Аленкин клад. Повести

Краснобрыжий Иван Тимофеевич

Светозаровские миллионы

 

 

Глава первая

Горизонт отяжелел, насупился. Серо-пепельная полоса на нем разрасталась с юга на север, ширилась и темной наволочью затягивала полинявшее от жары небо. Налетевший невесть откуда ветер погнал над Москвой тучи. Они опускались над городом так низко, что казалось, вот-вот зацепятся за крыши многоэтажных домов. Когда шальной ветер выдохся и наступила душная предгрозовая тишина, грифельное небо распороли кроваво-фиолетовые молнии, затем ахнул трескучий гром и зашумел ливень.

Москвичи забегали в подъезды домов, прятались под арками ворот, жались под высокими тополями, одетыми густой листвою, набивались в переполненные вагоны трамваев, автобусы… А ливень ярился, гудел тревожно, как ураган-верховик в сосновом бору. Бурлящие потоки мутной воды мчались по тротуарам, мостовым и с урчащим клекотом вырывались из водосточных труб.

Виктор Светозаров, промокший до нитки, шагал по Малой Калужской и вполголоса напевал модную по тем временам песню о кузнецах. Эту песню он впервые услышал от старого металлиста Якова Силыча Пятуни. Силыч любил петь ее у слесарного верстака: зажмет деталь в тиски, опробует насечку напильника ребром ладони и, тихонько напевая, приступает к делу. Напильник в руках старого мастера Виктору казался смычком скрипача. Силыч работал им легко, красиво. Стоит у верстака гордо, как актер на сцене, лицо ясное, глаза чуток прищурены, а напильник то уплывает вперед, то легко и плавно возвращается назад, замирает в одной точке и начинает весело «приплясывать». Рукава у Силыча засучены до локтей, синие вены на руках бугрятся, лопатки на спине жуют и жуют потемневшую от пота рубаху.

Напильники у соседей Силыча вжикали, верещали, скрипели, как ржавые петли на дверях, скрипели как-то натужно, жалобно. Инструмент в руках Силыча всегда выводил легкую и мягкую музыку. Виктор с годами так привык к этой музыке, что мог в татахтающем перестуке молотков и разноголосом перезвоне наковален безошибочно определить, в какой стороне цеха работает Силыч. Стараясь во всем походить на учителя, он так же ровно стоял у верстака, так же легко и плавно работал напильником, но той чистоты и точности в работе, какую выдавал Силыч, достигнуть никак не мог. Каждую деталь Виктора Силыч нянчил в черных от металлической пыли ладонях, проверял на синьку и, прицокивая языком, замечал:

— Пока в руках будет дрыгать струмент, чистоты и точности не будет.

Виктор иногда доказывал: я, мол, работаю всем полотном напильника, у верстака стою ровно…

— А синька? — брови у Силыча выгибались подковками, лицо становилось угрюмым, но не злым. — Синька, милок, все ошибки покажет. Давай-ка теперь мои детали сравним.

Синька на деталях, сработанных Силычем, ложилась ровной голубоватой пленкой, точно ее растирали на стекле.

— Шлифовка! — восхищался Виктор. — А точность! Такому классу сам бы Левша позавидовал!

Старый металлист покрякивал, приосанивался и, поглаживая широкие, как голубиные крылья, усы, советовал ученику не вешать носа.

— Через годок-другой, — заверял он, — и ты отменным слесарем-ремонтником станешь. Может быть, скоро и отпадет нужда изготавливать запчасти к станкам вручную, а пока, милок, мы должны быть универсальными мастерами.

Шесть лет Виктор Светозаров ходил у Силыча в учениках. Ему не раз предлагали стать «самому с усами», но он твердил одно: «Рановато мне тягаться в мастерстве с Силычем». И Виктор не ошибался. Яков Силыч на «Красном пролетарии» слыл мастером-колдуном, учеников-выскочек терпеть не мог и уж если брался кого вывести в металлисты, выводил только в «круглые».

Старому мастеру на заводе всегда доверяли самую тонкую и самую сложную работу по ремонту станков. Силыч в такие минуты ворчал, отказывался выполнять спешный заказ, но стоило начальнику попросить его еще разок, намекнуть, дескать, кроме него, Силыча, ни один слесарь-ремонтник не отремонтирует американский или японский станок, он поворачивался к Виктору и потеплевшим баском уточнял:

— Принимаем заказ?

Виктор пожимал плечами, как бы говоря, что он в таком деле не советчик, но учителю не перечил. Силыч в душе гордился доверием начальства и, улыбаясь глазами, рассуждал:

— Вот станешь инженером, а без меня шагу не ступишь…

— До инженера мне еще далеко.

— Ты эго брось! Теперь ты любой иноземный станок разберешь и соберешь с закрытыми глазами.

Виктор в ответ на похвалу старался убрать верстак Силыча почище, инструмент протереть до блеска, разложить на полочках в шкафу в строгом порядке и, конечно, занять в душевой первую очередь. Силычу такая забота ученика нравилась. Он ее воспринимал не как угодничество и подхалимаж, а как заслуженную дань своему мастерству. Но самое большое удовольствие Силыч получал в те дни, когда Виктор проигрывал ему партию в шашки. Старый металлист после победы радовался с какой-то детской непосредственностью и, чтобы ободрить приунывшего ученика, начинал ему завидовать:

— В счастливую пору ты, милок, на завод попал. Повозил стружки на тачке из цеха полгода — и к верстаку! А я у проклятых Бромлеев восемь лет золотарил. Попрошусь, бывало, у хозяина в цех, он скрестит руки на брюхе, покручивает пальцами и гундит: «Позолотарь еще годика три-четыре». А тебя… Тебя сразу и к верстаку и на рабфак!.. Теперь вон куда, в институт шагнул! Поучишься годика три в станкостроительном и будешь ремонтным цехом руководить. А что? Факт, говорю, будешь! Биография у тебя нашинская, пролетарская. Вырос ты на заводе: рабочий класс тебя и учил, и в комсомол, и в партию принимал.

Виктор, зная, что Яков Силыч не любит возражений, поддакивал и при случае возвышал своего учителя: он, Силыч, на своем посту ничуть не ниже начальника цеха, поскольку к нему за советом мастера и даже инженеры обращаются, доверяют самые точные и спешные заказы выполнять. Яков Силыч немного выпячивал костлявую грудь и, поглаживая ладонью вислые усы, соглашался:

— Дело свое я знаю не плохо. Вот станешь начальником ремонтного цеха… Тебя-то я завсегда уважу. Десятый годок рука об руку работаем. Коли нужда заставит, буду состоять при тебе как бы главным специалистом по неотложному ремонту иноземных станков.

Слова старого металлиста Пятуни сбылись. Когда Виктор Светозаров закончил третий курс Московского станкостроительного института, его назпачили старшим мастером ремонтного цеха. Но Яков. Силыч, чего Виктор никак не ожидал, стать главным специалистом по ремонту иностранных станков отказался. Поблагодарил бывшего ученика за оказанную честь и стыдливо признался:

— Я-то, Лексеич, расписаться путем не могу. Чертежи, право, читать умею. Мой талант — в руках. Нет уж, от верстака никуда не пойду.

— А если в ликбез, — попытался уговорить старого металлиста Светозаров. — Наших, заводских, там человек пятьсот учатся.

— Поздновато, милок. Я-то уже давно шестой десяток разменял. Это тебе расти и расти. И правильно. Не зазря же мы с твоим батькой нашу, пролетарскую, власть завоевывали.

Ливень выдохся быстро. Тяжелые тучи уползли на восток, и в чистом небе засияло веселое солнце. Босоногие мальчишки и девчонки, выбегая из домов, пускали по быстрым ручьям бумажные кораблики. Стремительное течение воды сносило их с тротуаров на обочины мощенных булыжником дорог, закручивало в кипящих бурунах и, опрокидывая, тащило к решеткам водосточных колодцев. Детвора, шлепая по лужам босыми ногами, с криком и смехом пролетала мимо Виктора, выхватывала из воды потерпевшие «крушение» кораблики и отправляла в новый путь. Виктор часто останавливался, любовался игрой детворы, и ему чертовски хотелось вот так же, как они, мчаться во весь дух по лужам или стоять под водосточной трубой рядом с голопузым мальчишкой и купаться в теплой дождевой воде, припахивающей ржавым железом и краской.

Вымытые ливнем тротуары и дороги закурились. Горячий пар поднимался над землей дрожащими волнами, чем-то похожими на сизовато-белесый дымок автомобилей в морозные дни. Виктор смотрел на родную улицу с такой радостью, точно вернулся на нее после долгих лет разлуки. Низкие деревянные домишки, утопающие в поголубевшей зелени, ему казались наряднее, чем вчера, даже тяжелая кирпичная стена Донского монастыря, которая всегда навевала на него грусть, стала как будто ниже, легче, словно похудела за один день и наполовину вросла в землю.

Монастырскую стену Виктор обогнул стороной и по узкой тропинке, вымощенной красным кирпичом, вышел на широкую аллею. Вековые липы, густо облепленные солнечными цветочками, пахли свежим медом. Виктор любил в этой аллее после заводской смены посидеть на скамейке, затем мчаться домой и, захватив учебники, ехать в институт. Ночью, после занятий, он снова отдыхал на любимой скамейке и слушал сонное воркованье голубей в темных башнях угрюмого монастыря. На голубей озорники часто устраивали облавы, и ему не раз приходилось вступать с ними в потасовки. Ватага сорванцов грозилась встретить его в темном переулке, но, когда сам «атаман», померявшись силенкой с Виктором, бежал с поля боя, охота на сизарей прекратилась.

Виктор просидел в аллее часа полтора, вспоминая события дня. Яков Силыч Пятуня, узнав о беседе бывшего ученика в наркомате с Серго Орджоникидзе, дал слово сработать полный набор слесарного «струмента», чтобы ему, «Лексеичу», прибыть к иноземцам, как и подобает хорошему умельцу, со своим инструментом, затем, крякнув в кулак, продолжил тихо и рассудительно:

— Рабочий класс, Лексеич, в любой державе самый порядочный народ. И тебе, как я соображаю, сумлеваться не пристало.

— Я работы, Силыч, не боюсь, — признавался Виктор. — Одно тревожит: справлюсь ли с заданием? А вдруг американцы секреты по ремонту и наладке станков будут утаивать? Серго Орджоникидзе говорил: «Ваша задача, товарищ Светозаров, не только принимать станки. Вы должны познать секреты их ремонта и наладки. Когда вернетесь домой, организуем на заводе курсы наладчиков заграничных станков».

— Чудак ты! — стоял на своем Силыч. — Рабочий класс, он во всех державах — пролетарий. Как же это тебя не поймет брат по классу? Такого быть не может. Ты, Лексеич, там держись нашего брата, мастерового люда, говорю, держись. Ну, разумеется, не шибко-то кепку перед ними ломай, хотя и учиться к ним едешь. Наша держава платит американцам золотишком за станки? Исправно платит! Вот они и обязаны почет и честь тебе оказывать. Мы не побирушки, мы для них вроде бы как купцы солидные. Нет, не купцы, покупатели выгодные. Вот давай так дело прикинем: я — капиталист, ты — покупатель. Мне, значится, хочется товар продать. Ты есть не бессребреник какой-то, а человек при хорошей деньге. Как, по-твоему, я буду с тобой обходиться? Ясное дело, я лицо заинтересованное и, стало быть, уважать тебя обязан.

Домой Виктор вернулся на заходе солнца. Едва он успел перешагнуть порог, отец осведомился:

— Ну, сынок, рассказывай, зачем Серго Орджоникидзе вызывал?

Виктор отвечать на вопрос не торопился: переоделся в сухую одежду, попросил мать собрать ужин и, присев за стол, задумался.

— Может быть, беда какая случилась? — забеспокоился Алексей Андреевич. — Почему молчишь?

— Расставаться с вами не хочется.

— Это по какой причине?

— В Америку посылают.

— В Америку?!

— Наше правительство закупило у Биларда станки. Мне поручено принять эти станки, научиться их налаживать и ремонтировать.

Алексей Андреевич прошелся по комнате и, присев на табуретку, степенно высказался:

— Большое дело доверили. Американцы, тоска зеленая, так учить, как Силыч, не будут. Но ты не падай духом. Человек, тоска зеленая, любое дело при желании осилит. А в Америку сам поедешь или с группой?

— Поедем с Антонио Ривасом.

— Это с тем испанцем, который на заводе в технической библиотеке работает? Антонио — парень надежный. Его фашисты к смертной казни приговорили…

— Он же коммунист. В Мадриде командовал отрядом народной милиции.

— Знаю. Силыч как-то с ним заходил. Антонио рассказывал, как его, больного, испанские коммунисты к нам на пароходе отправили. Жена и дочь у него где-то под Мадридом остались. Антонио уж больно об них печалится. — Алексей Андреевич расправил плечи, в голосе у него зазвучали нотки гордости, усталые глаза потеплели, и только глубокие морщины на лбу выдавали тревогу. — Туговато, тоска зеленая, вам придется. Но ты не на белых хлебах возрастал. Выдюжишь! Силыч сказывал: восьмипудовый корпус токарного станка поднимаешь.

— В корпусе только семь.

— А трехпудовую гирю кто выжимал?

— Было дело, — покраснел Виктор. — Надо же честь завода по тяжелой атлетике отстаивать.

Дарья Федоровна, прислушиваясь к разговору мужа с сыном, закручинилась. Всякой беды она на веку повидала: и раненых красногвардейцев прятала от юнкеров в подвалах Донского монастыря, и тифозных солдат революции выхаживала, и вместе с мужем, который вернулся «по чистой» из Первой Конной, в Сальских степях у богачей хлеб реквизировала. Кулацкие пули метили ее дважды — одна в плечо, другая в ногу. А однажды Дарью Федоровну с хлебным обозом окружила недобитая контра на взмыленных скакунах, пригнала в «Сухой Дол» и вынесла краткий приговор: «Вздернуть!»

Утром Светозарову вели по пыльной дороге к виселице. Ширококостные бородачи — хозяева, опухшие после ночной попойки с «ослобонителями», обкладывали «коммунячку» такой матерщиной — конвоиры краснели. Один дюжий старик, заросший черной бородой до глаз, вырвал из тына толстый кол, потер ладони и во всю глотку:

— Дозвольте суку порешить?!

Конвоиры замешкались. Чернобородый, подняв увесистый кол, пробасил: «Осподи, прости мя, грешника!» — и, переваливаясь на кривых ногах, пошел на «коммунячку».

На церковной колокольне неожиданно прогремели выстрелы. Бородач с колом в руках охнул и упал рядом с убитыми конвоирами. Выстрелы всполошили контру. Вскакивая на лошадей, враги бросились к церквушке и, напоровшись на пулеметные очереди, умчались из «Сухого Дола» в дикую степь.

Продотрядчики погрузили двести пудов пшеницы на телеги. Обоз под усиленной охраной двинулся к Ростову. Жену Алексей Светозаров уложил на пулеметную тачанку, прикрыл старой шинелишкой и незлобиво упрекнул:

— Не могла нас подождать у «Седых Курганов»…

— Леша, — оправдывалась Дарья Федоровна, — рабочие-то в Москве от голодухи пухнут…

Прошлое Дарьи Федоровны, выплывшее как бы из дымки минувших лет, быстро забылось. Ее жизнь в тридцать седьмом, как говорится, вошла в колею: муж сапожником-ортопедом стал, она белошвейкой, сын на заводе от ученика слесаря почти до инженера вырос… Жить бы Светозаровым не тужить.

— В Америку, сынок, говоришь, посылают? — вытерла повлажневшие глаза Дарья Федоровна. — И надолго?

— Пока на два года.

— А как же с учебой? — Дарье Федоровне хотелось спросить сына о невесте, но, зная крутоватый норов мужа, сделать этого она не осмелилась и начала бедовать о другом: — Выходит, учебу бросишь?..

— Нет, меня перевели на заочное отделение.

— Могли бы и другого послать. Ну, который учебу закончил, жизнь устроил…

— Как это другого? — повысил голос Алексей Андреевич. — Люди поумнее нас этот вопрос решали. Это же, мать, как боевой приказ. Понимать надо. Ясно? А насчет «жизни», тоска зеленая, не печалься. Есть у Наташки мозги в голове, соблюдать себя будет. Нет — тужить не станем? Верно, сынок?

— Точно! — с нарочитой веселостью согласился Виктор, хотя предстоящую разлуку с любимой переживал тяжеловато. — Тужить, конечно, не будем.

— Так вот, мать, — мягче заговорил Алексей Андреевич, — мокроту разводить не пристало. Наше государство доверяет Виктору большое дело. Ясно?

Дарья Федоровна суперечить мужу не стала: собрала ужин и, взглянув на сына, печально опустила голову.

— Не дело, тоска зеленая, мокроту разводить! — строже повторил Алексей Андреевич. — Сказано отставить — точка!

Мать Виктора вроде бы успокоилась, повеселела, но на сердце у нее свое. Еще вчера она думала о невестке, которая ей приглянулась скромностью, тешила себя надеждой о свадьбе, внучатах… А тут все ее радости о прочном счастье сына снова отступали назад.

Алексей Андреевич, прохаживаясь по комнате, твердил:

— Сынок, в седле держись крепко!..

В квартиру Светозаровых кто-то постучал. Алексей Андреевич протопал к двери, щелкнул задвижкой.

— Я вот по какому делу, — раздался на пороге хрипловатый басок Силыча. — Поскольку завтра выходной и погодка отменная… Хочу тебя за грибками в Кунцевский лес пригласить. Там, говорят, первые боровички появились.

— А что это у тебя из кармана выглядывает? — улыбнулся Алексей Андреевич. — По головке на гриб не походит.

— Это… Это, — замялся Силыч, проходя в комнату, — как бы тебе сказать… Помнишь, в Первой Конной мы после взятия Воронежа по чарочке не пропустили?

— Ну и хитер ты, Силыч!

— Да и по-русскому обычаю дорожку Виктору полагается погладить. Ты его породил, я в мастера вывел.

Бутылку вина Яков Силыч поставил на стол с чувством собственного достоинства и подчеркнутого уважения к боевому другу. Алексей Андреевич попросил жену подать закуску. Виктор заторопился на свиданье. Силыч взглядом приказал ему оставаться на месте. Вино старший Светозаров разлил в бокалы. Первый тост выпили за счастливую дорогу Виктора. Помолчали. Тишину нарушил Силыч.

— Струмент, — обращаясь к Виктору, заверил он, — к утру будет готов. Такой ребята сработают — ахнешь! Я так, Андреич, кумекаю: Виктору без личного струмента к Биларду ехать не следует…

— Верно. Мастеровой человек без струмента, считай, тоска зеленая, как без рук.

— К утру, говорю, будет готов, — повторил Силыч и, взглянув на хозяйку, удивился: — Ты чего это, Федоровна, раскисла?

— Жаль Виктора в Америку отпускать, — пояснил Алексей Андреевич. — Мать, она завсегда — мать.

Яков Силыч погладил ладонью усы, откашлялся и, стараясь показаться человеком осведомленным в государственных делах, спокойно и деловито, с трудом подбирая нужные слова, начал рассуждать:

— Всякая контра, значится, недобитая, недорубанная шашками, буржуяки и капиталисты толстобрюхие на весь мир трубили, что наша держава от нужды, как старая шинелишка, по всем швам затрещит. А вот этого они не нюхали! — Силыч показал кукиш. — Голодуху мы пережили? Осилили! Заводы, фабрики, электростанции пустили? Пустили! Новые строим? Еще как! Правильно, Андреич?

— Силыч?!

— Теперь, Федоровна, нашей державе повсюду свои, пролетарские, специалисты нужны. Хватит капиталистам на нашей нужде карманы золотишком набивать. Точно, Андреич?

— Согласен!

— Вот, Федоровна, наша держава и посылает Виктора учиться. Мы в революцию свое сделали и сейчас подсобляем державе крепнуть. А вот им, детям нашим, надо державу, как учил Ильич, превратить из этой самой… как там, Виктор?

— Из аграрной в индустриальную.

— Во! — Силыч хлопнул ладонью о стол. — Станки, Федоровна, это новые заводы, оружие для Красной Армии, трактора колхозникам…

— Да я разве против? — повеселела Дарья Федоровна. — Я все понимаю, Силыч. Только так складно, как ты, сказать не могу.

— Станки, — сел на любимого конька Яков Силыч, — это же корень советской индустрии!

Виктор знал, что Силыч, разойдясь, начнет вспоминать, как с друзьями по личному указанию Владимира Ильича Ленина делал на «Красном пролетарии» станки для Монетного двора, как с лучшими умельцами завода создавал паровую машину, способную работать от кипящего самовара, затем перейдет к боевым походам под знаменами Первой Конной… Он, извинившись, вышел из квартиры и быстро направился к заветному тополю на Донской.

— Ты всегда опаздываешь, — упрекнула Наташа Виктора. — В кино или на Воробьевы горы?

— Лучше на Воробьевы. Люблю с них полюбоваться Москвой. Сегодня будем гулять до утра.

Наташа согласилась встретить рассвет на Воробьевых горах и предложила Виктору зайти к ней домой. Виктор попросил молчать о его поездке в Америку.

— Не хочешь волновать моих стариков? — прижимаясь к плечу Виктора, улыбнулась Наташа. — Они уже знают. Гордятся тобой. Отец говорит: «Нам, краснопролетарцам, вон какую честь оказали!»

Летняя заря над Москвой занималась тихо: на востоке заалел горизонт, в небе гасли одна за другой звезды, золотой рог луны все качался и качался на волнах проснувшейся Москвы-реки, клубы тумана, похожие на облака, затягивали Воробьевы горы белесой дымкой. Виктор, набросив пиджак на плечи Наташи, шел вдоль берега и досадовал на себя. Ему хотелось в ту ночь многое сказать любимой, но, кроме короткого «жди», он ничего подходящего так и не придумал. И вымолвил-то это слово тихо, робко, точно оно могло обидеть или испугать Наташу.

 

Глава вторая

Город, одетый голубоватой дымкой, все плыл и плыл навстречу пароходу. Виктор Светозаров и Антонио Ривас стояли на палубе и смотрели на выгнутый коромыслом берег с горбатыми мостами, на вереницы грузовых автомобилей, автобусов, мчавшихся в порт по широкому шоссе, на безлюдную пристань… Позади у них были Литва, Латвия, Польша, Германия и две недели изнурительного морского пути.

Голубая полоса воды между берегом и пароходом становилась длиннее, уже. Виктор и Антонио с нетерпением ожидали высадки. Пароход к пристани подвалил тихо и мягко. Команда опустила скрипучий трап. Пассажиры, тесня друг друга, толпой устремились по сходням на берег. Виктор и Антонио покинули судно последними. Едва они ступили на американскую землю и осведомились у полицейского, как проехать в торговую фирму, к ним подбежал толстячок в цилиндре, назвался мистером Постом и то на ломаном русском, то на английском начал объяснять, что он прибыл встречать москвичей, что для них заказаны лучшие номера в гостинице «Волкот»…

— А он вроде мужик ничего, — шепнул Виктор Антонио. — Только часто сгибается, точно у него резиновый позвоночник.

Ривас кивнул головой. Мистер Пост пригласил краснопролетарцев сесть в машину, захлопнул дверцу, сел рядом с водителем, и шикарный автомобиль зашуршал шинами по широкому шоссе.

Небоскребы, широкие чистые улицы, мосты, зеленые скверы поражали Светозарова красотой. В Москве он представлял этот город тяжелым, серым и тесным. Утренний Нью-Йорк выглядел тихим, задумчивым и удивительно спокойным. Виктор не знал, что мистер Пост приказал водителю ехать деловой частью города, где располагались банки, тресты, магазины, конторы богатых фирм, рестораны, гостиницы…

Черная автомашина остановилась у подъезда гостиницы «Волкот». Мистер Пост любезно пригласил советских специалистов идти за ним. Виктор и Антонио попытались взять чемоданы. Мистер Пост испуганно замахал руками и приказал подбежавшему негру отнести вещи в номера.

В огромном вестибюле «Волкота» мистера Поста, Светозарова и Риваса встретила веселая блондинка в пенсне. Она попросила любезных гостей предъявить паспорта, быстро сделала какие-то записи на белых бланках, и москвичи вскоре оказались в богато меблированных номерах. Мистер Пост, пожелав им хорошо отдохнуть, пообещал приехать на другой день в десять утра.

Номер из пяти комнат с плавательным бассейном, душем, ванной, просторной спальней, рабочим кабинетом и огромной прихожей Виктору показался теснее уютной комнатушки на Малой Калужской в Москве. После душа он несколько раз Засыпал, но сон обрывался быстро, хотя в номер не проникал ни звук, ни шорох. Закроет Виктор глаза, вздремнет и видит себя в каюте немецкого парохода «Альберт Баллин», рядом орущего Курта Весселя, затем с официантом Выдыбаем поднимается на верхнюю палубу.

Юркий, плешивоголовый Борис Адамович, озираясь по сторонам, рассказывал Светозарову, что живет в Берлине, в одном доме с Куртом Весселем, который добровольно вступил в отряд штурмовиков, вздыхая, признавался, что Курт Вессель, напившись шнапса, угрожал его семье виселицей, и со слезинкой во взоре тужил о России:

— Эх, молодой человек, какую же я сделал глупость, когда в революцию подался из Петербурга за границу. В Петербурге я имел ювелирную мастерскую, маленькую такую будочку, работал по солидным заказам. Капиталец, конечно, кое-какой нажил…

— И с ним бежали?

— Боялся, большевики отберут. А теперь… Я теперь, молодой человек, каждый день проклинаю себя за оплошность. Работать ювелиром я больше уже не могу. Глаза… Официантом на пароход еле-еле устроился.

Виктор Светозаров, сочувствуя Выдыбаю, смотрел на тяжелую, сверкающую гладь океана и думал о беседе с наркомом. Серго Орджоникидзе говорил с ним откровенно, часто поглядывал на географическую карту, висевшую на стене, и с едва уловимой тревогой в голосе пояснял:

— Металлообрабатывающие станки нам нужны как воздух! Понимаете, товарищ Светозаров, как воздух!.. Много… Очень много нужно станков. События в Испании и обстановочка вот здесь… — Серго Орджоникидзе указывал карандашом на Берлин. — Мы, товарищ Светозаров, должны быть готовы к обороне нашего государства. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?

Виктор, конечно, понимал недомолвки Серго Орджоникидзе, намеревался задать наркому прямой вопрос, но не решался: то ли боялся показаться слишком любопытным, то ли старался молчанием выразить готовность выполнить задание Родины.

Серго Орджоникидзе поинтересовался, как думает Светозаров продолжать учебу в институте, и, услышав ответ о переходе на заочное отделение, заметил:

— Трудновато будет. Но такому богатырю, как вы, это дело по плечу. Я не ошибаюсь?..

— Буду стараться.

Серго Орджоникидзе молча прошелся по кабинету и с подкупающей теплотой в голосе посоветовал Светозарову:

— На капиталистов не смотрите свысока. Станкостроение в Америке поставлено неплохо. Изучайте не только секреты наладки и ремонта американских станков. Приглядывайтесь к тому, как у них налажено производство, познавайте технологические процессы… Короче, не забывайте о том, что Владимир Ильич советовал полезному учиться даже у врагов.

Корабль рассекал форштевнем застывшую гладь океана. Тяжелое солнце медленно опускалось за сиреневый горизонт. Виктор Светозаров собирался с верхней палубы спуститься в каюту, но Борис Адамович Выдыбай, приподнимаясь на цыпочки, шептал ему на ухо:

— Вы не обращайте внимания на хулиганские выходки Курта Весселя. Он провоцирует вас на скандал. Этот человек хуже зверя. Если бы вы только посмотрели, как эти штурмовики ведут себя в Берлине! Эх, молодой человек, какой же я был дурак, когда покинул Россию!..

Первая ночь на чужой земле Виктору Светозарову показалась душной и долгой.

Утром, ровно в десять, приехал мистер Пост. Он быстро бегал по номеру и торопливо объяснял, что москвичи обязаны через час быть у хозяина фирмы мистера Уоллеса Биларда. Всю дорогу от гостиницы до завода Виктор думал о встрече с живым миллионером. По школьным учебникам он представлял миллионеров с огромными животами, толстыми сигарами во рту, в черных цилиндрах и, конечно, с золотыми зубами. Миллионер Уоллес Билард, к удивлению Светозарова, оказался сухопарым высоким стариком лет шестидесяти пяти. Он был одет скромно и просто. Мистер Пост, представив хозяину фирмы советских специалистов, откланялся и поспешно удалился. Миллионер пригласил Виктора и Антонио в гостевой кабинет. Гостевой кабинет был меблирован строго: круглый стол с яствами, напитками, плетеные кресла и больше ничего.

— Прошу, — слегка кивнул в сторону стола мистер Уоллес Билард. — И, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Только свобода позволит вам работать на моей фирме с большой пользой для Советской России.

Виктор, соблюдая правила этикета, подошел к столу после хозяина. Мистер Билард предложил угощаться без русской застенчивости и сразу поставил условия:

— Я хотел бы, чтобы вы на моей фирме соблюдали простые правила: меньше говорили о демократии, дутых правах ваших профсоюзов, ликвидации безработицы и бесплатном профессиональном обучении. Договор у нас коммерческий: я вам — станки, вы мне — золото. — Миллионер выпил бокал сухого вина, закусил яблоком. — Вчера я встречался с членами вашей закупочной комиссии. Мне стало известно, что вы будете принимать каждый станок и учиться у моих мастеров ремонтировать и налаживать эти станки.

— Когда мы можем приступить к делу? — поинтересовался Виктор.

— О! — восхитился мистер Билард. — Вы начинаете мне нравиться. Я очень уважаю деловых людей, не люблю политики и лентяев. Политика рождает лодырей. Сегодня я покажу вам станки моей фирмы на выставке в Бруклине. Завтра вы можете приступить к делу. Хочу еще раз напомнить о правилах поведения.

— Меньше говорить о советской демократии, правах профсоюзов, ликвидации безработицы и бесплатном профессиональном обучении? — уточнил Виктор и спокойно добавил: — Ваших правил мы нарушать не собираемся.

— О! У вас хорошая память. И простите меня за один вопрос: почему вы требуете экстренно выполнять ваши заказы? У вас, наверное, реконструируются многие заводы, да? Если не секрет, какую отрасль промышленности так стремительно развивает Советская Россия?

— Вопросы развития промышленности, — вежливо ответил Виктор, — это политика государства.

— Дипломатично. Если это государственная тайна, можете на мой вопрос не отвечать. Я преследовал другую цель: своевременный перевод цехов на выпуск экспорта. Хороший хозяин должен предвидеть потребности мирового рынка. Выгодная торговля — экономический рычаг моей фирмы.

Мистер Уоллес Билард говорил о выгодной торговле горячо и долго. Виктор, слушая его, думал: «Такой человек может завтра перестроить завод на выпуск бомб, снарядов, гранат… Ему только дай золото».

Старый миллионер, взглянув на часы, удивился, что приятная беседа украла много времени, и тут же заявил:

— Едем в Бруклин.

Выставка металлообрабатывающих станков и кузнечно-прессового оборудования поразила Светозарова техническими новинками. Он подолгу задерживался у зубодолбежных станков, рассматривал их устройство, знакомился с чистотой работы и просил Риваса переводить с английского на русский технические описания машин. Антонио просьбы выполнял охотно. Виктор делал пометки в блокноте, предлагал повторять переводы некоторых пунктов дважды, пытался представить, с какими трудностями столкнутся металлисты на «Красном пролетарии» во время эксплуатации новейших американских станков, как будут просить Силыча «расколдовывать чертовы узелки», твердо решил: «Надо составлять технические памятки по ремонту и наладке американских станков. Они здорово помогут Силычу и ребятам в работе».

— Я вижу, вам очень понравились зубодолбежные станки? — осведомился мистер Уоллес Билард. — Я обошел всю выставку, а вы никак не расстанетесь с этими красавцами.

— Мне бы в работе этот станок недельку-другую опробовать, — не скрывал восхищения Виктор. — Конструкция станка действительно удачная, но отдельные узлы позаимствованы у японцев и англичан. Не уверен, что в патентном отношении все это сработано чисто.

— Какие позаимствованы узлы? — насторожился миллионер. — Мне это очень интересно знать.

— Разрешите как-нибудь взглянуть на чертежи и техническое описание станка. Я уточню свои предположения.

Мистер Билард согласился уважить просьбу Виктора и пригласил его посмотреть гордость фирмы — вертикальный шестишпиндельный токарно-винторезный станок. Новый станок Светозарова не удивил. В прошлом году краснопролетарцы начали выпуск таких станков. Серго Орджоникидзе их назвал «самыми умными машинами». Американский станок, правда, выглядел компактнее, и, главное, управление этой машиной было сконструировано в одном месте.

— Мы делаем у себя такие станки, — пояснил Виктор мистеру Биларду. — Но ваши по конструкции лучше.

— Да, да! Эти станки я продаю почти во все страны мира. Ваша закупочная комиссия просит мою фирму срочно выпустить сто таких станков.

— В какие сроки?

— Хоть завтра.

— Это же в ваших интересах, — напомнил Виктор. — Выгодная торговля — экономический рычаг вашей фирмы.

— Позвольте еще вопрос? Вы действительно рабочий?

— Слесарь-ремонтник и студент четвертого курса Московского станкостроительного института.

— Если Советская Россия готовит таких специалистов, вы лет через десять станете королями станкостроения. Но в одном я все-таки не уверен.

— В чем?

— Вы скорее конструктор, а не рабочий.

Виктор попытался заверить миллионера в правдивости ответа, но тот оставался при своих убеждениях. Его поражала техническая эрудиция советского специалиста, а когда они осмотрели кузнечно-прессовое оборудование и Светозаров указал на неудачную конструкцию гидравлического насоса, миллионер поинтересовался:

— А как улучшить конструкцию этого узла?

Мы это уже сделали.

— Правда?

— Можете купить у нас патент.

— Кто его автор?

— Яков Силыч Пятуня.

— Он инженер-конструктор?

— Нет. Русский умелец. Работает на «Красном пролетарии» слесарем.

— Неужели у вас рабочие занимаются изобретениями? Сколько им за это платят?

Виктору трудно было объяснить миллионеру советскую систему оплаты за изобретения, еще тяжелее оказалось доказывать, что его друзья не мыслят свою работу без творческой смекалки.

— Это уже пропаганда, — скептически заметил мистер Билард. — Мы договорились не касаться политики. Коммерция рождает деловых людей, политика — лентяев.

— Если вам доведется побывать на нашем заводе, вы убедитесь в обратном.

— Вы обещали завтра указать на заимствование некоторых узлов в моем зубодолбежном станке, — напомнил Виктору старый миллионер. — Я разрешаю вам взять чертежи.

Виктор поблагодарил Биларда за доверие и осведомился, когда приехать на завод. Миллионер слегка поклонился, скорее от желания показаться человеком демократичным; чем из-за уважения, вынул из кармана золотые часы, похожие на луковицу, и, хлопнув крышкой, с подчеркнутой деловитостью ответил:

— В десять утра вам будет подана машина.

В гостиницу «Волкот» Светозаров и Ривас вернулись на маленьком автобусе фирмы Биларда. Его миллионер предоставил советским специалистам на выставке, а сам, любезно простившись, укатил куда-то по неотложным делам.

— Молодец, Виктор! — похвалил Светозарова Ривас. — Ты вел себя с миллионером достойно.

— Этот старик штучка тонкая, — высказал свои соображения Светозаров. — Он не только оборотистый коммерсант, но и большой знаток станкостроения.

— Ты нрав, Виктор.

— Поужинаем — и за дело?

— Язык или станок?

— Два часа на английский, пять на станок.

 

Глава третья

 

Мастером сборочного цеха оказался старший сын Уоллеса Биларда. Он назвался Робертом, прогнусавил с иронией, что русские понравились его отцу деловитостью, скромностью… Говорил Роберт на английском языке вялым голосом, растягивая слова, и, поглядывая на Виктора Светозарова, удивлялся:

— Неужели в России все такие богатыри?

Антонио перевел вопрос Роберта.

— Переведи: не только телом, но и духом.

Первое определение Роберт понял отлично, но второе до него никак не доходило. Антонио и так и эдак объяснял смысл «богатырского духа», Роберт только пожимал плечами.

— Расскажи ему, — посоветовал Светозаров Ривасу, — что русские люди щедрые душой, гостеприимные, миролюбивые, очень ценят порядочность в человеке…

— Разве это правда? — усомнился Роберт. — Я о русских думаю иначе. Они мне кажутся фанатиками, немного варварами и это самое… — Сын миллионера указательным пальцем повертел у виска. — Но об этом мы поговорим после. Отец в одиннадцать приглашает господина Светозарова на беседу с конструкторами.

 

I

«И дернул меня черт за язык! — негодовал на себя Виктор, прикалывая кнопками чертежи к доске. — Зачем я полез не в свои сани? Промолчал бы о технической компиляции узлов на зубодолбежном станке и теперь бы не пришлось объяснять этим людям то, что они знают лучше меня. Еще подумают: уличаю их в техническом воровстве, вмешиваюсь в дела фирмы…»

Седые, лысые, пышночубые конструкторы фирмы, как казалось Виктору, пристально наблюдают за каждым его движением, готовят какой-то подвох, будут доказывать патентную чистоту станка. Приколов последний чертеж к доске, Светозаров повернулся лицом к создателям станков и, стараясь не выдать волнения, заговорил:

— На технической выставке в Бруклине мне очень понравился этот станок. Когда мы с мистером Уоллесом Билардом обсуждали его достоинства, я осмелился заметить, что станок является как бы образцом всех достижений станкостроителей мира.

Мистер Билард перевел конструкторам слова Виктора и легким кивком головы разрешил продолжить выступление.

— Обсуждая отдельные узлы станка, я заметил, что некоторые из них являются не новинкой — усовершенствованием.

— Не стесняйтесь в выражениях, — попросил Виктора миллионер. — Говорите свободно и откровенно.

— Взять хотя бы гидравлический насос, — перешел к конкретному Светозаров. — По своей конструкции он напоминает насос англичанина Мирлоуза. Впервые такой насос на зубодолбежных станках англичане применили пять лет назад. Главным недостатком в работе насоса был перепускной клапан. — Виктор по памяти начертил мелом на доске перепускной клапан Мирлоуза, рядом клапаны, усовершенствованные японцами, немцами и американцами. — Конструкцию своего гидравлического насоса вы вели по двум путям: увеличили поршень по высоте и перенесли перепускной клапан сверху вниз, прибавив к нему фильтр. Такие изменения в конструкции улучшили работу гидравлической системы и обеспечили ее надежность в эксплуатации.

— Вы правы, — улыбнулся мистер Билард. — Техническое усовершенствование гидравлического насоса действительно решалось таким путем.

— Первый образец этого насоса, — напомнил американцам Виктор, — родился в Москве на бывшем заводе братьев Бромлей. Сконструировал его русский умелец Георгий Сарафанов. Братья Бромлей паровые двигатели с гидравлическим насосом Сарафанова поставляли во все страны мира. Вы, мистер Уоллес Билард, со мной согласны?

— Во всем, кроме Сарафанова. Имя этого конструктора я никогда не слышал.

— Теперь я хотел обратить ваше внимание на коробку передач скоростей, — не стал возражать Светозаров. — Принцип ее работы заложен в подборе шестерен…

Два часа конструкторы фирмы Билард а слушали Светозарова. Ни один из них не возразил ему ни словом. Когда он закончил технический разбор всех узлов станка, мистер Билард шепнул сыну:

— Вот таким я хочу видеть тебя специалистом. Этот русский медведь отлично знает не только историю станкостроения. Проводи его в сборочный и попытайся узнать впечатление о нашей организации труда.

Роберту не понравился лестный отзыв отца о «русском медведе», даже в какой-то степени унизил его. Но он ничем не выдал ущемленного самолюбия и попросил Риваса пригласить Светозарова в цех. Виктор снял с доски приколотые кнопками чертежи, аккуратно сложил их в папку, поблагодарил американцев за внимание. Как только он вышел из кабинета, миллионер, теряя обычную невозмутимость, вспылил:

— Чище надо работать! Да, да! Чище! Я надеюсь, этот урок нам пойдет на пользу!..

 

II

Сборочный цех завода Виктору понравился чистотой. Стеклянная крыша и огромные окна пропускали много дневного света, кондиционеры воздуха поддерживали в цехе постоянную температуру, цветы в огромных ящиках и пальмы в круглых кадках, установленные вдоль стен, радовали глаз зеленью, как бы заставляли человека чувствовать себя вне стен завода, рядом с живой природой. Но внешний блеск не заслонил главного от Светозарова — действия сборщиков. Одни быстро снимали детали с транспортеров, подносили к другим, те с каким-то отрешенным безразличием устанавливали детали на корпусах будущих станков, торопливо закрепляли и снова приступали к выполнению одной и той же операции. Ни бойкого говорка, ни шутки, ни смеха.

«Узкая специализация, — догадался Виктор. — Такая организация труда делает человека придатком машины. Но она очень выгодна хозяину».

— Этот цех — гордость нашей фирмы! — хвалился Роберт.

Будущий преемник фирмы сравнивал сборочный цех с земным раем. Виктор не пытался ему возражать, изредка поддакивал и видел настоящий ад. Вся культура производства имела одну цель: выжать из рабочего за восемь часов все силы. Светозаров попробовал представить себя на месте американского сборщика и со страхом подумал: «Такая организация труда делает человека автоматом».

— Станки, которые собираются в этом цехе, — подчеркивал Роберт Билард, — ценятся во всем мире на вес золота.

«И этот отравлен жаждой наживы, — подумал Виктор. — Неужели у них на уме только золото?»

На одной из сборочных площадок Роберт остановился и начал объяснять свое новшество. Оно заключалось в сборке станков по узлам. Роберт отметил, что такая организация труда позволяет собрать и наладить станок на два часа раньше обычного. Сын миллионера «уплотненные часы» перевел в количество экспортных станков, которые фирма может дополнительно выпустить за год, и, улыбаясь, назвал круглый куш прибыли. Один из рабочих во время разговора Роберта с Виктором присел отдохнуть прямо на пол. Стоило Роберту только взглянуть на сборщика, тот вскочил и приступил к работе. Подобную картину, когда рабочие присаживались отдыхать прямо на пол, Виктор увидел несколько раз и спросил у Роберта, почему сборщики не могут присесть на ящик или станок. Вопрос Светозарова остался без ответа. После он узнал: рабочие фирмы Биларда за восемь часов не имели права даже на минутную передышку. Кто осмеливался это делать, мастер или бригадир штрафовал нарушителя. В порядке исключения отдохнуть разрешалось сидя на полу.

Роберт Билард провел москвичей по всему цеху и показал площадку, где собираются станки для Советского Союза. Виктор попытался уточнить, сколько делается за смену зубодолбежных станков. Его интерес остался «незамеченным». Рабочие, действуя, как автоматы, продолжали свое дело.

— Почему они молчат? — удивился Светозаров.

— Одна наша пословица говорит, — сострил Роберт Билард, — время — доллары.

— Тогда и мы будем делать доллары.

Роберт, услышав о готовности Виктора приступить к работе, объяснил сборщикам, что те будут трудиться под надзором московских покупателей. Слово «надзор» он подчеркнул дважды. Рабочий лет тридцати испуганно посмотрел на Виктора. Роберт, пожелав советским специалистам успехов, попросил все замечания немедленно сообщать ему и походкой преуспевающего человека направился в стеклянную конторку. Виктор догадался, что из конторки хорошо просматривается весь цех, печально заметил:

— Еще одна тонкость в организации труда.

— В Испании на заводах тоже такие порядочки, — добавил Ривас.

— Ноги опухают, — пожаловался на русском языке тот самый рабочий, который испуганно смотрел на Виктора. — Пробовали протестовать, хозяин фирмы заявил: «Не угодно — берите расчет!»

— Вы русский? — удивился Светозаров. — Как вы сюда попали?

— Это скучная история. Зовут меня Андреем, фамилия Кулиш. Дорогой папаша, чтоб ему ни дна ни покрышки, в семнадцатом году нас сюда с Курской губернии притащил. В миллионеры хотел выбиться. Эх черт меня подери! — Андрей Кулиш, заговорившись, перетянул накидным ключом гайку и сорвал на шпильке резьбу. — Пятьдесят центов улетело из кармана!

 

III

Вечером Виктор и Антонио к гостинице «Волкот» подкатили на шикарной автомашине. Шофер объяснил, что по приказу хозяина фирмы считается личным слугой господина Светозарова и рад исполнять все указания.

— Не проехать ли нам по Нью-Йорку? — предложил Антонио. — Посмотрели бы город, немного развеялись… Я вижу, у тебя настроение не на высоте.

— В другой раз. Нас ждет язык и станок.

Виктор после занятий английским языком сел за письменный стол и на чистой странице крупными буквами написал: «Ремонт и наладка зубодолбежного станка». Первая техническая статья ему давалась трудно. Он перечитывал испещренные мелким почерком страницы, понимал, что статья слишком растянута, но ему почему-то было жалко сокращать абзацы но истории станкостроения, технического усовершенствования американскими конструкторами ряда узлов… Виктор попросил Антонио послушать статью и, не дочитав ее до конца, признался:

— По-моему, я ухожу от главного.

— Ты прав. Давай работать иначе: я перевожу описание станка на русский, ты его редактируешь, добавляешь кое-что от себя, и памятка слесарю-ремонтнику готова.

Техническая статья через две недели была закончена, но отправлять ее в Москву Светозаров не торопился. В сборочном цехе фирмы Биларда он подмечал все новые и новые секреты ремонта и наладки зубодолбежных станков, о которых в технических описаниях не говорилось ни слова, вносил их в статью, читал Ривасу и, как правило, осведомлялся:

— Тебе все понятно?

— Я — переводчик, — улыбался Антонио. — Если поработаю с тобой год, приобрету еще одну специальность.

Первые месяцы работы на фирме Биларда Виктору показались чертовски трудными. Он каждый день видел настоящую «свободу», после которой сборщики, пошатываясь, шли в душевые и там лежали на топчанах с поднятыми вверх ногами. В таком положении они отдыхали около часа, затем принимали душ и чуточку повеселевшими уезжали с завода. Виктора угнетала не только эксплуатация рабочих, но и цель узкой специализации. Рабочий, научившись ставить одну деталь на станок, отрабатывал приемы до автоматизма и, как правило, не мог читать чертежей. Главным лицом на сборке являлся высокооплачиваемый бригадир. Он доводил станок «до ума»: налаживал, заменял дефектные детали, опробовал в работе, но своими знаниями ни с кем не делился. Бригадиры на фирме подбирались надежные, преданные хозяину. Они-то больше всего и портили настроение Виктору. Стоило ему задать вопрос по наладке того или иного узла, бригадир тут же замыкался и, ссылаясь на сверхзанятость, продолжал «колдовать» у станка. Но последнее слово все-таки оставалось за Виктором. Без подписи Светозарова приемо-сдаточный акт на станок считался недействительным и фирма не имела права поклажу отгружать в порт. Во время подписания актов бригадиры, как говорится, ходили вокруг покупателя на цыпочках. Они знали: если «русский медведь» не подпишет акт, станок останется на сборочной площадке. Тогда хорошего не жди. Хозяин фирмы за каждую минуту простоя сборщиков высчитывал с бригадиров узаконенный штраф. Светозаров сразу взял на вооружение «закон» Биларда и постепенно приучил к порядку даже особо строптивых.

— Ты их сделал шелковыми, — радовался Антонио победам Виктора. — С одной стороны бригадиров давит хозяин, с другой — ты даешь прикурить.

— Мы не побирушки, — вспоминал Светозаров слова Якова Силыча Пятуни, — а солидные покупатели. Вот пусть они нас и уважают.

Бригадиры Биларда постепенно смягчились. Подобрать ключи к рабочим Виктору оказалось проще: заметит, что человек тянет из последних сил, подойдет и попросит разрешения то отверстия на корпусе станка посверлить, то ключом или шабером поработать… Сборщики охотно уступали свои места, восхищались мастерством Светозарова и, передохнув минут пять — десять, благодарили за помощь. Роберту Биларду действия Светозарова не нравились, но выражать протест открыто он не стал, поступил, как ему казалось, «дипломатично»: запретил рабочим давать пользоваться личным инструментом другим лицам. Тут-то и пригодился Виктору сработанный руками друзей инструмент. На другой день он прибыл в цех со своим чемоданчиком. Роберт Билард поинтересовался, какая нужда заставляет Светозарова брать в руки ключи, напильники…

— В Советском Союзе специалист должен не только знать, но и уметь.

— О, это интересно! Выходит, у вас готовят инженеров по нашей программе? Отец мне предоставил возможность закончить два института. Я могу слесарить, работать на стайках, собирать по чертежам любые узлы машин… Но я сейчас в этом не вижу необходимости. Инженер должен командовать.

— Это ваше личное дело, Роберт. Наш изобретатель радио Попов до конца жизни собирал схемы передатчиков и приемников своими руками.

— Такую работу я признаю только в медицине. В станкостроении конструктору не обязательно быть слесарем.

Разговор Виктора с Робертом услышал старый Билард. Он появился на сборке как раз в тот момент, когда Светозаров решил показать слесарю, как отшлифовать звездочку зубодолбежного станка. Деталь Виктор зажал в тиски, инструмент разложил на верстаке с правой стороны и приступил к работе. Стоял он у верстака, как учил Силыч, ровно и гордо, инструмент так и пел у него в руках. Минут через десять Виктор вынул из тисков отшлифованную звездочку, проверил ее на синьку.

— Разрешите взглянуть? — раздался за спиной Светозарова голос мистера Уоллеса Биларда. — О, у вас не только золотая голова! Такой класс чистоты не на всяком шлифовальном станке можно показать. Кто вас учил так красиво работать?

— Яков Силыч Пятуня, — ответил Виктор. — Бывший золотарь завода братьев Бромлей.

— 3олотарь… Это ювелир, да?

— Нет, в царской России золотарями называли людей, которые чистили уборные.

Миллионер долго и дотошно разглядывал звездочку, затем начал любоваться инструментом, поглаживая его сухими желтоватыми ладонями, удивлялся, что русские инструментальщики не уступают в мастерстве специалистам его фирмы, и, что-то сказав рабочему по-английски, направился в стеклянную конторку Роберта. Минут через двадцать рассыльный позвал в конторку и Светозарова. Приход Виктора старый Билард замечать не торопился. Он стоял у стола Роберта и о чем-то взволнованно говорил. Виктор по отдельным фразам догадался, что отец доказывает сыну о влиянии психологии на производительность труда и ругает его за наивные представления о советских специалистах.

— Я вас слушаю, мистер Уоллес Билард, — напомнил о себе Светозаров. — Вы просили меня зайти?

— О, да! Присаживайтесь за стол и помогите мне разобраться в одном вопросе.

— В каком?

— Я спорю с Робертом о влиянии психологии на рост производительности труда. Он не соглашается с моими выводами. Но правда на моей стороне.

— По такому вопросу я, пожалуй, не могу быть вашим арбитром, — попытался уклониться от беседы Светозаров.

— Нет, нет! — запротестовал старый Билард. — Скажите, психология влияет на рост производительности труда?

— Я этим вопросом не занимался.

— Пусть ваши мысли не совпадут с моими. Я не обижусь, если вы победите меня в дискуссии. Наоборот, буду очень рад, как у вас говорят, «развязать узелок». Я много повидал в жизни и, может быть, остаюсь не прав, что по некоторым вопросам не соглашаюсь с вашими представлениями о строе, обществе, но лично вы произвели на меня хорошее впечатление, — искренне говорил миллионер. — Когда Россией правил самодержец, наша фирма поставляла на царские заводы станки. Я тогда, молодой и здоровый, лет шесть прожил в России, бывал на заводах Москвы, Петербурга, Урала. Я видел русских мастеров, вместе с ними работал, но вы ни капельки не похожи на тех, которых я знал.

«Хитер старик! На какую же он удочку меня ловит?»

— Свои мысли я всегда выражаю свободно, — продолжал мистер Билард. — Вы — русский, но совершенно другой. Если ваш строй порождает таких людей, как вы, нам, американцам, стоит кое о чем подумать.

— Например?

— Хотя бы о влиянии психологии на рост производительности труда.

— Если начнем обсуждать этот вопрос, придем к марксистско-ленинской философии.

— Правда? — В поблекших глазах мистера Биларда вспыхнули огоньки. — Нет, нет! Я не о политике. Я о чистой коммерции. Ответьте, пожалуйста, почему мои рабочие после вашего прихода на сборку стали за смену собирать на один станок больше? Вам не кажется, что вы на них чем-то повлияли?

— Мы строго соблюдаем ваши условия.

— Сейчас речь о другом. Бригадиров относиться к себе с уважением вы заставили правами покупателя. А вот рабочих… Почему они не любят Роберта? Они прекрасно знают: бы примите станки и уедете. Но у Роберта им работать не год и не два.

Виктор молчал. И молчал потому, что рядом с собой видел коммерсанта, нащупывающего еще одну тропинку на пути к обогащению.

— Напрасно вы не спорите со мной, — пожалел мистер Уоллес Билард. — Но я решил сделать эксперимент и положить на лопатки. Завтра вы будете принимать станки на третьем участке. Я убежден: на этом участке через неделю повысится производительность труда.

— Позвольте, — возразил Светозаров, — мы уже как-то привыкли к вашим рабочим на первом участке, нашли с ними контакт…

— Вот-вот! — воскликнул старый Билард. — Вы хорошо ответили на мой вопрос. Именно контакт! Психологический контакт!

Виктор взглянул на миллионера и поразился его перемене. Старик как-то напружинился, расправил согбенные плечи, синеватые губы у него порозовели, и смотрел он на сына так гордо и самодовольно, точно собирался сказать: «Зеленоват ты, сморчок, со мною тягаться!»

Вы напрасно радуетесь, — решил Светозаров огорчить миллионера. — Психологический контакт имеет два плюса.

— А узелок я все-таки развязал!

— Нет, только нащупали.

— Нельзя ли проще?

— Боюсь, не поймете.

— Я?!

Светозаров задумался.

— Я слушаю.

— В России были два больших человека. Оба верой и правдой служили одному делу. Но народ их называл по-разному: одного «нашим», другого тоже «своим», но «барином».

— Вы о ком говорите?

— О двух политических деятелях.

— Я — коммерсант.

— Коммерция, мистер Уоллес Билард, выражает одну из форм политики.

— Я с вами не согласен.

— Коммерсант в своем деле имеет определенную цель?

— Конечно.

— Политика тоже. Согласны?

— Постойте… Вы, кажется, меня очень далеко завели.

— Я вас приблизил к истине.

— Политические деятели — это Ленин и Плеханов?

— Совершенно верно.

— Крепкий… Крепкий узелок.

— Наш разговор окончен?

Старый Билард, заложив руки за спину, приуныл. Он думал о чем-то большом, очень важном. Виктор Светозаров вышел из стеклянной конторки и торопливо зашагал на сборку. Ему хотелось в тот день принять еще пару станков. Роберт, проводив Светозарова злым взглядом, взорвался:

— Отец, меня удивляет твое отношение к русскому медведю!..

Старый Билард дал сыну выговориться, а когда тот немного остыл, поучительно произнес:

— Будь этот русский моим сыном, я бы доверил ему дела фирмы.

— Вот как! Выходит, я глупее?..

— Истина есть истина, — не повышая голоса, подтвердил старый Билард. — Тебе, дорогой, многому еще надо учиться. И еще: ты медленно взрослеешь.

— Отец, ты всегда русских считал тупицами, варварами…

— Мой мальчик, — вздохнул старый Билард, — светлейшие умы мира после Октябрьской революции в России прочили большевикам гибель. А они живут уже двадцать лет. И не только прожили — укрепили экономическое и политическое положение страны. Эта истина заставляет меня кое о чем задуматься. Ясно?

Роберт с удивлением взглянул на отца.

 

Глава четвертая

 

— Это от Силыча! Молодец Наташка! И старики… И старики написали! — ликовал Виктор. — А это?.. Да это же ребята с литейного пишут!

Волна радости захлестнула Светозарова. Он не заметил, как у Риваса плотно сжались губы. Перебирая стопку писем, Виктор готов был плясать от счастья. Антонио сиротливо присел на краешек стула. На сердце у него стало тоскливо и пусто. Ему в те минуты, наверное, вспомнилась родина, дочь и жена, оставленные в глухом местечке под Мадридом, такие же верные и чуткие друзья, которые прислали Виктору десятки писем, маленькие посылочки, обшитые белой тканью, новые книги…

— Антонио, это твое письмо! И это тебе! И еще два! — Виктор подал Ривасу четыре письма. — Эти две посылочки твои. О, и еще три! Ну, а за эту весточку, друг, плясать придется!

Виктор, разбирая почту, не видел, как Антонио, читая на конвертах фамилии, украдкой смахнул слезу.

— Ты послушай! Послушай, Антонио, о чем пишет Силыч! — Светозаров развернул тетрадные листки и хрипловатым, как у Силыча, баском начал читать: «Спасибо, хлопцы, за памятки по ремонту и наладке иноземных станков. Они, памятки, гарно подсобляют в работе. Ваши памятки пропечатывают в заводской газете „Двигатель“ и будут печатать книжкой, чтобы ее по всем заводам, куда поступают американские станки, поштвой разослать».

— А мне девушки из технической библиотеки вот что написали! — перебил Ривас Светозарова. — Вот дьяволы!

«Анатолий и Виктор! — предупреждали друзей москвички. — Вы там не очень-то заглядывайтесь на американочек. Узнаем — чубы вырвем!.. Вчера мы ездили всей комсомольской организацией на экскурсию в Звенигород. Ребята в Москве-реке наловили ведро плотвиц и сварили уху. Ваши порции заставили съесть Олю и Наташку. Они немного поломались, а когда мы их выкупали в реке прямо в одежде, форсить перестали».

— Ну и Силыч! Вот дает старина! — захохотал Виктор. — Ты послушай! Послушай, Антонио! «Я так тебе, Лексеич, промежду нами, значится, как бы сугубо лично, сопчаю: Наташка блюдет себя во всей справе. Ты за нее не сумлевайся и худой думки в голову брать не смей. Был у нас вечер самодеятельности, и она, Наташка, песни любовные на сцене пела. Чуйственно, сатана, пела. Я-то смекнул, что к чему, хотя давным-давно и позабыл, как ухлестывал за своей Ефросиньей, разумеется, когда она девкой была. А тут, Лексеич, когда Наташка-бестия, значится, все про любовь да про любовь пела, я вроде бы и помолодел да сдуру старухе помады на пятерку купил. Ну и задала она мне чертей! Уж лучше бы тог пятерик, коего понапрасну лишился, нам бы с твоим батькой в ресторации просидеть или на сугрево издержать, когда на Оку рыбачить поедем».

Телефонный звонок помешал друзьям нарадоваться новостями из Москвы. Председатель Советской закупочной комиссии попросил Светозарова и Риваса немедленно прибыть на совещание.

Здание Советской закупочной комиссии стояло почти рядом с гостиницей «Волкот». Виктор и Антонио минут через пятнадцать вошли в зал заседаний.

— Товарищи, приступим к делу. — Председатель Советской закупочной комиссии окинул взглядом собравшихся. — Мы получили письмо от Серго Орджоникидзе. Нарком благодарит нас за хорошую работу. График поставки металлообрабатывающих станков и кузнечно-прессового оборудования мы выполняем в намеченные сроки. — Председатель помолчал несколько секунд, вздохнул и немного тише продолжил: — Международная обстановка, товарищи, диктует действовать Энергичнее. Серго Орджоникидзе просит нас любыми путями заставить капиталистов досрочно выполнить наши заказы. Помните: станки помогают нам не только реконструировать заводы и развивать автотракторную промышленность…

Советские специалисты понимали, о чем не договаривает председатель, но выражать свои мысли вслух никому не хотелось. Светозаров наклонился к Ривасу и шепотом произнес:

— Неужели будет война?

Антонио, пожимая плечами, ниже опустил кудрявую голову.

 

I

После совещания Виктор и Антонио в «Волкот» направились пешком. На уснувшей улице, освещенной фонарями, стояли на постах дюжие полицейские. Виктору они показались вырубленными из камня, а когда один из них разбудил тишину цокотом кованых сапог, он вспомнил Курта Весселя. Тот точно так же шагал по каюте «Альберта Баллина», словно стремился подмять под себя москвичей и шагать все дальше и дальше. Американский полисмен отличался от Курта Весселя только тем, что в руках у него была дубинка, которой он помахивал с ленцой, стараясь этим подчеркнуть неограниченность власти.

В номере гостиницы друзья продолжили разбор почты и посылок. Антонио торжествовал. Москвичи написали ему на пять писем больше. Виктор, конечно, догадался, что это работа Силыча, и с какой-то особой теплотой подумал о большой человечности учителя-ворчуна. Антонио, перечитывая письма, удивлялся:

— Виктор, я не думал, что на вашем заводе у меня так много друзей. Эти письма я буду беречь всю жизнь.

— Посмотри, что нам девушки прислали! — поделился еще одной радостью Виктор. — Этот шарф тебе! Это мне! Это твои перчатки. И это твои…

— Дарю тебе одни! — подбрасывая на ладонях пушистый голубой шарф, засмеялся Антонио. — Можешь и вторые взять.

— Ты послушай, что пишут девчата! — Виктор помахал письмом и с нескрываемой гордостью за москвичек прочел: — «Дорогие Виктор и Анатолий! Когда с нами посоветовалась Дарья Федоровна, что послать вам в Америку, мы на комсомольском собрании швейной фабрики обсудили этот вопрос и, хотя с вами не знакомы, решили положить в посылку сборник русских песен, два шарфа, перчатки и носовые платки. Пусть наш скромный подарок будет вам таким же теплым и ласковым, как наша прекрасная Родина».

— Виктор, мы сегодня сто раз счастливые! — ликовал Антонио. — Нет, двести! Честное слово, двести!

Утром на фирму Биларда Виктор и Антонио приехали веселыми, бодрыми, как будто вернулись из дома отдыха.

— Вы сегодня случайно не именинники? — осведомился с усмешкой Роберт.

Виктор понял издевку будущего наследника фирмы, мог бы достойно ответить, но делать этого не стал. Он попросил Антонио объяснить Роберту, что их радость навеяна письмами заводских друзей из Москвы. Роберт поинтересовался, какую именно радость сообщили москвичи. Светозаров, зная, что любой разговор с Робертом тут же становится известным старому Биларду, сделал ход конем.

— Объясни ему, — попросил он Риваса, — что наши друзья на «Красном пролетарии» повысили производительность труда на десять процентов.

Как Виктор и предполагал, Роберт не удержался от соблазна поинтересоваться, за счет каких резервов московским станкостроителям удалось повысить нормы выработки, и, очевидно, поняв, что его вопрос проявлен слишком открыто, рассудил:

— Я понимаю: вы не имеете права разглашать секрет.

— Ошибаетесь, — ответил Светозаров. — К сожалению, нам пока неизвестно, как наши друзья добились таких успехов.

 

II

Дни пролетали за днями. Виктор приглядывался к организации труда на фирме Биларда и все больше убеждался: американцы много теряют машинного времени. По вечерам в гостинице он подсчитывал эти потери, находил пути, как их использовать на производство материальных ценностей, и останавливался на выводах: фирма может увеличить на восемь — десять процентов выпуск экспорта.

Старый Билард, изредка встречаясь с Виктором в цехе, по-прежнему держался гордо, высокомерно, но нет-нет и напоминал о психологическом контакте, который он, вопреки политике, сумеет поставить на службу чистой коммерции. Виктор не пытался возражать миллионеру с той прямотой и откровенностью, как во время беседы в конторке Роберта, даже соглашался признать себя побежденным, если мистер Уоллес Билард поставит его лицом перед фактами.

— Не торопитесь, — щурил глаза миллионер. — Вашу мысль я обязательно использую для дальнейшего процветания моей фирмы. Несколько узелков я уже развязал. Результаты, смею заметить, утешительные.

Мистер Уоллес Билард своему слову оказался хозяин. Он недели через две ввел на сборке станков паузы. Каждый рабочий после трудового часа имел право, не присаживаясь на пол, отдохнуть пять минут. Во второй половине дня время отдыха увеличивалось еще на две минуты. Новый распорядок трудового дня принес первые результаты: выработка сборщиков повысилась на два-три процента. Миллионер торжествовал:

— Что вы теперь, господин Светозаров, скажете о психологическом контакте? Учтите, это только начало.

Первый успех обрадовал мистера Биларда, и он через неделю, чего никак не ожидали рабочие, незначительно повысил оплату труда поденщиков. Свои «реформы» миллионер проводил шумно, под знаменем свободы, неусыпного радения за благополучие рабочего люда… Буржуазные газеты Нью-Йорка не скупились делам «отца рабочих» отводить полосы. Один раз они даже опубликовали его статью «Психологический контакт без политики». В этой статье миллионер вел диспут с одним инженером из Советской России, которого называл вымышленным именем, лишь только с той целью, чтобы не опозорить «положенного на лопатки» собеседника.

Виктор Светозаров, проверив десятки раз потери машинного времени на фирме Биларда, пришел к председателю Советской закупочной комиссии с конкретным предложением. Его задумку комиссия обсудила немедленно, взвесила, как будет миллионер реагировать на возможность увеличить доходы, и решила предложить метод Светозарова только в том случае, если старый Билард согласится ускорить сроки поставок экспорта в Советский Союз. Разговор на эту тему с миллионером комиссия поручила провести тоже Светозарову. В предстоящей беседе Виктору посоветовали действовать по принципу взаимовыгодной торговли.

Старый Билард, развивая теорию психологического контакта без политики, искал новые пути к наживе. Он целыми днями ходил по цехам, беседовал с рабочими, иногда задерживался на третьем сборочном участке, где Светозаров и Ривас принимали станки, и осторожно закидывал удочку:

— Я вот о чем хотел с вами поговорить, господин Светозаров. Вот вы работаете у меня почти год. Не кажется ли вам производительность труда на моей фирме ниже, чем, скажем, у вас?

— Кое в чем вы нас обошли, — подхваливал Виктор миллионера. — В цехах вашей фирмы чище, больше света, простора…

— Время и вам поможет взять этот барьер. Меня интересует производительность труда ваших рабочих.

— Краснопролетарцы на ваших станках выпускают за смену продукции больше на десять процентов.

— Неужели?

— Точно.

— За счет мускульных усилий?

— Нет.

— Тогда, в чем причина?

— Видите ли, мистер Уоллес Билард, — увертывался от прямых ответов Светозаров, — такой разговор надо вести с карандашом в руках, слова подкреплять цифрами…

— Господин Светозаров, я, например, к этому готов в любую минуту.

— Я подумаю и завтра дам ответ, — согласился Виктор. — Хотелось бы потолковать, как у нас говорят, с глазу на глаз.

— Я вас понял, господин Светозаров.

На другой день, едва Виктор и Антонио появились на сборке, миллионер встретил их обвораживающей улыбкой. Светозаров, не ожидая намеков о предстоящей беседе, заявил:

— После работы, мистер Уоллес Билард, я готов с вами поговорить.

— А что нам мешает это сделать сейчас? Сборку и наладку станков может принимать ваш друг. Он, как я заметил, в этом деле разбирается не хуже нас.

Светозаров попросил Риваса остаться на сборке и выразил готовность отправиться с мистером Билардом на беседу. Хозяин фирмы от радости превзошел себя: отметил хорошую работу сборщиков третьего участка десятью долларами и, наказав им трудиться еще лучше, взял Виктора под руку. По дороге к своему кабинету миллионер вкрадчиво осведомился:

— В ресторане поговорим или на даче?

— Как вам угодно. Для меня главное — результат.

— Я вас понял.

Автомобиль свернул с шоссе и долго катил по узенькой дороге, обсаженной фруктовыми деревьями. Черная лента асфальта наконец уперлась в чугунные ворота высокого забора. Тяжелые ворота тут же бесшумно открылись, и машина подкатила к белому особняку. Виктора поразили чистота и обилие цветов на даче миллионера. Мистер Билард вежливо предложил ему пройти в беседку.

Летняя беседка оказалась круглым плавающим домиком, причаленным к берегу узкого канала. Миллионер приказал мотористу «поднять паруса». Плавающий домик тихо отчалил от берега, по узкому каналу вышел в круглое, как чаша, озеро и вскоре отдал якорь у высокой скалы. Моторист сел в маленькую лодочку и погнал ее в сторону канала.

— Я вижу, господин Светозаров, вам понравились эти красота и простор. — Старый Билард широким жестом указал на свои владения. — Мне приятно здесь вспоминать молодость, поговорить с друзьями, немного выпить и свободно отдохнуть. Прошу, господин Светозаров, в мой теремок.

Любимым теремком миллионера в плавающем домике был небольшой зал. В центре зала стоял круглый столик, уставленный яствами и напитками.

— Пожалуйста, господин Светозаров, — указал на мягкое кресло старый Билард. — Я так люблю здесь поговорить откровенно и просто. Скажите, пожалуйста, свое мнение о Роберте. Говорите прямо, хотя он и мой сын.

Светозаров, уловив в голосе старого миллионера искренность, решил ответить тем же.

— На большое дело Роберт пока слабоват, — наполняя бокал вином, сказал Виктор. — И слабоват потому, что постоянно чувствует рядом большую опору.

— Благодарю. Но это не главный его недостаток. Я думал, вы скажете о Роберте грубее.

— Может быть, он со временем научится вашей оперативности, — продолжил Светозаров, — глубокому анализу происходящих событий в среде рабочего класса, но пока он над Этими вопросами не задумывается, не верит в силу, которая способна противопоставить себя капиталу. Вы, мистер Уоллес Билард, хотя и пытаетесь казаться коммерсантом, прелюде всего политик. Вы всегда держите руку на пульсе международных событий, анализируете их причины, изучаете следствия и таким образом не только находите выходы из трудного положения, но и не даете фирме разориться.

— Не ожидал, господин Светозаров! — откинувшись на спинку кресла, улыбнулся миллионер. — Честное слово, не ожидал от вас такой точной характеристики.

— По-моему, я не ошибся.

— Я этого не отрицаю. Налейте, пожалуйста, мне виски. Теперь, господин Светозаров, начнем о главном. Я прекрасно понимаю, что вы подвергаете себя риску. Но ваш риск будет… Как бы точнее выразить это слово? — Старый Билард изучающе посмотрел на собеседника. — Я, господин Светозаров, достойно оценю вашу услугу.

— Если вы, мистер Уоллес Билард, решили брать меня с этой стороны, — встал из-за стола Светозаров, — ничего не выйдет. Только на определенных условиях мы даем гарантию, что доходы вашей фирмы увеличатся на десять процентов. Надеюсь, вы не против такой прибыли?

— Коммерция — основной рычаг моей фирмы.

— Если желаете увеличить доходы, подпишите новый договор о сроках поставки станков и кузнечно-прессового оборудования.

— Он реальный?

— Как рост производительности труда.

— Это интересно! Чем вы можете гарантировать рост производительности труда на моей фирме?

Виктор начертил на листке бумаги корпуса станков, пометил цифрами их вес в килограммах и, глядя на повеселевшего миллионера, заметил:

— На каждом корпусе вы теряете тридцать — сорок килограммов литейного чугуна. На московском заводе «Станколит» разработана новая технология корпусного литья…

— Продолжайте, господин Светозаров, — выпрямился в кресле старый Билард. — Я уже подсчитал годовую экономию литейного чугуна в тоннах и долларах.

— Вторым резервом роста производительности труда является машинное время.

— Машинное?..

— Ваши станки каждую смену простаивают из-за переналадки полтора часа. Наши станкостроители разработали ряд приспособлений, позволяющих сокращать потерю машинного времени до минимума.

— Правда?

— Вы можете в этом убедиться через два-три дня.

— Сколько стоят ваши патенты?

— Один процент от роста ваших доходов.

— Вы успели и это подсчитать?

— Приблизительно.

— Итак, я раньше срока поставляю вам оборудование и станки, вы продаете мне патенты ваших приспособлений?

— Внедрение приспособлений на вашей фирме я беру на себя.

Сколько будет стоить техническое руководство?

— Оно не превышает цены одного зубодолбежного станка.

— Разве это мало?

— Для Советской России — капля в море.

— Может быть, но мой прадед начинал дело с кузнечного меха и наковальни. — Старый Билард наполнил фужер содовой водой. — Когда я могу познакомиться с патентами?

— Время — доллары!

— Патенты в вашей закупочной комиссии?

— Да.

Мистер Билард закурил сигару, прошелся по уютному

Залу и, выйдя на палубу, поднял на мачте плавающего домика зеленый вымпел. Минут через пять из канала выскочила лодочка и стала быстро приближаться к высокой скале.

 

Глава пятая

В гостиницу из города Антонио вернулся скучным, подавленным, прилег в номере Виктора на диван и отрешенно уставился в потолок. Светозаров видел, что Ривас чем-то встревожен, но докучать другу вопросами не стал. Антонио минут тридцать полежал на диване, чертыхнулся и швырнул на стол измятую газету. Виктор на первой полосе увидел марширующих франкистов и немецких штурмовиков. Подпись под снимком вещала: «Мадрид очищен от испанских коммунистов». Газету Светозаров выбросил в корзину и, взглянув на Риваса, спросил:

— Неужели они всю Испанию зальют кровью?

— Центральный комитет нашей партии призывает всех коммунистов к оружию. Я завтра отправляюсь на родину.

— Правда?!

— Сегодня я встречался с нашими моряками — коммунистами, ходил в ваше посольство…

— Антонио, но ведь у тебя советский паспорт?

— Он мне и помог. Ваше посольство зафрахтовало испанское торговое судно для перевозки станков. Я иду на нем до Одессы как советский специалист. А там…

Друзья помолчали и обнялись. Работа на фирме Биларда как-то сблизила их, породнила. Они так привыкли друг к другу, словно с детских лет росли под одной крышей.

— Решение партии для меня — приказ! — выпуская из объятий Виктора, сказал Антонио. — Ну, чего ж мы стоим? Я хочу сегодня приготовиться в дорогу.

Сборы в дальний путь были короткими. Виктор помог другу уложить в чемодан необходимое: чистую робу, бритвенный прибор, полотенце… Письма и подарки Антонио решил отослать из Одессы в Москву посылкой и печально пояснил Виктору:

— Жаль с ними расставаться, но так надо. Последнюю мою просьбу узнаешь завтра.

Вечер разлуки Светозаров и Ривас договорились провести где-нибудь за Нью-Йорком, подальше от городского шума.

Виктор позвонил в таксомоторный парк. Дежурный охотно принял заказ и заискивающе объяснил, что машина будет дожидаться; джентльменов у подъезда гостиницы.

Такси, как и обещал дежурный, через пять минут подкатило к «Волкоту». Виктор и Антонио сели в машину. Водитель вежливо осведомился:

— Куда прикажете?

— Хотелось в загородный ресторанчик, — ответил Виктор.

— О’кэй! — улыбнулся водитель. — Я отвезу вас в «Белые березы». В этом ресторане обычно собираются русские Эмигранты, но сегодня там свободно. Они в своем клубе встречают своего шефа — господина Троцкого.

Ресторан «Белые березы» оказался тихим, уютным местечком. Официант, угодливо сгибаясь, предложил гостям пройти в большой зал. Стилизация зала под Древнюю Русь поразила Виктора безвкусицей. Ему не хотелось садиться за тяжелый дубовый стол, накрытый белой скатертью, видеть ряженного под русака дылду с холодными судачьими глазами. Рыжий был одет в льняную рубаху, шитую на груди васильками, обут в лапти, на взлохмаченной голове у него гнездился картузик, в руках — двухрядка. Как только Виктор и Антонио остановились у стола, рыжий рванул на двухрядке «Коробейники» и запел:

— Ой, полна-полна уже когобоцка…

— Накройте для нас столик на террасе, — попросил Виктор официанта. — Рыжему передайте доллар и скажите, пусть не уродует русскую песню.

— Я могу итальянские, французские, немецкие, — получив доллар, похвалился горе-певец. — Желаете, исполню индийские…

— Лучше пойте свои, — посоветовал Светозаров.

— Могу и свои! — часто мигая красными веками, выразил готовность рыжий.

Тишина, чистый воздух, бархатистое небо над головой с крупными звездами и робкий шум листвы на деревьях действовали на Виктора и Антонио как-то успокаивающе. Они, сидя за круглым столиком, вспоминали Москву, радовались одержанной победе над Билардом и ни слова не говорили о разлуке.

Беседа друзей иногда прерывалась. Случалось это в те моменты, когда из зала на террасу доносились фальшивые «Коробейники». Виктор посылал через официанта неистовому певцу двадцать центов, чтобы тот наконец умолк, и друзья снова вспоминали то один случай из московской жизни, то другой… И все они им казались бесконечно дорогими, неповторимыми. Как-то само собой получалось, что больше говорил Виктор. Антонио иногда дополнял его рассказы, точнее — вставлял в них свои впечатления о Москве, но больше всего ему нравилось говорить о русском народе.

— Среди ваших людей становишься чище душой! — с жаром доказывал Антонио. — Русские подкупают искренностью, честностью… А знаешь почему?

— Скажи.

— Ленин! У вас есть Ленин! Русские стремятся быть хоть капельку похожими на Ильича. Я правильно говорю?

— Пройдет десять — пятнадцать лет, и наш народ станет еще лучше… Антонио, угостим шофера пивом?

— Вот и факт! — улыбнулся Ривас. — Это чисто русская черта. Вы не можете жить, чтобы не сделать человеку хорошее.

Таксист поблагодарил джентльменов за высокую честь, но присесть рядом отказался.

— Не имею права, — объяснил он. — Если разрешите, я выпью кружку пива за отдельным столиком.

В ресторане «Белые березы» Светозаров и Ривас отдыхали часа четыре, а когда сели в машину и поехали в гостиницу, таксист сообщил неожиданную новость. Виктор и Антонио удивились событиям на фирме Биларда и попросили шофера рассказать обо всем подробнее.

— Вечерняя смена, — поведал таксист, — остановила станки. Мистер Уоллес Билард вызвал полицию и приказал бастующим немедленно получить расчет. Рабочие встретили приказ требованием: «Увеличить зарплату на пять процентов!» Полиция стала выгонять рабочих из цехов. Многие ушли, но были и такие, кто сопротивлялся…

— А почему они забастовали? — поинтересовался Виктор.

— Все началось после внедрения на заводе каких-то приспособлений, — вздохнул таксист. — Мистер Уоллес Билард получит большие доходы, рабочие — ничего.

Новость больше огорчила, чем обрадовала Виктора. Он понимал: забастовка сорвет досрочную поставку оборудования и станков в Советский Союз. Такого поворота в деле Светозаров не ожидал. В душе он соглашался с требованиями американских рабочих, но, с другой стороны, забастовку считал преждевременной.

«Рановато начали, поторопились, — размышлял Виктор. — Выполнили бы наши заказы — и хозяина за горло!»

Таксист подогнал автомашину к подъезду гостиницы, получил положенное и укатил. Виктору захотелось немного побродить по ночному Нью-Йорку. Антонио понял его желание без слов и предложил сфотографироваться в новом фотоателье, которое открылось неподалеку от гостиницы.

Голубая реклама, подмигивая и рассыпаясь веселыми огоньками, обещала клиентам лучшие в мире фотографии. В огромном холле фотоателье Светозарова и Риваса, чего они никак не ожидали, встретил бывший официант парохода «Альберт Баллин», тот самый Борис Адамович Выдыбай, который советовал им не связываться с Куртом Весселем и дрожащим голосом рассказывал о бесчинствах немецких штурмовиков. Борис Адамович, улыбаясь золотозубым ртом, предложил старым знакомым угоститься чашечкой кофе.

Просторная комната, названная Борисом Адамовичем кабинетом, была меблирована с врожденной жадностью, но так хитро и умело, что посетитель этого почти не замечал. Антонио, присаживаясь в плетеное кресло, взял со стола набор открыток, взглянул на одну и брезгливо подал Виктору.

— Что это? — удивился Светозаров. — Неужели старик занимается?..

— Американский стриптиз. О, на открытках и цена указана! Пятьдесят центов набор. Выпуск фирмы «Приятные ощущения».

— Кто-то забыл, — решил Виктор. — Старик на такую дрянь не станет тратить деньги.

— А почему тратить? Почему не наживаться? Да, да! Вот еще один подарочек фирмы…

— Да это же настоящее скотство!

— Еще наборчик.

Шаги за стеной помешали Виктору и Антонио просмотреть «шедевр» фирмы. Они положили его на прежнее место и увидели на пороге Бориса Адамовича. Выдыбай приближался к ним воробьиной походочкой, лысую голову держал чуточку набок, но так сильно откинутой назад, точно старался показать, как он смотрит на окружающих, глаза у него плясали в орбитах, толстогубый рот сладко улыбался.

— Друзья! — остановившись у стола и покачиваясь на носках лакированных туфель, объявил Выдыбай. — Моя дочь Ия желает вас угостить черным кофе!

В кабинет вскоре вошла стройная красавица лет шестнадцати. Черные косы у нее на голове были уложены короной, блестящие, как кусочки антрацита, глаза смеялись. Она поставила на стол три чашечки горячего кофе, застенчиво поклонилась гостям и удивительно легкой походной упорхнула к двери.

— Беда! — пожаловался Борис Адамович. — Пока выведешь детей в люди — наплачешься. Яна кое-как удалось пристроить в ресторан «Белые березы». А вот Ию… С ней одно горе. Яна, правда, выручил талант. Если бы вы послушали, как он поет!..

— Спасибо! — поблагодарил Светозаров. — Слушали.

— Вы были в ресторане «Белые березы»? Надеюсь — поражены!

— Действительно, — поддакнул Ривас.

— Милые друзья! — просиял Выдыбай. — Вы можете чертовски помочь Яну. Здесь без рекламы любому товару и таланту — гроб! Похвалите Яна немножечко, совсем чуть-чуть, в одной вечерней газетке. У него, честное слово, вырастут крылья!..

— Борис Адамович, вы сейчас живете в Нью-Йорке? — решил перевеети разговор на другую тему Светозаров. — Как вам все-таки удалось выехать из Германии?

— Ой, не говорите! Я стал совсем нищим человеком! Да, я забыл вам сообщить приятную новость: Курт Вессель убит в Мадриде.

— Лучше бы это сделали сами немцы, — глухо проговорил Ривас.

— Что вы? — съежился Борис Адамович. — Разве такое возможно в Германии?

— Смотря как действовать, — не сдавался Ривас. — В Испании все-таки смогли?

— Там коммунисты — во! — Выдыбай поднял над головой кулак. — Они себя в обиду не дадут!..

— Если бы не Гитлер и Муссолини, — нахмурился Ривас, — испанский народ давно бы свернул шею франкистам.

— Вы правы. Гитлер — главный бандит в этой шайке. Он может залить кровью весь мир.

— Это точно, — согласился Ривас. — Если не свернут ему шею, он доберется и до Нью-Йорка.

— Неужели? Нет, этого не будет! Правда, не случится?

— Время покажет, — поднялся из кресла Ривас и задал Выдыбаю неожиданный вопрос: — Это ваше фотоателье?

— Что вы? Разве я могу иметь такие деньги? Я на последние гроши арендовал это помещение и, кажется, окончательно вылечу в трубу.

— Будете заниматься фотоискусством — вылетите. Пойдете другой дорогой — обогатитесь.

— Друзья, — пошел на попятную Борис Адамович. — Вы же пришли фотографироваться. Прошу в зал.

— Мы действительно хотели сфотографироваться, — подтвердил Светозаров. — Но только не здесь. Хотелось на природе.

— Когда? Сколько вас будет человек? Вам потребуется такси для поездки за город?..

— Завтра все объясним. Мы живем здесь рядом.

— В гостинице «Волкот»? Разрешите записать ваши телефоны? Когда прикажете позвонить?..

Виктор и Антонио, выйдя из фотоателье, быстро зашагали к гостинице. Пройдя метров сто пятьдесят, они сбавили шаг. Первым заговорил Светозаров.

— Не пойму я Выдыбая, — начал он вспоминать разговор с Борисом Адамовичем на пароходе. — В Россию он прибежал из Польши в первую империалистическую. В Петербурге имел ювелирную мастерскую. В революцию убежал из России в Германию. Теперь мы его встретили в Нью-Йорке. Странный тип, верно?

— Вон ты о чем, — засмеялся Ривас. — Не поймешь Выдыбая? А я вижу его насквозь. В Америку он приехал не с пустым карманом. Сына устроил в ресторан с прицелом, как это заведение дешевле и быстрее прибрать к рукам. Фотоателье арендует с надеждой нажить куш на порнографии. Эту продукцию, наверное, сбывает его дочь. Как ты думаешь?

— Тут ты, Антонио, перехватываешь.

— Нет, дорогой, — положил Ривас руку на плечо Светозарова. — Я говорю истину. Святого в жизни для Выдыбая, кроме денег, ничего нет. Он человек особый.

— Как это понять?

— Торгаш…

Светозаров и Ривас, беседуя о Выдыбае, вошли в холл гостиницы. Антонио направился к служащему уплатить за проживание. Виктор, заглядевшись на безделушки под стеклом витрины, не заметил, когда к нему подошел Андрей Кулиш.

— Я к вам. — Кулиш тронул Светозарова за локоть. — Я прибежал вам сообщить…

Виктор, Антонио и Андрей вышли из холла гостиницы и присели в скверике на скамейку. Ночь стояла теплая, светлая и тихая.

— Я слушаю, — напомнил Светозаров Кулишу. — Постарайся быть кратким.

— На фирме Биларда…

— Нам все известно. Но мы не имеем права вмешиваться в такие дела. И вообще…

Светозаров раскурил сигарету, затянулся раз, другой, но так и не смог объяснить своего «вообще».

— Я понимаю, — опустил голову Кулиш. — Я хотел поговорить с вами о забастовке. Мы же не хотим вам плохого…

— Кто это вы? — осведомился Светозаров. — Кого имеете в виду, кроме себя? Вам не кажется, что вы переоцениваете свои возможности. Откровенно говоря, забастовка в данный момент бьет не только по карману хозяина, но и… по нашим заказам. Но в такой сложной обстановке, господин Кулиш, мы с вами не разберемся. Да и не следует нам этим заниматься. Я стремлюсь только к взаимовыгодной торговле.

Кулиш, выслушав Светозарова, намекнул на то, что он мог бы с помощью «своих ребят» за определенное вознаграждение прекратить забастовку.

Виктор закурил вторую сигарету и, повернувшись к Андрею, заговорил резче:

— Считайте, что у нас с вами не было никакого разговора о забастовке. Не наше это дело. Выполнение заказов будет решаться на более высоком уровне. Ясно?

— Извините, — замялся Кулиш. — Я хотел вам и себе только хорошего. Но мистера Биларда мы прижмем!

— Это дело самих рабочих!

Виктор и Антонио пожали Кулишу руку. Андрей вышел из скверика на тротуар. Его шаги в ночной тишине застучали гулко и твердо. Он уходил быстро все дальше и дальше. Светозаров и Ривас молча смотрели ему вслед. На освещенном перекрестке Андрей остановился, помахал шляпой и скрылся в узком переулке.

Утром, едва над Нью-Йорком начал заниматься туманный рассвет, к подъезду гостиницы «Волкот» подкатило такси. Два пассажира сели на заднее сиденье. Один из них попросил шофера:

— Пожалуйста, в торговый порт.

Такси развернулось на каменном пятачке и помчалось по безлюдной улице. Два пассажира понимали друг друга без слов. Когда один из них опускал голову, другой стискивал унывающему руку и ободряющим голосом заверял:

— Все будет хорошо!..

Друзья у ворот торгового порта расставались недолго: обнялись, но русскому обычаю трижды поцеловались.

— Моя последняя просьба в письме, — напомнил Виктору Антонио. — Я его оставил в твоем номере на столе. Ну, друг, прощай! За все большое спасибо!

Две руки, одна, широкая и тяжелая, другая, маленькая, но цепкая и сильная, сплелись в пожатии. На кораблях забили склянки. На одном они зазвенели протяжно, мелодично и, как показалось Светозарову, зовуще. Антонио предъявил чиновникам документы, вещи и направился к причалу. Виктор на такси укатил в город.

В номере на столе Светозаров нашел письмо Риваса.

«Дорогой друг! — писал Антонио. — Я не хочу думать о плохом, но может всякое случиться. Моей дочери Марии три года. Если потребует обстановка, жена пойдет вместе со мной… Марию тогда считай своей дочерью. Я верю: ты будешь ей хорошим отцом и таким, как мне, другом».

Последнюю строчку письма Виктор прочел дважды. Ему не хотелось верить в разлуку с Ривасом, в неизбежность «всякого случая», и он про себя подумал: «Штурмовые отряды гитлеровцев сегодня помогают франкистам душить испанский народ. Завтра они могут полезть на Францию… А послезавтра?..»

Стенные часы пробили девять. Мягкий мелодичный звон Виктору показался похожим на далекий зов набата. Он, прохаживаясь по номеру, припоминал доверительный разговор в Москве в здании Наркомата. Каждое слово наркома и та сдержанность речи, присущая ему, подчеркнутая задумчивым молчанием, помогали Светозарову глубже понять важность порученного дела.

«Станки — эго оружие, танки, самолеты для Красной Армии, — размышлял Виктор. — Надо сделать все, чтобы фирма Биларда досрочно выполнила наши заказы».

Думы Светозарова прервал телефонный звонок.

— Вас беспокоит шофер, — раздался в трубке бойкий голос. — Разрешите подать автомашину?

— Приезжайте.

По дороге на завод шофер рассказал Светозарову, что забастовка во всех цехах прекратилась и мистер Уоллес Билард чувствует себя на седьмом небе,

— Он сейчас у себя?

— Вас к нему?

— Нет, в сборочный, — ответил Виктор и стал обдумывать предстоящий разговор с миллионером. Просить сразу у старого Биларда Андрея Кулиша к себе в переводчики Светозаров не хотел. Мало ли какие у них отношения? Чего доброго, хозяин фирмы и его, советского специалиста, причислит к организаторам забастовки.

В цехе Виктор, как обычно, помогал то одному, то другому рабочему, стараясь интуитивно понять их настроения. Сборщики, подмигивая Светозарову, работали с веселым азартом и небывалым упорством. Бригадиры, наоборот, держались высокомерно, громче и злее покрикивали на рабочих. Виктор понимал причину такого поведения преданных Биларду людей. Хозяин фирмы имел право за их счет возместить убытки, причиненные забастовкой, выставить неугодных за ворота… И выставить не просто, выставить с ярлыком ненадежного человека.

Разговор Светозарова с Кулишом состоялся в обеденный перерыв. Виктор подошел к верстаку, где Андрей обычно съедал бутерброды, поздоровался и, как бы между прочим, спросил:

— Андрей, сколько тебе платит хозяин фирмы?

Кулиш назвал заработок. Виктор объяснил, что готов пригласить его переводчиком, если, конечно, согласится старый Билард.

— Это серьезно? А где Антонио?

— Уехал на родину. Мать у него сильно болеет.

— Я думаю, мистер Уоллес Билард возражать не будет, — повеселел Кулиш. — Работаю я честно, аккуратно… Поговорите с ним.

— Я постараюсь это сделать сегодня.

Виктор хотел побеседовать с мистером Билардом вечером, но миллионер появился в цехе после обеда и, поздоровавшись со Светозаровым, поинтересовался:

— Вы сегодня один работаете?

— У Антонио большое горе. Он отправился домой на испанском судне.

— Какое горе?

— Тяжело заболела мать.

— Печально, — посочувствовал миллионер. — Теперь вам пришлют нового переводчика?

— Вероятно, — согласился Виктор. — Но мы замечали здесь людей, прилично владеющих языками, и, кажется, могли бы временно воспользоваться их услугами.

— Как вам угодно, — рассеянно ответил Билард, роясь в бумагах. Он все же пожелал уточнить, кого это русские считают здесь знатоками языков.

— На несколько дней, до приезда нашего переводчика, — подчеркнул Виктор, — обязанности его мог бы выполнять господин Кулиш. Пригласим его.

— Кулиша?! — иронически улыбнулся мистер Билард. — Сына того русского эмигранта-чудака, который хотел у нас выбиться в деловые люди?

— Я не знаю отца Кулиша.

— Его отец тут начинал дело с дамских шляп. Пока он настраивался на выпуск голубых, мода избрала — зеленые. Пока чудак возился с зелеными, дамы предпочли — соломенные. Короче, прошляпил он половину своих капиталов и занялся выпуском галош. С галошами тоже сел в галошу и решил стать фермером. Три года о его делах рассказывали анекдоты. Наши фермеры специально ездили к нему учиться. Да, да! Они учились у него, как не следует вести хозяйство. Когда его доходы от учеников пошли на убыль, он продал землю и открыл кабак «Белые березы». Тут его дела пошли в гору. Но вскоре такое случилось! — Старый Билард расхохотался до слез. — Заехал в его кабак Троцкий и заказал говяжью отбивную с луком. Кулиш сам обслуживал гостя и подал отбивную с жареным луком и рыжими тараканами. Вечерние газеты Нью-Йорка писали, как рвало Троцкого за столом, печатали рисунки, фотографии… Но это история минувших дней. Выходит, вы решили сына этого чудака взять переводчиком?

— Да, мистер Уоллес Билард.

Миллионер справился о зарплате Кулиша и, услышав ответ, порекомендовал Виктору остановить выбор на одном американце из порядочной семьи, который и вести себя может в высшем обществе, и способен достойно оценить солидную зарплату. Светозаров стоял на своем.

Кулиш подходил ему не только знанием языков, но и большой осведомленностью в области американского станкостроения. Похвала технических способностей Кулиша понравилась хозяину фирмы, даже в какой-то степени возвысила его в глазах советского специалиста. Он долго подчеркивал, что на его фирме порядочный рабочий всегда может выйти в деловые люди, затем еще раз намекнул, что Кулиш не умеет себя подать в высшем обществе, и, как бы делая одолжение, попросил по телефону Роберта прислать Кулиша.

Дверь в кабинете, старого Биларда Андрей приоткрыл робко и вежливо напомнил о себе:

— Я к вашим услугам.

— Что вы будете делать, если вам станут платить вдвое больше? — поинтересовался миллионер. — Говорите честно.

— Половину заработка буду отдавать деловым людям под проценты и по мере накопления средств займусь бизнесом.

— Похвально. Надеюсь не так, как отец?

— Мистер Уоллес Билард, дайте мне тысячу долларов, и я через месяц буду иметь десять.

— Серьезно? На каком деле?

— Секрет коммерсанта.

— Умно! Теперь вот о чем: господин Светозаров по моей протекции готов взять вас переводчиком. Согласны?

— Мистер Уоллес Билард!

— Хорошо! Зайдите в цех и скажите о нашем решении бригадиру.

Андрей тихо вышел из кабинета и робко прикрыл дверь. Миллионеру учтивость Кулиша пришлась по душе. Он, вспомнив случай с жареными тараканами, снова расхохотался до слез. Светозаров поблагодарил старого Биларда за услугу и, направляясь в цех, подумал: «Когда же Кулиш был самим собой?»

 

Глава шестая

Голоса подгулявших гостей затихли. Дарья Федоровна Светозарова утицей проплыла меж столами к раскрытой двери. Виктор повернул голову в ту сторону, куда были обращены взгляды других, и увидел Наташу. Она показалась ему красивее, чем была два года назад, но ее большие голубые глаза, смотревшие с удивлением и растерянностью, стали задумчивыми, грустными. Виктор в первые минуты не заметил рядом с любимой смуглую худенькую девочку. Когда мать, наклонившись, взяла малышку на руки и начала ее целовать, он пристально посмотрел на отца. Алексей Андреевич повернулся к Якову Силычу с таким видом, точно хотел что-то сказать. Виктор, чувствуя прикованное к себе внимание заводских друзей, взглянул на бывшего учителя.

— Вишь ли, дело-то какое, — пробасил Силыч. — Поначалу, значится, мы хотели прописать все как есть… Тут, одним словом, меня виновать. Душу твою не велел никому бередить. Вот так, значится, Лексеич.

Десять шагов от стола к двери Виктору показались самой длинной дорогой в жизни.

«Я верю: ты будешь ей хорошим отцом, — вспомнились ему строчки из письма Риваса, — и, как мне, настоящим другом»,

Виктор на виду у гостей поцеловал Наташу в губы и, взяв у матери смуглую девочку, прижался щекой к ее черной головке. Малышка, упираясь дрожащими ручонками ему в грудь, залепетала:

— Нэ па-по… Нэ па-по…

— Я — Виктор! — лаская девочку, пытался объяснить Светозаров. — Я друг твоего папы. Антонио мой друг…

— Нэ па-по, — лепетала смуглянка, протягивая ручонки к Наташе. — Нэ па-по…

— Марийка привыкнет, — успокаивала Наташа Виктора. — Она девочка умная, ласковая…

— Факт, все поймет, — подтвердил Силыч. — Марийка, ходи-ка сюда.

— Дэ-э-до-о Си-и-лё, — указала пальчиком на Силыча Марийка. — Си-и-лё…

— Вот видишь, Лексеич, — прибодрился Яков Силыч. — Она, стало быть, уже знает, что я дедушка ейный, зовусь — Силыч. Ясно?

— Дэ-э-до-о Лёнь, — указала Марийка на отца Виктора. — Лёнь…

— А это, стало быть, — переводил Силыч, — дед Лексей. Твой отец, значится, так по-испански прозывается.

Виктор взял со стола горсть конфет в красивых обертках и, присев на корточки, начал угощать малышку. Она посветлевшими глазенками посмотрела на Наташу, Дарью Федоровну и, покачав головкой, отказалась:

— Нэ можьно…

— Можьно! — подражая малышке, пробасил за столом Силыч. — Можьно, Марийка!

Якова Силыча поддержали Наташа, Дарья Федоровна, Алексей Андреевич… Марийка взяла из рук Виктора пару конфет, доверчиво прижалась к Наташе и по слогам выговорила:

— Спа-си-бо.

— Дети, за стол! — распорядилась Дарья Федоровна. — Мы с Марийкой пойдем на кухню кота Ваську кормить.

— Ва-сю-ку!.. — захлопала в ладоши малышка. — Ва-сю-ку!..

Дарья Федоровна и Марийка ушли на кухню. Виктор и Наташа сели за стол.

— Вот такие дела, сынок, — неторопливо проговорил Алексей Андреевич. — Получили мы вначале посылку от Антонио из Одессы. Судили-рядили, так ничего и не поняли. Посля, месяца через три, пригласили нас в «Красный Крест» и вручили два письма, точнее — одно. Первое не по-нашенски написано, а в нем другой листок, пропечатанный на машинке. Этот листок и поведал нам, что в первом письме прописано. Собрались мы, обсудили все промеж собой, и Наташа поехала в Одессу за Марийкой. В детском доме она там находилась. Теперь вот у нас проживает.

— А где письмо? — спросил Виктор.

— Успеется, — насупился Силыч. — Ты бы, Лексеич, рассказал, какая она, эта самая Америка?

«Америка… А какая она на самом деле? — задумался Виктор. — Что я могу о ней рассказать? А видел ли я ее, хотя и проработал там два года?»

Московские станкостроители, желая послушать правду о чужой стране, притихли. Виктор, стараясь вспомнить Америку, уныло проговорил:

— Америка… Это страна… Как бы точнее сказать? По-моему, каменная и нахальная.

— Каменная, значит, и наглая! — повторил Силыч. — Иной она и быть не может, потому как там миллионеры-живоглоты всему делу голова. Продолжай, Лексеич.

— По дому тосковал, — вздохнул Виктор. — Сильно скучал по Москве. Там все не наше, не русское. Работать приходилось много: станки принимали, памятки по ремонту и наладке писали, английский язык изучал, контрольные работы в институт отсылал… Миллионер Билард жадный сухой старик.

— В харчах, скотина, себе отказывает, — сделал вывод Силыч. — Вот подлец!

— Улицы в Нью-Йорке узкие, дома — небоскребы. Идешь по городу и чувствуешь себя в каменных тисках. Когда работали с Антонио, время летело веселей. После его отъезда я взял к себе переводчиком Андрея Кулиша, сына русского эмигранта. Он работал слесарем-сборщиком на фирме Биларда и в профсоюзе видный пост занимал. Я, конечно, с ним запросто, по-нашенски. Человека, думаю, рабочие в вожаки выбрали, он борется за их права с хозяином… Вся его борьба имела одну цель: сколотить капиталец и заняться своим бизнесом.

— Вот делец! — выкрикнул кто-то из гостей. — На горбу рабочих наживался.

— Я попросил его заниматься со мной английским языком, — вспоминал Виктор. — Он согласился и через месяц спокойно так: «Господин Светозаров, с вас причитается сто долларов». Правда, после одной забастовки рабочие разоблачили его как шкурника и выгнали из профсоюза. Но он не унывал. Гордился: «Теперь у меня хватит долларов закончить институт и стать порядочным человеком».

— Таким же, как миллионер Билард? — поинтересовался Силыч.

— Может быть, еще чище.

— Ну, а наш, мастеровой брат, как? — не унимался Силыч. — Они-то, поди, с шариками в голове?

— Миллионеры, Силыч, хитрые люди. Они рабочий класс разделяют на несколько слоев. Одних прикармливают, других — обдирают, третьих тешат надеждой выбиться в хорошие специалисты…

— Бромлеевская хватка — кость им в глотку! — чертыхнулся Силыч. — Только Бромлеи обдирали поголовно, а Биларды свежуют через одного.

Гости слушали Виктора внимательно, с уважением. Он понимал: станкостроители не успокоятся до тех пор, пока не услышат об Америке самое важное и точное. Ему как бы невольно вспомнился тот вечер, когда с Ривасом ходил в фотоателье к Выдыбаю, разговор по пути в гостиницу, и он нашел самое удачное сравнение:

— Торгашеская она. Продажная.

— Каменная — раз! Жадная — два! Продажная — три! — засвидетельствовал Силыч. — Во как!

— Ну а у вас какие новости? — облегченно вздохнул Виктор. — Теперь, Силыч, просвещайте меня.

— Как у нас? Мы эго самое… Мы — ничего! — повеселел Силыч, польщенный тем, что с таким важным вопросом Виктор обращается именно к нему. — Ну, перво-наперво, станков выдаем в два раза больше. Михайло Иванович Калинин наше заводское знамя орденом Ленина украсил. Заслужили! — Силыч пожалел, что повесил пиджак в коридоре и сел за стол в одной рубашке. Ему захотелось, чтобы Виктор увидел, какой чести удостоила его, Пятуню, Родина, и он нарочито поежился. — Зябковато что-то, Федоровна. Подай-ка пиджачишко. Он в коридоре на вешалке. Вот так, значится, наши дела идут. Спасибо, Федоровна.

Яков Силыч не спеша надел пиджак, на котором сиял новенький орден Трудового Красного Знамени, ладонью пригладил усы и с прежним достоинством продолжил:

— Цех, говорю, расширили. Свою санаторию и дом отдыха открыли…

— Силыч! — обрадовался Виктор. — Я смотрю, и тебя Верховный Совет не забыл?..

— Факт! — чуточку выпятил грудь старый металлист. — Не думал, право, удостоиться такой чести. Человечек я на заводе вроде бы и не видный, по всем статьям рядовой…

— Полно, Силыч, прибедняться, — засмеялись станкостроители. — Это у Бромлеев ты был человечек. А теперь — Человек!

Алексей Андреевич Светозаров поднял руку. Гости поутихли. Силыч от небывалого внимания к своей личности чуток прослезился, Краснопролетарцы постарались «не заметить» его слабость, прислушиваясь к голосу старшего Светозарова. Алексей Андреевич говорить на людях всегда стеснялся, а тут осмелел и произнес, пожалуй, самую длинную речь в жизни.

— Друзья и товарищи! — сказал он растроганно. — Я — простой сапожник. Дарьюшка — портниха… А вот сын наш, Виктор Алексеевич, вон куда пошел!.. А почему? Наша родная власть всем нам дорогу к счастью открыла и верный путь указала. Я, друзья и товарищи, предлагаю выпить за нашу, пролетарскую власть, как она нам есть мать родная.

Гости не успели поставить бокалы на стол, слова попросил Силыч.

— Может быть, я, того самое, вперед забегаю, — улыбнулся старый металлист. — Да уж лучше раньше, чем никогда. Тут вот, значится, в чем дело. Да. Чем Виктор и Наташа не пара? Как оно там после будет, не ведаю, а сей мент, кумекаю, самый раз за жениха и невесту уважить по единой.

— Силыч, да ты, никак, в сваты подрядился? — захохотали гости. — Неужели они сами этот вопрос не могут решить?

— Оно-то, конечно, — стушевался Яков Силыч. — Но желательно и нам при таком деле не остаться в стороне.

Виктор покраснел. Старый металлист поднял наполненный бокал и предложил тост за счастье молодых. По такому случаю позвали к столу Дарью Федоровну, которая укладывала в другой комнате Марийку спать, предложили ей сказать детям напутственное слово. Она смотрела на мужа счастливыми глазами, и по щекам у нее катились слезы.

Луна расстелила в старой аллее светло-голубые дорожки. В темных, угрюмых башнях Донского монастыря сонно ворковали голуби. Чистое небо в рясных звездах дрожало и перемигивалось. Крупные звезды висели так низко над головой, что казалось, их можно было достать рукой, взобравшись на тополь, который стоял в стороне от аллеи.

Виктор радовался, что он снова в Москве, среди знакомых, друзей… Там, в Америке, ему думалось: «Вернусь домой и не узнаю родные места». А тут, наоборот, все оставалось прежним: деревянные домишки утопали в зелени, шумели вековые липы, хмурился угрюмый монастырь… И только ночная прохлада казалась удивительно чистой, сладковатой, как ключевая вода, когда ее пьешь в лесу прямо из родника, журчащего из-под цветущей черемухи.

«Хорошо! — наслаждался тишиной Виктор. — Теперь я знаю, чего мне так не хватало в Америке. Я никогда и никому не поверю, что русский человек может жить без России».

Наташа, склонив голову на плечо Виктора, вспоминала Одессу, детский дом на Дерибасовской, плачущую Марийку… В тот день она почувствовала в себе какую-то огромную перемену. Наташа долго не могла разобраться в нахлынувших чувствах, которые отодвинули все ее личное на задний план и заставили жить постоянной заботой о черноволосой робкой девочке. И на работе и в институте Наташа называла ее своей смугляночкой, не замечая, как Марийка входит в ее жизнь большим и светлым счастьем.

Пережитая Виктором радость во время встречи наконец улеглась. Он почувствовал себя всем сердцем дома, где было все близкое до боли и милое до бесконечности. Сидя на скамейке рядом с Наташей, он тихо спросил:

— Ты читала письмо из Испании?

— Тяжелое, Виктор, оно. Я два дня не могла успокоиться. — Наташа помолчала. — Письмо написали боевые друзья Риваса. Он погиб в рукопашном бою. Его Анну фашисты раненой взяли в плен, привязали к дереву и разожгли у нее под ногами костер.

— Звери!.. Хуже зверей!.. Неужели они осмелятся пойти на Россию?

— Нет, Виктор, этого никогда не будет!

— Эх, Наташа! Одного из этих человекоподобных я хорошо запомнил. Он нас дразнил на пароходе красной подкладкой пиджака, как тореадор быков на арене. В Испании его кокнули. Такие, как тот, готовы весь мир залить кровью… А это в нашей литейке зори полыхают? — Виктор посмотрел на оранжевые всполохи в стороне завода. — Жарковато сейчас ребятам! Знаешь, Наташа, как я соскучился по заводу?

— Больше, чем по мне?

— Завод для меня — это ты, Силыч… Я готов хоть сейчас на смену. Повкалывал бы до седьмого пота, и на сердце бы веселее стало.

— Неужели ты скучаешь?

— Да нет. Все как-то сразу: и Антонио, и Марийка…

— И сватовство?

— Ты не желаешь?

— Может быть, я другого полюбила? Думаешь, на заводе мало хороших парней?

— Ты это брось! — Голос у Виктора погрубел. — Мы теперь не одни.

— Марийку я и с другим воспитаю.

— А я тебе ее не отдам. У меня есть письмо от Антонио. Ясно?

— Неужели ты подумал, что я ее отнимать буду?

— Опять разыгрывать начинаешь? Не выйдет.

— Чудак, — засмеялась Наташа. — Когда удочерим Марийку?

Виктор отвечать не торопился. Ему хотелось до женитьбы защитить диплом в институте, как это успела сделать Наташа, закончить работу над книгой по ремонту и наладке американских станков и сдать вступительные экзамены в аспирантуру.

— Чего же ты молчишь?

— Может быть, и я другую полюбил. Встретил вот так — и полюбил.

Наташа вскочила со скамьи и, закрыв лицо ладонями, всхлипнула.

«Ну и дурака я свалял! — спохватился Виктор. — Она ждала, надеялась… А я?.. Неужели она поверила?»

Наташа вытерла платочком заплаканные глаза, с каким-то отчаяньем махнула рукой и быстро зашагала по аллее.

— Постой!.. Я же пошутил!..

— Не провожай меня!.. Я сама!.. Я сама во всем виновата!

Злой и обиженный голос Наташи заставил Виктора остановиться.

«Что с ней? Я никогда ее такой не видел».

Каблуки Наташиных туфель рассыпали по аллее бойкий говорок и, постепенно удаляясь, затихли где-то у монастырской стены.

«Неужели это все? Нет, этого не может быть. Она же сама сказала, что во всем виновата».

Домой Виктор вернулся угрюмым. Дарья Федоровна, убирая со столов посуду, заметила, что сын встревожен, но расспрашивать его ни о чем не стала.

«Приморился с дороги, — решила она. — Отдохнет денек-другой и повеселеет».

— Мама, я сейчас тебе помогу, — снимая пиджак, пообещал Виктор. — Переоденусь и помогу.

Дарья Федоровна улыбнулась и, глядя на сына радостными глазами, посоветовала:

— Ложись-ка лучше отдыхать.

Виктор ушел в спальню, разделся, лег в прохладную постель и не заметил, когда уснул. Утром его разбудила Наташа, и они вместе пошли на завод.

 

Глава седьмая

 

Виктор на цыпочках вошел в детскую. Марийка стояла между двух кроваток и тихо напевала Андрюшке и Яшке какую-то песенку без слов. Малыши протягивали к ней ручонки, улыбались. Виктор удивился, как быстро подросли сыновья-близнецы. Ему казалось, что они совсем недавно были розовыми орущими комочками с полузакрытыми глазенками.

Полугодовалые сыновья, увидев взлохмаченного и небритого отца, задергали губенками, подняли такой визг — уши затыкай. Виктору хотелось обласкать, успокоить сынишек, но их крик заставил его попятиться к порогу. Марийка склонилась над одной кроваткой, затем над второй, и малыши затихли.

— Куда? Куда ты такой грязный идешь? — заругалась Наташа. — Марш в ванную!..

«Хорош! — разглядывая себя в зеркало, удивился Светозаров. — Бородищу отпустил, усы, на голове черт копейку искал… Хорош!»

После бритья и горячей ванны Виктор почувствовал себя удивительно легко. Переодевшись в чистую одежду, он сел за стол и подумал: «Неужели я до войны трижды ел в день, по субботам ездил в баню, не пропускал с Наташей ни одного нового кинофильма?..» То, что в мирные дни Светозарову казалось простым, закономерным, стало чем-то сверхсчастливым, давным-давно прошедшим.

Похлебка из чечевицы с мелкими блестками подсолнечного масла, вязкий, как глина, хлеб Виктору показались дьявольски вкусными. После первого Наташа подала на стол жареные картофельные очистки. Они Виктору тоже показались настоящим лакомством. Выпить стакан чая с сахаром он отказался. Наташа обиделась, но Виктор ничего уже не замечал. Сидя за столом, он всем телом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Разбудили Виктора взрывы и умоляющий голос Наташи.

— Воздушная тревога! — тормоша мужа, кричала она. — Долетели и до нас, сволочи! Детей я отнесла в бомбоубежище!…

— Тревога, да? Я… Я еще немного посплю.

— Воздушная тревога!.. Воздушная тревога!..

— Тревога, да? — Светозаров вскочил, надел промасленный ватник, сапоги. — Получен приказ эвакуировать завод. Немцы заняли Наро-Фоминск. Вы поедете на Урал. Я остаюсь на заводе.

— Никуда мы не поедем, — возразила Наташа. — Если… Я уйду с тобой в партизанский отряд.

— А дети?

— Мама останется с ними. — Наташа вздохнула и крепко прижалась к мужу. — Мы с ней обо всем договорились. Наши места в эшелоне уступи Силычу.

Во дворе Донского монастыря захлопали зенитки. Где-то в стороне Воробьевых гор раздались тяжелые раскатистые взрывы. Виктор попросил жену пойти в бомбоубежище и, выскочив из дому, побежал на завод.

 

I

Последний эшелон тяжело и медленно выполз за ворота, лязгнул буферами и, набирая скорость, все быстрее и быстрее покатился в холодную темень. Виктор Светозаров, не слыша перестука колес, еще долго видел красный огонек на последнем вагоне уходящего эшелона. Когда красный огонек погас и пронизывающий ноябрьский ветер пробрал Виктора до костей, он, пошатываясь, пошел во второй механический цех. Огромный корпус, в котором еще вчера разливался монотонный гул станков, ему показался тихим, сиротливым, как старое, заброшенное кладбище. Освещая дорогу карманным фонариком, Светозаров медленно проходил мимо возвышающихся фундаментов, похожих на надгробные плиты, перепрыгивал кабельные траншеи, удивляясь, как могли рабочие так быстро погрузить станки и оборудование на платформы эшелона.

Светозаров не вспоминал бессонных ночей, позабыл лица тех, кто, падая от устали, грузил, грузил и грузил станки на платформы, сматывал кабель на деревянные бухты… Ему во время эвакуации все это казалось естественным, жил он в те горячие дни и ночи, как и все, одной заботой: быстрее погрузить завод на колеса и отправить на Урал.

Тишина, темень и пронизывающий сквознячок встречали Виктора в каждом цехе, но он шел и шел туда, где продолжало биться сердце завода. Биться сердцу «Красного пролетария» было суждено до последней минуты, до того рокового момента, когда Светозаров нажмет кнопку дистанционного взрывателя.

«Неужели такое случится? Неужели фашисты ворвутся в Москву?..»

В литейном Светозаров немного согрелся, успокоился, а когда его крепко обругал литейщик, пробегавший мимо с ковшом кипящего чугуна, он даже улыбнулся.

— Не стой на дороге! — закричал на Виктора второй рабочий. — Носит тут… всяких!

Люди в суконных робах работали напористо, торопливо, с красивым и злым задором. Виктор минут десять полюбовался слаженным делом литейщиков и, чувствуя, как тело покидает усталость, зашагал в свой цех, куда из литейки маленький паровозик, пыхтя и отфыркиваясь, увозил вагонетки с грузом.

На заводском дворе Светозаров услышал рокот моторов и увидел два танка. Впереди грозных машин суетился человек в полушубке. Танки, развернувшись, направились ко второму цеху. Человек в полушубке открыл ворота. Когда танки скрылись в корпусе, Виктор услышал голос Силыча.

Левее, говорю, надо было держать! — негодовал старый металлист. — Начисто фундамент карусельного станка своротил! Ладно уж, не оправдывайся. Сей мент притащим автоген и все заделаем.

«Почему Силыч на заводе? — удивился Светозаров. — Он ведь уезжал с эшелоном. Неужели наши вернулись? Если гак, немцев погнали назад».

Виктор, запыхавшись, вбежал в цех и радостным голосом спросил:

— Вернулись, да?

— А я никуда не поехал, — спокойно ответил Силыч. — Некуда, Лексеич, мне подаваться.

— У вас же больная жена…

— Старуха отболела. — Силыч помолчал, откашлялся. — Вчера вечером похоронил. Танки вот, Лексеич, надо подлечивать. На одном коленчатый вал расточить требуется, другому дырки залатать.

— Вы с передовой? — обратился Виктор к танкистам. — Немцы еще продвинулись к Москве?..

Танкисты попросили быстрее отремонтировать машины и объяснили, что к рассвету обязаны быть в Голицыне. Расточить коленчатый вал особого труда не представляло. На заводе работали токарные станки. Но как залатать пробоины? Такая работа Светозарову казалась невыполнимой, но его сомнения развеял Силыч:

— Латки посажу на болтах. За красоту не ручаюсь. Прочность будет отменная.

— У вас тут с харчишками туговато, — посочувствовали танкисты, подавая Светозарову тяжелый солдатский вещмешок. — Вчера мы отбили у фрицев колонну автомашин с продовольствием.

Виктор, смутившись, начал объяснять, что рабочие получают по карточкам регулярно сносные продукты, мыло и даже соль.

— Знаю, — остановил Светозарова пожилой танкист. — Моя дочь у вас в цехе работает… Забегал проведать.

 

II

Перестук вагонеток, пыхтенье маленького паровоза и привычный шум станков успокоили Светозарова. Он зашел в свою контору, разложил на столе лист ватмана и занялся расчетами. Цифры на бумаге выстраивались колонками, вытягивались шеренгами. Виктор перечеркивал старые нормы выработки на станках, новые выносил под красную линию и, поощряя сам себя, поддакивал:

— Так-так-так… А вот здесь мы попробуем иначе. Так-так-так…

Когда расчеты на бумаге были закончены, Виктор на втором листе ватмана по памяти нарисовал квадратики, кружочки, треугольники, обозначающие станки, проставил в них время обработки изделий и, подсчитав срок выхода готовой продукции, сделал печальные выводы: одни станки будут перегружены, другим, наоборот, грозил простой.

«А если переставить станки согласно технологии? — размышлял Светозаров. — В эту линию добавим пару фрезерных, сюда подкинем токарный…»

Квадратики, кружочки, треугольники на ватмане перестраивались по два-три раза. Светозаров учитывал в циклах работ секунды, подводил итоги и, чертыхаясь, опять начинал с нуля. Занятый расчетами, он не заметил, когда в конторку вошли танкисты и Силыч. Поддакивая и чертыхаясь, Светозаров еще раз переставил в технологической цепочке станки, подсчитал выигранное время и вслух проговорил:

— Подбросим фрицам гостинцев…

— Горяченьких, говоришь, подкинем? — поинтересовался Силыч.

Светозаров, заметив вошедших, смутился. Танкисты перед дорогой присели на минутку, помолчали и, молодецки откозыряв, вышли в цех. Виктор увидел через окно конторки, как пожилой танкист попрощался с дочерью, повернулся к Силычу и участливо спросил:

— Как же это Ефросинья Павловна, а?

— Не о том бедуешь. Нынче молодых гибнет жуть сколько. Давай-ка раскинем умом, как второй цех получше оборудовать для ремонтных работ. — Силыч скрестил на коленях тяжелые руки. — Я, пожалуй, старичков наших, которые остались в Москве, соберу на завод. Глядишь, танк подлаштуем, пушку какую переберем… Оно все для фронта подмога.

Виктор похвалил старого металлиста за смекалку и пригласил к столу. Силыч протер чистой тряпочкой очки, посмотрел-посмотрел на квадратики, кружочки, треугольники, развел руками: я, мол, ничего не понимаю.

Светозаров объяснил, что цех при новой расстановке станков и замене на них двигателей может выдавать фронтовой продукции в два раза больше.

— Дельно! — Силыч разгладил усы. — Струмент, говорю, на таких скоростях будет быстро изнашиваться.

— Надо немедленно перевести несколько станков на новый режим работы. — Виктор потер ладонями виски. — Помоги, Силыч, на первом пролете заменить двигатели на станках.

— Не с того начинаешь. Надо решить вопрос с охлаждением струмента.

Старый металлист и его бывший ученик снова склонились над листом ватмана. Виктор конструировал то одну, то другую схему охлаждения режущих инструментов и, перечеркивая их, искал новые пути.

— По-моему, — рассудил Силыч, — схему охлаждения менять не стоит.

— Какой выход?

— Поступим проще: будем сразу охлаждать изделие и струмент.

Светозаров, силясь побороть одолевающую дрему, склонил голову на плечо Силыча и тут же уснул. Старый металлист не. стал будить Виктора. Он позвал из цеха на помощь подростков и уложил его на диван.

— Уходился, — покачал головой Силыч. — Оно и понятно. Недели полторы, поди, не засыпал. Ну, хлопчики, пора и нам за дело.

Завод Яков Силыч Пятуня знал, пожалуй, лучше своего дома. Он с ребятами без особого труда разыскал в опустевших цехах резиновые шланги, трубы нужного сечения, соединительные муфты… И работа закипела. Когда Светозаров проснулся, в промороженные окна цеха заглядывало холодное солнце. Проспать пять часов! Такой роскоши Виктор давно себе не позволял. Наскоро умывшись, он решил идти в цех и на пороге конторки чуть не столкнулся с женой. Наташа тяжело опустилась на скамейку. Лицо у нее было бледное, глаза заплаканы.

«Неужели отца?.. — вздрогнул Виктор. — А может быть, с мамой что случилось?»

Наташа вынула из кармана желтый конверт.

«Ваш отец, муж, сын, — сообщалось в похоронке, — Светозаров Алексей Андреевич погиб смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими захватчиками…»

— Маме… Я ничего ей не сказала, — вытерла слезы Наташа. — И ты не говори. Она за последнее время сильно ослабла. Питается очень плохо. Все старается меня и детей получше накормить.

Виктор свернул козью ножку, затянулся до кашля самосадом. Наташа задумчиво опустила голову.

— Война! — вздохнул Светозаров. — Страшная идет война!..

— Ты на войну все не списывай. — Голос у Наташи окреп. — Я в заводском общежитии в постелях у девочек нашла вшей. Мужчины и подростки спят в одежде. В столовой грязь…

Виктор попытался уразумить жену: рабочие, мол, эвакуировали завод, в цехе работают по две смены… Наташа, дав мужу выговориться, предупредила:

— Я, как врач, закрою столовую. Всех рабочих отправлю в баню.

— Ты понимаешь, что говоришь? — растерялся Виктор. — Мы же остановим завод!..

— Если на заводе вспыхнет эпидемия сыпного или брюшного тифа, тебя как руководителя будут судить. Да ты на себя взгляни. На кого похож? — Наташа устало поднялась со скамейки. — Немедленно организуй для рабочих баню, стирку и марш домой мыться.

Виктор хотел заверить жену, что все будет сделано, но не успел. В конторку вбежал побледневший Силыч и скороговоркой выпалил:

— Беда, Лексеич! Страшная беда! Телефонь скорее!..

— Какая беда?

— Продукты!.. Продукты со склада подчистую загребли!..

— А сторож? Где был сторож?

— Связанный лежит.

Светозаров грохнул кулаком о стол.

— Телефонь!.. Телефонь, Лексеич, скорее!..

Начальник особого отряда, выслушав Светозарова, заверил:

— Продукты найдем! Мародеров — расстреляем!

— Ну что? Что сказали?.. — не унимался Силыч. — Души-то подлые! Кого? Кого грабить, мерзавцы, решили? Да за такое дело…

— Продукты найдут! Мародеров — расстреляют! — Виктор положил телефонную трубку на аппарат и так посмотрел на жену, словно хотел сказать: «Видишь, милая, сколько приходится решать неотложных вопросов».

Наташа повторила:

— За эпидемию на заводе тебя как руководителя будут судить.

— Апидемия? — Силыч попятился к порогу. — Неужто, Лексеич, еще беда?

— Наташа в общежитии насекомых вдруг обнаружила. Баню надо немедленно организовать.

— Баню, ясно дело, надо, — согласился Силыч. — А вошь… Эту паскудину мы в гражданку морозом давили. Сегодня погодка в самый аккурат вошебойная. Выбросим постели на снежок — и каюк этой нечисти.

— А как с баней?

— Проще простого. Двадцать железных бочек в душевую для женщин, десять в котельную для мужчин — и все тут!

— Но воду надо горячую.

— Тьфу — и готова! Литье-то после обрубки на мороз вывозим остывать. Две горячих болванки в бочку — и считай закипела.

— Бери, Силыч, пять подростков и занимайся баней, — распорядился Виктор. — Я с Наташей пробегу в общежития и загляну в столовку.

— Я сама этим займусь. Ты иди домой. Чистое белье и одежда в шкафу.

Светозаров взглядом попросил Силыча задержаться. Тот понимающе кивнул головой и, проводив Наташу, быстро вернулся в конторку.

— Как с охлаждением? Почему меня не разбудили? Я спрашиваю: по-че-му?

Телефонный звонок заставил Виктора умолкнуть. Он взял трубку и бодрым голосом ответил:

— Светозаров слушает. Нашли?! У начальника ОРСа Кухманина на даче? Продукты и сто везете на завод? Хорошо. Что будет с ворами? Отдаем под суд военного трибунала.

 

III

Переставить сотню станков в технологической цепочке с таким расчетом, чтобы они работали без секунды простоя. Заменить на них электродвигатели. Подвести к каждому станку дополнительную систему охлаждения. Сконструировать и внедрить оснастку… И все это за десять часов! Если бы Светозарову сказали в мирное время, что цех надо перевести в течение суток на выпуск новой продукции, он, пожалуй, счел бы такое дело пустым прожектерством. Но тогда, в морозном декабре сорок первого, Виктор Светозаров в Комитете Обороны кратко доложил:

— Модернизацию закончили.

Краснопролетарцы после реконструкции цеха в первую же смену выдали фронту продукции в два раза больше. Военные грузовики увозили ее с завода прямо на передовую. Защитников столицы рабочие встречали, как самых желанных гостей. Не успеет водитель поставить машину под погрузку, они окружат его и первым делом: «Ну, как там?..»

— Поубавилось прыти у фрицев! — рассказывали красноармейцы. — На передовой порядочек железный!

— Как с харчишками? Как с боеприпасами? С одеждой, видим, порядок!

— Харчишек вдоволь. И с боезапасом полегче стало.

Яков Силыч во время таких бесед больше помалкивал, с завистью поглядывая на военных, иногда наводил справки о друге-ополченце Алексее Андреевиче Светозарове, которого, по его убеждению, должны были непременно знать все фронтовики, а если и вставлял в разговор словцо-другое, то непременно с юморком. Когда смех затихал, он важно поглаживал усы и на полном серьезе просил красноармейцев привезти пару гитлеровских офицеров.

— Для чего, отец, тебе они понадобились? — уточняли фронтовики.

— Поначалу, значится, я бы им разобъяснил, что они хуже бешеных собак. Потом мы бы вывели их за Москву, наскопидарили одно место и без штанков по шоссе пустили. Представьте картину: драпают они во весь дух, а наши вослед: «Улюлю!.. Улюлю!»

— Для такого дела привезем! — хохотали водители. — Тебе, отец, полковников или генералов?

— Согласен на фельфебелей. Только длинноногих выбирайте. Шибче драпать будут.

Приезды фронтовиков на завод поддерживали москвичей и морально и материально. Виктор Светозаров на одном рабочем замечал новенькую гимнастерку, на другом — бушлат, на третьем — ушанку… В столовой, где его мать стала поварихой, в такие дни аппетитно пахло свиной тушенкой, рабочим к скудной пайке хлеба прибавлялись «довесочки», на столах подростков обязательно появлялись сверхнормовые бачки щей или перловой каши.

Забота кадровых рабочих о молодежи проявлялась во всем. Подносятся у кого сапоги, одежонка, цеховые мастера одно починят, другое заштопают, третье перешьют… Правда, иногда старички и приструнивали молодежь, но незлобливо, ради порядка. Да и как иначе поступать? Загонят трескучие морозы в цех снегиря или синицу — пиши пропало!

— Петька, шапкой!.. Шайкой лови! — кричит Ванька. — Эх ты, растяпа!

Добровольных помощников у Петьки — десяток. Они выключают станки и во весь дух мчатся дружку на подмогу. Какая-нибудь девчонка — сорвиголова, желая опередить мальчишек, усядется на ленту транспортера и вмиг вообразит себя летящей на салазках с горы.

— По местам! — прикрикнут с нарочитой строгостью взрослые. — Тут не детский сад — завод!

Подростки утихомириваются, возвращаются к станкам. Старые рабочие, проклиная войну, потеплевшими голосами начинают их уразумлять:

— Ну, порезвились, и хватит. Вот шугнут наши фрицев — на каток будете бегать.

«Дети! Совсем еще дети! — не раз думал об „озорниках“ Светозаров. — Но они не гнутся, помогают бороться с врагом. Нет, никогда фашисты не одолеют русский народ!»

Зима сорок второго лютовала буранами, трещала сорокаградусными морозами. На «Красном пролетарии» кончалось топливо, литейный чугун, металл. Светозаров позвонил в Комитет Обороны.

— Продержитесь еще три-четыре дня! — приказали из Комитета. — Завод останавливать нельзя!..

— Попробуем, — пообещал Светозаров. — Сделаем все возможное.

Пять суток рабочие ни на минуту не покидали завод. Одни, добывая из-под снега и на свалках сырье, переносили его в литейку, другие подвозили на военных автомашинах с остановившихся фабрик и заводов топливо, третьи, отдохнув прямо у станков, продолжали выдавать продукцию для фронта. Когда из-под Тулы пришел эшелон с бурым углем и литейным чугуном, краснопролетарцы, как говорится, держались на втором дыхании. В ту ночь на завод позвонил Иосиф Виссарионович Сталин.

— Выстояли? — спросил он у Светозарова. — Молодцы! Завод работает?

— Всегда будет работать.

— Как дела с питанием, одеждой?

— Все… Все у нас пока есть, Иосиф Виссарионович.

— Очень хорошо, — неторопливо проговорил Сталин. — Скоро… Совсем скоро будет легче.

Разговор с вождем Светозаров слово в слово передал рабочим. Усталые и голодные москвичи немного оживились, повеселели. Больше всех торжествовал Силыч. Он тут же попросил слова и, размахивая меховым танкистским шлемом, произнес речь:

— Вот оно как, товарищи! Сам Иосиф Виссарионович нас благодарит! По такому случаю — даешь ударную вахту! Я, Лексеич, тебя на соревнование вызываю… Теперь, ясное дело, наши фашистам наскопидарят!.. Свою зарплату жалую в Фонд обороны!..

На последнюю вахту старый мастер заступил в то февральское утро, когда под Москвой загремели залпы «катюш». Светозаров поручил ему изготовить новое приспособление для расточки коленчатых валов двигателей внутреннего сгорания.

— Мы это мигом! Принесем швеллер — и точка!

Добытый из-под снега швеллер Яков Силыч с бригадой подростков нес в цех. Сделав шагов десять, он охнул и, опустившись на колени, схватился за грудь. Один из парнишек метнулся в медпункт, другие, испуганно переглядываясь, помогли Силычу лечь на спину. Когда прибежали Виктор и Наташа, старый металлист умирал от инфаркта. Наташа сделала ему два укола в руку. Силыч пришел в сознание, посмотрел на бывшего ученика и тихо-тихо проговорил:

— Тут у меня книжонка есть… Хорошо про нашу жисть сказано… Я… Я карандашом пометил… Не бедуй, Лексеич…

Промасленный томик стихов в библиотеке Светозарова хранится до сих пор. Яков Силыч Пятуня перед смертью подчеркнул в нем святые слова:

«…Есть у революции начало, нет у революции конца!»

 

Глава восьмая

 

Чистая постель, тишина, семейный ужин в ресторане, сияющий огнями город — все это Виктору Светозарову показалось непривычным, даже угнетающим. За два года войны он совсем отвык от такой роскоши. Лежа в постели, Виктор вспоминал московский аэродром, печальные глаза матери, которая по очереди нянчила своих ненаглядных внучат, се просьбы не простудить Марийку, наказ чаще писать письма… Виктор заверял мать, что все ее желания будут исполнены.

— А по мне, дети, не тужите, — советовала она. — Я-то дома остаюсь. Возьму к себе из общежития человек пять девчушек. И мне веселей, и им покойнее будет.

И только об одном горевала Дарья Федоровна: сам (так она называла мужа) весточки не подавал.

— Уж если что, — рассуждала она, — известили бы, как других. Если в госпитале и написать не может, друзья или сестры непременно бы помогли. Коли партизанит, дело, конечно, иное…

Когда мать умолкала, Виктор старался незаметно перевести разговор на другую тему. Иногда это получалось мягко, удачно, но, когда в горле першило, он, стараясь скрыть тайну, подхватывал Марийку на руки и просил ее показать, как она будет прощаться с бабушкой. Марийка обнимала Дарью Федоровну за шею и целовала в щеки.

— Не спишь? — вздохнула Наташа. — Я тоже вздремну и просыпаюсь.

— Волнуешься?

— Скорее скучаю. Здесь все не так, как дома.

В окно номера глядела печальная луна и не русские звезды. Они были такие же крупные, голубые, но им почему-то не хватало мягкости и веселого блеска.

«В настоящее время, — вспоминал Светозаров напутствие заместителя начальника главка, — ваша задача, Виктор Алексеевич, как можно быстрее закупить в Америке металлообрабатывающие станки и кузнечно-прессовое оборудование. Действовать придется пока одному. Приложите все силы к выполнению задания. Знайте: государственная политика Америки направлена на экономическое ослабление Советского Союза…»

Коммерсанты и деловые люди частных фирм на первой встрече удивлялись платежеспособности Советской России. Один из них прямо спросил Светозарова:

— Откуда вы берете средства для закупки станков и оборудования в такое тяжелое время? Война с Германией идет пока на вашей территории.

— Нам действительно тяжело, — отвечал Виктор. — Но мы уверены, что фашистская Германия будет разбита, и приступаем к восстановлению разрушенного хозяйства.

Коммерсанты пожимали плечами, перешептывались, всем видом давали Светозарову понять, что они не верят в скорое возрождение разрушенной России без иностранных займов.

— Вы понесли миллиардные убытки! — продолжали удивляться коммерсанты. — Каждый день войны вам стоит миллионы! Неужели это не отражается на вашей экономике?..

«Станки — это новые самолеты, танки, орудия, — размышлял Светозаров. — Станки — это тракторы, комбайны, сеялки… Вы, конечно, будете лезть из кожи, чтобы задержать восстановление нашего хозяйства, посадить нас в долговую яму… Какой же подобрать к вам ключик?»

 

I

Прошел месяц. Пролетел второй и третий. Москва еженедельно запрашивала Светозарова о закупке станков, но ему нечем было порадовать столицу. Коммерсанты, встречаясь с Виктором, сочувствовали тяжелому положению, обещали подумать, согласовать вопросы с хозяевами фирм, назначали сроки ответов, вовремя являлись на новые встречи, неторопливо потягивали виски, коньяк, курили толстые Сигары, говорили о чем угодно, но только не о конкретных делах.

Светозаров после таких встреч возвращался в гостиницу «Волкот» мрачнее тучи осенней. Наташа, желая хоть немного успокоить мужа, собирала детей в гостиной и затевала с ними игру. Детский смех и шалости немного успокаивали Виктора. Он присоединялся к игре и, вздыхая, утверждал:

— Найдем!.. Найдем, господа миллионеры, вашу ахиллесову пяту!..

Лиха беда начало. Первую незначительную победу Светозарову удалось одержать неожиданно. Он по старой памяти решил навестить больного миллионера Биларда. Встреча состоялась на той самой даче, где Виктору довелось побывать еще в тридцать девятом году. Мистер Уоллес Билард принял гостя любезно, долго интересовался русским голодом, разрухой, удивлялся мужеству Советской Армии, сокрушившей фашистов под Москвой, Ленинградом и Сталинградом, и, попивая куриными глотками какой-то бальзам, тужил:

— Сейчас и у меня времена не из лучших… Конкуренты давят, нужна замена оборудования, обновление технологии… Сплошные убытки. Дельных. помощников мало… — Он осекся, грустно поглядев в лицо Виктору.

«А если все это купить? — осенила Светозарова мысль. — Отобрать хорошие станки, надежное кузнечно-прессовое оборудование и поставить условия: старое оборудование и станки возьмем в том случае, если фирма поставит Советскому Союзу на пять-шесть миллионов долларов новых станков».

— Вы к нам с женой и детьми приехали? — уточнял мистер Билард. — Значит, думаете пробыть в Америке не год и не два?

— Посмотрим, — уклончиво ответил Виктор и напомнил любимую пословицу миллионера: — Время — доллары!

— О мистер Светозаров! — повеселел старый Билард. — Вы становитесь настоящим американцем! Приезжайте в гости всей семьей. Буду рад познакомиться с вашей супругой, детьми.

Виктор сослался на занятость и пообещал навестить миллионера дня через два-три.

— Приезжайте! — радовался старый Билард. — Приезжайте!

— Надеюсь, наша встреча будет полезной, — намекнул Светозаров. — Мы раньше находили общий язык…

В тот же день Светозаров связался с Москвой. «Открывается возможность, — говорил он по телефону, — закупить у частной фирмы приличное оборудование и станки для восстанавливающихся предприятий. Жду согласия…»

В три часа ночи в номере Светозарова зазвонил телефон.

— Получен ответ, — сообщал сотрудник советского посольства из Вашингтона. — План одобрен. Действуйте как специалист. На днях ждите помощников. Ваша мамаша посылки получила, беспокоится о здоровье детей… Как вы чувствуете себя, Виктор Алексеевич?

— Пока бездельником.

— Напрасно беспокоитесь, — подбодрил Светозарова сотрудник посольства. — Дело начато. Желаем успехов.

Второй визит старому Биларду Светозаров, как и обещал, нанес на третий день. Миллионер встретил его теплее, поцеловал руку миссис Наталье, похвалил сыновей-богатырей и, лаская Марийку, удивился:

— Девочка на вас не похожа.

— Это дочь Антонио, с которым я работал у вас до войны, — признался Виктор. — Он и его жена погибли в боях с фашистами.

— Тяжелое время вы переживаете, — вздохнул старый Билард. — Мы сейчас покатаем детей на карусели. Нет, лучше на лошадках.

Мистер Билард вызвал слугу:

— Джек, запрягите лошадок и покатайте ребятишек. Вы, миссис Наталья, можете помузицировать на рояле. Если желаете… — старый Билард чему-то улыбнулся, — если желаете, проводите время в нашем, мужском, кругу. Разговор у нас, конечно, будет деловой и скучный.

— Я бы с удовольствием поиграла на скрипке, — застенчиво ответила Наташа. — Я очень люблю этот инструмент.

Мистер Билард попросил служанку принести скрипку.

— Страдивари?! — удивилась Наташа. — Настоящий Страдивари!..

— О, миссис Наталья, вы прекрасно разбираетесь в инструментах!

Наташа настроила скрипку, извинилась, что будет играть без нот. Старый Билард взглянул на ее руки. Виктор догадался, что миллионер пытается определить профессию Наташи, спокойно ответил:

— Моя супруга врач-терапевт. Музыка — ее хобби.

— Сыграйте что-либо из русской классики, — присаживаясь в кресло, попросил миллионер. — Я когда-то в Петербурге имел счастье слушать музыку Чайковского и Глинки. И вы знаете, что меня поражает в русской классике? Нет, не пытайтесь угадывать. Может быть, это вам покажется смешным, но я почему-то вашу классику понимаю как начало. Именно начало, у которого нет и не будет конца.

— Мистер Билард! — взволнованно проговорил Виктор. — Вы дали удивительно точное определение. Один наш великий поэт даже стихи такие написал:

Есть у революции начало, Нет у революции конца!

— Серьезно! Выходит, я мыслю по-марксистски?

— Диалектически.

Смычок в руке Наташи вздрогнул, коснулся струн. Скрипка отозвалась задумчивой грустью, похожей на тоску. Щемящая душу тоска нарастала с каждой секундой, разливалась гневом, но в этом отчаянье не было безысходного горя. Тревожный гнев, достигая вершин, снова разливался невысказанной печалью, переходящей в тихую, чистую грусть. Эта грусть куда-то плыла и плыла по бескрайним заснеженным равнинам вместе с переливами колокольчиков под дугой тройки, ее оплакивал буран и большое сердце влюбленного в жизнь человека. Когда скрипка умолкла, мистер Билард жестом попросил соблюдать тишину. Минут пять он сидел оцепеневший. По его морщинистому лицу скатилась слеза, и он тихо спросил:

— Что вы исполняли, миссис Наталья?

— Полонез Огинского. Этот композитор создал только одно произведение.

— Одно?!

— И оно будет вечной песней, — добавил Виктор. — Человек в эту песню вложил всю красоту своей души и подарил ее людям.

— Ради такого стоило жить, — согласился старый Билард. — Я хотел… Я был бы очень рад… Миссис Наталья, вы исполните эту песню в день моего семидесятилетия? Я отмечаю эту дату через месяц. Подайте, пожалуйста, скрипку.

Наташа подошла к миллионеру.

— Я купил этот инструмент в Италии…

Наташа бережно, как уснувшего ребенка, подержала скрипку у груди и вернула владельцу. Старый Билард погладил скрипку дрожащей рукой, чуточку расправил согбенные плечи и попросил Наташу сыграть еще.

Танец «Маленьких лебедей» миллионер прослушал дважды, искренне и долго восхищался Чайковским, признавался, что почувствовал себя моложе на целых пять лет, и, поцеловав руку миссис Наталье, пригласил Виктора в кабинет.

Деловую беседу мистер Билард начал не сразу: пожаловался на огромные убытки, которые несет фирма, как бы невзначай поинтересовался коммерческими контактами Виктора и вспомнил золотые деньки взаимовыгодной торговли.

— Мистер Билард, — предложил Светозаров, — ваши коммерческие дела можно возобновить.

— Вы, мистер Светозаров, для меня тот человек, — подчеркнул миллионер, — с которым я могу быть откровенным.

— Польщен.

— Мистер Светозаров, вы прекрасно понимаете современную обстановку…

— Мы не будем касаться политики. Вы, мистер Билард, стоите на позициях чистой коммерции.

— Да, да! Стоял пять лет назад. Сейчас другие времена…

— Теперь вы согласны, что коммерция отражает одну из форм политики?

— Я в этом убежден. Но это между нами.

— Понимаю. Догадываюсь, какого ждете от нас предложения.

— Вам разрешили? — осведомился миллионер. — Мистер Светозаров, на каких условиях мы сойдемся?

— В каком состоянии демонтированное оборудование и станки? Сколько все это стоит?

Мистер Билард шаркающей походкой прошел к письменному столу, вынул из ящика журнал описи демонтированного оборудования, станков и подал его Светозарову. Виктор, взглянув на графу процентного износа, заметил:

— Мне необходимо все это уточнить.

— Мистер Светозаров, я открыл вам все карты.

— Вы ручаетесь за точность каждой графы?

— Честь фирмы для меня превыше всего.

— Итак, все оборудование и станки, учитывая процент износа, стоят три миллиона долларов?

— С точностью до цента.

— Вы можете все это продать в Америке?

— Оптовый покупатель для частной фирмы самый выгодный и надежный клиент.

— Время — доллары!..

— Средства средств производства — главный курс политэкономии социализма. Да, иначе вам разруху не победить. Я жду ответа, мистер Светозаров.

— На заводах Джойса тоже идет замена старого оборудования и станков, — не без умысла напомнил Виктор миллионеру. — Продажа такого товара не идет вразрез с государственной политикой Америки.

Мистер Билард насторожился.

— Хорошо, — поторопился Светозаров успокоить старого Биларда. — Я уверен: мы окажемся полезными друг другу.

— Непременно, мистер Светозаров! Непременно!..

Коммерция всегда обусловливается непредвиденными условиями…

— Второе предложение, — прервал миллионер Светозарова, — я, пожалуй, не могу принять.

— Я предвидел такой ответ и кое-что другое.

— Именно?

— Согласно правилам международной торговли вы имеете право продать нам запасные детали на станки, купленные у вас до войны. Для нас, конечно, это не лучший выход, но для вас — бескомпромиссный путь.

Мистер Билард, потирая сухие руки, покачал головой:

— Вы превзошли мои ожидания. На какую сумму желаете закупить запасных деталей?

— На два миллиона долларов.

— На два? — старый Билард задумался. — Это будет слишком наглядно. Вначале фирма продаст запасных деталей на пятьсот тысяч долларов, затем еще на двести… Когда доллары поступят на текущий счет фирмы?

— Запасные детали можем купить завтра.

— Остальное?

— После приемки.

Группа советских специалистов на фирме Биларда работала днем и ночью. Каждый станок и агрегат московские инженеры сличали с данными износа по журналу фирмы и диву давались: миллионер оказывался точным до десятой процента, расчетливым до единого доллара. Честность старого Биларда подкупала москвичей, и они не раз говорили:

— Оборудование и станки надо немедленно отправлять домой.

— Пока фирма не подпишет договор на поставку запасных деталей, — возражал Светозаров, — товар не примем. Мы, как оптовые покупатели, должны потребовать от фирмы пятипроцентного снижения стоимости товаров.

— А если фирма заартачится? — беспокоились москвичи. — Не потеряем больше?

— Нет, — заявил Светозаров и, вынув из кармана американскую газету, прочитал: «…Мистер Уоллес Билард всегда отличался предприимчивостью. Нам пока неизвестно, сколько Советская Россия уплатит фирме за старое оборудование и станки, но в одном сомневаться не приходится: фирма, заменяя в цехах старое оборудование и станки, убытков не понесет».

— Это действительно нам поможет прижать старика, — оживились советские специалисты. — Сберечь для Родины в такое тяжелое время сто пятьдесят тысяч долларов — великое дело!

— Сегодня утром, — поделился еще одной радостью Светозаров, — коммерческий директор одного из заводов Джойса пригласил меня на деловую встречу. Я уверен: он предложит, как Билард, купить старое оборудование и станки. Если мы умно воспользуемся конкуренцией частных фирм, а она уже началась, сбережем для Родины не один миллион долларов.

Виктор Светозаров, предсказывая начало конкуренции между фирмами, не ошибся. Как только советские инженеры приняли оборудование и станки, мистер Билард изъявил желание закончить торговую сделку.

Договор на поставку Советскому Союзу запасных деталей миллионер подписал не сразу. Он скрупулезно изучал каждый пункт прилагаемой к договору ведомости, в которой наименование и количество запасных деталей было составлено так тонко и умно, что ни одна американская комиссия, контролирующая продажу ограниченных товаров, не могла придраться к поставке фирмой Биларда Советскому Союзу новых станков.

— Я надеюсь, ведомости запасных деталей составлял мистер Светозаров? — улыбнулся миллионер. — Отличная работа! Люблю чистоту!

— Мистер Билард, — предложил Светозаров, — перейдем ко второму вопросу.

— Вы будете добиваться пятипроцентного снижения? Чтобы закончить нашу сделку, я уступаю четыре с половиной.

Мистер Билард улыбнулся, напомнил Светозарову, что он осведомлен о его предстоящей встрече с коммерческим директором одного из заводов Джойса, и, пожелав выжать из того потерянные полпроцента, поставил на договоре подпись.

 

II

В Детройт на встречу с коммерсантами и деловыми людьми фирмы Джойса Виктор Светозаров поехал после второго приглашения. По дороге он обдумывал предстоящие переговоры, пытался предугадать победы, поражения… В одном Светозаров не сомневался: коммерсанты частных фирм сдают позиции. Но он не знал, что они предложат купить.

Прием в Детройте обрадовал Светозарова многолюдьем. П зале заседаний его ожидало человек двести. Бритоголовый толстячок с кривыми ногами шариком подкатился к Виктору и, раскланиваясь, пригласил за стол коммерческих тузов. Среди важной пятерки Светозаров заметил Андрея Кулиша, но сделал вид, что не узнает бывшего переводчика.

— Мистер Светозаров! — Кулиш с распростертыми руками направился к Виктору. — Прошу! Прошу к нашему шалашу!

Андрей Кулиш, пользуясь старым знакомством, представил Светозарова коммерческим тузам, объяснил, что он многим обязан давнишнему другу, и тут же начал поздравлять Виктора с удачной торговой сделкой на фирме Биларда.

— Мистер Уоллес Билард — старый торговый партнер Советской России, — похвалил Светозаров миллионера. — Он очень предприимчивый и честный коммерсант!

— На какую сумму вы заключили с ним торговую сделку? — спросил Кулиш.

— Вас это очень интересует?

— Как представителя биржи по продаже уцененного оборудования и станков частных фирм.

— Ваши акции?

— Пока пять миллионов.

— Мистер Уоллес Билард выиграл три с половиной.

Коммерсанты фирмы Джойса переглянулись.

— На текущий счет фирмы Биларда, — подчеркнул Светозаров, — уже поступили доллары.

— Три с половиной?! — Кулиш пожал Виктору руку. — Быстро управился мистер Билард.

— Кто торгует с нами, — доказывал Виктор, — тот не терпит убытков. Мы согласны торговать со всеми на взаимовыгодных условиях.

— Это точно! — согласился кривоногий толстячок и предложил тост за советского коммерсанта. — Вы оптовые покупатели, и в этом ваша сила.

— Притом платежеспособные.

— Мистер Светозаров, — обратился к Виктору длинный и сухой, как жердь, Джойс. — Коммерсанты нашей фирмы хотят еще раз послушать ваши предложения.

— Я в свою очередь желаю узнать ваши.

— Наши? — мистер Джон Джойс усмехнулся. — Мы — товаровладельцы, вы — покупатели. Кто из нас в лучшем положении?

— По-моему, покупатель.

— Вы уверены?

— Нереализованные товары, мистер Джон Джойс, приносят убытки.

— А ваше золото?

— Деньги всегда найдут товар.

— Ваши находят?

— В Америке на фирме мистера Уоллеса Биларда.

Мистер Джойс хихикнул и снова попросил Светозарова заявить о деловых предложениях.

— Я имел честь не раз встречаться с коммерсантами вашей фирмы, не раз говорил о нашей готовности закупить оборудование и станки. Теперь я хочу услышать ваш ответ.

— Мистер Светозаров, — поморщился кривоногий толстячок, — вам не кажется, что вы принижаете положение товаровладельца?

— Оптовый покупатель должен знать количество и качество товара.

— Я предлагаю перерыв, — улыбнулся мистер Джойс. — Беседу продолжим после отдыха.

Виктор Светозаров вместе с коммерсантами прошел в зал отдыха. В зале стояли круглые столики и мягкие кресла. Стоило коммерсанту подойти к столику, официант наполнял стопки и бокалы спиртным. Виктору хотелось, чтобы отдых закончился быстрее, но коммерсанты не торопились: потягивали коньяк, виски, курили сигары и поглядывали на зашторенную сцену. Андрей Кулиш, пригласив Светозарова к столику, начал хвалиться успехами. Виктор узнал, что Андрей имеет дачу, легковой автомобиль, закончил экономический факультет университета, женился на дочери хозяина чулочной фабрики, получил на торговой бирже солидное место и теперь ему для полного счастья не хватает двухсот долларов в месяц.

— Кредиты проклятые донимают! — жаловался Кулиш. — Но я вывернусь! Обязательно найду выход!

«Пронырливым стал Андрей, — думал о Кулише Светозаров. — Пообтерся в кругу бизнесменов и жадностью к наживе заболел… Но от таких здесь никуда не денешься. С такими типами надо быть предельно корректным».

Выпить Светозарову с Кулишом по бокалу сухого вина так и не удалось. На сцене запели скрипки, тяжелый бархатный занавес пополз вверх. Когда открылась сцена, Виктору показалось, что на огромном зеленом ковре стоят мраморные статуи. Но статуи неожиданно ожили, плавно и красиво, как птицы крыльями, взмахнули руками и закружились по сцене.

«Да это же стриптиз! — догадался Виктор. — Нет у них ничего святого!..»

Молоденькие девушки делали на сцене красивые, плавные движения, покачивали бедрами, притопывали красивыми ножками и змейками извивались под визг скрипок. Светозарову хотелось покинуть зал разврата, но он знал, что после «отдыха» начнется совещание, и, чертыхаясь в душе, осушил бокал сухого вина. Андрей Кулиш, завороженный стриптизом, указывал на сцену рукой и блудливо щурился.

Бархатный занавес на сцене наконец опустился. Повеселевшие коммерсанты направились в зал заседаний. Мистер Джон Джойс снова попросил Светозарова изложить свои предложения.

— Если вы настаиваете, — пошел на уступки Виктор, — я повторю. Но я уверен: каждый деловой человек вашей фирмы знает наши предложения.

Мистер Джойс довольно улыбнулся.

«Посмотрим, как ты будешь чесать затылок! — злился Светозаров. — Я вам подброшу сегодня ежа под мягкое место!»

Коммерсанты и деловые люди фирмы Джойса утонули в мягких креслах. Холеные, самодовольные, они демонстрировали достоинство. Еще бы! Представитель разрушенной войной России будет называть их союзниками, предлагать торговые сделки, заверять платежеспособностью. А они, товародержатели, еще подумают, посоветуются, согласуют… Виктор Светозаров кратко изложил предложения торговать на взаимовыгодных условиях и, не давая коммерсантам развернуть пустую говорильню, заявил:

— Согласно нашей договоренности с вашей фирмой, в которой последняя гарантирует в течение десяти лет поставлять на проданное оборудование и станки запасные детали, Советская закупочная комиссия предлагает вам ознакомиться с перечнем нужных нам деталей и через три дня дать ответ.

Мистер Джойс поблекшими глазами уставился на Светозарова. Коммерсанты и деловые люди фирмы зажужжали, как потревоженный улей.

— Теперь я желаю услышать, какую вы нам предложите продукцию? — напомнил Виктор.

Коммерсанты повернули головы в сторону мистера Джона Джонса. Андрей Кулиш даже привстал с кресла. Мистер Джойс лениво потянулся и попросил Светозарова сказать, какую отрасль промышленности Советская Россия будет восстанавливать в первую очередь.

— Я скажу, но прежде хочу услышать ответ на мои предложения.

— Мистер Светозаров, у вас начали восстанавливать Сталинградский тракторный завод? Когда вы думаете его пустить?

— Мистер Светозаров, в каком состоянии ваш Харьковский тракторный завод?

— Мистер Светозаров, какие станки выпускает «Красный пролетарий»?

Вопросы сыпались один за другим. И все они напоминали Виктору о разрухе Родины. Коммерсанты, блаженно потягиваясь в креслах, дымили сигарами и ждали радостных ответов. Светозаров, понимая, что они специально затягивают время, стараются во всем показать свое превосходство, молчал.

— Мистер Светозаров! — с удивлением произнес мистер Джойс. — Мы ждем ваших ответов.

— Я жду ваших предложений.

— В таком случае мы переносим деловую встречу до лучших времен.

— Благодарю за теплый прием.

Уезжать в Нью-Йорк из Детройта Виктор Светозаров не торопился и предложил Андрею Кулишу сыграть партию в бильярд. Андрей, польщенный вниманием, сиял. Он всем видом старался показать американцам, что пользуется у Светозарова большим доверием, и во время игры ловил подходящий момент, чтобы предложить свои услуги. Виктор, выиграв партию, пригласил Кулиша поужинать в Нью-Йорке.

— Я с удовольствием! С великим удовольствием!

В ресторане, как и предполагал Виктор, Андрей начал вспоминать совместную работу на фирме Биларда, полунамеками заговорил о своей порядочности, невзначай обмолвился, что имеет в неделю два свободных дня, которые вынужден безвозмездно тратить на дела тестя-скряги.

— Надеюсь, тесть не остается в долгу? — спросил Виктор.

— Покамест старики Степсеры расплачиваются со мной за эти сверхурочные труды ласками своей дочери Дженни! — неловко пошутил Кулиш.

Виктор заметил серьезно:

— Если ласки женщины искренни, то это не такая уж малая плата.

— По молодым годам! — согласился Кулиш и тут же грустно усмехнулся, погладив лысину: — А мне…

— Да, нам с нами немало… Однако, как я заметил, время для вас проходит не впустую. Кое-что вы уже имеете… Кроме, разумеется, жизненного опыта.

Кулиш ответил:

— Кому нужен наш опыт! Здесь каждый живет своим рассудком!

Светозаров не согласился:

— Вашим партнерам… друзьям.

— Например?

— Дженни, — улыбнулся Виктор.

Кулиш, не поняв Светозарова, громко захохотал, поглаживая куцепалой ладонью по округлившемуся животу.

Светозарову не хотелось, чтобы весь разговор закончился пошловатым смехом расчетливого, однако не лишенного наблюдательности человека.

— Мне тоже ваш опыт однажды пригодился, — вспомнил он. — В бытность вашу переводчиком.

— О! — изумился Кулиш, просияв. — Да я и работал-то у вас три дня.

— Пять! — поправил Светозаров. — Неполных пять, но как раз в последний день моя беседа с бизнесменами, точно вами переведенная, помогла мне правильно сориентироваться в крупной торговой сделке.

— Точность в работе — эго моя марка! — вставил Кулиш поспешно. — Позвольте спросить: мое скромное участие в деле принесло вам выгоду?

— Разумеется!

Кулиш заерзал в кресле.

— По законам бизнеса, господин Светозаров…

— Знаю, на что вы намекаете, — прервал собеседника Виктор, улыбнувшись. — Но выгода эта пошла, как говорят у нас, в общий котел.

— Да, да, — поспешил закруглиться Кулиш. — Война, разруха…

Светозаров поддержал его мысль:

— Мне очень приятно, что вы все это понимаете… Откровенно говоря, мне хотелось бы сохранить с вами добрые отношения.

— В каком смысле? — насторожился Кулиш.

— Взять вас на работу даже временно, как вы знаете, теперь я не имею права…

— Разумеется, разумеется, — пробормотал Кулиш.

Кулиш, хотя и не получил своей доли от прежней «выгоды» Светозарова, все же остался доволен разговором. Едва Светозаров возвратился в гостиницу, он позвонил из дому и со смехом рассказал, как понравилась Дженни оценка советским специалистом скромной его переводческой деятельности.

В гостиницу Светозаров возвращался за полночь. Ему хотелось после напряженного дня подышать чистым воздухом, немного успокоиться.

В холле гостиницы Виктор вспомнил, что ему надо купить сигарет, и направился в пивной бар. Не успел он пройти узкий полутемный коридор, как к нему подошла девушка и, стыдливо ломаясь, предложила набор открыток. Светозаров ничего ей не ответил, а когда, купив сигареты, вышел из пивного бара, она стала его умолять:

— Сэр, не пожалейте пятьдесят центов. Вы получите удовольствие, я — кусок хлеба.

Виктор пригляделся к девушке. Она показалась ему знакомой.

«Мы где-то встречались. Но где? Когда?.. Фотоателье… Выдыбай… Честное слово, это Ия».

Девушка, стараясь воспользоваться замешательством Светозарова, сунула ему в руки набор открыток. Виктор, взглянув на подарок фирмы «Приятные ощущения», окончательно убедился, что перед ним дочь Выдыбая. Ему захотелось бросить порнографию в лицо продавщице, но ее жалкий, беспомощный вид поборол в нем вспышку гнева.

— Я целый день ничего не ела. У меня больная мать… Сэр, выручите…

Виктор вернул открытки, вынул из кармана пять долларов, объяснил продавщице, что эти деньги он дает ей на ужин, и пригласил ее в холл. Девушка, неумело кокетничая, согласилась.

— Вы дочь Бориса Адамовича Выдыбая? — уточнил Светозаров. — Ваше имя Ия?

— Вы из полиции? — Ия испуганно попятилась назад. — Отпустите меня. Я пыталась устроиться на работу. Дело отца и брата нас разорило окончательно. Я сегодня ничего не ела. Отпустите, сэр.

— Я не полицейский. Я познакомился с вашим отцом, когда вы жили в Германии. — Светозаров поведал Ие о первой встрече с Борисом Адамовичем, напомнил, как она угощала его с Ривасом черным кофе, и, чтобы окончательно успокоить девушку, сказал: — Я приехал в Нью-Йорк из Советского Союза.

— Вы русский? Вы правда русский? Мама говорила, что они когда-то жили в России. Я умею говорить и читать по-русски.

— А что случилось с отцом и братом?

— Я буду с вами откровенной, — заговорила Ия на русском языке. — Это мне не повредит?

— Нисколько.

— Отец торговал опиумом и втянул в это дело Яна. Их арестовали. Был суд. Отец продал ресторан «Белые березы», фотоателье и уплатил большой штраф. Это нас разорило. Отец умер в тюрьме. Ян через три года вернулся домой и тоже умер.

— Печальная история, — посочувствовал Виктор. — И как вы теперь живете?

— Ужасно, — всхлипнула Ия. — На работу никак не устроюсь. Идти в публичный дом я боюсь…

«Вот она, настоящая Америка, — подумал Светозаров. — Выдыбай, конечно, был подлец. Но Ия… Она-то не виновата».

— Виктор Алексеевич, — спросила Ия, — что вы делаете в Нью-Йорке?

— Закупаем станки для Советского Союза.

— Может быть, у вас найдется для меня работа? Я могу мыть санузлы, натирать паркет, чистить ковры…

— А пищу готовить?

— Пищу?.. Этого мне никто не доверит.

Светозаров вырвал из блокнота листок, записал Ие свой телефон и попросил позвонить в десять утра.

Надежда избежать публичного дома преобразила Ию. Она красивым жестом поправила шапочку, одернула кофточку и сияющими глазами посмотрела на Светозарова.

 

III

Специалисты Советской закупочной комиссии ожидали падения акций на бирже уцененных станков и оборудования. Андрей Кулиш иногда позванивал. Светозаров старался запасаться терпением, но все оставалось по-прежнему. Коммерсанты фирмы Джойса, встречаясь со Светозаровым, были озабочены одним: оттяжкой поставок. Один раз мистер Джойс вроде бы заикнулся о продаже уцененного оборудования оптовому покупателю и сразу начал о другом:

— Мистер Светозаров, почему так скоро вышли из строя проданные Советскому Союзу станки нашей фирмы?

— Ваши станки работают в сутки шестнадцать часов, наши — двадцать четыре.

— Но наши станки за это время износились на двадцать — тридцать процентов.

— Износ станка зависит от нагрузки.

— Советские металлисты работают лучше?

— Выдают продукции в два раза больше.

Мистер Джойс умолк. Светозаров снова потребовал подписать договор на поставку запасных деталей. Коммерсанты предложили перенести деловую встречу с пятницы на понедельник. Светозаров попытался продолжить разговор. Не вышло.

По дороге из Детройта в Нью-Йорк Светозаров заехал на биржу.

— Акции Джойса упали на десять процентов!

— Верно?

— Плохо следите за прессой. — Андрей Кулиш вручил Виктору газету. — Прочтите объявления на первой полосе.

Светозаров схватил газету и заторопился ехать в Нью-Йорк.

— Мистер Светозаров, — окликнул Кулиш. — Я хотел… Мой труд приносит вам экономию…

— Вы о деньгах?

— Мне срочно нужны триста долларов. Я отработаю честно. Тут намечается еще одно крупное дело.

— Какое?

— Будете платить?

— Выгодное дело?

— Миллионы! — в глазах Кулиша заплясали чертики. — Миллионное дело!..

— Хорошо. Угощаю вас столичной.

— Послушайте. — Кулиш предложил Светозарову стул. — Помните, мы говорили об алмазах?

— Помню.

— Завтра одна фирма объявляет продажу акций на семь миллионов. Акции продержатся недели две-три и начнут падать. Вы можете их скупить и продать с огромной прибылью.

— Мы подумаем.

— За успех ручаюсь головой! — заверил Кулиш. — Только вам придется кое-кому уплатить…

— Это не в моей компетенции, — твердо заметил Виктор.

— Могу назвать цифру! — торопился Кулиш, с надеждой поглядывая на Светозарова.

— Преждевременно!..

— Слово коммерсанта! Если бы я имел сто тысяч долларов, я бы на все купил акции.

— И не боитесь прогореть?

— Жалею, что мало наживу.

— Спасибо за совет. Мне пора ехать.

— Надеюсь, вы успели отобрать нужное оборудование и станки?

— Завтра увидим.

В гостиницу Виктор вернулся только в десятом часу вечера. Из Детройта он заехал в контору Советской закупочной комиссии и, узнав о неожиданном согласии фирмы Джойса продать Советскому Союзу на пятьсот тысяч долларов запасных деталей, воскликнул:

— Победа, братцы! Победа!

— Да ты толком объясни, — попросили Виктора друзья. — Какая победа?

— Завтра американцы нам предложат купить уцененное оборудование и станки. Прочтите, о чем пишет эта газета.

— Приглашение на деловую встречу мы действительно получили, — подтвердили инженеры. — Но о продаже оборудования и станков мистер Джон Джойс ничего не говорил.

— Завтра предложат, — предсказал Светозаров. — Мы должны выиграть большое сражение.

План действий советские специалисты обсудили до мелочей, наметили по копии описи, какое стоит закупить оборудование, станки, прикинули, что из запасных деталей, которые фирма Джойса наконец согласилась продать, можно собрать семьдесят новых станков, и только тогда разъехались по гостиницам.

Наташа встретила Виктора улыбкой. Ее радости, казалось, не было границ. Она с восторгом рассказывала о первом дне работы, перечисляла сотрудников закупочной комиссии, которые побывали у нее на приеме, но больше всего гордилась домработницей:

— Посмотри, как Ия выстирала белье! А полы… Полы у нас сияют, как зеркало!

— Молодец, курносая! Наши дела тоже поправляются.

— Виктор, Ия с матерью живут в подвале. Старушке нельзя находиться в сыром помещении. Ты не обижайся, я Ие выплатила зарплату авансом. Они снимут сухую комнату и будут по-человечески питаться.

— Ребята привыкают к ней?

— Еще как! Нам надо решить вопрос с Марийкиной учебой. Не хочется мне определять ее в школу русских эмигрантов. Там учатся дети бывших благородий, сиятельств, светлостей…

— Что ты предлагаешь?

— Нанять преподавателя.

— Домработница… Преподаватель…

— Моей зарплаты хватит на домработницу и преподавателя. На твою будем жить.

— Да я не об этом. Мы тут прямо по-господски размахиваемся. А сколько сейчас в России людей не имеют даже крыши над головой…

Наташа вздохнула и тихо всхлипнула.

 

Глава девятая

 

Мистер Джон Джойс, покачиваясь в мягком кресле, старался говорить спокойно, но его выдавали бледность и чуточку дрожащий голос. Он часто затягивался голубоватым дымком сигары и снова говорил об Америке как о надежной союзнице Советской России, о симпатии рядовых американцев и правящих кругов к русскому народу, намекал об открытии второго фронта и бросал быстрые, пронизывающие взгляды в сторону Светозарова.

«Сегодня ты по-другому запел, — радовался Виктор. — Выкладывал бы карты на стол — и точка!»

— Коммерсанты нашей фирмы, — перешел к делу мистер Джойс, — обещали подумать о конкретной помощи Советскому Союзу. Мы понимаем: восстановить вам промышленность без нашей помощи невозможно. Вы, мистер Светозаров, много раз обращались к нам с просьбой заключить торговую сделку. Мы все предложения приняли к сведению, посоветовались и должны вас огорчить…

«Неужели опять начнут волынить? — встревожился Светозаров. — Если стараются набить себе цену — дураки! Если нашли какую-то лазейку, наши дела плохи».

Мистер Джойс опрокинул в рот стопку коньяку, лениво пососал золотой ломтик лимона и с прежней нудностью продолжил свою речь.

— Наша фирма выполняет сейчас государственный заказ, — подчеркнул он. — Госзаказ оплачен авансом, и фирма обязана его выполнить в срок. Если бы вы пораньше обратились к нам с деловыми предложениями, мы бы подумали, как вам помочь. В настоящее время продать Советскому Союзу, несмотря на его платежеспособность, новое оборудование и станки мы не можем.

«Сейчас ты заноешь по-другому! — догадался Светозаров. — И начнется настоящий бой».

— Мы не хотели вас огорчать таким ответом, — продолжил мистер Джон Джойс. — Но мы все же нашли выход из положения. Наша фирма, отказав другой державе, решила продать вам уцененное оборудование и станки. Мы надеемся: Советский Союз достойно оценит нашу помощь и расплатится наличными.

«Вот и спета твоя песенка! — улыбнулся Светозаров. — Сигнал к атаке подан!»

— Какой вы располагаете суммой? — уточнил мистер Джойс. — Опись оборудования и станков вы получите после перерыва.

— Мистер Джон Джойс, — напомнил Светозаров, — первым вопросом мы должны уточнить сроки поставок Советскому Союзу запасных деталей.

— Этот вопрос можете считать решенным.

— Всякое соглашение вступает в силу после подписания договора.

— Подпишем… Подпишем… После обеда подпишем!

Виктор Светозаров понимал, что мистер Джойс старается оттянуть время, чтобы еще раз взвесить, еще раз продумать торговую сделку. Торопить коммерсантов он не собирался, но и упускать момент, когда торговая сделка была почти выиграна, ему тоже не хотелось.

«Победить их можно только выдержкой, — успокаивал себя Светозаров, приглядываясь к мистеру Джойсу. — Нажимом можно испортить все дело».

Коммерсанты и деловые люди фирмы Джойса с обедом явно торопились. Виктор Светозаров, сидя за столом, загляделся в распахнутое окно и почему-то начал вспоминать своего учителя Пятуню, отца, мать… Воспоминания уносили его в Москву, где все было чисто свое, чисто русское. Окажись он сейчас среди друзей, ему не надо было бы сжимать нервы в кулак, стараться разгадывать мысли других, до мелочей продумывать каждое свое действие…

Позвякивание ножей, вилок и звон бокалов за столами затихали. Коммерсанты неторопливо поднимались из мягких кресел, лениво потягиваясь, раскуривали сигары и о чем-то тихо переговаривались.

Грубоватый голос мистера Джойса прервал воспоминания Виктора. Он встал из-за стола и направился в зал заседаний.

Второе заседание мистер Джойс открыл с наигранным спокойствием и такой самоуверенностью, точно фирма на самом деле спасает Советский Союз от неминуемой катастрофы. И делает это потому, что Америка является самым надежным союзником Советской России в борьбе с фашистской Германией. После речи главы коммерсантов выступил Светозаров. Он сдержанно поблагодарил торговых партнеров, заметил, что Советская Армия изгнала фашистов из Украины, Крыма, Белоруссии, сообщил о начале восстановительных работ на Минском автозаводе и, делая упор на намерениях Советской России еще в больших масштабах развернуть международную торговлю, заявил:

— Мы ознакомились с описью уцененного оборудования и станков. Ваша продукция имеет двадцать — тридцать процентов износа, но, несмотря на это, мы готовы закупить ее на пять миллионов долларов с учетом сегодняшнего курса акций.

— Позвольте, — возразил мистер Джон Джойс, — наше оборудование и станки стоят пять миллионов шестьсот тысяч долларов.

— Это цена двухдневной давности.

Коммерсанты, не ожидая такой осведомленности Светозарова, немного растерялись.

— Наши акции упали на двенадцать процентов только потому, — взвизгнул кривоногий толстячок, — что фирма отказала в торговой сделке другой державе.

«Началось! — облегченно вздохнул Светозаров. — Побушуйте! Побушуйте!.. Сегодня ваша карта будет бита!»

Мы, как ваши союзники, — продолжал наступать кривоногий толстячок, — предвидели падение курса акций. Но, рассчитывая на оптового покупателя, не придавали этому значения. Наоборот, мы даже позавчерашним числом составили проект договора, вчера проверили его точность, сегодня сделали последнюю корректуру текста, цифр и пригласили вас для заключения торговой сделки.

— Это факт! — поддержал толстячка мистер Джон Джойс. — Нам необходимо было определить процентный износ нашего товара, сделать скидку в ценах, уточнить общую стоимость…

«Врут и не краснеют! — торжествовал Светозаров. — Продолжайте!.. Продолжайте!..»

Коммерсанты и деловые люди фирмы Джойса, борясь за свою выгоду, три часа вели наступление на представителей Советской закупочной комиссии, а когда начали выдыхаться и чаще прикладываться к спиртному, Виктор Светозаров нанес новый удар.

— Согласно правилам торговли, — заявил он, — мы, как оптовые покупатели, должны получить еще одну льготу: пятипроцентное снижение цен на товар.

— Мистер Светозаров! — взвился бесом кривоногий толстячок. — Это с вашей стороны… это не по-джентльменски. Вы предлагаете фирме потерять еще двести пятьдесят тысяч долларов! Итого мы теряем восемьсот пятьдесят тысяч долларов!

— Мы действуем согласно правилам торговли, — повторил Светозаров. — Все по закону: вы — продаете, мы — покупаем.

Мистер Джойс после первого перерыва объявлял еще два, уходил с коммерческими тузами в отдельную комнату, вызывал то одного, то другого делового человека фирмы и, не скрывая раздражения, вопил:

— Русский волкодав хватает нас за горло! Предлагайте для вида продать товар другой державе! Фабрикуйте запросы, письма, телеграммы! Действуйте!..

Коммерсанты сопротивлялись с удвоенной силой, призывали, как говорится, в свидетели и бога и людей, что фирма, несмотря на убытки, выручает из беды Советскую Россию, желает ей быстрее восстановить промышленность, согласна и впредь развивать торговые отношения, но принять все предложения Советской закупочной комиссии никак не может. Когда коммерсанты убедились, что их потуги тщетны, выступил мистер Джон Джойс.

— Мы хотели оказать Советской России добрую услугу, — начал заверять он. — Фирма для этого сделала все возможное. Теперь мы убеждены, что ошиблись в оптовом покупателе. — Мистер Джойс взглянул на кривоногого толстячка. Тот поспешно вынул из портфеля какие-то бумажки. — Да, мы ошиблись. Фирма кроме Советского Союза имеет еще пять оптовых покупателей и десятки розничных. Вот письменные и телеграфные запросы наших торговых партнеров.

«Последний бросок, — определил Светозаров. — Пора наносить сокрушительный удар».

— Мистер Светозаров, вы желаете послушать деловые предложения наших торговых партнеров?

Виктор молчал.

— Вам зачитать эти предложения?

Виктор молчал.

— Я… Мы… Мы предлагаем вам послушать эти предложения.

Виктор Светозаров тактично прервал выступление мистера Джойса, поблагодарил коммерсантов, деловых людей фирмы за теплый прием, высказал уверенность, что торговые связи Советского Союза с фирмой Джойса будут укрепляться еще больше, и спокойно закончил:

— Если вы не согласны с нашими предложениями, мы закупим уцененное оборудование и станки другого завода.

Последние слова Светозарова посеяли среди коммерсантов панику. Они заговорили все сразу: обвиняли Светозарова в недозволенных приемах ведения торговой сделки, поражались его осведомленности, тужили о напрасно потерянном времени… Виктор Светозаров вежливо поклонился коммерсантам и с невозмутимым спокойствием нанес последний удар:

— Если фирма не желает терпеть еще больших убытков, пора закончить торговую сделку и подписать договоры.

— Без пятипроцентной скидки, — согласился мистер Джойс. — Кто подпишет договор с вашей стороны?

— Подпишем только на наших условиях! — тверже заявил Светозаров. — Мы не вымогаем у вас скидки. Мы ее требуем как оптовые покупатели согласно правилам торговли.

Мистер Джойс осушил две стопки коньяку, третью выцедил, пробурчал что-то под нос и, уставившись холодными глазами на Светозарова, выругался. Коммерсанты, поддерживая его под руки, объявили, что главный радетель взаимовыгодной торговли решил провести свое совещание.

— Взял!.. Взял нас русский волкодав за горло! — пылил мистер Джойс на совещании с доверенными людьми. — Мы горим! Мы теряем восемьсот пятьдесят тысяч долларов! Позор! Вы не умеете работать!..

Советчики всячески пытались успокоить своего лидера, предлагали ему воздержаться от спиртного… Он выпил еще две стопки коньяку, сбросил с плеч пиджак и, желая показаться победителем, подчеркнул:

— Слава фирмы для нас превыше всего! Я подписываю договор!

Выпив еще стопку коньяку, он вышел в зал деловых встреч с высоко поднятой головой и потребовал договор.

— Вначале подпишите договор на продажу запчастей, — напомнил Светозаров.

— Я прошу договор на уцененное оборудование и станки.

— Мы предлагаем подписать первый.

— А если я не желаю? Вы слышите меня, мистер Светозаров?

Виктор положил на стол первый договор.

— А если я не подпишу? — ломался мистер Джойс, желая, чтобы его попросили еще раз. — Не подпишу, и все!

— Мы купим уцененное оборудование и станки другого завода.

— Точно?

— Последнее наше слово.

Мистер Джойс поставил на первом договоре подпись и потребовал второй. Виктор предложил внести в последнюю графу второго договора бесплатную упаковку оборудования и станков, доставку в порт и погрузку на советские суда.

— Хорошо! — огрызнулся мистер Джон Джойс. — Мы делаем это потому, что Америка является союзницей Советской России в борьбе с фашистской Германией.

После подписания договоров Виктор Светозаров, соблюдая правило этикета, пригласил полусонных коммерсантов и деловых людей фирмы Джойса на ужин.

— Какой ужин? — удивился мистер Джойс. — Время пять часов утра!

Виктор Светозаров облегченно вздохнул и, вспомнив о предложении Андрея Кулиша скупить акции на алмазы, решил посоветоваться с Москвой.

 

I

План купли-продажи алмазов Москва одобрила. Успех торговой сделки обещал приличный доход. Но никто не мог гарантировать удачу. Алмазы для советской промышленности в те годы были нужны не меньше, чем станки и кузнечно-прессовое оборудование. Но средствам средств производства придавалось самое важное значение.

Коммерсанты и деловые люди фирм Джойса и Биларда по-прежнему искали оптовых покупателей на свою продукцию. Больше всех к этому стремился мистер Уоллес Билард. Когда его фирма полностью рассчиталась по договорам с Советской Россией, он приехал в Советскую закупочную комиссию. Виктор Светозаров не боготворил миллионера, но считал порядочным торговым партнером. За чашкой черного кофе мистер Билард от души поздравил Светозарова с победой на фирме Джойса и, потирая сухие ладони, заметил:

— Вы, наверное, сейчас думаете о цели моего визита?

— Мы снова можем оказаться друг другу полезными.

Мистер Билард изучающе посмотрел на Светозарова.

— Советская Армия полностью освободила нашу Родину от фашистов, — сказал Виктор.

— Я это знаю.

— Надеюсь, теперь не сомневаетесь в нашей победе?

— Я и не сомневался.

— Ваше слово, мистер Билард.

— В кредит?

— Сделка должна остаться между нами.

— Понимаю. Наличие средств вам позволяет увеличить еще закупки. Вы отлично знаете мои принципы…

— Два процента по кредиту вас устраивают?

— Сроки?..

— Три года.

— Я подумаю.

— Тайна кредита остается между нами.

— Как продажа запчастей. Я понимаю: очередным договором с нашей фирмой вы нанесете удар Джойсу.

— Ваша фирма на этом убытков не понесет.

— На какую сумму предлагаете договор?

— На пять миллионов.

— Запасные детали?

— И одношпиндельные токарно-винторезные станки.

— Вы это делаете с прицелом, чтобы добиться от фирмы Джойса продажи восьмишпиндельных станков? Но эти станки отнесены к разряду ограниченных товаров. Интересно, как вы обойдете этот закон?..

Мистер Билард расстался с Виктором, как с лучшим другом. Светозаров проводил его до автомашины, открыл дверцу и, передав привет от. жены, сказал, что Наташа, как врач, хотела бы оказать мистеру Биларду услугу.

— Это может обидеть моего профессора. Но я… Я в принципе согласен. Завтра пришлю за миссис Натальей автомашину.

Попрощавшись с миллионером, Виктор вернулся в кабинет и позвонил Наташе.

— Я должна лечить Биларда? Виктор, тебе не кажется, что ты стал жить по-американски? То возишься с Кулишом, теперь мистера Биларда обхаживаешь, завтра еще что-то придумаешь…

— Ты это брось! — вспылил Светозаров. — Эти люди нам нужны…

— Для дела? — прервала Виктора жена. — Тут ты прав. Но мне как-то неприятно сидеть с ними рядом.

Разговор с женой у Виктора получился грубоватый, с оттенком усталости, но усталости не от работы, эта усталь скорее рождалась из разных понятий одного и того же дела. Светозаров пообещал Наташе «домашнюю профилактику». В ответ на это услышал истину, что он, кроме коммерции, ничего не стал замечать в жизни.

«Да, я сейчас живу коммерцией, — соглашался Виктор. — Я ничего другого вокруг не вижу и не имею права замечать! Россия в руинах, в пепелищах, в крови… Я здесь такой же солдат Родины, как миллионы тех, кто с оружием в руках бьется за победу. Они, кроме победы, тоже ничего не желают видеть, и ни о чем, кроме победы, не думают…»

Телефонный звонок оторвал Виктора от горьких размышлений. Два слова, услышанные вчера на бирже, заставили его загореться очередной коммерческой операцией. Скупить акции на алмазы по самой дешевой цене и продать их втридорога для Виктора стало не только стремлением — приказом разума и сердца.

 

II

Тишина, теплый летний вечер, глуховатый и успокаивающий рокот океана. Андрей Кулиш был возбужден, как охотник, поджидающий приближение солидной дичи. Говорил торопливо, полушепотом:

— Завтра утром курс акций на алмазы упадет на пять процентов. Это… Это четверть миллиона! Сделать в один день такой капитал — мечта моей жизни!

— Да, но вы мечтаете о невозможном! — сказал Светозаров.

Виктор, мысленно прикидывая выгоду торговой сделки, думал о сроках. Ему хотелось эту операцию закончить пораньше, на вырученные доллары закупить станки самой новейшей конструкции, быстрее отправить их на Родину и на одной из деловых встреч с коммерсантами скромненько заявить: «Россельмаш выдал первый комбайн».

— Мистер Светозаров, — умолял Кулиш, — одолжите под проценты десять тысяч долларов. Я прибавлю к ним своих пять и через месяц удвою эту сумму. Такого момента в моей жизни может не повториться.

— Распоряжаться государственными деньгами я не имею права. Они принадлежат нашему народу.

— Народ!.. Народ!.. — канючил Кулиш. — Мы тоже люди.

— И еще я хочу вас предупредить…

— В чем?

— В погоне за наживой не теряйте головы.

— Я об этом как-то не задумывался, — признался Кулиш. — В Америке победителей не судят.

— Китов! Но вы еще даже не рыбешка. Довольствуйтесь тем, что имеете. Иначе вас постигнет судьба Выдыбая.

— Мистер Светозаров, вы знали Выдыбая? — нахохлился Кулиш. — Но он погорел за торговлю наркотиками.

— Ваш отец наркотиками, как известно, не торговал…

— Он просто был дурак. Если бы мне в руки попали его капиталы…

— Скажите, откуда у вашего отца появилось золотишко?

— Кучером был у одного помещика. Тот собрался бежать на тачанке за границу…

— И не доехал?

— Тогда отец с его капиталом сам решил бежать в Америку.

Три часа в ресторане «Белые березы» для Светозарова были мучительным раздумьем. В разговоре с Андреем Кулишом он искал ключик к замку гарантии. Скупить акции на бирже особого труда не представляло. Алмазы продавала частная фирма, потерпевшая крах. Советская закупочная комиссия могла действовать без ограничений, действовать открыто, пользуясь льготами оптового покупателя. Но кто мог дать гарантию, что акции на алмазы возрастут через две-три недели?

«А если все получится наоборот? — задумывался Виктор. — Что тогда делать? Какие тогда принимать меры?»

Планы один за другим рождались в голове Виктора. И все они были заманчивыми, порой даже дерзкими, но противоречивыми, заставляли все десятки раз взвесить, прикинуть неожиданные просчеты, наметить тактические отступления, посоветоваться с Москвой…

В гостиницу из ресторана Виктор вернулся расстроенным, но полным решимости одержать еще одну победу в торговой сделке. Утром он проснулся рано, наскоро умылся, оделся и спустился с третьего этажа в огромный холл. Бойкие продавцы утренних газет сообщали свежие сенсации. Виктор купил номер «Биржевых ведомостей» и, прочитав на первой полосе данные о падении курса акций на алмазы, решил немедленно ехать на биржу.

Хозяева потерпевшей крах фирмы старались казаться гордыми и недоступными. Коммерсанты и деловые люди Нью-Йорка неторопливо попивали виски, курили сигары и обращались с владельцами алмазов, как врачи с безнадежно больными. Виктор Светозаров в разноликой толпе видел настоящих покупателей и тех завсегдатаев деловых встреч, которые являются на подобные сборища с пустыми карманами, но ведут себя так, словно представляют самую серьезную опасность для тех, кто больше думает о выгодной сделке, чем о ней говорит.

Знакомые Виктору коммерсанты поинтересовались целью его визита и, услышав в ответ ничего не говорящее слово «прицениться», расспрашивали о деловых сделках на фирмах Биларда и Джойса.

— Не та пошла торговля, — тужил Светозаров. — До войны Советская Россия располагала большими капиталами.

— О да! — соглашались коммерсанты. — Мы и так удивляемся платежеспособности Советского Союза.

— Если бы нам продали эти алмазы в кредит лет на десять, — продолжал прибедняться Светозаров. — Мы бы подумали.

— В кредит?! Мистер Светозаров, вы большой шутник!

Коммерсанты, подхватив шутку Светозарова, предлагали хозяевам акций «самую выгодную сделку» и, наслаждаясь остроумием, чувствовали себя в три раза сильнее. Виктор Светозаров попытался уточнить, что заставило фирму продавать алмазы. На его вопрос никто толком не ответил. Одни говорили, что хозяева фирмы обанкротились из-за низкой добычи, другие утверждали, что акционеры нашли более выгодное дело, третьи больше рассуждали о градусах виски.

На третий день торга акции на алмазы упали еще на пять процентов. Коммерсанты смотрели на это событие, как на законное явление, но торговых сделок никто не предлагал. Светозаров, познакомившись с одним акционером, спросил, не продает ли фирма механические мастерские. Акционер больше тревожился о сбыте алмазов. Виктор, объясняя ему, что Советская Россия нуждается в металлообрабатывающих станках, осторожно поинтересовался причиной плохого торга. Акционер, переживая о потере со своего миллиона десяти процентов, вспомнил золотое времечко, когда государство не только скупало продукцию фирмы, но даже предоставляло беспроцентные кредиты для расширения дела.

— Торговать с государством, конечно, выгоднее, — посочувствовал Светозаров и опять свое: — Мы бы купили у вас металлообрабатывающие станки…

Акционеру интересы Светозарова показались пустыми, и он поторопился прервать беседу с «чудаковатым» джентльменом.

Пятый день торга немного расшевелил коммерсантов. Фирма, вопреки прогнозам, снизила курс акций еще на десять процентов. Светозаров провел на бирже около двух часов, стараясь выделить конкурентов, и пришел к выводу, что оптового покупателя на алмазы пока нет. Коммерсанты и деловые люди представляли частные фирмы.

«Мелкая сошка. Вот если на горизонте появятся дельцы государственных предприятий, тогда ухо держи востро».

Раздумывая о торговой сделке, Светозаров решил съездить к старому Биларду и склонить того на кредитный договор.

«Вдруг придется придержать алмазы на два-три месяца, — рассудил он. — Специалисты будут принимать и отправлять в Россию станки, я стану выколачивать с фирмы Джойса запасные детали и спокойно дожидаться повышения курса акций».

Мистер Уоллес Билард обрадовался приезду Светозарова, познакомил его с Гарри Постом, которого Виктор помнил еще по первому приезду в Америку, и растроганно заявил:

— Миссис Наталья — колдунья! Ее настойки из черной рябины побеждают мою болезнь. Это чудесное лекарство! Как нам достать еще свежей рябины?

— Сделаем. Я дам в Москву телеграмму.

— Да, я о кредите подумал. — Старый Билард пригласил Виктора и гостя в кабинет. — Мистер Светозаров, какую кроме процентов получит выгоду моя фирма?

Виктор Светозаров, готовясь к беседе, побывал во всех цехах фирмы Биларда, где интересовался не столько конструкцией новых станков, сколько технологией обработки металла.

«Резцы и фрезы быстро изнашиваются, — жаловались ему американские рабочие. — Скорости бешеные, сталь углеродистая…»

«В погоне за долговечностью станков и производительностью труда, — сделал тогда выводы Светозаров, — старый Билард опять допустил потерю машинного времени. Он, конечно, вот-вот спохватится и начнет искать выход из тупика. Надо ему предложить наши резцы и фрезы».

— Я жду ответа. Мистера Гарри Поста не стесняйтесь. Он мой старый друг. Да, вы можете его поздравить. Мистер Гарри Пост возглавил государственную фирму по разведке нефтеносного района.

— Возраст фирмы? — поинтересовался Светозаров и себе на уме: «Если фирма только приступает к делу, акции на алмазы мгновенно возрастут. Ведь для буровых работ потребуются алмазные коронки».

— Младенческий. Я вчера получил пост генерального директора.

— Вы нефтяник?

— Коммерсант. Моя задача обеспечить фирму оборудованием.

— Финансирование обеспечено?

— О да! У нас на счету — миллионы!

— Мистер Светозаров, продолжим наш разговор, — попросил старый Билард.

— Вас интересует выгода?

— Конечно.

— Ваша фирма снова теряет уйму машинного времени.

— Серьезно?

— Да.

— Приспособления?

— Нет, другое.

— Именно?

— Купите у нас резцы, фрезы, и ваша фирма по производительности труда обгонит фирму Джойса.

— Верно?

— Слово коммерсанта. Сумма вашего кредита?

— Запасные детали?

— И одношпиндельные токарные станки.

— Два миллиона.

— Четыре.

— Два.

— Четыре.

— Я — человек слова.

— Я — дела.

— Три!

— И на пятьсот тысяч долларов запасных деталей.

— Когда моя фирма приобретет ваши резцы и фрезы?

— После торговой сделки.

— Договор подпишем завтра.

Мистер Гарри Пост, молчавший во время беседы Светозарова с Билардом, неожиданно спросил, какими товарами кроме леса торгует на мировом рынке Советская Россия. Вопрос генерального директора молодой фирмы Виктору показался не случайным, и он уточнил:

— Вас, конечно, интересует буровое оборудование?

— В первую очередь цельнотянутые трубы разных диаметров, — подтвердил мистер Гарри Пост. — Но этих товаров у вас, пожалуй, нет.

— Я запрошу Москву.

— И заодно поинтересуйтесь наличием алмазов.

— Хорошо… Хорошо, — заторопился Светозаров. — Извините, меня ждут дела. Итак, мистер Уоллес Билард, до завтра. Всего хорошего, мистер Гарри Пост.

Машину Виктор гнал на большой скорости. После разговора с мистером Гарри Постом он понял: нельзя терять ни минуты. На бирже Андрей Кулиш сообщил ему новость: два коммерсанта предлагали акционерам торговую сделку на сто тысяч долларов.

— Результаты?

— Пустая говорильня.

— Акционеры здесь?

— Собираются в Вашингтон.

— Пригласите их к нам на беседу.

— Завтра курс акций упадет еще на пять процентов…

— Пригласите их на беседу.

Андрей Кулиш вернулся быстро. Виктор догадался, что акционеры дали согласие на встречу.

— Сейчас поедут к вам, — подтвердил Андрей Кулиш. — Мне можно поприсутствовать?

— На стороне акционеров?

— Мистер Светозаров! — Кулиш невинными глазами уставился на Виктора. — Неужели вы думаете…

— Тогда вы не коммерсант.

Виктор Светозаров сел в машину и быстро укатил в резиденцию Советской закупочной комиссии.

 

III

Коммерсанты частных фирм две недели атаковали Советскую закупочную комиссию и выражали готовность купить алмазы даже без льгот, установленных общеизвестными правилами торговли. Виктор Светозаров так устал от коммерческих предложений, что вынужден был солгать: «Торговая сделка закончена». Его заявление послужило той каплей, которая переполнила чашу американского терпения. Первым после заявления Светозарова в Советскую закупочную комиссию примчался мистер Гарри Пост.

«Вот это другое дело! — воспрянул духом Светозаров. — Операция началась!»

Мистер Пост решил показать возглавляемую фирму лицом.

— В большом деле скупиться не стоит! — заявил он. — Цена ваших акций и номер расчетного счета?

— Пятнадцать миллионов.

— Я готов подписать договор и кое-что накинуть. Разумеется, прибавку сделаю под одно дельце. Не беспокойтесь, моя щедрость вас почти не обязывает. Видите ли, мистер Уоллес Билард — мой старый друг. Он помог мне стаять генеральным директором государственной фирмы…

— Благодарю за щедрость, но я не имею права подписать договор.

— Почему?

— Только товарообмен.

— Да-а, — задумчиво произнес мистер Пост. — Я понимаю ваш ход. Правильно действуете. Кстати, мистер Уоллес Билард приглашает нас на ужин.

Надеюсь, кроме ужина состоится доверительная беседа?

Мистер Пост улыбнулся. Виктор понял: старый Билард, предвидя победу Советской закупочной комиссии, будет стараться хорошенько погреть на этом деле руки.

— В шесть вечера, — повторил мистер Пост. — Мой старый друг будет очень рад.

Виктор Светозаров за столом у старого миллионера, как никогда, много шутил. Хозяин дома, наливая ему в бокал вина, признавался:

— Я считал себя хорошим коммерсантом, но перед вами сдаюсь. Да, да!.. Уж если вам удалось… Короче, одна частная фирма согласна с вами на товарообмен. Она, правда, станки не производит, но вы этому не удивляйтесь.

— Все это хорошо, — вздохнул Светозаров, — но у нас в России есть хорошая пословица: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».

— Вы уже перепрыгнули, — поддержал старого Биларда мистер Пост. — Мой визит к вам сказал все.

— Ничего не понимаю, — признался Светозаров.

— Вопросы товарообмена, — улыбнулся Пост, — вы будете решать с частной фирмой мистера Олдриса. Эта фирма, как сказал мистер Уоллес Билард, станков не производит, но для бурения скважин ей очень нужны алмазы…

— Где же она возьмет станки? — поинтересовался Светозаров.

— Секрет коммерсантов! — улыбнулся мистер Пост. — Если желаете одержать победу, требуйте с мистера Олдриса станки только мистера Уоллеса Биларда. Надеюсь, вы меня поняли?

Светозаров облегченно вздохнул.

— Товарообмен, — продолжал мистер Пост, — вы проведете на высшем уровне. Мы, старые коммерсанты, в этом уверены.

— Вашими бы устами да мед пить, — вздохнул Светозаров. — Если мы добьемся успеха, Советская закупочная комиссия изъявит желание получать станки только фирмы мистера Уоллеса Биларда.

— Я предлагаю тост за две победы! — мистер Пост поднял бокал. — Вашему успеху помогут наш авторитет и связи.

— Это точно, — подтвердил старый Билард, поглядывая на приунывшего Роберта. — Пусть наш уговор не покажется вам… Частный капитал, мистер Светозаров, в условиях нашей системы сохраняется и множится, когда его владелец при любой обстановке остается коммерсантом.

Роберт Билард, нехотя пригубив бокал, закурил сигару. Будущего наследника фирмы угнетала второстепенная роль при решении коммерческих вопросов, ставившая в положение той ищейки, которую опытные охотники слишком долго натаскивают на след.

— Именно коммерсантом, — подчеркивал старый Билард. — Если владелец частного капитала не выдержит конкуренции, его дела терпят крах. Я, мистер Светозаров, как говорят в России, дважды чуть не вылетел в трубу.

После ужина, как только Светозаров уехал в гостиницу, а мистер Пост отправился в Вашингтон по делам возглавляемой фирмы, старый Билард достал из книжного шкафа один из томов Владимира Ильича Ленина и, отыскав нужную страницу, посоветовал сыну внимательно прочесть. Роберт возразить отцу не осмелился, но читать внимательно помеченную закладкой страницу не стал. Он по отдельным строчкам смутно уяснил, что Ленин говорит о мирном сосуществовании двух различных систем, и, отложив книгу на край стола, удивился:

— Отец, я не понимаю твоей цели. Неужели ты хочешь заставить меня преклоняться перед идеалами русских?

— Мой мальчик, — вздохнул старый Билард. — Ты очень медленно взрослеешь. Пока ты не изучишь до тонкостей политэкономию социализма, не расширишь свой политический кругозор с учетом марксистско-ленинских теорий — коммерсантом тебе не быть. Да, не быть! Вот Ленин говорит о мирном сосуществовании двух различных систем. По-моему, это тот документ, на который можно опереться и вести выгодную торговлю.

— Неужели? — переспросил Роберт.

— Мой мальчик, дела нашей фирмы за последнее время значительно понравились благодаря торговым сделкам с Советским Союзом. Представь себе такой факт: фирма завтра терпит крах. Ты думаешь, наше государство обеспечит фирме финансирование? Ты думаешь, оно предоставит для поправки наших дел выгодный кредит? Нет, мой мальчик! Владелец частного капитала сам должен заботиться о себе. Только сам. Как он этого добьется? Это уже зависит от его личной инициативы, помноженной на политический кругозор.

Старый Билард, прохаживаясь по залу, добрый час втолковывал сыну причину успехов фирмы. Когда Роберт пытался в чем-либо возражать, миллионер еще больше злился, точно готовился к прыжку, и срывающимся голосом выкрикивал:

— Мой мальчик, ты очень… очень медленно взрослеешь!..

 

Глава десятая

Молодой бизнесмен в золотом пенсне, посовещавшись с деловыми людьми фирмы Олдриса, предложил Советской закупочной комиссии продать алмазы согласно возросшему курсу акций.

— Только товарообмен, — поставил условия Светозаров.

— На товарообмен у вас нет партнеров, — заметил молодой бизнесмен. — Вы напрасно теряете время.

— Только товарообмен на взаимовыгодных условиях, — повторил Светозаров.

— Хорошо, — насупился молодой бизнесмен, — вы можете получить на пятнадцать миллионов уцененного оборудования и станков.

— Только новые станки. Партнеры на товарообмен у нас уже есть.

— Кто?

— Коммерческий секрет.

Молодой бизнесмен поправил золотое пенсне, что-то шепнул рядом сидящему человеку. Тот нырнул в маленькую комнату и, вернувшись обратно, положил на стол какую-то бумагу.

— Но вас не очень устраивают одношпиндельные токарно-винторезные станки той державы, с которой вы ведете переговоры по товарообмену, — заявил молодой бизнесмен. — Вот сообщения наших коммерсантов.

Светозаров позавидовал американской осведомленности и сделал ход конем:

— Конечно, восьмишпиндельные токарно-винторезные станки мистера Уоллеса Биларда лучше, но мы будем вынуждены…

— Это ваше последнее слово?

— Я не слышал вашего ответа.

Молодой белобрысый бизнесмен пошептался с доверенными людьми и, подчеркивая свои огромные полномочия, спросил:

— Перечень товарообмена у вас готов?

— Сто восьмишпиндельных токарно-винторезных станков.

— Это все?

— Плюс сто в кредит.

— В кредит?!

— Беспроцентный. На три года.

— Позвольте, кто же предоставляет кредиты воюющей державе? Этот вопрос может решить только правительство с учетом политической обстановки.

— Я — коммерсант и вопросов политики не касаюсь, — с наигранной независимостью ответил Светозаров. — Советская закупочная комиссия подпишет договор товарообмена только на таких условиях.

— Вам не кажется, что вы диктуете свою волю?

— В этой коммерции каждая сторона преследует свою выгоду.

— Будем рассуждать по-хозяйски: одношпиндельные токарно-винторезные станки потребуют в восемь раз больше рабочей силы, в восемь раз больше производственных площадей…

— Конец войны высвободит у нас миллионы рабочих рук, — с деловым спокойствием напомнил американцам Светозаров. — Производственных площадей у нас достаточно. Я предлагаю решать вопрос товарообмена.

— Или?

— Алмазы будут отправлены в Советский Союз.

В огромном прохладном зале наступила тишина. Коммерсанты задымили сигарами. Виктор Светозаров с небывалым волнением ожидал результатов торговой сделки. Ему порой казалось, что он допустил грубейшую и непростительную ошибку, потребовав беспроцентный кредит на пятнадцать миллионов. Такие вопросы он обязан был согласовывать с Москвой. Но первые сомнения Светозарова быстро развеялись.

«Я поступил правильно, — успокаивал себя Виктор. — Такого момента может не повториться. Необходимость заставит американцев пойти на уступки».

— Мистер Светозаров, — объявил дрогнувшим голосом белобрысый бизнесмен. — Первую часть вашего предложения мы принимаем. Вторую будем согласовывать с хозяином фирмы.

— Когда мы получим ответ?

— Через два дня.

«Нет, — сообразил Светозаров. — Если я соглашусь, они почувствуют нашу нерешительность и попытаются завалить вторую часть предложения. Железо куют горячим!»

Виктор Светозаров не спеша выпил бокал содовой воды и не допускающим возражения голосом ответил:

— Через два часа я обязан информировать Москву о результатах товарообмена.

— Это последнее слово?

— Да, последнее.

В огромном зале снова наступила тишина. Американские коммерсанты поглядывали на Светозарова с чувством зависти и удивления. Они не понимали, как мог один человек заставить их, природных бизнесменов, покориться своей воле. И не только пойти на уступки, но и крепенько задуматься о всесильности.

— Хорошо, — согласился бизнесмен в пенсне. — Через два часа вы получите ответ.

Два часа Виктору показались вечностью. Куря сигарету за сигаретой, он прохаживался по опустевшему залу. Время для него остановилось. Когда за столами снова появились молчаливые коммерсанты и главный бизнесмен, потирая руки, уставился на Виктора злым взглядом, он понял: сражение выиграно.

— Ваши требования, — высокопарно произнес бизнесмен в пенсне, — хозяин фирмы считает незаконными. Но, учитывая тяжелое положение Советской России, решил согласиться на вынужденный товарообмен и предоставление кредита.

Горячий пот крупными каплями выступил на лбу и висках Светозарова. Он вытер лицо платком, вынул из портфеля два договора, составленные еще утром, и неторопливо подошел к столу. Белобрысый бизнесмен, не читая вслух предложений Советского Союза, быстро пробежал глазами один договор, затем второй, поинтересовался для вида, почему Советская Россия желает получить станки только с фирмы Биларда, и, не дав Светозарову вымолвить слова, дважды расписался.

 

Глава одиннадцатая

 

Проводить Светозарова в Москву собрались многие коммерсанты и деловые люди частных фирм Нью-Йорка. Мистер Уоллес Билард, несмотря на болезнь, тоже приехал на вечер. Старый миллионер, как показалось Виктору, был опечален больше других. По праву старейшины коммерсанты поручили ему сказать застольную речь.

— Теперь я понимаю, — по-старчески тряся головой, говорил он, — почему Советская Россия победила фашистскую Германию. Теперь я понимаю, почему русские так быстро восстанавливают свою страну. Теперь я понимаю, откуда у русских столько сил, энергии…

Мистер Билард минут тридцать твердил свое «понимаю». Когда коммерсанты попросили его объяснить, что же он, наконец, понимает, старый миллионер ответил:

— Вот поедете в Советскую Россию покупать оборудование и станки, тогда узнаете, что я понял на старости лет.

Коммерсанты и деловые люди частных фирм задумались. Один из корреспондентов, пронюхав, что Светозаров помог своей домработнице стать дантисткой, попросил Ию Выдыбай оценить благородство советского инженера. Ия растерялась и не могла найти нужных слов. Она говорила, что будет скучать по Марийке, Андрею, Яшке и миссис Наталье. Виктору Светозарову, низко кланяясь, призналась:

— Я не знаю, как вас благодарить! Честное слово, не знаю!..

— Самой высокой наградой, — заверил Ию Светозаров, — будет ваша память о русских людях. Не забывайте нашей доброты.

 

I

В Москве Виктору Светозарову предлагали работу в Тяжпромэкспорте. Он просился только на «Красный пролетарий». Один из ответственных руководителей, прослышав о «чудачествах» Светозарова, вызвал его к себе и качал раздраженно отчитывать:

— Виктор Алексеевич, кончайте валять дурака! На пост замминистра пока не рассчитывайте…

— Я прошусь на родной завод, в цех. Готов хоть сегодня руководить бригадой слесарей. Доверите должность мастера — буду работать мастером.

Ответственный руководитель позвонил на «Красный пролетарий», переговорил с директором и, как бы извиняясь, спросил:

— Должность главного технолога вас устроит?

— Нет! Если вы считаете меня чинодралом, я поеду на любой станкостроительный завод и устроюсь по вольному найму.

— Серьезно?

— Я смотрю на жизнь другими глазами.

— Какими?

— Производителя материальных ценностей. С каких это пор у нас цех стали считать уделом неудачников? Я уверен: из кабинета никогда не увидишь тех проблем, которые жизнь подскажет в цехе.

— Теперь я вас понял, — признался ответственный руководитель. — Вы решили идти в науку непосредственно от станка? Похвально, Виктор Алексеевич! Так бы сразу и говорили.

— Не знаю, выйдет ли из меня ученый, но хорошим производственником я стать обязан.

Станкостроители инженера Светозарова приняли в свою семью охотно. Руководству завода он понравился скромностью, рабочие полюбили его за деловитость и спокойный характер. Должность рядового технолога во втором механическом Светозарову тоже пришлась по душе. Работы в этом цехе было непочатый край.

На летучках у директора, на партийных, профсоюзных и производственных собраниях второй механический склоняли по всем падежам за низкую производительность труда, бракодельство… Начальнику цеха всегда доставалось «по первое число». После таких собраний только и слышалось: «Второй механический лишили премиалки!»; «Ну и дали прикурить второму!.,».

Виктор Алексеевич Светозаров на собраниях отмалчивался. Он изучал «узкие места» в цехе, намечал пути их устранения, докапывался до причин низкой производительности труда, браков… Месяца через четыре Светозаров поставил все точки над «i» и попросил на собрании слова.

После того собрания прошло больше двадцати лет. Краснопролетарцы помнят его как светлую дату в истории завода. Виктор Алексеевич никого не ругал, никого не хвалил, да и выступал совсем необычно. Он попросил друзей по работе вооружиться карандашами и блокнотами. Его чуточку глуховатый голос звучал в зале тихо, спокойно, а когда станкостроители выкрикивали: «Угодил в точку!» — Виктор Алексеевич прерывал лекцию по научной организации труда, писал мелом на доске для всех доходчивые цифры и снова вскрывал причины плохой работы цеха, предлагал одно устранить, другое внедрить, над третьим подумать директору завода, четвертое обязывался наладить сам…

Выступление Светозарова на производственном собрании длилось почти пять часов. Нет, это было не выступление, это был план технической революции в цехе, план конкретного действия участков, пролетов, каждого руководителя и рабочего.

После необычного собрания директор завода недели через две пригласил Светозарова на беседу и предложил ему перейти в третий механический инженером по научной организации труда. Виктор Алексеевич отказался:

— Внедрим в жизнь научную организацию труда во втором, тогда перейду в третий.

— Стране нужны станки, станки и еще раз станки, — упрашивал Светозарова директор завода. — Мы создадим вам все условия: положим персональный оклад, выделим штат сотрудников…

— Планомерность в научной организации труда, — предупредил директора Светозаров, — залог успеха. Если мы начнем бросаться из одной стороны в другую, загубим хорошее дело.

В угоду моде у нас нет-нет и похоронят доброе начало, поторопятся отрапортовать вышестоящим организациям о технической революции, прогрессе, а на деле глядишь — совсем иное. На «Красном пролетарии» такого не случилось. Научная организация труда здесь внедрялась в жизнь не год и не два. Она потребовала расширения старых корпусов завода Бромлей, строительства новых, ликвидации кочегарок, благоустройства территории завода, бытовок, организации новых лабораторий… Все эти годы на самых трудных участках работал Виктор Алексеевич Светозаров. Он строил просторные, светлые цехи, оснащал пролеты и участки новой техникой, внедрял в производство скоростное резание металла, возглавлял разработку оснастки, приспособлений…

 

II

Реконструкция сделала «Красный пролетарий» лучшим заводом страны. Его стали называть «ведущим предприятием станкостроения», «флагманом»… И однажды в Совете Министров СССР капитану «флагмана» сказали:

— Нужен универсальный токарно-винторезный станок. Он должен в любой отрасли промышленности обрабатывать детали до 400 миллиметров в патроне и до 220 миллиметров в центрах. Шпиндель станка конструируйте на 23 скорости — от 12 до 2 тысяч в минуту.

Директор завода в тот же день собрал в своем кабинете летучку и объявил решение Совета Министров. Правительственное задание обрадовало создателей станков. Каждый из них понимал, что задание правительства — это голос жизни. Конструкторы на той летучке сразу поставили вопрос о создании хорошей испытательной лаборатории.

— Лаборатория есть, — ответил директор. — Меня волнует другое: кто ее возглавит?

Ведущие специалисты тут же решили:

— Лабораторию доверим Виктору Алексеевичу.

Новое назначение Светозаров получил как раз в тот момент, когда был захвачен идеей построить на «Красном пролетарии» автоматическую линию по изготовлению шестерен для металлообрабатывающих станков.

— Без автоматической линии мы пока обходимся, — доказывали Светозарову в парткоме. — А вот без универсального токарно-винторезного станка… Да и на мировом рынке спрос на такой станок возрос.

Мечту о создании автоматической линии Светозаров вынашивал долгие годы. Дату ее рождения он назвать не может. Может быть, эта идея осенила его в те годы, когда он работал с Яковом Силычем Пятуней у верстака, может быть, на фирме Биларда, может быть, по возвращении из Америки на «Красный пролетарий». Как-то само собой получилось, что Виктор Алексеевич начал чертить на ватмане зубодолбежные, обдирочные, фрезерные станки, соединять их работу подающим конвейером, механическими руками… Светозаров мечтал проектом этой линии защитить кандидатскую диссертацию, но жизнь требовала заниматься то одним неотложным делом, то другим.

Виктор Алексеевич несколько недель ходил мрачный, подавленный. Но ни дома, ни на заводе даже словом не обмолвился о решении расстаться с «лебединой песней». Когда Андрей и Яков, учившиеся в ту пору на четвертом курсе

Московского станкостроительного института, докучали ему вопросами о «хандре», Виктор Алексеевич закрывался с Марийкой, ставшей инженером-конструктором, в своей комнате и приводил в порядок работу по проекту автоматической линии.

Два тома чертежей и сотни страниц технического текста Светозаров привез в научно-исследовательский институт и на заседании ученого совета заявил:

Не имею права держать мечту в секрете. Я начал, вы — продолжайте. Автоматическая линия по изготовлению шестерен для металлообрабатывающих станков позволит на «Красном пролетарии» увеличить производительность труда на двадцать — двадцать пять процентов.

Ученый совет института пообещал доработать проект автоматической линии через два года. Сроки ученых удивили инженера.

— Два года? — переспросил Светозаров. — В таком случае я буду создавать автоматическую линию дома. Сыновья у меня без пяти минут инженеры-станкостроители, дочь инженер-конструктор. Зятю поручим разработать проект электрооборудования линии.

Ученые призадумались.

— Шесть месяцев, — поставил условия Светозаров. — Если у вас не хватает специалистов, рассчитывайте на моих сыновей, дочь и зятя.

— Проект будет доработан, — согласился председатель ученого совета. — А какому заводу поручим выпуск первой автоматической линии?

— Первую, — сказал Светозаров, — мы изготовим на «Красном пролетарии». Я в испытательной лаборатории подберу и обучу кадры.

 

Глава двенадцатая

 

— Вот, ребята, мы и дождались золотых деньков, — объявил бригаде Виктор Алексеевич Светозаров. — Нам предстоит построить автоматическую линию по изготовлению шестерен. Нам ее строить и на ней работать. Предупреждаю: дело чертовски трудное.

— Мы не белоручки! — заявили ребята. — Разве в лаборатории было легко?..

— Дело-то необычное, — объяснял Светозаров. — Оно требует не только прилежности — творчества. Первая задача — высвободить станки для строительства автоматической линии. Серийный выпуск универсального токарно-винторезного станка IK62 загрузил до предела каждый участок. Дирекция завода поручила нам построить автоматическую линию в первом механическом цехе. На втором участке цеха мы должны за счет повышения производительности труда высвободить для нашей работы токарные, фрезерные, сверловочные и шлифовальные станки.

Дни пролетали быстро. Виктор Алексеевич с помощниками ходил от станка к станку. Они проводили хронометраж рабочего времени, изучали технологию обработки деталей, приглядывались к приспособлениям, оснастке… Многие тогда поговаривали: «Смотри, наблюдатели появились!»

«Где? Где взять свободные станки? — не давала покоя мысль Светозарову. — Участок не остановишь ради экспериментов. Сборщикам подавай и подавай готовые детали».

День в походах от станка к станку, вечером расчеты, утром совет с ребятами, как высвободить хотя бы два-три фрезерных, один сверловочный и пару токарных станков.

Виктор Алексеевич, — подсказал однажды Светозарову Владимир Галинин. — Я наблюдал за работой фрезеровщика. Он затрачивает на изготовление одной детали десять минут. Семь минут у него уходит на установку детали, снятие, настройку станка и приспособления. Станок фактически работает три минуты. Как бы все сделать наоборот?

Мысль Владимира Галинина была той искоркой, которая зажгла пламя. Бригада через Два дня выявила простои еще семи горизонтально-фрезерных станков. На них операция но изготовлению детали длилась две с лишним минуты, а само фрезерование — двадцать пять секунд.

Вечером светозаровцы, так прозвали на «Красном пролетарии» бригаду строителей автоматической линии, собрались в техническом бюро. Одни крутили ручки арифмометров, другие считали на логарифмических линейках… Виктор Алексеевич проверял расчеты, и на лбу у него глубже вырисовывались морщины.

Помощников Светозаров в тот вечер отпустил домой часов в десять, а сам просидел в прокуренном кабинете до прихода утренней смены.

— Что же вышло? — поинтересовались Владимир Галинин и Леонид Ширзоев. — Сколько мы теряем вспомогательного времени в каждой смене?

Виктор Алексеевич потер ладонями седые виски и протянул ребятам листок бумаги, разграфленный квадратиками. В каждом квадратике стояло по две цифры: одна показывала машинное время, другая — вспомогательное.

— Сорок часов машинного времени теряли на вертикально-фрезерных станках? — удивился Леонид Ширзоев. — Виктор Алексеевич, если мы вспомогательное время переведем в машинное…

— Высвободим три фрезерных станка, — подтвердил Светозаров. — Я схожу домой, отдохну немного, а вы подумайте с ребятами, как установить на вертикально-фрезерном круглый стол с гидравлическими зажимами. Я тут набросал приблизительный чертеж.

 

I

Светозаров выругался и торопливо зашагал от станка по узкому пролету. Он шел с опущенной головой, его фигура горбилась, губы что-то шептали злое, непонятное. Мастер Иван Ларин глядел ему вслед и думал: «Может быть, и моя есть вина в срыве эксперимента. Да и стоило ли выделять Светозарову станок? Теперь сборщики на летучке опять будут меня склонять. Мы сорвали выпуск трехсот шестерен. Все экспериментируем!..»

Иван Ларин проклинал себя за мягкосердечность, уступчивость, но обиды на своего бывшего учителя не таил. Виктор Алексеевич ему доказал, что вспомогательное время при изготовлении деталей на вертикально-фрезерных станках значительно превышает машинное.

«Тут Светозаров прав, — рассуждал Ларин. — С этим действительно пора кончать. Но как? Без экспериментов не обойдешься».

Мастер Ларин, провожая взглядом Светозарова, закурил. Он хорошо знал: вечером стоять ему «на ковре» у начальника цеха и держать ответ за простой станка. Начальник цеха будет жать на план. И он по-своему прав. Он спрашивает с мастера, с него — главный инженер, с главного — директор… Понимал Иван Ларин и другое, что работать по старинке тоже нельзя. Интенсификация производства требовала вскрывать резервы мощности. И вот один, самый главный резерв уже вскрыт, но добиться без экспериментов ничего нельзя. Тут голословием делу не поможешь.

«Эх, снизили бы план! Да я бы тогда не один — десять станков выделил Светозарову на эксперименты. Но сейчас… Эксперименты? Это еще журавль в небе. План — главное!»

— Иван Сергеевич, — тихо окликнул Ларина Владимир Жигулин.

— Что у тебя еще случилось?

— Мне на другой станок перейти или на этом снять приспособление и работать по-старому?

— По-старому? — Ларин насупился. — По старинке не выйдет. Настраивай приспособление и шуруй.

Светозаров вернулся к станку и потребовал снять приспособление.

— Виктор Алексеевич, — запротестовал Жигулин, — дело-то вроде налаживается.

— Нет. В приспособлении есть конструкторская ошибка. Останься после смены и попроси задержаться ребят. Будем переделывать наш стол.

— Я-то останусь. А вот ребята…

— Поговаривают о сверхурочных?

— Было дело.

Светозаров знал, что начальник цеха увеличить фонд заработной платы откажется. Вопрос стал ребром: кто будет финансировать сверхурочные работы?

«Неужели бригада откажется от мечты? — задумался Светозаров. — Нет, такого быть не может. Я подберу ключик к ребятам…»

После смены Виктор Алексеевич заговорил с ребятами о первых коммунистических субботниках в стране. Говорил он просто, доходчиво. Беседу закончил так же спокойно и кратко:

— Дело, ребята, не в рублях. Я, наконец, сам стану за станок и переделаю стол. Неужели мы похороним свою мечту? Мы в двадцатые годы рассуждали немного иначе. А в сорок первом и зимой сорок второго, когда завод выпускал продукцию для фронта, пятнадцатилетние мальчишки и девчонки работали в Фонд обороны по пять-шесть смен в месяц.

Ребята притихли. Виктор Алексеевич понял, что им стыдно и они ждут последнего слова.

— Не будем терять дорогих минут, — закончил Светозаров. — Нам выделили на два часа пять станков.

Утром светозаровцы на вертикально-фрезерном станке снова приступили к испытанию усовершенствованного приспособления. Леонид Ширзоев установил на обработку сразу двенадцать деталей. Фреза на высокой скорости обработала одну деталь, вторую, третью… Стол, медленно вращаясь, подавал к фрезе деталь за деталью. Готовые изделия Алексей Варламов снимал с зажимов и на их место устанавливал новые. Виктор Алексеевич за всеми операциями следил по секундомеру. Все складывалось отлично. Вспомогательное время приближалось к нулю. О такой победе можно было только мечтать!

Готовые детали передавались из рук в руки. Ларин просиял.

«Есть еще один одержимый! — обрадовался Виктор Алексеевич. — Люди начинают верить в наше дело!..»

Радость Светозарова оказалась преждевременной. На станке раздался сухой треск, и фреза рассыпалась на мелкие осколки.

— Вибрация проклятая подвела, — вздохнул Владимир Галинин. — Гидравлические зажимы, пожалуй, слабоваты.

— Точно, — согласился Светозаров. — Снимайте, ребята, стол.

Ларин насупился. Еще час назад он верил в победу. Надеялся наверстать план, а тут снова осечка.

— Вспомогательное-то время, Иван Сергеевич, — утешил Светозаров, — сокращается почти до нуля.

— Начальник цеха даст мне и вспомогательного и машинного. Что?.. Что я ему скажу?..

— Заяви прямо: план выдам на-гора.

— Ой ли!

Ночь перед решающим испытанием у светозаровцев пролетела незаметно. Одни точили на станках вибрационные компенсаторы, другие улучшали конструкцию гидравлических зажимов, третьи колдовали у поворотного стола… Утром улучшенное приспособление бригада снова установила на вертикально-фрезерный станок. Иван Ларин со стороны молча наблюдал за работой ребят.

Владимир Галинин включил вертикально-фрезерный станок и взглянул на бригадира. Тот стоял спокойный, только плечи у него сутулились больше обычного, но глаза улыбались. Станок достиг предельных оборотов.

— Включите стол! — распорядился Светозаров.

Круглый, отшлифованный до блеска стол поднес к фрезе зажатую в держателе деталь. Фреза с визгом врезалась в металл, и сверкающие опилки брызнули из-под нее тонкой струйкой.

Стол прошел один круг, второй, третий, четвертый… Сорок восемь готовых деталей пошли по рукам. Они отливали серебристым блеском и были обработаны с таким классом точности, что все диву давались.

— Фрезерный на самый полный! — скомандовал Светозаров. — И заготовок… Заготовок побольше!..

Крановщица готовые детали ящик за ящиком подавала на сборку. Ребята торжествовали. Еще бы! Фрезерный станок с новым приспособлением только за три часа выдал восемнадцать дневных норм.

— Ну, Иван Сергеевич, — первый раз за три недели улыбнулся Светозаров, — теперь я у тебя на законных основаниях могу высудить три фрезерных станка, и выделяй нам для эксперимента один сверловочный.

 

II

Сработать десять тысяч деталей. Все детали по чертежам собрать в узлы, блоки… Собрать станки-автоматы. Станки-автоматы соединить в линии по циклам работ. Наладить механическую и электрическую схемы управления… Но эта работа была не главной. Как покажет себя в деле автоматическая линия по изготовлению шестерен? Не придется ли ее продукцию доводить до нужного класса точности вручную? За какой отрезок времени на линии будет взят рубеж проектной мощности?

Пуск автоматической линии для краснопролетарцев был самым тяжелым экзаменом. И хотя каждый член бригады старался скрыть свое волнение, Виктор Алексеевич одного подбадривал шуткой, другого успокаивал пословицей о богах и горшках, третьему намекал о бутылке шампанского… Ребята в свою очередь тоже подшучивали над бригадиром и обещали первую шестерню приколоть ему на пиджак вместо ордена.

— Тяжеловатой, правда, будет награда, — улыбался Виктор Алексеевич. — Но для моей комплекции подходящая. Носить буду с гордостью.

 

III

На пульте управления вспыхнула зеленая лампочка. Она подавала сигнал о готовности к работе каждого узла автоматической линии. Светозаров нажал кнопку «Пуск». Лента подающего транспортера качнулась и медленно поползла вперед. Две механические руки подхватили первую заготовку и мягко поставили на ленту транспортера. Заготовка через несколько секунд остановилась у толкателя, соскользнула с транспортера. Ее гут же подхватили вторые механические руки и установили на обдирочный автомат. Машина защелкала магнитными пускателями, попробовала резцом прочность заготовки и, набирая скорость, заработала на полную мощность.

Ученые, инженеры, рабочие, корреспонденты, тесня друг друга, побежали за первой заготовкой вдоль транспортера. Механические руки и толкатели заготовку быстро и точно передавали от станка к станку. Автоматы ее точили, протягивали, фрезеровали, шевенговали… Отливающую блеском шестерню механические руки сняли с последнего автомата и бережно уложили в магазин готовых деталей.

По транспортеру двигались и двигались новые заготовки. Люди нянчили на ладонях теплую деталь, обнимались и громко кричали:

— Победа!.. Победа, братцы!..

Первую шестерню Владимир Галинин перевязал красной лентой и под аплодисменты наградил трехкилограммовой «медалью» Светозарова. Виктор Алексеевич награду принял с радостью, поклонился людям и глуховатым голосом проговорил:

— А линия работает. Посмотрите, как красиво работает!

Автоматическое изготовление шестерен только за одну неделю помогло сборщикам увеличить выпуск станков на десять процентов. Каждый процент в переводе на рубли составлял тысячи. Хозяева автоматической линии могли ходить в героях, пожинать плоды победы… Но русский человек не мыслит свою жизнь без новых поисков.

Механические руки снимают и подают, подают и снимают заготовку за заготовкой. Крановщица готовые детали увозит на сборку. Николай Шинаев неторопливо обходит автоматическую линию, проверяет качество шестерен… У зубофрезерного автомата он задерживается дольше обычного, делает в записной книжке пометки и минут через десять обращается к Светозарову:

— Есть идея.

— Какая?

— По-моему, для зубофрезерного автомата надо изготовить фрезы с одним углом наклона и одинаковым диаметром отверстия.

— Выгода?

— При Переналадке линии не надо менять оправки и переворачивать фрезерную головку на разные углы.

— Выходит, минут пятнадцать — двадцать можно экономить при переналадке линии?

— Не меньше.

Кончена смена. Бригада собирается на технический совет. Вопрос решается один: как сократить простои линии во время переналадок? Рабочие дополняют друг друга. В споре вскрывается еще один недостаток. На зубофрезерном автомате при замене опорной тумбы затрачивается час рабочего времени.

— Надо, ребята, сделать одну универсальную тумбу, — предлагает Светозаров. — Она постоянно будет стоять на станке. Во время переналадок потребуется снимать только оправки и манжеты.

Расчеты. Поиски. Технические споры… Результаты? Универсальная тумба и новая фреза позволили за месяц на автоматической линии выпустить дополнительно три тысячи шестерен. И только внедрено одно усовершенствование — рождается новая мысль. Леонид Ширзоев вместо дорогостоящего резца сложной конфигурации предлагает применить типовой. Стоимость изготовления одной детали снижается на пятак. Но сколько таких пятаков наберется за смену, месяц? Владимир Жигулин подал идею установить зеркало на шарнирах. Предложение помогло наблюдать за обработкой скрытой стороны детали. Алексей Варламов решил помочь соседям. Ему, как бывшему сверловщику, хорошо известно, сколько теряется времени на установку разных приспособлений на сверловочном станке. Одному Алексею задача не по плечу. Он обращается за помощью к бригадиру. Виктору Алексеевичу мысль по душе. И хотя Алексей старается для другого участка, бригадир не перечит. Завод — дом родной.

Две недели раздумий, десятки чертежей, расчеты, и на сверловочном станке появляется поворотный стол с множеством головок. Приспособление помогло выкроить вспомогательного времени час. Таких часов за неделю на заводе набралось сотни.

 

IV

Полгода пролетели незаметно. Бригада автоматической линии по изготовлению шестерен не только взяла рубеж проектной мощности, но и в три раза пререкрыла его. Познакомиться с работой чудо-линии на «Красный пролетарий» приезжали станкостроители со всех концов Советского Союза. Автоматическим изготовлением шестерен заинтересовались и станкостроители зарубежных стран. Они ехали в Москву из Англии, ФРГ, Франции, Японии… Виктору Алексеевичу Светозарову приходилось невольно становиться гидом. Он даже как-то пожаловался директору:

— Мне совершенно некогда работать…

Директор с улыбкой заметил:

— Готовься встречать американцев. На днях целой группой пожалуют.

Американцы приехали на «Красный пролетарий» в тот день, когда на совместном заседании парткома, завкома и комитета комсомола было принято решение присвоить бригаде Светозарова почетное звание бригады коммунистического труда. Гостей в цех привел директор завода. Виктор Алексеевич сразу узнал старых знакомых. Первым вышагивал сухопарый мистер Роберт Билард, рядом с ним самодовольный мистер Джон Джойс, следом за ними семенили растолстевший Андрей Кулиш и похожий на пивную бочку Гарри Пост.

— О’кэй, Светозаров! — бросился в объятия к Виктору Алексеевичу Андрей Кулиш. — Вот уж не думал о такой встрече! А мне Россия понравилась. Сердце так и заныло. Я все-таки русский!

Остальные поздоровались со Светозаровым с холодком. Виктор Алексеевич раскланиваться перед иноземцами тоже не стал. Он вкратце познакомил их с работой автоматической линии, извинился, что не может ответить на все вопросы, и объявил ребятам, что автобус подан.

— Вы куда-то собираетесь уезжать? — спросил Андрей Кулиш.

— В Кремль. Сегодня у нас большой праздник.

— Какой?

— Бригаде присвоили почетное звание. Ребята решили принять в Кремле обязательство работать по-коммунистически.

— А нам можно с вами поехать? — напросился Андрей Кулиш. — Надеюсь, мы не помешаем?

— Пожалуйста.

Андрей Кулиш с подчеркнутой угодливостью объяснил своим хозяевам о большом событии в бригаде Светозарова и пригласил их от имени русских станкостроителей на праздничный вечер. Миллионеры согласились.

…В Кремле на историческом месте, где 1 мая 1920 года Владимир Ильич Ленин принимал участие в коммунистическом субботнике, Виктор Алексеевич Светозаров прочел обязательство бригады:

— «Мы, члены бригады автоматической линии, отныне считаем себя бригадой коммунистического труда. Мы будем жить и трудиться по-ленински. Мы будем отдавать все силы, Знания и опыт делу строительства коммунизма. Мы будем, как завещал великий Ленин, учиться, учиться и учиться. Мы обязуемся освоить полную обработку еще двух наименований сложных шестерен. Мы обязуемся в течение года внедрить двадцать рационализаторских предложений…»

Первым подписать обязательство бригада доверила Виктору Алексеевичу Светозарову. Ниже его фамилии поставили подписи Владимир Галинин, Леонид Ширзоев, Николай Шинаев, Владимир Жигулин, Алексей Варламов, Юрий Чинников, Юрий Бояров, Василий Бовиков, Иван Ларин.

Летний вечер тихо опускался над Москвой. Краснопролетарцы с высокого Кремлевского холма любовались столицей, Замоскворечьем… Американские бизнесмены, попав в непривычную обстановку, изредка переговаривались и часто курили. Кто-то из станкостроителей, вспоминая день пуска автоматической линии, признался, что раньше не верил в свои силы.

— Давайте покатаемся на теплоходе, — неожиданно предложил Виктор Алексеевич. — Вечер-то сегодня какой чудесный!

Белый теплоход, рассекая форштевнем потемневшую воду, шел вверх по реке. Пассажиры шутили, смеялись, пели песни… Когда теплоход миновал Фили и стал приближаться к пристани Кунцево, Андрей Кулиш воскликнул:

— Красиво! Хорошо! Простор!

Виктор Алексеевич предложил гостям и своим ребятам провести вечер в Ворошиловском парке.

— Я очень рад! — согласился Андрей Кулиш. — Спасибо! Мы очень рады!..

Хорошо вечером побродить вдоль реки, подышать прохладой, послушать разноголосое щебетанье птиц… Американские бизнесмены не обращали внимания ни на красоту догоравшей зари, ни на голубые сумерки, плывшие по лугам за Москвой-рекой, ни на тихий шум проснувшейся листвы на деревьях, ни на белые березки, сбежавшие с крутого берега прямо к воде… Они то и дело интересовались автоматической линией.

— Мистер Светозаров, — уточнял Роберт Билард. — Сколько человек обслуживают линию?

— Вас, конечно, интересует чисто коммерческая сторона, — улыбался Светозаров. — Она выражается в миллионах рублей. После пуска автоматической линии мы стали продавать универсальные токарно-винторезные станки еще в тридцать стран мира. Но для нас главное другое: в этой линии мечта наших рабочих, их будущее, где стираются грани между физическим и умственным трудом.

— А производительность линии? — не унимался мистер Джон Джойс.

— Проектная мощность была двести шестерен в смену. Мы выдаем семьсот двадцать. Раньше эту работу выполняли пятьдесят специалистов. Но вы поймите еще одно: никто из рабочих на линии не занят физическим трудом. Они только управляют технологическим процессом. Как учесть этот экономический эффект, я объяснить не могу. Тут уж вступает в силу особенность социалистического строя.

— Мистер Светозаров, — напомнил Роберт Билард, — вы так и не ответили, сколько человек обслуживают линию?

— Сейчас со мной девять. Недели через две будут обслуживать три человека.

— Три?!

— Да, три человека!

— Как вы это сделаете?

— Просто. Каждый рабочий на автоматической линии овладел тремя профессиями.

 

V

В Москву из Ворошиловского парка станкостроители и гости возвратились также на теплоходе. Бизнесмены еще долго и дотошно интересовались автоматической линией, а когда Светозаров, сославшись на усталость и позднее время, собрался ехать домой, Андрей Кулиш высказал желание своих хозяев еще раз приехать на завод.

— Приезжайте.

Американцы пришли в цех как раз во время переналадки линии. Они учитывали буквально каждую минуту рабочего времени, поражались высокой технической подготовке советских станкостроителей, простоте и совершенству технологического процесса изготовления шестерен, справлялись, на какую сумму долларов ежедневно дает продукции линия… Светозаров на все вопросы давал краткие ответы.

Три дня американцы с утра до вечера приглядывались н работе автоматической линии. На четвертый мистер Роберт Билард вспомнил слова покойного отца.

— Вы не забыли, мистер Светозаров, — спросил он, — что говорил мой отец, когда вы уезжали из Нью-Йорка в Москву?

— Предсказывал, что вам придется ехать в Советскую Россию покупать станки.

— Он был прав, — вздохнул Роберт Билард. — Станки вашего завода действительно завоевали мировую славу. Вы продаете их в семьдесят стран мира!

— Покупатели прибавляются ежегодно.

— Эта автоматическая линия умножит вашу славу. Я хочу купить ее для своей фирмы.

— Не ошибетесь, — заверил Светозаров. — Обращайтесь в Тяжпромэкспорт. Мы всегда приветствуем взаимовыгодную торговлю.

— Позвольте еще вопрос? — замялся Роберт Билард. — Почему вы бросили коммерцию? Мы восхищались вашим талантом.

— Мне больше по душе производство материальных ценностей, — признался Светозаров. — В нашей стране такой человек — главное лицо общества.

Мистер Роберт Билард низко опустил поседевшую голову и недоумевающе пожал плечами.