Глава 5
Глоток воды проскользнул между потрескавшихся губ, слегка смочил рот и оказавшись в горле, мгновенно там исчез, впитался без остатка. Второй, который я немного подержал во рту, прежде чем проглотить, добрался лишь чуть-чуть дальше.
На этом вода закончилась.
Облизав камень, я решительно, хоть и с неким сожалением, отбросил его. Предстоял переход по пескам и таскать на себе лишние несколько килограммов было бы не самым лучшим решением.
Собрался с духом, постоял немного на последнем твердом участке почвы, почесывая спутанные грязные волосы. Тяжко вздохнул и отправился в путь. Насколько мне помнилось, по пустыне лучше всего идти по верхушкам барханов. Вот туда, на гребень первого песчаного холма, я и направил свои стопы.
Идти было неприятно и тяжело. Ноги проваливались в мелкий красноватый песок, измученное тело с трудом лезло по крутому склону. На самом верху, правда, двигаться стало чуть полегче.
Так и начался мой великий поход.
Я полз по гребням барханов, как улитка по клею. Оступался, падал. Один раз, упав, катился до самой подошвы, вздымая по пути кучи песка. Ничего, отлежался и пошел дальше. Вдобавок ко всем трудностям, приходилось постоянно следить за направлением – песчаные великаны то и дело изгибались, уводя меня в сторону и сбивая с дороги. Хорошо еще, что солнце исправно ползло над головой, показывая, в какую сторону нужно идти. И очень хорошо, что солнце было спокойным, осенним – летнего зноя я бы точно не выдержал, так и остался бы где-то там лежать безымянным скелетом.
Вокруг, между тем, простирались совершенно безжизненные места. Куда ни посмотри, везде только песчаные холмы, закрывающие собой горизонт. С вершин особенно крупных барханов можно было иногда рассмотреть вожделенную сине-зеленую полоску далеко на юге, но до нее было еще идти и идти.
Легкие перемены начались лишь ближе к вечеру, когда мной, по скромным подсчетам, было пройдено миль двадцать. Барханы становились заметно ниже. Между ними потихоньку снова начали появляться участки твердой земли. И, о чудо, на этих участках время от времени даже проглядывала какая-то пожухлая трава!
Мне не верилось, что я прошел все пески насквозь. Слишком рано. Скорее, просто небольшое разнообразие в местности. Но разнообразие приятное – я даже увидел маленького прыгуна, настороженно рассматривающего меня с безопасного расстояния.
Впрочем, радоваться переменам мне было уже невмоготу. Я даже толком не сумел расстроиться из-за оставленного камня для сбора воды – просто рухнул на облюбованный участок земли и отключился.
Как нетрудно догадаться, проснулся я глубокой ночью от того, что мне стало дико холодно. Начал ворочаться, пытаясь разместиться как-то поудобнее, но тут под левым боком что-то зашевелилось и послышалось негодующее шипение. Я, еще даже не проснувшись до конца, замер.
Шипение стихло, но что-то определенно продолжало отлеживаться у меня под боком. Что-то – скорее всего, змея, но, может быть, пустынная ящерица, наподобие той, что держал учитель. Они тоже шипят иногда.
Будь я уверен, что рядом со мной ящерица – не раздумывая, попробовал бы ее схватить. Ящерицы вполне съедобны. Но вот в том случае, если рядом со мной ядовитая змея, тот же пустынный гар, то попытки его поймать стали бы последним, что было в моей короткой жизни.
Пришлось некоторое время лежать и смотреть в небо, пока неизвестная гадина грелась о мой бок, не подавая больше признаков жизни.
Наконец, луна, показавшаяся из-за барханов, осветила местность достаточно, чтобы я решился что-то сделать. А именно – резко перекатиться в сторону, подальше от своего сегодняшнего соседа.
Опять послышалось гневное шипение и в тусклом лунном свете я рассмотрел неясный комок, напоминающий бухту толстой веревки. Точно змея. Непонятно только – безобидный песчаный удав или же тот самый смертоносный гар. Или еще кто-то.
Комок медленно размотался и длинное змеиное тело заскользило прочь.
– Нет-нет-нет, – пробормотал я себе под нос хриплым каркающим голосом. Большая и толстая змея – это замечательная пища, посланная мне сегодня добрыми богами пустыни. Огромная глупость – упустить ее теперь.
Подхватив рюкзак и вытащив нож, я бросился вслед за уползающей рептилией. Впереди послышалось раздраженное шипение. Я остановился, напрягая глаза. Получить неожиданный укус мне хотелось меньше всего.
Началась веселая игра в догонялки. Приблизиться к змее я боялся. Кинуть в нее чем-нибудь просто не мог – камней поблизости не наблюдалось. Упускать – не хотел. Змея, в свою очередь, пыталась от меня смыться, но при случае напоминала, что может и укусить.
Мы петляли по скудно освещенной луной местности, наверное, с час. Я про себя решил, что дождусь рассвета, а затем, когда буду лучше видеть, попробую прихватить гадину с помощью рюкзака и ножа. Но развязка наступила быстрее. Змее подвернулась нора прыгуна и она, радостно шипя, скользнула в нее.
Я разглядел, что происходит, только когда на поверхности осталась лишь треть рептилии и, ведомый отчаянием, бросился вперед, чудом успев ухватить ее за хвост. Их норы донеслось очередное приглушенное шипение и хвост задергался, как бешеный. Сильная тварь. Пришлось положить нож рядом и вытаскивать змею обоими руками. Шипение усилилось.
Когда уже больше половины змеи оказалось снаружи, дело пошло неожиданно быстро – противник перестал сопротивляться и жаждал поскорее познакомиться со мной лично. Вовремя сообразив это, я шустро закрыл отверстие норы сапогом, безжалостно передавив змеиное тело, а затем, подхватив нож, двумя ударами отсек ту часть, что была снаружи.
После чего очень шустро отскочил на несколько шагов в сторону. Еда уже никуда от меня не убежит, а подставляться под случайный укус, если гадина каким-то образом выберется наружу, мне не хотелось.
Несколько минут змеиное тело билось и извивалось около норы, смутно различимое мной в темноте, затем затихло и я осмелился вернуться. Добыча в самом толстом месте достигала толщины моего запястья, а длиной была, пожалуй, локтя в три. Не такая уж и большая, как мне изначально показалось.
Второй кусок, остался в норе и я предпочел забыть про него.
Был огромный соблазн съесть змею сразу же, но здравый смысл все же победил. Лучше уже при свете солнца аккуратно выпотрошить добычу, а заодно и поискать вокруг – вдруг найдется какое-нибудь топливо, из которого можно будет сделать костер. Хотя после скорпиона я и не испытывал никаких душевных терзаний при мысли о том, что змею нужно будет съесть сырой.
Положив тушку рядом и для верности придавив ее рюкзаком, чтобы кто-нибудь не уволок, я снова заснул. В этот раз мне снились вареные, жареные, тушеные змеи. Змеи с острыми пряностями, змеи копченые с дымком. Змеи, запеченные в собственном соку, шашлык из змеиного мяса…
А пробуждение, впервые за несколько дней, вызвало вопль радости. Потому что, открыв глаза, первое, что я увидел – это двух вальяжных верблюдов, пьющих из какой-то мутной лужи в паре сотен шагов от меня. Я спасен! Даже ночная добыча не казалась мне настолько желанной, как эта грязная и, наверняка, загаженная лужа.
Хрипя от счастья, я побежал к верблюдам. Споткнулся, пополз некоторое время на четвереньках, снова поднялся… Те, обалдев от зрелища, некоторое время удивленными глазами смотрели на меня, а затем, проревев в мой адрес что-то нехорошее, бросились в противоположную сторону. Я, продолжая бежать, пожирал их полными вожделения глазами. Сколько мяса…
Все произошло, когда верблюды соскочили с твердой земли на песок. Первый успел сделать с десяток прыжков, когда поверхность словно провалилась под ним. Животное, мгновенно затянутое в образовавшуюся песчаную воронку, взревело столь жалобно и печально, что я застыл на месте, как вкопанный.
Несколько секунд верблюд бился в яме, затем вверх взметнулось нечто, напоминающее щупальца, захлестнуло его со всех сторон и, помедлив мгновение, рывком утащило вниз, прямо в песчаные глубины. Над пустыней пронесся последний отчаянный вопль и все стихло. Осталась лишь небольшое углубление в песке.
Второй верблюд оказался более удачливым. Увидев, что творится с товарищем, он также взревел от ужаса, а затем резво выскочил обратно на твердую землю. Отбежал немного и остановился, смотря то на меня, то на песок испуганными глазами.
Я делал примерно то же самое. Мне даже на время расхотелось пить. Что только что здесь произошло? О подобном мне не рассказывал Ольд, ничего такого не было и в речах охотников, возвращающихся из пустыни.
С неприятным холодком, пробежавшим по спине, я подумал, что, возможно, никто просто не выживал прежде после встречи с этим явлением.
Песок неподалеку от места гибели верблюда зашевелился. Я шлепнулся пузом на землю и притаился, делая вид, что меня здесь нет, уцелевший верблюд просто отбежал еще немного подальше. Но ничего страшного не произошло. Лишь песчинки продолжали двигаться, все ближе и ближе. К счастью, песок уступил место твердой земле и движение закончилось. Затем, через пару минут, снова продолжилось. На этот раз – чуть в стороне. Создавалось полное ощущение, что под песчаным покрывалом движется нечто живое. И громадное. Змея, червь, гусеница…
Я нервно осмотрелся вокруг. Участок земли, на котором находились мы с верблюдом, находился в небольшой низине между небольшими песчаными возвышениями и был весьма обширным. Если еще учесть, что я по этой самой земле полночи бегал, то он даже больше, чем мне кажется. Неведомая тварь, похоже, на землю не выбирается – не зря же верблюд перестал бояться. Вон, снова пить отправился, не обращая на меня особого внимания.
Значит, пора прекратить нервничать и заняться восстановлением сил. Тем более, что вокруг лужи виднелись кое-какие торчащие из земли веточки, в том числе и сухие. А предаться панике можно будет и потом, на сытый желудок.
Следующий час я, изнемогая от голода и жажды, сдерживал себя, стараясь все сделать правильно. Выкопал ямку в десятке метров от лужи. Пока туда потихоньку просачивалась вода, надергал каких-то сухих веточек и такой же сухой травы. Аккуратно разделал змею, отложив в сторону шкуру и закопав внутренности. Не хватало только вместо спасения отравиться какой-нибудь гадостью из змеиных кишок или подцепить паразитов в луже.
Наконец, все приготовления были закончены и я вернулся к своей ямке, уже наполовину заполненной водой. Божественно… Я пил и не остановился, пока губы не стали черпать грязь со дна. Затем отодвинулся и полчаса следил за тем, как по капельке накапливается вода. Потом опять жадно пил. В эти волшебные мгновения мне было плевать на верблюда, на неизвестную тварь, прячущуюся в песке. Мне было просто хорошо – я чувствовал, как оживает мой, почти загнувшийся, организм.
Наконец, настало время и для змеи. Недрогнувшей рукой откупорив склянку с алхимией, я щедро вылил ее на подготовленные в виде небольшого очага булыжники. Вверх взметнулось жаркое пламя, в которое я поспешно засунул плоский камень с выложенными кусочками змеиного мяса.
Огонь весело горел целую минуту, накаляя импровизированную сковороду. Затем начал быстро стихать, но тут я начал аккуратно подсовывать в него палочки, веточки и, как бы кощунственно это не звучало, страницы нетленного произведения Галларда Среброусого. Жареное мясо мне сейчас было гораздо дороже его писанины. Хотя я все равно отправил в костер только ту часть книги, которую уже прочел – интересно же, чем все закончится у нищего аристократа.
Мне удавалось поддерживать огонь в очаге минут пятнадцать. За это время кусочки мяса подрумянились и начали источать дивный аромат, щекочущий мои ноздри и заставляющий желудок яростно бросаться на ребра. И вот, наконец…
Есть я перестал только тогда, когда мясо уже буквально не лезло в горло. Запил трапезу водой и растянулся на земле, чувствуя прилив счастья. Подумаешь, какая-то тварь неподалеку…
В этот раз, в виде разнообразия, я проснулся вечером. И проснулся довольным жизнью. Да, остатков мяса мне хватило только на ужин, но у меня по-прежнему было много воды! Верблюд, кстати, никуда так и не ушел, ходил неподалеку и пытался щипать что-то на земле.
Песок вокруг был миролюбиво неподвижен. Примерно так же, как и перед самой смертью первого верблюда.
Валяясь рядом со своей водяной ямкой, я посматривал на бродящее животное, окружающие нас пески и думал. Много думал.
Для начала, верблюд. Это не только множество мяса, но и шкура, из которой можно сделать замечательный бурдюк, наполнить его водой и не знать горя до самого побережья. Верблюда надо убить. Вот только как это сделать? Я видел однажды, как домашний верблюд лягнул какого-то не понравившегося ему человека. Результат – беспамятство и перелом нескольких ребер. Думаю, этот вот может лягнуть не хуже, а после такого будет проще самому себя прикончить, чем пытаться куда-то дойти. Значит, лихое нападение точно исключается. Некоторое время я всерьез обдумывал вариант с копанием многочисленных узких ямок вокруг лужи. Если верблюд наступит в такую, то с большой вероятностью сломает ногу, а дальше все будет уже гораздо проще. От идеи пришлось с сожалением отказаться – лужа была большая и, пока я накопаю достаточное количество ям вокруг нее, успею умереть с голода.
Что еще? Можно травануть скотину, вылив последний пузырек с ядом в лужу. Но после этого мне из всего изобилия останется только шкура – воду и мясо я уже употреблять побоюсь.
Проклятье.
Содержимое рюкзака в очередной раз было тщательно проинспектировано. Увы, большинство мелочевки, которая валялась на дне – это различные ингредиенты, взятые мной из лаборатории Ольда только потому, что я точно знал их ценность. В деле умерщвления верблюда они мне точно не помощники. В итоге все было упаковано обратно и я снова принялся рассматривать небо. Загадка Верблюда, похоже, не имела решения. Жаль, у меня нет посоха – замечательная и универсальная вещь, недаром пользующаяся у многих магов любовью. И оружие, и накопитель энергии, и артефакт с разнообразными свойствами. А в моем случае сгодился бы в качестве копья.
Оставив мысли о верблюде, я принялся обдумывать ситуацию с другим местным обитателем. Ситуация была, мягко скажем, неприятная. Исчезнуть в песчаной могиле мне хотелось меньше всего.
Что я знаю? Что существо спокойно чувствует себя в песке, незаметно передвигается и способно убить меня в мгновение ока. Но при этом не выходит на землю. Вот и все. Информации просто море.
Я поднялся и, не обращая внимания на встрепенувшееся животное, принялся рассматривать окрестности. Впереди была лужа, верблюд и песок, начинающийся шагах в двадцати от него. Слева песок немного отступал, но все равно не уходил далеко. Справа – примерно то же самое. Только сзади надежная земля тянулась достаточно далеко, теряясь среди мелких барханов. Вся безопасная зона представляла из себя длинный вытянутый язык, окруженный коварным песочком.
Получается, чтобы выбраться, мне нужно будет вернуться назад и поискать какой-то проход дальше.
Становилось темнее и прохладнее. Обругав себя последними словами за то, что выспался днем, я попытался заснуть. Не получилось. Попытался придумать что-то полезное – не получилось тоже, в голову лезли только откровенно идиотские мысли.
В конце концов, чтобы не страдать от безделья, принялся работать над собственной энергией. Давненько я это не делал…
Заставить тело накапливать некоторое количество энергии я мог. Не мог только заставить ее удерживать. Это, как говорил Ольд, приходит с тренировками. Вот я и тренировался. Заодно и воздействовать на энергию немного лучше буду. Наверное, когда-нибудь.
Узнай кто, чем я занимаюсь, посмеялся бы, наверное. Лежит маг-недоучка посреди пустыни и раз за разом неимоверным усилием воли заставляет потоки стихийной энергии немного задерживаться, пролетая сквозь его тело. И заставляет это самое тело принимать чуждую субстанцию.
Дело продвигалось как обычно – плохо. Я немного тормозил энергию, она немного уплотнялась в моем теле, создавая легкое давление, позволяющее легче ее аккумулировать. И тело ее даже собирало, повинуясь мне. Но потом, когда я уставал держать все это в узде, система распадалась. Тело с облегчением отбрасывало излишки, уплотнение в потоке пропадало.
Единственный положительный момент – часа через четыре я так умаялся, что все же заснул.
Осмотр полоски земли, проведенный на следующий день, привел меня в уныние. Язык тянулся далеко, на пару миль, становясь то тоньше, то толще, но в конце концов все же уходя под песок. До дрожи пробирала мысль о том, что сюда-то я пришел, совершенно спокойно топая по пескам и знать не зная про то, что скрывается под ними. Брр.
Сейчас я стоял в полумиле от лужи и пасущегося верблюда, смотрел на песок и опять думал. Думал о том, что, если подземная гадина сейчас находится на том же месте, что и была, то имеет смысл дать деру с противоположной стороны этого языка. Пока она сообразит, что к чему, пока обогнет полоску земли, я буду уже довольно далеко.
Направление возможного побега полностью соответствовало моим планам добраться до побережья и я, в конце концов, решился. Аккуратненько перешел на южную сторону земляного островка, прочитал истовую молитву всем богам, которых знал, а затем огромными скачками бросился вперед. Вода и еда оказали поистине чудесное действие на мой истощавший организм, позволяя делать даже такие фокусы.
Промчавшись пару десятков метров, я уже поверил было в успех своего плана, когда сзади словно бы послышался слабый вздох. И, оглянувшись, я увидел, как в появившейся у меня за спиной воронке шевелятся кошмарные щупальца. Подземный обитатель не успел совсем чуть чуть.
Так я не бегал еще никогда в жизни. Даже когда убегал из Хрустального. Задыхаясь, чуть ли не разрывая легкие в попытках втянуть лишнюю толику воздуха, напрягая все мышцы тела.
А за мной, скрываясь под песчаным одеялом, двигалась неведомая смерть. Двигалась почти с той же скоростью, что и я, двигалась, заставляя песок ходить ходуном на своем пути. И не собиралась останавливаться.
Я, придумывая план побега, совершенно упустил из виду, что под землей может быть еще один хищник. Или два. Или три. На самом деле, совершенно непонятно, сколько их там засело в песчаных глубинах, ожидая неосторожных жертв, спешащих напиться. Но один из них совершенно точно желал полакомиться моим нежным мясом прямо сейчас.
Спасало меня то, что скорость передвижения у преследователя была не особо высокой – примерно как у идущего очень быстрым шагом человека. Поэтому, пока я бежал, догнать он меня не мог. К сожалению, скорость бега по песку у меня тоже была не очень высокой – далеко оторваться от преследователя не получалось. Я пробегал двести-триста шагов, останавливался, пытаясь отдышаться и прижимая руку к нещадно колющему боку, следил за шевелящимся песком, неумолимо приближающимся ко мне. Когда до него оставалось шагов двадцать – снова срывался с места, стараясь опять увеличить расстояние.
Перебежки становились все короче, а дистанция, кажущаяся мне безопасной – все меньше. Часа через полтора такой беготни я уже был на последнем издыхании и подстегивало меня только то, что вдали виднелся еще один участок земли без песка.
Я добрался до него каким-то чудом. Последние несколько сот шагов я уже не бежал, а шел, стараясь делать это как можно быстрее и постоянно оглядываясь. Шевелящийся песок потихоньку догонял. Тридцать метров, двадцать пять, двадцать… Когда осталось десять, я попробовал снова пробежаться, но почти сразу же остановился – организм бегать больше не мог.
Но я все же дошел до спасительной земли. Отошел немного вглубь и упал на землю. Живой.
Постепенно успокоилось дыхание, а мышцы отошли от суматошной гонки. Можно было двигаться дальше. К сожалению, на этом участке земли никаких луж и верблюдов не было. Зато он тянулся в нужную мне сторону – на юг.
Часа через два медленной ходьбы земля опять закончилась, предоставляя мне нелегкий выбор – вступать на предательскую песчаную поверхность или нет. Уставшее тело намекало на то, что еще один марафон оно не выдержит. Вдобавок, пару раз я замечал неподалеку от себя подозрительное шевеление в песке – хищник отступать не собирался, потихоньку сопровождая меня в моем путешествии.
– А вот хрен тебе, – пробормотал я, отправляясь обратно. Вперед по песку сегодня я точно не пойду, а, если уж ночевать, то там, где полоска земли достаточно широка и никакая сволочь меня просто так не достанет.
Остаток дня и вечер прошли за отдыхом и попытками напитать тело энергией. Я сегодня ясно почувствовал всю хрупкость и ничтожность человеческого тела – и мне страстно захотелось его улучшить. Получалось, правда, как и вчера – никак.
Попутно я время от времени зорко осматривал окрестности, но все было тихо и спокойно. Охотник затаился.
С наступлением темноты пришел страх. Я боялся сидеть на месте – вдруг ко мне уже тянутся страшные щупальца. Я боялся отойти в сторону – вдруг именно там меня ждет смерть. Я боялся заснуть – вдруг ко мне во сне подберется чудовище.
Когда вышла луна, я стал бояться еще больше – темнота страшит, но темнота, разбавленная неверным лунным светом – это нечто совсем уж потустороннее и пугающее.
Как я умудрился заснуть – сам не знаю. Но заснул и даже более-менее выспался.
Страх вернулся вместе с пробуждением. Вчера, во время сумасшедшей гонки, я боялся до жути, но это был обычный страх, направленный на более-менее видимого врага. Теперь же я боялся всего песка, лежащего вокруг. Хищник мог скрываться везде. Любой мой шаг мог стать последним. Вдобавок, я не верил в то, что меня оставили в покое – а это значит, что сегодня мне предстоит еще одна гонка. И неизвестно, попадется ли на пути еще один спасительный островок.
Этого я боялся тоже. Но оставаться на месте было глупо – добиться этим можно было только смерти от голода и жажды. Которые, кстати, снова чувствовались в полной мере. Да, после пережитого недавно это пока еще было не страшно, но доводить дело до крайности точно не стоило.
Я решился и снова отправился в бег по пустыне. С содроганием заметив, как шагах в пятидесяти от меня зашевелился песок. Гонка началась.
В этот раз я старался действовать разумнее, не доводя себя до истощения суматошным бегом, а все больше двигаясь быстрым шагом. Какая разница, двадцать метров отделяют меня от преследователя или сто, если, оторвавшись на эти сто метров, я затем буду стоять, дыша, как загнанная лошадь и смотреть на приближающегося охотника печальными глазами.
Клочок спасительной земли попался довольно скоро. И, что самое радостное, вдалеке виднелся еще один. Интересно, сколько осталось до границы пустыни? Миль пятнадцать-двадцать, наверное. Пара дней пути для моих уставших ног. Хотя, если вот так вот носиться от выслеживающей тебя твари, то и за один можно успеть, да еще и с запасом.
Остаток дня я перебегал с одного участка земли на другой, затем медленно и вальяжно гулял по твердой поверхности, отдыхая… и снова резвым оленем пробегал очередной песчаный участок. Преследователь в последнее время не показывался, возможно, он даже давно отстал. Но эти пару дней внушили мне такой страх, что оставаться на песчаной поверхности лишнее мгновение было выше моих сил.
Земля потихоньку становилась более обжитой – кое-где летала мошкара, по камням ползали паучки, из нор выглядывали прыгуны. Высоко в небе пару раз виднелись птицы. Я даже нашел и убил еще одного здоровенного скорпиона, но есть не стал – все же слишком уж он противный. Не настолько я сейчас голоден. Положил в рюкзак про запас, надеюсь, не протухнет.
На следующий день я все же добрался до края пустыни. И присутствия подземного охотника больше не замечал. Отчаялся, поди, бедолага.
Впереди виднелась поросшая выцветшей травой земля, вдалеке гуляла небольшая группа верблюдов, весело чирикали немногочисленные птички… А до ноздрей доносилось дыхание моря – освежающее и соленое.
Выкинув из рюкзака дохлого скорпиона, я отправился вперед. Осталось совсем чуть-чуть и я дойду до намеченного места.
Идти, правда, пришлось не чуть-чуть, а миль пять, но в конце я уже шел по сочной траве, укрываемый тенью появившихся деревьев. В одном месте заприметил даже дикую джугу, остановился и набил плодами рюкзак. Не особо вкусно, не особо питательно, но освежает и дает хоть какое-то ощущение сытости. Так что в первый раз в своей жизни море я увидел, с упоением хрустя сочным, но терпким и кислым плодом.
Море… Я довольно долго стоял, завороженный зрелищем. Нескончаемые волны, раз за разом накатывающие на торчащие из воды скалы. Фонтаны брызг, рокот… И освежающий ветерок, прохладный и влажный.
Сбросив очарование открывшейся передо мной картины, я принялся спускаться вниз, к полосе прибоя. Надо было найти еду и, желательно, убежище. А еще искупаться. Я не льстил себе, отлично понимая, насколько жалкое зрелище представляю для взгляда со стороны – грязный, вонючий, местами ободранный…
Море было восхитительным. Теплым, бархатным и освежающим одновременно. Я бултыхался в воде, забыв обо всем. Наверное, будь рядом какой-нибудь хищник, он бы нашел меня очень легкой добычей. Но мне повезло – вокруг было тихо и мирно. Только какие-то птицы постоянно кричали в небе, привлекая мое внимание. Сначала я думал, что они предупреждают о неизвестной опасности и беспокоился, но потом понял, что это их обычное поведение и перестал обращать внимание.
Гораздо больше меня занимали мелкие рыбешки, снующие между камней и небольшие ракушки, присосавшиеся к этим же камням. Рыбки легко ускользали от меня, а вот ракушек я набрал порядочно. Осталось только понять, съедобные ли они. Дядя Арбен как-то, приняв на грудь пару литров пива, поделился мудростью – мол, если хочешь сожрать что-то незнакомое в Пустоши, не поленись, сначала натри кожу на руке этой штукой и подожди полчаса. Если ничего не случится – полижи потенциальный обед и снова подожди. Потом откуси и съешь маленький-маленький кусочек. И в этот раз подожди подольше… Если не помрешь, значит, есть можно.
Вот я и дегустировал ракушки таким способом. Вроде бы, ничего со мной не случилось в итоге, значит, есть можно. Жаль только, что они такие маленькие. Пока наешься – полдня пройдет.
Стоянку я решил организовать неподалеку от среза воды, долго таскал камни и сухие водоросли, делая себе удобное ложе… Всю глупость этого решения и прочувствовал поздно ночью, когда начавшийся прилив неторопливо, но уверенно залил меня вместе с моим убежищем водой и начал подниматься дальше. Проклиная свою глупость, взобрался повыше по скалам и дрожал там до самого утра – заснуть не получалось из-за подмокшей одежды и холода.
Зато утром начался отлив и море оправдало свою репутацию щедрого соседа. В оставшихся лужицах попадалась рыба и мелкие крабы, ракушки можно было собирать в огромных количествах. В какой-то момент я, похоже, потерял голову от жадности и пришел в себя, только обнаружив весьма солидную груду добычи на берегу. И что мне с ней делать, спрашивается? Есть сырой рыбу не хотелось. Да и ракушки тоже.
Разжечь костер, чтобы приготовить еду – было из чего. На берегу валялись водоросли, уже успевшие высохнуть под поднявшимся солнцем, да и деревяшек, выброшенных морем, хватало.
Проблема была в том, как разжечь сам огонь – алхимическое зелье-то уже использовано.
С полчаса я упражнялся в раскалывании камней, надеясь высечь искры и поджечь кучу водорослей. Увы, похоже, я выбирал какие-то не такие камни – ни искр, ни, соответственно, костра у меня не получилось. Единственное, что вышло полезного – я нашел какой-то странный камень, который при ударе по нему, разлетелся не беспорядочными обломками, как остальные, а правильными пластинами, обеспечив меня поверхностью для жарки.
Но вот с огнем у меня не срасталось. Отчаявшись добыть его с помощью камней, я взялся за магию. Пытался и так, и этак превратить энергию в огонь, но мироздание плевать хотело на мои попытки. В конце концов, я даже чуть порезал палец, выдавил каплю крови и принялся со всей дури уплотнять поток энергии вокруг этой капли, пытаясь заставить ее там задержаться.
Энергия задерживалась, накапливалась… А потом, когда я уже не мог держать контроль, высвобождалась и улетала по своим делам. Палец чувствовал тепло и только.
Ситуация злила меня все больше и больше – ведь я додумался до простейшего варианта магического огня. И у меня почти получалось, но чего-то не хватало. Чего-чего – моей воли. Два компонента таланта мага – возможность чувствовать и видеть потоки энергии и воля для того, чтобы изменять их течение. У меня пока что более-менее неплохо дело обстояло только с первым пунктом.
Наконец, мое терпение окончательно иссякло. Смотря злыми глазами на почти высохшую на пальце каплю крови, я от души обложил ее витиеватой руганью, а затем, не сбавляя оборотов, переключился на непослушный энергетический поток, в крайне грубой форме потребовав от него лезть, куда следует. И – он полез! На моих глазах в магическом зрении кончик пальца буквально засиял. Я разинул рот от удивления и контроль мгновенно потерялся.
Кровь вспыхнула, немилосердно обжигая палец. Я взвыл в голос, размахивая рукой, но все же не потерял головы окончательно и, перед тем, как ткнуть горящим пальцем в ближайшую лужу с водой, на секунду засунул его в ворох подготовленных водорослей. Промедление стоило мне острой боли в обожженном пальце, но костер все же загорелся. Маленький, чадящий вонючим дымом костерок. Зажженный моим собственным волшебством.
– Я буду магом! – насмотревшись на пламя, прокричал я в далекое небо. – Ольд, старик, ты ошибался!
Небо никак не отреагировало на мои вопли.
Глава 6.
Следующие две недели я вел счастливую и мирную жизнь. Отстирал и привел в порядок одежду, благо в скалах неподалеку нашелся небольшой ручеек с пресной водой. Отъелся, питаясь рыбой, ракушками и плодами джуги. Но, самое главное, я натренировался зажигать магией огонь. Больше я не делал глупостей, заставляя гореть свои пальцы – теперь мне достаточно было капнуть кровью на сухую деревяшку или пучок водорослей, немного повозиться, заставляя накапливаться энергию, затем просто отпустить контроль – и готово, костер горит, рыба жарится.
Сказать, что я был горд собой в первые дни на берегу моря – это ничего не сказать. Я спасся от целого города преследователей, выбрался от призраков, выжил в песчаной буре, перешел, пусть небольшую, но все же пустыню, избежав ее обитателей. А в конце еще и сделал качественный шаг в управлении энергией.
Но эйфория потихоньку сошла на нет. Я, по-прежнему, ничего, кроме маленького огонька, наколдовать не мог, находился на забытом богами берегу Пустоши, оружия, кроме ножа, никакого у меня не было. До ближайшего людского поселения – сотня миль по пустыне, да и встретят меня там явно не ласково. А до Янтарного, куда я решил попасть – в разы дальше, вдобавок, дорога идет по очень недобрым местам.
Так что, приведя себя в порядок и немного отъевшись, я взялся за ум – начал тренироваться с поджиганием костров и пытаться еще как-то развивать свои способности. И вот, спустя две недели, я уже без проблем за пару минут зажигал огонь, а единственная неприятность заключалась в том, что каждый раз приходилось колоть для этого палец. Так что теперь у меня все руки были в подживающих ранках, а купаться и собирать еду в соленой воде стало настоящим мучением. Мне бы научиться, как Ольду, выдавливать необходимое количество крови прямо через кожу, но до этого было еще далеко.
Еще я нашел уютную расщелину между скалами, закрытую от дождя и ветра, натаскал туда сухой травы, водорослей и обустроил маленькое убежище. Не комната с кроватью и мягкими перинами, конечно, но получилось тепло и уютно. Около одной из стен улеглись книги, набитый травой рюкзак стал отличной подушкой.
Книги, кстати, я снова начал читать, уже не ограничиваясь только Галлардом. Наиболее практичны были записи Ольда, посвященные различным аспектам работы с кровью. Но их я уже, в принципе, читал, так что оставалось только тренироваться и потихоньку воплощать в жизнь написанное. Жаль, правда, что ничего пока что не получалось.
Гораздо интереснее была книга, купленная магом у охотников за древностями и подвергавшаяся восстановительным процедурам в лаборатории. Написанная на каком-то древнем диалекте, где вперемешку использовались имперские, саккские и эльфийские слова, вместе с совершенно мне неизвестными, она рассказывала, не много, ни мало, о принципах общения с демонами – желтые полуистлевшие страницы были покрыты странными рисунками этих страшных и непонятных созданий. Имелась даже целая страница, полностью заполненная чертежом какой-то сложной печати. Книга напоминала серьезный справочник демонолога – неизвестно только, имеющий ли практическое значение в наше время.
Несмотря на то, что моя голова пухла от непонятных слов, ценность книги становилась все более и более очевидной – похоже, Шаран действительно явился к моему учителю именно за ней. Скорее всего, охотники, продавшие ее Ольду, затем, совершенно не стесняясь, слили и информацию о том, где теперь находится найденная редкость. Вполне в духе наших не особо принципиальных земель. Тем более, что грызня магов на обычных жителях в большинстве случаев никак не сказывается, а получить лишние золотые с нашего брата – святое дело.
К моему несказанному сожалению, эту книгу пришлось отложить на потом – это только в произведениях среброусых галлардов новоиспеченные маги щелчком пальцев призывают страшных демонов, сразу же порабощая их и заставляя верно служить. В нашей же суровой реальности если кто-то находит нечто подобное, то или держится от него подальше, или же пытается побыстрее продать. Но уж точно не экспериментирует, рискуя жизнью.
Так что я читал записи Ольда, пытаясь найти в них подсказки для тренировок, иногда просматривал книгу по рунам, пытаясь заново заучить наиболее интересные. В самом начале обучения я вызубрил их наизусть, но потом знания подрастерялись, подрастерялись…
Натолкнулся, кстати, на закорючку, похожую на ту, что призрак оставил у меня на груди. Судя по описанию, эта руна – нечто вроде подписи, знака собственности. Маги ставят ее куда-либо, когда нужно показать, кто является владельцем той или иной вещи, либо же для того, чтобы магические существа, имеющие связь с волшебником, видели ориентир для каких-нибудь действий. Собственно, руна просто хранит отпечаток энергии того, кто ее поставил и светит им во все стороны.
На этом месте я задумался сразу о двух вещах. Первое – зачем зубастому призраку метить меня этой загогулиной? В теории, другие потусторонние создания, увидев этот знак, должны понять, что на меня имеет виды их собрат. Ну и как они отреагируют – оставят в покое или, наоборот, радостно прикончат?
Второе – что еще за отпечаток энергии? Я и раньше читал книгу, когда зубрил руны, но не особо старательно читал описания и не заострял внимание на таких вещах. Ольд же ничего подобного не объяснял, то ли сам не разбираясь в этом, то ли, наоборот, считая все само собой разумеющимся.
Для меня энергия представляла из себя полностью обезличенную субстанцию и как-то придать ей свой отпечаток я абсолютно точно не мог. А вот призрак явно оставил свой след – руна по-прежнему светилась энергией с багровым оттенком. Как он это сделал – загадка.
Отложив на время этот вопрос, я продолжил тренировки. Попутно, если голова от них начинала идти кругом, читая единственное доступное мне развлекательное произведение.
Нищего аристократа сурово трепала жизнь. Все же Пустошь даже в книге оказалась не очень приветливой. Расслабившиеся после первых побед воины, нанятые им для сопровождения, теперь дохли, как мухи осенью. Но, преодолев множество опасностей, герой все же добрался до Орлиного Утеса, вплотную приблизившись к цели своего путешествия.
Читая про любовные похождения, сопровождающие главного героя в городе, я снова удивлялся тому, что Галлард, похоже, действительно имел неплохое представление о Пустоши. Мелкие детали повествования убеждали в том, что он, скорее всего, даже сам когда-то гулял по нашим краям. Может быть, и история написана с него. Хотя, скорее всего, нет. Ну, или не полностью.
Книжка потихоньку становилась все интереснее, несмотря на изобилие несуразностей. Спрашивается, зачем герою идти в Каххар, когда его цель – плато, находящееся чуть в стороне и немного дальше? Ну конечно же, единственный проводник, знающий путь, сейчас застрял в бывшей столице, осаждаемый ордами нежити и нечисти и его срочно нужно было спасать.
Я захлопнул книжку и задумался. Бодрый аристократ, куда-то все время спешащий, являлся ярким контрастом со мной, который день расслабляющимся на морском берегу. А мне ведь, между прочим, до Янтарного как-то добираться нужно, жизнь свою заново обустраивать… Стало немного стыдно. Да, я здесь, вроде как, тренируюсь для пользы дела и все такое. Но такими темпами осень скоро закончится, станет заметно холоднее и я окажусь в неприятной ситуации. Замерзнуть, конечно, не замерзну, зимы у нас теплые, но хорошего все равно будет мало.
Можно сказать, именно книга Галларда послужила поводом для того, чтобы я, наконец, начал готовиться к дороге.
Сборы стали не очень долгими. Было бы что собирать, называется. Упаковал в рюкзак книги, набросал туда же плодов джуги. Напихал, куда мог, сушеной и копченой рыбы – благо, делать запасы начал давно. И, собственно, все.
Покидать насиженное местечко было тяжело, но необходимо, если я не хотел насовсем оставаться жить отшельником в этих скалах. Вопрос был в том, как именно идти к цели. Если двигаться по берегу моря, то до Янтарного около шестисот миль. Если обходить все опасные места и выходить на караванную дорогу, а затем идти по ней, то получится раза в полтора больше.
По берегу до Янтарного никто никогда на моей памяти еще не путешествовал. Мало кто даже до моря-то доходил – нет здесь для охотников за редкостями ничего интересного. Места неизвестные, хотя, как по мне, достаточно безопасные. Во всяком случае, за две недели со мной ничего не случилось и опасности я не замечал. Если так и будет до самого конца, то я доберусь до города меньше, чем за месяц. Но есть проблема – не верю я, что все будет так же мирно на протяжении всего пути. Это же Пустошь.
С другой стороны, можно пойти по караванной дороге. Там точно безопасно, если не считать редких хищников, забредающих из окружающих мест. Но до нее еще тоже нужно дойти, причем, перебравшись через пустыню, откуда я недавно едва унес ноги.
Пока я колебался, взвешивал все за и против, ноги потихоньку сами по себе понесли меня на запад по берегу моря. И я, еще немного подумав, с ними согласился. Море – это еда и хоть какая-то вода. Берег, по которому я иду, пусть и усеян камнями, но все же тверд и надежен. Если подняться чуть выше от среза воды, то вообще можно идти по редколесью, высматривая грибы и ягоды. Зачем мне на фоне всего этого пески?
Топать рядом с морем действительно было легко и приятно. На второй день пути я расслабился настолько, что принялся напевать веселый мотивчик, беззаботно рассматривая окружающую местность и думая о чем угодно, только не о безопасности.
В итоге чуть было не поплатился. То, что за мной следят, удалось заметить буквально чудом – вертел во все стороны головой, пытаясь найти очередные заросли зеленушки – приятной на вкус и освежающей ягоды желто-зеленого цвета, – когда взгляд зацепился за полосатую палку, торчащую из травы неподалеку. Казалось бы, что такого. Но палки в наших краях полосатыми обычно не бывают, а вот хвосты пустынных кошек – еще как.
Дальше я осматривался уже гораздо более внимательно, изрядно струхнув и сжимая в руке нож. Вряд ли получится отбиться, но лучше так, чем без ничего.
Второй хвост я заметил в кустах впереди по курсу. И оставил идею с ножом. Если против одной кошки у меня еще были какие-то теоретические шансы, то против двоих – точно нет. Разорвут в клочья. Те еще твари – незаметные, сильные, большие. Если бы не их привычка вытягивать вверх хвосты, то я, наверное, даже не понял бы, что произошло.
Спрятав нож, я вальяжным шагом, снова начав напевать песенку, направился в сторону второго хвоста. И в сторону удобного дерева, растущего по дороге. Пустынные кошки при очень большом желании на дерево залезть смогут, но все, кто мне про них рассказывал, в один голос советовали прятаться от них именно на деревьях.
Аккуратно подойдя к стволу и отчаянно надеясь, что зверь за моей спиной еще не готов к нападению, я медленно вытянул руки вверх, подпрыгнул, подтягиваясь… И, услышав за спиной ужасный рев, едва не навернулся обратно. Кошки дурами отнюдь не были и сейчас, оставив свои укрытия, неслись ко мне. Прыжок, второй… Я, подтянувшись и перебирая ногами по стволу дерева со скоростью, которой сам от себя не ожидал, забрался на ветку, схватился за следующую… И в этот момент левую ногу пронзила острая боль, а удар тяжелой лапы чуть было не сбил меня на землю. Кошка достала-таки до убегающей добычи, располосовав когтями ногу и чуть не сдернув сапог. Не упал я только потому, что уже крепко держался за ветку выше.
Капая вниз обильно текущей кровью, я все же убрался из зоны досягаемости зверей и примостился в не очень удобной развилке локтях в десяти-двенадцати над землей. Кошки, большие упитанные полосатые твари, тем временем гуляли туда-сюда под деревом, иногда с надеждой посматривая вверх и время от времени облизывая траву в тех местах, куда пролилась моя кровь. Гадины.
Шипя и ругаясь от боли, я отрезал уже и так разорванную штанину ниже колена. Еще одним куском ткани поделилась рубашка. Хорошо бы зашить рану, но делать это мне совершенно нечем. Так что буду изворачиваться, пользуясь тем, что есть…
Ткань рубашки, как наиболее чистая часть повязки, была свернута в три слоя и крепко приложена к кровоточащим бороздам на икре. Штанина, разрезанная на полосы, послужила для перевязки. Как я не упал с дерева, пока занимался всем этим – ума не приложу. Но цели я достиг, кровь капать перестала. Осталась только тупая пульсирующая боль, расползающаяся по всей ноге.
Одна из кошек попробовала залезть на дерево, поцарапала кору, нагнав на меня страху, но все же не справилась и принялась гулять вокруг дерева. Вторая, облизывая лапу, испачканную в моей крови, терпеливо улеглась неподалеку, даже не глядя на меня. Мол, дозреет плод – сам упадет.
Что самое обидное – действительно ведь упаду, рано или поздно. Или из-за слабости, вызванной раной, или засну, или просто от голода. Мне даже привязать себя к дереву нечем – разве что лямки у рюкзака отрезать. Да и то вряд ли хватит.
Я посмотрел вниз с грустью и злобой одновременно. Одна из кошек, словно почувствовав мой взгляд, подняла голову и уставилась на меня. Облизнулась. Сволочь.
Первое, что мне пришло на ум – это сделать копье из ножа и попробовать заколоть хоть одну кошку. Я даже срезал ближайшую более-менее ровную ветку и очистил ее от сучков, попутно ругая себя последними словами за то, что такая простая мысль не пришла мне в голову до того, как я двинулся в путь. Но затем возникли проблемы. Спрашивается, как я собираюсь прикреплять нож к этой дубинке? Прочных веревок у меня нет, рукоятка ножа совершенно не годится для таких фокусов… От затеи пришлось отказаться.
Следующая идея была посвежее – нужно заточить уже имеющуюся дубинку, обмазать в своей крови, благо, в сапог ее натекло порядочно, а затем, воспользовавшись своим умением, зажечь все это и кинуть в кошку.
Мысль, которая пришла мне в голову, когда я уже тщательно смазывал кровью эту палку, должна была посетить меня заметно раньше, но хорошо, что она вообще меня посетила.
Под деревом полно моей крови. Кровь есть на кошках, часть ее они даже уже проглотили. Что мешает мне поджечь их, а не несчастную дубинку?
Оказалось – расстояние. Со своего насеста я просто не мог никак воздействовать на энергию, струящуюся вокруг кошек. Слишком далеко. Пришлось спускаться ниже. В какой-то момент у меня закружилась голова от потери крови и я чуть было не потерял сознание. Не упал вниз только потому, что в мозгах осталась только одно – держаться за ветку. Разум изо всех хватался за эту мысль, руки так же цепко обнимали дерево. И я удержался.
Когда в глазах прояснилось, первое, что я увидел – это две вожделеющие окровавленные морды. Кошки перестали играть в безучастность и теперь, опершись передними лапами о дерево, с нетерпением ждали, когда же я окончательно свалюсь.
– Не дождетесь, – показал я им неприличный жест и спустился еще на ветку ниже.
Кошки заметно оживились, та, которая поменьше, аж замурчала, утробно и нежно, не сводя с меня глаз и сдирая когтями с дерева толстенную жесткую кору.
Устроившись, наконец, на ветке совсем близко к тварям, я перевел дух, а затем принялся возиться с энергией. Тренировки не прошли даром – кровь, слабо чувствовавшаяся мной внизу, начала потихоньку копить энергию. Одновременно перед глазами у меня начали плясать звездочки – напряжение давало о себе знать. Пришлось немного умерить усилия, насыщая кровь буквально по капле.
Минута шла за минутой. Кошки, убедившись, что я не собираюсь спускаться, улеглись тут же, под деревом, не сводя с меня глаз. В моих же глазах снова начало мутиться.
Сколько еще мне нужно продолжать, чтобы затея сработала? Каплю крови у меня получалось зажигать за две минуты. Но здесь у меня нет практически никакой концентрации, вдобавок, слишком велик объем, с которым я работаю и великовато расстояние.
В какой-то момент времени я понял, что, если не прекращу, то потеряю сознание и свалюсь с дерева. И я оборвал контроль.
Прошла долгая секунда, в течение которой я боролся с головокружением и пытался избавиться от назойливых звездочек, а затем внизу полыхнуло. Вспыхнула трава под деревом, вспыхнула заляпанная кое-где кровью кора дерева. И, что самое главное, вспыхнула кровь на кошках. Разом, мгновенно, окутав лапы и морды зверей огненными объятиями. Возможно, что-то из проглоченной крови тоже сумело получить и освободить энергию – не знаю. Но результат меня впечатлил. Воющие и катающиеся по земле в потеках огня и вырванных кусках дерна звери уже не напоминали мне о неминуемой смерти. Мне даже было их жалко.
Через несколько минут внизу все затихло. Одна из кошек, ощерив огромные клыки, замерла на земле. Неподвижный остекленевший взгляд уставился куда-то в сторону моря. Мертва. Похоже, слизала слишком много моей крови и теперь поплатилась за это. Вторая хищница, припадая на передние лапы и тряся обожженной головой, ковыляла куда-то в сторону песков. Я очень надеялся, что там она и сдохнет.
Сам я, тем временем, тоже готов был отдать концы. Рана, потеря крови, перенапряжение – в итоге я еле держался на ветке. Начал слезать – вспомнил о рюкзаке, оставленном пятью локтями выше. Долго боролся с желанием бросить его там, а самому спуститься и поискать укромное местечко, но рассудок все же победил и я полез обратно. Достав рюкзак, не стал тащить его на себе вниз, а просто сбросил. Помнутся книги – и пусть.
С нижней ветки я практически свалился, примерно как мешок с навозом. Полежал немного, вдыхая запах горелой травы и шерсти, затем все же поднялся, взвалил на плечи рюкзак и поковылял к морю. Только час назад я шел здесь, радуясь жизни и насвистывая песенки, а теперь…
Спустившись к линии воды по довольно крутому скалистому склону и чудом не упав по дороге, я отодрал присохшую повязку и принялся, подвывая от боли, промывать раны морской водой. Не знаю, есть ли какая-нибудь зараза в ней, но вот под когтями у хищников чего только не бывает. Нога, кстати, уже заметно припухла, а дергающая боль стала только сильнее. Хотя, как мне показалось, после промывания стало немного легче.
Опять перевязав ногу, я поковылял в сторону виднеющегося неподалеку скопления камней. Вспомнил про прилив, выругался, отправился искать убежище в другом месте. В итоге ничего толкового так и не нашел, а слабость нахлынула с новой силой – пришлось просто и без затей расположиться между двух больших камней, опять, как в пустыне, разложив на земле книги.
Дальше сил хватило только на то, чтобы сжевать несколько кусочков сушеной рыбы, а потом меня накрыло окончательно – организм провалился в сон, не спрашивая моего мнения. Вернулась бы ко мне та кошка – получила бы вкусную награду за свои страдания.
Разбудили меня тяжелые капли, падающие на горящее лицо. Некоторое время я не мог даже понять, где я и что со мной, но потом потихоньку все вспомнил и слабо выругался. Ну, конечно, сейчас самое время начаться дождю. Две недели ни капли, но прямо сейчас – как же без него.
Нога распухла и болела. Тело, пылающее в начинающейся лихорадке, бил озноб. Хорошо еще, что я пока что мог рассуждать, а не валялся в бреду.
С тревогой поглядывая на роняющие капли небо, я постарался быстро спрятать книги в рюкзак. Нужно какое-то укрытие, иначе я здесь окончательно загнусь. С этой мыслью я отправился обратно, на место своей встречи с кошками. Периодически меня водило из стороны в сторону, но раненая нога в такие моменты отзывалась особенно сильными вспышками боли, быстро приводя в чувство.
Пришел, наконец. Валяющаяся кошачья туша, подпалины на траве, срезанная палка, лежащая под деревом… И начинающий все настойчивее накрапывать дождик. Недобрым словом вспоминая свое решение уйти с гостеприимного пляжа, я принялся мастерить шалаш. Дело-то простое – нарубил длинных палок, построил нехитрую конструкцию, а затем просто обкладывай ее ветками, да и все. Но, когда в глазах двоится, на одну ногу невозможно наступить, а из орудий труда – только многострадальный нож, получается это простое дело очень плохо.
До того, как начался настоящий серьезный дождь, мне удалось сделать лишь жалкую конструкцию, быть создателем которой постеснялся бы и десятилетний малыш. Из достоинств у моего шалаша было то, что мне хватило ума построить его на небольшом возвышении. Ну и еще он пропускал через себя не всю воду, что мог бы. Капало, конечно, но не особо сильно.
Ветки для постели я затаскивал внутрь уже перед самым началом ливня. Разгладил охапку, скрючился на ней, стараясь, чтобы ноги не вылезали на улицу, – и позволил себе немного расслабиться.
Где-то высоко выл ветер, играясь с верхушками деревьев, вокруг слышался непрерывный шелест и плеск дождя, но мой шалаш исправно выполнял свою задачу, защищая меня от непогоды. Конечно, то и дело просачивающиеся сквозь ветки и падающие на меня увесистые капли не были пределом мечтаний, равно как и ветерок, время от времени гуляющий по ногам. Но это было лучше, чем остаться совсем без защиты.
Дождь продолжался часа три и все это время я, периодически ежась от ледяных капель, пытался вспомнить, что Ольд рассказывал про лечение с помощью магии. Он-то сейчас не страдал бы от лихорадки, просто заставил бы организм избавиться от заразы и все. Мне бы это тоже не помешало.
Температура немного спала и я взялся за проблему всерьез, пытаясь договориться со своим телом о сотрудничестве. Увы, пока что тело никак не реагировало. В магическом зрении оно выглядело обычно, вот только чувствовало себя совсем по-другому. И как что-то с этим сделать, я не понимал. Придется потом читать записи Ольда, вдруг что-то найдется.
А пока что я просто гонял энергию, то заставляя ее накапливаться в себе, то отпуская контроль и наблюдая за тем, как она медленно уходит из тела. Интересно, а почему, когда отпускаешь контроль за каплей крови, энергия выплескивается из нее хаотично, с огнем, а когда то же самое делаешь со всем телом, то это происходит медленно? Некоторое время я обсасывал эту мысль, а потом замер, как пораженный громом.
Каждый раз, когда я поджигал что-то, то недвусмысленно желал, чтобы вся накопленная энергия мгновенно высвободилась. Когда же я, замучившись, терял контроль над своим организмом, то все равно продолжал страстно желать, чтобы она задержалась. И она уходила потихоньку.
Вывод был только один – несмотря на то, что я во время обучения у Ольда уже практически отчаялся овладеть энергией, прогресс все же не стоял на одном месте – мое тело меня слушалось! Со скрипом, не до конца, но все же два года обучения у мага не прошли даром.
Некоторое время я тихо радовался открытию, не обращая внимания на продолжающую ныть ногу и капающие сверху холодные капли. Затем до меня внезапно дошло, что лихорадка практически прекратилась – и я обрадовался еще больше. Правда, непонятно было, с чего вдруг жар прошел, но я решил разобраться с этим позднее. Возможно, постоянное изменение уровня энергии в организме как-то способствовало выздоровлению. Ну, или он сам по себе справился.
Утро поприветствовало меня звонким свистом какой-то птицы и неожиданно теплыми лучами солнца, согревающими мои ноги, все же высунувшиеся за ночь из шалаша. Сладко потянувшись и от души зевая, я прислушался к ощущениям организма. Лихорадки нет, нога побаливает, но не очень сильно, спать больше не хочется, хочется есть…
Все также вальяжно зевая, вылез из шалаша, вздохнул полной грудью прохладный еще воздух, наполненный запахами леса и дождя. Хорошо… Если бы не нога, наступать на которую до сих пор было больно и неприятно, у меня оказалось бы чуть ли не идеальное утро.
Стараясь размять затекшее за ночь тело, повращал руками, покрутил приятно хрустнувшей шеей и сделал несколько шагов, выйдя на поляну, где вчера сражался с кошками.
После чего остатки сна, равно как и благодушное настроение, испарились, словно по мановению магического жезла.
Трупа кошки на поляне не было. Совсем.
Или его кто-то забрал с неизвестными целями, причем сделал это так, что не осталось никаких следов, или же дохлый зверь сам встал и ушел куда-то по своим делам. И это не преувеличение, в Пустоши случается всякое. Гулял зверь, гулял, попал под остатки какого-то заклинания – и получил вторую жизнь, даже не догадываясь о ней.
Я нервно осмотрелся вокруг. Не знаю, кого мне бы хотелось встретить меньше – ожившего зверя или того, кто его с такой легкостью унес в неизвестном направлении.
Собирался я в спешке, наплевав на боль в ноге. Воспаление прошло – и ладно. Нацепил на спину рюкзак, выдернул из шалаша самую надежную на вид палку и, безбожно хромая, как можно быстрее отправился подальше от места ночевки. По пути вытащил из кармана сушеную рыбу и принялся завтракать, то и дело настороженно оглядываясь на ходу. То еще зрелище, наверное.
За мной никто не гнался, меня никто не преследовал. Вокруг по-прежнему была полоса редколесья, с одной стороны которой ясно просматривалось море, а с другой – начинающиеся пески. Мне, кстати, показалось, что они потихоньку подбираются все ближе к берегу.
Целый день я как мог быстро хромал на запад, делая частые привалы, осматривая ногу и постоянно озираясь по сторонам. Но все было тихо и спокойно – только пески подкрадывались все ближе и ближе, тесня деревья. И лишь когда солнце почти коснулось краем горизонта, а на землю легли длинные вечерние тени, я дождался.
Издалека, с мест, которые я благоразумно покинул сегодня, донесся едва различимый жалобный вой. Вой тянулся и тянулся, становясь то громче, то тише, а я, слушающий его, замерев на одном месте, как статуя, чувствовал, что от ужаса шевелятся волосы на голове.
Вой внезапно резко оборвался. Я с минуту слушал тишину, прерываемую лишь криком беззаботных птиц где-то над морем. А затем вой послышался снова. И в этот раз послышалось в нем столько злорадства и вожделения, что я, не видя ничего перед собой, бросился бежать. Забыв про осторожность, забыв про ногу, желая одного – как можно дальше убраться от того, что находится там, у меня за спиной.
Минут пять я бежал сквозь лес, не думая ни о чем. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду… Затем под раненную ногу подвернулся корень и я от души пропахал носом землю.
Это немножко меня отрезвило. Куда я бегу, спрашивается? Уже почти ночь. Впереди – точно никаких убежищ не предвидится, более того, деревья вдали потихоньку сходят на нет, уступая место пескам. А мне бы опять найти дерево повыше и надеяться, что оно меня спасет от того, что может прийти.
Нервно прислушиваясь, я обшаривал взглядом ближайшие стволы, но все они казались мне низенькими и ненадежными. Высокие деревья, как я помнил, встречались совсем недавно… с полчаса назад.
Так же целеустремленно, как только что мчался вперед, я развернулся и отправился обратно. Где эти проклятые деревья…
Наконец, когда солнце уже наполовину скрылось из вида, а вокруг сгустился сумрак, я нашел понравившееся мне дерево. Высокий бук, практически без ветвей у земли.
Залезть на него, да еще и с больной ногой, было той еще задачей. Пришлось держаться за малейшие трещины в коре и то и дело использовать нож, цепляясь им за те участки, где руками схватиться было не за что.
Забравшись в первую более-менее удобную развилку, я принялся обустраиваться, исходя из задачи, что сегодня главное – это не свалиться ночью вниз. Запихнул в развилку рюкзак, уже мало заботясь о сохранности лежащих в нем книг, кое-как прикрепил его к одной из веток… Затем уселся на него, прислонившись спиной к стволу, после чего принялся придумывать, как закрепить себя здесь с помощью куртки. В итоге пришлось развернуться, освободить рукава и накрепко обвязать их вокруг ветки. Получилось неудобно, но надежно.
Я поерзал немного на рюкзаке, устраиваясь поудобнее на жестких книгах, а потом затих, вглядываясь в наступающую темноту.
На небе потихоньку начали проступать звезды. Из-за деревьев доносился легкий шум прибоя. Где-то неподалеку пиликал свою заунывную песенку запоздалый сверчок. На соседнем дереве обосновалась какая-то крупная птица, цвиркающая время от времени что-то неодобрительное. Потихоньку, несмотря на неудобную позу, меня сморил сон.
Что меня разбудило, я так и не понял. Возможно, замолкший сверчок. Возможно – хлопанье крыльев улетающей птицы. Но в душе как-то сразу поселился неприятный холодок.
Я кинул взгляд на небо. Звезд уже почти не было видно – заслонили набежавшие тучи. Попытался рассмотреть что-то внизу – безуспешно. Землю скрывала непроглядная темнота. Прислушался.
Тишина. Не слышно неугомонного сверчка, не шелестит перьями на соседнем дереве недовольная птица. Даже шум прибоя стих, потерялся в темноте, превратившись в легкий незаметный шепот.
Можно послушать, как тревожно стучится сердце…
Вместо этого я аккуратно пошевелился, разминая затекшие ноги и нарушая торжественную тишину, царящую вокруг. В ответ откуда-то снизу донесся слабый то ли вздох, то ли стон, а тьма под моим деревом словно бы закрутилась в легком водовороте. Я вцепился в ветку и постарался даже не дышать.
Минуты шли. Напряженное рассматривание темноты ничего не дало – внизу все оставалось без изменений. Тем не менее, в моей душе с каждой секундой крепла уверенность, что под деревом кто-то есть. Или что-то.
Стоящая вокруг тишина все сильнее загоняла меня в объятия страха. В конце концов, если внизу кто-то есть, то он точно знает, что я здесь, на дереве. В этом плане иллюзий у меня не было.
– Эй… – мой голос прозвучал настолько одиноко и жалко, что стало еще страшнее. Внезапно нахлынуло ощущение абсолютного одиночества. До ближайших людей десятки миль по пескам и камням… Я один здесь, на этом темном берегу, совсем один…
Темнота не ответила. Промолчала, оставив меня корчиться в цепких лапах страха. Еще раз нарушать окружающее меня безмолвие я не осмелился. Просто всматривался во мглу до боли в глазах.
Сначала, устав от длительного напряжения, я не придал значения тому, что появилось внутри нее. Пара светлячков под деревом, достаточно обыденное явление… но не осенью!
Со лба скатилась капля холодного пота, когда я снова попытался найти их взглядом. Безуспешно.
– Ну, где же вы, – прошептал я себе под нос, лихорадочно водя взглядом и надеясь, что это действительно поздние светлячки.
Мерцающие желто-зеленые огоньки обнаружились совсем в другом месте. И опять парой. Померцали немного, позволяя себя рассмотреть и синхронно исчезли, заставляя меня покрыться мурашками. Какие, к демонам, светлячки. Под моим деревом было что-то неизвестное, превосходно скрывающееся и абсолютно бесшумное.
Я нашел в себе силы порадовался тому, что у меня хватило ума не бежать, сломя голову, вперед, в пески, а вернуться и поискать надежное место для ночлега.
Это была, наверное, самая долгая и страшная ночь в моей жизни. Где-то внизу, в темноте, скрывалось нечто. Скрывалось, иногда с издевкой демонстрируя мерцающие в темноте глаза и тут же пряча их, не давая следить за собой. Каждую секунду я ждал услышать звук царапающих кору когтей, предвещающих скорую встречу со смертью.
Но ничего не происходило. Никто не пытался наброситься на меня из кромешной тьмы, никто не старался залезть ко мне на дерево.
А затем снова застрекотал сверчок и я, поняв, что жизнь продолжается, позволил себе немного расслабиться. Темнота рассеивалась, уступая первым лучам восходящего солнца. Неподалеку защебетала ранняя птичка. И я, прислонившись к спасительной ветке, наконец заснул.