Нравственное учение составляет важнейшую часть философии и практики буддизма и представляет собой глубоко и подробно разработанную систему. Моральные предписания, правила поведения для буддистов, как монахов, так и мирян, содержатся во многих разделах буддийской канонической литературы и комментариях к ней, они переходят из одного сочинения в другое.

В буддийских популярных изданиях нередко подчеркивается то обстоятельство, что «вход» в буддийскую веру свободен и прост и якобы лишен какого бы то ни было мистического содержания. Часто этот момент как бы противопоставляется обрядам иных вероучений, например таким, как крещение или причастие в христианстве. Однако и здесь каждому, кто принимает веру, необходимо как минимум произнести трехчленную формулу: «Иду под защиту Будды, иду под защиту дхармы, иду под защиту сангхи». Заметим, что при том, какое огромное магическое значение приписывается в буддизме священному слову, действие это никак нельзя расценить иначе, как очень важный обряд. Безусловно, «Символ Веры» христиан несколько длиннее, в нем, можно сказать, в кратком виде пересказывается история христианства, но и первичный обет буддистов, при всей его словесной скупости, является четким напоминанием о происхождении буддизма.

Классическим сводом правил жизни для монахов считается «Пратимокша–сутра», основные обязанности мирян изложены в «Сигаловада–сутре». Некоторые из этих правил соединяются в устоявшиеся многочисленные формулы. Например, существовала тринадцатичленная формула обязанностей монаха — телес–дхутанга , включавшая следующие правила: 1) правило «мусорной кучи», которое предписывает монахам носить одеяние, сделанное из лохмотьев, найденных в мусорных кучах, на свалках; 2) правило просить милостыню, ходя от дома к дому с чашей для подаяния; 3) правило «трех одеяний», которое требует, чтобы монах носил особую одежду, главную часть которой составляет длинное наплечное одеяние, напоминающее тогу (чивара называется оно на языке пали и сивуру — на сингальском); 4) правило получать пропитание, прося подаяние; 5) правило пользоваться «одним сидением», когда ешь подаяние; 6) правило есть из одного (и того же) сосуда (чаши для подаяний); 7) правило (плотно) есть раз в день, до полудня; 8) правило жить в лесу и уединенных местах; 9) правило не пользоваться никаким укрытием (защитой), кроме дерева; 10) правило жить сообща под открытым небом; 11) правило совершать медитацию на кладбище (месте сожжения трупов) в полночь; 12) правило, запрещающее оправлять постель перед сном (для большего удобства); 13) правило спать не ложась, в сидячем положении. В настоящее время некоторые из этих правил по–своему устарели, толкуются как частичные иносказания или правила для определенных случаев. Сейчас уже никто из монахов не носит одежды из лохмотьев, собранных на помойках; редко кто живет под открытым небом, обычно пользуются постелями, а то и другими бытовыми удобствами, как уже упоминалось. На если даже некоторые обычаи можно рассматривать как исторические воспоминания, все же и реально действующие нормы и запреты многочисленны, и общественность — не только собственно монашеская среда, но и миряне — строго следит за их соблюдением.

Посвящение в саманеры, а затем в бхиккху требует соответствующих обрядов. Обряд посвящения в саманеры (он называется паббадджа) совершается не менее как двумя монахами, и его основное содержание заключается в принятии новичком десятичленного обета саманеры (воздержание от убийства, воровства, нарушения целомудрия, лжи, пьянящих напитков, от принятия пищи в неурочный час, развлечений — танцев, музыки, зрелищ, от украшений и благовоний, от высоких и слишком удобных лож, от золота и серебра), а также в восприятии от наставников десяти основных и многих дополнительных поучений (шикшапада). Саманере предписывается определенный распорядок дня: изучение канонической литературы, определенных текстов, троекратное чтение некоторых сутр перед изображением Будды, уход за монастырской территорией, услужение монахам и др. Для них остается закрытой часть священных знаний; их не допускают на некоторые обряды «полноправных» монахов, например на обряд покаяния, что логически вполне объяснимо. Эти обряды проходят в дни полно-и новолуния, иногда и в другие дни поя. Центральный момент обряда — перечисление всех грехов, которых должен избегать монах. Перечень грехов зачитывается старшим и почтеннейшим из монахов, и присутствующие на чтении члены сангхи молчанием (своеобразное утверждение «презумпции невиновности») дают понять, что не совершали таких предосудительных поступков. Совершивший же хоть один из них должен публично покаяться в грехе, и тогда община решит, какого наказания (вплоть до изгнания из сангхи в крайних случаях) такой монах заслуживает. Понятно, что присутствие саманер при подобного рода откровениях может оказаться нежелательным в воспитательном смысле.

Обряд посвящения в состояние бхиккху (он называется упасампада) совершается, как правило, в присутствии десяти монахов и значительно усложнен по сравнению с обрядом принятия в саманеры. Одновременно повышаются и моральные требования: основной свод предписаний–запретов и обязанностей бхиккху, содержащийся в известном тексте «Патимоккха–сутта», насчитывает их уже до 200. И, естественно, продолжается и поэтапно углубляется изучение догматической литературы, с главной целью подлинного постижения высших ценностей буддийской религиозной и философской мысли. Наиболее продвинутые в этих знаниях обретают «титул» тхеро и махатхеро (последний обычно приложим к главным монахам — «настоятелям» — монастырей).

Соблюдение монастырской дисциплины представляется особенно важным в ритуальный период «вас» (иначе: «вясса»). Буддийские легенды говорят, что это было уже древней традицией: сезон дождей монахи должны были проводить неотлучно на одном месте, теперь обычно — в пределах собственного монастыря или в каком–нибудь особом помещении, приготовленном для них мирянами. Даже простые верующие рассказывают, как эта традиция была установлена самим Буддой, потому что в этот сезон — сезон бурного роста растительности, когда одновременно появляется масса различных насекомых, — путешествующий рискует наступать на них и, давя их невольно, таким образом многократно уничтожать живое. Впоследствии было введено правило, разрешавшее в крайних случаях монахам покидать их обитель в сезон дождей, но на срок не более чем в неделю. Надо отметить к тому же, что в сезон дождей легко могут пострадать не только насекомые от человека, но и человек от них и других опасных существ, например, пиявок, которые в это время в Шри Ланке бурно плодятся, особенно в высокой траве. Очень выразительно об этой особенности сезона писал в своей книге «Историческое повествование о Цейлоне» Роберт Нокс, английский моряк, попавший в плен к сингальскому царю в середине XVII в. и проживший на острове до своего побега двадцать лет. Вот цитата из названной книги:

Там (то есть на Ланке. — Я. К.) есть пиявки вроде наших, только отличаются цветом и величиной. Они темно–красноватого цвета, как шкурка бекона, а размером с гусиное перо, длиной в два–три дюйма. Во–первых, когда они еще детеныши, то не больше конского волоса, и их почти невозможно разглядеть. В сухую погоду они не появляются, но как только выпадут дожди, трава и лес немедленно делаются полны ими. Эти пиявки присасываются к ногам людей, которые по обычаю страны ходят босыми, так что висят на них со всех сторон во множестве и не отвалятся, пока не наполнятся кровью. Они нападают в таком числе, что люди не успевают снимать их столь же быстро, как они заползают. Кровь прямо стекает по их ногам, пока они идут своей дорогой, и боль от этого немалая, так что они с удовольствием бы избавились от них, если бы могли, особенно те, у кого есть ссадины или ранки; эти пиявки особенно льнут к ранам.

Поэтому некоторые завязывают в лоскут кусок лимона с солью и укрепляют на палке и все время ударяют ею по своим ногам, чтобы стряхивать пиявок; другие просто соскребают их с помощью куска тростника, заостренного наподобие ножа. Но это так утомительно и они нападают все снова и снова так быстро и в таком [огромном] количестве, что все усилия пропадают даром; обычно же они [сингалы] предоставляют им кусаться и оставляют на своих ногах, пока находятся в дороге; и они тем более терпеливо переносят это, потому что считают [их укусы] полезными. Когда же, окончив путь, они возвращаются домой, то натирают ноги золой и таким образом сразу освобождаются от всех пиявок; а кровь еще долго сочится после этого. Но больше всего пиявки беспокоят их, когда ночью они выходят по большой нужде, поскольку они [пиявки] малы и [практически] того же цвета, что их тела, так что их невозможно ни увидеть ни почувствовать, чтобы снять с себя.

Так или иначе, традиция такова, и в период дождей как раз есть возможность больше обратить внимание на внутренние дела и потребности общины; в это же время особенно тщательно соблюдаются монахами все дисциплинарные уложения и правила.

Итак, приобщение к вере начинается у буддиста с произнесения формулы «трех защит» (иначе: «трех драгоценностей»), что уже можно считать миниатюрным обрядом, который имеет соответствующее название по–сингальски — сарана–гаманая, что можно перевести как «приход под защиту». Но кроме этой вступительной формулы в первичном обряде непосредственно следует и принятие первого, пятичленного обета: обязательство не совершать убийства, воровства, прелюбодеяния, не лгать и не употреблять опьяняющих напитков. Этот обет принимается навсегда и подтверждается каждодневным повторением.

Принятие обетов, таким образом, можно считать одной из характерных и употребительных обрядовых форм в буддизме. Кроме первичного пятичленного обета миряне эпизодически принимают еще восьми и десятичленные обеты (атхасил и дасасил). Происходит это обычно в дни поя (иначе: «похоя») — так называется день начала каждой из лунных фаз: новолуния, полнолуния, четвертей луны. Особенно излюбленными являются дни полнолуния месяцев весак и посон, когда празднуются соответственно день рождения Будды и введение буддизма на острове. Хотя идеальным правилом определяется принятие этих усложненных обетов в каждый день поя, реально верующие совершают такие «мероприятия» примерно раз в три года (это считается приемлемым). Если человек делает это раз в год, то это считают уже немалой добродетелью. Наиболее ревностные верующие (как правило, женщины и старики) держат обет 12 раз в год — в каждое полнолуние.

Принятие обета совершается обычно в монастырском комплексе, в присутствии монаха, который и является свидетелем этого ритуального акта. Знаком принятия обета является специальная одежда: белого цвета, закрытая (это особенно важно для женщин), и непременная принадлежность — белый шарф, обматываемый вокруг тела. Не полагается при этом никаких цветов, украшений. Обет обычно принимается сроком на сутки; чтобы «снять» его с себя, следует снова произнести обет пятичленный — пансил (иначе: панчашила). День принятия обета целиком проводится на монастырской территории в совершении различных благих, чистых деяний: чтении молитв, слушании проповеди, почитании изображений Будды, медитации.

Восьмичленный обет включает воздержание: от убийства, воровства, прелюбодеяния, пьянства, принятия пищи не вовремя (можно лишь на рассвете и после захода солнца), зрелищ, украшений — цветов, благовоний, высоких и удобных лож. Десятичленный обет мирянина похож на обет саманеры, только обязательство целомудрия заменяется на обет временного полового воздержания.

Понятия о грехе и добродетели не исчерпываются содержанием обетов (или заповедей), они находят свое выражение в различных правилах поведения и предписаниях, в различных трактатах. Верующим они преподносятся «порциями» в поучениях и проповедях. Каждый моральный принцип, как правило, распространяется обоснованием его полезности и необходимости. Этот прием очень давний и зафиксирован в канонической литературе. Так, например, в упомянутой сутре о Сигале называется шесть пороков, из–за которых утрачивается богатство (в частности пьянство и лень), а далее излагаются шесть дурных последствий, которые ведут за собой эти пороки. Так, объясняется, что от пьянства происходят утрата нажитого состояния, увеличение количества ссор, расположенность к болезни, приобретение дурной репутации, бесстыдное обнажение тела и ослабление умственных способностей.

Своеобразное (однако характерное) толкование грехов и добродетелей можно найти в некоторых поздних, отчасти как бы «индивидуальных» сочинениях на эту тему. Подобный образец приведен в приложении №3. Этот текст на пальмовых листьях на сингальском языке под названием «Девадута–сутрая» представляет собой сочинение анонимного автора, по–видимому монаха, но может быть и упасаки, датировать которое возможно концом XIX или началом XX в. Уровень образованности автора сравнительно невысок, поэтому его рассуждения о грехе, добродетелях, наказаниях и вознаграждении за моральные заслуги дают характерный образец народных представлений сингальских буддистов. Читая это произведение, отмечаешь и неловкость выражений, и упрощенность или неточность мысли, и то, что сами понятия десяти грехов и добродетелей понимаются автором весьма условно или, можно сказать, творчески: так, грехов он называет свыше пятидесяти, а добродетелей более тридцати. Тем не менее перед нами очень насыщенный свод буддийских понятий и представлений в той форме, в какой по большей части они существуют в народном сознании. Значительная часть этих понятий и установлений находит свое прямое выражение в обрядовой практике.

Одним из простых и повседневных видов буддийской обрядовой практики является вяндима — произнесение прославляющих, благовосхваляющих формул. Эти формулы — славословия в честь Будды, дхармы, сангхи, древа Бо, в честь будд прошлых времен и деревьев, под которыми совершалось их просветление, в честь мощей, святых мест и предметов, в честь отца и матери.

Формулой прославления Будды «итиписо бхагава арахам самма самбуддхо виджджачарана сампанно сугато локавиду ануттаро пуриса дхаммасаратхи саттха деваманусса» (язык пали), целиком состоящей из хвалебных эпитетов Будды (благословенный, святой, просветленный, несравненный, наставник, учитель и т. д.), праведный буддист должен начинать и заканчивать каждый свой день. Каждодневно повторяется и вяндима в честь живых родителей с восславлением их и с пожеланием для них долгих дней. Другие формулы произносятся при соответствующих поводах и случаях: при посещении храмов (монастырей), святых мест, поклонении святым предметам.

Вяндима, существуя как самостоятельная обрядовая форма, входит в ряде случаев и как составной элемент в более крупные обряды, например обряды жертвования, подношений — пуджава (или пуджа). Основное содержание обряда пуджава — это вещественное дарение, совершаемое для Будды, а также для древа Бо. Характерным примером такого обряда является пуджава в день поя (особенно полнолуния), в котором обычно участвует большое число верующих. Каждый приносит с собой блюдо с подношениями: цветами, плодами, хлебом, сластями, напитками, ароматическими палочками. Каждое такое блюдо (тарелку) проводящий обряд монах сначала передает по кругу, чтобы все присутствующие коснулись подношений, а затем ставит на алтарь перед изображением Будды. Затем монах просит принять дары, причем о каждом подношении говорит отдельно, так что длится это все иногда довольно долго. Съедобные подношения Будде после обряда либо забираются самими верующими, либо выбрасываются — в отличие от того, что происходит, как рассказывалось, в храмах богов–покровителей, где верующему возвращают часть подношения как «прасад», а остальное капурала может взять для собственного употребления. Буддийские же монахи к пище, посвященной Будде, сами не притронутся.

Чрезвычайно распространенным в современной буддийской практике сингалов является обряд защитно–очистительного характера пирит (пали паритта, санскритское павитра). Заключается он в чтении вслух священных текстов, молитв, изречений, свод которых представлен, в частности, книгой «Пирит–пота». Пирит устраивается по многим поводам: в храмах по случаю праздничных дней, в домах у мирян по поводу важных событий, при строительстве нового дома, при чьей–нибудь болезни; в благочестивых домах могут устраивать такие чтения ежевечерне. Считается, что такие обряды приносят благо обитателям дома, читающим и слушающим. Читать положенные тексты могут и монахи, и сами миряне, даже дети с родительской помощью. Пирит служит защитой от всех злоносящих сил, в том числе от демонов, дурного влияния астрологических божеств и гнева богов–покровителей. Среди текстов для этих чтений наибольшую популярность имеют три известные сутры: по–сингальски они называются «Ратана–сутрая» («Сутра Сокровищ»), «Каранния–метта–сутрая» («Сутра Милосердия») и «Мангала–сутрая» («Сутра Высшего Блаженства»), которые широко применяются также в практике магических культов сингалов — богов–покровителей, астрологическом и демоническом. Этими сутрами, в частности, после славословия (вяндима) в честь Будды, начинается ежедневная буддийская радиопередача.

Содержание названных сутр имеет общий поучительно–религиозный смысл и не связано конкретно с какими–нибудь моментами ритуалов, однако считается, что их произнесение всегда оказывает благое магическое воздействие: отгоняет злые силы, «очищает» жизненное пространство, защищает всех присутствующих при обряде людей. Перевод этих сутр с языка пали приведен в приложении № 2.

С каждой из сутр связана легенда об обстоятельствах, при которых Будда впервые их произнес. Так, о «Сутре Сокровищ» рассказывается, что как–то во времена Будды молодые монахи расположились в роще для совершения своих благочестивых занятий, но лесные божества «рук–девийо» (иными словами, духи деревьев) мешали им. Монахи обратились за помощью к Будде, который и прочел им названную сутру. Магической силой слова Будды и текста сутры шумные «дриады» не только были усмирены, но и сделались помощниками монахов. Если первая сутра как бы нацелена на то, чтобы слову Будды стали внимать все живые существа («на земле, на небе и в антарикше») и сделались содружны человеческому роду, то «Сутра Милосердия» фактически кратко формулирует, каким должен быть психологический тип правоверного буддиста, и провозглашает одну из важнейших буддийских нравственных установок — милосердия, сострадания ко всему сущему, ко всем живым существам. «Сутра Высшего Блаженства», в свою очередь, содержит более полный список добродетелей (качеств и деяний), достичь которых должен стремиться каждый буддист.

Обрядовый характер носит совершаемое для мирян монахами чтение разделов буддийского канона с последующей толковательной проповедью — так называемые бана и дешана. Посещение этих проповедей имеет для верующих не только общий образовательный смысл, но добавляет им нравственных заслуг и служит их «очищению». Обязательно совершаются такие проповеди в дни буддийских праздников, по святым и торжественным случаям.

Особо важную роль имеют в буддизме обряды йогического характера — уже упоминавшиеся медитации (по–сингальски бхавна), которые носят обязательный характер и занимают немало места в первую очередь в обрядовой практике монашества как незаменимое орудие самодисциплины, самоконтроля, «очищения и просветления» на пути к вершинам морального совершенства. Медитации, как и некоторые другие виды магической и мистической практики, проникли в свое время в сингальский буддизм под влиянием школы йогачаров, а также махаянистских сект.

Мирянин, конечно, в целом остается в этом отношении на начальных стадиях данной религиозной науки. Общее правило таково, что считается положенным совершать эти «упражнения» каждый день перед сном, но фактически редко кто исполняет их неукоснительно. Даже в монашеской среде наиболее тщательно этим занятиям предаются главным образом в святые, праздничные дни; исключение составляет секта «рамання–никая», где медитациям придается большое значение, при монастырях устраиваются большие специальные помещения для этих целей.

Миряне стараются прилежно совершать медитации обычно в день принятия восьми или десятичленного обета. Научаются этому обязательно под руководством наставника, который, как считается, должен передать подопечному это свое знание (или умение) непосредственным, опытным путем. Наставник же должен определить для начинающего цель (предмет) медитации (по–сингальски каматахан), в соответствии с известным ему характером, психологическим и физиологическим типом, строем личности ученика. Этих «целей» в расхожей практике сингалов насчитывают до 37, хотя в некоторых текстах возникают и другие числа (все около 40).

Для мирян обычно предписаны лишь некоторые из этих «целей». К самым простым относится, например, медитация на предмет собственного дыхания, когда внимание должно быть сосредоточено на этом процессе и его правильности: вот я вдыхаю, вот выдыхаю, длинно, коротко и т. д. Против эгоистического мироощущения направлена медитация на предмет осознания мерзости собственной плоти (пиликул–бхавна). Широко пропагандируется для исполнения медитация на тему милосердия–сострадания–сочувствия — метта–бхавна (от метта — 'дружественность'). Процесс ее исполнения описывается и в популярных брошюрах (перевод такого текста см. в приложении № 4).

Своеобразным разделом культового служения буддистов–мирян являются их обязанности в отношении сангхи и буддийских монахов в отдельности. Можно сказать, что для мирянина сангха в некотором роде обожествляется, а служение ей в различных формах приносит огромные моральные заслуги. Ритуальный смысл содержится в дарении от мирянина в пользу сангхи, прежде всего пропитания и (теперь это узаконено) одежд для монахов. При этом отчасти уходит в прошлое классический образ бритоголового монаха в оранжевых одеяниях, стоящего на пороге дома мирянина с патрой, чашей для подаяния, — такие обходы не обязательно совершаются ежедневно. Теперь нередко разные группы населения по очереди доставляют в монастыри необходимые продукты, а что–то монахи и закупают в лавках.

Дáная — таков общий термин по–сингальски для различных дарений; но так же называются и специальные обряды ритуального одаривания монахов мирянами. Даная может совершаться в форме приглашения монахов к себе в дом на трапезу с последующим одариванием приглашенных служителей буддийского культа комплектом положенной одежды и некоторых других атрибутов, приемлемых для их монашеского звания. Этот комплект (ата–пирикара) включает несколько элементов одежды (верхней и нижней), бритву (до сих пор чаще — опасную) для сбривания волос на лице и голове, фильтр для воды, зубочистки, веер, иголку с ниткой и т. п.

Нередко обряду даная предшествует и устройство ритуала пирит. Приглашение монахов в дом как правило обязательно организуется в память об умерших, в годовщину смерти — это последнее из крупных обрядовых действий, которые совершаются близкими родственниками ради лучшей посмертной судьбы покойного. Но делаются такие приглашения и в иных случаях: если в доме есть какое–то неблагополучие, семейные раздоры или кто–то нездоров и т. д. Такое мероприятие всегда благостно.

Так, моя сингальская подруга пригласила к себе в дом четырех монахов для совершения обряда даная, когда я гостила у нее: целью в первую очередь было укрепить семейное благополучие, обновить «чистоту» дома и мне как другу сделать что–то магически благоприятное (монахи, в частности, действительно в своих речениях высказывали благие пожелания и в мой адрес); хотя к тому же еще она стремилась предоставить мне удобный случай пронаблюдать весь ход обрядовых действий в непосредственной близости к ним.

Довелось мне присутствовать на более пышном обряде и в одном чужом богатом доме, куда меня пригласили по просьбе знакомого монаха. Проходили все мероприятия с вечера и до утра. Пирит и даная устраивались в память умерших родителей хозяев дома (супружеской пары), а также по случаю того, что хозяйка недавно к тому времени благополучно перенесла сложную операцию по удалению опухоли мозга. Тут было приглашено 30 монахов. Вернее, с вечера несколько монахов, в меньшем числе, начали читать священные тексты в одной из комнат на втором этаже дома, где даже был создан специальный небольшой павильон, внутри которого был поставлен временный алтарь с некоторыми священными буддийскими атрибутами (изображение ступы и т. п.), устроены сиденья для монахов; от этого павильона тянулась на значительную длину, уходя и в соседнюю комнату, священная нить, за которую обычно держатся присутствующие на обряде во все время чтения священных текстов (своеобразный «провод» для непосредственной передачи благости). Читали они до самого утра, но не все из слушателей оставались в доме на это время. В числе разъехавшихся по домам были и мы (меня на обряд привез и опекал в чужом месте муж моей подруги), чтобы вернуться уже утром. Между прочим, муж подруги раскритиковал кого–то из монахов за то, что тот попросил одного из присутствовавших подать ему с подоконника тарелку с какой–то снедью, чтобы поставить ее внутри павильона. Собственно, весь «грех» заключался именно в слове «дайте» какого монахам по закону нельзя произносить (в том смысловом контексте, что они должны удовлетворяться тем подаянием, какое им преподнесут миряне по своему усмотрению и возможностям), хотя в данной случае монах «просил» не для себя. Когда мы приехали утром, уже собрались все 30 приглашенных монахов; они сидели на циновках на полу вдоль стен просторной комнаты на первом этаже дома. Уже при нас началось торжественное их угощение: посредине комнаты стоял длинный стол, покрытый белой тканью — там стояли сосуды с приготовленной пищей; члены семьи — мужчины разносили различные блюда и накладывали снедь в чаши (патры) монахов. Там был, конечно, рис и различные кари и т. п. Монахи спокойно ели, не пользуясь ложками или другими столовыми приборами, но рукой, как это принято у всех на Ланке. На присутствующую иностранку особенно не реагировали. Мне позволили сидеть (на полу) совсем неподалеку от череды монахов, задавать вопросы, делать фотографии. Муж моей подруги снял и меня с противоположной стороны комнаты. Никого это не раздражало. Со своей стороны, я тоже показала, что немного знакома с обычаями: пришла на обряд в белой одежде. Со мной даже вступил в разговор сидевший неподалеку молодой монах, спросив, кто я, откуда и чем интересуюсь. После угощения со стола все убрали, поставили только пустую чашу и чайник с водой. Затем последовала раздача комплектов с одеждой и чашами для подаяний и прочими полезными вещичками для монахов. Потом во главе стола сели два монаха, они в какой–то момент начали переливать воду из чайника в чашу, сопровождая эти действия небольшой речью и пением, которое поддерживали все присутствовавшие монахи. Это было важнейшее ритуально–магическое действие — передача моральных заслуг (пин, или пунья), полученных присутствовавшими, прежде всего семьей устроителей обряда, в пользу умерших, предков, богов и прочих.

Теперь, наблюдая за окружающими, я сама смогла прочувствовать тот эмоционально–психологический настрой, какой создает у верующих совершение подобных церемоний. До этого я лишь читала некоторые описания в книгах, например, в рассказе талантливого сингальского писателя современности Гунадасы Амарасекары «Время»:

В чисто убранной, выметенной, вычищенной гостиной ни одной вещи не стояло на своем обычном месте. Все их вынесли отсюда, чтобы освободить комнату для монахов, приглашенных на даная. Не тронули только один–единственный предмет — стоявший в углу портрет отца.

Когда были розданы подарки, монах, «передававший заслуги» (пин. — Н. К.), просил всех вспомнить отца и показал при этом на его портрет.

Даная совершалась в годовщину смерти отца. Да, сегодня ровно год, как он умер. Мы очень сильно потратились на прием монахов. На такси только, чтобы пригласить 25 человек, сколько денег ушло! Кроме комплекта «ата–пирикара» дарили еще отдельно нательную одежду — это тоже стоило расходов.

На церемонию пришли все наши родственники и много соседей. Я слышал, как они говорили, что давно уже не было такой богатой даная ни у нас в деревне, ни в округе. Когда все двадцать пять монахов расселись в гостиной, то стало казаться, что вся комната одета одним сплошным сияющим сивуру.

Под конец церемонии монах, «передававший заслуги», напомнил всем, как много сделал в своей жизни отец, сколько помогал и родным, и всем в деревне. Он сказал, что безвременная смерть отца — большая утрата для всех. Потом долго говорил один молодой монах, объясняя, какие великие плоды (то есть сумму моральных заслуг. — Н. К. ) принесет эта даная, и пока он говорил, какая–то детская радость просыпалась в моей душе, точно у малыша, обнадеженного обещаниями, но монах кончил говорить, и она исчезла. Совершили обряд «переливания воды» под распеваемые монахами гимны. Странно действует этот звук, когда монахи низкими голосами затягивают в унисон:

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

будто со дна безбрежного океана поднимается могучий густой глас. Медленно льется вода, постепенно наполняя пустой сосуд. Я заметил, что именно в этот момент у матери выступили на глаза слезы.

Надо отметить, что в социальном аспекте подобные церемонии безусловно служат закреплению статуса и функций монашества в сингальской среде, а также обязанностей мирян в отношении их духовных наставников.

Особенные обязанности имеют верующие в отношении монахов в период дождей. Тот, кто в состоянии это сделать, иногда даже приглашает монаха (или монахов) к себе на жительство на данное время. В других случаях так или иначе проявляется особая забота о том, чтобы у них было достаточно еды, питья и т. п. Иногда вся деревня сообща приглашает к себе под опеку группу монахов. Приглашение и их приезд обставляются по возможности торжественно. Приготавливается особое помещение с местом для статуи Будды и других реликвий. О монахах заботятся как особо избранные лица, так и все жители деревни. Когда заканчивается период дождей, сами монахи устраивают особую церемонию (паварана), которая заключается в высказывании взаимных критических замечаний, а верующие к этому моменту преподносят монахам новую желтую (или оранжевую) ткань. Из этой ткани все монахи сообща шьют новый сивуру (это называется обрядом катхина), который нужно сшить обязательно за один–единственный день, и это одеяние дарится затем самому почтенному монаху. Все вместе также символизирует обновление «чистоты» и благости.

Надо сказать, что высшие религиозные (или моральные) цели, формулируемые буддизмом (разрыв связей со всем сущим — так называемое «уничтожение привязанностей»; достижение полной бесстрастности вместе с абсолютным милосердием; возвышение над добром и злом и т. д.), все–таки в сознании большинства верующих представляются как труднодостижимые, и сроки приближения к ним исчисляются, как правило, не одним перерождением, а многими. Поэтому задачи существования индивидуума в данной конкретной жизни (особенно для мирянина), да и предела достижимого по ступеням морального совершенствования остаются в определенной мере ограниченными. И реально в большей части эти задачи сфокусированы как раз на обрядности, на исполнении ритуальных предписаний.