Жизнь после свадьбы. Как построить семейное счастье?

Красникова Ольга Михайловна

Лоргус Андрей

Глава 13. Вдовство

 

 

Утрата

Рано или поздно наступает момент расставания супругов. Кто первый покинет этот мир – неизвестно. Романтические мечты умереть в один день не сбываются (кроме редких исключений). И оставшемуся предстоит пережить горе и научиться жить без него (нее).

Расставание – это подведение итогов, прощение друг друга и покаяние друг перед другом. И дело не только в признании грехов, ошибок или преступлений, а в смирении, с одной стороны, и в любви и милосердии – с другой. В случае, когда расставание наступает не сразу (длительная болезнь супруга), возможно и примирение, если в супружестве оставались непрощенные обиды.

Вдовство, каким бы трагичным оно ни было, – это такой же деятельный период жизни семьи, как и все предыдущие. Более того, то, что супруги делали вдвоем, теперь предстоит делать одному. А этому никто не учил, приходится учиться на ходу. Но первое и важнейшее – необходимо преодолеть горе потери и принять разлуку. Это первый этап стадии вдовства. Здесь мы говорим в основном о смерти супруга в пожилом возрасте, когда большая часть жизни позади. Случаи ранней смерти мужа или жены относятся к ненормативным семейным кризисам и будут подробно описаны нами в следующей книге.

Конечно, острота горя зависит напрямую от качества отношений супругов. Утрата спутника жизни при взаимной многолетней крепкой любви, дружбе и верности наносит большую рану оставшемуся, чем при уже давно потерянной близости или «невзаимности» в отношениях. В счастливом браке муж и жена как бы «прорастают» друг в друга и переживают смерть супруга как «ампутацию» незаменимой части своей жизни (но не себя, как это воспринимают при слиянии: «Это не он умер – это я умерла! Меня больше нет, меня похоронили вместе с ним»).

С другой стороны, по-настоящему любящие супруги страдают от потери партнера не так «деструктивно», как созависимые, которым, чтобы продолжить жить, а не влачить жалкое существование в ожидании конца, еще предстоит серьезная психологическая перестройка личности. Ведь в созависимых семьях горе, как правило, дополняется застреванием в чувстве гнева и обиды на умершего как на предателя или неизбывным чувством собственной вины перед усопшим. В тех же семьях, где совместная жизнь была в тягость (алкоголики, наркоманы, тяжелобольные, психические инвалиды), смерть «источника всех проблем» может принести видимое облегчение, за которым, увы, часто приходит опустошение, печаль или депрессия.

Переживание утраты – это неизбежный этап вдовства, каким бы ни был жизненный путь, пройденный вместе. Преодоление утраты через проживание горя и последующее восстановление жизнестойкости и жизнелюбия – вот деятельный результат этого этапа. И от того, насколько успешным будет процесс восстановления жизненных функций личности, зависит весь последующий период вдовства, а также – и это важно помнить – жизненный путь расширенной семьи. Семья, особенно дети, к этому времени уже зрелые люди, учатся мудрости в переживании горя и жизнестойкости.

В психологической практике встречаются случаи, когда, насмотревшись «ужасов» вдовства кого-то из близких родственников, представители молодого поколения даже отказываются от идеи создания собственной семьи: «Когда бабушка, похоронив дедушку, чуть не умерла от горя и потом еще долго лечилась у психиатра, я подумала, что если уж она, будучи сильным, не в пример мне, человеком, едва не лишилась рассудка, то я такое точно не переживу… Поэтому дала себе зарок: никогда не выходить замуж».

Бывает, что из-за неспособности вдовца справиться со своим горем члены расширенной семьи вынуждены ради него жертвовать, можно сказать, своей судьбой. Так внучку или внука могут поселить с дедушкой, который не хочет учиться жить один и брать на себя бытовые функции усопшей жены. И вместо того чтобы получать образование и ходить на свидания, юноша (или девушка) вынужден из любви или из чувства долга «присматривать» за дедом – взрослым и вполне еще дееспособным человеком, отказывающимся заниматься самообслуживанием и обеспечить себе прожиточный бытовой минимум.

Порой взрослые дочь или сын забрасывают свои собственные дела, забывают про свою ответственность перед супругами и детьми и буквально переселяются к овдовевшему родителю, чтобы «скрасить его одиночество» и помочь пережить потерю. Ни к чему хорошему это обычно не приводит. Жизнь детей или внуков может оказаться разрушенной из чувства вины и ложного чувства долга. Семья живет будущим, а не прошлым! Значит, приоритет заботы – о младших.

Случаев такого рода много, поэтому так дороги примеры иного, можно сказать, конструктивного отношения к своему изменившемуся семейному положению. Только пережив все горе, можно выйти из него личностью, обогащенной этим опытом, хотя боль утраты (уже терпимая, не заслоняющая жизни) остается с нами навсегда. Как важно видеть жизнелюбивых, деятельных и самостоятельных пожилых людей, которые, несмотря на свою горькую потерю и убывающие силы, продолжают оставаться для своих близких островком любви и поддержки и стараются во что бы то ни стало не быть обузой для родственников! Родные же в своей помощи не переходят разумную грань, за которой подлинная жертвенность из любви и сострадания становится жертвенностью невротической, питаемой собственными страхами, жалостью, унижающей другого, желанием манипулировать или самоутвердиться за чужой счет.

 

Одиночество и самостоятельность

Одиночество (в смысле уединения) вдовства совсем не обязательное явление. Конечно, потеряв супруга, человек может остаться абсолютно один – детей в браке не было (либо они живут далеко, либо не общаются), родственники умерли или с ними нет связи, друзей не нажил. Одиночество может быть и сознательным выбором самоизоляции в «четырех стенах» без всякого желания выйти из «затвора». Но часто фактического (объективного) одиночества может не наступить, если вдовец, например, живет в расширенной семье среди детей и внуков, племянников и внучатых племянниц, братьев и сестер и прочих родственников. Или когда вдовец продолжает вести активную социальную жизнь с множеством связей, отношений и самыми разными видами деятельности (имеется в виду как работа, так и хобби). Но при этом от чувства одиночества не застрахован никто, независимо от наличия или отсутствия рядом других людей.

Одиночество вдовца – объективное состояние. После похорон неизбежно начинается медленное приспособление к жизни, в которой раньше все было на двоих, даже если взаимоотношения супругов были сложными. Отсутствие ежеминутного общения супругов, неожиданно образовавшийся вакуум – то, что в психологии называется «речевой и телесной депривацией» (отсутствие возможности разговаривать, слушать, ощущать и воспринимать). Ведь его (ее) больше нет! Не с кем обсудить наболевшее или поболтать ни о чем, не с кем обняться, не об кого погреть ноги в постели, не с кем подержаться за ручку, некому посмотреть в глаза. Не случайно в первое время после похорон многие вдовцы постоянно ездят на могилу любимого – «навестить», разговаривают с фотографией умершего супруга, советуются (и им кажется, что он отвечает), чувствуют его «присутствие». Так сложно учиться жить «отдельно». Это долгий путь, требующий усилий и самоотверженности. Ведь необходимо отчасти отказаться от прежнего, такого дорогого сердцу опыта!

Человек может овдоветь внезапно, в случае скоропостижной смерти супруга (как правило, по причине инсульта или инфаркта) – это бывает очень сильным ударом именно из-за неожиданности произошедшего. Но и при продолжительной болезни смерть хоть и ожидаема, тем не менее невозможно до конца подготовиться к ее приходу. Когда один супруг на смертном одре переживает мучительное предельное одиночество умирающего, для второго наступает очень тяжелое время, особенно если люди не верят, что смерти подвержено лишь тело, душа же остается бессмертной. Многие теряются, пугаются, не знают, чем помочь, о чем говорить, как себя «правильно» вести. Некоторые даже сетуют: «Не могу смотреть, как он страдает. Лучше бы это случилось со мной!» Но мы не властны поменяться местами и испить чашу страданий за другого. В такие минуты всем приносит облегчение лишь вера в то, что это не подготовка к смерти, а подготовка к вечной жизни.

Как говорил владыка Антоний Сурожский, когда смерть – это конец всему, а не начало чего-то нового, пусть и неизвестного, но связанного с надеждой на Встречу, человека может охватить ужас от безысходности, обреченности. Чтобы помочь преодолеть страх перед небытием, важно каким-то образом передать человеку свой опыт и свою уверенность в Божией любви, веру в то, что вечность есть и что «у Бога все живы» (Лк. 20: 38). Но не стоит ждать чуда – что, услышав и приняв представление об участи умерших, все немедленно перестанут плакать и страдать. Любому человеку необходимо время, чтобы проделать сложную глубокую работу души по принятию смертности (как собственной, так и своих любимых).

Еще важно помнить, что во время болезни и перехода в иной мир особую роль играет искренняя молитва об умирающем (или уже усопшем) любящих его людей, их заступничество перед Богом. Но держать больного (и усопшего) в своем сердце, от всей души просить за него Господа – это большой труд, сложная духовная работа, требующая внутренней тишины и сосредоточенности. К сожалению, мало кто осознает необходимость и важность этой задачи. Из страха перед чужой смертью и своими чувствами, с ней связанными, люди часто пытаются совсем перестать думать, гонят от себя грустные мысли, стараются как-то отвлечься, делают вид, что жизнь идет своим чередом. Порой, так же как заботу о теле перепоручили врачам и сиделкам, все заботы о душе умирающего перепоручают священнослужителям. Но ведь молитва священника за неизвестного ему человека не отменяет и не заменяет молитв родных и друзей.

Конечно, малодушие родственников объяснимо – тяжело терять близких, не каждый обладает достаточной силой духа, чтобы стать опорой для человека в его последний час. Но в своих переживаниях не стоит забывать, что умирающему во много раз тяжелее, и делать все возможное, чтобы облегчить его страдания и одиночество. Душевный и эмоциональный настрой своих родных умирающий чувствует, даже находясь в бессознательном состоянии, и этот настрой может ослабить или, напротив, усугубить его страдания.

Отпевание усопшего, прощание с ним в храме, последнее целование, панихида в церкви и/или на кладбище – все это определенные этапы перехода к осознанию новой, в чем-то изменившейся до неузнаваемости реальности со страшным словом «никогда». Никогда больше не посидим вдвоем за чашкой чая, никогда больше… А все вокруг напоминает, что еще только вчера/неделю назад/месяц/год… как? Уже 10 лет прошло? Время не лечит, но помогает (кстати, далеко не всем) смириться с утратой или временной разлукой – ведь «все там будем». Одной из самых важных задач для вдовца становится сохранение «светлой памяти из рода в род».

 

Память

Человеческая память многообразна и часто непредсказуема. Кто-то помнит исключительно хорошее, а кто-то – свои страдания и конфликты. У всех супругов свой код памяти. Он уникален и предназначен только для них двоих. Но иногда они решаются поделиться опытом, супружеским и личным. И оказывается, что вспомнить все последовательно и логично невозможно, нужна «дешифровка».

Память избирательна – она хранит то, на что настроены сознательно, а чаще бессознательно. Мы запоминаем либо то, что хотим удержать в памяти, либо то, что слишком эмоционально окрашено (положительно или отрицательно). Вот и память вдовы (вдовца) мозаична, в ней время перемешано с красками разнообразных эмоций, события – с мечтами, качества реальные – с теми, которыми хочется наделить супруга посмертно. И чтобы поделится опытом, например написать воспоминания, придется серьезно поработать над последовательностью и логикой событий.

Для этого придется отфильтровать то, что хочется «сохранить в истории». Но есть много семейных тайн, которые супруги уносят с собой, и никто о них не догадывается. Повторим, одно из качеств брака – интимность. И, излагая свои воспоминания, вдовец, конечно, преобразует реальность, в этом его выбор и его избирательность. Но ведь стремление поделиться опытом – конкретная задача, имеющая цель. Беспристрастно объективных и пунктуально-реалистичных воспоминаний не бывает. И это очень важно: супруг дает в них свой, конечно субъективный, образ своей домашней церкви. Это его право. От этого воспоминания не становятся менее ценными, наоборот, дети и внуки, как посвященные во внутренние тайны (хотя бы отчасти), воспринимают с уважением этот субъективизм как послание, как завет потомкам.

Передача памяти – особая задача, это не происходит автоматически. Напротив, ей нужно посвятить немало времени. Для этого есть множество подсобных средств: письма, фотографии, пленки и картины, сувениры и одежда и т. п. – все это материал для «собирания полотна». Вот этим полотном и предстоит поделиться с потомками.

Но вещи говорят только с теми, кто помнит их смысл и значение. Сами они – просто вещи и не раскрывают своих секретов. Одни вдовцы хранят их, чтобы быть ближе к памяти любимого. Другие стараются от них избавиться, чтобы ничто не напоминало об утрате. И то и другое говорит о значимости вещей: они имеют свойство «запечатлевать» в себе ассоциативные свойства, напоминают людям об их владельце, о времени, обстоятельствах и чувствах.

Воспоминания же, облаченные в текст, имеют еще большую силу. Это сила слова, которая переносит память через десятилетия и даже столетия. Семейные воспоминания – это увековеченная сила любви к семье и к любимым. Это главная мотивация их создания.

Но когда мы говорим о передаче памяти, или, шире, духовного наследия поколения, речь идет не только о тексте; передача памяти – это живое общение, будничное и праздничное. Общение бабушек и дедушек с внуками и правнуками – это двусторонняя мудрость. Рассказывая об усопшем, вдовцы передают любовь и память. Расспрашивая, внуки помогают им прожить и пережить горе и набираются мудрости любви, которая и в горе не перестает.

Значение памяти – в ее способности связывать прошедшее, настоящее и будущее – все три измерения жизни человека, – делая человека частью рода, а не отдельным и одиночкой.

 

Почитание

Отношение к предкам, тем более ушедшим, бывает разным. Далеко не всегда дети и внуки внимательны к памяти бабушки или дедушки, особенно когда в жизни усопшего были тяжелые эпизоды. Но родовая мудрость настойчиво внушает почитание всех без исключений: любимых и нелюбимых, успешных и неудачников, одиноких и многочадных – всех. Семья должна хранить память о всех. Для этого есть семейные помянники (синодики), кладбища, фотографии. И задача супругов – не только пережить горе потери, но и способствовать почитанию умершего супруга (супруги). Это супружеский долг.

Но почитание – это не пьедестал почета и не семейный алтарь, это отношение к памяти и имени ушедшего супруга. Часто говорят: об усопшем только хорошо или ничего. Но эта максима не для семьи. В семье есть чувство принадлежности, и долг супруги (супруга) – передать внукам такое почитание к умершему, которое полностью соответствовало бы его месту в роде. Этого достаточно. Прадедушка есть прадедушка, и почитание его как отца дедушки не зависит от того, был ли он палачом или жертвой, героем или предателем, алкоголиком или самоубийцей. И передать это отношение – задача, решаемая даже при самых ограниченных возможностях.

 

Мудрость и миротворчество

Опыт и знание жизни рождают мудрость. Однако она не приходит сама, по достижении возраста или от глубины пережитого. Для мудрости нужен длинный путь разума, начинающийся в юности. И если юноша не ищет мудрости, то к старости набраться ее не успеет.

Чтобы стать мужем и отцом, мужчина должен сначала стать сыном. Иначе не получится. Ведь то, что мужчине необходимо реализовать в ролях мужа и отца, он берет не из воздуха, из книжек или кино. Главный источник его самореализации в семье – отец, чью семейно-родовую модель он принимает как основную. И в этом сын проявляет одно из своих ведущих качеств – он «берущий»: берет отцовскую любовь, отцовскую власть, отцовскую силу, отцовскую социализацию и пытается ее реализовывать. Кто умел брать, сумеет давать – в роли мужа и отца, а затем деда и патриарха.

Мудрость – не просто «интеллектуальные способности выше среднего», но и опыт, рассудительность, смирение и, главное, любовь. Разум без любви – отстраненный интеллект, который никому не нужен. Нравственное резонерство и морализаторство стариков – это не мудрость, а имитация мудрости, которая скрывает пустоту и разочарование своей жизнью.

Разумеется, все, что мы сказали про мужчину, относится и к женщине, бабушке, прабабушке, которая тоже может остаться вдовой и нести эту роль самостоятельно. Только у бабушки любовь и доброта будут превалировать над мудростью и властью. Но она будет иметь ту же силу исцеляющей деятельной и примиряющей любви!