Парадоксы одиночества

Понятие «одиночество» таит в себе множество смыслов, противоречий и парадоксов. С одной стороны, каждый человек рождается и умирает в одиночку и, будучи взрослым, один несет ответственность за свою жизнь. Такое экзистенциальное одиночество сравнивают с одиночной камерой своего «Я», а человека называют «одиноким странником во Вселенной». С другой стороны, с момента появления на свет и до последнего своего вдоха человек, хочет он того или нет, окружен людьми, включен в бесконечное множество отношений и связей – родственных, социальных, формальных, эмоциональных, то есть не одинок «по определению». Получается, что человек одновременно одинок и не одинок.

Экзистенциальное одиночество прекрасно описал русский философ И. А. Ильин: «На дитя человеческое, приходящее в этот мир, негласно возлагается тяжкое испытание. Никто ничего не говорит ему об этом; он должен сам пережить ситуацию, осмыслить и справиться с нею… Задача гласит: по своему основополагающему принципу существования ты, как все люди, одинок в мире, ты должен понять это одиночество, принять его, подружиться с ним и духовно преодолеть его; оно ведь останется с тобою до конца дней твоих, но твой характер обретет благодаря ему силу, достоинство и доброту». С этим «врожденным» одиночеством невозможно бороться, от него нельзя убежать, но с ним можно научиться жить. Далеко не все люди осознают его, но те, кто не замечают или делают вид, что подобного одиночества не существует, пытаются спрятаться, рано или поздно вынуждены столкнуться с ним лицом к лицу.

Признавая существование экзистенциального одиночества – отдельности и отделенности человека от всех других людей, нельзя, повторим, отрицать тот факт, что никто не может считаться абсолютно одиноким: каждый человек является чьим-то ребенком, внуком, правнуком, соседом, одноклассником или коллегой. Даже отшельники, живущие в пустыне, имели отца и мать, возможно, братьев и сестер, учителей, друзей. Для христиан есть еще одна общность, к которой они принадлежат, – Церковь.

Единство Церкви – это ведь не какая-то установленная людьми традиция; Сам Христос хочет, чтобы верующие в Него были вместе. «Да будут все едино» (Ин. 17:21), – обратился Он к нам. Надо ли напоминать, что главное церковное богослужение – Литургия – в переводе с греческого звучит как «общее дело», и именно на Литургии верующий стремится соединиться в таинствах Церкви с Христом и с братьями и сестрами во Христе.

Конечно, сейчас далеко не каждый церковный приход представляет собой общину братьев и сестер – и это понятно, если учесть планомерное и жестокое уничтожение Церкви в ХХ веке. Но такие общины, где люди знают друг друга, помогают друг другу, вместе занимаются христианским служением, считают себя ответственными за свой храм, все-таки есть, и можно надеяться, что со временем их будет больше.

Но даже если человек живет в десятках километров от ближайшего храма, а на богослужении в последний раз был много лет назад, это не исключает его из огромной семьи братьев и сестер во Христе. Один священник, который много лет переписывался с пожизненно заключенным, рассказывал, как тот, читая Библию, молясь в одиночной камере и размышляя о Боге, встретился с Ним. Внешне ничего не произошло, условия – те же, но с этого момента его жизнь абсолютно изменилась: совершилось радикальное покаяние, теперь он больше не один, а его письма свидетельствуют о глубоком духовном опыте и помогают другим людям.

И в конечном итоге, даже если человек окажется на необитаемом острове, он все равно не останется один – с ним всегда будет Бог, независимо от того, верит ли человек в Бога или не верит, знает о Нем что-нибудь или не знает.

Некоторые из связей могут не ощущаться, не осознаваться, не признаваться, но отменить их не в силах никто. Это данность нашего существования. По-другому не может быть. И когда человек, выросший в детском доме, говорит, что у него нет родителей, – это абсолютно понятно: он говорит это с болью и горечью. Родители у него есть, просто он их не знал, он с ними не знаком. Но сказанные в порыве злости и отчаяния слова: «Он мне не отец! У меня нет с этим человеком ничего общего! Я его знать не хочу!» – искажают действительность и нарушают заповедь о почитании родителей. От боли и обиды, порой неосознаваемых, человек может отрицать очевидное – кровные узы и родство не зависят от чьего-то желания или поведения. И хотя родственники не всегда нам близки по духу и ценностям, тем не менее, как говорят в народе, «родная кровь – не водица». Но как же тогда, будучи включенным в такое количество разных отношений, человек умудряется, как «бедный Федотка», чувствовать себя одиноким, ненужным, покинутым? В нашей книге мы попытаемся найти ответ на этот непростой вопрос.

Есть еще один парадокс, на который необходимо обратить особое внимание: одинокий человек и человек, испытывающий чувство одиночества, – это не одно и то же. Существуют некоторые объективные критерии, по которым можно назвать кого-то одиноким: отдельное проживание, временное или продолжительное отсутствие родных и близких, различные социальные препятствия, мешающие общению (языковые, профессиональные и пр.), но все эти признаки совсем не означают, что человек страдает от того, что сейчас он одинок.

Интересно, что на переживание одиночества как недостатка общения в большей степени влияет представление об идеальных отношениях, чем реальное положение вещей. Идеал может быть связан с потребностью человека в общении, которая бывает как очень сильной, так и слабо выраженной. Если кто-то, кто нуждается в повышенном внимании или обладает открытым, общительным нравом, желанием щедро делиться собой с окружающими, в силу обстоятельств вынужден общаться с ограниченным кругом людей, он может испытывать одиночество и чувство невостребованности, нереализованности. Тому же, кому вполне достаточно одного-двух близких, общение одновременно с пятью знакомыми может показаться обременительным.

В формировании идеального представления о количестве контактов большую роль также могут играть социальные стереотипы: «Друзей должно быть много; если их мало, значит, с тобой что-то не так» или прямо противоположный: «Хороших друзей много не бывает, если их много, значит, эти отношения не могут быть полноценными». Если кто-то сильно зависит от внешних установок, то, будучи человеком общительным, он может начать искусственно ограничивать круг своего общения, страдая от одиночества; а другой, имеющий слабую потребность в контактах с людьми, будет заставлять себя «дружить», чтобы не прослыть нелюдимым чудаком, вместо того чтобы наслаждаться уединением. В вопросах общения все-таки лучше ориентироваться на внутренние критерии, а не на чьи-то представления о «норме».

Как правило, мучительное, разрушающее чувство одиночества связано не столько с внешними условиями, сколько с внутренними проблемами. Например, довольно часто переживание одиночества возникает из-за субъективной невозможности почувствовать эмоциональную связь с кем-то другим – и это еще одна сторона одиночества. Часто это объясняют неумением общаться или «нелюдимым характером», но причины лежат намного глубже (о причинах утраты или искажения социальной эмоциональной привязанности мы поговорим чуть позже – см. главу «Одиночество и социальная эмоциональная привязанность»).

Может возникнуть резонное возражение: если человек обижен на весь мир, ненавидит людей, то он, как правило, одинок, то есть такое «неравнодушие» не может спасти от одиночества. Это не совсем так. Фактически он может быть одинок, но внутри он проживает насыщенную эмоциональную жизнь, даже не вступая при этом в реальные отношения. Все выяснения и «разговоры по душам», поддерживающие иллюзию сохранения отношений, ведутся мысленно: человек без конца у себя в голове что-то доказывает обидчику, объясняет, иногда пытается его оправдать или сам оправдаться. Такие внутренние диалоги очень энергозатратны, они изматывают и эмоционально, и физически, хотя для физической усталости может и не быть никаких видимых причин. «Нет, ну как он мог?! Мне надо было ему сразу все рассказать. Он, наверное, догадался, что я думаю, что он считает по-другому, что он меня не так поймет, и поэтому промолчал», – разобраться в этих хитросплетениях догадок, предположений, интерпретаций никому не под силу. Несмотря на очевидную бесполезность подобных размышлений, одинокий человек, занимаясь бесконечным переливанием своих переживаний из пустого в порожнее, обеспечивает себе бурную «личную жизнь» без участия в ней реального другого человека. Такой вот самообман.

Каким бы странным ни казалось предпочтение подобной иллюзорной связи равнодушию, объяснение этому есть: равнодушие, игнорирование воспринимается человеком как отрицание самого бытия личности – отношение как к «пустому месту», «ты для меня не существуешь». Эмоциональная же реакция любого полюса и градуса от любви до ненависти, пусть даже надуманная («односторонняя» вражда или безответная влюбленность) подтверждает существование личности: раз есть эмоциональная связь со мной, значит, есть и я. Поэтому люди, которые чувствуют и воспринимают себя только через отношения с другими, бессознательно соглашаются на самообман, разрушительную бесполезность и большую энергозатратность, не понимая, что чем больше они эту иллюзию культивируют, тем дальше они от реального общения.

В небольшой книге невозможно подробно разобрать все темы и ситуации, связанные с одиночеством, мы и не ставили перед собой такую задачу. Но поразмышлять вместе с читателем, исследовать некоторые причины этого явления, рассмотреть отдельные случаи столкновения с одиночеством и пути решения связанных с ним проблем нам показалось интересным. И еще очень хочется найти для себя ответ на поставленный Альбером Камю важный вопрос, «который следует разрешить „на практике“: можно ли быть счастливым и одиноким?»

 

Одиночество и базовые психологические потребности

Почему чувство одиночества не оставляет человека даже тогда, когда вокруг него шумит толпа или многолюдное веселое собрание? Почему человек испытывает парадоксальное чувство одиночества в любви, в браке, в близких отношениях? Ответить на эти вопросы непросто. В консультационной практике нередко приходится слышать: «Я чувствую внутри пустоту»; «Как будто у меня внутри вакуум»; «Холод внутри, лед»; «Ничего внутри себя, в душе, в сердце, не чувствую». Эти признания не звучат на первой и даже на второй сессии. Такие слова произносятся в доверительной обстановке, в тишине, в диалоге. Не сразу человек догадывается и опознает чувства пустоты и холода. К этому печальному открытию ведет дорожка самоанализа или терапевтической работы. Эти тяжелые чувства трудны, болезненны, скрыты, вытеснены. Признание в них требует мужества;

это – личностное открытие в своей душе, вызывающее удивление, недоумение, вопросы. Как это ни странно, но чаще всего собеседник психотерапевта свидетельствует, что чувствовал это давно. Многие живут с этим с детства. Что означают эти чувства, и к чему они приводят личность?

Гипотеза такова: чувство пустоты и холода означает утрату самоценности, то есть «ощущения ценности собственного бытия», как называет это психолог Ролло Мэй. Нередко к этому добавляется и симптом «отсутствия». Там, где должно было быть «Я» как средоточие жизненных сил и смыслов, ощущается НИЧТО или НЕЧТО непонятное, неизвестное, возможно, даже опасное. «Меня нет в моей жизни. Живу не я, а кто-то живет за меня. Моя жизнь как будто сдана в наем», – это свидетельства о разрыве «Я» с собственным бытием, разрыв личности и жизни. Рвется скрепа жизни, рвется душевная связь, вызывая острые страдания.

Результатом такого разрыва и является неизбывное чувство одиночества. Чтобы ни происходило с человеком, сколько бы любви он ни получал, внутри у него зияет пустота, экзистенциальный разрыв или, как сейчас принято говорить, экзистенциальное расщепление личности. Такое чувство одиночества, которое связано с утратой ощущения безусловной ценности собственной жизни и личности, не исцелимо ни любовью, ни дружбой, ни принадлежностью к семье до тех пор, пока не восстановится связь со своим бытием, пока личность не вернется к самоценности – своей врожденной базовой психологической потребности.

Базовые психологические потребности изучаются психологами начиная со второй половины ХХ века. Опираясь на представления различных авторов о потребностях и мотивах личности (А. Маслоу, Р. Мэй, Дж. Боулби, А. Лэнгле, Ф. Риман, К. Роджерс и др.), мы выделили следующие основные базовые потребности:

• потребность в самоценности (в ощущении и признании безусловной ценности своего бытия, собственной жизни, своей личности);

• потребность в сопричастности (в ощущении и признании своей принадлежности к чему-то большему – семье, роду, народу, культуре и пр.);

• потребность в самостоятельности (ощущение и признание своей отдельности и независимости);

• потребность в самореализации (возможность быть собой, проявлять себя);

• потребность в безопасности (имеется в виду психологическая безопасность, когда нет угрозы достоинству, целостности, свободе и пр.).

В младенчестве и раннем детстве удовлетворение этих потребностей обеспечивают малышу его родители или замещающие их взрослые, которые живут с ребенком. Он же, в свою очередь, получая заботу и уход, вырастает с чувством собственного достоинства, ощущением полноты и целостности, ценности собственной личности, самоуважением, чувством родства, защищенности и с желанием развиваться. Ребенок впитывает, запоминает, усваивает отношение взрослых к себе и учится у них, как надо относиться к самому себе, чтобы не испытывать дефицита в удовлетворении психологических потребностей.

Таким образом, задача взрослых – научить ребенка не только правилам гигиены или использованию различных предметов, но и умению замечать и удовлетворять свои эмоциональные, психологические нужды: в поддержке, поощрении, утешении, благодарности, уважении, признании, принятии, понимании. Получая все необходимое для своего развития, человек, став взрослым, сможет точно так же относиться и к окружающим – он будет обладать достаточными внутренними ресурсами, чтобы щедро делиться ими.

Важное замечание: конечно, от детско-родительских отношений многое зависит, и в раннем возрасте, безусловно, закладываются основы личности, но развитие не ограничивается детством, ведь личность чувствительна к тому, что касается ее базовых потребностей, на протяжении всей жизни. Поэтому если базовые потребности человека не были удовлетворены в раннем возрасте, то в этом нет никакой обреченности. Вырастая, получая все больше свободы, самостоятельности и ответственности, человек, обнаруживший в какой-то момент дефицит самоуважения или чувство собственной неполноценности (или какой-либо еще «симптом» неудовлетворения базовых психологических потребностей), может сам научиться заботиться о себе – это возможно! Но если он не осознает (или не знает) своих психологических потребностей, если не научился заботиться об их удовлетворении самостоятельно, то, скорее всего, его отношения с собой и с другими людьми будут искажены, и мук одиночества ему вряд ли удастся избежать.

Нужно понимать, что готовность к встрече с другим, к диалогу – это следствие самоценности, ведь только имея в опыте переживание ценности собственного Я, человек способен ценить и уважать « Я » другого, а также оставаться собой в любых отношениях, считает австрийский профессор А. Лэнгле [3] .

Что же необходимо, чтобы потребность в ощущении ценности личности у ребенка была удовлетворена? Не так уж и много: ребенок должен быть желанным и любимым, о нем должны заботиться, смотреть на него с нежностью, уделять ему время и внимание, признавать и уважать в нем личность, принимать его таким, какой есть. Он должен слышать от близких: «Я тебя люблю. Ты мне нравишься. Я рада, что ты есть. Я тебя вижу/слышу/понимаю. Я рядом и тебе всегда помогу, ты можешь на меня рассчитывать». Казалось бы, что тут особенного? Большинство мам и пап так и делают, а дети почему-то вырастают с комплексом неполноценности. Но это только на первый взгляд кажется, что родители всё делают на пользу ребенку. Многие не замечают, что за правильной формой (словами, поступками) стоит неправильное содержание (мотив, отношение). Например, многие люди с гордостью рассказывают: «Родители меня так хотели, так ждали!» Но если уточнить, почему они так хотели, может выявиться масса вариантов мотивации: мама с папой были на грани развода и надеялись, что ребенок спасет их брак; папа изменил маме, и она думала, что ребенок его вернет и удержит в семье; у всех маминых подруг уже были дети, а у нее еще нет, да и возраст был «критический» – за тридцать перевалило; папа очень любил своих родителей, а они очень ждали внука – наследника рода (обязательно мальчика); мама ненавидела свою работу, не знала, в чем себя реализовать, и считала, что материнство наполнит ее жизнь смыслом; подошла очередь на квартиру, родителям хотелось «двушку», нужна была справка о беременности; папа часто уезжал в командировки, а маме нечем было скрасить свое одиночество… Ни в одном из этих примеров не ждали ребенка-личность, а хотели ребенка – средство удовлетворения своих или чужих желаний и ожиданий.

Подобные мотивы перечеркивают ценность личности. Особенно если после рождения, когда ребенок свою «миссию выполнил», родители больше его так «не хотят»: у жены теперь есть аргумент для удержания мужа; мама может чувствовать себя рядом с подругами полноценной женщиной; папины родители, получив наследника, могут «спокойно умереть»; мама может считать свою жизнь прожитой не зря; квартиру дали отличную; мама стала меньше скучать, когда папа в отъезде, – все довольны. А ребенок? Его можно сдать в ясли, бабушке или поручить хорошей няне, чтобы он не слишком мешал родителям дальше строить свою жизнь. Они ведь не были готовы стать Родителями – принять на себя ответственность за создание полноценных условий для развития личности ребенка, они лишь стремились исполнить свою мечту. Мечта сбылась, нужно двигаться вперед, к новым целям.

Может ли ребенок, которого родили «для того чтобы…», почувствовать безусловную ценность собственной личности, если он как личность никому не нужен и не интересен? Вряд ли. А если он еще при этом постоянно слышит: «Уйди, не до тебя сейчас, не лезь, отстань, как ты меня утомил, не раздражай меня, ты что, не видишь, что у меня важное дело…», – то ему начинает казаться, что он лишний на этом празднике жизни, он мешает своим любимым близким, он для них НЕ важный. В этот момент он чувствует себя не только ненужным, но и безумно одиноким.

Надо отметить, что в приведенных примерах у ребенка, помимо потребности в самоценности, не удовлетворяется еще одна важная базовая потребность – в принадлежности или сопричастности, потребность любить и быть любимым. Личности необходимо чувствовать себя частью чего-то большего – семьи, рода, народа. Изолированность, оторванность, отделенность или отдельность – слов много, но суть одна: «я здесь лишний», «Я» как личность. В роли сына/дочери, наследника, внука ребенок, конечно, нужен. Его успехами гордятся, его силы и способности используются на благо семьи, при необходимости его «включают», когда надобность отпадает – «выключают». В таких условиях и личностью-то себя сложно почувствовать, а уж ценной личностью – тем более.

Если попробовать разобраться в том, что некоторые родители понимают под словами «любовь и забота о ребенке», то тоже можно обнаружить неожиданные представления. Так, фразы, которые начинаются со слов «я тебя буду любить, если ты…» (доешь кашу, уберешь игрушки, не будешь грубить бабушке; а плохая девочка / непослушный мальчик нам не нужен, мы его дяде-милиционеру отдадим на перевоспитание), к проявлениям родительской любви точно никак нельзя отнести. Это скорее пример манипуляции чувствами ребенка. Цель подобных манипуляций – сделать ребенка удобным, управляемым и правильным, с точки зрения мамы и папы, чтобы с ним было поменьше хлопот. То есть родители в данном случае заботятся не о развитии ребенка, а опять же о своих собственных интересах.

На одном из интернет-ресурсов мне понравились вопросы, сформулированные психологом Анной Корниенко, которые полезно задавать себе мудрым родителям:

1. Я подарил жизнь ребенку или подарил его жизнь себе?

2. Я хочу, чтобы мой ребенок стал ответственным и самостоятельным, даже если это доставит мне беспокойство, или я только хочу своего покоя, пусть это и сделает ребенка беспомощным и безответственным?

3. Я действительно уважаю своего ребенка и считаю, что он способен справиться сам со многими своими проблемами, или я считаю, что он настолько слаб и глуп, что только я могу справиться с его проблемами?

4. Я готов принять право ребенка на ошибки и не осуждать его, а помочь ему разобраться в них, если он попросит, или я требую от ребенка безупречности, оставляя право на ошибку только за собой?

5. Я хочу, чтобы ребенок был счастлив, даже если это не соответствует моим представлениям о счастье, или я хочу, чтобы его жизнь соответствовала моим представлениям о том, какой она должна быть, даже если при этом ребенок будет несчастлив?

Истинная любовь не требует исполнения каких-либо условий, не предъявляет претензий, она – «просто так», ни за что, ее не надо заслуживать и добиваться. Только не все об этом знают. Опыт обусловленной «любви», полученный в детстве, часто приводит к тому, что, став взрослыми, люди абсолютно убеждены: их не за что любить или нельзя любить такими, какие они есть, потому что они… недостаточно «хорошие». Для них другой заведомо лучше, ценнее, и даже когда другой в чем-то неправ, он-то имеет право на ошибку. В итоге они либо отказываются от отношений, либо в отношениях отказываются от себя – подавляют и скрывают свои чувства и желания, боятся озвучивать и отстаивать свои ценности, притворяются, угождают, пытаются что-то из себя представлять, тем самым предавая себя.

Именно в таких искаженных отношениях и возникает странный феномен – «одиночество в семье»: «Мы вместе, мы рядом, но я постоянно чувствую себя ужасно одинокой!» Одно из возможных объяснений этого чувства одиночества звучит так: «Живут не со мной настоящей, любят не меня подлинную, а ту, которую я демонстрирую, тот образ, который я создала, чтобы понравиться. А себя настоящую я прячу, с ней никто не знаком, даже я ее плохо знаю, так как уже давно привыкла ее подавлять. Я боюсь, что если я стану проявлять то, что я на самом деле чувствую, и говорить то, что думаю, то это никому не понравится, все от меня отвернутся, и тогда я лишусь даже той видимости отношений, которая у меня сейчас есть, и останусь совсем одна. Синица в руке лучше журавля в небе». Но если это не синица, а змея? Ведь отношения, построенные на лжи и лицемерии, на использовании друг друга, на страхе, отравляют сердце и душу подобно яду.

Не имея с раннего детства представления о том, что истинная любовь должна быть безусловной, люди соглашаются на созависимые отношения, считая их нормальными и единственно возможными («а разве бывает по-другому?»), или догадываются, что в жизни есть иной способ общения, но только он не для них – недостойны. Осознанно или нет, они лишают себя возможности любить и быть любимыми и даже не пытаются посмотреть критически на установки, касающиеся отношения к себе, впитанные с раннего возраста (подробнее об этом можно прочитать в главе «Созависимость – одиночество под маской близости»).

Заметьте, здесь не рассматриваются случаи жестокого обращения с детьми или насилия в семье; все описанные выше семьи для внешнего наблюдателя могут представляться вполне благополучными. Экономическая, социальная, интеллектуальная, нравственная стороны их жизни вписываются в представление о норме, а иногда даже достойны всяческих похвал. Но психологическая, эмоциональная атмосфера искажена. Можно сравнить такую семью с прекрасным дворцом, построенным в зоне повышенной радиации: выглядит красиво, многие о таком мечтают и завидуют, но жить в нем опасно. Причем эта опасность неявная, неощутимая – ее нельзя увидеть, потрогать, она действует незаметно, постепенно, но последствия ее воздействия страшны и разрушительны, а искажения могут проявляться и в следующих поколениях.

Часто при обсуждении чьей-то тяжелой судьбы раздаются удивленные возгласы: «Как же так?! Он же из такой хорошей семьи! Почему же он ушел из дома / связался с дурной компанией / употребляет наркотики / живет один и никого видеть не хочет / совершил попытку самоубийства / ничего не достиг / бросил жену с ребенком / не заботится о своих родителях?» Ничего удивительного: для людей с неудовлетворенными базовыми психологическими потребностями такое поведение – скорее правило, чем исключение. Им настолько больно от непризнанности и одиночества, что они пытаются заглушить эту боль любыми способами. Не чувствуя собственную полноценность и нужность в семье, они стараются стать «своими» в воровской шайке или отгораживаются от всего мира; не получая утешения от родных, надеются утопить боль в алкоголе или прекратить свои страдания, шагнув с балкона. Можно еще попытаться вернуть себе ощущение собственной значимости, причиняя боль другим: «Я трем женщинам жизнь сломал!» – означает: «Я не пустое место!»

Все неудовлетворенные потребности вызывают у человека сильное внутреннее напряжение, поглощающее внимание и ресурсы. Это легко проследить на примере физиологических потребностей, например, голода или жажды. Пока человек не очень проголодался, он еще вполне весел и дееспособен, но когда чувство голода или жажды усиливается, человек начинает проявлять все большие признаки беспокойства, становится раздражительным, ему сложно сосредоточиться на чем-то. У разных людей различная способность переносить отсутствие еды и питья, но в любом случае, возможности организма ограничены, и в какой-то момент терпение заканчивается, напряжение становится невыносимым. Известны случаи, когда люди, мучимые голодом или жаждой, шли на преступление ради куска хлеба и глотка воды. Но многие даже не подозревают, что неудовлетворение психологических потребностей действует на человека похожим образом. Хотя в русском языке есть выражения, которые показывают эту связь: «неутолимая жажда любви», «эмоциональный голод».

«Люди, социальные и эмоциональные потребности которых остались неудовлетворенными в первые три года жизни, переносят их на последующие периоды. Потом эти потребности всплывают во взрослых отношениях и препятствуют близости», – считают психологи. Помимо этого, пренебрежение удовлетворением психологических потребностей (так же, как и физиологических) может привести к психической или физической болезни, а в особо тяжелых случаях – к смерти. Поэтому так необходимо, чтобы родители заботились не только о полноценном физическом развитии своего чада, но и о гармоничном развитии его личности. Если же по каким-либо причинам родители не сумели создать для ребенка достаточно благоприятные условия, то он, достигнув совершеннолетия, приняв полную ответственность за свою жизнь, может самостоятельно восполнить этот недостаток внимания и заботы, уважения и любви к себе, научиться относиться к себе как к уникальной личности, которой не надо оправдывать чем-то свое существование и заслуживать любовь. Бытие каждого человека является ценным без всяких условий, и это в доказательствах не нуждается.

 

Одиночество и социальная эмоциональная привязанность

Когда, как, почему мы теряем нашу способность к эмоциональной привязанности? Можно ли ее вернуть, «починить», или это теперь навсегда? На эти и некоторые другие вопросы мы попытаемся найти ответы в этой главе. К сожалению, слишком многим с раннего детства знакомо переживание одиночества. В памяти всплывают картинки: длинная аллея с огромными деревьями (через много лет выяснилось, что это были всего лишь кусты шиповника, но в два года все кажется таким большим…), никого вокруг, только маленькая девочка стоит и смотрит вдаль. В глазах ее – вся скорбь мира, а в сердце – уже не боль, уже не страх… пустота. Другое воспоминание: темная комната, свет пробивается сквозь полуоткрытую дверь, в комнате много маленьких кроваток, на которых спят дети. Один не спит, лежит тихо, смотрит в темноту – не скучает, не ждет, не надеется… безысходность. Еще одно детство: больница, сердитые тетеньки в белых халатах, дети, некоторые с мамами, а самая маленькая девочка почему-то одна. Она уже не плачет, не зовет маму, она ничего не хочет, ни есть, ни играть, ни спать, ни… жить – отчаяние. Разлука с родителями переживается маленьким ребенком настолько болезненно, что его живое, открытое, нежное, ранимое сердце сковывается страхом перед этой болью на долгие годы, а бывает, что и навсегда.

Эти картинки из жизни могут стать иллюстрациями в учебнике о ломке эмоциональной привязанности в раннем детском возрасте. Такой учебник есть, в нем хорошо описаны все стадии, через которые проходит ребенок, разлученный на какое-то время с источником своей жизни – родителями [5] .

Стадий не так много: протест (активное сопротивление, попытка добиться своего), отчаяние (погружение в себя, регресс, апатия) и отстранение (отчуждение, безразличие, утрата интереса и доверия к родителям). Сила реакции ребенка на разлуку со значимыми взрослыми зависит от многих факторов: особенностей самого ребенка, его возраста, физического состояния, сформированных к этому моменту навыков самообслуживания и общения, длительности расставания, а также от того, в какую среду он попадает (самое страшное испытание для малыша – оказаться одному в больничном боксе), как к нему относятся, часто ли его навещают.

Психотерапевтам приходится выслушивать много «страшилок» из детства людей, обратившихся за психологической помощью. Но последствия подобного травматического опыта могут быть не очень значительными – это зависит, в том числе, и от того, оказался ли рядом с ребенком хоть один неравнодушный к нему человек (взрослый или маленький).

Вот воспоминания одной женщины, отправленной родителями в ясли на все лето, когда ей было полтора года: «Ночь, лежу в кроватке, только успокоилась от беззвучных слез – вслух плакать нельзя, потому что накажут. Начинаю засыпать, вдруг резкий свет в глаза – кто-то включил лампу, громкий окрик, надо вставать. Ужасно не хочется вылезать из теплой постели, но за неподчинение отлупят клеенкой. Меня никогда не наказывали, потому что я была „хорошей“ – выполняла все требования, но я видела, как били других детей, они очень кричали. Нас поднимали, чтобы мы сходили в туалет и не обмочили пеленки – многие дети еще не умели терпеть до утра». По мере того, как рассказчица погружается в прошлое, ее лицо делается все печальнее, а глаза наполняются слезами, которые она сдерживает – она же с детства усвоила, что «твои слезы никому не интересны». Вдруг выражение лица меняется, оно неожиданно озаряется улыбкой: «Несмотря на весь этот ужас унижения, беспомощности и безысходного одиночества, был тот, кто не дал мне сойти с ума от постоянного страха и тоски. Там был мальчик, я точно не помню, кажется, его звали Саша. Наши кроватки соприкасались изголовьями, и каждый вечер, когда гасили свет, я гладила его голову, бритую на лето (чтобы было не жарко и вши не завелись). До сих пор помню это ощущение тепла и спокойствия. Думаю, благодаря ему я смогла дождаться приезда родителей. Правда, маму я, по рассказам, не узнала…»

А вот другая история: разлука с родителями короче, но травма – сильнее. Женщина обратилась в психологическую консультацию после развода с третьим мужем: «Когда я была маленькой, в семье на меня не обращали особого внимания. Родители были заняты карьерой и воспитанием старшего брата, у которого как раз проходил бурный подростковый кризис. Я была „беспроблемным“ ребенком, очень ответственным, всегда всем готова была услужить. Взрослые со мной никогда не разговаривали, не интересовались моими чувствами, желаниями, обращались ко мне только, когда им было что-то от меня нужно. Я чувствовала себя ужасно одинокой, кажется, с самого рождения. Не помню себя без ощущения гнетущей тоски в сердце. Но один случай просто врезался в память: я не знаю точно, сколько мне было лет, скорее всего совсем мало. Я одна в квартире, меня часто оставляли одну – сидеть со мной было некому, а в детском саду я болела. В какой-то момент я почему-то решила, что меня оставили навсегда, мама не вернется, больше вообще никто никогда ко мне не придет. И я решила умереть, потому что было так невыносимо страшно и больно, что терпеть дольше я не могла. Я залезла под диван и начала, как мне казалось, умирать. Я не плакала, со всеми мысленно попрощалась и стала ждать смерти… Мама, конечно, вернулась, но это уже ничего не значило – я знала, что меня в любой момент могут оставить и я с этим не смогу ничего поделать. У меня такое ощущение, что я с тех пор так и живу „забившись под диван“, с ощущением, что я никому не нужна, с готовностью в любой момент быть брошенной, и чтобы не мучиться от ожидания и страха разлуки, ухожу первая».

Если не повезло – не было рядом «Саши» (из первого примера), или сердобольной нянечки, или доброй соседки, и если не предпринять своевременных мер и не помочь ребенку, то вполне вероятно, что он замкнется в себе, и эта детская травма может оказать негативное влияние на его способность в дальнейшем строить близкие, доверительные отношения с другими людьми, то есть обречь его на одиночество. В результате, как правило, любовь, эмоциональная привязанность, теплые глубокие отношения ассоциативно связаны с такой душевной болью, с таким ужасом, с такими страданиями, что человек делает все от него зависящее, чтобы этого никогда больше не допустить.

 

Страх близких отношений, или что такое «венец безбрачия»

Степень тяжести психологической травмы, полученной в раннем детстве, во многом определяет степень сложности проблем с близостью во взрослом возрасте. «Мое сердце в сейфе, сейф в танке, танк в подводной лодке, а подводная лодка – на дне морском», – с грустным юмором признавалась одна молодая женщина, у которой никак не получалось выйти замуж. Шансов добраться снаружи до ее сердца практически нет. Но и самой достать свое сердце из надежного убежища страшно и сложно. Ключи от замков потеряны, коды доступа забыты, а ломать больно.

На примере этой проблемы, с которой часто обращаются за психологической помощью («никто замуж не берет / никак не могу жениться»), очень явно видно, как полученный в далеком детстве опыт «разбитого сердца» разрушает доверие и мешает людям решиться на отношения. Вот обобщенные и немного отредактированные примеры из реальной практической работы с женщинами от 23 до 45 лет, которым предложили закончить фразу: «Если я встречаю взаимную любовь и счастливо выхожу замуж, то…»

• этого просто не может быть, в это верится с трудом;

• это невозможно – всех нормальных мужчин уже разобрали, остался только «брачный неликвид», а мне такой муж не нужен;

• у меня это не получится, потому что я… неправильная, толстая/худая, глупая/умная, бедная/ богатая, слишком, недостаточно… и т. д.;

• я все равно буду сомневаться, что любовь взаимная;

• я буду сомневаться в нем и в своем выборе;

• я буду все время думать, что ему от меня надо, какие у него коварные мысли;

• я буду переживать, что я ему не подойду, он во мне разочаруется, и моя самооценка еще больше упадет, мне будет плохо, ничего не будет хотеться, я буду печальная;

• мне придется столкнуться с реальностью, которая меня может сильно разочаровать, и я буду сожалеть, что я вышла замуж, злиться и могу очень сильно испортить жизнь другому человеку, а он может не выдержать – у него не хватит терпения;

• будет очень много обязательств, которые я не вынесу, мне надо будет соответствовать высоким стандартам;

• я буду бояться его потерять, начну доказывать, что меня можно любить, буду стараться, добиваться его одобрения и в итоге потеряю себя;

• если он ко мне будет хорошо относиться, я избалуюсь и могу начать плохо себя вести, капризничать, буду неблагодарной, обижу человека, не оценю его;

• довольно скоро я стану стервой, превращу дом в поле битвы и буду себя за это гнобить, злиться еще больше, выливать все это на семью, превращусь в базарную бабу, понимая, что все это сделала своими руками;

• я буду ждать, когда он начнет мне изменять, и мне будет еще хуже, чем до отношений, я буду страдать;

• лучше заранее уйти самой, не дожидаясь очередного удара по самому больному месту – рано или поздно меня ведь все равно бросят, оставят, а я не переживу боль расставания;

• придется все время быть с ним вместе, мне это наскучит, я быстро устану и захочу убежать, буду искать приключений, а потом чувствовать себя виноватой;

• даже если сначала все будет хорошо, то потом обязательно будет очень плохо, все развалится, и я еще раз смогу убедиться, что нельзя быть очень счастливой, потому что потом станешь очень несчастной;

• когда я достигну основного смысла моей жизни (выйду замуж) – непонятно, что делать дальше – наступит конец жизни;

• семья – это страшно, меня будут обижать, ущемлять, у меня не будет на себя времени, все будет плохо… Никогда! Ни за что!

Как же так? Ведь все эти женщины страдают от своего одиночества и безумно хотят выйти замуж! Хотят? На словах – да, но их бессознательное желание – не дать себе снова испытать ту боль разлуки, которую они пережили, будучи детьми. И они находят или придумывают причины, делающие замужество невозможным, и сами не замечают, что стремятся к другому: в одиночестве жить лучше – спокойнее, проще, привычнее, безопаснее… Надо заметить, что мужчин с подобными сложностями тоже достаточно много, но они обычно, отказываясь от брака, предпочитают поддерживать необременительные отношения или вступать в случайные связи. Свидания создают иллюзию, что есть близкий человек, к которому можно было бы обратиться за помощью, поддержкой, с которым, может быть, «получится что-нибудь серьезное». Главное – не допустить развития отношений, поэтому, как только появляется малейший намек на близость и ответственность, надо сразу расставаться. А чтобы не было больно, с самого начала не надо привязываться…

Выходит, что так называемый «венец безбрачия» в действительности оказывается бессознательным выбором одиночества как возможности спрятаться, избежать боли. Но ведь многие из этих людей, возможно, еще ни разу не вступали в длительные серьезные отношения. Откуда такая уверенность в том, что у них все обязательно закончится драмой? Почему другие могут быть счастливы и любимы, но только не они? Одна из причин – всех этих людей объединяет то, что у каждого был очень травматичный опыт расставания с мамой и/или папой в раннем детстве (ясли, больницы, развод родителей и т. д.). В зависимости от силы травмы есть несколько основных вариантов развития событий. Либо человек будет стремиться к слиянию (созависимости) – это все-таки лучше, так как означает, что у него есть еще надежда на то, что возможны какие-то близкие отношения. Хуже, когда человек выбирает стратегию избегания, где одиночество становится «как бы» неосознанным выбором: ведь если вдруг у него появятся с кем-то близкие отношения, это будет угрожать тем, что рано или поздно он испытает пережитый в детстве смертельный ужас, который все его тело помнит, а «этого допустить нельзя». Но в любом случае эти последствия детских травм фиксируются на телесном уровне и позже могут вызывать реакцию на слова, голос, интонацию, запах и т. д. Как только человек попадает в определенную «резонирующую ситуацию», его тело может на нее отозваться (замирает дыхание, учащается сердцебиение и т. п.). Подобные телесные реакции могут бессознательно восприниматься человеком как сигнал угрозы здоровью и жизни, а в ответ на угрозу, как правило, начинается сопротивление или избегание угрожающей ситуации. Возникает парадокс: человек стремится к близости, но близость его пугает и отталкивает; человек на уровне сознания ищет близких отношений, но как только они становятся возможными, он бессознательно делает все, чтобы их избежать или разрушить. Все это происходит потому, что сама возможность близости, даже на телесном уровне, воспринимается им как боль.

И страх близости оказывается ничуть не меньше страха одиночества, поэтому человек не хочет вступать в отношения.

 

Одиночество и базовое доверие миру

Безусловно, не только разлуки влияют на формирование эмоциональной привязанности, но и качество детско-родительских отношений в семье. Здоровая эмоциональная привязанность невозможна без доверия. Базовое доверие к миру и людям, заложенное в детстве, – это фундамент для построения теплых, близких, интимных отношений. Поскольку тема доверия играет такую важную роль в развитии личности и в построении отношений, мы хотим остановиться на ней подробнее.

Мама и папа могут находиться с ребенком неотлучно, но при этом быть эмоционально недоступными (закрытыми, холодными), игнорировать чувства и психологические потребности ребенка или подвергать его физическому насилию. И то, и другое по сути можно отнести к примерам жестокого обращения с детьми, при том, что многие родители даже не осознают, какой ущерб они наносят ребенку своим поведением. А некоторые даже вполне убеждены в своей правоте.

Знаю женщину, которая очень хотела стать образцовой мамой и все делала «по науке»: начитавшись доктора Спока, она не подходила к своему плачущему грудному ребенку 20 минут, в течение которых ребенок сам должен был успокоиться, как обещала книжка. Несмотря на то, что ее мудрое материнское сердце разрывалось на части от крика малыша, она выдерживала положенное время. А доктор Спок ошибался: современные ученые считают, что до шести месяцев ребенок не способен успокоиться сам, так как процессы торможения в его нервной системе еще развиты хуже процессов возбуждения. Ребенок не успокоится, он может только истощиться: он устанет и затихнет, но это не значит, что ему стало хорошо и покойно, у него просто больше нет сил кричать. Внутри же у него наступает состояние отчаяния. Ощущение того, что, сколько бы он ни кричал, все равно к нему никто не подойдет и звать бесполезно, часто приводит к тому, что у ребенка не формируется базовое доверие к миру. Базовое доверие – это восприятие окружающего мира как доброжелательного, ощущение того, что в этом мире меня любят и принимают. Хотя взрослый и не в состоянии вспомнить свой самый ранний возраст, но на уровне ощущений он может этот опыт сохранить в себе и пронести через всю жизнь. Чем раньше травма случилась, тем сильнее будут ее последствия. Противоположный пример – одна женщина, у которой было достаточно счастливое детство, рассказывала о таком своем характерном воспоминании: «Я совсем маленькая лежу в постели, только что проснулась после дневного сна, и я точно знаю, что за дверью вся семья ждет моего пробуждения. Когда же я встану и выйду из своей комнаты, они все мне очень обрадуются и с криком „Наше солнышко проснулось!“ подхватят на руки и будут обнимать, целовать». Самое главное в этом воспоминании – это ощущение того, что «меня ждут, я любима, меня принимают».

У человека с таким базовым доверием к миру даже если и случаются периоды вынужденного одиночества, чаще всего они не переживаются как крах жизни, так как есть надежная опора в прошлом опыте. Соответственно, если ребенок растет с ощущением, что его никто не ждет, он никому не нужен, его никто не любит, он – такой, какой есть – никого не устраивает, – то для него одиночество становится привычным, но от этого не менее мучительным состоянием.

Хотелось бы надеяться, что эта книга попадет в руки будущим родителям. Но мамам и папам, которые сейчас воспитывают своих чад и обнаруживают, что не все, что они делают, благоприятно для развития личности их ребенка, эти сведения тоже могут быть очень полезны. Единственное, о чем нужно предупредить: после прочтения книги не стоит предъявлять к себе неадекватно завышенные требования и сравнивать себя с труднодостижимыми идеалами – ничего, кроме чувства вины и комплекса неполноценности, не появится, а это не лучшие спутники в деле воспитания.

Одна из основных проблем родителей, ставших на «путь исправления», – слишком критичное, порой полностью обесценивающее отношение к себе как личности вместо здоровой критики своих поступков и взглядов. Не стоит стараться быть «хорошими, правильными» родителями, важнее все-таки оставаться живыми людьми – со своими сильными и слабыми сторонами. Ведь заложниками родительского перфекционизма тоже станут дети. Логика проста: «У хороших родителей хорошие дети, если ребенок что-то делает не так, значит, он плохой, и его мама с папой плохие». Вот только в подобных категоричных утверждениях нет места реальным живым детям и родителям, которые очень часто делают «что-то не так» – дети ведь только учатся жить, а родители – быть родителями этого конкретного ребенка!

Вечное недовольство собой вызывает у родителей сильное внутреннее напряжение, которое переходит в раздражение, а там и до агрессии недалеко. Глядя на хмурого, раздраженного, измученного постоянными претензиями к себе родителя, ребенок, в силу своего эгоцентризма («я причина всего, что происходит»), чувствует себя виновным в несчастье родителя. Да и срывают зло обычно на тех, кто не может ответить, не даст сдачи, то есть на детях, после чего у мам и пап чувство стыда и разочарование в своих родительских способностях усиливаются, а идеал становится все менее достижим. Приняв же свое несовершенство, смирившись с тем, что ошибки и промахи – нормальные составляющие жизни и развития, научившись отличать здоровую конструктивную критику конкретных поступков от самобичевания и обесценивания собственной личности, мамы и папы могут почувствовать себя спокойнее и свободнее, у них появятся силы для саморазвития, они начнут больше улыбаться, а это для детей – лучший подарок!

Для тех родителей, чьи дети уже выросли, а ошибки уже допущены (на семинарах в нашем институте люди часто сетуют: «Где вы были раньше со своими знаниями? Скольких бед можно было бы избежать!»), важно не заниматься самообвинением или самооправданием, а принять свое прошлое таким, каким оно было, и себя не идеальными, а такими, какие есть.

Если же все описанное болью отзывается в детских воспоминаниях читающего эти строки, то повторим: опыт подтверждает, что влияние негативных условий на развитие личности не является фатальным. Человек не должен ставить на себе крест («все равно ничего у меня не получится») – взрослея, он сможет преодолеть последствия детских психологических травм, «вырасти» из них. Хотя очевидно, что это занятие не из легких – «дородительствование» себя порой занимает много времени и сил. Главное – помнить, что можно многое изменить в отношении к самому себе, своей жизни, к другим людям. Было бы желание, а способы найдутся!

Часто основным препятствием на пути изменения становятся привычные, автоматически запускаемые способы мышления – так называемые «ограничивающие суждения», которые не дают сделать ни шага к намеченной цели: «Что обо мне подумают? Вдруг я „новая“ никому не понравлюсь? В моей семье никто так не поступал. Я же не знаю, как правильно, – обязательно ошибусь. Все решат, что я сошла с ума! За что мне все это? Родители напортачили, а я теперь расхлебываю! Это несправедливо! Пусть другие меняются – почему всегда все я делаю? Все равно никакого толку не будет – все бессмысленно».

Существует много способов работы с подобными мыслями, приведем один в качестве примера. Когда начинают мучить непрошеные сомнения, можно задать себе несколько вопросов – с одной стороны, возвращающих к реальности, с другой стороны, позволяющих занять активную творческую и исследовательскую позицию по отношению к себе и своей жизни: «Чем я располагаю сегодня (вместо перечисления, чего мне не хватает)? На какой, пусть небольшой, шаг у меня сейчас достаточно сил, желания и времени? Какую пользу я могу извлечь из сегодняшней ситуации? Что для меня по-настоящему важно? Чему я могу научиться благодаря этому опыту?» Как только человек перестает ругать себя или оправдываться, спорить и доказывать что-то «внешнему наблюдателю», заниматься саможалением и прочими бесполезными вещами, а вместо этого, опираясь на принцип реализма, пытается преобразить себя и окружающую действительность, он довольно скоро может почувствовать решимость и уверенность в своих устремлениях, хотя ощутимых результатов, возможно, придется подождать. Меня лично очень вдохновляет фраза святителя Иоанна Златоуста из Пасхального послания: «Господь и дела приемлет, и намерение целует».

 

Одиночество и неумение общаться

Со стороны легко перепутать две внешне похожие, но совершенно разные по сути ситуации объективного одиночества, когда у человека совсем нет друзей или их очень мало. Важно различать любовь к уединению, низкую потребность в общении, которая встречается довольно часто, и реальные проблемы в общении. То есть попытаться понять, является ли отсутствие социальных контактов выбором человека (он прекрасно себя чувствует один), или он страдает от недостатка общения, но не знает, как исправить ситуацию, не понимает, в чем его ошибка («Что со мной не так?»), почему у него не складываются дружеские отношения.

Как мы уже говорили, сложности в общении связаны с более глубокими психологическими проблемами. Этим, кстати, объясняется не очень высокая эффективность различных тренингов общения, в которых не уделяется достаточного внимания глубинным личностным процессам, мешающим установлению отношений с другими людьми. И тем не менее нельзя отрицать, что недостаточное развитие коммуникативных способностей играет определенную роль в том, что человек остается одиноким.

Трудно составить список качеств или действий, который позволил бы дать точное определение «умению общаться». В реальной жизни встречается невообразимое множество самых разных видов и форм успешных взаимодействий, которые при всем желании невозможно привести в единую стройную систему. Не говоря уже о том, что смыслы, которые вкладывают в это понятие, тоже могут сильно отличаться. Для одних «умение общаться» – это умение ловко добиться от собеседника всего, что от него можно получить, да еще так, чтобы он этого не заметил. Для других – это создание теплой, дружеской атмосферы, где одинаково комфортно говорить по душам или сидеть в тишине, где каждый может быть самим собой. С точки зрения психологии, полноценное общение должно удовлетворять как минимум трем основным требованиям: осознанность, открытость и чувствительность к обратной связи. То есть человек, умеющий общаться, знает себя, свои особенности, осознает свои чувства, потребности и мотивы своих действий, честно и открыто их выражает, а также внимательно и чутко относится к своему собеседнику, причем не только к тому, ЧТО тот говорит, но и КАК он это говорит или как слушает.

К сожалению, в последнее время все меньше условий, необходимых для развития коммуникабельности у детей. Сейчас почти исчезли дворы, где раньше гуляли, играли, учились знакомиться и общаться, дружили, влюблялись, собирались компаниями (совсем не обязательно криминального характера). Сегодня дети и подростки в основном сидят дома или ходят с родителями и нянями в разные секции, где занимаются чем угодно, кроме общения. Хорошо, если есть брат или сестра, с которыми можно поговорить и поиграть, но если ребенок в семье единственный, общается только со взрослыми, а взрослые общаются в основном с телевизором и компьютером, то в итоге ребенок оказывается предоставлен сам себе. Такие дети часто растут замкнутыми, закрытыми, дичатся других, особенно сверстников, с которыми не умеют налаживать контакт. Они не знают, как можно познакомиться, о чем разговаривать, как играть вместе, они боятся сделать или сказать что-то не так, из-за чего начинают заикаться, не чувствуют своих и чужих границ, не могут толком объяснить, чего хотят, им сложно договариваться. Такие дети, как правило, подвергаются насмешкам, озлобляются, делаются изгоями. Безусловно, это только один из возможных сценариев, но он, увы, достаточно распространенный.

Описанная выше ситуация легко преодолевается, как только ребенку удается включиться в совместную игровую деятельность с другими детьми. Обязательным условием при этом будет активное участие взрослого, который поможет ребенку найти свое место в детском коллективе, поддержит его, подскажет, а также доброжелательно, но твердо остановит насмешки и издевки над ним, не допустит агрессивного поведения, покажет пример уважения и принятия. Родителям малообщительного малыша не стоит надеяться, что он «сам разберется» или «с возрастом все пройдет». Чудеса, конечно, существуют, но надо иметь в виду, что бывают случаи, когда проблема усугубляется и даже (хотя и в редких случаях) переходит в болезнь.

Если у человека не было друзей, и он все детство провел в одиночестве или чувствовал себя изгоем, то у него может сформироваться и закрепиться комплекс неполноценности, который и дальше будет мешать устанавливать близкие отношения с другими людьми. Это проявляется как в полном отсутствии друзей и семьи, так и в наличии большого числа приятелей и знакомых (в качестве компенсации своего комплекса), с которыми поддерживаются поверхностные или формальные отношения – ими можно не особо дорожить, поэтому не обязательно переживать из-за своего внешнего вида или «неправильного» поведения.

Главное – не подпустить никого близко, не стать слишком уязвимым. Ведь весь предыдущий жизненный опыт говорит: «Я совсем не умею нормально общаться с людьми»; «Я веду себя как последний дурак, вечно ляпну что-то невпопад»; «Стоит пообщаться со мной чуть побольше, как сразу всем становится со мной неинтересно / все увидят мои недостатки и разочаруются во мне»; «Со мной общаются из жалости / из вежливости / от скуки / потому что больше не с кем / им что-то от меня надо»; «Все только и норовят меня обидеть»; «Им доставляет удовольствие причинять мне боль, мучить меня»; «Они только притворяются милыми, а за моей спиной они смеются надо мной и ждут удобного случая, чтобы меня унизить». Думающие так люди избегают риска, стараются не подпускать к себе кого-то ближе, чем на пушечный выстрел. Ни к чему не обязывающие отношения, конечно, не могут нанести большого ущерба, но даже и на такое общение бывает сложно решиться. Однако не все так печально – взрослые люди способны разобраться со многими сложностями, связанными с близостью.

Чаще всего начало пути изменения – осознание взаимосвязи между своими детскими переживаниями и взрослыми проблемами. Хотя порой без серьезной психотерапевтической работы, направленной на восстановление доверия и на исцеление от психологических детских травм, справиться с этим сложно.

Парадоксально, но это факт: некоторые из тех, кто испытывает большие трудности в общении, вступают в брак и даже умудряются прожить в супружестве всю жизнь. Как? А вам никогда не приходилось слышать от кого-то: «У меня муж неразговорчивый, но очень добрый»; «Она у нас немногословная, новых людей стесняется, но очень отзывчивая, всем помогает»; «Из моего отца лишнего слова клещами не вытянуть, но весь дом на нем держался»; «Если бы я тогда инициативу не проявила и не женила его на себе, он бы так и не решился». И этому феномену есть несколько объяснений: или человек не умеет красиво говорить, но зато умеет любить; или человек компенсирует в супружестве отсутствие любви и общения выполнением бытовых функций – зарабатывает деньги, ведет хозяйство, заботится о детях. Или, может быть, произошла редкая встреча такого человека, не расположенного к общению, с другим, его полюбившим и оценившим.

Интересно, что многие люди, считающие, что у них проблем с общением нет, тоже могут быть абсолютно некомпетентны и беспомощны в построении близких доверительных отношений. Все дело в том, что вместо диалога они все время находятся в монологе. Различия между монологом и диалогом хочется рассмотреть подробнее. Психологический взгляд на эти два типа общения отличается от обыденного.

С общепринятой точки зрения монолог – это когда говорит один человек, а диалог – когда несколько. Провокационный вопрос по курсу социальной психологии для студентов-психологов: когда два человека ругаются и каждый слышит только себя – это диалог или монолог? Правильный ответ: каждый из них использует монолог, так как у этих людей нет настроя на получение обратной связи, каждый занят отстаиванием своей позиции как единственно верной и возможной, а любые сомнения в его правоте и попытки поколебать его мнение вызывают раздражение, злость или обиду. Другой человек воспринимается как объект воздействия, на который нужно оказать определенное влияние, чтобы он что-то понял / исправился и стал лучше (т. е. удобнее) / изменил свою точку зрения на нужную (мою) и т. п. Известное выражение «Есть только два мнения – мое и неправильное» очень точно отражает суть монолога. В диалоге же, напротив, общение без обратной связи невозможно, а к партнеру относятся как к личности, с безусловным и безоценочным принятием. Как писал священник Джон Пауэлл, диалог – это всегда движение в направлении друг к другу, к более близкому познанию друг друга через взаимное разделение, раскрытие чувств [6] .

Начиная учиться диалогу, человек может обнаружить, что он совсем не умеет слушать собеседника, или что ему самому трудно говорить о себе, о своих чувствах, открыто высказывать свое личное мнение, что он не умеет сочувствовать или что он не может до конца принять «инаковость» другого. Важно не требовать от себя немедленных результатов, не пытаться за неделю стать «гроссмейстером общения», а дать себе время провести инвентаризацию своих умений и навыков, чтобы бережно и терпеливо развивать свои сильные стороны и принимать или компенсировать слабые, не увлекаясь самобичеванием, а используя здоровую критику.

 

Неочевидные выгоды одиночества

Подчас человек, который жалуется на одиночество, мог бы изменить ситуацию и выйти из этого состояния, если бы захотел. Но люди не всегда пользуются своими возможностями, потому что на самом деле одиночество бывает еще и выгодно. Например, вы хотите помочь человеку и, в ответ на его жалобы («Я так устал от одиночества! Что мне делать?»), начинаете предлагать ему варианты выхода. Но он упорно отказывается, отвергая все ваши предложения. И в какой-то момент возникает вопрос: действительно ли этот человек хочет что-то сделать со своим одиночеством? Вот пример типичного диалога:

– Если вы чувствуете себя одиноким, сходите в храм, где есть община. Прихожане часто ездят в интересные паломнические поездки, вы сможете с кем-нибудь познакомиться.

– Да, но у меня на это времени нет. А в воскресенье мне выспаться хочется и дома посидеть, я всю неделю работаю.

– Не можете в воскресенье, сходите в субботу вечером.

– Да, можно было бы, но в субботу вечером у меня сериал, я не могу его пропустить.

– Ну хорошо, не будем брать выходные. А на работе, может быть, есть какие-то интересные люди, с которыми можно поговорить?

– Ой, да. Но у нас на работе такой коллектив, что лучше я там ни с кем не буду общаться.

И сколько бы ни предлагали такому человеку новых вариантов, в ответ всегда услышите: «Да, но…» После такого разговора создается ощущение, что человека устраивает то состояние, в котором он находится, либо покинуть свою «скорлупу», «выйти в люди» ему еще страшнее, чем остаться одному. Часто, когда человек находится в одиночестве и от него «страдает», он получает массу преимуществ, и этими преимуществами пользуется. Одна из скрытых выгод – избегание встречи со своим страхом. Одиночество может быть уже привычно, знакомо, к этому состоянию человек адаптировался. Священник Алексей Есипов очень хорошо сказал по этому поводу: «Люди ищут любви, много говорят о ней… Но когда ее находят, начинают от нее бежать. Потому что если ты любишь, то ты попался: ты уже не можешь позволить себе многие вещи. Ты не свободен. Любовь требует ответственности и другого отношения к жизни. А готов ли ты к этому?»

Один из самых больших страхов в жизни – это страх нового, неизвестного, а в одиночестве все определено, понятно, все запрограммировано, создается иллюзия, что ситуация под контролем. Как только вы из одиночества выходите, то сталкиваетесь с тем, что другого человека вы контролировать не способны. И появляется пугающая неопределенность. Как себя с ним/ней вести? Что ему/ей говорить? Как реагировать? Как не допустить ошибку, не показаться ему/ей смешным и глупым? Сразу возникает множество вопросов и опасений. Не лучше ли оставить все как есть? Особенно если вы пока еще не знаете тот внутренний потенциал, который в вас заложен. А находить и реализовывать этот потенциал человек не торопится, потому что «бедненького-несчастненького» одинокого все жалеют, ему все сочувствуют, стараются помочь. Еще бывает, что одиночество используется как хорошее оправдание: «Вот если бы я была не одинока, вот тогда бы… А так – я ничего не могу сделать».

 

Одиночество – зло или благо?

Одни люди хотят избавиться от одиночества или научиться бороться, справляться с ним, потому что оно «непереносимое, беспросветное, тяжелое, унылое и безысходное» (так многие описывают одиночество на психологических семинарах).

Другие же тешат себя иллюзией, что к этому можно привыкнуть. Но к боли привыкнуть нельзя, особенно если что-то периодически резонирует с травмой – это бывает очень мучительно. Надо заметить, что здесь речь идет именно о тех ситуациях, когда человек от своего одиночества мучается, ведь это не единственно возможное отношение к одиночеству.

Зато у человека есть много различных защитных механизмов, и, чтобы не разрушиться, он начинает бессознательно выстраивать целую систему защит. К сожалению, иногда эти защиты человек воспринимает как норму бытия, то есть перестает чувствовать, что с ним что-то не в порядке. Из всей информации, которая ему попадается, он выбирает то, что оправдывает его состояние, и для него это становится базисом «нормальности» («так и нужно, это правильно»). В результате получается замкнутый круг: неосознанная боль от одиночества приводит к использованию защитных механизмов, а защитные механизмы еще больше усиливают одиночество.

Психологами описано множество различных защитных механизмов, некоторые встречаются чаще, другие реже. Одной из важных характеристик этих бессознательных процессов можно назвать то, что они охраняют личность от негативных влияний, оберегают от болезненных переживаний, но одновременно с этим мешают осознанию реальной ситуации, поиску выходов из нее. Поэтому желательно научиться замечать их действие до того момента, когда последствия их «защиты» не стали разрушительными.

Например, один из распространенных механизмов – рационализация. Этот психологический термин описывает ситуацию, когда из всей реальной ситуации или информации бессознательно выбирается только та часть и делаются только те выводы, которые могут предотвратить потерю самоуважения и оправдать собственное неправильное поведение или ошибки значимых людей. Так матери, защищая своих детей, часто показывают им пример, как можно рационализировать: «Ну что вы такое говорите?! Мой мальчик не бука и не изгой! Он очень добрый и дружелюбный, просто его окружают дети, с которыми ему не о чем поговорить / учительница настроила ребят против него / в его классе все драчуны и хулиганы / он еще не адаптировался к коллективу». Любому родителю неприятно узнать, что с ребенком никто не хочет дружить. Не все готовы принять подобный факт, ведь если согласиться, что эта проблема существует, с ней придется разбираться, да и репутация может пострадать – «у хороших и правильных родителей ребенок не может быть изгоем». Тут-то и приходит на помощь рационализация. И нет ничего удивительного, что выросший на таких примерах человек виртуозно владеет искусством самооправдания. Бенджамин Франклин заметил: «Так удобно быть разумным созданием: ведь это дает возможность найти или придумать причину для всего, что ты собираешься сделать».

Не менее известный защитный механизм – проекция: человек приписывает другим людям те качества, которые не признает или не принимает в себе. Благодаря этому бессознательному механизму все негативные чувства, связанные с проявлением этих качеств, направляются не на себя, а на других. Так, один молодой психолог, обсуждая с коллегами своего бывшего однокурсника, ужасно возмущался: «Ну как же он может так осуждать людей?! Он же психолог! Я так никогда бы не поступил». При этом он посчитал себя оскорбленным, когда коллеги обратили внимание, что он сам в этот момент тоже занимается осуждением человека. Если бы он признал, что был неправ, с одной стороны, это пошатнуло бы несколько идеализированный образ его « Я » , но с другой – это могло стать шансом измениться. Он выбрал иное – сохранить иллюзорное представление о собственной непогрешимости и обвинил всех в предвзятом к себе отношении. К сожалению, для многих такой выбор, когда «я всегда прав и всегда хороший, а другие – плохие и постоянно ошибаются», может привести к постепенному ухудшению отношений и, в итоге, к одиночеству. Напротив, отказ от идеализации себя и обесценивания других может стать первым шагом на пути саморазвития и развития отношений.

Но, оставшись один, человек не всегда переживается свое одиночество как страдание. Все зависит от того, как он относится к этому состоянию. Можно не только мучиться, бояться, бороться, избегать, но и воспринимать одиночество как шанс что-то понять в себе или как временную остановку, передышку, когда можно оглядеться, посмотреть – куда я иду, с кем я иду, нужно ли, интересно ли мне то, что я делаю. Это можно сравнить с тем, как человек мчится на машине по скоростному шоссе, вокруг все мелькает, он устал и уже перестает понимать, где он едет… И вдруг съехал на обочину и остановился сверить свой маршрут с картой местности, подкрепиться, а может, и поспать немного, если необходимо, прийти в себя. Такие остановки на жизненном пути бывают просто необходимы. Но как же сложно вырваться из суеты и круговерти повседневности!

Люди не всегда осознают истинные мотивы своих действий, а если и осознают, то не всегда могут их признать и принять. Но в этом-то и заключается задача, стоящая перед личностью: осознать и признать свои мысли, действия, потребности, отношения и чувства (в том числе и одиночество), принять свою ответственность за них. А еще придется самому позаботиться о создании таких условий для себя, чтобы не испытывать дефицита ресурсов, требующихся для развития.

Начать лучше с самого очевидного и, казалось бы, простого – обеспечить себе хорошее физическое состояние. Когда контакт с собственным телом восстановлен, а хорошее самочувствие стало нормой, появляются силы на то, чтобы разобраться со своими психологическими потребностями, познакомиться со своей эмоциональной сферой, попробовать осознать истинные мотивы тех или иных поступков и отношений. И все это вовсе не эгоизм! Эгоизм – это жизнь за счет других, перекладывание на них своей ответственности, ожидание, что кто-то должен избавить меня от одиночества – «сделать меня счастливым».

Знакомство с собой требует времени и внимания. На пути самопознания можно столкнуться с неприятными открытиями, с болью непережитых психологических травм, с непрощенными обидами, с не осознанной раньше виной. Как правило, именно предчувствие подобных болезненных откровений, страх окончательно разочароваться в себе мешает человеку приступить к этому захватывающему путешествию к себе настоящему. Но тот, кто не испугался трудностей, в один прекрасный момент обнаружит, что ему стало спокойно, комфортно и интересно наедине с самим собой. О том, как научиться конструктивному подходу к своему одиночеству, поговорим подробнее в третьей части книги.