскис и готовой к расстрелу, да еще кричит: «Прощайте, товарищи большевики, наше дело правое, мы победим!» и прочая песня…

Григорий Семенов в кругу белых контрразведчиков, вдруг вспомнил Президента России Владимира Зорина и Замглавы ФСБ генерала Верника, их глаза и твердые рукопожатия перед его уходом в прошлое. «Эх, товарищ Президент и товарищ генерал, с какими людьми мне здесь приходиться работать деликатными и образованными, вы бы только знали!».

— Ну, что же, Гавриил Савельевич, давайте пообщаемся с вами, посмотрим какой вы учитель истории, — оперся о письменный стол поседевший полковник и задумчиво посмотрел в окно на открывающийся на холме городской парк, покрытой вековыми дубами и пирамидальными тополями.

— Что скажете про Лжедмитрия, голубчик?

— Про первого или второго? — переспросил Григорий, слегка оживившись, и вспомнив своего профессора Истории Древней Руси Бориса Петровича Климова.

— Первого, хотя бы, — рявкнул полковник и сверкнул глазами на учителя в кандалах.

— Самозванец, авантюрист, выдававший себя за русского царя Дмитрия Ивановича, убитого еще ребенком. По версии историков, Лжедмитрий — это беглый монах Григорий Отрепьев. Лжедмитрий сумел захватить трон и правил Русским государством около года. Но народные волнения и боярский заговор привели к его свержению и смерти.

— Сколько же второй Лжедмитрий правил, коль и про него вам красные рассказали?

— Нисколько, но получил прозвище Калужский или Тушинский вор.

— Быстро и по порядку всех Российских правителей, начиная с Петра I.

— Екатерина 1ая, Петр 2ой, Анна Иоанновна, Иван Антонович, Елизавета Петровна, Петр 3ий, Екатерина 2ая, Павел 1ый, Александр 1ый, Николай 1ый, Александр 2ой, Александр 3ий, и… Николай 2ой.

— Что долго правил Иван Антонович?

— Нет, Иван Антонович всего год, регентство Бирона, а затем его матери Анны…

— Что же тогда называете, только историю позорят эти регенты, — хмыкнул довольный полковник, предчувствуя увлекательную игру с видно натасканным и опытным красным разведчиком. — Ну, особо не радуйтесь пока, такие сведения каждый политработник ВЧК знает.

Полковник подошел к камину и, погрев руки около огня, взглянул в глаза штабс–капитану и они оба тихо засмеялись. — А каков, одно слово, вся ВЧК на Лубянке поди натаскивала этого волчищу!

— Ну, ладно голубчик, как историк вы должны были учить все баталии, победы, а иногда и поражения нашей русской армии.

— Так точно, ваше превосходительство, учил!

— Что там было на Чудском озере, поди комиссары не помнят?

— На берегах Невы и на Чудском озере святой князь Александр Невский совершил воинский подвиг, защищая православную Русь от «латинского поругания».

— Самое главное сражение правнука Невского?

— Самая знаменитая, князя Димитрия Донского — победа над огромным татарским войском Мамая на Куликовом поле была в 1380 году.

— В честь чего построили Успенский собор в Карелии?

— В честь победы Петра Великого под Полтавой над шведами в 1709.

— Чем памятен Казанский храм около Кремля, голубчик?

— В честь изгнания из России захвативших столицу польских шляхтичей Дмитрий Пожарский, руководивший русскими войсками, соорудил на Красной площади в Москве Казанский храм.

— Ну ладно, вы, голубчик — память имеете хорошую, видать вы и правду историк, однако, говорят и ваш Ленин какой‑то там университет закончил. Не встречались случайно?

— Нет, ваше превосходительство, не встречал.

Полковник присел к камину рядом с молчаливым штабс–капитаном с кавалерийскими усами и повязкой на плече, видно от полученного ранения. Полковник махнул рукой учителю истории, капитану спецназу Семенову.

— Ну, полноте, садитесь вон на тот стул. Что поделаешь, голубчик, проверять и фильтровать наша работа, народец то разный бывает, а сейчас Крым последний оплот против большевизма. Как вы одобряете большевиков и комиссаров?

— Господин полковник, я против всякой войны, люди должны жить в мире. Считаю ошибочным было вступать в Первую мировую войну, вот откуда все напасти свалились на Российскую державу.

Полковник не ответил и погрузился в одному ему известные мысли. Минут через пять он снова вспомнил про учителя истории.

— Ну, что же, Гавриил Савельевич, так кому вы там в Санкт — Петербурге преподавали?

— Да вот, внукам генерал–майора Домбровского, генерал–лейтенанта Шаховского Ивана Федоровича, да и членам императорской семьи…

— Да, вы что голубчик, позвольте произнести их имя вслух в столь трудный для вас час, застав нас грешных врасплох и непростительно неблагодарных Его Святейшеству.

— Преподавал историю внукам Георгия Михайловича, Великого Князя, Сына Великого Князя Михаила Николаевича, Внука Императора Николая I, Генерал–Адъютанта, Управляющего Русского Музея…, — уверенно и просто сообщил капитан спецназа, возможно понимая, что игра в открытую и с козырей только и может сбить спесь и угомонить этих кадровых разведчиков Генерального штаба.

— Да, что вы говорите, видались стало быть даже с Членом Династии Романовых, обладающего правами на престол, с Великим Князем Георгием Михайловичем? А позвольте мне сейчас записи проверить, — быстро встал полковник и подошел к своему столу. Он выбрал какую‑то амбарную книгу с записями и открыл на нужной странице по алфавиту. — Ну, вот почему то так и подумал — расстрелян Великий Князь Георгий Михайлович и генерал–лейтенант Шаховский…

— Увы, жернова революции не имеют пощады!

— Однако, голубчик, знаете ли не все так плохо для вас. Вам необходимо лишь найти рекомендации, или так сказать найти человека, который бы вас вспомнил и подтвердил вашу личность, — воскликнул контрразведчик и, увидев как его оппонент развел руками, решил помочь ему. — А знаете ли что, мы не такие уж бесчувственные люди, как принято думать о разведке Кутепова, и мы поможем вам.

— Да, вы что? Будет любезно с вашей стороны.

Полковник не ответил, но зазвонил в колокольчик, вызывая денщика.

— Чая нам всем, Кузьма. А еще мне и капитану по рюмке коньяка.

— Слушаюсь, Вашескобродь!

Григорий не торопясь пил чай и без видимого волнения посматривал в огонь. Полковник перехватил взгляд учителя истории и улыбнулся.

— Любите в огонь смотреть? — вдруг засмеялся он и только сейчас капитан заметил глубокий шрам на его виске под седыми волосами. Григорий улыбнулся по доброму и кивнул головой.

— Гавриил Савельевич, оказывается это опасно — смотреть в огонь. Вот, знаете один философ бил своего сына, за то, что тот любил смотреть в огонь, и говорил ему: «Не смотри в огонь — мечтателем станешь!».

Капитан не ответил, понимая, что скоро в разговоре должна наступить развязка, и разведка Кутепова должна сделать ход в этой шахматной комбинации, что бы раскрыть его, как красного разведчика или отпустить восвояси.

— Однако, хотел бы вернуться к нашим делам, голубчик. Мы хотим вам дать шанс, но не имеем ни времени, ни возможностей работать над вашей историей. Поэтому мы поступим проще.

Полковник встал с кресла и вернулся к столу.

— Так говорите генерал–майора Домбровский и генерал–лейтенанта Шаховский? Представьте слышал о них, но вот не встречался. Я то все больше в Ставке Верховного Главнокомандующего находился последние годы. Наверное слыхали — Барановичи, Могилев, Орел, а названные вами генералы по части инфантерии, не принимали участия в боевых действиях…

Полковник раскурил трубку и сделал несколько глубоких затяжек, скрывшись за облаками дыма.

— Вот, голубчик, английский табак курю, превосходная эта штука… А танки их, представьте, дрянь порядочная. Вот десяток они нам прислали, «Марк-5» называются… А кто в них полезет, гора бесполезного железа, величиною с дом, да и заправлять то их нечем, к ним еще надо железнодорожный прицеп с топливом.

— Ох, Иннокентий Кузьмич, они еще вязнут в нашей непроходимой грязи, вес 30 тонн, экипаж — 8 человек, скорость — 7, — оживился штабс–капитан и сам закурил сигару. — А я вот, французские сигары пока курю, поверьте лучше чем английские танки.

— Итак, голубчик, давайте посмотрим, что у нас есть по генерал–майору Домбровскому… Нет, ровным счетом — «ни чего». А вот по Шаховскому… Так, кое что проясняется -

генерал–лейтенант Шаховский Иван Федорович, возглавлял Николаевскую инженерную академию и проживал…, — полковник сделал паузу, явно ожидая каких‑то объяснений и подсказок со стороны арестованного.

— Так точно, ваше превосходительство, их двухэтажный дом с розовой лепниной и зеленым флигелем стоял на пересечении Большого проспекта и Бармалеевой улицы в Санкт–Петербурге.

— Хм, что‑то знакомое, что‑то у меня в памяти связано с этой Бармалеевой улицей, уж не театр ли там был какой? — оживился штабс–капитан, закатив глаза к потолку и стараясь, что‑то вспомнить.

— Ни как нет, господин капитан, театра или что‑то в этом роде не припомню, но вот Церковь и дом милосердия по Бармалеевой улице имелись.

— Точно, как я мог забыть, приходилось мне бывать там недалеко на улице Плуталова, помните?

— Да, конечно, она шла от Чкаловского проспекта до Большого проспекта, но должен вам сказать, что там все больше огороды и сады были, поэтому стороной обходил ее, а то и разбойнички и грабители могли пристать.

— Да, полноте, с вашими то физическими возможностями, — махнул рукой полковник. — А кому же вы там преподавали?

— Внучкам генерала Марии и Стеши, они стало быть ходили в Петровскую женскую гимназию, построенную по проекту архитектора Грима. Очень достойное заведение, но вот историю там преподавал бывший комендант полковник Квашнин–Самарин. Ну, сами понимаете, рассказывал он в основном о своих прошлых боевых сражениях…

— Что же сейчас сталось со Стешей и Марией?

— Увы, господин полковник, не имею представления. Вот тогда, в 1917 году им было только 12 и 14 лет… Возможно иммигрировали в Германию, были у них родители за границей, они проживали и работали по иностранной части.

В разговоре вдруг наступила пауза. Капитан спецназа, мысленно поблагодарил Замглавы ФСБ генерала Верника, который заставил его выучить наизусть легенду учителя истории из Санкт–Петербурга, просмотреть все исторические данные, относящиеся ко всему, что могло быть связано с теми лицами, на которых пришлось ссылаться капитану. Тотчас он стал прокручивать фамилии и должности соседей генерала Шаховского, а также все мелочи, связанные с самим генералом.

— Сами то встречались с генерал–лейтенантом Шаховским?

— С Иваном Федоровичем? Конечно, приходилось видать, изредка он заходил во флигель, где я вел для его внучек уроки. Генерал любил своих внучат, баловал их, да и шумел иногда, когда они заигрывались.

— Эх, сколько мы потеряли, сколько растоптано и кануло в прошлое безвозвратно, — схватился за голову полковник, видно вспомнив, что‑то из своей жизни. — Жаль, погиб генерал–лейтенант Шаховский, да и Великий Князь Георгий Михайлович не дожил!

— Не только они, — напомнил капитан, понимая к чему клонит разведчик Кутепова.

— Ну, хорошо, Гавриил Савельевич, вы должны нас понимать, что мы обязаны организовать проверку вам, — полковник сделал паузу и посмотрел в глаза Григорию Семенову, но тот лишь радостно улыбнулся, и сказал: «Спасибо, я верю, все образумится и мы перестанем отнимать друг у друга время».

Полковник, вдруг округлил театрально глаза и переглянулся со штабс–капитаном. А тот лишь кивнул понимающе головой и улыбнулся своим мыслям.

— А каков учитель истории! Вот только от расстрела отвертелся, а уже беспокоится о потерянном времени, — начал смеяться полковник. — Вы или святой, или плут отменный, Гавриил Савельевич.

Капитан пожал плечами и в мыслях сделал себе замечание: «Держи себя в руках, опер–историк, а то до пули — один шаг, не забывай с кем имеешь дело. На всем протяжении истории Русская военная разведка была лучшая и работали в ней умнейшие люди!».

— Ладно, ладно не сердитесь. А каков он был генерал–лейтенант Шаховский, поди нос задирал, и ни когда даже за стол обеденный не пригласил?

— Господин полковник, как же приглашения были, но вот предпочитал отобедать в трактире, вот он и был‑то там недалеко «Невская ночь» назвался. Кормили там неплохо, а то зачем же к генералу, а вот он как начнет рассказывать про свои военные походы, так не отвертишься, — сообщил Григорий и встряхнув головой, поправил свой рыжий чуб, спадающий на прямой лоб.

— Ну, и ладно, голубчик, вот тут у нас одна мадам имеется, правда она сейчас в Николаеве числится, находится в каторжной тюрьме под следствием. Имела она отношение к этому дому, знала господ Шаховских. Вот мы ее и расспросим и вас ей покажем, а там все будет соответственно хорошо и выпустим мы вас и извинения свои глубочайшие попросим, — вдруг заулыбался полковник, а вслед ему штабс–капитан.

Звеня кандалами по мраморному полу коридоров, капитан Семенов возвращался к своей камере, но ему казалось, что на его плечах лежит английский танк «Марк-5», так тяжело ему было ощущать и думать о предстоящей встрече с некой дамой, которая раскроет его перед разведкой Кутепова. «Уж лучше бы расстреляли без проверок, чем поймать на лжи, это как‑то унизительно, как в шахматы проиграть свою жизнь», — думал Григорий, а исход его жизни и вся операция, ради которой он и оказался в прошлом, теперь упирался в несколько дней. «Расстреляют, а мои ребята из «Нулевого дивизиона», даже не узнают где», — думал тяжело Григорий Семенов, капитан спецназа, прошедший много опасных и смертельных операций на Кавказе. Однако, он знал как нельзя лучше, что любое уныние и растерянность не могут помочь в деле, а значит буду бороться и воевать с врагами, сколько бы их не оказалось, твердо решил капитан.

 

Глава 5 «Севастополь, 25 ноября 1919 год.»

Большие волны прибоя Черного моря накатывали на каменный пирс морского порта Севастополя. Лишь несколько кораблей Черноморского флота Российского государства, без команды и со снятыми орудиями стояло на причалах порта. Годом ранее по требованию Немецкого военного командования линкоры «Воля» и «Свободная Россия», 14 эсминцев и 2 миноносца, 10 сторожевых катеров, 30 пароходов и транспортов были выведены из Севастополя в Новороссийск под угрозой их уничтожения.

Несколько раз Советское правительство во главе с Лениным и Свердловым высылало директивы флотскому командованию затопить российский Черноморский флот, что не было выполнено Контр–адмиралом Саблиным. Позднее по требованию того же немецкого командования, флот был вернут в Севастополь, и фактически перешел во владение иностранных армий.

Англо–французские интервенты угнали все исправные суда, остальные — ограбили и разрушили. Только со складов военного порта Севастополя они вывезли имущества на сумму 5 млрд. руб. Материальный ущерб, причиненный городу, исчисляется в сумме более 500 тыс. руб. золотом.

Деникинская армия при поддержке военных сил Антанты, расправлялись с любыми попытками Советской России захватить власть в городе и пыталась остановить разграбление города. Такая ситуация продолжала существовать вплоть до бегства армии Врангеля из Крыма до ноября 1920 года.

25 ноября 1919 год с бухты несло холодом и туманом. Солнце сверкало над Сапун–горою, не принося тепла. В порту города спокойно стояли под американскими, британскими, итальянскими и французскими флагами военные корабли Антанты, где лишь изредка отбивали морские склянки, да побрякивали ружьями при смене караула на кораблях. Праздно–шатающаяся публика и военные матросы, которые перетаскивали уголь в мешках, а так же иной товар, наполняли пирс. Огромные стаи чаек с шумом и гамом кружились над портом в ослепительно сверкающем солнечном небе. С моря слышался гул прибоя.

— Что‑то грустная картина кругом, где же российские корабли? Кругом иностранные флаги, — заметил спецназовец Пуля.

— Это не удивительно, — сплюнул в морские волны Грач. — Пока красные и белые дрались на фронтах, иностранные армии захватили самое вкусненькое, но через три–четыре месяца они покинут Севастополь, и только Белая Армия здесь будет хозяйничать.

— Пожалуй им уже ни чего не останется, все уже разрушено и разграблено.

— Конечно, Антанта ни когда не верила по большому счету в то, что Белое движение победит…

— Братва, — по простому обратился офицер спецназа Пуля к отряду. — К сожалению, мы временно потеряли по ходу следования через территорию России нашего опытного командира Георга.

— Надеюсь, что он нас догонит, — чуть всхлипнула Луна, в который раз вспоминая этого сильного, мужественного парня и решительного офицера. — Ведь он сказал, что срок отплытия самое позднее 30 ноября.

— Правильно понимаешь, Луна, допустим все идет по плану, тогда, что бы сделал Георг в такой ситуации, в которой мы оказались? — спросил Крак, запустив в работу свое метаматематическое мышление. — Давайте парни и девчонки подумаем хорошо!

Снова в отряде повисла тишина и лишь морской прибой нарушал тишину, да неугомонные чайки крикливо носились над головами. Минут через десять на рейде раздался гудок и в порт стал заходить большой корабль с бело–зелено–красным флагом.

— Смотри да же итальянцы здесь, как у себя дома, — подметил Стаб и в размышлениях снова опустил голову.

— А ведь, накануне 1–й мировой войны Черноморский флот имел до 400 боевых, вспомогательных и транспортных судов, — воскликнул историк, археолог, этнограф, лингвист и штатный боец отряда Грач. — А сейчас тут итальянцы плавают.

— Итальянцы, говоришь? — переспросил Уник и почесал щеку, поросшую густой светлой щетиной. — В Италию и собирался уплыть Георг…

— Правильно, а оттуда из Палермо в Америку, — попытался развить мысль Пуля.

— Да, мальчики, без билетов не сажают, и если вообще посадят на военный корабль, — подхватила свои белые волосы Жара и закрутила много раз в хвост за затылком.

— Это верно, без билетов не посадят, — согласилась Луна и в ее серо–голубых глазах застыл вопрос и отразилось такое же чистое и голубое море. — Для этого нам ФСБ не подготовило ни каких инструкций?

— Нет, Луна, для этого ФСБ нас лично подготовило, чтобы не кормить нас по утрам манной кашкой и кофе не приносить в постель, — спокойно отозвался Кик, который первый раз шевельнулся, лежа на круглой и отшлифованной гальке, и перестал смотреть на небо.

— Спасибо, тебе Кик, от тебя вечно услышишь, что‑нибудь отрезвляющее.

Кик не ответил и вдруг прыгнул как пружина, перевернувшись в воздухе, а затем словно акробат начал делать сальто каскадом, раз за разом улетая все дальше от отряда. Потом, он развернулся и раскачивая маятник начал совершать прыжки в боковой плоскости, постоянно меняя расположения тела в различных плоскостях, имитируя уход от пулевых попаданий.

— Класс, всегда мечтал так научиться, но…, — вздохнул Уник и размял руки. — Но так, умеют делать только единицы, и вот один из них перед вами — лейтенант ФСБ Кик.

— Ну это может делать любой акробат, — усмехнулась Луна.

— Любой?! — переспросил Уник и взял горсть камней, а затем начал быстро бросать их в Кика, но тот словно непредсказуемая пружина стал в прыжках уходить от летящей в него гальки…

— Мальчики, вы как всегда молодцы, но рада буду на все это взглянуть, когда мы решим наш вопрос, — строго сказала Луна, нахмурив лоб. — Кик, а без этого у тебя мышление не работает?

— Луна, мозги от тряски в поезде слежались, нужно было дать им встряску.

Кик подошел вплотную к Луне и заглянул ей в глаза. — Сероглазые женщины опасны, как зыбучие пески, — тихо сказал он, а молодая девушка, вдруг почувствовала, что у нее, что‑то шевельнулось под сердцем, а затем томно расползлось по телу.

— Подойди ко мне вечером, мы обсудим это, — также спокойно и с ледяным взглядом сообщила она. — Только не забудь бокал шампанского, шоколад и клубнику…

— Кик, я понимаю, почему Георг оставил своим заместителем Пулю, а не тебя, — с укором надулась Жара, вдруг почувствовав ревность к Луне. — Давай, Пуля, командуй, что будем делать дальше?

— А ты, что думаешь Медведь, — спросил вдруг Пуля, до сих пор молчавшего боксера.

Медведь вдруг встал на ноги с каменного пирса и взглянул на итальянский трехпалубный корабль, заходивший с рейда в порт.

— Что тут скажешь? Выбора у нас не много, раз денег нет… Но для начала надо бы посмотреть как проводят время в порту и городе итальянские офицеры.

— Верно подметил Медведь, каждая проходящая минута — это неплохой шанс изменить все в лучшую сторону, — прервал свои мысли Грач и с уважением посмотрел на боксера. — Медведь, с завтрашнего дня начинаю заниматься боксом… Как возьмешься за мое обучение?

— Грач, да хоть с сегодняшнего вечера!

— Хм, я подумаю Медведь еще раз о пользе бокса, — смутился высокий и худой Грач. — Ты знаешь, я как‑то все больше по скалолазанию, парапланеризму…

Дружный смех вокруг, заставил его замолчать и еще раз взглянуть на Медведя.

— Пуля, так мы сегодня потопаем за итальянскими моряками, а потом снова соберемся. Вот только где?

— Вон у того маяка, там недалеко пустующий корабль, может там и переночуем.

— А шоколад, клубника? — улыбнулся Стаб.

— В другой раз, — развел руками Кик и подмигнул своему боевому товарищу.

2

Григорий Семенов пребывал вот уже третий день в Харьковской тюрьме контрразведки штаба армии генерала Кутепова. Иногда ему казалось, что про него забыли, или ту женщину, которая должна была его признать потеряли в сумятице войны. Его тяжелые мысли и беспокойство за проваленное задание, не давали ему покоя…

Только вездесущие воробьи залетали к нему в узкое зарешеченное толстыми прутьями окошко, которое лишь на полметра было выше уровня земли. В голове всплывали разные способы по уничтожению или сгибанию решеток в тюремных камерах, которые он почерпнул из зарубежных фильмов Голливуда, но ни один из них не подходил для тюрьмы белой контрразведки. Вместо железных прутьев здесь были вставлены толстые каленые железные оси от телеги. Для того чтобы их согнуть или повредить потребовалась бы рота солдат. «Эх, Россия матушка, держит меня кованными цепями, хочет упаковать в землю сырую, чтобы я не прыгал по временам и эпохам, а лежал среди других покойничков…».

Григорий часть своего скудного тюремного провианта подбрасывал птичкам, которые беззаботно подлетали и, садясь на подоконник, склевывали крошки.

После полудни редкий луч света заглянул к нему в камеру. Григорий встал с деревянного настила и подошел к окну. Тут капитан увидел, как чьи‑то босоногие ноги мелькнули на улицы. Григорий свистнул и стал ждать продолжения этой истории, не на деясь на чудо.

— Вижу, кто скачет, а не вижу, кто плачет? — заглянула к нему рыжая голова с веснушчатым курносым носом.

— Привет, рыжик, не узнаешь? Вместе на станции Стишь с белыми воевали, — обрадовался знакомому лицу капитан Семенов.

— Дядя Григорий, ну здрасьте, а чего ж тут делаете у белых?

— Да, вот, рыжик, как в народе говорят: тихо пойдешь — от беды не уйдешь; шибко пойдешь — на беду набредешь… Видать, я шибко шел…

— А куда, дядя Гриня шли, раз поймали?

— Да, в Крым, сорванец, — вздохнул мечтательно капитан и уставился на небо через решетку. — А море там как в сказке, голубое, большое, лежи на берегу да пузо чеши.

— Да, дядя Григорий отсюда фигушки выберешься, — щелкнул языком мальчишка. — Вот, если бы вы мышкой стали, то враз удрали.

— А давай на спор, что выберусь. Вот только поможешь мне?

— Так подмогну, а возьмете меня на море?

— Запросто!

— Так, что надо дядя Гриня, поди че принесть?

— Рыжик, снаряд, да гранату, смогнешь? Но только осторожно, как пасхальный кулич неси… Ты же знаешь, где чего лежит? Ну и коли под руку наган попадется, то тащи с патронами, мы им здесь концерт праздничный устроим!

— А то, здесь недалеко казармы, а там знаешь дядя Гриня дыра, заходь и бери чего хошь, всего навалом.

Григорий Семенов на секунду задумался: «Не опасно ли посылать подростка, но видя, что тот уже завелся, понял, что его не остановишь, да и задание надо было выполнять».

— Ладно, рыжик, только осторожно… Вот насчет формы для беляков, сможешь достать?

— Принесу, какого чина? Могу хоть штабс–капитанскую, — рассмеялся беспризорник. — У нас весь город в руках, — мальчишка выставил вперед свой грязный кулачек и растворился бесследно.

На городской башне часы пробили шесть, когда Григорий Семенова снова повели на второй этаж к полковнику. Звякая кандалами, он снова шел по мраморному полу в кабинет контрразведки. По пути им попался штабс–капитан, который махнул рукой и быстро бросил: «Сейчас приду!».

— Здравия желаю, господин полковник, — без робости и страха капитан улыбнулся полковнику.

— Как, сами? А то поди заждались, когда освободят?

— Не без этого, лучше в другом месте чем у вас.

— Ну, это вы правильно голубчик, война грязная штука, смерть, кровь, ранения, — смотрел в свои бумаги полковник и, что‑то для себя решал. Так прошло еще минут пять, пока сзади не открылась дверь и на порог не вошла средних лет дама, можно было сказать артистической внешности и ярко накрашенная косметикой. Ее привел штабс–капитан, который присутствовал на первом допросе и встретился в коридоре.

— Ну, вот присаживайтесь, вы оба, — указал штабс–капитан им на два стула, стоящие напротив друг–друга и рядом с окном, недалеко от стола полковника.

— Ну вот, Гавриил Савельевич, хочу вас порадовать, вот перед вами Ригина Синявская, которая должна засвидетельствовать вашу личность и сразу после этого с вас снимут наручники и отпустят, — радостно и казалось даже искренне улыбнулся полковник.

Он откинулся на спинку своего резного стула и закурил трубку с пахучим английским табаком. — Ох, как пахнет, спасу нет… А ведь хотел, собирался бросить, да как‑то все знаете ли не выходит. То плохие вести с фронта, то семья молчит и не пишет…

Полковник с интересом посмотрел на учителя истории, который очень спокойно и безмятежно сидел на стуле и не проявлял ни каких волнений. «А, что может и правда историк, и милый человек в общении, может и не красный он, а так болтун указал на него, что какой‑то рыжий чекист стрелял с нагана как в цирке…, а потом целый бронепоезд угнал, что помогло разгромить элитный белогвардейский кавалерийский полк, где были офицеры корниловских частей… Впрочем, проверю его на всякий случай, а там отпустим, да еще посадим на поезд и извинимся».

— Вас, вот, голубчик, не тянуло закурить сигаретку. К примеру, вы после уроков зашли в трактир, какой вы там называли на Бармалеевской улице?

— «Невская ночь», ваше превосходительство.

— Ах, да. Ну конечно, вы закусили, выпили, а потом вот сигаретку. Ох, как хорошо поди, ни каких больше удовольствий и не надо…, — полковник пустил перед собой облако дыма. — Или там курить не разрешали?

— Так, почему же? С пребольшим удовольствие курили там господа. На первом этаже там людская была, а на втором номера и кабинеты, но я вот, господин полковник как‑то не курил, не имело это для меня притягательности и удовольствия, — улыбнулся Григорий, с напряжением вдруг вспомнив материалы по его легенде, переданные ему на флешке генералом Александром Верником. Капитан помнил, что там был виртуальный план этой улицы, дома и флигеля где он проводил уроки… и был там этот трактир. В голове появись картинки первого этажа, какая‑то сцена, лестница на второй этаж, куда он мог и не ходить.

— Ну, знаете, иногда певичка какой‑нибудь романс сыграет, ну так за душу возьмет, всего перетряхнет, вот уж кажется душа улетает вслед песни.

— Не такой уж я впечатлительный, все же история — точная наука, — пожал плечами Григорий и снова взглянул на женщину, было видно, как она нервничает и платком вытирает выступающие слезы и распухший нос.

— Ну, полноте, что мы про такие мелочи только время у вас отнимаем, давайте перейдем к делу. Попробуем вспомнить генерал–лейтенанта Шаховского и его дом, вы ведь там бывали не раз?

— Да на протяжении почти полутора лет приходил к ним, дверь мне в дом открывала горничная Марфуша, а бывало и студентки меня встречали на пороге, и мы шли во флигель занятия проводить.

— Прекрасно, голубчик, кстати как вы говорили на прошлом допросе, к вам иногда приходил их дед, сам генерал… Не помните, что‑нибудь особенное в нем? Ну к примеру, как он кашлял астмически, раз он трубку курил…

— Господин полковник, курил он или нет — не могу знать, а вот не кашлял он вовсе при мне, но пожалуй он хромал сильно на левую ногу, — ответил полковнику Григорий, в голове восстанавливая записи, которые были написаны в иммиграции Марией Шаховской. Иммигрировала она в 20–х годах и попала на страницы истории, лишь потому что входила в Высший Монархический Совет, пока не умерла в 70–х годах в Париже. В своих воспоминаниях она упоминала горничную Марфушу, хромого деда и как они проводили свои летние каникулы под Выборгом.

— А ведь верно говорит, господин учитель? — спросил полковник сидящую напротив Григория Семенова расстроенную женщину. В ответ она слегка обрадовано улыбнулась и закивала головой.

— Ну вот, видите, а вы волновались, скоро мы вас обоих отпустим, — кивнул головой довольный контрразведчик. — Тогда, Гавриил Савельевич, хочу вам представить Ригину Синявскую. Вам ни чего это имя не говорит? Только не торопитесь с ответом.

Григорий понял, что полковник делает против него весьма хитрый ход. Это имя могло было быть связано только с этим куском прошлого и семьей Шаховских… или что‑то такое, мимо чего учитель не мог пройти. Например, соседка…, или какая‑то работница из этого дома. Но тогда, он будет раскрыт сегодня без особых усилий, а после его расстреляют или сначала будут пытать.

— Нет, ваше превосходительство не могу вспомнить я ее имя, — с видимым сожалением ответил капитан спецназа и прямо взглянул в глаза полковнику. А тот лишь понимающе кивнул головой.

— Не беспокойтесь, голубчик, может быть не вы, так она вас вспомнит, — полковник достал из стола свой револьвер системы «наган» и стал его просматривать, откинув барабан и заглянув в ствол.

— Как вы, Гавриил Савельевич, относитесь к «нагану»? Я вот предпочитаю им пользоваться, хотя он имеет длительный процесс перезаряжания, а также пуля может отскочить от медали на груди.

— Не могу знать, не приходилось мне в руках держать, — пожал плечами капитан, словно не понимая о чем идет речь. — Вот спортом занимался, лыжами, бегом, гирьки у меня были в комнате…

— Ну и молодцом, голубчик, не всем же воевать, — махнул рукой полковник и отложил наган на край стола. — Да, вот уж забыл, про что хотел спросить любезную Ригину? Ох, ради бога, простите мою забывчивость, Валерий Валерьевич, не напомните, что же я хотел спросить Ригину?

Штабс–капитан разминая руки в черных кожаных перчатках, вдруг задумался и беспомощно развел руками.

— Ах, да вспомнил, голубушка, не приходилось ли вам встречать это высокого, плечистого, чем‑то похожего на гвардейского поручика лейб–гвардии Егерского полка, молодого учителя истории Гаврилу Горохова?

Григорий Семенов спокойно посмотрел ей в глаза, а она с испугом прямо смотрела на него. Капитан понимал, что еще не факт, что они могли с ней встречаться, да и она могла соврать для облегчения себе и ему жизни. Но она лишь замотала в ответ головой, что могло означать, что «нет», и с испугом посмотрела на полковника, собираясь снова заплакать.

— Ну полноте, вы ведь кто были у господ Шаховских? Кухарка, а посему могли и не встречаться, вот и Гавриил Савельевич говорил, что предпочитал отобедать лишний раз в трактире на Бармалеевской улице. Встретившись взглядом с молодым рыжеволосым арестантом и увидев его кивок головы, контрразведчик остался всем доволен.

— Что скажете Регина о студентках Шаховских?

— Маша и Стеша были весьма забавные и добрые девочки, очень любили своего дедушку и частенько его разыгрывали, — утерев глаза она уже с улыбкой заговорила с полковником.

— Ну, а дедушка–генерал, что в ответ им поди взбучку задавал? — уже сам давясь смехом спросил контрразведчик, махая ей рукой и прося продолжать. Он не мог остановиться, продолжая смеяться и оглядываясь на штабс–капитана, а тот тоже прыснул в перчатку и прикрыл глаза.

— А дедушка, Иван Федорович, делал грозный вид и называл своих любимых проказниц, одну «моя суворовка», а другую, старшую «бонапартистка»…

— А каков, старик? — смеялся полковник. — Нет, вы послушайте: одну «суворовкой», а другую «бонапартистка», ну а почему так по разному?

Контрразведчик взглянул на учителя истории и, увидев как тот улыбнулся, показал пальцем на него и вдруг они все: полковник, штабс–капитан, учитель истории, а затем кухарка Ригина еще долго искренне смеялись. Наконец, полковник махнул на них рукой и переглянувшись со штаб–капитаном спросил: — Отпускаем? Тот кивнул головой и продолжал улыбаться, смотря в пол.

— Обоих отпускаем?

— Да чего ж там, обоих, ваше преосвященство!

— Гавриил Савельевич, ну а почему все же такая несправедливость — одну называл «бонапартистской», а другую «суворовкой»?

— Ну, это длинная история… Старшая Мария любила все французское, с интересом изучала Бонапартизм, а младшая Стеша, которая обожала своего деда, была влюблена в русскую историю и Генералиссимуса, князя Александра Суворова, — бодро ответил капитан спецназа, хотя вдруг почувствовал, как попал на лед и потерял твердую опору.

— Неужели, это правда? И вы сами слышали? И как отвечали на это студентки?

— Сам слышал, да и что им было обижаться, ведь они любили деда, — поставил точку в слишком долгих расспросах Григорий.

Полковник снова стал строгим и встал из‑за стола. Он позвонил в колокольчик и тот–час заглянул в кабинет конвойный.

— Увести ее, она нам больше не нужна.

— Есть, Вашескобродь, — козырнул конвойный и как‑то резко поднял арестованную Ригину

Синявскую.

Когда дверь за ними закрылась, полковник подошел к окну и еще долго смотрел на парк, и не оборачиваясь спросил арестованного капитана.

— Вы знаете, почему мы ее никогда не отпустим? Она была любовницей начальника Харьковского ВЧК Саенко. Не приходилось слышать его имя? Ну правильно, второго такого палача еще надо поискать, столько за ним крови осталось в этом городе.

Григорий знал со страниц исторических книг об этом человеке, и то, что сказал полковник была правда. Бывший уголовник Саенко, сумел сделать карьеру в ВЧК, а затем отличился по части пыток и расстрелов до прихода Деникинской армии в город. Только теперь капитан понял, что он провалился, и не могла эта девица быть в доме Шаховского, а значит…

— Нет, голубчик, вот не знаю ваше настоящее имя, не думайте о нас так плохо. Ригина Синявская действительно была на Бармалеевской улице, в Санкт–Птербурге, вот только она эстрадная певичка, и пела в том самом трактире «Невская ночь», афишки там ее висели, все ее знали, кто бывал в трактире. Ну, а по поводу «суворовки» и «бонапартистки», извольте, тут уж ваш прокол, ни кто вас за язык не тянул соглашаться. Подумать только, что бы генерал в отставке, так мог сравнивать свою внучку с Бонапартом…

Капитан Семенов, не обратил внимания на слова полковника, а подумал о рыжим беспризорнике. «Да, сорванец, только от тебя теперь зависит теперь моя жизнь». Спецназовец перевел взгляд на наган, который по забывчивости полковника остался лежать на столе, хотя эти господа, похоже, не делают ошибок, а значит, он не стреляет, хоть в нем были патроны…

— Голубчик, что же вы сникли, — полковник повернулся к учителю и шагнул к своему оружию. Взведя курок он направил наган на капитана.

— Хотите получить пулю прямо здесь?

— А вам это надо пачкать ковер моими мозгами и кровью?

— Вот, как вы теперь заговорили, а где же ваши классовые убеждения? Почему не кричите и не ругаете нас и не восхваляете Советскую власть, вашу партию?

— Полковник вы все для меня уже давно умерли, и ровно через один год вы все бежите из Крыма на кораблях в другие страны, на этом и закончится Белое движение.

Полковник зазвонил в колокольчик, вызывая караульных.

— Кузьма, увести его в камеру, завтра расстрелять в бору!

— Вашескобродь, извиняйте, сначала его в пыточную, може он че знает?

— То, что он знает, мы все знаем. Что он скажет, как расстреливал белых офицеров? Да и не скажет он ни чего, вон посмотрите в его глаза…

— Так, вон, Вашескобродь, из четвертой камеры, давеча, чуть не заговорил…

— Кузьма, всех, слышите, всех расстрелять, освободите тюрьму… На фронтах бы лучше сражались, чем жилы из людей тянуть, — сплюнул полковник на пол и отвернулся от них.

— Есть, Вашескобродь, всех арестованных завтра расстрелять на рассвете, рад стараться!

3

К концу 1919 года Севастополь представлял из себя невзрачную картину. Белогвардейцы, разрозненные украинские националисты борющуюся с красной армией и большевистским подпольем; иностранные наемники и моряки с иностранных кораблей — наполняли немногочисленный город, насчитывающий чуть более 100 тысяч жителей.

Сам город находился в гигантской чаше с Большой бухтой, проходящей через весь город, и неглубокой Южной бухтой длинною в 2 версты. Крымская война наложила отпечаток на город, попавшего в осаду Турецкого флота, и на холмах проглядывались укрепленные форты с артиллерийскими орудиями и небольшие отдельные крепости, носившие названия «бастионы». Сам город исторически делился на Городскую сторону и Корабельную, разделяемую Южной бухтой и соединяемую мостом. Городские постройки практически все были из белого известняка, который добывали на ближних к городу холмах. Беднота жила в землянках и на развалинах.

Морские иностранные офицеры селились возле Графской пристани в двухэтажном здании гостиницы «Киста», а также в гостинице «Ветцеля» в центре города. Здания Морского собрания, Морской библиотеки, Дома для главного командира Черноморского флота центральной части города украшали город.

Каждый вечер в гостинице в центре города, в ресторане с весьма странным названием для этого кровопролитного времени «Красный кабачок», шел спектакль с одним названием «Кабаре». Танцоры и танцовщицы, принимающие участие в театрализованном стриптиз–шоу, частенько подвирали своими нестойкими голосами и ошибались, выписывая пируэты и прыжки. Несмотря на это, такие представления вызывали огромную популярность среди разогретых водкой моряков с иностранных кораблей. Тут же были номера, для более изысканных ночных утех. Артистки не отказывали кавалерам, особенно если они платили американскими долларами. Город жил сегодняшним днем и понимал, что рано или поздно в Крыму все измениться и Красная армия, собравшая в свои ряды огромные народные, обезумевшие от ненависти к буржуазному прошлому России, сбросит в море все то, что сейчас происходило в Крыму.

Белые офицеры разных званий, воинских частей и родов войск, стесненные в средствах, предпочитали играть здесь на втором этаже ресторана в карточные игры.

Однако, судьба в виде карточных выигрышей и проигрышей частенько вносила роковую роль в их жизни. Именно госпожа–удача или случай были распорядителем в игре. С одной стороны, непредсказуемый фактор управлял судьбой и размером выигрыша, а с другой традиционные качества русских офицеров — выдержка, хладнокровие, мужество, способность не терять головы в трудных обстоятельствах и сохранять достоинство в гибельных ситуациях — именно тех качеств, которые проявляли русские офицеры в сражениях, частенько вступали в конфликт и окончательно наносили жизненный удар по искателям удачи. Бывало, что по окончанию игры, офицеры проверяли свой револьвер на наличие последней пули, не имея возможности вернуть карточный долг, а иной раз счастливчик начинал сорить деньгами, угощая друзей и певичек из кабаре.

Бойцы отряда «Нулевой дивизион» сняли за небольшую плату, сроком на одну неделю небольшую застекленную террасу в каменном доме, что находился недалеко от Митрофановской церкви. Заплатив за постой, они обещали ей оплачивать и двухразовый овощной и рыбный стол, чем привели ее в нескрываемую радость. Вдова морского офицера, погибшего в одном из сражений с немецким кораблем, обещала помолиться за них в церкви.

После небольшого совещания в город на разведку отправились Пуля, Уник, Кик, Грач и, безусловный претендент на главную действующую роль — математический гений и программист, Крак. Он знал с десяток азартных игр, и имел весьма высокие результаты на он–лайн игровых интернет порталов. Рулетка, покер, блек–джек, нарды, кости и другие игры были ему известны, хотя программист и хакер относился к этому без огромного азарта, каким обычно заряжались обычные интернет–игроки.

Кик и Крак шли немного впереди по наклонной улице Севастополя, что должна была неминуема привести в порт, а чуть отстав от них, за ними следовали еще три бойца их отряда. Мимо беспокойно сновала публика, кто предлагая снять от комнаты до апартаментов, иногда увидав молодых парней, оживлялись девушки, одетые в яркие сарафаны и жакетки. «Дамы, запрошуют кавалеров на вечер або так для развлечений», — выкрикивали иные. Тут же торговали булками и пирогами с капустой уличные торговки, выкрикивая: «Пироги 5 копеек з капустой, 10 з рыбой або з мясом… Рыба вяленная, саленная на ваш смак…». Русские мужики с самоварами кричали: «Сбитень горячий».

— С деньгами тут не пропадешь, — задумчиво заметил Крак и взглянул на Кика. — А ты как в карточные игры и кости, играть умеешь?

— В карты не очень, но кости, что тут сложного: бери, бросай, считай сколько выпало.

— Это, ты прав — новичкам везет! Ну, ладно потом посмотрим, какой стороной к нам обернется фортуна…

Около ресторана на центральной площади города они остановились, разглядывая красочные плакаты, рекламирующие вечерние концерты кабаре, великолепный ужин в русском, украинском, и любым иным иностранном меню, для господ морских офицеров.

Два белогвардейских офицера, видно с утра принявших рюмку, или еще не отошедших с гулянки прошлой ночи, о чем‑то оживленно спорили. Из обрывков слов и фраз, становилось ясно, что предметом спора у них была карточная игра.

— Вот, батенька, ротмистр‑то наш продулся, так продулся, — сказал штабс–капитан Алексеевского кавалерийского полка в белой с синими галунами форме, — в полку вечно в выигрышах ходил, с кем ни сядет, бывало, загребет, а теперь уж третий месяц все проигрывает. Не задался ему этот Севастополь, да и играть то приходится с иностранцами, а они бестии хитрые. Я думаю, пару тысяч монетов спустил, да и из имущества полкового монетов на пятьсот. Я уж не говорю про фамильные свои ценности: пистолеты в серебряной отделке, часы золотые, от Бурэ, чем он гордился всемерно, саблю с позолоченным эфесом, оставшуюся ему от деда генерала, все ухнул.

— Так ему и надо, поделом ему, — ответил другой офицер Черкесского полка, одетого в бешметы черного цвета и серые черкеску с газырями, и кубанку, — а то уж он очень всех обдувал: с ним играть было крайне неприятно. Позвольте, право, вот помню последний раз талии с ним расписывал, играл спокойно, не горячась, мирандолем, но верите или нет, милостивый государь из пяти заходов только раз и угадал карточку… Вот так, весь свой месячный пансион и проиграл.

— Господа, не откажите в любезности. Если вам позволяет время, — вежливо обратился Кик к белогвардейским офицерам.

— А вы собственно, какие будете?

— Сами мы не местные, из мещан Мценского уезду, господа офицеры.

— Что же помню я Мценск, дыра ужаснейшая, так что хотели, голубчики, поди и не служили в армии?

— Не приходилось ваша светлость, а мы вот папеньку разыскиваем, — приложил руки к груди Крак и слегка сгибая в поясе свою худощавую и высокую фигуру, — Ну, не тут‑то было, где мы только его не искали, вот и решили заглянуть на карточные столы может он здесь нашел себе времяпровождении.

— Значит ищете, но и сами с усами, не отказались бы поиграть? — улыбнулся в усы офицер Черкесского полка. — Ну, это устроимо, а вот скажите коли так, денег, поди, у вас припасено, да и сюртук приличный. Вот так, как вы есть, не потребно заявляться в приличное общество, да еще где играют господа офицеры.

— Мы в понятии, конечно, денег немного скоплено, маменька поддержала наше путешествие, да чек надеемся в банке обменять. Вот и хотели, ваша светлость, узнать про игру побольше, а то чай народ смешить будем? В какую игру здесь играют?

— Ну а сами‑то во что там играли в Мценском уезде?

— Так преферанс, и «бабки» все больше. Ну иногда в «горелки».

— Ну, это вам вряд ли вам поможет, здесь играют в «Банк» или «Штос», — начал черкесский поручик и видя растерянность на лице заезжего провинциала, тотчас взялся за обучение. — Слушай сюда, голубчик: один из бывалых и денежных игроков — Банкомет — объявляет сумму денег, на которую он нынче банкует, ставит банк. Другой или несколько ловцов удачи «понтируют», то есть играют против банка, выступая в роли «понтеров». У каждого понтера имеется собственная карта, на которую понтер ставит, вынималась она им из своей колоды и откладывалась лицевой стороной книзу возле себя. На эту карту понтер кладет свои деньги, ставку. Затем начинается сама игра.

— Интереснейше вы рассказываете, сударь, а как же шла сама игра? — стал заводится Крак.

— Смотри не промотай, все мамашины сбережения… Ну вот, стало быть, банкомет мечет банк — раскладывает карты из своей, непременно свежей колоды попеременно на две кучи, направо и налево. Если загаданная понтером карта оказывалается в правой кучке, ставку выигрывал банкомет, в левой — выигрывает понтер. На этом «талия», то есть партия, заканчивается и начинается новая, с новыми ставками, а иногда и игроками.

— Так, как я вижу, шансы на выигрыш у банкомета и понтеров оказываются совершенно равными, — довольно потер руками Крак, — ни кто не сможет ни передернуть, ни карту покропить или подрезать.

— Смотри так ты не простой, мещанин, кое–какие словечки знаешь, — засмеялся поручик.

— Ну, так слушай до конца: если, играя, понтер не увеличивает ставку, это называется играть «мирандолем». «Семпель» — простая, неудвоенная ставка, удвоенная ставка — «пароли», или «с углом», — утроенная; «пароли пе» — ушестеренная. Соответственно понтер загибает углы поставленной, то есть отложенной им карты — от одного до четырех углов. Отсюда выражение «гнуть пароли», или просто «гнуть», — увеличивать ставки…

— Спасибо, господа офицеры, честь и хвала русскому оружию и русскому офицерскому обществу, — говорил с подобострастием Крак, сам же прибывая в сложных математических рассуждениях об узнанной новой для него карточной игре.

Два бойца спецназа Крак и Кик соединились с Уником, Пулей и Грачем в небольшом палисаднике, за перевитыми лозами облетевшего виноградника.

— Какие новости, Крак, будем сегодня брать банк?

— На счет сегодня не уверен, но должен признаться, что раньше был профаном, когда читая «Пиковую даму» Пушкина, ни как не мог понять, во что они играли?!

— Ты имеешь Германа, который ставил 3–ку. 7–ку и наконец туза, — кивнул головой Грач, — ну помню. Как он удивился, когда в своей карте он увидел не туза, а пиковую даму…

— Туз выиграл! — процитировал Грач Германа. — И Герман открыл свою карту.

— Дама ваша убита, — в ответ Герману сказал Чекалинский.

— Тут Герман был потрясен и разорен, — поставил точку Грач. — Так Герман поиграл почти сто тысяч…

— Так точно, Грач, я удивлюсь, почему Пушкин оставил эту драму без объяснения игры. Он посчитал это настолько простым, что погрузил нас в полное непонимание и мы должны были чувствовать просто идиотами, когда читали.

— Вроде того, Крак, а может быть цензура вырезала, чтобы детишки не резались в игру «Штос» на переменах, подражая Герману. Ладно, я объясню вам смысл игры перед сном. После ухи и краюхи хлеба, — погладил себя по животу Крак, — А пока мне треба не плохой костюм, ну хотя бы чиновничий сюртук и денег для раскрутки монетов триста, как тут называют карбованцы…, или доллары.

Лишь только на продуктовом рыке, в корабельной части города, куда сходились моряки с кораблей, а иногда и забредали офицеры, бойцы заметили какую‑то игру. Решив попробовать свои силы, а также проверить свою везучесть, они примкнули к группе шумных и горланящих моряков. В синей форме и шапочках с красными помпонами играли в покер с шестью костями французские моряки с итальянцами и американскими моряками, и сухопутными солдатами, видно составляющими десантные силы кораблей.

— Они бросают по две кости, все подряд, а иногда некоторые перебрасывают, в чем тут смысл? — с удивлением спросил Пуля, который понимал, что единственный способ заработать в этом городе — это обыграть того у кого есть деньги. Однако, спецназовец понимал, что их приход сюда из будущего, не делало их фаворитами ни в чем, по отношению к этим людям из прошлого, и даже наоборот. Пуля залез в свой карман и обнаружил там около 40 карбованцев, что хватило бы на недельный провиант для всего отряда. Тут он вспомнил всегда голодного, огромного роста и мускулистого боксера Медведя, а также прекрасную половину в лице Жары и Луны, которые попросили принести пирожки или с капустой или повидлом. «Что будет, если они все тут спустят, играя в кости?», — подумал Пуля. «Но, что будет через неделю, когда у них кончатся и эти деньги?».

— Так, что играем? — с волнением спросил Крак. — Играют они в старинную, якобы придуманную неграми в Новом Орлеане игру в кости, но игра прижилась на кораблях среди пиратов и моряков. На первом этапе надо не выбросить 2, 8, 12 в сумме двух костей, а желательно 7 или 11, тогда выходишь в следующий круг, а следовательно к призовым добавляются деньги проигравших…

— Хм, понятно, но а если не те и не другие? — спросил Пуля, все еще сжимая в кулаке 40 карбованцев Украинской Державы.

— Тогда перебрасываешь снова. А вот тут, для продолжения надо выбросить свое очко, ну, а если 7 проиграл, — улыбнулся широко Крак, словно перед ним открылась дверца сейфа, за которой засверкало золото или лежали стопки банкнот.

— Ладно, Крак, ты тут не резвись особо, это не в Интернете играть на виртуальные деньги, тебя девчонки самого сожрут, если…. Ну ты сам понимаешь, — остановился, не договорив, Пуля.

— Ладно, Пуля, к сожалению, умная мысль сама не придёт. Приходится её думать, — вытащил из памяти крылатое выражение Крак и бережно взял деньги. — Значит, в долларах, у нас всего четыре, но они начинают по доллару или 10 карбованцам…

Крак взял 30 карбованцев и подошел к кругу иностранных моряков, которые бросали кости по очереди в низкую фанерную коробку.

— Сэр, Ай эм гона плей дайс виз ю, — на английском языке объявил Крак, о том, что он собирается играть с ними в кости и стал ждать нового кона.

Наконец, кон закончился и все деньги собрал чернокожий французский матрос. Он радостно смеялся и ни как не хотел выпускать кости из руки. Крак положил свою десятку карбованцев. Бросив, первый раз на большее они определяли, кто из них ходит, а за ним по часовой стрелки шли другие игроки.

С первого броска Крак выбросил 5 и 2, тем самым набрав 7, прошел во второй кон. Со следующего кона он выбил 9 и со второго броска сумел повторить опять 9, пройдя в третий кон. Через 10 минут Крак остался с итальянским моряком с красной и зеленой полосой на берете, символизирующим флаг Италии.

— Рагаззо Руссо вуале винсере, — сказал он своему товарищу и они вместе засмеялись над Краком.

Итальянец бросил 4:5, набрав девять, и тут же повторил девять на 6:3, он радостно захлопал в ладоши, но Крак выбросил сразу 6:5, набрав в сумме 11. Одинаковый результат означал, что игра должна была повториться, но следующие игроки могли войти только с удвоенной ставкой, по два доллара. Так игра завертелась по новой, но Крак в предпоследнем круге сошел. Вскоре Крак проиграл третью десятку карбованцев и в размышлениях стал думать о том, стоит ли проигрывать последние деньги. Он беспомощно оглянулся к своим коллегам из отряда, рассчитывая, что кто‑то из них согласится сыграть. Но ни Грач, ни Пуля, ни Кик не поддержали идею, и лишь Уник пожал плечами и взял деньги. — Попытка не пытка, а спрос не беда, — сказал Уник и стал в уме, что‑то подсчитывать.

— Тут, нет закономерности, — улыбнулся Крак. — Тут, простое везение, фортуна Уник, или она с тобой или очень далеко, как от меня сегодня.

— Определенно, с тобой согласен, но вот я смотрю когда войти, и когда сделать перерыв, угадав, кто должен выиграть…

Наконец, Уник вошел в кон и бросил кости, сразу выиграв в первом и втором круге, а затем в третьем. Во втором кону, ему опять повезло, когда он выбросил два раза 11 и цифру 6 в последнем кону. В третье игре он выбрасывал два раза 9 и 10 свою цифру, повторяя ее повторным броском, и в последнем коне ему выпало 12 на двух кубиках два раза по 6. Уник понимал, что для того, что бы выиграть ему надо выбросить снова два раза по шесть, а это могло быть только возможным в 5% из ста.

Кругом шумели моряки, ожидая, что он выйдет из последнего броска и деньги перейдут в новый кон. Они делали ставки между собой, что русский не сможет повторить комбинацию с двумя шестерками. И вот, Уник долго болтал кости в медной кружке, а затем выбросил в фанерную коробку… Кости долго прыгали и вертелись, а затем снова остановились на 6:6, выдав двенадцать.

Моряки одни смеялись, другие кричали «stregoneria o di frode», «La fraude propre russe», «I do not trust in such luck» на трех разных языках, но лингвист Грач, тут же перевел, что все они не верят в такую удачу и склонны думать о мошенничестве.

- Misters, sailors play this game lots of times and never fraud except as bones were not found, but your bones is now, — спокойно пояснил им Уник, имея в виду, что эту игру играют моряки уже много времени, но кроме как с костями не придумано обмана, а кости принадлежат им самим.

Игра продолжалась около трех часов и уже стало ясно, что у иностранных моряков кончились деньги, но они успевали подбегать к своим знакомым, тут же прогуливающихся среди торговых рядов, и брать в займы. Еще через час в игре от старых игроков оставался лишь более успешный черный француз, а в игру вступили новые игроки. Выбывшие и проигравшиеся в этот плохой для них день, не торопились домой обратно, а оставались смотреть на игру. Они, что‑то иногда кричали, недовольно показывали на везучего русского парня, который выигрывал каждый второй банк, а иногда вступая в игру при удвоенном банке, снимал и его…

— Уник, не пора ли завязывать, ты знаешь сколько денег уже передал Пуле и Кику? — спросил не меньше потрясенный такому везению Крак — Не меньше, тысячи карбованцев или двести долларов. Мне становится страшно, если они захотят нас побить или отнять деньги…

— Они без оружия, у них лишь кортики, да и то не у всех, — заметил Пуля и улыбнулся. — У нас есть Кик, русская школа рукопашной, техника приемов спецназа и сокрушительные приемы кун–фу — вот лишь его неполный перечень.

Тут в игре произошел перелом, и некоторые разозленные игроки стали удваивать и утраивать ставки. Уже на кон стали класть по десять долларов, и в игре Унику теперь противостояли лишь двое иностранных моряка и высокий американский офицер в зеленом полевом костюме с пистолетом в кобуре. Начав бросать кости вчетвером, скоро в кону остался лишь русский спецназовец Уник и американец. Офицер с корабля США заметно нервничал и злился на русского. И когда в последнем кону он выбросил 4:4, он начал ругаться и произносить оскорбления в адрес русского молодого худощавого парня с высоким лбом, светлыми чуть воющимися волосами и спокойными умными глазами.

Уник слегка улыбнулся и оглянулся назад к своим друзьям спецназовцам.

— Искал американец ножа, да напоролся на ежа, — сказал Уник и бросил кости. Кубики долго крутились и прыгали, пока не встали на 7.

- My game, — хотел забрать деньги с кона Уник, но американец выхватил пистолет и направил в упор на русского.

- You are cheating, very short rolling, try again! — кричал американец и тряс револьвером Смит- Вессон над собой.

- Ok? But the last time, — нехотя согласился Уник, однако по закону игры победитель всегда находился в некотором зависимом психологическом состоянии от истерик и жалоб проигравшего. Поэтому, на заявление американца, что он почти не крутил кости в стакане, Уник снова взял медный стакан и начал снова долго трясти кости. — Люби, не влюбляйся; пей, не напивайся; играй, не отыгрывайся, — сказал он спокойным голосом своим коллегам.

Американец немного успокоился и достав из кармана еще 50 долларов положил на кон, предложив и Унику «rise a bat», поднять ставку. Уник кивнул головой, доставив 50 долларов, и еще раз напомнил всем, что играет последний раз.

Наконец покрутив кружку довольно долго, русский выкинул сразу 7, победное число. Была очередь американца, и он взяв в руки кости, что‑то быстро сказал обратившись к Богу, и вспомнив Деву Марию, тоже довольно долго крутил стакан и наконец выбросил 4:4, что означало «крепс» или чистый проигрыш игрока.

Уже вечерело, когда на тихую террасу, увитую виноградником, поднялось несколько модно одетых парней в одежде франтов–путешественников в шляпах и в черных лакированных туфлях. В руках они несли корзины с фруктами, пирогами и сладостями.

— Ребятки, где же вас так одели, обули, да еще халявы навалили полные закрома.

— Так, то ж не халява, а четно заработанные деньги…

— Ха–ха–ха, что бы столько заработать здесь нужно год с утра до вечера нам всем вкалывать, — не поверил Медведь. — Наверное какой‑то поезд белых грабанули, ну или хотя бы банк!

— Хм–м-м, Медведь, ты о нас подумал как‑то плохо, что я чувствую себя неловко…

— А что нам думать, вас не было весь день, а теперь столько еды приволокли, да еще оделись, — обиженно вскинул руки Стаб, ему стало обидно, что самое интересное прошло мимо него.

— Ни чего, Стаб, обещаем информировать тебя каждый час, вот только мобильный телефон купим.

Кругом все радостно засмеялись, угощаясь пирогами с капустой и повидлом, а также пробуя пахлаву и кунжутные конфеты, которую продавали везде татары, торговцы сладостями.

— Правда выиграли, ребят, значит продержимся? Ведь еще два дня осталось до тридцатого…, — радовалась Жара и влюблено смотрела сразу на всех. — Наверное сильно злые были те кто проиграл?

— Точно, Жара, особенно один американец, все отпускать Уника не хотел. Откуда у них такая нелюбовь к русским? — аккуратно вешал свой франтовый костюм Кик.

— Бог не без милости, русский не без счастья, — воскликнула Луна, мечтательно провожая закат и солнце, уходящее за морской горизонт. — Эх, где же наш Георг? Да, как бы помочь нашему командиру?

4

Григорий Семенов пребывал в камере контрразведки Армии Кутепова последнюю ночь перед расстрелом утром на рассвете.

— Слышь, комиссар, есть будешь, или тебе не к надобности, все равно завтра расстреляют, — крикнул надзиратель через зарешетчатое окошко, но так и не услышав ответа удалился.

На улице стемнело уже как час и стала завывать метель, принося редкие снежинки. «Если, рыжик, не сможет принести гранату, придется валить конвоиров и уходить на лошади», — размышлял капитан спецназа без особых волнений, вдруг вспомнив, как его расстреливали на Кавказе террористы, но их планам не пришлось сбыться. Трое террористов уже навели на него автоматическое оружие, как спецназовец Семенов вспомнил про секретную карту, которая была у него под защитным комбинезоном. В действительности это была простая без обозначений топографическая карта километровка. Подошедший к нему вплотную боевик улыбался и держал его на мушке пистолета. Протягивая карту, Григорий еще приблизился на шаг и нанеся удар ногой по колену схватил наемника за руку и нажимая на курок его же рукой навел ствол на двух других боевиков. Капитан тогда спасся и, получив оружие боевиков, вернулся к ним отряд, где около десятка террористов отдыхали и не ожидали такого поворота дела. Расстреляв их в упор, Семенов покинул ущелье, вернувшись на базу. Начальник его спецгруппы, лишь через сутки узнал об убитых боевиках и спросил, всегда неразговорчивого Семенова — «Твоя работа?», но молодой боец не ответив, лишь кивнул головой. «Хорошая работа, Григорий, спасибо тебе от лица командования!».

Откуда‑то издали до здания контрразведки донеслись звуки цыганской гитары и заунывно–протяжной песни. Пела молодая цыганка, а ей под звуки аккомпанемента гитары и бубенцов подпевал сильный мужской голос.

— Ярким солнцем, синей далью

— В летний полдень любоваться,

— Непонятною печалью

— Дали солнечной терзаться…

— Кто поймет, измерит оком,

— Что за этой синей далью?

— Лишь мечтанье о далеком

— С непонятною печалью…

Лишь только стихла цыганская песня, как Григорий услышал непонятный шорох около решеток тюремного окна.

— Дядя Гриня, ты где? — раздался тонкий голосок мальчишки–беспризорника.

— Здесь, рыжик, будь осторожней, — откликнулся капитан Семенов.

— Тогда давай принимай, тут оружие, гранаты, снаряд, наган, патроны, форма… Спасибо цыгане подвезли все это на своей повозке.

— Ой, рыжик, молодец, ой мы сегодня с беляками повоюем, — обрадовался спецназовец. Он не торопясь и аккуратно принял все, что принес мальчишка. — А теперь, рыжик, давай отсюда подальше, минут через тридцать тут так рванет, столько шуму будет.

— А потом, в Крым, рванем?

— Еще как рванем, рыжик, ты жди меня там у реки, где речной трактир, поди слыхал, там еще конка.

— Хорошо, дядя Гриня, я весь Харьков знаю, это вдоль реки Лопань, туда прямиком на юг, — махнул мальчишка рукой.

— Тогда, беги, рыжик, только скажи где у них кони около здания?

— Так, вот тут близехонько, увишь амбар сразу около дома, там и лошади знатные у них.

Григорий проводил взглядом быстро убегающего, словно заяц, беспризорника и перекрестился и поцеловал свой крест. «Ну, вот стало быть повоюем, господа белогвардейцы!». Спецназовец примерил белогвардейскую ношенную форму, видно с убитого капитана корниловского полка. Китель цвета хаки с шевронами череп с костями и черно–зеленые погоны с буквой «К» и черные бриджи оказались впору, что приятно удивило, так как он был высокого роста 185, высокие сапоги тоже оказались впору. Григорий Семенов одел портупею и зеленую фуражку. «Теперь я капитан корниловской артиллерийской бригады, только шашки не хватает», — обрадовался капитан спецназа.

Капитан Семенов засунул за пояс наган, прежде проверив спусковую скобу и боек, вспомнив, как хотели его разыграть белые контрразведчики. Затем аккуратно и бережно взял гранату лимонку Ф-1 и осколочно–фугасный дальнобойный снаряд, калибра 7.62 и весом 6 кг., с привинтной головкой. «Стало быть не понадобиться граната для запала, так рванем…». Имея опыт сапера, спецназовец начал аккуратно отворачивать головку, а затем сделав из ваты старого матраса плотный фитиль, засунул в отверстие, подсыпав немного в вату пороха. Вставив снаряд между прутьев, не мешкая он поджег фитиль и отошел в самый угол камеры, оставшись под защитой стены. «Лишь, бы осколки не срикошетили от стены», быстро подумал он, и в дополнение еще закрылся деревянным лежаком и прикрыл уши.

Казалось, долго тянулось время и горел ватный фитиль. Но вдруг все пространство в камере сотрясло от мощного взрыва, и груда осколочных шрапнельных камней и осколков посекла все стены и щит, которым прикрывался спецназовец. Еще какое‑то время в камере стоял едкий пороховой дым. Подойдя к окну, капитан увидел, что несколько прутов сорвало, что давало возможным выбраться наверх и бежать. Но яркая луна освещала бледным молочным светом все округи. «Стреляй по мне, не хочу… Надо уходить по другому, по культурному через дверь…», — решил он и достал наган.

По тюремному подвальному коридору к камере уже бежали шаги. Открылась дверь в темную камеру и охранник с винтовкой подбежал к разбитому окну.

— Убежал, убежал леший, взорвал камеру и убег, — взвыл не то от обиды, не то от злобы, что упустил красного, знакомый Григорию караульный и побежал обратно, видно отлавливать и убивать красного беглеца.

Капитан спецназа и он же капитан корниловской артиллерийской бригады отряхнул китель и, поглубже надвинув на глаза фуражку, решительно и быстро с наганом в руке пошел наверх. Поднявшись по лестнице он оказался на первом этаже здания. Тут же носились и кричали «кто во что горазд» белые офицеры и солдаты.

— Бей! Руби! Ломи! Красные окружают! Вот–вот в плен возьмут! — кричал Григорий Семенов выставив вперед свою челюсть и до неузнаваемости изменив лицо и голос. Выскочив на крыльцо, капитан продолжал орать, как учили его в спецподразделении, чтобы шокировать и сбить с толку неприятеля. — Бей–бей–бей красных! Сади–сади–сади, руби их вчистую! Так–так- та–аааак, седлай коней, окружают красноперые, руби их шашками!

Так, взбудоражив всех белых и внушив им, что их окружают красные и нужно седлать коней, он выстрелил два раза в воздух и, с еще несколько офицерами Деникинской армии, побежал к амбарам за лошадьми. Оседлав и тут же подхватив шашку с плечевой портупеей, Григорий выскочил из амбара. Подскакав обратно к парадному крыльцу здания контрразведки, он крикнул:

— Господа офицеры и солдаты, приказ охранять здание до подхода кавалерии, пулеметы на крыльцо, красных встретить огнем, я в Штаб доложу и к полковнику… Шевелитесь, нечего рассусоливать здесь, в городе красные орудуют.

Григорий пустил отдохнувшего коня в очень быстрый карьер, когда лошадь движется почти прыжками в два темпа и развивает скорость более 60–ти километров в час. Промчавшись так около трех километров, капитан начал сбавлять скорость и пустил коня широкой рысью, что давало коню отдышаться и успокоится. Так капитан миновал несколько улиц и опустевших площадей и оказался на берегу неширокой реки Лопани. Впереди замаячил «Речной Трактиръ», который привлекал посетителей огнями, и оттуда неслась музыка.

Навстречу капитану быстро проскакал конный белогвардейский отряд в сторону Дворянского собрания или контрразведки Кутепова. Григорий еще раз неторопливо прогалопировал мимо трактира и услышал разбойничий свист, откуда‑то с деревьев.

— Рыжик, это я — Гриня, давай ко мне на седло запрыгивай.

— Молодец, бежал таки от беляков, — радостно ухватился за сильную руку спецназовца, и влетел в седло беспризорник.

— Куда лучше уйти от белых? — на ходу спросил Григорий.

— Давай так прямо, а там подскажу, будем уходить из города через Шатиловку, туда белые не сунуться — народ там мрет от тифа и больница для бродяг…

— Понял, рыжик, а звать тебя то как?

— Никифор Матвеевич!

— Да, ладно уж тебе, можно попроще — Никиша, годков то сколько?

— Двенадцать, зови Никиша, только дядя Гриша, в Крым меня взять обещал, не обмани!

— Да, ты что, Никиша, меня с того свету достал, как же обмануть то?

Держась малолюдными улицами и пустырями, они попали в мертвый пригород города, где и собаки то не встречались на улицах. Проскакав еще верст десять проселочными дорогами, они приблизились к железнодорожной станции, где грузили лошадей и фураж для отправки на юг. Фронт начал готовиться к отходу на южные рубежи, где скапливались отборные части Белой армии, надеясь на южный плацдарм, как на последний оплот Белого движения.

— Никиша, ты уверен, что он на юг уходит? — в размышлениях спросил мальчишку Григорий. — По Крымской железной дороге, поезда веселей бегают, а это узкоколейка.

— Ну сумлевайтесь, дядя Гриня, они в Севастополь идут через Лозовую, я уже катался тут, да, по–правде сказать пшеницу мы здесь воровали, да вот мого знакомого подстрелили в мертвую… Вот с тех пор не сувался сюды.

— Эх, рыжик, где ты только не бывал! — потрепал капитан по рыжим вихрам беспризорника. — Ладно, так когда он трогается паровоз?

— Вон уж скоро, вишь они закрывают вагоны, не пужайтесь, дядя Гриша, там охраны почти нет.

— Ладно ты на поезд своим ходом, а я стало быть по культурному, вон с офицером переговорю, а то вон стапеля уже убирают с вагона.

Простившись ненадолго, Григорий послал своего коня вперед к готовому отойти составу. Его заметили издалека и два солдата опустили в его сторону винтовки, присев на одно колено.

— Не стрелять, капитан Семенов здесь, — поднял он им навстречу руку. — Поручик, как идет погрузка?

— Поручик Гладышев, господин капитан, — козырнул белогвардейский офицер, — все почти готово, через 10 минут уже можем трогаться.

— Отлично, голубчик, у меня приказ из Штаба армии Кутепова следовать с вашим эшелоном до конечного пункта.

— Превосходно, господин капитан! Изволите лошадь в вагон загнать?

Григорий Семенов спрыгнул с коня и отдал поводья солдату.

— Только не забудьте напоить его и дать фуражу.

— Будет сделано, Вашескбродь, не переживайте, мы с понятием относимся к скотине.

— Да, ты что такое говоришь, он мне, как брат родной, — похлопал спецназовец своего коня по загривке, а довольный поручик лишь подкрутил свои усы вверх с улыбкой.

Капитан поманил к себе поручика и вполголоса спросил.

— Как матушка звала, господин поручик?

— Иваном, с самого детства, — немного растерялся лет 22–х белогвардейский офицер.

— Ваня, в городе красные начали орудовать… Я с секретным приказом следую до самого юга. И что бы ни одна ж–и-в–а-я д–у-ш–а, — Григорий растянул последние слова и заглянул в глаза поручику, которого немного затрясло от страха, — ни одна…. не знала, что я на поезде, даже станционные опричники. Понял, Ваня? Где у вас вагон с сеном?

— Так точно, господин капитан, вон он идет сразу за паровозом… А вот завтра в полдень вам щи, да кашу принесть?

— Да погуще, — улыбнулся он поручику и пожал в знак благодарности руку. — Эх, Россея–матушка, такие офицеры славные у нас, а мы все бежим, да бежим на юг.

Скоро состав тронулся, набирая скорость по рельсам узкоколейки, а сверху вагона капитан уже услышал босоногие шажки Никиши. Капитан открыл дверь и тотчас как воробья подхватил на руки мальчишку, которого аккуратно и с заботой поставил на сено.

— Ну, Никиша, можешь спать отсыпаться, ни кто нас не побеспокоит до самого Севастополя, а завтра еще щи, да кашу принесут…

5

Утро 28 ноября 1919 года принесло в Севастополь пронизывающий ветер с северо–востока и первые хлопья снега. Он тут же таял на земле и дорогах, но было неуютно и холодно. Солнце спряталось за тяжелыми серебристыми тучами, словно и не было еще вчера хорошей солнечной погоды. Морской шторм в четыре балла, разбиваемый молами, набегал огромными бурунами на пирс, однако внутри Большой бухты было спокойно.

Утром хозяйка дома занесла завтрак — чугун вареной картошки с солеными черноморскими бычками, да растопила самовар с смородиновым листом. На террасе было довольно прохладно и тонкие покрывала плохо согревали. Уже немолодая вдова морского офицера посоветовала набрать на морском берегу плывуна, который выносили большие волны. Однако до берега моря нужно было идти с километр.

Позавтракав картошкой, а также вчерашними гостинцами, несколько спецназовцев отправились за плывуном. Набрав мешка три веточек, корешков и кусочков дерева, отшлифованных морем, спецназовцы в мешках принесли их обратно. Рассыпав их перед домом в саду для просушки, они выбрали самые сухие, а также бамбук, который был готов для топки. Минут через тридцать, когда буржуйка накалилась до–красна, по террасе поплыло тепло, бойцы и прекрасная половина отряда решила еще поспать после холодной бессонной ночи.

— Матрасы из камышей и соломы, не самое лучшее, что я встречала в жизни, — проворчала Жара и с головой нырнула под ватное одеяло.

— Главное тепло и пузо сыто, — отозвался Стаб, укрытый толстым куском парусины и старой флотской шинелью.

— Мой дед воевал на фронте, — послышался голос Кика тоже из‑под вороха брезента и парусины. — Так он рассказывал, что в ту холодную зиму 41–го под Москвой у них не было землянок, еще не успели построить, только их перекинули с сибирского ополчения. Так они ложились на еловый лапник и забирались под брезентовый чехол артиллерийской реактивной установки «Катюша». Чтобы не замерзнуть они прислонялись друг к другу, вот так и грели друг друга… А каждый час кто‑то командовал «повернись», тогда они все поворачивались на другой бок.

— Отлично, Кик, а еще в армии США есть правило, что замерзшего подводника или того кого вытащили из ледяной воды, кладут рядом с женщиной, — послышался голос Луны, заваленной каким‑то тряпьем. — Представь себе, не просто кладут, а в обнимку с женщиной.

— Да, ты что? — удивился Кик, — Но заметь Луна, не я это первый предложил…

— Кик, тебе это не грозит, мы все помним, как ты бегал вокруг лагеря на орловщине по утру и сбивал шишки ногами. Ты пускал пыль в глаза, или хотел завоевать наши сердца?

Долгое время стояла тишина. Ни кто не отвечал Луне, и потихоньку среди бойцов и молодых ученых отряда стал нарастать сначала тихо, а потом во все горло и мощь молодой задорный смех. Офицер спецназа Кик слегка пошевелился в груде тряпья, а затем, понимая, что ему надлежало что‑то ответить, чтобы не стать предметом шуток, негромко сказал Луне.

— Дорогая и прекрасная Луна, я готов выступить в роли согревающего мужчины, если ты упадешь в воду и сильно замерзнешь, в любое время. А по поводу моих утренних пробежек, отвечу просто — что могут подумать о нас всех, если некий крепкий мужчина, будет бегать по Севастополю по утрам и отрабатывать спарринг и растяжку…. Думаю, что скоро здесь будет контрразведка Деникина.

— Он прав, без комментариев, — не громко, но четко ответил Пуля. — Нам приключения не нужны, мы должны быть, как все… Мужики по утрам выглядят синеватыми и немного с бодуна, а не бегают, как японские самураи, а женщины еще хуже, так как на них лежит все хозяйство по старым русским традициям…

— Если налить хотите, то я первый подойду, а то от этой погоды у меня ни настроения, ни хороших идей, — высунул нос Стаб из‑под покрывала.

Наступила тишина, все стали как по команде смотреть на падающий за окном снег.

— В церковь вчера ходили? — спросил Пуля, находясь тоже не в лучшем настроении, да еще отсутствие Георга, всех угнетало. Офицер спецназа понимал, что отсутствие опытного и решительного капитана ФСБ Семенова может наложить отпечаток на ход всей операции, если не хуже — сделать ее бессмысленной. Георг в своем лице был не только мозговым центром, но и волевым стержнем отряда «Нулевой дивизион».

— Были и утром, и на вечерне… нет Георга.

— Неужели не сможет вырваться из лап контрразведки? — спросил Грач и подошел к буржуйке. Открыв дверку, он подбросил топлива и согрел себе руки. — Вон Стаб привязал объявление к церковной калитке, что он продаст флешку с записями Элтон Джона и адрес оставил.

— Какую флешку, — переспросил Пуля, а затем переглянувшись со всеми, вдруг безудержно засмеялся. — Флешку, ха–ха–ха, да еще с Элтон, ха–ха–а-а, Джо–о-н–ом, ха–ха–ха!

Весь отряд смеялся без остановки, сотрясая пол на веранде. Наконец, Кик не выдержал и выскочил из‑под тряпья и собрался на улицу.

— Ты, куда ковбой, мой боевой товарищ? — спросил Пуля

— Пуля, пойду искупнусь, на душе, что‑то тошно. Надо размяться.

— Отставить! Мы все уже засветились вчера, когда развели на деньги столько иностранных моряков в кости, да еще американского офицера, — напомнил Пуля.

— Ну, положим, не развели, а обыграли, — не согласился, молчавший до сих пор Уник. — Однако, согласен с одним, что кое‑кто может зуб держать на нас, и без нужды нам нежелательно оставлять наш съемный дом.

Кик не слушая больше никого, начал отжиматься от пола. Отжавшись, раз двести в быстром темпе, он перевернулся вниз головой, ногами вверх и начал отжиматься от пола с поднятыми вверх ногами.

— Так может поиграем, потренируемся? Ну, так как играть будете сегодня вечером? — прогрохотал Медведь, и все только сейчас поняли о чем они должны заботиться и постоянно думать.

— Это, ты в точку! — кивнул головой Уник и поднялся с соломенного ложа. — Мы еще не знаем кто из нас будет играть. Крак, если ты не спишь, отзовись…

Однако, главный герой будущих карточных баталий безмятежно спал. И возможно улетел в своих грезах и воспоминаниях в будущее, куда им еще нужно было успешно вернуться через много приключений и опасностей.

— А много вы вчера подняли?

— Осталось уже 250 долларов. Медведь, на пироги хватит, но уплыть в Италию только на один билет.

— Значит у нас два вечера… А потом согласно плана мы должны уплыть в Италию, Палермо? — в размышлениях спросил Грач.

— Так точно, Грач. За два вечера нам надо растрясти господ немного на деньги, или они нас, — заметил Пуля, — но этого очень бы не хотелось. В противном случае нам придется открыть артель «21–век» и начать работать строителями, ремонтниками и так далее. А когда через год сюда придет Красная армия, тогда будем работать за кусок хлеба…

— Через пять лет, в 24–м году сможем подняться, когда НЭП наступит и будет разрешено капиталистическое производство, — вспомнил со вздохом Грач, — картина Репина, картина маслом…

— Мальчики, без Георга, у вас наступает одно общее уныние, — встряхнула свои белокурые локоны Жара. — Давай те рассуждать так — чтобы сделал Георг, если бы был здесь?

— Да, мы в правильной струе, если Жара взялась за дело.

— Кик, еще раз сто отожмись пожалуйста! Я понимаю, что у тебя в отряде функция ударного кулака или ниндзя, но мог бы и голову приложить… Иногда, попав в самую неподготовленную почву, семечко дает превосходные всходы.

— Спасибо, тебе, Жара. Дай мне свое семечко, может оно прорастет во мне, тогда обещаю поделиться всходами, — улыбнулся Кик.

— В тебе еще не потухло чувство юмора, а значит ты еще функционируешь как самостоятельный индивид, — подхватила «распил» Кика Луна и тоже с вызовом вздернула нос в его сторону.

— Я пожалуй пойду по пройденному пути и отожмусь еще сто раз, — примирительно сказал Кик и приготовился к отжимам. — Жара или Луна можете сесть на меня.

— Ну это уж слабо, — обрадовалась Луна и, быстро выскочив из под одеяла, села на крепкую спину офицера спецназа.

Тут вся остальная группа подняла свои головы от соломы и начала считать вслух. Немного сомневаясь, что Кик сдержит слово и сможет отжаться с грузом на спине. На цифре 95, 96, 97, 98, 99, 100, все ухнули от напряжения, словно это они отжимались от пола.

— Ну вот, Кик, а ты говорил в море купаться, будешь каждое утро девочек поднимать, а там глядишь и Медведь на тебя сядет, — смеялся Пуля.

— Вот это не надо, если Медведь сядет, то…, — схватился за голову Кик.

— Отдохнули? Порезвились? А теперь за дело, — распечатал калоду карт проснувшийся Крак и, словно, опытный карточный игрок начал быстро мешать карты и снимать калоду. — Игра называется «Штос» или «Банкомет», объясняю для непонятливых и тех, кто прогуливал уроки в школе. Объясняю принципы игры самой азартной карточной игры в дореволюционной России. Такие писатели как Достоевский, Пушкин, Толстой, Тургенев, Лесков знали все про это, написали свои лучшие рассказы и повести про игроков, да и сами играли. А кое‑кто и продувался в пух.

— Вот, про это не надо, лучше позитив, — потер руки Уник. — Сдавай что ли, а там разберемся…

Лишь только вечернее солнце коснулось багровыми языками линии горизонта, где сливались море и небо, стало быстро вечереть. Около двухэтажного ресторана и места для азартных игр, над входом которого был двуглавый орел, начали останавливаться экипажи, а то просто подъезжали верховые офицеры, с возбужденно горящими глазами и воинственным видом. На их лице была написана уверенность в сегодняшнем вечере и карточной игре, многие из них уже пообещали после выигрыша раздать долги, в душе собираясь выиграть большой банк и изменить свой стиль жизни, больше тратить на прекрасную молодую вздыхательницу, которых в этот год в городе скопилось особенно много.

Они бросали узды лошадей крепким швейцарам, видно в прошлом военным, и уверенно кивали головой, обещая к концу дня отблагодарить на выходе. Но те лишь понимающе улыбались и кивали головой, понимая, что многие из них будут покидать заведение, понурив голову и проклиная всех и вся…

Изредка к заведению подъезжали дорогие повозки местных помещиков и держателей торговых лавок. К ним было особое обхождение и почет, они платили исправно, давай на чай и унося из заведения еще и выигранные деньги.

— Харитон, ехай домой, я сегодня останусь, поиграть хочу. Да, Прасковье не говори, что играть останусь.

— Так, что же сказать, ваше преосвященство, она ведь спросит, сами знаете?

— Ладно, скажи к Лопухиным поехал. Да может и заночую там, все равно этот старый генерал–жмот и больше рубля не играет с записи.

— Как скажете, но будет сердиться супруга ваша. Знамо дело, вам ли не знать Прасковьи Федоровны.

— Ехай дурак, не будь нудой–гудой.

Швейцары расступились с большим уважением, пропуская мимо себя господина.

— Заходите Егор Савельевич, премного рады вашему приходу, нынче ожидают много и торговых, да и иностранных господ.

— Век бы их не видеть этих индюков заморских, они токмо Россию разворовывают, да строят из себя при этом таких господ почетных, — сделал кислую физиономию и, сморщив брезгливо губы под тараканье глядящими в разную сторону усами, произнес богатый господин, пройдя вперед.

Следом подошли к заведению три фронтовых, молодых и уверенных в себе, видно из торговых дел, приятеля.

— Здасьте господа, покушать, повеселиться пришли–с, али куда и выше? — засмеялся усатый швейцар, надеясь, что приятели не особо пьющие и гулящие, а стало быть могут и чаевые потрафить.

— Мы в штофную — пропустить по рюмашке, а потом поиграть намеревались, — ответил высокий франт и переглянулся с двумя другими попутчиками, а они закивали головами довольно и широко улыбнулись.

«Ну эти похоже новенькие, а значит можно пощипать немного», — решил швейцар и вполголоса сообщил: — Так платите, проходите, господа, штофная в подвальчике, там рейнские вина–с и водочка кубанская, а поиграт–сь на втором этаже, пожалуйте.

— Любезный, по доллару хватит с персоны? — спросил другой более низкий франт, но весь какой‑то подвижный и живой.

— А иные и по два, а то и три дают, такие уж тут такции…

— Ладно, Крак, дай ему пятеру с нас со всех. Но смотри любезный, мы может и до утра поиграем, ну а коли выиграем, червонец жалую…

Довольный лакей козырнул им как генералам и театрально вытянулся по струнке.

— Буду молиться чтоб выиграли, непременно.

Трое, переодетых во франтов, спецназовца Кик, Уник и Крак прошли в заведения разглядывая интерьер главного игорного трактира Севастополя. Стены покрывали тряпичные обои, под потолком висели свечные, под старину абажуры, по всему этажу до сцены стояли столы с резными стульями. На сцене наигрывал клавикорд, а за инструментом сидел весь лохматый музыкант в очках, который театрально высоко поднимал руки, играя простой котильон.

Они прошли в подвал и подошли к стойке рюмочной, в размышлениях, что заказать. Прилизанный половой спросил, что желают господа: сбитень, кислые щи, рейнское вино, водочку?

— Пока пару чая, да конфет вон тех, пожалуйте, а мы вон за тот столик сядем, — кивнул головой Крак и снял с себя лайковые перчатки.

— Это ты, что разгулялся больно, нас трое, а ты два чая заказал, — хмыкнул недовольно Кик, — я бы лучше кислых щей ложкой похлебал…

Крак тихо рассмеялся, чтобы не привлекать внимание и склонился к уху своего товарища.

— Кислые щи — это такой игристый забродивший квас, а пара чая — это два чайника: с кипятком и заваркой.

— Вот это да! Запутаешься, а пара пива что будет?

— Пара пива — это шесть бутылок.

— Нормально, совсем как у нас в России, начинают с пару пива, а потом выпивают все шесть, — кивнул головой Уник, — Ну, откуда все эти знания у тебя?

— Это Грач меня учил, вот я кое‑что и запомнил…

Уже скоро заиграла быстрая музыка на первом этаже, и спецназовцы услышали как над ними стали отплясывать фокстрот. Что‑то громко объявлял распорядитель, а публика захлопала в ладоши. Около часу они еще пили свой чай с сахарными конфетами, а затем расплатившись спокойно, словно сдавали экзамен на «берет спецназа» пошли на верх.

— Ну, ребята, Господи благослови!

— Ни кто кроме нас, Вперед спецназ!

На втором этаже в кабинетах и отдельных зальчиках расположились игроки и уже шла напряженная азартная карточная игра. Каждый отсек был привычным местом для завсегдатаев и разного уровня и достатка игроков. Где‑то играли только белогвардейские офицеры, где‑то была смешанная публика, а в одном играли только на крупный банк и отсюда несло запахами дорогих заморских сигар.

— Ах, голубчики, пропадать так пропадать ставлю сотню–с все на мою карту голубушку, во сне ее сегодни видал–с, родимую.

— Эх, тройка выручила взял, взял… из такой беды–с меня вынесла троечка!

— Да, ты, угол перегнул, Бекасов, словно шулер, вроде и перегнул‑то случайно, а коли угадал бы взял с меня тройную.

— Упаси Боже, не перегибал углов‑то, а вот хоть колоду сменю, прямо счас… Да когда ж я играл против вас с углами, вот нынче только «ПЕ» играл, а вы тройную. Играю только «мирандолем» — одинарно.

— Господа, понтируйте — банк на столе, тысяча монетов, — раздалось с залы, где сидели богатые люди.

— Ох, Егор Савельевич, таки взяли полбанка взяли, с пароли, углом взяли. А вот сигаркой угостите, раз вы такие везучие.

— Да полноте, что там 500 монетов, у меня горничная за день больше тратит…

Трое спецназовцев спецотряда ФСБ «Нулевой дивизион» ожидали какого‑то знака судьбы, не решаясь выходить на игру. Но вот, из одной залы вышла хорошо, но неопрятно одетая молодая поросль не больше 30–ти. Завидев, таких же молодых людей, он тут же улыбнулся им приятельски.

— Мы не знакомы, господа? Хочу представиться — критик и репортер газеты «Дуэль» Михнецов Борис Вениаминович.

— Крак, — представился спецназовец, понимая, что такое имя необычно, даже для тех прошлых буйных лет в России.

— Уник, бухгалтер, — почтительно согнулся спецназовец и улыбнулся широко и просто.

— Кик, попечитель, — буркнул офицер ФСБ и сам себе улыбнулся, готовый засмеяться такой выдумке.

— Ох, господа, это так интересно, у вас такие необычные имена, — быстро скороговоркой заговорил он. — Но знаете кого тут только не нет: иностранцы, военные, моряки, разоренные промышленники и земельные короли без земли, горские князья и графы, проститутки и московские шулеры, адвокаты и профессора столичных университетов и много прочих, бежавших, по их словам, от ВЧК и красноармейских бандитов.

Спецназовцы переглянулись, размышляя как бы от него отделаться, но он подхватил Уника под руку и снова быстро заговорил.

— Стеснен, страшно стеснен в деньгах, но вы как бухгалтер должны понимать толк в надежнейших залоговых обязательствах. И только вам, готов предложить такую бумагу на 5 тысяч золотых рублей от правнука князя Апраксина, — поднял он палец вверх. — Но вы не думайте отдам за 1000 долларов и только вам, вы мне очень нравитесь… и знаете к этому залогу есть поручительное письмо от графини Екатерины Савской.

Он застыл с гордым видом и с уверенным, непоколебимым лицом смотрел офицеру ФСБ в глаза. Шли минуты, но Уник так и не шелохнулся, словно он задержал дыхание на 5 минут, в течении которых он мог не дышать.

— Понял, милостивый мой лорд, погорячился только 500 долларов–с прошу. Хотя, господа сейчас с долларами не просто, тогда карбованцы возьму или лыбедь–юрчиков, так их здесь называют.

— Кик, вы не могли заинтересоваться таким залоговым опционом? — спросил важно и почти по слогам Уник своего коллегу.

— Нет–с, в этом месяце, граф Стукалич не одобряет таких сделок–с, нонче мы только за банковские векселя и аккредитивы беремся, — безапелляционно, представив себя вдруг главным менеджером Газпромбанка, ответил Кик.

— Премного–с благодарен знакомству, до встреч, — раскланялся такой же репортер как и его

надежное залоговое обязательство, и быстро побежал вниз.

— Есть шуба и на волке, да пришита, не сорвешь, — улыбнулся Уник, глядя в след проигравшемуся «в дым» репортеру.

— Смотрите, господа, тут «лохотрон» тоже процветал, — усмехнулся Крак и поймав кич, взял у Кика 100 долларов и две новых колоды карт, решительно шагнул за прозрачную бамбуковую занавеску к игорному карточному столу.

— Здрасте, здрасте, рад, рад, господа, — откланялся как бы всем и вроде ни кому Крак, и быстро присел на свободный краешек скамьи.

Игроки только, что закрыли «талью», и разошлись меж собой по деньгам.

— Новый коночек распишем, господа, — остался доволен прежний банкующий, как видно было, что рядом со своим банком он успел наложить высокую стопку выигранных денег. В большем на столе игрались карбованцы, и когда новый молодой игрок достал доллары, несколько игроков довольно переглянулись. Только доллар был тем ключом, который открывал ворота на запад, прочь от красного кошмара, который рано или поздно прихватывал белогвардейцев и мещан за сердце.

— Какой курс играется? — спросил Крак, распечатывая свою колоду карт.

— Один доллар к десяти лыбедь–юрчикам, знамо, как везде, коли соизволите?

Играло человек семь за игральным столом. Банкующий напомнил, что играются карты от 6 до Туза, и все продолжили игру. Банкомет положил 1000 карбованцев Украинской директории на банк и дождался пока все сделают ставки.

— Тройную играю в 50!

— Па на 100, господа!

— Семпель — 100, пантирую, извольте!

— Удвоился, 20 долларов.

— Одинарная — 10 долларов, — тихо сообщил Крак, вдруг вспомнив все свою жизнь за несколько секунд. В голове встали всплывать мириады цифр и программных комбинаций, которые он использовал для взлома сетей и скрытых системных ресурсов, но ни когда он так не волновался как сейчас, когда за его спиной был отряд спецназа и нужно было выполнить первое задание Руководителя ФСБ и Президента России.

«Валет треф, валет, валет!», — твердил про себя Крак, но при раздаче, долго не шел трефовый валет, потом как‑то сразу он оказался в правой колонке банкомета. Крак спокойно, отдал свою ставку банкомету, а кто‑то выиграл, счастливо показывая свои совпавшие карты. Крак не стал менять свою карту, решив поставить на «руте», то есть повышая, удваивая свою ставку, в надежде вернуть свой прошлый выигрыш и взять сверху 10 долларов. С замиранием сердце, он достал еще две 10–долларовые купюры бледно–коричневого цвета, на которых была изображена женщина, сидящая на орле и два странных фермера, где обычно позднее были изображены лица президентов США.

— Джексонвиль, великолепно, милостивый государь! — с восторгом отозвался о долларах Крака банкующий. Крак понял, что имел в виду игрок, некоторые банкноты США особенно ценились, в зависимости от банка, выпустившего банкноты США.

— Извольте, — кивнул головой Крак и положил 20 долларов на все того же трефового вольта.

Снова ловко закружились и завертелись карты в руках банкующего, и уже на третей карте выскочил все тот же, ставший уже ненавистным Краку, валет. Карта выскочила, снова в правой стороне и Крак спокойно отдал деньги в банк, а сам схватив этого трефового вальта разорвал его несколько раз под столом, что делали иногда другие игроки.

После был Туз бубей и 7 червей, 10 пикей…. и еще несколько других карт, которые вскоре забылись и ушли в одно лишь унылое воспоминание. Лишь два раза Крак ухватывал банк, но минут через 30 ему уже не на что было играть. С каким‑то облегчением, и чувством своей беспомощности и ненужности в отряде, он еще какое‑то время сидел с почти всей разорванной колодой карт и без денег. Только сейчас он понял, что здесь в этом веке паровозов и электрификации страны, где не было ни компьютеров, ни иных любых вычислительных машин — он был абсолютный «ноль» и балласт отряда. Он занимал место рядом с элитой ФСБ, рядом с учеными и лучшими бойцами, стрелками, саперами, талантливыми личностями с уникальными возможностями, и не мог им дать ни чего в замен и поставить свои навыки даже рядом.

— Продулся? — с улыбкой и добродушно спросил Уник и дотронулся до плеча Крака. — Мы здесь как дети, Крак, что тут можно сказать. Ну, не расстраивайся, еще пойдешь играть? Держи еще сотню.

— Ни когда! Больше не пойду играть, что угодно, но это не для меня. Реальная жизнь, это нечто иное чем компьютер, и я не понимаю — зачем вы меня взяли в отряд? Сегодня неудачный день…

— День как день, да год не тот, Крак. А взяли тебя, потому что ты в отряде «Нулевой дивизион», и мы все единая команда и в наши задачи будут входить и другие вопросы, жизнь на этом 1919 году не кончилась!

— Спасибо тебе, Уник, — опустил голову Крак, — попробуйте теперь вы с Киком, иначе мне не пережить этого вечера.

— Без проблем, везение иногда зависит не от самого человека, а от тех орбит, в которые он вовлечен во вселенной. Беру 100 баксов, а еще 50 тебе Кик… Мы все сегодня должны приложиться к нашему ничтожеству перед карточной фортуной.

Уник поправил костюм и сделав непроницаемое лицо, шагнул к столу с игроками. Он также порадовал публику, когда вскрыв свою колоду карт, положил на стол доллары США. Офицер спецназа Уник взглянул внимательно на банкомета, и что‑то словно волна на волну поток ветра навстречу ветру, встретилось, и военный профессионал спецназа понял, что он столкнулся с не менее сильным профессионалом–психологом. Тогда Уник, возможно поняв уловку еще не до конца, стал представлять себе Туза червей, но положил Даму пик, в мыслях повторив часть сюжета пиковой дамы. Когда прошла первая раздача лейтенант ФСБ забрал себе банк, и не ответил на пристальный взгляд ведущего. Пожалуй если он меня поймет, то что‑нибудь еще придумает, он ведь профессиональный карточный шулер, если пускает в ход свои паро–аномальные возможности и гипноз. Этого следовало ожидать, коль репортер газеты «Дуэль» Михнецов сказал, что в Крыму собрались все лучшие карточные шулера со все России.

Как и ожидал Уник следующую раздачу он проиграл… Через минут 30, он понял, что сотня заканчивается, а он так и не разгадал стратегии банкомета, высокого, средних лет человека с тонкими чертами лица и проницательными глазами. «Мне бы повариться в этой среде с недельку, тогда бы я мог составить ему конкуренцию», — решил Уник и с болью в сердце проиграл последние 10 долларов США Банка «Джонсовиль».

— Мне потребовалось меньше, чем Краку, — расстроено присоединился к своим коллегам Уник. — Давай, Кик, иди играй, это хоть и не по твоей части, но в жизни всякое случается… Да, еще, Кик, этот банкомет, которого здесь Асланом называют, уже много денег выиграл, но сдается мне, что он психолог и читает помыслы игроков, возможно лучшее, если что‑то ты придумаешь, чтобы не присоединиться к нам через 10 минут…

Кик не ответил, но кивнул головой. Зажав в руке последние 50 долларов, он зашел в комнату для игры и по–доброму всем улыбнулся, заставив вздрогнуть банкомета Аслана. Мог ли он, что‑то понять или предвидеть, увидев этого плечистого парня, выше среднего роста с черными, немного вьющимися волосами. Однако, чуть зеленоватые глаза и насторожили карточного шулера.

Уник и Крак не могли не посмотреть на эту прощальную игру бойца специального отряда ФСБ «Нулевой дивизион», которому на сегодня не было равного в России по рукопашной схватке.

— О, Боже, он поставил сразу все пятьдесят!

— А, что тянуть, Крак? Дело не в процессе, а в результате, — вполголоса сказал Уник.

— Согласен… Но он даже не посмотрел на карту, когда ставил…

— Что же, возможно это лучшее при игре с шулером–психологом и гипнотизером, может статься, что он внушал нам какую карту положить.

— Разве тебе можно, что‑то внушить, Уник?

— Тихо, Крак, не заводи меня, смотри наш Кик взял первый банк, перемешал свои карты и уже не глядя поставил карту, а на нее уже выигранные 100 долларов.

Игра еще продолжалась минут 40, пока банкующий не объявил перерыв. Вбежал половой, предлагая на сервировочном столике пиво, штофы с водочкой, кофий и прочее.

Вышел довольный Кик на перерыв и сунул Унику свернутые деньги в тугую толстую пачку.

— Тут долларов на семьсот будет, все вперемешку карбованцы, двадцатки и десятки долларов, — утер испарину Кик и вздохнул. — Верно ты говоришь, прессингует этот маг карточный, но пока все мимо.

— Вот это ты славно накосил, зашел с 50–ти, прямо как в «МММ» на Тульской, в Москве! А то я вижу какой он злой выскочил, этот Аслан, — сдерживал смех Крак. — Ровно семерых проглотил, а восьмым поперхнулся.

Тут сзади к Кику подошел взволнованный и нервный банкомет Аслан. В тонкой фланелевой жилетке с вышитыми золотом китайскими драконами на ней.

— Позвольте, любезный вас отозвать в сторонку, переговорить желательно.

— Извольте, слушать вас готов внимательно, — любезно и хладнокровно ответил спецназовец.

— Ну вот, что, голубчик, не пора ли вам свалить отсюда да подальше… Я гляжу, вам дай только ногу поставить, а вы и весь влезь намерились!

— Об чем‑то это вы, Спиридон Варкульевич?

— Да ты, Кузмича сын, знать не знаешь с кем связался — где я лисой пройду, там три года куры не несутся!

— Хм–м-м, так я гляжу вы надувала местный, — в недоумении отозвался Кик, не ожидавший такого напора от карточного шулера.

— Да все об том, деньга деньгу родит, а беда беду! Коли не уйдешь с этой комнаты, не сдобровать тебе! — напоследок огрызнулся Аслан и вскочил обратно в игральную комнату.

Кик немного растерянный повернулся к своим коллегам, которые слышали весь разговор, и с трудом сдерживались, чтобы не ввязаться.

— Живем шутя, а помрем вправду, — отозвался невозмутимый Кик, о чем‑то размышляя. — Хорошо хоть за деньги не спросил.

— Сейчас, разбежался он! Да, мы Медведя еще кликнем сюда, тогда, как сказал нам однажды наш командир Георг — Вались народ от Яузских ворот! Мы их тут всех переколотим.

— Не горячись, Крак, — задумался Уник, пытаясь, что‑то понять для себя или предвидеть последствия наперед. — Где беде быть, там ее уже не миновать, а раз мы сюда за деньгами пришли, вот нам надо и продолжать тем же темпом, а не воевать.

— Пожалуй ты прав, — согласился Крак. — Подзабыл закон Мэрфи — Предоставленные сами себе, события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему.

— Именно так, парни, но домой как‑то тоже не хочется сваливать так рано… А давайте, я туда вон зайду, там по крупному банк ставят. От 1000 карбованцев или 100 долларов.

— Удачи, лейтенант спецназа!

— Ни кто, кроме нас, Уник, дай мне сотни три долларов.

6

В полдень поезд остановился на станции Лозовая. Григорий Семенов выглянул в небольшое окно вагона, куда уже вовсю смотрел рыжий беспризорник.

— Ну, что там видишь, Никиша?

— Да поля кругом, да домики, а моря вот не видать.

— Ну, до моря, брат, нам еще ехать. Вот только завтра в полдень, а то и к вечеру, поезд не особо быстро едет.

— Эх, здорово — это море, говорят голубое и теплое, а рядом на берегах фруктов — ешь не хочу!

— Ну, Никиша, это осенью все так, а сейчас по–другому. С божью помощью — доедем, сам все увидишь.

Капитан Семенов пошарил у себя в котомке, но нашел только наган с патронами.

— Никиша, а граната где?

— Ой, она вон там, я немного играл с ней.

— Даешь, брат, — Григорий с трудом откопал в сене гранату и положил в карман.

Неожиданно, в двери постучали. Капитан насторожился и проверил свой наган и сделал знак подростку спрятаться в сене.

— Господин, капитан суп вот тут, да картошка, если изволите.

— Это, благодарствую, поручик. Когда отправляемся?

— Да, вот лошадей напоим и вперед. В Крым прямиком, — сообщил радостно поручик Гладышев.

Счастливый подросток ел так, как будто его не кормили месяц, а радостный спецназовец улыбался и ждал пока «рыжик» наестся.

— Ух, наелся вдосталь, запас мешку не порча, — довольно погладил себя по животу Никиша. — Ой, дядя Гриня, а ты то совсем не ел.

— Да ты не думай обо мне, я вот картошечки, а тебе еще расти надо. Большой будешь, в Красную армию возьмут. Вот тут во фляжке воды осталось.

— Хочу быть красным командиром, чтобы лошадь была вороная и револьвер как у тебя.

— Будет у тебя все, вот прогонят белых, пойдешь в школу, выучишься, а там вся жизнь, как на ладони.

Поезд дав гудок, начал потихоньку разгоняться, гремя колесами и сотрясая железным скрежетом состав и рельсы перрона. Вскоре вагоны снова закачались в монотонном ритме, напомнив капитану его детство. Он, вдруг вспомнил, как вот так не раз отправлялся с вокзала со своей матерью и теткой в Крым, на проходящем мимо Орла московском поезде. Отца своего он так ни когда не видел. Лейтенант спецназа Иван Семенов погиб в Афганистане, так и не успев узнать, что у него должен был родиться сын. Когда родился мальчик, мать решила назвать его Григорием в честь его предка, который сражался красным командиром в годы Гражданской войны.

В круговороте воспоминаний о прошлой жизни капитан спецназа снова уснул, провалившись в вереницу неясных образов. В подсознании иногда всплывали лица

его боевых товарищей погибших и живых. Вспомнился Кирюха, соседский мальчишка по этажу, с которым они верховодили во дворе и часто убегали из своего квартала пятиэтажек рядом с заводом на Москве–реке. Словно в калейдоскопе сон перебросил его дремлющее сознание на Кавказ. Он увидел, как зажатые в ущелье, они ведут перестрелку с бандитами, кругом вспыхивают взрывы. Вдруг он слышит голос: «Григорий, проснись!». Еще какое‑то время капитан не понимал, как он мог спать в бою. Но открыв глаза, он увидел перед собой рыжеволосого подростка.

— Гриня, Гриня, проснись, там что‑то случилось.

— Что там могло случиться? — все еще не понимая сел на корточки спецназовец.

— Ты не слышал выстрелов, да и поезд остановился.

— Тсс! Никиша, там кто‑то идет вдоль состава, — прижал палец к губам Григорий и достал наган.

— Так, пан атаман, отут тильки лошади, а на кой они нам, знамо своих некуды девать…

— Проверяйте, и этот вагон, может тут продовольствие или имущество, нам бы пулеметы треба.

— А что с беляками делать? — откуда‑то издали окликнули атамана.

— А мени що били, що червони, усих их до стинки, расстрелять!

Капитан спецназа указал парнишке рукой, куда спрятаться. А затем медленно стала открываться дверь и в вагон заглянула голова в лохматой шапке и с длинными усами. Бандит медленно повернул голову вправо, а затем влево и встретился с дулом нагана.

— Тсс, пикнешь, из головы решето сделаю, понял?

— Так, что же непоняв, уси поняв…

— Тогда, залазь сюда.

Григорий Семенов связал бандита и прежде чем заткнуть рот тряпкой, спросил.

— Что у вас за банда, кто главарь?

— Так атаман Григорьев, ми ж раньше з Махно були.

— Тогда ясно, откуда ноги растут. Если жить хочешь, то не шевелись, увижу снаружи — пристрелю не думая, что ты за фрукт!

Григорий увидел, что около десятка бандитов на лошадях построили пять белогвардейцев около вагонов.

— Ну, що била контра, пробил ваш час. Умели грешить, умейте и покаяться, пришел ваш час ответ держать! — привычно начал атаман бандитов.

— А ты кто, что бы контрой нас называть? Ни белый, ни красный, бандит ты и вор, — выкрикнул решительный поручик, не боясь направленных в его сторону стволов оружия.

— Атаман, давай що ль его в расход, поросенок только на вертеле не хрюкнет, — крикнул один из бандитов в форме белогвардейского офицера без погон и знаков отличия.

— Почекай, нехай помолятся, мы же все же христиане хрещени, — не торопился атаман.

— Сволочь, ты недобитая, поп тебя крестил, да напрасно не утопил! Стреляй гад.

— Сильный рычит, бессильный — верещит, прощевайте, на том свете не держите зла белая гвардия, — прицелился атаман в поручика, но выстрелить не успел.

Капитан спецназа Семенов, забравшись на крышу вагона, выстрелом из нагана окончил никчемную жизнь бандита, а затем выстрел за выстрелом со ста метров начал отстреливать других бандитов. Развернув лошадей, они открыли беспорядочную стрельбу в ответ.

— Гладышев ложитесь! — крикнул он белогвардейцам и кинул осколочную гранату Ф-1.

Бывалые офицеры все поняли без слов и успели залечь за бруствер. Граната взорвалась, свалив еще несколько бандитов с лошадей. Оставшиеся в живых головорезы, пустили своих коней прочь отсюда, быстрее покидая несчастливый для них поезд.

Освобожденные белогвардейцы, не теряя времени, подхватили оружие у убитых бандитов и открыли стрельбу вслед уходящей в лес банде.

— Спасибо, господин капитан, вы нас здорово спасли от расстрела.

— Все мы под Богом ходим, поручик, давайте уж побыстрее отсюда, а то ведь и вернуться могут.

Худощавый офицер, только, что вернувшийся с того света, уже бежал к паровозу, командуя срочную отправку. Капитан Семенов вернулся в свой вагон и увидел связанного бандита, с дикими от страха глазами.

— Быстро побежишь от пули уйдешь, долго пойдешь, пуля достанет, — посоветовал спецназовец бандиту и столкнул его на землю, больше не глядя в его сторону, понимая, что тот так побежит, как ни когда не бегал прежде.

— Ну, Никиша, вылазь, вроде пронесло от беды, — окликнул Григорий беспризорника, и закрыв дверь снова погрузился в тот недосмотренный сон, уже плохо различая слова рыжика…

— Дядя Гриня, ну когда рвануло, я было подумал, что…, — слова мальчика слились с лязганьем вагонных сцеплений и стальным перекатом железных колес по рельсам.

Снова в голове капитана все закрутилось, возвращая его в прошлое. Он, вдруг, поверил, что однажды во сне вдруг увидит своего отца — сильного и отважного офицера спецназа, которого он так ни когда и не видел… А тот возьмет своего сына на руки и прижмет к своей пропитанной запахом пороха и пота груди.

 

Глава 5 «Первому выигрышу не радуйся»

— Новеньким, завсегда рады, — улыбнулся вместе с торчащими в стороны рыжими усами, помещик Егор Савельевич, — Как величать изволите?

— А, чего ж там, господа почтенные, Кик я стало быть… Вот так несложно Кик, если изволите, — просто и широко улыбнулся спецназовец и огляделся по сторонам, примечая человек шесть, очень маститых и состоятельных.

— Банк пошел в гору, господа, 5 тысяч на банке играется, — сообщил седой и уже в годах, видно какой‑то бывший прокурорский чиновник, который метал банк. Он распечатал новую в упаковке колоду карт в черной рубашке и быстро перемешал в своих длинных тонких пальцах.

— Пора–с укрупняться, господа, глубже пахать — больше хлеба жевать, — важно сообщил земельный меценат, на чьих землях как раз в Курской губернии шло кровопролитие между красными и белыми. — ставлю–с 200 заморских доллара.

— Повторю–с, держись за авось, поколе не сорвалось, — сквозь зубы, сжимая трубку с черненным серебром, сообщил похожий на горского князя, огромный джигит. — Тройную, оставляю на тысячу карбованцев.

— Ого–го, батенька, по крупному ставочки пошли, — задумался помещик, называемый Егор Савельевичем, — повторяю–с на 5 тысяч банк.

Откинув полы пиджака врозь помещик достал из глубокого кармана жилетки несколько пачек денег и бросил на свою карту, а потом с каким‑то куражом и отчаянием закрутил свои усы, и со злобой посмотрел вокруг себя, так словно кто‑то хотел у него забрать его деньги.

— Мира Александровна, понтировать собираетесь или как? Может по семпелям–с соизволите? — спросил банкующий какую‑то известную в этих кругах княгиню, лицо которой скрывала темная вуаль.

— Голубчик, по семпелям не играю, ставлю на «Па», вот последние 2 тысячи, только вот запишу на бумажке, а вы уж, голубчик, поверите княгине Воробовской, что в моей сумочке такая сумма сыщется?

— Даже не сумлевайтесь, Мира Александровна, не мы ли с вашим покойным графом Воробовском в Верховной Палате, заседали, да доклады готовили для Его Святейшества! Так и запишу, ставили двойную ставочку на 2 тысячи–с карбованцев…

— Спасибо, любезнейший, одно мне счастье осталось… играть с вами, господа, да слышать, кто, что скажет про моего покойного графа Петра Сергеевича.

Кик с интересом следил за всеми внимательным взглядом, словно, не веря во все им видимое и происходящее. «Господи, как все это по старинному… Как будто в театре побывал на классике, да и был я там два раза в детстве!», — сам себе улыбнулся спецназовец. А на него уже глядели внимательные глаза игроков, видя, что он на секунды замешкался.

— Ну, а вы, гусар, наш геройский, с чем сюда пожаловали, посидеть или поиграть?

— Извиняюсь, господа, ставлю 300 заморских на семпеля, простую ставочку, — от неожиданности поставил все свои деньги Кик на карту, которую также вытащил не глядя из своей новой колоды и, перевернув рубашкой наверх, положил на стол, а затем на нее все свои доллары. Такой большой, хоть и одинарной ставкой, он удивил не только своих коллег спецназовцев, которые ловили за перегородкой каждый звук и шуршание денег и карт, но и присутствующих здесь состоятельных, или хотевших такими казаться, господ.

— Пролетела пуля — не вернется, — усмехнулся в усы Егор Савельич такой большой ставке, подразумевая, что новый игрок, прозванный уже ненароком «гусаром», должен был проиграть поставленные 300 долларов. Именно, так подумал и сам лейтенант ФСБ Кик, вспомнив, вдруг, что забыл заплатить свои телефонные счета за московский телефон. «Мама вернется из деревни от брата только в феврале… Теперь точно отключат телефон, потом бегай на телефонный узел, доказывай, что ты не диверсант и нежно улыбайся девушкам, узнавая, что они делают по вечерам…».

Лейтенант Кик слегка обернулся за спину назад и заметил две удивленные физиономии Уника и Крака, которые не выдержали напряжения и слишком глубоко заглянули в игровую комнату. Глаза у них были округленны, они словно хотели понять, кто же есть их товарищ Кик… или цветок удачи и венец счастья, или такой же самый «идиот», за которых они уже успели расписаться, проиграв свои деньги…

Банкомет о чем‑то задумался и процитировал стихи Пушкина….

— Среди рассеянной Москвы,

— При толках виста и бостона,

— При бальном лепете молвы

— Ты любишь игры Аполлона.

— Царица муз и красоты,

— Рукою нежной держишь ты

— Волшебный скипетр вдохновений,

— И над задумчивым челом,

— Двойным увенчанным венком,

— И вьется и пылает гений.

— Певца, плененного тобой,

— Не отвергай смиренной дани,

— Внемли с улыбкой голос мой,

— Как мимоездом Каталани

— Цыганке внемлет кочевой…

— Да, полноте, мечите уж, любезный! — скривил губы под рыжими усами Егор Савельич, внимательно наблюдая как нервно дрожали руки у княгини Воробовской. «Ну, точно, шельмовала, плутовка! Нет у нее ни чего в сумочки. Вот ведь станется ей, если проиграет. Тогда уж я за нее долг закрою, а там на номера свезу ее, и там уж поваляю эту княгиню, как хочу, уж потопчю ею!», — в мыслях улыбнулся помещик, в тайне ненавидевший ее покойного супруга графа, который взял от него «на лапу», что бы много земли государственной в Тверской губернии на него переписать, да революция, а потом и смерть графа все карты спутали…

Банкующий спокойно раскладывал карты, поочередно, то в левый, то в правый ряд… Все в волнении смотрели на открывающиеся карты, кроме Кика, который, как всегда не знал своей карты, сам при этом гадая: «Повезет, не повезет, авось «косая» мимо пройдет!».

— Могута прошла стороной! — ударил по столу горский князь, щелкнув в ножнах своим клинком. — Шайтан, проклятый…

— Прытко прибегают, да часто улетают! — простился со своими деньгами земельный помещик из Курской губернии.

— Можно, да не должно, — кусал свои усы Егор Савельевич, простившись с крупной ставкой.

— Слепой курице — все пшеница, — загорелись глаза у княгини, которая подняла свою выигрышную карту. — Мне граф бывало говаривал — дама червей, унесет от чертей! Ха–ха, выиграла я стало быть, любезнейший пришлите мне 4 тысячи с «Па»…

— Непременно, Мира Александровна, сейчас наш гусар вот объявится, а то он часто в мыслях путешествует… Ох!, нам бы его нервишки одолжить, прямо как будто с другой вселенной он.

Кик вздрогнул, поймав себя на мысли, что дал повод начать думать о нем как о неестественном для их круга лице. Спецназовец быстро перевернул свою карту и по вздохам и завистливым репликам понял, что выиграл 300 долларов. А сзади себя из‑за перегородки, он услышал, как вполголоса ругнулся Уник, назвав его каким‑то отмороженным Штирлицем.

Не прошло и часа, как около Кика была уже стопка денег, а Егор Савельевич, выпивший уже несколько рюмок крепленой иногда с ним обнимался и восторгался его везением.

— Любезный, ну еще разок тебя по–гусарски обниму… Нет, определенно дотронуться до тебя надо, ты ангел мой капитолийский счастье приносишь… Вот только на Тузе два угла загну и тысячу поставлю, Порфирий Дмитриевич, вы уж запишите, а хотите чек выпишу…

— Да, разве с вас могу я чек взять, Егор Савельевич, с вами кто тут может в этом мокром городе в деньгах посостязаться, — улыбнулся ему бывший прокурорский чиновник Порфирий Дмитриевич.

В очередной раз, помещик все проиграл, а Кик, наоборот выиграл, спокойно загребая к себе в кучку деньги, подумывая уже было о том, что бы двинуться к выходу, где волчком вился Крак и Уник.

— Полно шутить, сказал волк капкану, отпусти лапу‑то…, — хлопнул сильно по руке Кика Егор Савельевич, и пьяно заглянул в глаза.

— Сударь, мы с вами только и знакомы первый вечер, а вы уже плетень наводите, — недовольно отдернул руку, готовый уже сам завестись с пол–оборота, так словно прозвище «гусар» обязывало Кика на яркие и безрассудные поступки.

— Человек я маленький, шкурка на мне тоненькая…, — продолжал паясничать помещик, выдергивая молодого «гусара» на конфликт, — Сдается мне, что вы сударь на кривых объехали нас всех здесь!

— Ну, это вы бросьте, сударь, да после таких слов, мне трудно было бы с вами находиться, — встал с возмущением из‑за стола Кик, не забыв при этом вложить весь свой внушительный выигрыш за ворот рубахи, заправленной за ремень, так много было денег.

Пьяный помещик вдруг переменился весь в лице. Его губы задрожали и из глаз потекли слезы, он встал и обнял молодого и сильного спецназовца.

— Прошу прощенье, голубчик, вы мне так понравились и напомнили мне моего племянника поручика его императорского полка, что позволил себе переступить черту…

— Ну, чего ж, полноте… Прощаю, забудьте, сударь, быльем поросло, — решил загладить конфликт и Кик, не забывая одно из правил Спецназа — «Бесшумно придти, бесшумно уйти».

— Спасибо, голубчик, но только обещай придти завтра… Только поклянись нам, что придете!

— Обещаю, приду завтра, если изволите, — твердо сказал спецназовец, вдруг почувствовав, что шагнул на скользкий лед, давая такое обещание, но слово уже было сказано им.

Кик с двумя его товарищами быстро покинули заведение, забыв как обещали наградить швейцаров дополнительными чаевыми, на что те рассмеялись им вслед, поняв это по своему, что те проигрались в пыль и побежали к их мамашам выпрашивать денег… или еще хуже, просить у товарищей в долг, давая клятвы и обещания вернуть немедля.

— За нами хвост, — бросил на ходу Уник. — Кик, надо рвать или разобраться с ними…

— Их там я гляжу человек с десяток будет, и они наверняка с оружием, — обернулся на ходу спецназовец, что‑то прикидывая в голове. — Делаем так, они идут строго за мной, а вернее за деньгами, слишком много там людей осталось обиженных.

— Что с того, будем пробиваться все вместе.

— Слушай сюда, вы направо через мост, если будут топать за вами оторветесь от хвоста, а я на пристань, а там в плавь через бухту в корабельную часть города. Что поделаешь, Крак, чтобы рыбку съесть, надо в воду залезть… Все, Уник, ты старший, за Крака отвечаешь головой! На раз, два, три — разбежались!

Лишь несколько секунд спецназовцы глядели друг другу в глаза, все поняв, без слов и, включив всю свою скорость, рванули в разные стороны. Лишь двое из дюжины преследователей побежало за двумя дружками того, кто выиграл и вынес из игорного дома весьма большую сумму денег, что было по местным понятиям нарушением игорного механизма, установленного Деникинской контрразведкой, обязывающей половину выигрыша отдавать тем, кто контролировал и фактически охранял этот ресторан, и разрешал приезжим шулерам здесь работать. Остальные выхватив оружие преследовали везучего игрока.

— Гаденыш, шустрый, вон он! Господин ротмистр, рванул на пристань, думает его там пароход поджидает.

— Давай, есаул ближе его достань, а там стреляй, живой он нам не нужен…

Кик подбежал к высокому пирсу, хорошо просматриваемый в свете луны, и с десятиметровой высоты нырнул в ледяные зимние волны Черного моря. Трехбалльный шторм накатывал высокие пенящиеся волны на пирс. Спецназовец, глубоко уходил в морскую воду, проходя под волнами по несколько десятков метров, и лишь изредка выныривая, что бы вдохнуть глоток воздуха.

— Вашескобродь, разрешите его подстрелить, вон он гад, снова вынырнул, метров за двести уже отсюды…, — грохнул выстрел из револьвера над водой, но пуля прошла далеко от пловца.

— Отставить, есаул, убьешь его, денег все равно не достанем… Сдается, что на шулера как там нам сказали господа, он не очень‑то и тянет.

— Так, хто он тогда, гаденыш шустрый? — тяжело дышал ротмистр.

— Это только один из наших может быть, может из корпуса разведчиков будет… Жизнь сейчас больно хлопотная, заставляет наших военных людей шебаршиться.

— Вашескобродь, может пошукаем его на той стороне, вот через мост, да найдем его.

— Отставить есаул, такого на блюдце не поднесут, будет он тебя там дожидаться. Сообщить его приметы всем нашим топтунам, кто по городу наблюдает, может увидят его завтра.

— Эх, Вашескобродь, жаль как, что ушел с такими деньжищами, теперь жить будет как миллионщик! Жаль не дали его подстрелить…

— Это вряд ли, есаул, все можно, нельзя только на небо взлезть, сдается, что завтра он еще объявиться.

— Ух, уж второй раз я стрельну ему аккурат в макушку, чтоб не бегал.

2

Два бойца отряда «Нулевой дивизион» были уже в доме, отвечая на нетерпеливые вопросы своих коллег.

— Ты, что правду говоришь, что он решил севастопольскую бухту переплыть, да ты глянь какие там волны, — волновалась Жара, как врач понимая, что это могло вызвать сильное охлаждение спецназовца.

— Ладно, прибежит, разотрем…, — кусала ногти Луна, выглядывая на улицу из‑за занавески окошка веранды. — Стаб, подбрось дровишек, протопить нужно пожарче.

— Моментом, героев полярников, встретим с почестями… А что правда, много денег выиграл?

— Точно, что ни банк, то брал его Кик, — дрожа не то от волнения, не то от холода говорил Крак. — Мы вот с Уником, сначала все спустили, по стольнику, а Кик туда шагнул с полтинником, ну мы и не поверили, а он как пошел…., да как пошел их чесать.

— Да, ты что? — по–детски недоверчиво переспрашивала Луна и с неверием заглядывала в глаза Унику. — Ну, может, вас там учили играть?

— Где там, нас учили играть? — опешил растерянный порядком за сегодняшний вечер Уник.

— Ну, там… в ФСБ!

— Да, ты что, Луна, у нас, что там институт мошенников? Скажешь, хоть стой, хоть падай, — обиделся лейтенант ФСБ Пуля.

— Нет, Пуля, я не конкретно, а в общем… иногда, что только не подумаешь, — извинялась Жара, любя оглядывая всех сотрудников отряда «Нулевого дивизиона», понимая, что сморозила ерунду.

— Нет, я бы не отказался к своей небольшой зарплате, изредка поигрывать в казино «Кристалл», да притаскивать столько, сколько Кик там натаскал! — отозвался Стаб до красноты растопив буржуйку. — А сколько Кик там поднял? Говорите много? Хм–м-м.

— Просто, не могу сказать, но ему словно кто‑то на плечо сел и подсказывал, — возбужденно рассказывал Крак.

Снаружи понесла метель крупные хлопья снега, и вдруг, что‑то скрипнуло на крыльце. Пуля насторожился и достал два нагана. Сказав всем «Тссс!», он задул свечу и бесшумно подошел к двери. Порывы ветра начали бить в ставень и дверь слегка отворилась. За ней раздалось чье‑то дыхание, а затем всем знакомый голос Кика сказал:

— Вот ведь, все спят, а как жрать то хочется…

— Кик, живой, родимчик, заходи, сейчас тебя греть и растирать будем, — радостно вскрикнула Луна.

— Тихо, братцы, мне надо очень аккуратно раздеваться, а то я, как капуста весь набит деньгами, от кое–чего и до горлышка…

— Ну, Кик, сейчас все твои места будем отогревать… от кое–чего и до горлышка, — радостно смеялась Луна.

— Везет же Кику, а меня раз подстрелили…, и только перевязки делают. Так всегда, одному столько счастья привалило, — ворчал Стаб, тоже радостно улыбаясь, что отряд, пока кроме командира Георга, сохранил целостность.

Раздевшись по пояс, с Кика начали снимать мокрые комки и пачки денег, в том числе американские доллары.

Когда продрогший боец был растерт спиртом, а также после стопки вовнутрь, он довольный и счастливый лежал между Луной и Жарой, которые его грели своими телами. В руках он держал королевский бутерброд, сделанный из французской булки с курятиной и зеленью внутри. Медведь принес ему с уважением бутылку пива.

— Американское пиво, на рынке взяли всего две бутылки, в качестве призовых тебе.

— Ох, спасибо, братцы, вот правду сказать, когда в море нырял с пирса сегодня, даже и подумать не мог, что так сегодня вечер для меня окончится, — счастливо ворковал Кик, ощущая все мягкие изгибы Жары и Луны на своем твердом теле воина. — Только ради этого вечера готов был всю жизнь прожить и шагнуть в прошлое…

— Ладно, не заводись, вон Грач уже второй раз все деньги пересчитывает…

— Много, там Грач?

— Ох, братцы, даже не верится… 5 тысяч 240 долларов! Однако, половина в карбованцах по курсу, придется менять.

— Ого, Кик, ну ты поднял там всех, долго тебя помнить будут!

— Все хорошо, конечно, но я обещал там быть завтра вечером снова, — тихо и внятно сказал Кик, так, словно и не было опасной погони за ним.

Прошло несколько минут, пока смысл его слов дошел до всех.

— Ты, что не в своем уме? — первая отскочила от своего пациента Луна.

— Что ты имеешь в виду? И о каком обещании ты говоришь? — спросил Пуля и подполз поближе к Кику, чтобы видеть его глаза и говорить по–мужски лицо–в-лицо, глаза–в-глаза.

— Я им поклялся, что вернусь и сыграю с ними еще раз, — четко и неумолимо ответил боец спецназа, офицер ФСБ Кик.

— Всякое решение плодит новые проблемы, как говаривал Мэрфи, — проворчал Грач, вспоминая любимые им законы американского инженера Мэрфи, который стал кумиром американцев, придумав полушутливые и полунаучные жизненные наблюдения и следствия.

— Я бы еще закон Паддера вспомнил: «Все, что хорошо начинается, кончается плохо. Все, что начинается плохо, кончается еще хуже», — поддержал его Крак, понимая, что бравада Кика лишена всякого смысла.

— Кик, ты, что дворянин и офицер Гусарского Его Императорского Величества полка? — спросил с наивным удивлением Стаб.

— Я прежде всего офицер Федеральной Службы Безопасности России, Стаб, как ты и все здесь находящиеся, и мы все должны высоко нести честь офицера!

— Согласна с тобой Кик, — спокойно взяла его за плечо и приблизилась к его лицу Луна. — Я надеюсь, что в тебе офицера больше, чем игрока и ловца удачи.

Прошли еще какие‑то минуты, пока все смотрели на заместителя командира отряда, спецназовца Пулю. А он молчал, что‑то взвешивая в уме, прежде чем дать ответ. Но вот, снова достав два нагана и проверив патроны, он тихо и четко сказал:

— Честь офицера — это важно для всех нас, хотя в нашем времени, откуда мы пришли бывали исключения из правил, вы все знаете, что приказ превыше всего… Но, в нашей работе иногда хороший ведомый — интуиция, поэтому я и Кик пойдем туда завтра, а там как карта ляжет. Грач ты в языках силен, вот и наведи мосты, кто нас на борт возьмет, завтра уже отплывать пора, дело на месте не должно стоять. За меня останется Уник, зря в свару не встревать, если не мы, то ни кто, вот такой расклад.

3

В белогвардейском штабе контрразведки в одной из старинных тюрем Севастополя в эту ночь не спали маститые офицеры Белого движения. Полковник Зиновьев, бывший начальник штаба 3–го кубанского конного казачьего корпуса генерала Шкуро, нервно ходил по бетонному полу огромной комнаты с решетками на окнах. Вокруг стола, где лежала огромная карта Севастополя и трепеща от ветру горели свечи в бронзовых подсвечниках, стояли длинные лавки. Человек пять в размышлениях курили, а кто наливал себе по кружкам самогон из большой бутыли.

— Лучше своейной хлебной самогревной воды не сыщешь…

— Чего ж там, ротмистр, самогон наш донской это гусли самогуды, сами играют, сами пляшут, сами заводятся… Эх, давай, родимый, выпьем по чарке за наше Отечество!

— Господа, вам бы только салютации устраивать, давайте размазгуем ситуацию, — навис над картой полковник Зиновьев.

— Модеем помаленьку, ваша светлость, чего ж нам осталось… А хоть красных могшем бить прямо сейчас, — вытащил из кобуры наган ротмистр со шрамами на лице и двумя георгиевскими крестами на офицерском френче. — Пьян бывал, а ума не пропивал!

— Гаврил Васильевич, упустили мы красноперого, вот это факт… А он у господ выиграл денег неизмеримо много, Егор Савельевич сказывал тысяч десять монетов американских! Вот как, а вы самогоном бражничаете.

— Было и пито, да много красных бито! Пей не напивайся; люби, да не влюбляйся: играй, да не отыгрывайся, — раскачивался ротмистр на стуле, не боясь полковника, потому что спас его из самого опасного красного плена, за что тот не мог на него рассердится.

— Полноте, вы это, ротмистр, Василевскому расскажите так, он быстро нас с денежного расчету снимет. Все деньги от Антанты через него проходят.

— Генеральской курицы племянник — этот Василевский, — стукнул по столону ротмистр ребром ладони. — Ну, полноте, это уж загнул, старый пройдоха, золотодобытчик Крапивин… Говорил Даниил смолу… и сотвори гомолу! Не было там десять тысячев американских, врет он как газета!

— Таскал волк — потащили и волка, проигрался золотодобытчик, поделом ему, — поддакнул капитан Кавказской армии Врангеля, сильно поредевшей после похода на Москву и бежавшей на юг. Он все ни как не мог забыть кошмарной ночи, когда они со штабом Врангеля ели ушли от красной конницы. Отчего капитан иногда вдруг вздрагивал и хватался за револьвер. — А как вы, ваше преосвященство, дознались, да и записали этого игрока удачливого в краснопузые? Это, что они теперь по кабакам стали шастать, да деньги для ВЧК выигрывать?

— Ха–ха–ха! Ну, молодчага, капитан, верно отсечку сделал.

— Капитан, не гомози, да шулика своего тормозни, шулера так споро не бегают и в воду метельную не ныряют, — отмахнулся полковник, забивая в свой мундштук сигарный огрызок. — Вон, харьковскую контрразведку как пару дней назад разгромили, поди слышали… Самого начальника контрразведки Кутепова полковника Зверева один комиссар обшутил, да так, что тот зубы в горсти унес. Взорвал им тюрьму, да еще панику в городе посеял, всю ночь палили они по красным, а наутро своих собирали и хоронили…

Тут офицеры замолчали, начиная трезветь. Им пришлось выслушать эту историю в исполнении нескольких очевидцев, которые примчались в Севастополь только вчера, надеясь застать здесь этого отчаянного и везучего красного комиссара Григория Семенова. Генерал и командующий белой армии Кутепов обещал несколько тысяч золотых рублей за поимку этого красного. Однако, встреча с ним не сулила больших выгод ни кому, потому, что по слухам стрелял тот красный чекист без промаха и с обеих рук одновременно.

— Ваша светлость, как говорят, сжалился конь над волком, велел ему с хвоста подойти конинки отведать, так и нас пригласит к себе этот красный, да два нагана сдаст нам…

— Пусть Кутепов сам с тем комиссаром разбирается… Ел бы пирог, да сам в печи изжег, что с нас теперь спрашивать, — зло махнул рукой полковник. — Нам тоже бы тут не засидется, а то красные со всех сторон обложат.

— Илья Муромец 30 лет сиднем сидел, ни че, не обжегся… Эх! — еще раз крякнул и выпил еще одну кружку самогону ротмистр. — Не сумлевайтесь, ваша светлость, возьмем мы этого сизенького голубка, что от нас упорхнул вчерась!

— Это как же, ротмистр, или ты такой могутный выискался, не вчерась, так намедни?

— Завсякопросто, ваша светлость, шулер он уворотный, особо фортовый и рисковый… Так сдается мне, что увадилась свинья в огород шастать. Вот поглядим–кась да завтре, придет наш красный кабацкий завсегдатель, а второй раз мы уж его не упустим…

— Верно, говоришь, ротмистр — от умору нет снадобья, не уйдет от нашей пули красный, подхватил капитан и прилег лицом на стол, тотчас уснув.

Послышался топот сапог и в залу вбежало несколько военных, явно чем‑то взволнованных.

— Вашескобродь, объявился этот красный чекист Семенов в Крыму, — доложил вестовой полковнику Зиновьеву, начальнику крымской контрразведки.

— Где объявился? Что ты несешь?

— Так вот поручик Гладышев с ним в поезде ехал, — прогрохотал густым басом рослый казак, из бывших крестьян и, поправив огромные кавалерийские усы, указав рукой на невысокого и худого поручика.

— Поручик Гладышев, ваше превосходительство, — отрапортовал тот с бледным и нервным лицом.

— Ну, говорите, не тяните как подьячий на проповеди, откуда у вас там этот красный комиссар взялся?

— Ваше превосходительство, вот только прибыли–с мы с лошадьми для конного корпуса, а с нами попутчик напросился рыжий капитан артиллерийский с Харькова …

— Это еще какой капитан, что вы что тут несете? С воинским грузом сажаете кого ни поподя. Да вас под трибунал за это, поручик!

— Господин полковник, так почем нам знать, что он в розыске. Сообщил он, что приказ у него важный для Ставки Крымской, да от самого Кутепова.

— Да вы знаете, что это особо опасный красный чекист, бежал из контрразведки Кутепова, опасен и стреляет он крайне метко!

— Что есть то есть, стреляет он весьма метко, полбанды Григорьевской под Лозовой он с двух рук положил, от смерти спас меня.

— Идите поручик, завтра вечером сюда, вы мне понадобитесь, будем вместе этого стрелка излавливать.

— Разрешите идти, — щелкнул на прощанье поручик каблуками сапог, побледневший от испуга. — Да вот еще тут, он забрал свою лошадь и еще две взял с собой.

— Эх, на доброе дело ума не станет, а на худое станет — отдать лошадей красным. Идите, поручик, богу молитесь, что бы завтра мы его поймали.

Тут снова проснулся корниловский капитан, первым делом схватившись за кобуру, и видно угадав в ней револьвер успокоился и потянулся к кружке с самогоном. Выпив остатки, он утер усы и громко стал декламировать стихи:

— Дымится под Курском, крутится

— Белесая январская мгла.

— Встает за могилой могила.

— Темнеет российская твердь,

— И где‑то тут рядом — Корнилов,

— В метелях ведущий на смерть…

 

Глава 6 «Янтарь и яхонт винограда»

Под вечер трактир был полон народу. Справляли офицерскую полковую свадьбу, женился боевой офицер кавалерийского полка ротмистр Грязнев. Его Невеста была горских кровей, из знатного осетинского рода. Молодая княжна прятала лицо под длинным расшитым платком, но изредка ее лицо показывалось, и приглашенные офицеры завистливо восторгались ее красотой.

— Вот ведь Грязнев, молодчина, такую красавицу отхватил, ну посмотрите господа, как мимоза на снегу расцвела и благоухает.

— Точно–с, поручик, да вот куда он эту мимозу ставить будет? Уж не в грязный ли турецкий горшок?

— О чем–с вы, Покровский, иногда–с вот право не могу взять в толк все ваши шуточки…

— А я о том–с, что скоро нас отсюда красные голоштанники выбьют, и деться нам некуды будет, кроме как турецких тараканов кормить в грязных подвалах.

— Горько, молодожены, счастье вам долгое, — кричал есаул, выбивая пробки из шампанского, — Пейте, пока пьется, игристое Абрау–Дюрсо, вон и цыгане уже подъехали.

Вокруг заведения прибавлялся с каждой минутой народ. Хорошо одетые господа и дамы прожигали последние месяцы и дни белогвардейской России, оставшейся пожалуй в этом последнем городе, где под штыками иностранных сил Антанты и деникинской армии не было красных и их Советов.

— Вон он, этот красный шулер проскочил в ресторацию, я его сразу приметил.

— Вижу ротмистр, только не прыгайте вы так от счастья и револьвером не машите у всех на виду, а то заметит.

— Так можа сразу его угомоним, возьмем на ура, — не унимался ротмистр.

— Отставить, нам еще рыжий комиссар бы кстати пришелся.

— Ну вы дали, господин полковник, что б одной пулей, да двоих волков подстрелить.

— Где наша не пропадала, ротмистр, пуля дура, а виноватого найдет!

Два щегольски одетых молодых парня прямиком поднялись в игорную на второй этаж ресторации. Войдя в комнату, где уже сидел Егор Савельевич Крапивин, Кик улыбнулся.

— Как поживаете, господа, уже понтируете вовсю?

— Так непременно, только какая без вас игра, так трое плешивых за гребень дерутся, да волос то нет. Вот вы, голубчик, нам их все повыдергивали, — со злобными глазами хмыкнул бывший золотодобытчик и владелец сибирских приисков Крапивин.

— Да полноте, Егор Савельевич, иной раз думаешь поймал удачу, а тут глядь и сам попался. Ну, что–с попонтируем в одинаре, распишем семпеля, — потер руки спецназовец, вдруг вспомнив слова Луны, про то, что в нем игрока не меньше, чем офицера. А затем он вдруг вспомнил ее сочные спелые губы, которые впились в него прошлой ночью, и он мечтательно закрыл глаза…

— За тем дело стало, что денег мало, — вывел Кика из воспоминаний бывший седой прокурор, который положил на банк 200 долларов и с большим подозрением стал приглядываться к молодому и везучему фарту, который вчера многих оставил без денег за этим столом.

— А что княгиня Воробовская, отсутствует–с сегодни? — спросил горский князь с длинными усами и бакенбардами, и тоже со слабо скрываемой неприязнью посмотрел на Кика.

— Да сказала, что мигрень у нее, а сдается, что по части наличностей у нее голо, как в Центральном казначействе России, — ухмыльнулся земельный курский помещик, в задумчивости почесывая бороду и подыскивая карту наиболее подходящую для ставки.

— Эх! Живи, коли можется, помирай, коли хочется! — крякнул Крапивин и поставил на свою карту 300 долларов.

— По крупным понтируете, сдается, что и карточка то у вас крупная, — нарисовался из тени вчерашний репортер газеты «Дуэль» Михнецов.

— А вам то, что с таво–с, и лошадка в хомуте везет по могуте, а вы я вижу долг на забор записали, а забор взял да упал, а за ним и долг пропал, — обозлился золотодобытчик Крапивин, напомнив Михнецову о каком‑то долге, видно записанным на репортера.

— Приходится вертеться, коли некуда деться, — парировал не без робости репортер, нервно проставив 1000 карбованцев на какую‑то потаенную карту, видно обдуманную заранее.

Кик еще пребывая в сладких грезах прикосновений и поцелуев Луны, машинально поставил карту и положил на нее 1000 карбованцев Украинской директории, просушенных и слегка помятых после вчерашнего купания в море. Спецназовец помнил, что Луна сама начала его целовать, а он сначала не поверил, что это не сон. Но она укусила слегка его губу и зашептала ему, что‑то на ухо…, а он обнял ее и сильно прижал к себе. Вот бы также дома у него на Басманной, когда мамуля укатит на дачу… «Эх, дожить бы. Да вернуться из этого 1919 года домой, в Москву».

Франтовски одетый спецназовец вот уже проиграл 300 долларов после часу игры, когда наконец понял, что что‑то не заладилось, и тут он вспомнил, что Егор Савельевич Крапивин так и сказал ему вчера, что «не радуйся первому выигрышу»… Тогда шабаш, надо валить отсюда, тех денег, что у них уже есть им хватит до Америки доплыть. Значит был прав и Стаб и Грач про закон Мэрфи……

— Засомневались, голубчик, что‑то по вашему лицу не видно настроения, — спросил Крапивин Кика.

— Да нет–с, как раз настроение неплохое, а вот возьму да и поставлю 500 монетов американских. Примите ставочку? — поставил неожиданно все деньги Кик.

— Понятно, голубчик, рубль бежит, сто догоняет, а как пятьсот споткнется, неоцененный убьется, — ухмыльнулся бывший седой прокурор и, закурив сигару, кивнул головой банкомету, — Играй, что ль Мансуров, тебе сегодня определенно везет, твои курицы пляшут в кабаре, деньги тебе зарабатывают, а ты еще нас чешешь.

— Да–с, фартово и рисково, от щелчка доходят и до кулака, — начал раздачу новый банкомет Мансуров и, встряхнув свои длинные кудрявые волосы, проворно зашелестел картами.

Кик дождался раздачи и облегченно вздохнул, найдя свою карту в выигрыше. Он спокойно ожидал, когда ему отдадут его выигранные 500 долларов, и в размышлениях чего‑то ждал, прислушиваясь и предчувствуя как в воздухе начала повисать напряженность.

— Выигрыши с проигрышем на одних санях ездят, — засмеялся Мансуров и переглянулся с золотодобытчиком Крапивин.

— Эх! Пошла Настя по напастям, — лишь вскрикнул репортер Михнецов, оставшись совсем без денег, и еще раз безнадежно перепроверяя свои пустые карманы.

— А вот слыхали, господа, новость? — перестал играть горский князь, который тоже много видно уже спустил, и размышлял как бы красивее выйти из игры.

— По новостям, есть у нас тут Борис Вениаминович… Так что ж за новость? — догадываясь, что скажет князь, дребезжащее засмеялся Крапивин.

— Новость такова, что завелся у нас тут в ресторации комиссар красный, вот и чешет он всех… А на что ему деньги спрашивается?

Кик понял, для чего и кого это было сказано, и понимая, что время для него закрутилось в обратную сторону, он вдруг поставил сразу все свои деньги на кон.

— Ого, голубчик, играете так, словно за вами гонятся… или в последний раз ставите? — удивились все сидящие за столом и тотчас взглянули на Крапивина, но тот лишь кивнул головой, тихо сказав: «Игра — предатель, а кистень — друг».

— Понтируйте господа, — объявил банкомет. — Небывалый банк 3000 долларов.

— Разгонись троечка по заснеженной степи, разбуди азиатскую российскую глубинку перезвоном бубенцов, — подал голос бывший директор известного торгового дома ювелирных драгоценностей и антиквариата. Он поставил 2000 долларов, написав ставку на бумажке.

— Ставлю 2 тысячи американских, не с чего, так с бубен, — кивнул головой Крапивин, даже не проставив денег, но его слово было здесь крепко.

Кик выбрал карту снова не глядя, и подсунул ее под тысячу долларов и большую стопку украинских карбованцев и объявил: «1100 долларов с хвостиком…».

— Держись за авось, поколе не сорвалось, — перехватил взгляд спецназовца не очень старый господин, по некоторым слухам бывшей судья, какого‑то Крупного Санкт–Петербургского суда по уголовным делам. — Тройную запиши Мансур на 500 долларов, на пиках вся Москва понтирует…

Прошла раздача, многие за столом лишь недовольно вздохнули… Выиграл лишь свою огромную ставку золотодобытчик и Кик. Банкомет молчал, словно ожидая какой‑то команды или сигнала от Крапивина, но тот лишь махнул рукой, чтобы раздали выигрыши ему и Кику. Спецназовец не спеша взял большую стопку денег и с улыбкой оглядел всех, понимая, что наступил момент, после которого стало опасным находится рядом с этими на вид приличными господами. Кроме прочего, спецназовец понимал, что откровенное признание о красном комиссаре, который здесь всех обыгрывает, относилось именно к нему. Неожиданно он улыбнулся широко, показав ряд ровных белых зубов и оглядел всех спокойно и внимательно.

— Пели, пели, да есть захотели, — похлопал он себя по животу. — Ох, голоден я, как волк. А пойдука вот в штофную и закажу сейчас кулебяку, да водочки…

— Тогда будем ждать–с, а то без вас ни как не пишется, — кивнул головой Крапивин и закурил сигарету, окутавшись клубами дыма.

Кик встретился в коридоре с Пулей и, скривив губы, сообщил ему на ухо «Выиграть выиграл, но сдается, что нас тут уже вычислили и хорошо бы валить отсюда, Пуля». Тот кивнул понимающе головой, хлопнув по спине своего товарища: «Браток, ну это нормально, где пьют, там и бьют… А теперь, Кик, надо уйти красиво, что бы нас тут помнили!». «Спасибо тебе, Пуля, красивый уход я обещаю, иначе нас здесь не выпустят!».

Два спецназовца, за плечами которых было много подвигов и незабываемых по мужеству операций против террористов на Кавказе, не долго терялись в догадках как уйти. Лишь спустившись на первый этаж они заметили, что ресторан оцеплен вооруженными военными. «У меня столько патронов нет, сколько нас поджидает», — вздохнул с сожалением Пуля, вспомнив про его проверенный в боях АКМ, который остался за чертой времени. «Эх! Где мой черный АКМ, на Большой Каретной, а где мой черный огнемет, на Большой Каретной…».

— Вот, забыл совсем, про того перца, что вчера меня из игровой комнаты выкинул… Пуля, как‑то не по–фронтовому вот так просто уйти, без драки!

— Что есть, то есть, тары бары растабары, мы как злобные гусары…

— Это ты в точку, надо должок отдать этому Аслану, а то он запировал здесь.

Кик заглянул за шторку, где спокойно расписывал банк и обыгрывал завсегдатаев местный шулер Аслан в блестящей жилетке. Встретившись взглядом со своим конкурентом, видно кавказских кровей ловкий шулер тотчас выскочил в коридор. С горящими глазами он подскочил к Кику.

— Ты еще здесь обрывок счастья, я тебе говорил, чтобы здесь даже воспоминания о тебе не было…

— Аслан, я предлагаю тебе отсюда валить по быстрому, — без волнений сказал Кик и прищурил один глаз. — Сдается мне ты не заплатил налоги Новому Российскому Правительству рабочих и крестьян…

— Ну, я тебя сейчас в говно сотру, сын кухарки, — взвизгнул шулер и нервно задергал за какой‑то шнурок, скрытый за занавеской, вызывая подмогу или охрану.

Кик кивнул головой и прямым ударом сбил шулера с ног, сказав при этом: «Вот за кухарку ответишь, моя мама в институте преподает!». Шулер упал, а из его запазухи выскочила большая пачка денег. Кик подхватил ее и не глядя швырнул вниз в залу ресторана, да так чтобы сверху пошел денежный листопад. Тотчас внизу люди повскакивали с мест, привлеченные видом летящих на них денег.

— Пожар, горим — свистнул что есть мочи и закричал Пуля и двумя выстрелами сбил керосиновые канделябры, от которые тотчас щедро полыхнул огонь.

— Что там, красные, кто стрелял? — ворвался в трактир ротмистр с двумя револьверами наперевес. Его колотила дрожь после вчерашней пьянки и тотчас вспомнился знакомый ему озноб паники и страха, который он вынес из окружения и короткого плена у красных. Не подчиняясь более воинской выдержке, он начал беспорядочно палить в воздух и по стенам трактира.

Первая неразбериха превратилась в уже сильную сумятицу и панику. В воздухе витал дым от вспыхнувших занавесей и скатертей. Народ поспешно стремился к выходу, но его останавливали, стремившиеся вовнутрь казаки. Кругом слышалась ругань и проклятия.

Два спецназовца, раздавая на право и налево короткие зуботычины, господам и официантам, пробивались вниз через штофную к черному выходу на задворки ресторана.

Наконец, преодолев последний десяток метров через запутанные коридоры, они вырвались наружу. Однако, были неприятно удивленны, что вдоль дороги стояли солдаты и казаки на лошадях. В ночных сумерках, падал снег, но улица не была темной, словно огромное морская гавань подсвечивала эти наклонные, вниз убегающие улицы.

Пуля держал два нагана за спиной, не торопясь их пустить в ход. А мимо их уже выбегали хорошо одетые посетители ресторана. Несколько, спешенных казаков приостанавливали испуганных людей и быстро расспрашивали, кто таковые они будут… отпуская восвояси или задерживая.

Справа от ресторана шел густо переплетенный облетевший виноградник. Низкая стена из кладки камней шла от ресторана к соседнему дому. Именно оттуда, из‑за дома, раздался вдруг и повторился крик испуганной птицы. Два бойца спецназа, прошедшие боевые операции на Кавказе, не могли ошибиться — такие позывные давали только они сами — спецназовцы, и были научены этому сигналу, много раз тренируясь на первых порах, прижимая намоченный ноготь большого пальца к губам и втягивая при этом воздух… «Уник и Стаб, не могут здесь быть. Тогда кто?», — мелькнуло у них в голове, но секундой позже сработал рефлекс боевого братства, и они рванули на этот свист, перепрыгивая, заборы, виноградники, уносясь вниз…

— Ата, вон они, держи красных, — раздались казацкие улюлюканья, свисты и крики… А затем засвистели и, рикошетом отражаясь от стен, полетели пули.

Пуля тоже несколько раз выстрелил, оставив на каменистой брусчатке навсегда лежать передовых всадников из казачьего разъезда. Тогда сзади раздались пулеметные очереди, но они уже не могли причинить вреда спецназовцам. Снова, еще ближе раздался крик испуганной птицы и два офицера спецназа выскочили на узкую с каменными ступенями тропу, резко ведущую вниз. Лоб в лоб они столкнулись с белогвардейским офицером на лошади. Белый был в зеленой фуражке, низко надвинутой на глаза, и форме с зелеными галунами, а в его руке был револьвер. Рядом с конником было еще две оседланных лошади.

— Еще один белый, — лишь сказал, но не успел выстрелить Пуля.

— Волга–волга, — послышались тренировочные позывные спецназовцев и раздался знакомый голос Георга, командира отряда «Нулевой дивизион». — Отставить стрельбу, бойцы, седлай лошадей, или не узнали, тоже мне спецназ.

— Вот ведь, говорят, про закон Мэрфи, а нам до чертиков эти законы…, мы сегодня и при деньгах и лошадях! — радостно оседлал коня и поставил его на дыбы Кик.

А Пуля молча заскочил в седло и быстро по–мужски обнял Георга. — Жив, капитан, а то мы без тебя тут немного, пообносились…

— Да, ладно, не прибедняйтесь денег вы славно накосили, мне Грач показывал, — радостно смеялся капитан спецназа Георгий Семенов. — Однако, бойцы, гляжу уже погоня за нашими спинами, поддадим коней.

Трое конников стремительно пришпорили своих коней, и, взяв в карьер, рванули прочь от приближающихся казаков. Около часа спецназовцы гнали лошадей и петляли по пустынной корабельной части города, пока не убедились, что погони не было. Снег все усиливался и крупные хлопья падали на лицо. Капитан спецназа остановился и обернулся на Кика и Пулю.

— Значится так, бойцы, обратной дороги не будет, весь город уже контролируется контрразведкой. Мы договорились, что наши часа в три ночи проберутся к притопленному эсминцу, что с той стороны бухты около маяка. Так, что у нас еще полно времени…

— А дальше куда, Георг? — спросил Кик и взглянул на Пулю, который спокойно перезаряжал револьверы и вытирал их от снега.

— Дальше, нас еще до рассвета должны посадить на шлюп итальянцы и взять на их корабль. Капитан Джулио Франчезетти клялся, что он нас доставит в солнечное Палермо за приличную пачку американских казначейских билетов.

— Неплохо, сказка заканчивается на такой радостной ноте, — улыбнулся Пуля и только сейчас оглядел долгожданного и невредимого их командира Георга. — Как там контрразведка Кутепова запомнит тебя надолго?

— Не без этого, вроде как вас здесь в этом ресторане, — вдруг радостно и весело засмеялся капитан спецназа.

А Кик и Пуля сначала удивившись, вдруг подхватили эту неожиданную веселость капитана и все вместе дружно и весело смеялись, нечаянно вспугнув чаек, спрятавшихся под старой разбитой лодкой.

2

Ночная метель усилилась, и снег стал превращаться в колючие льдинки сыпавшие с неба. Первые отблески утреннего солнца с трудом пробивались через мрачное тяжелое небо на Севастопольской бухтой. Большой транспортный корабль с итальянским флагом покидал крымские берега. На его борту стояло несколько моряков, да группа гражданских людей с небольшим мальчишкой. Они прощались с полуостровом, который составлял часть России, за которую до сих пор боролись непримиримые слои общества, разные классы и сословия. Одна из девушек, укутанная в этот час платком от утренней сырости, вдруг начала читать стихи:

— Волшебный край! Очей отрада!

— Все живо там: холмы, леса,

— Янтарь и яхонт винограда,

— Долин приютная краса,

— И струй и тополей прохлада,

— Все чувство путника манит,

— Когда, в час утра безмятежный,

— В горах дорогою прибрежной

— Привычный конь его бежит,

— И зеленеющая влага

— Пред ним и блещет и шумит

— Вокруг утесов Аю–дага…

Снова наступила тишина, и лишь шипение рассекаемых тяжелых и темных черноморских волн нарушали тишину.

— Луна, что за стихи ты читала? Что‑то знакомое?

— Это крымские стихи Пушкина, я прочитала их на обрывке старой газеты там где мы стояли.

— Так, что сегодня за день? — спросил Медведь.

— Число точно знаю — 1 декабря 1919 года, а день по моему суббота, — откликнулся Стаб. — Вчера вот только открытку отправили через связника в Орле в ФСБ генералу Вернику, что все идет по плану, уплывает в пятницу в Европу…

— У нас уже есть пятница, — подхватил Григорий Семенов на руки полусонного и молчаливого паренька. — Вот наша пятница, его правда зовут Никифор.

— Ой, дядя Гриня, вы меня в море не уроните, а то я что‑то боюсь, отродясь столько воды не видел…

— То ли еще будет, когда через Атлантику поплывем, — отозвался Пуля, подняв воротник на морском бушлате, на который он обменял свой модный костюм.

— Кажись ушли мы от белых, да и от красных, от махновцев и всех, кому не лень нас было трясти, — сказал Крак, словно удивляясь своему голосу, так как последние два дня после проигрыша все больше молчал.

— Да, время такое хлопотное, прямо нестабильность во всем процветала, — полусонно в размышлениях отозвался Кик, искоса поглядывая на Луну, и в который раз себя спрашивая, была ли это правда, что она его целовала ночью. Но открыто спросить не хватало духу.

— Может спать пойдем, раз все так пока неплохо? — наконец задал первый правильный вопрос Грач, который потратил целых несколько часов, чтобы объяснить жадным итальянцам, что вторую половину денег они отдадут им на месте, при прибытии в порт Палермо. На том настаивал Уник, а если он в чем‑то был уверен, значит так тому и следовало быть.

Они пошли в трюм, в каюта, которая соседствовала с кочегаркой, отчего в трюме было тепло, а брезентовые сетки, туго подвешенные к стенам между переборками заменяли кровати. Все бойцы отряда и молодой юнга, которого Георг не смог оставить в чужом и опасном Крыму, быстро заняли места на подвесных койках.

Не прошло и 10 минут, как они уже уносились в одним им известные грезы и воспоминания, а затем проваливались в глубокий крепкий сон. Кику снилась Луна и ее губы, он пытался снова обнять ее, но лишь воздух оказывался под его сильной рукой. А Луна, вдруг, во сне увидала Кика, как они купались в теплом море под жарким солнцем, а потом сильный парень подхватил ее на руки и бежал с ней по желтому песку, и она снова не смогла себя удержать и поцеловала его в губы…

День за днем побежала неделя морского круиза по огромным просторам Средиземного моря. Ярко–синие волны огромной величины накатывали на итальянский грузовой корабль, заставляя его переваливаться с волны на волну. Небо лишь изредка открывалось солнцу, и в эти минуты яркие лучи ослепительно согревали воздух и железную палубу корабля.

Бойцы отряда лишь изредка выходили на палубу, накапливая силы и отсыпаясь. Лишь Уник и Кик тренировались вовсю йогой и силовой разминкой, вспоминая все хитрости восточного единоборства. Моряки и офицеры иностранного судна с улыбкой смотрели на странных русских, которые не походили на простых беженцев, бежавших от красной руки народного правосудия.

На шестой день судно зашло на Мальту. Итальянский корабль проследовал мимо нескольких военных эсминцев английского флота. Англия имела крупные морские сила на этом острове, находящимся под ее протекторатом. С небо лил дождь и сильный ветер срывал людей с палубы корабля. Загрузив какой‑то груз и оставив свой, итальянский корабль через несколько часов отчалил от острова. И уже к вечеру на горизонте показались берега Сицилии. Солнце осветило на прощанье багряными лучами заката скалистые берега Италии и погрузило море в вечернюю мглу.

— Ночью заходим в Палермо, — радостно с счастливым лицом сообщил Григорий бойцам отряда.

— Как там заграничные паспорта с нас не начнут требовать? — с интересом спросила Жара в сумерках присматриваясь к командиру отряда «Нулевой дивизион».

— Тогда, Жара, многие путешествовали без паспортов, особенно во Франции, хотя в России было полицейское предписание о необходимости паспортов. Но дворяне пользовались своими особыми привилегиями путешествовать по Европе, да и были эти паспорта простой бумажкой без фотографий.

— Поэтому, в те времена в России ходили поддельные паспорта, — засмеялся Грач. — А настоящий загранпаспорт было очень тяжело получить, нужно было собрать много справок с присутственных мест и дважды дать объявление в газетах о выезжающем заграницу.

— Ладно, пусть бы хоть какие, не помешали, — забеспокоилась Луна, вдруг вспомнив длинные очереди на пост пограничного контроля в аэропорту Шереметьево.

— Не беспокойся, Луна, из Италии наш путь лежит в Америку, а там на сегодня до сих пор всему голова кольт «Смит–Вессон», это страна эмигрантов.

— Ребята, вы и там собираетесь стрелять?

— Как придется, Жара, работа у нас такая…, — улыбнулся Пуля и переглянулся с Киком, и вместе они дружно засмеялись.

— Была мысль у руководства ФСБ сделать нам хорошие, правильные паспорта перед отправкой, — слегка поморщился капитан спецназа, — Да вот передумали. Ну, подумайте, что о нас могут подумать, если у нас все будет с иголочки… Поэтому паспорт есть только у нашего лингвиста отряда Грача и у меня.

— Ах, вот так вот, все же сделали только для вас, а на нас бумаги не хватило, — обиделась Луна и надула свои губы, расценивая это как намек на некое недоверие, что они могут сбежать или остаться в Америке. — Вон Медведь какой огромный, и даже у него нет паспорта!

— Дело не в том, кто что из себя представляет, к тому же вы помните, что нас обыскали у махновцев. И только случайно эти два документа сохранились у меня, потому что они были запаяны в пластик и были вшиты в мою куртку.

— Какие планы у нас в Палермо?

— Хорошо бы поесть по человечески для начала, — пошевелился на своей подвесной койке Крак.

— Пицца, спагетти или рыба? — что у тебя на уме, оживился Стаб, вспоминая как он однажды в путешествии по Европе ел в ресторанах со «шведским столом».

— Да хоть что! Можно салат с томатами и моцареллой, можно с ветчиной и руколлой, а на горячее — свиные отбивные, запеченные в ресте из картофеля и яблок, или нога ягненка запеченная с оливками, хлебом, кедровыми орешками и зеленью…

— А вино, Крак, какое возьмем? — погрузился в мечты вместе с компьютерщиком Стаб.

— Ну, можно «Кьянти», самое знаменитое итальянское, но мне понравилось сухое светлое «Соаве».

— Хорошо, Крак, не будем шиковать возьмем «Соаве» или пива, — поддержал Стаб, а Медведь хоть и молчал, но с удовольствием вникал в суть разговора, приподняв голову.

— А я бы просто пожрал бы свинины вареной кусок, да борща погуще… Вот как‑то барыня меня в трактир завела да накормила, — радостно встрял в разговор беспризорник Никиша, которого приютили спецназовцы.

Минут пять в большом кубрике трюма стояла тишина, море раскачивало судно, и бойцы спецназа думали каждый о своем. Размышления и мечты Стаба и Кика, вернули их в воспоминания о доме, от которого их уже отделяло больше месяца времени и огромная вереница событий…

— Крак, если мне не изменяет память, ты в Севастополе только проигрывал, — тихо напомнил ему штатный астрофизик и специалист по аномалиям отряда о событиях имевших быть.

— Это, верно, Луна, но мне кажется, что это не помешает вам угостить своего боевого товарища по преодолению препятствий и опасностей, хотя бы один раз.

— Посмотрим…, кстати сколько у нас денег осталось? — по–женски любопытно спросила Жара, словно это был ее семейный бюджет. Но в ответ ей долго ни кто не отвечал, и лишь подвесные койки раскачивались под спецназовцами…

Прошло еще часа три, и к ним в трюм заглянул итальянский младший офицер со смуглым загорелым лицом.

— Русси, ста эндандо, ин 10 минути че леи сара портато сулла барка костегиаре.

— Нон преккупи, ной саремо пронти, — из темноты ответил Грач и встал со своей кровати. — Дове лей си портера?

— Палермо, фрателло, порто Палермо!

— Братцы, готовьтесь через 10 минут нас на лодке отвезут в Палермо.

— Грач, а что такое фрателло?

— Это у них неформальное обращение, как у нас брат.

— Молодцы фрателлы, точно нас привезли в Италию, — обрадовался Стаб и подхватил Никишу на руки. — Ну, наш фрателла, собирайся сейчас нас в ресторан поведут.

Спецназовцы отряда «Нулевой дивизион» сошли на берег чуть покачиваясь на ногах, после недельной качки на Средиземном море.

 

Глава 7 «Искатель сокровищ»

Рой Нолан вот уже год, после своей находки бригантины с золотом и серебром, бороздил воды Карибского моря в поисках других затонувших кораблей. Ставшее знаменитым в Америке огромное вознаграждение, выплаченное ему за находку подводных сокровищ позволило ему нанять настоящего кубинского моряка, который уже десяток лет управлял парусными яхтами и мог за несколько часов определять до начала бури или штормовых ураганов.

— Хосе, что скажешь по поводу этого пронизывающего ветра, который срывает нам паруса?

— Нормально, сэр, будет дуть, но нет урагана, — с акцентом, на английском ответил ему кубинец и добро улыбнулся ему сморщенным и загоревшим до цвета шоколада лицом. — У кубинцев есть поговорка: «Южный ветер усиливается — наверняка придет ветер с севера», а дует, сэр, он обычно два–три дня.

Однажды кубинец признался, что плохо видит вдаль. Из‑за частого промысла на морских черепах, он заболел глазной болезнью и его зрение безвозвратно ослабло, однако Хосе был очень сильным и опытным моряком, что с лихвой заменяло его недостаток.

— Хосе, возьмем курс на отмели Гаити, по воспоминаниям одного католического приеста, в тех краях затонул испанский галеон с золотом.

— Хорошо, сэр, не забывайте, что в эти зимние месяцы, там много голодных акул…, но я верю в вашу везучесть, мы наверное найдем там клад. Как говорил мне мой дед, жизнь — это танец и танцевать ее надо хорошо.

Наконец кубинец поймал попутный ветер и сменив галс натянул шкотовый угол. Затем он ловко выбросил спинакер или большой пузатый парус, который был дополнением к гроту, и, подхватив легкую яхту, сильный вихрь понес их в открытый океан. Вот уже 8 часов сильный океанский ветер, называемый на Карибах «бризе» нес быстроходный шлюп от Флориды на юго–восток, в сторону Багамских островов.

Рой Нолан смотрел в даль, а кругом его простирался бескрайний, как космос, океан. И среди волн, которым не было ни начала, ни конца, солнечные лучи иногда рождали марево и видения островов, и каких‑то неземных городов… «Такое наверное приходило в голову и мореплавателям несколько сот лет назад», — размышлял ирландский американец.

Словно подслушав его мысли океан решил сменить погоду, и неожиданно с неба начал лить косой прохладный дождь. Но ветер не ослабевал и резво нес их в сторону Багамского архипелага, в который входило более сотни больших и малых островов. Многие из них были необитаемые, поэтому любому туда попавшему туристу или морскому бродяге это могло показаться пальмовым раем среди океана.

После полудни кубинец решил пополнить провиант и забросил несколько лесок с наживкой из летучей рыбы, залетевшей в яхту. Шлюп продолжал свой бег по ставшими уже высокими океаническими волнам. Рой и раньше бывал вдалеке от Флориды и знал этот неспокойный пролив через Бермуды. Иногда, вдруг, ни с того ни с сего, голубая волна вдруг вздыбливалась на горизонте, словно стена, и неся смерть устремлялась вперед. Бог миловала кладоискателя и, как правило, они успокаивались незадолго до яхты.

Радостный кубинец, вытащил несколько макрелей на палубу, отплясывая свой ритмичный зажигательный танец на палубе.

— Часть я замариную с острым, соленым соусом, и через два часа, сэр, можно будет есть… А вот эти две огромные макрели я брошу на палубу, выпотрошив их, пусть сушатся. На крайний случай всегда можно съесть вяленой макрели через пару дней.

— Хорошо, Хосе, у островов я еще наловлю лобстеров.

— О, мой боже, только не пугайте старого, слепого Хосе, особенно когда вы их выбрасываете из воды на палубу, мне кажется, что это страшные дьяволы с клешнями прыгают на меня… Ха–ха–ха, — смеялся радостный кубинец, который видно любил этот океан и не мог прожить и дня без него.

Дождь перестал моросить и снова выглянуло жгучее, как мексиканский стручковый перец, солнце. Откуда‑то прилетели буревестники, расправив крылья, они взмывали ввысь, описывали круги, а потом резко устремлялись к поверхности океана. Птицы долго парили над волнами, видно высматривая мелкую рыбу. Иногда из волн выпрыгивала летучая рыба, ловко перехватываемая клювами птиц. Время от времени птицы пролетали над яхтой, едва не задевая крыльями высокий бермудский парус шхуны.

Солнце опустилось к горизонту и вдалеке появились контуры земли среди безбрежного лазурного океана.

— Это один из остров Элбоу–Кэй, — крикнул Рой, но кубинец так и не разглядел ни чего.

— Помните, сэр, там на несколько километров уходит в море барьерный риф, мы может быть и проскочим, а вот большие корабли здесь шли на дно, — крикнул кубинец, сбрасывая с мачты фал спинакера.

— Рано ты передний парус убрал, еще мили три нам бороздить океан.

— Ни чего, сэр, дойдем на бермудском парусе, а у вас есть пока возможность посмотреть на дно, тут на несколько миль идет мелководная банка.

Рой перегнулся за борт и увидел, как и говорил кубинец, белое песчаное дно. Голубые океанские воды под косыми солнечными лучами были настолько прозрачны, что давали возможность различить крупных рыб и коралловые рифы, покрытые разноцветными полипами. Иногда по дну пробегали облака ила и поднятого со дна мелкого песка, это огромные скаты бороздили подводное океанское дно.

Увеличенные водой, неспешно под дном яхты проплывали гигантские тигровые акулы, которых было в избытке за барьерным рифом. Рой не говорил кубинцу о них, зная, что тот их панически боится. Поколение за поколением кубинцы внушали своим детям страх перед морскими хищницами, поэтому иные островитяне не умели да же плавать, как это умели делать люди живущие на суше вдали от океана.

Когда уже до берега острова, покрытого пальмовыми зарослями, оставалось не больше полутора мили, внизу началась черная рифовая гряда. Лишь изредка по днищу что‑то царапало, и раздавался странный свист не то от животных, не то от птиц.

— Это, сэр, ламантины, нас встречают…

Рой Нолан несколько раз встречал этих огромных диковинных ластоногих существ, похожих на моржей, и называемых морскими коровами. Они имели жирное серо–голубое тело и питались морскими водорослями. Один раз ирландец хотел убить это морское животное около Флориды, но ранив ламантина, он услышал душераздирающий, почти человеческий стон, с тех пор он поклялся не трогать их. И лишь барьерный риф спасал этих экзотических необычных животных от стай акул. Но если уж выпадала акулам удача напасть на морскую корову, они устраивали пиршество, созывая огромную стаю хищников на запах крови.

Миновав барьерный риф, яхта вошла в глубокую бухту, окруженную бамбуковой рощей, среди которой возвышались огромные эвкалипты и фруктовые деревья папайи и манго.

— Хосе, сейчас бросим якорь, я осмотрю берег, а ты набери в мешки фруктовые плоды. Думаю, что после прошлого урагана их много стрясло на землю.

— Хорошо, сэр, наберу, у нас много места на яхте… А Хосе любит забродившие плоды, они как вино или пиво, надо лишь разок проткнуть их и через пару дней можно пить вино…, — радостно улыбался темнокожий кубинец, выбрасывая якорь за борт.

Рой Нолан взяв из рубки длинноствольный револьвер системы «кольт», который он держал всегда под рукой на яхте. Спрыгнув в глубокий белый песок, сильный и высокий 29–летний американский ирландец смело двинулся в бамбуковые тропические заросли, за которыми могли вскрываться любые опасности на диком необитаемом острове.

Это был большой остров, и вверху высились высокие скалы в нескольких километрах от них. Пресноводная река пересекала буйные мангровые лес, а в прибрежных речных зарослях росли белые лилии. Что‑то сильно плеснулось в реке, словно огромная рыба или крокодил, но по большому верхнему плавнику, ирландец узнал пресноводного дельфина. Неожиданно, что‑то вверху треснуло и Рой уловил легкое движение хищной огромной дикой кошки ягуара. Островной хищник охотился на обезьян и был удивлен появлением человека. Ирландец решил больше не мешать его охоте и, свернув к океану, направляясь вдоль реки.

Пройдя еще около нескольких сот метров, он не заметил как чуть не наступил на большого серого капибара, а тот выскочил из укрытия и, несмотря на его внешнюю медлительность, стремительно побежал среди деревьев. Но ирландец был еще быстрее и успев выхватить револьвер, двумя выстрелами подстрелил дикое животное.

— Сэр, что случилось, — раздался голос взволнованного кубинца, который был где‑то совсем близко.

— Все нормально, Хосе, на ужин будем есть жаркое из свиньи.

— Не может быть! Хосе сегодня будет пировать и кормить своего босса прекрасным мясом, которое святая церковь приравняла к рыбьему, лишь бы не лишать себя возможности вкушать его во время поста…

Вечерние сумерки опустились на остров, наполнив его криками ночных птиц и изредка раздавалось свирепое рычанье хищников. Хосе жарил довольно крупную, килограмм на тридцать островную свинью, называемую капибаром, полив перед этим жаркое кубинским соусом и густо посыпав специями. За спиной послышались в бамбуковых зарослях какие‑то шуршания и кубинец с волнением спросил Роя.

— Сэр, ни кто не захочет полакомиться нами, пока мы наслаждаемся блюдом из нежнейшего капибара?

— Нет, Хосе, это муравьеды там рыскают в прибрежных зарослях… Принеси мне бутылку ирландского виски, ты знаешь где это, а себе можешь взять банку пива.

Не прошло и пяти минут, как радостный кубинец уже вернулся с выпивкой. А Рой к тому времени уже ножом разрезал дымящееся мясо на куски. Вонзая зубы в нежнейшее пахучее со специями мясо, они с удовольствием утоляли голод, да с таким аппетитом, который не найдешь ни дома, ни в тавернах.

— Если у кубинца есть банка пива, то он сначала ее выпьет, а потом на ней сыграет, — светился от счастье сытый и слегка захмелевший Хосе. Он начал выстукивать по банке какой‑то ритм, и что‑то тихо напевая на испанском языке… Рой пригубил из бутылки несколько раз и почувствовал, как земля поплыла из под его ног и он начал терять реальность.

Рой Нолан откинулся на пальмовые ветки, из которых было сделано ложе на прибрежном песке, и быстро уснул. Он не слышал, как кубинец завертывал оставшееся мясо в пальмовые листья и вместе с бутылкой виски перенес на яхту. Но вскоре Рой вдруг увидел, как он плывет глубоко в океане без акваланга и баллона, а рядом с ним плывет огромный и мягкий ламантин с добрыми круглыми глазами на морщинистой большой морде…

2

Еще солнце не успело зажечь морскую линию горизонта, но уже темная ночь стала светлеть, и в лесу на острове защебетали утренние птицы. Рой с Хосе в этот утренний час рассвета уже отплыли от берега. Проплыв с милю в океан, они тихо опустили якорь в морскую воду, чтобы не будить морских обитателей, и начали готовить снаряжение, проверяя акваланг и баллоны с воздухом.

— Рой возьми большой нож корсара, а то вдруг встретишь акулу.

— Хватит мне одного щупа, а то с ножом как‑то несподручно, только сам себя порежешь, да и как можно остановить акулу ножом…

— Да, страшнее, чем эта тварь, Всевышней еще не придумал, — содрогнулся от одной лишь мысли об акуле кубинец, начав распутывать сигнальный трос и грузовой фал.

И лишь солнце осветило всю округу еще розовым светом, заставив море засветится лучезарным голубым светом, Рой Нолан перекрестился и нырнул в воду, вздрогнув от еще прохладной, но спокойной воды.

Он ритмично взмахивал ластами, заставляя воду расступаться перед ним. Ирландец уходил все глубже ко дну, погружаясь в подводный мир тишины и покоя, где все протекало иначе чем на поверхности океана. Стаи разноцветных рыб проплывали мимо человека не обращая на него внимания, а на дне грациозно плавали огромные двухметровые черепахи темно–зеленого цвета. Аквалангист следовал вдоль барьерного рифа, внимательно осматривая песчаное белое дно.

Рой уже был более двадцати минут под водой, и видно вставшее над морской гладью солнце ярче осветило морские глубины. Теперь он отчетливее видел гроты и арки в барьерном коралловом рифе, но не стремился туда нырять, опасаясь запутать веревки, идущие наверх. Дав сигнал по сигнальному тросу, Рой начал смещаться влево, заметив, что Хосе правильно его понял и яхта последовала за ныряльщиком. Проплыв еще метров двести, внимательно изучая дно, Рой заметил небольшую возвышенность на песке. Подплыв к ней аквалангист почувствовал, что Хосе дает ему первое предупреждение, что воздуху осталось на 5 минут, но ныряльщик решил использовать последние минуты и воткнул длинный стальной закаленный щуп в песчаный грунт.

Щуп раз за разом глубоко, более метра, легко входил в песчаное дно и останавливался, когда упирался в шельфовый каменистый грунт. Неожиданное щуп уперся в какой‑то предмет. Рой несколько раз втыкал металлический стержень, но что‑то твердое находилось не глубже полуметра. Не теряя больше времени, ныряльщик оставил вешку из проволоки с яркой алой лентой, а затем наполнив купол балласта, оставшимся в баллоне воздухом, начал быстро всплывать наверх.

— Как дела, сэр, что‑то вы задержались в этот раз. Я думал, что вы не будете так долго под водой…

— Хосе, я там кое что видел, поэтому давай быстрей сменим баллон, и дай мне несколько сеток, вдруг нам повезет и мы найдем там старую рухлядь с потонувшего корабля…

— О–о-о! Сэр, старый и слепой Хосе будет волноваться и беспокоится за своего босса теперь, — кубинский помощник начал суетливо помогать, радуясь если и не удаче, то хотя бы надежде на нее. — Сэр, как говорят испанцы, кто рано встает, того удача ждет… Уж сколько мы ныряем, должен послать нам Бог и Дева Мария, хотя бы золотой песет!

— Хм, ты шельма, Хосе! Монеты в 25 или 100 песет не падают с неба, если удастся найти золотую монету, значит она будет не одна… Но ты можешь пока выпить кофе или выкурить свой табачный лист, а я еще раз нырну.

— Эх, сэр Нолан, кубинцы говорят, что пить холодный кофе — все равно, что пить теплое пиво или танцевать с собственной женой, я лучше выкурю кубинскую сигару.

Рой крепко закусил дыхательную трубку маски и, закрепив утяжелитель, ушел вниз под воду, оставляя за собой мириады пузырьков. Он учащенно дышал, опускаясь на двадцать пять метров и не сделал остановки на 20 метрах, хотя это требовало правило декомпрессии, но сейчас ему это показалось несущественным. Рой не использовал специальные возможности акваланга подавать в ныряльщика сжатый воздух чтобы не заболеть кессонной болезнью. В этом случае ресурс баллона снижался на 8 драгоценных минут. Долее совершенной помпы для закачки он не имел…

Сейчас, Рой вдруг вспомнил, что в прошлый раз штырь как будто стукнулся по металлу, или ему могло показаться это. Ныряльщик приблизился к воткнутой в песок сигнальной метке с алой лентой. В этот момент мимо Роя проплыло два огромных пятнистых группера, а за ними стайка красно–желтых попугаев. Длинная и волнистая мурена проплыла недалеко от ныряльщика, не проявляя к нему интереса. На той песчаной возвышенности, где мерцала алая ленточка уже примостились две, источающие слабый свет, ярко красные звезды.

Отбросив в сторону морские звезды, Рой начал снова исследовать это заинтересовавшее его место песчаного дна. Длинный щуп уходил иногда глубоко, но иногда снова упирался во, что‑то твердое. Ныряльщик начал аккуратно расчищать дно небольшими граблями, и вскоре железный подводный инструмент наткнулся на нечто твердое и большое. Помогая уже руками, Рой дотронулся пальцами до этого массивного железного предмета, и вскоре понял, что это было пушечное корабельное орудие…

Столь массивный исторически артефакт не имел определенной ценности, а скорее мог подтверждать, что именно здесь утонуло какое‑то старинное судно. Однако, искателя сокровищ эта находка обрадовала. Тяжелое орудие не могло чересчур долго путешествовать по дну, значит здесь и затонули остальные тяжелые предметы с судна. Рой стал с учащенным сердцебиение ощупывать песок поблизости, сначала граблями, но после, отбросив их, начал это делать руками, глубоко вонзая пальцы в струящийся ледяной песок.

Неожиданно, его пальцы наткнулись на какой‑то предмет, метрах в пяти от найденной пушки. Не прошло и нескольких секунд, как в руках ныряльщика оказался серебряный нож, отделанный золотой огранкой, а затем изъеденная морем шпага, но ее рукоять украшенная золотом, также имела свою ценность. Рой начал складывать предметы во вместительную капроновую сеть, закрепив ее на грузовом фале.

Наконец, когда уже запас воздуха был на исходе, Рой нащупал россыпь плоских кружочков, и с нетерпением поднял их из песка. В воде сверкнули золотые испанские монеты по 100 песо, которые он не находил, но видел в одном из кафе в Палм–Бич в качестве реликвий. Собрав около десяти монет, он опустил их в карман и дернул сигнальный трос, чтобы Хосе начал подъем вверх.

Рой быстро сгрузил найденные находки на палубу, и высыпал пригоршню золотых монет на дощатый бак яхты из канадского кедра.

— О, мое счастье, мой сэр, нашел сокровища, — закричал окрыленный радостью кубинец и начал отплясывать зажигательный кубинский танец–сальсу, ритмично выстукивая босыми пятками по деревянной палубе.

— Хосе, не резвись так громко, а то акулы приплывут…Ты успел накачать баллон?

— Конечно, сэр! Хосе хоть плохо видит, но быстро делает свою работу, теперь Хосе выпьет много пива и купит себе лучшие сигары!

Не слушая больше пустой болтовни кубинца, ирландец снова нырнул, быстро уходя под воду, к месту, где история приоткрыла перед искателем сокровищ еще одну историю кораблекрушения и чьих‑то несбывшихся надежд…

«Пока начну собирать на дне то, что само в руки придет, но возможно завтра надо будет настраивать лебедки и использовать драгу, чтобы добраться до более глубокого слоя. А может быть мне пора купить песчаную пушку, сейчас такие появились в Палм–Бич, но что тогда подумают о мне люди… Решат, что он снова напал на сокровища, и еще чего доброго прознает об этом итальянская мафия», — в размышлениях, Рой увлеченно прощупывал песчаное дно.

Вот уже в сетке появилось два слитка с золотом и несколько сплющенных золотых древних украшения. Еще около двадцати монет нашел счастливый ныряльщик, как вдруг сбоку от него, промелькнули тени по светлому песчаному дну. Несколько больших серо–голубых силуэтов проплыли у него над головой, закрывая солнечную морскую поверхность океана. «Ох, черт! Откуда эти морские твари приплыли?», — ругнулся про себя Рой, узнав акул породы «Мако», или в просторечье называемые «бешенными акулами» за их непредсказуемый и жестокий характер. Один вид их острых и многочисленных изогнутых зубов на многих производил гнетущее впечатление. Достигая в длину до 4–х метров, эти подводные хищники не могли стоять на месте и старались заглянуть везде, где их не ждали, а при случаи вонзали свои зубы во все живое.

Прикрываясь сеткой с найденными артефактами и длинным щупом, ныряльщик дал команду Хосе к быстрому подъему наверх. Фал рванул вверх и ныряльщик почувствовал, как его понесло на поверхность океана в компанию, где плавало несколько серо–голубых крупных акул. Они нервно поворачивали свои тела вокруг непонятного и странного для них существа. Наконец, одна из акул решила проявить свою любознательность и вплотную приблизилась к ныряльщику, одновременно получив болезненный укол острой пикой в клинообразную хищную морду. Рванув вперед акула попыталась вонзить свои зубы в неприятеля, но промахнулась. Не теряя времени, орудие смерти, снова развило скорость и зашло в боевой заход. Тотчас акула рванула вперед в сторону ее жертвы, чтобы отомстить своему обидчику и получить долгожданный утренний завтрак.

Хосе уже увидел, что происходило под водой и животный страх охватил кубинца. Но подчиняясь логике цепного ужаса, он ускорил подъем его хозяина, что и спасло Роя от атаки акулы. Ирландцу оставалось уже несколько метров до лодки, когда к подводной драке подключились другие хищницы. Напрягая все свои силы ныряльщик выскочил из воды и, зацепившись за лестницу, а затем за борт, залетел во внутрь яхты.

— Хосе не упусти груз, — крикнул Рой, с трудом переведя дыхание.

— Ох. Эти проклятые ненасытные твари, в ужасную минуту их создал Всевышней, — кричал в страхе кубинец, быстро выдернув сетку с находками. — О, боже, ты нас не забыл и подарил нам сегодня золото.

Кубинец дрожащими руками доставал из сетки золотые слитки и несколько золотых украшения. В этот миг он забыл про акул и всецело был поглощен другим видением, которое увлекало всех людей во все времена. Он любовался золотом, его желтое сияние в солнечных лучах гипнотизировало кубинца, а может пробуждало в нем давно забытые инстинкты, заложенные в его кубинское племя, получившее корни при смешении испанских завоевателей и негроидной нации рабов, привозимых работорговцами из Африки.

Рой Нолан не знал, сколько еще находился бы его помощник в этом эйфорическом трансе, если бы вдруг вдалеке не мелькнуло судно.

— Хосе, на горизонте, какое‑то небольшой, но видно быстроходный парусник, — крикнул кубинцу Рой, забыв про то, что зрение не позволяло кубинцу рассмотреть далекое от них судно.

— Это, может быть кто угодно, но какой флаг у них?

Рой достал подзорную трубу и приблизил легкую трехмачтовую бригантину, которая почему‑то изменив свой бег, теперь уже направилась к ним. Ирландец еще не мог разглядеть людей, да и находился этот корабль с солнечной стороны, весь погружаясь в солнечное марево. Бригантина был плохо различима и на ней не было флага на рее.

— Нет флага, Хосе, и сдается мне, что они взяли курс к нашей яхте…

— Это плохо, сэр, они могут нас убить из‑за найденного золота, но прежде чем убить, они постараются узнать где мы его нашли, — ответил кубинец, заставив думать ирландца о нем, как о трусливом человеке.

— Как они могут об этом знать заранее, Хосе? Ты стал всего бояться, что с тобой случилось?

— Я плаваю на Карибах уже двадцать лет, господин, а вы только год около Флориды, где порядок стерегут морские военные корабли… Обычно на небольших быстроходных, не грузовых и рыболовецких суднах плавают те, кто возит героин и опиум из Колумбии в Мексику и Америку. Их могла заинтересовать наша яхта, сэр, а там как станется…

Прошло еще полчаса, а упрямый и решительный ирландец еще не принял решения, но уже без подзорной трубы мог хорошо различить оснастку и детали неизвестной шхуны. Вдоль ее борта шла сине–красная полоса, но названия не было видно.

— Хорошо, Хосе, наверное нам лучше сегодня убраться отсюда, но куда и как?

— Лучше плыть вдоль острова и попытаться его обогнуть внутри барьерного рифа. У нас глубина осадки не более 4–х метров, а если уберем киль, то все три, а у них 8–10 метров, поэтому они будут искать проход через барьерный риф.

Увидав, что хозяин яхты, дал ему согласие, взволнованный кубинец быстро поднял высокий 10–метровый косой бермудский парус над яхтой и поймав в парус боковой ветер «голфин», закрепил шкотовый угол, растягивающий парус вместе с горизонтальным гиком. Парус затрепетал под сильным ветром заставив яхту начать набирать скорость.

— Не думаешь ли поставить спинакер, Хосе?

— Чуть позже, босс, когда мы обогнем остров, сейчас он будет нас уводить в сторону, и при рулежке будем терять скорость…

— Хорошо, Хосе, ты знаешь о чем говоришь, — кивнул головой Рой и стал проверять свой длинноствольный кольт, вставляя в барабан недостающие патроны. Потом бросив взгляд снова на бригантину, которая изменив курс уже явно нагоняла их яхту, он поторопил моряка: — Они нас стараются нагнать, Хосе, и идут вдвое быстрее…

Было видно, как снова затрясло от страха кубинца, но это был не просто беспричинный страх, а животные инстинкты этого простого человека, который провел в море половину своей жизни и знал, что в море происходит… А океан не оставляет свидетелей, создав для этого своих помощников — акул.

— Сэр, они пока идут под полными курсами… Им дует фордевинд, а у нас боковой, но как только мы повернем за остров мы поймаем тоже ветер в паруса, увеличим пузо на бермудском главном парусе, да еще поставим спинакер, вот тогда мы посоревнуемся.

— Думаешь они уступят в скорости?

— Они могут сесть на мель, если рвануться сразу за нами, там очень большая и мелкая песчаная банка, им нужно отойти от острова на целую милю, а мы пройдем в двухстах метрах.

— Попробуем, Хосе, думаю ты опытный моряк, только не опрокинь яхту и держи хоть небольшой угол дрейфа, а то мы для них станем легкой добычей…

Расстояние между бригантиной и яхтой сократилось до мили, и в подзорную трубу ирландец отчетливо увидел уже людей на восьмидесятиметровой бригантине, и в их руках было оружие.

— Ты прав, Хосе, у них оружие, — сказал Рой и перекрестился перед небольшим кельтским крестом. — Спаси, сохрани, Святой Патрик!

— Упаси нас Боже, не гневись на нас, Дева Мария! — припал на колени темнокожий кубинец, будучи католиком, он тоже верил в Христа и Деву Марию, но как часто это бывает у моряков, вспоминал своих покровителей лишь в редкие минуты опасности.

Когда между судами расстояние сократилось до полумили, и было видно как срывается вода с кормы и веревочной оснастки бригантины, когда она выныривала из большой волны, яхта с беглецами повернула за остров, поймав попутный ветер и под дополнительным спинакером или пузатым парусом на корме шлюпа, рванула под всеми ветрами вперед, прочь опасной шхуны. Рой Нолан почувствовал, как яхта под сильными потоками ветра стала углубляться носом в волны, и перетащив баллоны и снаряжение назад, сам пересел на ют кормы. Опытный кубинский моряк ловко управлял треугольным бермудским парусом, перенося гик–шкот под более сильные потоки ветра. Сильные ветер сгибал нижний гик, словно лук, но сделанный из широколистного и вечнозеленого дуба с берегов Малой Азии, он лишь гнулся дугой в мускулистых и сильных руках кубинца, унося беглецов от погони.

Еще какое‑то время бригантина приближалась к ним, но верно цепанув килем за песчаное дно, преследователи повернули в сторону, уходя от берега в сторону океана. Уже не оставалось ни каких сомнений, что яхта ускользала от погони, но видно посылая на прощанье свой привет, с бригантины ударила пулеметная очередь. Большое расстояние не давало шансов преследователям причинить большой урон яхте, но как в жизни всегда происходит — пуля дура, а виноватого найдет. Так случилось и в этот раз, уже на излете крупнокалиберная пуля пробила навылет плечо ирландского моряка Роя Нолана. Он упал от болевого шока, и кровь хлынула из него на палубу яхты. Он тотчас потерял сознание, и пребывал в беспамятстве все оставшееся время, пока яхта не вернулась к берегам Флориды.

 

Глава 8 «Декабрь в Палермо. MAFIA»

Сойдя на берег десяток крепких парней, среди которых было две превосходные девушки и щуплый подросток, который еще не дорос до плеча, решили найти себе скромный угол для ночлега недалеко от порта Палермо.

«Сын отряда» или взятый с сбой российский беспризорник, Никиша вовремя подсказал бойцам отряда «Нулевой дивизион» о карабинерах, которые словно были предупреждены и поджидали спецназовцев в порту. Так миновав пограничный контроль, отряд без лишних формальностей оказались на итальянской земле.

Стоял теплый декабрьский вечер в Итальянском портовом городе, и они шли по темным, извилистым и узким улицам города. Кое где на каменистой неровной мостовой лежала облетевшая и неубранная листва с акаций и оливковых деревьев. Виноград с виноградников был уже собран, но еще не облетела листва с лиан. Видно здесь еще не успела побывать зима.

Они вышли на площадь города, где находился массивный костел с католическим крестом над входом. Площадь перед приходом была освещена, и в нескольких домах ярко горел свет.

— Здесь находятся несколько ресторанов, и вон там гостиница, — прочитал Грач вывески на итальянском языке.

— Место хорошее, но нам бы поскромнее, — не зря столько было карабинеров в порту, — подметил командир отряда, капитан спецназа Григорий Семенов. — Нас могут искать.

— Это, верно, Георг, нас запросто могли вычислить итальянцы, а они все связаны с контрразведкой Белой армии, — согласился Пуля, который еще оставался одетым в хороший костюм, в котором находился в ресторане Севастополя.

— Хм, допустим это так, но нам не жить в этом городе, так только, пополнить запасы денег, и уплыть в Америку, — спокойно подытожил Кик, оглядываясь по сторонам.

— Да, Кик, от скромности ты не умрешь, — усмехнулась Луна и внимательно взглянула на этого невероятно везучего спецназовца. — У тебя на плече фортуна свила свое гнездо?

Кик машинально взглянул на свое плечо и механически отряхнул пиджак костюма. А остальные бойцы сдержанно лишь засмеялись над сказанным Луной.

— Да, в словах Луны есть доля правды, здесь деньги с неба не сыплются… Великий кризис сотрясший весь мир в начале 20 века, согласно истории, должен был парализовать и Италию, что и заставило итальянцев иммигрировать в Южную и Северную Америки. Всего в эти годы уплыло от нищеты более 40 миллионов иммигрантов.

— Все это не плохо, друзья, или как говорят итальянцы — фрателлы, но хорошо бы за столом взять кусок того, чем славится Италия, и спокойно поесть и обсудить наши перспективы, — напомнил о себе боксер и лейтенант спецназа Медведь.

Ни кто не высказал возражений и через несколько минут отряд «Нулевой дивизион» в полном составе и с небольшим дополнением в виде «сына отряда» сидел за длинным столом уютного семейного ресторана.

Когда хозяйка узнала, что они будут платить не итальянскими лирами, а долларами, то она постаралась достать все припасы на стол. Пицца с грибами и сыром, паста и легкое приятное виноградное вино.

— Итак, господа или товарищи бойцы, давайте продолжим тему начатой беседы, — предложил Григорий, видя, что застолье уже перевалило тот момент, когда бойцы были не голодны и не могли отвлекаться разговорами от самого интимного контакта с природой — поедания пищи. — Тут возникли сомнения, что поднять тысяч 10 долларов в Палермо невероятно сложно…

— Немного неправильно ты, Георг, истолковал мои слова, но мы уже как‑то полностью полагались на твои решения, особенно когда попали к махновцам, поэтому товарищ командир, любое решение должно быть одобрено всеми, на основе опыта и знаний всех членов отряда!

— Согласен, я не Бог! — кивнул головой Григорий, в голове подметив, что матриархат иногда замедлял, а иногда ускорял исторические процессы. — Но я готов написать объяснительную по той ситуации, когда мы неудачно переехали мост через реку Псел и попали в плен к махновцам, может вернувшись домой заместитель главы ФСБ Александр Верников не лишит меня премии и возьмет на поруки.

— Как же, как же, я помню как с тобой прощался Президент Владимир Зорин, как с Суворовым, — усмехнулась Жара, которая лихо подхватила начатую Луной линию.

— Опля, вот уж не ожидал, что меня упрекнут, что когда Президент попрощался с нами, то я оказался на два метра ближе к Главе России, — почесал себе затылок капитан спецназа, вдруг вспомнил поговорку: «Москва бьет с носка!». — Хорошо, Луна и Жара, извините, что не спросил у вас тогда мнения по поводу переправы через мост или вброд…

— Наехали, на тебя, Георг, так наехали, — улыбнулся широко и довольно Стаб, одолев еще один кусок пиццы. — А вино то какое, просто уносит на небеса.

— Нервные неприятности не могут долго продолжаться, надеюсь, что в Палермо нам должно повезти, — спокойным голосом попытался утихомирить спорщиков Уник.

— Повезти… и по крупному! — поднял палец вверх, в знак внимания, Крак.

— С какой стороны посмотреть, Крак? — снова оживилась Луна, стараясь по–женски перетянуть одеяло на свою сторону. — Но хочу тебе напомнить, что на улицах этого города еще горят керосиновые фонари, поэтому до компьютеров здесь еще очень далеко… и я не вижу, пока возможности заполучить 10 тысяч долларов, необходимых нам для того, чтобы попасть в Штаты.

— Утро вечера мудренее, после этой качки, хотелось бы отоспаться, а утром может чего придумаем…

Григорий Семенов подозвал хозяйку заведения и спросил счет на английском языке. Быстро поняв, что от нее хотят, она протянула кусочек бумажки с написанной цифрой. Капитан не сразу распознал, сколько она написала, но Грач, который решил помочь ему, тоже неприятно был удивлен.

— Хозяйка хочет с нас сто пятьдесят долларов?

Та радостно закивала головой, и начала быстро рассказывать, что такое же вино пил 100 лет назад Бонапарт Наполеон. Они расплатились без слов и вышли в опустившуюся на город прохладную ночь, наполненную йодистым воздухом средиземноморья.

— Грач, ты помнишь, был ли в Палермо Наполеон? — спросил Григорий Семенов, стараясь настроиться на научную волну, но после такого ужина — ни как не выходило.

— Наполеон был коронован королем Италии 26 мая 1805 в Милане, — сообщил Грач. — Это произошло после двух успешных компаний Наполеона протии Италии, или как это не странно, воевал он в Италии против Австрийской армии.

— Очень забавно, вместо того чтобы разбить Наполеона, как сделала это Россия, они провозгласили его королем… Одно слово мафиози, знали на чем деньги делать, — возмутился Стаб.

— Конечно, не мог быть здесь Наполеон. Именно в Палермо и зародилось движение крестьян под предводительством Гарибальди против французов, против Луи Наполеона, — продолжил ракурс в историю Грач, все еще размышляя о том огромном счете в ресторане.

— Абсолютно верно, — подхватил мысль капитан спецназа и историк Григорий Семенов, — здесь мы и найдем подсказку о причинах рождении итальянской мафии, организованных вооруженных отрядов, имеющих своих главарей, строгую дисциплину и стремление к могуществу.

— Ладно, Георг, если ты меня удивишь сегодня, я тебе прощу махновцев, — улыбнулась Луна, которая поняла, что погорячилась в ресторане. — Так в чем причина рождении мафии?

— «Смерть Франции, вздохни Италия» или «Morete Alla Francia, Italia Anela», это все что я знаю по–итальянски, — сообщил Григорий, застыв перед всеми как на экзамене в Воронежском университете. — Как видим, начальные буквы этого лозунга составляют слово мафия MAFIA. Долгое время мафия существовала как объединение людей, связанных кровными узами и имеющими цель сбросит иностранные ига — французов и арабов. В те времена она еще не была бандитской рукой и средством выбивания денег. Но постепенно мафия распространилась в крупных городах Америки и Италии, и стала тем чем мы ее знаем.

— Классно, ты нам все рассказал, Георг, — подхватила его под руку Луна, вдруг вспомнив его могучий торс лесного тарзана, перевитого мышцами и имеющего шрамы на плече, видно от ранений. — Но счет, что ты оплатил был явно завышен вдвое!

— Теперь это стало очевидно, особенно, после того как мы узнали об истории мафии.

— А как же спать? — спросил Медведь, у которого уже запутались мысли и он как нормальный мужик после хорошего застолья искал место куда можно было бросить якоря.

— Да, готов уснуть даже в катакомбах капуцинов, — обхватил голову руками высокий и худощавый Грач, взъерошив свои светлые волосы.

— Это, что за катакомбы, — наконец уловил, что‑то знакомое и таинственное, спросил подросток Никиша.

— Эх, Никишка, как‑нибудь расскажу тебе и всем, но когда уплывем из Италии. Это самая мрачная страница истории Палермо — столицы Сицилии.

— Да мне хоть на барже, на берегу океана, но лишь бы поспать, — воскликнул Уник, а Георг с интересом взглянул на него и спросил:

— Ты что‑нибудь читал или слышал об этих жилых трущобах на воде?

— Нет, — смутился парапсихолог и боец отряда с паронормальными и гипнотическими способностями. — Случайно, Георг, просто так в голову пришло…

— Просто так ни чего не бывает, значит надо идти туда, найти ночлег, а там как карта ляжет, в эти бедные кварталы затонувших и потопленных кораблей, вряд ли, сунутся карабинеры, — дал команду капитан спецназа, отбросив всякие сомнения, кто командир в отряде, и что надо было сначала проконсультироваться со специалистами и всеми членами отряда.

2

Через городские околотки и сточные канавы, которые стекали в эту непопулярную часть города, названной свалкой кораблей, направился отряд российского спецназа. Возможно, только отпетые головорезы, воры, проститутки и попрошайки спокойно приходили сюда, чтобы получить покой среди корабельной рухляди и проржавелых железных барж, будучи уверенными, что их здесь не найдет полиция.

— Эй, буржуи, дайте сигарету? — крикнул невысокий подросток в оборванной одежде, который восседал на носу огромного корабля. В ночном полумраке, освещаемом лишь только яркой луной и свечением моря, старое судно казалось огромным черным монстром, возвышавшимся громадой на прибрежной отмели.

— Мы не курим, шкет, — крикнул Грач, который единственный понимал итальянский язык.

— Беспокоитесь о здоровье, а пришли сюда.

— Так, что с того? Разве здесь плохо?

— Здесь вас запросто могут убить, хотя сегодня пятница и многие воры и бандиты в городе грабят богатеев около ресторанов и игорных заведений, — откликнулся видно бездомный подросток, лет 14–ти, собираясь пуститься наутек от странных людей, часть из которых была прилично одета. А это было дурным знаком для этого квартала.

— Хочешь получить доллар, шкет? — спросил Грач и подмигнул Георгу, чтобы тот был готов раскошелится. — Тогда скажи где больше богатых господ играет в казино в городе?

— Кинь мне серебряный доллар Моргана, тогда скажу.

— Георг, у нас был один такой серебряный доллар, кстати в нашем времени это уже реликвия и у коллекционеров он стоит несколько тысяч долларов.

Капитан спецназа кивнул головой и без сожаления отдал американскую серебряную монету.

— Поймаешь, шкет?

— Кидай, — крикнул сорванец и, словно белка, ловко поймал сверкающий в лунном свете доллар.

Прошло еще некоторое время, пока юный итальянец проверял по своему подлинность доллара и оставшись довольным, радостно засмеялся.

— Впервые вижу таких кретинов, не знать, что самое дорогое казино, где играют богатеи расположено недалеко Кастелло–делла–Дзиса. Называется «Казино Рояль».

— Ладно, а если ты все знаешь, то скажи как нам уплыть в Штаты?

— Вы хотите попасть к тупым янки?

— Конечно, сейчас каждый итальянец думает, как попасть туда, а ты не хочешь?

— Нет, но могу свести с человеком, который перевозит нелегалов, тех кто бежит от полиции…

— Отлично, приятель, — обрадовался офицер спецназа и лингвист отряда Грач. — во сколько нам это обойдется на десятерых, нам надо только во Флориду.

Беспризорник долго молчал, что‑то подсчитывая в голове, но видно имея трудности с математикой, что‑то шептал и загибал пальцы.

— Хорошо, скажи сколько бы взял твой знакомый с одного?

— Почти тысячу, — сдался подросток. — приходите завтра в полдень в субботу на это место я вас сведу с Габриелем. Он отплывает в воскресенье в 4 часа утра, когда еще сторожевые корабли спят.

— Спасибо тебе, если хочешь заработать еще два доллара, но одной купюрой, скажи где нам переночевать в городе, но так, что бы нас не побеспокоила полиция?

Сорванец довольный сегодняшним вечером радостно схватил еще два доллара и уже собираясь бежать, чтобы у него не отняли деньги обратно, закричал забравшись на рею разбитого временем корабля.

— Там недалеко от «Казино рояль» есть церковный приют при Соборе Успения Богоматери, по доллару с человека вам там могут дать приют и накормить бобами.

— Смотри, шкет, не проболтайся о нас, если все будет так как ты сказал, я дам тебе еще десятку и не считай нас придурками, а считай своими друзьями.

Мальчишка скрылся из виду, а Грач терпеливо перевел весь смысл его разговора своим товарищам из отряда. Мысль переночевать в церковном, хоть и католическом приюте, понравилась Луне и Жаре, поэтому они без разговоров решили двигаться в сторону Собора Успения Богоматери и найти там ночлег.

— Хорошо, тогда разбиваемся парочками, и двигаемся не спеша недалеко друг от друга, так словно мы туристы, которые восторгаются ночным Палермо, — распорядился капитан спецназа, с удовольствием заметив, что женская половина не стала с ним спорить. — Если ситуация будет критическая, дам сигнал «полундра»… Это будет означать, что Пуля, я и Кик остаются прикрывать, но все встречаемся в приюте при соборе.

— Георг, ты что в гостях контрразведки Кутепова, тебе все страсти мерещатся, расслабься… Ты заграницей, — вдруг радостно засмеялась Луна и подняла руки вверх. — Насладись запахом свободы, запахом заграницы, иной культурой…

— Ну, ты даешь, Луна, такие слова удивительно слышать от офицера спецназа ФСБ.

— Кик, ты вообще в счет не идешь, со своими пошлыми шуточками, — попробовала заступиться за Луну Жара, но смутилась и замолчала.

— Да, Георг, такие высказывания потянут на то, чтобы провести комсомольское собрание и поставить на вид Луне, — подхватил Стаб, — и если нас не слышит наше родное ФСБ, то Луне нужно пересмотреть свое отношение к командиру и российской культуре…

— А я что, только пошутила, чтобы вас взбодрить, — попыталась оправдаться Луна не понимая ее розыгрыша бойцами спецназа. — Георг, ты ведь не понял это всерьез, так как будто я люблю заграницу и не могу без нее жить?

Капитан спецназа вдруг замолчал, о чем‑то размышляя в голове, приняв сосредоточенный вид.

— Луна, я готов тебе поверить, что запах свободы был такой же ерундой как и то, что мы неотесанные мужики, которых нужно всегда держать под контролем!

— Конечно, Георг, если бы ты знал как я переживала, когда тебя долго не было в Севастополе, и я по много раз бегала в церковь, в надежде встретить тебя.

Григорий Семенов и Стаб больше не выдержали этого спектакля, разыгранного специально для астрофизика отряда Луны, и на всю улицу засмеялись веселым задорным смехом. А Кик согнулся пополам, прикрывая лицо руками, долго не мог остановиться от судорожного смеха.

3

Заняв комнату в маленькой келье церковного приюта, спецназовцы расплатились за ночлег, отдав деньги молчаливому монаху и отказались от еды. После короткого совещания, было принято решение, что оставшиеся 2 тысячи долларов они попробуют разыграть в казино, в надежде выиграть недостающие 8–10 тысяч.

— Ну, что кто попробует играть в рулетку или карточные игры в казино? — спросил Георг и пытливо осмотрел своих бойцов, которые в нерешительности хранили молчание.

— В Крыму было проще, там где кончались аргументы, мы могли использовать наган и кулак, — заметил Пуля, — но здесь нам надо быть более деликатными и не применять оружия.

— С этим, как бы понятно, — поддержал капитан, — на подстраховку пойдет Медведь, а то у него уже может выработаться профессиональная непригодность, и Кик. Или ты как Медведь, может у тебя зима — период депрессии и спячки?

Вместо ответа, двухметровый профессиональный боксер показал свой кулак размером с нормальную человеческую голову.

— Я кулаком себе шапки мерю, если влезет кулак, значит и на голову налезет, — под сдержанный смех в стенах кельи, тихо и внятно объяснил всем боксер, давая понять, что для него нет такого понятия как депрессия или спячка. — Если надо, то надо!

— Спасибо, Медведь, не зря ты Президента охранял. А кто у нас будет номером один? — спросил Григорий Семенов, давая возможность самим бойцам почувствовать в себе уверенность и возможность выиграть такую большую сумму денег в казино.

— Теоретически я тысячу раз играл в онлайн казино и выигрывал по миллиону, — начал было Крак, но запнулся, поймав на себе удивленные взгляды. — Конечно, если бы было все так как я сказал, то возможно среди вас не было бы меня сейчас, а значит….

— Да, реальная игра на деньги — это небольшая разница, — заметил Уник и о чем‑то задумался. — Вот, Кик, он в Крыму всех в «штос» обыгрывал. Что это везение или уникальная возможность предвидеть следующий ход?

— Уник, а я не забыл еще как ты всех обыгрывал в кости, а тут что? Именно в кости на мой взгляд можно найти зависимость между физическими предметами и результатами…

— Да я помню, — подхватил Крак, — Мне иногда казалось, что Уник подталкивал кости, чтобы они встали на нужные цифры.

— Вы, что думаете, что я мухлевщик? — обиделся офицер спецназа и с возмущением огляделся вокруг себя, встретившись с внимательным взглядом Жары, а та снова смущенно отвела свой взгляд. «Ну, вот опять так смотрит, как бы не влюбилась в меня, а то потом беспокойся за ее настроение и самочувствие!», — подумал спецназовец.

— Хорошо, будь как будь, у Грибоедова, по–моему написано, что «умный человек не может быть не плутом!» — поставил точку молодой капитан ФСБ Григорий Семенов. — Для выполнения приказа и для Родины, можно разок и смухлевать, Уник. Английский ты знаешь, поэтому не пропадешь, будешь туристом. Вот такая будет моя установка! Победителей не судят! Мы должны выполнить приказ руководства ФСБ и Президента; уплыть в Штаты; найти золото, потом Тесла, и с секретными документами вернуться в Россию… И, конечно, разобраться, что у нас делает американский спецназ в России, и по возможности стерилизовать их, доставив в наше время в 2004–ый год на Лубянку!

Григорий Семенов встал и расправил свою белогвардейскую куртку без знаков отличий и бриджи под сапогами. Оглядев всех снова, он по доброму и широко улыбнулся своему отряду:

— Всем отдыхать, Медведь, Кик и я выдвигаемся к казино, а Уник идет вовнутрь играть. Если будет разбег, то остальным в свару не встревать спокойно спать. Мы будем уходить через город на кладбище кораблей. Все встретимся завтра около старого корабля в полдень.

Небольшое двухэтажное здание казино было расположено на большой площади умощенной брусчаткой. Посреди площади находился фонтан украшенный львами и нимфами, держащими кувшины, из которых вниз падала вода. Цивилизация выборочно коснулась этого места и вокруг сияли электрические фонари. «Рояль казино» имело огромные светящиеся буквы рекламной вывески с синим отливом и огромные кусты роз рядом со входом.

Уник неторопливо влился в оживленную струю туристов и богатых господ, которые в этот вечер решили кинуть колесо фортуны на глубину их кошельков. Спецназовец сразу почувствовал эту ауру надежд и разочарований, с которыми приходили и уходили сюда завсегдатаи и гости. «Ладно, у меня есть только один вечер для выигрыша, а потом меня уже запомнят здесь, и в зависимости от моих успехов, будут соответственно ко мне относиться, поэтому взять такую большую сумму 10 тысяч долларов надо именно сегодня», — попытался воздействовать на свое сознание штатный парапсихолог отряда. Но тут же поймал себя на мысли, что его желание и настрой могут не совпасть с планами казино и его владельцев, которые держат для такого случая под руками крепких охранников и вышибал.

Спецназовец выбрал себе для начала рулеточный стол с небольшими ставками, так как ему нужно было здесь пообвыкнуть, присмотреться и стать привычным лицом на этом этаже. Ему хотелось понять дух, который витает не только вокруг игроков, но и среди крупье и охранников в заведении.

За столом где расположился Уник, крупье объявлял ставки и выигрыши по–английски, поэтому тут были в основном американские и европейские туристы.

Ставки принимались от 1 доллара до 100 на одну цифру, что давало возможным выиграть 3 тысячи пятьсот долларов, если заветная цифра выпала бы на рулеточном диске. Но реалии казино показывали, что за один вечер на столе могла выпасть семь раз 8–ка и ни разу не выпасть цифра 12 или 21. Именно, поэтому опытные игроки не ставили большие ставки на одиночные номера, а крупные ставки ставились на «дюжины», цвета: «красный» или «черный», «четные» или «нечетные» номера и колонки… Максимальные ставки в этих секторах имели верхний предел 1000 долларов.

Высокий и молодой крупье за рулеточным столом имел тонкие и выразительные черты лица, на котором выделялись глубоко посаженные карие глаза. Он мягко запускал шар по кругу и, не глядя на его вращение, вкрадчивым голосом, внимательно присматриваясь в глаза игрокам, часто повторял: «делайте ставки господа, делайте ставки…», а с определенного момента, когда бег шарика терял свою прыть и начинал опускаться к цифровым секторам, где его вращение должны были прервать поперечные металлические выступы, он проводил над рулеткой рукой с худыми длинными фалангами, и объявлял, что ставки больше не принимаются. Это означало, что уже ни кто не мог ставить фишки или деньги на рулеточное поле. Где на зеленом сукне были разграфлены сектора и цифры, имеющие черный или красный цвет.

Уник слегка оглянулся и увидел в отдалении, где стояло несколько бильярдных столов, командира отряда Георга, тот наблюдал как играют в игру шарами, но иногда косился на Уника, проявляя возможно не только интерес к его результатам, но и проявляя простое человеческое любопытство, свойственное множеству людей.

— Семь красные… Ваша ставка сыграла, — пододвинул крупье Унику его скромный выигрыш в 100 долларов, выпавший на первую дюжину.

Опытный психолог решил присмотреться к игрокам за столом и пробежал взглядом по пожилой американской супружеской паре за шестьдесят. Они превосходно говорили по–английски с американским произношением, и часто смеялись, вспоминая американский штат Техас и нефть, из чего Уник сделал вывод, что доходы от нефтяных вышек позволяют им вести беззаботную жизнь. Рядом сидел весьма нервный игрок, вылитый европеец, он был в хорошем костюме, с золотой цепочкой и такими же запонками, временами он оглядывался чуть вздрагивая… «Все ясно о нем, убежал от супруги, недовольной его проигрышами. Теперь он боится ее прихода и скандала», — решил спецназовец. Сидело здесь и две дамы. На одну Уник, лишь смотрел несколько секунд и все понял без слов — проигрывала папины деньги. Охранники явно поторопились ее впустить, в ее неполные восемнадцать…

Но вот вторая дама была необычной внешности. Незнакомка выглядела, как киноактриса, хотя в начале 20 века еще не было кино или телевидения. Светлые волосы обрамляли ее нежный овал лица, а ярко красные губы с ямочкой под нижней губой не делали ее вульгарной. Голубые глаза были натурального бирюзового цвета и глядя в них, можно было забыть обо всем. «Она выглядела на «тысячу» долларов», — вспомнил Уник весьма банальное описание превосходных девиц в ранних американских детективах. Иногда она волновалась и Уник замечал как поднималась ее грудь в глубоком вырезе декольте. Жемчужные серьги и бусы говорили о ее неплохом вкусе.

Лейтенант спецназа ФСБ на секунду забыл о задании, и вспомнил о деньгах для покупки билетов лишь через какое‑то время. В волнении он пересчитал фишки и нашел, что пока был в выигрыше на 300 долларов. Хотя если спросить его на чем он играл, то он не смог бы ответить, настолько его околдовала незнакомка.

Девушка, лет 25–ти на вид, улыбнулась ему и продолжила играть, небрежно и бессистемно ставя мелкие фишки по игровому полю. Только сейчас Уник обратил внимание, что она все время проигрывала, удача словно ускользала от нее. Это ее забавляло, но не расстраивало, непроизвольно Уник ставил на те игровые поля, где не было ее фишек. «Забавно, — решил спецназовец, — значит она мой вариативный коннектор, то есть я играю против ее ставок, и выигрываю!».

Один раз он попробовал нарушить последовательность, и проиграл… Она заметив его везучесть, удивленно подняла прямые и тонкие брови, и Уник… с разбегу нырнул в ее голубые глаза. А она почувствовала некую связь между ними и обоюдный, ярко вспыхнувший интерес, как между молодым мужчиной и такой же женщиной, и словно для себя они все решили.

Незнакомка взяла несколько оставшихся фишек за столом и, покосившись на молодого светловолосого парня выше среднего роста, с подтянутой плечистой фигурой,

плавно пошла по этажу в сторону кафе–бара. Уник, чувствуя в ней для себя некую связь с выигрышем, отправился за ней по пятам, не желая ее терять в этот вечер.

— Что предпочитаете выпить? — с улыбкой спросил ее спецназовец, сев рядом с ней на высокий табурет около стойки бара. — Виски, мартини, вино?

— О, спасибо, вы так щедры ко мне, что значит вам повезло…, — улыбнулась она ему, задержав на нем чуть дольше взгляд, чем это требовал формальный этикет. — Что‑нибудь некрепкое, хотя к черту итальянское вино, давайте выпьем виски со льдом!

— С радостью, только не думайте, что я так много выиграл, — радостно засмеялся Уник и откинул прядь своих светлых волос на лоб и ладонью проведя по щетине, которая делала его лицо мужественней.

— Меня зовут Уник, а вас?

— Клаудия, — ответила она и засмеялась. — Это имя звучит странно для американки, но так распорядилась моя мама.

— А что вы делаете в этой столице Сицилии, которая стоит далеко от цивилизации? — спросил Уник, поедая ее глазами. А она это чувствовала это и старалась показать свою доступность.

— О, я сущая бездельница, да к тому же одинокая в этом странном городе неулыбчивых итальянцев.

Они вместе засмеялись и он впервые дотронулся до ее пальцев своей рукой, но она не отдернула, а лишь чаще задышала, опустив глаза.

Неожиданно кто‑то присел рядом с ними, и встретившись глазами с Уником, спросил на английском языке:

— Вы не знаете как пройти в библиотеку?

Уник не ответил, но потупил взгляд, не улыбнувшись шутке капитана спецназа Семенова, который переживал за выполнения приказа и нарушил покой веселой и счастливой парочки.

— Дорогой, Уник, выиграй 10 тысяч, и можешь быть свободным до утра, без ограничений!

— Хорошо Георг, я понимаю, что ты мне лишь напомнил, что жизнь, не освещенная чувством долга, не имела бы, в сущности, никакой цены и смысла, — ответил своему командиру по–русски спецназовец–парапсихолог и твердо посмотрел ему в глаза. — Жди, сейчас выиграю, отдаю деньги, и до завтра!

Капитан спецназа кивнул головой и поблагодарил своего товарища: — Спасибо, тебе Уник, мы все здесь немного Штирлицы, но на тебе еще лежит задача Минфина России!

— Рано еще спасибо говорить моей скромной персоне, Георг, — бросил ему Уник, но командир отряда был уже далеко от него.

Уник неожиданно почувствовал на своей руке горячие пальцы Клаудии, и понял, что она не хотела потерять его в этот вечер.

— Закури мне сигарету, — попросила она.

Она окуталась облаком сигаретного дыма, а Уник взял ее кисть и поцеловал ее пальцы. Она не противилась, и еще сильней, почти до боли сжала его пальцы и вытянула свои прелестные губы к нему, а он решил закрепить свой успех, как каждый русский мужчина сделал бы это на его месте, и поцеловал ее сначала нежно, а потом сильно, давая понять, что в нем была прежде сила, а потом ласка. А она подчинилась и шепотом сказала: «Я хочу тебя целиком, пошли ко мне, я в 5 минутах от казино, в отеле «Интернациональ».

— Я тоже хочу тебя, Клаудия, но прежде чем мы уйдем отсюда, мне надо еще поиграть, и выиграть 10 тысяч долларов!

— Да, ты что? Ты просто сумасшедший! — засмеялась она безудержно, думая, что он фанатик игры. — Ну, хорошо, если тебе повезет, можешь делать со мной этой ночью, что хочешь!

Уник тоже засмеялся сам над собой, представляя как он выглядел в ее глазах, когда после откровенного приглашения в ее постель, он заявляет об игре на 10 штук зеленых. Не скажу ей, что я русский, а то решит, что так поступают все русские.

— Милая Клаудия, только я не хочу оставаться без тебя даже на короткое время, поэтому мы сейчас сядем за самый дорогой стол казино, и ты будешь делать, как и прежде свои мелкие ставки. Окей?

— Окей, мой мужчина, — снова она его поцеловала и долго не хотела отнимать свои губы от его. А Уник, в этот момент подумал, что надо пожалеть своего командира Георга и идти играть, зарабатывать на поездку во Флориду…

4

Офицер спецназа Уник взял второй выигрыш на рулеточном столе в 2 тысячи долларов, и заметил как крупье заметно занервничал и переглянулся с распорядителем на этаже. Не прошло и 5 секунд, как толстенький итальянец подскочил к их столу и объявил о приостановки игры и смене крупье.

Опытный психолог вдруг почувствовал, что попал в прицел пристального внимания, выиграв за этим столом сначала тысячу, а затем 2 тысячи долларов. «Возможно, я поторопился, но что тянуть, итак все на взводе!», — подумал он и снова взглянул на Клаудию, которая пожирала его глазами и думать не хотела об игре… Однако, эти две ставки сыграли именно против ее неудачных ставок, теперь у меня больше 5 тысяч и 400 долларов, но это только половина, от нужной суммы.

Вместо неудачливого крупье, появился новый, высокий и плечистый крупье с курчавыми волосами и выдвинутой вперед челюстью. «Истинный итальянец, — подумал о нем Уник и почувствовал в нем агрессию и что‑то еще неуютное».

Прежде чем начать игру спецназовец попросил обменять свои фишки на деньги, сделав вид, что он собирается перейти к другому игровому столу. Получив деньги, и оставив себе лишь четыре зеленых фишки по 100 долларов, Уник как будто передумал уходить и остался за столом.

— Делайте ставки, господа, — объявил крупье с жестокой внешностью, не торопясь запускать шарик по кругу.

Несколько игроков поставили крупные ставки, вдохновленные значительными выигрышами Уника, а сам победитель ждал когда будет запущен шар, понимая, что после этого уже трудно будет внести какие‑либо коррективы в запрограммированный результат. Крупье все понял без слов и его глаза налились красным, он всячески показывал гостю, что его здесь не любят.

Наконец, шар закрутился по кругу и Уник взглянул, в ожидании куда поставит его прелестная Клаудия свою фишку в 10 долларов, которую она с нетерпением сжимала. Но она растерялась и не знала куда поставить, и это дало сигнал спецназовцу, а возможно, что‑то еще было им угадано и предсказано, но поставил он свои 200 долларов на «Зеро» и 200 долларов на цвет, так как нельзя было ставить лишь на одно «зеро». Это была максимальная ставка на цифру «зеро» в этом, самом крупном казино Палермо, когда казино забирает все ставки со стола, за исключением ставки на само «зеро»…

Уник не старался смотреть на лицо крупье, он понимал, что он выиграет и его не интересовал театр пантомим и грозных бандитских гримас. Русский офицер спецназа знал, что он и еще трое русских спецназовцев вырвут зубами эти деньги из казино, если кому‑то придет в голову мысль их задержать или не отдать нужные им деньги.

Шарик запрыгал по секторам, и Уник лишь взглянул в глаза Клаудии, как она вздрогнула и засветилась от радости.

— Ты выиграл кучу денег, Уник… Тебе хватит? — с волнением и нетерпением спросила она.

— Конечно! Крупье, пожалуйста, отдайте мой выигрыш деньгами, я иду на покер, — спокойно объявил Уник, зная, что в покере играют в другие фишки или наличные деньги.

Крупье подозвал распорядителя по этажу и они почти минуту о чем‑то совещались, а в это время за спиной спецназовца застыли два крепких охранника. Наконец, крупье нарушил затянувшуюся паузу, которая уже начала волновать других игроков.

— Казино Рояль всегда платит выигрыш своим игрокам! На этот раз мистер выиграл 7 тысяч долларов. Пожалуйста получите, — через силу улыбнулся крупье, и к пачке в 5 тысяч долларов он добавил еще две пачки по тысяче долларов и пододвинул к игроку.

Уник взял деньги и неторопливо положил в карман, собираясь встать из‑за стола.

— Милый, у меня осталась фишка в 100 долларов, я не знаю куда ее поставить? — шепотом спросила его Клаудия.

— Любимая, поставь на 8, это день когда мы с тобой познакомились, но поставь, когда он бросит шарик, а я пока возьму виски с содовой в баре и буду тебя ждать, но чтобы не случилось мы в этот вечер будем вместе!

— Я молю Бога об этом! — услышал он ее невольный возглас за своей спиной.

Уник не спеша пошел к стойке бара и заказал два виски у бармена. Он чувствовал присутствие охранников за своей спиной, и действуя по уже согласованному плану, он облокотился головой на кулак, отогнув указательный и большой пальцы, дал условный сигнал капитану спецназа, что ему нужно прикрытие и подготовка к отходу.

Неожиданно, за столом где играл Уник, раздался шум и радостные возгласы американки: «О, Боже, я выиграла кучу денег! Восьмерка принесла мне 3 тысячи пятьсот долларов!». Все отвлеклись на это, и Уник проскользнул мимо охранников. Столкнувшись с Георгом уже около выхода, он передал ему четыре пачки долларов. «Георг, тут 12 тысяч долларов, валите отсюда подальше, а я остаюсь с моей фортуной до завтра».

Капитан спецназа Григорий Семенов слегка удивился, но не стал спрашивать, и лишь козырнул, приставив руку к виску: «Ни кто кроме нас — Мы Спецназ!». «Спецназ — рожден для победы!», — лишь ответил Уник, по военному щелкнув каблуками ботинок, и, улыбнувшись, повернул обратно в казино.

С десяток охранников или просто бандитов, крышующих это «Казино Рояль», и иногда обирающих счастливых игроков не могли не заметить, что счастливый молодой игрок успел избавиться от денег, и теперь он для них потерял интерес. Взбешенные ловкостью и наглостью, не свойственной для туристов, итальянцы рванули за Григорием Семеновым. А он уже успел перешагнуть порог казино, где его с нетерпением дожидались Медведь и Кик, каждый из которых разминал кулаки и потягивал шею, вращая головой.

— Ну, что понеслась Москва от Яузских ворот! Только, бойцы, не до смерти, лишь впол–тычка!

— А где наша не пропадала! — крикнул Кик и уже зацепил ударами ног в прыжке двух итальянцев, послав их отдыхать на мощеную мостовую.

— Прытко бегают, да часто падают! — не сильно, но точно послал Медведь в нокаут первого огромного роста и веса итальянца.

Дальше пошла молчаливая и мужская драка, когда взбешенные итальянцы падали под ударами русского спецназа, и снова пытались встать, но огребали еще новую порцию русского угощения в форме кулака или пинка. Вскоре разнесся слух по казино, что русские бьют итальянцев. Некоторые местные аборигены подскакивали со своих мест, удивленные тому, откуда здесь могут быть русские, в самом сердце Сицилии, на родине мафии. Они бежали на подмогу, еще не веря тому, что им придется оказаться под кулаками лучшего профессионального русского тяжеловеса, лучшего бойца рукопашной драки и одного из спецназовцев, имевшего прозвище на Кавказе «ночной дьявол».

— Братцы, будем отходить, наш Уник, уже растворился со своей подругой, — крикнул Кик, словно штопор ввинчиваясь в толпу и награждая драчунов несильными, но точными болевыми ударами.

— Давайте, братки, на раз, два, три… рванули! — крикнул капитан Семенов, и вместе с двумя спецназовцами, и запрятанными за пазуху деньгами, быстро побежали вниз города, туда, где в квартале трущоб затопленных кораблей, они могли найти покой и укрытие от бандитов и полиции…

Словно подсмотрев все, что творилось на площади, Всевышний рассердился, и небо раскололось слепящим зигзагом молнии, а затем несколько секунд позже в небе грянул гром, сотрясая всю округу и ушные перепонки. И в несколько секунд небо превратилось в бурлящий водопад, поливая все Палермо частым проливным дождем…

Уник выглянул в окно отеля «Интернациональ», заметив как от казино бежало три человека, один из которых был огромного роста, но сильные женские руки обхватили его сзади и притянули его к себе, и он повернувшись к своей возлюбленной, встретился с ее губами и ответно крепко прижал к себе…

Еще долго среди ночи вспыхивала ярким светом молния, освещая двух возлюбленных, не знающих усталости и не хотевших останавливать этот естественный танец любви, заложенный во всех молодых и горячих возлюбленных.

5

Большой грузовой корвет, обычно перевозивший через океан сельские продукты из Бразилии в Европу, не уходил обратно порожним из Италии. Нескончаемая волна иммигрантов мечтала распрощаться с нищетой и землями обетованными, где были рождены, и найти себе более счастливое место для жизни, более плодородные и свободные от вассалов земли.

На корабле, вместившим около тысячи человек, были в основном многочисленные семьи, без стариков, оставленных доживать в своих лачугах бедных кварталов Италии или маленьких фермерских домах.

Габриель Мазино, хозяин корабля, бывший моряк, списанный с военно–морской службы по ранению, работал на мафию. Он был ростом под два метра и на его плечи падали длинные курчавые волосы, иногда закрывающие глаза. Имея твердый и прямолинейный характер, он был хорошим парнем и легко нашел общий язык с отрядом «Нулевой дивизион». Получив аванс в 5 тысяч долларов, ему было обещаны остальные деньги при выходе из территориальных вод Италии. Он согласился, с улыбкой добавив, что ссаживает безбилетников на одном из островов Канарского архипелага в Атлантике, где водятся тигры и страшно–злые желтые собаки, которые разрывают людей по ночам.

Отряд занял корабельную каюту близко к корме, рассчитанную на меньшее количество человек, однако теснота помещения не давала повод прекрасному полу отряда предъявить кому‑либо претензии, и они поджав губы вынуждены были терпеть некоторые неудобства работы спецназовцев ФСБ, к которым они могли с гордостью себя относить.

— Эх, сейчас бы помыться с прекрасным земляничным шампунем, — иногда вздыхал Стаб, косясь на женский персонал отряда, — а то пахнем как строители без разрешения на работу в Москве…

— Стаб, спасибо, что сейчас зима, а летом мы бы в шпроты превратились в этой каюте, горячего копчения, — не упустил возможности пошутить Кик, и, увидев как капитан спецназа Григорий Семенов пристально рассматривает, что‑то в окно, спросил его.

— Георг, так стала близка к сердцу Италия, что нельзя взгляд оторвать? — улыбнулся Кик, который и не думал унывать в тесноте, и был готов забавлять отряд вместе со Стабом до Америки.

— Да, нет Кик, лет сто бы не видеть эти края, но вот два катера взяли курс от берега Палермо наперерез нам, возможно скоро догонят.

Ни кто не проронил и слово, а Уник лишь кивнул головой, сказав:

— За нами едут…

— Чем мы им так приглянулись?

— Хм, много жалоб следуют за нами по пятам, к тому же среди нас есть один человек с рыжими волосами, за голову которого был назначен большой гонорара золотом от Кутепова, — вдруг вспомнил Пуля, — Я это слышал в Крыму!

— Я тоже рыжий, ну и что, — немного обиделся рыжеволосый подросток, которого приютил отряд спецназа, и который принял замечание на свой счет.

— Да уж, гонорар золотом, прямо, как за картину Сальвадора предложили, — вспомнил вдруг художника Грач.

— Что есть, то есть! Георг иногда оставляет приятные впечатления, особенно вчера.

— А что вчера, ну так немного подрались около казино, но было за что, — Кивнул головой Кик. — Деньги хотели у нас отнять…

— Немного подрались, это очень спорное сравнение, полночи санитарные телеги развозили тех, кто вам под руку попал, — вдруг вспомнил Уник. — Пришлось мне это видеть из окна отеля «Интернациональ».

— Что же ты там делал, Уник? Мы вот в церковном приюте прозябали, а ты, как белый человек в отеле, — поддела Жара, которая знала от бойцов отряда все, что было вчера, но женское самолюбие и характер собственницы, не давал ей покоя.

Уник не ответил, но внимательно, взглянув на возмущенную Жару, решил победить ее тишиной и молчанием. Это еще больше разозлило девушку. Однако, за бортом раздался выстрел и стало ясно, что все немного серьезней, чем могло показаться на первый взгляд.

Потертое временем и штормами двухвинтовое судно, делающего 12 узлов в час, дало задний ход, пытаясь избежать столкновения, когда в фарватере появилось два полицейских катера. С рубки судна раздался сиплый рев гудка, передающий все, что думала итальянская команда о таком наглом вторжении в их дела. На носу одного из катеров с рупором появился коротконогий и толстоватый полицейский. Габриель узнал главного полицейского порта Палермо, жадного и недалекого Лучиано Верто. Работая в полиции уже двадцать лет, он только и делал, что выклянчивал деньги у итальянских контрабандистов и тех, кто занимался незаконным трафиком людей с территории Италии на американские континенты.

На этот раз полицейский был в этот ранний рассветный час решителен и зол, что не предвещало ни чего хорошего.

— Лучиано, что тебе не спиться этим утром, или твои дочки требуют столько ухода и приданного, что ты изменил сам себе, встав так рано?

— Габриель — тупая мафиозная обезьяна, заткнись и сбрось мне трап, на этот раз все серьезно.

Огромного роста чернявый капитан, отдал команду матросу сбросить трап и приказал всем пассажирам запрятаться в те места, куда их определили при посадке.

— Что тебе нужно, глупый коп, который не хочет дожить до пенсии? — жестко спросил Габриель полицейского. В эти времена в начале 20 века, все вопросы были решены, и мафия регулярно платила за каждый корабль в полицейское и жандармское управления. Сам Тони Вискоти, глава Сицилийской мафии, контролировал этот не вполне законный бизнес, и любые нарушения его интересов заканчивались самыми жестокими разбирательствами.

— Габриель, ты не зарывайся. Это ты здесь геройствуешь, думая, что в твоей жизни и бизнесе все схвачено, а там на земле ты в наших руках и ходишь по земле, которую мы контролируем!

— Лучиано, полицейский пес, у меня времени в обрез, думаю, что ты бы наделал уже в штаны перед Тони Вискоти, чтобы так просто остановить мой корабль без очень серьезной причины, поэтому изъясняйся быстрей и понятней, что тебе надо на моем корабле?

Полицейский вдруг снова достал свой пистолет и навел ствол на капитана, который оказался на две головы выше копа.

— На этот раз, ты прокололся. Габриель, и я бы мог арестовать тебя тоже, но пострадает много несчастных людей, которые покидают нашу родину, возможно навсегда… Но с тобой мы разберемся позже, а сейчас я хочу арестовать тех русских, которых ты посадил на корабль этой ночью.

— О чем ты? Я не спрашиваю у каждого пассажира их национальность. У меня здесь кого только нет: итальянцы, французы, испанцы, румыны, поляки, возможно и русские есть. Сейчас у них революция, война, вот они и бегут из России всюду.

— Не крути, ты мог уже понять о ком я говорю, их было несколько молодых здоровых парней, а один с тебя ростом и кулаками больше, чем твоя баранья голова!

Габриель понял о ком говорит коп, но не собирался вот так просто сдаваться. Он вглядывался в даль Средиземного моря, которое уже окрасилось утренним рассветом и ослепляло своей сребристой голубой лазурью. «Эх, как я люблю моря и океаны, дальние странствия и волны, которые никогда не успокаиваются и накатывают на мой корабль…», — спокойно думал про себя капитан, потеряв интерес к копу. Понимая, что на корабле есть только один хозяин — сам Габриель, и он мог приказать полицейскому покинуть его или приказать своим матросам выкинуть его с корабля… Но глава мафии Тони Вискоти осудит его за чрезмерное насилие, поэтому итальянец выискивал в своей голове другие пути решения ситуации.

— Ты мало знаешь об этих русских, дорогой Габриель, — решил смягчить свой напор полицейский, видя нерешительность на твердом, как скала, лице бывшего моряка–бомбардира. Коп слышал, что Габриель был контужен во время одного из боевых сражений с вражеским кораблем, и теперь у него вспыхивали нападки агрессии, когда он, имея колоссальную физическую силу, мог легко выбросить человека за бор.

— Что я о них должен знать больше, чем то, что они заплатили мне и Тони Вискоти деньги?

— Чьи деньги, Габриель? — поднял палец вверх маленький и толстый коп, спрятав наконец револьвер, рассчитывая больше на словесный поединок с неподатливым капитаном. — Деньги бывают разные…

— Нормальные деньги, коп, не крути, а говори яснее… Они, что ограбили банк или убили почтенных людей, завладев их деньгами?

Полицейский хмыкнул, понимая, что капитан этой списанной с флота посудины за время его работы на мафию научился кое в чем разбираться и вести разговоры по понятиям, по законам мафии.

— Они выиграли их в «Казино Рояль»! И не буду тебе врать, Габриель, иначе ты будешь плохо обо мне думать — выиграли они их честно, без финтов, но…

Тут полицейский прервался и вдруг увидел, как бешенный капитан начал приходить в неистовство. Его лицо налилось багровой краской и он наклонил его огромную голову контуженного моряка к лицу итальянского, не чистого на руку, копа.

— Ты, безмозглая сухопутная полицейская вонючая каракатица, остановил меня, чтобы все это сказать?

— Подожди, подожди, я тебе все объясню, — торопился сказать коп, пожалев, что спрятал револьвер. — Понимаешь, Габриель, они, эти русские перешагнули правила и понятия хозяина игорных заведений в Палермо Джакомо Короны, ты его знаешь, он не ниже Тони Вискоти. И пусть, он сидит в Милане, но у него длинные руки и здесь. Эти русские обыграли его казино на большие деньги, и после устроили драку, избив около 50 итальянцев…

— И сколько их было, коп, в казино?

— Кого?

— Тех кто избил 50 итальянцев, и погиб ли кто из этих придурков, кто захотел отнять их законные деньги?

— Трое их было, Габриель, что это меняет?

Капитан встряхнул свои волосы, отбросив их назад. Ладонями он провел по лицу, как будто перед его глазами открывалась, только что им открытая земля. А затем он твердо взглянул копу в глаза, вспомнив, что тот был трусом, и любил отсидеться за чужой спиной.

— Их было трое, а сейчас их пятнадцать, — слегка соврал капитан. — И у некоторых из них оружие. Так, что ты думаешь, что если вчера они пожалели итальянцев в драке, хотя могли их поубивать, то сегодня они сдадутся такой трусливой каракатице, как ты?

Между ними повисла тишина, словно кислотная смесь, проникая в сознание продажного полицейского, который понял, что погорячился, приплыв сюда только с тремя полицейскими… Нужно было брать полсотни вооруженных карабинеров, и на большом военном катере брать этих русских.

— Есть еще одно, Габриель! Ты знаешь, там в России идет сейчас война, и у Белой армии имеются большие претензии к этим русским, кого ты посадил на корабль… И один белый генерал платит за голову одного из этих сумасшедших русских парней много денег — 5 тысяч золотых рублей.

— Что с того, Лучиано, не лезь в чужие дела, доброе здоровье дороже богатства, — бросил капитан через плечо. — Если тебя пристрелят, Лучиано, мне придется тебя выкинуть за борт, таковы морские законы. Коп, ты хочешь, чтобы твое бренное тело, даже не смогли похоронить твои дочери, и в последний путь на дно тебя провожали акулы?

— Ладно, тупой морской ублюдок, я оставлю тебе русских, но сходи к ним, и напомни, что у главного полицейского порта Палермо Лучиано Верто скоро одна дочь выходит замуж, и ему надо готовиться к этому радостному дню!

Видя, что капитан еще сомневается и размышляет, коп достал револьвер и заменил несколько патронов с зелеными наконечниками в барабане магазина.

— Видишь, я вставил две сигнальных патрона… Когда я сойду на свой катер, я выстрелю вверх два раза, после чего сюда приплывут карабинеры с зенитным орудием и пулеметами. Думай сам, Габриель, что останется от твоей старой железной рухляди…

— Хорошо, Лучиано, стой здесь и не шевелись, я попробую что‑нибудь сделать для твоей проклятой души.

Когда капитан корабля зашел в каюту русского спецназа, он увидел, как два бойца проверяли свои револьверы. Они, даже не вздрогнули и внимательно посмотрели в глаза бывшему боевому моряку военного флота Италии. Габриель какое‑то время размышлял о нелегкой судьбе этой огромной страны России и, наконец, негромко сказал.

— Ребята, я за вас как мог стоял горой, но за вами много обиженных там на берегу осталось. Вчера вы там многих помяли около «Казино Рояль», да и из России спрашивают за вас и предлагают большие деньги…

В тесном помещении повисла тишина, в течении которой капитан судна внимательно осмотрел всех, заглянул в их твердые и спокойные лица, и такие же глаза. «Эти будут драться, однозначно, до последнего вздоха… и потопят мою посудину со всеми итальянцами на ее борту! У них нет другого выхода — это русские!».

— Вообщем так, я сказал этому копу, что мне плевать, на все что он принес на этот корабль. Но он обещал, что даст сигнальные выстрелы, если вы на прощанье, покидая Италию, не отправите подарок его дочери, а она у него скоро замуж выходит.

Грач спокойно перевел спецназовцам, что сказал капитан Габриель, а офицеры отряда лишь улыбнулись себе на уме, радуясь, что есть такая страна Италия, верная своим традициям. Капитан спецназа, отсчитал пять сотен долларов и собирался уже передать Габриелю, но тот видно понимая цену вопроса, добавил.

— А за тебя, дают 5 тысяч золотых рублей из России.

Георгий Семенов что‑то вспомнил и слегка задумался, размышляя как быстро работает русская контрразведка Белой армии, если его уже ищут в Италии, но не видя другого выхода, добавил еще тысячу долларов и взглянул в глаза Габриеля.

— Этого ему хватит? — спросил Георг по–английски.

— Вполне, друзья, можете отдыхать теперь до самой Флориды, кроме океана, нас теперь ни кто не побеспокоит.

В наступившей тишине, русские спецназовцы, вдруг услышали, как радостно стал смеяться и подпрыгивать итальянский коп, выкрикивая: «Виват русси, брависсимо…».

Лишь на следующее утро, в каюту отряда заглянул капитан корабля Габриель.

— Считайте, что проскочили, мы прошли Гибралтар и вышли в открытый океан!

Григорий отдал обещанные деньги за рейс капитану и поблагодарил его за поддержку, по мужски крепко пожав руку.

— Живая собака лучше мертвого льва, — вдруг вспомнил капитан древнюю поговорку, пришедшую со времен древнего Рима. — У нас на судне есть столовая. Роскоши там нет, как в казино, но похлебки, бобов, вина вы всегда можете купить…

Семенов поблагодарил капитана и спросил, когда будет первая остановка в океане, понимая, что понадобится дозаправка пресной водой.

— Через три дня Азорские острова, а там две недели до Бермудов, — бросил капитан и ушел прочь по своим делам.

— Ну вот, там и покупаемся, в океане от души, — обрадовались девушки, выражая и общую радость, что опасности остались за бортом. Впереди их ждала теплая зима Флориды и приключения, связанные с поиском подводных сокровищ.

Грач, обеспокоено поглядывал в иллюминатор каюты, вглядываясь вдаль нескончаемого океанского горизонта. Он понимал, что многое теперь будет зависеть от его правильного расчета данных о месте подводных кладов, и воспоминаний участников о волнующих находках подводных сокровищ у берегов Американского континента и островов Карибского региона.

Флорида. 24 декабря 2020 года.

Рой Нолан вот уже второй месяц пребывал на больничном домашнем режиме. Его сын Стафан, которому недавно исполнилось 10 лет, не терял зря времени и регулярно показывал отцу, каких огромных рыб он вылавливал на длинную удочку с косы, уходящий в мексиканский залив.

На этот раз, он притащил две полуметровые макрели, которые сверкали серебристыми чешуйками, на солнце, и одну длинную барракуду. Подросток был на резвом и не стоящем на одном месте коне, смеси мустанга с чистокровной арабской лошадью.

— Пап, гляди это я сам выловил, вон какие три огромные рыбины!

— Молодец, Стефан, — похвалил его, поправляющийся после ранения Рой Нолан. Он слегка поморщился, от боли, где‑то в груди, и непроизвольно улыбнулся своему мальчугану, который был энергичным и резвым подростком. Наученный с первых лет его детства, он умел драться и стрелять без промаха на 50 метров из револьвера, который у него был всегда в кобуре на седле.

— А зачем тебе эта барракуда? Выбрось ее, сынок, в ней много костей. Старайся ловить групперов, снайперов, а макрель у тебя хороша…

— Нет, папа, это я тебе только показал, а теперь я насажу куски этой барракуды на крючки и отправлю в море на толстой леске, хочу поймать небольшую акулу.

Старший Нолан усмехнулся, почувствовав как сзади к нему подошла его жена метиска, которая была радостна, что ее муж Рой выздоравливает, а сын старается помогать по хозяйству. Рой обнял ее за плече и снова взглянул на Стефана, который еще чего‑то ждал, а возможно того, что скажет его отец на вполне серьезные мужские планы — поймать акулу.

— Стефан, с акулами не все так просто, ты видел, как они долго живут, и могут откусить руку, после того как пролежат полдня на берегу…

— Я знаю, пап, но у меня кольт 44–го калибра и стальные патроны, а как я стреляю ты знаешь…

— Все верно говоришь, но иногда происходят непредвиденные вещи, сын, и ты должен об этом знать… Например, леса может захлестнуть тебе руку и твоя акула может утянуть тебя в море, а потом позавтракать тобой.

Мальчишка сбросил с плеча связку рыбы и поставил коня на дыбы, заставив протяжно заржать. Но потом поведя поводья резко вниз, он заставил его успокоится.

— Для этого, папа, у меня есть острый мексиканский нож. Им я могу перерезать любую леску, — серьезно сообщил паренек и с улыбкой взглянул на родителей.

— Ладно, Стефан, будь осторожней. И не бери с собой на опасные рыбалки брата Бреди, ему еще только 3 года.

Вместо ответа, юный лихой подросток ускакал к побережью, но прежде свистнул прислуге, чтобы забрали улов.

— Он стал совсем взрослым, — радостно сказала Гута своему мужу и нежно поцеловала Роя, так как будто они были только знакомы. И это было то, что многие переселенцы отмечали в местных американских метисках, которые были выходцами из местных народов — индейцев. Длинная и преданная любовь, которую они дарили своим мужьям и рожали много детей — была основой развития этого континента и давала ему силы.

На ужине в канун Рождества, Гута, как всегда поставила на стол крепкое ирландское пиво с солониной из говядины и красную капусту с горошком и обжаренной макрелью. Рой хотел было сказать приветственное слово, но запнулся в силу своего твердого и нелюдимого ирландского характера. Жизнь научила его ни кому не верить, и не бояться врагов. Он знал, что если не ты сам, ни кто не поможет тебе и не решит твоих вопросов.

— Если тостов будет слишком много, человек сначала потеряет себя, потом забудет доброго и священного Патрика, а все изгнанные змеи вернутся вновь, чтобы ужалить тебя, — сказал глава ирландской семьи, управляющий огромной фермой во Флориде и выпил до дна длинный стакан пива.

— Рой, я испекла на этот раз для каждого члена семьи небольшие куличи с тмином на Рождество, Новый Год и канун Крещения.

— Спасибо, моя добрая и верная Гута, это зима будет для нас счастливой… Мы все вместе, моя рана прошла, и скоро я снова смогу отплыть на яхте…, — неожиданно Рой прервался заметив испуганный взгляд своей супруги.

— А, ты хочешь напомнить мне о морских пиратах? Ха–ха, на этот раз я встречу их достойным образом, — налил себе на этот раз ирландец крепкого виски, и слегка поморщился от боли в плече. — Слушай сюда, Гута, мне неделю назад продали наши контрабандисты самый современный американский станковый пулемет М1919 системы «Браунинг». Темп стрельбы 500 выстрелов в минуту, прицельная дальность почти полтора километра, ёмкость ленты 250 патронов. За полминуты я сделаю решето из любой пиратской яхты!

Гута не ответила, но перекрестилась, как это делали все в семье Роя Нолана, на большой кельтский крест. Она готова была молится всем богам, лишь бы беда и несчастия обходили ее семью стороной.

2

Лишь только минул Новый год, и атлантический гигантский шторм опустошительно прошелся по берегам южной части Флориды, как Рой Нолан решил покончить со своим больничным режимом. Он запряг в свою легкую повозку, с откидным верхом, резвого и сильного мерина. Погрузив свое новое приобретение — станковый пулемет М1919 в фургон, он отправился в бамбуковую рощу, что покрывала пустынный берег за «крокодильими болотами», мокрую болотистую низину, где кишели дикие крокодилы, неизвестно откуда там расплодившиеся.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что в этот утренний час, когда на море вставал рассвет не было ни кого, ирландец расчехлил 30–ти килограммовый пулемет и пристегнул патронную ленту в коробке. До бамбуковых густых зарослей, стоящих стеной было больше пятисот метров и расстояние до стрелка покрывала болотистая низина, покрытая камышовыми зарослями. Прицелившись, Рой нажал на курок пулемета…

Длинная очередь вонзилась болью в ладони рук и плечо, и тотчас он увидел как смертельная нить пуль впилась в бамбуковый лес. Словно косой, пули валили стволы бамбуковых деревьев на сотню метров вперед.

— О, Святой Патрик, такого мне еще не приходилось видеть… Это как рука дьявола — смертельна и беспощадна. Он не сразу прекратил стрельбу, и когда уже поленты патронов были израсходованы, и со ствола пулемета валил пар, Рой понял, что теперь на море его будет трудно взять голыми руками.

Возвращаясь домой, он заметил, что его супруга и слуга ждали его на крыльце, а верный пятнистый пес, которому хоть и исполнилось 9 лет, заливался громким злобным лаем. Рой Нолан подъехал к дому, который после достройки выглядел настоящей крепостью на побережье.

— Рой, к тебе приходил молодой человек, и сказал, что желал бы с тобой поговорить по какому‑то серьезному делу.

— Тахи, поставь повозку в сарай и занеси это в дом, и положи в темную комнату, но смотри чтобы мой сынишка Бреди не пронюхал куда мы прячем ключ.

— Понятно, босс, ни кто не знает где мы прячем ключ, — улыбнулся темнокожий кубинец Тахо, он был предан Рою, с тех пор как он его выкупил у пьяных ковбоев, которые собирались забить кубинца до смерти.

Рой подошел к своей супруге и заглянул ей в глаза.

— Ну, что моя милая, Гута, не собирается ли порадовать меня еще одним ребенком?

Она смутилась и отстранилась от него, подумав про себя: «Это сущий ирландский дьявол, если умеет читать мои мысли. Как он догадался, что я снова беременна? Ведь пошел только четвертый месяц!». А твердый ирландец, так нежно преданный своей супруге, вдруг подумал про Гуту: «Она какая‑то ранимая, наверное беременна, спасибо Святой Патрик, но видно она мне хочет подарить дочь. А коли так станется, назову свою дочь в честь сестры — Сьюзи!». Вот уже несколько лет, он не слышал о ней ни чего, а последнее письмо он получил от нее из Калифорнии три года назад на Рождество.

— Так, что хотел этот незнакомец? — вдруг вспомнил Рой, с трудом пряча улыбку на лице после своих мыслей о дочери.

— Он тебя будет ждать в полдень в Голден–Бич в кафе, что около аквариума.

— Хорошо, моя дорогая, а сейчас свари мне кофе.

— Рой, дорогой, как может быть иначе, кофе и тосты с сыром ждут тебя на столе, а дети уже начали завтракать…

— На кого он похож? — задал неожиданный вопрос ирландец и взглянул в глаза Тахо, который словно ждал этого вопроса.

— Он не похож на плохого человека, сэр! — лишь ответил кубинец и побежал загонять повозку в сарай.

В полдень, когда солнце закрыли тучи и заморосил мелкий дождь, в приморский американский город Голден–Бич, въехал на поджаром и резвом скакуне ковбой. Его лицо было сокрыто под длиннополой шляпой, два длинноствольных кольта, заряженные мощными патронами «магнум» 44–го калибра, покоились в его двух кобурах по бокам, над высокими черными сапогами. Ковбой иногда пускал в ход свой хлыст, заставляя своего скакуна перепрыгивать газоны и лавочки, стоящие на пешеходных тротуарах.

Так он подъехал к кафе и спрыгнул с лошади. Забросив поводья на перила кафе, он узлом перевязал уздечку, искоса оглядевшись по сторонам, но не найдя, что либо странное, что могло показаться ему необычным в это время и в этом месте, он пнул вращающиеся дверки и вошел в кафе.

Не спеша, он подошел к стойке бара и взял себе виски. Затем он опустился на вертящийся табурет и отпил крепкий жгучий напиток. Ирландец не торопился делать каких‑либо действий, зная по жизни, что спешка не приносила удачи в делах. Наконец, он выпил стакан и лишь потом посмотрел по сторонам. В кафе было не много народу, но лишь за одним крайним столом сидело два парня, которые без волнений смотрели в его сторону. И лишь один из них улыбнулся Рою Нолану, и сделал приветственный знак.

Ирландский американец внимательно окинул взглядом этих двух парней, что имели к нему интерес и не нашел в них, чего‑то, что могло указывать на их отношении к мафии или бандитам. «Что им надо? — спросил сам себя ирландский ковбой. — Наверное, попытаются впарить мне какую‑нибудь безделицу с очень умным видом. Но ни чего, я их быстро на место поставлю, и не дам им и половины, за то, что они предложат!»

Рой раскурил длинную мексиканскую сигару и не спеша подошел к столику с незнакомцами. Указывая на них кончиком дымящейся сигары, он спросил:

— Эй, вы, выпускники университета, или страховые агенты? Да мне и наплевать, кто вы есть, какого черта вы побеспокоили меня и приперлись в мое поместье?

— Приносим наши искренние извинения, за наше беспокойство, но нам показалось, что вести разговоры в вашем доме будет вам неудобно, поэтому мы вас и пригласили сюда.

— Какого черта вам надо от меня? — спросил Рой, с облегчением не обнаружив у них итальянской примеси в английской речи. «Откуда‑то с Европы… Может и не плохие парни, сейчас разберемся, что за перцы…».

— Вы ведь Рой Нолан? Не могли бы вы присесть… Меня зовут Грач, а моего товарища Уник, — доброжелательно начал один из них, а второй высокий парень со светлыми волосами и серыми глазами, хоть и молчал, но Рой почувствовал в нем внутреннюю силу, которая шла откуда то изнутри незнакомца. Бывший уличный хулиган Рой Нолан умел это чувствовать в людях, поэтому он слегка изменил о них мнение, как об агентах или торговцах товарами, и сел за столик. Ирландец закинул ногу за ногу и, сделав глубокую затяжку, выпустил густое облако дыма перед собой, так что дымом заволокло столик.

— Валяйте ребята, говорите, раз вы знаете, кто я такой. Но я буду страшно зол, если вы выдернули меня с моей фермы в такой час, когда у меня куча дел, чтобы так просто я проскакал десять верст сюда и увидел ваши постные рожи.

Уник еще какое‑то время вдумывался в то, что сказал Рой, потому, что половина сказанного им была произнесена на американском сленге, но переглянувшись с Грачом, он кивнул головой, давая сигнал начать беседу.

— Рой, мы хотели вам предложить сотрудничество с нами… Мы знаем, где найти подводные сокровища с затонувшего корабля, — убежденно сказал выше среднего роста и с темными волосами, видно умный парень, который был приблизительно одного возраста с ирландцем.

— Что с того, что вы знаете… Тут тысячи помешанных шляются и думают, что они знают, но между тем, то что они узнали и реальным морским кладом иногда сотни миль, а иногда вы проплывете несколько раз мимо затонувшего корабля под водой, не заметив его…

Двое незнакомцев молчали, не зная как правильно повернуть разговор в верное русло. Но Рой, вдруг, почувствовал, что они действительно что‑то знали, так спокойно и уверенно они выглядели.

— Парни, пока вы не скажете, кто вам рассказал те бредни и небылицы, в которые вы реально поверили, я не смогу вам доверять, — Рой резко затушил сигару о край стола и щелчком ногтя зашвырнул ее далеко над головами, давая понять, что его свободное время закончится через несколько секунд.

— Мы прочитали об этом в вашей книге, где вы описали, как нашли клад.

— Вы что шутите, с чего я начал писать книги? Ну нашел я сокровища, за что получил кучу денег несколько лет назад. Не понимаю, вас парни, говорите коротко, иначе мое время закончено!

— Эту книгу вы напишите, не сейчас, а в 1924 году. Книгу про то как вы потеряли своего сына и супругу в одном из штормов, а потом спустя год нашли огромные по ценности сокровища с потонувшего пиратского парусника.

— Я потерял в шторме сына и супругу? Вы что медиумы знать об этом? — удивился Рой, хотя слухи о медиумах и фокусников, уже дошли и до него. «Гарри Гудини, так кажется зовут этого необычного человека, который угадывает или что‑то там предсказывает», — подумал ирландец, однако сообщение о гибели его семьи не позволили ему вот так просто оттолкнуть от себя этих незнакомцев.

— Значит ты все обо мне знаешь? — спросил ирландец темноволосого незнакомца с темными глазами, и увидев кивок головы, продолжил. — Каким образом, да и почему я должен тебе верить?

— Я знаю не все, а то, что вы напишите в своих воспоминаниях, которые будут опубликованы после 1924 года.

— Понял… И в них, я напишу, что моя супруга и сын погибли в шторме? А через год я найду сокровища, и так разбогатею, что буду золотым королем Флориды? Так ребята вы хотите меня развести?

— Нет, не будете…, — немного заволновался, тот кто назвался именем Грач. — Вы их найдете, но погибнете от рук мафии. Но это раскроется через десяток лет ФБР, которое проведет расследование по требованию вашей дочери…

— Моей дочери? Да вы что, парни, у меня только два сына, — Рой почувствовал как сердце его сжалось.

— Она родится в этом году, и вы назовете ее Сьюзи.

Крепкий и решительный ирландец, вдруг почувствовал как железные обручи обхватили его грудь и он не мог дышать и говорить. Он понял, что они что‑то знали о нем, хотя было невероятно, как они могли все это предвидеть.

— Как вы все это узнали, если что‑то там нагадали, как вы ублюдки можете говорить о моей смерти, смерти моей жены и сына? — он схватился за револьвер. — Вы проклятые умные придурки, которые чему‑то научились, а теперь решили взять меня на испуг, чтобы развязать мой кошелек!

— Рой, вы успокойтесь, мы не шарлатаны и не медиумы, как Гарри Гудини. Все иначе, мы из будущего, из далеких будущих времен, и знаем всю историю, и что было в этом 1920 году и позднее, — выпалил незнакомец и внимательно стал присматриваться к человеку, который впервые услышал такое заявление.

Рой Нолан махнул рукой бармену и заказал себе еще бутылку виски.

— Выпьете со мной? — лишь спросил он, словно оттягивая время, чтобы не распрощаться навсегда с этими парнями и не закрыть страницу в свое будущее.

— По немного, — кивнули они головой, как будто с облегчением.

— Ладно, я с детства верил во всякие чудеса, но вы знаете слишком много, что бы это походило на сказку, — лишь после полного бокала виски, смог продолжить ирландский ковбой. — Но что нужно вам, после всего, что вы мне сказали?

— Рой, мы хотим с вами найти тот клад, за который вас должны убить, и те сокровища из‑за которых в шторме, погибнет ваша жена и сын Стефан, которому исполнится 14 лет.

— И сколько вы за это хотите?

— Половину… Мы вам поможем найти и поднять, мы отвезем это в хороший банк во Флориде и напишем заявление, что найденное нами принадлежит нам пополам.

— Не плохо, парни, моя лодка, мои координаты, мое снаряжение…, И вы мне даете только половину!

— Рой, поверьте там очень много драгоценностей, хотя с учетом 1924 года, они могли стоить дороже.

— И сколько они стоили в 24 году?

— Чуть больше 15 миллионов долларов… Там было несколько тонн золота, платина, но главная особенность, там были огромной ценности алмазы, рубины и другие редкие камни.

— Сколько вас? Умеете ли вы нырять? Почему я вам должен верить, что вы не убьете меня?

— Нас 10 человек, поэтому на яхте может быть столько сколько нужно. А пловец и ныряльщик у нас, вот мой товарищ Уник.

— Ты умеешь нырять…, или думаешь, что умеешь? — с усмешкой спросил ковбой спецназовца.

— Я штатный ныряльщик в отряде, могу находится под водой до 5 минут без воздуха.

— Ладно, приятель, я это еще проверю, — Рой Нолан сделал паузу и твердо посмотрел им в глаза. — Я не знаю, кто вы на самом деле, но почему вы уверены, что мы найдем драгоценности?

— В ваших воспоминаниях вы дали координаты того места. Эти воспоминания опубликовала ваша дочь, а могла ли она перепутать или неправильно указать их…, тут трудно мне судить, — немного забеспокоился Грач, вдруг поняв на какую шаткую палубу становиться он, если по непонятным причинам они не найдут сокровищ.

Грач находился в размышлениях, а Уник и Рой Нолан уловили в нем задумчивое настроение, и с нетерпением ждали. «Если мы не найдем ни чего в том месте, которое описал и дал точные координаты Рой, то второй раз он им уже не поверит, и знания Грача о других местах не помогут и отряду. У них не было ни корабля, ни снаряжения и денег, чтобы организовать это самим».

— Грач, ты не помнишь эти координаты и название?

— Конечно, это место находится в Багамском архипелаге около острова Элбоу–Кэй… Долготу и широту, я вам дам, когда мы туда поплывем, по вашим воспоминаниям вы там уже раз ныряли.

Рой довольно хмыкнул, поняв о чем шла речь и еще раз внимательно вгляделся в двух парней, которые вдруг враз перевернули его жизнь, которая должна была закончиться через 4 года, а жизнь его супруги и сына через 3. Он сейчас же мог жестко распрощаться с ними, и продолжить поиски сокровищ, где он уже нашел несколько слитков и украшений, год назад. Но какая‑то неизвестность не позволяла это сделать ему. Он понимал, что расставшись с ними у него навсегда порвется нить с его будущим…

— Ладно, парни, если столько много груза поднимать со дна, я вынужден буду прикупить еще один акваланг, драгу и песчаную пушку… Готов взять с собой пять человек, но с крепкими мышцами. То что найдем поделим поровну. Заметано! — ударил он по столу рукой и встал.

Они вышли из кафе под моросящий дождь. Рой еще раз их оглядел внимательным взглядом, и понял, что это твердые, кремневые ребята, и скорее всего военные.

— Где посоветуете нам остановиться недорого в этих местах, чтобы потом вы подобрали нас? — спросил Грач ковбоя.

— Зайдите в агентство по недвижимости и арендуйте на месяц любое бунгало, что в 35–ом секторе на самом побережье, сейчас зима и цены сильно упали. Там есть хорошая пристань на берегу в бухте.

— Когда вас ждать?

— Отплываем через неделю, будьте готовы, — по очереди он пожал им руки и быстро вскочил в седло, спрятав гримасу боли от простреленного плеча.

Грач и Уник еще долго смотрели вслед ирландскому ковбою, который так спокойно принял для себя все то, что сказали ему гости из будущего и согласился с их условиями игры…

3

Отряд «Нулевой дивизион» расположился в одном из пустующих бунгало в эти зимние месяцы во Флориде. Соседние из домов также пустовали, и лишь изредка появлялись лихие ковбои с оружием и грозным видом, которые сторожили этот поселок.

Стояла теплая погода, чуть больше 20 градусов, но и море в Мексиканском заливе было еще теплее, что позволяло купаться и нырять недалеко от берега. Иногда любопытные и голодные акулы подплывали совсем близко к берегу. На обед спецназовцы варили овощи и ели рыбу, что с большим увлечением вылавливали «сын отряда» Никиша, Стаб и Крак, которые оказались заядлыми рыболовами. В паре километров был небольшой рынок, где можно было купить фрукты, хлеб и что‑то к чаю.

После долгого совещания, была выбрана команда спецназовцев, кто должен был плыть вместе с ирландским американцем на поиски сокровищ. В поисковый отряд за сокровищами попали Грач, Уник, Медведь, Стаб и сам командир отряда — Григорий Семенов.

— А врач вам не нужен? — с удивлением спросила Жара и стала заплетать в косичку свои отросшие каштановые волосы. Ее серо–голубые глаза стали темно–синими от обиды и она уже собиралась заплакать…

— Пожалуй ты права, но мы спросим Роя Нолана за шестого члена экипажа — нашего штатного врача, — поставил точку Георг и откинулся на теплый песок Флориды, по которому бегали крупные термиты, на что не обращал внимания капитан спецназа. Он вдруг вспомнил один бой на Кавказе, когда на его руках погиб его боевой товарищ Костя Смоленков. Из его простреленной груди хлестала кровь, и жить ему оставалось последние минуты… Умирающий боец, сжимал плечо Григория Семенова и захлебываясь кровью говорил: «Гришка, сплоховал я, видишь меня из пулемета прошило… Сейчас уже помру, Гриша, а я вот не успел море увидеть, вот хотел после армии, да не сталось! Но ты за меня побывай на море, а там классно: волны, песок, солнце…». Так и умер солдат, вспоминая свою детскую мечту о море, на руках его товарища–спецназовца Семенова.

«Эх, Костя, тут столько моря, что отдал бы тебе все, но жизнь так распоряжается… у одного отбирает, а другому дает много», — медленно думал капитан, чувствуя как по его щетинистой щеке бежал муравей, озабоченный своей работой и инстинктами. Капитан был в короткой тельняшке, которую как память взял из будущего сюда в прошлое, а сейчас он — русский спецназовец находился в американском штате Флорида и собирался найти много золота, чтобы выполнить задание Федеральной службы безопасности. «Наверное, если спросить генерала Верника или Президента России Владимира Зорина, что там ваши ребята делают? Они твердо ответят — «сражаются ребята с силами империализма!» А они валяются на белом песке Флориды и купаются каждый час…, — подумал Григорий и улыбнулся.

— Георг, как себя чувствуешь? Сбросил бы тельняшку и позагорал, — раздался мелодичный голос Жары. — Как врач настоятельно рекомендую, иначе на море обгоришь.

Григорий сбросил резко майку с себя и акробатически встал на руки, подпрыгнув несколько раз на руках, так как это были ноги, пытаясь сбросить с себя муравьев.

— Слушай, командор, в тебе акробат пропадает… Мог бы в цирке на Цветном бульваре выступать, — раздался смех Жары, которая как и мечтала нацепила, купленное в эти древние времена в Голден–Бич купальник бикини.

— Просился в цирк, да не берут, — шутил капитан, щурясь на солнце.

— Что так, риска мало, без остренького жить скучно? — оживилась Луна.

— Да нет, тигры воют когда меня увидят.

— Это почему? — наивно заглянула ему в глаза Луна, не ожидавшая подвоха.

— Да я сырое мясо очень люблю с кровью, — вдруг закричал молодой 25–летний капитан и перевернувшись на песке накинулся на лейтенанта ФСБ Луну, которая взвизгнула от притворного страха, а Григорий изобразил, что собирается как вампир перегрызть ей горло. Неожиданно между ними вспыхнула искра, и капитан не смог оторваться от ее нежной кожи и нежно поцеловал ее в шею, а она не смогла его отпустить после этого, прижав его губы к своим и поцеловала долгим проникновенным поцелуем.

— Все кто был рядом деликатно отвернулись, понимая, что что‑то такое давно уже должно было начаться, тем более в этом теплом океанском райском уголке.

А пятью минутами позже, выгнав из бунгало всех кто там прозябал, покуривая по кругу пьянящую кубинскую сигару, капитан Семенов и Луна набросились друг на друга, оставшись наедине в бунгало, так словно они были в первобытном обществе, где это совершалось на шкурах убитых животных, при свете больших костров. Луна забылась и, предаваясь безудержным любовным утехам, вдруг начала громко вскрикивать на весь берег.

— Вот как русские умеют любить! — с восторгом оглядела Жара мужской персонал отряда, который чтобы куда‑то деться от стыдливости, попрыгали в высокие волны океана.

4

Отряд спецназовцев из 6 человек, уже ждал на рассвете яхту профессионального искателя сокровищ Роя Нолана, которому предстояло вписать еще раз свое имя в историю счастливых обладателей несметного богатства, поднятого с морского дна. Многие из читателей, вдруг, ощутят приливы завистливых чувств в отношении чужого везения… Однако, не многие из искателей приключений и кладов дожили до глубокой старости, а также нашли, что‑то солидное на дне опасных океанов и морей. Больше легенд и выдуманных историй окружают это романтическое увлечение по поиску древних сокровищ в опасных глубинах…

Узнав о гибели своего сына и супруги через несколько лет, в Рое Нолане противоборствовали разные ощущения. Первое желание у него возникло — расстаться с этим занятием совсем. Тем более, что подняв со дна год назад большое количество золота и платины, и расплатившись с мафией, он был свободным и независимым в финансовом отношении человеком… Но он помнил тот азарт и волнительную дрожь в руках, когда он поднял свой первый слиток золота на яхту. Промучившись два дня, после встречи с посланцами из будущего, он понял, что не сможет бросить свою привязанность к океану и тягу к хорошо оплачиваемому риску.

Несколько дней, он боролся с чувствами, что он обойдется без этих молодых, хотя на вид и честных ребят, но более глубокий анализ ситуации подсказывал ему, что если его должна убить мафия из‑за найденных сокровищ, то не по вине ли его помощника Тахо или любого иного, кто сообщит мафии об этом. А значит — он был обречен, поэтому воспользоваться помощью отряда из будущего, было его единственным шансом изменить судьбу и сохранить свою семью. Он не хотел, чтобы его дочь потеряла отца и потом попыталась расследовать его гибель. Рой Нолан понимал, что встав на путь борьбы с мафией, она сама подвергнет себя опасности.

Именно поэтому, в это январское утро он приплыл к причалу 35–го сектора дачных построек на берегу океана. Еще издали он увидел этих крепких плечистых парней, которые, словно десант времени пришли из будущего, чтобы помочь ему, и самим много заработать. Возможно эти деньги должны пойти на другую важную миссию, которую они совершали бескорыстно. Уж слишком они спокойно говорили о золоте и алмазах, словно им не достанется ни одной золотой монеты…

Рой не стал сбрасывать парус, который был ведом хорошим и резвым бризом, а скинул угловой фал и снял его с гика, а затем, завернул вокруг мачты, чтобы яхта потеряла ход, и плавно подошла к длинным мосткам в бухте.

— Приветствую искателей приключений, — улыбнулся им Рой, с удивлением увидев великолепную девушку на пристани с пышными белыми волосами и красивым лицом. — Что за прекрасная особа с вами, или это провожающая персона?

— Это наш шестой участник — врач отряда, — улыбнулся Георг.

— Нет, парни, здесь не война, и все что нам угрожает, вполне излечимо самими, ну а если кого‑то сожрет акула или порвет бешенная мурена, я сомневаюсь, что ваш доктор найдет ему новую голову или руку.

Все замолчали, а Жара закашлялась, узнав какая опасность могла случится с одним из участников поисковой группы.

— Жара, не переживай, неужели тебе не хватило переплыть через Атлантику? — подмигнул ей капитан спецназа и дал команду рукой на погрузку всем остальным.

— Ирландский придурок упрямый, — взглядом проводив яхту, ругнулась по–русски уже за спиной Жара, раздосадованная тем, что она пропустит возможно самое интересное в ее жизни. Неожиданная обида вспыхнула в ней по отношению и к Георгу, но вдруг что‑то вспомнив, она лишь махнула рукой им вслед…

Яхта подхваченная прямым ветром в паруса, рванула под бермудским и передним пузатым спинакером в океан, развивая хорошую скорость. Вода с шипением рассекалась под острым носом шхуны, унося назад голубые брызги океана. Все бойцы отряда заворожено смотрели за борт, глазами отыскивая рыб и причудливые тени и силуэты, искажаемые глубинами океана и струящимся подводным течением. Медведь опустил свою огромную руку в воду, зачерпывая ею воду, как ковшом. Один раз он умудрился даже подхватить летучую рыбу, которая замешкалась. Боксер внимательно рассмотрел диковинную рыбу, а также ее перепончатые крылья.

— Не, я такую рыбную стрекозу не стал бы есть, — хоть и с акцентом, но на английском сказал он.

— Это ни чего, не помню, чтобы ее кто‑нибудь ел, но в качестве наживки на крючок, она бы сгодилась, — отозвался Рой держа руль и управляя яхтой.

Медведь не разобрал такую витиеватую английскую речь и выбросил перепончатую летучую рыбу за борт.

— Эх, Медведь, Рой сказал, что бы ее оставить на приманку, на более крупную рыбу, — вздохнул Стаб, который был в английском более продвинут.

— Да ты что! — лишь ойкнул и снова попытался ухватить выброшенную в океан рыбу огромного роста и с огромно длинными руками боксер. Однако, сильно свесившись за борт он чуть не улетел в воду, но тот же Стаб успел сесть ему на ноги, что спасло Медведя от падения.

Рой увидев сцену, долго над этим смеялся, повторяя чуть громко: «большая рыба — большой мужчина». Но Медведь понял это как намек на его несообразительность, и обиженно отвернулся от всех, всматриваясь в бесконечный горизонт океана.

— Это ни чего к вечеру летучих рыб на яхте будет с десяток.

Словно подслушав его слова океан, послал стаю летучих рыб прямо на яхту, и несколько штук затрепыхались на дощатом настиле палубы. Медведь, радостно своими огромными руками стал их схватывать и засовывать за пазуху рубашки, а на его крупном лице расползлась довольная улыбка. Он добродушно посмотрел на Стаба и подмигнул ему.

— Лучше бросьте в ведро, а то получите ожог на коже, эти рыбы имеют плохую слизь на чешуе, — вновь улыбнулся ирландец, слегка подтрунивая над огромным русским боксером. А весь остальной поисковый отряд спецназовцев вдруг дружно по–молодецки засмеялся без остановки. Ирландец вдруг тоже влился в этот смех, и по–ирландски, громко и задорно засмеялся.

Лишь после обеда, пропали дальние контуры земли Флориды, и яхта вышла из мексиканского залива в открытый океан. Над шхуной стали кружить несколько буревестников, быстро меняя плоскости своего парения, и иногда резко падая к воде, чтобы клювами схватить мелкую рыбешку. После полудни заморосил мелкий дождь, напоминая, что стоял январь в Карибском бассейне Атлантики.

После полудни, Рой и Стаб закинули несколько толстых плетеных капроновых поводков с наживками из летучей рыбы. Первое время Стаб нервно проверял лески, но смеющийся опытный ирландский американец посоветовал ему забыть про закинутые лески. Не прошел и час, как один поводок трепеща натянулся и начал звенеть как струна. Рой попробовали бечеву, и нашел, что клюнуло, что‑то крупное. Вооружившись гарпуном, Рой Нолан дал команду Медведю вытягивать рыбу, и лишь только тупорылая блестящая голова огромный рыбины показалась из воды, он ударил острым крюком гарпуна ей по голове. После минутной борьбы, могучий и огромный боксер с невероятно воодушевленным лицом, справился с рыбиной и затянул ее на ют яхты.

— Эх, нет фотоаппарата, а то бы снялись с голубым тунцом, а в нем килограмм сто будет, — не мог скрыть азарта от рыбной ловли Стаб. — Я знал как наживку насаживать, меня дедушка с детства на щуку и жереха водил на реку.

Когда солнце начало клониться к горизонту, окрашивая океанские просторы в бронзовый свет, клюнуло еще на одну леску. Воодушевленный Стаб, собрался было побороться с рыбиной в одиночку, но на этот раз оказалась на крючке меч–рыба, весом не меньше 150–киллограмов, которая отняла около получаса усилий почти всей команды, прежде чем загарпуненная и с простреленной головой, она оказалась на палубе.

Довольный ирландец передал бразды управления яхтой Грачу, а сам довольный уловом стал засаливать меч–рыбу с солью и специями, чтобы потом можно было не отвлекаться на рыбалки, а заниматься подводными поисками места кораблекрушения в поисках драгоценностей.

Только к вечеру яхта оказалась около острова Элбоу–Кэй, который словно коса пересекал морской простор, протянув на десяток километров свою каменистую гряду. Именно поэтому, невидимая в штормы или ураганы эта каменистый гребень оказывалась смертельной саблей для идущих в Америку кораблей.

— Здесь Багамский архипелаг начинается? — спросил Грач ирландца, помогая ему менять паруса и переносить гик на другую сторону, в поисках более резвого направления ветра.

— Да, это самый северный и необитаемый. В середине острова, вон там виднеется гора, это бывший потухший вулкан. На этом острове есть дичь и фрукты, можно набрать хорошей пресной воды, и там мы переночуем.

— Рой, вы уверены, что это здесь… Ну эти сокровища? — спросил авантюрист в душе и покоритель московских высоток на параплане, лингвист и археолог отряда, лейтенант спецназа ФСБ Грач.

— Вы сами назвали этот остров, кроме того ночью мы проверим координаты долготы и широты по луне, которые вы записали…

Грач промолчал, а в его груди бешено заколотилось сердце. Он встретился глазами с Уником и командиром отряда Георгом, и понял какую ответственность он на себя взял, пообещав им всем несметные сокровища на сумму более 15 миллионов долларов, которые вошли в десятку самых значительных кладов 20 века.

Бросив якорь в естественной островной бухте с мелким белым песком, спецназовцы резво спрыгивали в морскую воду и радостно бежали к берегу.

— Если акул нет, не искупаться ли? — спросил Уник и взглянул на Роя, ожидая его согласия и боясь налететь на неприятности, которые хранил океан на каждом шагу. Опыт освоения подводных глубин спецназовцем был не дальше Средиземного и Черного моря.

— Купайтесь, не боясь, около берега только мелкие акулы, и они вряд ли нападут на пловца…

Уник спросил маску у ирландца, и подышав на стекло, одел ее и тотчас скрылся из виду под водой. Все бойцы отряда внимательно посмотрели на то место, где нырнул Уник и начали отчет про себя, решив проверить возможности этого парня. Шли секунды, шли минуты. Рой обмотав парус вокруг мачты, и закрепив надежней парус, тоже оглядывался на бухту залива, ожидая когда вынырнет парень, про которого говорили как об опытном ныряльщике.

— Уже четыре минуты, под водой, — сказал с восторгом Стаб и переглянулся с Роем, который с удивлением присвистнул.

— Уж не рыба ли ваш Уник? — спросил ирландец с улыбкой и нетерпением.

— Нет, он не рыба, он из спецназа, — сообщил Медведь, пытаясь разглядеть, где мог быть их штатный подводник.

Наконец, после 5 минут и 20 секунд, метрах в двухстах от них вынырнула морда огромной рыбы, затем плавник, а уже после показалась голова и рука спецназовца–ныряльщика. Держась за плавник небольшой и тупорылой акулы, он плыл как на торпеде, разрезая спокойные воды залива.

5

Тропическая ночь без звезд и луны погрузила все окрестности прибрежных зарослей в ночную непроглядную темень. Собранный с берега высушенный на жарком солнце плывун, оставшийся от штормов и приливов, ярко вспыхнул огнем, освещая прибрежные бамбуковые заросли.

— Рыбки поедим жареной, да вина выпьем мексиканского, — тихо сообщил ирландец, и прилег навзничь, думая о чем‑то своем.

За спинами иногда раздавались свирепые вскрики хищников, да переливчатые и крикливые выкрики попугаев, а в воздухе стоял несмолкаемый пересвист и стрекотанье насекомых. Сзади, вдруг, отчетливо раздалось чье‑то шумное беганье по кустам и зарослям.

— Кто‑то там носится, как будто нас здесь нет, — почесал голову Медведь, косясь на ирландца, который даже внимание не обратил на то, что могло любого взволновать на таком необитаемом и полным хищников острове.

— Это капибар, такая дикая миниатюрная свинка, из нее потрясающее барбекю на углях получается. Вот мы в прошлом году на этом острове подстрелили одну такую, а потом с кубинцем–помощником наслаждались ее мясом…

— Так, может подстрелим, — весело предложил Стаб, невольно косясь на капитана спецназа Семенова, который по рассказам других бойцов, был ночным разведчиком, или одним из тех, кого называли на Кавказе «ночной дьявол».

— Он и днем трудная мишень, а сейчас…, — вдруг засмеялся искатель сокровищ Рой Нолан, — вы только его котишки поймаете.

— Георг, как покажешь свой класс? — упрямствовал Стаб, не то захотевший мяска на углях, а не то решив удивить, видавшего многое, ирландца.

— Стаб, а как на счет рыбки? — нехотя отозвался Григорий Семенов и оглядел остальных бойцов отряда. Они молчали и явно тоже чего‑то ожидали от него.

— Ну, ладно, Стаб, только опаливать свиненка и мыть его будешь сам, если станется его отловить, — вскочил на корточки капитан спецназа и быстро опустил две руки в разлетевшийся по песку пепел. Затем капитан стал тщательно и с каким‑то отрешенным видом наносить на свое лицо боевую раскраску, чтобы его лицо было не видно в ночи.

Спецназовцы молча взглянули на Григория и отвели свои глаза, вспомнив свои боевые операции, и то как они все свято подходили к этому обряду воинов–спецназовцев. Каждый из них в такие минуты словно прощался с домом, со всем, что остается за спиной…, и вставал на путь войны, готовя себя к тому, что им нужна только победа, и они победят.

Затем спецназовец встал на колени, обратив свои взоры в темноту и стал фалангами согнутых пальцев натирать ушные раковины, всматриваясь в казалось черный небосклон. Прошло несколько минут и опытный разведчик почувствовал, что его зрение усилилось, и он стал замечать тени и силуэты в бамбуковых зарослей.

В свете костра сверкнул итальянский раскладной нож, купленный на память в Палермо. Также Георгий проверил патроны в «нагане», который прошел долгий морской путь через Атлантику. Босиком спецназовец скользнул в непроглядные тропические джунгли, и пропал из виду.

— О! Парни, если он что ни будь подстрелит, значит вы лихие вояки, — с недоверием воскликнул Рой, всматриваясь в темноту. Шли минуты, но лишь тишина покрывала окрестности.

Неожиданно, раздалось не то хрюканье, не то визг непонятного животного, а затем раздалось два выстрела. Послышался рев какого‑то крупного хищника, а затем все стихло и наступила тишина.

Из темноты вышел силуэт человека, и когда он приблизился, стало ясно, что это был Григорий с чем‑то большим на плече.

Дикая короткошерстая свинья оказалась немаленькой и весила не меньше 50 килограмм. Радостный ирландец вызвался помогать Стабу разделывать дичь и приготавливать барбекю.

Не прошло и часу, как радостные искатели приключений и сокровищ ели огромные поджаренные куски свежего и нежного мяса, посыпанного душистыми и острыми приправами, запивая мексиканским вином.

— Молодец, Григорий, не в бровь, а в глаз ты попал этому кабанчику, — держа в руке большую обжаренную лопатку, с благоговением говорил Медведь. — Живем, хлеб жуем, а ино и посаливаем.

— Живем не широко, а узким бог помилует, — сыто и навеселе ворковал Стаб, который обгладывал вкуснейшие свиные ребрышки, не забывая прихлебывать терпкое вино. — Нет, только скажи кому, чтобы в ночи с двух выстрелов зафигарить такому кабанчику, прямо в глаз. Я вот скоблил его и потрошил, но пули не нашел, а она значит в башке застряла…

— Нет, Стаб, капибара я взял ножом, его выгнал прямо на меня ягуар, — приподнялся Григорий в полусне. — А стрелял я по этой злой дикой кошке…

Стаб, хоть и был человеком не из «Московских высоток», но все же не выдержал и закашлялся, с испугом взглянув сначала на спецназовца, а затем покосившись за спину на бамбуковые заросли.

— Так, что ж ты сразу не сказал? И большой ягуар?

— Да, нормальный такой, наверное, размером с меня, но злой уж больно, — подтвердил Григорий, и уже усыпая откинул свою голову на теплый песок. Ночь с каждой минутой наваливалась на всех бойцов спецназа, усыпляя их и унося в грезы и воспоминания. Рой разбудил всех еще затемно, призывая всех быть тихими и незаметными, чтобы не разбудить океан раньше времени.

— Рой, ты проверил координаты по ночным звездам? — спросил Грач, с надеждой в темнеющем рассвете вглядываясь в глаза ирландца.

— Да, Грач, согласно твоим цифрам долготы и широты, это должно быть в полумили от бухты, в пределах барьерного рифа, — сообщил ирландец, выбирая трос с якорем.

На легком боковом ветре быстроходная яхта выскользнула из бухты навстречу океанским волнам, которые с каждой минутой становились все выше, иногда закрывая от взоров очертания острова. С глубины, казалось, шла какая‑то таинственная музыка и странный нарастающий звук.

Видя, некоторое удивление в рядах своей многочисленной команды, ирландец указал пальцем на небо и ругнулся в душе. Небосвод посветлел в далеких лучах восходящего солнца, но тут же стало ясно, что все небо было покрыто огромными глыбами кучевых ливневых облаков. Шли минуты, и уже отчетливей можно было рассмотреть как непроглядная стена ливня шла к острову навстречу яхте.

— Ни чего, не так все плохо, под водой тоже мокро, — усмехнулся Рой и, поймав порыв ветра, стал выводить шлюп к месту, о котором знал только сам капитан яхты.

Вскоре они приблизились к тому участку океанских вод, которое держал в голове ирландец, и, заглянув за борт, он выбросил за корму яхты якорь, сделанный из большой сетки с изъеденными морем пушечные ядра. Кивнув головой Унику, он стал помогать ныряльщику из будущего одевать акваланг с баллоном, попутно объясняя как с ним обращаться, а так же договариваясь о подводных сигналах руками, которые помогут им двоим упростить общение под водой, и сориентируют их в опасной ситуации.

Стараясь не спутать сигнальные тросы, два ныряльщика нырнули одновременно с кормы и носа яхты, оставляя за собой мириады пузырьков. Бойцы спецназа заворожено смотрели как под воду в еще темные глубины ушел их товарищ Уник и ирландский американец. Медведь невольно перекрестился и переглянулся с остальными своими коллегами.

— Нет, братцы, что до драки, я смогу, но вот живьем туда лезть — не с руки…

— Да, это как с парашютом прыгать, страшно только в первый раз, — сказал Грач и его фраза совпала с первой волной ливня, который, как стена обрушился на яхту и на головы спецназовцев. Так продолжалось полчаса, а затем, вдруг дождь стал стихать, и за темными облаками вспыхнули первые лучи яркого слепящего солнца. И вокруг все ожило, так словно и не было этого ливня. Голубизной заиграл океан и раскрыл свои темные объятия перед теми, кто был на шхуне и кто нырнул в безбрежные воды океана…

Некоторое время на дне океана внутри барьерного рифа было еще темно и два водолаза Рой и Уник, держась поблизости друг от друга не спеша погружались на глубину. Недалеко от неспокойной поверхности океана, еще были огромные скопления креветок и стаи мелкой рыбешки. Потратив несколько минут на декомпрессию, два водолаза снова продолжили свое погружение.

Мимо них плавали еще полуспящие пестрые рыбы и огромные крапчатые групперы. Целая стая черепах застыла около кораллового рифа, выбирая себе, что‑то на завтрак из травяной растительности. Желтые, синие, красные, зеленые рыбы–попугаи и рыбы–ангелы выплывали из коралловых рифов барьерного рифа и не боясь подплывали к двум непрошенным гостям их подводного мира.

Опустившись на глубину водолазы окунулись в огромное скопление множества каракатиц, которые после ночи уходили на дно. То там, то здесь неуклюже перебирая огромными клешнями пробегали лобстеры. Уник невольно вздрогнул, когда из кораллового рифа показался двухметровый осьминог, но Рой показал ему большой палец вверх, давая понять, что это не опасно. Но тут же опытный подводник с Флориды показал на двух рыб, сигналя, что это очень опасные и ядовитые рыбы. Спецназовец пригляделся и заметил среди актиний разноцветную крылатку, которая выпустила веером свои ядовитые иглы–колючки.

Океан наверху посветлел и по сверкающей поверхности, стало ясно, что прошел дождь и выглянуло солнце. Водолазы идя параллельным курсом, внимательно инспектировали дно. Пройдя несколько сот метров под водой, Рой дал сигнал Унику, показывая на часы, что время закончилось и пора на всплытие.

Лишь только на восьмое погружение Рой обратил внимание на какой‑то одному ему известный знак и подплыл ближе. Что‑то взволновало его и он начал напряженно осматриваться по сторонам в недоумении. Спецназовец обратил внимание, что дно в этом месте было неестественно раскопано до грунта и твердых каменистых пород, а в неестественных углублениях, словно в норах покоились скаты. Время заправки баллонов подходило к концу, и ирландский подводник дал сигнал к всплытию наверх.

Поднявшись на поверхность к борту яхты, Уник тотчас почувствовал твердую руку Медведя, который легко подхватил его из воды и вытянул на борт.

— Ух, Медведь, ну ты и силен, не надорвись, я бы и сам заскочил, — продолжал удивляться спецназовец силище их штатного боксера Медведя. — Надорвешься со мной, чего горячиться.

Рой выбрался на палубу с помощью ретивого в работе капитана спецназа Семенова. Ирландец не сразу скинул баллон для дозаправки, чем‑то озабоченный.

— Ну, что Рой, сомнения мучат, место ни как не найдешь? — спросил Григорий и заглянул в глаза ирландцу.

— Нет, Георг, место я нашел точное, но там кто‑то до нас поработал… все дно изрыто песчаными пушками и драгами.

— Но кто мог знать или найти кроме тебя? — с удивлением спросил командир отряда «Нулевой дивизион» Григорий Семенов. Он понял, что пора делать перерыв и помог снять утяжелители с акваланга Роя Нолана и подхватил опустевший баллон. Тотчас его схватил Стаб и передал Грачу, который без промедления начал накачивать сжатый воздух, ручной помпой.

Отряд поисковиков решил сделать перерыв и в тишине, но уже без большого аппетита поедал оставшиеся куски жаренного мяса, после вчерашнего ужина с разбавленным пресной водой вином.

— Ты, знаешь, Георг, у меня возникали сомнения, почему сразу после ранения и нашего возвращения во Флориду, мой помощник Тахо, так быстро засобирался к своим родственникам в Мексику…

— Хм, думаешь не чист на руку оказался твой Тахо? Что он сам мог вернуться сюда и добрать сокровища с потонувшего испанского парусника? — спросил Грач, у которого сразу пропал аппетит после такого известия.

— Не сам, но он мог сообщить мафии, а у них руки длинные — достанут отовсюду, куда простому смертному не залезть!

На этот раз перестал и Медведь поглощать мясо с родниковой водой с острова. Он тяжело вздохнул, пробурчав, что‑то невнятное. Профессиональный боксер, хоть и не был искушенным стратегом, но понимал, что если кто‑то сокровища уже поднял со дна и уплыл вместе с ними, значит для них не осталось ни чего. А следовательно, могли пройти годы пока они случайно или закономерно найдут другие сокровища.

Минут пять по палубе гуляла гнетущая тишина, пока наконец ее не нарушил Уник.

— Послушай, Грач, но ты ведь говорил, что сокровища Рой найдет лишь через 4 года, так?

— Верно, — немного опешив согласился боец отряда «Нулевой дивизион», он же лингвист, историк, антрополог и археолог отряда, Грач. — Значит, Рой нашел другой галеон, который может быть сейчас лежит поблизости. Я помню, что помимо точных координат там было упоминание о том, что это место находилось внутри барьерного рифа и то, что там была рельефная трещина с черным песком на дне, которая уходила на десяток метров в глубь…

Все внимательно слушали увлеченного Грача, так словно он был брокером или трейдером с какой‑то биржи, и ему предстояло заполучить в свои сети побольше глупеньких и богатеньких клиентов… Медведь, ошарашено раскрыл свой рот, слушая Грача, и в мыслях он уже вытаскивал своими огромными и сильными руками эти громадные и тяжелые сетки с золотом. Грач еще раз оглядел всех, и поймав себя на мысли, что его все с интересом слушают, энергично продолжил.

— Вот именно потонувший корабль, и попал в эту трещину, когда уходил на дно. Именно, она стала естественной кладовой. А все драгоценности и сокровища, были легко тобою, Рой, размыты песчаной пушкой, и тебе только оставалось собирать слитки с золотом в огромную стальную сеть и поднимать наверх…

— Будем искать, — твердо ответил за всех Григорий Семенов. — Будем вас подменивать и нырять будут все… Мы перероем этот район, но найдем золото!

— Хотелось бы перепроверить по солнцу, наши координаты, — бодро поддержал Уник, всем своим видом показывая, что ныряние для него это то, о чем он мечтал долгие годы.

Прежде чем уйти на глубину, Рой измерил сектантом угол наклона солнца, сверялся с компасом, и используя какие‑то таблицы, наконец завершил измерения. Он посмотрел всем в глаза, и по–ирландски твердо сказал, что это место должно находится в радиусе километра от того места, где уже был раскопан потонувший испанский галеон. А значит это где‑то недалеко.

После еще десяти погружений, ирландского искателя сокровищ сменил Стаб. Он как большой технарь много расспрашивал об устройстве гидрокостюма, акваланга, тотчас подмечая в умной голове недоработки и места, где бы он мог приложить свою руку.

Наконец началась его первая минута погружения, когда его сердце стучало и рвалось из груди, так необычно с каждым метром, с каждой секундой его сплющивал и сдавливал со всех сторон океан. Но вот, ему пришлось ощутить, как его легкие и ушные перепонки должны были абсолютно лопнуть, так громко они вибрировали и звенели…, но это лишь означало, что нужно было сделать недолгую остановку и переждать декомпрессию. После нескольких минут, Стаб последовал за Уником, немного успокаиваясь и начиная замечать вокруг себя рыб и акул.

Стаб рукой показал Унику на парочку довольно крупных акул, которые неторопливо, окруженные рыбами прилипалами, проплывали в пятидесяти метрах от них. Боец–спецназовец Стаб, он же штатный технарь отряда «Нулевой дивизион» заглянул в лицо своему товарищу Унику, и увидел, что тот не испугался и показывает «ноль», используя большой и указательный пальцы на ладони. Поняв, что Стаб не понимает знака «нулевой уровень» опасности, Уник более понятливо разъяснил, показав на акул, а потом изобразил Стабу большой живот. Такая пантомима могла и ребенку дать понять, что акулы сыты и не будут нападать на них.

Стаб кивнул головой и показал лишь один палец вверх, что «все в порядке», и махнул рукой вперед. Однако, не будь Стаб спецназовцем, чтобы верить каждой на вид сытой акуле. Он регулярно оглядывался назад, не прекращая своей инспекции океанского дна, на предмет каких‑либо следов крушений или трещины с черным песком…

После третьего погружения, спецназовец Стаб освоился и уже старался давать наводящие подсказки более опытному штатному ныряльщику отряду, лейтенанту ФСБ Унику. Однажды, видя некий миролюбивый настрой морских обитателей, Стаб решил погладить осьминога, но неожиданно натолкнулся на злобный отпор.

Следуя за своим опытным товарищем Стаб уже повернул к яхте, заканчивая сеанс погружения, как вдруг вверху, что‑то огромное и черное закрыло поверхность. Стаб, всегда слывший отважным бойцом на Кавказе, на этот раз вдруг испытал, как его сердце вдруг стало биться всего в несколько ударов в минуту, а дыхание как будто прекратилось на последнем вздохе. Неожиданно, спецназовец понял, что преисподняя и какое‑то огромное зло внесло коррективы в его судьбу. Одного лишь взгляда наверх ему хватило, чтобы понять, что он не ошибся. Что‑то огромное, словно гигантский живой ковер с глазами и двумя длинными стрелами позади, перекрыло выход на поверхность. Но это мракобесие и исчадие дьявола было не одно, еще два огромных подобных существа выскочили на поверхность океана и ударили крыльями посылая в воду сильные колебания и шум.

Наконец, Стаб увидел Уника и как тот ему показывает на пальцах, что ни чего страшного нет. Лишь на поверхности, после того как эти гигантские твари уплыли, Уник стал громко смеяться видя побледневшее лицо Стаба.

— Дружище, это хоть и отвратительные твари, и называют их соответственно «антильские вампиры» или скаты «манту». У них грозный лишь вид, да и размах крыльев достигает до 10 метров, но питаются только креветками…

— Уник, скажи мне, что этот антильский приятель не имел пасть, словно арку? — разгорячено спрашивал Стаб, находясь под впечатлением встречи с «антильским вампиром». — Именно, поэтому ему и дали такое славное имя «вампир». Такой сожрет тебя, как карамельку, и не узнаешь, где ты оказался, так будет просторно в его брюхе вместе с планктоном и креветками…

6

Искатели сокровищ вот уже вторую неделю вели поиски в океане, и вечером уставшие и обгоревшие под солнцем возвращались на остров. Было видно, что ирландец осунулся и мало говорил с бойцами. Он не хотел первым сдаваться, понимая, что их поиски ведут в ни куда. Это становилось понятней с каждым истекшим днем, с каждым безрезультатно проведенным часом под водой.

Лишь первые лучи солнца коснулись мачты яхты, как поисковый отряд спецназа вместе с ирландцем, уже привычно оседлали яхту, отплывая в океан. Ослепительное солнце уже осветило своими слепящими лучами океанский простор, делая воду прозрачно–голубой до самого дна.

В это утро нырял капитан спецназа и ирландец. Они решили пройти за кромкой барьерного рифа, там где заканчивался барьерный приют для морских обитателей и начиналась океанская стихия. Глубина здесь достигала 50 метров, что требовало двух остановок для декомпрессии, и соответственно сокращалось время для подводного поиска.

Идя друг от друга на расстоянии 30 метров, ныряльщики внимательно просматривали дно и изредка втыкали длинные стальные щупы в белый песок Атлантики, где покоились морские раковины и многочисленные звезды. Так они следовали несколько сот метров, протягивая за собой сигнальные веревочные тросы. Когда время до всплытия оставалось на исходе, капитан спецназа вдруг увидел несколько огромных акул. Ирландец тоже обратил на них внимание и застыл в размышлениях.

Григорий внимательно наблюдал, что собирается делать ирландец, понимая, что если на этот раз их выручит, то опыт Роя и доля везения, которая нужна в любом опасном предприятии.

Тигровые акулы давно уже наблюдали за своими жертвами и не торопились нападать, подтверждая свое прозвище «могильщиков». Эти хищницы, несмотря на их внушительные размеры — около 5 метров и вес полтонны, были способны ждать своих жертв часами, будь то птицы, или дельфины.

Сейчас они видели, что два странных существа начали постепенно всплывать. Метр за метром, они стали удаляться от дна, но до поверхности было еще более 30 метров, и зубастые монстры могли еще десятки раз напасть на них. Две акулы оставались в отдалении от людей, но одна, наверное самая нетерпеливая подплыла поближе, чтобы рассмотреть своих будущих жертв…

Григорий понимал, что ирландец не случайно приблизился к ветвистому коралловому барьерному рифу. Сплетение окаменевших растений, превратившись в твердую стену, не давали акулам развить высокую скорость и атаковать противника своими острыми и длинными зубами. Капитан спецназа дал сигнал, что они в опасности, дернув за сигнальный трос три раза. Такой сигнал предупреждал, что в следующий раз после сигнала бойцы на яхте должны приложить усилия, для того чтобы вызволить ныряльщиков из воды.

Тупая морда акулы приблизилась к Григорию, настолько, что он мог теперь рассмотреть все ее зубы в несколько рядов, вывернутые сначала вперед, а затем назад. Стало ясно, что один лишь укус такой грозной твари мог вырвать кусок мяса из тела жертвы. Держа пику, на вытянутой руке, спецназовец уколол акулу в морду, не причинив ей какого‑нибудь вреда или неудобства. Тем не менее хищница дернула головой и отплыла чуть в сторону.

До поверхности уже оставалось не более 10 метров, когда барьерный риф закончился и ныряльщики поглядели друг другу в глаза. Они понимали, что последние метры они окажутся в одиночестве и без укрытия перед акулами. Тигровые акулы тоже как будто поняли, что утренний завтрак им обеспечен и построились в боевой порядок, поджидая своей счастливой минуты.

С яхты тоже как будто разглядели огромных акул, покрытых полосками, и застывших в нерешительности ныряльщиков. Шли минуты, а воздух подходил к концу, что заставило Григория Семенова дольше задерживать дыхание и делать маленькие глотки воздуха. Рой тоже не двигался с места, возможно ожидая чуда и имея нервы не хуже, чем у морских хищников.

Наконец, наверху на борту шхуны начало, что‑то происходить, и капитан спецназа услышал сильные шлепки по воде и стук внутри яхты, затем в воду было выброшены остатки сушеной и полусырой рыбы. Наконец до тупых акульих голов начало что‑то доходить, и одна более мелкая, а затем и вторая развернулись и повернули к днищу яхты. Но самая большая и видно опытная акула, вперилась своими глазами — бусинами в ныряльщиков и ждала своей долгожданной минуты…

Рой понимал, что лишь по счастливой случайности они с гостем из будущего остались наедине с огромной акулой. Дав отчет на пять раз, он начал разгибать пальцы на своей ладони, давая понять Григорию, что пора рвать наверх. Не мешкая, капитан спецназа дал еще рывок на сигнальный трос, и тотчас он почувствовал, как что‑то сильное повлекло его вверх. «Не иначе Медведь взялся за работу», — с удовольствием подумал Григорий. Тотчас, он увидел, что к нему, словно торпеда, раскрыв пасть, устремилась огромная акула.

Она снесла его пику–щуп, который он выставил вперед и ее зубы оказалась около самой его головы. Не думая ни секунды, и наверное вспомнив в эти короткие мгновения все свои навыки спецназовца, капитан одним средним пальцем проткнул ей глаз. Сгустки крови и еще чего‑то облаком наполнили воду, но капитан оказался уже на спасительной поверхности океана. Рой уже очутился на яхте и внимательно обратил свои взоры на Георга, которого отнесло большой волной от борта. Он обернулся назад и увидел, что две другие хищницы уже устремились к капитану, разрезая огромными плавниками поверхность океана.

Рой не мешкая ни секунды выхватил из рубки свой длинноствольный коль 44–калибра с разрывными пулями «магнум» и начал стрелять акулам в головы. Концовку это жаркой схватки Григорию было суждено досмотреть на яхте, куда его словно рыбу выдернул Медведь и сильно схватил за плечи, боясь, что капитан окажется снова в воде с монстрами наедине.

Убитые выстрелами, акулы оставляли за собой ало–красный след в океане. Они были еще живы, но им оставались минуты, до того как они умрут или окажутся в пасти таких же акул. Григорий сбросил маску и только сейчас увидел, что легкое покрытие гидрокостюма было порвано.

— Молодец, Георг, не растерялся в воде и оставил памятный знак тигровой акуле, — улыбался Рой, перезаряжая патроны в револьвере.

Капитан спецназа лишь пожал плечами, так и не успев испугаться во время этой короткой схватки с акулами, которая продолжалась не более 10 минут, но могла показаться намного дольше. «Спасибо, тебе, Медведь, лихо ты меня вытащил из под носа акул!», — поблагодарил командир отряда боксера, но тот лишь махнул рукой и сплюнул за борт…

— Начинается концерт не для слабонервных! — откликнулся Грач, и только сейчас все заметили, как к двум умирающим и кровоточащим акулам устремилось десятка два других акул.

— Тигровые, рифовые, мако, бычья акула…, — всматриваясь в воду узнавал акул по их приметам ирландец, и поняв все без слов начал убирать акваланг в кормовой трюм яхты. — Все сегодня сюда все акулы с Багам сплывутся сюда, они это чуют за десятки километров.

— Конец рыбалке, — сообщил расстроенный Стаб, которого до сих пор лихорадило при мысли, что если бы под водой оказался не Григорий, а он, то акула бы уже в зубах ковырялась, сожрав его.

«Да, вот бы была невезуха! Все в Управлении ФСБ рассказывали бы про Стаба какой‑нибудь анекдот, но ордена бы не дали. В России еще не принято считать акул — врагами страны!», — размышлял про себя Стаб, с уважением поглядывая на капитана спецназа, который не испугался и убил ягуара, а теперь оставил без глаза акулу размером с большой грузовик.

Уложив все подводное снаряжение по местам, ирландский капитан яхты уже собирался поворачивать шхуну к берегам Элбоу–Кэй, до которого было не больше мили, как вдруг вдалеке что‑то увидел Уник, и взяв подзорную трубу стал вглядываться в дальнюю точку горизонта.

— Что видишь, Уник? — спросил ирландец, на этот раз и сам заметивший, какую‑то точку вдалеке океана.

— Корабль с тремя парусами… Возможно идут в нашу сторону, но они под острым углом движутся на юго–восток.

— Хорошо идут, говоришь? — переспросил капитан спецназа, что‑то прикидывая в уме.

Уник не ответил, но присел на борт яхты, передав ирландцу подзорную трубу и ожидая от него дальнейшей команды.

Прошли еще томительные полчаса, пока наконец незнакомое судно не приблизилось на милю и можно было различить его более внимательно. Рой Нолан обратил внимание, что по его борту проходили две полосы с красным и синим цветом. Присмотревшись еще более тщательно, он понял, что это была имена та пиратская бригантина, с которой его обстреляли год назад.

На судне, видно, тоже узнали яхту Роя с хорошо различимым сине–голубым бермудским парусом, и бригантина встала бортом к яхте, перекрыв ей тем самым пути отхода, как прошлый раз в обход острова.

Ирландец спустился в трюм и вынес зачехленный тяжелый пулемет с ленточным патронташем, уходящим в железную коробку. Когда Рой скинул чехол, все увидели хорошо смазанный и готовый к работе станковый пулемет. Заметив недоумение на лицах бойцов, ирландец показал на свой шрам от ранения на плече и сказал.

— Я узнал эту бригантину, именно она за нами гналась год назад и именно с нее нас обстреляли, — сообщил грустно ирландец, понимая, что наличие пулемета еще не гарантировало победу. — В прошлый раз мне повезло, нашу яхту подхватил резвый ветер, и мы ушли от них по мелководной банке… Но теперь мы зажаты в капкан в этой бухте, придется отстреливаться!

— Да, куда не кинь, везде клин, значит придется драться, — согласился капитан спецназа Семенов. — Не можем же мы бросить яхту и поселиться на этом острове, как новые аборигены.

— Остров неплохой, но, боюсь, нас на Лубянке, в родном Управлении не поймут, если мы здесь бросим корни и начнем роиться, — улыбнулся Уник.

— М1919, американский станковый пулемет… Узнаю, хорошая машинка, — обрадовался Стаб, и спросив разрешения у ирландца, он проверил как ходит затвор, и выбросил уже отработанный патрон с прошлой стрельбы, перезарядив затвор. — 7,62 калибр, дальность стрельбы 1 километр 400 метров.

— Сумеешь управиться? — спросил Рой Нолан, и получил в ответ утвердительный кивок Стаба.

— Конечно, приходилось отстреливать некоторые подобные образцы… Пулемет надежный, имеет прекрасную скорострельность. Американцы пользовались этим образцом даже во Вьетнаме в 60–десятых.

Бригантина успела к этому времени еще сместиться к яхте, и расстояние не больше километра, разделяло две стороны. Все напряженно ждали, прикрываясь бортом яхты, насколько позволяли высота ее бортов. Видимо на пиратском судне тоже засомневались, увидев полдюжины крепких парней на борту, и, вероятно решив прощупать почву, дали первую очередь по яхте. Длинная очередь прошила стежку по поверхности океана, который на этот раз успокоился, и лишь мелкий штиль с кипучими барашками покрывал голубое безбрежное пространство. Но несколько пуль все же впились в борт яхты на излете.

— Они нарушили морские законы и могут быть уничтожены, — твердо заявил ирландский капитан судна.

Стаб кивнул утвердительно головой и переглянулся с Григорием Семеновым. Но и командир группы кивнул головой, соглашаясь. Он, понимал, что по любым международным законам, агрессор может быть встречен адекватными мерами.

Длинная очередь пуль со стальным покрытием вылетели из патронов с увеличенным пороховым зарядом, и понеслись в сторону бригантины. Рой в это время наблюдал результаты стрельбы, и оказался доволен.

— Хорошо, Стаб, ты прошелся по ним почти у самой ватерлинии, а значит они теперь могут набирать воды, когда пустятся вдогонку за нами.

Стаб добродушно улыбнулся, впервые за все долгое путешествие, наконец найдя для себя достойное занятие.

— Как насчет парусов, Рой, не возражаешь, если я их укорочу? — вопрос Стаба повис в воздухе, потому, что ответом на него оказалась новая очередь из станкового пулемета.

Было видно и с яхты, как очередь пуль разорвала паруса шхуны, а затем нащупав прицельные ориентиры, стрелок спецназа перенес стрельбу по основаниям мачт. Пули расщепляли тугое дерево, а ветер помог завершить падение надрубленных мачт.

Длинная очередь, подкосила все три мачты и было видно, как судно оказалось беспомощным в океане. Стаб обнаружил, что коробка с патронами закончилась. И он вопросительно посмотрел на ирландца.

— Ну, что есть у нас еще горячий пламенный привет?

Вместо ответа, с бригантины прилетела очередь с видно устаревшего по конструкции пулемета. М1919 был новейшим образцом, и не много оружия могло с ним посоревноваться. Рой быстро принес еще коробку, и успокоил стрелка, что есть еще две коробки с патронами.

— Ну с таким боезапасом, мы можем революцию устроить на Карибах, — обрадовался Стаб. — Теперь попробую ниже ватерлинии, пусть воды черпанут…

Длинная непрекращающаяся очередь улетела вдаль, а бойцы уже заворожено смотрели на ювелирную работу пулеметчика. Стаб, словно умелый портной отстрачивал по самому низу бригантины, а затем было видно, как пули уходили под воду около самой линии волн. Отстреляв магазин, спецназовец погладил пулемет с которого шел пар.

— Пусть отдохнет трудяга!

— Они пошли ко дну! — с удивлением вскрикнул Грач и с гордостью посмотрел на Стаба.

Было видно, как каждую секунду судно пиратов накренялось набок, а затем как‑то вдруг черпанув бортом, пошло под воду. Уйдя почти полностью в воду, над поверхностью океана еще оставалась верхняя часть рубки и площадки около главной мачты. Человек пятнадцать чернокожих моряков, пытались оседлать единственную лодку, но видно не договорившись между собой, они в ходе паники затопили и ее.

Когда последние очертания судна скрылись под водой, и пропал из виду острый обломок главной мачты, оставшиеся матросы поплыли к берегу, в надежде достичь острова и найти там приют.

Преодолев вплавь несколько сот метров пираты приблизились еще ближе к яхте. Спецназовцы уже видели их лица, и могли различить их гортанную речь.

— Акулы, акулы раздалось и по–английски, и по–испански совсем отчетливо.

— О, господи, несчастные, — лишь взглянул в ту сторону Медведь и отвел глаза. Он понимал, что те плавники, которые тотчас рванулись в сторону плывущих пиратов, принадлежали голодным акулам, приплывших ранее на запах крови.

Рой не стал досматривать как закончится в этот день сражение между яхтой и бригантиной, и дав команду: «Поднять якорь», взял направление в бухту острова.

В этот вечер все хмуро молчали, понимая, что удача, на этот раз забыла пригласить к себе в гости не только ирландца, но и российских спецназовцев, которым найти сокровище было частью выполнения приказа Президента их страны и руководства ФСБ. По другому у них ни как не получалась линия с поиском и получением документов революционного ученого Тесла, который обогнал свое время на 200 или более лет…

Рой подбрасывал в костер крупный плывун, выброшенный на берег, а он долго и горячо горел. Около костра было набрано много кокосов и плодов папайи. Уник подстрелил и принес из леса острова несколько огромных и мясистых птиц, чем‑то похожих на русских тетеревов. А Стаб, уже без особой радости взялся за разделку и приготовление жаркого.

Ирландец принес с яхты большую флягу крепкого виски. Взболтав ее, он посмотрел на русских, спросив, если они сегодня решат продолжить свой сухой закон. Но капитан спецназа Григорий Семенов, встряхнул головой и твердо ответил:

— Рой, сегодня мы выпьем с тобой… Иногда, чтобы принять правильное решение, русские пьют крепкую водку или то, что есть.

— В Ирландии тоже, — согласился Рой и отхлебнув большой глоток из бутыли, передал ее Медведю, как это было принято среди матросов — по кругу. Медведь тоже приложился, и крякнув — «Ох, крепка ирландская водочка!», передал дальше Грачу. Тот взболтнул и, выпив, сказал — «Имеем право, не каждый день такой как сегодня!», дальше передал Унику. Спецназовец–парапсихолог лишь заглянул во внутрь бутыли и огляделся по сторонам, подтвердив: «Иногда, для того, чтобы снять мозговые связки, мешающие принятию правильного решения, надо выпить!», а затем отхлебнув крепкого виски, он нюхнул душистую папайю, и передал дальше бутылку Стабу. Тот выпил молча, но после все же сказал — «Я сегодня год жизни чуть не потерял, когда увидел, что Георга чуть не сожрала эта гигантская селедка!». Григорий рассмеялся при упоминании «селедки», и без слов выпил.

Так выпив вместительную бутыль по очереди, все погрустнев, и вспомнив свои родные дома, где они уже не были два месяца, погрузились в тишину под покровом сгущающейся ночи. Так сталось, что далекий от стратегии человек, но хороший боец Медведь уже похрапывал, испуская глухой рык из своей громадной груди. Да и Стаб, который видно продолжал во сне сражаться с акулами, иногда вздрагивал и дергал руками на песке.

Рой хмуро продолжал молчать, собственно не имея претензий к жизни, но в тоже время понимая, что не найдя сокровищ в этот раз, он вынужден будет возвращаться и возвращаться к этим островам, чтобы найти этот огромный клад, после чего его убьет мафия. Иначе он не представлял своей жизни, чтобы он смог добровольно бросить свое опасное занятие.

— Почему, почему…, я не написал правды. Когда давал столь точные координаты места, где должно находится сокровище? — наконец спросил он сам себя вслух.

Уник прислушался к сказанному и решил помочь разрешить ситуацию, причиной которой стал их полный фиаско в поисках сокровищ.

— Так, Грач, судя по всему ты не ошибся с цифрами и местом, потому что столь странное совпадение с реальным местом затопленного золота испанского галеона, не отставляет сомнений…. — сказал Уник, и видя, что все, кроме спящих, слушают его внимательно, перевел свой гипнотизирующий взгляд на ирландца. На его высоком овальном лице с твердым небритым подбородком застыло непоколебимое выражение ирландского упрямства.

— Значит, Рой Нолан, ты не хотел говорить правды в своих воспоминаниях…

— Это резонно, возможно я думал, что еще не все собрал со дна. Или где‑то рядом мог находиться еще один потопленный корабль, — сообщил Рой, не представляя как они сегодня смогут докопаться до правды…

— Таким образом, мы не приблизились к разгадке правильного места, — с сожалением вздохнул парапсихолог и гипнотизер отряда, Уник. — Я бы мог помочь оживить что‑то забытое в памяти Роя из прошлого, но вот заставить его взглянуть в его будущее невозможно.

— Увы, подтвердил ирландец и внимательно стал присматриваться к Грачу.

— Хорошо, тогда вопрос к тебе, Грач. Все ли ты нам рассказал о том, что читал?

— Кажется все, судите сами: название острова и координаты точные, указание на географические особенности подводного дна, похожи на правду, так как в этом не было особо шифра или подсказки, — горячо говорил Грач, массирую свой затылок, и заставляя мысли работать четче и быстрее.

— Хм, может ты еще, что читал о сокровищах Роя?

— На этом воспоминания Роя, как бы обрываются, видно, он сделал рейс домой или его записи остались на корабле, который потом захватила мафия.

— Ага, понятно, Рой нашел сокровища, сделал запись, и боясь, что его блокнот найдут еще до поднятия со дна золота и бриллиантов, он указал неправильные координаты. Тогда хотя бы с этим понятно, — вздохнул Уник, подведя итог, — Потом мафия захватила яхту Роя Нолана, заполучила его сокровища, а после, возможно, кто‑то хотел еще заработать и на твоих воспоминаниях и издал твой дневник.

— Вот, проклятые макаронники, — ругнулся ирландец в отношении мафии, члены которой в основном, в США в 20 веке были итальянцами.

Сзади из тропических джунглей раздались отчаянные крики какой‑то дичи, попавшей в когти хищника. И снова воцарилась тишина. Уник пристально смотрел на Грача. Который волнуясь до деталей старался вспомнить, прочитанный им на родном английском языке дневник Роя.

— Хорошо, Грач, не все потеряно, ты хотя бы можешь вспомнить подробнее, что читал в этом дневнике… Готов ли ты, попасть под легкий сеанс гипноза и пройтись по своей памяти?

— Я готов, Уник!

— Отлично, ты видишь перед собой костер?

— Да, конечно!

— Хорошо, твоя память как искры в этом огненном пламени, они вылетают вверх в ночное небо и улетают далеко от нас…

Было видно как Грач, словно искорка устремился куда‑то ввысь, мысленно проникая в небесную чернь. Уник взял несколько камней из прибрежного песка и начал ритмично постукивать их друг о друга.

— Ты читаешь записки Роя о поднятых со дна сокровищ, у тебя возникают образы… Что ты видишь, Грач?

— Вижу море, этот остров Элбоу–Кэй, пролив между островами и Роя, он с перевязанным плечом…

— Что случилось с Роем, почему он с перевязанным плечом?

— Его ранили задолго до того как он нашел свои сокровища. В него стреляли с бригантины с красной и синей полосой, и он упал без памяти, и пребывал в бессознательном состоянии до прибытия домой на ферму во Флориде.

— Грач, где ты сейчас есть?

— Я в небе среди звезд, — серьезно ответил спецназовец–лингвист с абсолютно серьезным лицом.

— Хорошо, Грач, теперь расскажи, где Рой нашел свои сокровища, что было написано дословно в его записках? — четко спросил Уник, продолжая постукивать камнями.

Григорий Семенов, лишь на секунду закрыл глаза и почувствовал, что его тоже начало уносить в черное звездное небо, и ему как и Грачу захотелось поднять руки и начать парить среди звезд. Встряхнув головой капитан спецназа заставил себя выйти из колдовских внушений Уника. «Вот это — Да! Дает спецназ!», — с гордостью за своего товарища подумал Григорий.

— Он нашел их около острова Элбоу–Кэй, координаты клада…., — четко без запинки повторил Грач и замолчал.

— Что еще можно сказать об этом месте?

— На дне была трещина с черным песком…

— Грач, еще, еще! Мы все это — уже знаем, — подталкивал его спецназовец–гипнотизер.

— На этом месте его и ранили прежде в плечо… Рой сказал, что судьба чуть не убив его однажды, подарила ему там же богатства, — с трудом и напряжением наконец произнес Грач, раскрыв последнее звено воспоминаний Роя, без которого не складывалась мозаика.

Ирландец, вдруг вскрикнул и перекрестился перед богом. Невнятно он читал свою молитву, встав на колено, а Уник и очнувшийся Грач внимательно смотрели на ирландца.

— Я знаю, где лежат сокровища на дне… Это в каких‑нибудь пяти миль отсюда, — наконец твердо сказал Рой Нолан с горящими, полными одержимости глазами.

7

Перед тем как отплыть на яхте, российские спецназовцы, пришедшие в эту эпоху из будущего, три раза перекрестились на восходящее солнце. Они по–молодецки перепрыгнули через борт шхуны и оглянулись на Роя, который тоже отбивал поклоны его Богу — Святому Патрику, прося у него удачи и снисхождения для него и его семьи…

Высокий бермудский парус подхватил резвый поток ветра, унося яхту вдоль острова, туда, откуда вставало солнце с востока, и где между островами была песчаная банка, острые скалы, и трещина, где и должен был затонуть испанский галеон, с несметными богатствами, так и не попавшими в Америку.

Грач, читал об этом испанском галеоне в воспоминаниях других мореплавателей и историков, и находил лишь упоминания о золоте… Однако, по некоторым данным несколько богатых еврейских семей уже с середины 20 века предпринимали усилия по розыску этого затонувшего судна с названием «Святая Мария». Ими предпринимались попытки нанять самых именитых искателей сокровищ, но их старания не принесли успеха… Ни один искатель затонувших кладов не нашел и следа от испанского галеона. Но один искатель все же проговорился, где‑то однажды упомянув, что главная ценность сокровищ находится в каком‑то серебренном сундучке, на который и претендовали еврейские семьи, имея в своем архиве документ, подтверждающим их права на его содержимое. Что именно находилось в нем, оставалось пока неизвестным…

Наконец быстроходная яхта повернула за остров и стала огибать Элбоу–Кей с востока, следуя именно тем маршрутом, где когда‑то проплывал ирландский мореплаватель с его помощником Тахо. Перегнувшись за борт Рой внимательно осматривал дно, которое находилось здесь всего лишь в 10 метрах от поверхности океана. Проплыв еще с милю, когда остров уже остался за спинами искателей сокровищ, ирландец начал разворачивать шхуну в обратную сторону. Управляясь бермудским парусом с боковым ветром, Рой взял обратный курс, идя параллельно острову на более дальнем расстоянии от него. Экипаж яхты помогал капитану судна и быстро выполнял все команды, понимая, что от этого дня будет зависит весь успех их операции, ради которой они прошли долгий и опасный путь.

Солнце перевалило за полдень и начало крениться к дальней линии горизонта, бронзовое марево иногда сливало океан с небом, и тогда в голове вспыхивали разные ведения городов, и порты с высотными зданиями. Уник понимал, что эти видения лишь рождает его мозг, который после многочисленных погружений и всплытий мог позволить небольшие сбои. Но вот он перевел подзорную трубу ближе и негромко произнес, словно говоря сам с собой.

— Уже второй раз замечаю в полмили на восток что‑то темное сразу под водой… что же это могло быть?

Ирландец насторожился и взял подзорную трубу, дав команду убрать парус.

— Складывается впечатление, что там подводные скалы, которые доходят почти до самой поверхности…

— Да, неплохая ловушка для большого судна, — подметил Григорий Семенов. — Мог ли галеон наскочить на эти скалы?

Рой Нолан почувствовал, как забилось его сердце, когда он повернул свою шхуну туда, где находились подводные рифы. Через 15 минут уже можно было лучше рассмотреть черные каменистые рифы, поднимающиеся со дна.

— Бросаем якорь, — дал команду капитан, и Медведь уже торопился исполнить эту команду, выбросив тяжелую сеть с чугунными ядрами за борт.

На первое погружение ушел Рой и Уник, но не прошло и 10 минут, как они дали команду к всплытию. Поднявшись на палубу, ирландец, приказал выбирать якорь и сразу начал рулить за скалистые подводные рифы, стараясь их обойти с другой стороны океана.

— Мы видели эту трещину с черным песком. Она идет за скалами…

Команда больше не задавала ненужные вопросы, почуяв в ирландце азартный трепет и ощущение близкой добычи.

Бросив якорь сразу за рифами, команда увидела за бортом, как сквозь прозрачную воду на песчаном дне банки шла глубокая трещина с черным песком.

— Наверное этот корабль с сокровищами налетел на рифы, и затонул прямо перед этой скалой, не преодолев этого барьера, — рассуждал Григорий, проводив под воду сосредоточенных и одевших акваланги Уника и Роя.

— Возможно поэтому, сокровища так хорошо пролежали там 250 лет, дожив до начала 20 века, лишь бы акулы снова не приплыли, — поддержал Стаб, внимательно осматриваясь вокруг в поисках акул.

— Акулам здесь не очень интересно появляться, на этих песчаных отмелях, слишком мало кораллов и рыб, — заметил Грач, внимательно вглядываясь в спокойные океанские воды.

До дна здесь было около двадцати метров, и подозрительно оглядываясь по сторонам, Рой Нолан уходил ко дну, туда где черным провалом зияла глубокая трещина. Около тридцати метров шириной, разлом уходил еще на десять метров в глубину. Геологические причуды земли наполнили этот провал черным песком, возможно, оставшимся от вулканических осадков.

Уник остановился над песчаным дном вместе с Роем, проходя естественную декомпрессию и внимательно всматриваясь в черную пустоту за краем обрыва. Прошло несколько минут, и ирландец выставив вперед пику как копье, дал сигнал своему напарнику–ныряльщику опускаться вниз.

Спускаясь дальше на глубину в сгущающиеся сумерки, Уник ощутил могильный холод и еще какое‑то непонятное чувство беспокойства и опасности. Опытный спецназовец, уже имел предыдущий опыт посещения подобных с плохой энергетикой, а иногда и с плохими геоаномальными волнами, зон, образовавшимися в результате землетрясений и смещений земной коры. Такие места иногда негативно влияли на психику людей. Уже на дне они увидели, что многочисленные панцири гигантских черепах покрывали дно. В полумраке, ныряльщиков встретили ощетинившиеся озлобленные мурены, которые словно сторожевые собаки охраняли этот провал в океане…

Отбрасывая панцири черепах, из которых вываливались морские раковины и ракообразные существа, Уник опустил свой стальное орудие в глубину. Затем еще раз и еще, смещаясь к скалам. На его глаза попались источенные и рассыпающиеся деревянные брусья. Спецназовец попробовал поднять один такой брус, но не смог. Он оказался слишком тяжелый и уходил на глубину.

Ирландец подплыл к Унику ближе и увидел его находку, однако видимость оставляла желать лучшего, и Рой, показав русскому офицеру что‑то на пальцах, стал подниматься вверх. Уник, не прекращал своих поисков. Наконец, преодолев некоторую брезгливость к донному покрытию, он опустил свои руки глубоко в черный песок, туда, где лишь несколько секунд назад, что‑то звякнуло под стальным пробником…

Руки ныряльщика опускались все глубже, пока не наткнулись на то, что заставило содрогнуться опытного и прошедшего боевые операции офицера ФСБ. Уник наткнулся на человеческий череп, который истлел, но еще сохранял свою твердость. Сжав челюсти в тиски, Уник продолжал исследовать дно и на этот раз его пальцы ощутили огромные звенья цепи. «Якорная цепь, значит судно затонуло прямо здесь», — догадался он, и стал ощупывать дно вокруг нее.

Шли минуты, а водолаз продолжал исследовать руками дно, сдвигая черепашьи панцири и больше не удивляясь человеческим останкам, которые сохранились здесь, вдалеке от морских течений и приливов. Согнав упрямую огромную мурену, которая грозила ему своими зубами, Уник воткнул руки прямо под то место где находилась она, и его пальцы обхватили какой‑то тяжелый металлический предмет. Уник с сильно бьющимся сердцем достал этот огромный кусок металла, который и в морской воде был тяжел. В полумраке он увидел цвет этого металла, который сводил с ума людей во все века…. «Это золото!», — хотел закричать он, но маска и отсутствие воздуха не позволили ему выплеснуть свои чувства.

Не переставая вести поиски и прощупывая песок, вскоре спецназовец, понял, что прямо под ним в черном песке находилась россыпь таких же огромных слитков золота. Оглянувшись по сторонам, он подхватил свою стальную пику и воткнул ее в это место, где покоилось испанское золото.

Вскоре сверху показался свет, и с поверхности океана стал спускаться Рой Нолан с сильным фонарем. Он также опускал с собой грузовой фал с большой стальной сеткой. Приостановившись на краю трещины, ирландец проходил декомпрессию, но уже в нетерпении осветил своего напарника, у которого еще оставалось воздуха минут на 10.

Луч фонаря бегло освещал дно ярким желтым пятном в радиусе двух метров. Но тут сноп света остановился на уже десятке найденных Уником золотых слитков. Было видно как задрожал свет, и, видно, руки твердого и стойкого духом ирландца. Не медля больше ни секунды, он опустился на дно трещины к русскому ныряльщику.

Рой осветил лицо Уника, заглянув ему в глаза, сквозь стеклянные линзы акваланга, предназначенного для большой глубины. Ирландец смеялся и показывал большой палец вверх, а русский офицер спецназа лишь улыбнулся и показал на стальную пику и провел у себя под подбородком, что давало понять, что там «такого добра навалом».

Осветив фонарем счастливое место, два ныряльщика с удвоенной энергией начали выуживать из песка новые золотые слитки, пережившие столетия и донесшие свою ценность до сегодняшнего дня. Время заряда воздушного баллона у Уника заканчивалось и, он показав пальцем наверх, стал собирать громоздкие слитки драгоценного метала в стальную сетку. Ирландец помогал ему в этом, и было видно, что его сердце плясало зажигательный ирландский танец «хард шуе», так рад и счастлив он был.

Уник дернул за сигнальный трос два раза с интервалом, что означало начала подъема водолаза и грузовой сетки.

— Братки, полундра, два рывка с интервалом, поднимаем Уника и корзинку, — обрадовался Медведь и начал подъем своего товарища по отряду, в то время как капитан спецназа Семенов вместе со Стабом начал поднимать грузовой фал с грузом на конце.

Уже по одному натяжению капронового троса спецназовцы поняли, что наверх поднимается что‑то тяжелое. Тотчас подскочил Грач, помогая выбирать лишние кольца, было видно, как его лицо полыхнуло красным, да и сердце начало выбивать чечетку в сильно вздымающейся груди. «Неужели, срослось? — спрашивал он себя, — Неужели мы нашли испанский галеон в этой океанской трещине безбрежной Атлантики?».

Уже через минуту сквозь прозрачную воду стало видно, что какие‑то желтые большие бруски находились в сетке, но ни кто не решался произнести заветного слово — «золото», до тех пор пока не ощутят его своими руками. Уник еще проходил декомпрессию перед подъемом наверх, а из воды уже поднялась сеть, и на солнце засверкали золотые слитки всеми цветами радуги.

— Ох, мама дорогая, да это же благородный метал, — вдруг радостно закричал Стаб. — Верно говорят в народе: «Дуракам лишь клад дается!»

— Коси малину, руби смородину, козырная масть пошла, — подхватил Грач и вдруг засмеялся в адрес Стаба. — Ну, на счет дураков, Стаб, ты явно погорячился.

— Эх, мужики, счастье — не лошадь, не везет по прямой дорожке, — напряг свои тугие мышцы Григорий, поднимая тяжелую сеть.

На палубу заскочил Уник и радостно огляделся.

— Молодчина, Уник, хорошо вы там надыбыли, а еще там золотишка водится?

— Так, пока навалом, таскать не перетаскать, Георг, — быстро сменил баллон с воздухом русский спецназовец–ныряльщик, и не медля ушел снова под воду…

Лишь к вечеру, когда солнце опустилось к горизонту, непрерывная работа по поднятию была приостановлена на ночь. Спокойный бриз позволил поисковой команде спецназа вместе с ирландцем заночевать прямо на деревянной палубе 18–ти метровой яхты, укрываясь от ветров парусом.

По утру, еще солнце не успело осветить океанские просторы, как на яхте застучал допотопный для спецназовцев и современный для Роя Нолана электрический генератор постоянного тока производства фирмы «Электрикал Экспирементал» США. На дно отправилась песчаная пушка для размытия песчаного дна и два сильных осветительных фонаря.

После поднятия золотых слитков, со дна начали подниматься платиновые слитки, имеющие двойную ценность по сравнению с золотом. В железный ящик большой вместимости, ранее используемый для хранения бутылок, подводные ныряльщики стали складывать испанские монеты конца 16 века.

Постепенно размывая песчаный грунт, Рой с Уником уже отвоевали у дна несколько десятков квадратных метров. Песчаная пушка, или обычный пропеллер в железном решетчатом корпусе, который вращался при помощи троса, идущего от мотора, находящегося на борту судна, сгонял легкий песок в сторону, оставляя тяжелые предметы на твердом грунте. Когда на дне скапливались золотые предметы, слитки, монеты, ныряльщики погружали их в грузовую стальную сетку или железный ящик.

По истечении трех дней, Рой решил подсчитать вес и приблизительную стоимость поднятых сокровищ. Выходило не мало: более 2200 килограмм золота в слитках и монетах и больше 850 килограмм платины. После недолгой калькуляции в уме, ирландец сообщил радостной команде, что это все уже потянет на три с лишнем миллиона долларов. Все молчали вдумываясь в столь большие цифры богатства, найденного на дне океана.

Отдельно на палубе лежали тоже интересные вещи, не относящиеся к драгоценным: навигационные приборы, в том числе песочные часы искусной работы из сплава серебря и золота, оригинальная серебренная мортира голландского производства и бронзовый огромный компас, старинные статуэтки римских императоров, отлитых из серебра, изящная металлическая посуда с клеймами голландских мастеров, майоликовая посуда, видно принадлежащие когда‑то офицерам или пассажирам погибшего корабля.

— Грач, — окликнул ирландец мечтательно размышляющего офицера спецназа, — ты, не помнишь почем шла тройская унция в 24 году?

- 25 долларов за унцию, или 825 долларов за килограмм, а платина всегда шла по двойной цене… Таким образом, таким образом… мы можем выручить три с половинной миллиона долларов.

— Конечно, то золото, что мы нашли очень высокой пробы, но больше 3 миллионов мы не выручим, — рассуждал Рой Нолан. — Без алмазов, рубинов и изумрудов мы ни как не выходим на то, о чем мечтали.

— Будем искать… Возможно серебряный сундучок с драгоценными камнями, который ты нашел, хранился в отдельном месте, поэтому не оказался поблизости золота, — выразил надежду Грач.

— И не думаю, что далеко, Рой не мог знать о нем специально, поэтому если он его и нашел, то в пределах затонувшего галеона…

— Будем искать, вряд ли мы когда ни будь заработаем за три дня работы, столько сколько мы уже нашли драгоценностей, — твердо сказал Рой и закрыл глаза, лежа на палубе.

— Могу я тебя сменить, Рой, — спросил капитан спецназа и забросил свои рыжие волосы назад. И услышав лишь простое ирландское «ага», которое на всех языках звучало одинаково, стал одевать акваланг и гидрокостюм. Протерев маску, он нырнул в прохладную воду океана, стараясь угнаться за Уником, который вот уже третий день лишь на ночь снимал акваланг и ласты.

8

Ирландец и Грач продолжали спокойно рассуждать о трагедии, которая постигла корабль у берегов этого обильного провизией и водой острова. Они оба пришли к единому мнению, что ураган должен был быть столь сильный, что у парусника не оставалось шансов выплыть, и оно было разбито о скалы.

— Абсолютно с тобой согласен, Рой, хотя один вопрос не дает мне покоя…

— Говори, Грач, ты нам уже не раз помог приблизиться к сокровищам, может быть тебе еще раз будет суждено натолкнуть нас на правильный путь, — спокойно рассуждал ирландец, откупорив бутылку пива, и щурясь на солнечные яркие лучи.

— Меня удивляет, почему, ни кто не спасся с этого разбитого парусника… Посмотри, Рой, рядом остров, и бедняги, попавшие в шторм смогли бы проплыть одну милю.

— Хм, твои рассуждения изначально правильны, и мы можем сделать предположение, что несколько здоровых и крепких пловцов, обойдя все опасности выплыли на остров, — подтвердил Рой, не намеренный сдавать свои позиции с ходу. — Ясно одно, что с тяжелым сундучком, пусть даже с деревянной доской подмышкой, матрос не смог бы проплыть милю в бушующих волнах.

— Тебя, я понимаю, он мог бросить этот заветный сундук с драгоценными камнями с борта тонущего корабля недалеко от места крушения, но почему он не вернулся к этому заветному месту после с подмогой и не попробовал найти сокровища? Рой, подумай над этим!

— Да, Грач, конечно мог, ведь даже в те древние времена существовали простейшие способы ныряния под воду. Вот, например, один из них когда человека опускали в колоколе вокруг него, где был воздух.

Грач радостно посмотрел на ирландского искателя сокровищ, который был неглупым человеком, но был застигну врасплох на простом логическом заключении. Но Рой Нолан, воспитанный улицей и его матерью, которая давала читать ему книги, был неглупым парнем, и посмотрев на русского спецназовца Грача, имеющего два университетских диплома, и знающего 12 языков, четко и внятно произнес:

— Это наводит на мысль, что этот затонувший корабль, его пассажиры и команда были непростыми людьми…

— Говори, Рой, понятней, что ты имеешь ввиду?

— Я имею ввиду, что если бы они были с военного или торгового судна, то рано или поздно они могли вернуться сюда с подмогой, но они были… пираты.

Когда ирландец произнес последние слова, все члены отряда «Нулевой дивизион», невольно отвлеклись от своей работы и встали на ноги.

— Точно, Рой, они были пираты, — подхватил Стаб, прочитавший немало приключенческих книг о пиратских баталия на Карибах и около берегов Южной Америки.

На этот раз все смотрели на Грача, который был готов согласиться со всеми, но он так и не понял, как бы это могло помочь им. Поэтому он лишь стоял и медленно раскачивался в так океанских волн, поднимающих и опускающих яхту.

— Понятно, значит, пираты могли или погибнуть в новых сражениях в океане, или быть повешенными на реях английских военных кораблей, которые боролись с пиратством, — обрадовался коллективному творчеству спецназовец–лингвист и с веселым азартом посмотрел на всех. — Таким образом, выживший пират кому‑то сказал, что его пиратский корабль ограбил какое‑то судно, и они похитили алмазы, рубины, изумруды…

— Запросто, а потом этот пират решил вступить в торг с властями, но ему ни кто не поверил, так как эти драгоценные камни могли быть незаконно отправлены богатейшими еврейскими семьями в Америку, вместо Англии, и они не подтвердили это сообщение, — сделал вывод Стаб и посмотрел на Медведя, который вытянул голову на мощной шее и завершил общую идею.

— И этих пиратов вздернули на виселице, так и не узнав этого места, а владельцы драгоценностей и их наследники долгое время пытались найти этот потонувший пиратский парусник, но… безрезультатно!

— Молодец, Медведь, — радостно подхватил Грач, и развел руками. — Только вот где этот сундучок? Теперь только гадать и искать…

Прошло еще два дня подводных поисков, пока не сменилась карта ветров. Дул юго–восточный сильный бриз, и с каждым часом волны увеличивали свою амплитуду. Солнце, закрытое серебристым облачным покрывалом, не обещало хорошей погоды, и, по мнению Роя, с часу на час мог сорваться с неба ураган. В такие минуты, иногда небольшие суда и яхты переворачивало и разметывало в щепки штормовыми волнами.

Ирландец прервал поисковые работы, размышляя о дальнейших перспективах поиска драгоценностей. Он понимал, что перегруженная золотом и платиной яхта, теряла маневренность и легко могла стать жертвой любого крупного шторма, унеся жизни членов ее команды. Рой всматривался в набухающий грозовыми тучами горизонт, но первым боялся признать поражение. Да и можно ли назвать поражением — найденный в таком количестве драгоценный метал, который легко будет продан во времена экономического кризиса, когда банкиры и богатые компании, скупали валютные ценности.

— Что, Рой, задумался? — спросил его капитан спецназа, рослый, с сильными мышцами и шрамом на плече от двух ранений, рыжеволосый Григорий Семенов. — Думаешь уходить отсюда?

— Спасибо, Святому Патрику, что подарил нам богатства…, но я бы не хотел уходить, теперь меня всю жизнь будет волновать эти не найденные драгоценные камни, которые я так никогда и не увижу…

— Понимаю, — согласился Григорий и не смог ни чего сказать. Он тоже не ожидал, что госпожа «фортуна» и господин «случай», внесут коррективы в их операцию. В мыслях, он допускал, что найденного золота им вполне хватит в продолжении операции по поиску и покупке особо важных и секретных документов ученого Тесла для России, научных схем и выводов, расчетов, которые помогут в последствии создать военным США секретное оружие. И как офицер спецназа ФСБ, он даже здесь вдалеке от Родины, и в прошлом времени, отвечал за безопасность России.

Но капитан Семенов тоже вглядывался в набухающее море большим штормом и небеса, которые хотели очистить морские просторы от всех нежелательных искателей сокровищ. Но что‑то еще не давало ему покоя, и он поглядел на Уника в надежде.

— Ну, что, Георг, трудности возникли, по поиску сундука? — перехватив взгляд, спросил он.

— Да, Уник, надо что‑то делать, иначе, нам придется уйти отсюда без главного!

Лейтенант спецназа ФСБ о чем‑то задумался и слегка прикрыл глаза, словно он остановил время и начал его отматывать назад.

— Да я вижу, этот большой парусник, это был настоящий толл–шип, с драконами на парусах, в фальшбортах у них установлены длинноствольные пушки… Корабль прошел долгий путь через Индийский океан, разбил и ограбил несколько английских торговых богатых чайных клиперов. На одним из них им удалось взять особенно–ценный груз, который шел для династии Тюардов королевы Елизаветы I… Там было несколько особо–ценных розовых алмазов… И было это в канун смены веков, в 1960 году.

Сильная волна ударила, по борту яхты, встряхнув всех с ног. Спецназовец Уник, чуть не вывалился за борт, пребывая в нереальном межпространственном и межвременном состоянии. Григорий Семенов успел ухватить его за руку и помочь удержаться на судне.

— Да, я это видел, — удивился спецназовец–парапсихолог, — Однако как это поможет нам найти этот сундук?

Ни кто не ответил ему, но историк и капитан спецназа Семенов, подтвердил ему:

— Насчет династии Тюдоров и Елизаветы I, дочери Генриха VIII от второго брака с Анной Болейнты, ты попал в точку, она правила до 1603 года, когда ее сменила династия Стюартов, король Яков I, сын Марии Стюарт, королевы Шотландии…

— Так, что насчет алмазов ты говорил? — удивился Грач.

— Не помню, Грач, что я сказал, это был самогипноз, и еще, что‑то, что пока осталось за кадром науки, — лишь невинно улыбнулся Уник. — Может я что и накосячил…

— Да, нет… Именно после того как Рой Нолан продал свои драгоценности, которые не были описаны и сняты на фотографиях, на лондонском аукционе через несколько лет появились два очень крупных розовых алмаза, названных в честь той самой Елизаветы, кому они и предназначались.

— И сколько они стоили Грач, на этом аукционе? — встрепенулся Стаб, он уже постепенно стал ощущать весомость и силу отряда «Нулевой дивизион», которому больше не придется обыгрывать людей в казино, штос и кости…

— Лишь только два алмаза из того сундучка были оценены в 7 миллионов долларов!

Среди искателей сокровищ вдруг повисла тишина. Но невольно глаза всех спецназовцев и даже ирландца были обращены на Уника. Они верили в него и ждали еще чего‑то, а он не будь тем кем он был, почувствовал и правильно оценил это.

— Для окончательной попытки проникнуть в прошлое, мне нужен посредник, кто по своему желанию согласится виртуально, мысленно попасть на этот тонущий парусник, и вместе с остальной гибнущими пиратами ощутить страх и ужас от всего этого, и может быть увидеть куда ушел этот сундук с драгоценными камнями.

Среди всех бойцов отряда вдруг повисла тишина, каждый из них желал быть этим «посредником» во времени и оказаться на три эпохи позади времени во время крушения этого парусника, но каждый из них боялся провалить полу научный эксперимент, а поэтому не торопился поднимать руку.

— Ты, знаешь, Уник, в прошлый раз, когда ты гипнотизировал Грача, и посылал его к звездам, я тоже оказался там и мне очень хотелось поднять руки и полетать, — нарушил тишину Григорий и широко улыбнулся, признавшись в своей небольшой слабости…

— Так, я тогда всю ночь летал, когда ты Грача загипнотизировал, и скажу честно, что мне какие только твари инопланетные не снились, — почесал затылок Медведь, и неожиданно весь отряд и ирландец, как по команде взорвались смехом над огромным и сильным боксером, пришедшим к ним из личной охраны Президента России.

— Нет, Медведь, я не уполномочен влиять на мозги личного охранника Главы России, да и представь, что если тебя потянет в другую сторону, ты за минуту из нас сделаешь отбивные и выкинешь за борт, — сквозь смех говорил Уник, в то время как Медведь слегка обиженно отвернулся к океанским горизонтам.

— Ладно, Георг, тебе предстоит уйти на много веков назад и представить, что ты один из этих грозных пиратов, кто наводил ужас на всех, кто двигался по морю… Но прежде мы тебя привяжем за пояс к грузовому фалу, чтобы по несчастью не остаться без командира.

Обмотав за пояс капитана спецназа концом грузового фала, Уник положил в руку Григория золотую брошь в виде креста, усыпанную драгоценными камнями, которую они подняли лишь за день с места кораблекрушения. Заглянув капитану в глаза, и что‑то начал ему говорить в полголоса. Трудно будет передать этот сеанс гипноза, да было бы нарушением существующих в России правил, что все технические приемы спецслужб должны были оставаться в тайне, но вскоре можно было понять, что Григорий Семенов покинул эту яхту и оказался среди другой эпохи и других времен.

Его лицо исказила некая гримаса злобы и отчаяния, капитан или тот, в кого перевоплатился спецназовец, обхватил мачту со свернутым бермудским парусом и со злобным лицом начал кричать: «Фолха мальдита! Идиотас э порко эступидо, си мовер мэйс рапидо ау вамос куэбрар о фуракао, океано факинг».

На этот раз яхту снова сильно крутанула высокая волна и вся команда присела на палубу, чтобы не свалиться за борт. А Григорий пребывая еще в том времени, и прижимая, что‑то к своей груди большое, вдруг истошно завопил: «Мае Мариа, ем френте рок, е–э носа морте!». Не успев произнести этих слов до конца, мощный спецназовец рванулся к борту и прижимая что‑то к себе, он прыгнул в волны океана…

Тотчас спецназовцы успели подхватить грузовой фал и вытащить уже мокрого капитана из воды. Григорий в недоумении оглядывался на своих друзей и невольно посмотрел за борт.

— Я это бросил туда…

— Куда, Георг, ты это бросил? И где были эти скалы в этот момент?

— Скалы были прямо подо мной, и я почувствовал, одной ногой твердый уступ, тогда я понял, что мне не уплыть с этим, и я бросил это на подводные скалы…

— Что было у тебя в руках? — четко и настойчиво спросил Уник, еще продолжая источать некие волны, которые шли от него, и которые ощутил каждый из команды.

— Это был сундук, возможно он был из белого металла… и весил около трех килограммов.

— О, Святой Патрик, несколько килограмм драгоценных камней! — воскликнул ирландец и схватился за голову. — Но, как это вам удалось? У вас там все такие, кто может заглядывать в прошлое?

— Нет, Рой, не все… Уник — это российский спецназовец, лучший из лучших, — с гордостью произнес Стаб, и сплюнул с гордостью за борт.

— Тогда, время подгоняет, бойцы, — будем нырять и осматривать скалы, прямо над черной трещиной…, если где и был сброшен сундук, то там, — указал рукой Григорий, который еще не совсем отошел от увиденного и пережитого.

— Георг, на каком ты языке ты изъяснялся? — улыбнулся радостный Стаб, ни когда до этого не видевший подобного. — Я, прямо, как в цирке «Шапито» побывал, блин! Да и что говорить, я откровенно сам видел этот ураган и парусник огромный…

— Это был старинный португальский, — сказал Грач и с интересом поглядел на Григория и Уника. — Он подгонял свою команду и ругался на них, ну а после, увидев скалы перед собой, закричал об этом, предвидя, что они все погибнут.

— Нам надо торопиться, — сообщил Рой, начав прицеплять к поясу утяжелители, и одевая акваланг. — Кто будет нырять со мной?

— Давай, Георг, в акваланге ныряй ты, а я с одной маской, тут до скал три метра, — быстро сказал Уник и, одев маску на лицо, первым нырнул, словно ласточка, с высокой рубки яхты в неспокойный океан.

9

Прошло уже 12 дней, как оставшаяся часть спецназовцев из отряда «Нулевой Дивизион» проводила яхту ирландца с их товарищами. Волнения женской половины отряда о судьбе их коллег усиливалась с каждым днем.

Однажды, даже расплакавшись, Луна высказала Кику и Пуле, что они побоялись плыть вместе со всеми, а остались отдохнуть.

Кик в это время тренировал Крака приемам карате и рукопашной школы спецназа, самой совершенной и безотказной во всем мире, как автомат «Калашникова». Иногда ученому математику и программисту удавалось проводить некоторые приемы, и он радостно вскрикивал, думая и заблуждаясь, что в реальной жизни в такие секунды, он мог бы одолеть лейтенанта ФСБ Кика. Но лучший и непревзойденный по рукопашной драке в Управлении ФСБ, не показывал и виду, что это было понарошку и он лишь претворялся, чтобы стимулировать ученого, а теперь уже коллегу по их спецотряду в структуре ФСБ, к тренировкам.

Крак не мог знать, что в специальном сейфе с надписью «Нулевой дивизион» у Замглавы ФСБ генерала Александра Верника хранится специальная коробка с именем «Кик», где находилось несколько боевых наград за операции на Кавказе, и сопредельных государствах Центральной Азии. Кроме того, в текстовом файле на 30 страницах описывались кратко, словно в газетной хронике, все его подвиги и успешно завершенные операции.

Услышав упрек в их адрес, Пуля обиженно отвернулся к камышам и заливу, который неспокойно плескал волнами о берег. Он понимал, что дисциплина в спецназе имеет большое значение, и это был приказ Георга — остаться им здесь. Да и яхта не могла взять на борт весь отряд.

Кик, не сразу переварил, сказанное Луной, поэтому он кивнул головой Краку, объявив перерыв. Сделав несколько акробатических сальто по песку, он, казалось, неудачно приземлился на песок и слегка ойкнул. Пуля лишь покосился на Кика, и спрятал улыбку, он знал, что такие акробатические сальто спецназовец Кик, однажды выполнял под градом пуль и на камнях, за что и получил выговор от полковника, командира сводной группы в ущелье на Кавказе, который еще не знал, что такое спецназ ФСБ «Вега». Поэтому, он ни как не прореагировал на неудачное приземление Кика, а лишь отвернулся к голубым просторам Мексиканского залива, наблюдая как ловкий паренек Никишка вылавливал одну за другой серебристых сардин, которые долго бились в его руках.

— Кик, Кик, что с тобой? — взволнованно крикнула Луна и сначала робко, но потом в волнении подбежала к нему. — Господи, да он не дышит! Пуля сделай, что‑нибудь, Жара ушла собирать эти чертовы кокосы.

— Как не дышит? — казалось взволнованно спросил Пуля, и посмотрел на Крака, которому он подмигнул. — Крак, ты не знаешь, что обычно делают, когда дыхание пропадает?

— Обычное явление, делают искусственное дыхание «рот–в-рот», так мы во время прохождения подготовки в подмосковном лагере спецназа, проходили инструктаж и сдавали зачеты по оказанию первой помощи…

— Ну, да… именно так это и делается, мы то по блату в спецназ попали, и зачетов не сдавали, — про себя улыбнулся Пуля, снова углубившись в детектив на английском, которых было предостаточно в бунгало на берегу, которое они снимали. — Но время терять опасно, каждая секунда может отдалять нашего товарища Кика от земли обетованной.

— Ну, вот, кругом одни неприятности, — ломала свои руки и пальцы в волнении Луна, и перевернув Кика на спину, и откинув его голову впилась ему в губы своими губами, пытаясь разжать ему зубы.

Видно, Кик не смог удержаться и ответил прекрасной голубоглазой Луне взаимностью, и уже сам продолжил этот глубокий поцелуй. А Луна, видно не ожидавшая этого, была застигнута врасплох и в течении полуминуты потеряла голову и не смогла отстраниться от Кика, продолжая искусственное дыхание, перешедшее в поцелуй.

Но вот радостный крик Никиши, вываживающий на берег небольшого тунца, вернул ее на землю своим криком, и она отстранившись возмущенно посмотрела на Кика, который улыбнулся ей, а потом с размаху влепила ему пощечину.

— Что такое? — повернулся к ним удивленный Пуля. — Хм, странно, не помню, чтобы так заканчивали искусственное дыхание, хотя главное, что все живы и здоровы.

— Ни чего, когда вернемся я все расскажу и пожалуюсь! — возмущалась Луна, утирая еще недавние слезы.

— Так кому Президенту Владимиру Зорину или генералу ФСБ Александру Вернику?

— Президенту, — упрямо говорила Луна, главный специалист отряда по астрофизике и аномальным явлениям в пространстве и времени.

— Хм, тогда я не вернусь обратно, мне будет очень стыдно перед Владимиром Зориным, он мужик такой прямой, наверное скажет мне что я последний из могикан, если приставал к девушке…

— Ага, а помнишь как он сказал, чтобы мы берегли друг–друга и помогали…

— Прости, меня Луна, я немножко был, в отключке, но когда очнулся — подумал, что это сон и поцеловал тебя, ну а дальше ты знаешь.

— Правда? Ты это правду говоришь? Ну, тогда и ты меня извини, — вдруг засмеялась Луна, тотчас по–женски быстро забыв про свои переживания о долгом отсутствии пяти членов отряда, среди которых был, конечно, Георг. Он ворвался в ее сердце, этот безжалостный и несокрушимый лесной дикарь капитан спецназа Георг.

Так вяло и неинтересно тянулось время оставшейся части отряда спецназа на берегу Мексиканского залива…

Но вот однажды, когда все занимались привычным делом, а русский паренек, и бывший беспризорник, Никиша ловил рыбу, которая и составляла основную часть еды бойцов отряда, на берегу появился уже немолодой, чернявый хромой человек. Несмотря на теплую погоду он был в длинном брезентовым плаще, возможно, в каком ходят моряки в море. На его голове длинная фетровая шляпа, которая прикрывала его лицо.

Незнакомец не торопясь подошел к подростку и завел было разговор, но мальчик, который не владел английским, выразил лишь недоумение на лице и улыбнулся, услышав как хрипло рассмеялся черный и с глубокими складками на лице неизвестный.

После, казалось долгих размышлений, незнакомец подошел к взрослым сопровожатым этого мальчика.

— Какой славный мальчуган, ну прямо как мой внук Макс… Ему только десять исполнилось, но рыбку половить он любит, — хриплым голосом сказал незнакомец и засмеялся неприятным низким смехом, от которого в душу заползало лишь беспокойство вместо радости. — Меня Луиджи Вампа зовут, я большой друг Роя Нолана.

— Понятно, но, извините, Рой нам ни чего не рассказывал про вас, — уточнил Крак и поглядел на остальных спецназовцев, которые хранили спокойное молчание, и лица их были такие, словно в лице Луиджа Вампа они не увидели больше, чем в простой, пролетающей мимо, стрекозе.

Итальянец, работающий уже тридцать лет на мафию, не был удивлен подобным поведением, и расценил это по своему.

— Куда там, этому спесивому ирландцу, было вам сказать, что со старым приятелем Луиджи он и нашел свой первый клад на океанском дне…

Снова полное непонимание и равнодушие оставалось на лицах Пули и Кика, которые с Краком были на берегу. Женская половина в это время готовила обед и мыла пол в бунгало. Но вот, Жара выглянула в окно и помахала рукой своим коллегам.

— О, какая у вас прекрасная девица, прямо не американская, а восточно–европейская красота на ее лице, — сделал намек итальянский бандит на происхождение этих странных людей на берегах Флориды, которые имели заметное происхождение.

— Ага, ты прав, старина, — вяло повернулся к нему лицом Пуля, тотчас приметив как оттопыривается его плащ сбоку, прикрывающий возможно револьвер. «Не очень, то он похож на приятеля Роя», — решил спецназовец и переглянулся с Киком, который тоже без слов все понял.

— Издалека, ваши пути привели вас сюда?

— Из Палермо, — ответил Пуля и простецки улыбнулся итальянскому рэкетиру, чье детство и юность прошла на Сицилии.

— Ну и как там сейчас? Эх, родная Сицилия, Палермо…

— А хорошо, на площади около Кастелло–делла–Дзиса перед Собором Успения Богоматери

«Казино Рояль» работают фонтаны и цветут розы…

— Ох, а я гляжу вы серьезные парни, если там были и оказались здесь…, — сказал итальянец в размышлениях. — Так, что же вы сюда то приехали?

— А вы?

Итальянец около минуты молчал собираясь с мыслями, а потом ему ни чего не оставалось делать, как снова засмеяться своим неприятным и скрипучим смехом.

— Сдается мне, Рой, уплыл уже две недели назад, с вашими парнями, — сказал Вампа, по кличке «вампир», и уже сбросив ни кому не нужную улыбку с лица, сквозь зубы спросил. — Что молодому ирландскому отпрыску вместе с вашими парнями понадобилось в океане?

Пуля около минуты смотрел в глаза итальянцу, и только сейчас мафиози понял, что перед ним человек с глазами анаконды, человек с железными нервами ягуара и опасно подвижным телом как лезвие бритвы… Итальянец, прошедший долгую школу рэкета, бандитских налетов и смертельных перестрелок, где после улыбки хватались за стволы револьверов, терпеливо молчал, ожидая ответа.

— Вампа, вы искали в Америке, земли обетованные, вот и мы ищем необитаемый остров, на котором можно жить вдалеке от войн.

Луиджи, по кличке «вампир», внимательно выслушал и с улыбкой кивнул головой.

— Вы не очень‑то похожи на беженцев, я как‑то раз видел как двигался и дрался вот этот ваш приятель, который лежит сейчас ко мне спиной… Мне ни когда не приходилось еще такого видеть, скажу честно мне бы не хотелось с ним встретиться нос к носу, даже, если у меня на поясе кольт 44–го калибра!

Все посмотрели на Кика, но тот не шевельнулся и не повернул голову к бандиту, который наконец снял с себя маску вежливости, сказав про кольт.

— Парни, я не знаю откуда вы, но мог бы предположить, что вы русские. Нет в мире другой такой отчаянной и неустрашимой нации, уж помяните мое слово. Но я знаю одно, что вы уж очень не похожи, парни, на искателей необитаемых островов… Что вам правду не сказать, куда и зачем вас нелегкая принесла в эти края?

— Дружище Вампа, идем куда глаза глядят, куда ноги понесут и ни кого не трогаем!

— Понятно, ты мне сказал, приятель, считай что послал! — наклонился рэкетир вплотную в Кику, который так и не повернулся к нему, выражая свое безразличие. — Хочу напомнить вам парни правило, которое уже здесь работает сто лет: «Попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй!». Понятно вам, умники, заезжие?

— Ходил черт за облаками, да вниз оборвался, — с намеком сказал Крак, который внимательно присматривался к неприятному гостю.

Тут итальянский бандит, понял, что подобный разговор может привести к его трагическому концу, и поторопился уйти прочь. Он торопливо хромал по направлению к дороге, где за кустами просматривался его дорожный спортивный вариант Мерседеса, на котором он и приехал.

— Где беда ни была, а к нам пришла, — наконец нарушил тишину Кик и оглянулся через плечо, взглядом провожая Мерседес, который взревел мотором и, оставляя за собой облака выхлопа, унесся прочь.

— Это, типа бандиты, как наши солнцевские на нас наехали, — усмехнулся Крак.

— Типа солнцевские, а может и покруче! — сплюнул на песок Пуля. — Счастью не верь, а беды не пугайся, так у нас на Руси говорили в народе…

— Эх, где наше не пропадало, лишь бы ребята вернулись домой живыми с этих Карибов.

10

Первое погружение на скалы не принесло успеха. Рой и Григорий сменили уже второй баллон, да и Уник сделал с десяток ныряний, подолгу задерживаясь под водой. Волны с каждой минутой становились все больше, пока, наконец после очередного погружения ирландец предложил уйти в сторону острова, и найти там спокойную гавань. Григорий не сразу ответил Рою, и упрямо начал надевать новый баллон на себя, который накачал Стаб.

— Хорошо, Рой, последнее погружение, и уходим к острову…

Они быстро прыгнули далеко за борт, чтобы волною их не ударило об яхту. Сигнальные тросы остались на шхуне, чтобы не терять дорогие минуты перед ураганом на их разматывание. Яхту постепенно затаскивало на скалы, так сильны были волны и не удерживал якорь.

Водолазы продолжали исследовать скалы, но пока история с сундуком с драгоценностями, начала превращаться в навязчивую идею. Наконец истекли последние тридцать минут зарядки баллонов и два водолаза без особой радости поднялись на борт.

— Где Уник? — устало спросил капитан спецназа, поглядывая на новый баллон, который накачал Стаб и держал в руках в готовности передать своему командиру.

— Вот только видел его, он за минуту перед вами снова нырнул вон там, метров тридцать от яхты, — сообщил Медведь.

— Ладно, подождем, — кивнул головой Григорий, и не торопился снимать акваланг, словно, что‑то предчувствуя или беспокоясь за возвращение их ныряльщика Уника. Шли минуты,

и, могло показаться, что очень долго ни кто не всплывал.

Наконец, метрах в пятидесяти от яхты показался Уник в маске, он с трудом переводил дыхание после своего уникального затяжного погружеия.

— Георг, давай сюда, да прихвати сигнальный трос, тут что‑то интересное.

Рой, который уже сбросил акваланг и ласты, с удивлением посмотрел на ушедшего под воду Григория. Неожиданно его охватили, знакомые волнения и привычная азартная дрожь в руках, и не думая больше ни о чем, он одел ласты и одну лишь маску, и снова нырнул вслед за ними.

Когда капитан спецназа достиг Уника, он увидел, как тот махнул ему рукой на скалы, которые были не так хорошо видны сквозь взмученную донными осадками воду. Они погрузились около пяти метров вниз, и Уник показал, как через нагромождение огромных камней просматривался какой‑то квадратный предмет, покрытый полипами. «Мог ли быть это сундук с драгоценными камнями?», но на этот вопрос мог ответить только тот, кто первым бы достиг этот чужеродный в камнях предмет.

Не сговариваясь, оба спецназовца, напрягая мышцы, стали отваливать огромные валуны, которые в воде становились более подвижными, но тем не менее требовали огромных усилий от ныряльщиков. Неожиданно в работу включился Рой, который был без баллона с воздухом. Он тоже прикладывал свое плечо, пока наконец, последний валун не открыл этот предмет на свет и обозрение ныряльщиков. Нетерпеливо были сброшены полипы и ил с открывающегося перед глазами сундука. Уник и Рой уже терпели удушье под водой, но один лишь вид серебренного сундука с массивной ручкой наверху, заставил их сердца учащенно биться и оставаться под водой.

Григорий первым подхватил в руки заветный и долгожданный сундук и дал сигнал на всплытие, а Рой и Уник, зацепившись за ноги Григория как на торпеде понеслись к яхте, так споро и дружно тянули к себе трос спецназовцы на борту шхуны. Первое появление из воды троих настойчивых искателей приключений вместе с находкой, заставил всех на борту сорваться в радостных криках и салютованиях.

И лишь только, когда Григорий, Рой и Уник оказались на борту, и лишь когда был с трудом открыт этот долгожданный серебряный сундучок… Перед глазами всей поисковой команды заискрились в хмуром небе и через истлевшие кожаные мешочки: алмазы, среди которых было несколько крупных розовых, крупные зеленые изумруды и ярко–красные небывалой величины рубины, имеющие оттенки от гранатовых и до нежно алого цвета. Несколько золотых диадем и браслетов были украшены гранеными бриллиантами, которые и давали небывалый блеск, искрясь всеми гранями…

— Удача нахрап любит! — бодро воскликнул Уник, и неожиданно обернулся за спину, вглядываясь в горизонт. Он сначала не понял и не поверил своим глазам.

— О, Боже, что такое к нам движется?

— Ох, Святой Патрик, чем мы тебя прогневали? — лишь смог вымолвить ирландец, и теперь уже все увидели эту стену воды, которая с каждой секундой приближалась к ним.

Словно, неизвестные силы взяли и переломили океан, сместив его в плоскости, и теперь стометровой высоты водяная стена без звука надвигалась на них. Оставалось каких‑то 800 метров и у команды на яхте не оставалось и шанса надежды на спасение.

— Это с Бермуд пришло, такое происходит раз в год. Обычно живых не остается, да и кораблей тоже, — опустил голову Рой Нолан, уже успевший простится с его Святым Патриком.

— Пошло так на лад, что и сам тому не рад, — в последнюю минуту своей жизни нашелся пошутить Стаб, и отвернулся от волны, не желая видеть в последние секунды своей короткой жизни весь этот водяной концерт.

— Ер да еры упали с горы, — крякнул Медведь, вдруг вспомнив, что он так и не успел в своей жизни побить самого знаменитого тяжеловеса кубинского происхождения Грандо Спарадоса.

— Ладно, братцы, кто выживет, тот пусть доберется до наших… и все расскажет Президенту Зорину и генералу Вернику, что…, — хотел был сказать, что‑то молодой капитан спецназа Григорий Семенов, но махнул рукой. — Что говорить, конь о четырех ногах, да и тот спотыкается…

Шли секунды, которые стали растягиваться и превращаться в минуты… Григорий вспомнил свою кошку Веерку, следователя Орловской Прокуратуры Маринку Синицыну, и наконец горячие губы Луны… Стаб, внезапно, вспомнил, как он любил ездить к бабушке в далекую деревню в Липецкой области, и пить по утру парное молоко на душистом сеновале… Грач, неожиданно, вспомнил как однажды он на пароплане успел влюбиться в прекрасную и обнаженную девушку, которая стояла около окна, когда он прыгал с высотки, а нижние потоки ветра удерживали его крылатый парашют не меньше 15 секунд. За такое короткое время он успел хорошо ее рассмотреть и запомнить каждый изгиб ее тела… Уник, опустил голову вниз, пытаясь что‑то вспомнить, но вдруг ошеломительная мысль, словно вспышка пришла ему на ум: «Нет этого не может быть, не могут они погибнуть в этот день! Почему? — тут же спросил он себя, — А потому, что они уже наложили отпечаток в истории, значит они еще должны оказаться в Москве…», — твердо сказал он себе и быстро взглянул на стену океана. Не доходя ста метров до шхуны, она стала опускаться, и за несколько секунды превратилась лишь в огромную пятиметровую волну, которая подхватила яхту с носа и подняла вверх…

А затем наступила необычайная тишина, и даже волны на поверхности океана, вдруг куда‑то делись, такой покой и уныние вдруг покрыли все вокруг, и даже ветер не надувал паруса.

— Кому повешенным быть, тот не утонет, — кивнул головой Медведь и снова, уже со злостью вспомнил непобитого Грандо Спарадоса.

— Прежде смерти не умереть, так говорил атаман Раковский, с которого и началась вся эта заваруха со временем, — вдруг вспомнил Григорий того, кто хотел его убить, да был сам застрелен его помощником.

— Чего душа желала, то и бог нам дал, — перекрестился Уник, — ладно братцы коль все у нас есть, то пора и во Флориду путь держать.

Рой лишь отхлебнул побольше виски и передал Григорию Семенову, который не отказался после сегодняшних впечатлений, и отхлебнув сам, передал по кругу бутылку по древнему морскому обычаю пиратов и моряков.

11

Этим солнечным субботним утром в Майами капрал полиции Джон Бригович приехал на велосипеде в свой отдел полиции N 33156. Небольшое стеклянное здание полицейского отдела находилось на улице Олд Катлер Роуд, прямо напротив огромного океанского порта. Во всем городе Майами это был саамы неспокойный участок. То и дело вспыхивали драки среди моряков в портовых тавернах и ресторанах в вечернее и ночное время. Зачастую многоязычные моряки, не всегда правильно понимали то испанский, то португальский или богатый на сленги американские языки и между ними завязывались многочисленные по числу участников драки.

— Привет, Стивен, — окликнул он старшего полицейского Стивена Харпера, который ни как не мог отвлечься от комикса, что он подобрал в китайской прачечной.

— О, Джон как твои лаботрясы, наконец научились стричь газоны перед домом?

— Да, это у них идет на последнем месте, вот все радио слушают.. Ты ведь знаешь, что вчера бейсбольная команда «Филадельфия Атлетикс» проиграла «Чикаго клаб».

— Ты знаешь, Джон, я считаю это безумством отдать 3 доллара, чтобы сходить на матч, поэтому я против идеи открыть у нас в Майами стадион для бейсбола.

— Эх, Стив, поверь мне эра «мертвого мяча» проходят, да к тому же, как ты слышал наши команды, не будут играть с негритянской лигой, как этого хотели разные там социальные комюнити.

— И славу богу, Джон, а ты читал о гангстерском скандале, после которого ни один нормальный американец не хочет ходить на бейсбольные стадионы, а тем более ставить на какую‑нибудь команду?

Капрал не ответил своему коллеги, и притворился что просматривает свой револьвер. Ему, как страстному болельщику был известен скандал в бейсбольной лиге, когда всего несколько месяцев назад выяснилось, что гангстер Нью–Йорка Арнольд Ротштайн, за кулисами передавал деньги игрокам, чтобы они провалили игру и дали выиграть мафии на тотализаторе. Но не ответить ни чего, значило показать, что он не осведомлен ни о чем, что твориться в бейсбольной лиге.

— Да, что‑то было там такое около команды «Нью–йоркские янки», но у нас в Майами мало кто болеет за этих выскочек. Ну ты сам посуди, Стив, они там в Нью–Йорке думают слишком хорошо о себе и заносятся до небес…

— Ну правильно, поэтому у них там и растут небоскребы. Ты видел фотографии в газете 32–этажное здание на Бэрклей–стрит, который прозвали «Нью–Йорк–Телефон»?

— Ага, очень высоко, даже представить не могу… Слушай, Стив, я гляжу тележка с мексиканским грилем приехала, пойду возьму себе на завтрак чего‑нибудь, а как ты?

— Давай, Джон, мне гриль куриный возьми, и побольше салата «мантана» с их соусом таким пахучим, все забываю название…

— Чокула, они его называют, — улыбнулся Джон и поправил револьвер на поясе и полицейский жетон на рубахе. — Вот, эти чертовы фуражки, ни как к ней не привыкну. Такую бы надеть на мэра Майами Сэра Джеймс Ватсона… И вот, ты знаешь, ведь он перед самым свои уходом придумал эту идиотскую форму для нас!

Вот уже через пять минут, два довольных копа поедали свои завтраки, купленные с 50% скидкой в знак уважения мексиканцев к полиции Майами. Джон продолжил изучение спортивных новостей о бейсбольных делах, а другой полицейский посмеивался над картинками комикса, и сожалел, что кто‑то оторвал половину журнала, и он так и не узнает, что произошло дальше с его героями.

— А как твоя Молли? — спросил Джон как бы невзначай у старшего полицейского Стивена Харпера о его забеременевшей дочери. Это как раз совпало с введением в США запрета на аборты, поэтому проговорившись месяц назад, полицейский проклинал этот Сенат и того парня, который подсуетился с его дочерью, 18–летней студенткой колледжа Молли Харпер.

Неожиданно в участок вошел сильно загоревший высокий мужчина около 30–ти. На нем была одета рубаха и джинсы, он осмотрелся по сторонам, как обычно делают фермеры, сразу подметил это про себя капрал полиции Джон Бригович, и уверенно заговорил с полицейскими с ирландским акцентом.

— Парни, не хотите заработать сегодня деньги честным путем? — спросил незнакомец с серьезным лицом.

Такая формулировка имела под собой несколько скрытый подтекст, и намекала, что порядочные, уважающие закон полицейские Майами могли заработать иным путем.

— Поэтому, стараясь не портить с незнакомцем на всякий случай отношений, Джон Бригович, чья бабушка была из очень бедной еврейской семьи, спросил:

— Как ваз зовут?

— Я парни, Рой Нолан из округа Голден–Бич… Не слышали обо мне?

— Ага, попался фермер–миллионер, — радостно засмеялся старший полицейский Стивен Харпер. Он конечно слышал от Главы полицейского управления Голден–Бич, нашумевшую историю годичной давности, о том как ирландец нашел сокровища, подняв золото с затонувшего корабля.

— Да, это я парни, и поверьте когда мы закончим дела, я вам куплю лучшее виски в прибрежном ресторане!

— Рой, — взволнованно напомнил фермеру–богачу Джон, — вот минуту назад вы сказали, что дадите нам заработать. Глупо спрашивать каким образом, вы ведь человек слова, но сколько? Вот главный вопрос?

— Тысячу на двоих… Мм–м, нет по тысячи на каждого, боюсь это может занять несколько часов.

— Отлично, это считай по годовому окладу за три часа, — перестал сожалеть о комиксе Стивен. — Рой, ты непростой парень, и наверное твое дело связано с риском, как ты смотришь, если мы еще возьмем с улицы пяток постовых?

— Пять постовых, — размышлял Рой и кивнул головой. — Конечно, по сто долларов каждому постовому, но только прежде выдайте им оружие…

Рой собрался уже уходить, но прежде чем выйти, с улыбкой спросил их:

— А знаете куда идти?

— Нет, Рой, говори, а то мы уже выпрыгиваем из своих ботинок чертовых, которые нам удружил бестолковый мэр Сэр Джеймс Ватсон, и собираемся бежать со всех ног.

- 3–ий пирс Южного дока, Грузового порта Майами, это в пятистах метрах отсюда… Да, парни, еще проверьте ваше оружие, оно должно сегодня работать!

Возвращаясь на яхту, он еще издали заметил как прогуливается вдоль яхты Медведь. Его свирепое лицо выражало готовность разорвать любого, кто приблизиться к частной собственности Роя Нолана.

— Медведь, что ты такой свирепый?

— Рой, да тут уже два макоронника с грозным видом хотели засунуть свой нос в наш трюм набитый золотом, до неприличия!

— А кто они, не помню, чтобы мафия вела себя так откровенно? — в недоумении удивился ирландец.

— Они сказали, что из портового профсоюза, и не хотят разрешать разгрузку яхты без членов их профсоюза, — сообщил Грач, спрыгнув на пирс с яхты. — Они обещали вернуться через десять минут с людьми и разобраться с нами…

Рой, минуту позволил себе ругаться разными американскими черными ругательствами, не все из которых были понятны лингвисту Грачу, и по выражению лица ирландца можно было понять, что это были сильные выражения.

— Ни чего, мои друзья, через 10–15 минут сюда подъедут три грузовика «GM» и прибудут семь вооруженных полицейских.

Вот уже грузовики, как и обещал Рой стали выруливать к пирсу, когда от дальних ворот порта к ним уверенно направились несколько десятков здоровых грузчиков, которые кто с битами, а кто и обрезками железных труб быстро шли к пирсу, где стояла яхта с бело–голубым бермудским парусом.

— Георг, не было работы, теперь прибавилось, окликнул своего командира Медведь… Вон их сколько, прямо один бесконечный «макоронный профсоюз».

— Да, без драки в Америке, как в России без хлеба — не проживешь! — вздохнул Стаб, тотчас вспоминая все приемы рукопашной борьбы, которым его учили. Но в голове неотвязно следовала мысль, что не каждый раз прием срабатывает. «На тренировке, всегда проще, ну ладно, там посмотрим, да и медицина, говорят, в Америке неплохая — вылечат…», — успокоил себя Стаб, и покосился на капитана спецназа Григория Семенова, которого если бы и могла удивить толпа, то больше сотни…

— Ни чего, встретим как полагается, по русским обычаям, — усмехнулся Григорий и вытащил из трюма свои офицерские кавалерийские сапоги, которые дошли из самой России, прошли бездорожье Гражданской войны и застенки контрразведки Кутепова.

— Утяжеляешься? — спросил Уник и спрыгнул с яхты к Медведю и Грачу на пристань.

— Счастье с несчастьем смешалось — ничего не осталось, — улыбнулся Грач, всматриваясь в грязную морскую воду, куда возможно ему придется быстро слететь. — А может пулемет достать?

— Парни, тут так не принято… Здесь ни акул, ни океана, тут все на ладони, плюнешь, а тебе уже счет несут! — сплюнул в воду ирландец, разминая кулаки.

И вот уже первый десяток профсоюзных работников с явно бандитским видом повернули на пирс, и каких‑то 100 метров разделало их от скромной группы русских спецназовцев и одного ирландца. Грузовики остановились около въезда на пирс и не решались подъезжать ближе.

— Ах, вы куски дерьма и недоделанные придурки, — подскочил первым огромный верзила с пудовыми кулаками к Медведю, но после короткого апперкота опрокинулся навзничь.

— Братки, только впол–тычка, не до смерти, — дал знакомую команду Медведю Григорий Семенов. — Ну, что народ, понеслась Москва от Яузских ворот!

Около десятка итальянских макаронника вскоре лежали на каменистом пирсе, а кто и просто слетел в воду. Драка продолжалась, и Григорий Сменеов, словно на тренировке, без злобы и азарта, отрабатывал различные приемы рукопашного стиля, попутно объясняя их то Стабу, то Грачу. Наконец, тот не выдержали, и встрянув в драку умудрился и сам достать одного хулигана кулаком в солнечное сплетение, а затем провел апперкот в подбородок.

Сзади уже раздались выстрелы, и показался целый отряд полицейских, как успел заметить Рой, не семеро, а целых двенадцать полицейских появилось на пристани, видно полные решимости заработать перед выходным, спокойно сходить в пивной ресторан и отведать лангустов.

— Держись, Рой, сейчас мы их разгоним, а кого и посадим на 10 суток, за неповиновение, — кричал веселый Джон, который уже в своем кармане ощущал целую пачку 10–ти долларовых купюр.

При одном лишь упоминании ареста на 10 суток, последние хулиганы местного портового профсоюза дали деру, так и не узнав в этот от чего они убежали.

Рой Нолан махнул рукой водителям и новые грузовички «GM» стали подруливать к причалу с яхтой. Тотчас были перекинуты деревянные мостки, которые принес к этому времени Уник, пропустивший драку, и работа закипела. Стаявшие вдалеке полицейские перекрыли все подступы к пирсу, лишь изредка взглядывая на то как грузились золотые слитки на грузовики, и гордо держали голову вверх, понимая, что выполняют важную миссию по охране золотого запаса США. Так объяснил им Джон Бригович, в чьем роду как нельзя к стати оказалась еврейская бабушка.

Погрузив сокровища на грузовики, предприимчивый Рой Нолан, поставил на каждый грузовик по два полицейских, а Григорий Семенов и Медведь с Грачом сели в кабины с водителями траков.

— «Банк оф Манхаттан», улица Инграхам хайвэй, 44, — дал команду ирландец, стоя в кузове переднего трака, и поглубже натянул свою фетровую ковбойскую шляпу. — Это всего в пяти милях от порта на север.

12

На высокой городской башне, что была рядом с величественной постройкой «Банк оф Манхеттан», одного из отделений самой могущественной в США финансовой компании Рокфеллеров, пробило только 10 часов. Ленивая публика лишь изредка заходила в банк в столь ранний для субботы час, когда три грузовика остановились справа от входа, там где обычно останавливались инкассаторские автомобили.

Рой Нолан и Грач, высоко подняв свои головы, зашли в приемное отделение и попросили приема директора банка по очень срочному делу. Когда выхолощенный распорядитель отделения по работе с клиентами мягко сообщил Рою Нолану, что директор может и не принять клиента без предварительной записи…

Ирландец посмотрел на витиеватую лепнину на высоком сводчатом потолке банке и спокойно заявил:

— Ты знаешь, приятель, я конечно могу уйти от вас и перейти площадь вон в тот банкирский дом «Дж. П. Морган и К®", но боюсь ты потеряешь работу, когда семья Рокфеллеров узнает, что ты упустил таких клиентов сегодня в соседний, конкурирующий банк.

Если и можно было испугать чем‑то заведующего, то ни как не сильнее словами Роя. Покраснев и побледнев поочередно, словно хамелеон, он пулей побежал к директору банка. Не прошло и пяти минут, как вниз по мраморной лестнице чинно начал спускаться банкир. Он сразу встретился глазами с рыжеволосым и загорелым Роем, и принял решение отчитать такого наглого фермера, который видно собрался качать права и требовать его заложенную и перезаложенную ферму обратно.

— Лорд Джозеф Кейвин! — заносчиво представился банкир и иронично продолжил. — Итак, господа, вы имеете честь сообщить мне…

Но был прерван нетерпеливым ирландцем.

— Уважаемый Лорд, вы сегодня можете сделать огромный подарок своим хозяевам, уважаемой семье Рокфеллеров, сообщив им, что я привез им то, что они вот уже четыреста лет ищут безрезультатно…

— Что вы имеете в виду, — сбросил с себя напускную важность банкир и дал знак своему помощнику уйти подальше от них.

— Перед входом в банк у меня стоят три трака, набитые золотом и платиной, поднятые с самого богатого сокровищами пиратского корабля, который однажды перехватил серебряный сундучок с монограммой «Елизавета» с драгоценными камнями, среди которых есть несколько, величиной с грецкий орех розовых алмаза, а также величиною с крупные маслины изумруды и рубины…

Тотчас побледневший банкир, словно проглотил рыбью кость, так тяжело ему было говорить. Он уже несколько раз был вызван на ковер в гранитный замок Рокфеллеров и его спрашивали именно об этом сундучке. Старший Рокфеллер, в чьих руках находилась колоссальная финансовая империя, не мог найти себе покоя и вел розыски этих алмазов.

— Мне надо связаться тотчас с домом Рокфеллеров, и спросить их об этом… Но я об одном могу вас заверить, сэр, что вы пришли в правильное место!

Через час, в банк уже съехались три самых известных ювелира Майами, а также младший брат главы семьи Рокфеллера, который пребывал в Майами с одной из своих любовниц. Он был официальным распорядителем средств, и имел право подписывать чеки на крупные суммы денег.

Пока рабочие заносили слитки в банк, а полицейские высоко подняв свои горделивые носы охраняли этот процесс, на втором этаже банка в просторном кабинете банкира на белоснежной скатерти были разложены все драгоценные камни, прошедшие более 400–летнюю историю, и стоящие жизни многим людям, в том числе чуть не унесшие жизни лучших бойцов спецназа ФСБ из отряда «Нулевой дивизион».

Рой Нолан, Григорий Семенов и Грач сидели поодаль, не мешая осматривать камни ювелирам, которые охали и цокали языками, от того, что свершилась их мечта ощутить могущество и внутреннюю энергию алмазов, ценою в миллионы долларов.

— Итак, господа, искатели сокровищ, — приятно улыбнулся родственник семьи Рокфеллеров. — мы хотели бы приступить к самой важной части нашего разговора… Мы имели бы честь, купить эти драгоценности у вас и узнать цену, за которую вы бы смогли продать нам это все?

— Превосходно, но сначала мы бы попросили вас о небольшой услуге, — издалека начал Рой. — Пожалуйста удалите из кабинета тех, кто не решает денежных вопросов может повлиять на наше настроение и намерения продать именно вам, в связи с тем, что мы уже знаем свою цену, и нас не будет устраивать торг.

— Да, конечно, цена — это слишком конфиденциальная информация, и спасибо, что нам напомнили.

Влиятельное лицо от Рокфеллеров лишь махнуло своей белой перчаткой, и они с банкиром остались наедине с Роем и двумя российскими спецназовцами, миролюбиво сидящими на резных дубовых стульях. Капитан спецназа и Грач в которой раз восторгались драгоценными камнями, которые они не могли увезти с собой и подарить новой России 21–го века…

— Теперь давайте покончим с вопросом о золоте и платине, — предложил по деловому ирландец.

— Да вот, подробный список с калькуляцией цен на золото и платины, — нарушил свое долгое молчание банкир. — Мы проверили качество драгоценных металлов и должны заметить, что оно превосходно, о чем свидетельствуют и клейма приисков, где оно добывалось… К сожалению, мы не смогли оценить историческую ценность золотых монет. Поэтому, мы вам можем дать лучшую цену за все вместе как за драгоценный металл… Вот на листке написана цена.

— Ага, хм, всего 4 миллиона 200 тысяч долларов… Считайте, что мы согласны, — кивнул головой Рой Нолан и переглянулся со своими товарищами, которые важно, в такт ситуации утвердительно закивали головами.

— Итак, господа, мы счастливы сделать вашу всемирно–известную семь Рокфеллеров еще счастливее, и готовы продать вам все драгоценные камни помимо золота. А теперь назовите вашу цену!

— Мы готовы все это купить, хотя покупать драгоценные камни в те дни, когда весь мир охватил глубокий финансовый кризис — может показаться кому‑то безнравственным…, — начал было говорить один из членов семьи миллиардеров, но тотчас Рой демонстративно зевнул и прикрыл рот ладонью.

— Семь миллионов долларов, вот такая астрономическая сумма! — гордо произнес Рокфеллеров родственник и вынул из кармана золоченую чековую книжку, готовый начать выписывать чеки.

Рой Нолан сидел не шелохнувшись, сразу представив, что его половина с сокровищ составит более 5 миллионов долларов. Трудно было унять дрожь в руках и заставить сердце биться реже, он понял, что он сможет навсегда оставить эту страну, и вернуться в Англию или Шотландию, купить там замок и навсегда забыть про американскую мафию и Луиджи Вампа. Однако, рядом с ним сидел лингвист, историк и археолог Грач, который знал реальную цену этим камням и не имел планов по покупке замка, но хотел выполнить приказ и вернуться с честью домой.

— Господа, мы вам готовы назвать цену прямо сейчас, — начал Грач, внимательно осматривая и мысленно уже прощаясь с реальными алмазами огромной ценности. — И мы уверены, что вы не торгуясь согласитесь с нашим предложением…

— Да, конечно, молодой человек, — кивнул головой Рокфеллер и сильно стиснул свой подбородок. Он с утра знал, что глава семьи Рокфеллеров дал ему команду, что эти драгоценности не должны покинуть этого банка ни когда, или говоря иным языком, с этого дня, 28 января 1920 года — они должны стать фамильными ценностями и реликвией самой богатой семьи Америки.

— Итак господа, я хочу вам указать, — продолжил спокойно Грач, — что один лишь самый крупный из алмазов, который еще 400 лет назад получил свое уникальное имя «Елизавета Роуз» имеет ценность не менее 5 миллионов долларов на сегодня, но через пять лет эта цена удвоится… Что можно сказать про другие алмазах, то их цена соответственно около семи миллионов, включая обработанные бриллианты в диадеме. Рубины вообще уникальны, и были подарены семье Тюдоров индийскими правителями…

— Итак, я бы мог вам отказать без торга, но это бессмысленно, и будет самым сильным ударом для вашей семьи, если мы уйдем от вас и перейдем в банк Моргана, который только из‑за зависти и конкуренции поспешит известить весь мир, о том, что все попало в его руки!

— Так назовите же цену, — с трудом, сдерживая спокойствие, говорил один из Рокфеллеров, глазами пожирая слишком умного для этих времен Грача.

— Цена удваивается — 14 миллионов долларов за все камни…

— Согласен! — ударил по столу ладонью, один из владельцев миллиардного состояния династии Рокфеллеров, и утер пот со лба. — Все куплено, торги закрыты и больше цена не обсуждается.

— Согласен, — подтвердил Григорий Семенов.

— Заметано, все продано! — ударил кулаком по столу ирландец, тотчас в голове увеличив свое богатство до 9 миллионов долларов.

— Теперь господа, прежде чем вы покинете на сегодня наш банк, оставив все здесь лежащее, как вы предпочитаете, что бы мы оплатили вам…

— Двести тысяч наличными, и три чека за вашей и подписью банкира. Один чек на меня Роя Нолана, вот моя водительская карточка, в размере 9 миллионов долларов. Этот чек я готов положить на только, что открывшийся мой счет в вашем банке… Ну а остальные два чека, как распорядятся мои друзья совладельцы клада, и те кто в действительности его нашел…

— Два чека по 4 с половиной миллиона долларов на наши имена, господа, с указанием наших имен, прописанных в дипломатических паспортах Советской России, — оглоушил банкиров своим заявлением Грач и передал, во много раз согнутые и прошедшие огонь и воду удостоверения дипломатических представителей Советской России с русскими именами и английской транскрипцией их перевода…

— Господа, впервые вижу русских у себя в кабинете, — в недоумении воскликнул банкир. — О, мой Боже, да еще официальных представителей России!

— Это нормально, Лорд Кейвин, помолчите и делайте свою работу, — прикрикнул на сентиментального банкира Рокфеллер. — Это нормально, мы только месяц назад открыли в Москве свое отделение, поэтому, господа, вы имеете теперь превосходную возможность получить деньги не только в Америке, но и у вас в Москве, если откроете свои банковские счета в нашем «Банк оф Манхаттан».

— Да конечно, мы просим вас открыть счета на наши фамилии, и положить на счет каждого из нас по 4 с половиной миллиона долларов, — сообщил капитан спецназа, впервые ощущая себя в роли миллионера.

— А кто будет бенефициарами по вашим вкладам, или кто унаследует, если упаси боже, с вами что‑то случиться? — спросил банкир заполняя карточки для вкладов.

— Советская Россия, или Совнарком России, — твердо сказал историк–спецназовец Семенов и подмигнул Грачу, который лишь улыбнулся в ответ.

Заполнив несколько важных бумаг по открытию счетов, депонированию денег, два спецназовца, получив половину наличными, вышли вместе с Роем Ноланом на улицу, где уже палило солнце, а на часах на башне пробило недавно один час полудни.

Радостный Медведь, несмотря на свои внушительные размеры быстро подбежал к своим товарищам, и увидев их спокойные и довольные лица, радостно засмеялся на всю улицу, от чего казалось задрожали стекла в банке.

— Господа, поздравляем вас, а про нас не забыли? — спросил капрал полиции Джон Бригович. Он уже проголодался, и мысленно тратил им честно заработанную, что не часто случается, тысячу долларов.

— Рассчитаемся с вами в порту, перед тем как сесть на яхту, — сообщил полицейским Рой и махнул в сторону траков. — Все на грузовики, едем в порт обратно.

Злобные лица бандитов из профсоюза порта встретили снова три грузовика с полицейскими и нехотя расступились, ругаясь им вслед. Перед погрузкой на яхту, ирландец щедро рассчитался с полицией и водителями траков, удвоив их вознаграждение.

Хороший ветер захлопал в бермудский парус и натянул спинакер, быстро унося яхту из порта. Рой на радостях выпил почти полбутылки крепкого виски, и повалившись на палубу стал выводить своим моряцким басом простые ирландские песни про коровок и овечек, а также про рождественский пирог.

— Эх не везде родились Есенины и Пушкины, — улыбнулся Стаб и дружно со всеми спецназовцами засмеялся во все горло. А Рой не понимая смысла шутки, тоже влился в веселое настроение, и смеялся громче всех…

— Теперь, наверное погуляете на такие призовые? — с трудом сдерживая улыбку спросил новоявленный миллионер Рой.

— Да, нет, слишком много у нас дел накопилось, — без восторга ответил капитан спецназа, и хлопнул себя по голове. — Ну, вот, забыл я все же…

— Что, Георг, купить автомобиль или шикарную фазенду с бассейном и садом на берегу Атлантики?

— Да, нет, есть у меня автомашина, хоть и не новая, но крепкая и надежная «Лада–Восьмерка», там в России, да вот забыл купить для нашего «сына отряда» Никиши ковбойскую шляпу, да и открытку отправить в Вашингтон для «дяди Саши», что все в порядке…, — тотчас вспомнил командир отряда Семенов генерала ФСБ Александра Верника, который числился у них под таким простым псевдонимом.

— Не расстраивайся, Георг, у моего сына много шляп ковбойских, подарит он одну Никише, благо есть на что другую купить, — по доброму засмеялся ирландец Рой Нолан, и в который раз с интересом и гордостью посмотрел на русских. «Да, это какая‑то особая, сильная и правильная нация, есть в них то, что в других кануло и ушло безвозвратно в прошлые века… Этот народ достоин уважения, если в их душах живет этот честный и целеустремленный задор и вера в свою страну. Они не боятся трудностей и добиваются своих целей как бы тяжело им не было!».

 

Послесловие

Наши герои детективного сериала «Нулевой дивизион» перешагнули вторую половину книги, или говоря языком спецназа: «Успешно выполнили первую часть приказа Президента России Владимира Владимировича Зорина и Замглавы ФСБ, генерала Александра Васильевича Верника».

После трудного и полного опасности пути по верстам Гражданской войны в 1919 году, нашим отважным бойцам отряда пришлось оказаться в Италии, где они также не посрамили чести офицеров ФСБ и дали отпор бандитам. И вот, наконец, оказавшись в США, они находят искателя подводных кладов ирландца по происхождению Роя Нолана, с кем решаются отправиться в рискованное путешествие за сокровищами на дне Атлантики. Даже в океане, на Карибах, отважным бойцам приходится подтверждать свою принадлежность к элитному спецназу, и сражаться с пиратами и морскими чудовищами…

Судьба–фортуна не обходит стороной русских офицеров спецназа из отряда «Нулевой дивизион». И после трудных поисковых операций, когда, казалось, неминуемая гибель грозила им от рук стихии и морских хищников, они находят громадной стоимости сокровища на дне океана, и знаменитые розовые алмазы королевы Елизаветы. И даже после этого стихия, намеревалась их стереть с лица земли. Но видно судьба у наших героев другая — быть победителями.

Именно поэтому читателю следует прочитать продолжение этой книги, в новом файле N 3 «Закон Тесла» и файле N 4 «Трубка Сталина». В продолжении «Закон Тесла» читателю предстоит познакомиться с приключениями и опасными авантюрами главных героев этой книги в Америке. Спецназовцам придется подтвердить, кто сильнее итальянская мафия, с ее знаменитыми гангстерами, или Русский Спецназ. Также читатели смогут ознакомиться и стать участниками невероятно опасного противостояния спецслужб США и России в получении секретных документов ученого Николы Тесла, о секретных разработках глобального оружия, способного перекроить мир сегодня.

В последней части книги — Файле N 4 «Трубка Сталина», читатели столкнутся с опасными похождениями наших спецназовцев против американских спецслужб в Москве и на территории России, где еще продолжается Гражданская Война. Им предстоит столкнуться с бандой особо опасного бандита Аслана Могильного, который терроризировал Москву. Но самое удивительно и неожиданное… герои приключенческого сериала «Нулевой дивизион», попробуют спасти будущего вождя России Сталина, воюющего на фронтах Гражданской Войны, от рук американских спецслужб, проникших в наше прошлое…

Вернуться ли они домой? И все ли они вернуться живыми и здоровыми? А также чем закончится любовный узел между героями, вы узнаете в следующих Файлах…